Воин Нового Рассвета (I - I X)

Воин Нового Рассвета

Пролог

Иногда происходит так, что мир начинает меняться. Эти изменения далеко не всегда зримы и явны, большинство смертных могут даже не заметить их. Но мир меняется, и он никогда уже не будет таким, как прежде. Пусть даже иногда и всего лишь для нескольких человек.

Однажды мир умер. Страшная сила, освобожденная надменными глупцами, смяла и разорвала его, испепелила небеса и отравила землю, безжалостно выжгла все, до чего смогла дотянуться. Древние Кардалирские горы помнят эти жестокие времена.

Долго бесновалось зло. Но всему рано или поздно приходит конец. Надо только уметь ждать.

А горы ждать умели. Они встречали черные рассветы и кровавые закаты. Над ними проносились безжалостные огненные бури, и огромные скалы кипели и таяли, сгибались и стекали вниз. Потом солнце покинуло истерзанную землю, и пришел костлявый, ненасытный холод. Он сковывал горы своими ледяными цепями, разбивал плотный камень и медленно раздирал плоть земли. Горы выстояли. Они поседели, скрючились и осели, их лики иссекли морщины и трещины, могучие массивы раскололись глубокими ущельями, но Кардалирские горы жили. Сотни, тысячи обугленных рассветов промелькнули перед равнодушной вечностью. Чужой, противоестественный, жуткий огонь угасал. И когда он совсем потух, мир проснулся.

Рассвет. Нежные лучи солнца уже коснулись каменистой почвы ущелья, но еще не успели ее согреть. Ветер не проникал сюда, поэтому в ущелье царила вязкая тишина, изредка прерываемая тихим шорохом осыпающихся камней. Солнечный луч чуть заметно окрасил сухую землю и лег на свежие следы, испещрявшие ее покрытую черной пылью поверхность. Следы красноречиво повествовали о кровавой звериной трагедии, которая разыгралась тут этой ночью и разыграется следующей. Все как обычно. Как было сотни лет назад, с момента пробуждения мира, как будет теперь всегда. Время словно остановилось здесь.

Послышался хруст высохшего черепа, неосторожно раздавленного массивной ногой, с останков какого-то неудачливого хищника вспорхнула потревоженная птица-падальщица, и из тенистой глубины ущелья вышел, внимательно разглядывая следы, мускулистый горный риглакор. Он крепко сжимал в мощных трехпалых руках длинное копье с каменным наконечником. Охотиться в одиночку здесь опасно, но такое существо может себе это позволить. Все крупные хищники уже убрались в свои убежища, а из дневных тварей взрослому риглакору бояться некого.

Вдруг риглакора что-то насторожило. Какой-то странный звук, который он никогда раньше не слышал. Существо замерло, прислушиваясь, и удивленно распахнуло все три глаза, даже тот, который был слеп, как и у большинства риглакоров. На грубом темно-сером лице отразилось тяжелое раздумье, обычно не свойственное сородичам этого охотника. Немного постояв и затянув для безопасности зрячие глаза третьей, прозрачной парой век, он все же приблизился к источнику звука — пещере, чернеющей в каменной стене ущелья. И снова погрузился в размышления, на этот раз даже почесывая большую шерстистую голову. Трудно дающиеся мысли были прерваны тем же загадочным звуком, раздавшимся гораздо ближе. Риглакор оставил свои попытки что-то придумать и, заметив какое-то движение в глубине пещеры, не тратя больше времени на раздумья, просто с силой метнул туда свое копье.

Послышался звенящий удар, а вместе с ним слабое шипение. Пещера озарилась короткой вспышкой, а риглакор, резво сорвавшись с места, понесся отсюда со скоростью, весьма необычной для такого грузного существа. Ни один здешний обитатель никогда не видел того, что увидел только что этот исполин, а если и видел, то уже не смог никому сообщить. Охотник это знал совершенно точно, потому что в его мутном разуме был заключен весь опыт, когда-либо полученный серокожими в этих краях — как и у каждого его соплеменника. Сейчас он предупредит сородичей, что в эту пещеру лучше не соваться, и общее вместилище памяти всех риглакоров пополнится новым знанием.

А скупой дневной свет уже скользнул по скале, вросшей в омертвевшую землю рядом со входом в злополучную пещеру. И по диковинным знакам, выбитым на ней...

Молчат суровые Кардалирские горы. Мир снова меняется. Но его судьба решилась очень давно — и никто уже не в силах изменить ее.

I. Неудачная охота

— Эй, Диралон! Что ты там такого увидел? Пора двигаться дальше, а то не успеем добраться до ночлежной скалы! А если мы не успеем... Сам знаешь, какие твари здесь охотятся по ночам.

Широкоплечий смуглый мужчина, к которому обратился его молодой товарищ, прикрыл ладонью, как козырьком, покрасневшие усталые глаза и угрюмо взглянул на солнце. По лицу скользнула быстрая крылатая тень, и он еще сильнее нахмурился. Хвостатые стервятники все еще в небе, и ладно бы просто кружили — так еще и продолжают на землю спускаться, а ведь полдень уже давно миновал. Охотник даже вспомнил, когда именно день перевалил за половину — когда они переходили вброд горный ручей около логова беорра с детенышами, за девять майлосов до этого ущелья, и солнце висело прямо над их головами. Если птицы еще кружат — значит, сегодня особенно много падали осталось с утра. И ничего хорошего это не сулило. А тут еще и эти камни...

— Если мы сейчас просто будем брести вперед, то тоже вряд ли вернемся. Видишь эти камни, там, впереди? — Тот, кого назвали Диралоном, указал в сторону россыпи валунов и потер рукой слегка подернутый сединой висок. — Да, вот эти?

— Ну и что? Камни как камни, как будто нам не под силу через такой завал перебраться. Их тут везде навалом, мы что, будем каждый осматривать? Что мы встали-то здесь? — нетерпеливо возразил собеседник, худощавый паренек с бледным нездоровым лицом.

— Приглядись к ним, Тиррах. Я давно смотрю, они мне сразу не понравились, и готов поклясться охотничьей удачей, что один только что пошевелился.

— Чего? Слишком долго смотрел ты, видать, вот и мерещится. Или все-таки пил вчера? — с подозрением прищурился юноша.

— Ты, я смотрю, совсем стыд потерял. Как со старшими разговариваешь? Неужто думаешь, что я буду перед охотой пить? Молод еще поучать меня. Я не первый год охочусь в этих местах, да и отец неплохо научил меня этому. А еще он учил меня, как здесь остаться в живых, и желательно со всеми руками и ногами...

— Камни-то эти тут причем? Что ты так привязался к ним вообще, сразу присматриваться начал? На ночь глядя-то? — перебил его Тиррах.

— До конца дослушивать тебя мать не учила? Если бы не спорил, так давно бы уж на скале были. Знаешь ли, я не меньше твоего хочу поскорее вернуться домой, причем вернуться с добычей. И ночевать посреди ущелья не буду. Так что хватит препираться. По меньшей мере четвертая часть этих камней — гризоарды, ясно? Теперь понял, почему я не хочу туда лезть?

— Да-да, конечно! Гризоарды, что же еще! Совсем ты допился, приятель. Забыл, что ли, где мы? Не в Аласконских землях все-таки охотимся, ближайший гризоард за многие тысячи майлосов отсюда.

— А ты не заметил, какие у нас холодные зимы в последние годы? Почти как в Аласконе. Наверняка из-за них гризоарды смогли поселиться и тут. Я почти уверен, что перед нами — они. Мы ведь раньше жили в Аласконе, отец мне много о них рассказывал... Жуткие рассказы, скажу я тебе. Эти твари живьем сожрали нескольких его близких друзей, ему самому откусили полруки... Конечно, он до самой смерти не забыл того дня. И очень не хотел, чтобы я сам когда-нибудь им попался.

— И как же ты определил, что это гризоарды?

— Ну, это место с самого начала меня немного смутило. Точь-в-точь подходит под описание отца — когда он рассказывал о том страшном случае. Со всех сторон закрыто от ветров скалами, в низине течет ручей. Нет никаких растений и очень много камней. А самое главное — запах. Ты не почувствовал?

— Нет, не почувствовал. Самое обычное ущелье, ничего особенного. Ручьи текут повсюду, а растений в этих местах почти нет, они все в предгорьях остались. Обыкновенное ущелье. Да и все равно нам надо через него пройти, никуда не денешься. Ты же сам видел: все остальные пути к долине сейчас засыпаны обвалами после того землетрясения.

— Запах. Я никогда его не чувствовал — знаю только по описанию отца, но именно таким я его и представлял. Неприятный, терпкий, похож на запах человеческого пота, но гораздо сильнее. От него почему-то тяжело на душе и страшно становится. Именно его я сейчас чувствую.

— Вот что. Я не собираюсь торчать здесь до ночи, ожидая, что меня сожрет какой-нибудь зверь, только потому, что тебе чудится какой-то запах. Ничем таким здесь не пахнет. Мы, вообще-то, тут не гуляем, не забыл еще? Кваггиров почему-то до сих пор не встретили, но они могут вернуться когда угодно, хоть прямо сейчас, и я не собираюсь стать их обедом вместо того, чтобы содрать с них шкуры. Или обедом кого-то покрупнее. Того, кто обычно выходит по ночам. Так что я иду дальше — с тобой или без тебя. Хотя, конечно, охотиться одному очень опасно, но куда опаснее стоять на месте, ожидая темноты.

— Во-первых, я вовсе не собираюсь ждать тут ночи. Во-вторых, я уже говорил — вот тот камень только что пошевелился. Ну и, наконец, все это можно легко проверить. У тебя еще осталось с собой какое-нибудь мясо?

— Нет. А если бы и осталось, я бы лучше съел его сам.

— Ладно. Тут должно быть полным-полно каких-нибудь мелких зверьков. Сейчас проверим.

Двое охотников быстро продвигались по мрачному узкому ущелью. Отвесные скалы нависли над ними, закрывая затянутое грязно-серыми облаками небо. Каменистая почва, покрытая толстым слоем невесомой черной пыли, тихо похрустывала под ногами. Ни одна травинка не пробивалась сквозь щебень и пыль, а солнечные лучи лишь иногда скупо освещали дно ущелья. Гнетущая атмосфера дополнялась неприятным шелестом изредка осыпавшихся со стенок мелких камней. И только юркие небольшие животные по временам оживляли этот безжизненный пейзаж, пробегая под ногами путников.

Диралон неожиданно замер и прислушался к тихому скрежету, раздававшемуся неподалеку. Взгляд его остановился на странном существе размером примерно с ладонь взрослого мужчины, без устали грызущем камень твердыми коричневыми зубами, по величине равными чуть ли не половине длины самого зверька. Охотник неторопливо вытащил из-за пояса длинный зазубренный нож, осторожно поднес его к голове животного и резким точным движением ударил между длинными зубами существа. Зубы отлетели в сторону, послышался короткий писк, и животное, дернув лапками, оцепенело. Диралон аккуратно поднял мертвого зверька и принялся внимательно его осматривать.

— Смотри, какой крупный третакон. Больше моей ладони. И их тут много. Значит, в этом году и кваггиров больше. Это хорошо, — с улыбкой заключил он.

— Да, но и убить их теперь сложнее. И в прошлом году-то было тяжело... — не разделил его радости Тиррах.

— Зато и шкур больше, — остался при своем мнении Диралон.

— Да ну и что, мы все равно тогда их все не сможем продать — чистить слишком уж дорого стало... — досадливо сморщился юноша. — А купцы все снижают и снижают цены закупки, дескать, в столице эти шкуры уже продавать некому. А ведь наверняка кваггира никогда и в глаза не видели, и ума не хватает догадаться, что белые-белые звери не могут хорошо прятаться в набитых черных пылью долинах. Знали бы они, что эта красивая шерсть у них нарочно так устроена, чтобы собирать всю грязь и мусор в любом месте, куда может откочевать стая, чтобы их и в лесу, и в горах, и в степи их видно не было — небось поняли бы, какого труда стоит такую шкуру очистить. И сколько времени уходит на то, чтобы какой-нибудь богатей в Элантосе смог себе пушистый белый воротник сшить.

— Да, а мне все чистильщики говорят, что работа непосильная, и поднимают плату. А скупщики грозят, что скоро вообще ездить перестанут, если мы и дальше будем за мех столько просить...

— Ты думаешь, мне лучше? — грустно улыбнулся Тиррах. — У меня вообще мало кто шкуры берет, думают, что раз молодой, так порчу их на охоте обязательно. Совсем жить не на что. Как быть-то? Думаю вот сестру в обучение к чистильщику отдать, но она мала еще, а там гадостью разной дни напролет дышать... Вот бы достать штуковину, чтобы издалека крохотные копья метать! И яда оранжевых змеек, чтобы наконечники обмазывать. Тогда бы мы за неделю добыли столько, сколько за полгода не...

— Выдумывай больше! — разозлился старший. — Смазывать ядом птичьих змей из гнилых городов! Мечтай тогда уж лучше о том, чтобы кваггиры на охоте сами к тебе подбегали всей стаей и дружно помирали у твоих ног! Это ровно настолько же возможно, но зато еще проще! Терпеть не могу дармоедов, которые живут в дурацких грезах, вместо того, чтобы делать свое дело. Ядом птичьих змей! Ты хоть представляешь, сколько это может стоить? Кто его из старых развалин носит, тот не попросит дешево, и будет прав, там проклятия до сих пор кое-где держатся, а уж сколько всякой пакости развелось... И как еще задерут цену купцы, которые отраву для стрел сюда привезти могут. Тебе и на один только стреломет полжизни копить придется, ну, или на дорогу с караваном до тех земель, где умеют их делать, а ты о яде говоришь.

— Стреломет бы окупился первой же весной...

— Ладно, пошли проверять камни, — прервал безрадостный разговор Диралон, подкинув на ладони мертвое тельце третакона. — Окупился бы, да ты сперва золотишка накопи, а потом рассуждай. Темнеть уж скоро начнет, а он про меха завел песню. И про яд птичьих змей! Умник...

Они осторожно приблизились к россыпи крупных камней, столь настороживших Диралона. Когда до завала оставалось не больше четырех шагов, охотник взмахнул рукой, давая понять, что дальше идти нельзя. Затем он медленно извлек из походной сумки убитого зверька, примерился и с опаской бросил существо прямо на округлый плоский камень, видимо, показавшийся ему особенно подозрительным.

Как только тушка животного коснулась его поверхности, камень вдруг ожил. Взметнулось множество тонких зеленоватых щупалец, оплетая добычу, а посередине верхней части камня открылась большая розовато-белая пасть, усеянная множеством темно-желтых зубов, с которых капала густая слизь. Щупальца вовлекли тело зверька в пасть, раздалось глухое чавканье, а потом все отростки мгновенно втянулись обратно. И хищник снова обрел облик камня.

Ошеломленный увиденным, Тиррах застыл, боясь пошевелиться. Перед его глазами стояла жуткая пасть камнеобразного создания. Он представил, что сам ступает на этот камень, и мерзкие щупальца опутывают его ноги...

Диралону, по всей видимости, тоже было не по себе, хотя он и ожидал чего-то подобного. Раньше ему не приходилось видеть страшную трапезу живого камня. До этого момента Диралон надеялся, что ошибся, но сейчас все надежды рухнули. Ведь теперь единственный оставшийся проход в жизненно необходимую для охотников долину был закрыт. Незримо закрыт безмолвным заслоном хищных "камней".

Помолчав еще немного, Диралон негромко кашлянул. Он все еще не оправился от неприятного впечатления.

— Гризоарды. Так погибли друзья отца. Мы не сможем пройти здесь. Может быть, эти камни все такие. Нам лучше вернуться. Лучше не добыть шкуры, но остаться живыми, чем расстаться со своей на этих камнях, — медленно проговорил он.

Тиррах был в отчаянии.

— Но как же это... Как мне тогда накормить семью... Сестра, мать, брат... Если у меня не будет шкур, как я смогу их обеспечить? Охота — единственное, что я умею... Что же мне делать? Как я могу вернуться без добычи? Как? — чуть не плача, шептал он.

— Не хочешь же ты сказать, что сейчас пойдешь через эти камни? Ты ведь понимаешь, что если ты это сделаешь, твоя семья останется без кормильца до тех пор, пока не подрастет твой брат? — криво усмехнувшись, произнес Диралон.

— Тогда придется пробивать проход, уничтожая их... — юноша с сомнением оглядел завал.

— Ты как себе это представляешь? — Диралон посмотрел на него, как на умалишенного. — Два идиота побегут с копьями и ножами на полсотни каменных тварей размером со стол в таверне, вдобавок жрущих все, что приближается к ним ближе, чем на два-три шага? И чего они добьются, догадываешься?

— Но... Но... Но что нам делать? — не мог успокоиться Тиррах.

