Жизнь первая. Альрик

Страна была огромная и спокойная. Огненные земли часто называли золотыми. Нет, золота там не добывали. Но редкие промыслы, плодородные земли, не знающие засух и неожиданных заморозков, с богатым рыбой морем и огромными пастбищами для скота позволяли жить зажиточно, значительно лучше, чем в центральных странах.

Герид скривился. Располагая такими возможностями, двор Огненной кронии мог бы затмить своим блеском любую из великих держав Центральной Андрии.

Но при дворе все было очень провинциально. Ни интриг, ни партий дворян, ни соревнующихся между собою за власть родов. Строгость нравов при дворе кронты, да особенности воспитания людей высокого рода в этой стране, не располагали к такому времяпрепровождению — они предпочитали не развлекаться в столице, а жить по своим землям, собираясь при дворах наместников, да в столице лишь по крупным праздникам. Марки и округа жили своей жизнью, и их мало интересовало, что же происходит за горизонтом.

Особой отличительной чертой кронии была редкость волнений и бунтов. Как полагал Алинаро, это было вызвано двумя причинами: богатством подданных и тем, что в Огненной кронии не было крупных городов — даже столица, по меркам центральных земель, была средним городком. В кронии текла неспешная жизнь, которую почти не задевали внешние веяния и склоки.

Разве пойдет с вилами на маркрат и, тем более на крона, человек, у которого в амбаре полно хлеба, в хлеву сытая скотина, а в кубышке хороший запас серебра? Нет, чтобы земелин[8] пошел на восстание, за его спиной должны кричать голодные дети или твориться жуткая несправедливость.

Собрать на такой земле крупное восстание невозможно. Но и переворот не вызовет больших возмущений...

* * *

Прием в честь возвращения брата кронты из большого посольства в соседние страны и десятилетия младшего кронтина обещал быть изумительным.

Уже неделю слуги, цветочники, художники и многие другие трудились над украшением открытой для гостей части замка.

Бальная зала, и без того великолепная, теперь просто поражала воображение. Она была украшена белыми розами и мелкими, сине-голубыми линариями — цветком-символом кронты Алберты. Цветы были повсюду. Огромные букеты стояли в золотисто-белых вазах вдоль стен, по потолку тянулись гирлянды, сплетенные из веточек мелких белых роз и линарий, такие же гирлянды украшали стены, обрамляли каждый завиток узора на росписи.

В углах были сделаны удобные беседки, увитые темно-зеленым плющом и белыми розами. Здесь могли было отдохнуть гости после танцев.

Прилегающие к бальному залу гостиные также были готовы к приему гостей. Украшений здесь было меньше — чтобы не отвлекать будущие компании от разговоров, игр и прочих развлечений.

В отделке Зииды преобладали основные цвета Огненных земель — мужская половина в золотых, красно— и золотисто-коричневых тонах; женская — в белых и нежно-голубых. В покоях стояла красивая, но без вычурности мебель. В Огненных землях, как и везде на севере, не приветствовалась показная роскошь — признаком хорошего вкуса считалась умеренность и гармоничность в интерьере и одежде.

Герид важно ходил между гостей, рассказывая то одной, то другой компании о своей поездке, об удачно заключенных договорах и других своих дипломатических победах, о порядках, принятых при дворах знаменитых правителей и о забавных историях, произошедших во время пути. Алинаро был хорошим собеседником и славился при дворе как чрезвычайно умный и обходительный мужчина. К тому же он был редким гостем в Огненной кронии. Поэтому недостатка в слушателях он не испытывал.

Второй виновник торжества напротив, общества избегал и был на глазах ровно столько, сколько требовалось, чтобы получить поздравления и подарки. После этого сразу же исчез.

Смеясь над какой-то шуткой крона герид рассматривал второго сына Сигвальда, украдкой пробиравшегося к выходу в сопровождении двух приятелей.

— Нет, Сигвальд, не в вашу породу пошел сын — будто подкидыш смотрится! Ни на тебя, ни на Алберту совсем не похож.

