Любовь в мегабайтах

Глава первая

'Переливающийся каскад длинных волос, сверкающие бриллианты глаз, кораллы сияющих губ' — это не про меня.

В мои двадцать пять я выгляжу на тридцать с хвостиком. Даже в шестнадцать лет у меня не было непосредственного очарования юности, присущего особам женского пола в столь нежном возрасте. Я родилась серой мышкой — неопределенный овал лица, размытые черты... трогательные у любой другой девушки веснушки, у меня казались засиженные мухами. Ни один художник, не смог бы определить какого природного цвета волос на моей голове.

О своем отличии от других я узнала в первых классах начальной школы. Мальчики неохотно соседствовали с девчонками, и когда двоечника Сашку Селиверстова посадили ко мне и посоветовали брать пример, он, показав язык в спину Кларе Михайловне, презрительно процедил в мою сторону:

— Уродина.

С самого детства я понимала, что моя внешность и определение красоты две вещи несовместные. Мне хотелось быть красивой, но я представляла это по-своему: белоснежные воротнички на идеально выглаженном школьном платье. И сегодня я выгляжу идеально, если не брать в расчет мою голову. Я с удовольствием ухаживаю за кожей лица и волосами, считаю должным покупать дорогие кремы и эффективные шампуни, но благодарности пока не дождалась. По советам моих подруг я старалась приучить себя пользоваться декоративной косметикой. Результат убивал меня своей ужасающей реальностью — я становилась похожей на уродливую куклу, разрисованную злой детской рукой. Решив, что лучше иметь неприметную внешность, чем привлекать внимание яркой раскраской, я оставила эксперименты с макияжем.

Тотальное отсутствие личной жизни и развившиеся от этого комплексы привели к тому, что в свои двадцать пять лет я все еще девственница. Шутки своих подруг я сношу с мученическим терпением, но не собираюсь лишиться этой преграды с первым встречным, так как отличаюсь здравомыслием и порядочностью.

Я осталась без родителей в раннем возрасте и воспитывалась теткой Анастасией, сбывшей меня со своих натруженных рук по достижении совершеннолетия, и продолжавшей воспитывать и поднимать на ноги своих четырех детей.

От отца и матери мне досталась однокомнатная квартира. До моего шестнадцатилетия её сдавали: деньги, получаемые с аренды, шли на мое содержание. Теперь там проживаю я и единственное близкое мне существо мужского пола — сиамский кот Базиль. Любит он меня беззаветно, не за щедрость и ласку, а за то, что спасла его от голода и холода в подмосковном городе Красногорске. В сравнении со мной, Базиль по-кошачьи красив — бесконечная грация, голубые глаза, мягкая палевая шерстка с темными островками на мордочке, хвосте, и лапах. От сиамской братии его отличает миролюбивый характер, и боязнь чужих людей, как остаток воспоминаний о своем нелегком отрочестве. Базиль верен мне и не отвечает взаимностью любвеобильным соседским кошкам.

Когда мои подружки напропалую устраивали свою личную жизнь, крутя романы и разбивая сердца, я без устали училась. В итоге, у них за плечами разводы, шаткие браки, подрастающие эгоистами дети, у меня — высшее образование, два иностранных языка, большое, как целина, сердце и одиночество.

У меня хорошо оплачиваемая работа — секретарь-референт. Мой босс, имеет молодую жену совершенно не возражающую против моего нахождения около ее, слишком привлекательного для охотниц, мужа. Клиенты, коллеги и просто мужчины, заглядывающие в наш офис, в первое время удивленно разглядывали меня, угадывая, какого дьявола Владимир Станисласович держит при себе такое пугало? Это совершенно не мешало мне работать, я привыкла не реагировать на мужское 'внимание' и следующее за ним безразличие.

Владимир Станисласович считал меня толковым и в некоторых случаях незаменимым работником. В нашей совместной деятельности бывали случаи, когда моя смекалка и развитая интуиция спасали, казалось, гибнущую сделку. Тогда я получала щедрое вознаграждение, хотя делала это не ради денег, а из профессиональной гордости и чувства товарищества. Получив премиальные, я устраивала праздник и угощала Базиля горячо любимыми им креветками.

Босс любил начинать работу рано. Частенько, предугадывая безмолвные жалобы своих подчиненных, говаривал, наставительно покачивая указательным пальцем: 'Кто рано встает...', 'тому Бог дает!' — блестели сонными глазами, в порыве верноподданнических чувств, бедные канцелярские души.

В то раннее и ничего не предвещающее утро Владимир Станисласович был доставлен своим водителем к подъезду современного здания нашей фирмы. Кофейный аппарат уже выплевывал последние ароматные капли. Я расставила на подносе любимую чашку босса, сахарницу, блюдце с крекерами и положила свежую почту. Любил он утреннюю чашку кофе зачитывать новостями и, если (редкий случай) не было почты, я всегда заменяла ее газетой.

Доставив поднос в кабинет, я устроилась за компьютером и начала набирать первые строки письма. Звонок телефона разорвал тишину офиса.

— 'Хадраш текнолоджи', — представилась я раннему просителю.

Для женского пола, по старому поверью, если первый клиент мужчина, то день сложится удачно и прибыльно. Но в трубке зазвучал встревоженный женский голос.

— Володеньку, — и тут же оговорилась, — Владимира Станисласовича, пожалуйста...

— Простите, как мне доложить о вас? — спросила во мне любопытная женщина.

— Я его сестра... Варвара.

Скорее прозвучало как Барбара.

— Соединяю, — привычно проговорила я.

За минуту, после того, как положила трубку, я успела напечатать лишь 'Уважаемый Альберт Вениаминович', но наши дальнейшие отношения с ним так и остались тайной. В кабинете босса раздался звериный рык, распахнулась дверь, и он предстал на пороге с багровым лицом, разрывая классический виндзорский узел своего галстука. Я рванулась с места. Зная, что босс страдает ишемической болезнью сердца, у меня всегда под рукой имелись капли и пилюли.

Владимир Станисласович рухнул в кресло для посетителей, в то время как я дрожащей рукой наполняла бокал с водой. В офисе кроме нас никого не было. Телохранитель Казбек за неимением в столь ранний час дел, отлучился на первый этаж 'выпить кофею с народом'.

Оказав Владимиру Станисласовичу первую помощь, я спросила, чем еще могу быть полезной. И тогда босс доверительно поведал мне:, что его единственный сын от первого брака попал в ужаснейшую автокатастрофу и сейчас в реанимации со множественными переломами и сотрясением мозга.

— Руки, ноги, ребра, понимаешь Александра! Весь переломан! Бедный мальчик!

Босс крупным телом раскачивался в кресле, по-бабьи обхватив руками голову. Всегдашний лоск слетел с него, как сухая шелуха с созревшей луковицы. Сейчас он был только отцом, страдающим от горя. Я попыталась остановить затянувшийся плач:

— Владимир Станисласович, но он ведь жив! И в доброй памяти, как я поняла, несмотря на сотрясение мозга!

— Но он совершенно беспомощен... Прикован к больничной койке! — вскричал он.

И схватив меня за руку просительно, но, не принимая возражений, приказал:

— Поезжай к нему. Он работает на 'Хадраш', но в другой сфере, наши производственные и финансовые интересы не пересекаются. Он вполне самостоятелен и независим. Но сейчас ему нужна помощь специалиста, что-то продиктовать, написать, что-то посоветовать, в конце концов!

Я хотела было возразить боссу, что сейчас ему нужна помощь других специалистов, но он опередил меня.

— По медицинской части ему обеспечен лучший уход и наблюдение, ему нужна ты!

Босс снова стал хвататься за сердце, и я поспешила успокоить его.

— Когда приступить? — по-деловому спросила я.

— Немедленно.

— Есть, — я подхватила свой ноутбук и обернулась к нему около двери, едва не прищелкнув по-гусарски каблуками. Он с уважением посмотрел на меня, оценив мое рвение. Устало взмахнул рукой, словно благословив, и попросил:

— Послужи ему Александра, а я уж тебя не забуду, ни в молитвах, ни в ... — при этом он многозначительно потер пальцами.

Чтобы полностью соответствовать выбранному стилю я по-лошадиному тряхнула гривой, в моем случае это была стильная стрижка, сделанная у лучшего мастера, и все-таки прищелкнула каблучками пятисот долларовых туфелек.

Припарковав свою бирюзовую малолитражку у здания больничного комплекса, я надела заранее припасенный белый медицинский халат. Пропуск на мое имя уже дожидался в регистратуре.

— Его перевели из реанимации... в палату-люкс, — сказала молоденькая сестричка, — травматология, второй этаж, лифт налево.

— Спасибо.

Подхватив поданную карточку пропуска, я пошла по блестящей от новизны и хорошего ухода плитке пола. Отметив справа лестничный пролет, я вошла в слабо гудящую кабину лифта. В отличие от многолюдного первого, на втором этаже было тихо и уединенно. Лифт находился в отдалении сестринского поста, ординаторской и других служебных помещений. Палаты наоборот соседствовали с лестничной клеткой, лифт отделяли от них лишь несколько метров. 'Все сделано для того, чтобы не мешать докторам отдыхать!' — с усмешкой подумала я.

За полукруглой стойкой сестринского поста виднелась округлая шапочка медсестры. Женщина увлеченно листала интернетовские странички. Никем незамеченная я прошла по коридору. Шаги заглушал ворс ковролина.

— Восемь утра, через час заступит новая смена, а эти попросту устали за ночь и мысленно уже дома, — шепотом успокаивала себя я, неприятно удивленная равнодушием персонала.

Я остановилась около светлого дерева двери и резонно подумала войти без стука. 'Он прикован к больничной койке!' — вспомнила я истеричные всхлипы Владимира Станисласовича. Дверь бесшумно открылась, и моему взору предстал скорее гостиничный номер, чем больничная палата. Белизну стен, жалюзи и мебели оттеняли цветы, стоящие в вазах и мелькание ярких цветных кадров на жидкокристаллическом экране телевизора.

— Наконец-то! — воскликнул сердитый голос из белоснежной горы белья, бинтов и гипса. — Скорее дайте мне судно! Это преступление оставлять надолго человека нуждающегося в помощи! Что вы стоите как вкопанная? Судно!

Оглохшая от такого яростного нападения, я бросила ноутбук, схватила требуемый эмалированный предмет и сунула его вглубь бинтово-гипсовой кучи.

— Идиотка! А дальше что? Я сам не могу! — взвыл голос.

Просунув руки под крахмальные простыни, я пыталась на ощупь найти то, о чем старалась не думать. Я только выполняла приказ.

— Вы абсолютно профнепригодны. — был вердикт, уже с интересом наблюдавшего за мной больного.

Этого я вынести не могла. Чтобы доказать свою полезность в любом деле, я смело приподняла шуршащую простынь. Заставляя себя не зажмуриться, взяла рукою напрягшуюся мужскую плоть, и сунула ее в носик судна. Теперь, сделав то, что в других обстоятельствах я ни за что бы не сделала, я выпрямилась и застыла, глядя в лукавые зеленые глаза, смотрящие на меня из-под бинтов окружающих голову.

— Теперь выйдите, я позову вас, когда закончу, — сказал он, и глаза его смеялись над моей неловкостью и смущением.

Я выскочила в коридор и, дрожа, прислонилась спиной к стене. Прохлада пластиковой поверхности принесла облегчение.

'Боже мой! — думала я. — Как я смогу общаться с ним, смотреть ему в глаза после того, что между нами было!'.

Это был мой первый сексуальный опыт, хоть и вызванный чужой физиологической потребностью. Руки мои словно ощущали тепло его органа. Я с ожесточением принялась тереть их о полы своего халата, лихорадочно соображая, где можно найти дамскую комнату.

— Входите! — раздался призыв, слегка заглушаемый звукоизоляционной обивкой двери.

Я вздрогнула и попятилась, бросив измятые полы халата. Двери лифта открылись, и в сторону палаты заторопилась молодая женщина, на ходу натягивая белую медицинскую шапочку. Она посмотрела на меня, я посторонилась, и женщина стремительно открыла дверь в палату.

'Сестра! — подумала я — Надо вернуться и исправить возникшее недоразумение... Профнепригодна! Посмотрим, что ты скажешь, когда я буду заниматься своими прямыми обязанностями!'.

Постояв еще три минуты в коридоре, я решила, что вопрос с судном уже урегулирован, но все-таки постучала в закрытую дверь.

Сестра открыла и удивленно подняла брови. Я вошла в палату. Под направленным на меня взглядом я подняла с пола свой ноутбук, и подошла к больному, гордо подняв голову.

— Как я понимаю, вы не моя медсестра? — последовал вопрос.

— Я ваша помощница, если угодно, — строго сказала я.

— Интересно началось наше знакомство, — усмехнулся он, — его можно смело охарактеризовать как близкое.

Я была готова провалиться сквозь землю. Он приподнял голову от подушки и представился:

— Станислас Хадраш. Извините, не могу подать вам руки.

— Александра, — ответила на любезность я, и добавила: — Исаева.

— О, знаменитая Александра! Отец расщедрился, остался без правой руки. Хотя, как видите, он прав, мне ваша помощь нужнее, у меня нет обоих! — пошутил он.

Он оглядел меня с ног до головы. По выражению его глаз я не поняла, остался ли он доволен увиденным? Вряд ли.

— У меня к вам первая просьба, — улыбаясь, сказал он, — не надевайте больше белого халата.

Я почувствовала, как краснею. Положив ноутбук на стул, и отвернувшись от моего нового шефа, я начала расстегивать пуговицы злосчастного халата. Справившись с задачей, повернулась к Станисласу. Он снова оглядел меня и сказал:

— Милый костюмчик.

'Что бы ты понимал — 'Шанель', — подумала я.

Может, он ничего не понимал в брэндах, но в цене ориентировался отлично.

— Дорогой, — добавил он, и прямо спросил о происхождении моего достатка. — Получили наследство?

— Нет... — я была ошарашена вопросом, и промямлила: — Владимир Станисласович...

— Вот как... — сказал он.

— Ничего личного! — поторопилась оправдаться я, хотя заподозрить его отца в интимной связи со мной может лишь человек, потерявший здравый смысл. — Владимир Станисласович доволен моей работой.

— Надеюсь, я тоже останусь вами доволен, — и, перейдя к делу, сказал: — прошу вас в личной беседе называть меня Станисласом, в иных случаях господином Хадраш. Никакого отчества.

'Отцы и дети. Не знала, что у босса проблемы с сыном', — подумала я.

— Как предпочитаете называться? — обратился он ко мне.

Я, оставив свои мысли о причинах разлада в семействе Хадраш, ответила:

— Просто Александра. Так меня называет ваш отец.

Он еле заметно поморщился и сказал:

— О'кей. Итак, приступим. Для начала нужно оборудовать ваше рабочее место. Я продиктую список необходимых, на мой взгляд, вещей, вы имеете возможность добавить то, что считаете нужным. Но... обойдемся без 'Шанель', — добавил он.

'Очевидно, он думает, что я слишком дорого обхожусь компании! Да он скряга! — про себя чертыхалась я. — Владимир Станисласович никогда не скупился и оценивал мои услуги и знания весьма достойно. Видно зря говорят, что яблоко от яблони...'.

Работой я была загружена на целый день. Внушительный список того, что было нужно приобрести, ложился на мои плечи, плюс несколько писем, и планирование по материалам, которые предстояло забрать из квартиры Станисласа.

— Я приветствую, если сотрудник часть работы делает дома, в свое личное время, — на прощанье сказал он, и приветливо мне улыбнулся.

В этой шапочке из бинтов, сходящихся под подбородком, он походил на ребенка. Я была обижена на его беспричинную критику в мой адрес, на желание посягнуть на мое личное время, пусть оно и было свободным, и про себя зло окрестила его 'пупсом'.

Я устало села на твидовое сиденье моего 'Дэу', сунула ключи в замок зажигания, сняла туфли и пошевелила пальцами ног. Но усталость моя была не физической, меня измотало противоборство. Он хотел установить отношения 'раба — хозяин', я же привыкла к 'работник — работодатель', включая уважение и чувство локтя. Моя роль в его сценарии сводилась к слепому повиновению, я же привыкла быть членом команды, и даже в некоторых случаях ее мозгом.

— Спасибо, Владимир Станисласович, подсунули работенку, — мысленно поблагодарила я босса, поворачивая ключ и прислушиваясь к ласковому гудению мотора. 'Надо поинтересоваться семейной историей господ Хадраш, может многое мне станет ясным. Сынок явно не любит папочку. Я, в его мыслях, связана с Владимиром Станисласовичем прочной нитью, отсюда и негатив. Я буду умницей, и не буду поминать имя моего босса даже в контексте'.

Пришлось помотаться по городу скупая указанные в списке принадлежности, в издевку, от себя добавила лишь освежитель воздуха. Пусть примет на свой счет.

Подъезжая к дому, где проживал Станислас, я обнаружила скопление разномастных джипов на проезжей части и в подворотне.

— Черт, машину припарковать негде, — помянула я лукавого и вспомнила зеленые глаза Станисласа. — Знать бы местность, а то придется бросить малышку, где попало, и идти пешком...

Я попыталась влезть между двумя джипами, в образовавшуюся, и как мне показалось подходящую для моей малолитражки щель, но наглый окрик заставил меня передумать:

— Эй ты, смотри, куда ставишь свое ведро!

Назвать мою ласточку ведром! Какое кощунство! Я подняла глаза вверх и в окне джипа увидела ухмыляющуюся рожу. Она была необъятна, глаза наполовину прикрывали поднявшиеся в улыбке щеки. 'Вот это экземпляр!' — внутренне ахнула я и поспешно дала задний ход.

— Гы, гы, гы! — раздалось мне вслед.

Наконец я нашла место в тихом дворике, но до дома Станисласа пришлось пройтись пешком.

'Даже хорошо, — подумала я, пытаясь по привычке во всем найти хорошее. — Ноги разомну!'.

Размахивая, как девчонка, плоской сумкой, в которой находился мой ноутбук, я шла по оживленной улице. Прошла мимо джипа, в котором курила 'рожа', выпрямила спину и показала язык, прекрасно зная, что 'рожа' не видит. Свернула в темную подворотню и вышла во двор.

Двор Станисласа был мал, тих и немноголюден. Газоны и клумбы обнесены коваными оградами. Маленькая детская площадка, на скрипучих качелях которой старушка качала круглощекого бутуза. Старушка устала и пыталась отцепить его толстенькие пальцы от металлических прутьев, но ей это было не под силу. Бутуз заверещал, как павлин в брачный период, старушка оставила свои попытки и смиренно раскачивала качели вновь. Мне стало жалко бедняжку, и я подошла к ним.

— Малыш, — ласково сказала я, хотя мои глаза сверлили эгоистическое создание, — хочу узнать, какое занятие отвлекло тебя от встречи с Хрюшей и Степашкой? Ты не любишь передачу 'Спокойной ночи малыши'?

Бутуз вздрогнул, перевел глаза на старушку, вскочил с качелей и, переваливаясь на крепких ножках, припустил к парадному. Старушка, крикнув мне на ходу 'спасибо', метнулась за ним.

— Скажет ли он тебе 'спасибо', когда обнаружит, что еще целых сорок минут мог бы мучить скрипом соседей, — сказала себе я.

Дом стоял буквой П, трехэтажное здание, постройки начала прошлого века. Фасад был отремонтирован и покрашен, лепнина украшала оконные проемы, крышу центрального парадного поддерживали атланты, боковые парадные удостоились кариатид. Я развернула записку с адресом и взглянула на нумерацию подъездов. Центральный. И я направилась к тому, где недавно хлопнула дверь, пропуская старушку-няню и ее мучителя.

Диктуя свой адрес, Станислас сообщил мне, что в парадном демократично установлен домофон, вместо цепкой, как бульдожка консьержки. Я поднялась на третий этаж, с любопытством разглядывая огромные пролеты и гладя рукой отреставрированные и блестящие лаком перила. Я жила в обыкновенной девятиэтажке хрущевских времен, и не знала какие чудесные ощущения может вызвать гладкая лаковая горка старого парадного. Немного позавидовала Станисласу. Только немного.

На этаже располагались две квартиры. Двери, оборудованные видеосистемами, казались неприступными. Следуя инструкции Станисласа, я поочередно открыла три замка и, войдя в холл, набрала номер охранного бюро. Мне ответили, что предупреждены о моем посещении. 'Слава богу, что Станислас не прикусил язык!' — про себя посмеялась я, некстати вспомнив шутку об импотентах, но тут же устыдилась, вспомнив наше утреннее знакомство.

Пройдя в гостиную, я окинула взглядом комнату. Минимализм. Много свободного пространства, минимум мебели. На стене картина с сюрреалистическим сюжетом. Обнаженная женщина с выбеленными волосами и перекошенным красным ртом, своим розовым телом напоминала надувную куклу из сексшопа. Рядом с женщиной, все еще обвивая ее своими щупальцами, распластался раздавленный паук. Красно-черные внутренности наружу. Брр, каким надо обладать воображением, чтобы нарисовать эту картину, и каким художественным вкусом, чтобы повесить ее у себя дома?

— Извращенец, — пробормотала я.

Я прошла в кабинет, включила настольную лампу и порадовалась, что хоть здесь обстановка соответствовала стилю здания. Старинный красного дерева стол, тяжелые портьеры, многочисленные книжные шкафы поблескивали истертыми золотыми корешками книг.

Открыв запертый на ключ верхний ящик, вытащила нужную папку и пролистнула страницы.

— Catch! — воскликнула, словно героиня шпионского фильма, обстановка располагала, напоминая кадр из голливудского кино.

Исполнив порученное дело, я засобиралась в обратный путь. О чем я думала, когда решилась заглянуть к нему в спальню? Не знаю, любопытство подняло свою маленькую голову, которой я неустанно и щедро раздаю затрещины за непомерность.

На цыпочках, хоть и находилась в квартире Станисласа на законных основаниях, я направилась в комнату, которую я сразу определила спальней.

Ну и ну! Гарем турецкого султана! Окна задрапированы так, что дневному свету мудрено проникнуть в царство любви и порока. Мысли о моногамии, не могли посетить здесь человеческое существо, независимо от пола. Духи одалисок и страстных восточных князей прятались в рисунках гобеленов, украшающих стены. Чувствовалась рука умелого дизайнера. Шелковые полосатые подушки были разбросаны на пушистых коврах и в изобилии на низком топчане, укрытом тонким шелковистым покрывалом. И конечно я не устояла против желания прилечь на это чудо, заменяющее Станисласу кровать. Подушки пахли пряными духами и благовониями, некогда курящимися на подставках. Запах одурманивал, я закрыла глаза и представила зеленые, но не лукавые, а подернутые страстью глаза моего нового босса.

В голове застучали тревожные молоточки: 'Опомнись!'. Я вскочила с развратного ложа, и, наскоро вдев ступни в туфельки, поспешила убраться восвояси. Не помня себя, я сообщила в охранное бюро, что покидаю квартиру, заперла замки и припустилась к своей 'ласточке'.

Дома меня встречал Базиль, с укором глядя своими голубыми глазами, будто журя за долгое отсутствие. Я погладила любимца по шерстке, он замурлыкал, и все мелкие неприятности сегодняшнего дня стали бледнеть и размываться, словно рисунок акварелью случайно залитый водой.

Всю ночь мне снились страстные зеленые глаза князя Станисласа и белая марлевая шапочка 'пупса'.

Глава вторая

— Рано обрадовались, цветов натащили как на похороны... Уберите, запах мешает мне сосредоточиться, — приказал он на следующее утро, как только я разложила бумаги, открыла ноутбук и приготовилась работать под его диктовку. Я встала из-за небольшого стола-трансформера, доставленного из магазина, где я присмотрела его вчера, и сняла вазы с журнального столика. Вызвав сестру, попросила ее пристроить цветы в комнате отдыха персонала.

— Теперь можем приступить? — спросила я.

— Пожалуй. Передайте мне наброски плана. Надеюсь, вы не поленились поработать вечером? — спросил он, явно надеясь на то, что я поленилась.

Я принесла папку с планами и стояла около постели, переворачивая листки на подставке и ожидая его реакции на проделанную мной работу. Он читал внимательно, даже слишком, и я заподозрила, что он ищет орфографические ошибки, чтобы отхлестать ими меня по лицу. 'Да рук нет' — обрадовалась я.

Ошибок не было. Он попросил меня снова вернуться к первой странице.

— Сократить. Укрепление позиций, первая часть и поддержание уровня, конец заключительного абзаца, — наконец сказал он. — В общем, неплохо.

На мой взгляд, работа была сделана идеально.

— Вы больше не считаете, что я профнепригодна? — рискнула спросить я.

— А, вот что вам не позволило признаться, что вы не медсестра! — обрадовался он. — Да вы честолюбивы!

Я промолчала. Взяла документы и вернулась на свое место.

— О'кей, не хотите признать, не надо. Продолжим, — глядя на меня, сказал он. — Сегодня придется много работать.

Мы работали продуктивно: он диктовал, я печатала, составляла по его просьбе диаграммы, связывала его по телефону с нужными людьми и в конце вечера получила задание встретиться с его компаньоном.

Попрощавшись со Станисласом и пожелав ему спокойной ночи, я направилась к железнодорожному вокзалу, где должна состояться встреча. Станислас объяснил задачу: его компаньон не может посетить его в клинике, он транзитом будет в городе, полчаса на вокзале между пересадкой с одного поезда на другой. А посему, я должна перехватить его у касс дальнего следования, вернее у кассы возврата билетов. Станислас сказал, что компаньон сам подойдет ко мне, что он описал меня ему. 'Интересно, — подумала я — Каким было это описание?'

Я стояла у кассы в одиночестве, нервно перебирая пальцами ремешки моей сумочки, прошло двадцать пять минут со времени прибытия поезда компаньона, а его еще не было. Подождав, еще пять минут и, решив, что время вышло, я в последний раз взглянула на часы и сделала шаг в направлении выхода.

— Александра! — вдруг услышала тихий оклик.

Я обернулась. Молодой человек вышел из-за угла павильона с напитками. Он выглядел так, будто несколько дней не принимал ванну и не менял одежды. Машинально он провел пятерней по волосам, приводя себя в порядок, видимо заметил, какое произвел на меня впечатление. Я сделала три шага навстречу ему, он взял меня за руку и утянул за угол павильона. Я зажала сумочку подмышкой и решила, что без боя не сдамся. Он, видя мою решимость, улыбнулся, чем обезоружил меня.

— Станислас сказал, что вы необычная девушка, — начал он с комплимента.

Я молчала. Думала, спросить ли его про багаж, ведь он путешествует из одного конца страны в другой, не так ли?

— Передайте ему это, — он сунул мне в руку упаковку, — и скажите... я сочувствую, что так вышло, и желаю ему скорейшего выздоровления. И еще скажите, пусть бережет себя. До свидания, Александра.

И он быстро удалился. Я тоже не стала задерживаться, но атмосфера секретности, которой окутал себя этот молодой человек, передалась и мне. Я сунула упаковку в сумочку, осторожно выглянула из-за угла и, увидев, что возле кассы никого нет, со спокойным видом прошла внутрь павильона. Немолодая продавщица ласково обращалась к пьяненькому мужичку:

— Что будем брать?

Мужичок, окинул мутным взором изобилие разнообразных бутылок и сказал:

— Ой, не знаю, всё такое вкусное...

Никогда в своей жизни не встречала более вежливого и терпеливого работника прилавка. Продавщица с улыбкой спросила:

— А что вы обычно пьете?

Мужичок, видя такое внимательное отношение, доверительно ответил, обдав ее перегаром.

— Обычно красненькое... но сейчас что-то хочется беленького.

Я ждала, когда же она взорвется, но продавщица явно была воспитана не в подсобке штучного отдела. Она жестом стюардессы продемонстрировала мужичку зеленого стекла бутыль, которую в народе окрестили бомбой, и предложила:

— Есть прекрасный портвейн 'Три семерки', не желаете откушать?

Мужичок возжелал откушать, и отлепился от прилавка, засунув руки в карманы. Я ждала, когда он рассчитается, в который раз пересчитывая мятые червонцы. Наконец, он доверил это продавщице. Она оценила степень его доверия, не обсчитала ни на рубль и объявила, что он должен получить сдачу. Мужичок обрадовался и, обнимая заветный бутыль, вышел в шумный зал.

— Минеральной, без газа, — попросила я отличника Российской торговли.

— Вам холодненькой? — ласково спросила 'стюардесса'.

— Пожалуй, — ответила я.

— Пейте на здоровье, — пожелала мне она на прощанье.

Черт побери, как приятно! Я понимала всех местных пьянчуг, роем круживших возле павильона. Вот если бы она отпускала в кредит, цены б ей не было!

Я прошла несколько метров, от этой уединенной части вокзала, и смешалась с толпой.

В машине я вынула упаковку и стала её рассматривать.

— Надеюсь, это не наркотики. Странный у вас компаньон, Станислас Владимирович.

Я смаковала его отчество.

Дома я позволила любопытству взять вверх. Упаковка походила на плоский футляр компакт-диска обернутый газетой 'Спид-инфо' и обмотанный скотчем. Передача секретных файлов? Промышленный шпионаж? А может просто график отпусков работников неизвестного мне филиала 'Хадраш текнолоджи', возглавляемого Станисласом Хадраш? Стоп, любопытство! Это всего лишь любимый Владимиром Станисласовичем венгерский танец чардаш, ведь предки моих работодателей мадьярские бароны. Успокоившись на этом, я заварила зеленого чаю и, прихватив свежий номер 'КомпьюАрт', устроилась около телевизора. Базиль свернулся рядом клубочком, но кончик хвоста положил на мое бедро, обозначая тем, что я являюсь его собственностью. Я не возражала, хоть кому-то я нужна. Решив пораньше лечь спать, я подбила рукой подушку и уже собиралась выключить бра над своей тахтой, когда прозвенел звонок мобильного телефона. Я ответила.

— Александра Исаева?

— Да, это я.

— Это сестра Лидия. С вами будет говорить Станислас Хадраш, передаю ему трубку.

Я услышала шорох, и приглушенный голос Станисласа произнес:

— Да, так хорошо, спасибо сестра.

Затем уже четко в мембрану:

— Александра?

— Да, добрый вечер, вернее ночь, — я давала ему понять, что мне не нравятся его посягательства на мое личное время.

— Прошу меня извинить за поздний звонок, но мне необходимо узнать состоялась ли ваша встреча с моим компаньоном?

— Да, состоялась, — ответила я.

— И?

— Что именно вас интересует? — я тянула время и наслаждалась его зависимостью.

— Подробности встречи, — немного нервно сказал Станислас.

— Я в точности исполнила ваши указания, ждала его до назначенного времени, и собралась было уходить, когда он появился.

Я замолчала.

— Ну, он появился и что? — переспросил Станислас.

— Выглядел он странно и очень торопился. Наша встреча не заняла и трех минут, — доложила я.

— Он что-нибудь сказал?

— Сказал, что сожалеет.

— О чем?

— Что с вами произошло. И еще он сказал, чтобы вы берегли себя, — припомнила я слова компаньона.

— И это все? — голос Станисласа еле заметно дрогнул.

— Он передал вам посылку, — ответила я.

Станислас облегченно вздохнул.

— Спасибо Александра. Извините еще раз, что так поздно. До свидания. И... не забудьте завтра принести эту посылку.

— Хорошо. До свидания, Станислас.

Сестра Лидия рассоединила нас.

Явная, но тщательно скрываемая заинтересованность Станисласа озадачила меня. Я выключила свет, но долго не могла уснуть, прокручивая в уме разговор со Станисласом и встречу с компаньоном.

Кстати, он мне не представился.

Назавтра, подойдя к двери палаты, я услышала приглушенный голос Станисласа.

— Не сейчас Натали...

Голос женщины слышен не был.

— Конечно, мы с тобой поиграем, наши игрушки всегда при нас.

Натали, Наталья Леонидовна! Жена моего босса, мачеха Станисласа. Красавица брюнетка с длинными, густыми волосами, шикарная фигура и умопомрачительный бюст. Правда мачеха несколькими годами была младше своего пасынка. Мне было известно из сплетен сотрудников, что в отличие от шефа, его жена не встает с постели раньше двух часов дня. Ради чего Наталья Леонидовна подняла свое холеное тело ранним утром?

Что делать? Постучаться и войти, ведь мой рабочий день начнется через пять минут? Или дождаться, когда ранняя посетительница уйдет?

Из лифта вышла сестра Ирина, торопившаяся на смену сестре Лидии, дежурившей ночью.

— Александра Сергеевна, что же вы в коридоре? — спросила она, сияя белозубой улыбкой.

— Я только подошла. Мне показалось, что порвался чулок, вот решила проверить, — соврала я и в доказательство приподняла подол юбки и осмотрела свою ногу в чулке цвета карамели. Чулок был цел.

— Ну, слава богу, а то эти чулки такие дорогущие! — обрадовалась за меня Ирина, и открыла дверь в палату.

Наталья Леонидовна стояла около постели Станисласа и, увидев нас, поспешно сделала шаг в сторону.

— Александра! — удивилась она. — Что ты здесь делаешь?

— Господин Хадраш решил, что Станисласу необходима моя помощь, — сказала я, запнувшись на 'Станисласе', и все-таки решила, что отчество добавлять не следует.

— Мне кажется, что тебе не стоит утруждать себя работой, — жеманно протянула Наталья Леонидовна Станисласу. — В твоем состоянии...

— Мое состояние не внушает опасений. Я не могу валяться в постели без дела, — недовольно сказал Станислас, ситуация явно тяготила его. — Прошу тебя, мне надо работать...

— Я специально приехала рано утром, чтобы поговорить с тобой, а ты предпочитаешь работу моему обществу! ...Или ты обязан? Твой отец изверг, если заставляет тебя, я поговорю с ним, — она порывисто направилась к двери, но у меня создалось впечатление, что разговор их не окончен из-за нашего, с Ириной, появления.

Когда за Натальей Леонидовной закрылась дверь, оставив нам, шлейф ее дорогих духов, Станислас вновь принял вид строгого начальника. Он попросил Ирину приподнять спинку кровати и устроить его поудобней.

— Итак, — начал он, — вернемся к нашим проблемам.

Проблемы были только у Станисласа, я молчала, как рыба, он же не решался спросить напрямую. Мы провели несколько сравнений эффективности системы отношений между собственными структурными подразделениями и с конкурентами в сфере разработок современных компьютерных технологий, оптимизировали распределение финансовых средств 'Хадраш текнолоджи' и лишь после этого, истомившись, Станислас отпустил меня обедать, у порога 'невзначай' спросив:

— Александра, вы не забыли посылку?

— Что? — переспросила я.

— Посылку... вчерашнюю посылку, Александра, — терпеливо объяснил он.

— Ах да... — Станислас оторвал голову от подушки и буравил меня зелеными глазами, и я закончила фразу: — конечно, она у меня с собой.

— Я попрошу вас позвонить Ставицкому, скажите, что срочно жду его к трем.

— Конечно, — пообещала я, и закрыла за собой дверь.

'Зачем ему понадобился директор департамента по безопасности?' — недоумевала я.

Игорь Александрович Ставицкий — не последняя фигура в 'Хадраш текнолоджи'. Многие чувствовали себя неуютно под его ледяным взглядом. Мою кандидатуру на место секретаря-референта он рассматривал лично. С тех пор я считаю, что если есть в мире человек, знающий по минутам мою жизнь и по буквам автобиографию, так это Игорь Александрович. Я ему благодарна, что доверил мне босса, и до сих пор я старалась оправдать это доверие. Позвонила Ставицкому, предала приказ Станисласа, и отправилась перекусить в ближайший кафетерий.

Вернувшись через сорок минут, я обнаружила пустую палату. Сначала я опешила, но потом Ирина объяснила мне, что Станисласа увезли на какие-то процедуры. Я слонялась по палате без дела и скучала. Мне представлялось, что Станислас выздоровел и больше не нуждается в моей помощи.

'Будет совершенствовать работу своего филиала и не вспомнит кто такая Александра Сергеевна Исаева. Неприметная особа, без красивого лица и прекрасного внутреннего мира. Что может быть известно ему о моем внутреннем мире, если мы не перемолвились с ним и словечком, не считая его инструкций и моих отчетов? Ни разу он не спросил меня, как мое здоровье или как поживает моя семья! А ведь для меня он первый мужчина, к которому я прикасалась и которого видела без обязательного галстука, ...и даже костюма... и даже...'.

Неизвестно к чему бы еще привело меня безделье, но наконец-то вернулся Станислас. Установив на надлежащее место его кровать, более не опоясанную бесчисленными трубками, персонал удалился. Его голова была освобождена от бинтов. Теперь можно было рассмотреть в деталях его лицо. Симпатичное, красивый профиль, густые брови, немного капризный изгиб рта, волевой подбородок смягчала романтичная ямочка. Красавчик. К тому же блондин. Из-за травмы стрижка его была изуродована хирургическими ножницами медперсонала скорой помощи.

— Станислас, простите за вмешательство, но может быть вам нужен парикмахер? — спросила я.

— Спасибо, что уделяете внимание не только работе, но и моей персоне. Да, парикмахер мне необходим, — поблагодарил он за поданное зеркало.

— Я ваша помощница, рассчитывайте на меня во всем, — скромно опустив глаза, сказала я.

Ставицкий прибыл минута в минуту, как ему было назначено. Станислас спросил разрешения воспользоваться моим ноутбуком, и меня весьма обходительно выставили за дверь, предварительно отобрав упаковку.

— Александра, — позвали через полтора часа, прежде чем я от корки до корки изучила модный журнал 'Космополитен'.

— Александра, — Игорь Александрович смотрел на меня своим 'фирменным' взглядом, — я знаю, что ты прекрасно осведомлена об ответственности за разглашение служебной и коммерческой тайны, но есть вещи, которые налагают на нас еще более серьезную ответственность... Под грифом 'секретно', это не название шпионского детектива, это реалии жизни и поскольку тебе доверяют, ты должна знать, что зачастую от тебя зависит жизнь и благополучие других людей...

'Благополучие — ключевое слово' — выделила я из его речи.

— Игорь Александрович, смею заверить вас, что я предана 'Хадраш текнолоджи', ее интересы, это мои интересы, — увязала я свою преданность с весьма понятным для всех людей резоном, чтобы ни казаться совсем уж безголовой пройдохе Ставицкому.

— Я в тебя верю, — торжественно объявил Ставицкий и допустил меня до моего ноутбука.

Станислас немного помучил меня письмами, и когда пришел его стилист, я была отпущена с богом.

Дома я открыла ноутбук и прежде, чем положить пальцы на клавиатуру, подумала, нужно ли мне проявлять любопытство? Или быть умной девочкой, и не лезть в эту кашу? Не зря Ставицкий предупредил меня... Руки сами потянулись к клавишам и привычно пробежались по ним.

'Нет доступа к C:/ — оповестил меня компьютер. — Папка была перемещена или удалена'.

Все-таки CD!

— Сегодня у вас свободный день — объявил мне Станислас, едва я вошла в палату.

Он полусидел на койке, на сломанной его ключице сестра заменяла гипс повязкой, скоро левая рука Станисласа придет в норму.

— Единственное задание, — продолжал Станислас, — встретиться с уже известной вам личностью, моим иногородним компаньоном. Вы получите от него посылку, а ему передадите вот это...

И он кивнул на прикроватный столик. На полированной поверхности лежала пластиковая карта Юнион банка. Она, блеснув галло-графической наклейкой, исчезла в кармане моего модного костюма. Станислас проследил взглядом за ее движением и сделал знак подойти к нему. Я подошла.

— Наклонитесь, — попросил он.

Я наклонилась, и его губы коснулись моего уха. Слегка отстранившись, он прошептал мне в пряди волос:

— Пинкод: семьдесят пять девяносто восемь. Эта информация должна быть передана ему и тут же вами забыта.

— Хорошо, — прошептала я в ответ, думая в это время, что замечательно выбрала духи, они должны ему понравиться.

— Место встречи не меняется, время с одиннадцати утра до половины двенадцатого. Будьте внимательны, — прошептал он, — это важно. Посылку в чужие руки не отдавать. Если встреча не состоится, карту вернете сегодня. Глаз с нее не спускать.

— Всё ясно, — сказала я, поняв, что это конец инструкции и с сожалением выпрямилась.

— До завтра, — попрощавшись со Станисласом, я направилась к двери.

— Александра, — окликнул меня он, — у вас чудесные духи.

Я была счастлива.

Наблюдала я за кассой возврата билетов из-за угла того самого павильона, откуда в прошлый раз появился компаньон Станисласа. В зоне моего наблюдения находилось несколько человек стоящих в очереди у окошка и парочка мужчин потрепанного вида, по всей видимости, клиенты нашей 'стюардессы'. Очередь понемногу двигалась и, когда подошел черед здоровяка в голубой тенниске, до меня донеслось:

— Эй ты, крепыш, — относилось к тощему мужичонке, нервно обмахивающемуся билетами, и явно торопящемуся, — не напирай!

Голос показался мне знакомым, и я стала ожидать, когда здоровяк повернется лицом.

— Я пропущу, жду приятеля, — объявил он и оглянулся по сторонам.

'Рожа! — воскликнула про себя я, чувствуя, как мой желудок сжался и провалился куда-то в бездну моего организма. — Ой-ой, неспроста, сначала у дома Станисласа, теперь здесь, не верю я в такие совпадения'.

'Рожа' снова повернулся к окошку, и в этот момент меня схватили за руку. Рывок был так силен, что я чуть не потеряла свои туфли. Компаньон мгновенно сунул мне в сумку близнеца в 'Спид-инфо', и протянул руку.

— Ну? — поторопил меня он.

Я вложила карту в потную ладошку и прошептала губами в его распахнутые глаза:

— Семьдесят пять девяносто восемь.

Смолк последний звук "...мь", а компаньона уже не было. Я стояла за павильоном, успокаивая себя, когда услышала истеричный женский крик. Судя по звукам, доносившимся из зала, все пассажиры бросились на несмолкающий гомон. Я вышла из своего убежища, внимательно оглядев столпившихся людей. 'Рожи' среди них не было. Толпа, сжав меня со всех сторон, потянула к месту происшествия.

Он лежал на пыльном, затоптанном гранитном полу вокзала и его распахнутые глаза словно удивлялись красоте потолочной мозаики сталинской эпохи. Карманы его были вывернуты и сиротливо висели грязно-белыми мешочками. Рядом со стоптанными ботинками зевак я увидела пластиковую карту с логотипом Юнион банка. Подоспевшие самыми последними, работники вокзальной милиции принялись разгонять толпу, и я смогла ее поднять. Карта стала пыльной, и выдавленные на пластике цифры потер чей-то тяжелый ботинок. Второй раз за сегодняшний день карман моего костюма становился прибежищем несчастливой карты.

Всю дорогу от вокзала до больничного комплекса я смотрела в зеркало заднего вида и пыталась определить есть ли за мной слежка. Слежки не было. Я припарковала автомобиль в соседнем дворике, и пешком прошлась до приемного покоя. Войдя внутрь здания, я остановилась и, сняв с ноги туфельку, посмотрела на набойку. Делая вид, что огорчена неисправностью, я осмотрела не только каблук, но и площадку перед крыльцом приемного отделения. Никого. На всякий случай я воспользовалась сквозным служебным проходом и уже через пять минут поднималась по лестнице на второй этаж отделения травматологии. Выглянув осторожно с лестничной клетки в коридор, я в который раз удивилась тишине, отсутствию больных и персонала в помещениях отделения. Все дышало спокойствием. Посмеявшись над своими подозрениями, я зашагала по коридору к палате Станисласа.

Он обедал. Заботливые руки сестры подносили ложку к его рту и после каждого приема пищи промокали губы салфеткой. Увидев меня на пороге, Станислас поблагодарил сестру, и попросил ее выйти.

— Мы обсудим производственные вопросы, — объяснил он.

Сестра настояла на приеме лекарств, и после послушного их проглатывания Станисласом, наконец, вышла.