— Посмотри на ту сторону ущелья. Заметил тот узкий разлом? Да, рядом с ним еще кривая скала, похожая на коготь кваггира. Уверен, мы сможем пройти через него, и выйдем в другом ущелье, но с той стороны обвала. Мы ведь довольно далеко ушли, а все эти ущелья связаны между собой. Разлом, скорее всего, тоже ведет к долине. И нам не надо будет рисковать жизнью, пробираясь через гризоардов, — спокойно заметил пожилой охотник.

— Ладно, как скажешь. Все равно у нас нет другого выхода. Через разлом, так через разлом, — сразу притихнув, пробормотал Тиррах.

Повинуясь негласному правилу молчать при передвижении, охотники с опаской приблизились к зиявшей в глухой каменной стене гигантской трещине. Она оказалась значительно больше, чем выглядела издалека — наверное, потому, что скальные кромки горной тропы в этом месте резко раздавались вширь. Здесь даже хорошо было видно небо до невысокого отрога на горизонте. Рядом с разломом почти не было мелких камней, а слой пыли был значительно тоньше, чем везде. Очевидно, трещина образовалась совсем недавно, во время того самого землетрясения, завалившего почти все ущелья-проходы, обычно используемые охотниками.

Неуловимая, смутная тревога чувствовалась около этого темного разлома. Конечно, в этих местах каждый шаг был опасен, но здесь было что-то другое... Диралон всегда мог похвастаться отличной интуицией, которая не раз выручала его из самых разных передряг — от пьяной драки в таверне до произошедшего сегодня случая с гризоардами, но никогда еще он не ощущал подобного. Некое внутреннее чувство прямо-таки кричало о том, что здесь находиться нельзя, и умоляло его быстрее уносить ноги от чернеющей в скале трещины. Но у охотника не было выбора. Он не мог вернуться без шкур, обрекая тем самым свою семью на голод и лишения. И, уговаривая себя, что все хорошо, человек медленно и осторожно шагал к проходу.

В пещере царила кромешная тьма. Разлом плотно закрывался каменным изгибом горы, так что даже в самый ясный день солнечные лучи не проникали ко входу. Сумрачная тишина действовала на нервы, и Диралону почему-то захотелось громко завопить какую-нибудь чушь, чтобы эхо, звеня и грохоча, понеслось по ущелью, отражаясь от его скалистых стен, чтобы оно бесконечно повторяло эту чепуху, чтобы тишина закончилась... Вместо этого он ударом ножа о кремень зажег факел и заглянул в разверстую пасть разлома.

В следующее мгновение раздался его сдавленный крик, и охотник, отшатнувшись от прохода, навалился на скалу, тяжело переводя дух. Он явно не ожидал увидеть то, что оказалось прямо перед ним.

— Что с тобой, Диралон? Что там такое? — обеспокоенно спросил у него подбежавший Тиррах.

— Там... Там кости. И трупы. Много трупов. Всякие животные, но в основном риглакоры... Почти все — совсем свежие... И страшно изуродованы... Некоторые просто размазаны по стенам... Я такого никогда не видел... Пошли отсюда, живее! — крикнул Диралон, вскакивая.

Неожиданно он заметил, как мгновенно изменилось выражение лица Тирраха. Его черты исказились неописуемым выражением сверхъестественного ужаса, а безумные округлившиеся глаза смотрели сквозь Диралона, не видя его. Заметив жуткий взгляд товарища, охотник быстро обернулся... Последним, что он увидел, была огромная глыба ржавого металла, с невероятной скоростью приближавшаяся к его лицу.

Тиррах, застыв от парализующего страха, смотрел, как железная лапа впечатывается в голову человека, которого он считал своим другом. Голова взорвалась алыми ошметками, выплеснулась струя крови, орошая холодные камни и мертвую землю... Диралон даже не успел испугаться.

А из разлома с гулким лязганьем и скрежетом вышел гигантский металлический паук. Он неторопливо прошел по телу Диралона, превратив его в кровянистое месиво, и, заметив новую жертву, начал двигаться к ней. У паука было огромное тело и маленькая узкая голова со множеством глаз, горящих красновато-лиловым светом. Из этой головы торчало большое грубое копье явно риглакорской работы и несколько тонких стрел, застрявших в металлических пластинах. Изредка по ним пробегало синеватое сияние, и паук издавал странный шелестящий звук. Жуткое создание медленно шагало на семи длинных ржавых ногах, а восьмая безжизненно волоклась за пауком, грохоча о камни. Весь он был покрыт толстым слоем вековой грязи, плесени и ржавчины, но, тем не менее, вполне уверенно приближался к застывшему в ужасе человеку.

Тиррах, беззвучно раскрыв рот, смотрел на существо, которое принесет ему гибель. Он отчетливо видел каждую царапинку на огромной твари, и понимал, что от паука спастись ему не суждено. Смерть иногда принимает весьма причудливые обличья.

Паук вдруг остановился. Что-то громко лязгнуло, и передняя правая его лапа неспешно поднялась. Из ее конца выдвинулась тонкая игла, а из иглы в скалу рядом с молодым охотником ударил тускло-багровый луч. Твердый камень разлетелся на сотни крохотных осколков, которые тут же огненными каплями пролились в черную пыль.

Охотник завопил, развернулся и побежал, ничего не видя перед собой, в кровь разбивая ноги о камни, объятый животным страхом. Он наступил в сияющую лужу расплавленного камня и не заметил этого, хотя воздух сразу наполнился вонью паленого мяса. Тиррах бежал, как в последний раз в жизни. Вполне могло бы и оказаться так.

Железная тварь спокойно смотрела, как человек скрывается за поворотом ущелья, оставляя за собой кровавые следы. Когда жертва окончательно пропала из виду, паук со звоном опустил конечность, развернулся, кроша своим телом камень узкого прохода, и, медленно перебирая ржавыми ногами, побрел обратно в разлом.

Солнце медленно клонилось к закату, и посвежевший вечерний воздух уже огласил леденящий вой какого-то зверя, учуявшего терпкий запах свежей крови. Вскоре густеющие сумерки наполнились ревом, шипением, тяжелым мычанием, непонятным клекотом и другими древними, как жизнь, звуками, возвещавшими пришествие смертоносной ночи. Началась дикая охота, когда не существует хищников и добычи, а каждый обитатель этих неприветливых мест может стать как тем, так и другим, — в зависимости от того, с кем ему доведется повстречаться сегодня под холодной жестокой луной. Ущелье жило своей суровой жизнью.

А Тиррах все-таки вернулся домой без добычи.

II. Трапеза императора

Из наклоненной глостилитовой пиалы тонкой струйкой лилась кристально прозрачная вода. Легко скатываясь по покрытой мелкими морщинками коже, она стекала в большую золотую чашу, стоявшую на белоснежном мраморном полу. Император Анаксалар IV совершал омовение рук перед утренней трапезой.

Правитель уже сел за роскошный стол, сплошь уставленный ароматными кушаньями и освежающими напитками, когда двери трапезного зала вдруг распахнулись, и в них появился дежурный стражник. Вид у него был крайне испуганный, и стражник мелко дрожал всем телом так, что пластины его начищенных доспехов издавали негромкий мелодичный звон.

Император сдвинул тонкие брови и начал постукивать изящными пальцами по своему кубку. Его личные телохранители, неизменно стоящие за спиной повелителя, отлично знали, что это означает. Император был не просто недоволен. Он был взбешен. И неудивительно: никто никогда не позволял себе такой неслыханной наглости — прервать трапезу правителя!

Стражник и сам это отлично понимал. Именно поэтому его била такая дрожь. Несчастный не мог даже вообразить, в какую причудливую форму сейчас может вылиться гнев господина.

— В... в-в-в... Ваше Императорское Величество! — наконец сумел совладать с собой трясущийся человек. — Я... Я никогда бы не позволил себе подобной дерзости, если бы не обстоятельства... Там... там... Там гонец со срочным сообщением из Галиморнийской провинции. По его словам, это дело настолько важно, что заслуживает того, чтобы осмелиться вторгнуться в зал для трапез во время обеда Его Величества, — заметив налившиеся демонической яростью глаза владыки, стражник чуть не откусил себе язык. — Это всего лишь его мнение, Ваше Императорское Величество... Это гонец... это он так сказал, — поспешил поправиться он.

— Значит, какое-то ничтожество, какой-то простолюдин из какой-то занюханной провинции, значит, этот червь считает, что трапеза Его Величества может быть прервана его появлением? Значит, можно ни во что не ставить Его Величество? Значит, можно вламываться в его зал — зал для трапез! — только затем, чтобы заявить, что у него какое-то там сообщение! Какое-то сообщение! Да что он себе позволяет! Эти ничтожные твари в последнее время совсем потеряли страх! Им, значит, мало было недавних казней? Хорошо же, я им устрою! Я залью горячий свинец в глотки ему и его семье! Нет... Я брошу их в яму с пленными риглакорами! Вот будет потеха! — император почти задыхался от бешенства. Он вскочил, швырнул на пол золотое блюдо, стоявшее на столе перед ним. Ударившись о каменные плиты, оно тяжело зазвенело. Растерянные телохранители молча топтались на почтительном расстоянии от впавшего в неистовство повелителя, не зная, что предпринять: то ли немедленно схватить наглеца-стражника и оттащить его в темницу, то ли убить его прямо здесь, то ли вообще не трогать его — вдруг исступленный гнев императора коснется и их самих? Один из них незаметно отошел в сторону и что-то зашептал на ухо подоспевшему дворцовому распорядителю. Тот кивнул и послал слугу переменить блюда на столе.

Злосчастный стражник, во все глаза уставившись на перекошенное злобой лицо Его Величества, от ужаса совсем потерял дар речи. Он знал, на что способен их император в ярости. Да и не только он — вся Юсейнорская Империя трепетала перед буйным властителем. То, что по его приказу творили с пленными риглакорами и н'дизардами — извечными врагами человека — вызывало ужас и даже жалость и сострадание к ним. С людьми правитель был несколько помягче, но от этого приговоренным вряд ли было легче — леденящие душу крики казненных не мог забыть ни один человек, когда-либо слышавший их. Поэтому чувства этого солдата, в действительности ставшего жертвой обстоятельств, вполне можно было понять.

— Ваше Императорское Величество... Я никоим образом не причастен к этим словам... — бормотал он. Потом, что-то сообразив, дежурный попытался спасти положение. — Но... Ваше Величество, гонец говорит, что у него есть срочные сведения о... О Тороссане, Ваше Величество. Он говорит, что в каком-то ущелье недалеко от Долины Смерти был найден именно он — легендарный Тороссан!

Императора словно окатили холодной водой. Его гнев мгновенно утих, а взгляд прояснился. Теперь правитель пораженно смотрел на солдата, широко раскрыв глаза. По всей видимости, он не мог осознать смысла сказанного. Вернее, смысл он понял, но не мог поверить в то, что услышал.

— Повтори то, что ты только что сказал, — медленно произнес император.

Его телохранители взирали на происходящее с не меньшим страхом, чем на недавнее буйство. Такого поведения господина им за свою долгую службу видеть еще не приходилось. Да и сам стражник был ошеломлен.

— Повтори, тварь!!! — завопил император, брызгая слюной. На виске его под тонкой бледной кожей забилась синеватая жилка.

Это было гораздо более привычным, хотя ужас вызывало прежний. Солдат моментально пришел в себя. В двери зала заглянул проходивший мимо пожилой вельможа в мантии из мятой парчи, понимающе переглянулся с одним из слуг, усмехнулся и отправился дальше.

— Приблизительно восемь лун назад двоими охотниками в одном из ранее исследованных ущелий был обнаружен вход в Тороссан, Ваше Императорское Величество! Один из охотников впоследствии погиб, но другой доставлен в ваш замок в качестве очевидца, Ваше Императорское Величество! Охотник крайне истощен и ослаблен, его душевное состояние также вызывает серьезные опасения, к тому же, путь в столицу занял очень долгое время, Ваше Императорское Величество! Поэтому необходимо как можно скорее допросить его в присутствии придворных ученых, дабы подтвердить или опровергнуть эти сведения, Ваше Императорское Величество! — бодро отчеканил стражник, хотя его зубы, как и раньше, стучали, а мелкая дрожь волнами пробегала по телу.

— Это какая-то чушь, будь я проклят! Тороссан! Это же все сказки, которые на ночь рассказывают детям тупые крестьяне! Тороссан — в каком-то ущелье какой-то провинции! Это вздор... Наверняка они приволокли сюда какого-то безумца или забулдыгу, которому в пьяном бреду что-то привиделось... Этого просто не может быть! — вновь начал выходить из себя правитель.

Дежурный счел весьма благоразумным просто промолчать. Немного подождав, он продолжил:

— Ваше Императорское Величество! Считаете ли вы необходимым немедленно доставить сюда очевидца? Или же ему стоит подождать приема в тронном зале?

— А, ведите его сюда. Буду я еще из-за всякого отребья приемы в тронном зале устраивать. Привести его немедленно! — распорядился полностью оправившийся от внезапного потрясения император.

— Так точно, Ваше Императорское Величество! — с невероятным облегчением в голосе произнес дежурный и поспешил незамедлительно скрыться.

Император расхаживал по залу для трапез, невнятно бормоча про себя нечто вроде "О боги, Тороссан... Если это правда... О боги, какие открываются возможности... О боги... Однозначная победа над риглакорами, полное уничтожение мерзких н'дизардов, разгром Гнаатского Королевства... Боги, весь мир падет к моим ногам! О боги... О великие боги...". Телохранители, отчаявшись что-то понять сегодня, застыли в стороне, надеясь, что все решится без них, и лишь изредка робко и взволнованно поглядывали на господина.

— Разорви их риглакор! Да что я тут рассуждаю! Этого просто не может быть! Ладно, сейчас я вначале выслушаю этого сумасшедшего, а потом казню его, гонца, слабоумного стражника, осмелившегося потревожить мой покой, ну, и еще кого-нибудь из дворцовой охраны. Пусть все поймут, что нельзя так шутить с Его Императорским Величеством! — снова впал в неистовство император.

Неизвестно, чем бы все это закончилось и сколько человек еще были бы приговорены сегодня к смерти — возможно, и вся императорская стража, так как Его Величеству было не привыкать полностью обновлять свою гвардию — но в это время двери снова распахнулись, и в зал вошел вначале конвой, состоявший из стражников в парадных доспехах, а затем еще семь человек, облаченных в пышные и, очевидно, очень дорогие одеяния. Все они сопровождали изможденного человека в изодранной одежде, странно прихрамывающего при ходьбе. На вид этому человеку было лет шестнадцать — семнадцать, но его волосы словно осыпал серебристый снег. Юноша был абсолютно седым.

Солдаты, до этого поддерживавшие человека под руки, отпустили его, и он, покачиваясь, начал медленно оседать на мраморный пол. Видимо, ему было очень трудно стоять, и он плохо осознавал, что происходит.

Стражники, заметив это, вновь подхватили человека и заставили его поклониться властителю. Затем они сами почтительно склонились перед господином, боязливо глядя на него.

Императору явно было не до дворцового этикета. В конце концов, он сам правил этой страной. Поэтому он милостиво махнул тонкой рукой, разрешая им обратиться к Его Величеству.

Мгновенно распрямившись и оцепенев, стражники вытянулись перед повелителем. На их лицах было написано такое неискреннее благоговение, что император поморщился.

— Так, и что все это значит? — с заметным раздражением произнес он.

Недоумевая, что же еще не нравится властителю, один из солдат, по всей видимости, командир караула, поспешил ответить.

— Ваше Императорское Величество! Этот человек доставлен к Вашему Величеству в качестве очевидца, способного подтвердить истинность предположения, что в неком ущелье в действительности был обнаружен легендарный Тороссан! — голос человека звенел от волнения.

— Ты что, думаешь, что я идиот? Я и так отлично это знаю, недоумок! Приказываю немедленно приступить к допросу! — тон императора совершенно не предвещал ничего хорошего.

— Т... Так т-точно, Ваше Императорское Величество! Приступать необходимо прямо сейчас? — окончательно растерялся командир.

— Ты что, издеваешься, падаль? Я прикажу развесить твои кишки на городской площади! — взревел окончательно разъяренный правитель. — Я же ясно сказал: приступить немедленно!!!

— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество! Итак, назови свое имя, допрашиваемый! — обратился к седому человеку дрожащий командир караула.

Тот тоже вздрогнул от неожиданности и тяжело повернул на голос голову.

— Я? Мое имя... Тиррах, господин, — словно с трудом вспомнив, медленно проговорил измученный человек.

— Что ты делал в ущелье, о котором идет речь, во время интересующего Его Величество происшествия? — продолжал допрос стражник. Люди в пышных одеждах слушали без малейшего интереса, а вот главный дворцовый распорядитель почему-то решил подать на стол дичь лично, и заняло это у него очень уж много времени.

— Я... Мы охотились там... Точнее, не охотились, а шли к долине, где мы обычно охотимся... — с усилием двигая губами, пробормотал парень.

— Кто был с тобой? — спросил стражник.

— Мой друг, Диралон... Мы всегда охотились с ним... До этого — всегда... — вяло бормотал юноша, почти теряя сознание.

— И что же с ним случилось? — задал еще один вопрос командир.

