Пророк

"Мечта... О чем мечтает современный человек? Казалось бы, в наш спокойный век стабильности, высоких технологий, регулируемой атмосферы, экологически сбалансированных производств, отсутствия голода и неизлечимых болезней все мечты уже осуществились. Не так ли?

Осталась лишь одна. Наша планета перенаселена, и это факт. И единственным, почти неосуществимым желанием человека остается уединение. В наши дни многомиллионных городов, потоков транспорта человеку нигде не скрыться от водопадов информации, обрушивающихся на него ежечасно. Но мы нашли выход. Каждый может создать для себя уголок счастья, спокойствия, идеальное место для отдыха по своим собственным стандартам. "Оазис" — это не просто компьютерная программа, позволяющая отрешиться от действительности. Забудьте о 3D и эффектах полного присутствия! Как бы ни были хороши спецэффекты, налет компьютерной графики остается. Всем этим полуфабрикатам не сравниться с "Оазисом". Ведь "Оазис" — это воплощение Мечты."

"Оазис" процветал. И не зря. Вначале я сомневался, смогут ли они привнести что-либо новое в наш искушенный мир. Они просили баснословные деньги. Деньги у меня были. Но стоит ли тратить их на "Оазис"? Я сомневался. До того дня, когда побывал у Герда. Он распахнул передо мной дверь, и я вошел в настоящие бамбуковые заросли! Звуки, запахи, ощущения... Все это было реальным! А когда я увидел мирно сидящую неподалеку панду, невозмутимо жующую молодой побег, я загорелся. И "Оазис" стал моей мечтой.

Неделю спустя

Когда я читал брошюру и оформлял заказ, я не подозревал, что установка этого чуда техники потребует три дня времени и почти постоянного присутствия в моем доме четырех монтеров и программиста. Мелинду я отослал к теще, поэтому страдал в одиночестве. Но вот мои муки закончились. Оставалась малость — настроить комнату на то, что мне хотелось. Я зашел в бывшую третью детскую, которой без зазрения совести пожертвовал. У нас с Мелиндой еще не было детей. Право иметь ребенка мы приобрели только два месяца назад. Да и то, пока только одного. Я с интересом рассматривал новые стены, пол, потолок. Если бы я не знал, что они состоят из тонких кристаллических пластин, я бы подумал, что это стеклянный монолит. Стыки найти было невозможно. Провода тоже, а я знал, что их тут километры. Даже пульт управления "Оазисом" был вынесен за пределы комнаты, видимо, чтобы не нарушать целостности кристаллического покрова. Я внимательно изучил инструкцию. В основном она состояла из фотографий пейзажей. Современному человеку трудно придумать что-нибудь природное и при этом реальное. Судя по качеству, фотографиям лет триста. Что ж, в те времена жителей на Земле было поменьше, а природы побольше. Я сел на середину комнаты, сосредоточился на полюбившемся изображении. Через несколько минут вокруг послышалось пение птиц.

— Можно открывать глаза, — я убрал руки с плечей жены.

— Боже мой, какая прелесть! — восхищенно выдохнула Мелинда. Мы стояли на небольшом зеленом холме, перед нами раскинулся пейзаж, который когда-то запечатлел неизвестный фотограф. Фруктовый сад в цвету, справа лента реки, бегущая к горизонту, слева еще холмик, на нем маленький дом с черепичной крышей. Над нами роняла белые лепестки вишня, а в ее ветвях пела какая-та пташка.

— Как насчет пикника? — спросил я, указывая на расстеленный у корней дерева клетчатый плед, корзину, полную снеди.

— Ты лучший, ты знаешь? — прошептала Мелинда, обвивая руками мою шею. — Я люблю тебя.

— А я тебя, — признался я, обнимая жену.

Пикник получился очень романтичным. А через неделю домашний компьютер сообщил: "Ваша жена беременна, поздравляю". По этому поводу мы устроили праздник в саду "Оазиса". Обследовали домик, сидели там на веранде и смотрели на цветущие апельсины. Это оказались вовсе не яблони, как утверждала моя жена-биолог. Это ж надо было создать у себя дома иллюзию старой Италии.

— Так даже интересней, — улыбалась Мелинда. — Как думаешь, они будут плодоносить?

— Не знаю, — я пожал плечами. — Наверное, да, если мы будем от них этого ждать.

На стакан с соком села бабочка, раскрыла разноцветные крылья и замерла.