Крон был недоволен словами Алинаро, но не стал осаживать не в меру смелого в словах герида. Только нахмурился:

— Ну что ты такое говоришь, Алинаро! Очень даже похож. Только не на меня и не на кронту. На бабку мою похож. И лицом и сложением.

— Ну может и так. — Герид, хоть и был навеселе, понял, что перегнул палку. — Не видал я твоей бабки.

— Ну так не видал — чего ж говоришь, что сын не похож на моих предков?

Сигвальд и сам порой смотрел на Альрика с некоторой растерянностью. Несмотря на то, что он любил сына, Альрик оставался ему непонятен. Упрямый и уверенный в себе, Альрик порой казался настолько хрупким, будто одно резкое слово может разрушить его личность на части. Даже внешне он не был похож ни на крона, ни на кронту Алберту, это Алинаро верно подметил. Сам крон Сигвальд был высоким и крепким, с золотисто-русыми волосами и голубыми глазами. Кронта Алберта тоже отличалась высоким ростом, статью и голубыми глазами. Другие дети, Вальгард и Ксанта были как две капли воды похожи на отца и схожи между собой. А вот Альрик отличался. Невысокий для своего возраста, худощавый, тонкокостный, с аккуратными, почти девчоночьими чертами лица, темными волосами и глазами он резко выделялся, если семья собиралась вместе. Крон знал, что еще нянька за глаза называла второго кронтина подкидышем. Правда она ошибалась. Сын похож на бабку Сигвальда — та тоже была хрупкая, с тонкими чертами лица и до самой старости считалась редкой красавицей. Только глаза у той были зеленовато-карие — прозрачные, как крыжовник и бездонные. У Альрика же они были темными как ночь.

Бабки Аудигва имела сильный дар — она могла управлять чужими помыслами, передавать свои слова и ощущения на расстоянии, внушать чужеродные чувства и желания другим. Мало кто мог ей сопротивляться. Как выяснилось после первого посвящения, Альрик унаследовал этот дар, правда, насколько он сильный, определить можно будет только после третьего посвящения. А до этого еще долгих одиннадцать лет.

Реза вторая.

Утро после праздника было тихим-тихим и солнечным, все еще спали, даже слуги, получившие в честь праздника выходной. Крон Сигвальд нашел сына в саду у пруда.

— Ну что ж, сын, первый свой рубеж на жизненном пути ты прошел. Вчера мне не удалось как следует тебя поздравить. Исправлю сегодня это упущение. Желаю, чтоб их было еще много. Счастья тебе, сынок. И удачи.

Альрик, смутившись, опустил голову и только искоса поглядывал на отца. Но тот, не обратив внимания на его смущение, уселся на садовую скамью и притянул сына поближе.

— Как тебе понравился вчерашний бал? А подарки?

Как только разговор перешел на более простую тему, кронтин вернулся к своему обычному настроению. Он хитро сощурился:

— Подарки хороши — кто же кронтину гадость какую-нибудь подарит!

— Альрик! Ну разве можно так говорить?!

Крон пытался сохранить серьезность лица, но мальчишка в который уже раз своими едкими, не по возрасту тонкими уколами заставлял Сигвальда смеяться, вместо того, чтобы наказать за дерзость.

А Альрик вывернулся из медвежьих рук крона, отошел подальше и добавил:

— И твоего подарка, отец, я что-то вчера не приметил, то ли он был такой маленький, то ли ты решил сэкономить!

Крон опешил от такой наглости. Но, не выдержал, расхохотался. Грозя сыну кулаком, пообещал:

— Сегодня праздник твой, а вот попадись мне завтра... Пойдем. Ты, кажется, был недоволен отсутствием подарка? Надо восполнить этот пробел.

Они пошли к воротам, где уже ожидал зевающий кучер с легкой коляской, запряженной гнедой парой.

