Немира. Колесо судьбы

Пролог

Много месяцев Призрачная банда грабила окрестные селения и города, много месяцев держала в страхе всю округу от Черных болот до самого стольного града Смедина. Справно были сложены ее ребятки, хитры, быстры да умом не обделены. Бугай, к примеру, одной рукой бегущего мерина укладывал. Ветряк с тройным наваром умудрялся сбыть награбленное да ни единого следа после себя не оставить. Репенья умел любой птицей пропеть, любым зверем прокричать, а уж человечий голос подделать — для этого и горла не напряжет. Бывает, дождется банда, пока богатый хозяин двор свой покинет, Репенья тут как тут. Сторожевых псов тихим лаем успокоит, а дальше: открывай, мол, женушка, вернулся я. Дура-баба сама и впустит подменного мужа. А когда глаза на лоб от вида десятка бандюг в сыромятных кожах на лоб полезут, а рот для крика распахнется, так поздно уже: кляп и веревка справно свое дело сделали. А если не устрашится детей под угрозу поставить и все ж таки попытается утаить о скарбе нажитом, тогда за дело любитель женских ласк Поята берется. Но то лишь с дозволения главаря — самого Лисицы, мастера темных дел, князя грабителей да воров. Вот уж кто на редкость смел да умом изощрен. Против него даже у десятка вышколенных воинов шансов было немного. Откуда пришел этот ухарь с медной кожей, по-восточному раскосыми глазами да ранней сединой на висках, где почерпнул столько страшных бойцовских умений да ухищрений, не знал никто. Да только селяне между собой шепотом поговаривали: здешний он, от насилья зачатый и рожденный, да матерью в услужение заезжему купцу проданный. Оттого и злобу с обидой на всех людей имел. Оттого его черное сердце желания жить по чести да правде принять было неспособно.

Долго мучились люди от нападок "прожорливых" налетчиков, что ни полудохлой коровой не гнушались, ни мешком муки, не раз в Смедин за помощью посылали. Да все ж изловить банду никак не удавалось. Грабители-кочевники быстро снимались с места и в один час на крепких жилистых конях пропадали из виду. Да так ладно пропадали, будто растворялись в воздухе или к самой Паляндре под землю спускались. Не зря ж их Призрачной бандой звали. Но, конечно, прятались они не в царстве страшной богини, а в диких лесах, что за Черными болотами расстилались, куда обычный человек и носа не показывал. Ведь всем известно, что чащобы те всякой нечистью, нежитью, ведьмами... да мало ли чем еще полнятся.

Но однажды настал момент, когда Лисица совсем одурел от жадности и безнаказанности. Вот тогда-то и была допущена роковая ошибка. Сдобренный хмелем главарь поддался уговорам новичка и повел своих не менее одурманенных брагой молодцев к ленивой полноводной Горыни. Там напали они на судно, что князю дань везло. Но и моргнуть не успели, как навстречу им выскочил десяток бывалых латников, да в один миг повязал разъярившихся больше, чем следовало для боя, грабителей, потерявших от крепкого напитка меткость и проворство. Только новичок и удрал.

* * *

Сыро. Холодно. В углу пищат крысы, дожирающие роскошный завтрак — полную миску драников с грибами да сметаной. Что-что, а кормили в Смедине знатно... приговоренных к казни. Лисица к пище так и не притронулся. Нет, не брезговал, да и крыс с детства не боялся. Пожелал бы — вмиг разогнал. Да только не хотел — желудок еще с вечера прочно прилепился к спине. Тут и маковой росинки не проглотить, не то, что с обильной снедью справиться. Лисица знал, слишком хорошо знал, что однажды настанет час расплаты за все те непотребства, что творила Призрачная банда. Вот только представлялось это совсем по-иному. Старая Юга искусной ведьмой была и попусту болтать не стала бы. А она совсем иную кончину главарю предсказала: в бою от меча. Никак не на дубовой плахе в окружении дюжины висельниц на Казинке, самой позорной, самой вонючей площади, которая располагалась в нижней части Смедина и была намеренно сконструирована так, чтобы все смрадные стоки города стекали сюда по затейливой системе рвов. Именно тут, как ее еще называли, на Смердящей площади, нечистоты замедляли свой бег, "раскрашивая" и без того несвежий воздух отходами людской жизни.

Казнь должна была состояться в полдень, дабы солнце, набравшее полную силу, могло своими яркими лучами осветить всю справедливость княжеской власти. И хотя с неба еще не сползли розово-лиловые рассветные всполохи, горожане уже подтягивались в предвкушении посмаковать славное действо в первых рядах. Самые умные заняли места еще с ночи. Целыми семьями дежурили. Еще бы! Такое представление. Вот уж где все взаправду, вот уж где реальность. Какой скоморох? Какой балаган? Когда чинно выйдет статный палач и занесет блестящий топор над склоненной головой... Стольный град, поди, и забыл уже, когда лишали жизней сразу тринадцать человек. Вернее, грабителей, насильников и убийц. Для купцов, дружины уже установили лестницу с пятью широкими ступенями. Укрыли расшитыми коврами, чтоб, не дай боги, никто не простудился. Осень, все ж. Лисица ненавистно сплюнул и снова поднял голову.

Крохотное окошко выходило прямо на место казни. Ни толстая проржавелая решетка, ни сгущающаяся толпа не мешали разглядеть дубовую плаху, в которой уже торчал топор, зловеще поблескивавший в лучах восходящего солнца, да пеньковые петли, покачивающиеся в унисон в зловещем ритме. Знал старый князь, как заставить заключенного хоть отчасти испытать то, что чувствовали его жертвы. Острог намеренно выстроили так, чтобы даже его нижние оконца, на полтора человечьих роста возвышались над землей. В Смедине тюремных ям не жаловали, как в других городах. Ибо в тех от сырости да собственных испражнений люд слишком быстро в калек превращался, а то и вовсе помирал. А это было отнюдь не в пользу казны. Смекалистый и умный был старый князь — много толковых указов составил. Среди них был и такой, согласно которому всем осужденным за хулиганство и прочие мелкие пакости надлежало не в ямах гнить, а приносить пользу по своим умениям (которые почему-то всегда обнаруживались в изобилии) в сухих тюремных комнатах с широкой лавкой, тюфяком да отхожим местом. И только на первых этажах был холодный земляной пол да крысы, дабы лишний раз напомнить, чего заслуживал за свои деяния осужденный на казнь.

Лисица несколько раз сжал-разжал озябшие пальцы, присел-встал в безуспешной попытке разогнать по телу тепло, но от оконца так и не отошел. И вроде можно было не глядеть, да ноги словно приросли к полу, а взгляд, как назло, не сосредотачивался ни на чем, кроме дюжины висельниц, плахи да топора. Крепко Паляндру ждут, коли такую казнь задумали. Это лелеяло черную душу ухаря. И страшило.

Рука опять потянулась к жбану, еще одной милости князя для приговоренных к смерти, но вовремя была одернута. Не час еще. Хмель до казни выветриться успеет, а ощущение реальности только четче станет. Не дело. Лучше перед самым выходом весь мед залпом выхлебать. Вот тогда навеселе и Паляндрушку привечать можно.

Появились ставщики. К ним сначала несмело, а потом все уверенней подтягивался народ. Конечно, и на этот счет имелся свой указ, но только кто устоит против легких денег? Даже стражники участвовали в ставках, оттого и смотрели на сие действо сквозь пальцы. Лисица криво усмехнулся, предположив возможные варианты: "С какого раза отрубит палач голову?", "Закричит ли осужденный?", "Повинится ли прилюдно в содеянном?"... В общем, все обыденно, без новшеств. Ведь не зря говорят, что самый короткий путь — тот, что знаешь. Так почему это нельзя отнести к деньгам? Проверенные ставки всегда приносили звонкую монету. Тем более на этот раз было, где развернуться. Не каждый день одновременно казнят тринадцать бандитов. Вернее не совсем одновременно. И тут князь постарался. Сначала одного за другим станут вешать подельников, а уж после дойдет очередь и до главаря...

Дневное светило перекатилось на середку лазурного неба слишком споро. Как ни старался Лисица, так и не сумел припомнить ни одного дня, что так стремительно несся к ночи. Топор блестел все ярче, петли качались сильнее. Алые, словно обагренные кровью знамена с изображением орла, несущего в когтях солнце, неистово трепетали. Вот уже и знать стала подтягиваться. А как явится князь, так и начнется... И он явился, не прошло и четверти часа. Никогда не опаздывал. Седой, в простоватом кафтане на лисьем меху, скрюченный (никак подагра совсем замучила) проковылял в центр лестницы, не глядя на протянутые руки дружинников, стремящихся поддержать, и тяжко опустился на золотой ковер. Ему давным-давно прочили смерть, да только Паляндра до сих пор не решалась подступиться. То ли любовь народа сдерживала кровожадность богини, то ли главный чародей Нежила Зимович отыскал источник бессмертия. Год от года князь не менялся, разве что голова становилась седее, а спина сильнее пригибалась к земле.

Лучники, как водится, дежурили на каждом выступе, балконе, крыше. Да и внизу спин в алой форме было не счесть. Стражники знатно несли службу, и только несведущий в воинском деле мог принять спокойствие на их лицах за скуку. На самом деле зоркие глаза реагировали на каждое движение, обращенное в сторону князя. Тут даже муха не пролетела бы без разрешения. Хотя особливой нужды в такой защите не было. Старого князя без памяти любил, что простой люд, что богатеи. Ибо на редкость он был справедлив и умен. Ну, а если бы в город ворвался враг, что само по себе почти невероятно — с таким-то укреплением — то подле князя всегда был верный охранитель, что владел хитрым видом боя и умел не то, что крепкий кулак отвести, стрелу на лету дланью отбить. Да еще меньшой брат, закаленный боями да каждодневными тренировками. Вон и сейчас, когда вся знать о предстоящей казни болтает, Гольш Всеволодович, младший княжич, хранит молчание. Да внимательным взором площадь обводит.

Лисица крутанул ступней, потом другой, разгоняя набежавших от онемелости мурашек и замер, готовый поклясться, что на нем задержались глаза молодого княжича. А завидев заигравшую на бледном лице улыбку, снова сплюнул от ненависти и бессилия. Глашатай объявил о начале казни. По спине главаря Призрачной банды снова побежали мурашки, только теперь не от холода и даже не от долгой недвижимости.

Первым на площадь вывели Пояту. Толпа загудела, заулюлюкала. Отовсюду в красивого юношу полетели плевки. Бабы завопили. Видимо, среди зрителей были не только горожанки. Но вместо злости или страха на лице осужденного заиграла плутоватая усмешка. А дальше Поята рассыпался в воздушных поцелуях и неприличных телодвижениях, предназначавшихся исключительно бабам. Прервал этот балаган точный удар в челюсть, а затем другой — по чинному месту, чтоб неповадно было выставлять. Очухался юноша уже в петле, но не успел толком расплыться в окровавленной улыбке, как палач выбил из-под ног опору. Следом повесили Ветряка, Сивого и Белку. С Бугаем пришлось повозиться. Хоть и тяжел тот был от роста да мускул, а слишком долго дергался в пеньковом обруче — невиданно могучая шея сыграла с хозяином злую шутку. Когда кто-то в толпе не выдержал и заверещал, а следом этот писк подхватили десятки взволнованных голосов, князь смилостивился и едва заметно кивнул — крепкий палач навалился Бугаю на плечи — и ухарь, наконец-то, издох.

Репенья устроил целое представление — мол, помирать, так с музыкой. Заливался иволгой, дроздом, ухал филином, кричал петухом, а когда разразился соловьиной трелью, так бабы уже плакали навзрыд и молили князя о пощаде. На предсмертном вздрагивании подельника Лисица обнаружил себя вцепившимся в металлическую решетку. Пальцы побелели, тело покрыла испарина. В этот момент он ненавидел всех и мечтал исчезнуть. А еще страшно желал остаться в живых.

Настал черед Вирша. Лисица похолодел еще больше — странное время настало — теперь жизнь исчислялась не в веснах, не в седмицах и даже не в часах, а в подельниках, ожидавших казни. Всего шестеро. Главарь, что было сил, рванул толстые прутья, но решетка даже не скрипнула, не шевельнулась. Будто намертво срослись металл и камень. На лице молодого княжича снова мелькнула довольная улыбка.

Пот ледяными струями катился за шиворот. Пятеро. Четверо. Топор блестел все ярче. Мокрая насквозь рубаха липла к телу, разгоряченные мысли метались в голове. Видимо, из-за балансирования на грани паники Лисица и не услыхал, как отодвинулся засов, визгнула и распахнулась дверь.

— Что, не хочется помирать?

Знакомый голос с трудом добрался до сознания. Главарь резко обернулся и едва удержался, чтобы не протереть глаза. На пороге стоял Новичок. Тот самый, что науськал податься к Горыни. Только сыромятные кожи сменили дорогие изумрудные одежды, без вычурности, однако такие не каждый корабейщик себе позволит.

Кулаки сжались сами собой. А в следующий миг Лисица уже стрелой летел на предателя. Но костяшки не задели даже зеленой ткани — из-за спины гостя выскользнул невысокий человек и одним движением ноги отправил нападавшего обратно к оконцу. Приземление оказалось довольно болезненным. Ярость от этого только разрослась, но Лисица сумел с ней совладать.

— Ну-ну, — снисходительно улыбнулся Новичок, потерев родинку в виде звездочки над губой, но даже не попятившись. Видимо, уверен был в мастерстве своего охранителя. — Я по делу.

Главарь нарочито отвернулся к оконцу, злобно поджав тонкие губы. Хуже все равно уже некуда, разве что пытки, но того в Смедине отродясь не бывало. К висельнице между тем подвели Заячью Губу. Осталось всего трое.

— Так вот, — дружелюбно продолжил предатель. — Умирать совсем не обязательно.

Лисица перестал дышать, но поворачиваться не спешил, взглядом провожая еще одного подельника.

— Есть человек заинтересованный сохранить твою жизнь.

— Что взамен? — взгляд метнулся к Гольшу и снова уперся в висельницу. Вид дергающегося в пеньковой гривне десятого подельника заставил поторопиться.

— Незыблемая печать.

— На что? — угрюмо отозвался Лисица и скривился, увидев, как Ясень то плачет, то хохочет, то поет — никак умом тронулся. Предатель тоже подошел к оконцу. Главарь с трудом удержался, чтобы не воспользоваться опасной близостью и не попробовать снова пустить в ход кулаки.

— Не все ли равно? Все лучше, чем на плахе сгинуть.

С этим трудно было поспорить.

— Решай, у тебя осталось совсем мало времени.

"Всего один", — пронеслось в голове главаря.

— Согласен.

— Вот и ладно, — новичок подал кому-то снаружи знак рукой.

Когда последний подельник отправился в распростертые объятия Паляндры, сердце Лисицы забилось как дикая птаха в клети. Воздуха вдруг стало не хватать. Гость хмыкнул и, напоследок бросив: "Скоро за тобой пожалуют", вместе со слугой покинул острог. Главарь судорожно сглотнул и, запоздало осознав двоякость услышанной фразы, уставился на дверь. Но ведь согласие на печать дано... Время текло, крепкая охранительница не шевелилась.

Вдруг Казинка взревела. Лисица кинулся к оконцу и тут же ощутил, как расширяются от увиденного глаза. К плахе вывели человека, статью да волосами здорово напоминающего его самого. А вот лицо... Похож или не похож — углядеть это в кровавой маске, на которую то походило, было невозможно (и это в Смедине, где дальше розг никогда не заходили!). Толпа неистовствовала. Бабы зашлись в непрерывном вое, мужики трясли кулаками, подначивая палача отвести черную душу в Навье. Подменный главарь крутил головой и пытался что-то сказать. Но когда толпа стихла — не пропадать же главной ставке — приговоренный промычал что-то нечленораздельное.