— Какая красота, она совсем как настоящая.

— Она и есть настоящая, — признался я. — Я купил бабочек для нашего сада.

Наградой мне стал долгий нежный поцелуй. Как же я ее, а теперь уже их люблю... Я все сделаю, лишь бы они были счастливы. А пока, спасибо "Оазису" за осуществление мечты.

Через пару дней пришло приглашение на сеанс "Пророка". Этой программе было уже лет сто-сто пятьдесят, и она должна была просчитывать, какими будут дети. Здоровье, внешность, размеры, вредные привычки, психологические особенности. Полезная вещь. Дату сеанса всегда назначали через три месяца после зачатия, так что этому я не удивился.

Три месяца спустя

— Андрей, сколько можно тебя ждать? — послышался снизу голос Мелинды.

— Сейчас-сейчас, я не могу найти телефон!

— Конечно, ты же мне его полчаса назад отдал!

— Правда? — вот черт, надо взять себя в руки. Хватит дергаться! Да, я понимаю, сегодня важный день, мы узнаем, каким будет ребенок. Это же почти рождение!

Через час мы сидели в просторной белой комнате вместе с тремя другими парами и ждали назначенного времени. Я нервничал просто ужасно, а Мелинда была удивительно спокойна.

— Ты зря переживаешь, — в который раз сказала она, прижавшись ко мне. — Все будет хорошо. Иначе и быть не может.

— Мне бы твою уверенность, — пробурчал я.

— Госпожа и господин Дойл, — к нам подошла миловидная шатенка в бело-зеленой униформе "Пророка". — Меня зовут Ирина Фарди, я проведу Вас в симуляторный зал и расскажу о программе "Пророк".

Мы прошли по узкому коридору мимо десятка закрытых дверей в комнату, уменьшенную копию зала для презентаций. Перед большим, занимающим всю стену экраном с логотипом "Пророка" стояли четыре кресла. Ирина жестом пригласила нас сесть, дала пульт.

— Программа "Пророк", — начала она. — Это проверенная десятилетиями технология предсказания будущего. Над программой постоянно работают лучшие специалисты, развивая и улучшая ее. В настоящее время "Пророк" практически безошибочно предсказывает все, что касается ребенка. Программа может просчитать будущее на тридцать лет вперед. Объективная оценка данных, статистически выверенные просчеты обеспечиваю погрешность не более одной стотысячной процента.

— Это хорошо, — кивнул я.

— Это почти идеально, — улыбнулась служащая. — Мы все еще стараемся уменьшить погрешность. В Ваших руках пульт, он позволит Вам приблизить, отдалить, повернуть изображение. Все для удобства просмотра. Теперь я должна просканировать Вас, все другие данные в программу уже введены.

Она протянула мне сканер. Для меня всегда было загадкой, как по анализу отпечатка пальца можно получить полный психологический портрет. И тем не менее, это было возможно. Я понимаю, зачем он понадобился "Пророку". Без знания особенностей родителей просчитать то, как они будут воспитывать ребенка, невозможно.

— Спасибо, — Ирина снова улыбнулась. — Я сейчас выйду и включу программу, если я Вам понадоблюсь, нажмите на вот эту кнопку.

Она вышла, комната погрузилась в приятный полумрак. На экране замерцала эмблема "Пророка", началась презентация. Я взял Мелинду за руку. Она ответила пожатием. И вот мы смотрим на младенца. Это девочка. Большие серые глаза, рыжие длинные волосики. Очень хорошенькая. Я поймал себя на том, что улыбаюсь, как идиот.

— Госпожа и господин Дойл, это предполагаемый облик вашего ребенка женского пола в возрасте недели, — вещала программа. Ребенок на экране рос, вот девочке уже лет пять. — Предполагаемый облик в пять лет. Прогнозируемое развитие нормальное, соответствует возрасту. Очень любознательна, проявляет способности к языкам, — приятным женским голосом бубнил "Пророк". — К десяти годам развитие нормальное. Умна, любит языки, животных. Рекомендуем завести собаку. Мышление логическое, послушна, обязательна. Любит читать, предпочитает классическую музыку.

В это время на экране девчушка лет тринадцати играла с собакой на лугу.

— Она такая же красавица, как и ты, — прошептал я Мелинде.

— А глаза твои, — ответила жена.

Картинка все время менялась, и вот перед нами молодая девушка с серьезными, умными глазами. На вид лет двадцать-двадцать два.

