Темные желания. Утопленник

Неужто враг?

Слева показалась тень. Еще одна справа.

— Да кто же ты? — еле слышно прошептала я.

Но меня услышали!

— Интереснее, кто ты такой?

В шею уткнулся нож, а руки за спиной зажали в тиски, причиняя боль.

— Пусти меня, идиот! — я дернулась и вырвалась из захвата, мгновенно узнав по голосу его владельца. — Так ведь и убить можно. Какая муха вас укусила на своих кидаться?

— Не помню, что бы ты была моей, — выразительно подняв брови, фыркнул Франциск. — В любом случае, не люблю, когда за мной шпионят.

— А я не люблю, когда меня пугают и пытаются задушить! — я наконец-то встала в полный рост и вперла руки в бока для большей уверенности. — Вам что больше делать нечего?!

— Я тебе не узнал, — примирительно сказал Франциск.

Но меня было уже не остановить. Испуг, да и сам вид Франциска явили на свет все самое худшее во мне.

— Мне сказывали, вы напали на паренька в деревне — будто бы он следил за вами — теперь на меня охотитесь. Кто следующий? Может, его вы вообще убьете?

— Может, и убью, — Франциск внезапно приблизился и взял рукой за мой подбородок, заглядывая в глаза. — Послушай меня, Зарьюшка, не стой у меня на пути, иначе в следующий раз я тебя не узнаю, пока не проткну кинжалом. Случайно, — уточнил он мгновением позже, а затем свистнул, подзывая к себе коня, не переставая при этом смотреть мне в глаза.

Я тоже не отводила он него взгляд. Сжимала от злости зубы и кулаки и далеко внутри прятала страх. А еще молила про себя:

"Только бы свой испуг не показать! Только бы..."

Он отпустил меня.

— Счастливо оставаться.

— Вы покидаете княжича? Не знала, что вы такой трус, — не подумав, ляпнула я.

На лице Франциска не дрогнул ни один мускул. Он вскочил на коня, затем наклонил голову ближе ко мне, шепнув:

— С чего это мне перед тобой отчитываться?

Нараский резко хлестнул коня и пустил того вскачь. Всего за несколько мгновений тьма поглотила его фигуру.

* * *

Утро выдалось пасмурным. Ни следа вчерашнего яркого солнца. Того и гляди, дождь хлынет. Ну да сейчас нам это было только на руку. Воду-то еще вчера допили.

Во время еды в основном молчали. Только Фросий невесть с чего начал нетерпеливо вертеть головой, а затем с удивлением спросил:

— Франциск к нам не присоединится?

— Нет! Франциск уехал, — отрезал Арий таким тоном, что никто не стал ничего уточнять.

Я с сочувствием посмотрела на Ария, поняв, что предательство друга дорого ему обошлось, но не сказала ни слова.

А затем снова была дорога.

Отступление

Вороново ущелье много лет пользовалось дурной славой в народе. Поговаривали, там упыри обитают. Днем они вроде как спят, а в ночи выходят на свет белый. Горе тем, кто не успеет покинуть ущелье до темноты. Нечистые всю кровь выпьют, одним из своих сделают. Забудешь, кто ты, кем был, на месте зубов вырастут клыки, а ты сам начнешь по ночи на луну выть да кровушку у людей простых пить.

Градомир никогда не верил в подобные россказни, а потому, когда брат повел против него войско, укрылся в том ущелье, а затем ударил Ростиславу в спину. Тогда можно было и покинуть проклятое место, но Градомир решил по-иному и обосновался там навсегда.

Вороново ущелье с всех сторон было скрыто горными вершинами. Несколько тропок вели вниз, но нечего было и думать спуститься, чтобы тебя не заметили сторожевые. Сами же гости, лишь оказавшись в низине, могли как следует рассмотреть шатры Градомира. Их было около десяти. Все из дешевого цветастого посконника*. На вид одинаковые. С первого взгляда ни за что не отгадаешь, в каком из них Градомир укрылся.