— Я же говорил уже... — не поднимая головы, негромко ответил человек.

— Ты должен повторить свои слова перед лицом Его Императорского Величества, — пояснил стражник.

— Он... Ему раздробили голову, господин... Он погиб... — равнодушно прошептал седой.

— Как это произошло? Необходимо вспомнить все подробности, — приказал стражник. А вычурно одетые ученые заметно оживились, ожидая узнать суть произошедшего.

— Мы... Мы просто шли по ущелью... Нам надо было попасть в долину, где живут кваггиры, а все остальные пути к ней были завалены землетрясением... Вдруг Диралон что-то почувствовал... Я не поверил ему и хотел идти дальше, но потом мы проверили его слова... Камни перед нами оказались гризоардами, и мы вынуждены были искать обходной путь... — невнятно говорил человек.

— Подожди... Что за бред ты несешь? Какие гризоарды в Галиморнийских землях? — недоверчиво произнес командир. На лице императора выразилось недоумение, и оно сразу отразилось и на лицах ученых.

— Я тоже так говорил... Но мы проверили... Диралон был прав... Это на самом деле были гризоарды... Наверное, из-за холодов они и там развелись... Мы не смогли пройти через них... Диралон увидел недалеко какой-то разлом и предложил идти через него... В этой пещере было много мертвых тел... Животные и риглакоры... А еще какая-то железная тварь, которая размозжила голову Диралону... — бесстрастно сказал седой юноша. Создавалось ощущение, как будто недавно он пережил нечто настолько жуткое, что все эмоции, которые способен испытывать человек, в нем словно выжгло этим ужасом.

Ученые заинтересованно встрепенулись, да и сам император бросил на хромого взволнованный взгляд.

— Так... Вот сейчас особенно важны детали... Описывай все как можно более подробно, — еще раз повторил стражник. — Ты смог рассмотреть ее?

— Да, господин. Это был огромный железный паук с восемью ногами. Он был почти полностью покрыт ржавчиной, а его глаза светились... Целиком железный... Еще он умеет выпускать огонь из ног... Даже плавит им камни... Почти сразу... — спокойно рассказывал очевидец.

Пышно одетые люди потрясенно молчали. А правитель, вскочив с мягкого кресла, на котором до этого важно восседал, столь же ошеломленно взирал на тощего седого человека, ставшего свидетелем этих загадочных событий. Немного подумав, он замахал руками, выразительно показывая конвою, чтобы они выметались вон вместе с допрашиваемым. Те сочли это величайшей честью и поспешили исполнить приказ Его Императорского Величества. Радость солдатов была поистине безграничной — они не могли поверить, что так легко отделались сегодня.

— Ну, что скажете, придворные ученые? Я ведь не зря держу вас во дворце, не так ли? — насмешливо обратился к богато одетым людям император.

— Смею Вас заверить, Ваше Императорское Величество, что это так, — с достоинством ответил ему высокий человек с надменным бледным лицом. — Вы можете полностью полагаться на наши знания.

— Ты так действительно думаешь, Нильганес? Что ж, хотелось бы выслушать ваши выводы насчет этого... очевидца, — голос правителя был напоен сарказмом.

— Он удивительно точно описал одного из Големов-Стражей, — заметил другой ученый, мужчина средних лет, до самых глаз заросший густой черной бородой.

— Ну, если только это вообще можно считать описанием... Он ограничился самыми общими словами, — с улыбкой заметил ученый по имени Нильганес.

— Однако же, даже сам факт существования Големов-Стражей не известен простолюдинам. Так что слова этого человека вполне можно считать истиной, — не согласился другой.

— Господа, мы не располагаем сейчас никакими сведениями, позволяющими нам подтвердить или опровергнуть слова этого очевидца. Но я могу сказать, что он недавно пережил что-то очень страшное, чего он даже не мог представить. Вы и сами, полагаю, заметили это, — вмешался еще один ученый, благообразный старик с длинными седыми волосами, аккуратно зачесанными назад.

— Мало ли что он там мог пережить, — сварливо заметил немолодой человек в расшитой рубинами тоге. — Все-таки там погиб его друг. Да и в конце концов, мы не можем быть уверены даже в том, что он вообще погиб. В общем, я бы не рискнул доверять всяким охотникам, которым что-то привиделось в каком-то ущелье.

Император, до этого спокойно слушавший дискуссию ученых, вдруг опять вышел из себя.

— А ну прекратить спор! Все, что я желаю услышать — действительно ли он видел вход в Тороссан! Все остальное меня не волнует! Так вы можете мне дать нормальный ответ или нет, вы, кучка безмозглых бездарностей! Зачем вообще я вас тут слушаю! Или вы немедленно что-то решаете, или завтра ваши останки будут лицезреть в яме с риглакорами, если от вас вообще что-то останется! — бушевал он.

Скорее всего, император бы выполнил свое обещание, так как ученые вряд ли смогли бы сейчас дать однозначный ответ, но тут двери зала для трапез распахнулись вновь — в третий раз за это утро. Вошел стражник — тот же самый несчастный стражник, который уже чуть не расплатился жизнью за исполнение своих обязанностей. Сейчас он был еще больше взволнован, чем при первом своем появлении. Но он должен был сказать императору нечто важное, и не мог не сделать этого — в противном случае его тоже ждала казнь.

Правитель нахмурился. Еще раз стерпеть такое вопиющее нарушение всех созданных им самим правил он вряд ли бы сумел, но солдат, прекрасно осознавая, что терять ему уже нечего, выпалил:

— Ваше Императорское Величество! При осмотре очевидца было обнаружено нечто странное, а именно четыре вспухших черных отметины, не похожих ни на раны, ни на ожоги, ни на шрамы, ни на татуировки! Они располагаются на спине с правой стороны, последовательно, при этом каждая последующая значительно светлее предыдущей! Придворный врач не может найти никакого объяснения! У меня все, Ваше Императорское Величество! Я могу быть свободен?

Император, полностью сбитый с толку, остолбенело молчал, и стражник, решив, что хуже уже не будет, быстро выскользнул из зала.

Зато ученые, моментально воспрянув, одновременно начали говорить, перебивая друг друга. В этом потоке слов отчетливо можно было разобрать только два слова: "Метки Голема".

— Ваше Императорское Величество! Мы абсолютно уверены в истинности слов очевидца! Он точно был у входа в легендарный Тороссан, как бы странно это ни звучало. Об этих отметинах в легендах есть совершенно ясные сведения: иногда при встрече с Големом-Стражем на человеке остаются такие метки, их число может колебаться от трех до семи. Таким образом, все мы пришли к единодушному выводу — охотники действительно обнаружили вход в Тороссан! — радостно произнес Нильганес.

Император пришел в немыслимый восторг. Он начал быстро ходить по залу из угла в угол, затем приказал позвать к нему командира стражи. Через некоторое время этот человек уже покидал трапезный зал со странным выражением на лице. Те немногие, кто отважился спросить его, о чем с ним говорил Его Величество, получили короткий ответ: командиру стражи приказано к завтрашнему дню организовать экспедицию в Долину Смерти.

Несколько минут спустя в своих просторных покоях полноватый и рано полысевший са'Тромонт, герцог Дакосский, уже пристрастно расспрашивал главного дворцового распорядителя о произошедшем на императорском обеде. Наконец, выяснив все, что его интересовало, и немного успокоившись, герцог вытер надушенной перчаткой выступившие капли испарины со лба и невесело вздохнул.

— Да уж, воистину, что-то очень уж разошелся сегодня наш полоумный! Скажи своим на кухне, чтобы ему вечером побольше отвара подлили в вино, — велел са'Тромонт.

— Ваша Светлость, он в последнее время очень ругаться на вкус вина начал... Говорит, что настоящие помои ему приносят. Эля тоже не пьет, и настойками брезгует. Двоих слуг уже приказывал казнить, но я с большим трудом все-таки замял дело, потому что эти люди подчиняются только мне и очень существенно помогают, выполняя мелкие, но весьма ответственные поручения, и соблюдая при этом столь нужную нам конфиденциальность. Вы же сами знаете, какой скользкой иногда бывает работа во дворце... — чуть заметно улыбнувшись, ответил распорядитель.

— Хм, странно, очень странно, сколько лет уж в вино добавляем, не замечал он никогда... Может быть, кто-то еще что-то подливать стал? Люди виконта са'Ланасорма там рядом нигде не околачивались? — нахмурил брови герцог.

— Таких сведений от моих подчиненных не поступало, Ваша Светлость, — последовал уверенный ответ.

— Что-то он совсем обнаглел в последнее время, почти в открытую заявляет, что не мешало бы ему занять более значимое для страны место в ее истории. На пару с дражайшим бароном Кантеладом обнаглел, он, кстати, пока еще не са'Кантелад? Тоже ведь упорно пытается корону примерить весь этот год, выскочка безродный... Хотя, конечно, не мне о безродности говорить, — хохотнул вельможа. Распорядитель вежливо улыбнулся краешком рта, не зная, как следует себя вести в ответ на такие слова, и нервно потер заблестевшую от пота переносицу.

— Ничего, много их было, таких мечтателей, на троне посидеть захотевших... — продолжил са'Тромонт. — Пока я жив, а прожить, дадут боги, я собираюсь еще долго, никто, кроме меня, на престол не влезет. Да и я туда еще не сильно тороплюсь, и так неплохо живется, с отварчиком-то. Ну ладно, разберемся...Прикажи сегодня, когда наш добрый друг Анаксалар будет ужинать, добавить отвар в суп, — подумав, решил герцог.

— Будет исполнено, мой господин. А что делать с этим его приказом? — задал вопрос распорядитель.

— С каким еще приказом? — недоуменно уставился на него са'Тромонт.

— Ну, с организацией военной экспедиции для поисков Тороссана, — уточнил собеседник.

— А, это... Что поделаешь, он о таком не забудет, даже если искупается в снадобьях наших, так просто не уладишь. Пусть командир стражи собирает и отправляет туда отряд. Одни демоны знают, что там получится найти, но взять дело в свои руки наверняка не выйдет — у нас пока не так много сил и они нужнее здесь. Так что пока оставим все, как оно идет, розыски всяких сказок меня не пугают, есть пока дела и поважнее. И еще, лучше все и впрямь к утру успеть сделать, как и сказал дорогой наш император. Жаль воинов, конечно, их там уйма поляжет, если и не в сражении, которое вряд ли будет, то уж по дороге — точно. Лучше их не из столицы откомандируйте, а надергайте из каких-нибудь убогих окрестных гарнизонов, не хватало еще лучших бойцов от скуки посылать на смерть. Точнее даже, за смертью, — скорчил кислую мину герцог.

— Да, Ваша Светлость, это было бы крайне неосмотрительно, — поспешил выразить согласие дворцовый распорядитель.

— Ох, и расходов-то сколько будет! Военная экспедиция! Боевые манхорлосы, бронированные бальретили, верховые тирадроки, бикбатчи с навесными пластинами — это уже целый зверинец! Кто его там будет кормить, в голых степях и облезлых горах? А сколько на это уйдет средств? Катапульты, тараны, осадные башни, в конце концов! Башни там собирать смысла нет совсем, но наш мудрый правитель ведь решит взять плотников и для них, если вообще не прикажет тащить эти груды дерева на колесах туда через половину континента! Дальше — больше! — начал вдруг распаляться са'Тромонт. — Заряды для катапульт — их же не изготовишь на месте, железо для тарана, еще что-то такое... Доспехи, оружие, броневые щитки для зверей! Корм для них же! И все это надо на чем-то везти! Телеги, подводы, вьючные животные... Уязвимый обоз, еле ползущий по разбитой и заросшей дороге, растянувшийся на несколько майлосов, открытый со всех сторон для всех диких тварей, риглакоров, н'дизардов, вдобавок — и для напастей непогоды! Случись чего — на мах сгинет добрая треть припасов, прежде чем кто-нибудь успеет хоть что-то сообразить и попытаться защититься! А бикбатчи — они же там себе все крылья изорвут, на чем мы будем отправлять воздушные патрули, пока новых не обучат? У нас на всю армию их еле-еле два десятка набирается, жутко дорого держать и трудно разводить, и вот так вот отправлять их на мясо! Сколько денег, сколько денег впустую... Я тут, понимаете ли, стараюсь, считаю каждую казенную монетку, чтобы этот наш сумасшедший не спустил остатки былого богатства императорского двора, пытаюсь что-то выкроить себе в подспорье за хлопоты — и все это на ветер, в топи и леса! — окончательно расстроился он. Жестом велев распорядителю отправляться из господских покоев по своим делам, герцог горестно махнул рукой, в один присест выпил половину бутылки крепкой настойки на древесных грибах и пошел спать.

А император, покидая наконец зал для трапез, продолжал невнятно шептать: "О великие боги... Весь мир будет у моих ног..."

III. Прием у Толстяка

В не6ольшой уютной комнате, потрескивая, горел камин, отбрасывая теплые блики на стены, увешанные дорогим оружием и поделками из драгоценного глостилита. Крохотное оконце занавесили тяжелым бархатным полотнищем, искусно расшитым серебром. На миниатюрном круглом столике, инкрустированном рубинами и изумрудами, громоздились пыльные фолианты, к которым, по всей видимости, уже давно никто не притрагивался. Рядом с книгами на столике поместилась огромная бутыль и два глостилитовых же кубка. В углу совершенно некстати притулились огромные начищенные доспехи, по всей видимости, очень древние. А рядом с ними, прямо на полу, валялась изящная тога, скорее всего, когда-то принадлежавшая знатному вельможе. В противоположном углу стоял тяжелый гнилой сундук, и можно было разглядеть выпавшие из него через щели золотые монеты. Над сундуком висела какая-то картина, но она была так сильно попорчена сыростью и плесенью, что непонятно вообще, что она здесь, собственно говоря, делала. Словом, все в этой комнате говорило о значительном достатке хозяина и не меньшем отсутствии вкуса у него.

В комнате находились двое. Радушный толстяк, заплывшие жирком плечи которого обтягивал роскошный халат, тоже расшитый серебром, но уже запачканный какой-то зеленоватой гадостью, и широкоплечий молодой человек, облаченный в полный комплект простых доспехов из клепаной кожи манхорлоса. Толстяк устроился в просторном мягком кресле и не сводил глаз с собеседника, сидящего напротив.

— Риалонд, мой мальчик, хочешь еще вина? Превосходное вино, циритовое, отличное, уверяю тебя! Между прочим, мало того, что циритовое, так еще и десятилетней выдержки, притом весьма недешевое! — ласково обратился к молодому воину упитанный человек в халате, указывая то на объемистую стеклянную емкость на столике перед ним, то на стоящий рядом с ней алебастровый поднос с ягодами.

— Благодарю, Толстяк Лорос, я не испытываю жажды, — не менее вежливо ответил ему тот, однако в его глазах промелькнул ледяной блеск.

— А я думаю, что ты хочешь выпить этого вина со мной, — с нажимом повторил толстяк.

— Как скажешь. Твое гостеприимство заслуживает всяческих похвал, — холодно заметил человек по имени Риалонд, наливая из пузатой бутыли темно-фиолетовую прозрачную жидкость. Он равнодушно отхлебнул густой напиток, аккуратно отщипнул от крупной, размером с кулак, сизой ягоды цирита один из четырех сросшихся шариков и закусил им.

— Я всегда этим славился, мой мальчик. Всегда! Никто не уходил от меня голодным или невыспавшимся — даже если он уходил в мир иной. Так, правда ведь, прекрасное вино? — со сладкой улыбочкой поинтересовался Лорос.

— Ты прав, вино отменное, — еще раз без большого желания отхлебнув из глостилитового кубка, ответил человек в доспехах.

— Кстати, тебе не мешают доспехи? Может быть, снимешь их? — предложил упитанный.

— Ну что ты, Толстяк Лорос. Чтобы я остался в твоем логове без малейшей защиты? — усмехнулся воин.

— Ну, не хочешь, как хочешь. Я просто подумал, что тогда наша беседа была бы более приятной, — не стал настаивать Лорос. — Еще фруктов?

— Слушай, может хватит уже разыгрывать из себя доброго хозяина? Я отлично видел, как смотрели на меня твои головорезы. Они с радостью бы выпустили мне кишки, а голову, наверное, повесили бы на том дереве, которое вон там за окном торчит. К тому же, ты вряд ли станешь утверждать, что я пришел сюда по своей воле, — еще раз криво усмехнулся молодой человек.

— Ай, как ты груб, мой мальчик, — укоризненно покачал головой пухлотелый. — Мне бы следовало хорошенько наказать тебя, и раньше я непременно бы сделал это, особенно если учесть, сколько золота ты мне задолжал. Конечно, я мог бы прямо сейчас приказать моим мальчикам разобраться с тобой по-свойски, но ты же знаешь, как ты мне дорог. Поэтому я всего лишь поручу тебе одно дельце. А когда ты его выполнишь, у меня больше не будет никаких претензий, и я даже охотно спишу тебе твой нескромный должок, — нараспев произнес Лорос, и в его взгляде зажглась угроза.