— Поступление в университет, — продолжал "Пророк". — Избранное направление: "Иностранные языки", специализация: "Литературный перевод".

Я любовался дочерью. Спасибо "Пророку". Это действительно почти рождение ребенка. И тут спокойное лицо девушки изменилось. Она стала злобной, что-то кричала, неприятно скалила зубы. Экран окрасился в кроваво-красный цвет.

— Опасность! Опасность! — выдала программа. Я посмотрел на побледневшую Мелинду. — Высокий уровень агрессивности! В возрасте двадцати четырех лет! Станет убийцей восемнадцати человек и соучастницей не менее двух десятков убийств! Опасность! Опасность! Крайне высокий уровень агрессивности! Рекомендуем прервать беременность! Прервать беременность!

Я остановил показ.

— Милая, все в порядке?

На жену было больно смотреть. Бледная, перепуганная, в глазах слезы. Я встал перед ней на колени.

— Убийца? — пробормотала она, глядя на меня с ужасом.

— Послушай, этого не может быть, — как мог спокойно сказал я. — Если бы были какие-то задатки, программа сказала бы с самого начала! Понимаешь?

Мелинда кивнула.

— Это сбой в "Пророке". Другого объяснения нет.

Жена снова кивнула.

— Ты уверен?

— Конечно, нас же предупредили, что погрешность есть, — чем больше я говорил, тем больше верил своим словам, а не "почти идеальной" программе.

— Андрей, а если "Пророк" прав?

— Программа ошибается. Этого не может быть.

— Ты думаешь?

— Я уверен. Это единственное возможное объяснение. Другого просто нет и быть не может. Ну, подумай сама, как у нас, двух нормальных людей, может родиться убийца? Это же абсурд.

Мелинда робко улыбнулась:

— Абсурд.

— Вот видишь. И с чего бы красивой, умной девушке становиться убийцей? Это еще больший абсурд. Согласна?

— Согласна.

— Значит, то, что мы увидели, это...?

— Ошибка программы, — Мелинда улыбалась. — Ты прав, прав во всем. Напрасно я испугалась.

Дверь открылась, вошла Ирина. Лицо у нее было серьезное, даже печальное. Но заметив наши улыбки, она остановилась и недоуменно приподняла бровь.

— Вы посмотрели презентацию? — осторожно спросила она.

— Да, — улыбаясь, ответил я.

— До конца? — уточнила женщина.

— До двадцати четырех лет.

— Тогда Вы знаете, что программа просчитала крайне высокий уровень агрессивности.

Нашу реакцию Ирина явно не могла понять. Она продолжила, но очень неуверенно:

— "Пророк" рекомендует прервать беременность.

— Да, мы услышали, — кивнул я.

— И? — женщина удивленно переводила взгляд с одного радостного лица на другое.

— Мы оставляем ребенка, — твердо сказала Мелинда.

— "Пророк" просчитал, что Ваша дочь станет убийцей, — теперь служащая была ошарашена.

— Да, неправдоподобного количества людей, — кивнул я. — Мы считаем, что "Пророк" сработал с ошибкой.

Ирина просияла, она, наконец, поняла. Но ее лицо снова стало чуточку грустным. Тот особый оттенок официального сочувствия...

— Вы хотите повторить расчет? Я могу перезапустить программу, но я боюсь, что другого результата мы не увидим. Погрешность "Пророка" ничтожно мала.

— Но она существует, — согласился я. — Нет, спасибо, мы не хотим смотреть все это еще раз. Большое спасибо за презентацию, всего Вам хорошего.

— Постойте, — женщина явно хотела сказать еще что-то неприятное. — Как мать, я Вас понимаю. Но я вынуждена буду передать сигнал о потенциально опасном ребенке и рекомендации "Пророка" в вышестоящие органы.

— Пожалуйста-пожалуйста, — улыбнулась Мелинда. — Наш ответ все равно будет прежним.

— Но "Пророк"...

— Всего лишь программа, — перебил я. — И выдает рекомендации. Им вовсе необязательно следовать.

— По-моему, она посчитала нас сумасшедшими, — сказала Мелинда, когда мы снова оказались дома, в "Оазисе".

— Ну и что? Пусть думает, что хочет, — я небрежно пожал плечами. — Персик хочешь?

Жена тряхнула рыжей головой.

— Нет. Я вот все думаю, что если "Пророк" прав?