— Язык усекли! — вслух догадался Лисица и расхохотался так, что стены задрожали. — Язык усекли!!!

Когда блестящий топор в один удар отделил голову от тела, Смердящая площадь заполнилась дикой радостью. Лисица разразился новым приступом смеха. Жбан, не выдержавший атаки проворных лапок, завалился на бок — янтарное содержимое тонкой струйкой потекло на пол. Но уцелевшего главаря не удручил даже вид крыс, лакающих мед. Ведь его голова осталась на плечах. И чувствовать ее там куда приятнее на трезвый рассудок, особливо теперь, когда в руке палача болталась замена.

Вот только кому мог так понадобиться Лисица? И зачем? Хотя какая разница?! Он жив, леший подери! Жив!

Глава 1 Солнце в когтях орла

'Тянись, тянись, покутная нить.

Крутись, крутись, колесо судьбы.

Молю Макашь, не надо спешить

Нить жизни рвать твоей верной рабы...

Солнце еще нежилось на мягкой перине в Навье, когда Немира облачилась в припрятанную с вечера одежду, поршни1 и скоренько заплела волосы в тугую косу. Обогнула родительскую опочивальню и на цыпочках устремилась в сени. Худенькая девица хорошо знала, куда следует ступать, чтобы половицы не выдали скрипом, и в хате даже в темноте ориентировалась точно кошка. К тому же, если мамка все ж заметит — несдобровать — бойко ивовым прутом орудует, а уж как у Доминики рука тяжела... Тут едва ли не полетишь. Вон, зад еще с прошлого раза саднит. Конечно, по возвращении наказания не миновать, но задуманное того стоило.

Немира юркнула за дверь, порадовавшись, что не зря накануне петли маслицем смазала. Шикнула на не к часу проснувшегося Булька, а чтоб не обижался да шуму не наделал, угостила его костью. Юркнула за хлев, подхватила узелок и поспешила к лесу. Теперь добираться было делом нехитрым — тут рукой подать, на самой окраине соснового бора их с мамкой изба примостилась.

— Яринка! — громким шепотом позвала Немира, остановившись у условленного дерева — самой высокой сосны, что росла в кольце пышного малинника. Знатные тут ягоды летом зреют, крупные, сладкие. Если раньше всех успеть, можно целое лукошко собрать. И обычно Немира первой и приходила — уж больно вкусное варенье мамка из малины готовила. А пироги какие — всем местным хозяйкам да стряпухе с постоялого двора на зависть!

— Тут я, — раздался знакомый голос.

— Зачем в чащобу-то забралась?

— Чтоб ни с кем не встретиться.

— Да ты смеешься? Ночь-полночь, хоть глаз выколи — никто тебя не заметит.

— Да я сама никого замечать не хочу — боязно.

— Вот те раз, — топнула Немира. — Ну и товарка. А на реке тоже струсишь?

— Вот еще! — вылезла из кустов Яринка.

— Ладно, пошли, — смилостивилась Немира. Все ж как бы ни был силен интерес, а одной идти не хотелось. Вот только признаваться в том совсем не обязательно.

Немира пошла первая. Яринка не отставала, ступая след в след, но дергалась от каждого шороха и подпрыгивала от любого скрипа: то ей чудилось, чьи-то когти рвут гарсет да платье, то мерещились в кустах желтые глаза оборотня, а когда из-под ног выскочил заяц — и вовсе на подружке повисла.

— Ну и трусиха же ты! — подытожила Немира, едва удерживаясь на ногах — не мелкой кости была напарница.

— Просто он неожиданно выпрыгнул.

— Ну да, ну да...

— Надо было с собой Олельку брать, — чем ближе подходили к реке, тем меньше у Яринки оставалось уверенности в разумности затеянного.

— Не надо, — отозвалась Немира и невольно вытерла рукавом губы. — А то снова бы пришлось поцелуями расплачиваться.

— Зато втроем веселее.

— А может тебе просто нравится с ним целоваться? — догадалась девица, пожалев, что в бледном свете луны не рассмотреть лица подружки.

— Вот еще! Нужны мне его поцелуи, как же! Пусть эту ощипанную курицу Макрину слюнявит. Просто... просто тогда бы мы наверняка живыми возвратились. Он ведь самый сильный на деревне.

Немира не поверила — не по годам рослой была подруженька-ровесница и на старшую сестрицу, что прошлым летом поневу повязала, с завистью глядела — но вслух сказала:

— И самый бесцеремонный. Мы и без него возвратимся. Нож имеется, да и заговор известен.

Яринка только вздохнула. Какое-то время девицы хранили молчание, что время от времени нарушало совиное уханье да отдаленный волчий вой. Когда же воздух посвежел, и запахло рекой, Немира велела пригнуться и идти как можно тише. Все ж, к встрече следовало подготовиться, а заводь-то вон за теми кустами пряталась.

— А ты уверена, что они там будут? — едва слышно прошептала Яринка. — Последний покос давным-давно прошел. А уж о седмице Ру...

— Тс!

Немира резко припала к холодной земле и подружку следом утянула. Девичьи сердца забились в унисон, когда осенний воздух наполнился дивным пением, будто то не голос был, а серебряные колокольчики звенели:

— Как ночь сегодня хороша:

Луна в златом сиянии,

Река средь трав и камыша

В блестящем одеянии.

Колышет легкий ветерок

Мои густые волосы.

Я вдалеке от глаз, дорог

Без платья да без пояса.

Скорей иди сюда, мой друг,

Согрей меня дыханием,

Теплом объятий, лаской рук.

В лесном благоухании

Среди прохлады и тоски

Даруй мне пылкость сладкую:

Чтобы объятья, как тиски,

Чтоб поцелуи жаркие...

Яринка не то от ужаса, не то от услышанного распахнула свои и без того не малые глаза так, что Немире даже страшновато стало: вдруг выскочат. Поди, потом отыщи в траве да средь жухлых листьев.

— А что если они нас заметят?

— Тс.

Немира решила подползти к заводи ближе и потянула за собой подружку. Однако напарница вдруг уперлась и отчаянно замотала головой.

— Да не трусь ты.

Но уверенный шепот возымел на Яринку совершенно обратное действие: она развернулась с явным намерением убежать как можно дальше от нечистого места. Однако Немира не собиралась так просто сдаваться. Договаривались не уходить, пока не увидят русалок, значит не уйдут! Вот только справиться с немалым задом подружки оказалось делом не из легких, и хотя тоненькие ручки каждый день тренировались, хлопоча то по дому, то на подворье, все ж, против не по возрасту округлых форм сильно проигрывали. Пришлось идти на отчаянную меру: хитрая подсечка — и вот Яринка уже распласталась на сырой земле, туго пытаясь сообразить, что произошло. Немира же тем временем выхватила нож и принялась очерчивать большой, до самых камышей, круг, приговаривая обережный заговор. А закончив, предупредила:

— Все! Теперь, если переступишь эту черту, тебя русалки под воду уволокут. И в глаза им не смотри, а то ни круг, ни заговор не помогут.

Подружка села, подтянула ноги к груди и обиженно прошептала:

— Лучше бы на гаевок смотреть пошли. Они хоть добрые — зверей, птиц лечат.

— Ага, зато против их деда заговором да кольцом защитным не отделаешься! Он, поди, точно знает, сколько ты поганок от нечего делать посбивала!

— Гаевки хорошие, они бы не дозволили деду меня обидеть, — надула губы Яринка.

— Ну, хочешь, завтра пойдем? — предложила Немира. — Я с удовольствием посчитаю сколько раз тебе гаюн дубиной по голове настучит.

— Тебе, можно подумать, не настучит!

Немира пожала плечами. Если бы она гаевого деда повстречала, то уж ее-то он первую поколотил бы. Имела девица дурную привычку поганки да мухоморы пинать. И уж куда чаще подружки это делала. Но на то были причины. Однажды, когда мамка захворала, Хромая Гнеда сделала отвар из свежесобранных мухоморов. Поила им больную и обещала исцеление через пару дней. Только мамке вдруг так худо стало, что еле-еле откачали, спасибо старосте, что редкого лекарского порошка отжалел, хоть и пришлось за него потом пахотой аж три седмицы расплачиваться. После того Немира ни мухоморов, ни старую знахарку не жаловала. А один раз и вовсе ей дверь Булькиным дерьмом измазала, чтоб неповадно было людей травить. Правда, с того часу покосившуюся избу Хромой Гнеды за версту обходила, а при встрече спешно глаза в сторону отводила. Но знахарка, если и догадывалась о чем-то, виду не подавала.

— Я все ж мыслю, не время за гаевками наблюдать. Они как раз сейчас, должно быть, шерстью обрастают.

— Шерстью? — почесала голову подружка. — Да, пожалуй, красоты в таких девах будет мало.

— Давай на русалок поглядим, — предложила Немира. — Зря, что ли пришли?

Яринка вздрогнула, но затем все ж кивнула. Девицы встали на четвереньки и тихонько подползли к краю берега. Однако заросли не позволяли толком ничего разглядеть.

— Поторопилась ты кольцо очертить, — заметила подружка.

Но Немира не растерялась: подтянула палку, не покидая спасительного круга, и осторожно развела ею пожухлые камыши. От увиденного у обеих подружек враз перехватило дыхание. На бревнах да валунах у самого берега сидели нагие девы и расчесывали длинные волосы. Бледная кожа будто светилась в ночи. Водяницы то пели, то разговаривали о подводных красотах, то вовсе замирали, будто в камни претворялись.

— А ты уверена, что это русалки? — спустя пару мгновений жадного созерцания спросила Яринка. Никак, недавний страх бесследно покинул ее сердце.

— А кто ж еще?

— Ну, не знаю, — поморщилась подружка, — мало ли какие девки решили искупаться.

— На исходе осени? Я вон в гарсете на меху мерзнуть начинаю, а они голые...

— Мало ли, дурные какие. Неманос тоже вон однажды напился до одури и голый в прорубь полез. Говорят с того часу не мужик больше. Сестра теперь его за глаза Немаяйц кличет.

Немира вовремя задушила ладошкой готовый вырваться наружу смех. Яринка негромко хихикнула, а еще через некоторое время молчаливого наблюдения сделала вывод:

— Знаешь, не такие они и пригожие, русалки эти. Мои волосы куда сильнее блестят, — девица с гордостью потрепала свою русую драгоценность и снисходительно добавила, — да и твоя коса куда гуще их жиденьких паутинок будет.

Немира скривила смешную рожицу, изображая водяницу, Яринка прыснула со смеху, а когда зажала рот, было уже поздно. Всего в аршине от круга стояла нагая русалка и вращала выпученными глазами.

— Мамочки! — пискнула подружка и попятилась. Немира мертвой хваткой вцепилась в ее подол — не дайте боги, еще сдуру обережную защиту покинет.

Вот уж теперь водяницу точно нельзя было назвать красавицей. Перекошенное от злости лицо, торчащие во все стороны волосы и остекленевший взгляд, уколовшись о который, Немира тут же отвела очи и напомнила напарнице:

— Только в глаза ей не гляди!

Возобновилась дивная песня. Немира искоса глянула на русалку, что плавно двигалась вдоль обережной черты. Нежный голос успокаивал, слова проникали в самое сердце... Девицы малость расслабились, но вдруг водяница как бросится! Подружки взвизгнули и теснее прижались друг к дружке.

И снова песня...

И снова бросок.

Водяница опять и опять натыкалась на невидимую преграду и отступала. Шарила руками по обережным стенам, шипела, манила. Девицы старались не глядеть.

— Как же нам теперь домой-то добраться? — прохныкала Яринка.

— К утру она вернется в воду. Осень нынче, днем водяницам по берегу шастать не дозволяется.

— Ты уверена?

— Точно тебе говорю, — Немира как можно больше твердости вложила в слова. Так говорили люди, хотя она не знала ни одного человека, что своими глазами видел, как к утру русалки возвращаются в воду. Да и вообще никто в их селе водяниц не встречал. Разве что дядька Неманос. Но тот плут и пьянчуга, где врет, где правду говорит — никогда не разберешь, а потому и веры ему особливо нет. Немира в панику не давалась — рассвет покажет. А он уже скоро. Когда же не оправдалось подозрение, что к разъяренной водянице присоединятся подружки, и вовсе осмелела.

Скоро русалка успокоились, поняла, видимо, что через черту не перебраться, угомонилась и вернулась восвояси. Подружки даже не сразу поверили своему внезапному счастью. Но переползать обережную границу не спешили, даже, когда чудесное пение возобновилось.

— Может, поедим?

— Как ты можешь сейчас о еде думать? — шепотом спросила еще не отошедшая до конца от увиденного Яринка.

— Голод не тетка, — пожала плечами Немира и принялась разворачивать узелок. Громкое урчание в животе подтвердило правильность принятого решения.

— Неужели ты ничего не боишься? — восхитилась подружка, жуя сало с хлебом.

— Еще как боится! Ласк да поцелуев! — ответил за девицу хриплый голосок.

— Олелько! — обрадовалась Яринка, спешно приглаживая волосы и расправляя юбку.

— Тебе чего тут надобно? — хмуро поинтересовалась Немира.

— На русалок пришел поглядеть.

— Что ж, гляди, — зашипели из-за камышей.

— Не гляди! — так истошно завопила Яринка, что даже русалки на миг попятились. Видать, и вправду втюхалась в этого обалдуя.

— Скорее в круг! — позвала Немира. — Тут не достанут!

Но Олелько и не требовалось особого приглашения. Завидев разгневанных русалок, спешащих к новой жертве, он в один прыжок долетел до самого центра обережной защиты, нечаянно толкнув Яринку и распластавшись на Немире.

— Слезь с меня, — сдавленно потребовала та.

— Только за поцелуй, — хохотнул Олелько и потянулся к девичьим устам.

— Еще чего! — фыркнула Немира и попыталась скинуть с себя тяжеленную тушку. Ладную бы пару молодец с Яринкой составили. И сложением схожи, и к поцелуям да подобным глупостям оба безудержный интерес имеют.

— Смотрите! Смотрите! — позвала подружка. И к счастью для Немиры, спасенный "груз" отворотил лик и сполз-таки с ее тела. — Это случайно ни Данутка?

У Олелько челюсть так и отвисла. Да и Немира от увиденного буквально остолбенела. Водяницы замерли в нескольких шагах от начертанной границы, пропустив вперед девочку лет пяти, не больше. Светловолосая кроха с огромными глазами тянула к парню тоненькие бледные ручки. Сомнений не осталось — это была сестра Олельки, та самая, что утопла в реке две весны назад.

— Олелько, братец мой милый! — певуче заговорила девочка. — Неужто не признал? Иль не рад мне?

— Данутка, — прошептал молодец и сделал шаг навстречу.

— Родненький, холодно мне без тебя, плохо на дне речном. Иди сюда, согрей теплом своим.

— Стой, Олелько! — крикнула Немира и обхватила парня за мощную грудь. — Это русалка! Не смотри ей в глаза — зачарует!

Но молодец словно не замечал потуг девицы, тянувшей его назад. Даже когда на помощь подоспела Яринка, подружки все равно не смогли удержать могутного парня, его немигающий взгляд не сходил с утопленницы, неустанно манящей к себе.

— Немира, еще один шаг, и он...

— Закрой ему очи!

Яринка прижала ладошки к лицу зачарованного, но тут же была отброшена в сторону. Хорошо, хоть к русалкам не выкинул. Немира изо всех сил пыталась удержать Олелько в одиночку, но быстро осознала, что не справится. Оставалось только одно. Она обвила крепкую шею и впилась в губы парня поцелуем. В какой-то момент мелькнула запоздалая мысль, что сейчас он и ее отшвырнет, и Немира уже даже приготовилась к падению. Но вместо этого молодец принялся целовать в ответ. А когда сильные руки еще и стан ее обхватили, Немира с облегчением поняла, что замышленное удалось. Вот только отстраниться не получилось. Сбросив пелену русальей волшбы, парень совсем обнаглел. Жадная ладонь сползла пониже девичьей талии. Немира взвизгнула и, частично высвободившись, залепила нахалюге звонкую пощечину. Надо же, она тут жизнью рискует, а он вон что задумал!