— Все, что пожелаешь, Толстяк. Я рад, что мы нашли выход из нашего маленького конфликта, — уже гораздо приветливее сказал воин.

— Я тоже рад, что мы нашли такой простой способ решить наши разногласия, — складчатые щеки Лороса расползлись в улыбке.

— Ну, и в чем же заключается мое небольшое дельце? — по-прежнему мягко осведомился Риалонд, хотя выражение его лица говорило лучше любых слов, как ему противно унижаться перед этим сгустком жира.

— Сейчас, сейчас, мой мальчик, я все тебе расскажу. Не торопись, — прошелестел толстяк, с плеском наливая себе еще вина. — Имей терпение, твоя работа никуда не уйдет без тебя. Ты, кстати, точно не хочешь еще выпить? Нет? Ну и ладно. Мне больше достанется.

— Слушай, Лорос, мне, конечно, очень приятно болтать с тобой, но я некоторым образом тороплюсь. Так что не мог бы ты быстренько сейчас изложить мне суть дела, а я так же быстренько бы выполнил его. Все-таки не в первый раз я работаю на тебя. Кого-то нужно припугнуть? Выбить деньги? Или просто пару зубов? — довольно раздраженно перебил его воин.

— Э-э, юноша, остановись. Неужели ты думаешь, что за такую сумму ты должен всего лишь кого-то избить? Да и вообще, сейчас с этим вполне успешно справляются мои мальчики, которых ты изволил назвать "головорезами". Твоя задача... как бы сказать... несколько тоньше и... деликатнее, — вновь растянув пухлые щеки, проговорил Лорос.

— Ты же знаешь, воровством я не занимаюсь. Да и вообще, вряд ли у меня это бы хорошо получилось. Наверное, тебе лучше обратиться к кому-нибудь более... сведущему в подобных делах, — разочарованно сказал человек в доспехах.

— Сынок, еще раз повторяю, ты очень нетерпелив. Я расскажу, в чем заключается твоя работа, но сначала — небольшое предисловие. Люблю, знаешь ли, поговорить с приятными людьми... Так вот, слышал о том, что вчера произошло в императорском дворце? — приторным тоном начал упитанный.

— Толстяк, откуда же я могу это знать? В отличие от тебя, у меня нет глаз и ушей при дворе императора, — с едва заметным удивлением ответил Риалонд.

— Эх, и правда ведь. Ну ладно, я думал, что слухи уже разнеслись по городу... Все-таки народная молва... Неважно. В общем, вчера к нашему любезному властителю во время его чрезвычайно важного обеда принесли крайне интересную весточку из Галиморнийской провинции. Вроде как двое каких-то невежд нашли где-то в горах странный пролом. Непонятно, зачем они туда сунулись, но в результате одному из них раздробили голову и размазали мозги по стенам (неприятное, наверное, зрелище), а второй успел сбежать, но перед этим увидел некого голема, который, как он выразился, "выпускает из ног огонь". Наш помешанный правитель вначале грозился всех казнить, но потом ему пояснили, что это, дескать, там Тороссан нашли. Он сразу успокоился и позвал ученых, мол, отвечайте, на самом ли деле там обнаружили этот Тороссан. Ну, те спорили-спорили, так ничего и не решили. Император опять разгневался и хотел казнить и их заодно, но тут опять явился стражник и доложил, что на уцелевшем охотнике при досмотре были замечены какие-то черные отметки. Ну, конечно, правитель опять к ученым — что значат эти отметки? Разумеется, они все-таки не совсем еще идиоты — быстро сообразили, что отвечать, и сказали, что, несомненно, там находится именно вход в тот самый Тороссан. Помешанный был очень доволен, все бормотал про захват всего мира и бегал по комнате. Даже и не казнил никого, так счастлив был. И все, конечно, тоже были рады. Еще бы, как-никак от смерти спаслись. Я бы тоже рад был. Кстати, ты ведь, безусловно, знаешь легенды о Тороссане? — вспомнил о воине Лорос.

Тот был явно раздосадован. Во-первых, он вообще не любил общаться с Толстяком Лоросом, и сейчас делал это только по причине крайней необходимости. Во-вторых, его всегда раздражали длинные "предисловия" толстяка. Ну, и конечно, воин так и не понял, что от него хочет этот человек. А он любил четкость во всем, и особенно это касалось "работы", получаемой от Лороса.

— Ну? И что ты хочешь? Я должен где-то раздобыть книгу с этими легендами? И зачем она тебе? — недоуменно спросил Риалонд, пытаясь прояснить ситуацию.

— Я же уже не раз повторял: не торопись! Сейчас я все скажу, — недовольно протянул Лорос. — И что за молодежь нынче... Никакого уважения... Ладно, так и быть, я опять сделаю вид, что не заметил твоей грубости. Ага. Вот мы и подошли к той самой сути, которую ты так желал услышать. Как ты думаешь, мой мальчик, что же так взволновало нашего сумасшедшего?

— Это известно одним лишь богам. Я помню, как он развязал войну с Гнаатом лишь потому, что ему не понравился вкус фруктов, которые оттуда привезли. Так что и на этот раз причина его восторга может быть абсолютно любой — например, он упал этой ночью с кровати или же, допустим, порезался о кубок. Я даже не хочу думать о подобной бессмыслице, — бросил воин.

— Ну, та война закончилась через четыре дня, хоть и, скорее всего, не совсем по воле императора. Пусть он и считает, что сам так решил. Просто война с Гнаатом сейчас никому при дворе не нужна, хотя захапать чужих земель все они были бы рады, да и для государства полезно. А наш доблестный правитель все равно, я уверен, пока еще не настолько выжил из ума, — саркастически заметил человек в халате, демонстрируя мелкие желтоватые зубы. — Нет, здесь дело в чем-то другом... И, вернее всего, он очень сильно заинтересован в том, чтобы найти Цитадель, раз уж для того, чтобы отправить туда войска, смог даже на время сломать сопротивление дворцовых интриганов. Наверняка в императорской библиотеке хранятся гораздо более подробные сведения об этом самом Тороссане. Не напрасно, совсем не напрасно он так радовался... И эта фраза о том, что весь мир будет принадлежать ему...

— Так я об этом и говорю, — с облегчением ответил Риалонд. — Ну, значит, я должен получить эти дополнительные сведения и понять, почему его так интересуют эти древние легенды?

— Не спеши с выводами, тупица! — вдруг разозлился толстяк. Он хлопнул увесистой ладонью по столику, который возмущенно крякнул и накренился, грозя пролить дорогое вино на еще более дорогой ковер. Складки на руке от удара мелко затряслась. — Я же сказал, имей терпение! Если ты еще раз посмеешь меня перебить, то твоя голова и вправду будет завтра болтаться на этом дереве!

— Все-все, я молчу. Я больше не произнесу ни слова, пока ты сам ко мне не обратишься, — решил не искушать судьбу Риалонд.

— Вот то-то же, сынок, — сразу смягчился Лорос. — Ты знаешь, как я к тебе отношусь, но иногда ты бываешь просто невыносимым... Ладно, забудем об этом. Я продолжу. А ведь все очень просто — я бы хотел сам завладеть Даром Тороссана. Мне бы это не помешало, а император, думаю, обойдется и без подобных вещей.

Риалонд вдруг от неожиданности поперхнулся вином и мучительно закашлялся. Он надеялся, что ослышался. Невероятно! То ли Толстяк Лорос так неуместно и своеобразно шутит, то ли он действительно...

С усилием привстав с кресла, Лорос аккуратно похлопал воина по спине, ожидая, пока приступ внезапного кашля пройдет. Он упивался произведенным эффектом. Все-таки этому невзрачному человеку тщеславие было отнюдь не чуждо.

— Ч...Что? Толстяк Лорос, ты это серьезно? Думаю, ты не хочешь... — изумленно проговорил воин.

— Мальчик мой, ты все полностью правильно понял. Да, я хочу, чтобы именно ты отправился в Кардалирские горы и добыл там для меня Дар Тороссана — тот самый, что столь часто упоминается в древних балладах, легендах, сказках, ну, и вообще везде, где не лень было вспомнить. А кто знает, что ждет меня тогда — может быть, я даже стану императором! А, возможно, и весь мир будет в моих руках, как сказал наш помешанный правитель! Все возможно! — вдохновенно воскликнул толстяк, и его глаза озорно блеснули.

— Нет, ты правда этого хочешь? Ты серьезно? — никак не мог поверить Риалонд.

— Вполне серьезно, мой мальчик. Кстати, ты не можешь отказаться. В противном случае я очень обижусь, — спокойно и уверенно сказал Лорос. — А ты знаешь, что с тобой случится, если я на тебя обижусь, мой мальчик. Слухи о твоей страшной смерти еще долго будут шепотом передаваться по всему городу. И даже не вздумай попытаться меня обмануть и сбежать. Мои люди найдут тебя везде — от Аласкона и Гнаатских границ до Южного Побережья. Где угодно. Да, и еще, забыл сказать: конечно, ты отправишься не в одиночку. С тобой будут еще четыре человека.

— Не слишком ли мало для такого задания? Или ты боишься, что я возьму Дар себе? — язвительно проговорил Риалонд.

— Несомненно, ты прав. Мне нужно, чтобы Дар Тороссана попал ко мне, а не к кому-то еще, — лучезарно улыбнулся Лорос. — Между нами говоря — я не особо верю в само существование Тороссана, но упустить такую возможность было бы крайне досадно. Поэтому, чтобы успокоиться, я посылаю вас туда. Скорее всего, вы вернетесь с пустыми руками, но я хотя бы буду знать, что сделал все возможное для достижения своей цели. Можешь считать это моим маленьким капризом.

— Да, а что по этому поводу думают Их представители? — по-прежнему насмешливо продолжил воин.

— Энганта? Тебя это не должно волновать. Энганта никогда не интересовалась древними мифами. Обычно их заботят куда более насущные дела, — беззаботно ответил толстяк.

Энганта. Организация настолько могущественная, что о ней вообще не принято говорить. Вроде бы никто никогда не заявлял о своем участии в руководстве ее деятельностью, но этих людей наперечет знает вся страна. Энганта повсюду и нигде. Без ее участия не проходит ни одна более-менее крупная торговая сделка или тайное заказное убийство, но этот факт тоже обычно никто не обсуждает. И, если же речь все-таки заходит о ней, то люди обычно не произносят вслух название, непонятно чего опасаясь. Даже сам верховный командир имперской стражи предпочитает делать вид, что Энганты попросту не существует, хотя ходят упорные слухи, что и он часто обращается к Их услугам. Тот факт, что Они совсем не заинтересовались таким странным событием, как возможное обнаружение легендарного Тороссана, был весьма и весьма настораживающим.

— Ты уверен в этом? Не хотел бы я проснуться ночью от клинка ассассина у горла. В смысле, не проснуться вовсе. В общем, ты можешь поручиться, что мои действия никак не повлекут за собой Их недовольство? — недоверчиво повторил Риалонд.

— Абсолютно. Уж я-то знал бы, если бы Энганта отправила туда свою экспедицию, поверь мне. Мой мальчик, так ты все-таки берешься за это опасное дело? — поинтересовался Лорос.

— Как будто ты оставил мне выбор. Все равно терять мне уже нечего. Даже Они вряд ли смогут испортить мне жизнь больше, чем твои... "мальчики", — мрачно произнес воин.

— Я горжусь твоим мужеством, сынок, — мягко сказал упитанный. — Береги себя. Будь осторожнее, когда пойдешь через Топи. Удачи.

— Через Топи? Через Топи?! Ты что, совсем спятил?! — вдруг разбушевался Риалонд. Он отбросил от себя деревянный стул и угрожающе навис над важным толстяком, потрясая кулаками. Резная дверь немедленно отворилась, и в комнату вбежали трое огромных потных парней. Что-то мелькнуло, и воин тяжело повалился на пол со свернутой челюстью. Мускулистый верзила, обросший гривой сальных черных волос, приподнял Риалонда и уже намеревался окончательно вытрясти из него дух, но его остановила пухлая рука Лороса.

— Постой, постой, Гаротар! Мальчик немного переволновался, с кем не бывает. Пока не стоит его убивать, — вкрадчиво проговорил он. Затем, обратившись к воину, продолжил:

— А ты, недоумок, еще только хоть раз посмей повысить голос на меня. Я, конечно, все могу понять — Топи и вправду довольно опасное место, — но впредь помни о моем предупреждении. И вообще, сегодня ты уже не раз сердил меня. Тебе сильно повезло, что весь вечер у меня было такое прекрасное настроение.

— Довольно опасное? Я бы сказал, смертоносное! Начнем с того, что там издревле живут н'дизарды! Кроме них, там обитают еще сотни разных тварей, которые только и ждут возможности полакомиться свежим мясом! Топи прокляты! Там нельзя находиться! — никак не мог успокоиться воин, стиснутый мощными руками "мальчиков". Как выяснилось, он уже успел неизвестно каким образом осторожно вправить себе покалеченную сокрушительным ударом челюсть. Иначе вряд ли возгласы воина были бы столь громкими и внятными.

— Ну-ну, потише, юноша. Конечно, ты прав, но другого пути у вас просто не может быть — перевал наверняка уже перекрыт императорскими войсками, а по-другому к интересующему нас ущелью не добраться — только через Топи. Хотя... Другой путь все-таки существует. Прямиком через Хинрик-Заан. Ты предпочитаешь верную смерть возможной? — вкрадчиво осведомился Лорос. Воин промолчал. — Вот и славно. Все, я устал и желаю отдохнуть. Приходи ко мне завтра днем, после полудня. Я познакомлю тебя с твоими будущими друзьями и снабжу тем, что тебе понадобится в дороге. А еще подробнее расскажу о вашем путешествии и задачах. До свиданья, Риалонд. Мальчики, проводите его, — указал жирным пальцем на дверь толстяк.

Немного позже человек в доспехах уже сидел на земле около особняка Лороса, выброшенный оттуда заботливыми "мальчиками". Все изрядно помятое тело болело, поврежденная челюсть саднила, как будто ее царапали ржавым лезвием, но Риалонду было не до этого. Он размышлял о своей участи.

Сбежать и вправду не удастся. Конечно, несколько лун он сможет скрываться в каких-нибудь отдаленных деревнях, а что потом? Его все равно найдут — если у Толстяка Лороса есть свои люди даже в императорском дворце, отыскать какого-то беглеца ему не составит большого труда... А затем — долгая, страшная, мучительная смерть. Как изобретателен в этом плане Лорос, воин знал не понаслышке. "Пожалуй, даже самому императору есть чему поучиться у Толстяка. Да уж, ну и денек выдался. Подумать только, Лорос, оказывается, интересуется старинными легендами", — недобро усмехнулся Риалонд. "И как только меня угораздило с ним спорить? Ведь отлично же понимал, чем все это закончится", — укорил себя он.

В прохладном воздухе уже повисла ночная тьма. Надо было где-то переночевать перед грядущим путешествием, да и выпить пару кружек эля и хорошенько поесть тоже бы не помешало. В гостях у толстяка кусок просто не лез в горло. И воин, осторожно поднявшись, побрел в ближайший трактир.

IV. "Новые друзья"

Прохладное утро уступало место жаркому дню, уже не сопротивляясь палящему пыльному зною. Время медленно переваливало за полдень.

Огненный диск солнца висел почти посередине ярко-синего неба, не оттеняемого даже нежнейшими облаками. Его ослепительные лучи уже проникли в узкое мутное оконце крохотной комнаты для постояльцев. И теперь они ярко освещали почерневшие бревенчатые стены, покрытый окаменевшей грязью пол, тесную низкую кровать, застеленную драным покрывалом, и навзничь лежавшего на ней широкоплечего черноволосого человека, который беспокойно ворочался и раскатисто храпел во сне. Сияющие посланцы дневного светила теперь невыносимо жгли тело этого человека, нагревали твердую кожу доспехов, которые, по всей видимости, он даже не удосужился снять перед сном. А особенно терзали они голову несчастного, и без того истязаемую невероятным страданием.

"...О боги, как же болит голова..." — Риалонд попытался встать. Не получилось. Он смог лишь слегка приподняться на измятой постели, а затем незамедлительно рухнул обратно. Сделав еще одну не менее жалкую попытку, воин полностью выполнить задуманное все же не сумел, но зато безвольно сполз на грязный пол. И голову сразу же словно сжали мощные, жесткие и очень горячие мохнатые лапы. От вырвавшегося глухого стона несчастная голова заболела еще сильнее. Как будто сжимающих ее мохнатых лап стало в три раза больше.

"Проклятье, чем же, интересно, разбавляет свое пойло этот подлец-трактирщик? Вроде никогда я еще так не страдал от похмелья... И ведь, главное, выпил-то немного... Обидно. Знал бы, что все равно утром буду так себя чувствовать, пил бы вчера в два раза больше... Все равно хуже уже быть не могло..." — изредка выныривая из тяжкого забытья, рассуждал Риалонд.