Я потянулся к корзине и вытащил оттуда персик для себя.

— Подумай сама, как может умная, добрая, порядочная девушка-лингвист, воспитанная нами, а не какими-то больными на голову социопатами, стать убийцей восемнадцати человек? Восемнадцати!! Если бы сказали двух-трех, я бы еще засомневался. Но восемнадцать... Это явный сбой. Иначе и быть не может. А хваленый "Пророк" еще и соучастие приплел. Бред.

Мелинда растянулась на траве, подставив лицо иллюзорному, но такому теплому солнцу.

— Ну, раз все это бред, давай подумаем, как мы ее назовем...

Следующие шесть месяцев

Я сидел в этом сером кабинете уже раз пятнадцатый. Все тот же неудобный стул, все тот же черный захламленный стол напротив. Все тот же собеседник. Это от него регулярно приходили письма домой и в офис. Это он пытался влиять на наше с Мелиндой решение через наших начальников. Ну, такая у него работа.

— Господин Дойл, — устало говорил мне хмурый мужчина в сером костюме. — Вы знаете, что "Пророк" просчитал высокую агрессивность вашей дочери. Вы с женой отказались прерывать беременность, хотя это была разумная мера.

— Да, отказались, — в который раз согласился я.

— Мы предлагали денежную компенсацию?

— Предлагали, — подтвердил я.

— Мы предлагали Вам бесплатное разрешение на двух детей вместо разрешения на одного? — бесцветным голосом спросил господин Варниц, комиссар по предотвращению преступлений в нашем районе.

— Предлагали, — вздохнул я.

— Вам объясняли, что если Вы не прервете беременность, Вам не дадут разрешения иметь других детей. Ни как паре, ни каждому в отдельности?

— Объясняли.

— Вы не оставляете нам возможностей для маневра. Вы понимаете это?

— Конечно, господин Варниц, конечно. Мы хотим сохранить именно этого ребенка, — уже в который раз пояснил я.

— А срок у нас, тем временем, истек.

— Вот именно.

Варниц тяжело вздохнул. Поднял на меня усталые глаза. В них была обида, даже боль. Но это я понял только на улице.

— Не для протокола, — комиссар заговорил чуть тише.

Я кивнул, показав, что слушаю.

— Я восхищаюсь Вами и Вашей женой. Я думаю о Вашем деле каждый день. Я думаю: "Если бы мой сын был таким, как Вы". Его ребенку предсказали очень плохое зрение, почти слепоту к тридцати годам. И они с женой от ребенка отказались. Теперь она бесплодна. А через три года после этой истории врачи научились исцелять слепоту. Я просто хотел, чтобы Вы знали. Я на вашей стороне. Берегите свою дочь.

Я не нашелся с ответом, только чуть улыбнулся.

— Хорошего Вам дня. До свидания, — прежним официальным тоном сказал комиссар, встал из-за стола, протянул мне руку.

— Спасибо. До свидания.

День рождения Райаны

Да, я знаю, присутствовать при родах — дурной тон. Я знаю. Но мне было не до него, когда я увидел совсем рядом с нашей комнатой двух полицейских с такими же нашивками на груди, как у Варница. Это не могло быть совпадением. Как и то, что с ними разговаривала медсестра из детской палаты. А в руках у нее, между тем, был ребенок. Рыжеволосый!

Я замер у двери, выглядывая в круглое окошечко и силясь разглядеть детали в мутном отражении пластика другой двери... А я, наивный простачок, хотел Мелинду оставить до вечера одну! Идиот! Так вот что имел в виду Варниц, когда говорил "Берегите свою дочь". Он знал и предупредил меня! А я не понял... Вот же кретин! Ведь если бы та, другая дверь, не была приоткрыта, я бы не увидел коридор и эту троицу, задумавшую обмен. И я бы ушел со спокойной совестью на работу, а потом всю жизнь воспитывал бы чужого ребенка... Ненавижу нашу систему!

— Милый, ты опоздаешь, — раздался за спиной голос Мелинды.

Я спешно вернул лицу выражение радостного ожидания. Ну, насколько это было возможно. Подошел к жене, сел рядом с ней на диван и сказал:

— Знаешь, я никуда не пойду.

— Андрей, запланированный срок только сегодня вечером. Ты успеешь вернуться до появления малышки.

— Я знаю, — кивнул я. — Но никуда не поеду.

