Тайна заброшенного хутора.

Скайлет, самый большой город-порт Тинуса, простирался на десятки миль по западному берегу Срединного пролива. Он был прекрасен. Широкие прямые улицы с крытыми галереями, роскошные площади с памятниками, скульптурами и фонтанами. Огромные рынки, гигантские портовые доки. Высокие каменные особняки знати, добротные деревянные дома горожан. Толстые щупальца причалов, облепленные судами, готовыми отправиться в самые отдалённые порты Тинуса. Строгие парки и тенистые рощи. Ухоженный пляжи с белым, как сахар, песком...

Кирик наклонился, зачерпнул ладонью тёплый песок и посмотрел на зелёно-синюю гладь залива. "Мой дом", — подумал юноша, и по телу разлилась успокоительная радость. Кир смотрел, как редкие волны лениво облизывают берег, и доверчиво улыбался. Впервые за много лет его улыбка шла от сердца. Открытая, искренняя, наивная — словом, он улыбался так, как могут улыбаться только дети.

— Кир! — раздался ласковый женский голос.

Юноша обернулся и почувствовал, как замирает дыхание. Рядом стояла высокая стройная женщина. Золотисто-русые волосы до плеч, круглое улыбчивое лицо, добрые карие глаза.

— Мама... — прошептал Кирик и вдруг с горечью осознал, что мать не смотрит на него. Сгорая от ревности, Кир проследил за её взглядом и ахнул: к матери бежал розовощёкий малыш. Светло-каштановые волосы топорщились во все стороны, глаза горели от восторга и счастья, маленькая ладошка сжимала большую розоватую ракушку.

— Подарок! — крикнул он и протянул ракушку матери.

— Спасибо, милый. — Женщина звонко рассмеялась, подхватила малыша на руки и закружилась с ним на месте.

В глазах матери и сына было столько любви, что сердце Кирика словно разорвалось на части. Он резко отвернулся, и взгляд его упёрся в каменный дом с красной черепичной крышей и резными ставнями на окнах. У крыльца, выложенного яркой мозаикой, красовалась рабатка с пронзительно красными тюльпанами, любимыми цветами его матери.

С трудом подавив рвущиеся из груди рыдания, Кирик шагнул к крыльцу. Небо над городом потемнело, над красной черепичной крышей, словно рассыпанный бисер, замерцали звёзды, и гордо засияла яично-жёлтая луна. Ночь стремительно навалилась на город, подмяла его под себя и по-хозяйски расправила плечи. Смена времени суток заняла всего один шаг Кирика, но он не успел удивиться, поскольку следующий шаг привёл его в уютную детскую комнату: стены обиты бело-голубым шёлком, на потолке — облака и парящие птицы. На дверях платяного шкафа вырезана семейка танцующих медведей. На низком белом столике — раскрытый альбом, баночки с красками и медный стаканчик с беличьими кисточками. Вдоль стен деревянные ящики, из которых торчат головы кукол и плюшевых зверушек. На ковре перед камином выстроилась оловянная армия. Сегодня Кир так устал, что у него не хватило сил собрать солдатиков в большую железную шкатулку. Эту шкатулку ему подарил отец. Отец... Как Кирик не старался, он не смог вспомнить его лица.

Кирик отвернулся от игрушечного войска и, как сомнамбула, поплёлся к кровати. Он знал, что эта ночь перечеркнёт его счастливую жизнь, и ничего не мог изменить. Склонившись над кроватью, Кир с болью смотрел на мирно спящего ребёнка. За окном сонно шелестела листва, лунный свет рисовал загадочные узоры на белоснежных сладко пахнущих простынях. Внезапно где-то в глубине дома раздался шум. Малыш проснулся и сел в постели, со страхом озираясь по сторонам. Шум стал громче, раздались крики, грохот — и всё смолкло. Ребёнок заплакал, слез с кровати и пошёл к двери.