Я не удержалась от эмоционального описания происшествия с его компаньоном.

— Какой ужас, Станислас, он был жив, а через минуту уже валялся на полу вокзала с вывернутыми карманами!

— Успокойся, — убеждал меня Станислас, — это несчастный случай.

— Несчастный случай?! Его обыскали! Искали не карту, если бы им нужны были деньги, они не стали бы убивать его! Что толку в карте, если не знаешь пинкода? Искали вот это!

Я плюхнула упаковку на койку, Станислас тут же накрыл ее загипсованной ногой.

— Прекрати истерику, — прикрикнул на меня он, — и не смей разбрасываться вещами, за которые заплачено жизнью!

Он прикусил язык, но было поздно. Как мне хотелось, чтобы он убедил меня, что это действительно недоразумение, но после его признания ожидать утешения было глупо. Я тяжело вздохнула и присела на его простыни. Раньше я не могла и представить такой вольности, но теперь мы в одной лодке, и разговор наш не может быть достоянием чужих ушей.

— Станислас, за вашим домом следят.

— С чего ты взяла? — он перешел на ты, даже не спросив моего разрешения.

— Сегодня на вокзале я видела человека, который находился около вашего дома, когда я забирала документы, — тихо сказала я.

— Совпадение? — он просил подтверждения моих подозрений.

— Нет, — решительно сказала я, — этот человек, находился именно в том месте, где должна была состояться встреча. Но благодаря нашей осторожности обмен состоялся вне поля его зрения. Когда же ваш компаньон покинул наше убежище, он тут же был убит. Очевидно, наш преследователь не знал, что передача посылки состоялась, и обшарил его карманы в надежде предотвратить ее попадание в мои руки. Кто придет навстречу вашему компаньону, убийца не знал, иначе мне бы не унести ног.

Станислас задумался.

— Дело нескольких часов обложить больницу и выдернуть нас отсюда, — в страхе промолвила я.

— Не думай, что мы такие беспомощные, — улыбнулся Станислас, — стараниями моего отца в отделении нет больных кроме меня, а в палатах, находящихся рядом, сотрудники нашей службы безопасности и даже шальная летняя муха не пролетит мимо их видеокамер.

Я привстала с его койки. Вот как? И в палате установлены камеры? Значит, они видели, как я подавала ему судно! Я побледнела.

— Успокойся, малышка, это профессионалы, — ласково сказал он, и подмигнул мне.

Знал бы он, что меня так взволновало, наверное, стены больницы сотряслись бы от хохота.

— Я поехала домой... — устало произнесла я.

— Побудь со мной немного, — попросил Станислас, — нам нужно многое обсудить, за периметром больницы небезопасно.

Первая часть его просьбы произвела неизгладимое впечатление, я готова была остаться с ним на всю жизнь.

Глава третья

Подъезжая к своему дому, я не забыла подстраховаться, посидела немного в темном салоне, осмотрелась. Похоже никому я не интересна. Я вышла из автомобиля, нажала кнопку сигнализации. Ласточка отозвалась жалобным всхлипом.

'Надо угостить ее новым маслом, съезжу-ка завтра на станцию техобслуживания, приведу ее в порядок, почищу салон, куплю новый освежитель...'

Прихватив газеты из почтового ящика, я поднялась на лифте на последний девятый этаж. Базиль ждал меня у порога.

— Малыш, я сегодня припозднилась, прости, но Станислас попросил меня остаться, — вздохнула я, сожалея, что время пролетело быстро.

'С такими событиями мне, пожалуй, грозит бессонная ночь', — подумала я, и поставила в микроволновку стакан молока.

Прихлебывая молоко, я просматривала колонки происшествий. Так и есть! В вечерней газете описано утреннее происшествие на вокзале.

'Наш корреспондент сообщает. Сегодня в одиннадцать тридцать на Центральном железнодорожном вокзале произошло убийство. Как установили наши правоохранительные органы, убит гражданин Еремеев Вячеслав Николаевич, сотрудник 'Глоуб Коммьюникейшн', одного из крупнейших предприятий нашего города. Преступник не найден. Ведется следствие. Просьба откликнуться свидетелей происшедшего, и позвонить по телефону: 555-75-78' — гласило коротенькое сообщение.

Еремеев Вячеслав Николаевич. Вот мы и познакомились. 'Глоуб Коммьюникейшн' наш конкурент, между нашими корпорациями идет негласная война за первенство в разработках современных информационных технологий. Теперь картинка начала складываться, но некоторые паззлы все еще лежали в сторонке.

'Рожа'. Он дожидался около дома Станисласа, но ведь автокатастрофа Станисласа ни для кого не была тайной, об этом писала та же вечерняя газета. Значит, ждал он посланца Станисласа, то есть меня. Выходит, мне повезло, что я не смогла припарковаться возле дома. Он обозвал мою ласточку ведром, но благодаря моей 'никакой' внешности не идентифицировал меня с женщиной, вошедшей во двор Станисласа.

Старушка и ее деспот!

Я поставила себя на место 'рожи' и посмотрела на ситуацию с его стороны. Женщина подошла к качелям, о чем-то поговорила с бутузом и старушкой. Скорее всего, она приходится ему матерью, потому, что бутуз, после ее слов, направился к подъезду, старушка за ним, следом за ними мамаша, все они вошли в тот же подъезд.

Логично, похвалила я себя. Значит о моей роли в этой истории 'роже' не известно. Можно спать спокойно.

Сегодня Станисласу сняли гипс с правой руки. Конечно, это радостное событие, но ему предписано много различных процедур по реабилитации. Владимир Станисласович вдруг поинтересовался, когда я вернусь в лоно семьи. Обе руки Станисласа уже в действии, но от моих услуг в качестве помощника он не отказался. А мог бы вернуть папаше, и пригласить своих многочисленных, как я слышала, девиц. Я знала, что на порядок выше всех секретарей, референтов и помощников. Не зря босс меня ценит. Или же нас связывает тайна, и сынок хочет держать меня около себя на привязи? В любом случае, я была довольна.

Станислас был в хорошем настроении, много шутил и не нагружал меня работой. Всё было испорчено прибытием Натальи Леонидовны. Она приехала после обеда, в сопровождении охраны. Сияя бриллиантами колец, она поправляла подушки Станисласу, так, что глаза его упирались в ее великолепный бюст. Станислас заерзал на простынях, пытаясь от нее отвернуться, и искоса посматривал на меня. Мне хотелось выбежать вон, но он велел мне остаться. Мое присутствие раздражало Натали, она сделала несколько попыток удалить меня из палаты, но Станислас запретил мне покидать ее. Повинуясь ему, я нажила себе врага в лице жены босса. Натали, еще немного покрутив бедрами, решила, что ее миссия выполнена, и распрощалась со Станисласом. Выйдя в коридор, она окликнула меня. Я вышла следом и стояла перед ней, как школьница, опустив глаза.

— Не ожидала, — начала свою отповедь Натали, — я всегда тебе доверяла и была на твоей стороне. Не знаю, одобрит ли Владимир Станисласович твои шашни с его сыном...

— Наталья Леонидовна, побойтесь бога, какие шашни? — я поторопилась разубедить ее . — Я только выполняю указания Станисласа.

— Что за фамильярность! Для тебя он — Станислас Владимирович.

— Он запретил мне так его называть, говорю вам, я только выполняю его указания!

— Смотри у меня, — пригрозила мне Натали, — все мужчины и деньги семьи Хадраш должны оставаться в семье.

'Интересно, одобряет ли Владимир Станисласович твою политику? Не выпускать Станисласа из семьи, означает быть и его женой тоже...'.

— Наталья Леонидовна, вы знаете, как я отношусь к Хадраш, у меня и в уме не было! — врала я Натали на сером глазу.

Вернувшись в палату, я взглянула на Станисласа. Он посмотрел на меня и извинился:

-Иногда она бывает несносна.

— Наталья Леонидовна очень заботится о вас, — произнесла я, краснея от того, что Станислас знает, о чем говорила со мной Натали.

— Александра, я понимаю, за что вас ценит мой отец, — сказал он, — я несчастен оттого, что должен буду вернуть вас ему.

'Сейчас он меня уволит, — внутренне вздрогнула я, — чтобы не мешала ему прелюбодействовать с женой отца...'.

— Мы снова перешли на 'вы', — опустив глаза, произнесла я.

— Нет, прости, только 'ты', мы ведь друзья... — ответил он и вопрошающе посмотрел на меня.

— Друзей не возвращают, даже отцу, — подняв глаза, промямлила я в надежде, что он меня никому не отдаст.

Станислас поморщился, как всегда, когда речь заходила об его отце.

— Я обязан, ты пойми, отец слаб, ты ему нужнее.

Я почувствовала себя переходящим вымпелом. Послать к черту всех Хадраш!

— Александра, — Станислас взял меня за руку и усадил рядом на постель, — отец женился на Натали, хотя прекрасно знал, что ему с ней не сладить. Теперь отец пускает слюни, а Натали косит глазами в разные стороны. То есть в одну, мою. Имел слабость, каюсь. Себя кляну, отца ненавижу за то, что не может укротить свою бабёнку, за то, что и это взвалил на мои плечи, поди, донесли уж соглядатаи. Он готов пережить роман своей жены с родным сыном, чем вереницу ее романов на стороне. Боится огласки, и насмешек конкурентов. А так, всё тихо, всё в семье, сор из избы не выносится.

Я искренне жалела Станисласа. Да, из этого ему будет сложно выбраться. Семья Хадраш, как паук, опутала его своей паутиной. Долг, честь.

— Я наследник. У отца больное сердце и 'Хадраш текнолоджи' достанется мне вместе с Натали, — горестно сказал он.

— Ужасно знать наперед свое будущее, — сказала я.

— Тем более такое, — подтвердил он.

— Почему такое? Наталья Леонидовна красивая женщина, — сказала я, чтобы как-то его утешить.

— Не хочу я ее, — капризно протянул Станислас.

— Ты уже дал ей надежду... — попробовала я напомнить ему, что пусть один раз, но он ее хотел.

— Это секс, ничего более, — сказал он.

'Как просто, — подумала я, — а Натали наверняка думает, что любовь'.

— Мне так хорошо с тобой, спокойно, — вдруг сказал Станислас, — ты чувствуешь то же самое?

Я чувствовала... что сейчас упаду в обморок. Руки мои стали ледяными, так всегда, когда я не в себе. Станислас понял это и спросил:

— Что с тобой, Александра, тебе нехорошо?

Я промычала что-то невнятное. Он положил мою голову к себе на плечо, и поцеловал меня в висок. Я посмотрела в его зеленые глаза. Именно такими я их и представляла в его спальне. Подернутыми страстью. Он приблизился, но не торопился, будто ждал моих возражений. Я не возразила, и он провел своими губами по моим. Затем взял верхнюю. Я задохнулась. Он отпустил. Захватил обе. Я застонала. Он не отпустил.

Целовался он как бог. Но перед моими закрытыми глазами стоял образ Натали — преданной и оставленной в одиночестве. Образ качался на волнах моей страсти, иногда волны накрывали его, но был удивительно живуч, и не дал утонуть мне. Поцелуй закончился нежным касанием его рук моей груди. Очарование кончилось. Я понимала, что от меня ждут согласия на следующий шаг.

— Я девственница, — выпалила я.

— К-как..? — он ожидал чего угодно, но только не этого.

— Это первый поцелуй в моей жизни, — призналась я.

— Прости..? — промолвил он в крайнем изумлении.

— Поздно. Теперь ты просто обязан, — я перевела наш разговор в шутку, долго объяснять, да и не поверит.

— Ты пошутила, — развеселился Станислас, — хорошая шутка, отрезвила меня.

— Конечно, такими темпами мы могли бы далеко зайти, — приняла я эстафету, и округлила глаза от притворного ужаса, — представляешь, как бы мы с тобой занимались любовью? Твои ноги в гипсе...

— Ну, это не помеха, остальное цело, — и снова захватил мои руки в свои.

— Нет, Станислас, — осторожно, чтобы не обидеть, я убрала их.

— Ладно. Согласен. Не место и не время, — согласился он.

Мне стало обидно, что он так быстро согласился, хотелось, чтобы еще уговаривал. Нас, женщин, не поймешь.

Станислас разбудил во мне страсть. До самого вечера губы мои горели от его поцелуя. Тело жаждало объятий, необычайное томление и полное отсутствие здравого смысла пугало. Ночь я провела беспокойно: мне снились Станислас и Натали. Они занимались любовью, я хотела уйти или закрыть глаза, но мучитель запрещал мне это делать, я наблюдала за чужой страстью и умирала от своей. Ревность застилала глаза и больно щипала за сердце. Он сказал Натали, что я девственница, та переливисто смеялась и говорила Станисласу:

— Она просто никому не нужна!

Я проснулась в холодном поту. Утро начинало заливать розовым светом соседние дома. Пять часов утра. Спать не хотелось, с ужасом вспоминался ночной кошмар. Приняв холодный душ, я накормила Базиля завтраком и, надев тонкую прозрачную блузку, долго вертелась у зеркала. Обычно я не обращаю особого внимания на свое отражение, но сегодня увидела, каким необыкновенным светом сияют мои глаза. Светом неутоленной страсти. Зеркало отразило стройную фигурку в шелковой сиреневой юбке и прозрачной до нижнего белья блузке. 'Надо заменить бюстгальтер более смелым', — решилась я. Скинула блузку, и надела белое кружевное чудо. Теперь я выглядела сногсшибательно. 'Грудь у меня не хуже, чем у Натали', — подумала я, ревниво оглядывая себя в зеркало.

День выдался жаркий, так, что моя полураздетость оправдывалась. Только бы Натали не явилась, она поймет, для кого я выставила свою грудь напоказ. Я вышла из автомобиля и мужчины, курящие на скамейках около приемного покоя, присвистнули. Я, гордо подняв голову, застучала тоненькими каблучками по плиткам пола. В зеркале лифта я залюбовалась собой. Эх... жаль ехать недалеко.

Станислас читал журнал, сестра готовила к принятию лекарства. Значит, он только позавтракал, я слишком рано сегодня. Станислас поднял на меня глаза, и они вдруг лукаво засветились пониманием, а я готова была провалиться сквозь землю из-за своей глупости. Забыла, каким жестоким может быть Станислас, и подставилась. Держа себя в руках, я улыбнулась и постаралась вывернуться:

— Извини за внешний вид, у меня сегодня рандеву.

— Завидую счастливцу, — сказал Станислас и уже не с лукавством, а интересом посмотрел на меня. — Чудесно выглядишь. Кто он?

Такого вопроса я не ожидала.

— Вместе учились...

— Друг или любовник? — глядя на меня, спросил он.

— Гм, друг, — не рискнула я потерять его интерес ко мне.

— Хочешь вскружить ему голову?

— Нет, просто очень жарко.

— Здесь жара не чувствуется, кондиционеры. Если замерзнешь, можешь накинуть халат. Не волнуйся, теперь я сам справляюсь с судном, — напомнил он мне мою катастрофу.

Станислас так пялился на мою грудь, что я подумала, не накинуть ли мне, в самом деле, халат, и поклялась никогда не надевать на службу неподобающих нарядов. Занимаясь рутинной работой, я отвлекалась, но когда поднимала на него глаза, сразу вспоминала о своей оплошности. Вот, идиотка, ничем не лучше Натали. Мужчина хоть и на больничной койке, но остается мужчиной.

— Александра, — сказал он, когда я вздохнула полной грудью, — ты меня возбуждаешь!

— Можно я уйду? — виновато спросила я.

— Для твоего рандеву еще рано, так что иди сюда, — он похлопал ладонью по простыне рядом с загипсованной ногой.

— Нет.

— Что нет? — переспросил Станислас.

— Мне неудобно, — сказала я.

— Иди, иди, — манил он меня рукой.

— Только без глупостей, — пробубнила я себе под нос.

— Что ты сказала, я не расслышал?

— Глупо чувствую себя, — ответила я.

— Ты сегодня красавица, — сказал он, когда я села на предлагаемое место. — Удели мне немного твоего внимания. Твой друг не останется обделенным.

— Он только друг, — напомнила я.

— Тем более, ему такая красота и вовсе ни к чему, — он положил руку на мое плечо, потом передвинул ее на спину и заставил меня придвинуться ближе.

— Александра, — выдохнул он в мое ухо, отчего мороз пробежал по моей коже, — поцелуй меня. Сама.

Я поняла, что пропала.

Я просто перестала соображать и ткнулась губами в его губы. Они были мягкие и податливые. От прикосновения моего языка они открылись, и Станислас позволил мне проникнуть внутрь. Одна рука его поддерживала меня за спину, другая переместилась на грудь. Ожидаемое утоление желания разлилось горячей волной, в ушах зашумело, и я уже не слышала спасительных молоточков. Сквозь туман в моей голове, я неожиданно сообразила, что работают камеры наблюдения, и дежурившие сотрудники службы безопасности вовсю веселятся, наблюдая за тем, как Станислас соблазняет то свою мачеху, то пугало-секретаршу.

На безрыбье и рак... — вспомнила я.

Наваждение сняло как рукой. Я попыталась оттолкнуть Станисласа, но не тут-то было. Станислас крепко удерживал мой рот своими губами, проявляя некоторое упрямство. Я уперлась в его грудь руками.

Дверь в палату приоткрылась.

Станислас ослабил хватку, и я отпрыгнула от него, как ошпаренная кошка. Послышался разговор, Варвара Станисласовна, сестра моего босса и тетка Станисласа вошла в палату. Среднего возраста женщина имела характерный капризный изгиб рта и светлые, как у Станисласа волосы. Семейное сходство чувствовалось и в манере поведения. 'Барбара' выглядела как уменьшенная и женственная копия Владимира Станисласовича. Сейчас она давала указания сестре Ирине, недовольная отсутствием той в палате и весело проводившей время на сестринском посту.

— Принесите чаю, — сказала она Ирине после жесткой отповеди.

Ирина не смела возразить, и ушла за чайными принадлежностями. Я стояла возле окна, и солнце просвечивало мою и так прозрачную блузку. Станислас взял на себя миссию отвлечь тетку.

— Дорогая тетушка, рад вас видеть! Как поживаете? Здоровы ли? — сыпал он вопросами, не давая тетке разглядеть детали моей одежды и слегка встрепанную прическу.

— Господин Хадраш, не буду вам мешать, прошу позвать, когда понадоблюсь, — спешно проговорила я и шмыгнула за дверь.

Ослепленная ярким солнечным светом Барбара не увидела в моем поспешном удалении ничего кроме желания услужить Станисласу и оставить их наедине. Дверь осталась приоткрытой и голос Барбары, донесшийся до меня, не позволил мне уйти, на этот раз любопытство победило.

— Станислас, ты распустил персонал, дождешься, что будешь лежать в одиночестве, а эти хохотушки будут строить глазки твоей охране, — начала она высказывать Станисласу — Кстати, что за девица выпорхнула отсюда?

— Александра, секретарь отца, — сказал Станислас, приглашая Барбару присесть. — Отец был любезен и одолжил ее мне.

— А, эта милая девушка... я общалась с ней только по телефону, но Натали рассказывала мне, что она обладает весьма счастливой, для секретаря, внешностью, — расплылась в улыбке Барбара.

Я затаила дыхание.

— Внешность, как внешность, — поморщился Станислас, — она весьма толкова, исполнительна и главное не надоедлива.

— Не узнаю тебя, мой друг, ты всегда был ценителем женской красоты, заглянуть хотя бы в твой офис... — усмехнулась Барбара.

— Дорогая тетушка, я обожаю красивых женщин, но они имеют свойство быстро приедаться, Александра же не мозолит мне глаза, — легко принял дуэль Станислас, — и потом, лучше обратите внимание на своего брата, ей-богу, он нуждается больше.

— С Володенькой у нас сложные отношения, — убрав улыбку с лица, сказала она, — ты знаешь, как я была против его женитьбы на Натали, хоть она и по крови Хадраш. Время идет, я смирилась, но не могу пересилить себя и запросто прийти в их дом. Зато люблю бывать у тебя, несмотря на твоих навязчивых девиц.

— Я рад вам тетушка, в любое время.

Я отскочила от двери, как только увидела Ирину. Она вошла в палату, неся в руках поднос. Поставила его на столик и стала разливать чай.

— Станисласу некрепкий, мне с молоком и два куска сахара, ...пожалуйста, — присовокупила Барбара.

— Хорошо, мадам, — сказала Ирина, подливая кипяток в чашку Барбаре.

Чай был сервирован и Ирина вышла.

Мы с ней сидели в креслах у сестринского поста и судачили о женщинах семейства Хадраш.

— Злобная ведьма! — в сердцах воскликнула Ирина. — Я медицинская сестра, а не горничная!

— Успокойся, раз назвалась груздем, полезай в кузов. Они нам платят деньги, — напомнила я ей, — и немалые.

— Да уж, за три недели я заработала столько, сколько не заработаю и за год, — подтвердила Ирина, — только голову склонять всё еще ни как не приучусь.

— Учись, — посоветовала ей я, — пригодиться в жизни.

— Вот Натали, — продолжила Ирина, — за то, что я не любопытничаю и быстро выветриваюсь из палаты, как только она переступает порог, всегда дарит мне какие-нибудь дорогие безделушки.

У меня сжалось сердце. Какое глупое сердце, разум четко определил наши взаимоотношения с сыном босса, а сердце еще надеется на чудо. Вспомнились слова Станисласа о том, что 'Хадраш текнолоджи' достанется ему вместе с Натали. Чуда не будет. Сменится босс, но жена останется прежней. Ничего на сторону. С каким удовольствием я ушла бы сейчас, не показываясь на глаза Варваре Станисласовне и не отпрашиваясь у Станисласа. Но, советы давать легко, а головку всё же склонить придется.

Барбара вышла после того, как я скоренько накинула халат, чтобы ни смущать ее самоё, а более того, Натали, которую не преминут проинформировать о неподобающем виде секретарши. Тетушка внимательно посмотрела на меня, в ее глазах промелькнуло одобрение.

— Александра, я много слышала о вас, от Натали, Володеньки и, наконец, Станисласа. Рада с вами познакомиться, — она протянула руку.

Я с энтузиазмом пожала ее.

— Я тоже очень рада. Варвара Станисласовна, вы очень похожи с братом, а еще более со Станисласом, — польстила ей я, играя на нежных струнах любви к своему семейству всех представителей рода Хадраш, — даже не зная о вашем родстве, я распознала бы в вас сестру Станисласа.

Барбара была очарована мной. Проводив ее до лифта, мы распрощались как старые знакомые. Союзники мне не помешают.

Станислас вызвал меня к себе.

— Мне нужно уйти, — начала с порога я, но он не обратил внимания на мою фразу.

— Мне повезло, что ты не пользуешься помадой, иначе бы тетка нас застукала.

— Станислас...

— Как долго она была, я соскучился, — чуть капризно сказал он, — иди ко мне.

— Нет, — твердо сказала я, — хватит, кругом камеры, в любое время может кто-то войти. Я так не могу.

Станислас с надменным видом вскинул голову.

— Александра, неужели ты думаешь, что я позволю охране разглядывать, как из-под меня выносят горшки? — язвительно спросил он.

— Ээ... — только и могла сказать я.

— На сегодня ты свободна. Я вижу, ты торопишься. Желаю приятно провести время, — равнодушно произнес Станислас, взяв в руки толстый журнал.

Обида захлестнула меня. На кончиках ресниц заплясали слезы.

Положение, в которое старался поставить меня Станислас ничего кроме огорчения и разочарования в дальнейшем не принесет. Если я соглашаюсь на интимные отношения с ним, то завтра буду отброшена как надоевшая кукла. Если не соглашаюсь, то буду брошена сегодня как не приносящий пользы предмет.

Я же человек! Женщина! Девушка...

Я повернулась и вышла вон.

Бедняжка 'Дэу' поник пыльными, бирюзовыми боками, и я вспомнила свое обещание поухаживать за своей 'ласточкой'. Заехала на станцию техобслуживания и с удовольствием провела там время, ничуть не хуже чем в SPA-салоне. Я придирчиво принимала работу, а рабочие станции пристально рассматривали мое неглиже. Я позволила им это. Должно быть, что-то приятное в жизни, пусть это будет немое восхищение.

По дороге домой я купила шампанского, решив пеною залить свою обиду. Базиль одуревший от жары раскинулся на ковре, разбросав пушистые лапки и подставив свой животик для почесывания.

— Сейчас я угощу тебя вкуснятиной, налью свежей водички и почищу твой лоток.

Исполнив свой хозяйский долг и положив Базилю креветок, я открыла шампанское и сделала приличный глоток.

— Отлично, — прокомментировала я, наслаждаясь прохладной покалывающей жидкостью.

Звонок мобильного телефона вызвал раздражение. Посмотрела на экран. Незнакомый номер. Стоит ли отвечать? Скорее всего, кроме неприятностей, он ничего мне не принесет. Но звонок был продолжительным.

— Черт, черт, черт! — топнула ногой я и все-таки ответила.

— Ты одна? — спросил голос Станисласа.

Сердце сладко заныло. Неужели я так в него влюбилась?

— Одна, — стараясь не выдать себя голосом, сказала я.

— Завтра мне снимут гипс,— объявил он.

— Что-то нужно сделать или привезти? — уточнила я причину его звонка.

— Нет, просто захотелось поделиться, — ангельским голосом сказал он.

Словно никогда и не было Станисласа негодяя, мерзавца, канальи, животного, и просто Великого и Ужасного Станисласа.

— Я рада за тебя, когда выпишут? — веселым голосом спросила я.

— Сначала научусь ходить на костылях. Первый танец твой, — пообещал он.

— Это честь для меня. Спокойной ночи, Станислас.

Я нажала отбой и, прихватив шампанское и Базиля, отправилась в постель.

Глава четвертая

Станислас опирался на костыли слабыми еще руками и пыхтел от усердия. Я наблюдала за ним и сестрой Лидией, которая подстраховывала его. Он был упрям, сестра предупредила, что слишком долгий тренинг может принести вред. Лучше понемногу, но чаще. Теперь Станислас всё чаще был занят на тренажерах и процедурах. Я сидела одна в палате, маясь от безделья. Но этот день все изменил.

Прибыл Ставицкий, и Станислас вызвал меня после краткого совещания.

— Александра, — торжественно начал Игорь Александрович, но Станислас перебил его.

— Госпожа Исаева наш проверенный сотрудник, не будем утомлять ее присягой на верность. Сашенька, — начал он с того, что поверг меня в шок, назвав этим именем, — мы знаем, как нелегко пришлось тебе, выполняя предыдущее задание, но мы снова обращаемся за помощью в столь деликатном деле. Ты готова помочь нам?

Что я могла сказать? Отказаться, после того как проделывала это дважды, это как подписать заявление на увольнение.

Видя мою нерешительность, Станислас предупредил:

— Никто не в силах заставить тебя. Решение ты должна принять самостоятельно.

'А вы останетесь с чистыми руками, мол, она сама согласилась?'. Как бы то ни было, увольняться мне не хотелось, и я, приняв вид Зои Космодемьянской перед казнью, кивнула головой. Где наша не пропадала!

— Согласна, — сказала я, понимая, что мой кивок в расчет не принимается.

— Вот и отлично, Игорь Александрович проинструктирует вас, — Станислас тут же перешел на деловой тон, не допуская неформального обращения, к которому прибегнул минуту назад.

Ставицкий взял меня под руку и усадил в кресло около моего рабочего стола. Разговор происходил полушепотом.

— Александра, вы отлично справлялись до сих пор, ваша интуиция и проницательность спасла неоценимую информацию. Ко всему прочему задание осложняется, и посвящать другого, пусть и более опытного сотрудника, это означает расширить круг осведомленных лиц. А он узок, поверьте мне, очень узок. Станислас Владимирович рассказал мне, будто вы считаете, что за его домом установлена слежка, и даже можете опознать лиц, участвующих в наружном наблюдении.

— Да, это так, — коротко ответила я.

— Прекрасно. Нам было нелегко раздобыть другого информатора, но, хвала господу, это произошло. Третий этап, заключительный и самый сложный. От него зависит итоговый результат наших усилий и полное устранение конкурента. Не в физическом смысле, конечно. Больше скажу, если мы провалим заключительный этап, грош цена всей проведенной работе, а главное жертвам, принесенным во благо общего дела.

Он явно намекал на смерть Еремеева. И еще, в последней фразе я заменила местоимение МЫ на Я, и поняла, что если я провалю заключительный этап, то последствия для 'Хадраш текнолоджи' и для меня лично будут непредсказуемыми.

Ставицкий проинструктировал меня, что моей задачей является передача денег информатору за похищенные разработки нашего конкурента 'Глоуб Коммьюникейшн', которые, по словам Ставицкого способны сделать переворот в современных компьютерных технологиях и производственных процессах. Оплата услуг шпиона будет произведена картой Юнион банка, на счету которой, как сказал Ставицкий, немалый куш. Договорная сумма была удвоена после смерти предыдущего информатора. Служба безопасности 'Глоуб Коммьюникейшн' обеспокоена возможностью попадания в руки конкурента секретных материалов и сейчас, как никогда, активизирована. Цель нашей операции собрать воедино полученные сведения и опубликовать их как собственные разработки. Если мы не получаем третью, заключительную часть, то на доведение до конца научных изысканий нам придется задействовать немало людских и финансовых ресурсов. Мы должны опередить соперника, если не мы получим лицензию, то ее получат наши конкуренты.

Задача была поставлена ясно. Ставицкий предложил мне на выбор воспользоваться автомобилем из корпоративного гаража. В остальном он положился на мое здравомыслие и чувство осторожности. И то и другое имелось.

Когда я покидала больничный корпус, Станислас находился на очередной процедуре, и не смог пожелать мне удачи. С одной стороны это было неплохо, так как любое общение с ним расслабляло меня и лишало крепости духа.

В корпоративном гараже я выбрала серого цвета 'восьмерку', на хорошем ходу и полностью экипированную для моих целей. Дома я долго подбирала одежду, она должна быть неприметной и удобной в непредвиденном случае. Я выбрала джинсы, в которых я наведываюсь к Анастасии, помочь вскопать огород. Они слегка поношены и не удивляют известным брэндом. Тенниска серо-голубого цвета и легкая светлая куртка, на случай вечерней прохлады и незаметного хранения переданной информации. Одежду нужно слегка помять и немного запачкать область коленей и рукава куртки. На голову я нашла бежевую, в тон куртки, бейсболку, прикрывающую мои волосы и часть лица. Я старалась походить на мальчишку, и, увидев меня, кое-кто не сразу догадается какого я пола.

Я готова. Слегка мандражирую. В прошлый раз меня использовали в слепую, и мне было проще оставаться невозмутимой. Теперь я посвящена во все подробности предстоящей операции.

Ну, с богом. Я взяла на руки Базиля и, чмокнув его в прохладный нос, попросила:

— Пожелай мне удачи!

Базиль в ответ лизнул меня в щеку.

Я двигалась, неся тяжелую сумку, в направлении автоматической камеры хранения. В сумке сложенные стопками дамские романы, для которых я не находила времени. Внимания посторонних лиц я не заметила. Проходя мимо места встречи, я приметила двух крепких молодых мужчин, которые в столь поздний час, делали вид, что заняты игральными автоматами, и еще одно лицо, мужского пола, подходящее по описанию на нового 'компаньона'. Я подошла к одному из игроков и, на вычурном деревенском диалекте, спросила:

— Дяденька-а, поможите, и где тута Юнион банк, будьте добреньки.

— Вот что, племянничек, — сказал, ухмыляясь, молодой человек, блеснув не только улыбкой, но и чувством юмора, — поле чудес находится на привокзальной площади, и сейчас не работает, но утром ты сможешь закопать там свои денежки. Букварь продал?

— Не-а, дяденька, козочку.

— Ну, будь здоров, племянничек, денежки береги, — сказал он, выпроваживая меня.

— Спасибо, добренький дядечка, — я была уверена, что название 'Юнион банк' не оставило равнодушным щуплого мужичка в клетчатой ковбойке.

Он двинулся за мной, мужчины переглянулись и, оторвавшись от автоматов, с интересом смотрели за нашим передвижением. Я поставила сумку на пол, со злостью пнула ее ногой, и в сердцах воскликнула, когда ковбой проходил мимо:

— От бисов баул, усе грабки вытянул, и где тута кладовка?!

Схватившись за лямки многострадальной сумки, я потащилась уже вслед за клетчатой рубашкой. Протащив сумку по ступенькам вниз, я оказалась у автоматических камер хранения багажа. Тетка спала, прислонившись к косяку своей каморки. Услышав шаги, она встрепенулась, посмотрела, как я тащу сумку, и скомандовала:

— Паренек, в третий сектор, там свободно.

Я, чертыхаясь, направилась к третьему сектору. Боковым зрением я видела, как клетчатая ковбойка тоже повернула в сторону третьего сектора. Лестница была мне видна лишь наполовину, и на этой половине появился владелец начищенных ботинок и легких серых брюк, лицо его загораживал угол бетонной площадки верхнего этажа. Он стоял и ждал, когда мы с ковбоем покинем камеру хранения. Засада. Информацию необходимо получить любым путем. Я быстро оглядела ряды ячеек, заметив висящие ключи, рванула на себя дверцу ячейки, и определила сумку внутрь. Ковбой находился на противоположной стороне сектора и смотрел то на меня, то на брюки на лестнице. Тетке мы видны не были. Я достала из внутреннего кармана куртки карту Юнион банка. Крутанув ее перед собой вне поля зрения брюк, но на виду у ковбоя, я положила ее внутрь соседней открытой ячейки. Ковбой принял предложение, и положил маленькую упаковку внутрь ближайшей ему ячейки. Рискованно. Затем мы синхронно направились навстречу друг другу. На брюки мы не глядели, лишь друг на друга, когда поравнялись, слегка наклонили головы и двинулись дальше, каждый к своей цели. Я старалась не ускорять шаг. Приблизившись, я рукой зацепила посылку и опустила ее в нагрудный карман. Не оборачиваясь, прошла до тетки и попросила разменять деньги. Тетка напустилась на меня:

— Кто ж тебе по ночам деньги менять будет, чудак-человек!

Я, извинившись, отошла. Ковбойки видно не было. Вышел или нет? Надо выбираться отсюда. Подойдя к лестнице, я увидела владельца брюк, того молодого человека, с которым разговаривала в зале. Он окинул меня рентгеновским взглядом. Я попробовала, было пройти мимо, он преградил мне дорогу.

— Подожди, племянничек, — расставил он руки в стороны, — я тут кое-что потерял, вот интересуюсь, не прихватил ли ты мою вещицу?

— Побожица, дяденька? Не брал я ничого, вот те крест!

— Да я, видишь ли, в бога не верю, а вот карманы твои осмотрю, — сказал он и шагнул ко мне.

— Дя-я-я-денька... — заскулила я.

— Выворачивай.

Я вывернула карманы куртки.

— Ничого, дяденька, — я потрясла мешочками карманов, демонстративно держа их двумя пальцами.

— Давай дальше, — велел он.

Делать нечего. Я раскрыла полы куртки, и его взгляд вперился в мою грудь.

— Хорош, племянничек, скорей племянница, — хмыкнул он, и сорвал мою бейсболку.

Не увидев симпатичного лица, он потерял ко мне мужской интерес. Остался интерес профессиональный. Похлопав по полам куртки в области нагрудного кармана и проведя ладонями по моей груди, он начал прощупывать карманы джинсов. Ничего не обнаружив, спросил:

— Почему обманула?

— Я? Што вы дядечка, сами ж миня племяшом кликали. Мамка наказала дивчиной не рядиться, обидят та, и денюжку отымут. Папки нету, так я у мамки на посылках, — начала ныть я. — Отпустите, дяденька.

— В сумке что? — смотрел мне в глаза он.

— Книшки, дяденька, про амуры, на барахолке задаром отдавали, — ответила я, и снова заскулила. — Отпустите, дяденька.

— Пойдем, покажешь.

Он взял меня за локоть и потащил между рядами к третьему сектору. Дрожащими руками я открыла дверцу ячейки и отошла в сторону. Он вытащил сумку, взвизгнул молнией и вытряхнул содержимое на пол. Расшвыряв книги ногами, просмотрел все накладные и внутренние карманы сумки. Бросил ее на пол, подпихнул ногой к книгам и сказал:

— Ладно, племянница, вижу, не брала ты моей вещички. Прибери здесь и больше по вокзалу не мотайся, глаза не мозоль.

Я энергично закивала головой и присела на корточки, засовывая книги в сумку.

— А сиськи у тебя ничего, как у взрослой...— хмыкнул он.

Боже, нарвалась на маньяка!

— Мамка, наказала с дяденьками не балакать, — пробубнила я, боясь, что, не удовлетворив свою профессиональную гордость, он начнет удовлетворять свои низменные страсти.

Но страхи мои оказались напрасными.

— Помни, что сказал, по вокзалу не шатайся, — напомнил он.

Два раза мне повторять не надо, делать здесь мне больше нечего. Положив сумку с книжками обратно в ячейку, я направилась к лестнице. Он шел сзади и напоследок не удержался и шлепнул меня по заднице.

— Прощай, племянница.

Я взвизгнула и умчалась, громко топая кроссовками по гранитному полу вокзала.

Я долго кружила возле восьмерки, стоящей во дворе около привокзальной площади, проверяя, не наблюдает ли кто-нибудь за мной. Наконец, открыла дверь, плюхнулась на велюровое сиденье и сунула ключи в замок зажигания. Восьмерка заурчала, и я начала выруливать со двора. Остановилась я около больничного комплекса, была ночь, но по нашей договоренности, я должна была вернуть посылку Станисласу по ее получению. Надо переодеться, не могу же я придти к Станисласу в таком виде. Сняв в машине куртку, я сунула руку во внутренний, разрезанный мной заранее, карман. Пошарив рукой между подкладкой и сукном куртки, я извлекла карту флэш-памяти, завернутую, как положено, в кусок популярной газеты 'Спид-инфо'. Вот за что дерутся две крупнейшие компании нашего городка, за что заплачено жизнью, может уже не одной. Интересно, удалось ли ковбою вырваться из лап монстров 'Глоуб Коммьюникейшн'?

На этаже Станисласа был полумрак и тишина. Я не стала удивляться отсутствию персонала. У Станисласа есть сестра, и ради его зеленых глаз никто не собирается сторожить пустой коридор. Я прошагала к палате, подозревая, как сейчас встрепенется служба безопасности, обычно секретарь Станисласа не приходит к нему по ночам. А может, сработает пресловутая мужская солидарность, идет к Станисласу бабёнка, ну позавидуют немного, и всё. Шумиха нам сейчас ни к чему.

Я тихонько постучалась в дверь палаты и вошла. Свет был выключен, глаза мои разглядывали очертания белого постельного белья на кровати Станисласа. Неужели он спит? В кармане моего костюма завибрировал мобильный, я вынула его и взглянула на светящийся экран. Неофициальный номер Станисласа. Черт, что за шутки?!

— Алло! — сказала я сердитым шепотом.

— Я в кладовке, стою зажатый между швабр, ожидаю незваных гостей, охрана спит мертвецким сном.

— Где кладовка? — кратко спросила я.

— Коридор налево, — ответил он.

— Жди.

— Будь аккуратна.

Я дала отбой. Сняла ключ от палаты с крючочка вешалки для спецодежды сестер. Надев шапочку и белый халат Ирины, я медленно открыла дверь, выглянула в полумрак коридора, и вышла из палаты, закрыв дверь на ключ. Бодрою походкой медсестры прошлась по коридору. Шагнув налево, в еще более темный, находящийся в отдалении от сестринского поста, коридор я увидела белую крашеную краской дверь кладовки. Открыла ее, и шагнула в темноту, громыхнув ведром.

— Конспиратор! — зашипел на меня Станислас.

— Я ничего не вижу...

— Ты стоишь на моих ногах, — прошептал он над моим ухом.

— Как ты забрался сюда на костылях? — спросила я.

— Потом расскажу, ты получила посылку?

— Да, — ответила я.

— Отключи мобильный и давай выбираться отсюда, — сказал Станислас.

— Ты сможешь спуститься по ступенькам?

— Деваться некуда.

— Запасной выход рядом, коридор заканчивается тупиком и пожарной лестницей. Ты как одет? — забеспокоилась я.

— В халате сестры Лидии, — губы Станисласа были где-то рядом.

— А где сама сестра? — спросила я.

— Отпустил, ждал тебя, не хотелось сплетен.

— Отлично, сойдем за персонал, — прошептала я вверх, туда, где, по моему мнению, находилось его лицо.

— На костылях? — спросил меня Станислас.

— Придется бросить. Я поддержу, — пообещала я. — Надень шапочку, и пойдем.

Станислас надел шапочку, при этом больно ударив меня локтем. Я открыла дверь и выглянула в коридор. Никого. Стараясь не загреметь ведром, мы выбрались из кладовки. Двадцать метров до тупика прошли, поддерживая друг друга под руку. Станисласу было нелегко, я понимала это по тому, как он тяжело опирался на мою руку, и сжимал зубы, прихрамывая на обе ноги. По лестнице мы шли по шажку, останавливаясь на каждой ступеньке.

— Крепись, придется пройти окружным путем и выйти через приемное отделение. Там могут быть гости, — сказала я Станисласу.

Дойдя до приемного отделения, Станислас выбился из сил и еле стоял на ногах.

— Подожди здесь, я раздобуду кресло, — я оторвала Станисласа от своей руки, так он крепко держался за меня.

Пошла в холл приемного отделения, оглянувшись я увидела, как Станислас держится за стену, чтобы не упасть. Холл был хорошо освещен. Дежурная сестра сидела за конторкой. Рядом пристроился санитар скорой помощи. Работала рация. Шорох и скрипы эфира заполняли пространство пустого холла. В проходе стояли инвалидные кресла и передвижные носилки. Вдруг всё пришло в движение. Открылись огромные створки входной двери и в холл въехали носилки, сопровождаемые бригадой скорой помощи. На носилках стонал паренек, прижимая ладошку к животу.

— Подозрение на перитонит! — закричал фельдшер.

Я посочувствовала несчастному парню.

— В третью операционную, всё готово, — выглянула сестра из-за конторки.

Бригада в белых халатах бегом пронеслась мимо меня. В тот же миг в раскрытые настежь входные двери вошла группа из четырех мужчин. На больных они похоже не были, еще меньше они походили на медперсонал.

'Наши гости, — решила я и, схватив носилки за резиновые поручни, плавно покатила ее в сторону коридора, где ждал Станислас. — Пара минут имеется в запасе, пока они пройдут кордон из медсестры и санитара'.

— Раздевайся! — приказала я Станисласу.

Станислас молча повиновался. Я бросила его одежду на носилки.

— Трусы снимай.

Станислас округлил глаза.

— Давай быстрей, я видела уже твоего малыша.

На 'малыша' он обиделся.

— Станислас, сейчас здесь появятся наши гости. Ты должен лечь на носилки, я накрою тебя простынею и повезу в морг. Ты не должен двигаться, ни при каких обстоятельствах, — как можно убедительнее сказала я.

Станислас моментально стянул трусы, и я помогла ему взобраться на носилки. Ботинки бросила в урну, прикрыв сверху концами полиэтиленового мешка. Обтерев руки халатом, я накрыла Станисласа простынею, тщательно укутав голову и нарочито открыв босые ноги. 'Не хватает бирки', — пожалела я, покатив носилки по коридору. Нас уже догоняли.

— Сестренка, куда везешь женишка? — спросил верзила, с подозрительно оттопыренным карманом пиджака.

— Теперь ему невеста белая с косой, — подхватила я. — В морг, горемычного, куда ж еще. А вы ребятки, что потеряли ночью в нашей богадельне?

Верзила приподнял простыню с ног и посмотрел на голое тело Станисласа. Ноги Станисласа были бледны после гипса, одну украшал бордово-синий шрам. 'Покойник не иначе', — подумала я, наблюдая, как верзила, покачав головою, прикрывает Станисласа простынею.