— Ты слишком волнуешься, — мягко пожурила Мелинда.

— Все может быть, — согласился я, обняв ее. — Но я вас тут одних не оставлю.

Пребывание в больнице меня измучило. Я не спал двое суток, не отлучался ни на шаг от моей драгоценной Райаны. Это был постоянный стресс. Всю радость от рождения дочери я ощутил, когда закрыл за моей семьей дверь дома. В тот момент счастье нахлынуло на меня, захлестнуло. Передо мной стояла Мелинда, моя рыжеволосая красавица, которую я любил без памяти. На руках она держала дочь, такую же рыжеволосую. Теперь в моей жизни два самых дорогих человека. И я никому, никому не позволю забрать Райану или навредить ей.

Спустя двадцать лет

Я сидел на кухне, пил чай и смотрел на цифровую рамку, показывавшую одну за другой фотографии. Моя семья. Мелинда, улыбаясь, целует ручку малютки-Райаны. Первые шаги дочери. Она такая забавная в белом платьице и желтой панамке. Мы втроем на пикнике в апельсиновом саду. Райана идет в первый класс. Мы втроем путешествуем. Дочка, обнимающая белого щенка. Совершенно нормальная семья. Даже идеальная. Но сколько за эту идиллию пришлось побороться. Психологические тесты раз в полгода. Раз в квартал контроли соц. работников и учителей, специализирующихся на трудных детях. И раз в месяц заходил комиссар Варниц. Через некоторое время его визиты стали даже приятными. Мы подружились, он оказался хорошим человеком. Его официальные визиты чередовались с частными. Райана даже называла его дядей Морисом, а его жену запросто — Нелли.

Издевательства с тестами прекратились, когда дочери исполнилось четырнадцать. Когда психологи, наконец, согласились с тем, что Райана неопасна. Нас вычеркнули из регистров, принесли официальные извинения, даже признали, что "Пророк" ошибся. И оставили в покое.

А завтра моя дочь уезжает в университет. И поэтому мне плохо, тоскливо. Я буду очень скучать. Мы с Мелиндой будем очень скучать. Райана долго выбирала ВУЗ, она умница, имеет на это право. Ее с распростертыми объятьями принял бы любой университет планеты. И дочка выбрала лучший, не глядя на расстояние. А это все-таки 5 тысяч километров...

— Милый, мы вернулись, — послышался из прихожей голос жены.

— Это хорошо, — откликнулся я и вышел к моим леди.

— Пап, — Райана весело улыбалась. В руках она держала небольшую коричневую коробку. — Я купила вам подарок. Держи.

— Подаркам я всегда рад, — я взял коробку и, поставив ее на полку для перчаток, открыл крышку. Из коробки на меня с удивлением и любопытством смотрел белый щенок, похожий на полярного медвежонка.

— Вам с ним будет без меня не так скучно, — Райана чмокнула меня в щеку. — Нравится?

— Конечно, — я обнял дочку и поцеловал в висок. — Спасибо. Ты очень заботлива.

Она, как когда-то в детстве, вынула собаку из коробки и прижала к себе. Щенок тут же лизнул ей подбородок.

— Нужно придумать, как бы его назвать. Но это вечером. Или вы сами потом назовете, — она передала Мелинде собаку. — А мне нужно еще кое-что собрать.

И она упорхнула, побежала в свою комнату. Я провожал ее глазами. Какая она стала взрослая.

— Андрей, — жена погладила меня по руке. — Ну, не нужно так переживать.

— Я знаю, знаю... Это университет, а не конец света. Знаю...

— И она будет приезжать на каникулах, — жена ласково улыбнулась. — И она будет часто звонить.

— Это я тоже знаю...

Четыре года спустя

Учеба Райане нравилась. И город, и университет, и студенты. Особенно один, Петер. О нем она рассказывала очень много. Даже один раз, на последних каникулах, привозила его с собой. Мне он понравился. Смешно сказать, я не помню, как выглядел человек, который месяц прожил в моем доме. Я запомнил только одно. Он любил Райану. Искренне, трепетно. А она любила его. Это чувствовалось во всем. И я был за них счастлив. Их любовь была заразительной и расшевелила не только нас с Мелиндой, но даже Варница. Я почти не был удивлен, когда увидел комиссара с женой в кафе. У него горели глаза, он улыбался, а Нелли казалась счастливой.