— Ай! — схватился за словно ошпаренную щеку Олелько. — Сама целоваться лезет, а потом дерется!

— Надо было тебя сразу огреть, как следует, — буркнула Немира, шмыгнув на безопасное расстояние. И, правда, чего это она решила, что поцелуй — единственное спасение? Поди, палка не хуже бы сработала.

Русалки еще долго шипели, кидались на невидимую стену, но затем, несолоно хлебавши, все ж отступили к реке. Странно, но Данутки среди них высмотреть не удалось. Будто сквозь землю провалилась.

— Куда она подевалась? — спросил Олелько.

— Кто ж ведает? — пожала плечами Немира. Ей и самой было интересно. — Может, привиделось?

— Троим сразу? — мотнул головой парень, провожая взглядом, исчезающих в камышах водяниц.

— Что-то холодно, — пожаловалась Яринка, сиротливо устроившись на сырой земле подальше от заводи.

— А я тебя согрею, — присел рядом Олелько. Немира тихонько хмыкнула. Надо ж, как споро он переводит свое внимание: только что готов был за Дануткой в воду лезть, а теперь подле Яринки отирается. Не зря про него в деревне говорят: наш пострел везде поспел.

— Вот еще! Ты бы прежде извинился.

— За что?

— А то не знаешь! — отвернулась обиженная девица.

— Ну-ка поведай.

Немира лишь скривилась и снова вытерла губы. Только дурак бы не понял, к чему ведет подружка. Ну да ладно, зато можно наконец-то спокойно поесть. А там и домой пора собираться. Вот на востоке небо малость посветлело.

Скоро узелок опустел от снеди. Олелько и Яринка, вдоволь нацеловавшись, но так и не разомкнув объятий, восхищались дивным рассветом, что развернулся над рекой пестрым рушником с затейливыми узорами.

— Нам пора, — объявила Немира, дожевывая кусок.

— А русалки? — боязливо спросила Яринка. Олелько отстранился от девицы и подошел к узелку.

— Они уже давно под водой скрылись. Если бы вы не были так заняты, то заметили бы, что их даже камни, которые я в воду кидала, не побеспокоили.

— Ну не завидуй, — расплылся в улыбке Олелько. — Хочешь, я и тебя поцелую?

— Нет уж! — Немира вскочила на ноги и отошла подальше от ненасытного парня. Яринка же недовольно поджала губы. Молодец хмыкнул и вывернул узелок:

— Надо же все съела!

— А что надо было тебя пождать? — спросила Немира, готовая в любой момент кинуться наутек. — Поцелуями не насытился?

— Не совсем, — хитро сощурился Олелько, а уже в следующий миг несся за Немирой, сиганувшей под защиту леса.

— Эй, меня подождите! — побежала следом Яринка. Страх, что русалки все-таки могут увязаться следом, придал сил — и она споро догнала подружку и неверного ухажера. Немира, успев разжиться толстой дубиной, удерживала Олелько на безопасном от себя расстоянии. Вид грозного оружия и отчаянность хрупкой девицы довольно быстро охладили пыл — и молодец снова перевел свое внимание на Яринку. Впрочем, та уже особой радости не выказала и на всякий случай пригрозила старшим братцем.

— Домой? — уточнил вдруг поникший парень.

— Мне еще надобно красницы собрать, — рассказала Немира. — Ступайте вдвоем.

Олелько оглядел округлости девичьего стана и опять расцвел. Но Яринка помотала головой и обиженно заявила:

— Нет, я с тобой пойду. А он пускай один в деревню возвращается.

— А если на вас нападет кто?

— Да тут кроме тебя нападать некому, — покрутила дубиной Немира. — Разбойников днем с огнем не сыщешь. Телега торговая — и та раз-два за лето заглянет...

— Ладно, понял я, — вздохнул молодец и, понурив плечи, направился в сторону деревни, но через пару шагов обернулся и бросил, — только вы это, осторожнее.

Яринка уже подалась вперед всем телом, чтоб окликнуть Олелько, но напарница погрозила пальцем: не смей, мол. "Мягкотелая" подружка уступила. А когда широкая спина, обтянутая потрепанным кожушком скрылась из виду, Немира поторопила спутницу:

— Давай скорее.

— Мы что ж и, правда, за красницей пойдем?

— Я ж сказала.

— Но я подумала, что ты просто от Олелько избавиться решила. Зачем тебе ягоды? — заныла подружка, уразумев, что домой еще не скоро вернется.

— А вдруг повезло — и мамка только утром обнаружила, что меня нет. Тогда могу сказаться, что за красницей ходила. А ты мне собирать поможешь.

— С чего бы?

— А с того, что это ты сболтнула про нашу затею русалок поглядеть, — нашлась девица.

— Ладно, — сдалась под пристальным взглядом серых глаз спутница. — Хоть чем-то перекушу.

Немира вспыхнула, вспомнив, что расправилась со всеми припасами в одиночку, но споро прогнала стыд — Яринка сама виновата, променяв снедь на поцелуи.

До Малых трясин девицы добрались быстро. Опасались зря — ягод оказалось не меряно: красные горошины сливались в необъятный ковер, стелившийся по желтоватой траве да укрывавший болотную воду. Казалось, только бери да черпай.

— Эх, жаль гребень не догадалась прихватить, — посетовала на запоздалость дельной мысли Немира.

Не тратя час на болтовню, подружки принялись за сбор. Правда, Яринка поначалу кислицу только в рот себе клала, но потом все ж примкнула к Немире. Узелок наполнился, когда огненный диск еще только-только выкатился на бирюзовое небо. Обманчиво-тихое утро обещало погожий день. Но лезущие в лицо мошки да тучка кричащих галок, едва не коснувшихся крылом головы, молвили яснее ясного: скоро дождь заглянет в гости.

— Пойдем домой уже, — заканючила Яринка. Но Немира и сама уже была не против возвращения. Ночных приключений ей седмицы на две хватит. А, самое главное, русалок повидала. Жаль только, что сильно о том не расскажешь: стоит весточке до мамки долететь, так сидеть без боли не придется.

— Давай. Только малость передохнем.

Подружки высмотрели сухую полянку и уселись перевести дух. Дневное светило поднялось чуть выше, лаская и согревая лучами. Немира разомлела и развязала тесьму гарсета.

— Ой, а что это у тебя такое?

— Ничего, — девица спешно отвела руки Яринки и спрятала некстати выскочившую на обозрение подвеску.

— Как это ничего? А еще подружка называется! — надулись пухлые губки.

— Ладно, гляди, — сдалась Немира. — Только о том — никому ни полслова. Мамка строго-настрого наказывала беречь от чужих глаз.

— Ой, красота-то, какая! — восхитилась Яринка, разглядывая небольшой желтый диск, в центре которого орел нес в когтях солнце. — Неужто из злата?! С ума сойти!

— Подумаешь, — пожала плечами Немира, — златой — не златой. Все равно никому показывать не дозволяется.

— Зачем тогда носишь?

— Мамка велела. Оберег это.

— Стало быть, примерить не дашь?

Немира покачала головой и к неудовольствию Яринки спрятала талисман под одеждой да еще для надежности косой прикрыла.

— А у меня вот кроме медного колечка, серебряного перстенька с яхонтом, позолоченной гривны, трех пар сережек, бус из скатня2, бус из червеца3, янтарной подвески и дюжины лент ничего и нет, — захлопала огромными глазками подружка.

Немира невольно потерла свою сережку-капельку:

— Ну, пошли, что ль?

— Ага, — взгляд Яринки все еще испепелял темную косу да ткань, за которыми покоился оберег. — А, знаешь, к нему льняная нитка совсем не подходит. Сюда бы цепь, да не обычную, а с завитками, ну, как у старостихи... — задумчиво протянула она, никак, мысленно уже оберег на своей шее представляла.

— Интересно, где твоя мамка такой раздобыла? Такое богатство, поди, пол-избы стоит, откуда у простой женщины столько де...

— Ты на что намекаешь? — серые очи Немиры сузились.

— Ни на что, — испуганно залепетала Яринка, косо поглядывая на кулачки подружки. — Просто, я столько злата только у кревинских бояр и видала.

— А, может, я и есть боярыня! — вздернула подбородок Немира.

— Скажешь тоже... боярыня.

— Тогда княжна!

— Ой, не говори глупостей! И все ж интересно, откуда он...

Немира пожала плечами:

— Не знаю, но когда-то моя мамка у самого князя в услужении была.

— Врешь!

— А вот и не вру! Может, именно князь за службу и даровал ей талисман!

— Все ты выдумала!

— А вот и нет!

— А вот и да! Иначе в деревне бы ведали о той службе!

— Мамка не любит о том вспоминать и мне никому говорить не велела. А я вот сдуру тебе рассказала и теперича жалею!

— Отчего это? — сбавила напор Яринка.

— Оттого, что ты уж наверняка всем разболтаешь.

— Неправда!

— Правда!

— Немира, — промурлыкала девица, — никому не расскажу. Честно-пречестно!

— Точно?

— Обещаю, — заверила подружка, шире распахнув свои огромные светлые глазюки. — Ты мне только про князя поболей расскажи, ладно?

— Ладно, — смилостивилась Немира. — Хотя я ведь и сама особо ничего не ведаю. Коли мамка упрется, из нее и полслова не вытянешь.

— Про убранство хоромов рассказывала?

— Говорила, что ни на стене, ни на потолке в княжеских палатах нет ни одного кусочка, что без росписи да резьбы бы осталось. И все золото, серебро да самоцветы...

— Ух, ты! Вот бы хоть одним глазком...

Немира мнения подружки не разделяла. Она привыкла с детства довольствоваться тем, что имела. Разве, что до сказок охоча была.

Девицы направились домой. Идти недалече было. Вот только, когда минуло полчаса, а деревня так и не показалась, подружки заподозрили неладное.

— Что-то не пойму я, — призналась Яринка, — кажись, не заблудились. Вон клен-рогатина, на котором мы с братом зарубки ставили... Сдается, что мы уже его в третий раз обходим.

— Как и вон ту кривую сосну, у которой летом лисицы собираем. В чем же дело?

— Может, к большаку пойдем? Оно-то длиннее, зато наверняка.

Подружки малость сменили направление, и уже отчетливо слышали, как в десятке саженей взбивают пыль копыта, но к тракту выйти не сумели. Точно удерживала их в лесу неведомая сила, да, забавляясь, по кругу водила.

— Неужто умудрились снова крюк сделать? — нахмурилась Немира.

— Нет! — пропищала Яринка. — Не в том дело!

— А в чем?

— Это нас русалки наказали.

— Скорей уж гаюн куражится.

— Гаюн? — шепотом переспросила подружка. В светлых глазах отразился ужас. — Но тогда он нас точно не выпустит. Я этим летом столько поганок потоптала.

— Будет тебе. Если бы лесные духи мстили за каждый разбитый гриб, в нашем селе навряд ли кто живой остался. Давай-ка тут попробуем пройти.

Немира развела в стороны пышные еловые лапы. Напарница кивнула и юркнула первой, словно гаевый дед уже дубиной к пяткам прицеливался.

Выйти к деревне опять не удалось. Как ни меняли подружки направление, как ни крутились, ничего не получалось. Вновь и вновь они возвращались к поляне у Малых трясин. Круге на десятом Яринка залилась слезами и плюхнулась на пушистый мох. Немира всячески старалась остудить растущую внутри себя панику, но тоже была готова вот-вот пасть духом.

— Что ж делать-то? — задалась она вопросом и уселась подле напарницы, которая только сильнее расплакалась.

— Лучше б я с Олелькой пошла!

— Значит, пусть бы я одна пропадала?! — взвилась Немира.

— Зачем только тебе эта красница понадобилась? Подумаешь, получила бы от мамки. Красный зад куда лучше погибели.

— Ладно тебе, — проговорила Немира. И, правда, не надумала бы она мамку обхитрить, ничего бы такого не случилось, хотя... — Кто ведает, может, Олелько сейчас тоже по лесу кругами бродит.

— А что если он где-нибудь недалече?! Давай, покличем!

Девицы вскочили с места и загорланили, но ответом им послужило лишь недовольное карканье вороны, потревоженной истошными криками.

— Пропадем мы, ох, пропадем, — снова заплакала Яринка, вернув пышный зад на мягкий лесной покров.

— На вот, пожуй, — Немира протянула горсть алых горошин напарнице. Ягоды прогнали печаль, но только на миг. Когда на ладошке осталась пара жухлых листиков, по румяным щечкам подружки снова покатились соленые бусины.

— А хочешь, я тебе легенду расскажу? — не зная как еще упокоить Яринку, предложила Немира.

— Сказку? — всхлипнула та. — Давай.

— Давным-давно, до сотворения нашего мира, от края до края раскинулась мертвая вода, посреди которой торчал валун. Как-то Перун так разгулялся, что стал стрелять из верного лука-громовержца в единственный камень. Волшебные стрелы выбили три искорки: белую, желтую и алую. И лишь коснулись искорки мертвой воды, как та зашипела, закипела, взбаламутилась! Поднялся страшный ураган! А когда все успокоилось, мир поделился на части: плодородную землю, чистое небо, высокие горы, реки, поля... Мир наполнился жизнью... Один мудрец случайно нашел искорки-прародительницы и отдал мудрейшим из правителей. Они должны были хранить их как зеницу ока, чтобы больше никто не смог переделать прекрасный мир, созданный Перуном, чтобы никто, кроме богов был не в силах изменить течение нашего мира...

— Эту легенду я с пеленок знаю. Расскажи другую.

— Другую?.. Погодь... — принюхалась Немира. — Тебе не кажется, что гарью пахнет?

Яринка шумно втянула воздух, потом еще раз:

— Верно. Ой, мамочки, неужто лес горит?

— Вряд ли, тогда бы животные и птицы прочь от огнища бежали.

Девицы огляделись. Лес и болото, словно сговорившись, хранили молчание.

— А что если они уже сбежали?

Немира подняла голову и ахнула. В той стороне, где по ее разумению располагалась деревня, лазурное небо подпирали черные столбы дыма.

— Что это? — испуганно прошептала Яринка. Даже слезы вмиг высохли.

— Кажись, пожар в селе! Бежим туда!

— Не надобно вам туда ходить, — раздался хриплый голос. Девицы так и подскочили.

— Кто это? — взвизгнула Яринка и сиганула за тонкую спину подружки.

— Не бойтесь меня, — улыбнулся в пышную серебристую бороду крохотный старичок. Он возник тихо, негаданно. Точно образовался прямо из воздуха и теперь стоял перед ними, тяжко опираясь на ладную кривулину. — Я вам дурного не сделаю.

— Откуда он взялся? — шептала Немире на ухо Яринка, из-за живого укрытия разглядывая приземистого путника под ворохом лохмотьев, — только что его здесь не было.

— Э-э-э, здравствуй, дедушка, — пролепетала Немира, подозрительно косясь на крючковатый посох, — а почему это нам не надобно в деревню?

— Пришлые всадники туда вторглись. Подворья грабят, людей убивают. Обождите тут, под защитной сенью деревьев.

— Всадники?.. Людей?! Мамка! — ужаснулась Немира и кинулась к дому. Хруст позади оповестил, что Яринка не отстает.

— Погодьте, девоньки!

Но оклик старика потонул в волне вопросов. Всадники? Кто такие? Откуда? Вот, видать, чьих коней они слышали у большака!

Немира утирала, бегущие по лицу слезы, но глаз с черных лент, уползающих в небо, не сводила. Видать потому и сумела-таки выбраться к краю леса, за которым предстала деревня... объятая пламенем, полнящаяся криками, стонами, а еще гоготом, страшным гоготом чужих голосов. Девицы спрятались за малинником. При свете дня его голые ветви казались слишком редкими, но более надежного укрытия поблизости не сыскалось. Сердца колотились, отзываясь в висках.