Но спустившемуся в долину коннику не нужно было гадать. Он прекрасно знал, где искать Гардича. Кивнув сторожевым, стоящим на подходе к ущелью, гость еще сильнее хлестнул кобылу кнутом и поскакал вниз. Возле центрального шатра он спешился да поспешил внутрь. Но войти не успел. К гостю тотчас метнулся один из ближайших прислужников Градомира.

— Кто?

— Своих не узнаешь? — опешил гость.

Юный сторожевой махнул головой, не говоря ни "да", ни "нет". А затем прибавил:

— У меня приказ, — сторожевой надул щеки от собственной важности. — Никого не впускать.

Но гость не отступил:

— Если я сейчас не попаду к Градомиру, он тебя по ветру развеет. Времени нет!

— Так все говорят, — уже не так уверенно проговорил сторожевой, заметно сдавая позиции. Затем и вовсе кликнул напарника. — Бер, проследи тут за одним. Я к господину.

Впрочем, отсутствовал он недолго. Беримир — полный мужик лет сорока с черными густыми бровями и небольшой, явно, недавно стриженой, бородкой — даже подойти к гостю не успел.

— Войди, — донеслось из шатра.

Гость зашел внутрь и тотчас кивнул его владельцу. С толикой уважения, но без раболепия, как это часто делает простой люд — отметил Градомир и тотчас спросил:

— Арий здесь?

Гость кивнул.

— В нескольких часах пути. Движется к черным озерам. Лучшего места для нападения и придумать нельзя!

— Когда он будет там? — деловито уточнил Градомир.

— Не раньше полудня. А то и к вечеру. Мне удалось отравить их воду. Они вынуждены туда ехать. Но лошади устали и не будут бежать быстро.

— Значит, мы успеем раньше их! — на лице Градомира появилась хищная улыбка. — Все еще хочешь выслужиться?

— Как никогда! — твердо произнес предатель.

— Бери людей. Сорок человек. Справитесь с тридцатью княжескими. Ты сам за главного. Принесешь мне голову Ария — станешь моей правой рукой. Во второй раз промажешь — пощады не жди!

Глава 13

Налей еще вина, мой венценосный брат,

Смотри — восходит полная луна;

В бокале плещет влага хмельного серебра,

Один глоток — и нам пора

Умчаться в вихре по Дороге Сна...

По Дороге Сна — пришпорь коня; здесь трава сверкнула сталью,

Кровью — алый цвет на конце клинка.

Это для тебя и для меня — два клинка для тех, что стали

Призраками ветра на века.

Так выпьем же еще — есть время до утра,

А впереди дорога так длинна;

Ты мой бессмертный брат, а я тебе сестра,

И ветер свеж, и ночь темна,

И нами выбран путь — Дорога Сна...*

— Что поешь? — когда я выводила последний куплет песни, ко мне подъехал Клемент.

Я пожала плечами и немного грустно улыбнулась.

— Старая песня. Мне ее мать когда-то пела. Давно это было... — глаза затуманились. Я будто вновь увидела ту картину, когда мама... — А что? — резко спросила я, не желая вспоминать, что случилось с родительницей. Знаю я себя: как начну о матери горевать, меня не остановить. Все глаза в слезах будут.

— Просто странная песня. Да еще в придачу кровь со сталью. Как бы не наворожила чего, — Клемент плюнул через левое плечо.

— Я же не гадалка, ворожить не умею, — хмыкнула я, с улыбкой глядя на выглянувшее из-за тучи солнце. — Да и Богам нашим до моей песни вряд ли дело есть. Сам же сказал, странная она. К нам с того берега Золотого моря принесена. Дивные там края, сказывают. Совсем не похожи на наши. Золотые поля Славии — это колосья, полные зерен. Это хлеб, что дарует нам жизнь. Их же "золотые поля" — это моря песка. Такие, что аж до самого горизонта жизни не видать. Снега в тех краях вовсе не бывает. Жаркое лето круглый год. Ночи там коротки. Хорс почти не покидает их. Да впрочем, нет, не Хорс... Не вспомню сейчас. Да только люди тамошние отчего-то Хорса по-иному кликают. Не то Рад, на то Рамон... — я махнула рукой. — Ни в жизнь не вспомню!