Я работал в кабинете, когда из кухни донесся голос Мелинды. В нем слышался ужас. Такой яркий, пронизывающий, что у меня волосы зашевелились на затылке.

— Андрей! Иди скорей!

Я сорвался с места, метнулся к ней. Она молча указала на экран. Новости. Взрывы, пожары, толпы бегущих людей. Паника в голосе диктора.

— Где это? — прохрипел я.

— В Бордо, — прошептала Мелинда.

— Господи! Там же Райана! — я бросился к телефону. Кнопка быстрого вызова. Гудок. Гудок. Я думал, что сойду с ума за эти несколько секунд.

— Привет, — раздался в трубке спокойный голос дочери.

— Райана! Милая, где ты? — выпалил я. Какое облегчение! Жива, цела и, кажется, в безопасности. Мелинда, цеплявшаяся за мою рубашку, расплакалась. Я прижал ее к себе.

— Пап, мы с Петером в Луисберге. Я же говорила... Что-то случилось? — в ее голосе тоже появилось беспокойство. — У вас все хорошо?

— Теперь, да. Послушай, в Бордо какие-то взрывы, пожары. Не возвращайся туда! Езжай домой!

— Что? — голос стал глуше. Она отвернулась от трубки: — Петер, в Бордо что-то происходит. Позвони ребятам... Пап, ты еще тут? Что там случилось? Знаешь?

— Я не знаю. Мы только что видели в новостях. Умоляю, возвращайся домой!

— Пап... — треск. — Вы... -треск. Треск. Оглушающий звон в трубке. Я ее даже выронил от боли.

— Райана!

Телефонная связь была прервана. Самолеты, поезда, скоростные магистрали, "молния"... Все было прервано. Связаться с каким угодно городом дальше Праги было невозможно. Мы жили новостями. А они были ужасны.

Да, конфликт зрел давно. Но то, что ему позволили вырасти до войны, стало для всех шоком. Соединенные государства Южной Америки давно были беднейшими на планете. Отчасти из-за того, что отказались вводить ограничение рождаемости. И больше всех страдали от перенаселения. Иногда даже от недостатка пищи. Они регулярно запрашивали продовольственную помощь, потрясая на межконтинентальных встречах фотографиями голодающих детей. И регулярно эту требуемую помощь получали. Но никаких просторов зеленой Африки не хватит, чтобы прокормить такое количество людей. Ведь если в Евразии детей могли позволить себе лишь обеспеченные и здоровые граждане, то в СГЮА детей было по трое-четверо на семью. И началась война...

Бомбы заставили вспомнить забытое слово теракт. Самолеты выливали на города кислоту. Так называемые "кислотные дожди" иногда бесследно расплавляли дома, не то что людей. Больницы Старой Европы были переполнены. Врачи учились лечить огнестрельные ранения и кислотные ожоги. По всему континенту шла вербовка новобранцев. Их спешно обучали и отсылали на фронт. Оттуда поезда приходили, наполненные ранеными. Никаких беженцев. Только пострадавшие. Часто живыми они не доезжали.

Шел шестой месяц войны. Позвонил телефон.

— Господин Дойл. Пожалуйста, придите на опознание, — сообщил грустный мужской голос. — В больницу Св. Марка. Чем скорее, тем лучше.

— Хорошо, — выдохнул я. Ничего не соображая, положил телефон и долго сидел, глядя в одну точку. Райана... Надо сказать Мелинде... Надо... Но как?

Мне кажется, что моих слов она не поняла. Она не плакала, не задавала вопросов. Просто оделась и вместе со мной вышла из дома. В больнице было людно, суматошно. Пахло болью и страхом.

— Нас вызывали на опознание, — сказал я худенькой девчушке регистраторше.

Она подняла на меня усталые и напуганные глаза. Как же ей, едва закончившей школу, не пугаться, если кругом твориться такое? Мне стало ее жалко. Но она, хотя бы, жива.

— Фамилия?

— Дойл.

Ее пальцы забегали по кнопкам.

— Пятый этаж. Как выйдете из лифта — направо. И до конца коридора. Там спросите.

— Спасибо.

Я взял Мелинду за руку и повел к лифту.

В указанном месте оказался пост медсестер. Но он был пуст. Я и не ожидал, честно говоря, другого. Они все были заняты, сновали по палатам, записывали за спешащими, встрепанными врачами указания... Я не решился отвлекать, а Мелинде было, кажется, все равно. Она вообще была как неживая. Подвижная статуя... Мы простояли минут тридцать.