— Ищем одного паренька, за здоровье его переживаем, — пошутил верзила, и уже серьезно спросил, — я всегда думал, что трупаков мужики перевозят, верно?

— В общем, верно, но ребятки уже приняли по пол литра, а соседи горемычного по палате до утра потерпеть не хотят, вот и приходиться мне выполнять эту ответственную миссию.

— Жутковато, — промолвил он.

— Привыкли.

— И правда, человек ко всему привыкает, — согласился верзила. — Ну, помогай тебе бог, сестрица.

— И вам не болеть, — сказала я на прощанье, и покатила носилки дальше.

Комплекс связывала сеть подземных коридоров соединяющих здания. Я покатила носилки по одному из них, ведущий в морг. Нужно держаться выбранной версии до конца. Закатив носилки за тяжелую железную дверь морга, я огляделась. 'Для кого такие запоры? Покойники ведь не убегут' — смятенно думала я, озираясь со страхом по сторонам. Оставив носилки со Станисласом, прошла вперед и заглянула в кабинет с приоткрытой дверью. Мои слова о пол литра оказались пророчеством. На столе валялись огрызки яблок, засохший кусок сыра и мутнели захватанными боками два граненых стакана. Два дежурных санитара спали младенческим сном, один на медицинской кушетке, другой на носилках, укрывшись потертым клетчатым шерстяным одеялом. В морге было холодно. Я вернулась к Станисласу и, тронув его за плечо, тихо сказала:

— Вставай.

Он тяжело поднял спину, я тут же подхватила его под подмышки. Станислас спустил ноги на пол. Простыня сползла, он подхватил ее и прикрыл свой пах. Я подала ему смятые трусы, и он одел их, повернувшись спиной. Я целомудренно отвернулась. Брюки и халат на Станисласа надела я сама. Он стоял, держась за носилки, и морщился от боли. Ноги его оставались босыми. Ничего не поделать.

— Терпи, — сказала я, — хорошо еще, что лето...

Мы двинулись к выходу, Станислас повис на моем плече и еле передвигал ноги. Прислонив его к стене, я старалась без лязга открыть входную дверь, молясь при этом, чтобы хватило ключа, на который был закрыт массивный замок. Нам повезло. Никаких дополнительных запоров не было. Дверь беззвучно открылась, и мы ступили на освещенное крыльцо. Оно выходило в небольшой палисадник, кусты, невысокие тощие деревца, клумба с цветами, обложенная автомобильными покрышками. И никого. Я усадила Станисласа на скамейку, скрытую колючими кустами, и попыталась сориентироваться на местности. Морг находился в отдалении от корпусов больничного комплекса, а моя восьмерка была смело припаркована у центрального входа. Надо забрать ее оттуда, и желательно не привлечь внимания. Ранним утром на улице ни души. Можно, конечно, просидеть на скамеечке до начала рабочего дня, но состояние Станисласа внушало мне опасение. Надо идти. Я сняла халат, прикрыла его холодные ноги и сказала:

— Сиди тихо, я подгоню машину. Включи мобильный в вибро режиме. Если меня не будет более часа, позвони отцу.

— Я тебя дождусь, — упрямо сказал Станислас.

— Не факт, что я вернусь. Но я буду стараться, обещаю, — я пожала его руку, но он потянул меня к себе и поцеловал в щеку.

— Держись, — сказала я и направилась по асфальтовой дорожке к выходу из палисадника.

Светало, я шла бодрым шагом, сохраняя безмятежный вид. Подойдя к стоянке перед центральным корпусом, я заметила, что не одна. Три девицы вышли их дверей подъезда и, громко разговаривая, направились к старенькому автомобилю. Их голоса раздавались в утренней тишине. 'Всех больных разбудят! — подумала я, возмущаясь поведением подружек. — Да и внимание лишнее привлекут!' — я чертыхнулась, но вдруг поняла, что это мой шанс. В одиночестве я становилась более заметной, а так, сестры убежали со смены пораньше. Я пристроилась к их компании, они кивнули мне головами, решив, что я одна из многочисленных сотрудниц больничного комплекса.

— Хорошее утро, — сказала я, стремясь втянуть их в разговор.

— Отличное, — поддержала беседу одна из девиц.

— Немного поспать и на пикник, шашлычка поесть, — продолжала я.

— Мы на пляж, — сказала высокая девица с розовой помадой на полных губах.

— Тоже дело, — согласилась я, открывая восьмерку.

— Хорошая тачка, — похвалила мою машину розовогубая.

— Хотите, подвезу? — я была готова отвезти их куда угодно и потом вернуться за Станисласом.

— Нет, спасибо, мы на своем драндулете, — засмеялась владелица 'старушки'.

Мы сели в свои машины и я, галантно пропустив их вперед, отправилась к Станисласу. Хвоста за мной не было.

Станислас лежал на скамейке, вытянув измученные ноги, и был очень бледен. Я повела его к машине, припаркованной как можно ближе к палисаднику. Положив его на заднее сиденье, я завела мотор и вырулила на дорогу. Когда больничный корпус скрылся из виду, я задала Станисласу вопрос:

— Какие планы?

— Надо где-то укрыться на время. Связаться со Ставицким, передать посылку, — перечислил Станислас.

— Едем ко мне, — предложила я, — вместе нас глоубовцы пока не связали, и искать тебя у секретаря отца они не будут. Пока. Я подозреваю, что, сложив всю информацию в картинку, они увидят, что какая-то девица всё время болталась у них под ногами.

— Хорошо, едем к тебе, — сказал Станислас, будто у него был выбор.

Подрулив к своей девятиэтажке, я осмотрелась по сторонам. Еще слишком рано для массового движения граждан к месту труда. Нам опять посчастливилось. Я помогла Станисласу выйти из машины и повела его в подъезд. 'Вдобавок ко всему, он, вероятно, простужен' — с тревогой подумала я. Лифт доставил нас на девятый этаж. Станислас прислонился к стене, пока я открывала замки своей квартиры. Базиль сидел на пороге, но, увидев незнакомого человека, опрометью кинулся в свое укромное местечко, под кухонный уголок.

— Не до тебя, дружок, — сказала я ему вдогонку.

Станислас с моей помощью прошел в единственную комнату в моей квартире.

— Не хоромы, — констатировала я.

— Уютно, — проявил любезность он.

— Сейчас я приготовлю тебе ванну, потом завтрак, — сказала я Станисласу о своих планах.

— Я не хочу есть.

— Надо. Горячий куриный бульон, вот что может вернуть твои силы, — тоном врача сказала я.

Станислас устало закрыл глаза, не споря со мной.

Я налила в ванную теплой воды. Подошла к Станисласу, он лежал на тахте с закрытыми глазами. Я тронула его за руку.

— Станислас, это необходимо, потом я оставлю тебя в покое. А сейчас надо снять одежду.

— Просто тебе нравится мое обнаженное тело, — хмыкнул он, — ты все время заставляешь меня раздеваться.

— У тебя великолепное тело, — поддержала шутку я.

Мы шажками двигались к ванной комнате.

— Я знал, что ты извращенка, ты потрогала мой член раньше, чем пожала мне руку, — продолжал он с удовольствием, ему нравилось мое смущение.

— Да, мы с малышом хорошие знакомые, — парировала я.

— Прекрати называть его 'малышом'! — воскликнул Станислас, снимая брюки.

Он стоял в трусах на розовом кафельном полу моей ванной.

— Давай, давай, — поторопила его я.

— Отвернись, — попросил он.

— Ложная скромность, — усмехнулась я, — ничего нового я не увижу.

Но отвернулась. Станислас перебросил одну ногу в ванну, но самостоятельно перебраться не смог. Я повернулась и, положив его руку на свое плечо, подтянула поджарое тело Станисласа вверх. Наконец он присел в воду. Блаженно растянулся, закрыл глаза.

— Вымой мне голову, — попросил он.

Я почувствовала себя матерью взрослого сына, когда мыла его короткие светлые волосы, намыливала рельефную грудь, бледные со шрамом ноги.

— Почему спала охрана? — задала я вопрос, не дающий мне покоя.

— Снотворное... хочется надеяться, — помедлил он. — После ухода сестры Лидии, я позвонил предупредить о твоем позднем визите, но ответа не дождался. Это показалось мне крайне странным. Дежурят по двое в боковых палатах. Сразу оба отлучиться с поста они не имеют права. Позвонил на другой пост. Тишина. Выглянул в коридор — никого. Тут мне стало жутковато. Надел халат Лидии, подушки под одеяло, вроде человек лежит, свет выключаю и к ним. Вижу: кого где застало, кто на стуле, кто на полу. Потрогал одного, вроде теплый, пульс прощупывается.

— Как они питаются? — спросила я.

— Контракт заключили с одним ООО, сутки дежурства — четырехразовое питание. Кормят хорошо, ребята не жаловались, наоборот, нахваливали — порции большие, сытно, вкусно.

— Почему ООО? — удивилась я.

— Ставицкий порекомендовал, дали возможность заработать малому бизнесу, — ответил Станислас.

— Значит, Ставицкий порекомендовал... — я задумалась. — Скажи, сколько человек посвящено в наше дело? Ставицкий сказал, что круг узок.

— Конкретно, трое. Ты, я и он. И еще информатор.

— Почему сторожевые псы 'Глоуб Коммьюникейшн' второй раз прихватывают нас на месте передачи? Телепатия? С какого этапа в дело подключился Ставицкий?

— Не части, — попросил Станислас. — Дело начал я. Я верю поговорке "знают двое, знает и свинья". Поэтому информатора вербовал я лично. Еремеев учился вместе со мной. Я знал некоторые его слабости. Моя игра оказалась удачной, он согласился работать на нас. За приличную сумму. Он предупредил меня, что утечка информации вызовет бурю в 'Глоуб Коммьюникейшн'. Но я не верил, что такую. Моя автокатастрофа дело их рук. Еремеев испугался, прятался от 'Глоуб', но был со мной на связи. Я же оказался на больничной койке, сделка с Еремеевым горела. Когда появилась ты, забрезжило, я сразу решил использовать тебя в темную. Это было вполне безопасно. Но я не решился открыть тебе информацию присланную Еремеевым. Для элементарного просмотра мне пришлось привлечь Ставицкого. Он чуть умом не рехнулся, когда увидел, что в наших руках. Решено было никого более в дело не посвящать, тебе до поры до времени всех подробностей не открывать, но предупредить, чтоб помалкивала. После того, как ты оказалась свидетелем убийства Еремеева, решено было раскрыть тебе наши планы. Еще раньше Еремеев предупредил, что я могу связаться с другим сотрудником 'Глоуб', желающим неплохо заработать и имеющим доступ к интересующей нас информации. Короче, он оставил мне связь. Тут ты права, 'глобовцы' не знали, что передача осуществлена, поэтому прибегли к таким мерам. Сам Еремеев имел ограниченный доступ, в принципе для нас он был отработанный материал, убивать его было незачем. Я вышел на нового информатора и удачно. Дальше знаешь сама.

— Где находятся первые части, переданные Еремеевым? — спросила я.

— В укромном месте, — ответил Станислас.

— Ставицкий видел всю информацию?

— Да.

— Знает, где она хранится? — задала я вопрос.

— Нет.

— Значит, охота только начинается, — произнесла я.

— Ты считаешь его предателем? — спросил, подняв брови домиком, Станислас.

— Только он мог просветить 'Глоуб Коммьюникейшн' кто информатор, и где произойдет обмен, — я опустила руки в воду и набрала пену в ладони. — Если это так, то перед ним стоит задача не допустить использования полученной информации, вплоть до устранения посвященных лиц.

— Ставицкий знает, что вычислить его как предателя не составит особого труда. Устранение меня, как наследника 'Хадраш текнолоджи' на руку владельцам 'Глоуб', затем неминуемое слияние корпораций и как следствие монополия на рынке.

— Меня, пожалуй, Ставицкий тоже не оставить коптить небо, — сказала я, скинув пену на колено Станисласа. — Слишком много знаю, и о его участии в деле тоже.

— Да, похоже, мы оба нежелательные свидетели, — решил он.

— А вдруг мы ошибаемся насчет Ставицкого? — спросила я.

— Тогда остаемся я или ты, — ответил Станислас.

Глава пятая

Пока Станислас блаженствовал в ванной, я постелила постель и поставила в микроволновку вчерашний куриный бульон.

Съев две ложки бульона, расслабленный Станислас, эгоистически захватив большую часть моей тахты, вознамерился отойти ко сну. Я прилегла с краю, лишь потому, что в моей крохотной квартире больше не было спального места, а спать на полу или в кресле, после бессонной ночи, мне казалось неразумным, неизвестно, что ждет нас сегодня. Я накрылась пледом и тут же провалилась в тревожный сон. Мне снился Ставицкий, прожигающий меня своим, обычно ледяным, взглядом, и требующий:

— Александра, отдайте мне...

Далее я не слышала, но читала по губам, как Ставицкий перечислял: ...посылку, ...сверток, ...упаковку, ...футляр, ...коробку, ...бандероль... Вздрогнув во сне, я выплыла из него.

Станислас посапывал рядом. Я снова закрыла глаза. Сон не шел. Сердце часто стучало в груди. Я обозлилась на Станисласа, как он может спать, когда я чувствую, что происходит что-то неприятное для нас. Как гром, среди ясного неба раздался звонок домашнего телефона. Я автоматически взглянула на часы. Восемь утра. Наверное, об исчезновении Станисласа уже доложили отцу. Ни охрана, ни сестры, да и никто из 'Хадраш текнолоджи' не знают моего домашнего телефона, кроме, конечно, босса и Ставицкого. Станислас оторвал голову от подушки и с вопросом посмотрел на меня.

— Скорее всего, твой отец. А может уже и гости, — ответила я шепотом.

— Трубку не брать, — приказал Станислас.

— Восьмерка припаркована у дома, — прошептала ему я. — Ставицкому раз плюнуть узнать, где мы прячемся. Если он тот, как мы о нем думаем, то в ней еще и жучки.

— Срочно отогнать! Подруга или, может, твой друг могли бы нам помочь? — Станислас наклонил голову и выжидательно посмотрел на меня.

— Я не могу так сразу решить — не каждому объяснишь, почему я не смогу сделать это сама, тем более мои друзья знают мою машину, — выпалила я.

— Твоей пользоваться нельзя, — прислонив палец к губам, призвал меня к тишине Станислас.

— Галина! — осенило меня.

— Кто это?

— Моя соседка, девушка особенная, вопросов лишних задавать не будет, поскольку сама их не любит. Она порноактриса, — объяснила я.

Зеленые глаза Станисласа расширились, затем в них промелькнула веселая искорка.

— Свяжись с ней, — попросил он.

Я набрала номер.

— Галя выйди на балкон, только ничему не удивляйся, — скороговоркой в трубку сказала я и отключилась.

Я немного отогнула край шторы и, пригнувшись, выбралась на застекленный балкон. По замыслу зодчего, в бетонном простенке между нашими балконами, находился проем, многими жильцами забетонированный, заложенный кирпичами или прочими материалами. Мы с Галиной решили наглухо не замуровываться, в нашем проеме заслон отодвигался, и мы вполне могли проникнуть друг к другу, в случае нужды, не рискуя при этом жизнью перелезая через балконы. Я отодвинула заслон и увидела встревоженное лицо Галины.

— Сашка, что случилось? — тихо спросила она.

— Галь, пожалуйста, ничего не спрашивай, вот тебе ключи от серой восьмерки, она припаркована у первого подъезда, номер 'у228ме'. Отгони ее к Черному озеру, там полно отдыхающих на машинах.

— Саш, сейчас восемь часов утра! — остановила меня Галина.

— Галка, надо оставить ее в людном месте, на твой выбор, — поправилась я. — Мою 'ласточку' тоже надо отогнать.

При этих словах сердце мое обливалось кровью, а рука с жалостью сжимала ключи от 'Дэу'.

— Галя, если я пропаду на какое-то время, присмотри за Базилем, умоляю!

— Ну и вляпалась ты, Исаева, — сказала она, качая головой. — Ладно, как исполню, стукну тебе в стену, сиди не высовывайся.

Я задом попятилась в комнату, немного запутавшись в шторе. Картина, которую я увидела по возвращении, умилила меня. Базиль уютно расположился на руках Станисласа, словно младенец на руках матери. Станислас был доволен. Улыбаясь, он с симпатией спросил:

— Уу, котище. Как зовут?

— Базиль, — ответила я, радуясь любимцу, — где ты отловил его?

— Сам пришел, — сказал Станислас, гладя шерстку.

— Вообще-то, чужих он сторонится, — пояснила я.

— Значит, я не чужой, — обрадовался он.

— Я попросила Галину присмотреть за ним, на всякий случай, вдруг нам придется уйти отсюда.

— Жаль, я бы никуда не уходил. А соседка вернется? — глаза Станисласа блеснули интересом.

— Да, вернется. Станислас, помни, она порноактриса, а не проститутка.

— Александра!

— Что, Александра? Галина рассказывала мне, что мужчины часто ставят знак равенства между этими двумя профессиями. Галина актриса.

— Не ревнуй, — вдруг неожиданно заявил Станислас, прервав мою речь.

Я открыла рот, чтобы возразить ему, но, подумав, решила — он прав! Я действительно ревную за интерес, проявленный к незнакомой ему Галине. Ничего не сказав, я ушла на кухню приготовить завтрак. Я сделала салат, приготовила бутерброды, разлила сок по стаканам и поставила на поднос тарелки и приборы. Станислас накинулся на меня с упреками, что бросила его одного. Но упреки были недолгими, взяло вверх чувство голода.

— Нельзя здесь оставаться, — сказала я, откусывая бутерброд, — еды не приготовить, засекут по счетчику. Светом пользоваться нельзя. Надо уходить в безопасное место. Владимир Станисласович уже поднял всех на ноги. Я не явилась утром, ты исчез. Прокрутят видеопленки, и нагрянут к нам.

— Может сдаться отцу и отсидеться в теплом местечке у моря, где-нибудь в Бангкоке, а, Александра?

— Ты забыл про Ставицкого. Доказательств на шефа департамента по безопасности у нас нет. Кристально чист. А нас найдут на следующий день. Там, в Бангкоке, и похоронят. Наше преимущество будет в том, если никто не будет знать, где находимся мы и файлы 'Глоуб Коммьюникейшн'. И вот когда мы их опубликуем, ...развалим 'Глоуб', тогда и отдохнем. Наши жизни их интересовать не станут. Разве что, месть.

— Я чувствую, у тебя есть мысли, может даже план, — внимательно посмотрев на меня, сказал Станислас.

— Есть кое-что... Надо добраться до моей тетки, она живет недалеко, в пригороде.

— У нее останемся?

— У нее нельзя, вычислят.

— Так, что?

— У тетки в сарае старая 'Волга' моих родителей. На учете она не стоит, никто на ней не ездит, а нам мобильность нужна. Жить будем рядом с теткой, в заброшенной соседской деревне, там у моих родственников дом был. Условия ужасные, но нам выбирать не приходится.

— В деревню к тетке, в глушь, в Саратов... — пропел Станислас.

Я отчитала его за легкомыслие:

— Это не прогулка, мы спасаем свои шкуры. К тому же, надо передать разработки в патентно-лицензионную комиссию. Лишь после этого можно вздохнуть.

Он посерьезнел и принял свой надменно директорский вид:

— Неужели ты считаешь, что я забыл цель, ради которой рискую жизнью?

В такие минуты я сразу вспоминала кто он и кто я. Спасая наши шкуры я немного забылась, Станислас Хадраш не просто мужчина, с которым я выбираюсь из передряги, он мой работодатель. Это я всегда понимала правильно и уважала. Я встала, промокнула губы салфеткой и вытерла ею пальцы:

— Извини, конечно я так не считаю, — сказала я, и вышла в кухню. За спиной я услышала:

— Ну вот, обиделась...

Я вымыла посуду и заварила чай. В стену чем-то глухо стукнули. Бросив кухонное полотенце на стол, я направилась на балкон. Галина отодвинула заслон и ждала моего появления.

— Всё сделала, как ты велела, — отчиталась она.

— Спасибо Галя, — поблагодарила я, — и еще... у тебя случайно нет мужской одежды?

— Ну, ты даешь Исаева, кавалера отхватила и уже раздетого! — восхитилась Галина. — На пляже, что ли познакомились?

— Если бы, из больницы увела, — призналась я.

— На кой он тебе больной?

— Подлечу немного, может, из благодарности женится, — пошутила я.

— Сколько волка не корми... Поищу в шкафу, были Васькины тряпки, все в автомобиль не поместились, когда от меня улепетывал.

— Поищи уж, будь любезна. Позарез надо.

— Размер у твоего Ромео, какой?

— Сорок восемь, наверное, или пятьдесят...

— Васькины великоваты будут.

— Велики, не малы. Если что, подвяжем. Но главная проблема — обувь. Размер... вот такой, — я развела ладони в стороны, и прищурила глаз.

— Поняла. Жди, как буду готова, стукну в стену.

Я пробралась с балкона в комнату. Станислас вопросительно смотрел на меня, призывая поделиться новостями. Из-за вредности я хотела оставить его ни с чем, но сердце у меня доброе и я тихо сказала ему:

— Машины отогнаны. Галина подберет тебе одежду и обувь. Пока я вожусь на кухне, подумай, как нам выйти незамеченными из дома.

Я развернулась и, не ожидая ответа или возражения, отправилась на кухню подготавливать чайный стол. Конфеты, печенья, любимые мной и Базилем соленые крекеры. Станислас потер руки и устроился поудобней на моей тахте.

— Зеленый с жасмином! Ты знаешь мой вкус, Александра.

— Я много общалась с твоими медсестрами.

— Они жаловались на мои капризы?

— Нет, ничего экзотического ты не запрашивал...

— Конечно, я простой парень, — он с самодовольным видом надкусил крекер.

— Кроме, разве, акульих стейков, салата с корнем женьшеня и нектара из розовых лепестков, ванили и мяты, — ввернула я.

— Исключительные вещи для поправки здоровья, — ничуть не смущаясь, сказал он.

— И мощные афродизиаки, — добавила я, вспомнив его поцелуи.

— Ради мужского здоровья...— протянул Станислас, и положил свою ладонь на мое колено. — Мы оба в этом заинтересованы.

Я округлила глаза. Вот как! Он рассчитывает не только на мою помощь... Может, таким образом, он хочет отблагодарить меня? И когда же? Прямо сейчас?

Глухой, негромкий удар в стену прозвучал в нависшей тишине, и меня сдуло с тахты на балкон. Галина, и как вовремя! Я не знала бы, что делать с выспавшимся и насытившимся мужчиной. Основной инстинкт побеждает страх перед неизвестностью.

— Саш, из одежды я нашла кое-что, а из обуви, извини, только сланцы.

— Спасибо тебе, Галя, что ж сланцы, так сланцы, не зима ведь.

— Саш...

— Что?

— Покажи его, страсть как любопытно!

— Как я тебе покажу? — задала я глупый вопрос.

— Пригласи меня, якобы, на примерку... Не бойся, я отбивать не буду.

— Я и не боюсь. Он не мой кавалер. Просто мы в сложной ситуации...— и вдруг решила. — А в прочем, пролезай на мой балкон, пойдем, представлю.

Галина до конца отодвинула заслон и с трудом протиснулась в проем. Пригнувшись, мы нырнули в мою комнату. Станислас сидел на тахте с обнаженной грудью и, прикрыв одеялом ноги, с удивлением смотрел за нашими передвижениями. Я встала в полный рост, Галина последовала моему примеру.

— Познакомься, — начала я, — это Галина, моя соседка и наш добрый ангел.

Он изобразил на лице радостную улыбку, а глаза шарили по лицу и фигуре актрисы.

— Это Станислас Хадраш, сын моего босса, — с удовольствием представила я его. Улыбка преобразовалась в гримасу, словно он надкусил лимон.

Галина была удивлена моему близкому знакомству с сыном Великого Хадраш, и, протянув Станисласу ладошку, от растерянности представилась своим сценическим именем:

— Галатея... ой, прошу прощения.

— У вас красивое имя, — сказал он, и пожал ее руку. — Станислас.

— А у вас редкое, — не осталась в долгу Галина.

— К делу, — прервала я обмен любезностями.

Станислас натянул одеяло до подбородка, будто защищаясь от нас, и испуганно смотрел, как мы разглядываем и обсуждаем размер джинсов, рубашек, вечернего костюма и других мужских штучек, принадлежащих когда-то звезде отечественного порно, практически российскому Рокко Сифреди, Василию Калачникову, прозванному "Калашом" за сходство его мужского достоинства с известной маркой автоматической винтовки. Вечерний костюм был нами отвергнут, по причине отсутствия подходящей обуви. На мой взгляд, к имеющимся сланцам, подошли бы светлые хлопчатобумажные брюки и розовая (Каково! Браво, Василий!) шелковая рубашка. Станислас заартачился, и наотрез отказался надевать что-либо розовое.

— Ну, хоть бы кроссовки оставил! — сетовала Галина. — Сейчас бы мы вас приодели, Станислас, а так ничего не остается, кроме как розовой рубашки.

— Мы будем передвигаться ночью... — начала я.

— Но на общественном транспорте, — продолжил он.

— Это временно, — заверила его я, — только доберемся до тетки, там купим и обувь, и приличную одежду. Какая понравится.

Под нашим давлением, Станислас, скрепя сердце, согласился. Галина, собрав не пригодившуюся одежду, откланялась, пожелав нам удачи, и испробованным путем вернулась в свою квартиру.

— Ты подумал, как мы будем покидать это жилище? — обратилась я к Станисласу. Он откинул одеяло, опустил ноги на пол и внимательно разглядывал их, поворачивая стопы по часовой стрелке и против.

— Еще бы день, — проговорил он.

— Нет у нас и лишнего часа, — сказала я, — уходить будем вечером, по темноте. Галина рассказала мне, что какие-то странные личности, расхаживают в нашем дворе и соседних, дежурят около подъезда.

— А если по крыше? — спросил Станислас.

— Я тоже так думаю, — одобрила я. — Дверь на чердачное помещение закрыта на замок, но снять его можно. Он висит на петлях. Свернуть шурупы пол секунды и вполне бесшумно. Нужен лишь шуруповерт.

— Пройти через крышу и выйти из последнего подъезда... — размышлял Станислас. — Но там тоже замок, и он закрыт снаружи.

— Опять просить Галину. Что бы мы без нее делали? — развела руками я, и стукнула в стену соседке.

Объяснив Галине, когда и как устранить препятствие, я вернулась в комнату. Станислас сидел с задумчивым видом, рядом с ним спал, свернувшись и подогнув лапки Базиль. Бедняжка, подумала о нем я, сколько времени тебе придется провести без любимой хозяйки? Станислас поднял на меня зеленые глаза и спросил:

— У тебя есть краска для волос?

— Я не крашу волосы, — ответила я.

— Перекись водорода?

— Есть в аптечке.

— Тащи сюда.

Я принесла початый пузырек. Станислас взял его, повертел, посмотрел на свет. Причмокнул.

— Это всё? — снова спросил он.

— Нет, еще два имеются. Не открытых.

— Давай, давай! — поторопил меня он, помахав кистью, как пропеллером.

Я принесла. Станислас велел мне отыскать белую простынь, принести с кухни глубокую фарфоровую тарелку и зубную щетку. Я не посмела спросить для чего такой странный набор, потому, что в этот момент он был похож на Рэмбо, мастерящего взрывные устройства из подручных материалов. Я доверилась ему. Когда по велению Станисласа всё было собрано и подготовлено, он торжественно объявил:

— Сейчас, я буду красить тебе волосы.

— Ни за что, — отрубила я.

— Тогда я ни за что не надену розовую рубашку. Я ведь жертвую собой ради общего дела? Вот и ты пожертвуй, — достаточно убедительно сказал он, и добавил. — Описания нашей внешности уже ими изучены.

Я села на тахту, накрыла плечи простынею, и приготовилась к экзекуции. Станислас потер ладошки, он так делал всегда, когда ему предстояло что-то приятное. Взял в правую руку зубную щетку, в левую тарелку с плескающейся в ней перекисью.

— Ну-с, преступим, — сказал он.

— Не сожги мне волосы, — попросила я, — лысая женская голова будет привлекать излишнее внимание.

Я еще пробовала шутить. Станислас с неожиданным проворством, словно занимался этим не один год, начал наносить перекись на мои волосы. Затем накрыл их простынею и велел мне сидеть, не двигаясь, двадцать минут. Через положенное время, я заерзала и стала просить его посмотреть на мои волосы. Он посмотрел, удовлетворенно хмыкнул и сказал, посмотрев на часы:

— Еще... минут десять.

— Ты сумасшедший! — тихо заверещала я.

— Десять минут, — повторил Станислас, держа меня за кисти рук, чтобы ни сдернула простынь.

Через десять минут он разрешил мне снять повлажневшую простынь и велел смыть перекись. Я с замиранием сердца отправилась в ванную. Результат превзошел мои ожидания, тщательно промыв волосы я взглянула в зеркало. Блондинка. Яркая блондинка. Ослепительная блондинка. Мокрые волосы торчали в разные стороны. Я напоминала Страшилу из детской сказки 'Волшебник страны Оз'. Стараясь не разреветься, я высушила волосы феном и попыталась уложить их. Немного лучше. Волосы блестели и рассыпались по плечам. Я приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Тишина. На цыпочках я прошла в комнату. Станислас читал статью в 'КомпьюАрт'. Он поднял на меня глаза, они зелено и лукаво блеснули, прошептал:

— Шикарно!

— Ты смеешься надо мной, — укорила его я.

— Нет, правда, не хватает только красной помады, — серьезно заявил он.

— И на вокзал, меня там примут за свою. Не дождешься, я помадой не пользуюсь, только гигиенической.

— Придется занять у Галины.

Меня вдруг будто молнией поразило. Сдержаться я не смогла, поэтому, немного позволив себе быть язвительной, сказала:

— Знаешь, у тебя испорченный вкус. Я только сейчас поняла, кто является прототипом моего сегодняшнего имиджа. Красотка на картине в твоей гостиной!

— Чем она тебе не нравится?

— А чем она нравится тебе? Знаком с художником и было неудобно отказаться от шедевра?

— Я автор этой картины, — ответил Станислас, явно собираясь отстаивать ее достоинства.

— Ты?!

— Чему ты так поражена? Не ожидала?

— Я...яя...я когда ее увидела ...она действительно ...она произвела на меня неизгладимое впечатление. Кто модель?

— Модели не было. Эта женщина из моего сна.

— Жутковатые у тебя сны, Станислас. Не сны, а ночные кошмары.

— Мне она нравится, — признался он.

— Хорошо, насчет женщины понятно, она твой идеал. А паук? Это что за аллегория? — я атаковала его вопросами.

— Это ее любовь. Прошедшая, — после паузы уточнил он.

— То-то ее перекосило, бедняжку. Что за игрушки были у тебя в детстве?

— Как у всех, — огрызнулся он, и перехватил инициативу. — Вижу, ты мою картину рассмотрела до деталей. А что еще ты видела в моем доме? Уверен, ты всюду сунула свой нос.

Я замялась от неожиданного нападения. Соврать? Как он сверлит меня глазами и ждет ответа! Да...с ответом я затянула, теперь красиво соврать не получится. А почему не сказать правду? За любопытство еще не казнили. Я буду первой жертвой.

— Хм, хм, — начала я — Ну, ты правильно заметил, что картину я внимательно изучила. Ты был мне интересен, ведь мы только познакомились, а тут настолько неожиданно, то есть оригинально, — быстро поправилась я. — Конечно, разница между стилями гостиной и кабинета разбудила мое любопытство, ...и я осмелилась заглянуть в спальню. Всего лишь заглянула.

— И не копалась в шкафах?

— Нет.

— Не разглядывала мою аптечку?

— Нет!

— Не рылась в бумагах?

— Нет!!!

— Не прилегла на мою постель?

— Нет... прилегла.

— Я так и знал! Ни одна не устояла против такого ложа. Ай да Сауд! Это мой дизайнер по интерьерам. Как в воду глядел, а я, дурак, упирался. Мне такая восточная роскошь не понравилась, но он смог убедить меня пригласить даму. Реакция была, я скажу тебе, супер! Еле выдворил на вторые сутки. Не знаю, что вас так привлекает, но я был уверен, что ты не смогла противостоять соблазну прилечь.

Я не покраснела, я была бордовой от стыда. Станислас, наоборот, не увидел в этом ничего особенного, подумаешь, очередная женская слабость.

День перешел на вторую половину, часы безжалостно бежали. Галина принесла нам кастрюлю горячего борща, и мы устроили настоящий обед. Ей неожиданно понравилась моя новая прическа. Я завязала волосы в два хвостика и опустила на лоб челку. Они заставили меня накрасить губы ярко красной помадой, и мое сходство с куклой из сексшопа только увеличилось. Мы шутили и беззвучно смеялись, зажимая рты ладонями. Станислас как-то по-особому смотрел на меня, изучая мое изменившееся лицо: я стала похожей на его богиню. Выдав Галине последние инструкции, Станислас велел всем отдыхать. Мы снова оказались на моей тахте в непосредственной близости друг к другу. Я закрыла глаза и затаила дыхание. Сердце билось так, будто из дырявого мешка, со стуком, на пол сыпались горошины. Рука Станисласа легла на мой плед. Сквозь ткань я чувствовала ее тепло, и оно разливалось по моему животу, там, где она совершала поглаживающие движения.

— Станислас... — почти простонала я, возражая.

Он приподнялся на локте, приблизил свое лицо к моему, и потянулся к губам. Остановившись в миллиметре от них, он прошептал:

— Я долго ждал этой минуты. Не противься. Пожалуйста.

Я не противилась. Он захватил мои губы своими, и мое тело стало предательски отвечать на его ласки, в то время как разум призывал остановиться. Руки и губы Станисласа не чувствуя препятствий вытворяли фантастические вещи, я читала об этом в 'Энциклопедии для молодоженов', когда захотела быть немного подкованной хотя бы теоретически. О стыде я не думала, я полностью сдалась на милость победителя. Я покорилась моему господину, и послушно поднимала бедра, опускалась на локти и лишь сжимала зубы, преодолевая боль, и зажмуривала глаза. Тело мое кричало. Я казалась себе разорванной на куски. Станислас походил на зверя, ошалевшего от крови, он не в силах был остановиться и прекратить мои пытки. Он вознамерился добиться моего оргазма, и если бы не мои слезы, он вдавил бы меня в пружины моей девичьей тахты. Приблизившись к пику, он впился в мои губы поцелуем, и я почувствовала его стон, раздавленный нашими языками. Он долго не отпускал меня, целуя припухшие губы, лоб, шею, мои ослепительно блондинистые хвостики волос. Я же мечтала о свободе и душе. И опять он не отпустил меня. Сказал, что в душ мы идем вместе, что прений не будет, и я выбрала из двух зол меньшее, сгребла с тахты испорченные простыни и, поддерживая Станисласа, посеменила в ванную. Станислас ожидал меня под струями теплой воды, а я задержалась у зеркала.

Женщина.

На меня смотрела миловидная женщина с немного уставшим, но сияющим лицом, словно она знает секрет и хочет им поделиться, но обещала хранить его в тайне. Этот секрет жжет ее изнутри и от этого ее лицо светится. Легкий румянец стыда при воспоминании о прошедшем, шум воды и фырканье обнаженного мужчины за шторкой ее ванной комнаты.

— Сашенька, ну где же ты?

Глава шестая

— Ключи от квартиры, корм для Базиля, деньги на всякий случай, заплатить за телефон и прочее... в общем, не поминай лихом, — я прощалась с Галиной и давала ей последние наставления. — Не мне тебе говорить, но кто бы ни спрашивал, ты нас не видела: с ним не знакома, со мной отношений не поддерживаешь.

Я чмокнула Галину в щеку, Базиля в нос. Станислас поблагодарил ее за помощь, щекотнул кота за ушком и кивнул мне головой — пора. Мы находились в квартире Галины. В полной экипировке. Выходить будем от нее, если на площадке гости, то мы друзья Галины. Галина чуть ранее сняла замки с чердачных дверей в нашем и последнем подъездах. Путь открыт, главное разыграть по нотам, а там свобода. Мы вышли на лестничную клетку. Никого. Галина тихо закрыла за нами дверь, и мы бесшумно стали подниматься по лестнице, к двери, ведущей на крышу. Тяжелая дверь с трудом оторвалась от металлических наличников, я подперла ее плечом и удерживала за ручку, избегая удара о стену. Приложив дверь к стене, мы, прошагав еще несколько ступенек, оказались на крыше. Дул теплый летний ветерок. Какие-то странные птицы, нахохлившись, сидели на усах телевизионных антенн. Гудрон, нагретый за день, проминался под весом наших тел. Сланцы Станисласа со смешным чмоканьем отрывались от него. Неподходящая обувь для побега. Снова тяжелая дверь, ступеньки, грохочущий лифт, в котором я, держа Станисласа за руку, просила его крепиться, стараться не хромать и изображать влюбленную парочку под хмельком. Он, закрыв глаза, кивал головою. Первый этаж. Наш выход. Вуаля.

Мы тащились по темному, с редкими фонарными столбами двору. Двое на лавочке в песочнице, под детским грибком. У нашего подъезда один, и еще один виден сквозь стекло освещенного подъездного окна, у почтовых ящиков. При нашем появлении они будто напряглись, и это ощущалось в воздухе, пахшем горячим асфальтом. Шарканье наших шагов раздавалось по всему двору. Где-то в доме залаяла собака и странные птицы, вспорхнув с крыши нашего дома, перелетели на соседний. Мы шли и молчали. Проигрывая ранее эту ситуацию, мы решили, что надо о чем-то говорить, ссориться, но сейчас мы шли и молчали. Паника стала охватывать меня, язык мой не поворачивался от страха, горло сжал ужас.

— Зараза, — вдруг пробасил Станислас. — Не дала с Вадиком поговорить.

— Поговорить...— закривлялась я, словно твердая рука дернула меня за веревочки. — Всё надо называть своими именами. Выпить.

— Ну и выпить, так что ж?

— Выпить у вас с Вадиком не получается, а получается, нажраться, — говоря это я подхватила Станисласа под руку и со злостью поволокла к выходу со двора.

— Выдра! — заревел Станислас.

Мужики хмыкнули. Происходящее веселило их. Мы, ускорившись на последних метрах, дали последний залп:

— Иди, скотина, из-за тебя теперь на такси раскошелишься, не в метро же с такой рожей... — причитала я.

— Тебя же с такой рожей пускают и ничего, — покачиваясь, заявил Станислас.

Мужской смех раздался из песочницы. Стукнув Станисласа кулаком по спине, я потащила его к проезжей части. Уехать бы быстрей, и как назло ни одного частника. Пройдя еще несколько метров, мы остановились в спасительном далеке от моего дома.

В зале ожидания, на автовокзале я посадила Станисласа на обитую дерматином скамейку, а сама встала в очередь за билетами. Я то и дело поворачивала голову и смотрела на него и на двери в зал. Станислас держался неплохо, большую часть нашего пути мы проделали на стареньком 'Москвиче', с разговорчивым и добродушным водителем, выехавшим, как он выразился, 'бомбить' по ночному городу. Желающих ехать в ночь, на автовокзале было немного, пять человек к кассе, передо мной, и с десятка два на дерматиновых скамейках. Люди основательно располагались на ночь, подкладывали под головы ручную кладь, укрывали детей кофтами или пиджаками, доставали свертки с бутербродами на поздний ужин. Противно засосало в желудке, от стресса захотелось есть. Одурманивающий запах сырокопченой колбасы донесся до меня от ближайшей скамьи, где пожилая женщина уговаривала перекусить своего сорокалетнего сына. Сын отказывался, и стеснялся материнской настойчивости, она же разложив огромный носовой платок, вытаскивала на свет божий куски вареной курицы, яйца, хлеб, помидоры и в довершении всего небольшой термос. Голова моя закружилась, и я схватилась за металлический поручень, продернутый сквозь петли гранитных подоконников.

— Эй, касса, давайте побыстрей, девушке уж плохо стало! — прикрикнул полный мужчина, которому было душно и тяжело в своих ста двадцати килограммах.

— Голубка, ты, чай беременная? — спросила старушка в веселеньком, в горошину, платочке.

— Нет, нет! — быстро начала убеждать их я.

— А-то, дело молодое, и сама знать не будешь! — наставительно сказала старушка и вся очередь начала разглядывать меня, выискивая следы не известной мне еще беременности.

Воспоминания о событиях сегодняшнего дня, яркою картинкой накрыли мою бедную голову.

Вот испуганные, и от этого нереально зеленые глаза Станисласа, в момент, когда он понял, что лишил меня девственности. Вот его прерывистый, словно кающийся, шепот: Александра, почему ты не сказала мне, почему не остановила? И мой ответ: Я говорила, помнишь? И ты просил меня не противиться...

Вот его желание непременно доставить мне удовольствие, чтобы я не жалела о том, что он сделал. Вот его стремление, доведшее меня на край, за которым ощущение боли стало пропадать и тело начало ощущать радость от столкновений с его телом, разгоряченным, в мелких бисеринках пота, будто он близко стоял у бьющего фонтана. Вот мой строгий внутренний окрик, и мое тело послушно вернулось на копье, терзающее мои внутренности, забыв о сладком томленье, испытать которое я не позволила ему. Вот его нежелание выпускать меня из своих объятий, из постели, превращенной нами в месиво израненных простыней. Вот его нетерпеливый возглас, перебиваемый шумом воды: Сашенька, ну где же ты?

К моей радости очередь в кассу стала двигаться быстрее. Я выхватила наши билеты из рук кассирши и, поблагодарив, быстрым шагом направилась в сторону вокзального буфета. Зажав подмышками два бутерброда с вожделенной колбасой, завернутые в прозрачную пленку, я несла в руках два горячих пластиковых стакана со сладким чаем. Станислас встал мне навстречу, принимая мою горячую ношу. Развернув бутерброды, я слишком поспешно откусила половину своего, и теперь, прикрыв рот ладошкой, пыталась прожевать немного засохший хлеб.

— Есть очень хочется. От нервов, наверное, — объяснила я, смотрящему с любопытством Станисласу.

— Хочешь, возьми мой, — он протянул мне тонкий кусок хлеба с двумя кружками колбасы, цвета застывшей венозной крови.

'Мы в ответе за тех, кого приручили' вспыхнуло у меня в мозгу. Я так не хочу. Он чувствует себя виноватым?

— Нет, — зло сказала я, — ешь сам, оголодаешь, мне еще тебя тащить придется.

— Саш, ну что ты как ёжик?

Я молча, с остервенением, жевала окаменелую колбасу и ненавидела его за выражение лица старшего брата, опекающего младшую сестренку. Свой бутерброд он пододвинул ко мне и начал потягиваться, изображая сытость.

— Ешь, — приказала ему я. — Я еще принесу.

— С деньгами у нас как? — впервые поинтересовался Станислас никогда не знавший финансовых проблем.

— Нормально, — ответила я, — на первое время хватит. Все зависит от того, как долго нам придется скитаться. Возможно, придется воспользоваться услугами Юнион банка, у меня там счет.

— У меня там тоже есть счет, — отчеканил Станислас, разговор о том, что ему приходиться жить за мой счет его коробил, но он продолжил: — Пользоваться кредитной картой неразумно. Засекут. Наша корпорация является держателем акций Юнион банка. Отцу будет тут же доложено, что карта активирована. А может быть и не только ему. Интересы 'Глоуб' тоже затрагивают крупнейший банк нашего городка.

— Не беспокойся, — повторила я, — если что, займем у моей тетки.

— Если бы не сложившаяся ситуация... ты понимаешь, Александра? — перешел на официальный тон Станислас. — Хадраш никогда и ни у кого не одалживались, все средства, затраченные тобой, будут возмещены с процентами. Ну и конечно премия, за выполнение важного задания...