Еще немного полежав на немытых досках, воин вспомнил жуткие рассказы о насекомых, которые могут заползти в рот и уши и которыми кишмя кишат все окрестные таверны. Во всех этих историях обязательно фигурировали отложенные в человеке яйца, огромные отвратительные личинки и чудовищно распухшие части тела. Передернувшись от омерзения, Риалонд постарался приложить все усилия, чтобы все-таки занять вертикальное положение в пространстве. Как ни странно, на этот раз все прошло вполне успешно. Через непродолжительное время он уже почти твердо стоял на ногах и пытался унять окончательно разбушевавшуюся боль, которая раздирала все тело мелкими серповидными когтями.

Покачавшись немного, воин нетвердо подошел к закопченной стене и навалился на нее. Жить сразу стало легче, и мир перестал казаться таким жестоким и несправедливым. Постояв так еще чуть-чуть, Риалонд вспомнил что-то еще менее приятное, чем рассказы о мерзких насекомых. А именно то, что солнце уже почти в зените, а он так и не почтил своим присутствием милого дядюшку Лороса. Дядюшка Лорос будет очень недоволен, а в чем может выразиться это недовольство, воин предпочел не думать. Поэтому он оставил благодатную стену, искренне сожалея об этом, и старческой походкой поплелся к умывальнику, висевшему на противоположной стене.

И вот уже Риалонд стоял на крыльце приютившего его трактира, прикрыв рукой от полуденного солнца воспаленные глаза. Легкий ветерок овевал лицо воина, а веселое чирикание укрывшихся от жары в густой листве огромного дерева птиц услаждало его слух. Вернее, услаждало бы, если бы самочувствие Риалонда не было столь плачевным. Но боль и мысли о Толстяке Лоросе отнюдь не способствовали восприятию прекрасного, и воин, тягостно вздохнув, двинулся по улице, пытаясь найти взглядом роскошный особняк Толстяка.

"Ну как, как я умудрился так вляпаться? Такие деньги должен этому жирному пройдохе! Теперь вот будь любезен, присоединяйся к походу и топай впятером через Топи. Попал в кабалу из-за собственной тупости!" — снова вернулся Риалонд к обдуманным множество раз за последние две луны, но от этого не менее печальным мыслям, которые неизменно приходили к нему, когда воин шел к Толстяку. — "Чувствовал же ведь, что дельце сильно попахивает, хоть и опыта в этом почти никакого нет, все равно чувствовал! Конечно, чего проще: посиди часа четыре рядом с накрытой холстиной телегой, посторожи товар, чтобы какая-нибудь пьянь чего не утащила ненароком, и получишь неплохое вознаграждение! А товара там было столько и такого, что мне за три жизни не расплатиться... Вот ведь дубина! Зачем взялся? Одной только дури три больших мешка, ковры из восточных халифатов, отбеленные шкуры кваггиров с севера, обсидиановые кинжалы и целые россыпи каменных побрякушек от этих... Наследников Солнца... И еще полно всего. Наверняка сами же прихвостни Толстяка по его приказу меня и огрели бревном по затылку, никто не мог в здравом уме на имущество Лороса глаз положить. Да еще и увезли все так быстро, я через четверть часа очнулся — ни воров, ни товара... Болван, ох, какой болван..."

Конечно, разыскать дом Лороса среди убогих лачуг этого квартала было нетрудно. Риалонд, немного посомневавшись, но снова решив, что терять ему нечего, взялся за массивное кованое кольцо и негромко стукнул им в обитую потемневшей кожей дверь.

Дверь распахнулась, а спустя мгновение несколько крепких рук втащили воина внутрь и завязали ему глаза. "Весьма странный способ принимать гостей", — подумал воин.

Вновь увидел свет Риалонд только в той самой комнате, где вчера у него состоялась встреча с Лоросом. Сейчас хозяин опять важно восседал в своем внушительном кресле, потягивая из мутно-прозрачного глостилитового кубка вино. Все здесь было по-прежнему, даже золотые монеты на ковре лежали точно так же, как раньше. Отличие заключалось лишь в одном: сейчас толстяк был тут не один.

Помимо самого Лороса и Риалонда, в комнате находились еще четыре человека — как и обещал толстяк. Компания, мягко говоря, подобралась довольно странная. Одного из "будущих друзей" воин узнал сразу. Им был тот самый громила-"мальчик", который вчера столь бесцеремонно пытался убить Риалонда ударом о стену. Этот факт сразу не слишком понравился воину, но он попытался скрыть свое недовольство, насколько это только представлялось возможным. В любом случае, выбирать не приходилось.

Зато трое других были ему незнакомы. Первый из них, сумрачный тощий человек, хранивший каменное выражение на узком остром лице, по всей видимости, тоже был одним из приспешников Лороса. Кожа его казалась чересчур бледной, словно ей очень редко удавалось оказаться на солнце, а хрящеватый длинный нос, слегка свернутый на сторону, судя по всему, раньше часто бывал сломан. Но вот следующий — седой старик с длинными, опрятно зачесанными назад волосами и благообразным лицом, подернутым темными старческими пятнами, как стоячее озерцо ряской, — бесспорно, не имел с Толстяком ничего общего. Об этом говорил и сильный страх, явственно чувствующийся во всем его облике. Старик был ощутимо напуган тем, что сейчас вынужден находиться здесь.

А вот третий... Третий "друг" был девушкой. Да еще какой девушкой... Таких в своей недолгой жизни Риалонд никогда еще не видел. Обычно он имел дело либо с дородными краснощекими крестьянками, либо с грубоватыми худосочными горничными, которые беспрерывно и с упоением щебетали о том, как правильно стирать хозяйское белье так, чтобы оно почти не мялось. Даже та, самая первая, из-за которой, в конечном итоге, он и оказался здесь, в сравнении с ней казалась очень уж обыкновенной. А вот эта девушка разительно и выгодно отличалась от них в первую очередь внешностью. Темноволосая, стройная, смуглая, с немного неправильными, но по-детски мягкими чертами лица, она обладала удивительно гармоничным сложением. Ее даже не портили чересчур, пожалуй, полноватые от развитых мышц ноги. Ростом она оказалась немного выше, чем Риалонд, который себя низкорослым вовсе не считал.

Все это стало первым, что бросилось в глаза воину. Он даже почему-то не обратил внимания на ее грудь. Девушка сжимала в сильных и мускулистых, но при этом очень изящных смуглых руках большой лук весьма искусной работы и проверяла, достаточно ли туго натягивается тетива, поставив одну ногу на крохотный столик и совершенно не обращая внимания на появление Риалонда. Проверив тетиву, она аккуратно сняла ее и намотала на деревянную катушку.

Воин был поистине впечатлен. "Эх, и где только Толстяк Лорос берет таких красоток", — с легкой завистью подумал он.

А упомянутый толстяк тем временем недовольно взирал на Риалонда со своего удобного кресла. Он перевел взгляд на распахнутое окно, всем своим видом показывая, как возмущен опозданием воина на столь важную встречу. Двое его головорезов, по всей видимости, полностью разделяли чувства хозяина. Это можно было прочесть по их грубым и мрачным лицам. Казалось, они только ждут приказа, чтобы расправиться с не в меру наглым деревенщиной, который мало того, что задолжал кучу денег, так еще и осмеливается опаздывать к самому Толстяку Лоросу! Но приказа не последовало. Скорее всего, толстяк решил пожертвовать своим самолюбием ради выполнения своего "маленького каприза", как он сам любил выражаться.

Неприятное для Риалонда молчание вскоре было прервано вкрадчивым голосом Лороса.

— Добрый день, мой мальчик. Ну как, неплохо выспался сегодня, а? — с легкой иронией спросил он и облизнул пухлые губы.

— Знаешь, Толстяк Лорос, в ваших трактирах подают такую дрянь вместо выпивки, что пропадает малейшее желание возвращаться туда, — невесело протянул воин, голова которого по-прежнему раскалывалась от боли.

— Я там не был уже лет пятнадцать. Да, нравы нынче уже не те, что были... — с деланным сожалением заметил толстяк. Девушка ослепительно улыбнулась, и воин машинально отметил, что таких жемчужно-белых зубов ему еще видеть тоже не приходилось.

— И не говори. Ладно, давай приступим к обсуждению нашего путешествия, не возражаешь? — осторожно поинтересовался Риалонд.

— Конечно, мой мальчик, не возражаю. Собственно говоря, я вас для этого тут и собрал. Так... Кхм, — откашлялся Лорос, а затем продолжил уже с торжественными интонациями в голосе. — Ну, значит, вот перед вами первый из вашей маленькой команды — Гаротар, мой любимчик. Смотрите, какой силач, — гордо раздув щеки, произнес толстяк и похлопал "мальчика" по налитым громадным мускулам. — Говорят, в нем течет кровь риглакоров. Не знаю, не знаю... Он и вправду очень силен, и кожа у него сероватая... Впрочем, это неважно. Он будет мощным подспорьем в ваших грядущих подвигах, — мечтательно договорил Лорос.

Гаротар равнодушно отвернулся, заслонив дневной свет своей широченной спиной. Риалонд заметил, что его необъятная шея сзади густо поросла черной шерстью. "Гляди-ка, и вправду риглакорское отродье. Да уж, с кем только не приходиться работать", — мысленно плюнул воин.

— Ага. Дальше. Дальше я имею честь представить вам Аскироца — одного из лучших... гм... людей для выполнения тонкой работы, которых я когда-либо знал! А уж поверьте мне, я общался с очень многими представителями его профессии. Он поможет вам, если вдруг на вашем героическом пути встанет непредвиденное препятствие в виде некого древнего замка или тайника, — продолжал Лорос.

Представитель загадочной тайной профессии тоже, как и неотесанный потомок риглакора, не посчитал нужным почтить своим вниманием Риалонда, продолжая молча точить кинжал о каменный брусок. Хотя Риалонду, впрочем, он тоже был абсолютно безразличен.

Лениво посмотрев на дверь, Гаротар прошелся по комнате и потер пальцем заметную вмятину посередине лба, где так и не вырос третий, слепой риглакорский глаз. Толстяк нетерпеливо потер руки и вновь заговорил.

— А вот заручиться помощью этого человека было довольно сложно... Хотя для меня нет ничего невозможного, как вы уже поняли. Так ведь, уважаемый Химмирдарн? — насмешливо поинтересовался Лорос у испуганного старика. Тот задрожал и поднял голову, будто ожидая удара. Его седые волосы растрепались, и всем своим жалким и трепещущим видом он вызывал у Риалонда жгучую жалость. "Любопытно, как он ввязался в эту нелепую историю с дурацкими легендами. Наверное, так же, как и я. На преступника он совсем не похож. Значит, тоже деньги", — мелькнула мысль у воина.

— Ну-ну, старина, тебе здесь пока нечего бояться. Ты же ведь будешь хорошо себя вести, не так ли? — довольно сурово произнес толстяк. — Кстати, перед нами императорский придворный ученый, господа. Прошу отнестись с должным почтением, и, хотя его имя почти непроизносимо, обращаться именно так, без всякой фамильярности. Ученые достойны уважения. Сами понимаете, когда имеешь дело с древними легендами, важно, чтобы с тобой был кто-то, кто эти легенды хорошо знает, — вновь в тихом голосе Лороса прозвучала ирония.

Старик боязливо склонился над столиком с фолиантами. То ли он действительно увлекся этими пыльными книгами, то ли он просто опасался посмотреть Лоросу в глаза.

— Э-э... На чем я остановился? Ах да, вот еще один... одна... в общем, тоже профессионал в своем деле. Имя этой, без сомнения, прекрасной дамы — Зарита, и она, думаю, существенно скрасит ваше путешествие одним лишь своим присутствием. Да... Тоже рекомендую отнестись к ней с присущим настоящему мужчине уважением, иначе... иначе она навсегда отобьет вам желание оскорблять женщин — каких бы то ни было. С этой девушкой лучше не шутить... Не так ли, мой нежный цветочек? — ласково обратился к Зарите упитанный.

— Толстяк Лорос... Ты и сам все обо мне отлично знаешь, правда ведь? Скольким твоим... наблюдателям я прострелила руки, ноги и задницы? Не помнишь? — в очередной раз улыбнулась девушка, и ее озорные глаза весело сверкнули. Говорила она с ненавязчивым, но заметным южным акцентом. Глаза девушки, кстати, оказались непривычно светлыми, но Риалонд так и не смог понять, какого они цвета: то ли серые, то ли зеленые, то ли вообще голубые. Зарита тряхнула длинными прямыми волосами и, наклонив голову, взглянула на толстяка.

— Дерзкая ты... — вздохнул Лорос. — Если бы это мне заявил кто-то другой, я бы... Ну, не стоит говорить об этом в присутствии дам. Но тебе, конечно, это позволительно, — в очередной раз проявил доброту толстяк. — Да, забыл сказать, — спохватился вдруг он, — Зарита — родом из Флороса, а вы и сами отлично знаете, насколько метки живущие там лучники. Неудивительно — в таких джунглях по-другому не выжить. А соревноваться в дальности выстрела с ней, по-моему, могут разве что риглакоры с пращами, да и то всего лишь за счет того, что их руки в три десятка раз сильнее. Вдобавок она вполне сносно обращается с кистенем, всякими ножами, отлично лазает по деревьям и скалам, может развести костер из бревна, которое вы только что выловили в реке, и приготовить на нем что-нибудь более-менее съедобное из любой лесной гнили. Думаю, помощь этой замечательной девушки в вашем походе будет поистине неоценимой.

Риалонд был окончательно очарован. Из мечтательного забытья его вывел тягучий голос Лороса.

— А вот этот юноша, которого зовут Риалонд — просто хороший человек, который с радостью согласился помочь старому больному дядюшке Лоросу, — наврал он. — Вот. Он неплохо владеет мечом, надо сказать. Не то, чтобы очень хорошо... Так, приемлемо. Во всяком случае, он вам подойдет. Этот мальчик наделен ясным умом и крепкой памятью, он наверняка окажется вам полезен. Так... Кого бы из вас назначить главным... Люди, они же не могут без главного, даже если это должность чисто формальная... Превращаются в стадо безмозглых тирадроков... В общем, главным пусть будет Гаротар. Он сильный и мужественный... Хотя туповат, это да... — бормотал Лорос, совершенно не заботясь о том, что окружающие его прекрасно слышали. — Зарита? Пожалуй, вы не будете подчиняться женщине... Она, конечно, стоит иного воина, но все же... Аскироц?

— Простите, хозяин, но не люблю я это... Командовать всякими кретинами... Присматривать за ними, чтобы ничего не случилось... Я бы лучше сам, один... — вяло проговорил тощий. Голос его оказался удивительно бесцветным.

"Так, это кого он кретином назвал? А по морде получить не желает ли?" — молчаливо оскорбился Риалонд, однако, памятуя о вчерашнем происшествии, вслух ничего не сказал.

— Тогда этот... как его... Химмирдарн? — продолжал рассуждать Лорос. — Ну, это просто смешно, — тихо сказал толстяк и вдруг и вправду засмеялся коротким булькающим смехом. — Из этого божьего одуванчика командир, как из навоза снаряд... Вони много будет, а толку нет... Ну что ж... Остается Риалонд. Конечно, тоже не идеал, но в целом, наверное, подойдет, — продолжал спорить сам с собой Лорос. Вдруг встрепенувшись, он воскликнул:

— Итак, вашим командиром будет Риалонд! Давайте поздравим этого смелого и доброго юношу! Вот. Все ясно, — торжественно объявил свое и так уже высказанное решение толстяк.

Так Риалонд неожиданно стал командиром небольшого отряда. Впрочем, особой радости от этого он не почувствовал и хмуро посмотрел в окно.

Из-за мутной стеклянной пластины в комнату проник яркий луч начавшего клониться к закату солнца. Он упал сияющим пятном на пол и заиграл живым слепящим блеском на рассыпанных потертых монетах. Зарита поморщилась и подошла к окну, чтобы плотнее задернуть немного приоткрытую занавесь. Свет упал на руки девушки, и Риалонд опять невольно засмотрелся на них. На ровном сильном загаре левого запястья Зариты прихотливо змеилась широкая полоска светлой, не загоревшей кожи. Старик-ученый, очевидно, тоже заинтересовался этой полоской. Он сделал робкий шаг к окну и дрожащим голосом пролепетал:

— Простите, что спрашиваю... Несколько нетактично, но... М-м... Вы замужем, так ведь?

— Ну... Да, наверное, — ответила девушка, все еще сражаясь с занавеской и солнечным лучом.

— А что... м-м... случилось с вашим обручальным браслетом, прошу прощения за любопытство? — не отставал старик.

— Натирал руку, кожа покраснела... Шелушилась и чесалась, вот я его и сняла, — отмахнулась девушка.

— Но я думал... Ваши традиции... Женщины из Флороса ведь никогда не снимают обручальные знаки и украшения, даже после смерти мужа... — забормотал Химмирдарн, почему-то при этом озираясь по сторонам.

— А этот человек и не умер. Есть еще неуместные личные вопросы, уважаемый? — натянуто улыбнулась Зарита и в упор посмотрела на старика. Тот смутился и отошел.