— А зачем тебе вспоминать? — Клемент закинул в рот один из сухарей из сумки с провиантом, которую ему доверил Арий. — Хорс он и есть Хорс, а те, кто иначе считают — глупцы просто.

Я махнула головой, ни говоря ни "да", ни "нет". Кто оно знает, кто прав. Нет, солнечный луч точно от Хорса. По иному и быть не может. Но... Я еще раз махнула головой, как всегда, когда хотела отбросить надоедливые мысли. Все равно нет мне дела до далеких иноземцев. В их край я не попаду. Это уж точно. А значит, и думать о них не имеет смысла.

— Эй, Зарья, — Клемент внезапно толкнул меня в плечо. Неужто оглохла? Иль секрет?

— Какой секрет? — не поняла я. Нахмурила лоб. — Нет, не припомню секрета.

— Спрашиваю, откуда ты столько всего про земли заморские знаешь? Наш княжич и то поди не ведает! Неужто сама за океаном бывала?

— Я?! — я рассмеялась: до то нелепым показалось мне предположение Клемента. А как смех да поутих, объяснила. — Мать моя одного странника как-то лечила. Он ей и рассказал о краях далеких. Может, и вовсе солгал. Кто знает.

Клемент хотел спросить что-то еще, но не успел.

— Что это? — я приподнялась на лошади. Впереди. Не дальше чем в версте, а то и ближе виднелась... — Вода? Черные озера? Неужто доскакали?

Я кивнула Клементу и поскакала поближе к Арию. Он ехал первым, в десятке саженей от меня.

— Это черные озера? — я показала на горизонт, где уже начало вырисовываться что-то голубое.

— Так быстро?! — Арий, как я прежде, поднялся на стременах. — Я полагал, до них еще пару часов пути.

— Полагал? — тут уж пришел мой черед удивляться. — Неужто ты не знаешь, куда путь держать?

— Я же здесь ранее не бывал, — Арий растерянно пожал плечами. — Не больше, чем ты знаю. Ирока нет. А это ведь его идея — к черным* ехать. Куда путь держать, я знаю, а сколько ехать, один Велес знает. Так где же твои озера? — переспросил Арий, так и не увидев их.

— Вон, — я указала рукой прямо, а затем слегка повела рукой влево. — Видишь? Странно только, я думала, озера эти черные, а они в цвет неба.

— Вода там, как везде, — отмахнулся Арий. — Они просто со всех сторон черными травами окружены. Там и бергения, и клещевина, и гейхера. Но больше всего пеннисетума! Да где же твои озера? — вновь повторил свой вопрос Арий, но ответ не понадобился. — Ах, это, — княжич разочаровано хмыкнул, наконец заметив куда я показывала, и с чуть покровительственной улыбкой посмотрел на меня. — Это еще не озера. Это вершины Приграничных гор.

— Они синие? — удивилась я.

— Тень так падает, — начал объяснять Арий. — На самом деле верхушки у них белые. Это снег. Он там никогда не тает. На вершинах царят вечный холод и мерзлота. Это владения Мары и Мороза. С начала веков они не дают Хорсу и Живице их оттуда изгнать.

Арий говорил что-то еще, но я его уже не слушала. Мы все ближе и ближе подбирались к Приграничным горам, и постепенно мне открывалась вся их красота. До этого дня я ни разу не видывала гор. Даже пригорков небольших, и тех не было! А здесь...

Горы... Высоченные пики, будто подпирающие своими вершинами небеса. Неприступные, манящие... Они были темные, почти черными у основания и казались высеченными не то из гранита, не то из обсидиана. А чем выше, тем становились светлее. Будто от яркого солнца мрак рассеивался, отступал, превращаясь в... У меня просто слов не хватало, чтобы описать этот оттенок. Цвет темной морской волны. Цвет неба во время полуденной грозы, когда молнии сверкают в выси. Далее княжеское серебро, сверкающее на солнце, аки дорогая ваза, что однажды попала мне в руки...

Красота-то какая!

В расщелинах мелькали зеленные травы, даря Приграничным горам еще один цвет — цвет жизни.