Как глупо звучало 'премия за выполнение важного задания'! А за то, что я переспала с ним, мне тоже полагается премия? Какие расценки, позвольте узнать? Такие вот метаморфозы происходили со Станисласом, когда он спохватывался и вспоминал, что он бог-сын, единственное чадо бога-отца! Когда закончится наша эскапада, я, видимо, стану очень богатой женщиной, если воплотятся в звонкую монету обещания старшего и младшего Хадраш.

— Я всё правильно понимаю, — заверила я его. — Это временное явление, я не считаю тебя Альфонсом, если ты об этом. Тебе взять бутерброд?

— Только не с колбасой, — брезгливо произнес Станислас.

'Вот почему он делился со мной бутербродом!' дошло до меня, а вовсе не оттого, что наши, ставшие близкими отношения, предписывали ему заботиться обо мне. От осознания этого мне стало легче. Я встала с дерматиновой скамьи и, оглядываясь, пошла к буфету. Отстояв небольшую очередь, вернулась и подала Станисласу бутерброды со свежим сыром, забрав его, пожертвованный мне.

Закончив поздний ужин, мы устроились отдохнуть на холодном и жестком дерматине. Оставался час до отправления автобуса. Подремывая, я начала мерзнуть и проклинать свою непрактичность, ведь в джинсах и легкой куртке было бы куда удобней, чем в легкомысленном платье. Бедняга Станислас! Лежа на скамье в шелковой рубашке, не толще невесомого дамского платка, он держался из последних сил. Кожа его предплечий побледнела и покрылась пупырышками озноба. Он обнял себя руками, что не спасало от прохладного ветерка, врывающегося в открытые двери автовокзала. Самый богатый наследник нашего региона был похож на замороженного цыпленка, забытого за стеклом витрины холодильника времен перестройки.

'Эх... Не хватало только обострения незалеченной простуды!' Я пересела на скамью Станисласа, и предложила облокотиться на мои колени. Станислас благодарно промычал что-то и счастливо зажмурился. 'Я сделала это только ради того, чтобы он не заболел' убеждала я себя, а не ради того, чтобы почувствовать его тело рядом с моим. Меня бросило в дрожь от крамольных мыслей, где я представляла, как Станислас потерял сон от моей близости, как он дает волю своим рукам, забирающимся под подол моего платья и натыкающихся на заждавшийся, сочащийся плод, готовый упасть и раскрыться, своею разбухшей мякотью. Биение моего сердца находилось сейчас в сердцевине этого диковинного плода. От мыслей этих я возбудилась, дыхание мое стало сбиваться с ритма, чтобы сделать вздох я приоткрыла губы, и когда вдруг открыла глаза, увидела, что Станислас внимательно изучает происходящие со мной перемены.

Я икнула от испуга, резко подтянулась на дерматине, отчего голова Станисласа уперлась в мой живот, где до сих пор не смолкало биение моего сердца. Слышал или нет?

— Ты что не спишь? — срывающимся голосом спросила я.

— Холодно, — сказал Станислас, и лукавые искорки зажглись на дне глаз.

Я положила ладони на его плечи, и потерла их согревая. Шелк рубашки приятно зажег ладони, от трения проскочила искра, и Станислас, прихватив меня за запястье, притянул к себе.

На миг вперед я угадала его просьбу.

— Поцелуй, — прошептал он.

— У меня помада на губах, — заметила я, — красная, как ты любишь.

— Не страшно, накрасишь снова.

— Мы не одни, кругом люди, — упиралась я.

— Поймут, — уверил Станислас.

Шум, возникший в относительной тишине зала ожидания, привлек наше внимание. Он состоял из топота мужских ботинок, отрывистых фраз, бросаемых друг другу пятью мужчинами и шевеления пассажиров, разбуженных неожиданным вторжением. Я как клещ впилась в губы Станисласа, загораживая его лицо своими волосами. Поцелуй не был нежным, не был он и страстным. Спаянные страхом, мы просто прикусили друг другу губы, чтобы ни вырваться и ни броситься наутек, из-под пристальных взглядов незнакомцев. Впрочем, некоторые лица были мне знакомы. Когда мужской басок настойчиво окликнул нас, я отцепившись от Станисласа с удивлением узнала двух из пятерых наших преследователей.

— Красотка, где же сервис? Что ж ты клиента в общественном месте обслуживаешь? — спросил меня 'дяденька', успевший к этому времени сменить светлые брюки на щегольской, с отутюженными стрелками костюм. Чувствовалось, что работа для него праздник.

— А где поймает, там и обслуживает, — сострил молодой парень, не утративший еще армейского юмора и интереса к девушкам без комплексов.

— Гы, гы, гы! — поддержал его 'рожа'.

Я скосила глаза на Станисласа и воздала хвалу красной помаде. Лицо его было до неузнаваемости изуродовано нашей 'спасительницей'. От уха до уха. Я вытерла свои губы, тыльной стороной ладони, усугубив при этом мой и так неприглядный вид. 'Армеец' скривился. Он любил девушек легкого поведения, но не на столько, чтобы прельститься такой красотой.

— Ладно, парень, — обратился он к Станисласу, — не тушуйся. Продолжай, видно невтерпёж, бедолага.

Упрашивать нас нужды не было, и мы со Станисласом слились в страстном поцелуе. Еще долго мы не разжимали губ, но наш поцелуй так и не перерос в настоящий. Испуг долго держал нас в своих объятиях, а мы в объятиях друг друга.

Начало светать, когда водитель междугороднего автобуса высадил нас на трассе у заброшенной деревни, весьма довольный тем, что сумел заработать сто рублей на каких-то сумасшедших. Покосившиеся редкие дома темнели заколоченными ставнями, деревенька напоминала старое кладбище, здесь было тихо и немного жутко. За домами располагались заросшие поля, которые когда-то засеивали овсом, пшеницей или другими культурами. И сейчас сквозь траву, бурьян, и вызвавшие мою улыбку васильки, попадались редкие колосья. За полями темнел лес. Я знала, что за перелеском и небольшой речушкой, которую можно перейти вброд, находится поселок Коровинский, где проживает моя родная тетка Анастасия, сестра отца и женщина, которая меня вырастила. Я всегда с огромной радостью навещала свою тетку и четверых двоюродных братьев. Старшие братья Виктор и Андрей были уже женаты, и проживали в поселке со своими семьями. Из-за близости областного центра и крепкого поселкового хозяйства молодежь, в большинстве своем, оставалась работать в селе, женилась, рожала детей. В поселке есть и детский сад с яслями, и школа и даже училище, где можно приобрести профессии животновода и дояра. Хозяйство поселка состояло из десятка ферм и славилось своей молочной продукцией не только в нашем городе, но и далеко за его пределами. Жители деревни Житино, на земле которой стояли мы со Станисласом, кто умер, кто уехал в областной центр, а кто давно заколотил свой дом и перебрался в процветающий поселок. Мои родственники, в доме которых собирались временно поселиться мы со Станисласом, уехали за длинным рублем на Север, да так и остались там, не найдя в себе силы остаться без льгот, предлагаемых правительством за нелегкую работу и северный быт.

Мой ровесник Филипп, был назван в честь французского актера Жерара Филиппа, горячо любимого моей теткой. Назвать сына Жераром она не решилась, но Филиппом, несмотря на протесты своего мужа, ныне покойного Федора Михайловича, все-таки назвала. Мы с Филиппом учились в одном классе, и мне он ближе по духу. Младший Роман, десятикласник, обожает машины и мечтает стать автомехаником. Он влюблен в соседскую девочку Анюту, весьма привлекательную особу и ученицу одиннадцатого класса, что понижает шансы Романа на взаимность.

Такая насыщенная и современная жизнь была отрезана от нас уже упомянутыми перелеском и речушкой, а мы стояли на обочине пригородного шоссе и смотрели на заколоченные глазницы ветхих домов. Я подала Станисласу руку и сделала попытку подбодрить его.

— Наш дворец вон там, второй с левого конца деревни, — сказала я и подтолкнула Станисласа к заросшей тропинке.

— Как в американских фильмах о городах-призраках... — отчего-то шепотом произнес Станислас, — на такой натуре только фильмы ужасов снимать.

— Ты боишься? — нарочно прошипела я, приблизив растопыренные пальцы к лицу Станисласа.

— Не боятся только дураки, — обиженно сказал Станислас.

— Ну вот, мы пришли, — сказала я, открывая скрипучую, разбухшую от дождей и палящего солнца калитку. Пройдя по дорожке, с проросшей сквозь щебень травой, я просунула руку под наличник окна, выходящего на продавленное крыльцо, и достала ключ. Он проржавел, дожидаясь своих хозяев, променявших прохладу средней российской полосы на северный холод. Я протерла его пучком травы, которая росла на участке в неисчислимом количестве. Всунув ключ в личину замка, я с трудом провернула его. Замок щелкнул, но дверь не открылась.

— Помоги мне, — попросила я, — наверное, дверь покосилась.

Станислас подпер ее плечом, и она со скрипом нехотя пропустила нас в дом. В нем, как в склепе было промозгло и сыро.

— Открываем ставни! — скомандовала я.

Вооружившись топором, прихваченным в сенях, я вышла во двор сбить деревянные доски, прибитые к наличникам окон. 'Придется делать всю мужскую работу, он еще очень слаб, долго на ногах держаться не может, не говоря уже о том, чтобы заготовить дрова для печи' — думала я, почти жалея себя. Топор оказался тяжелым, я подцепила доску лезвием, раскачала ее, загнав топор по обух под доску, и выдрала ее вместе со здоровенными гвоздями. Закончив с одним окном, я, вытирая пот со лба, присела на крылечке, жалобно скрипнувшем переломами. Станислас вышел из избы. Взял топор, приставленный мною к ступеням крыльца, и прихрамывая направился к другому окну.

— Станислас, не надо, — сказала я. — Ты сейчас хоть как-то передвигаешься, а если наломаешься...

— Я не могу позволить тебе делать мою работу, иди, уберись в доме, — ответил он, примеривая на себя роль главы семьи.

— Развели домострой... — забрюзжала обрадованная я, мне понравилось, что он не устранился, не выбрал легкий путь, сразу завалившись на диван.

Я вошла в избу. С одной глазницей окна в ней стало веселей. В шкафу я обнаружила старые простыни, отсыревшие перьевые подушки и верблюжье, в прорехах, одеяло. Вытащив добро на воздух, я разложила их просушиваться на столе и покосившейся лавке, традиционно вколоченных под окнами дома с видом на одичавшие плодовые деревья. Простыни повесила на веревку, найденную в сенях, где находился целый склад нужных в хозяйстве вещей.

Звякнув пустым ведром, я направилась к срубу колодца. Открыла крышку, и заглянула в темное и сырое нутро... Не удержавшись, я озорно гукнула, в бездну. Бездна вернула мне мою шутку, удлинив пародию в два раза. Проснувшееся солнце дотянулось своим лучом до дна колодца, блеснув по поверхности воды.

— Есть вода! — радостно крикнула я Станисласу.

— Живем! — ответил он.

Привязав ведро, я загремела цепью, она стремительно разворачивалась из своего забытья, словно проснувшаяся змея. Наполнив ведро, я подошла к Станисласу, сбивавшему доски с последнего окна.

— Надо нарубить дров, печь затопим.

— Ты умеешь печь топить? — удивленно спросил он.

— Я же выросла в деревне. Как-никак единственная помощница была, и печь топить умею, и приготовить в ней.

— А я ни разу не гостил в деревне... — сказал Станислас, опустив топор. Он устал, я это видела, но храбрился, стараясь не показать мне своей слабости.

Велев ему отдыхать, я засобиралась в поселок. Утро набирало обороты, запели ранние пташки, не решались атаковать одинокого путника ленивые слепни. Я шла пролеском, напевая в полголоса о туманном и седом утре, потому что никак не могла вспомнить песню о солнечном. Перешла речушку по ветхому мостку, соединяющему два ее пологих берега. Теперь поселок был передо мной как на ладони. Богатые усадьбы, с теплицами и ровными рядами грядок, пестрыми островами цветущих клумб и ладных домов покрашенных в яркие цвета. Обойдя центральную улицу поселка стороной, я закоулками выбралась к двухэтажному зданию школы. Шел первый урок. Я села на деревянную скамью напротив подъезда и стала ждать звонка на перемену. Я вспомнила школьные годы, когда мы с Филиппом утром шагали в школу, как он просил меня дать списать ему домашнее задание, как я обещала рассказать о его прогулах Анастасии, как дергал меня за косы Сашка Селиверстов, и как награждали меня золотой медалью Клара Михайловна и директриса Марина Борисовна. Мои воспоминания прервал звонок, возвещавший конец урока и я все внимание направила на школьный подъезд.

Я увидела его сразу, он вышел разминая в пальцах сигарету и что-то громко обсуждая с товарищем. Закурили. Подойти к младшему брату сама, я не решилась. Подозвав первоклашку с белыми бантами на голове, спросила:

— Знаешь Ромку Королёва?

— Зна-аю, — протянула девица.

— Скажи ему, что его ждут на углу Березовой и Паши Ангелиной.

— У нас переменка пять мину-ут, — возразила девица.

— Так беги быстрей! — попросила я.

— Всё равно не успе-ет... — тянула девица.

Я вынула из сумки кошелек и вытащила десятирублевую купюру. Девица оживилась. Я сунула купюру в карман ее платьица, и она сорвалась с места, колыхнув бантами.

— Молодежь... — пробормотала я, и двинулась к пересечению поселковых улиц, Березовой и имени трактористки-стахановки Паши Ангелиной. Ромка появился через три минуты. С заинтересованным выражением лица он оглядывался по сторонам. Я вышла из-за старого тополя.

— Здравствуй, Роман.

Ромка прищурился, всматриваясь в мое лицо.

— Шурка! — узнавая, вскрикнул он. — Привет! Вот мать обрадуется! А я не сразу этой пигалице поверил, думаю, кто меня может ждать?

— Ромка, я здесь инкогнито. Матери ни слова.

Ромка нахмурил лоб, вспоминая, что означает 'инкогнито'. Что-то связанное с Хлестаковым или 'Горе от ума'?

— А что случилось-то Шурка? — спросил, наконец, он.

— Слушай внимательно, — сказала я ему, и прихватив за грудки, придвинула свое лицо к Ромкиному. — Во-первых, никому ни слова, особенно тем, кто будет спрашивать. Отвечай так, будто и в самом деле меня сегодня не видел. Во-вторых, мне нужна старая 'Волга', что стоит в гараже на улице Животноводов, заправь бензином, выезжай на трассу около Доронинского Луга, и жди меня. В третьих, если понадобиться твоя помощь, подойду к школе, как сегодня, радости от встречи со мной не выражай, ты меня не знаешь.

— Я и в самом деле тебя не узнал, что с собой сделала-то... Шур, а что за шпионские страсти? Украла миллион?

— Чужого мужа увела, вот от жены и прячемся, — с ходу придумала я.

— И чего? Жена к нам придет своего козла искать?

— Может. Поэтому я и страхуюсь.

— Шур, а тебе что, этот ее козел очень нужен?

— Нужен Ромка...

— Ну, раз нужен, хорошо, ...всё сделаю, вот только школу придется прогулять, — хитро сверкнул глазом Роман.

— Благое дело, — подтвердила я, дав свое благословение. — Дуй.

И Ромка дунул вдоль Паши Ангелиной. Я, не спеша, побрела к магазину.

Как и во многих магазинах сельской местности, в нашем торговля была смешанной. Тут можно было купить всё, продукты, предметы домашнего быта, одежду и даже запчасти для автомобилей и сельскохозяйственных машин. Магазин был открыт, и так как всё население, кроме малых детей и их мамаш, находилось на работе или учебе, покупателей было немного. Я выбрала практичную для деревенской жизни одежду для себя и Станисласа, джинсы, куртки на случай похолодания, кофточку и тенниски. Отдельным пунктом стояла обувь для Станисласа, я купила ее, выбрав на глазок, с походом, размера на два больше. Выбрала большую и крепкую туристическую сумку на колесиках, покидала внутрь всякую снедь, банки с тушенкой, рыбные консервы, фляжки с растительным маслом и банку консервированных ананасов для избалованного Станисласа. У старушек, приторговывающих около магазина, я купила картошки, овощей и зелени, не избежав расспросов. Старушки живо заинтересовались моей персоной и огромной сумкой, гремящей колесиками по асфальтовому пятачку у магазина.

— Издалека, доча? — спросила одна старушка, остальные же навострили ушки, прикрытые платками.

— Проездом, бабуль, из Озерецка. Подарков племянникам прикупила, — я тряхнула сумкой, и в ней, металлически брякнули консервные банки, — да поесть в дороге.

— Это у нас подарки-то? В городе брала бы, у них там капитализм, чего хочешь купить можно.

— Не была я в городе, говорю же проездом. Да и цены у них, — пожаловалась я бабке, — в вашем дешевле, а вещи такие же, как и везде.

— Тяжело тащить-то, чай одна едешь?

— С мужем, бабуль, он машину заправляет.

— С мужем хорошо, — одобрила бабка. — Ну, будь здорова, доча.

Старушки были удовлетворены и моими покупками и беседою.

Я потащилась по улице в направлении Доронинского Луга. Не близко, но ради конспирации попотеть можно. Издалека я заметила старую отцовскую 'Волгу', и прибавила ходу. Колесики тяжелой сумки поднимали пыль на дороге, она забивалась в ноздри, оседала мельчайшей пудрой в порах и на накрашенных красной помадой губах. Ромка, пожалев меня, дал задний ход, и через минуту я уже забросила сумку в багажник и села в салон.

— Машина зверь! — констатировал Ромка. — Кормить хорошим бензином, век служить будет!

— Она и так век служит, — сказала я, вспомнив отца сидящего за рулем и щурящегося на яркое солнце. Откидывая козырек от солнца, в виниловом кармашке которого хранилась иконка божьей матери, он шутил, что я похожа на солнышко, потому, что у меня веснушки, и имя у меня солнечное — Саня, от английского sun. Не уберегла иконка. Правда, разбились они не на отцовской "Волге", а на служебной машине, по вине нерадивого водителя, поплатившегося за небрежность и своей жизнью тоже. После аварии, Анастасия, взявшая меня на воспитание, загнала машину в кооперативный гараж, и, строго настрого запретив всем чадам подходить к автомобилю, забыла о ней. Но старшие братья, подростками, периодически гоняли мотор, тренируясь на бедняжке менять запчасти, и обучаясь вождению. После, приобретя собственные средства передвижения, передали заботу о 'старушке' Филиппу, а затем и Ромке. Анастасия в мальчишечьи забавы не совалась, и вряд ли знала, что 'Волга' на ходу.

— Давай, подвезу, — предложил Ромка, включая зажигание.

— Нет, Ромка, возвращайся. И наш уговор помни, если ты мне понадобишься найду в школе.

— А если выходные? — спросил дотошный Ромка.

'И вправду, как я не продумала?' Я щелкнула Ромку по носу и похвалила: — Молодец. Разведчиком будешь. Я тебе записочку положу в скворечник, на старой березе, за школой.

— Ты бы еще НЭП вспомнила! Нет скворечника, уж лет сто. Под дверь гаража подсунешь, а я каждый день проверять буду. Тем более Животноводы прямо на Доронинский Луг и трассу выходят. На машине удобно.

— Спасибо, брат! — расчувствовалась я.

— Ну ладно, Шурка, садись к рулю. — Ромка вышел из машины и смотрел, как я устраиваюсь на водительском месте, убираю ручной тормоз и трогаюсь с места. В зеркале заднего вида я видела, как махнув мне на прощанье рукой, Ромка пошел назад в поселок.

От Коровинского до деревни Житино два километра по трассе. Съехав с нагретого полуденным солнцем асфальта, я, подпрыгивая на ухабах, въехала на житинскую территорию. Колесные колеи зарастающей проселочной дороги, были размыты весенними дождями и высушены жарким летним солнцем. 'Старушка' жаловалась всеми внутренностями, но тянула, тяжело въезжая на пригорки и переваливаясь через них, резво съезжала до ближайшей колдобины. В багажнике угрожающе бились о жесть набитая консервами сумка и запасная канистра с бензином. Я загнала машину на боковую дорогу, за сарай, и, вытащив сумку и канистру, направилась к калитке. Стук топора раздавался по притихшей округе. Станислас колол дрова. Увидев меня с тяжелой ношей, по-хозяйски воткнул топор в плаху и, прихрамывая, направился ко мне. Взял сумку из моей руки и присвистнул:

— Ого!

— Зато я купила всё необходимое, — затрещала я, — а, главное, тебе удобную обувь! И еще тушенку, картошку и всё, всё, всё!

— Как же ты дотащила этот магазин на колесах? — спросил Станислас.

— Пришлось попотеть, но вообще-то я за рулем! — весело сообщила я.

— И где это чудо техники? Почему не загнала во двор? — спросил рачительный хозяин, поставив сумку и канистру в сенях.

— Оставила на боковой дороге, за сараем, — торопилась доложить я, — с трассы ее не видно. Сюда загнать ее сложно, кругом одни рытвины, нормального подъезда нет. Если начнется дождь, отсюда не выбраться, а с боковой...

— Согласен. Ну-с, пойдемте, посмотрим на это...

Не закрывая калитки, мы двинулись за сарай. 'Волга', как новенькая, стояла на дороге, нагреваясь на солнце. Я подала ключи Станисласу, он открыл дверь и в лицо ему пахнул горячий виниловый воздух.

— Вот это динозавр... — восхищенно протянул Станислас. Я была счастлива, что ему понравилась отцовская машина. Я оставила его осматривать 'старушку', а сама заторопилась приготовить обед.

Дров Станислас приготовил много. Поленья собрал по окрестным клетям, наколол и щепок и чурок, и обрубки сложил горкою. Схватив охапку, я вошла в избу. Открытые настежь окна, и палящее полуденное солнце сотворили чудо. Сквозняк прогнал затхлый запах, и в доме было светло и уютно, несмотря на убогую обстановку.

— Сейчас, сейчас,— погрозилась я, — ...только печку растоплю.

Пока занималась щепа и обрубки, я начистила картошки. Достав чугунок, залила картошку водой и накрыв деревянной крышкой, поставила в устье печи и закрыла заслоном. Чайник с тусклыми от времени эмалированными боками закипал на платформе. Я накрыла стол застиранной скатертью, нарезала овощи и хлеб и разложила по тарелкам с надписью 'Приятного аппетита'.

Станислас шагнул в горницу и потянул носом. Схватил кусок хлеба со стола и откусил половину.

— Немедленно положи назад. Вымой руки, — приказала я, и сделала паузу. — Я позову тебя к столу, когда всё будет готово.

— Один кусок всего... — возмущенно проговорил опешивший от моих приказаний Станислас.

— Дисциплина это... — начала я.

— Протестую, мы в деревне, не на светском рауте! — напомнил Станислас.

— Так давайте теперь грязными руками хватать еду с тарелок, — продолжала возмущаться я, явно преувеличивая проступок Станисласа.

Опять же из чувства протеста, он, с показной неторопливостью, положил оставшуюся половинку хлеба себе в рот и, жуя на ходу, отправился мыть руки.

— Протестант! — взвизгнула я.

В ответ Станислас громыхнул ведром.

Глава седьмая

Знала бы моя тетка Анастасия, чем занимается ее крестница, в нескольких километрах от родного дома, оттаскала бы меня за косы, отхлестала бы кухонною тряпкою и выставила б на порог, на все четыре стороны. Крестница в чем мать родила возлежала на полатях, утомленная печным жаром и жаркими объятиями своего любовника, и накручивала на палец темные колечки волос его лобка. С тех пор, как я стала блондинкой отношение Станисласа ко мне странным образом изменилось. Я не была знатоком отличий влюбленного мужчины от буднично-банального типа, но сердце подсказывало, что это не 'на безрыбье', или же 'безрыбье' так затянулось, что переросло в настоящее чувство. Он был настойчив, неутомим, безудержно ласков и раскован настолько, что чудовищные вещи, вытворяемые нами, казались мне детскими шалостями. Я не стеснялась трогать его, позволяла рассматривать себя и не сдерживала сдавленные стоны, вырываемыми из моей груди его бесстыдными движениями. Благодаря белокурым прядям, за одни сутки из девственницы я превратилась в распутницу, и мое новое состояние безумно нравилось мне и моему растлителю.

— Какая ты неуёмная, — горячо выдохнул Станислас, отзываясь на копошащееся движение моих пальцев, — еще вчера умоляла меня пощадить, слезы лила, а сегодня как голодный щенок, дорвавшийся до пищи...

— Время вспомнить, что оголодавших следует кормить... — прошептала я, но пальцев своих из влажных волос не выпустила.

— Понемногу и постепенно, чтобы привыкнуть к пище, и не получить расстройства, — шептал мне в ответ Станислас, — у тебя не случится расстройства?

— Случится, если ты не перестанешь возбуждать меня болтовней, и не займешься делом! — шутливо прикрикнула я на Станисласа, сжав в пальцах и подернув вверх его темный холмик.

— Бессердечная! — воскликнул он.

— Сердечная, сердечная, — я накрыла ладонью его пах и взглянула в лицо. Станисласу нравились наши игры. Он пристроил мои ягодицы на своих бедрах, и лоскутное одеяло затрещало старыми нитками, предупреждая о возможной катастрофе.

Ищут пожарники, ищет милиция... Галина взахлеб рассказывала мне, какие слухи проползли по нашему городку, в связи с нашим исчезновением. Первый и самый популярный: влюбленные сбежали от разъяренного отца, противника их брака. Разъяренным отец был и в самом деле. Владимир Станисласович не ожидал исчезновения сына и собственного доверенного лица. На ноги была поднята местная милиция, собственная служба безопасности во главе, ...конечно же, Ставицкого, который беспрепятственно пользовался информацией поступающей со всех постов, как я подозревала, в своих личных целях. Слух номер два предполагал похищение сына самого богатого горожанина с целью выкупа, я же попалась под руку, и скорее всего меня нет в живых. Против этой версии выступало то, что богатый отец до сих пор не получил от похитителей условий освобождения своего непутевого сына. Третий слух вверг меня в безудержный смех, но Галина заверила меня, что он имеет право на жизнь. Заключался он в абсолютно непроверенной информации о том, что референт Хадраш-старшего до невозможности красива и, прельстившись неземною красотою, Хадраш-младший умыкнул красавицу и держит её пленницей где-то в теплых краях.

— Васька вернулся, — под занавес решилась признаться Галина.

— Приняла? — со вздохом спросила я, заранее зная ответ.

— Кому я еще нужна? — тоном мученицы произнесла Галина.

Вот это были враки. Местные любители этого искусства очень высоко оценивали ее кинематографические качества, холеное тело и шикарную улыбку. Зная любимые эскапады и поведенческий стиль Калаша, можно предположить, что неоднократно Галина будет принимать назад блудного сына отечественной порноиндустрии. Актрисам этого жанра платят куда больше, чем актерам, но при этом женская жизнь в 'искусстве' куда короче мужской. Что будет с их горячими" отношениями?

— Не прибедняйся, — наконец ответила я на риторический вопрос Галины.

— Долго бегать будете? — спросила она, удовлетворенная моим ответом.

— Черт, — ругнулась я, размышляя. — Когда остываю от любовных утех, то начинаю думать... что-то в этом есть такое, ...какая-то нестыковка. Наши конкуренты были готовы на решительные меры, об этом свидетельствует и выведение из строя охраны, и организованная погоня, но в итоге они удовлетворились нашим отсутствием в городе и только! Ради чего весь этот фейерверк? Зная Ставицкого предположить, что он довольствуется ролью одураченного, по крайней мере, глупо. Но Станислас ведет себя именно так. Он успокоился, Ставицкий ему не преграда. Игорь Александрович всего лишь шеф департамента по безопасности его отца, а не противник. Станислас уверял, что посвященных лиц трое. Он сам, Ставицкий и я. Если Ставицкий не злодей, то им является мой любовничек. Тогда для кого затевался спектакль? Для Ставицкого? Для меня? Какую роль играю во всем этом я? Это меня он хочет одурачить, сделать грязную работенку моими руками, заморочить простушке голову любовной ерундой...

— Стоп, девушка! — Галина прервала поток моих вопросов, в общем-то, обращенных к себе самой. — Тебя послушать, сплошные заговоры! Могу понять и Хадраш и Глоуб, но ты-то тут причем!

— В этом все и дело. Я не причем. Меня к этому привлекли. Я выполняю отвлекающую роль. Ширма, за которой потихоньку творятся настоящие преступления. Отпадает надобность, и ширму сворачивают.

— Как сворачивают?

— Есть много разных способов, но один из них самый верный. Физическое устранение. Нет человека, нет проблем. Не надо платить за молчание, не надо опасаться шантажа в дальнейшем и так далее.

— Ты так легко об этом говоришь! — Галина закрыла открытый от удивления рот, и в ужасе раскрыла глаза.

— Я прекрасно отдаю себе отчет.

— С ума сойти, Санька! Наш притончик по сравнению с вашим гадюшником — детский сад, ясельная группа. Самое страшное, что у нас может произойти это незапланированный трах, по недоразумению конечно, а так у нас всё по сценарию.

Галина тяжело вздохнула, повернула к себе зеркало заднего вида, растянула губы в ниточку и потерла одну о другую.

— А сейчас ты куда? — спросила она, повернув ко мне голову.

— Не куда, а далеко ли.

— Прости, прости. Далеко ли?

— По заданию. Немного покатаюсь по городу, загляну в салон, попытаюсь поправить творение Станисласа.

— Будь осторожна, может, ты ошибаешься, что всё притихло?

— Да нет, похоже, мне дали карт-бланш. Кому-то нужно мое свободное передвижение.

Мы расцеловались, и Галина покинула мою 'Волгу'. В свой любимый салон я заскочила в первую очередь. Мой постоянный стилист Инга ахнула, когда увидела во что превратилась моя голова. Прервав ее стенания, я попросила помочь мне, причем, кардинально не меняя цвет моих волос. Она укоротила мою стрижку, покрасила в более натуральный цвет, втерла ароматический лечебный бальзам, при этом я вновь прослушала городские новости.

— Пропавший Хадраш тот еще ходок!

Пара ее клиенток, в разное время, были его пассиями. Долгими эти отношения не назовешь, каждая была оставлена ради нового увлечения. Чтобы девушки ни обижались, одаривал их перстеньками, причем, не отличаясь оригинальностью, покупал всем одинаковые. Зная прижимистость такого сорта людей, Инга предположила, что он покупает их по оптовой цене. В шкафах его спальни наверняка имеется запас, на всякий случай.

— В его спальне нет шкафов, — ляпнула я, не выдержав характеристики возлюбленного, несмотря на свой трезвый взгляд на подобные слухи. Инга застыла с феном в руке, а я попыталась исправиться. — Во всяком случае, так говорят.

— А это правда, то, что говорят о вас? — она стояла, напоминая степного суслика, который для того, что бы обмануть своего преследователя вытягивается в струнку и не дышит.

— А что собственно говорят?

— То, что вы объединились против его отца, и сынок собирается прибрать к рукам папашину компанию?

— Кто говорит такую чушь?

— У меня обслуживается половина женского секретариата 'Глоуб Коммьюникейшн'.

— Это обсуждают в секретарском отделе Глоуб?

— Животрепещущая тема... — подтвердила Инга.

— Зачем Станисласу обирать своего отца, если 'Хадраш текнолоджи' и так достанется ему?

— Говорят, младший Хадраш до того ненавидит своего отца, что готов разорить его, не дожидаясь своего наследства.

— За что же он так истово ненавидит его?

Инга принялась пересказывать городскую легенду. Первая жена Хадраш-старшего якобы была без роду, без племени и женился он по молодости и вопреки желанию своих родственников. Через двадцать лет любовь прошла, и захотел Хадраш-старший взять жену помоложе, к тому же была кандидатура — красавица, опять же из Хадраш. Не устоял старый Хадраш, бросил прежнюю жену, женился на молодой, но сынку своему единственному завещал свое дело и оказывал всяческую помощь. Сынок не смог простить предательства отца, к тому же бывшая жена вскоре умерла, не вынеся потери. Помощь он от отца принимал, а сам задумывал, как отомстить. Как еще можно отомстить владельцу самой богатой корпорации? Разорить! И сбежит тогда от старого дурня молодая жена и умрет он в нищете и призрении. Опля!

— Какая чушь, — только и смогла вымолвить я.

Отчего же сотрудников 'Глоуб' так занимают семейные отношения Хадраш? Нет дыма без огня. Делился с кем-то своей ненавистью младший Хадраш. С кем-то из своих бывших, имеющих непосредственное отношение к 'Глоуб'. У нас таких сплетен я еще не слышала. Хотя я слишком близко нахожусь к вершине айсберга, где солнечные лучи отражаются от хрустальной поверхности глыбы, а самые нелепые домыслы, сплетни и слухи бродят внизу, в темных водах окружающих ее основание.

Тем не менее, эти сказки навели меня на размышления, и я решила сыграть в свою игру.

Вечером, вернувшись из города, я застала Станисласа за починкой садовой скамейки.

— От нечего делать сделался мастеровым, — прокомментировал он, любуясь на свою работу.

— Красиво, — сказала я.

Увидев зеленые глаза Станисласа, я забыла о своих подозрениях, и сердце моё ухнуло вниз от любви к нему. Он обнял меня, нервно поцеловал и потянул в избу.

— Я ужасно соскучился, отчего ты так долго? Скорее рассказывай, что там творится!

Я бросила чайник на платформу печи и уселась напротив Станисласа, расставлявшего чашки. О сплетнях я решила не рассказывать. Пока он делал бутерброды, я поведала ему о встрече с Галиной, о посещении салона и патентного поверенного.

— Ехать к нему придется тебе самому, — сказала в довершении я.

Станислас согласно кивнул головой.

— Но до тех пор в городе тебе появляться не следует.

— Что опасно?

— Да, до встречи с поверенным нельзя обнаруживать себя, иначе вся затея полетит к черту.

— Хорошо, согласен.

— Надо собрать все части воедино и выбрать день для регистрации интеллектуальной собственности, так пышно выразился Уточкин Герман Осипович.

Я посмотрела в лицо Станисласу, стараясь не выдать своей сильнейшей заинтересованности. Станислас молчал и лишь прихлебывал чай из чашки.

— Мне придется сделать это самой. Надеюсь, ты мне доверяешь?

Станислас поднял на меня глаза. Сердце снова ухнуло вниз, но зацепилось за упрямство, упершееся своими рожками в подреберья. Станислас внимательно изучал выражение моего лица и молчал. Пауза затянулась. Наконец, вдоволь налюбовавшись моей растерянностью, Станислас ответил на мой вопрос:

— Конечно, дорогая.

— Ты что-то не договариваешь, Станислас. Не хочешь со мной поделиться? Если ты мне не доверяешь, я выхожу из игры. К чертям, уезжаю домой! Какого лешего я делаю здесь, если могу нежиться в своей постельке и принимать ванны вместо холодного душа из ведра во дворе!

— Остановись! Я ничего от тебя не утаиваю, мы вместе и обязаны доверять друг другу. Конечно, я скажу, как отыскать первые части и доверю это тебе. Как только всё будет готово, я поеду к Уточкину регистрировать авторские права.

— Кретин, довел девушку до истерики, не мог сразу объяснить, — накинулась на него я, желая снять напряжение, в котором находилась с момента приезда в Житино.

— Это я кретин? Это ты кретинка! Истеричка! — Станислас с хохотом уклонялся от моих кулачков.

— Спать сегодня будешь один, — заявила я.

— И где позвольте узнать? В саду на скамейке? Я между прочим больной! — стал отстаивать свои права Станислас.

— Оно и видно.

— И не подумаю спать один, — заладил Станислас, — и ты не посмеешь меня выгнать!

— Тогда я не буду заниматься с тобой любовью, — я сложила руки на груди и смотрела на реакцию Станисласа.

— Кто? Ты? Нимфоманка! — Станислас надвигался на меня, протягивая руки. — Да ты уже раздела меня глазами, твое, кстати сказать, любимое занятие.

— Извращенец! Любитель резиновых кукол и паучих! — я пятилась от него, но не сдавалась. — Пупс!

— Кто такой пупс? — голос Станисласа дал петуха, и он прижал левую руку к горлу.

— Пупс это такой розовый малыш, и всё у него такое маленькое, ручки, ножки, ...короче малыш.

— Ну, держись, за малыша ответишь! — страшным голосом пискнул Станислас, и загнал меня на полати. — Пришел час расплаты!

— У меня ничего нет, что бы заплатить Вам, добродетельный синьор! — я перешла на интимный шепот, изображая страх перед Станисласом. — У меня нет монет, всесильный синьор, можете обыскать меня.

Я прижалась к нему и почувствовала, что игра заканчивается.

— И обыщу, — шаря по мне горячими губами, сказал моей коже Станислас.

Последнюю, с таким трудом добытую, часть нашей шпионской трилогии Станислас предусмотрительно оставил себе. Не знал, какую змею пригрел у себя на груди. Когда мы нашли прибежище в моей городской квартире, я первым делом изготовила копию, пересняв весь материал, находившийся на карте флэш-памяти. Теперь, когда получу оставшиеся части, я буду полностью контролировать ситуацию. И, прежде всего, выясню подоплеку этого дела, его настоящую цель. Памятуя пословицу, что нельзя держать все яйца в одной корзине, Станислас хранил обе части в разных местах. Являясь страстным поклонникам конного спорта и совладельцем конюшен, Станислас не придумал ничего лучше, чем хранить шпионские тайны в денниках собственных лошадей. Простенько и со вкусом. Допустили меня в денник по записке от Станисласа, и ради того, чтобы отцепить футляры CD от дна кормушек мне пришлось делать вид, что получаю огромное удовольствие от сидения на лошади ровно как собака на заборе. Несмотря на то, что я выросла в деревне, обращаться с лошадьми я не умела. Служащие конюшен покатывались от смеха, наблюдая мои скачки.

— Лошадка, милая моя, — уговаривала я гнедого жеребца, боясь дотронуться до гривы, — уж ты не урони меня, пожалуйста.

На мой скулёж жеребец мотал головой, и нервная волна проходила по крупу от неприязни к робкому седоку.

— Я справлюсь, вот закончим дела со Станисласом, я попрошу его научить меня...

Мои обещания или упоминание имени Станисласа произвело на жеребца успокаивающее действие. Мы еще немного потоптались по кругу, и я попросила конюшего помочь мне спуститься на землю. Выполнив геройский подвиг, я направилась в другую конюшню. Во второй раз я была гораздо уверенней. Лошади я не боялась, она казалась смирнее жеребца, я потрепала ее по жесткой гриве и она уперлась в мою ладонь нежными губами. Сахарок был признательно прихвачен с моей ладони, и в благодарность она одобрительно фыркнула и махнула головой.

В интернет-кафе у меня была назначена встреча с нашим ведущим специалистом-компьютерщиком Артёмом Сикорским. С ним у меня сложились дружеские и доверительные отношения, мы часто сидели на всяческих конференциях и сборах. Я попросила его об аудиенции.

— Александра! Босс вас по всей стране разыскивает, Ставицкий землю роет, а ты, как ни в чем ни бывало! Где ты, душа моя?

— Лучше тебе не знать Артёмушка, меньше знаешь — лучше спишь. Увидеться бы нам...

— Случилось чего?

— Помогай дружок, — мурлыкнула я, — дело не терпит отлагательств. Требуется светлая голова, моя-то дурнушка не справляется.

— Клевещешь на себя, Александра. Нет в нашем городе барышни, которая сравнилась бы с тобой!

— Льстец. Давай в 'Матрице' в полтретьего?

— О'кей.

Наше любимое интернет-кафе не отличалось оригинальностью в названии, зато имело отличную технику, соответствующую уютную обстановку и классных специалистов, прошедших жесточайший отбор на кастингах у его владельца, компьютерного маньяка Паука. В дневное время интернет-кафе было доступно обывателю, но вечером народец здесь собирался необыкновенный. Разговаривали они на языке не понятном простому смертному и поэтому считали себя высшей кастой, элитой современного общества. В свои ряды они принимали неохотно, кандидат должен быть не только компьютерным гением, но и творцом. Вновь прибывшему соратнику организовывали посвящение. Говорят, на посвящении Станисласа Хадраш пиво текло рекою, а красивые девушки шли косяками, словно испуганные неоновые рыбешки рядом с сытыми акулами. На первом этаже старинного здания находился магазинчик, торгующий всяческой мелочью необходимой для работы с компьютером, тут же оказывались услуги по ксерокопированию и сканированию. На втором этаже собственно находилось само кафе. Ряды мониторов в сотах, предоставляющие конфиденциальность, столики, снующие официанты, стойка с консультантами и кабинет администратора. За всей мошкарой, запутавшейся в этой паутине, Паук наблюдал сверху, с третьего этажа, являющимся бельэтажем, где находился его кабинет и жилой блок.

Артём ожидал меня внизу. Убедив его в том, что это я (мой внешний вид поверг его в шок) мы стали подниматься на второй этаж. Он шел чуть сзади и похохатывал.

— Ну, Александра! Ты выглядишь потрясающе!

— Что так плохо?

— Шикарно! А сзади вообще феерически!

— Стыдно тебе должно быть, Артём!

— За что? Я тебе комплименты...

— И без тебя знаю, что на проспекте Кржижановского или на Центральном вокзале я имела бы потрясающий успех.

— Душенька, зато тебя и мать родная не узнает! Знаю, прости, поговорка такая. Босс не узнает точно! А что это вы со Стасом задумали?

— Всё потом. Нужен комп. Материалы у меня с собой.

— А свой Макинтош ты куда пристроила?

— Там где я сейчас он бесполезен. И опасен.

— О'кей. Нет вопросов. Я готов.

— Нужна полная конфиденциальность. Дело серьезное.

— Тогда к Пауку. Жди здесь, я позвоню ему на мобильный.

Артём оставил меня на площадке второго этажа и вошел в зал кафе. Я не снимала солнечных очков и не разглядывала уставившихся в мониторы людей. Через минуту Артём вернулся и, подхватив меня под руку, устремился к вычурной резной двери лестницы на бельэтаж. Охранник пропустил нас, и через два пролета мы очутились на бельэтаже. Пол был устлан кремлевской ковровой дорожкой: на пролетарском красном зеленые полосы. Вдоль стояли напольные вазы с цветами, и было ощущение, что ты попал в Исполком времен СССР. Картину дополняли художественные полотна, отображающие комсомольские будни.

— Кому раньше принадлежало это здание? — шепотом спросила я у Артёма.

— Городской комсомольской организации.

— Теперь ясно, здание досталось Пауку со всем содержимым.

— А куда девать было? Это сейчас считается раритетом, а тогда комсомольским вожакам хотелось по-быстрому от всего избавиться. Вот Паук и подсуетился. А что, ему нравиться.

— Мне тоже, — согласилась я.

Паук вышел из своего кабинета и дружески пожал руку Артёму.

— Паук, — представился он.

— Сандра, — сократила я свое имя на половину.

— Очень приятно.

— Рада знакомству, — промямлила я, отчаянно боясь, что он меня узнает, но, видимо Артём был прав насчет моей матери.

— Друзья моих друзей мои друзья, — витиевато начал он, приглашая нас в святая святых, свой кабинет. — Прошу, пока вы решаете свои проблемы, я спущусь вниз.

— Так любезно... — заторопилась я, но Артём меня одернул.

— Спасибо, чел. Буду перпендикулярен.

— А на здоровье, — хмыкнул Паук и вышел за внушительные двери.

Мы посмотрели вслед ему. Я опустошенно опустилась в огромное кожаное кресло.

— Уф! Я все время боялась, что он меня разоблачит!

— Тяжела жизнь шпиона, — кивнул головой Артём.

Я поднялась из поглотившего меня кресла и уступила место Артёму. Он присел к компьютеру и размял пальцы как пианист перед концертом.

— Ну что там у нас? — спросил он нетерпеливо.