— А тем временем, господа и дамы, пора вам уже отправляться. Солнышко уже высоко и даже катится обратно, вы и так задержались по милости этого отзывчивого мальчика, — всплеснул пухлыми руками Лорос, до этого увлеченно следивший за завязавшимся разговором. — Ну вот. А я желаю спокойно покушать, — облизнулся он.

Риалонд был в легком недоумении.

— Но как же, Толстяк, ведь ты же обещал рассказать об особенностях нашего задания, — удивился он. — Ну, вот, о Топях, например. Или о самой Цитадели, которая якобы находится в ущелье.

— Мальчик мой, а что бы ты хотел еще услышать? По-моему, все уже предельно ясно. Тороссан... Сейчас расскажу, что о нем знаю... — задумался Лорос. — Хотя, собственно говоря, что здесь еще рассуждать? Вообще, скорее всего, никакого Тороссана там нет, а есть в лучшем случае страшная пещерка, в которой живет крупный и злой хищник. Но, как я и говорил, проверить это я просто обязан, хотя бы затем, чтобы попытаться немного подпортить жизнь нашему дорогому императору. А на что я дал вам с собой ученого? Вот его и спрашивайте. Топи? В Топях правило простое — осторожно иди по тропинке и бей все, что увидишь. А лучше расстреливай издалека, — подмигнул он Зарите. — Только не натолкнитесь где-нибудь на подходе к ним на императорский патруль — проблем не оберешься. Если вам встретятся н'дизарды — а они вам должны встретиться, — лучше бегите со всех ног от них, не вступая в бой. В самой подземной Цитадели, если она, конечно, существует, главное — просто не заблудиться и не умереть от лапы одного из Стражей-Големов, которые вроде как должны шататься по коридорам. Главное — действуйте по обстоятельствам, вот и все. Оружие у вас всех есть собственное, так что в дополнительном снаряжении вы не нуждаетесь. А теперь — кыш-кыш-кыш, я буду кушать, — опять сделал выразительный жест руками толстяк.

Гостям ничего не оставалось делать, кроме как спешно покинуть гостеприимного хозяина. Вскоре пять человек, столь непохожих друг на друга, стояли на крыльце роскошного белокаменного особняка и смотрели на неумолимо клонящееся к горизонту солнце. Каждый думал о чем-то своем. Только Гаротар ни о чем не думал, а просто смотрел туда же, куда и все.

Жара уже спадала, и вновь появившийся приятный вечерний ветерок ласкал тело, а уличный гомон стихал. Риалонд, вздохнув, направился к городским воротам. Остальные, немного помявшись, последовали за ним.

Их ждало долгое, трудное и опасное путешествие. И начиналось оно именно сейчас.

V. Исток похода

За спиной пятерых человек горело закатное солнце, и его лучи, уже не обжигающие, а теплые и кроткие, бросали алые отсветы на их плечи. Путники неторопливо шагали к восточным воротам, ведущим в большой и не привыкший кого-то жалеть мир.

— Ну что, уже отправляемся? Или, может быть, напоследок зайдем в трактир? — без особого интереса спросил Риалонд, посмотрев на почерневшую вывеску.

— Но ведь Толстяк велел выходить из города прямо сейчас, — недоуменно пробасил исполинский Гаротар, косясь в сторону белевшего невдалеке особняка.

— А как он узнает, вышли ли мы сейчас, или выйдем завтра? — засмеялся было Риалонд, но сразу осекся, заметив промелькнувшую между домами тень. Он и забыл, что у Лороса везде есть осведомители. — Гм... Все же лучше послушаться, — пробормотал он себе под нос.

— Я бы, например, не отказалась от кружки-другой эля... Хотя здешний эль на редкость поганый, — ответила Зарита. — Ну, зато хоть дешевый.

— Мне все равно. Я отправляюсь прямо сейчас, — безучастно сказал сумрачный Аскироц и быстро устремился к воротам, которые находились в нескольких кварталах от дома Толстяка Лороса. За ним засеменил запуганный старик. Гаротар поскреб грязную голову и тоже последовал за Аскироцем.

Риалонду ничего не оставалось делать, кроме как тоже подчиниться. "Ага, главный я, как же. Станут они меня слушать, конечно", — мелькнула у него невеселая мысль.

— А как мы покинем город? — спросил воин, обращаясь сразу ко всем, чтобы замять неприятную ситуацию. — Городские ворота ведь для нас стражники открывать не станут, да и какой же это тогда тайный поход... Как же быть? Взятку дадим? Или Толстяк их уже подкупил?

— Подкупать опасно — на ворота только проверенных ставят и платят им хорошо, а за взятку — сразу смертная казнь. Все-таки городские ворота, а не калитка в хозяйском саду. Так что им спокойнее служить честно. Но сегодня должна была начаться торговая неделя, — ответила ему Зарита. — Купцы, которые продают всякую мелочь из северных деревень — поделки там разные из кости, украшения и все такое — до позднего вечера сегодня будут в город въезжать. Так что ворота закроют только тогда, когда сумерки уже густыми станут. В этот раз торговцы со своими телегами прямо у самых ворот расположатся, ну, внутри стены, само собой. Конечно, по этому поводу там охрану утроили — шутка ли, столица до ночи нараспашку — но зато народу много, можно будет незаметно смешаться с толпой и выйти. Скоро стемнеет, к тому же.

— А не слишком ли это сурово — среди ночи по лесу тащиться? Тут они не такие, как у вас во Флоросе, конечно, но тоже хватает голодного зверья, — высказал свое недоверие к этой затее Риалонд.

— Мы недалеко от стен заночуем, туда хищники не подойдут, — ответил за лучницу Аскироц. — И рано пока каждого дерева бояться, успеешь еще, у нас дорога дальняя.

"Нет, определенно, он хочет по роже! И обязательно нужно именно при девушке это говорить!" — снова про себя возмутился Риалонд, но, взвесив все обстоятельства, отложил этот смелый поступок до ближайшего привала.

О том, что вечер сегодня пройдет вопреки их ожиданиям, воин начал догадываться уже на перекрестке главного тракта с четвертой от ворот улицей. Не было слышно обычного для торговой недели возбужденного гула толпы, никто не вез к воротам бочонки с пивом, чтобы разливать его там втридорога, не прятались за углами сбежавшие на ночь глядя из дома мальчишки, которые пришли поглазеть на приезжавших каждый раз с торговцами акробатов и метателей ножей, не тащились к рядам телег кухарки, судомойки, прачки и почтенные жены мясников, ткачей и портных, желая купить там себе очередную брошку из дешевой кости или иглы "из настоящей "древней стали", на самом деле изготавливаемые в соседнем поселении. Напротив — на улицах царило обычное вечернее запустение, даже случайные прохожие почти не попадались. Судя по всему, торговая неделя на этот раз почему-то не состоялась.

Догадка подтвердилась сразу, как из-за покосившегося бревенчатого дома на углу улицы показался внушительный проем ворот столицы. Он был плотно закрыт тяжелыми створками, усиленными толстыми железными брусьями. Запертые ворота величественно высились над разбитой колесами мостовой. Праздношатающихся людей, как и купеческих подвод, здесь не было вообще, только стояли на посту возле массивного поворотного механизма двое стражников, следивших за тем, чтобы никто не попытался самовольно воспользоваться им под покровом сумерек и открыть ворота.

— Ну и?.. — осторожно выглядывая из-за угла лачуги, рядом с которой они остановились, вполголоса поинтересовался Риалонд, спустя некоторое время.

— Ну и! — так же негромко передразнил его Аскироц, морщась от запаха скопившихся нечистот. — Видишь, поодаль от второго бочонок стоит? Ну да, прикрыт ящиком каким-то и тряпками. Разглядел? И он из него себе во фляжку что-то сейчас подлил, до этого подливал тоже. Вот и подумай, что можно подливать из бочонка и какая нам от этого польза.

— Раз бочонок, то эль, наверное... — сделал вывод Риалонд. — Ну, или вино, хотя вино для стражи дороговато. Если эль, то... Хм. До ветру скоро побежит, наверное. Если вино — тоже, но не так скоро.

— Вот, все-таки соображаешь местами, — неприятно заулыбался Аскироц. — Но главное — суетится он подозрительно, не удивлюсь, если у него от этого эля живот прихватило. Сейчас уйдет, останется один, насчет него уж чего-нибудь решить проще будет. Главное, чтобы в это время сюда патруль не принесло демонами всякими.

— Слушай, а если он прямо тут будет, в сторону отвернется, да и все? Вот, к стене сядет, хотя бы. Не барышня все же, — посетила воина незамысловатая мысль.

— Нет, — отмахнулся его мрачный собеседник. — У них с этим строго в последнее время, увидит командир или донесет кто-нибудь — и отправят в казармах нужники выгребать. А это, сам понимаешь, никому не по душе. Да и справлять свои дела в доспехах, хм... несподручно, поэтому осторожничают. В кусты пойдет, точно. Вот в те, шагах в сорока. Успеем.

Аскироц оказался прав — не прошло и четверти часа, как стражник что-то сказал своему напарнику и проворно заторопился к тем самым кустам, на ходу пытаясь развязать какие-то ремешки. Приспешник Толстяка коротко кивнул Зарите, с которой перед этим уже успел о чем-то пошептаться. Та поспешно, но очень изящно выпорхнула из-за угла, оглянулась и сделала вид, что неожиданно заметила одинокого служителя закона. Затем она легким движением откинула со лба тонкую прядь темных волос и соблазнительно улыбнулась.

— Вот ведь, молодец, девчонка! — довольно прищурился Аскироц. — Только побыстрее бы она, времени совсем нет.

Постовой вздрогнул от неожиданности при ее появлении, но сразу же приосанился, разглядывая приятную девушку.

— Ой, здравствуйте! Как прекрасно, что вы здесь! Я тут, понимаете ли, немного заблудилась... — продолжила строить глазки Зарита, приближаясь к нему. — А тут, оказывается, уже ворота! Надо же!

— Ну да, э-э... Ворота, конечно. А я тут несу службу, — пробормотал стражник. На его простоватом лице читалось искреннее удовольствие.

— Ого, как здорово! Наверное, важный пост? Ворота же, а за стенами — столько всякой нечисти, просто ужас... Как вы тут справляетесь-то с таким? — Зарита довольно убедительно разыграла горячий интерес к тяготам охранного ремесла, одновременно отодвигаясь от поворотного приспособления и увлекая за собой дозорного.

— А... Ну... Ну да, это... в некотором роде, очень важный, да... — засмущался он, несколько озадаченный таким вниманием к своей персоне. — Э-э... Часто приходится нам туговато. Вот. Уж не говорю, что из города всякая шпана норовит выскользнуть, так еще и дожди в этом году затянулись что-то.

— Да-а? Хотя я заметила. И что же это значит? — немного переигрывая, удивилась лучница. И быстро подала знак остальным, спрятав руку за спину и указав на солидных размеров винтовое колесо механизма, которым и отпирались створки.

— Ну так, хм... Что я... А. Так все ж, к... э-э, к треклятым демонам отсырело, лес не горит, даже если подсекать. Выжигатели не справляются, полоса зарастает, хм... Ну, зарастает. Вообще никак выжечь не удается, еле успевают вырубать. Да. Лес уже почти у самых стен, и... В общем, скоро уже какая-нибудь гадость совсем рядом тут заведется. И что тогда делать?

— Действительно, что же? — прижала ладони к лицу Зарита.

— Да что, в городе-то выловим, если пролезет, — уже увереннее высказался стражник. — А вот снаружи-то да... Дороги-то тоже зарастают, ну, смотровые обочины. Вот мелкие купцы-одиночки и боятся, перестали ездить. Видишь, торга-то нынче нет здесь?

Зарита еще раз огляделась и согласно покивала, не забывая стоять так, чтобы постовой смотрел только туда, куда нужно. За его спиной подбирались к могучему поворотному устройству Аскироц с Гаротаром.

— Ну и вот, — воодушевился свободным ходом беседы дозорный. — Сейчас только Торговая гильдия обозы отправляет, у них такие караваны... Но ходят, конечно, медленно, что поделать. Вот и будут теперь торговые дни не чаще, чем один раз за две луны. На одних сборах плодов и охоте скоро станем держаться. Ну, пока сезон дождей не кончится. Хорошо, что лес-то богатый. Хоть и сырой, дрянь такая.

— Да уж... — девушка выразила озабоченность таким положением дел. — Точно ведь. Как хорошо, что вы здесь стоите! И вы справитесь, если что-то сюда полезет ночью?

— Э-э... Ну так конечно, справлюсь, тут пустяшная работа — махнул мечом, головы нет, — самодовольно приврал стражник, переводя алчущий взгляд с груди девушки на ее озаренное улыбкой лицо. — Там главное — только найти эту голову.

Зарита вновь поправила волосы и по мере сил восхищенно заглянула в его немного воспаленные глаза. Гаротар уже, по указанию Аскироца, с натугой вертел огромное кованое колесо, которое обычно приводили в движение пять человек. Створки тихо скрипнули и поддались.

— Слушай, а может, это... В кабак? — окончательно осмелел служитель закона. — Ну, не прямо сейчас, конечно... Утром, а? Ты тут у кого-то горничной, или как? Кстати, а что это ты в штанах?

— Э-э... Как сказать... — растерялась на этот раз Зарита, которая, судя по всему, забыла о том, что в столице походная одежда на женщине смотрится совсем не так привычно, как во Флоросе. — Ночь же скоро. Чтобы убегать было удобнее, случись чего. Боюсь темными переулками ходить. И куртку вот свою поэтому же надела.

Стражник приоткрыл рот, но кивнул, вспомнив, что прохожие ночью часто одеваются самым странным образом — лишь бы не получить клинок под ребра. Даже не обратив внимания на подозрительно торчащий из ее заплечной сумки сверток, он продолжил:

— А то мы же сейчас еще и без пива останемся, да. Солод-то где брать? Опять эту брагу пить, на листьях и ягодах...

От таких грустных мыслей постовой сморщился и сплюнул на булыжники. И при этом бросил взгляд на Риалонда, который совсем некстати высунулся из-за угла, готовясь к тому, чтобы рвануться к воротам.

— Э, а это еще что за олух? — недобро уставился на него стражник. — Он с тобой, что ли? Эй, ты, придурок! Ты чего здесь забыл, а? Я к...

Взгляд его вдруг остекленел, глаза закатились, и потерявший сознание дозорный, поддерживаемый подошедшим сзади Аскироцем, грузно сполз на землю. Слабо звякнули звенья кольчуги.

— Вот и славно, без шума совсем. Хорошо вышло, — подмигнул он девушке и показал сложенные кольцом большой и указательный пальцы. — Умница, все как надо. Того, в кустах, я тоже успел навестить. Давайте теперь быстрее, налегаем все на вентиль, Гаротар плохо справляется. Только оттащим этого к товарищу...

Старый механизм жутко скрипел валами и шестернями, щель между створками медленно, но верно расширялась, еще немного — и в нее смог бы протиснуться взрослый человек. Нестройный отряд готовился окончательно покинуть столицу, но...

Аскироц, не забывавший глядеть по сторонам, резко отпрянул от устройства, прошипев остальным что-то вроде "Вот так и прокалываются... Не дергайтесь, разберемся". И почти сразу из переулка раздался гнусавый и очень изумленный голос:

— Это... Это что тут такое, а?! А ну-ка, отошли от поворотника! Ну-ка, стоять! Стоять, я сказал!

Все четверо, как по команде, вздрогнули и оглянулись, и старик постарался спрятаться за Гаротара. К ним уверенно приближался императорский патруль. На красноватых лицах стражников отражались увлеченность и изрядная степень подпития. "Сколько их, шесть? Нет, десять... — спешно пытался подсчитать Риалонд. — Усиленный, значит".

— Посмотри-ка, Вирион, как нам повезло! Вовремя мы собрались заступить на пост, как раз, чтобы эти оборванцы не смогли просочиться, — низкорослый стражник с обрюзгшим лицом (командир отряда, если судить по звезде и трем полосам, грубо намалеванным на левом плече кольчуги) указал рукой на застывшую у кованого колеса компанию.

— А ты говорил, мол, да кому взбредет в голову на ночь глядя шляться у ворот... Да еще и со стражей связываться... Видишь, я был прав! — радостно ответил ему другой, длинноносый высокий человек с пожелтевшим синяком под левым глазом. — Говорил же, не зря мы все-таки выползли из таверны!

— Но-но, ты не очень-то. Все-таки с командиром говоришь. Так что прекрати болтать! Давай-ка лучше допросим этих... этих... — от показной брезгливости стражник даже не смог подобрать нужного слова, которое полностью бы выразило его отношение ко всяким подозрительным бродягам.

— Послушай, приятель... Э-э... Может, договоримся? — с надеждой поинтересовался Риалонд, изо всех сил стараясь придать своему лицу наивное и добродушное выражение.

— Что?! — чуть не захлебнулся от ярости десятник. Риалонд понял, что он очень неважный лицедей.