Кирик с горечью смотрел ему вслед. Он вспомнил: сейчас на шум сбегутся соседи, потом придут стражники. Мать и отца увезут, наутро явятся люди в чёрных камзолах и начнут описывать имущество, не обращая внимания на испуганного малыша... Кирику нестерпимо захотелось убежать и спрятаться, но он заставил себя смотреть. Мальчик подошёл к двери, потянулся к латунной ручке, и время замедлило ход. Кирика затошнило: он осознал, что не было ни соседей, ни стражников, ни людей в чёрных камзолах — кто-то подсунул ему ложные воспоминания. Дверь распахнулась, и в комнату вошёл Кривой Рем. На нём был тёмный с серебряным шитьём камзол, кожаные штаны и высокие сапоги, словно старый вор только что слез с седла. В руке — длинный кинжал с узким лезвием, тёмным от крови. Ребёнок испуганно отшатнулся и присел. Он не кричал, только трясся, как в ознобе.

Кирик во все глаза смотрел на Рема, а тот широко улыбнулся перепуганному мальчишке и завораживающим низким голосом произнёс:

— Ну, вот, Кир, теперь ты снова мой.

Ребёнок перестал дрожать. Он часто-часто заморгал и послушно вложил пухленькую ладошку в руку убийцы.

— Нет!!! — заорал Кирик и бросился к ним. — Не так! Нет!

И тут Рем посмотрел ему прямо в глаза.

— А как? — Он глумливо хихикнул и исчез вместе с ребёнком.

Крик застыл на губах Кирика. Детская комната дрогнула, стены качнулись и стали расползаться, как старая намокшая бумага. В просветах замелькал холодный металл, и он напугал Кира гораздо больше убийцы-Рема. Юноша заметался, ища выход из комнаты, но в ней больше не было ни окна, ни двери — Кир находился внутри стальной сферы. Где-то вдалеке слышались голоса и смех.

— Выпустите меня! — Кирик в отчаяние заколотил руками по металлической стенке, но никто не отозвался, хотя снаружи продолжали разговаривать и смеяться. Юноша перестал стучать, опустил руки и упёрся взглядом в ровную блестящую поверхность. Что-то незнакомое и страшное поднималось из глубин его сознания. Что-то, чего Кирик не хотел знать. Никогда!

— Этот шар. Я сидел в нём. По-настоящему... Зачем? — прошептал юноша, сосредоточенно всматриваясь в стену, словно та могла ответить. Но тут его голову пронзила острая боль, ноги подломились, и Кирик в беспамятстве рухнул на металлический пол...

— Кир, — тихо позвал Даниэль. Он встревожился, перестав видеть воспоминания юноши. Дан побывал вместе с ним и на белоснежном пляже Скайлета, и возле каменного дома с красной черепичной крышей. Но едва Кирик оказался в детской, его воспоминания поглотила тёмная непроницаемая бездна. Дан попытался нырнуть следом, однако наткнулся на мощный магический купол. Он отступил и с тревогой посмотрел на Кирика: зрачки юноши расширились и застыли, лицо стало безучастным. Он сидел на полу с абсолютно прямой спиной и бессмысленно пялился в одну точку.

Даниэль задрожал. Ему вдруг почудилось, что невидимая рука сжимает Кирика и из него, как сок из перезрелой груши, сочатся тяжёлые энергетические сгустки. Дан не замечал за собой, что так уж трясётся за жизнь Кирика... "А ведь трясусь, — сам себе удивился Даниэль и ворчливо подумал: — Ну, куда он без меня? Ведь пропадёт бедняга".

— Кир, — снова позвал он и положил руку не плечо юноши.

Кирик качнулся и, как деревянная кукла, завалился на бок. Кожа его побелела, на сухих губах выступила соляная наледь. Даниэль икнул от страха, ему захотелось выбежать из шатра и мчаться, куда глаза глядят, лишь бы подальше от ужасающего зрелища. Он попробовал встать и испугался ещё сильнее: пальцы ног похолодели, словно их опустили в ледяную воду. Холод растёкся по стопе и стал подниматься выше. Икры онемели, колени налились каменной тяжестью, бёдра неприятно закололо. Даниэль вытаращился на Кирика, который на всех парусах летел на встречу с Панар и тащил его за собой.