Немира осторожно приподнялась, не обращая внимания на причитания подружки, что в ужасе свернулась калачиком на мху. Родная хата выглядела нетронутой, разве что была слишком тихой, точнее ужасающе тихой.

А, может, мамке удалось затаиться или сбежать?

В ответ на предположение распаленный мозг нарисовал страшную картину: распростершуюся на полу молодую женщину с белым-пребелым лицом, какое бывает только у мертвецов.

Только не это!

Рубаха в один миг пропиталась потом и прилипла к телу.

— Яринка, оставайся тут, я сейчас.

Но "калачик" внезапно ожил и, вцепившись в подол Немиры, истово замотал головой. Никогда прежде светлые глаза подружки не казались столь огромными.

Внезапно раздался стук копыт. Кто-то приближался. Немира упала подле напарницы и замерла. Однако, как ни травил изнутри страх, опустить голову не смогла, в отличие от практически вросшей в землю Яринки.

— Ищите лучше! — рявкнул всадник с медной кожей и раскосыми глазами, видать, главарь. — Выверните деревню наизнанку, но найдите ее!

— Тебе незачем беспокоиться, ей некуда деться. Ближайшее поселение отсюда в пятидесяти верстах. Глухомань редкостная, — ответил один из близнецов.

Второй зевнул и натянул тетиву. Повернулся влево, вправо и неожиданно пустил стрелу. Немира только и успела, что расслышать, как стержень просвистел где-то совсем рядом. Яринка всхлипнула.

— Тебе делать нечего? — взвился главарь. — У нас и так стрел почти не осталось.

— Все равно всех уже перебили.

— Найди стрелу, я сказал! — меднокожий обнажил меч и направил острие на горло подельника.

— Ладно-ладно, не горячись, — встрял брат-близнец. Главарь опустил меч и поскакал прочь. Верзилы спешились.

— Совсем очумел, — пробормотал тот, что едва не лишился рыжевласой башки.

— Посмотрел бы я на тебя, связанного незыблемой печатью.

— Яринка, надо уходить, — прошептала Немира, поняв, что гиганты направляются к малиннику. — Давай, за мной.

Но когда девица малость отползла от кустов, то поняла, что подружка даже не шелохнулась. Пришлось вернуться:

— Скорее!

Немира потянула напарницу на себя и от увиденного закусила губу до крови — в груди подружки торчала стрела. Алое липкое пятно пропитало даже гарсет.

— Яринка! Яринка, очнись! — но даже тряска изо всех сил не вытянула из рта подружки и стона. Сомкнутые веки не вздрогнули.

Громилы приближались. Их голоса становились все громче.

— О, боги-боги... Яринка, миленькая, — Немира глотала слезы и изо всех сил тащила подружку. Им бы всего-то вон до того дуба добраться.

— Стрела где-то здесь должна быть. Я ее низко послал.

Немиру точно кипятком обдало. Стрела! Девица осмотрела бок подружки. Ой, мамочки-мамочки! Металлическое (а не деревянное, как у дядьки Трувара) древко, глубоко вошло в плоть. Но придется выдернуть и отбросить. Иначе не спастись.

— Болван ты, Рьят! Из-за твоей дурости мы когда-нибудь головы сложим.

— На себя посмотри!

— Бездарь! Мордофиля! Пустозвон!

— Пасть закрой!

Череда оплеух и тычков сменилась рукопашной. Немира воспользовалась заминкой: сдерживая тошноту, схватилась за древко обеими руками, зажмурилась и рванула вверх — тело Яринки приподнялось и легло обратно, но стрелу не выпустило.

Никак, меж ребер застряла. Но самое страшное, Яринка даже не шелохнулась. Точно мертвая... Мертвая?

Яркий румянец бесследно растворился в бледной, слишком бледной коже... Не дыша, Немира приникла ухом к груди недвижимой подружки, но так и не дождалась ни одного удара. О боги...

— Все, Киряк, — простонал из-под брата бандит, — сдаюсь.

Близнец слез с поверженного, но, видать, решил, что недостаточно научил уму-разуму болвана и напоследок пнул под дых. Пока Рьят корчился на четвереньках, пытаясь глотнуть воздуха, Киряк возобновил поиски стрелы. А Немира, на грани обморока поползла к дубу. Ей не хотелось оставлять Яринку, даже мертвую, но пробудившийся инстинкт самосохранения вдруг заработал на зависть любому зверю. Когда девица обрела приют в огромном дупле широкого дуба, Киряк крикнул:

— Эй, иди свою стрелу забирай.

— А сам не можешь? — отозвался Рьят.

— Не могу.

— Ух, ты. Жива?

— Нет.

— Жаль. Красивая девка, я б ее... Эй! Ты чего? — захрипел Рьят.

— Тебе же было сказано — хватит глупостей. Доставай стрелу и пошли. Иначе Лисица обоих голов лишит.

Даже когда кони унесли седоков прочь, Немира не сразу выбралась из древесного чрева — дрожащие ноги не желали слушаться. Внутри все прочней укоренялось желание бежать, куда глаза глядят, в самую чащобу, вглубь топей, лишь бы подальше отсюда. Останавливал только страх за мамку. Он же удержал от паники. Сделав с десяток длинных вздохов-выдохов, Немира все ж решилась на бросок к хате. Непривычно затихшую избу отделяла только тропа, когда девица зацепилась за что-то мягкое и упала на траву. Послышался стон.

— Мамка? Мамка! — под ворохом жухлых листьев да сосновых игл едва можно было разглядеть человека. Девица принялась спешно разбрасывать прикрытие.

— Немира... Хва-ала богам, — едва слышно прошелестели губы, покрытые бордовой коркой. Но куда страшнее выглядела зеленая рубаха, казавшаяся черной от крови.

— Мамочка, мамочка, что с тобой? — Немира сквозь слезы оглядывала мать и не знала, за что хвататься, чем помочь.

— Послушай...

— Давай, я тебя...

— Пого-одь... — всхлипнула женщина и зажмурилась от боли. Дочь взяла ее руку, оказавшейся такой холодной, — тебе нужно ухо-одить.

— Я не уйду без тебя, — уперлась Немира, смахнув свободной рукой очередной поток слез.

— Я п-почти мертва, Морена уже обнимает за плечи.

— Нет, мамка, нет, не говори так! Я тебя спасу! Хромая Гнеда поможет!

— О-она мертва, они все мертвы. Послушай, — женщина вдруг стиснула ладонь дочки, предупреждая расспросы. — Оберег... — всхлипнула, зажмурилась, — с тобой?

— Да, вот он, — Немира вытащила золотой диск из-под одежды.

— Хорошо. Всадники ищут е-его... это ключ-ч от...— мамка задышала мелко и часто, — от... — на последнем судорожном вздохе серые очи закатились.

— Нет! — вскрикнула Немира, затрясла женщину, но, так же как и с Яринкой, это не помогло. — Мамка, не помирай! Умоляю, открой очи, — завыла она и тут же зажала рот ладонью. В страхе оглянулась. Послышался стук копыт, звонкий свист да улюлюканье. Они возвращались...

Немира дрожащими губами прикоснулась ко лбу уже бездыханной родительницы и кинулась вглубь леса. Казалось, раскосые глаза уже выискали ее среди деревьев, а близнецы уже навели на хрупкую спину стрелы. Но девица не останавливалась.

Она бежала и плакала.

Бежала, не ощущая, как ветви рвут косу, хватают за подол. Бежала, не чувствуя, как горит пересохшая гортань. Бежала, запамятовав об узелке, полном красницы, что болтался на поясе.

Вперед, подальше от страшных всадников. Вперед подальше от страшной утраты.

Туда, где можно забыться. Туда, где боль не достанет...

Когда ноги больше не смогли сделать и шагу, слезы иссякли, точно ручеек в знойное лето, а мир заволокла бесконечная тоска, Немира рухнула на землю и сомкнула веки. Единственным желанием было уснуть вечным сном, в котором опять можно будет увидеть пригожее моложавое лицо мамки да румяные щечки Яринки, Хромую Гнеду да красноликого Неманоса, а еще Олелько, вечно лезущего с поцелуями...

Глава 2 Великие трясины

'Погоня. Погоня. Хрипят в пене кони.

Их скорость мне легкие рвет

И спину сгибает как будто в поклоне.

И горло до крови дерет.

И может быть стоило остановиться

Да сдаться на милость врагам?

Но я не привыкла инертно катиться

И жизнь просто так не отдам.

Вороной конь громко храпел и неистово бил копытом. Ярость седока волнами отдавалась в мускулистом теле животного. Жар горевшей деревни отогнал всадников подальше. И те молча наблюдали, как ненасытное пламя до черных костей обгладывает добротные избы. Повезло, что кругом княжило безветрие. Да и дождь вот-вот должен был нагрянуть — вон, как свинцовые тучи раздуло. Не то нестись бы бандитам прочь.

Пятеро подельников хорошо поживились на чужом горе: пузатые мешки жались к бокам лошадей, а кое-кто еще и на себя награбленное нацепил. Вот только отчего-то никто не радовался, а в страхе ожидал, что скажет главарь.

— Какой урод подпалил хранилище? — со сталью в голосе осведомился Лисица. Именно с огромного сооружения в центре деревни и расползся огонь. Вот еще одно подтверждение, что связываться с тупоголовыми наемниками — себе дороже. Так и не дождавшись ответа, главарь развернулся к подельникам. Взгляд желтых точно у волка глаз так и впился в рыжевласого верзилу:

— Ты.

Тот приобрел цвет спелой малины и опустил голову:

— Это вышло случайно. Но ты ж сам велел свидетелей не оставлять...

— Идиот! — от злости главаря кони дернулись, глаза подельников нервно забегали. И бояться было чего. Из Смедина их выехала дюжина. Сейчас осталось всего восемь. Скор на расправу был главарь. Да к тому ж, именную бумагу неприкосновенности имел. Где только раздобыл?

— Я велел всех перебить только после того, как девку сыщем!

Кони снова нервно зароптали.

— Погибла она, видать. В таком огнище никто не уцелеет, — осторожно проговорил Серпутий, самый старший из всех подельников.

— Нет, — отчеканил Лисица и втянул трепещущими ноздрями воздух, — она жива. Я чую. Ведьму сюда!

* * *

— А вон еще один! — радостно объявила Яринка и, опередив подружку, полетела срезать белый гриб. — Смотри, какой огромный!

— И я нашла! — обрадовалась Немира, узрев во мху затейливые рыжеватые шляпки.

— Лисицы... Подумаешь, тоже мне грибы, — фыркнула девица.

— А вот и не правда! Лисица — замечательный гриб, особливо с репой! — настаивала на своем Немира, хотя на самом деле так не думала. Но не признаваться же в том. Ей почему-то как назло сегодня попадались одни треклятые лисицы, а вот подружка уже целое лукошко белых собрала.

— Девочки! — раздался звонкий голос мамки Немиры. — Не отставайте!

Девицы бросились следом. Но Яринка, бежавшая впереди, вдруг остановилась и обернулась:

— Не забывай меня.

— Почему я должна тебя забыть? — не поняла девица.

— Просто, не забывай. А лисицы не ешь, плохие это грибы.

Немира резко пришла в себя. Но вместо светлых глаз подружки на нее уставились янтарные бусины сыча. Птица ухнула и взметнулась вверх, оставив качаться ветку. Девица села. В попытке согнать остатки сонного наваждения тряхнула словно разбухшей головой. И тут из памяти выплыла череда страшных воспоминаний. Она терзала голодным хищником, давила валуном, причиняла ослепительно яркую, словно вспышка молнии, боль. Следом ворвался страх. Что если те всадники где-то поблизости? Немира замерла, но, хвала богам, ни одного постороннего звука так и не расслышала. Но страх исчезать не спешил. Ведь теперь надо было решить, куда податься, где укрыться от преследователей.

Появилась только одна мысль...

Верно. Если уж он не поможет, то никто не поможет.

Девица огляделась и быстро поняла, где находится. Путь предстоял нелегкий, да и тучи вот-вот должны были разродиться. Немира встала, кинула в рот горсть красниц и, жуя, направилась к Великим трясинам. Поначалу шарахалась от каждого хруста, пряталась от каждого птичьего крика. Но со временем усталость брала свое — и безразличие занимало внутри все больше новых уголков.

К зловонным болотам девица вышла далеко после полудня с опустевшим узелком и опустошенной душой. Без сил, голодная. Не очень-то за день насытишься ягодой. Капли дождя становились все больше и падали чаще. Прошлым летом они с Яринкой и Олелько прибегали сюда, багника4 караулить да на его огоньки смотреть, но дальше смрадной булькающей лужи, раскинувшейся на многие версты, забредать не смели. Сюда по доброй воле и зверь носа сюда не совал, птица клюва не показывала. Разве что редкий человек мог прийти, но только если жизнь совсем выбора не оставила. Неманос, конечно, и на этот счет имел свою историю. Но веры в то было немного. Даже большак гигантским крюком огибал эти черные топи. Лучше день пути потерять, зато жизнь сберечь. Всем своя шкура дорога. Ведь что может обитать в толще этого липкого месива кроме нечистиков? Разве что нежить да болотные племена...

Немира отогнала из головы жутковатые образы, разулась и спрятала поршни в узелок. Авось повезет — и еще пригодятся. Подобрала длинную палку и, убедившись в ее прочности, сделала первый шаг. Через болота ей не впервой приходилось идти, но только то были Малые трясины. Ну, и пусть! Все лучше, чем еще раз встретиться с всадниками, особливо тем, с раскосыми глазами. Ледяная жижа обняла ногу и, насквозь пропитав портки, обожгла кожу. Холодно... Дождь усилился, ухудшая видимость, и предрекая туман. Северный ветер дыхнул в лицо. Уже через пару десятков шагов Немира осознала, как нелегок будет путь.

А когда день стал крениться к закату, озябшая и насквозь промокшая девица выбралась на небольшой бурый островок с земляными проплешинами, единственный кусочек твердой земли, встретившийся за все время. Решила немного передохнуть. Жаль красницы совсем не осталось — в животе безудержно урчало. Немира огляделась, но особливо и не надеялась отыскать что-нибудь съестное в неприглядном трясинном княжестве, куда и муха лишний раз не залетит. Тут и травы почти не было. А в черных склизких корягах едва можно было угадать деревья. К резким зловонным выдохам багника девица уже немного попривыкла и даже перестала при каждом резком звуке озираться по сторонам. Но страх перед здешним князьком не шел ни в какое сравнение с ужасом, который она испытывала, вспоминая о всадниках. Немира вздрогнула, не то от навалившихся воспоминаний, не то от холода. И чувствуя, что сумерки уже подползают к порогу дня, подумала, что засиживаться не стоит. К тому ж, кто знает, как далеко преследователи? Последняя мысль моментально поставила на озябшие ноги, заставила подхватить посох и устремиться дальше.

Дождь закончился. А вот сгущавшийся туман расползался, захватывая своими мутно-серыми щупальцами все новые и новые уголки топи. Этак можно и с пути сбиться. Хвала богам, что уже недалече. Холодная жижа смрадно булькала и нехотя выпускала девичьи ступни. Зубы стучали словно трещотка. Но Немира, стараясь не обращать внимания на усталость, не останавливалась. Слишком коварны здешние места. Стоит зазеваться, как ты уже по шею в ненасытной трясине.

Когда туман тонкорунным одеялом накрыл болото, девица занервничала. По ее подсчетам хата должна была вот-вот показаться, но кроме гигантской черной лужи, перемежающейся с чудно изогнутыми кокорами, видно ничего не было. Неужто взяла малость правее, чем надобно? Девица повела головой влево, затем вправо, изучая унылый и жутковатый пейзаж. Из-за густой серой пелены теперь и подавно не понять, куда двигаться дальше. Да еще и огоньки, которых становилось все больше. Немира хорошо знала, зачем ленивый господарь болота зажигает зеленые свечи, а потому поскорее двинулась дальше.