И, конечно, вершины... Отвесные, манящие странников как запретный плод. Они меняли цвет. То казались розовыми, почти что цвета вишни, то белесыми, как снег, то...

Долго я засматривалась на горы, словно ребенок, который нашел себе новую игрушку. Ребенок... Я улыбнулась, перестав глядеть на горы, и перевела взгляд на Ария. Вспомнились его слова о том, как он хочет повзрослеть, стать самостоятельным, начать самому за себя отвечать. Я ведь тоже этого хотела. Как была ребенком, так мечтала избавиться от опеки матери, чтобы никто не наказывал, что делать, чтобы самой решать, чтобы...

— Не хочу я за зельями этими следить! И так соседи за глаза ведьмой кличут.

— Что за вздор! Кто это тебя ведьмой зовет? Ты — целитель. Жизни спасаешь. Если только... — мать подошла ближе ко мне и заглянула в глаза. Я попыталась отвернуться, так она своими сухенькими пальцами за мой подбородок схватила.— Стой ты, разобраться дай!

Я перестала вырываться и прямо посмотрела ей в глаза. Мать хмыкнула и отпустила меня.

— Понятно все. Ведьмой кличут. Никак это тебе раненый из краев дальних сказал, — мать кивнула. — Да и зелье ты не из-за этого варить не хочешь. К нему намылилась. Так?

— Нет! — сквозь зубы прошипела я.

— К нему, к нему, — утверждала мать. - Чем же тебя соседские парубки не угодили? Часлав вон давно под окнами ходит. Всемил тоже.

— Всемил? — переспросила я. — А то, что для него каждая вторая девка — любка? Я, Митрофана, Ташка...?

— Этот-то, с заморским именем, скажешь другой?

— Я не для того иду!

— Я тоже не для того ходила, а потом ты родилась, — веско припечатала мать.

— И это самое худшее, что у тебя в жизни случилось! — выкрикнула я, не подумав.

Пощечина. Мать сама не заметила, как меня ударила. И теперь с ужасом смотрела свою руку. Но оправилась. Причем куда быстрее меня. Отвернулась.

— Садись зелье вари.

Я сверкнула глазами, но покорилась.

Покорилась?

— Мам, ты прости меня, — через пару часцов я подошла к ней и примирительно предложила большую кружку вара. — Это вот тебе. Извини, что так вышло. Я не хотела.

— Знаю, что не хотела. А вар, — мать кивнула на чашку, — убери.

— Ну, выпей хоть глоток, что прощаешь меня, — я умоляюще взглянула на родительницу. Мать хмыкнула и на мгновение закатила свои большие серо-зеленные глаза. — Давай уж, если ты так. Выпью.

Покорилась?

— Мам, с тобой все в порядке? Мам? — я тронула родительницу за плечи, вгляделась в ее умиротворенное лицо. Довольно улыбнулась. Затем отошла в угол и притащила с собой большую подушку. Уложила на нее мамину голову и прошептала родительнице на ухо:

— Спи сладко.

А затем выскочила на улицу, сияя довольной улыбкой. Сон-трава — отличное средство! И сны красочные приносит, и память, о том, что в последние часы происходило, затуманивает. Что бы я без нее делала!

За шиворот упала капля дождя. Затем еще одна и еще, возвращая меня из воспоминаний в настоящее. Я перевела взгляд на небо. Солнце давно скрылось из виду. Стало не просто сумрачно, черно, аки ночью. Того и гляди, гроза загрохочет. А укрыться-то негде. Сплошь поля. Если только...

— К горам! — крикнул Арий. — В ущелье от Громовержца спрячемся. Быстрее, пока не началось!

— А как с Ироком разминемся? — крикнул кто-то из солдат.

— В грозу в чисто поле он не поскачет. Должен же понимать!

Хлестнули плети что есть сил, и кони к горам поскакали. К горам... Близко-то близко они. Издалека хорошо видны. Да только скакать до них порядком. Сотня саженей, еще сотня. Еще... А ближе до гор не становилось. Будто зачарованными были прекрасные пики, аль просто смеялись над незадачливыми путниками.