— Вот, — я вынула из сумочки диски и положила их на стол перед Артёмом в порядке приобретения, ткнув в первый пальцем — сначала эта.

— О'кей, — сказал Артём, установив диск в дисковод. От жидкокристаллического экрана шел свет и отражался в его очках. По стеклам очков пробежали цифры, графика, схемы, глаза за стеклами расширились и решительно сжатые губы свернулись трубочкой и присвистнули.

— Что? Что это? — затрясла я его за короткий рукав рубашки.

— По-моему мы сделаем Глоуб! — сказал он громким шепотом.

— Это точно их разработки, не наши?

— Идем в одном направление, но у них ...принципиально другие, проще, ...более мощные что ли...

— Это для нас важно? Есть ли смысл в промышленном шпионаже, если у нас есть подобное?

Но Артём, похоже, не слышал меня.

— Теперь я вижу свои ошибки. Боже как просто! — простонал он. — Он гений!

— Кто?

— Тот, кто сидит в Глоуб!

— А кому собственно принадлежит компания?

— Черт его знает! Всем известно, что совет директоров это кучка марионеток, вот только кто режиссер неизвестно никому.

— Ерунда. Акции распределены четко, у кого большинство, тот и кукловод.

— Подставное лицо, и вся недолга, — отмахнулся Артём.

Я подала ему следующий диск. Теперь Артём взял его бережно, будто он драгоценный, ни о каком панибратском отношении ни шло и речи. Снова побежали цифры, непонятные знаки, куски текстов. Однако ожидаемой реакции от Артёма не последовало, он спокойно просмотрел файл до конца и вынул диск.

— Ну, что? — удивленно спросила я.

— Абсолютно ничего интересного для нас. Немного отличий, но результат схож.

— Но это Глоуб?

— Я бы сказал, что похоже на сборную солянку из наших и глоубовских. Фигня.

Я была в замешательстве, ведь из-за этого диска убили Еремеева! Из-за фигни! Станислас не похож на профана. Отличить зерна от плевел он способен.

— Скажи, Артём, а Станислас разбирается в этом? Он мог бы почувствовать разницу между информацией на первом диске и на втором?

— Станислас? Станислас мог бы отличить информацию, не читая диск, по запаху!

Вот это характеристика, я даже испытала чувство гордости за любимого. От самого Артёма! Сложив руки ладошками, я умоляюще взглянула на него, и он взял в руки третий диск, который я скопировала дома с карты памяти. Я отвернулась к окну, меня более не интересовали цифры, пробегающие по лицу Артема, но звук, который он издал, привлек мое внимание снова. Звук был подобен звуку воздуха, выходящего из прохудившегося шара надутого гелием.

— Откуда это у тебя? — шепотом спросил Артём.

— Да, так...

— Мне моя жизнь еще дорога. За это Ставицкий со товарищи попарят мне ноги в тазике с бетоном, а ополоснуть привезут к Веретёнке. Веретёнка хоть и мелкая, но мне хватит.

— За глоубовский файл? — ошарашено спросила ничего не понимающая я.

— Какой к чертям глоубовский! Это то, над чем мы паримся вот уже который год! Это единственное, что может дать нам отрыв от Глоуб! И это гуляет по рукам... Владелец Глоуб родную маму продаст, чтобы заполучить это...

— Тсс! — успокоила его я. — Не переживай, все будет о'кей.

— Александра, я всегда знал, что ты умница, но теперь я в этом сомневаюсь. Это копия, а где оригинал?

— Не волнуйся, ничего такого, чтобы мы ни смогли пережить. Всё в моих руках, и я контролирую ситуацию.

— Хотелось бы верить, — он устало закрыл глаза. Я убрала все диски в сумку и проверила, не остались ли следы нашего пребывания в компьютере Паука.

Затем Артём позвонил Пауку, и тот обеспечил нам беспрепятственный выход из бельэтажа. У двери интернет-кафе я взяла Артёма за руку и, гладя в глаза за стеклами очков, сказала:

— Прости, что втянула тебя. Мне не к кому было обратиться. И не беспокойся, наше свидание останется тайной. И ты ни с кем не делись. Поверь мне, ничто не будет во вред 'Хадраш текнолоджи'. Ты много сделал для этого проекта, я знаю.

— Да уж, руки чешутся отнять, но это всего лишь копия... — сказал успокоившийся Артём, — береги себя, и, если что, обращайся.

Глава восьмая

Вернулась я поздно. Совесть мучила, хотелось всё рассказать Станисласу, но я понимала, что сегодняшний вечер последний мирный в нашей жизни. Если я ошибаюсь, и завтра мы не будем по разные стороны баррикад, то все равно Станислас не простит мне мое самовольство и умолчание. Он встретил меня у калитки, помог донести нетяжелую сумку. Нетерпеливо спросил:

— Ну?

— Всё о'кей.

Похоже 'о'кеем' я заразилась от Артёма. Станислас не стал наседать на меня, подождал, когда я сниму туфли, вытащу из сумки привезенные продукты и положу на стол. Увидев бутылку шампанского, присвистнул:

— У нас сегодня праздник?

— Да, завтра ты зарегистрируешь авторские права, и в нашей игре в прятки не будет смысла. 'Глоуб Коммьюникейшн' прикажет долго и счастливо жить. Давай отметим это радостное событие.

Я достала с полки чашки и дунула в одну и в другую. Станислас снимал фольгу с горлышка бутылки.

— Что-то ты не весела... — спросил он с подозрением. — Уж не случилось ли чего?

— Нет, что ты! — заверила я его и улыбнулась печальною улыбкой.

— Ну нет, ты меня не обманешь, рассказывай! — приказал он и плеснул пенящийся напиток в чашки.

— Просто грустно, что заканчивается наше приключение. Вернемся к жизни, в которой нас нет друг у друга. Ты будешь занят и не найдешь даже времени поболтать со мной по телефону. Тем более Наталья Леонидовна...

— Бабские бредни, — определил Станислас с усмешкой, — никто не посмеет мне навязывать Натали.

Никто — это Владимир Станисласович, отец. Вот возможность вызвать его на откровение. Я протянула свою чашку навстречу его, они глухо содвинулись.

— За удачу! — провозгласила я.

— За любовь! — отозвался Станислас.

— Владимир Станисласович не обрадуется, узнав о наших отношениях, — продолжала я интересующую меня тему. — Кто ты и кто я?

— Не бери в голову, он мне не указ. А после всего...— он запнулся, но продолжил. — Я не советую тебе работать у него, хочешь, переходи ко мне? Хотя, когда мы вернемся, ты станешь очень богатой женщиной и можешь не работать вовсе. Откроешь свое дело, у тебя получится.

— Мне нравилось работать у твоего отца, — я сознательно разжигала страсти, — он никогда не относился ко мне как к стоящему ниже по иерархической лестнице.

— Всё изменилось, — я видела, как Станислас побледнел, и голос его приобрел ледяной оттенок. — Работать на него ты не будешь. Жить будешь со мной.

Моя чашка выпала из рук, плеснув по ногам холодной влагою. Удивительно, она даже не разбилась, несмотря на свою древность и щербатость. Станислас поднял ее, встряхнул и налил шампанского.

— За это и выпьем, — предложил он.

Я сунула нос в чашку, чтобы ни смотреть в глаза Станисласу. Он дождался, когда я сделаю глоток, и попросил:

— Ну, поцелуй же меня, или не рада?

Я поцеловала его поцелуем Иуды. Щеки мои горели от стыда и отчаяния. Отступать некуда. Я продолжила:

— А как же мы решим с твоим отцом...

Станислас взорвался.

— Пошел он к черту! Он нас не спрашивал когда женился на Натали! Никогда не прощу ему слёз моей матери! — глаза метали молнии, кулаки были сжаты, рот скривился от непереносимой ненависти. — Он ее убил! Убийца! Убийца не может рассчитывать на снисхождение!

— Успокойся Станислас! — я испуганно прижала руки к груди. — Не суди его, да не судим будешь.

— Не прощу, — сквозь зубы процедил он.

Это было страшнее, чем его крики. Похоже, права молва, что от ненависти к отцу он может решиться на отчаянные поступки. Ответ мы узнаем завтра. Я приблизилась к нему, взяла его лицо в свои ладони и, глядя в зеленые льдинки, сказала:

— Я люблю тебя. Помни об этом, чтобы ни случилось.

Он совершенно успокоился, мы пили шампанское, сидя на трухлявом крылечке и смотрели, как стремительно темнеет ночное небо, появляются яркие звезды и полная луна. Прохладный ветерок шевелил его светлые волосы, и мне ужасно хотелось поцеловать ямочку на его подбородке. Скоро кончится мое счастье. Нельзя сейчас думать об этом, а то мои последние, счастливые минуты обратятся в ожидание кошмара.

— Я хочу заняться с тобой любовью, — сказала я вставая.

— Боже, какое чудовище я создал! — засмеялся Станислас.

— Пойдем, Франкенштейн! — подтолкнула я его, шикнув на себя за то, что подумала как он прав!

С утра Станислас уехал в юридическую фирму, и я со страхом ждала его возвращения. В этой организации я была вчера и зарегистрировала авторские права корпорации 'Хадраш текнолоджи' на новейшие разработки в информационных технологиях. Каковы будут глаза у Станисласа и у патентного поверенного, когда они обнаружат, что Хадраш-младшего опередила шустрая девица, с крашеными волосами и раскрашенная жутко вульгарной красной помадой. 'Но Вы не беспокойтесь, господин Хадраш, интеллектуальная собственность принадлежит Вам', — скажет упитанный Уточкин.

Мне от этого легче не будет. Я Иуда. Предатель. Может мне не дожидаться праведного гнева и убраться по добру, по здорову? Нет, уж больно хочется услышать, что в итоге готовил Станислас, надеюсь, он мне всё выложит. И в красках. От ужаса и долгого ожидания я озябла, несмотря на июльскую жару. Я сидела около стола и рассматривала разъехавшиеся нити старой скатерти, когда раздался рев автомобиля прорывающегося через колдобины на бешеной скорости. Я вжала голову в плечи и приготовилась к худшему. Мотор еще долго ревел, пока не заглох окончательно, захлебнувшись последним рыком. Зверски хлопнула дверь 'Волги'. Я разозлилась. Автомобиль-то тут причем! Я распрямила плечи и, гордо вскинув голову, ожидая своего палача.

— Где эта сука?! — хлопнула калитка, и Станислас взбежал на крыльцо.

Он был пьян. Боже, как в этом виде он добрался из города, умудрившись не наскочить на инспекторов ДПС?

— Ты что натворила, дрянь? Кто тебя надоумил?! На кого работаешь?!

— Думаешь, я сама сообразить не могу, что ты используешь меня? — сказала я спокойно. — Для этого не обязательно на кого-то работать.

— Придушу тебя! — в запале он откинул попавший под ноги старый венский стул.

— А что собственно произошло? 'Хадраш текнолоджи' является владельцем патента на изобретение согласно патентному закону. Ты наследник, всё твое. Ты чем недоволен?

— В гробу я видал это наследство! А 'Хадраш' я все равно разорю, разорву на мелкие части, продам и деньги пущу на ветер! — неистовствовал он.

— Тебе от этого какая корысть? — задала я вопрос вопросов.

— Растопчу, сотру с лица земли! — не унимался пьяный Станислас. — К чертям 'Хадраш', да здравствует 'Глоуб Коммьюникейшн'!

— Хочешь купить Глоуб? — вымолвила я.

— Купить? Я и есть его владелец. Приятно познакомиться! А ты маленькая, страшная сучка, которая не стоит того, чтобы прикоснуться и пальцем! Для кого ты старалась? Шпионила для моего папаши? Он что, трахает тебя?! Скажи, сука?!

Он схватил меня за ворот моей футболки и с силой притянул к себе. Он тряс меня и дышал мне в лицо водочным перегаром. Его черты были искажены злобой, болью и еще чем-то, чего я никак не могла угадать. Так вот кто владелец Глоуб... Вот это да! Он и вправду гений!

— Что молчишь? Я прав?

— Дурак, — сказала я. — Ты забыл, я была девственницей.

— Кому это мешает?

— Ты сумасшедший. Зачем твоему папаше какая-то пугало секретарша-девственница, когда рядом Натали?

— Значит это кто-то из 'Хадраш'. Казбек?!

— Ты ревнуешь или злишься на то, что я тебя провела?

— Я стараюсь понять твои мотивы!

— А то, что ты всё это время обманывал меня, мстил отцу моими руками это не мотив? Кстати, смерть Еремеева твоих рук дело?

— Не разбив яиц яичницу не приготовить, — Станислас немного убавил громкость, отпустил порванный ворот футболки, и, тяжело дыша, сел на табурет. Я села напротив.

Мы молчали. В желудке у меня было пусто и холодно, словно я проглотила кубик льда. От напряжения меня немного подташнивало. Я прижала руки к животу и наклонилась вперед, чтобы унять неприятные ощущения.

— Что с тобой? Я тебя не бил...

— Желудок разошелся...

— Понервничала, наверное.

— Наверное.

— Заживет, как на собаке. Нет, собака для тебя слишком хорошо. Собака это друг, — снова завелся Станислас. — А ты — гиена. Нет, падаль, которую жрет гиена.

— Ты поэт.

— Но не романтик. Ты убила во мне романтика. Убийца. Я окружен убийцами.

— От убийцы слышу, — огрызнулась я, меня ужасно обидели его слова.

— Кстати, Еремеева убили молодцы Ставицкого. Я тут абсолютно не причем.

— 'Рожа' сотрудник нашего департамента по безопасности?!

— Какая рожа?

— Ну, тот, кто караулил у твоего дома?

— После аварии Ставицкий усилил охрану не только меня, но и моей собственности, на всякий случай. Поэтому он и не заинтересовался твоими наблюдениями. Ставицкий из тебя душу бы вытряс, если ему б пришла нужда.

— О, авария! Ты рассказывал мне, что это Глоуб устроили твое побоище! А?

— В аварию я попал случайно, но решил выжать из этого всё, что можно. Тут же сообщил Ставицкому про 'руку Глоуб'. Ставицкий — цепной пес, Глоуб у него в печенках, он скушал мою сказку за милую душу. Я и тебя выписал!

— Выписал?

— Выклянчил у отца. Не поверил, что ты такая сообразительная! За что и поплатился.

— Зачем же так многоходово и сложно?

— Папаша не дурак, секреты свои держит под семью замками. Мне не доверял. Молодец, чутье есть у старика! Филиальчик в зубы и будь здоров! Повезло с информатором, его мне передал покойный Еремеев. Не зря его Ставицкий стер. Тот еще был мерзавец. За деньги душу дьяволу продаст. В аду сковородки лижет продажная душонка... — и Станисласа передернуло от омерзения.

— О мертвых или хорошо или ничего.

— Ничего.

— Мое соблазнение входило в рецепт блюда под названием 'Ужасная месть Станисласа'?

— Сначала от скуки, потом интересно стало, как долго ты продержишься. А уж когда ты в прозрачной кофточке заявилась, всё стало ясно.

— И чего тебе стало ясно? — зло спросила я.

— Что ты готова завалиться на спинку, да еще и ножки сама разведешь. Никакого усилия с моей стороны.

— Свинья! — не выдержала я и, вскочив со скамьи, выбросила вперед руку в надежде влепить ему пощечину.

Он поймал ее, вывернул назад. Я застонала от боли. Мой стон раззадорил Станисласа, и он поднял вывернутую руку выше.

— Понравилось тебе? Я знаю, ты стонешь, когда тебе нравится...

От своих слов и двусмысленной позы Станислас возбудился. Насилие обострило ощущения, и он перестал соображать. Алкоголь погасил остатки здравого смысла. Станислас подтащил меня к скамье, и, дернув футболку, порвал ее от горла до середины. Я одурела от боли и застонала снова, хотя поклялась себе не радовать мучителя.

— Подожди, осталось немного. Порадую тебя напоследок, — пообещал Станислас, — вряд ли потом ты найдешь такого дурака, который будет трахать тебя.

Он прижал меня животом к скамейке, сорвал остатки трикотажа и, наконец, отпустил мою руку. Потом свел обе спереди и, намотав на них футболку, привязал к ножке скамьи. Я готова была умереть от страха и унижения. Станислас стащил мои джинсы и трусы до середины колен, и я заскулила от безысходности.

— Что, терпенья не хватает? Немного осталось.

Я слышала, как он расстегнул свои джинсы, вжикнув молнией.

— Чего-то не хватает... А!

Его шаги удалились от меня, и надежда мелькнула яркой вспышкой, но тут же угасла, когда он, вернувшись, стал подкладывать подушку под мой живот. Лежать стало удобней, но думал он скорее не о моем удобстве. Приподняв руками мои ягодицы и бедра, старавшиеся уйти от расправы, он заявил:

— Ты меня поимела, красотка! Долг платежом красен, теперь моя очередь.

Меня от позора и Станисласа от преступления спас Игорь Александрович Ставицкий, нагрянувший как гром среди ясного неба в нашу заброшенную деревеньку. Ставицкий давно шел по нашим следам, выполнял задание Хадраш-старшего.

Не хотелось фигурировать без штанов перед молодцами из службы безопасности, но, увы! Пришлось. Они вломились в нашу ветхую избенку, и вокруг всё стало так тесно. Вмиг протрезвевший Станислас закрыл меня своим полуобнаженным телом, а я, скукожившись в своей выдуманно-безопасной скорлупке, от страха вжала голову в плечи и, зажмурив глаза, пыталась отключить слух. Кричащий голос Станисласа пробивался ко мне. Он весьма эмоционально по-русски велел выйти всем из избы, но молодцы подчинились лишь, когда приказал Ставицкий. Сам Игорь Александрович остался, не захотел испортить эффект неожиданности и не дать нам договориться. Станислас отвязал мои руки, накинул свою рубашку на мои оголенные плечи и грудь, и помог натянуть джинсы. Онемевшими руками я не справлялась. Не сказав ему ни слова, я отошла к окну. Мы стояли в разных углах горницы и не глядели друг на друга.

— Итак, — начал нелегкую беседу Ставицкий, — расскажите мне, пожалуйста, что собственно здесь происходит?

— Это наше личное дело! — вскинулся Станислас.

— Александра Сергеевна едва не подверглась насилию, значит дело уже не личное, — возразил Ставицкий.

— Александра Сергеевна моя любовница, — резко ответил Станислас, — ну а каким образом мы занимаемся любовью, никого кроме нас волновать не должно!

— Александра Сергеевна, рассудите нас, в конце концов, — попросил меня Ставицкий.

Я потирала затекшие запястья и до сих пор никак не могла оправиться от шока. Я взглянула на Станисласа. Он сердито стрельнул в меня глазами. Ставицкий внимательно наблюдал за нами.

— Так что, Александра Сергеевна? Кто прав?

— Станислас прав, мы любовники, — я сделала паузу. — Но вы Игорь Александрович правы тоже, ваш приход спас меня от изнасилования.

Ставицкий деликатно кашлянул.

— Ну-с, я думаю, с этим вы сами разберетесь... А сейчас, прошу, нас ждет Владимир Станисласович. У нас уйма вопросов к вам.

От стыда и жалости к себе по моим щекам потекли запоздалые слезы. Станислас дернулся ко мне, но остановился около Ставицкого.

— Только заткни рты своим жеребцам, если услышу хоть одну сплетню об Александре, будут иметь дело со мной лично!

— Это просьба, Станислас? — Ставицкий был уязвлен, но не хотел связываться с сыном босса, тем более что дело касалось меня.

— Да, я очень вас прошу, — Станислас будто искал ссоры, но немного притормозил. Он подошел ко мне, я сжалась и испуганно посмотрела в его лицо. Глаза Станисласа были болотного цвета. Он взял мою руку, и глядя незнакомыми глазами медленно, чтобы было понятно человеку, находящемуся в шоке, сказал:

— Саша, мы должны выйти вместе. Не отталкивай меня. Мы не имеем право дать еще большую пищу для сплетен. Соберись.

Он достал из кармана носовой платок и начал вытирать мне слезы. Станисласу вторил Ставицкий:

— Александра Сергеевна, Станислас прав. Так надо. Все решения потом.

— Хорошо, — промямлила я.

Станислас поправил мои волосы, приставив платок к носу, велел сморкнуться, и, решив, что я выгляжу сносно, держа меня за руку, вывел во двор.

Они прибыли на трех внедорожниках, одиннадцать пар глаз с любопытством уставились на нас. Меня рассматривали тщательнее всех. Гадали, не обмануло ли их зрение, я ли только недавно была распята на деревянной скамье с обнаженными ягодицами? Станислас помог мне взобраться в салон и сел рядом. Ставицкий на переднем сиденье и один из молодцев за рулем. Мы двинулись в середине кортежа, с сопровождением и под охраной. Ставицкий имел приоритет на наших дорогах, и инспекторы ДПС почтительно козыряли нам вслед. Он отрывисто раздавал команды по радиостанции и мобильному телефону, поэтому в здании кроме сотрудников службы безопасности и Владимира Станисласовича никого не было. Нас провели в кабинет босса. Тяжело закрылись массивные двери. Босс сидел в своем кресле, в кабинете остро пахло сердечными каплями. Мы стояли перед его грозными очами.

— То, что ты плохой сын, в этом есть и моя вина. Но тетку ты за что наказываешь? Варвара который день в обмороке, ведь кроме тебя у нее никого нет!

Станислас взял меня под руку и подвел к креслу около стола заседаний. Я села. Владимир Станисласович молча смотрел за нашими передвижениями.

— У тетушки я вымолю прощения. Прости и ты, — сказал Станислас стоя за моим стулом.

— Хорошо, с этим закончили. Александра, ...бог ты мой, что ты с собой сделала, девочка? — начал было босс, и Станислас тут же положил мне руки на плечи, давая понять, что я под его защитой.

Его жест был как красная тряпка для быка, и Владимир Станисласович строго обратился ко мне. — Госпожа Исаева, вы являетесь сотрудником 'Хадраш текнолоджи'?

— Да.

— Вы знакомы с трудовым распорядком?

— Да.

— Скажите, как поступают с работником, который не появляется на работе и не подает известий о своем состоянии?

— Она работает на меня, — ответил за меня Станислас, — я еще не освобождал ее от обязанностей. Александра, как мой помощник сопровождала меня в командировке.

— Тогда ради бога объясните, это что за эскапады? Сбежал из больницы! Ну, мне не хочешь звонить, так позвонил бы Игорю! Черте что! 'Глоуб' пытается у нас воровать, обнаружили утечку из засекреченных отделов. Игорь мне рассказывает какие-то сказки, о том, что ты заделался в шпионы, целую сеть развернул и Александру тоже в шпионки определил!

При упоминании 'Глоуб' я вздрогнула и, потеплевшие было, руки вновь превратились в лед.

— Отец, прошу тебя, отпусти Александру! Она в шоке и вряд ли толково объяснит свои поступки.

— Это ты ее довел до такого состояния! Не было случая, что бы Александра не толково...

— Отпусти! — Станислас уперся, и босс понял это.

— Хорошо, — согласился Хадраш-старший. — Ее проводят.

— Я сам провожу ее до машины, будто бы я не знаю, что ее проводят до кабинета Ставицкого.

Мне было все равно, я покорно вложила ладошку в руку Станисласа и встала из кресла.

Глава девятая

— Да, а по виду не скажешь, симпатичный, приятный в общении, а на самом деле... — за бутылкой водки Галина слушала мой рассказ открыв рот.

— Вот такой незапланированный трах, — попробовала пошутить я, но вышло не смешно, — а самое ужасное то, что я его до сих пор люблю. Ненавижу и люблю.

От участия Галины я расслабилась, и слезы крупными горошинами капали в тарелку с закуской. Запястья мои болели, на бедрах, плечах и шее я видела синяки, начинающие наливаться лиловым.

— Свинья! — обозвала я Станисласа, и заплакала еще горше.

Поздно вечером вернулся Василий и, хлопнув рюмашку, без обиняков предложил:

— Бросай ты этих компьютерщиков, айда к нам! У нас знаешь, как женщин уважают? Ни тебе грубого слова, ни косого взгляда, только любовь! А уж чтоб снасильничать...

— Хватит мне уже любви, — заплетающимся языком проговорила я. — Я пошла домой, спасибо за компанию.

Я забрала скучавшего без меня Базиля, и соседи проводили меня до двери.

Еще вчера я решила, если Владимир Станисласович не будет возражать, я продолжу работать в 'Хадраш текнолоджи'. Как только я вошла в офис, меня тут же попросили зайти в кабинет к Игорю Александровичу.

Ставицкий сидел в огромном кожаном кресле и разговаривая по мобильному телефону. Окна его кабинета выходили в дворик и через открытую фрамугу в кабинет долетали звуки работающей бензопилы. Работники службы озеленения подпиливали ветки старых деревьев, затеняющих кабинеты второго этажа. Ставицкий жестом указал мне на стул, около письменного стола в стиле хай тек. Ставицкий был продолжением стиля своего кабинета: элегантен без вычурности, за кажущейся простотой прячется продуманность до мелочей и высокая организованность. Милашка Ставицкий был насквозь пропитан подозрением и отличался почти инквизиторской коварностью. Я знала, что наш матч, как выражаются футболисты 'состоится при любой погоде', несмотря на отсрочку устроенную Станисласом. Врать не было смысла, Ставицкий не простит лжи. Я решила умереть быстро и по возможности безболезненно. Станисласа допросили еще вчера, и мне было безумно интересно, что он поведал шефу департамента по безопасности. Есть шанс кое-что уловить из беседы с Игорем Александровичем. Ставицкий закончил разговор, бросил супермодный телефон на бумаги стола и посмотрел на меня рентгеновским взглядом. Я спокойно дала себя отсканировать, и смело глядела ему в лицо.

— Итак, с чего начнем?

— С начала. С моего третьего свидания с информатором.

— Слушаю.

Я начала рассказ, но не забывала выкидывать сексуальные сцены с участием Станисласа и героини. Ставицкий слушал внимательно, глядя мне в глаза. Я жестикулировала, изображала эмоции, но когда возвращала взгляд к Ставицкому, то встречала не сходивший с моего лица ледяной взор Большого Брата. Дойдя до попытки Станисласа отомстить мне за предательство, я поперхнулась и торопливо сказала:

— Ну, дальше вы знаете.

— Очень интересно. Значит 'Хадраш текнолоджи' обязана вам своим спасением?

— Я этого не говорила.

— Владимир Станисласович оценил ваши бесценные услуги. Вот конверт, — он пододвинул тощий конверт в мою сторону, заметив мой взгляд, продолжил, — здесь кредитная карта Юнион банка, пинкод там же. Мы свяжемся с вами, когда Владимир Станисласович примет решение. Ситуация весьма щекотлива, со Станисласом Владимировичем вас связывали не вполне служебные отношения. Вы нарушили одну из заповедей... Это непросто забыть. Кто оступился единожды, тот уже поражен болезнью ошибок. Как говорила моя бабушка: пошла корова гулять по чужим огородам, одна дорога ей — на бойню.

Интересно, кем была бабушка Ставицкого, комиссаром Губ ЧеКа? Бойня. Вот чего я заслужила, борясь за интересы корпорации.

— Спасибо за наставление, Игорь Александрович. До свидания.

Я сгребла конверт со стола и направилась к выходу.

— Александра, — окликнул меня Ставицкий, — вы прекрасный специалист. Желаю вам удачи. Искренне.

— Спасибо, — сказала я, тряхнув конвертом, зажатым в кулачке.

Вернувшись домой, я обнаружила собравшийся в полном составе семейный совет. Четыре моих двоюродных брата прибыли из Коровинского, чтобы из первых уст услышать, в какое дерьмо влезла их сестренка. Я обреченно села в кухне, у большого круглого стола, накрытого белоснежной скатертью.

— Ну, — начал старший Виктор, — рассказывай.

— Пусть Ромка выйдет, — попросила я.

— Вот так всегда, как помощи просить так к Ромке, а чуть что так я мал еще! — возмутился он.

— Выйди Роман, — велел Виктор.

Ромка, недовольно отодвинув стул, встал и посмотрел на меня. Я опустила глаза. Он вышел из кухни, захлопнув за собой дверь.

— Что за людишки бегали по поселку и интересовались тобой? — задал вопрос Андрей, понявший, что мне надо с чего-то начать.

— Сотрудники нашей службы безопасности, — ответила я.

— Ты что обобрала своего босса? — спросил Филипп.

— Нет, наоборот, я в очередной раз ему помогла.

— И они искали тебя, чтобы отблагодарить? — усмехнулся Виктор.

— Скорее они искали сына моего босса, я как личность вряд ли могу их заинтересовать.

— Что сынок натворил? — спросил Андрей.

— А вот сынок как раз и хотел обобрать папашу.

— Бог с ними, сами разберутся. Ты нам расскажи, что с тобой произошло, и что ты наплела Ромке о чужом муже? — вступил Филипп.

— Просто так ляпнула. Мне не хочется вспоминать о том, что произошло. Стыдно.

— Здесь все свои. Если кто-то тебя обидел, мы должны разобраться. Ты не сирота, — веско произнес Виктор.

— Он попытался меня изнасиловать, — я сглотнула, горло свело судорогой, и я замолчала на мгновение, но затем уточнила: — Ну, сначала мы ...по любви, и потом тоже, ...а потом он разозлился на меня за то, что я сломала его планы, и хотел отомстить мне таким образом.

— Ничего не понимаю, зачем брать насильно то, чего тебе и так дают? — спросил с усмешкой Андрей.

— Этим можно унизить, — ответила я непонятливому брату.

— Он тебя бил? — это Виктор.

— Нет, только связал.

— А синяки?

— Лучше бы он меня избил! — не выдержала я. — Синяки, черт с ними, пройдут!

— Я его убью! — вскочил Филипп.

— Успокойся, — велел ему Виктор. — Изнасилования не было, и потом, сначала-то они по любви...

— Я ему морду набью! — не успокаивался Филипп.

— Поговорить с пареньком надо, не след ему Александру обижать. А там, по обстоятельствам, можно и в морду, — сказал Андрей.

— У него целая служба безопасности! — поднялась я и, вспомнив, что Станислас первое лицо 'Глоуб Коммьюникейшн' добавила. — Даже две, у него и у отца.

— Ты, Александра, сядь и спокойненько напиши нам адреса, по которым мы его можем найти.

— Не надо, Витя, — попросила я.

— У тебя четыре брата и ты думаешь, мы ему спустим? — сказал некровожадный Виктор.

— Я его на ленты распущу! — пообещал Филипп.

— Твои братки намяли мне бока.

— А ты думал, что за меня некому заступиться?

Голос Станисласа звучал в телефонной трубке, и сердце сжималось от любви и обиды. Я ненавидела его. Я жалела его. Я любила его, даже после его постыдных действий, после сказанных в гневе обидных слов.

— Меня уволил Ставицкий, — перешла к делу я. — Владимир Станисласович не удостоил меня даже беседы.

Я говорила, а обида стояла комом в горле и изменяла мой голос.

— Ты плачешь? — удивился Станислас.

— Нет, — ответила полуправду я.

— Не смей плакать, — приказал он, — мое предложение остается в силе. Только теперь это не отцовский филиал, а 'Глоуб Коммьюникейшн'.

— Нет. Слишком похоже на предательство.

— Не привыкать.

— Сейчас я положу трубку и попрошу больше не звонить.

— Прости, прости! Я серьезно. И нам нужно увидеться.

— Зачем?

— Я тебе кое-что должен. Можно я приеду к тебе?

— Нет. Я в тебе не уверена. Ты неуравновешенный психопат. Насильник и сексуальный маньяк.

— Согласен. Тогда приглашаю в ресторан.

Слишком быстро он согласился со своим диагнозом. Это меня насторожило. Станислас опять что-то затевал. Мое любопытство выглянуло из убежища, куда оно складывало нелегкую добычу, и радостно потирало ладошки, совсем как Станислас.

— Хорошо, — согласилась я.

Он выбрал тихое местечко. Терраса утопала в зелени, столы были накрыты нежно салатового цвета скатертями, на них небольшие букетики садовых цветов в крохотных вазочках. Станислас в брендовых солнцезащитных очках, легком костюме известного кутюрье, с идеально подобранным галстуком, и элегантной обувью. Я поняла, что никогда не видела Станисласа в его повседневной одежде. Совсем недавно это была больничная пижама, спортивный костюм, халат медсестры и вещи, купленные мной в Коровинском. А теперь! Оказывается он щеголь!

За меня тоже не надо было краснеть, много времени посвятила своему стилисту, макияж был неброский, но на уговоры перекрасить выбеленные волосы не поддалась. Угадали почему? Да, надежда умирает последней.

— Может, снимешь очки, я не вижу твоих глаз, лишь свое отражение, — попросила я.

Станислас взял пальцами тоненькую золотую дужку и сдернул очки с глаз. Вчера, наверное, синяк был в виде голубой тени, сегодня налился лиловой зеленью, и немного припухло веко.

— Извини.

— Чего уж там. Заслужил. Твои братья гуманно со мной обошлись. Молодой только не сдержался.

— Филипп.

Мы сделали заказ. Официант, похожий на английского актера Джуда Лоу, разлил по бокалам белое итальянское вино. Станислас начал рассказывать, как в прошлом году отдыхал в Италии, в местечке Монтегротто, славящемся своими радоновыми источниками. Рассказывать он умел, я представляла маленький городок, с кривыми улочками, выложенными булыжником, со старинной усадьбой на высоком холме, и серпантины горных дорог, и виноградники, залитые ласковым итальянским солнцем.

— Мы взяли на прокат автомобиль, и побывали в Падуе и Венеции. В городе влюбленных толпы туристов, затхлые каналы, заплесневелые здания, всё облеплено голубиным пометом. Падуя мне понравилась больше. Там многолюдно лишь в районе старинного Падуанского университета, даже в соборе Святого Антония нет толчеи и давки.

Меня больно кольнуло 'мы', я старалась не впасть в приступ ревности, но итальянское вино вдруг мне показалось кислым. Я отставила бокал. Станислас заметил.

— Не нравится вино?

Он поднял вверх указательный палец и официант тут же наклонился к нему:

— Заменить Тосканским?

— Лучше французским, — вставила я.

— Какое вино желаете? — предложил карту вин 'Джуд Лоу'.

— Шато-д-Икем, — выбрал Станислас.

Двести пятьдесят долларов за бутылку! Станислас сошел с ума или я ему для чего-то очень нужна. Сейчас узнаем для чего.

— Только, прошу тебя, не развлекай меня байками о твоих приключениях во Франции.

— Хорошо, тогда к делу, — согласился Станислас.

Принесли закуски и вновь разлили вино.

— Тост. За женщину, которая меня покорила.

— Не буду я пить за твоих баб, — тихо буркнула я.

— За тебя, Александра.

Я подняла бокал вверх, приветствуя тост Станисласа. Его подхалимаж был конкретным и напористым. Я ждала. Он не торопился, втянул в рот кусочек из морского коктейля, обмакнув его в экзотический соус.

— Александра, — он промокнул губы льняной салфеткой, — мое предложение жить вместе... Я всё еще надеюсь, что ты согласишься... Давай забудем о наших ошибках и начнем сначала.

— Не обсуждается, — отрубила я.

— Выслушай меня. Не торопись ответить нет, — он положил ладонь на мои пальцы, испытывающие нити скатерти на прочность. Пальцы дрогнули, и он сжал их.

— Хорошо, — поспешно сказала я.

— Итак...

— Сейчас ты похож на Ставицкого, — перебив его, заметила я. Он оставил мою реплику без ответа.

— Итак, что мы имеем. Несмотря на то, что ты оказала неоценимые услуги 'Хадраш'...

— Оценимые, оценимые...— съязвила я, сделав глоток из бокала.

— Не перебивай, пожалуйста, — Станислас взглянул на меня с укором, я мешала ему, — ...тебя уволили, практически не поблагодарив, напоследок устроив унизительный допрос. Так?

— Так.

— Ты ничего не должна им? — уточнил Станислас. — Тебя не связывают страшные клятвы?

— Нет и никакие, — ответила я сразу на два его вопроса.

— Тогда двери 'Глоуб Коммьюникейшн' гостеприимно открыты для тебя, — он развел руки в приглашающем жесте.

— Звучит как рекламный слоган.

— Ты всё шутишь. Между прочим, мы вполне способны оценить твои способности и таланты. Чем 'Глоуб' хуже 'Хадраш'?

— Ты вышел из подполья?

— Моя конкурентная деятельность теперь не тайна. Я сделал 'Хадраш' великолепный подарок — лидерство на рынке и новейшие разработки 'Глоуб' из собственных рук.

— Кстати, мы и так шли впереди! — вступилась я за корпорацию.

— Еще считаешь себя в команде?

— Слишком мало времени прошло, никак не привыкну. Скажи мне, ты открыл отцу, что 'Глоуб' принадлежит тебе, а о своей роли в установлении на рынке лидерства 'Хадраш' ты тоже ему рассказал?

— Рассказал. Зачем врать? Я прекрасно знал, что Ставицкий вытряхнет из тебя правду, да ты и сама не будешь ничего утаивать.

— Конечно. Перед Хадраш моя совесть чиста. И как родитель принял твою попытку отнять у него его детище? Цитирую: разбить на части и продать и деньги пустить на ветер.

— Отцу, конечно, я о своих планах не поведал. Сказал, что хотел украсть его секреты, чтобы выйти на первое место. Вполне понятное желание у бизнесмена. Хотели же они украсть у 'Глоуб' и украли бы, если представился случай.

— Это его удовлетворило?

— Отца да. Даже не бранил, пожурил по-отечески за прыткость.

— Легко отделался.

— Но только не от Ставицкого. Как его задело, что я хотел его обставить! Искры из глаз сыпались, слюной брызгал! Обещал в порошок стереть, да только кишка тонка, как говорит наш корпоративный проктолог.

— Со Ставицким лучше дружить, — посоветовала я.

— Я хочу дружить с тобой, вместе мы натянем нос Ставицкому! Неужели тебе не обидно, что они выбросили тебя как нашкодившего котенка, вместо того, чтобы носить на руках, в знак благодарности.

— Нет, мальчики, я в ваши игры больше не играю.

— Александра, прошу тебя, во имя тех прекрасных дней, что мы провели с тобой вместе. Ты помнишь, как хорошо нам было? Мы сможем повторить, я верю!

— Так тебе нужна я или моя помощь? — уточнила я.

— Мне нужно всё, твое тело, твой ум, твоя поддержка!

Тело, ум, поддержка. Не любовь. Станислас привык относиться к людям как к вещам, сегодня полезна — значит нужна, завтра отпадет надобность, и бесполезную вещь выкинут на свалку. Чего ими дорожить, их много в жизни, вещей, стремящихся быть полезными. Конечно, будучи правой рукой Владимира Станисласовича, я была допущена ко многим документам, имеющим значение, и хранила коммерческие тайны. Отстранение меня от работы с одной стороны подвергало 'Хадраш' опасности, но хитрый Ставицкий понимал, что при наших со Станисласом отношениях, тайны, скорее всего, таковыми уже не являются. Было принято решение не допускать меня к тому, что я еще могла бы узнать останься я работать на 'Хадраш' дальше.

Я ковыряла ложечкой остывший жульен, Станислас молча ждал моего ответа.

— Надоело быть пешкой в чужой игре. Попробуй без меня.

Он забарабанил пальцами по столешнице. Схватил льняную салфетку и скрутил ее жгутиком. Бросил ее на стол.

'Сейчас он обзовет меня страшилой, напомнит, что мне не найти такого дурака, который будет трахать меня', — тоскливо подумала я.

— Предлагаю подумать. Не отвечай сейчас.

— Откуда такое терпение? — не удержалась я в крайнем удивлении.

— Хоть ты мне и не веришь, но я не хочу тебя потерять, и ты убедишься в этом.

'Не хочешь вместе со мной потерять секреты Хадраш', — добавила про себя я.

— Хорошо, я подумаю, — согласилась я, решив узнать, каким способом Станислас постарается меня убедить. Я догадывалась, что способ этот будет древнейшим и очень мужским. Что может быть убедительней любовных клятв на пороге оргазма?

Взяв отсрочку, я расслабилась, и далее ужин стал напоминать обычное свидание. Я посмеялась над нерасторопностью службы безопасности 'Глоуб', и Станислас сознался, что погони не было, только организованный спектакль: для убедительности глоубовцы гнали нас из больницы до самого автовокзала. Спектаклем оказался и мой обыск в автоматизированной камере хранения, 'дяденька' был проинструктирован, что получатель не должен уйти от информатора пустым. Идеальная складывалась ситуация! Ставицкий, со своей стороны, организовал охрану информатора, 'Глоуб', со своей, охрану получателя, так что встретиться и обменяться нам пришлось бы в любом случае. Беспроигрышный вариант. Как некстати я заподозрила Станисласа в двойной игре! К своей радости я поняла, что 'рожа' не является сотрудником департамента по безопасности 'Хадраш текнолоджи', ведь он вместе с 'дяденькой' и 'армейцем' разыскивал нас на автовокзале.

Мое уважение к Владимиру Станисласовичу, поколебленное, но все же живучее, воспряло духом. Ставицкому было гораздо сложнее. Он был посвящен в дело, и устраивать на нас облавы не спешил, ждал сообщений. А когда на него прикрикнул обеспокоенный Владимир Станисласович, было уже поздно, мы исчезли из города. Но все же он нас нашел. Мы вспомнили как нелегко, но весело нам жилось в Житино, как Станислас колол дрова, а я готовила в печи, взгляды наши встретились, и я опустила глаза, припомнив вдруг, каким образом Станислас хотел мне отомстить.

От кофе я отказалась, пора домой, к Базилю.

— Пригласишь? — с надеждой спросил Станислас.

— В следующий раз, — пообещала я.

— Александра, я хочу отблагодарить тебя, помнишь, я обещал? Но я не хочу делать это так, как сделал мой отец. Не возражай, — Станислас подозвал 'Джуда Лоу', и тот подошел ко мне с серебряным подносом, на котором лежал большой черный бархатный футляр. — Открой его.

Я взяла футляр в руки. Пальцы ощутили приятную мягкость бархата, и я с удовольствием провела ими по поверхности крышки футляра. Щелкнув золотым замочком, крышка ушла вверх, и я восхитилась разноцветной игрой граней бриллиантов и сапфиров массивного колье.

Станислас поднялся и подошел ко мне. Он вынул колье из футляра, встал за моим стулом и, слегка зацепив волосы, застегнул его на моей шее.

— Королевский подарок, спасибо Станислас, — только и смогла произнести восхищенная я.

— Это еще не всё.

Положив несколько зеленых купюр на поднос обалдевшего 'Джуда Лоу', Станислас потянул меня к выходу. На парковке ресторана он остановился, достал из кармана брюк ключи с массивным брелоком, и, нажав на кнопку, оглянулся по сторонам. Ему отозвался серебристый 'Лексус', элегантный и блестящий новизной. Станислас вложил ключи в мою ладонь.

— Он твой. Я знаю, как жестоко обошлись грабители с крошкой 'Дэу', в этом есть и моя вина.

Он тащил меня за руку к автомобилю, а я все еще не могла придти в себя. Он сумасшедший! Колье перекрывало все мои расходы, как бюджет США бюджет Народной республики Анголы! Еще и 'Лексус'! Станислас открыл дверь, и я вдохнула чудесный запах нового автомобиля, запах новой кожи и тонкий аромат цветов. Букет. Огромный букет роз. Станислас усадил меня в салон, но не к рулю, а на заднее сиденье и набрал номер на мобильном.

— Евгений, мы на месте.

Не успела я спросить, что происходит, как от здания ресторана к нам заторопился молодой человек в классическом костюме, галстуке и фуражке.

— Твой шофер на сегодняшний вечер. Можно мне проводить тебя? Извини, я заранее подготовился, у твоего дома меня ждет служебный автомобиль.