Шаг, еще шаг. Пробираться становилось все тяжелее. А вокруг как назло ни одного островка, чтоб хоть дух перевести. Только туман да черные кривулины. Ни филин не ухнет, ни ворона не каркнет. Глухие места, мертвые. Страшно. А еще страшнее, что где-то там позади по ее следу идет лютый двуногий зверь, убивший мамку, Яринку и всех селян.

Снова шаг. Еще. Вдруг нога ушла влево, утянув за собой тело. Немира в мгновение ока увязла по пояс. Попыталась выбраться, опираясь на посох, но тот вдруг выскользнул из рук и скрылся из виду. Девица лихорадочно огляделась в поисках хоть какой коряги. Но зловредные корчи да вакорье будто, насмехаясь над бестолковой гостьей, нарочно отклонились. Болото глотнуло — и тело уже по грудь погрузилось в зловонную жижу. Уразумев, что пропадает, девица отчаянно заработала ногами. Где-то на задворках здравого смысла всколыхнулось понимание, что от этого станет только хуже. Но дикая волна паники в корне его затушила.

"Нет, только не здесь! Только не так!" — дикой птахой билась мысль в голове.

— Помогите! — завопила девица. Авось услышит?! А вдруг придет?! — Помогите!!!

Но трясина хранила молчание.

— Помогите!!! — истошно орала Немира, глубже проваливаясь в холодную черную массу. — Помогите!!!

Вдруг послышалось кряхтение и смешки. А следом всего в локте от носа показался холм. Он поднимался, поднимался и претворился в местами подгнившую голову с самой омерзительной рожей, какую только доводилось встречать девице за все свои тринадцать весен.

— Багник! — в ужасе прошептала Немира. Одноглазое чудовище с налипшими корками тины распахнуло черную пасть.

* * *

Подельники, удерживая за узду коней, настороженно наблюдали за манипуляциями старухи. Полы новехонького черного плаща от дикого кружения развевались, обнажая невообразимые лохмотья. Седые космы топорщились в стороны, вставали дыбом и снова падали на покатые плечи. Немытое лицо, покрытое морщинами и бородавками, заалело от неустанного вращения. Руки очерчивали странные фигуры, колотя амулетами, среди которых Рьят приметил десяток желтоватых резцов, подозрительно походящих на человеческие. А когда ведьма вдруг замерла и, закатив очи, уставилась выпученными бельмами, Рыжевласый бандюга сглотнул и поскорее отступил к товарищам.

— Ну? — нетерпеливо потребовал Лисица.

— Ты прав, мой господин, жива девка, — проскрипела старуха.

— Где она?

Ведьма шумно втянула воздух, потом еще и еще.

— Принюхивается точно собака. Старая карга, — тихонько оповестил остальных Киряк. Подельники дробно закивали.

— Она покинула деревню, — выдохнула старуха, не сводя бельм с рыжевласых близнецов. Те неуютно переступили с ноги на ногу и, опустив глаза, сплюнули — кто ведает эту ведьму, заколдует еще.

— Куда? Куда она пошла? — жадно спросил главарь.

Старуха мерзко захохотала. Кони заржали. По спинам бандитов пробежал холодок.

— Отвечай! — приказал Лисица, похоже, единственный из всех не страшившийся старухи и ее ворожбы. — А не то башку с плеч снесу!

— Сейчас, мой господин, сейчас узнаем, — вместо бельм в глазницах снова блестели зрачки. Кряжистые кисти полезли в сумку и выудили полотняный мешочек. Старуха высыпала его содержимое себе на ладонь и, накрыв сверху другой, принялась трясти. Затем подкинула в воздух и отошла. Костяные руны рассыпались по земле, сложив затейливый узор. Какое-то время Юга внимательно вглядывалась в символы, а затем узловатый палец с длинным грязным ногтем указал на лес:

— Туда!

— За мной, — бросил Лисица и направил коня к лесу. Подельники мигом вернулись в седла. Замешкался только Рьят. К нему-то с проворностью молодухи и подскочила улыбавшаяся беззубым ртом Юга. По негласному правилу, везти ведьму следовало последнему. Рыжевласый вздрогнул, когда старушечьи пальцы обхватили его бока. А приметив довольную рожу Прокши, чей конь, наконец, избавился от лишнего седока, дал себе зарок в следующий раз не оплошать и ни за что не остаться в хвосте. Дурацкое хихиканье и прижимания вонючей карги только упрочнили мысль в голове.

* * *

— Сама ты багник! — пробулькало чудище. Показалось, или оно на самом деле обиделось? Немире чудом удалось ухватиться за какую-то ветку, подтянуться и высвободиться до пояса прежде, чем подгнившая "ниточка" оборвалась.

— Кикимора? — догадалась девица, сама себе дивясь: уродливый болотный лик почему-то больше не вызывал страха. Ну, или тот просто не ощущался на фоне ужаса утопнуть в Великих трясинах.

— От кикиморы слышу!

Гляньте, люди добрые, точно обижается! Немира умудрилась плашмя улечься на жижу и теперь пыталась отдышаться. Еще от мамки она слыхала, что если болотную нечисть заговорить, то хитростью можно даже заставить помочь.

— Русалка я! — гордо заявило пугало.

— Русалка? — в голове пронеслись дивные бескровные образы водяниц, что давеча они с Яринкой да Олелькой наблюдали. Но разве можно сравнить тех девиц, даже пышущих злобой, с этим полуразложившимся чучелом?

— Русалка, — подтвердила мерзость и кряжистой подгнившей рукой откинула со лба тину, видать, то были волосы. — Болотная русалка.

— Убить меня хочешь?

— Вот еще, — фыркнула нечисть, мигнув единственным глазом. — С роду никого жизни не лишала!

— Тогда, может, подсобишь? — понадеялась Немира.

— Неа, — зевнула "красотулька".

— Почему?

Но вместо ответа уродливая голова спряталась и вынырнула уже с другого боку от девицы, локтях в четырех. Внезапно, что-то громыхнуло. Жижа дрогнула. Великие трясины накрыла тошнотворная волна смрада, даже малость туман разогнав.

— Что это? — испугалась девица.

Русалка шумно втянула вонь:

— Как дивно пахнет, правда?

— Ага, — согласилась Немира, едва сдерживая рвотный позыв. — Что это был за шум... красавица?

— Это багник, — ответила, наконец, несговорчивая нечисть — никак лесть свое дело сделала.

— Ну, поплыву я, — булькнула местная жительница.

Немира на миг представила, каков из себя хозяин здешней топи, если в его княжестве такие русалки водятся, и попыталась остановить чудище:

— Куда же ты, раскрасавица? Дозволь еще хоть малость полюбоваться на твое личико румяное, локоны дивные, да голосом твоим слух усладить, — задыхалась Немира, с трудом удерживая себя поверх черного месива. Хотела было про око что-то сказать, да вовремя спохватилась — авось и не ведает нечисть, что одного глаза не имеет.

— Да я бы с радостью, только вообще-то с багником дружбы не вожу. Но подивишься на меня обязательно. Потом, — мерзкий рот растянулся в недоброй улыбке. — Он ведь в живых никого не оставляет. Уж, больно ненасытен. Дух человечий ему всего милее. Но и мне хорошо: наконец, новая подружка будет.

— Подружка?! — в ужасе переспросила Немира, а нечисть уже стала опускаться в жижу. — Русалка, миленькая, вернись! Я о тебе каждому встречному рассказывать стану! Далеко молва людская о твой красе непревзойденной понесется!

Ужасающий грохот повторился. Смрад снова коснулся ноздрей Немиры. К горлу подкатила тошнота. Русалка задумчиво вдыхала "дивный аромат", но нырять пока не спешила. А девица тем временем заливалась соловьем:

— А ежели погибну, так и знай: никто о тебе в целом свете никогда не узнает! Никто не захочет прийти сюда и подивиться на облик твой чудесный, на лик твой, что краше не бывает, на локоны твои...

— Ладно, — снисходительно булькнула русалка. — Так и быть, отвлеку его, пока ты выбираться станешь.

Подгнившая голова скрылась в черноте.

— Хоть бы палку какую подала, — вздохнула Немира и к своему изумлению почувствовала, как в ладонь что-то ткнулось. Посох! Девица обхватила спасителя и кое-как снова выбралась на тропу. Третий грохот испугал еще сильнее. Но на это раз Немира не поддалась панике и, крепче сжав посох, лишь тверже ступала.

Она почти выбралась из трясины, почти очутилась в безопасности, когда багник снова громыхнул. На этот раз он, похоже, вложил всю свою силу в страшный звук — девица не удержалась и снова упала в трясину. Всего в трех шагах от берега. Видать, не привык болотный князек так просто жертву отпускать. Теперь жижа принялась заглатывать куда проворнее, куда спешнее. И посох не спас.

— Русалочка, милая вернись, помоги!

Но как ни звала Немира, как ни надрывалась, болотная красунья так и не вылезла. Вот уже холодное месиво обхватило грудь...

— Помогите!

...добралось до плеч...

— Помогите! Кто-нибудь!

...склизким ледяным обручем обнял шею...

— Помогите!!!

Попытка улечься на поверхности болота сделала только хуже. Тело увязло еще глубже. Зловонная жижа полилась в рот, забивая горло, легкие, не дозволяя позвать на помощь. Немира изо всех сил тянулась подбородком вверх, жадно ловила ноздрями воздух и пищала. Но разве услышит кто этот жалкий звук?

Уразумев, что на этот раз пропадает и спасителя ждать неоткуда, девица зажмурилась и постаралась представить мамку — все легче помирать. "Хоть бы только в такую русалку не превратиться", — напоследок подумала Немира, захлебываясь смрадными водами.

— Девонька, хватайся!

Какой странный голос у мамки. Ведь это она? Кличет у входа в Навье?

— Скорей, милая!

Немира раскрыла глаза. На берегу стоял тот самый старик, что просил их с Яринкой не ходить в деревню. Спасена! Вот только за что хвататься-то? Ни палки, ни веревки он не бросил. И тут случилось нечто странное. Протянутая дедом рука вдруг с громким скрипом принялась расти-удлиняться, пока не оказалась точно подле Немиры. Девица ухватилась за кисть, отметив, что будто не за плоть человечью, а за деревяшку взялась.

— Вот и добре, — улыбнулся старик в серебристую бороду, пока спасенная болотной жижей отплевывалась.

— Спа-аси-ибо, де-еду-ушка-а, — прокашляла благодарность Немира.

— А что ж на ночь глядя да в такие дебри забралась? Я за три версты услыхал, как багник рассвирепел. Давно он человечьим духом себя не баловал. Диво, что ты вообще сумела в одиночку через эти трясины перебраться.

— А я б сама и не сдюжила. Мне русалка болотная помогла.

— Правда? — подивился старик. — Сроду о подобном не слыхивал. Это ж что ж ты ей наговорила?

— Ой, чего только на пороге Навья не напридумаешь! — улыбнулась девица, ощущая дикую радость от того, что сумела-таки спастись.

— Верно. А как тут-то оказалась? — два черных, пылавших точно раскаленные угольки, глаза внимательно всматривались в Немиру.

— Прав, ты был, дедушка, — горько вздохнула девица, — пожгли нашу деревню всадники пришлые. Всех селян погубили. Мамку, Яринку...

— Яринку? Эта та девица, с которой я вас по лесу водил?

— Так то ты не дозволял нам в деревню воротиться? — догадалась Немира.

— Так. Я, — мигнул уголек.

— Кто ж ты такой, дедушка?

— Лесун я, девонька. Леший, лесовик... Как там еще у вас меня кличут? Но ты не страшись. Ничего дурного тебе я не сделаю.

Девица уважительно кивнула. Кабы хотел, то еще утром мог извести их вместе с подружкой. Всем ведь ведомо, что леший может водить людей по лесу, покуда те от голода да от холода не погибнут. Но не извел. Наоборот, помочь пытался.

— Куда путь держишь?

— К ведьмарю-батюшке. За подмогой к нему иду. Надеюсь, не откажет... — вдруг серые очи девицы так и засияли. — Дедушка, а, может, ты дозволишь у тебя в хате от всадников схорониться?

А ведьмарь... Немира невольно вздрогнула. Она всего дважды в своей жизни видела этого странного мужчину. Один раз, когда его позвали оспу из села выгнать, и в другой, когда вурдалаки объявились. Хмурый, нелюдимый... Он пугал и манил одновременно. А старик хоть и лесун, но добрый и приветливый.

Ведьмарь же... Что ежели прочь погонит али вообще слушать не станет? Вон старшие девицы рассказывали, как однажды встретили его у реки на Купалье да просили, чтоб поворожил им. Так он не только ворожить не стал, на пять дней речи лишил. А в следующий раз пригрозил носы в пятаки обратить.

— Нет, девонька, не выйдет ничего. Нет у меня хаты. Негде тебя от дождя да холода укрыть.

— А где ж ты живешь? — удивление даже разочарование перекрыло.

— В дупле старого клена. Вместе с другом.

— С другом?

— Да, с бельчонком. Он меня все орехами да грибами сушеными потчует...

Вдруг болото снова громыхнуло. Туман рассеялся, обнажив множество зеленых огоньков.

— Пойдем-ка отсюда, девонька. Багник редко, а все ж на берег своей трясины выбираться может. Тогда и мне не сдобровать.

Немира пугливо оглянулась и поспешила за лесуном. Сумерки уже накрыли и болото, и лес. И даже потихоньку отступали перед приходом царицы-ночи. Когда радость от спасения несколько схлынула, Немира снова ощутила тяжкий груз на сердце. А еще холод. Промокшая грязная одежда неприятно липла к телу при каждом шаге. И хоть ветра не было, зуб на зуб не попадал. Да желудок урчал так громко, что девице почудилось — даже в такой час можно заметить, как алеет ее лик.

— Ой, да ты голодная совсем. И озябла. Это мне, деревяшке все нипочем, а ты — человек... Ну ничего. Сейчас мы тебя и отогреем и накормим.

Лесун вывел на небольшую сухую полянку. И вмиг костер распалил. Девица жадно потянулась к теплу. Одежа, высыхая, дымила, зато зубы стучать перестали. Жижа тоже высохла и теперь вонючей коркой стягивала кожу. Немира потерла щеку — впусте, так просто не отодрать. Косу даже расплетать не хотелось — легко всей трясинной гадости и не выберешь. На гарсет и юбку жалко было глядеть. А ведь это был самый лучший наряд (специально выбирала, чтоб на фоне русалок дурнушкой не выглядеть). Теперь и единственный... Хорошо, обувку сохранила. Немира вытащила из узелка поршни и придирчиво оглядела. Вымокли, хоть отжимай. Зато смрадной грязи не набрали — и то хорошо. Девица опустила кожаную пару на землю недалече от костра.

Эх, помыться бы. Да где ж такую роскошь сыскать? Вода, ежели и встретиться где, так ледяная. Все ж, осень на исходе. Девица невольно вздрогнула, припомнив ледяные объятия болота, и на полшажочка подошла ближе к танцующему огню.

— Привет, Рыжик, — поздоровался с кем-то в темноту старик. Немира настороженно попыталась рассмотреть гостя, но ослепленному яркостью пламени взгляду это никак не удавалось. Хотя, может, там никого важного и нет? Точнее, дед-то — лесун, а, стало быть, и с жучком поздороваться не побрезгует, и желудь поприветствует. Только вот, "рыжик"... Трава жухлая? Поздний гриб? — Не спится?

Вместо ответа, невидимый гость вдруг обрел очертания: в круг света от костра прыгнуло что-то махонькое, пушистое и рыжее. Белка! Девица не сумела сдержать улыбки.

— Вот, позволь представить тебе моего друга. Рыжик.