* * *

Их путь лежал к подножию черной как туча Грозовой горы, где располагался конный завод, с самого своего основания принадлежавший роду Инир — роду крона. Уже несколько сотен лет здесь разводили знаменитых белых боевых коней.

Порода лошадей была знаменита во всей Восточной Андарии. Называли их обычно лошадьми огненной земли, или просто "огненные лошади". Они славились силой и выносливостью, мягким удобным ходом. Худшая лошадь с этих конюшен вполне годилась под правителя. Кони были высокого роста (шестнадцать-семнадцать ладоней), с крепким костяком, длинной, красиво изогнутой шеей, благородной головой. Характерной чертой был прямой с легкой горбинкой профиль. Особой гордостью породы являлась масть. Жеребята рождались вороными, гнедыми, даже рыжими, однако к девяти-одиннадцати годам становились снежно-белыми. Породе было почти пятьсот лет, выводились они специально под тяжелого всадника. Поначалу на них ездили только военные. Со временем многие оценили породу, и спрос в кронии и в Арнике на нее стал запредельным.

По дороге отец объяснил цель поездки.

— Ты, Альрик, знаешь ведь, что каждому кронтину положен свой боевой конь. Я подумал, верхом ездить ты уже умеешь отлично, а вот конному бою тебе еще рановато учиться. Так что подарок тебе не простой. Я решил подарить тебе жеребенка этого года. Как раз вместе и вырастете. Какого — выбери сам, поглядим, заодно, чему ты научился, пока тут днями от учителей прятался.

Второй кронтин часто пропадал на конюшнях. Ни отец, ни воспитатели этому не препятствовали, если он не пропускал уроков, считали, что это занятие вполне достойно кронтина. Да и на будущее будет полезно — ведь Альрик не наследник, ему нужно будет выбирать свое дело.

— Отец, ты не представляешь, как я рад! Лучше подарка просто придумать нельзя!

Альрик, не слишком щедрый на эмоции, только что не прыгал на месте. Сигвальд довольно улыбнулся.

-Ну, ты подумай, какого тебе жеребенка подарить, а я пока по конюшням пройдусь — давно не был.

Альрик убежал похвастаться знакомым с конюшни.

Вернулся он быстро, тоже бегом.

— Решил, кого хочешь себе?

— А что здесь думать? У Любимицы несколько недель назад родился жеребенок от Крепкого. Его еще даже не назвали. Вот его и хочу.

Крон приподнял брови, подивившись такому быстрому решению.

— Ну, покажи хоть, кого я тебе подарил-то.

Идти далеко не пришлось. Ожеребившихся кобыл, пока жеребята не окрепнут, держали в больших травяных загонах, поблизости от конюшен.

— Как назвать думаешь?

Крон осматривал выбранного жеребенка и не находил в нем изъяна. Хотя, конечно, в месячном детеныше сложно разглядеть будущего коня.

— По родителям. Клинок.

— Хорошее имя для боевого коня. И коротко, и звучит, и по правилам. Молодец, сын.

Но мальчишка слушал его вполуха, занявшись кобылой и получившим имя жеребенком.

* * *

Крон отпустил просителей и послал за сыном. Возможно не все из их слов правда, но случай имел место, в этом сомнений не было.

— Альрик, ты знаешь, зачем я тебя позвал?

— Даже если не знаю, сейчас ты мне скажешь, отец.

Сигвальд нахмурился. Он был изрядно зол, а дерзкими ответами сын только распалял его. Тот не выглядел ни смущенным, ни раскаивающимся.

— Зачем ты избил сына кухарки?

— Он заслужил.

Сигвальд всмотрелся в лицо Альрика и покачал головой. Нет, не скажет. По лицу, по упрямо наклонной голове крон без труда угадал, что ни объясняться, ни оправдываться сын не станет. Он смотрел на отца спокойно и твердо. Похоже он так и не узнает, за что нынешние дети бьют друг друга до увечий. Гнев сам собой утих.