— Да, конечно, — я находилась под впечатлением от подарков и ошеломительного ухаживания Станисласа. Он явно намеревался продолжить вечер у меня. После такого натиска не устоит ни одна дама. Что делать? Отказать? Согласиться? Сердце мое склонялось ко второму. Согласиться и дать себя увлечь в омут бесконечных подозрений в его неискренности, в его непостоянстве. Стать его игрушкою на время. Время... Получить перстенек в подарок за приятные минуты, за разорванное сердце, за растоптанные мечты. И присоединиться к армии бывших любовниц... Вот уж дудки! Накрутить себя у меня всегда получалось на отлично. Слушая Станисласа я улыбалась ему, но не поняла ни слова. Когда 'Лексус' притормозил у моего подъезда, Станислас закинул свою руку на изголовье моего сиденья. Чуть наклонился ко мне.

— Может быть, все-таки пригласишь?

— Не сегодня, — и попыталась смягчить свой отказ. — Я благодарна за подарки. Ты очень щедр.

— Я знаю способ...

Я положила пальцы на его губы, заставляя замолчать. Он поцеловал тыльную сторону моей ладони. Мурашки поползли по позвоночнику, и я невольно придвинулась к нему, чтобы отнять свою руку. Его рука, лежащая спокойно на изголовье, вдруг обвила мою шею, и я оказалась захваченной в объятья. Станислас не теряя времени впился губами, но его язык уперся в мои сжатые губы. Я оттолкнула его.

— Не ломайся, — начал терять терпение Станислас.

— Пошел к черту, — четко произнесла я.

— Я думал, будет проще, — наконец закипел он, — все еще строишь из себя девственницу? Или Казбек уже утешил тебя?

— Что ты привязался к Казбеку? Когда тебя отталкивают в первую очередь надо подумать, не виноват ли ты.

— Умница. Только поможет ли тебе ум в личной жизни?

— Тебе этого уже не узнать. Прощай, — не удерживаемая Станисласом, я вышла из машины. — Ключи от 'Лексуса' брось в мой почтовый ящик.

Глава десятая

Неделю я не имела новостей о нем. Станислас или потерял ко мне интерес, или смирился с отказом. Решив посетить своего стилиста, я хотела не только стать привлекательней, но и услышать сплетни, коими подпитывался весь коллектив салона красоты. Мне нравилась атмосфера и парфюмерные запахи салона, здесь действительно можно отдохнуть и расслабиться. Выслушав охи и ахи по поводу моего свежего вида (отдыхать — не работать), я села в салонное кресло и ошеломила Ингу просьбой нарастить мне волосы. Инга немного поуговаривала меня, но для проформы, процедура наращивания волос дорога, и в этом случае заботиться о благе клиента настойчиво не стоило.

— Какие новости в нашей провинции? — спросила я, когда Инга убедилась, что я не передумаю делать дорогую процедуру, возликовала и принялась подготавливать материалы.

— Девочки из 'Глоуб' рассказывали, что объявился их хозяин. И кто он, как вы думаете? Станислас Хадраш собственной персоной. Рассказывали, что он собрался жениться, невесте подарил бриллиантовое колье и 'Мерседес' последней марки, но что-то у них не заладилось... И теперь Хадраш-младший ударился в загулы. В казино 'Двенадцать цезарей' сорвал банк, да весь тут же и просадил на шампанское и девиц. Дружки вокруг него как саранча, а он то двери вышибет, то крупье в глаз даст, уж и гнали его, но все равно принимают, вот сколько денег на ветер бросает.

Инга покивала головой, осуждая его. Я тяжело вздохнула. Сорвался Станислас с катушек.

— Раиса как узнала, что Хадраш-младший в загуле, — продолжала Инга, — так из казино не выходит. Все ждет, когда он нагуляется, вот тут она его и прихватит. Жених-то завидный, подумать только 'Глоуб Коммьюникейшн'!

— Кто эта Раиса? — настороженно спросила я.

— Бросил он ее, как раз перед аварией. А пока в больнице лежал, спутался с секретаршей отца, та ему помогала разорить... Ой...

Инга прикрыла свой рот сразу двумя ладонями. Зрачки от ужаса расширились, и ее голубые глаза стали черными.

— Александра, простите, я не хотела... я думала, что это другая... я извиняюсь!

— Вы же рассказываете мне слухи, а не выражаете свое мнение, так что не стоит извинений! — ободрила ее я, и улыбнулась самой милой улыбкой, на какую была способна. — Продолжайте, прошу, мне очень интересно!

Инга успокоилась, увидев мою реакцию и поощрение к дальнейшему рассказу.

— Так вот, Раиса, работает в модельном агентстве. Всегда с иголочки, рост метр восемьдесят, ноги от ушей. Мужики за ней увиваются. Она ко мне приходит раз в неделю, как и вы, и каждый раз за ней приезжают разные кавалеры. А уж как она переживала разрыв с Хадраш-младшим! Бегала за ним, как собачонка, а он ни в какую: не нужна ты мне Раиса, вот и весь ответ. Может в этот раз ей повезет? Надоест ему по кабакам и казино шляться, а тут Раискин тепленький бочок, и искать не надо.

— Что-то я ее не припомню, ты говоришь, она к тебе раз в неделю ходит?

— Вы по пятницам, она по средам. Поэтому и не встречались.

Инга выполняла кропотливую работу и без устали пересказывала мне городские сплетни. Только кроме Станисласа меня ничего не интересовало.

Я вышла из салона длинноволосою блондинкой, нацепила на нос темные очки и взглянула на себя в витрину салона красоты. Хорошенько приодеться и можно посетить казино, посмотреть на буйство Станисласа, оценить Раису и сложившуюся обстановку.

В "Двенадцать цезарей" Станисласу выделили отдельный кабинет, чтобы меньше привлекал внимание посетителей. Придется ждать, когда ему придет блажь поиграть в рулетку. Я оглядела игровой зал: столы с зеленым сукном, вежливые и непробиваемые крупье, на стенах картины с зарисовками стилизованными под римские фрески. В ресторанном зале по периметру выставлены бюсты двенадцати римских цезарей на невысоких колоннах. Девушки в туниках, мужчины в тогах украшали лепнину потолка. Я села за свободный столик и сделала заказ. Мне принесли шампанского. Несмотря на полумрак зала, я не сняла темных очков. Ко мне начали присматриваться одинокие мужчины. В ресторанном зале Раисы не было.

'Наверно уже со Станисласом' — подумала я. Мне стало грустно, и я задумалась о том, не был ли ошибкой мой приход в казино?

Из лабиринтов отдельных кабинетов вывалился пьяненький юноша, таща за руку упирающуюся девицу. Девица была хороша собой: высокая, с короткой стильной стрижкой и длинными ногами в крошечной мини-юбке. Раиса! Юноша с силою дернул ее за руку, и она по инерции сделала несколько шагов на высоких каблуках. Юноша снова схватил ее за руку и опять стал тащить ее в направлении игрового зала.

— Олег, прекрати! — взмолилась она.

— Иди, иди! Тебе что сказали? Чтоб духу твоего не было!

— Он пьян! — сопротивлялась она.

— Тем более иди, не доводи до греха!

— Ты сволочь, Олег! — она уперлась и не хотела подчиниться.

Метрдотель, наблюдавший за развивающимися событиями, сделал шаг в их сторону, но, подумав, остановился.

— Не я, Рая, меня Станислас попросил, — равнодушно сказал ей юноша.

— Вы оба сволочи! — не унималась разъяренная Раиса. — Я имею право находиться здесь!

— Вот и находись, только не рядом с нами, уважай наше право на личное пространство.

Раиса обиженно надула губы и, фыркнув на юношу, развернувшись, удалилась в игровой зал. Метрдотель облегченно вздохнул. Юноша поправил съехавший галстук и собирался скрыться за перегородкой, но, увидев меня, остановился.

— Кто вы, милое созданье? — пропел он. — Давайте знакомиться!

— Молодой человек, вы только что наглядно продемонстрировали, как вы умеете обращаться с дамами, у меня нет ни малейшего желания знакомиться с вами, — отбрила я его.

— Одинокая девушка за столиком, непорядок, — как ни в чем ни бывало, продолжил он, — я тут с другом, мы ужинаем в кабинете. Я вас приглашаю.

— Ваш друг такой же галантный мужчина? — иронично спросила я.

— Зачем гадать, давайте я вам его представлю... — и не успела я отказаться от такой чести, как юноша громко позвал. — Станислас!

Он появился в зале, держа в пальцах непотушенную сигарету. Полы пиджака расстегнуты, узел галстука ослаблен, в зеленых глазах янтарным прибоем плещется виски.

— Станислас хочу тебя представить прекрасной незнакомке, прикинь, она не захотела назвать свое имя. Может тебе повезет больше?

— Как зовут тебя, русалка? — хамовато спросил Станислас развалясь на противоположном стуле, и, увидев мой бокал, крикнул. — Шампанского!

Официант поторопился исполнить его приказание. Выстрелила пробка, запенились бокалы. Я ждала продолжения.

— Ну-с, выпьем за знакомство, — он поднял бокал и чуть наклонил голову, — так как зовут тебя, сирена?

— Александра, Александра Исаева, — я решила представиться полностью, чтобы наверняка пробить брешь в броне пьяного Станисласа.

— Саша?! — он отшатнулся, тело его накренилось, но со стула он не свалился, восстановил равновесие и спросил невпопад. — Зачем ты здесь?

— Затем, зачем и ты, отдыхаю, — ответила я спокойно. — Весело тут? Ни разу здесь не была.

Юноша, которого звали Олег, смотрел на нас, приоткрыв рот.

— Вы что, знакомы? — наконец спросил он.

— Старые знакомые, — подтвердила я, улыбаясь. — Правда, Станислас?

Он мотнул головой.

— Вот что, милый друг, — сказала я строгим голосом, — хватит уже гулять. Возьми себя в руки. Вспомни, какие планы ты строил, а скатился до банального пьянства! Оплати счет, я отвезу тебя домой.

— Ты чего тут раскомандовалась! — повысил голос Олег, испугавшись, что кончится халява. — Станислас, не слушай ее!

— Заткнись, — оборвал его Станислас, он тяжело поднялся со стула, подозвал официанта, и они скрылись за перегородкой.

— А вам молодой человек, я советую выбрать для доения другой объект. Вряд ли Станислас вернется в это заведение, — посоветовала я Олегу. Он презрительно глянул на меня и, пошатываясь, вышел в игровой зал.

Метрдотель благодарно взглянул на меня, и на мою просьбу принести мой счет ответил, что господин Хадраш все оплатил. Станислас вернулся к моему столику, я встала и, взяв его под руку, направилась к выходу. Станислас свободной рукой подхватил недопитую бутылку шампанского. Одергивать я его не стала. Мы и так привлекали всеобщее внимание. Проходя через игровой зал, я увидела Олега шептавшего что-то на ушко Раисе, и они оба посмотрели в нашу сторону. Станислас махнул им на прощанье рукой, а я ускорила шаги в надежде покинуть казино без скандалов.

Я управляла 'Лексусом', а Станислас пытался залезть ко мне под юбку. Я не могла бросить руль, лишь шипела на него и пыталась убрать его наглую руку. Станислас посмеивался и продолжал испытывать мое терпение. Хорошо, что от казино до дома Станисласа было недалеко. Припарковав машину во дворе, я сначала шлепнула его по щеке, на что он ничуть не обиделся, и потащила Станисласа к двери парадного. Станислас прислонился к одному из двух атлантов, поддерживающих крышу парадного, и я не удержалась от шутки:

— Третьим будешь?

Код домофона я помнила, и мы беспрепятственно вошли внутрь. Пешком на третий этаж! Преодолевая огромные пролеты, мы добрели до заветной двери.

— Мне все время приходится тебя таскать! — напомнила я Станисласу начало нашего побега.

Станислас пьяно улыбался, в поисках ключей шаря по карманам брюк одной рукой, второй он крепко сжимал бутылку с остатками шампанского. Терпение мое кончилось, и я начала искать их сама.

— Это что, обыск? — глумился Станислас. — Будь поласковей, это со мной впервые.

— Пьяный дурень! — в сердцах сказала я, найдя ключи во внутреннем кармане пиджака.

Я открыла три замка, с которыми Станислас с трудом бы справился в таком хмельном состоянии. Мы прошли в холл. Я позвонила в охранное бюро, и сообщила, что вернулся господин Хадраш. Станислас направился в спальню, по дороге отхлебывая шампанское из горлышка. Я догнала его и отняла бутылку.

— Все, Станислас, отоспись, завтра ты начинаешь новую жизнь! Ни капли спиртного! Никаких кабаков! На девиц вето не накладываю, сам разберешься.

Станислас сел на низкий топчан в своем 'гареме'. Грустно посмотрел на бутылку в моей руке. Потом улыбка растянула его губы.

— Ну, если ты поможешь мне раздеться...

Я, чертыхнувшись, начала снимать с него пиджак. Если я этого не сделаю, он уснет в одежде, подумала я, согласившись на его шантаж.

— Занимаешься привычным делом... — пробормотал он.

— До встречи с тобой мне не доводилось раздевать и одевать мужчин, — посетовала я.

— Останься у меня. С утра у меня будет жуткое похмелье, — попросил он.

— Я принесу тебе 'Алказельцер' и стакан воды. Утром, не вставая, примешь, еще немного поспишь и придешь в норму. Остаться я не могу. Рано утром улетаю за границу.

— К-куда?

— Далеко. Вернусь, проверю, выполняешь ли ты свое обещание. А сейчас, спать!

Я принесла воду и таблетки, прикрыла Станисласа легким шелковым одеялом, погасила свет и, не слушая стенаний Станисласа, покинула его жилище.

Про поездку заграницу я ему соврала, но сейчас эта идея показалась мне очень привлекательной. Отдохну немного, в городе меня ничего не держит. Базиля подкину Галине. Она не откажет. Решено, утром в туристическое бюро, и первым рейсом к морю!

О своей беременности я узнала в курортном городке Сан Ремо итальянской провинции Лигурия, так называемой Ривьеры ди Поненте. Я отдыхала там уже месяц и всерьез задумывалась о продлении визы. Я остановилась в великолепном Ройял Отеле, в комфортабельном номере с видом на лигурийские пейзажи, пляж и море. Мне с первого взгляда понравилось это местечко, серебристые от лунного света скалы, пестрые шумные пристани, тихие уютные бухты, паруса яхт, раздуваемые ветром, казино, похожие на дворцы и первоклассные отели. Каждый день приносил разнообразные развлечения, на суше — праздник цветов, показы мод, автомобильные гонки, боксерские бои для любителей погорячее, на воде — парусная регата и соревнования по гребле.

Я загорела, привела и без того хорошую фигуру в отличную форму, посетила SPA-салон, где мне дали несколько полезных профессиональных советов по косметологии. Очевидно, чудодейственный воздух Ривьеры произвел свое волшебное действие на мою внешность, за мной наперебой начали ухаживать местные донжуаны. Я кокетничала и дразнила настойчивых кавалеров с горячей, как вода в гейзере, кровью. Мне не хотелось возвращаться в родные пенаты, только очень скучала по Базилю. О Станисласе я старалась не думать.

Нехорошее самочувствие по утрам я списывала на адаптацию к чужому климату, острую пищу или лишний бокал шампанского за ужином, до тех пор, пока я не потеряла сознание на пляже. Солнечный удар. С таким диагнозом меня доставили к гостиничному эскулапу. Ройал Отель, гостиница большая и многолюдная, медицина занимала значительную часть северного крыла. Медицинских сестер, по всей видимости, клонировали, и они напоминали персонажей порнофильмов. Я сразу вспомнила Василия, за ним по цепочке Галину и Базиля. Доктор, молодой итальянец, деликатно осмотрел меня, измерил давление, температуру и попросил меня сесть в смотровое гинекологическое кресло. Я от неожиданности вытаращила глаза.

— Я считаю, что вы беременны, но чтобы в этом убедиться, необходим осмотр.

Сердце забилось от испуга. Счетчик в моем мозгу заработал с невиданной быстротою. После первого опыта пять дней в бегах, подарки Станисласа на седьмой, ссора и неделя разлуки, 'Двенадцать цезарей' и месяц в Сан Ремо, итого сорок четыре дня. Шесть недель беременности! Глупая, даже забыла о регулярности. Отдыхаю! Доктор прав, необходимо быть уверенным. Отбросив стыдливость, я ждала приговора.

— Поздравляю! Вы ожидаете первенца?

— Да, доктор, — счастливой я бы себя не назвала. Может в других обстоятельствах...

— Сообщите об этом вашему мужу и поздравьте его и от моего имени тоже, — сказал любезный доктор.

— Спасибо, доктор.

'Интересно, как Станислас отреагирует на известие, что он скоро будет отцом?' — тоскливо подумала я, снимая одноразовый бумажный халат и застегивая легкий сарафан.

Едва я вернулась в свой номер, кельнер принес цветы от администрации отеля и вазу из розового богемского стекла. Полежав на постели, прислушиваясь к себе, я встала и достала из стенного шкафа свои чемоданы. Потом позвонила на стойку размещения, и попросила портье заказать мне билеты на ближайший рейс до Милана и далее до Москвы. Собралась и снова позвонила портье. До Милана рейс отправлялся вечером, но до Рима будет через два часа. Мне было все равно, лишь бы лететь и я попросила рассчитать меня и спустить мои вещи к заказанному до аэропорта такси. Стыковка между рейсами Рим-Москва полтора часа. Я молилась, чтобы не задержали рейс, и не потерялась стыковка. Вечером рейсом авиакомпании 'Алиталия' я прибыла в Шереметьево.

До нашей области шесть часов езды на поезде, но я решила облагодетельствовать одного из московских таксистов. Охотников тащиться в такую даль не было, но когда я назвала сумму гонорара за ралли, то от желающих не стало отбоя, я прекратила дискуссию, выбрав молодого крепкого парня, способного выдержать ночную поездку. Объявив ему о своем положении, я попросила ехать быстро, но осторожно.

— Не вопрос, пристегнитесь, дамочка, скоро Москва останется за спиной, — пообещал лихой шереметьевский таксист.

Всю дорогу он развлекал меня шоферскими байками, по пути мы остановились в старинном русском городе заправиться, выпить кофе с бутербродами и посетить туалетные комнаты.

В час ночи я подъезжала к своему дому, где меня ждала вызванная мной по телефону Галина. Я попрощалась с таксистом, и мы расстались довольные друг другом. Галина подхватила один из моих чемоданов и, расспрашивая меня о моей поездке, нажала кнопку лифта. Побросав чемоданы в свою квартиру, я пришла на чашку чая к соседям. Восхищаясь красотами Ривьеры ди Поненте, я рассказывала друзьям о своих развлечениях.

— Может по рюмашке? — предложил Василий.

— Я теперь не пью. Нельзя, — категорично отказалась я.

— Здоровье бережешь? — спросила Галина.

— Я беременна, — выложила я главную, приберегаемую на конец рассказа, новость.

Галина ахнула. Василий почесал затылок и брякнул:

— А кто счастливый папаша? Итальянец?

Галка под столом наступила ему на ногу и он, болезненно сморщившись, спросил:

— А что такого, ее месяц не было!

После этого я совсем упала духом. Что же мне ответит Станислас, если Василий даже не подумал, что этот ребенок может быть от моего единственного мужчины.

— Не слушай ты его, — опомнилась Галина и огорошила. — Станислас сам не ангел.

— Говори, — попросила я, сжав кулачки и боясь услышать неприятную новость, — что пьет опять?

— Если бы! Не пьет, с утра до ночи в офисе, пашет, как зверь. И ночью, тоже как зверь... Женщина у него, Александра.

Сердце мое упало. А что я хотела? Месяц большой срок для мужчины. Я не думала о нем, когда планировала пробыть в Италии еще месяц, лишь известие о беременности вернуло меня на Родину. Если бы не это, вернувшись, нашла бы Станисласа женатым. Что делать? Повидать его все-таки стоит, а вот объявлять о беременности... еще надо подумать. Я не первая буду воспитывать ребенка одна. Гостить у соседей я более не могла и, пожелав им спокойной ночи, отправилась спать. Утро вечера мудренее.

Глава одиннадцатая

Я попросила секретаря Станисласа доложить ему и узнать, сможет ли он меня принять. Я могла позвонить ему по телефону, но неожиданно выбрала этот путь. Дверь кабинета распахнулась, и Станислас вышел ко мне сам.

— Ну, здравствуй, — радостно сказал он, рассматривая меня, держа за плечи. — Похорошела! Что же ты так долго?

Велел секретарю принести кофе, и, взяв меня под руку, провел в кабинет. Если бы я не была предупреждена Галиной, я бы не почуяла измены. Он действительно был рад видеть меня. Кто же эта женщина, с которой он проводит все ночи?

— Трудно уехать из прекрасной Италии, — вторя ему, радостно улыбалась я.

— Спешу отчитаться, — Станислас обнял меня и прижался гладко выбритой щекой. — Я выполняю все свои обещания. Не пью, по кабакам не шляюсь. Веду здоровый образ жизни.

'Вот, дура, сама же сказала, что на девиц вето не накладываю!' — отругала себя я, продолжая улыбаться Станисласу:

— Молодец! Я за тебя переживала.

— Позвонила бы, ...ну хоть раз, — он отстранился, посмотрел мне в глаза. — Я ждал. Сам позвонил бы, да ты адреса не оставила.

— Если бы оставила, отдохнуть вряд ли получилось.

— Я рад, что ты вернулась, — он снова обнял меня, — я часто вспоминал, как сидя на крылечке в Житино, ты сказала мне, что любишь, и чтобы я помнил об этом, что бы с нами ни случилось.

— Столько времени прошло... — неопределенно сказала я, уклоняясь от объятий.

— Ты закрутила роман с итальянцем? — прямо спросил он, не опуская рук с моих плеч.

— Нет.

— С русским туристом? — это прозвучало грозно.

— Нет.

— Не ври! — повысил голос он, тряхнув меня за плечи.

— У меня никого не было! — со злостью сказала я. — А с кем ты спишь, ты мне сейчас расскажешь.

Станислас отпустил меня. Сел в кресло, предложив мне место рядом. Секретарь принес поднос с кофе, поставил его на столик и вышел, притворив дверь.

— Все равно услышишь. Лучше сам расскажу, — начал Станислас. — Натали...

При упоминании имени его мачехи, я вздрогнула.

— ...как-то пришла ко мне домой, а мне тоскливо так было, прогнать ее неудобно, а она как на грех Станислас то, Станислас сё, бюстом своим передо мной колышет, а у меня три недели воздержания. Ну, я и сорвался, — он тяжело вздохнул, признавая свою вину. — Потом прошу ее, уйди, забудь, а она в слезы. Дверью хлопнула, а ночью приехала на такси, стоит под дверью и говорит: я ушла от Владимира, мне негде жить, пусти на время. Что делать? Я пустил. С тех пор она живет у меня.

Я хорошо представляла, как Натали может соблазнять, но меня интересовало другое:

— И как Владимир Станисласович отреагировал на это?

— За мои выкрутасы с файлами 'Хадраш текнолоджи' он меня пожурил, а сейчас лишил наследства. Говорит, не сын ты мне. Так что с 'Хадраш' я не в теме.

— Что делать думаешь, жениться?

— С ума сошла! Я люблю другую женщину.

— Любишь одну, а живешь с другой, старинная народная мужская забава.

— Саша! — он умоляюще сложил руки. — Что я должен был сделать, выгнать ее на улицу?

— Уйти самому, оставить квартиру ей, если ей жить негде. Покуковала бы, да и вернулась к Владимиру Станисласовичу. Плохо ли ей, молодой любовник, теплое гнездышко!

— Саш, ну не мог я сообразить!

— За тебя твой малыш соображал, — зло сказала я.

Станислас покраснел, я видела это впервые.

— Ну, да ладно, — я встала, к кофе мы так и не притронулись. — Совет вам, да любовь.

И с улыбкой поклонилась Станисласу. Он сидел, опустив плечи. Я прошла к двери, на пороге обернулась, но, не сказав ничего, вышла.

Слухами полнится земля. Мы не виделись и не общались четыре месяца. Мне было чем заняться, кроме как плакать по Станисласу. Я готовилась стать матерью.

Он возник на моем пороге перед Рождеством. Мы разговаривали с Галиной в моей квартире, она собиралась уходить, приоткрыла дверь, шагнула на лестничную клетку и уперлась в грудь Станисласа.

— Ой, вот и папаша... — ойкнула Галина и бочком протиснулась к своей двери. Никем не останавливаемый, Станислас прошел в мою квартиру и закрыл дверь. Я стояла и не могла ничего поделать. Глупо прикрывать живот руками. Он смотрел на выпуклый животик, на простенькое домашнее платьице для беременных, на тапочки с веселыми зайцами. Я смутилась.

— Так, так. Не врут, значит. И когда же ты собиралась мне рассказать?

Рассказывать я ему не собиралась, и промолчала.

— Значит, скрыть хотела, — констатировал он.

— Прости, как понять твой интерес? Между нами ничего нет, — сказала я, возмутившись, что он уличает меня в нечестном поступке.

— Но было, — он вздохнул, и с укором посмотрел на меня. — Я знаю, это мой ребенок.

— Похвальная уверенность, — съязвила я. — Ты живешь с другой женщиной, зачем тебе это?

— Я не живу с Натали.

— Она переехала? — не поверила я, зная правду от вездесущей Галины.

— Нет. Она живет в моей квартире.

— Понятно.

— По-ня-яя-т-но, — передразнил меня Станислас, — что ж ты делаешь, Сашка?

— Тебе лучше уйти, — посоветовала я ему, — пока еще можно остаться друзьями.

— Я знаю, что мне лучше. Ты как с мужчиной разговариваешь? Ох, и надрал бы я тебе задницу!

— Отстань, мне нельзя волноваться, — воспользовалась я своим положением. — И ребенку тоже, ему нужны положительные эмоции.

— Если бы не это, — он ткнул пальцем в сторону моего живота, — я бы тебе такие положительные эмоции устроил!

— Хорошо, — успокоила я его, — пришел, так пришел. Может, скажешь зачем?

— Просто из вежливости пригласила бы войти, а не томила бы в коридоре, — сказал Станислас.

Мне не оставалось ничего кроме как пригласить его в комнату. Аккуратно повесив светлую дубленку в шкаф, он прошел, огляделся, сел на тахту.

— Ничего не изменилось, — сказал он, и похлопал по мягкому индийскому пледу, приглашая меня сесть рядом.

'В моем положении он меня и пальцем не тронет', — подбодрила себя я. Села. Платьице собралось складочками, увеличивая живот. Я была неповоротлива, чтобы было удобно, я устраивалась еще некоторое время. Станислас смотрел на изменившуюся фигуру, на мои попытки поместить пополневшее тело. Бог знает, о чем он думал. С кухни вернулся, спрятавшийся было, Базиль. Подошел к Станисласу, обнюхал.

— Привет, — сказал ему Станислас. Базиль вспрыгнул на тахту и полез к нему на руки. Предатель! Станислас погладил подставленную для ласки кошачью голову, Базиль положил лапки на грудь Станисласа, переминая ими, замурлыкал, и выпустил коготки, цепляясь за петли джемпера Станисласа.

— Базиль! — грозно окликнула его я, он недоуменно посмотрел, отпустил джемпер, но с рук его не сошел.

— Ты будешь строгой матерью.

— Я буду разумной матерью, в меру строгой, и в меру буду баловать.

— Кого? Ее или Его?

— Не знаю. Мне все равно, кто родиться. Я буду любить их вне зависимости от пола.

— И когда?

— В апреле.

— У нас есть время. И на свадьбу, и на медовый месяц и подготовиться к рождению малыша.

— Я замуж не собираюсь.

— Хорошо. Тогда будем жить в гражданском браке. Квартиру куплю большую, с детской комнатой.

— Никаких браков. Ни законных, ни гражданских.

— Хорошо. Будем жить как соседи. Куплю квартиру с двумя спальнями.

— Станислас, ...я устала спорить с тобой.

— Вот и хорошо, — он взял мои лодыжки, положил на свои колени и, поглаживая их, медовым голосом сказал: — ложись, отдыхай.

Я запротестовала, его настойчивость утомила меня. Я выторговала его согласие оставить сейчас меня в покое, на возможность навестить меня завтра. Станислас оделся, поцеловал меня в щеку и ушел, сказав 'До завтра'.

С тех пор так и повелось. Станислас приезжал в полдень, мы обедали в маленьком ресторанчике, потом немного гуляли по заснеженному парку, и прощались до следующего дня. Я привыкла к его вниманию, он был нежен и заботлив. Перед выходом на улицу, зная, что самой мне сделать стало нелегко, надевал на меня меховые сапожки и застегивал молнию. Во время прогулки держал меня под руку, чтобы я не поскользнулась. Он выбирал только полезные блюда и до отказа забил экологически чистыми продуктами холодильник.

Февральским утром, когда за окном стало светлеть и метель, казавшаяся желтой в свете уличных фонарей, приобрела свой естественный цвет, в мою дверь позвонили. Я взглянула в глазок, но в подъездном полумраке, разглядела только женский силуэт.

— Почта, — сказали за дверью, чувствуя мою нерешительность.

Я открыла. Натали. Наталья Леонидовна. Она решительно вошла в мою квартиру и брезгливо огляделась. Коридор был неширок: узкий вишневого дерева шкаф, двухметровое зеркало, окруженное яркими круглыми светильниками, овальный ковер, привезенный мною из Китая. И я. На седьмом месяце мой живот значительно увеличился, и был направлен на Натали, как крупнокалиберное артиллерийское орудие. Она остановила на мне свой взгляд, и он застыл на выпирающей части моего тела.

— Какая же ты дрянь! — Натали кипела злобой.

— Наталья Леонидовна, вы явились в мой дом без приглашения и оскорбляете меня! — попыталась я осадить ее.

— Я ведь тебя предупреждала, предупреждала, тварь ты эдакая! Я ради него оставила Владимира, мне обратной дороги нет! Если ты попробуешь отнять у меня Станисласа, берегись, — она перешла на свистящий шепот, — я за твою жизнь и за жизнь твоего ублюдка не дам и ломаной полушки!

— Что вы так нервничаете, Наталья Леонидовна? Станислас живет с вами, не со мной. Я вот сейчас разволнуюсь, — говоря это, я сняла чехол с мобильным телефоном с крючков для ключей, — да и позвоню ему, чтобы он вас домой отвел, а то вы меня беспокоите своими угрозами.

— Этот негодяй не появляется дома, в офисе мне говорят, что он занят или вышел, все время врут! — она задохнулась, от злости и пожаловалась: — Владимир никогда не поступал со мной так!

— Трудно танцевать одной задницей на двух свадьбах? — ввернула я, ничуть ее не жалея.

— Как ты можешь судить? — она презрительно, свысока смотрела на меня. — Ты любила когда-нибудь? А тебя кто-нибудь любил?

— Я женщина, вы никогда не замечали?

— Не замечала, тебя трудно заметить, — она радовалась, что может напомнить мне, что я не красавица. — Владимир все твердил: она умница! А я не верю — ума хватило только залететь, а это и дурочка может!

— То, что так легко дается дурочкам, оказалось не по плечу вам. И дело тут вовсе не во Владимире Станисласовиче, — сказала я, готовая ответить на выпад, и, кивнув на свой живот, выпалила, — и как мы уже выяснили не в Станисласе. Это вы, Наталья Леонидовна, смоковница бесплодная.

Я знала, что вызываю огонь на себя, но остановиться уже не могла. Она назвала меня дурочкой! Натали утробно зарычала, ведь я ударила по самому больному месту, и кинулась на меня. Я увернулась, бросилась в ванную комнату. Натали побежала за мной и зацепилась рукой за дверной косяк, в надежде помешать мне закрыть дверь ванной. Я налегла плечом на дверь, Натали не выдержала боли, выдернула руку, и я защелкнула дверь перед самым носом преследовательницы. Трясясь от страха, я набирала номер Станисласа на чудом оставшимся в моих руках мобильном.

Я слышала, как разъяренная Натали мечется по моей квартире, в поисках предмета, способного помочь ей открыть дверь ванной комнаты.

'А если она найдет топор, справится ли она с дверью?' — с тоской подумала я.

Станислас приехал быстро. Я слышала, как он стучал во входную дверь, как Натали открыла ему, как они кричали друг на друга, как хлопнула дверь. Затем шум стих, Станислас прижался лбом к двери ванной комнаты и позвал:

— Саша! Сашенька, я отвезу ее домой. Не беспокойся, она никогда тебя не потревожит! Я отвезу и вернусь! Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно. Можешь не возвращаться. Кто следующий, Раиса?

— Саша!

— Я серьезно. Хватит мне на сегодня, Станислас.

— Саш, открой!

— Нет. Иди, она тебя ждет.

Станислас стукнул кулаком в дверь и, чертыхаясь, вышел из дома. Не завидую я Натали.

Два дня я не пускала Станисласа к себе. Для этого мне пришлось забросить прогулки. Подниматься в квартиру я ему запретила под страхом вызова милиции. Станислас сидел в машине около моего подъезда и через час названивал мне на мобильный. Сначала я разговаривала с ним, увещевала, чтобы не занимался ерундой и уезжал на работу.

— Пусти меня, я должен объяснить — он не хотел ничего слушать и просил открыть ему дверь.

Тогда я отключила телефон.

Утром третьего дня осады, в мою квартиру позвонили. Я взглянула в глазок и снова увидела лишь женский силуэт. На этот раз я была осторожна. На мой вопрос знакомый голос ответил:

— Варвара Хадраш.

Вот это да! Станислас решил надавить на меня и подбил на это свою тетку? Я открыла дверь и пригласила Барбару пройти в дом. Она вошла и дружелюбно прикоснулась уголком губ к моей щеке в подобии поцелуя. Я спросила ее, не будет ли она против, если мы поговорим на кухне, я угощу ее чаем. Барбара против не была. Но полюбопытствовала расположением моих комнат. Я провела ее в мою единственную комнату. Она похвалила ее светлость и уют. Но, заметила, что с прибавлением семейства, эта комната превращается в гостиную, спальню и детскую, одновременно.

— Александра, ты здравомыслящий человек, зачем с самого рожденья обрекать ребенка на жизнь в трудных условиях? И так в жизни он повстречает много сложностей.

Я проявила уважение и внимательно слушала Барбару.

— Купить достойную квартиру тебе может и под силу, — продолжала она, — но это истощит твой запас. Предоставь это мужчине, поверь, женщина всегда найдет, куда потратить деньги! А содержание ребенка?

Я кивнула в знак того, что понимаю как нелегко одинокой женщине.

— Ты же знаешь, сколько стоит достойное образование, твоя жизнь превратится в ежедневную добычу средств на существование.

Я согласилась с ней снова, кто как не я знал о том, как дорого стоит образование, как отказываешь себе во всем, чтобы оплатить семестр.

— Семья Хадраш не из бедных, хоть и Володенька пригрозил Станисласу лишением наследства, но и без его денег у Станисласа высокий и стабильный доход.

'Конечно Глоуб Коммьюникейшн, даже оставшись далеко позади 'Хадраш текнолоджи', это тебе не коммерческая палатка, торгующая сникерсами' — ухмыльнувшись, подумала я.

Барбара приняла ухмылку на счет Станисласа, и вкрадчиво продолжила.

— Я его не оправдываю, он виноват во многом, но ты должна думать в первую очередь о ребенке. Послушай меня, девочка. Я зла тебе не желаю. У меня, кроме Станисласа никого нет, он мне, как сын, а твой ребенок будет моим внуком. Так что, дочка?

— Варвара Станисласовна, пойдемте-ка, я угощу вас чаем. У меня есть прекрасный южноафриканский сорт. Отлично поднимает настроение, снимает стресс. За чаем и поговорим.

Барбара дала себя увлечь в кухню и устроилась за круглым столом, являвшимся моей гордостью. Мы разлили ароматную жидкость по изящным фарфоровым чашкам, и Барбара напомнила о моем обещании.

— Вы многого не знаете о наших отношениях, Варвара Станисласовна, — начала я и вкратце рассказала, какой коварный план был у Станисласа, и какая расплата ждала меня, если бы не явление Игоря Александровича. Барбара ахала и прижимала руку к сердцу.

— Поэтому мне нелегко верить в искренность поступков Станисласа. Но, после его появления в моем доме и настойчивых просьб иногда навещать меня, я дала ему шанс. Все было неплохо, до прихода Натали. Я не хочу быть объектом нападок распоясавшейся любовницы Станисласа. Она обещала не дать и полушки за жизнь моего ублюдка.

Барбара округлила глаза и в ужасе произнесла:

— Это сказала Натали?

Я кивнула головой, подтверждая свои слова.

— Сумасшедший дом! Что она себе позволяет? Станислас давно прекратил с ней любовные отношения! — возмутилась Варвара Станисласовна.

— Но они живут в месте! — рявкнула я, разозлившись, что все считают меня дурочкой.

— Они живут в одной квартире. Не вместе, — уверенно сказала Барбара. — Станислас с утра до ночи в офисе, иногда остается там ночевать. Живут в разных комнатах.

— Это вам Станислас рассказал?

— Поверь мне, дочка, Станислас конечно кобель и у них была связь, но это все в прошлом! От того она и бесится! Все надеется на чудо, поэтому и не съезжает от Станисласа. А мальчик выгнать эту куртизанку не может, все-таки из нашего рода.

Я представила бедного мальчика Станисласа и развратную куртизанку Натали. Неубедительно. Натали кокетка, но не куртизанка. Совращение Натали, Станисласом наверняка было задумано как месть отцу, бросившего его с матерью. Но, Варвара Станисласовна мыслит как мать, стараясь выгородить своего сына.

— Уж ты прости его, Александра! — взмолилась Варвара Станисласовна, видя мою непреклонность. — Голову совсем потерял, работу бросил, все сидит под твоими окнами. Пропадет, сопьется или еще хуже...

Варвара Станисласовна начала плакать и этого я вынести не смогла.

— Хорошо. Я не против его посещений. Но, в остальном я пока не решила. Все будет зависеть от Станисласа.

Варвара Станисласовна радостно всплеснула руками, вскочила, кинулась ко мне с объятьями и поцелуями, словно я уже родила долгожданного внука и наследника Станисласа. Одеваясь в коридоре, она долго благодарила меня, обещала заглянуть на чай, и еще раз поцеловав в щеку, наконец, ушла. Не прошло и пяти минут, как я услышала слабый звук остановившего на моем этаже лифта. Я уже знала кто это. Чувство радости от предстоящей встречи захлестнуло меня, вместе с чувством гордости за свою силу воли.

Глава двенадцатая

Станислас развернул бурную деятельность, все вопросы по обеспечению, медицинскому обслуживанию и прочей хозяйственной мелочи взял на себя.

— Твоя задача сохранить ребенка, ни о чем не беспокоиться, отдыхать и набираться сил! — объяснил мне Станислас мои обязанности.

Определил ко мне помощницу по хозяйству и водителя, запретив мне садиться за руль моего 'Лексуса'. Евгений, мой водитель, возил меня на огромном черном джипе 'Мицубиси'.

— Так надежней, — не принимая возражений, сказал Станислас.

Вместе со мной он увязался на занятия для беременных. Я доказывала ему, что тем самым мы породим сонм сплетен, на что Станислас ответил:

— Я скрываться не намерен. На общем собрании 'Глоуб Коммьюникейшн' я объявил, что скоро стану отцом, меня поздравили. Мне не безразлично как пройдут наши роды, и я хочу знать, как тебе помочь.

Теперь каждая собака в нашем городе знала, кто отец моего ребенка. Посещение салона красоты из удовольствия превратилось в муку, работницы не только салона, но и окрестных магазинов слетались стайками посмотреть на невесту Станисласа Хадраш и горячо обсуждали, что же он во мне нашел.

— Ничего особенного, — удивлялись дамы из Универмага.

— Абсолютно, — вторили им из Хозяйственного.

Узнав об этом Станислас, переговорил с Ингой, и она, вопреки установленным правилам, посещала меня дома и клятвенно обещала Станисласу помалкивать и не распускать слухов.

Молчал и Хадраш-старший. Никак не обозначил своего отношения к происходящим событиям, хотя я в глубине души надеялась, что он будет рад рождению внука. Станислас приобрел большую квартиру в элитном районе города. Я упорно отказывалась не только туда переехать, но даже посмотреть.

— Зря стараешься, я тебя предупреждала, что жить буду у себя, — говорила ему я, как только речь заходила о переезде.

— И как мы все там поместимся? Няня, помощница, я, ты и малыш? Кроватка, коляска, манеж? Ты сумасшедшая, право слово!

— Если вычеркнуть тебя, то вполне сносно, — глумилась я над Станисласом.

— Э, нет! — бесился он. — От меня ты не избавишься, так что вместе будем, как атлантические сельди в жестяной банке.

О приданом для малыша и говорить не стоит, все, что необходимо было закуплено и дожидалось своего часа.

Самочувствие мое было нормальным, врачи в один голос твердили, что будет мальчик и уже скоро, через две недели. Перед родами я решила навестить свою тетку и братьев в Коровинском. Станислас отговаривал меня, я уперлась.

— Тогда я поеду с тобой.

— Мне только драки не хватает, у Филиппа руки чешутся поздравить тебя с моей беременностью, еле успокоила.

— Одну не пущу, — отрезал он.

— Не пустишь, из вредности сяду за руль сама, ты и знать не будешь.

— Одну не пущу!

Пришли мы к соглашению, когда я пообещала отвечать на все звонки, не делать ничего, что может спровоцировать роды и обернуться в один день. Поездка была назначена на среду.

Весна в нынешнем апреле была ранняя, снег сошел полностью, кое-где пробивалась яркая травка, пахло свежестью, и пели птицы. Станислас с утра руководил 'Глоуб Коммьюникейшн', а мы, вместе с Анной, моей помощницей, собрали подарки для моих родственников и упаковали в две большие коробки. Я не удивилась, когда вместо Евгения в мою дверь позвонил незнакомый молодой парень и представился водителем, подменившим Евгения. Он по очереди отнес коробки в машину и вернулся за мной и моей сумкой. Анна проводила меня до машины. Вместо черного джипа у подъезда стоял подержанный 'Шевроле', я подумала, что Станисласу понадобился Евгений вместе с джипом, но росток беспокойства уже проклюнулся сквозь грунт беспечности. Мы тронулись, и я помахала рукой Анне. Выезжая за пределы района, я хотела позвонить Станисласу и доложить, что мы в пути, но мой телефон не работал. Я набрала номер снова. Нет связи.

— Миша, — так представился новый водитель, — не одолжите ваш телефон, мой почему-то неисправен, — попросила я. Он, молча, протянул мне трубку с переднего сиденья. На заставке в бесстыжей позе развалилась обнаженная красотка.

'Кадровая служба Станисласа работает из рук вон плохо!' — подумала я, вспомнив 'рожу', 'дяденьку' и 'армейца'. Пальцы пробежались по клавишам телефона Михаила. Тишина. Черт, черт! Станислас сойдет с ума, если не сможет дозвониться мне. Будет упрекать меня, что был прав, запрещая мне поездку загород. Я вернула трубку Михаилу.

— Вы давно работаете у Станисласа? — спросила я, неловко ехать молча.

— Недавно, — кратко ответил Михаил, он не был настроен разговаривать.

— Вы друг Евгения? — шальная мысль пришла мне в голову, и я забыла расслабленность последних месяцев и вновь обрела форму.

— Да, — последовал еще более краткий ответ.

— Какая у него прекрасная жена! Мне так нравится его Леночка! А вам? — Евгений был холост, причем имел наклонности, мешающие ему жениться, оттого Станислас был всегда спокоен за нас.

— И мне, — ответил Михаил, мрачно глядя на меня в зеркало заднего вида.

— А дети? У них замечательные дети, — восхищалась я.

Михаил заметно расслабился, напряжение в глазах ушло.

'Ясно, он поставил на мне клеймо 'дурочки' и уже не опасается проколов'.

— Чудные детишки, — заметил он, в голосе его появилось снисхождение ко мне.