— А меня Немирой кличут, — еще шире улыбнулась девица, пытаясь разглядеть юркую зверушку.

— Это ведь он мне рассказал, что ты в болоте топнешь.

— Правда? Спасибо, Рыжик.

Бельчонок прыгнул на морщинистую ладонь, а затем ловко перебрался на плечо. Что-то защебетал на ухо лесуну. Старик лукаво улыбнулся:

— А ты сам и отдай.

Малыш соскочил наземь и скрылся в темноте.

— Куда это он?

— Сейчас сама увидишь, — подмигнул старик. — Погоди малехо.

Пока бельчонок отсутствовал, дед согрел воды (благо недалече родничок отыскался), и Немира смогла умыться. Скоро послышался стрекот — вернулся Рыжик. На этот раз он двигался куда медленнее, что-то волоча за собой. Подкатил к ногам девицы и застрекотал.

— Это тебе, — перевел лесун.

Девица присела и посмотрела на подарок. Клубень, какой, что ли? Сморщенный, шероховатый, размером с мужской кулак... Подняла, принюхалась.

— Ой, так это ж коровий хлеб! — обрадовалась Немира. Знатная вечеря выйдет! — Благодарствую!

Пока она вертела в руках гриб, Рыжик успел еще три таких приволочь.

— Ты грейся, девонька, а я покуда их сготовлю, — старик тоже часу зря не терял — отыскал ладный прут, заточил и принялся нанизывать находки. Скоро поляну заполнил такой аромат, что желудок девицы снова заурчал, а рот слюной наполнился.

— Угощайся, красавица, — протянул старик палочку с жареным коровьим хлебом.

— Составь мне компанию, дедушка.

Лесун не стал отказываться, но удовольствовался самым меньшим из грибов. Пока Немира расправлялась с горячей снедью, бельчонок натащил орехов да разных сушеных ягод. Орехи старик очистил и предложил есть вприкуску. А вот из ягод сварил морс, что даже без меду оказался сладким. Никогда прежде девица еще так вкусно не ела. Малыш-бельчонок примостился на ее шее, навроде живого воротника, пока гарсет сох на ветке. Рыжик почти ничего не весил, зато грел не хуже печки. Немира время от времени подкармливала его орехами и с удовольствием слушала, как хрустит лакомство в острых зубках.

* * *

— Оставляем животных тут! — приказал Лисица, когда его конь отказался ступать на неверную твердь, предрекавшую начало болота. Подельники молча переглянулись. Главарь подошел к краю и попытался взглядом добраться до противоположного берега трясины. Но расползшаяся темнота и сгустившийся туман надежно скрывали границы, не дозволяя понять, насколько протянулась топь. А еще огоньки... Зеленые, манящие...

— Мы что, через Великие трясины пойдем? Ночью?! — полным испуга шепотом спросил Казлейка, что давеча свою девятнадцатую весну встретил. Главарь одарил самого юного подельника презрительным хмыканьем.

— Пацан прав, недобрые это места, — осторожно сказал Серпутий, почесав затылок под засаленной суконной шапкой.

— Неужто боишься? — рыкнул Лисица.

Негромкий разговор прервал дикий рев. Кони встали на дыбы, попятились, таща бандитов обратно в лес.

— Что это? — воскликнул Рьят. Ответом ему стал дикий скрипучий смех ведьмы, что единственная осталась сидеть верхом.

— Багник это! Зол как никогда! — радостно объявила Юга и, задрав голову, снова захохотала.

— Так чего ты ржешь, дура старая?! — взвился Лисица.

— А чего ж не радоваться? — проигнорировала непочтительное отношение Юга. — Стало быть, жива наша красавица. Через болото целехонькой перебралась. А багник рвет и мечет, ему ведь только и осталось, что след ее вдыхать.

— Раз девка прошла, то и мы пройдем, — заключил главарь. — Ты, — указал он на тощего и длинного, точно жердь, подельника, — ступай первым.

— Но... — испугался бандюга.

— Вперед, я сказал! — рыкнул Лисица и обнажил меч. "Жердь" огляделся в надежде, что кто-нибудь из подельников встанет на его сторону. Но желающих не нашлось: своя шкура ближе к телу.

— Вот, возьми, — спешившаяся ведьма сунула в ладони "избранному" крепкую палку.

— Чтоб болото перейти? — воспылал тот надеждой, авось заговоренная какая.

— Чтоб от багника отбиваться, — не то заскрипела, не то засмеялась Юга.

"Жердь" обреченно вздохнул и сделал первый шаг. Подождал. Ничего не случилось. Потом еще. Потом опять. Через десяток-два шаги стали увереннее. И Лисица уже готов был отдать приказ двигаться следом. Но ведьма, предугадав задумку главаря, предложила подождать. Как в воду глядела! Вдруг раздался дикий рев болотного князька. Зеленые огни стали ярче. Над изрядно удалившейся от берега фигурой нависла глыба из грязи.

Крик о помощи. Жалкое двойное плесканье дарованной палки. Отвратительный хруст костей и смачное чавканье...

Ведьма снова заржала:

— Я ж говорила — тут не пройти!

Напуганные люди попятились, едва удерживая ополоумевших от ужаса коней. Только Лисица с досадой все еще глядел, в ту сторону, где только что пропал один из его подсобников.

Все пошло не так. Все с самого начала пошло не так! Жаль, что ему не выделили настоящих воинов. Пришлось вооружаться этой грязной падалью, что и ограбить толком не умеет. Ведь с самого начала было сказано: взять девку живой, по-тихому, без лишней суеты. А они что утворили? Только копыто его коня ступило на большак, как эти идиоты принялись палить из стрел в каждого встречного, насиловать баб, да хватать все, что представляло маломальскую ценность. И что в итоге? Девку упустили, а вместе с ней подвеску... Эх, сюда бы сейчас его верных товарищей, что канули в пеньковых петлях. Поди, вороны до сих пор тела клюют. А Казинка оттого еще больше засмердела...

Руку нестерпимо жгло. Лисица оттянул рукав и провел пальцами по печати. Ее очертания были заметны даже в темноте — чуть светились голубоватым. Орел, несущий в когтях солнце.

— Зато болотным девкам будет с кем шашни крутить, — заскрипела Юга и с нежностью поглядела на Рьята.

Главарь резко схватил ведьму за космы и приставил меч к обнажившейся шее. Старуха захрипела.

— В следующий раз ясней выражайся. Я ведь всегда могу другой ведьмой разжиться, — процедил угрозу сквозь зубы.

— Ладно-ладно, милок, не ярись, — вытаращилась Юга.

Главарь липовал (и он, и старуха о том хорошо ведали). Сыскать колдунью по силе и чародейным умениям сравнимую с этой трудно. А сделать это быстро вообще мало возможно. Но Лисица иной раз в злобе терял над собой контроль и горло вмиг мог перерезать. Потому опасаться его следовало.

Меч вернулся в ножны.

— Может, багник нажрался уже? — хмуро предположил главарь.

— Э-э, нет, так просто его не накормишь. Истосковался он по людскому духу. Никого не пропустит, — пояснила Юга.

— Так сделай что-нибудь, чтоб пропустил, старая карга, — потребовал Лисица.

— А что ж я сделаю?

— Задобри, заколдуй, изгони в конце концов!

— Помилуй, я ж не ведьмарь тебе, — старуха на всякий случай отошла от гневающегося главаря. Авось еще не сдюжит со своим нравом.

Над трясиной прокатился рокот — не то рыгнул болотный князек, не то возжелал новой жертвы. Кони заржали. Люди пугливо переглянулись.

— Да, его нынче и сотней не задобришь, — махнула в сторону мигающей топи ведьма. — В обход надобно идти. В обход.

Лисица фыркнул, но знаком велел следовать за собой. Подельники облегченно выдохнули — хвала богам, не полакомиться багнику сегодня ими. Рьят с улыбкой до ушей сунул Юге поводья кобылы, принадлежавшей "Жерди". Но ведьма замотала головой.

— Почему нет? — насторожился бандюга. — Кобыла свободна. Теперь она твоя.

— Эээ, какой хитрый, — подмигнула старуха. — Не умею я на конях разъезжать. Силенок не осталось лошадей укрощать. А вот с тобой, славный воин, мне скакати за радость!

Улыбка Рьята совсем погасла, когда Лисица приказал избавиться от лишней поклажи и всех коней, кроме гнедой кобылы. Именно на ней рыжему подельнику было велено везти старуху. Юга весь час точно влюбленная девица заламывала свои костлявые руки, бросала сверху томные взгляды и растягивала беззубый рот. Но когда главарь объявил небольшой привал, Рьят поспешил устроиться поближе к брату и подальше от уродливой ведьмы.

* * *

Поршни и одежа высохли. Немира согрелась и наелась. Лесун, чтобы как-то отвлечь девицу от грустных мыслей поведал пару сказок, а бельчонок даже исполнил несколько трюков, да так ловко, что девица все ладони отхлопала.

Вдруг в кольцо света ворвалась птица и примостилась аккурат на плечо старика. Кажись, сыч. Долго он глядел на Немиру янтарными бусинами, а потом что-то ухнул.

— Ой-ей, неужто, — покачал головой лесун.

— Что такое, дедушка?

— Всадники за тобой по следу идут.

— Где? — вскочила девица, невольно согнав с плеч Рыжика, и принялась в страхе озираться по сторонам.

— Тише, милая, — лесун вытянул перед собой ладонь, — успокойся. Пока они далеко. Багник их не пропустил. В обход пошли. А это два дня пути, а то и болей. Но засиживаться не след.

Немира кивнула. Ей хотелось оказаться как можно дальше от преследователей. Поршни несколько задубели, потеряв былую мягкость. Но все ж идти в них было куда приятней, нежели босиком. Ну, а ощущение твердой земли под ногами вместо склизкой жижи и вид спины проводника, лучше коего и не сыщешь, подбадривали и дарили надежду, что все еще образуется.

Лесун явно заговаривал лес. Ибо под ноги еще ни одной коряги, ни одной ямки не попалось. Только ровная почва, устланная мягким мхом. И хотя в руках старик держал факел, все ж его света навряд ли достало, чтобы углядеть коварную колдобину али подлый корч.

— Колдуешь, дедушка? — полюбопытствовала девица, стараясь не думать о предстоящей встрече с ведьмарем.

— Да нет. Помаленьку шепчу, девонька. Лес он ведь доброму человеку завсегда помочь рад.

Немира припомнила, как сбивала мухоморы да поганки и лишний раз устыдилась дурного поступка. А когда подняла голову, на миг почудилось, что ели едва качнули верхушками, точно принимая искренние извинения.

— А долго ли нам еще, дедушка? — Немира не сетовала. Скорее наоборот, ей бы хотелось вот так идти и идти по лесу, следуя за лесуном. И не ведать ни устали, ни печали. Рядом с добрым стариком она чувствовала себя спокойно и в безопасности.

— Да нет. Вон он.

Девица поглядела в сторону, куда указала рука, похожая на сучковатую ветку, и ахнула. Глазам открылся холм, на котором стоял залитый светом добротный дом. Надо же. А она ведь всегда представляла себе избу ведьмаря совсем по-иному. Приземистой и зловещей... Может даже на курьих ножках. А тут мало того, что светло как днем, так еще и ладный хлев подле имеется.

— Ну что ж, вот и пришел час нам расстаться, — сказал лесун.

— Ты со мной не пойдешь?

— Нет, девонька. Дел у меня еще много, — улыбнулся старик. — Да ты не страшись. Он только с виду нелюдим.

— Ладно, — сглотнула Немира и снова поглядела на избу. — Столько света...Неужто ведьмарь нечистиков да нежити совсем не страшится?

Не дождавшись ответа, она перевела взгляд на лесуна. Но того и след простыл. Точно в воздухе растворился. Вместе с бельчонком.

Глава 3 Ведьмарь

— Дедушка, — негромко покликала Немира.

Никто не отозвался. Утопающая в темноте чащоба подступала со всех сторон, безмолвная и таящая в себе угрозу. Стало неуютно. Воспоминания о погоне, умирающей мамке, Яринке, пронзенной стрелой, холодком пробежали по спине — и девица поскорее ступила в кольцо света. Будто, если за его грань ночь перейти не смеет, страхи тем паче не решатся. Одолела три ступеньки и постучала. Но ни через мгновение волнительного ожидания, ни через несколько дубовая охранительница так и не отворилась. Угрюмый бородатый лик так и не показался. Может, изба пуста? Хотя... разве покинул бы хозяин зажженные лучины? Словно в подтверждение догадкам из хаты донеслось сдавленное звериное рычание, а следом многоголосное бряцанье, как от бьющейся посуды.

Кулак снова забарабанил по шероховатой древесине. И, хотя сочившиеся сквозь щели да стены звуки настораживали и пугали, стук робче не стал. Обратной дороги нет. И если придется, то Немира заночует прямо тут, на крыльце. Правда, хотелось бы, все ж, в тепле. В конце концов, разве не надлежит ведьмарям людей оберегать? К кулаку присоединилась пятка. Дверь заходила ходуном. Тут даже глухой учует.

Наконец, послышалось приближающееся шарканье. Изба распахнула рот — в проеме возник незнакомый мужчина, обнаженный по пояс. Темные волосы слипшимися грязными прядями ниспадали на лоб и плечи, цеплялись за щетину на подбородке. Крепкий торс "украшали" многочисленные застарелые рубцы и свежие раны, одни из которых покрылись бурой коркой, другие сильно кровоточили.

— Чего явилась? — процедил незнакомец, шумно ловя ноздрями воздух.

— Т-т-так к ведьмарю-батюшке. Не скажешь ли где он, добрый человек? — чуть отступила Немира. Что, если это пришлый убивец? Зарубил хозяина, а теперь поселился в его хате.

— Я это, — едва раскрывая рот, точно у него разом заболели все зубы, сказал мужчина. Немира пригляделась. Бледный лик блестит от пота. Вместо шелковистой бороды — щетина. Темные глаза пылают недобрым, неприветливым огнем. Кажись, он... Этот колючий взгляд дикого зверя. Точно, ведьмарь! Только... с ним что-то явно не так. И дело вовсе не в отсутствии бороды и волнистых каштановых волосах, что смоляными сосульками свисают с головы.

— Не гони, батюшка! За помощью пришла. Беда в селе... — Немира вдруг смолкла и приоткрыла рот, не в силах отвести взгляда. Кожа на лице мужчины пошла рябью, точно вода на реке.

— Ну? — потребовал дальнейшего рассказа хозяин избы. В это мгновение меж четко очерченных губ показался язык. Длинный и раздвоенный как у змеи! Гостья попятилась. — Говори или ступай прочь!

Девица только хлопала веками, не в силах отвести взгляда от плотно сомкнутого рта. Показалось? Али взаправду? Когда дверь вдруг стала закрываться, Немиру прорвало словно плотину:

— Всадники! На нас всадники напали! Людей убили! Яринку! Мамку! Избы пожгли! За мной по пятам следуют!

— Меня это не касается. Уходи, — не разжимая губ, выдавил ведьмарь. Вроде ж у него только что темные глаза были. А теперь вдруг посветлели. И зрачки такие странные, узкие, точно у кошки.

Дверь снова стала закрываться.

— Как?.. — опешила девица, вовремя подставив ступню. Она допускала, что прием может оказаться прохладным. Но не безразличным же. Да еще настолько! — Как это не касается?!

— Я не ввязываюсь в дела людей, — лик хозяина избы вдруг застыл точно вырезанный из древесины.

— Ты же ведьмарь! Разве не к тебе за помощью ходят?

— Мой удел защищать людей от нечистиков да нежити. Междоусобицы разрешайте сами.

— Но... — задохнулась от негодования девица. — Неужто тебе все равно?! Как же селяне?

— Им все равно уже ничем не помочь.

— А как же я?

— Ступай к леснику. Он вроде твой дядька, — ведьмарь сглотнул, вытянув шею, которая вдруг покрылась струпьями, будто чешуей, и тут же снова разгладилась.