— Уважаемые, мы просто друг друга не поняли, — вклинился в плохо начавшийся разговор Аскироц. — Речь шла просто об... э-э... о небольшой компенсации за... ваш испорченный отдых. Подумайте сами: пост у ворот не ваш, и я понятия не имею, где нынче эти часовые. Может, в таверне какой-то! Когда мы пришли, сами удивились, что тут никого нет. Ну и, честно говоря, решили воспользоваться. Почему вы должны страдать из-за их головотяпства? Вас тут, может, тоже вообще не было, другую улицу патрулировали!

— Небольшой, говоришь? Хе-хе! — уже спокойнее ответил десятник. — Не знаю, сможете ли отделаться небольшой. Тем более, что странно все это...

— Давайте-ка доставим их прямо к коменданту, как государственных преступников! Давненько у нас не было публичных казней, а без повода пить как-то несолидно, — предложил молчавший до этого стражник, и его дряблые щеки сморщились от удовольствия.

— Постойте, что же именно здесь странно? — изобразил непонимание Аскироц. И осторожно сделал шаг назад, к воротам. Оценив обстановку, Зарита тотчас попыталась продолжить свою игру:

— А правда, что солдаты так искушены в... обращении с девушками?

— Да вот это самое! — не слушая ее, продолжил командир. — Не верю, что тут не было никого! Сроду такого не видел. И рожа твоя мне не нравится. И рожа деда — тоже, слишком уж ухоженная.

— Но все же...

— А особенно — рожа вот этого, явно же выкидыш риглакорский! — командир презрительно ткнул пальцем в направлении Гаротара.

— Что-о?! — взревел гигант. По его страшно перекошенной гримасе стало понятно, что он из остатков сил удерживается от драки.

— А что слышал, ублюдок! Расплодилось вас! Куда из города чесать задумал, уж не к своим ли папашам? Ты голос-то не повышай на меня, понял?! — взъярился и десятник.

Это стало последней каплей. Гаротар издал даже не вопль, а какой-то грудной рык, и рванулся к десятнику, с размаху вбив костяшки пальцев ему в челюсть. И окончательно, таким образом, все испортив.

Стражники все же не зря состояли на службе у императора, хоть и не сумели остановить верзилу. Не успел еще их командир грохнуться навзничь от такого удара, как они уже выхватили свои мечи и приготовились к защите от неожиданного нападения. Благо, Гаротар успел от них отскочить.

Неподалеку послышались громкие возгласы, и Риалонд со злостью заметил, что из пресловутых кустов выходит — вернее сказать, выбегает, — тот самый постовой, которого Аскироц там застал в самый интересный момент. Видимо, пришел в себя раньше времени. Одиннадцать человек. Хотя нет, все же десять — десятник еще нескоро сможет подняться. Да уж, не самое приятное положение.

"Какой же идиот все-таки этот Гаротар... Кровь риглакоров откликается..." — с едва сдерживаемым желанием всадить меч в спину "нового друга" подумал Риалонд, метнувшись к месту схватки, где упомянутый верзила с громогласными воплями уже раскидывал стражников. Краем глаза он заметил, что Аскироц тоже спешит туда.

— Гаротар! Отбивайся и... Беги к воротам! К воротам! — кричал воин, отбиваясь от какого-то чересчур резвого юнца. Оружием тот, как и полагается, владел из рук вон плохо, но выносливости ему было не занимать. Риалонд за считанные мгновения взмок от пота, но сумел выбить из его рук меч. Затем юнец без особых церемоний получил ногой в печень, а воин смог продолжить:

— Слышишь, ты! Недоумок! Пролезть попытаемся! Пока другой патруль не пришел на шум! Да помогите же ему, раздери вас манхорлос!

Дальше стало совсем не до разъяснений, потому что на Риалонда попытались навалиться сразу двое дюжих молодцов, с совершенно одинаково остервеневшими лицами. На краю сознания у воина вспыхнуло странное разочарование: "Ну что, неужели вот так вот?.." Но, не успев толком оформиться, эта мысль тут же погасла, потому что раздался короткий свист, и один из нападавших со стоном выпустил из руки меч. Его рука была насквозь пронзена длинной стрелой. Воспользовавшись предоставленным случаем, Риалонд хорошо приложил его полосой коварной стали, плашмя в висок, этим же движением парируя атаку второго. А затем кинул быстрый благодарный взгляд на побледневшую Зариту, которая отбросила лук и одним взмахом развернула тряпку, куда был замотан ее кистень.

На Гаротара тоже наседали два человека. Из спины исполина торчали три или четыре стрелы, но он совершенно не был этим обеспокоен, и лишь тяжело отдувался, широко размахивая зазубренным топором. Еще двое стражников уже лежали на булыжниках мостовой рядом с ним, корчась от боли. Риалонд не смог разглядеть, тяжело ли они ранены, да ему было и не до этого — оставшийся противник пока никуда не делся. Патрульный-лучник, к счастью, теперь валялся шагах в десяти от них — скорее всего, работа Аскироца. Второго лучника, положенного по штату, взгляд отыскать не успел.

Удар. В глазах воина мелькнули багровые сполохи, но он продолжал отбиваться от яростного стражника, с трудом отражая его выпады. Вдруг нападающий внезапно вскрикнул и, обмякнув, сполз на землю. Риалонд опять увидел ничего не выражающее лицо Аскироца, но у воина не было времени выяснить, как это у него получилось, поскольку почти тотчас же ему пришлось вступить в бой с подскочившим невесть откуда длинноносым обладателем желтого синяка. Он, как с первой атаки понял Риалонд, был отлично подготовлен и не собирался сдаваться.

Взмах меча. Удар. Успешно отражен, слава богам. Раздался противный скрежет, и воин со злорадным торжеством заметил, как искривился клинок противника. Да, император явно экономит на обеспечении своей стражи. Риалонд, не тратя больше времени на раздумья, с силой ударил рукоятью своего меча в живот растерявшемуся дозорному, а потом, когда он согнулся от резкой боли, от души врезал ему коленом по лицу. Тот рухнул на мостовую, как подрубленный. Теперь и он не опасен.

А вдалеке уже раздавался звучный, усиленный эхом, топот десятков ног, с силой впечатывающихся в булыжник. Прибывало подкрепление, причем не к Риалонду.

— Так, сейчас здесь будет еще жарче! Быстро отсюда! Гаротар! Хватит его уже дубасить, ты что, не слышал? Живо! Прихватите с собой старика! Он как вкопанный застыл! Да хоть через плечо его! Колесо! Проход! Быстрее! — вопил Риалонд, пытаясь хоть как-то организовать бегство из города.

К счастью, Гаротар в этот раз оказался куда более понятливым. Он бросил избиваемого стражника и тоже устремился к поворотному вентилю. Подкованные сапоги второго патруля громыхали все ближе.

У колеса вышла заминка — створки опять застряли. В щель между ними смогла протиснуться только Зарита, которая теперь оттуда, напряженно целясь в направлении топота, пыталась прикрыть отход экспедиции.

— Гаротар, что, каши мало ел? Давай, верти! — взмолилась она.

Гигант надрывно ухнул и рванул кольцо вентиля на себя. Ворота отозвались нелюбезным скрежетом, но просвет стал значительно шире. Взвалив ученого на плечо, верзила ринулся в него. Остальные пустились следом.

— Если нам удастся... Из города свалить... Не будут долго преследовать... Скорее всего... Ночь скоро, никто их не погонит... Главное — от стен... Подальше отойти... — задыхаясь от бега, пояснял Аскироц.

Они уже мчались по укатанной лесной дороге. Лес действительно подступал почти к самым городским стенам, и лишь неширокая дорога указывала на то, что Риалонд покинул столицу грозной Юсейнорской Империи. Крики стражников остались позади. Очевидно, они и в самом деле пока не решились отправляться в погоню в такой поздний час — тем более, без прямого приказа.

Вскоре гневные возгласы окончательно стихли, и путешественники рискнули ненадолго остановиться, чтобы перевести дух. Свернув на обочину, они дружно повалились на сочную траву, подернутую вечерней росой.

— Ну что, доволен, идиот?! Какого демона тебя понесло на стражников, ты же отлично видел, что взятка могла помочь? — накинулся на невозмутимого Гаротара Риалонд. Сейчас, в порыве гнева, он плохо понимал, что потомок риглакора может свернуть ему шею буквально четырьмя пальцами.

Громкая оплеуха, от которой, казалось, загудела вся голова, напомнила воину об этом. Гаротар вовсе не собирался терпеть оскорбления от какого-то недомерка.

Риалонд вскочил, выхватив меч, но чья-то жилистая рука дернула его за запястье и властно посадила на место.

— Посиди-ка спокойно, парень. Потом ему все объяснишь. После похода, — раздался насмешливый голос Аскироца. — Ну, или он тебе. А этому полудурку я сам в следующий раз сломаю пару пальцев за такие дела. Во-первых, крутить топором аккуратнее надо, во-вторых, тебя там раз восемь запросто могли убить. Будь они поопытней, а не недоучками. Когда вернемся, можешь хоть сразу в ближайшей канаве помереть, а пока — не вздумай рисковать собой и делом.

Риалонд вынужден был согласиться. Он яростно сжал кулаки, со злостью сунул меч в ножны, так, что сталь плаксиво взвизгнула, и плюнул в траву. Помолчав, снова взглянул на свою "команду" и спросил:

— Да, кстати... Никто не ранен?

Отряд представлял сейчас довольно жалкое зрелище. Не говоря уже о до сих пор трясущемся от страха старике, зубы которого беспрерывно издавали неприятный скрежет, даже гигантский Гаротар выглядел усталым и измученным. Его огромные кожаные доспехи были сильно исцарапаны и даже порваны в нескольких местах. А еще на них бурыми пятнами засыхала свежая кровь. Плечо верзилы было рассечено, и из неглубокой раны сочилась темная жидкость. Аскироц пострадал еще меньше, хотя большого удивления это не вызывало, ведь он же почти не участвовал в побоище. Зарита, напротив, выглядела посвежевшей и даже, кажется, веселой. Наверное, она давно не поднимала свой лук, и теперь была рада тому, что ее талантам снова нашлось достойное применение.

Сам Риалонд, к своему счастью, серьезных ран тоже не получил, лишь несколько глубоких царапин и ссадин. В придачу ему досталась ноющая головная боль и здоровенная шишка — следовало старательнее уворачиваться в бою. Нанесен удар был, скорее всего, рукоятью меча, а сейчас усилился оплеухой Гаротара. У воина все плыло перед глазами, и он чувствовал сильную необходимость отдохнуть.

— Так... Это очень важно — скольких стражников мы убили? — тяжело дыша, осведомился Риалонд.

— Хы, откуда ж я знаю. Не меньше четырех, — гордо ответил ему Гаротар.

— О боги... — Риалонд устало закрыл лицо руками и помотал головой, от чего боль моментально усилилась.

— Ты что, жалеешь этих выродков, что ли? — удивился громила.

— А ты что, совсем тупой? — похоже, Риалонд уже знал ответ на свой вопрос. — Куда мы теперь уйти успеем? Одна надежда — зарыться куда-нибудь и молиться, что бальретили не учуют. А они еще как чуют...

— Это еще почему? — не понял Гаротар.

— О боги... С кем я разговариваю... Ты знаешь, что обычно происходит с "человеком, посягнувшим на жизнь стражника Его Величества"? — почти не разжимая губ, произнес воин. Остальные не прислушивались к их разговору, радуясь возможности перевести дух.

— Ну да. Ему отрубают вначале руки, потом ноги — причем по частям, — потом еще что-нибудь, а уж потом голову. Тело потом обычно сжигают, или отдают на съедение каким-нибудь тварям, например, захваченным н'дизардам. А потом устраиваются народные гуляния, — радостно выпалил здоровяк и широко улыбнулся. Наверное, сам не раз веселился на этих гуляниях.

— Ага. Так ты, что ли, хочешь, чтобы твои друзья смогли хорошенько отдохнуть после твоей казни? — усмехнулся Риалонд.

Тут только до Гаротара дошел смысл произошедшего. Он выпрямился и застыл, раскрыв широкий рот, полный больших коричневатых зубов. "Что ж, лучше поздно, чем никогда", — посетила воина в меру ироничная мысль.

— Причем число пыток зависит от количества убитых патрульных. Так же — и с тем, как нас будут искать. Даже если один погиб — там уже собирают карательный отряд. С собой возьмут парочку бальретилей, на них верхом кого-нибудь посадят... Бальретили отлично пройдут по следу, и к утру мы уже будем посреди площади стоять. На том, что от ног останется. А уж если четыре трупа... Нас просто на месте зарубят, никакой Толстяк уже не поможет. Без пыток, конечно, но и без шансов.

— Сколько? Четыре? Ты зачем врешь? — вдруг опомнился Аскироц. Он пронзительно посмотрел на Гаротара. — Да ты что, четыре. Там помрет, самое большее, один армейский выкормыш. И то не сразу, а потом, от ран. Вообще, скорее всего, все эти гады там живы. Проверял лично. Никто стражников сейчас за стены не погонит, утром выйдут. Тогда уж найдешь нас, как же.

Риалонд был в замешательстве. Как и Гаротар.

— Ну конечно, — недоверчиво произнес воин. — Я же своими глазами видел, как размахивал своим топором этот... человек, — добавил он, указав на Гаротара.

— Размахивать-то он размахивал, да вот только доспехи-то у них не кожаные, а железные. Он только разрубил одному кольчугу и поцарапал живот. Еще одному покалечил руку, третьему просто с размаху заехал рукой в ухо, и тот сразу свалился. Да и девчонка, видимо, тоже отлично знает императорские законы. Она целилась только в руки и ноги, кистенем в виски не била, — бесстрастно рассказывал Аскироц. Зарита кивнула.

— А остальные? И вообще, как ты все это заметил? — не мог скрыть изумления воин.

Мрачный человек в первый раз за все это время ухмыльнулся. Один из его зубов странно блеснул.

— Малец, ты знаешь, с кем имеешь дело? Работа у меня такая — все замечать и... действовать. А уж мертвого от живого я отличить смогу всегда, — все так же равнодушно сказал он. — Когда наш крепыш махал топором в разные стороны, я подошел сзади и одного за другим успокоил всех вислозадых пропойц, — сплюнул он в сторону.

— Да, я видел, ты что-то сделал со стражником, который лез на меня, — вспомнил Риалонд.

— Человеческое тело — очень забавная штука. Сколько на нем всяких интересных маленьких точек — не счесть. Надо просто их знать. Всем этим дворцовым прислужникам я просто надавил на одну крохотную точечку, и они надолго и крепко заснули. Я же не хуже тебя знаю, что их убивать было нельзя, — продолжал ухмыляться Аскироц.

— Ясно. Теперь все нормально уляжется, они пошляются по трущобам, да и угомонятся. Все же, и правда, в темноте из города не потащатся. Главное — до утра подальше уйти, — рассуждал воин. — Спасибо.

— Мне от твоего "спасибо", знаешь ли, ни жарко, ни холодно. Я спасал свою шкуру, а вы мне нужны, чтобы исполнить приказ Толстяка. Один я, пожалуй, этого сделать не смогу. И все, — жестко ответил Аскироц, возвращая прежнее окаменевшее выражение лица.

Риалонд замолчал, не зная, что можно сказать. Он поднялся с земли и вновь устало зашагал вперед. На север. Пока он стремился следовать по проторенной дороге — настолько долго, насколько это возможно.

Зарита вздохнула и последовала за ним. В некотором отдалении от них двигались и остальные.

Так в молчании они и продолжали свой путь. Разговаривать было особенно не о чем, да и утомление давало о себе знать.

Солнце уже почти скрылось за горизонтом, и в воздухе повис ночной холодок. Толстяк Лорос наконец-то закончил свой ужин и теперь сыто смотрел на багряный закат, изредка отрыгивая и нахваливая съеденное жаркое из мохнатой птицы тирадрока. А под сенью угрюмого леса зажглись десятки голодных глаз.

6. Первый подарок

Стивен Митчелл третий час неподвижно сидел за столом, устало опустив голову и сложив перед собой сильные жилистые руки. Безумно хотелось напиться, но не было сил даже на то, чтобы встать. Он старался ни о чем не думать, хоть как-то заглушить невыносимую боль, которая выгрызала его душу, но разум снова и снова возвращался к тем мыслям, от которых в груди разливалась едкая, ядовитая горечь.

Вчера случилось то, чего он нетерпеливо, с радостным волнением, ждал почти девять месяцев. Девять долгих месяцев он готовился к этому необычайному событию. Стивен целыми днями что-то пилил, строгал, обтесывал, шлифовал: то крохотную колыбельку, то клееную погремушку, то деревянного коня... Он почему-то с самого начала был уверен, что у него будет сын, хотя проверить это теперь было никак нельзя вплоть до самого рождения. Ультразвуковые сканеры остались в том далеком безоблачном прошлом, которое теперь потихоньку забывалось, уступая место тяжелой работе, лесным хищникам и тихой смерти без вкуса и запаха, укрывшей собою чистые, как обглоданные кости, просторы.