— Благодарю за терпение, — выдохнула, остановившаяся рядом с нами крупная светловолосая женщина. — Чем могу помочь?

— Наша фамилия Дойл. Нам позвонили. Просили придти на опознание.

— Дойл... — женщина закрыла глаза и задумалась. Потом кивнула, снова глянула на меня и велела: — Идите за мной.

Она отвела нас в палату в самом конце коридора. В ней, отделенные друг от друга занавесками, находились трое пациентов. Медсестра уверенно повела нас к кровати у окна. Там лежал молодой мужчина. Он спал. Но по лицу было видно, что боль мучила его и во сне.

— Вы уверены, что нас вызывали ради него? — боясь поверить в то, что вызов ошибка, спросил я.

— Совершенно.

Но она все же потянулась к карте.

— Петер! — выдохнула Мелинда, сделала пару шагов к кровати и разрыдалась.

— Ну, вот видите, — сказала блондинка.

Я схватился за ее плечо, перед глазами все поплыло.

— Что Вы? Вам плохо? — всполошилась женщина.

— Нет, все хорошо. Хорошо, — выдавил я. — Я просто боялся, что это дочь...

— Вы, главное, не волнуйтесь. Все образуется, — ворковала медсестра, усаживая меня на стул у кровати больного.

— Андрей, ты как, милый?

Я посмотрел на Мелинду. Она казалась такой беспомощной и напуганной. На щеках блестели невысохшие слезы. Я улыбнулся:

— Все хорошо, родная, — встал, поманил ее к себе, обнял.

Мне нужно быть сильным ради нее, ради Райаны, где бы она ни была, а теперь и ради Петера. Жена прижалась ко мне, спрятала лицо у меня на груди, но уже больше не плакала.

— Что от нас требуется? — спросил я медсестру.

— У нас очень много раненых, а мест в больнице не так много... — начала женщина.

— Да, мы, конечно же, заберем его к себе, — твердо ответил я на непроизнесенный еще вопрос.

Медсестра улыбнулась, довольная моей понятливостью.

— Только я должна предупредить, что уход...

— Мы сделаем все, что нужно, — перебил я. — Главное, дайте перевязочный материал и медикаменты.

Она посмотрела на меня с уважением.

— Конечно же. А Вы решительно настроены. Это редкость. Он сейчас спит. Я покажу, где какие повреждения. А Вы запоминайте, как выглядят повязки.

Я кивнул. Медсестра откинула одеяло. Хорошо, что Мелинда не смотрит. Ей незачем это видеть. На груди справа большая белая заплатка, сквозь нее проступила кровь. Вся левая кисть замотана. Левая нога ниже колена отсутствует. Я сглотнул.

— Здесь, — медсестра указала на грудь, — кожа повреждена и немного мышцы. Останется большой шрам. Но это не так страшно. С ногой. Ну, сами видите.

— Что с левой рукой? — спросил я.

— Удалось спасти три пальца. Я покажу Вам, как правильно наложить повязку.

— Спасибо. Когда можно будет его забрать?

— Я договорюсь о транспорте. Думаю, в течение часа, — ответила женщина, снова укутывая Петера.

— Хорошо.

— Посидите здесь это время? — ей определенно нравился деловой тон нашего разговора.

— Да, конечно.

Она вернулась через полчаса с пакетами перевязочных материалов и с медикаментами.

— Давайте свою руку, я покажу, как правильно наложить повязку. С другими особых премудростей нет. К нему будет прикреплена медсестра. Будет проведывать его каждую неделю. Хотелось бы чаще, но у нас просто не хватает персонала. Если возникнут какие-нибудь вопросы, сразу звоните.

Она показала, как делать повязку, дала еще пару рекомендаций и попрощалась. В дверях палаты она обернулась и спросила:

— Кто он Вам? Вы его даже не узнали.

— Любимый нашей дочери, — тихо ответил я.

Первое время Петер провел в медикаментозном сне. Ни о парне, ни о Райане, ни о войне вообще мы с Мелиндой не разговаривали. Дверь в комнату Петера всегда была открыта, и заходили мы к нему очень часто. Больше всех времени с ним проводил Керри, наш пес. Он лежал в ногах у раненого и отлучался самое большее на час в день.

Раны постепенно затягивались, боли уходили. Такой вывод я сделал из того, что во сне лицо Петера было спокойным. Через две недели медикаментозный сон закончился.