Мы ехали по загородному шоссе, и вдалеке показался поворот на Коровинское. Сердце мое встрепенулось надеждой на нелепую шутку, но Михаил повернул раньше, на небольшую проселочную дорогу.

— Михаил... — я наклонилась вперед и хотела указать ему на ошибку.

— Молчи, сучка!

Машина пошла по ухабам и мне ничего не оставалось, как изо всех сил держаться за боковую ручку, другой рукой обхватив свой живот. Я молила бога, чтобы все это скорей закончилось и Станислас забрал меня домой.

'Шевроле' остановился у заброшенного коровника. Коров там не держали лет уже пятнадцать, бетонные перекрытия соседствовали с почерневшими от времени деревянными балками. С потолка ржавыми железными прутьями висели остатки механизированных кормушек. Михаил открыл дверь автомобиля и за руку вытянул меня наружу. Легкие туфельки тот час утопли по подошву в весенней грязи.

— Шагай, — велел он.

— Куда? — спросила я, недоумевая, что от меня ему нужно.

— В коровник, ступай! — и он легонько, для понятия, толкнул меня в спину.

Я покорно пошла к коровнику. Войдя внутрь, я увидела, что крыша коровника во многих местах прохудилась, и неяркое солнце просвечивает сквозь ребра черепичной крыши. Михаил подвел меня к первому стойлу.

— Руки вперед вытяни, — приказал он.

Я вытянула. Михаил достал ленту скотча, обмотал им мои скрещенные запястья и протянул металлическую цепь, продетую в кольцо на бетонной стене стойла. Унизительно чувствовать себя животным, я хотела разреветься, но не позволила себе, берегла силы.

— Готово! — крикнул он вглубь коровника, и вышел наружу. Я с усилием вглядывалась в темную половину, стук каблуков по бетону, запах дорогих духов, я уже знала, кого увижу через несколько секунд. Натали вышла на освещенную часть коровника. Она улыбалась от удовольствия.

— Чего только не сделаешь ради мести. Не думала, что когда-нибудь побываю здесь. Но уж очень мне хотелось, чтобы ты загнулась в коровнике, где тебе самое место, — она засмеялась нервным смехом, перешедшим в глухой кашель. — Ну и где твой защитничек?

— Не надо, Натали, это преступление, — предупредила ее я.

— Преступление — это то, что ты сделала со мной. Обманула доверие, украла Станисласа, насмеялась надо мной!

— Легко украсть то, что тебе не принадлежит.

— Станислас мой! — ее уверенности можно было позавидовать.

— Натали, ты была замужем! — напомнила я.

— Я и сейчас замужем! — Натали подошла ближе, и, стараясь больнее задеть меня интимными подробностями, сказала: — Когда Станислас впервые увидел меня, я была замужем. Когда Станислас лапал меня в коридорах отцовского дома, я была замужем. Когда он на отцовской постели занимался со мной любовью, я была замужем. И что же Станислас? Он ангел невинный, а я демоница, развратительница сына. Где справедливость? Станислас должен достаться мне! Мы заслуживаем друг друга.

— Я не выгораживаю Станисласа, Натали! Я не хочу неприятностей тебе. Остановись.

— Нет. Не будет тебя и твоего ублюдка, и он опять будет мой.

Натали замолчала, увидев приближающегося Михаила.

— Я не ослышался? Вся эта драча для того, чтобы вернуть зажравшегося фраера? Ты мне что обещала? — он надвигался на Натали, от гнева его молодое лицо будто постарело, посерело и разрушилось морщинами.

— Не слушай ее, Миша! Она все врет, — Натали сделала попытку перевести стрелки на меня.

— Я ее не слышал, я тебя слышал, — он схватил Натали за шею, сильные пальцы уперлись в узкие скулы женщины. — Подставила меня... на мокруху подписала, курва. Ты знаешь, что за беременную бабу будет? Я на кичу, а ты к фраерку под бочок — утешать, про Мишу и не вспомнишь. Теперь сама будешь за свои дела отвечать, я чужой грех на душу не возьму.

Отшвырнув от себя Натали, Михаил прошел в стойло, задрав брючину, вынул из ножен, пристегнутых к ноге, армейский нож. Подойдя ко мне, распутал цепь, и хотел освободить сцепленные руки. Он стоял к ней спиной, не видел ее лица искаженного нечеловеческой злобой и ненавистью. Натали видела, как мое освобождение становиться все реальней и реальней. Она поняла, что затрачено столько усилий, и все впустую, что напрасна принесенная ею жертва, когда, закрыв от отвращения глаза, она отдавалась Михаилу и обещала ему, всё: деньги, любовь, свободу, ради одной лишь призрачной мечты — освободить Станисласа от меня.

'Не дай этой корове победить себя!' — кричали ее глаза. В руке её, сверкнув неровным изломанным краем, оказался кусок оконного стекла, и, издав звериный рык, она накинулась на Михаила, режущего ленту скотча на моих руках. Произошла короткая схватка, во время которой я пыталась самостоятельно выпутаться. Натали и ее сообщник, отпрянули друг от друга, словно удивившись, как такие добропорядочные люди могут совершать такие страшные поступки? Михаил стоял, прижимая рукой располосованное стеклом плечо, когда Натали без звука упала ему под ноги. Потеряв свое изящество, она лежала бесформенной кучкой на бетонном полу коровника.

Михаил схватил меня под нераспутанные еще руки и быстро вывел из коровника. Усадив меня на переднее сиденье 'Шевроле', молча вывел машину на проселочную дорогу. Из его разорванного плеча кровь била пульсирующим родником, и лилась на его брюки, коробку передач и мое сиреневое платьице. Ухабы проселочной дороги и стекающая кровь Михаила довели меня до обморока. Когда я открыла глаза, 'Шевроле' стоял на загородном шоссе, окруженный автомобилями с воющими сиренами и к нам со всех сторон бежали люди. Я увидела Станисласа с перекошенным от страха лицом и успокаивающе улыбнулась ему через стекло. Он сдернул дверь и закричал, словно раненый зверь, увидев моё платье в крови. Я не успела ничего сказать, как очутилась на его руках, нас тут же окружили медики. Они отобрали меня у Станисласа, но он упорно держал меня за испачканную чужой кровью руку.

— Это не моя кровь, Михаила, помогите ему! — говорила я санитарам и Станисласу.

— Берегите силы! — советовали мне они.

Я спорила с ними и так разволновалась, даже больше чем в коровнике и почувствовала, как по моим ногам потекла теплая жидкость.

— Воды отходят! — крикнул врач.

— Успеем? — спросил его с надеждой перепуганный насмерть Станислас.

— Постараемся, — обещал ему водитель 'Скорой помощи'.

Станислас с ужасом смотрел на засыхающую кровавую корку моего платьица, когда пришла первая схватка. Я сжала его пальцы так, что он с удивлением посмотрел на меня.

— Ой, ой, ой... — тихонько запричитала я.

— Сашенька, вспомни, как нас тренер учил, чтобы ослабить боль, дыши, чаще дыши! — скороговоркою выпалил Станислас и показал, как надо дышать. Так мы и подъехали к больнице, схватившись за руки, вытаращив глаза и часто дыша, причем Станислас дышал старательнее.

Скорая въехала под широкую крышу приемного отделения родильного дома, к машине подбежала акушерка.

— Выйти всем, — бросила она, забираясь в кабину скорой. Люди быстро повиновались. Через минуту акушерка кивнула санитарам и сказала:

— Носилки вытаскиваем потихоньку, матка на четыре пальца, можем не успеть. Держись девка, не на носилках же рожать!

И все-таки я родила на носилках, но в родовой палате. Все были заняты моими родами, Станисласа в авральной ситуации никто не замечал, пока он не свалился на кафельный пол. Пожилая санитарка поднесла ему ватный комочек, щедро политый нашатырем, и, жалея, проговорила:

— Эх, ты, папаша... Вставай не дело тут валяться, жена твоя мальчонку родила.

Счастливый Станислас, просил пустить его к жене, но ему лишь показали краснолицего кроху, и сказали, что это его сын.

— А Саша, где Саша? — не отставал он.

— Погоди сынок, у нее еще не закончилось, — сказала санитарка.

— Второй?!

— Да нет, успокойся, детское место выйти должно, обработать надо, кой-где зашить, если надо...

Станислас снова стал оседать на пол.

— Э, сынок, слабенький какой. Не волнуйся ты так, увидишь свою Сашу.

Когда меня на носилках везли в палату, Станислас кинулся ко мне:

— Саша, ты как?!

Санитары отогнали его и захлопнули дверь палаты.

Глава тринадцатая

Пока я из-за сложных родов две недели лежала в роддоме, в городе происходило невероятное. Михаил был арестован и давал показания, из которых следовало, что заказчиком и активным участником преступления являлась жена самого известного и богатого горожанина, которая последнее время жила с его сыном, который приходится отцом ребенка женщины, против которой и затевалось преступление.

Хвалили Станисласа, который сумел своевременно организовать поиски, имея лишь номер автомобиля, который запомнила Анна. Службы безопасности 'Хадраш текнолоджи' и 'Глоуб Коммьюникейшн' впервые в истории, в едином порыве и сообща занимались розысками пропавшей беременной подруги Станисласа.

Натали похоронили на Радонежском кладбище, в семейной усыпальнице Хадраш. Шел дождь. Многочисленные венки намокли, родственники и близкие горестно стояли под зонтами. Когда на крышку гроба посыпались слипшиеся комья земли, мать и отец Натали повисли на руках сопровождающих. Ритуал закончен, вымокшие и заплаканные люди разошлись по блестящим от весеннего дождя лимузинам. На похоронах отец и сын не разговаривали.

Владимир Станисласович умер ночью, от сердечного приступа, утром его обнаружила горничная. Я плакала, узнав о его смерти, ругала Станисласа, почему он не нанял сиделку? Станислас сказал, что отец от сиделки отказался, сказал, что хочет побыть один.

Усыпальница Хадраш вновь огласилась плачем, скорбные лица родственников, словно спрашивали друг друга 'что же это за напасть'? Барбара слегла, Станислас был мрачнее тучи, сокрушался, что не успел поговорить с отцом, не попросил прощения. На поминках выпил одну рюмку, извинился перед родными и уехал.

Из роддома меня забирали Станислас, Варвара Станисласовна, моя тетка Анастасия, Галина и Василий. Мужчины держали огромные букеты цветов для врачей и сестричек. Они были преисполнены важности. Варвара Станисласовна, в черной английской шляпке, переговаривалась с Анастасией: делились планами на будущее их внука. Любопытный персонал вываливался из окон родильного дома, чтобы посмотреть, как Хадраш-младший будет встречать Хадраш-юниора. Меня разбирал смех, когда Галина, помогавшая мне собраться, рассказывала, что Станислас нарушил свое обещание в день, когда родился наш сын и напился до положения риз вместе с Василием. 'Калаша' и бочкою не свалишь, а захмелевший Станислас икал и плакал, то ли от счастья, то ли от пережитого страха, то ли от беспокойства за будущее. Василию жаловался, что я такая упрямая и от растерянности не знал, то ли драть меня как сидорову козу, то ли смириться и стать подкаблучником.

— А что спорить, ручки сложил, плыви по течению, Сашка умная, сама все разрулит! — потом опомнился, и крыть: — Нарулила! Чуть сама не убилась и ребенка не угробила, говорил ей, сиди дома! Куда лезешь с пузом? Запру, из дома носа не высунет!

Настал момент, когда старшая медсестра вынесла упакованного в расшитый атласный конверт Хадраш-юниора. Раздались аплодисменты. За ними вышли мы с Галиной, сияющие улыбками. Станислас, под одобрительный гул присутствующих, сунул мне в руки букет, и, крепко обняв, сминая нежные цветки, поцеловал.

— Ура, ура, ура! — крикнул, поддержанный зеваками басок Василия.

Станислас, воодушевленный болельщиками, снова крепко поцеловал меня.

— Хватит уж целоваться, родители! Папаша, ребеночка забирайте, — сказала старшая сестра, вложив конверт с малышом в руки опешившего Станисласа.

— Саш, что делать-то? Я боюсь, — шепотом сознался он.

— Держи аккуратней, я с тобой.

Мы поблагодарили всех, кто помог родиться нашему сыну и, загрузившись в 'Мицубиси' и 'Лексус', двинулись в сторону моего дома.

Еще в роддоме я предупредила Станисласа, что поеду домой, он возражал, пытался шантажировать меня моей оплошностью с Коровинским, но бесполезно. У дома нас встречали мои братья, они поздравили меня, пожали руку Станисласу в знак признания своим родственником и прощения прошлых ошибок. Анна накрыла чудесный стол, было немного тесновато, но зато не в обиде. Малыша я отдала в руки недавно приглашенной няни.

— Здоровье новоиспеченных родителей и новорожденного! — зазвучали тосты, но мы принимали поздравления с бокалами минеральной воды.

— Как сына назовешь? — спросил молодого папашу старший брат Виктор, и едва Станислас раскрыл рот, я изрекла:

— Владимир.

— Ты, Александра, женщина конечно самостоятельная, но вперед мужа не встревай! Это я тебе как старший брат говорю, — наставительно предупредил меня Виктор.

Станислас заступился:

— Это правда. Саша правильно сказала.

— Ты ее не распускай, потом локти кусать будешь. Жену надо в строгости держать, — Виктор, сжав мощный кулак, показал как. Станислас довольно заулыбался.

— Я и не жена ему вовсе, — возразила уязвленная я.

— А вот это непорядок! Что же сын у тебя незаконнорожденный получается? — вскинулся взрывной Филипп, грозно глядя на Станисласа.

— Да я, ...я ...я хоть сейчас, а Сашка не хочет...

— Не дело, Александра, записывайтесь и живите как люди, — наказал Виктор.

— Вот и я об этом! — пожаловался Станислас.

— Заладил, не дело, не дело! Я может, не уверена в нем. Может, я потом разводиться не хочу, — защищалась я от нападок родственников.

— Я тебе разведусь! — рявкнул Станислас.

— А ты сначала, попробуй, женись! — дразнила я его, показывая рожицу.

— Саша! Стас! Не стыдно? Ребенок первый день дома и слышит, как его родители ссорятся! — оборвала нас Варвара Станисласовна.

Анастасия укоризненно качала головой, осуждая в первую очередь меня.

— Что же ты дочка, не глупая вроде, а такую ошибку делаешь, мужа уважать надо.

— Извините, мы никогда не будем ссориться дома, — пообещала я.

Гости разъехались — не до гуляний, малыша надо искупать и накормить. Анна убирала кухню, а мы со Станисласом смотрели на нашего ребенка.

— Какие маленькие пальчики... — восхищенно сказал он.

— А губы как у тебя, капризные, — показала я на характерный изгиб губ юниора.

— У меня не капризные... — обиделся молодой папаша.

— Он похож на тебя, — я погладила Станисласа по светлым волосам.

— Правда, ты так думаешь?

— Если у него будут зеленые глаза, то один в один, — заверила его я.

— Будут.

И все-таки он меня уговорил... Перед переездом на новую квартиру, Станислас хотел, чтобы я выбрала интерьер по своему желанию, но я отказалась, его квартира — ему обустраивать.

— Хозяйка ты. Я ни черта ни смыслю в кухонном оборудовании. К тому же детская...

— Пригласи специалиста. У тебя прекрасный дизайнер, он справится.

— Саш, а спальная? — я искоса взглянула на него и он, кашлянув, добавил. — То есть спальни...

— Мне все равно, — как можно равнодушней заметила я, дразня его. — Хотя, ...скажи Сауду, твою спальную пусть сделает копией той... Может, я загляну к тебе, ...прилечь.

— Сашка! — он схватил меня и закружил по комнате.

Я, смеясь, отбивалась, но от поцелуя не убереглась. Сколько месяцев прошло с тех пор, как мы держали друг друга в объятиях? Я чувствовала, как сбилось его дыхание, как руки сильнее прижали меня к крепкой груди. Брызнули прочь мелкие бисеринки пуговиц моей блузки, губы Станисласа прикусывали кожу на моей шее. Сквозь ткань я ощущала бедром его готовность. Руки Станисласа страстно сжали мои полные молока груди. Я простонала, до крови закусив губу.

— Саша, ну, ...пожалуйста... — от возбуждения его голос приобрел хрипотцу. — Я с ума сойду!

— А вдруг няня вернется? — хваталась я за соломинку, поняв, что меня он не выпустит.

— Не вернется, ...пошли в кроватку, — не выпуская моих рук, развернул меня как в танце, и стал подталкивать к тахте, двигая бедрами, он терся о мои ягодицы отвердевшей, как броня плотью.

Когда Станислас толчком вошел в меня, страсть, сужденная на пожизненное заключение военным судом стыда, освободилась из многомесячного плена, расправила свои тугие кольца, змеей сдавила горло, как крапивой обожгла внутреннюю сторону бедер, от ритмичных движений Станисласа зажгла внутри фитиль оргазмической бомбы.

— Не спеши, дай мне насладиться, я хочу долго любить тебя... — горячечно просил Станислас, то замедляясь, откинув тело на руках, то вновь, сильным толчком, устремляясь в глубины.

Я не справилась. Фитилек оказался короток, взрыв был настолько силен, что своей силой раздавил последнюю оборону Станисласа, увлекая с собой и сметая на своем пути редуты обеих сторон. Он еще возвышался надо мной, удерживая на руках стройное тело, спина выгнута, влажная как после купания, он еще оставался во мне, но насытившаяся змея уже ослабила кольца, отпуская свою жертву.

С этого дня Станислас находил любую возможность предаться со мною плотским утехам. Сидя в своем автомобиле около нашего дома, он терпеливо выжидал, когда няня выйдет на прогулку. Вначале я удивлялась, как он подгадывал момент, но потом хитрость Станисласа открылась.

— Нет у нас возможности, как все люди заниматься любовью когда хочется! — оправдывался Станислас.

— Тебе всегда хочется, ночи тебе мало?

— Ночи?! Юниор реагирует на малейший шум, и все заканчивается качанием колыбели!

— Он требует внимания, — терпеливо объясняла я герою-любовнику.

— Я тоже требую внимания, — эгоизм Станисласа не знал границ. — Когда мы переедем, он будет спать отдельно, где это видано, чтобы дети спали вместе с родителями.

Ни одной ночи мне не довелось провести в своей новой романтической спальне, Станислас как коршун на добычу набрасывался на меня, лишь я укладывала юниора спать, и волок в свое гнездышко, свитое из шелка, органзы, тафты и атласа. Сауд превзошел себя, спальня Станисласа смотрелась еще порочней и совратительней, чем предыдущая. В часы, когда мы занимались любимыми играми Станисласа, у нас было удивительное единение тел и душ, не было споров, обид и недопонимания.

В вопросах воспитания юниора я была сторонницей дисциплины и режима. Станислас, как мог, вносил смуту в мои расписания и планы. Юниор обожал, когда тот наклонялся над его кроваткой, сюсюкал и хватал малыша за пальчики. Юниор улыбался, показывая свои безоружные десны.

В это безоблачное утро, когда мы собрались позавтракать в столовой, Анна подала Станисласу конверт. Намазывая тосты паштетом, я увидела, как лицо Станисласа словно померкло, и он положил конверт на скатерть.

— Что с тобой? Что в конверте, ты даже не вскрыл его?

— От адвокатов отца. Прошло полгода.

— Завещание? — с любопытством спросила я.

— Исполнитель завещания распорядился огласить наследникам текст, — ответил Станислас.

— Что так долго?

— Пока описывали имущество, а там есть, что описывать, определяли дееспособность наследников, — Станислас неприязненно поморщился, — могло и полгода не хватить. Господин Закс, похоже, справился.

— Ты знал, что отец лишил тебя наследства, — подбодрила я Станисласа, — неприятные моменты при прочтении можно пережить. Пей кофе, остынет.

— Прочти ты, пожалуйста.

Я вскрыла конверт и увидела приглашение в фамильную резиденцию семейства Хадраш. На чтение завещания, которое состоится завтра, приглашался не только Станислас, но и я.

— Надо позвонить твоей тётушке, — прочитав текст вслух, сказала я, — возьмем ее с собой, приглашена и она.

Мы подъехали к массивной в чугунных кружевах ограде загородного имения и были пропущены охраной на прилегающую территорию. Октябрьское холодное солнце отражалось в высоких окнах дома, построенного в классическом стиле. Чья-то рука закрыла окно, и тусклые солнечные зайчики спрыгнули со второго этажа на пожухлую траву газона. Станислас помог нам с Барбарой выйти из машины, нотариальный служка объявил, что все присутствующие ожидают нас, и пригласил внутрь семейного гнезда Хадраш. Ни разу, при жизни Владимира Станисласовича, я не была в его имении. Принимая верхнюю одежду в вестибюле, грустная пухленькая горничная поздоровалась с нами.

— Как ты Елизавета? — спросила Барбара, глядя на припухшие веки девушки.

— Одни мы остались, Варвара Станисласовна, я и Павел Геннадьевич.

— Куда ж вся прислуга подевалась?

— Как только господские комнаты опечатали, все и разбежались. Мы с Павлом Геннадьевичем остались за домом присматривать, да и этим бедолагам, что описывают хозяйское имущество, хоть чаю подать.

— Спасибо Елизавета, мы у вас в долгу.

— Что вы, Варвара Станисласовна, горе-то какое!

Барбара успокаивающе огладила ее ладошкой по рукаву платья с кружевным отворотом. Горничная присела в книксене и затем ушла по длинному коридору, ведущему в хозяйственные помещения дома.

Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж и, ведомые Станисласом, вошли в просторный кабинет Владимира Станисласовича. Шторы на окнах были подняты кулисами, что придавало происходящему действию ощущения разыгрываемого спектакля. Близкие родственники Станисласа и Барбары уже были рассажены, нас провели в первый ряд установленных полукругом стульев. Послышались приглушенные приветствия.

Как зрительница партера, я еле успевала поворачивать голову, слушая представления Станисласа. Исполнитель завещания, Закс Леонид Моисеевич, являющийся семейным адвокатом Хадраш, попросил тишины и объявил, что наследственная масса завещаемого имущества определена на момент смерти завещателя и им установлена действительность завещательных распоряжений.

— Завещание удостоверено подписью государственного нотариуса и его печатью, — продолжил Леонид Моисеевич. — По месту открытия наследства приняты меры охраны наследственного имущества, согласно воле наследодателя, хранителем назначен ваш покорный слуга.

Сказав это, семейный адвокат слегка наклонил голову, блеснув стеклами очков и неправдоподобно загорелой для октября лысиной. Далее был зачитан акт описи с оценкой предметов завещания. Кроме компании 'Хадраш текнолоджи', внушительного счета в одном из швейцарских банков, акций нефтяных компаний и Юнион банка, загородного имения и двух столичных квартир, Владимир Станиславович являлся владельцем множества предметов роскоши, как выразился господин Закс. То есть изделий из драгоценных металлов, драгоценных и полудрагоценных камней, антиквариата, мебели из ценных пород дерева, нескольких картин-подлинников, дорогостоящих ковров, сервизов и собрания уникальных книг.

Наследники шумно выдохнули, и замерли, в ожидании оглашения завещания.

— Государственная пошлина и вознаграждение за хранение, в размере полтора процента от стоимости описанного имущества, а также оплата труда специалиста-оценщика и налога на наследство производятся наследниками, — торжественно объявил Леонид Моисеевич.

Родственники наследодателя готовы были прибить молодящегося еврея за отсрочку и высокую оплату его услуг, назначенную столь расточительным Владимиром Станисласовичем.

'Бедный Станислас, — подумала я, — нелегко ему смотреть, как огромное состояние растащат на куски стервятники, двоюродные племянники, кузены и седьмая вода на киселе!'.

Леонид Моисеевич театрально поднял руку, дав старт марафону, продлившемуся полтора часа.

Своему двоюродному брату Иштвану, Хадраш-старший завещал одну треть суммы швейцарского счета, племянникам по квартире в Москве, убитым горем родителям Натали и их сыну Мирославу вторую треть швейцарского счета, внучатым племянницам старинные ювелирные изделия большой ценности, и дальним родственникам по линии отца и матери акции Юнион банка.

Все ждали, когда огласят наследников на оставшийся жирный кусок, ни для кого не было секретом, что Владимир Станисласович грозился лишить Станисласа наследства.

— Загородное именье семьи Хадраш, а также все имущество, находящееся в нем, завещаны любимой сестре наследодателя Варваре Станисласовне Хадраш. Третья часть суммы счета в швейцарском банке, также завещается Варваре Станисласовне для поддержания дома в надлежащем порядке. Завещатель возлагает на наследника обязательство: ни при каких обстоятельствах дом не сдавать, не закладывать, не продавать. Учитывая возраст наследницы, в случае ее смерти, наследственная часть завещается отпрыску, равнозначно мужеского или женского пола, Станисласа Владимировича Хадраш, отцовство которого должно быть доказано.

Родственнички загудели и стали поздравлять Варвару Станисласовну. Я подмигнула Станисласу, не все еще потеряно, может, угроза отца осталась всего лишь угрозой.

— Акции нефтяных компаний (адвокат перечислил), а также компания 'Хадраш текнолоджи' завещаны Исаевой Александре Сергеевне.

Горстка напрягшихся людей изумленно ахнула и разом посмотрела на меня. Адвокат продолжил:

— На нее возлагается исполнение обязательств в пользу ребенка, который родится у нее, равнозначно мужеского или женского пола, отцом которого является Станислас Владимирович Хадраш. Отцовство должно быть доказано. Обязательства таковы, что в период недееспособности наследника госпожа Исаева должна являться главой 'Хадраш текнолоджи', то есть ее генеральным директором.

Станислас дернулся, словно его ударили током, отвернул глаза в сторону.

— По достижении совершеннолетия права на владение компанией 'Хадраш текнолоджи' переходят к наследнику Станисласа Владимировича Хадраш. Существует ограничение свободы распоряжения полученным наследством, а именно Александре Сергеевне Исаевой, в период недееспособности наследника, запрещено действовать в ущерб компании: продавать акции выше указанного завещателем номинала, предпринимать действия, ведущие к банкротству. Акции нефтяных компаний принадлежат госпоже Исаевой безраздельно, за особые заслуги перед 'Хадраш текнолоджи'.

Ропот наследников глухим рокотом прокатился по кабинету. Какой-то неизвестной девице, умудрившейся залететь от непутевого сына и такой ломоть! Леонид Моисеевич промочил горло глотком воды и поднял вверх указательный палец, призывая к вниманию.

— Особым пунктом завещатель установил, запрет на вступление в брак Исаевой Александре Сергеевне вплоть до достижения совершеннолетия наследника. В случае отказа от наследства, смерти или нарушения этого запрета наследная часть завещается Варваре Станисласовне Хадраш.

Теперь-то родственнички одобрили волю покойного, желая мне отказаться от наследства, умереть, что было лучше всего, или нарушить запрет на вступление в брак.

— И последнее, — адвокат напыжился и голосом Левитана сообщил: — Станислас Владимирович Хадраш и Наталья Леонидовна Хадраш лишаются каких-либо прав на собственность завещателя.

Как удар в литавры прозвучало имя покойной жены Владимира Станисласовича, и родственники Натали начали горестно всхлипывать, утираясь большими носовыми платками, размером с оренбургскую шаль.

— Завещание оглашено, наследники имеют право вступить в наследство в течение полугода.

Некоторые из родственников подошли к нам и выразили сочувствие Станисласу, поздравили Варвару Станисласовну, и, походя, кивали головой мне. Все-таки я прихожусь матерью единственного пока наследника, хоть и незаконнорожденного. Настоящую радость испытала оставшаяся прислуга, Елизавета и Павел Геннадьевич, вышедшие в вестибюль поздравить и выказать готовность служить новой хозяйке дома. Провожаемые прислугой, мы сели в автомобиль, управляемый Евгением, и тронулись в обратный путь.

Глава четырнадцатая

— Откажись! — потребовал Станислас, откинувшись на заднем сиденье 'Мицубиси'. — Я не такой богатый, как мой отец, но, клянусь, мы не будем ни в чем нуждаться!

— Ты с ума сошел, Станислас! — вступила Варвара, повернувшись к нам с переднего сиденья. — Не смей требовать от нее, чтобы она отказалась от наследства, принадлежащего твоему сыну.

— Вы не поняли, девочки, — усмехнулся Станислас, — отец оговорился, если Александра отказывается и так далее, то все переходит вам тетушка, в случае вашей смерти все достанется моему наследнику, то есть нашему юниору.

— Осталось всего лишь дождаться моей смерти! — всплеснула руками Варвара. — И потом, заметь, твоему наследнику, не уточнено, что сыну Александры. Представь, ты женишься, твоя жена рожает законного наследника, а юниор и Александра остаются на бобах. Подумай, Саша, на твоем месте я бы ни за что не отказалась!

— Ведь я прошу ее отказаться ради нашего брака, тетушка. Юниор будет моим законным наследником!

— Твоими законными наследниками могут быть и все последующие дети от других браков, — Варвара сложила ладони в умоляющем жесте. — Подумай, Александра, заклинаю!

— Не ожидал от вас, тетушка, — обиделся на Варвару Станислас. — Я был уверен, что вы на моей стороне.

— Я на твоей стороне, Станислас, я так хотела, чтобы вы поженились! Но Володенька решил по своему, и так тому и быть. Слава богу, что он запретил ей выходить замуж только до совершеннолетия юниора, жить с любимым человеком не запретил, за тебя выйти в назначенный срок не запретил, — она произнесла что-то похожее на 'уф' и посоветовала незадачливому племяннику. — Радуйся. Не отговаривай ее. Живите, как живете, а время покажет.

— Александра, скажи свое слово! — вскипел Станислас.

— Я не откажусь, — твердо сказала я.

— И генеральным директором будешь, не перепоручишь никому? — глаза Станисласа метали молнии.

— Никому, — я смело взглянула в полыхавшие едкой зеленью глаза. — 'Хадраш текнолоджи' принадлежит моему сыну, я костьми лягу, но компания будет процветать. Тебе не убрать конкурента, Станислас, даже таким милым способом, как жениться на его генеральном директоре.

— Соперничать хочешь? — с издевкой спросил он.

— Конкурировать. Соревноваться, — я улыбнулась ему. — У нас есть, чем удивить 'Глоуб Коммьюникейшн'.

— А вот это ты зря. Лучше бы тебе не лезть в мужские игры. Сидела бы дома, ребенка воспитывала, мужу щи варила, да в церковь по воскресеньям ходила.

— Не знала, что тебе нравятся наседки! — я искренне возмутилась пожеланию Станисласа. — Домострой какой-то!

— Станислас, современную женщину невозможно удержать борщами да мессами, — ласково, как с ребенком, заговорила со Станисласом Варвара. — Друг мой, ты перегибаешь палку.

— Дамочки, я сдаюсь! — с истеричным смешком воскликнул Станислас. — Не хочет Александра щи варить, не надо. Пойду в казино, чего-нибудь французского поем, с джентльменами виски выпью, может в карты повезет, если не везет в любви. Останови, Жень, я выйду.

'Мицубиси' плавно притормозил. Станислас хлопнул дверью, отрезая наполовину сказанную фразу своей тетушки. Мы сидели молча, каждая думала о своем. Наши мысли прервал Евгений, спросив:

— Куда теперь?

— Отвезем Варвару Станисласовну, и домой, — ответила я.

— Тяжело ему, — вздохнула Варвара. — Отец даже нитки ему не оставил.

— Зачем ему нитки? Он гений. Боюсь, 'Хадраш текнолоджи' в конце концов уступит лидерство Станисласу. И это не будет зависеть, ни от меня, ни от кого-нибудь другого.

— Так скажи ему об этом, дочка. Станислас очень гордый, тяжело ему сознавать, что ты с ним на равных, да еще и конкурировать собралась.

— Скажу, когда вернется. Боюсь, вернется он не скоро, — напророчила я.

— Я тоже боюсь.

Станислас появился через три дня. Он был пьян, с неопрятной щетиной, светлое кашемировое пальто превратилось в тряпку с грязными полосами. Ввалился в дом, и, пьяно ухмыляясь, развалился на канапе в холле, согнав с насиженного места сонного Базиля. Я собрала свое терпение в кулак, велела ему скинуть всю одежду, чему Станислас обрадовался, затянув песню о моем любимом времяпрепровождении. Я оглядела его тело: синяк на плече, но засосов нет, на пенисе нет татуировок и следов губной помады. Похоже, мы отделались легким испугом. Я втащила его в ванную комнату, посадила в джакузи и включила холодную воду. Станислас взвизгнул, прислонился к белоснежной эмали головою и смиренно затих.

— Где ты был? — затянула я извечный женский вопрос.

— Пиво пил, — Станислас собрал дрожащие губы в кривую усмешку.

— Ты грязен, будто все три дня обитал в ночлежке, — я сделала струю почти горячей, Станислас блаженно прикрыл глаза.

— Погулял с пацанами... С Рамзесом, слышала про такого?

— Мой бог! Что заставило тебя связаться с мафиози? — с интересом спросила я, наливая прозрачный гель на ноздрястую губку.

— Он мой однокурсник. Конкретный мужик. Мы столкнулись в казино, не виделись со студенческих времен. У него шикарная вилла недалеко твоего Коровинского.

— Знаю, наслышана, — я терла губкой его плечи и спину. — И чем вы занимались, кроме как пили пиво? Загорали? В октябре прекрасный загар! Тебе не достался шезлонг, и поэтому ты прилег у бассейна на свое пальто?

— Отстань, — как от надоедливой мухи, отмахнулся от меня Станислас, — ну подумаешь пальто, отдашь в чистку... или новое куплю.

— Я надеюсь, ты не посвятил своего дружка в наши семейные разногласия?

— Ты хочешь спросить, не заказал ли я тебя ему? — засмеялся довольный шуткою Станислас.

— Дурак! — сказала я и направила струю в лицо Станисласу.

— Мммм... — замычал Станислас. — Как ты можешь так плохо думать об отце своего ребенка, а, Александра?

— Прекращай гулять, отец семейства, запой не украшает мужчину.

— Зато дает ему возможность сбежать от реальности, — Станислас поднялся из джакузи, и встал во весь рост.

— Побегал и хватит, — я звонко шлепнула его по мокрой заднице.

Он послушно встал на теплой кофейного цвета плитке ванной комнаты. Я, как ребенка, запахнула его в мягкий махровый халат.

— Крепкого бульона, сладкого чаю, десять часов сна, и ты как огурчик, — пообещала я. — Послезавтра встреча первых лиц компаний 'Глоуб' и 'Хадраш', и я не хочу видеть там твое помятое лицо. Слушай меня, потом скажешь спасибо.

— Спасибо, родная.

Пока Станислас заливал обиды алкоголем в компании местного крестного отца, я наведалась в 'Хадраш текнолоджи'. При моем явлении из недр 'Лексуса', охранник рванулся из-за конторки и с белозубой улыбкой штроко распахнул передо мной дверь. О моем назначении генеральным директором уже знала вся администрация компании. Не успела я подняться на второй этаж, как навстречу мне заторопился Казбек и указал на открытую дверь кабинета Ставицкого. Сегодня Игорь Александрович не принимал меня сидя в кресле.

— Александра Сергеевна! — выйдя на встречу, он протянул для приветствия руку.

— Игорь Александрович, — пожала ее я.

— Разрешите выразить свое удовольствие нашей будущей совместной работой, — он пытливо посмотрел на меня, ожидая, что я окажусь мстительной стервой и тут же уволю его, как некогда он распрощался со мной. Ставицкий был отличным специалистом своего дела, и расставаться с ним я не собиралась.

— Мне надо посоветоваться с вами, Игорь Александрович, через пять минут я ожидаю вас в кабинете...— я чуть не обмолвилась 'Владимира Станисласовича', но вовремя спохватилась, — генерального директора.

Кабинет выглядел чересчур мужским, и за пять минут до появления Ставицкого я решила, какие изменения проведу здесь.

Пунктуально, в указанное мной время Ставицкий закрыл за собой дверь. Мне понравилось, что он готов подчиниться, не смотрел с высоты, не ухмылялся двусмысленно. Я пригласила его к столу переговоров. Сев друг против друга, я рассказала о своих намерениях.

— Игорь Александрович, я собираюсь проводить достаточно жесткую политику безопасности. Мы с вами оба знаем, чем может обернуться беспечность. Поэтому, прошу провести аттестацию всех специалистов занимающихся разработками. Лица, имеющие какие-либо нарушения, либо находящиеся под подозрением, должны быть выявлены и отстранены от секретных работ. Пусть это выглядит жестко, но это необходимо. Все связи информатора, который продал файл с разработками Станисласу Владимировичу, должны быть отслежены.

— Есть, Александра Сергеевна.

— Буду ждать вашего доклада по исполнению. В пятницу я приглашаю на встречу главу и первых лиц 'Глоуб Коммьюникейшн'. Прошу вас подготовиться и обеспечить высокий уровень встречи с оппонентами.

— Есть.

Я встала из-за стола, Ставицкий встал следом, и я с удовлетворением пожала его руку.

— Я тоже очень рада сотрудничать с вами, Игорь Александрович. У нас большие задачи. Владимир Станисласович, царствие ему небесное, возложил на меня ответственную миссию. Подозреваю, что 'Глоуб Коммьюникейшн' в ближайшее время постараются потеснить нас с занимаемых позиций. Станислас Владимирович имеет большой потенциал, нам надо подумать, кто в нашей компании может составить ему конкуренцию. Мотивацию высококвалифицированных специалистов я обеспечу.

Ставицкий еще раз тряхнул мою руку и вышел из кабинета. Я села в кресло босса, потерла кончик носа розовым перламутровым ноготком. На массивном столе красного дерева не было ничего, кроме тонкого слоя пыли. 'Где же шикарный антрацитово черный чернильный набор и тисненая папка с бумагами, непременные атрибуты кабинета моего босса?'

Я открыла наугад один из верхних ящичков. Фотография Станисласа, он совсем еще юнец, длинная светлая челка, чертенята в глазах, джинсы по моде спущены на бедра, загорелый торс и пляжный песок кругом. На меня словно дохнуло морским воздухом, вскрикнула чайка, послышался плеск волны. Я долго смотрела на него, жалела, что эта часть его жизни совсем мне незнакома. Да и не заинтересовался бы незаметной студенткой мальчик-мажор, богатенький баловень судьбы. Станислас, Станислас! Барбара права, Станислас гордый, надо признать его главенство, и просить не препятствовать моей деятельности в 'Хадраш текнолоджи'.

'Надо позволить девочке поиграть во взрослые игры, беды от этого не будет, да и добра тоже. Пусть потешится' — вот какая мысль должна прочно поселиться у него в голове.

Я положила фотографию в свою сумочку и закрыла ящик. Боялась наткнуться на фотографии Натали или любое напоминание о ней. Надо распорядиться, чтобы вещи босса сложили в коробку и передали Игорю Александровичу.

Итак, мне нужно умудриться не потерять Станисласа и не поставить компанию на грань банкротства. Как генеральный директор, я хотела учредить несколько грантов и организовать ежегодные церемонии вручения денежных поощрительных премий талантливой молодежи компании.

Я встала из-за стола и подошла к окну. Деревья сиротливо дрожали на холодном октябрьском ветру. От частых дождей они потеряли яркую окраску и сейчас напоминали грязный бинт с бурыми подтеками застарелых кровяных пятен. В кабинете было тепло, но я поежилась, глядя на безрадостную картину за стеклом. Осень. Пора депрессий, пора расставаний и всеобщей 'апатичной диареи', как любит выражаться Станислас — это когда всем на все насрать. В дверь деликатно постучали.

— Прошу, — громко сказала я, и отвернулась от унылого окна навстречу входящему.

Казбек. Я сразу вспомнила подозрения Станисласа в моей интимной связи с этим красивым кавказцем. Отчасти они были связаны с тем, что половина нашего города знала о любовных отношениях Казбека с моей предшественницей, бывшим секретарем Владимира Станисласовича. Роман давно окончен, секретарь с разбитым сердцем уволилась, но память в умах граждан нашего города продолжает связывать секретаря Владимира Станисласовича, теперь уже нового, с местным Казановой-Казбеком. У него смуглое лицо, орлиный взор черных глаз, красивый изгиб бровей, накачанные мускулы перекатывались под мягким английским пуловером. Глаза мои невольно застревали на выпуклости в районе молнии темно-синих джинсов.

— Александра Сергеевна, — Казбек ступил за порог, но дверь за собой не прикрыл, — можно войти?

— Да, Казбек.

Он закрыл дверь и прошел на середину кабинета. Я демократично указала ему на стул напротив меня. Мы сели. Казбек немного нервно подернул уголком губ, адамово яблоко с головой выдало судорожный глоток.

— Я хотел спросить... Будете ли Вы нуждаться в моих услугах, ...как профессионала? — легкий акцент только украшал низкий с сексуальной хрипотцой голос.

— Я никогда не отказываюсь от услуг профессионалов, более того, я их очень ценю, — серьезно сказала я.

Казбек заметно расслабился, чуть улыбнулся и предложил:

— Александра Сергеевна, составьте, пожалуйста, наиболее удобный для вас график. Прошу распоряжаться мной в любое время суток. Связь, средства передвижения, я берусь обеспечить наиболее удобные маршруты по городу.

— Спасибо Казбек... Как ваше отчество? — спросила я.

— Просто Казбек. И, пожалуйста, говорите мне 'ты', как раньше, — попросил он.

— Хорошо, Казбек. На сегодня ты не занят. Завтра график будет готов, и мы обсудим подробности. Спасибо и, до завтра.

— До свидания, Александра Сергеевна.

Казбек встал и легкой походкой направился к двери, повернулся, и слегка склонив голову, вышел. Я радостно потерла руки. Два отличных помощника, это ли не удача! Никто не выразил сомнения в правильности выбора Владимира Станисласовича и не отказался со мной работать. Честно говоря, я немного этого побаивалась. Укрепим победу, раз мне так везет сегодня! Я нажала кнопку селекторной связи.

— Игорь Александрович!

— Здесь, — тотчас же откликнулся Ставицкий.

— Поскольку у меня еще нет секретаря, не могу ли я обратиться к вам с просьбой? — вкрадчиво спросила я.

— С любой, Александра Сергеевна, — с готовностью ответил Ставицкий.

— Найдите Артёма Сикорского. Вы знаете его, не так ли?

— Так точно, — по-военному ответил он.

— Найдите, пожалуйста, и попросите его срочно зайти ко мне.

— Не сомневайтесь.

— Спасибо.

Я с удовольствием откинулась в кресле. Пожалуй, мне нравится руководить этими умными и ответственными людьми. Я с уважением вспомнила Владимира Станисласовича, браво, собрать вокруг себя такую когорту! И с гордостью подумала, что я была одной из них, и босс очень ценил меня. В лепешку разобьюсь, но не позволю никаким обстоятельствам помешать мне, исполнить, то, что завещал Владимир Станисласович. Кого не хватает в нашем круге, так это Станисласа. Гениального Станисласа, который противопоставил себя отцу и 'Хадраш текнолоджи' — моей второй семье. Но он является главенствующей частью моей первой семьи, отцом моего сына, наследника Хадраш.

Внезапно распахнутая дверь отвлекла меня от мыслей о Станисласе. Артём Сикорский приходился родственником знаменитому авиаконструктору Игорю Сикорскому, волею судеб оказавшемуся в Америке. Вот он, руки в карманах брюк, галстук съехал в сторону, взгляд поверх очков, сдвинутых с переносицы почти на кончик носа.

— Ха! Александра! — он качнулся на каблуках коричневых кожаных туфель, и прислонился плечом к дверному косяку.

— Артёмушка, свет очей моих! — я вскочила с кресла, и направилась к нему. — Как тебе перемены, происходящие в нашей конторе?

— Чума! Когда Ставицкий вызвал меня к 'Александре Сергеевне', чуть со стула не упал, — он взял меня за руку и крутанул вокруг оси, оглядывая фигуру. — Фу-ты нуты! Примерила кресло-то?