— Что бы он там ни заслужил, кулаки — не способ решения проблемы. Особенно если человек ниже тебя по положению. Ты подумал о том, что не каждый человек сможет на равных говорить с тобой и ответить ударом на удар, не рискуя своей судьбой?

— Но иногда слова не помогут. К тому же Аслай вполне был в состоянии мне ответить.

Кронтин задрал рубаху, показывая посиневшие ребра.

— Это слишком циничная речь для юноши одинадцати лет, тебе не кажется?

Альрик пожал плечами и промолчал.

-Хорошо. Не хочешь это говорить — не нужно. Два дня в комнате. Выходишь — только на уроки, и тренировку. Еду тебе принесут в комнату. С собой не берешь ни книг, ни игрушек. Я хочу чтобы ты подумал о том, что умный человек всегда найдет, как объяснить менее умному противнику, что он не прав без кулаков. А еще подумай о том, что некоторым именно это и нужно — чтобы ты вспылил, выказал свои чувства и показал свою слабость. Ты только начинаешь жить. Будут еще люди, желающие вывести тебя из равновесия, заставить принять решение под влиянием сиюминутных чувств. Можешь идти. И еще. Если мне снова придется выслушивать просителей, требующих справедливости по твоей вине, наказание будет публичным. Я не сторонник такого рода мер, но мои подданные не должны думать, что крону нет дела до их бед, а кронтинам позволено все.

Сигвальд поморщился — слишком нравоучительными получились его слова. А может мальчишка, которому Альрик сломал нос и вправду заслужил — кто знает, что произошло на самом деле?

— Я подумаю. Ты как всегда мудр, отец. Но иногда слова не могут помочь.

С этими словами Альрик вышел из комнаты, не давая отцу возможности что-то ответить на это. Не стоило сомневаться — он в точности исполнит сказанное Сигвальдом. Возможно даже думать будет именно об этом, а не о том, какая погода за окном. Но останется при своем мнении.

* * *

Вальгард украдкой пробирался по коридору. Закрыв наконец дверь своей комнаты он с облегчением вздохнул и, стягивая на ходу одежду, направился к кровати. Но, на полпути Вальгард резко остановился, увидев в свете только что зажженного огня увидел сидящего на подоконнике брата.

— Ты что здесь делаешь?

— Тебя жду. Зашел спросить. поедешь ли ты завтра со мной и Вандышем на рыбалку?

Впальгард пренебрежительно фыркнул.

— Рыбалка? Это занятие для малышни.

— А-а-а. — протянул Альрик. И ядовито добавил: — Думаешь если ты теперь похож на дозорную вышку, которую ветром вот-вот свалит и пускаешь слюни на каждую юбку, то взрослый? Не хотелось бы тебя разочаровывать, но...

— А ну замолчи, паршивец!

Вальгард попытался влепить оплеуху братцу, но, прежде чем смог приблизиться, того и след простыл. Он выглянул в окно, пытаясь понять, куда подевался Альрик — все-таки третий этаж — но так и не понял. Должно быть, безголовый мальчишка спрыгнул на широкий уступ, отделяющий второй этаж от третьего и влез в соседнее окно.

Наверняка не обнаружив его в комнате Альрик догадался где он был. Вальгард покраснел. И с кем. Только бы не проговорился кому-нибудь.

Реза третья.

— Альрик, скоро тебе будет двенадцать, как тебе известно, в этом возрасте по традиции всех детей в нашем роду отправляют из дому — учиться. Поэтому готовься. У тебя еще есть три месяца, чтобы определиться с местом обучения и собраться в дорогу. Школу ты выберешь сам. Я уже говорил с твоим наставником, он обсудит с тобой этот вопрос. Отъезд будет через неделю после праздников.

Альрик так и не смог определить для себя — благом для него стало то решение отца или несчастьем. Пребывание в школе позволило ему найти свое место, стать не самым бесполезным человеком. Но он так мало времени провел дома. И, останься он дома, может быть смог бы заметить и предотвратить случившееся. А может и нет. Может быть он бы просто погиб. Но неистраченная возможность жгла разум.