— Что ты творишь? — воскликнул Даниэль, но обращаться к Кирику было всё равно, что к гранитной плите. — Кир! Очнись! Ты убиваешь нас! — Холод продолжал наступление, он уже достиг желудка, и Дан запаниковал. Он стиснул плечо Кирика и зашептал магические слова. Позабыв о том, что в шатре не действует магия, Дан, с упорством голодного дятла долбил заклинаниями ледяную корку, не понимая, почему ничего не получается. Он хотел позвать на помощь, но не смог. Губы застыли. На глаза навернулись слёзы, но ни слезинки не скатилось по обледенелой щеке. "Глупо. Как глупо. Кир, за что ты так?" — погружаясь в ледяное безмолвие, подумал Даниэль.

И тут в глазах Кирика полыхнула искорка сознания. Сердце Даниэля, бившееся как сонная муха о покрытое изморозью стекло, выбило дробь и замерло в робкой надежде на спасение. Припорошенные снегом губы Кирика дрогнули:

— Нет.

Из уголка заледенелого глаза Даниэля выползла тёплая прозрачная слеза. Она стекла по щеке, оживив тонкую полоску кожи, и упала на земляной пол. Дан перестал погружаться в ледяное безмолвие. Он не мог ни приободрить друга, ни прошептать слов утешения и страшно боялся, что пессимист Кирик сдастся и не захочет оживать. И юноша, словно подтверждая его опасения, прикрыл глаза и застыл. Если б не сковывавший тело холод, Даниэль отвесил бы ему подзатыльник. Внезапно плечо Кира, которое он сжимал онемевшими пальцами, шевельнулось, и рука Дана начала согреваться. Даниэль расслабился — холод медленно отступал, и его тело, как губка, впитывало странный призрачный огонь, источаемый Кириком. Кир распахнул веки и вперил взгляд в лицо Даниэля:

— Я знаю правду!

— Хорошо, — выдавил Дан. — Только не останавливайся. — Кир вопросительно посмотрел на него. — Просто не останавливайся, — умоляюще произнёс Даниэль и замолчал.

Огонь, исходящий от Кирика становился всё жарче, его лицо приобрело ярко-розовый оттенок, будто юноша обгорел на солнце. Даниэль жадно вбирал огонь друга, отдавая взамен собственную магию, чтобы живительный огонь не угас. В венах магов кипела кровь, от кожи шёл пар. Дан и Кир блаженствовали, окутанные общим магическим огнём. И, если на берегу Великого озера, единение вызвало у них удивление и растерянность, то сейчас они испытывали восторг и упоение. Они колдовали так, словно у них был один дар на двоих. Бедный Жайлет! Загляни он сию минуту в шатёр, его ужаснуло бы могущество пленников, особенно если учесть, что колдовали Кирик и Даниэль в шатре-тюрьме, где магия не действовала в принципе.

Шкуры под магами задымились, стены покраснели, как расплавленное железо, и по ним побежали языки пламени. Добравшись до купола, они вырвались на свободу, и шатёр рухнул на землю рыжим квадратом пепла. Матары-охранники заорали. В стойбище началась паника.

Даниэль разжал пальцы и повалился на истлевшую шкуру рядом с Кириком. Он чувствовал необычайную лёгкость во всём теле. Голова приятно кружилась, будто маг выпил кружку молодого вина. Даниэль улыбнулся ласковому голубому небу, зная, что Кирик тоже улыбается, ибо так же, как он, испытывает ощущение душевного покоя и радости бытия.

Матары плотным кольцом сгрудились вокруг молодых магов, испуганно взирая на них. "Жайлет знает, что с ними делать", — успокаивали они себя и молчали.

Глава 12.

Пятьдесят лет назад.

Император Александр нервничал. Он кругами ходил по маленькой комнате в дозорной башне Верховного храма Экры. Каждые пять минут, словно сверяясь с хронометром, он останавливался возле узкого зарешеченного окна и всматривался в даль. Однако с самого утра на единственной дороге к храму не было ни души. Император потёр глаза, присел на каменный подоконник и сжал пальцами виски. Тихий стук в дверь заставил его вздрогнуть. Император соскользнул с подоконника, величественно скрестил руки на груди и повелительным голосом произнёс:

— Входи, Йозеф. — На его, секунду назад грустном и растерянном лице, покоилась маска гордости и уверенности в собственной правоте.