— К Трувару? Ни за что! Он меня...

Уж лучше прямиком всадникам сдаться! Немира хорошо помнила, словно то вчера случилось, как бесстыдник-лесник сначильничать над ней пытался. Хорошо, один добрый человек хитрому приему обучил, да оглобля справная вовремя подвернулась. И поделом, что Трувар потом седмицу с лавки подняться не мог!

— Некуда мне податься!

— Уходи, — повторил ведьмарь. Его голубые очи уже переменились на ярко-желтые. По коже снова пробежала волна. Не чудится! Никак, колдует...

— Но ведь уже темно, — девица с тревогой оглянулась на зловещий ночной лес. — Дозволь хоть переночевать у тебя.

— Нет! — рявкнул хозяин избы и обхватил ладонями горло, точно пытался себя задушить.

Немира вдруг осознала, что "пустыми" к ведьмарям не ходят. Потянулась к груди, где болтался амулет, но тут же припомнила просьбу родительницы. Рука сменила направление и сняла сережку.

— Вот возьми, — протянула она серебряную капельку, что мамка на шестую весну даровала. Ухватилась за второе ухо, но другой сережки не нашла. Потеряла!

Ведьмарь отмахнулся от подношения, да так, что выбил украшение с ладони, и то, описав в воздухе сверкающую дугу, улетело куда-то в траву. По суровому лицу снова прокатилась волна.

— Убирайся! Не то я тебя в жабу оберну!

Немира в страхе отступила. Дверь громко захлопнулась. Неманос не раз рассказывал, как ведьмарь его в гадюку хотел претворить. И однажды даже уже руку с колдовством занес, да только меж ними огромный черный кот вовремя пробежал. Вот ведьмарь и отступил. По разумению Неманоса то сам Варгин5 был, на сторону человека встал.

На этот раз на подмогу человеку никто не спешил. Немира спустилась с крыльца, но выходить из светового круга не спешила. Черные дебри выглядели такими враждебными. Нечистики, всадники... Кто ведает, что лес еще прячет под своей сенью? Где-то на болоте снова взревел багник. Девицу передернуло. Нет... Лучше уж тут. Все равно идти больше некуда. Только, пожалуй, хлев все ж лучше сырой земли будет. Авось повезет — и там сено найдется.

Сделав пару шагов к невысокому строению, Немира вспомнила об отвергнутом даре и, присев на корточки, принялась всматриваться в траву. И хотя свет так и лил из избы, а все ж отыскать крохотную сережку не удалось. Даже прошерстив рукой жухлый ковер, она так и не нащупала серебристую капельку. Жаль... Это было то немногое, что осталось от мамки. Нет, чтобы просто отказаться, так размахался своими руками! Девица исподлобья глянула на избу, надеясь, что ведьмарь сумеет даже через стену почувствовать, что она о нем думает. Хата ответила ужасающим рокотом. Немира от неожиданности плюхнулась на попу, затем перекатилась на четвереньки и поскорей поползла к хлеву.

К счастью, строение оказалось не заперто. Девица встала и осторожно проскользнула внутрь. Придерживая дверь, всмотрелась в темноту, прислушалась. Надо ж проверить, кого хозяин тут держит, да убедиться, что не поджидает жертву какой нечистик, али того хуже — нежить. Строение молчало. Но по спине почему-то прокатилось чувство, что тут кто-то затаился. Причем не один. Словно только что хлев полнился разговорами да весельем, а лишь стоило ей порог перешагнуть, как все разом смолкло и выжидательно воззрилось на незваную гостью.

— Здравствуй, хлевник. Дозволь у тебя ночь переждать, — девица коснулась пальцами пола в низком поклоне. Строение отозвалось тишиной. Но настойчивое ощущение, что тут кто-то есть, вмиг испарилось. Немира присмотрела пышную горку из сена и осторожно двинулась к ней. Опустилась на мягкую подстилку и вздохнула. Сняла с плеч пустой узелок и подивилась, насколько тот вдруг отяжелел. Хотела было снова к двери вернуться, посмотреть что внутри. Но аромат и без света все рассказал: жареный коровий хлеб. Никак, дедушка лесун умудрился свою долю грибов тихонечко подложить. Да десяток орешков в придачу. И как только она раньше не почуяла? Колдовство...

Споро расправившись со вкуснющими гостинцами, девица поглубже закопалась в душистое сено и, свернувшись калачиком, прикрыла веки. Усталость навалилась валуном — и сознание моментально провалилось в сон. Да такой крепкий, что Немира не чувствовала холода, который принесла с собой осенняя ночь. Не слышала, как тряслась и содрогалась изба ведьмаря да диким ором гнала прочь птиц и зверей. Не чуяла, как под утро в хлев заявился и сам хозяин. Не ощущала на себе его долгий взгляд и тяжелое одеяло, что опустилось на ее хрупкое тельце.

* * *

Костер горел ярко, согревая озябших людей и надежно охраняя их покой от незваных гостей. Разомлевший Рьят с трудом держался, чтоб не поддаться сну и не смежить веки. Всего ведь час надобно продержаться. А не выйдет — Лисица живьем шкуру сдерет. Но ветки так успокаивающе потрескивали, ветерок так убаюкивающе трепал рыжую шевелюру, что очи сомкнулись сами собой.

— Эй, милок, — разбудил чей-то шепот. Кто-то потрепал по плечу. Дежурный резко вскочил на ноги и по выработанной годами привычке обнажил меч. Мутный взор обвел поляну, на которой тихо-мирно спали подельники. Ну, тихо-мирно, конечно, относительно. Кругом господствовал художественный храп всех мастей. И какой смысл в дежурстве, ежели он один был способен отогнать всю здешнюю нечисть да нежить верст на десять?

— Успокойся, я это, — на бородавчатом лике расцвела беззубая улыбка.

— Чего тебе надобно? — недовольно буркнул Рьят и, спрятав меч, вернулся на пень. Как водится, благодарить Югу за сохранение кожи на собственном теле он и не помыслил.

— Вот, чаечку тебе заварила.

— Убери свое пойло. Нашла дурака, — скривился бандюга, грубо отведя от себя узловатую кисть, стискивавшую сосуд.

— Зря ты так, — губы изогнулись обиженной дугой. — Я ведь помочь хочу.

— С чего бы? — Рьят старательно вглядывался в огонь и ворочал подобранной палкой поленья.

— А за доброту твою. Что на кобыле меня таскаешь, — ведьма так и впилась взглядом в разгладившийся лоб бандюги. — Поди, погоня измотала, силенок поубавила.

— А что ж сама не пьешь? Шагала бы вровень с остальными...

— Да пью-пью... уже почитай весен пятьдесят, как пью. А не то давно б уже в труху рассыпалась, — хихикнула Юга и присела рядышком. Рьят напрягся.

— И сколько ж тебе годков-то?

— Разве ж такое у барышень спрашивают? — игриво проскрипела ведьма. Бандюга презрительно крякнул. — Но тебе так и быть отвечу. Прошлой зимой век привечала.

— Век? — он внимательно оглядел лик Юги. — Да ни в жизнь не поверю!

— А сколько дашь? — почти пропела ведьма, накручивая на узловатый палец седую прядь. И куда только старушечьи нотки делись?

— Весен семьдесят, не болей, — усмехнулся Рьят и сделал глоток. Потом еще... Чай слегка горчил, но приятно согревал желудок.

— Шалун, — кряжистая морщинистая рука накрыла широкую мозолистую ладонь.

Бандюга допил до конца. Какое-то время вглядывался в пустое дно сосуда и пытался понять, когда же успел взять подношение ведьмы. Впрочем, не все ли равно, если он уже сейчас чувствует прибавление силы в каждой мышце? Рьят поднял голову и снова поглядел на ведьму, та улыбалась. И чего он ее так раньше боялся? Не такая уж она и страшная. Да и зубов, куда больше, чем казалось прежде.

Когда проснулся Киряк и предложил замениться, на диво бодрый брат отказался. Бандюга покосился на близнеца да примостившуюся у его растоптанных сапог ведьму и только диву дался. Хотя, кто его ведает, авось Юга какие байки травила? Наверняка ведь за прожитые годы немалого насмотрелась. Но каково же было изумление Киряка, когда перед рассветом он обнаружил Рьята, спящего в обнимку со старой рухлядью. А еще страннее оказалось, что по пробуждению, брат совершенно не реагировал ни на насмешливые взгляды, ни на подначки подельников. Он вообще стал вести себя необычно. Страхолюдину-ведьму только барышней кликал, да то ей травинку подносил, то листик, на который она указывала, подымал. Тьфу! Будто пес дворовый. И это тот, кто лишь на молоденьких прелестниц зарился. А старостиху в спаленном селе, коей навряд ли болей тридцати пяти стукнуло, ископаемым обозвал.

— Никак, опоила его, ведьма черная, — шепнул на ухо Серпутий, который на часок отпустил отдохнуть Рьята, — как пит дать, опоила, уж ты мне поверь. Я весь час за ними наблюдал.

"Нет, так не пойдет. Найдутся средства и против ведьминого зелья", — помыслил Киряк, с отвращением разглядывавший, как брат касается пальцем бородавки на кончике носа Юги.

Лисица разорвал идиллию, приказав ведьме выяснить, куда подалась девка. Пока старуха кружилась в диких плясках, да чертила затейливые фигуры на земле, Рьят не сводил с нее расширенных зрачков. А Киряк лишний раз убедился в правоте бывалого Серпутия.

— Тут недалече совсем, — проскрипела Юга, смахнув пот со лба. Главарь без промедления отдал приказ сниматься с места и трогаться в путь. Раздраженные и голодные бандиты на ходу пытались перекусить, недовольно бормоча что-то под нос. И только Рьят с блаженным выражением лица усадил "барышню" на кобылу и поторопил остальных. А когда лес отказался пускать лошадь, преградив путь непролазным валежником, рыжий бандюга нежно снял ведьму с седла и дальше понес на руках. Киряк, стиснув рукоять меча, снова подумал, что кровь из носу спасать братца надобно. И поскорее.

* * *

Шебуршание над головой резко прогнало сон. Немира села и некоторое время пыталась понять, где находится. Обвела взглядом пустой сарай. Солнечные лучи пробивались сквозь щели в стенах и тонкими спицами резали пространство. С балок свисали многочисленные пучки и веники из сухих трав. Пол густо устилало сено. Интересно, зачем его столько, коли хозяин ни лошади, ни коровы не держит? Разве что, какого оленя али лося прикармливает. Внезапно внимание девицы привлекло странное повсеместное движение потолка. Что за колдовство? Когда она разобралась в чем дело, то подхватила свои пожитки и с криком вылетела вон. Кому ж понравятся, когда над головой ютятся сотни крылатых кровопийц?

— Не ори, — жестко отозвался ведьмарь.

— Там летучие мыши, — стушевалась девица.

— Не змеи же.

В утреннем свете он выглядел совсем иначе, нежели ночью. Облаченный в свежие одежи, с мечом на поясе, чистыми каштановыми волосами, перетянутыми плетеным обручем — совсем такой, каким Немира его запомнила. Разве что, без бороды. Ну и хорошо, уж сильно та его старила. А теперь он и не так, чтобы намного старше ее самой казался. Разве ж лет десять-пятнадцать такая уж великая разница? Поганцу-Трувару уже за сорок, а он все себя юнцом мнит.

Ведьмарь метался то в избу, то из нее. Что-то собирал, что-то прикапывал. Растягивал невидимые нити, нашептывал, рубил, резал. На миг замер, поднял голову, принюхался. Буркнул:

— Близко.

И продолжил странные манипуляции с утроенной скоростью.

— Что ты делаешь? — полюбопытствовала гостья, переминаясь с ноги на ногу.

— Собираюсь, — отрезал хозяин и подошел к сараю. Раскрыл настежь дверь и не то зачирикал, не то засвистел. Немира едва удержалась от желания припасть к земле, когда полчище летучих мышей черным облаком устремилось в лес. Тело невольно передернуло. Надо же, а она с ним целую ночь провела. Не то, чтобы боялась, но в таком массовом и длительном соседстве коротать время еще не приходилось. И пусть бы болей не довелось.

— Отойди, — бросил ведьмарь и указал пальцем на огромного деда6. На миг девица встретилась с мужчиной взглядом и облегченно отметила, что темные очи и бледный лик ничем примечательным не выделялись. Ни ряби, ни вертикальных зрачков. Интересно, что же с ним было?

Пока Немира устраивалась подле валуна, хозяин снова зашел в избу и, проведя там какое-то время, вернулся с сумкой в руке, мечом на поясе и вороном на плече. Опустив кожаный мешок наземь, он пересадил птицу на ладонь и долго вглядывался в ее черный глаз. Затем снял тряпицу с крыла и, внимательно осмотрел:

— Почти зажило. Попробуешь?

Ворон каркнул в ответ — и ведьмарь резко подкинул его. Птица устремилась в небо, сделала пару кругов и вернулась на плечо. Мужская ладонь погладила черные перья:

— Придется расстаться. Надобно мне, чтоб ты проследил, где они. Потом меня сыщешь.

Птица снова каркнула, взметнулась ввысь и скрылась из виду. Мужчина же угрюмо обвел взглядом подворье, сарай да хату, точно вспоминая, все ли взял. Затем сам себе кивнул, перекинул через плечо сумку и устремился в чащу. На миг остановился, подобрал что-то с земли и продолжил путь. Немира наблюдала, как высокие кожаные сапоги мнут желто-бурую траву, и не могла поверить, что ведьмарь так просто оставляет ее одну пред страшным ликом опасности и неизвестности. А мамка еще говорила, что он только с виду такой нелюдимый. И дедушка лесун... Ох, как же они ошибались! Губы предательски задрожали.

Высокая статная фигура в черном остановилась у широкого морщинистого ствола.

— Чего ждешь? — не оборачиваясь, спросил мужчина.

— Ничего.

— Ну, так догоняй.

— Да, — растерялась от внезапной радости девица и бросилась следом.

Путники шли молча. Единственной задачей, с которой Немира сейчас старалась справиться в первую очередь — не отстать. Попробуй успеть, когда один шаг ведьмаря равняется ее двум. Хорошо, хоть узелок пустой, а то с поклажей наверняка бы уже сдалась. Правда, с другой стороны, была бы тряпица полна коровьего хлеба да орехов, то опустошить ее трудности не составило. Есть-то хочется, а вокруг, как назло ничего подходящего. Хотя, что можно сыскать в жухлой траве да в прелой листве? А ведьмарь вон как бодро вышагивает, ни меч, ни сумка не тяготят. Видать вдоволь с утра подкрепился.

Желудок уже в которой раз напомнил о себе протяжным плачем. Провожатый обернулся и вгляделся в пунцовый лик девицы, которая внезапно заинтересовалась фиолетовой поганкой. Но, так ничего и не сказав, продолжил путь. Причем значительно быстрее, чем доселе. Девица поспешила следом, все еще не теряя попыток выискать чего-нибудь годящееся для перекуса. Скоро меж стволов замельтешило болото. Ведьмарь знаком велел девице затаиться в ельнике, а сам подошел ближе к черной топи. Немира осторожно выглянула из укрытия, стараясь оставаться неприметной.

Мужчина обнажил клинок и стал приближаться к смрадной жиже. Каждый его шаг, каждое напряжение мускул вдруг приобрели первобытную, животную грацию. Так рысь подбирается к своей жертве. Когда до склизкой лужи осталось не больше пары локтей, он что-то пробулькал, точно кого-то покликал. Странный звук походил на тот, что издавала болотная русалка. Снова булькнул. И еще раз. Внезапно, его тело напряглось еще сильнее. Болото шевельнулось, выдавив из себя небольшой холм, на который уставилось острие меча.

— Здравствуй, — послышался знакомый глас. "Русалка!" — догадалась Немира и невольно скривилась. При свете дня одноглазая болотная красотулька выглядела куда омерзительнее.