Рассказ Петера был страшным. Разрушенные города. Взрывы. Рейды войск СГЮА. Они старались уничтожить как можно больше людей. Не щадили никого. Райана и Петер вначале хотели вернуться к нам. Но весь транспорт остановили. Связь прервалась. Они метнулись к родителям Петера, но нашли только разрушенный до основания город и свежие братские могилы. И они стали партизанами. Вначале устраивали засады. Закладывали бомбы. Потом стали снайперами. "Устраняли", как выразился Петер, командиров армии СГЮА. На его счету было десять. У Райаны, на то время когда Петер был с ней, двенадцать. Я заметил, что он не называл их людьми. Что ж, наверное, он был прав. Людьми напавшие давно перестали быть. Но самое главное в его рассказе было то, что Райана еще три недели назад была жива...

Три месяца спустя

Война закончилась! Закончилась!

Благодаря мощной контратаке, СГЮА стало не до чужих берегов. У них резко прибавилось забот дома. И они ушли. Ушли, оставив после себя разрушенные города, обожженную землю, раненых и покалеченных. За агрессию они заплатили почти половиной своего населения, полным разоружением и контролем рождаемости, которому сопротивлялись больше двух сотен лет.

Но радоваться победе мы пока не могли. Ни Мелинда, ни Петер, ни я. Для нас война закончилась на три дня позже с телефонным звонком. Мы сидели на кухне, завтракали.

— Слушаю, — спокойно сказала Мелинда в трубку и почти сразу вскрикнула: — Это она!

Жена быстро ткнула в кнопку громкой связи, и на кухне зазвучал чистый голос дочери:

— Мама, я скоро приеду, не волнуйся.

— Райана! — завопили мы с Петером одновременно.

— Ой, все в сборе! — обрадовалась дочь. — Со мной все в порядке. Я выезжаю сегодня вечером "молнией" из Потсдама. Буду завтра с утра.

— Господи, Райана. Слава богу, ты цела, — выдохнул я, сжимая руку плачущей жены.

— Я вас всех очень люблю. Я не могу долго разговаривать. Буду завтра. Целую.

И связь прервалась.

Вокзал, толпы народу, толкотня и перехлестывающая через край радость. Рыжую голову дочери я увидел издалека. Я шел, ориентируясь на нее, как на маяк, волоча в кильватере Мелинду и Петера.

— Папа! — взвизгнула Райана, заметив меня. Замахала рукой. И уже скоро я сжимал в объятьях свою дочь. А парой мгновений позже мы обнимались уже вчетвером. Людской поток обтекал нас. И нам не было до него никакого дела.

В тот день мы впервые с начала войны зашли в "Оазис", в наш прекрасный апельсиновый сад. У домика мы устроили праздничный обед. О последних месяцах мы не говорили. Только один раз. И то вскользь. Райана достала коробочку и дала ее Петеру.

— Это твое. Меня попросили передать, — улыбнулась она.

Юноша ответил ей недоуменным взглядом, но коробочку взял. Внутри на черном бархате лежал орден. Золотой круг в центре серебряной многолучевой звезды. По кругу шла надпись "Герою-защитнику", а ниже "За боевые заслуги". Петер робко улыбнулся, взял орден, взвесил на ладони.

— А твой где? — чуть нахмурившись, спросил он.

Райана отвернула широкий воротник блузы. Под воротником был прикреплен такой же орден.

— Я бы не надела, — смущенно улыбнулась дочь. — Но без него я бы в поезд не попала. Мест не было. А так пустили. Ну, просидела всю поездку на полу. Зато приехала.

Больше темы войны мы не коснулись ни разу. Мы много шутили и смеялись, пили прекрасное вино, фотографировались. Вокруг прыгал шальной от радости Керри. Потом Райана и Петер пошли гулять в сад, а мы с Мелиндой остались на веранде. Она положила мне голову на плечо, я обнял любимую и блаженно прищурился, подставив лицо теплому солнцу. Краем глаза я наблюдал за детьми. Райана словно не замечала ни протеза Петера, ни его искалеченной руки. А я знал, что он этого очень боялся. Но она любила его, а он любил ее. Все остальное было неважно. Я видел, как она обвила руками его шею, как он обнял ее. И закрыл глаза... Теперь мой мир был идеален.

Все-таки "Оазис" — это воплощение Мечты.