— Тём, хорош стебаться! Я и так чувствую себя как человек занявший чужое место, — я притворно вздохнула, посмотрев на Сикорского украдкой. — В кресле сижу, но ловлю себя на мысли, что сейчас войдет босс и мне достанется за наглость.

— Да, ладно! — Артём усмехнулся. — Если честно мы все обрадовались, когда узнали, что 'Хадраш текнолоджи' достанется тебе, раз Станислас свалял дурака.

— Значит, — я затаила дыхание, боясь пропустить, так интересующее меня мнение компьютерщиков о моем назначении, — все-таки хотели Станисласа?

— Александра, — все еще держа за руку, он повел меня к креслу и слегка поддел: — ты хочешь сказать, что разбираешься в нашем деле лучше Станисласа?

— Для того, чтобы руководить компанией, не обязательно быть компьютерным гением, — высказала я свое мнение. — Босс им не был, однако, 'Хадраш' уверенно обошла 'Глоуб', руководимую гениальным Станисласом.

— И, все мы знаем, — иронично улыбаясь, продолжал он, садясь на стул напротив меня, — что если бы не затеи Станисласа, первенства нам не видать!

Я не хотела ввязываться в дискуссию, и не отреагировала на слова Артёма.

— И потом, у меня есть ты... — сказала я. — Ты сможешь доставить 'Глоуб' много неприятных минут!

— Совет хочешь? Не лезь в это.

— Значит ли это, что на тебя мне рассчитывать не приходится?

— Отчего же? Я дал тебе совет, касающейся твоей личной, можно сказать семейной жизни. Ведь ты живешь со Станисласом?

— Да. Но это не помешает мне управлять компанией. Артём, я просто ищу единомышленников и начинаю с друзей. Ты со мной?

— С тобой. Кто еще с нами?

Я рассказала Артёму о согласии Ставицкого, Казбека (при этом он поморщился, сказывался повышенный интерес женского пола к фактурному телохранителю босса), рассказала о моих задумках и вкратце описала развитие компании на несколько лет вперед. Артём удовлетворенно кивал головой, удивленно вскидывал брови и, иронично ухмыляясь, смотрел поверх очков, когда я высказывала утопические идеи.

— Хорошо, — только и сказал он, когда я закончила.

— Нет, правда?

— Ты прирожденный менеджер высокого класса, — подтвердил он.

Я вскочила и радостно захлопала в ладоши. Артём захохотал:

— Видели бы тебя сейчас твои подчиненные!

Глава пятнадцатая

Утром в пятницу, мы собрались за завтраком. Станислас-сибарит в коротком шелковом английском халате, ноги, в отутюженных Анной брюках, положены одна на другую. Он сидел за столом, читал газету и поигрывал домашней туфлей, ему страсть как не хватало сигары. Я смотрела на него, пока Анна подавала кофе. Наконец он с хрустом свернул газетные листы и взглянул на дымящуюся чашку кофе. Пробежал глазами по столу с кремовой скатертью.

— Сливки, — небрежно бросил он.

— Да, мой господин, — я схватила сливочник, стоящий рядом с моим локтем, нарушающим правила поведения за столом. Перегнувшись через стол, я плеснула добрую порцию в чашку Станисласа.

— Да... — протянул он, — девушек можно вывезти из деревни, но деревню из девушек...

— Прошу прощения, сами мы не местные, — съязвила я, прекрасно понимая, что делать этого не стоило.

— Саша, — скорбно сказал он, — я ни за что не поверю, что ты вдруг забыла все, о чем тебя учили дома и в школе. Чего ты добиваешься?

— Твоего внимания. Видишь, цель моя достигнута, ты соизволил заговорить со мной.

— Я всего лишь поинтересовался новостями, — сказал он, ткнув указательным пальцем в 'Financial Times'.

— Видел бы ты себя со стороны.

Станислас взял чашку, подцепил двумя пальцами подогретый круассан, и смешно оттопырив мизинец, надкусил его. Я прыснула.

— Что здесь смешного? — манерно произнес он.

— Сейчас ты похож на гея, — он кокетливо повел плечами, а я расхохоталась. — Ты издеваешься надо мной, и мне приходиться отвечать смехом.

— Ладно, шутки в сторону. Позволь тебя спросить, на правах твоего гражданского мужа, — оговорился он, — каким образом ты собираешься добраться на нашу сходку?

— За мной приедет Казбек, — мое сердце подпрыгнуло, и застряло в горле. — Я оставила его в качестве личного телохранителя и помощника.

— Вот как... — на скулах Станисласа заходили желваки. — И какие функции выполняет твой личный телохранитель?

— Не придуривайся, — заняла оборону я. — Такие же, какие выполнял при твоем отце.

— Ого! — вцепился в мои слова Станислас. — Насколько я помню, при моем отце он славился тем, что одаривал весь женский коллектив 'Хадраш' своим вниманием. Легенды говорят, что ваш Казбек гиперсексуальная, но неразборчивая личность. На твоем месте я бы затребовал справки о состоянии его здоровья. В стране гуляет СПИД!

— Это что, одно из проявлений зависти к мужским качествам Казбека? — черти тянули меня за язык.

— Тебе знакомы эти качества?

— Сумасшедший!

Станислас ударил кулаком по столешнице.

— Всё! Поедешь со мной. Свою жену я отвезу сам, тем более что нам в одно место.

— Да, мой господин.

— Вот именно.

Я оставила последнее слово за ним, подошла к Станисласу сзади и поцеловала в макушку.

— Я в спальню, пора одеваться.

— Подожди, я с тобой, — он схватил меня за шелковую полу пеньюара и потянул к себе, пеньюар сполз с плеч и обнажил часть спины.

— Только никаких сексуальных домогательств! Будет смешно, если директора обоих корпораций опоздают на встречу, тем более приедут вместе! О нас будут шептаться.

— На здоровье... — замурлыкал довольный Станислас.

Подъехали кортежем: мы со Станисласом на 'Мицубиси', за нами Казбек на представительном черном 'Майбахе', римейке послевоенной 'Победы'.

— Дорогая, надеюсь после конференции мы вместе отправимся домой? — спросил Станислас, мягко сжав мою ладонь.

— Нет, любимый, мне нужно будет обсудить итоги, как ты назвал... конференции, с моими коллегами. Подозреваю, ты запланировал то же самое?

— Итоги предсказуемы, считаю обсуждать нечего, так что прямо отсюда и в кроватку, — его руки проникли в мое распахнутое пальто.

— Женька слышит твой бред, — прошипела я, отталкивая его наглые пальцы.

Станислас рассмеялся. Евгений вышел из машины и открыл дверь с моей стороны. Я ступила на мощеную глазурованной плиткой площадку у центрального входа в наш офис. Станислас хлопнув дверью, обошел 'Мицубиси' и, свернув руку калачиком, предложил ее мне. Я положила кисть на болотного цвета кашемир его нового пальто.

— Теперь от танго переходим на быстрый вальс. Раз — два — три, раз — два — три, — шутил Станислас.

— Прошу тебя, будь серьезней, — одернула его я, — мы же договорились!

— Не переживай, я буду паинькой, — пообещал он.

Мы вошли в здание и, сбросив верхнюю одежду на руки дежурного охранника, направились в мой кабинет. Там вкусно пахло колумбийским кофе, дымок от сигарет тянулся к приоткрытому окну, звякнула о фарфор серебряная чайная ложечка. Все были в сборе. Команды обоих компаний расположились на противоположных сторонах стола переговоров. Еще раньше мы решили пригласить на встречу корпоративных юристов, первых лиц служб безопасности, главных экономистов, ведущих специалистов и кадровиков. Сев напротив Станисласа, я с любопытством рассматривала его помощников.

Ба, знакомые все лица! 'Дяденька' в костюме из благородной сине-черной фланели, в белоснежной рубашке и с желтым топазом золотыми запонками. Красавец! Я подмигнула ему, он, как филин, сморгнул одним глазом и улыбнулся уголком рта: ну, здравствуй, племянница! Остальных я видела впервые. Игорь Александрович Ставицкий взял слово и начал представление.

Когда он представлял меня как генерального директора 'Хадраш текнолоджи', восемь пар глаз устремили свой взор кто на меня, кто на Станисласа, последний лукаво блеснул зелеными глазами и широко улыбнулся мне. Я со страхом подумала: вот сейчас он сморозит какую-нибудь пошлость насчет проведения переговоров в одной постели, или, что после первоклассного кунилингуса все вопросы у генерального директора отпали сами собой, и пора расходиться по домам. Слава богу, он промолчал!

'Дяденька', в миру Герман Генрихович Гринев, руководил службой безопасности 'Глоуб Коммьюникейшн', о чем и поведал изумленной публике, в моем лице, конечно. Разыгрывая спектакль с погонями и слежками, Станислас задействовал главные силы своего ведомства, Гринев был наперсником и держателем тайны главы 'Глоуб'. Интересно, рассказывал ли Гринев своему дружку Станисласу, как хвалил 'сиськи' и хлопал по заднице его незаконную жену? Если нет, то дополнительный козырь я припрячу в рукаве, иногда полезно внести смуту во вражеский стан.

— Мы собрались для того, чтобы урегулировать наши непростые взаимоотношения, — начала я. — Есть предложение заключить пакт о взаимном ненападении.

— 'Глоуб Коммьюникейшн' не империя зла, — тут же ввернул Станислас. — Нападать мы не собирались.

— Ни для кого не секрет, что делались попытки промышленного шпионажа, — напомнила я.

— Попытки делались с обеих сторон, — отмахнулся Станислас.

— Хорошо. Признаем, — я сделала примирительный жест. — Также нам хочется быть уверенным, что не будут делаться попытки вербовки кадровых специалистов. Считайте, что наше уверение в этом у вас уже есть.

— Кадры надо привлекать уровнем оплаты труда, — наставительно произнес Станислас, преподав мне урок менеджмента. — Насильно их не удержите. Если кто из ваших специалистов сочтет работу в 'Глоуб' привлекательной, я гнать их не стану.

— Я говорю про умышленные ходы, — оговорилась я.

— Подобных акций не планировалось, — Станислас усмехнулся и положил правую руку на грудь в области сердца. — Смею уверить вас в нашей порядочности. Мы не разбойники с большой дороги, как может показаться. Мы белые и пушистые.

— Переманивание клиентов... — начала я, но Станислас не дал мне продолжить.

— Это уж совсем никуда не годится. А как же законы конкуренции? Я что должен отказать клиенту только потому, что ранее он пользовался вашими услугами? Чушь, Александра Сергеевна!

— Станислас Владимирович вы не хотите мирных отношений между нашими корпорациями?

— Очень даже хочу! Мечтаю о прекрасных отношениях между нами! Только не надо фанатизма и бредовых идей! А дружить мы обязательно будем, буду заскакивать к вам на кофе. У вас чудесный кофе! Угостите, не откажете?

— На кофе мы не экономим. У вас, видимо, жесткий режим экономии?

— Вопросик-то с подвохом. Вас так интересует наша экономическая политика? Мы открыты, можем рассказать, так сказать поделиться передовым опытом. Приходите, угостим чаем. На заварке мы не экономим.

— Непременно. Я у вас еще не была ...в 'Глоуб'.

— Милости просим.

В этом раунде Станислас победил. Он выглядел убедительно, немного снисходительно и слегка иронично. Я как школьница, что пыталась ответить на пятерку, но не дотянувшая, сломленная напором опытного и коварного преподавателя, доказавшего, что претендовать на 'отлично' не стоит, когда материал не изучен до конца. Я старалась выглядеть оптимистично, предоставила слово противнику, стремясь в прениях взять реванш.

— Не во всем соглашаясь с Александрой Сергеевной, мы не преследуем цель свести на нет усилия, прилагаемые выборным комитетом вашей компании. На существующем ныне рынке наши компании занимают главенствующее место и, учитывая родственные связи и многое другое нас связывающее, ваше предложение принимается нами с легкою душою и добрыми намерениями. Но. Конкуренция есть конкуренция. Александра Сергеевна, не далее, как несколько дней назад, убеждала нас, что вам есть, чем нас удивить. Что ж, перчатка брошена. Будем соревноваться. Главное участие, но победит сильнейший. Наградой победителю прошу определить слияние компаний, то есть усиление наших сил на рынке, сосредоточение в одних, как покажет соревнование — мудрых руках.

Станислас, прежде чем сесть, предоставил слово мне. Мне ничего не оставалось делать, как принять вызов и предложение Станисласа. Еще не хватало участникам совещания решить, что 'Хадраш' боится соревноваться с 'Глоуб', даже ценой такой ставки! Я была уверена в нашей победе, мы были стабильней, финансово состоятельней и сплоченней. К тому же, провозглашенная Станисласом награда победителю была аппетитным куском, у меня текли слюнки от предвкушения надкусить до крови и проглотить 'Глоуб Коммьюникейшн'.

— Согласна со Станисласом Владимировичем, честное соревнование решит наши проблемы, я тоже считаю, что слияние компаний лучший путь выживания на все увеличивающемся рынке компьютерных технологий. Вместо изматывающей борьбы друг с другом мы могли бы иметь шанс конкурировать у себя в стране и за рубежом.

— Итак, — снова взял слово Станислас, после того как я умолкла и вернулась в кресло, — если среди нас есть персоны не согласные с выдвинутыми предложениями, прошу высказаться.

Станислас внимательно посмотрел на присутствующих. Была некоторая растерянность от величины объявленной ставки, но несогласных не было.

— Александра Сергеевна, наши юристы подготовят договор, и... — он взглянул на привлекательную молодую женщину, с короткой стильной стрижкой, и она подняла вверх три сжатых пальца — ...через дня три мы будем иметь удовольствие ратифицировать его.

От исходящей от него самоуверенности и моей, навязанной им, ролью второго плана, я решила немного осадить его. Перебросившись словом со своим юристом, я заявила:

— Станислас Владимирович, столь серьезный вопрос требует большего времени для рассмотрения. Наше слово — пять дней.

— О'кей. Не будем устанавливать сроков. Александр Петрович — обратился он к моему юристу, — надеюсь, вы, и Ольга Вячеславовна найдете общий язык. Мы вас не торопим. А сейчас, — Станислас потер ладошки, встал, давая понять, что встреча окончена, и обратился к сотрудникам 'Хадраш текнолоджи', — разрешите похитить Александру Сергеевну, у нас, видите ли, сын на грудном вскармливании.

И он довольный расплылся в улыбке, когда я вскочила подброшенная его фразою, зацепив носком туфли соседнее кресло. Суматоха, вызванная мной, была им подогрета, он бережно взял меня под руку и сказал:

— Осторожней, дорогая, еще полчаса у нас есть.

Я распекала Станисласа всю обратную дорогу. Он смотрел на меня снисходительно, словно на маленькую девочку, не понимающую, о чем она говорит.

— Я просила тебя, и ты мне обещал! Ну, кому интересно, что я до сих пор кормлю юниора грудью?

— Дорогая, я очень горд этим обстоятельством, ну не сдержался... И, потом, неужели ты думаешь, что кому-то из наших компаний неизвестно о наших отношениях?

— Да ну и черт с ними! Просто не надо было говорить!

— Детка, ты не понимаешь, что подобные мелочи в глазах наших подчиненных делают нас человечней, ближе к ним, понятней и благотворно влияют на внутри корпоративные отношения.

Спорить с ним было бесполезно. Он схватил мою голову, крепко сжал ее ладонями.

— Как мне хочется иногда посмотреть, что у тебя внутри!

— Мозги.

— Какие мысли тебя посещают чаще всего? Что ты думаешь обо мне?

— Без комментариев.

— Ты меня любишь, Саша?

Я молчала. Он потряс мою голову, я чувствовала, что ладони сжимаются все сильней и сильней.

— Люблю, — сердито сказала я.

— Неужели для тебя настолько тяжело сказать правду? Ведь ты сказала это, лишь для того, чтобы я отвязался? — он отпустил меня и разочарованно произнес. — А я все-таки надеялся...

— Ты такой... С тобой не знаешь, шутишь ты или нет? Я не хочу, чтобы мои признания были высмеяны тобой. От того и предпочитаю помалкивать.

Станислас замкнулся. Обедали мы в полном молчании, лишь с юниором Станислас был весел. Когда я уложила юниора спать, Станислас оделся и покинул наш дом, бросив мне в дверях:

— Вернусь поздно.

'Опять напьется, Рамзес для Станисласа плохая компания!' — подумала я. Если бы я знала, чем закончится для меня внезапная, после многих лет, встреча университетских друзей!

Станислас вернулся поздно, но был совершенно трезв, что внушило мне более серьезные опасения.

'Не завел ли себе любовницу? — метались мои мысли. — Или вернул кого-нибудь из бывших?'.

Ситуация с Натали, когда я нежилась на итальянской Ривьере и попросту упустила Станисласа, встала передо мной в своей ужасающей реальности. Все, что за этим последовало, вспоминалось, как страшный сон. Не допустить повторения! От страха сердце сбилось с ритма и забухало, разрывая грудную клетку. Я подкралась к двери спальни Станисласа и прислушалась. Стук сердца заглушал все остальные звуки. Я решилась и дернула дверную ручку. Она не поддалась. Закрылся! Я начала громко стучать в дверь спальни.

— Тише, Александра, ты разбудишь юниора, — приглушенно прозвучал голос Станисласа из-за двери.

— Открой немедленно!

— Что-нибудь случилось? — он приоткрыл дверь, и я прилегла на нее плечом, не давая ему шанса вновь закрыться.

— Не смей закрываться в нашем доме!

— Я имею право на уединение, — спокойно возразил Станислас, но дверь придерживал. — Это моя спальня. Ты имеешь свою. Если ты там закроешься, я пойму тебя правильно.

— Черта лысого!

— Александра! Ты больна? Если нет, то я не понимаю, что случилось с твоими манерами. Сегодня утром, ты ужасно вела себя за столом, вечером ты ломишься в мою спальню и выражаешься как ломовой грузчик!

— Я боюсь, — прошептала я.

— Чего? — удивился Станислас, не отпуская двери.

— Боюсь, что ты свяжешься с какой-нибудь... женщиной, и все повториться снова!

— Господи, да что повториться-то? — он терял терпение от непонимания моих страхов.

— То, что было с Натали...

Станислас резко распахнул дверь. Я ввалилась внутрь, и была поймана его руками.

— Сашка, да ты что! — взволнованно сказал он. — Успокойся! Ничего подобного, никогда в твоей жизни не повториться, я тебе обещаю!

— Ты мне и тогда обещал, что она меня не тронет...

— Обещал. Если бы не твоя настырность, я бы обещание сдержал, — и успокаивающе продолжил. — Успокойся, тебе ничего не угрожает.

Я всхлипывала, пытаясь унять истерику. Он гладил меня по волосам и плечам.

— Хочешь, выпьем вина? — спросил Станислас, слушая мои смолкающие рыдания.

— Хоо-чуу, — проревела я.

— Пойдем в столовую, у меня припрятана бутылочка японского сливового вина, — он разговаривал со мной как взрослый с ребенком. — Сладкого.

— Для кого припрятана? — полюбопытствовала я.

— Для моей девочки, — ответил Станислас.

— Не хочу в столовую, хочу к тебе в спальню, — капризничала я, принимая игру.

Станислас сглотнул, чувствовалось, как внутри его происходит борьба. Наверное, он задумывал, в назидание мне, провести ночь одному, и сейчас я ломала его планы.

— Хорошо, подожди меня минуту, я схожу за вином, — решился он, и отправился в столовую.

Я прошмыгнула в ванную Станисласа, и когда вышла оттуда лишь в редких каплях воды, нестертых горячим полотенцем, он уже ждал меня, прикрыв бедра частью шелкового покрывала, на котором возлежало его тело. Я подошла к нему, он откинул шелк и с манящим движением пальцев произнес:

— Иди ко мне.

Я прилегла рядом и прижалась к его нагому телу.

— Какая ты влажная и прохладная... — зашептал он в мое ушко.

— Зато внутри я влажная и ...горячая, — многообещающе ответила я.

— Боже, Александра, ты крутишь мной, как хочешь, — возбужденно простонал он, — играешь на струнах моей души!

— В необычном месте находится твоя душа! — со смехом воскликнула я. — Или мне приходится брать только низкие ноты?

Глава шестнадцатая

— Володенька! — звала Варвара Станисласовна юниора. — Володенька, ну не капризничай, выходи.

Они гуляли во дворе нашего дома, под бдительным оком охраны и с сопровождением бонны, сменившей няню по мере взросления юниора. Трех лет от роду наш сын имел непростой характер, и умело прятался как от бонны, так и от Барбары, любившей повозиться с внуком. Отца он обожал, меня, за строгость, побаивался, но считал своею собственностью, Барбара же являлась лицом, беспрекословно выполняющим его требования.

Наши семейные отношения нельзя было назвать идеальными, мы иногда ссорились, однажды, в пылу жесткой ссоры, Станислас пригрозил мне разводом, но, поскольку мы не были женаты, угрозы его остались невыполненными. Несмотря на то, что я начинала наше соревнование с приличной форой, каким-то странным образом 'Хадраш текнолоджи' вдруг увидела впереди себя быстро удаляющийся круп 'Глоуб Коммьюникейшн', издевательски помахавшей нам хвостом. Станислас оказался не только компьютерным, но и финансовым гением. Начал он с того, что организовывал общие для наших корпораций праздники. Спортивные, календарные, просто барбекю и open air-бары с танцполом. Наш персонал быстро перезнакомился, а так как в 'Глоуб' работало величайшее количество прелестных особ, все холостые мужчины 'Хадраш' в скором времени оказались женатыми. Первому браку я обрадовалась, затем, когда свадебные торжества приняли систематический характер, я встревожилась. И не напрасно. Мужья стали перебираться в 'Глоуб', где Станислас предлагал молодоженам элитное жилье в рассрочку. Об этом отдельный разговор.

Однокурсник и собутыльник моего благоверного, Рамзес, кроме армии 'солдат' поддерживающих интересы 'семьи', имел и вполне легальный бизнес. Практически любое финансово-благополучное частное предприятие входило в сферу его интересов. На заре возмужания малого бизнеса в нашем областном центре, Владимир Станисласович решил проблемы с резвыми ребятками, воспользовавшись услугами силовых структур, ярким представителем которых являлся господин (тогда еще товарищ) Ставицкий. Благодаря ему и я полностью была избавлена от проблем связанных с подобными личностями. Знакома с Рамзесом я не была, да и не торопилась быть представленной, даже в качестве жены Станисласа. Несколько раз я заявляла, что не интересуюсь их шашнями, и теперь кусаю локти. Моя недальновидность и то, что я недооценила союз своего муженька с Рамзесом, привело к моему полному банкротству.

Когда Станислас объявил, что оформил бумаги на приобретение земли, на которой догнивает деревня-призрак Житино, я, довольно усмехаясь, сказала:

— Тебе, любимый, деньги девать некуда!

Тогда же Станислас признался, что дом моих родственников, в котором мы прятались от 'погони', он реставрирует и сделает нашей загородной резиденцией. Против дачного домика я не возражала, ведь я выросла в деревне и иногда скучала по деревенскому укладу, запахам крестьянского дома, ароматам свежевыпеченного хлеба и молока. К тому же Житино недалеко от Коровинского и мы с юниором запросто ходили бы к Анастасии пешком. Я одобрила приобретение Станисласа, но более им не интересовалась, слишком была занята в 'Хадраш текнолоджи'.

Мои братья иногда заезжая к нам говорили мне, что рядом с Коровинским идет строительство, что часто видят в селе Станисласа, и он заглядывал в гости.

— Станислас решил выстроить загородную резиденцию, — отвечала я. — Зная его, могу поспорить, что отцовской она не уступит. Пусть потешится. Чем меньше он уделяет внимание 'Глоуб', тем лучше для меня.

Станислас изредка рассказывал, как идет стройка, и спрашивал, хотела бы я принять участие в разработке дизайна. На его вопросы я всегда отговаривалась тем, что у него прекрасный дизайнер и не доверить оформление Сауду было бы с нашей стороны большой глупостью. Я говорила это с осторожностью, боялась обидеть Станисласа отсутствием интереса и недостатком времени, но он спокойно принимал мои отказы и даже был этому рад. Вот где бы мне насторожиться!

Но, меня волновало лишь состояние дел в 'Глоуб', я частенько наведывалась в офис к Станисласу, немного шпионила, когда он выходил из кабинета. В прочем, ничто не внушало мне опасений, иногда я даже поражалась, до чего Станислас легко относится к бизнесу. Все, что мне дается огромным трудом, у него получается с первой ноты, с полу взгляда и полу фразы. Прав был Сикорский, когда сказал, что Станислас может узнать информацию по запаху, не открывая файла. Раньше я делала попытки забраться в постель с ноутбуком, но Станислас пресек их, пригрозив разбить все домашние компьютеры, до смерти надоевшие ему в офисе.

Итак, ранней осенью, когда мои наилучшие сотрудники стали покидать 'Хадраш текнолоджи', как птицы покидающие родной край ради южного тепла, я всполошилась. Очередную жертву Станисласа я пригласила присесть и попросила рассказать, чем его так привлекает работа в 'Глоуб Коммьюникейшн'.

— Платят больше.

— Намного? — спросила я, зная, что разница минимальная. Мы со Станисласом долго соревновались, но я решила не доводить гонку зарплат до маразма и уступила ему. 'Неужели была не права?' — подумала я.

— Да нет, не намного. И еще отпуск... больше.

— На два дня, — защитила я, мою вторую уступку Станисласу.

— Александра Сергеевна, скажу вам, как на духу. Запилила меня моя Алла, и зарплата в 'Глоуб' больше и отпуск длиннее и работать вместе удобней! Нет уж сил сопротивляться! А тут еще и с жильем...

— Не верю. Не верю Евгений Борисович, что вы свою точку зрения отстоять не можете.

— Отстаивал, как мог, но когда Станислас Владимирович семьям своих сотрудников предложил корпоративное жилье, житья мне не стало. Да и права Алла, надо жить отдельно, а не с тещей или свекровью.

— Корпоративное жилье? 'Глоуб' ведет строительство в городе? Не слышала... — пробормотала удивленная я.

— В пригороде. Недалеко от Коровинского деревенька стояла. Вот там строительство и идет.

'Вот тебе и дачный домик в Житино!' — воскликнула про себя я, и попросила рассказать подробней.

— Коттеджный городок строится, дома в два этажа, есть и больше, кому, что по кошельку. В банке ссуду берем на первоначальный взнос, ежемесячный процент небольшой, в общем, нам доступно. Транспорт обещают, инфраструктуру, ну там... магазины, медицина не хуже, чем в городе. Свежий воздух, молочко, продукты с грядочки, Коровинское ведь рядом, и им хорошо, не в город возить на продажу.

Что делать? Пришлось подписать заявление на увольнение. Ай да Станислас! Съезжу-ка я в Житино, посмотрю, что затеял мой любимый.

Пока Казбек вез меня по загородной трассе, нас то и дело обгоняли фуры, груженные строительным материалом, рамами, металлическим прутом, краны и машины, мешающие бетон. Я уныло смотрела в след уходящим машинам, оставлявшим нам лишь завихрения пыли и мелкого мусора.

— Александра Сергеевна, — взмолился Казбек, — позвольте обогнать, машина от этих фур вся в пыли будет. В Житино первыми въедем!

— Нам первыми не надо. Держись в середине колонны, — велела ему я.

Мы въехали на территорию Житино, я показала Казбеку, как проехать к дому, который являлся теперь собственностью Станисласа. Вокруг бешеными темпами шло строительство.

'Фундаменты для коттеджей были заложены в прошлом году, значит, строительство было запланировано еще раньше, скорее всего, немногим позже подписания нами договора' — размышляла я.

Мы остановились около кованых ворот уходящей вдаль фасадной ограды. Я вышла из машины и сопровождаемая Казбеком вошла в незапертые ворота. Уложенная плиткой дорога вела к одноэтажному коттеджу, одна сторона которого сохранила отреставрированный сруб старого дома, плавно переходящий в отделку сайдингом кремового цвета. Новый дом занимал большую площадь, чем старый, Станислас не захотел выстроить многоэтажку, и в этом я с ним мысленно согласилась. Коричневая черепица, флюгер, огромные арочные окна фасада, круглое оконце мансарды и яркие витражи входной двери. Крыльцо охватывало половину фасада, а его крышу поддерживали четыре круглые колонны. Я остановилась на дорожке, словно не решаясь пройти дальше без приглашения хозяина. Он не замедлил появиться. Я подозревала, что Станислас здесь.

'Наверное, доложили, что нагрянула жена!'.

Станислас торопливо вошел на двор, недовольно взглянул на Казбека и развел руки:

— Сашка! Ну, наконец-то! — радовался он, но его зеленые глаза говорили, что я свалилась, как снег на голову. — Я уж и не ждал.

— Решила взглянуть, что за избушку ты построил.

На избушку он обиделся. Нахмурил бровь, губы дрогнули.

— Не нравится? — спросил он, готовый к упрекам моему недавнему безразличию.

— Почему, нравится. Заборчик красивый. А внутри я еще не была.

Станислас оживился:

— Пойдем, я тебе покажу! — и потянул меня за руку к входной двери.

Внутренняя отделка дома была современной вариацией на аристократические усадьбы девятнадцатого века, просторная гостиная с камином, гобелены на стенах, антикварная мебель. Станислас протащил меня по всему дому, не дав толком оглядеться. Наконец он подвел меня к низенькой дверце и, словно предчувствуя мой восторг, улыбаясь, повернул золотой ключик. Дверь распахнулась, представив моему взору блестящую лаком горенку. Часть дома, в котором мы нашли укрытие три года назад, была сохранена в первозданном, но отреставрированном виде: печь выбелена, на полатях новое лоскутное одеяло, рассохшийся стол заменен круглым накрытым белоснежной скатертью, на окне кружевные занавески.

— Ух ты, — восторженно промолвила я, гладя ладонью, сатиновый блеск одеяла, — даже похоже на то, которое мы разорвали в клочья!

— Давай, попробуем на прочность? — предложил он.

— Сумасшедший! — рассмеялась я, в душе надеясь, что Станислас не преминет воспользоваться моим приездом, после близости мне будет легче расспросить его о его замыслах.

— Ничуть. Я вижу, ты не против, тогда, в Житино, ты была сексуальной маньячкой, я еле от тебя отбивался!

— Негодяй! — я шлепнула его легкой перчаткой, он подхватил мой плащ, бросил его на скатерть стола, и усадил меня на скамью. Станислас стал на колено и начал расстегивать молнию на моих ботиках.

— А вдруг кто-нибудь войдет в дом?

— Нет.

— Погоди, твои рабочие могут искать тебя и тогда точно войдут в дом!

— Бог ты мой, Саша, — взмолился Станислас, — ну какие рабочие! Позвони своему бультерьеру, пусть на стреме постоит!

— Между прочим, Казбек ни разу не позволил себе грубого слова в твою сторону... — сказала я, набирая его номер.

— Еще бы он позволил! — возмутился Станислас и обреченно захныкал. — Саш, мы будем любовью заниматься или обсуждать хорошие манеры твоего волкодава?

— Грубиян, — бросила я с улыбкой, и потрепала его волосы. Станислас встал с колена и машинально отряхнул чистые брюки. — Алло, Казбек...

Мой дорогой муженек выложил мне всё. Мы лежали на полатях, на новеньком лоскутном одеяле, после изматывающих ласк моя голова покоилась на сгибе локтя Станисласа.

— Такую застройку мне одному было не потянуть, — рассказывал он, — пригласил товарища, так что строительные подряды на паях с Рамзесом, у него свои лесопилки. Специалистов наняли, гастарбайтеров пригнали, затраты на строительство минимальные, а окупятся в пять-десять раз. Для желающих приобрести жилье в рассрочку, банк 'Фараон' предоставляет под процент ссуды...

— Банк 'Фараон'... постой, я угадаю кто генеральный директор! Твой Рамзес просто монополизировал город! Не боишься, что позарится на твой бизнес?

— Нет, дорогая, я подстраховался.

— Поделись, — я прижалась к Станисласу и щекотнула его за ушком.

— Секрет, — Станислас потянулся к пепельнице, поставил ее печной выступ и щелкнул зажигалкой. Волнующий запах табака потянулся с выпущенной Станисласом струйкой дыма к моим ноздрям. Я чихнула.

— Хочешь, я потушу сигарету? — спросил внимательный Станислас.

— Нет, я люблю, когда ты куришь.

Он снова затянулся, и я почувствовала, что он хочет сказать мне что-то важное, но раздумывает, подходящий ли момент? Я подтолкнула его вопросом.

— Со строительством поселка ты совсем забросил 'Глоуб'?

— Отнюдь, — он выпустил колечко дыма и пустил внутрь его струйку. — Просто нет необходимости в моем присутствии. Отлаженная машина, колесики крутятся.

— Счастливец, — протянула я, вдыхая табачный аромат, — а я вот, предпочитаю держать руку на пульсе, за всем присматриваю сама.

— Неправильно это. Ты проводишь на работе больше времен, чем с нашим сыном.

— Это временно, наведу порядок и возьму отпуск, — я сладко потянулась. — Поедем куда-нибудь вместе.

— Эти обещания я слышу третий год. Послушай... — он приподнялся на локте, прищемив прядь моих волос, я потянулась следом за ним. Станислас сел, я перевернулась на живот и приготовилась слушать.

— Саш, — голос Станисласа был серьезен, — я уверен, ты на меня рассердишься за эти слова, но прошу, выслушай.

— Я слушаю тебя, — ответила я спокойно.

— Обстоятельства таковы, что 'Хадраш текнолоджи' не долго осталось. Дела хреновые, — он вдавил сигарету в пепельницу, и взглянул в мои расширенные глаза. — Или вы выполняете условия нашего договора, или объявляете себя банкротом. Я знаю, — он поднял руку, призывая меня не перебивать, — сколько сил ты вложила. И то, и другое для тебя смертельно. Поэтому, предлагаю свои условия.

— Иди ты к черту! — вскочила я, приложившись затылком к притолоке. — Это ты говоришь, что мы банкроты! — крикнула я, потирая ушибленное место. — Ты ни черта не знаешь, на самом деле в нас вкладывают деньги! Очень известная и богатая иностранная корпорация. Так что мы вам в очередной раз утрем нос!

— Саша, я не могу смотреть, как гибнет 'Хадраш', — он постарался обнять меня, но я вырвалась и оцарапала его плечо, он рассердился. — С одной стороны мне это на руку, ты наконец-то будешь дома, но с другой стороны... Твои инвесторы — подставные лица, эта 'известная и богатая иностранная корпорация' занимается скупкой акций российских компаний, затем подводит их на грань банкротства, когда владельцу ничего не остается, как отступиться от контрольного пакета акций в пользу инвестора. Дальше еще проще, компанию продают с молотка.

— Не может быть! Ты откуда знаешь? — ахнула я.

— Рамзес входит в совет директоров, — он сморщился от боли и подул на расцарапанное плечо.

— Твой дружок хочет отнять у меня 'Хадраш'?! — взвизгнула я, готовая снова напасть на Станисласа.

— Он здесь не причем, — он отпрянул от меня и поторопился оправдать друга. — Вы же сами обратились к ним. Но он предупредил меня.

— Боже мой... Я продала им почти половину акций! — слезы моментально подступили к глазам, и я похолодела от ужаса. — Что мне делать, Станислас?

— Слияние компаний, вот наш выход! — объявил он.

— Это значит, что я проиграла, — всхлипнула я, растирая по щекам макияж. — Слияние компаний... 'Хадраш текнолоджи' исчезнет с лица земли. Владимир Станисласович доверил мне, а я... я не смогла...

— Саша, это разумный выход: пока ты держишь в руках контрольный пакет, ты можешь согласиться на слияние, — он осторожно обнял меня за плечи, утешая, но все еще опасаясь всплеска безумной злобы. — Мы объединимся, и у них, в итоге, окажется не почти половина, как ты выразилась, а одна треть! А с такими картами играть не садятся. Они отступят.

— Я согласна, — утирая нос, и лихорадочно обдумывая свои дальнейшие действия, — но при одном условии... Наша новая компания будет называться 'Хадраш Коммьюникейшн'!

— Хорошо, — отчего-то быстро согласился Станислас. — По завещанию отца, так как нарушается один из его пунктов, доля 'Хадраш текнолоджи' переходит к Барбаре.

Я снова заревела, но он потряс меня за плечи и пообещал:

— Акции нефтяных компаний утешут тебя.

Я горестно качала головой, все еще не веря в свое поражение.

— Теперь мои условия, — напомнил мне о себе Станислас, — поскольку ты не будешь связана условиями завещания, то выходишь за меня замуж.

— А как же работа, — я сложила руки на обнаженной груди, заметив, как глаза Станисласа все чаще останавливаются на ней, — а 'Хадраш'?

— Не беспокойся, с 'Хадраш Коммьюникейшн' все будет в порядке, — его зеленые глаза вспыхнули странным блеском, — об этом я побеспокоюсь.

— Но я не смогу сидеть дома, — продолжала ныть я, увлеченная начинающейся любовной игрой.

— Ладно, так и быть! — как можно ближе придвинулся ко мне Станислас. — Возьму тебя в секретарши, только, чур, в обеденный перерыв мы будем закрываться в моем кабинете.

— Это квалифицируется как сексуальные домогательства! — уже кокетничала я.

— Могу же я домогаться своей собственной супруги? — отводя мои прижатые к груди руки, сказал Станислас.

— Что-то боязно мне замуж идти... — ввернула я, чтобы раззадорить любимого.

— Правильно, что боязно, — усмехнулся он. — Я столько лет мечтал с тобой развестись!

— Придется еще помечтать, — засмеялась я, когда Станислас заваливал меня на спинку, — хоть теперь нам ничто не мешает, я, пожалуй, подожду.

Я пережила немало неприятных минут, признавая себя проигравшей сотрудникам 'Хадраш текнолоджи'.

— По договору, заключенному между нашими компаниями, я должна уйти с руководящего поста и подготовить слияние нашей компании с 'Глоуб Коммьюникейшн', — горестно констатировала я собрав актив компании.

Несмотря на это, весть о том, что никто из работников уволен не будет, и новая компания будет носить славное имя Хадраш, многих обрадовала. Некоторые не посчитали это проигрышем, ведь управлением компании займется сын основателя. Про мою ошибку с инвесторами, по наказу Станисласа, я умолчала. Как он и предрекал, получив вместо половины треть акций, инвесторы отказались вкладывать деньги в наше предприятие и Станислас выкупил их обратно.

Иногда мне кажется, что вся эта шарада была задумана Станисласом, не без участия Рамзеса, для возвращения меня в лоно семьи и исполнения желания Станисласа узаконить наши отношения и наших детей. Я не оговорилась. Житинские печные полати вновь сыграли со мной шутку.

— Ведь надо же было забыть, что именно там мы зачали юниора! — сетовала я Станисласу. — Ногой не ступлю за порог этого дома!

— Ну и дура ты, Сашка! — радовался Станислас. — Ты бы знала какая ты хорошенькая, когда беременная!

— Ты увидел меня на пятом месяце, и не знаешь, что такое токсикоз по утрам, — попеняла я ему. — К тому же в это время женщины очень капризны и впечатлительны.

— Готов снести любой каприз, лишь бы дочка!

Через положенный срок наша семья пополнилась еще одним сорванцом, честь моего отца он был назван Сергеем. Станислас мечтал о девчонке, и после родов пообещал на достигнутом не остановиться.

Мое отстранение от дел тогда стало выглядеть отпуском по беременности, что не нанесло мне психологической травмы. Станислас выполнил свое обещание и с удовольствием пользовался моими услугами помощника, хваля за трудолюбие и сметливость. Лишь когда я долго засиживалась около своего ноутбука, бранился и обещал меня уволить. Я не спорила с ним и шла в детскую. Теперь я не шла напролом и ничего не делала наперекор своему супругу, с моим новым боссом у меня прекрасно получалось решать сложные вопросы в спальне, где он был покладист, ласков и безгранично щедр. Поверьте, уж если мне удалось уговорить Станисласа оставить Казбека в качестве моего шофера и телохранителя, то это действительно так!

В Житино вырос большой городок, Станислас называл его 'научный', хотя новостройки с удовольствием покупали не только работники 'Хадраш Коммьюникейшн'. Любовь Станисласа к конепроизводству нашла здесь свое применение, наши конюшни славились по всей области, а племенные жеребцы занимали почетные места на международных конкурсах и активно участвовали в выставках. Несмотря на свое обещание, я так и не научилась любить конные прогулки, хотя иногда и выезжаю с мужем.

Станислас хотел устроить большую шумную свадьбу, но я и Барбара его отговорили. Я сказала, что и так не красавица, плюс глубокая беременность привлечет ко мне нездоровое женское внимание, на что Станислас пообещал оторвать голову любому, кто скажет плохое слово, а меня утешил:

— Ты у меня самая красивая и умная женщина. А также самая оригинальная, я в своей жизни не встречал особу, способную подать судно первому встречному мужику! К тому же в тебе меня привлекают приступы нимфомании...

— Которая развилась в результате общения с тобой, — парировала я.

Свадьбу играли на лужайке перед нашим домом в Житино. Накрыли столы под белоснежными навесами, укрепленными, на увитых плющами столбах, высаженными ландшафтным дизайнером. Яркая зелень молодых деревьев, яблоневый цвет и солнечный день скрашивал мою легкую усталость на восьмом месяце беременности. Барбара как могла, отговаривала Станисласа зарегистрировать брак до родов.

— Какая разница, Станислас, зачем спешить! Сашенька родит, тогда и свадьбу наметим.

— Разница в том, дорогая тетушка, что я хочу, чтобы мой ребенок родился в законном браке. Хватит мне уже незаконного юниора!

Я решила с ним согласиться, и сейчас сидела рядом с Станисласом во главе свадебного стола, в отличие от раздетых гостей укрытая белым палантином, чтобы не простудиться. В разгар гуляний пошел теплый майский дождь.

— На счастье! — решили наши гости.

Шафером у Станисласа был Рамзес. Они сохранили дружбу, и умудрялись зарабатывать деньги не убивая при этом друг друга. У нас сложились неплохие отношения, а с его женой даже дружеские. Это божественное создание не кичилось своею красотою, богатством и властью мужа, и была прекрасной матерью двоим детям. На почве бесед о воспитании и взросла наша дружба, Анна стала виновницей моего доброго отношения к ее мужу, Пирамидову Вячеславу Алексеевичу, в миру Рамзесу. Несмотря на славу крестного отца, Рамзес имел не только крепкие кулаки, но и очень толковую голову. Он имел великолепный нюх: если где-то пахло деньгами, Рамзес, как флюгер, разворачивался в сторону источника аромата. Станислас, после того как вошел в альянс с Рамзесом, сказочно разбогател, но не оставлял забот о 'Хадраш Коммьюникейшн' владельцем которого, до совершеннолетия юниора, являлась Барбара. Поначалу мы боялись войны Гринева со Ставицким, из-за главенства над департаментом безопасности 'Хадраш Коммьюникейшн', но Станислас мудро разделил департамент на две части, собственно безопасности под управлением Гринева и отдел внутренних расследований, где инквизитор Ставицкий с рвением преследовал еретиков и уничтожал крамолу.

— Горько! — кричали гости, Станислас с удовольствием обхватывал мою располневшую фигуру и целовал в ненакрашенные губы.

Он до сих пор сохранял приверженность красной губной помаде, покупая её в несметных количествах и множестве разнообразных оттенков, но не рисовал более картин с дикими сюжетами. Теперь картины Станисласа были урбанистическим нагромождением труб, вентильных кранов и металлических каркасов, что напоминало мне котельную Фредди Крюгера. Я советовала ему начать писать натюрморты или пейзажи, но Станислас отмахивался, отговариваясь тем, что груда металла вдохновляет его больше, чем лютики.

Мой любимый муж — художественный извращенец, гений информационных афер, активист научного строительства, сексуальный маньяк семейного масштаба и, безусловно, большой авантюрист!