Стройный черноволосый мужчина вошел в комнату, коротко поклонился и доложил:

— Разведчик прибыл, Ваше величество...

— Так зови его скорее! — нетерпеливо воскликнул император и торопливо заговорил, будто убеждая кого-то. — Время не ждёт! Мы должны решить проблему к вечеру... — Он облизнул сухие губы. — Ты же понимаешь, я не могу поступить иначе... Отец всю жизнь работал над созданием Облака Счастья, и я, несмотря ни на что, должен завершить его дело! Я не могу отступить в последний час! Завтра в Тинарисе должен наступить первый день эры всеобщего благоденствия! Я так надеялся успеть выпустить Облако до прихода брата! — Император с тоской посмотрел на Йозефа: — Но я не успеваю, не так ли?

— Светлейший князь будет у стен храма через четыре с половиной часа.

— Твой человек не ошибается? — с надеждой спросил император. — Вдруг... — Йозеф отрицательно покачал головой, и Александр махнул рукой: — Ладно, зови разведчика!

Йозеф подошёл к двери, приоткрыл её, и в комнату вошёл высокий, сухопарый человек с чёрной повязкой на левом глазу. Едва переступив порог, он пал ниц перед императором.

— Встань, Рем! Ты давным-давно искупил вину перед народом Тинариса! — торжественно произнёс Александр. Он бросил быстрый взгляд на Йозефа, тот моргнул в ответ, и император продолжил: — Я знаю о тебе всё, Рем, и целиком и полностью уверен в твоём раскаянье. Докладывай!

— Светлейший князь находится в часе пути от Ущелья Вагра, — хриплым от волнения голосом начал Рем. — Он движется очень быстро, думаю, он будет у стен храма через четыре часа.

— Какова, по твоим оценкам, численность его... — император запнулся, — армии.

— Двести пятьдесят тысяч магов.

— Так много? — Глаза императора округлились. — Но как? Когда он успел?

— Пять лет не малый срок, — пожал плечами Йозеф. — Но мы справимся. — Он посмотрел на императора: — Вход в ущелье идеальное место.

— Значит, других вариантов нет? — с неподдельной печалью в голосе спросил император и посмотрел в окно. — А что, если мне самому поговорить с братом? Я встречу его возле ущелья и попытаюсь убедить... — Он замолчал и тяжело вздохнул. Йозеф и Рем склонили головы, а император снова заговорил: — Я не понимаю, почему он... предал меня... Я, как мог, заботился о нём, когда отец умер... Сначала, он так же, как я, горел желанием завершить великое дело нашего отца! А потом... Я с головой ушёл в работу и упустил момент, когда он разочаровался в великой идее... И не просто разочаровался, а стал ярым её противником! Он пытался что-то объяснить мне, но я счёл его слова детским лепетом! Мы отдалились — и вот результат! Брат идёт войной на брата! Какое кощунство! Я не должен был этого допустить! — Голос императора задрожал, глаза заблестели. — Но я не в силах нарушить завет Экры... Я не могу убить брата! — Он отвернулся к окну, и в комнате повисло тяжёлое молчание.

— Время... — еле слышно произнёс Йозеф.

Александр резко обернулся:

— Поклянись мне, Йозеф, что он не пострадает!

— Клянусь! — Йозеф посмотрел в глаза императору. — Клянусь, что до конца дней своих, я буду защищать светлейшего князя, даже ценой собственной жизни!

— Я, Александр, император Тинариса, принимаю твою клятву! И, если ты нарушишь её, на тебя и твоих потомков падёт проклятие Экры! — провозгласил император и чуть спокойнее осведомился: — Рем, ты... Кто третий?

— Константин, — слегка замявшись, ответил Йозеф.

— Твоя правая рука? — удивился император. — Но я хотел назначить его на твою должность!

— Его единственный сын проникся идеями светлейшего князя и...

— Не продолжай, — буркнул Александр. — Я согласен с кандидатурой Константина. Он прекрасный маг и верный человек, а что касается Яна... Пусть Константину повезёт, и сын окажется в его команде.