— И тебе не хворать, — опустил клинок мужчина, не ослабив хватки на рукояти.

— Зачем пожаловал? — подгнивший зеленоватый палец, игриво накручивал длинный бурый локон из водорослей непонятного цвета.

— Да вот, тебя проведать пришел.

— Неужто надумал-таки ко мне присоединиться? — лукаво хлопнула единственным глазом русалка и приподнялась выше. От вида обнажившейся, полуразложившейся груди болотной девки Немиру едва не стошнило.

— Дозволь мне еще поразмыслить, — отозвался гость.

— Что ж, раздумывай. Только гляди не прогадай, у меня тут уже новый ухажер сыскался, — похвасталась русалка.

— Я и не сомневался, что твоя красота способна сражать наповал.

От подобной лести Немира не сдержалась и хихикнула. Ладонь слишком поздно прикрыла рот.

— Кто это там у тебя? — насторожилась болотная девка и принялась погружаться.

— Погодь! — окликнул прелестницу ведьмарь, бросив злобный взгляд на ельник. Но от русалки на поверхности черной топи остался только едва приметный холмик-макушка.

— Я это, подруженька! — подбежала к трясине Немира, пытаясь спасти ситуацию.

— Аааа, — вяло протянула нечисть, снова вынырнув из мерзкой лужи. — Жива, стало быть. То-то багник до сих пор негодует.

Ведьмарь непонимающе глянул на спутницу, но тут же отвел взгляд обратно — к единственному глаза болотницы, который в свою очередь презрительно рассматривал выскочившую из укрытия девицу.

— Надеюсь, ты не забыла о нашем уговоре?

— Что ты! — Немира изобразила искреннее оскорбление. — Как можно? Всем расскажу!

— Смотри мне, — глаз недобро блеснул.

— А с ухажером познакомишь? — спросил ведьмарь, косо поглядывая на Немиру.

— Ладно, — снизошла до людишек нечисть и пропала из виду.

— Зачем он тебе? — прошептала девица. Вместо ответа, спутник злобно накинулся на нее:

— Чего ты выперлась? Неужто я непонятный тебе знак сделал?

— Я помочь хотела, — обиженно прошипела Немира. Вот же! Хотела как лучше, а он еще виноватой делает.

— Че надо? — булькнул синюшный мертвяк, перепачканный тиной.

— Хорош, — сделал вывод ведьмарь.

— Свеженький, — потерла гниющие ладони русалка, на каждой из которых Немира не досчиталась по паре пальцев.

— Ты откуда взялся? — спросил ведьмарь, внимательно изучая длинного точно жердь новичка, вальяжно развалившегося поверх жижи.

— Оттуда, — огрызнулся синюшный поклонник и горделиво отвернулся от любопытных глаз.

— Его вчера багник сожрал, на том краю трясины, — ответила за воздыхателя русалка. — Эх, жаль, что только одного. Я вообще худых не очень-то люблю. Вот среди уцелевших были мужички куда крепче. Совсем как ты, а то и лучше. Ладные бы из них мужья вышли.

— И скольких мужей ты недополучила? — полюбопытствовал ведьмарь.

— Семь, кажется, — пожала разложившимися плечами девка. — Да подружку-ведьму.

— Ведьму? — нахмурился спутник Немиры. Но русалка вместо ответа поглубже вдохнула и предложила гостям насладиться чудесным ароматом. Дальше разговор никак не складывался. А скоро болотная пара и вовсе скрылась из виду, не удосужившись попрощаться.

Девица углядела у края топи немного красницы и присела, чтобы собрать. Но ведьмарь схватил ее за шкирку и потащил в лес.

— Пусти! — безуспешно пыталась отбиться Немира. Однако крепкая кисть разжалась только, когда ельник более-менее надежно спрятал обоих путников от обитателей топи.

— Ты совсем спятила? — процедил сквозь зубы ведьмарь.

— Что я такого сделала? Есть захотела?! — выкрикнула девица.

— Тихо, — злобно шикнул мужчина и оглянулся на топь. Та хранила показное молчание.

— Не думала, что ведьмарь нечисти боится, — пренебрежительно подытожила Немира. Но спутник в ответ только закатил очи и вернул меч в ножны.

— Пошли, — потребовал он и устремился в чащу. Девица со вздохом глянула на нетронутые ягоды и поспешила за проводником. Толстошкурый медведь, неужели он не понимает, что от такого темпа голодная девица скоро замертво упадет?

Неоднократно Немира пыталась сыскать коровий хлеб. Но каждый раз, примеченный под ворохом листьев холмик, оказывался камнем али вовсе кротовьей горкой. Да. Без нюха как у Рыжика тут не обойтись.

Скоро они вышли на небольшую полянку. Ведьмарь остановился, припал к земле и какое-то время прислушивался. Затем поднялся и опустил свою ношу наземь.

— Садись, — указал он на трухлявый пень и развязал тесьму на сумке. Немира послушно опустилась на лесной стул, не отводя взгляда от мужских рук, что уже протягивали ей кусок вяленого мяса. — Ешь. Да поскорее.

Девица жадно впилась зубками в угощение, одновременно наслаждаясь вкусом и раздумывая, что ведьмарь мог бы раньше поделиться снедью.

— Всадники. Кто они такие, ведаешь? — спросил спутник, расправляясь со своей частью.

— Нет, — помотала головой девица и, уколовшись взглядом о суровое выражение лика, снова сосредоточилась на еде. — Вкусно, только солено очень.

— Без соли оно бы испортилось, — скупо растолковал ведьмарь и сунул в руки спутнице флягу с водой.

— Мы так никогда мясо не готовили, — призналась девица, сделав глоток. Вода.

— А как? — сухо спросил мужчина.

— Ну, тушили, жарили, варили...

— Стало быть, стряпать умеешь, — сделал вывод спутник.

— Умею, — без напускной скромности подтвердила Немира. Из груди вырвался тяжкий вздох. — Моя мамка на селе лучше всех готовила. И меня научила.

— А что еще умеешь?

Внезапно девица догадалась: мужчина, никак, проверяет ее. Конечно, она никогда не думала об том, чтобы ведьмарю прислуживать. Да только выбора Макошь не оставила. И если хочешь выжить, то придется цепляться за каждую протянутую соломинку. И она уцепится. Расстарается. Так свои таланты да умения представит, что у него челюсть отпадет!

— Прясть умею, шить, прибираться. За скотиной пригляжу, за больным, стариком, дитяти...

— Ладно, — резко оборвал спутницу ведьмарь. — Доела? Пошли. Некогда тут рассиживаться.

— А куда пойдем-то?

— В Кревин, — тесьма на сумке снова свилась в хитрый узел.

— Зачем это? — насторожилась девица. Однажды она гостила в Кревине. Большой, тесный, смрадный. Дом на дом лезет, да так, что неба лазурного не видать, лучик солнечный не пробьется. Народ злой, неприветливый. А если ты простой человек, не зажиточный, то все — пропало. Догола разденут, с дерьмом на дороге смешают и не оглянутся. Из таких мест всякие грабители да бандиты и выходят.

— Там легче тебя пристроить.

— Пристроить? — в ушах зазвенело. Мир снова уходил из-под ног. — Но я не хочу в город. Дозволь, я стану твоей помощницей. Буду во всем подсоблять. А если скажешь, то... — Немира вдохнула-выдохнула, готовясь решиться на крайнее...— то даже за крылатыми кровососами пригляжу. За домом твоим ухаживать так буду, что...

— Нет больше дома, — признался ведьмарь, но на свой лик не допустил ни одной эмоции. Только на мгновение на дне темных очей показалось сожаление.

— Откуда знаешь? — почему-то вдруг перешла на шепот девица.

— Знаю, — одно короткое слово, без разъяснений и подробностей, но было оно сказано так, что Немира ни на каплю не усомнилась в его правдивости и почувствовала себя виноватой. Ведь по ее следу шли бандиты. Она их к подворью ведьмаря привела.

— Но как же ты теперь... — в горле пересохло — и шепот прозвучал надтреснуто, — без дома?

— Мой дом — свобода. То было лишь временное пристанище. А теперь пошли.

* * *

Бандиты настороженно наблюдали как чадит хата. Немало в своей жизни каждый из них пожег изб да сараев, даже самый юный из них, Казлейка. Но такое случилось впервые. Где это видано, чтобы огня совсем не было видно, а дым валил столбом? Да не черный, не серый и даже не белый. Алый! Точно кровью напиталась ведьмарская хата. От такого дива даже самые бывалые чувствовали себя неуютно. А Серпутий так и вовсе решился предложить Лисице, нет, конечно, не оставить погони, но не так рьяно гнаться. Все ж день, когда колдовское отродье покинет девку, непременно наступит. И тогда...

— Пошел вон! — не то прокричал, не то прорычал главарь — и подельник молча отступил.

Да что им объяснять? Разве поймут эти скудоумные, что не в силах он сбавить темпа, даже если сам этого захочет. Не может он отступиться — каждый миг поганая метка не дает покоя и жжет руку, точно раскаленным железом. Да только и к обычной боли человек привыкает. А к этой никак. Иногда ощущения стихают, но, видать, только для того, чтоб навалиться с новой силой, и мучить, и мучить, не давая запамятовать о цели.

А еще сны... Сны, в которых он каждый раз почти хватает край платья, но в кулаке оказывается только воздух...

— Ведьма! — позвал главарь.

Довольная старуха все это время под защитой Рьята перебирала позаимствованное в доме ведьмаря добро. Но лишь заслышав клик, бодренько сгребла награбленное в мешок и, сунув охранителю, подскочила к Лисице.

— Куда они направились?

— Сейчас, сейчас, мой господин. Сейчас все прознаем.

С проворством молодухи Юга подбежала к каменному деду и раскинула руны. Долго вчитывалась в знаки судьбы, что-то бормотала. Рьят с благоговением на лике наблюдал за "своей барышней". А Киряк вдруг приметил, что рыжая шевелюра брата несколько посветлела. Так случалось и прежде. Но только в знойное лето или сразу после помывки. Но нынче осень! А последнюю баню вспомнить оказалось трудновато. Подойдя ближе, Киряк рассмотрел-таки источник изменения цвета — седина. Внезапная ранняя седина. Еще вчера, он готов был поклясться каждым из богов и всеми ими вместе взятыми, что ее не было. Юга! Неужто жизненную силу из близнеца тянет? Ничего, поди, и ведьмы смертны!

Бандюга, поглаживая рукоять верного меча, уперся злобным взглядом в мерзкую тварь и внезапно отпрянул. Сальные и явно потемневшие космы спали с морщинистого лика, обнажив колючий взгляд и нехорошую улыбку... всего на едва уловимое мгновение... Но ощущение угрозы репейником прицепилось к душе — исхитрись, отколупни ее теперь.

— Эй, Рьят, — негромко отозвал в сторонку брата Киряк, воспользовавшись отлучкой ведьмы в транс. Близнец обернулся и с блаженным, как у юродивого, выражением лика подошел к близнецу.

— Чего надобно?

— А чего это ты все вокруг Юги ошиваешься?

— Так Лисица ж велел, кто последний, тот за нее и отвечает.

— Тот ее в седло берет, — поправил Киряк, — а коней мы давно оставили.

— Ну, кто-то ж должен ей подсобить. Женщины они завсегда нас слабее.

— И давно ты старую каргу перестал ведьмой звать?

Вместо ответа Рьят огромной лапищей зачерпнул могучую шею брата и привлек к своему лбу. Желтоватые белки от злобы налились кровью. Киряк хотел отшатнуться, да не вышло — мертвая хватка прочно удерживала, не дозволяя даже дернуться. И это при том, что Рьят всегда уступал близнецу в силе. Был бы кто иной, так Киряк давно бы уже отрубил сжимавшую его кисть, а так, только сильнее сдавливал рукоять меча.

— Еще раз так о ней скажешь, придушу, — для пущего убеждения пальцы больно впились в мышцы шеи.

— Совсем сбрендил, если родного брата на эту выдр... ведьму променял.

— Не трожь! — взвизгнула, точно плохо смазанные петли двери, старуха. Близнецы одновременно обернулись. Один из подельников почти с головой залез в мешок Юги. Охранитель уже оставил в покое шею и даже успел навести стрелу на подлого предателя. Но лук так и не фыркнул. Неудачливого грабителя что-то отбросило к лесу. Из мешка полез густой едкий дым. Он застилал очи, забивал нос и легкие. Бандиты закашлялись. Кто-то закричал так, будто, его рвали на части.

— Закройте глаза! Не шевелитесь! — велела ведьма. Страх, отразившийся в ее голосе, здорово напугал. Сразу за предупреждением что-то зашипело.

Киряк замер, распластавшись на сырой земле. Он чувствовал, как что-то гигантское мечется по поляне, будто выбирая жертву. От незримого чудовища волнами исходила опасность, но не такая, какую излучает умный и умелый соперник, а иного роду. Это было нечто потустороннее, словно из самого Навья, способное лишь одним видом лишить разума. Даже, когда что-то ледяное касалось тела, перепуганный до смерти Киряк лишь затаивал дыхание и сильнее прижимался к осенней земле.

— Смельчаки! — издевательски объявила ведьма и заполнила воздух мерзким смехом. — Поднимайтесь, пока не обтяжкались! Воины...

К скрипучему хохоту добавился гогот Лисицы и похрюкивание Рьята. Хвосты тумана стремительно таяли. Киряк поднял голову и тоже хотел, было, присоединиться к веселью, но вид разорванного на части подельника остановил.

— Это кто ж его так? — тихонько полюбопытствовал Казлейка, боязливо оглядываясь по сторонам.

— Змей, — с сожалением выдохнула Юга.

— Откуда он взялся? — не прекращал расспросы юноша.

— Оттуда, — указала ведьма на все еще чадившую алым хату ведьмаря. — Я ж предупреждала, чтоб в сумку не лазили. Будет наука!

— А куда он делся?

— Уполз.

Юношу передернуло — и это вызвало новый взрыв скрипучего смеха. Меж тем Киряк, Плешивый и Серпутий внимательно разглядывали останки разорванного бандюги.

— А кровь где? — насторожился самый старший из всех подельников.

— А нетути! — хихикнула Юга и заглянула в свой мешок. Хотела было Рьята для охраны кликнуть, да остановилась. К покинутым пожиткам ведьмаря интереса болей никто не проявлял. Наоборот сторонились. — Эх, такое яйцо, идиот, загубил, — посетовала ведьма.

— Так куда девка направилась? — осведомился Лисица, безразлично наблюдая и за разбросанными кусками плоти, и за страхом подельников.

— Туда, — махнула на лес Юга.

— Тогда пошли, некогда тут рассиживаться.

— Мы, что ж, даже его не прикопаем? — нахмурился Киряк.

— Хочешь захоронить? — испытующе уставились на рыжего верзилу раскосые желтые очи. Серпутий, Плешивый и Казлейка только и поспевали переводить взгляды с главаря на Киряка и обратно.

Бандюга обвел взором зловещую поляну, дымящую алым избу, вдруг смолкший лес, где укрылся чудовищный полоз...

— Неа, — стушевался рыжий верзила. И, хотя, он с раннего детства считал, что нежить плодить не стоит, а все ж... Мало ли что тут еще может появиться?

— Тогда вперед! — рявкнул главарь и устремился по следу девки. Соратники подхватились и поспешили за Лисицей. Юга в последний раз глянула на избу ведьмаря, любовно погладила мешок и, прикрываемая с тылу Рьятом, направилась за остальными.

Ворон, примостившийся на ветке, еще какое-то время не сводил с дымящей избы блестящего глаза, будто прощался. А затем, громко каркнув, распрямил крылья, одно из которых оказалось чуть примятым, и затерялся меж сосновых верхушек.

 

Дорогие читатели, Рассылка приостановлена. Роман будет опубликован в издательстве АСТ