Еще он бережно хранил для этого случая особую вещь, которая теперь будет только у его сына. Давным-давно, когда Митчелл с другими беженцами еще только брел неизвестно куда по умершей дороге, он нашел эту вещь в брошенной машине и потом, ковыляя несколько миль по обветренному асфальту, прижимал ее к сердцу, как самую большую драгоценность. Хоть кое-то из его товарищей, изнуренных голодом и солнцем, и посмеивался над ним, Стивен лишь подмигивал в ответ. У него в руках была настоящая соска-пустышка из гипоаллергенного силикона, в герметичной полиэтиленовой упаковке, и мужчина верил, что настанет день, когда он сам ее распакует и отдаст своему малышу. Позже, когда беженцы уже поселились здесь, деревенский староста пытался выкупить ее у Стивена для своего внука, предлагал даже несколько мешков муки и здоровенную кабанью тушу, но тот наотрез отказался: эта вещь, крохотный уютный осколок старого мира, только для него — для первенца.

А ведь Митчелл уже почти не надеялся, что у них с Самантой будет ребенок. Все-таки немалую дозу облучения получил тогда, в те страшные дни, первые дни после гибели мира. Но неожиданная беременность жены расставила все по своим местам, и эти девять месяцев стали самым счастливым временем для него. Для будущего отца.

Вчера, наконец, началось. Стивен сам побежал к единственному в поселке врачу, старому приятелю Фреду Эвансу, чуть ли не за руку притащил его к ним в дом и буквально заставил несколько раз осмотреть жену, несмотря на все заверения, что в этом совершенно нет необходимости, и все и так идет хорошо. Он словно обезумел от радости и смотрел на врача удивительно пьяными глазами, хотя в тот день не пил ничего крепче травяного отвара, которым заменяли кофе.

И вот, спустя шестнадцать бесконечных часов, когда в памяти застывало каждое мгновение, на свет появилась новая жизнь. Будущий отец сидел на крыльце своего дома, где в одной из комнат и принимались роды, и нервно пыхтел трубкой, раз за разом набиваемой тертой ивовой корой. Кора, конечно, тлела с мерзким запахом и не давала совсем никакого другого эффекта, но Митчеллу необходимо было хоть чем-то себя занять. С каждой минутой ожидание становилось все глубже, и Стивен не знал, куда деться от распиравшего его восторга. Наконец из его дома вышла Юй Вэнь, соседка-китаянка, помогавшая принимать роды. Стивен сразу бросился к ней с расспросами, не замечая, что выражение лица у той какое-то смущенно-испуганное. Старательно избегая его взгляда, женщина тихо обронила: "Да-да, у тебя... мальчик..." И сразу же скрылась в калитке.

Не придав значения странному поведению соседки, Митчелл ворвался в комнату, чтобы прижать к сердцу жену, подарившую ему ребенка, и взять на руки сына. Первенца. Наследника.

И сразу заметил, что что-то не так. В комнате висело душное марево горя. Почему-то не было слышно криков новорожденного, хотя в люльке что-то неподвижно лежало. Жена тихо и обессиленно плакала, уткнувшись лицом в мокрую от пота подушку, а Фред неловко пытался ее успокоить.

Чувствуя, как дощатый пол уходит из-под ног и как рушится мир, оставляя ноющую пустоту в сердце, Стивен подошел к колыбели и осторожно развернул простыню. Тут же комната наполнилась жгучей, до черноты в глазах, болью. В этот момент он понял, каково это — испытать невероятное, нестерпимое отчаяние, сменяемое гложущей тоской, и исступленно желать проснуться.

Ребенок не был человеком. Перед отцом лежал крупный младенец, пока еще сморщенный и влажный, с неестественно серой грубой кожей, тускло-желтыми глазами, значительно выдающейся вперед сильной нижней челюстью и крошечными пальчиками на непривычно мускулистых ручках и ножках. На левой ручке — пять, на правой — три... А посередине лба новорожденного темнел страшный круглый провал, наполовину затянутый тонкой кожицей. И там, под ней, ворочалось что-то мутно-белое.

Митчелл медленно прикрыл глаза, поморгал и перевел взгляд на врача. Тот как раз закончил вводить содрогающейся в истерических спазмах женщине какое-то самодельное успокоительное, и скоро она впала в тяжелый сон.

— Что мне делать, Фред? — как будто за что-то извиняясь, тихо спросил ее муж.

— Я не знаю, Стив. Как врач, я могу только лишь сказать, что явных нарушений, какие бы делали его нежизнеспособным, нет. А скрытые я не смог бы найти при всем желании. У нас ведь из оборудования, ну, медицинского, только шприц и градусник. Да я и не хирург... Ребенок, вообще, выглядит на редкость крепким. Странно только, что он так и не издал ни единого звука, разве что всхлип какой-то был... Но если честно... Между нами говоря... — Он смутился и побарабанил пальцами по крышке стола. — Ну, я бы не решился его оставить в семье.

Оба замолчали, безотчетно посмотрели на ребенка и встретились глазами. Врач сбивчиво заговорил:

— Слушай, но в любом случае, имей в виду, что мы с Маргарет... Ну, готовы всегда помогать вам в уходе за... за этим существом... и в его обучении. Ну, конечно... насколько это вообще будет возможным.

Стивен скрипнул зубами и крепко пожал доктору руку.

— Спасибо, Фред. Я всегда очень ценил твою дружбу. Но сейчас... Сходи домой, пожалуйста. Я хочу подумать.

— Я понимаю, — коротко ответил врач и торопливо вышел.

Митчелл подошел к колыбели, к той самой, с такой любовью выструганной для его первенца, и опасливо, словно боясь испачкаться, взял ребенка на руки. Младенец тяжело разлепил лишенные ресниц серые веки и пристально посмотрел отцу прямо в глаза. Стивен знал, что такие маленькие дети еще не умеют фокусировать взгляд, но все же невольно вздрогнул, поспешно положил сына обратно в колыбель и отошел к окну. В нечеловеческих глазах мужчина почувствовал немой укор и бесконечную печаль. Он еще долго в неподвижности стоял у мутного окна, вглядываясь в грязные разводы и пытаясь убедить себя, что все это ему только почудилось.

На следующий день, рано утром, Стивен вышел из дома и, воровато озираясь, быстро направился к опушке леса, вплотную подступавшего к деревеньке. Углубился в чащу — совсем чуть-чуть, памятуя о том, что недавно охотники здесь видели следы кого-то крупного и осторожного. Отыскал небольшую прогалину, заросшую высокой подсыхающей травой, в которой звонко стрекотали кузнечики. Постелил в тени кряжистого клена старое одеяльце и опустил на него серокожего ребенка, которого все это время нес в небольшом рюкзаке. Со всего размаху ударил кулаком по шершавому кленовому стволу и резко выдохнул, а потом украдкой, словно стесняясь, надорвал зубами полиэтиленовую пленку и положил рядом с сыном его пустышку из желтоватого силикона.

К вечеру печальную весть уже шептали в деревне на каждом углу. Соседи сочувственно посматривали на дом четы Митчелл, в котором царила глухая тишина. Пожилая миссис Хартнетт божилась, что видела, как Стивен пошел вешаться в дровяном сарае, но ей никто не верил — во-первых, потому, что она была известной лгуньей, а во-вторых, потому, что сарай Митчеллов целиком просматривался с улицы и сейчас был совершенно пуст. Староста весь вечер вздыхал и втихомолку крестился, поглядывая на четырехлетнего карапуза, который шустро носился по дому за каким-то мотыльком. Фред Эванс же, придя домой, устало опустился в кресло у небольшого камина и как бы невзначай заговорил:

— Ты знаешь, Митчеллы все-таки оставили этого ребенка в лесу...

— Да, я уже слышала, — ответила ему жена, продолжая натирать песком вместительную кастрюлю.

Фред помолчал еще немного и осторожно произнес:

— Мутанты обычно долго не живут, так хотя бы мучений его никто не видел... Да, вот же не повезло... Они семь лет ребенка ждали.

— Неужели ты считаешь, что они поступили правильно? — резко подняла голову Маргарет. — Неужели правда так думаешь? Нет, не хочу обсуждать это... Мне теперь даже не хочется разговаривать с Самантой. Наверное, у них действительно не было другого выхода, но бросить ребенка в лесу, на съедение зверям?..

Муж помялся немного, вытащил из плоской коробочки самокрутку и закурил, глядя в окно. Затем пожевал губу и сказал:

— А имеем ли мы право их сейчас осуждать? Мы все оказались в условиях, когда все эти наши мораль и прочие законы... В общем, становятся другими, совсем не такими, какими мы с детства привыкли их видеть. Они становятся не такими надуманными, искусственными, они помогают сейчас жить, а не мешают, как раньше. И не перестают от этого быть моралью и законами.

— И все же... Не по-человечески это как-то — бросить родного сына в лесу, пусть даже урода, пусть даже мутанта... — покачала головой женщина. — Мы так сами тогда скоро много до чего еще дойдем. Вот, кое-где уже давно едят людей и особенно этого не скрывают. Такая вот у них мораль, да. Помогает жить, наверное.

— Ого, какой, э-э... бурный сарказм! — вдруг разозлился Фред. Поднялся с кресла, порывисто прошелся по комнате. — Так и знал, что в тебе эта дурь сидит! Ты рассуждаешь, как ведущий из старых лицемерных ток-шоу! Что значит "пусть даже мутанта"? Не "пусть даже", а именно мутанта! Он не "пусть даже", а мутант, черт побери! Что-то, что могло быть человеком, но не стало им. "Пусть даже"! Ты бы еще назвала его каким-нибудь "лицом с существенно измененным генотипом"! Твоя кретинская политкорректность померла в той войне вместе со всем остальным, туда ей и дорога! Я не хочу кликать беду, но если...

Маргарет отвернулась и вышла из комнаты, борясь с детским желанием зажать уши обеими руками.

Солнце уверенно ползло к горизонту. На лесной прогалине, в тени раскидистого клена, лежал на линялом одеяле серокожий младенец. Он безучастно глядел в небо желтыми глазами и мутным бельмом, сжимая в ручонке соску-пустышку. В кустах прошла грузная хмурая тень.

VII. Четыре руки лунной ночи

День медленно угас, как затухающий костер, отбросив на прощание несколько ярко-оранжевых солнечных лучей-искр. Ночная прохлада уже давно накрыла землю, создав алмазные капельки росы на травинках, листочках и темно-зеленом мхе, похожем в лунном свете на свалявшуюся шерсть взрослого риглакора. Поднявшийся ветер шевелил густые кроны вековых деревьев. Тихо шептали листья деревьев. Лес пел свою таинственную и тревожную песнь.

Этот лес был неспокоен. То тут, то там по ветвям проскальзывало что-то длинное и гибкое, заставляя боязливо вглядываться во тьму. Изредка вскрикивало какое-то животное, как человек, которому больно, и от его жалостных стонов становилось как-то не по себе. Темные великаны-деревья, покрытые грубой морщинистой корой, влажно поблескивали и, казалось, только ждали повода, чтобы навсегда укрыть под своими узловатыми корнями пятерых человек, осторожно пробирающихся через лес. Через величественную обитель прохладных родников, замшелых камней, могучих деревьев, распростерших свои кроны над лесной дорогой, лунного света и дневного полумрака, освежающей сырости воздуха, пряных ароматов диковинных растений, древних проклятий и странных животных, чьи зубы каждую ночь вкушают податливую, теплую, лакомую плоть...

Что-то происходило и этой ночью под глухими сводами дремучего леса. Что-то, не совсем обычное. Недаром чаще вскрикивали ночные птицы, недаром скрылся в своем логове огромный старый манхорлос, впервые за много лет не выйдя на охоту. Недаром один из воинов чувствовал пристальное внимание, незримо направленное на него. Оно исходило из-под старых вывороченных корневищ, оно устремлялось из темных кустарников и с ветвей громадных деревьев, оно мелькало за спинами людей... Оно было повсюду.

— Слушайте, вы ничего не замечаете? — не вытерпел наконец Риалонд.

— Э-э... А что мы должны замечать? — осторожно поинтересовалась Зарита. Гаротар почему-то громко захохотал.

— Ну... Мне кажется, как будто за нами кто-то следит, — слегка смутившись, проговорил воин.

— Бред. Если бы за нами кто-нибудь наблюдал, я бы обязательно это заметил, — отрезал Аскироц.

— Ладно, ладно, я тоже подумал, что мне это кажется. От этих черных зарослей мне как-то не по себе. Жутковатый лес, — попытался оправдаться Риалонд.

Небольшой отряд быстро продвигался по начавшей зарастать темной травой дороге. Сквозь густое сплетение корявых ветвей едва пробивались лучи лунного света, и они не могли разогнать вязкую тьму, окружившую путников. Время давно перевалило за полночь, а люди продолжали идти. Конечно, пересекать этот лес ночью было довольно-таки рискованным занятием, но им необходимо было значительно удалиться от столицы. Завтра утром на поиски беглецов, осмелившихся ослушаться прямого приказа Его Императорского Величества и, мало того, покусившихся на жизнь его стражников, неизбежно будет отправлен боевой отряд. И, конечно, лучше сейчас не попадаться под горячую руку. При таких обстоятельствах гораздо безопаснее было просто уходить, не думая о времени суток.

Риалонд достал смоляной факел и зажег его при помощи кремня и собственного меча. Его примеру последовали и остальные. И беспокойная чернота как будто отступила. Яркий красноватый огонь отвоевал у ночи часть ее владений. Идти стало гораздо приятнее.

Вдруг где-то вдалеке раздался глухой протяжный вой. В его звенящих переливах было столько неизбывной тоски и боли, что у Риалонда на мгновение словно остановилось сердце. Этот вой гулко отдавался в животе и неприятным комком застывал в груди, он стекал холодной струйкой по позвоночнику и ледяными иглами замерзал в жилах. Потусторонние звуки разносились в чистом ночном воздухе, и казалось, что пугающий вой слышится отовсюду.

Все сразу остановились и начали озираться по сторонам, прислушиваясь. Никто не мог понять, где находится тот, кто способен издавать такие жуткие звуки. О подобных животных никто из них никогда не слышал.

— О боги! Что это такое? — с заметным испугом проговорил Риалонд.

— Не знаю, наверняка какой-нибудь зверь. Вряд ли здесь водится что-то опасное, мы совсем недалеко от города. Плохо только, что мы не знаем, где находится этот зверь и откуда ждать нападения, — безразлично сказал Аскироц, слегка позевывая.

— Полтора майлоса на юго-запад, — раздался вдруг тихий голос. Он принадлежал старику, до этого хранившему полное молчание.

Риалонд изумленно уставился на него. И не только он.

— А... А откуда ты это знаешь? — с удивлением поинтересовался он.

— Юноша, я двадцать лет обучался в императорской академии. Разумеется, я изучал и свойства воздуха, в том числе и распространение звука в нем. Звериный вой — самый известный пример звука с неявным источником, именно на его основе и рассматривался данный предмет исследования. Полтора майлоса на юго-запад, я абсолютно уверен, — с достоинством произнес ученый.

Жуткий вой повторился. Он звучал почти так же, как и в первый раз, но почему-то поверг старика в ужас.

— А т-теперь п-п-почему-то до источника звука м-меньше одного майлоса, — заикаясь, вымолвил он.

— Ну и что? Ты просто ошибся в первый раз. Или сейчас. Не мог же зверь преодолеть полмилса за такой короткий срок? — не придал значения его словам Риалонд.

— О, нет же, я не мог ошибиться. И сейчас я тоже совершенно уверен в своих словах, — по-прежнему невнятно прошептал старик.

— Ладно, неважно. Нам надо идти. Думаю, зверь вряд ли нас почуял, и просто бродит по лесу в поисках добычи. Все равно мы идем в другую сторону, — успокоил его Риалонд. И небольшая экспедиция вновь продолжила двигаться через мрачный лес.

Едва они сделали несколько шагов, как дикие звуки снова разнеслись в ночной тишине. Но сейчас они звучали заметно приглушеннее.

— Три майлоса на север. Мы как раз туда идем, — взволнованно пробормотал старик, имя которого, как с трудом вспомнил Риалонд, было Химмирдарн. Ну, или что-то наподобие этого.

— Ха, он что, бегает по кругу? — высказал предположение Гаротар и опять оглушительно захохотал.

— Ага, а еще он питается свежим человеческим пометом, а воет так, для приличия. Сам-то понял, что сказал? Что за чушь, зачем этому зверю бегать кругами, да еще с такой скоростью? Просто он не один — таких зверей, похоже, много. И, видимо, сейчас они все выходят на охоту, — деловито сказала Зарита и поправила колчан со стрелами.

Как будто подтверждая ее слова, вой послышался сразу с двух сторон, что без труда определил и сам Риалонд.

— Насчет первого источника затрудняюсь делать какие-либо выводы, а второй — примерно за два с половиной майлоса отсюда. В каком направлении, сказать тоже не могу — звуки перекрыли друг друга, — незамедлительно пояснил ученый. Похоже, он испугался так сильно, что его страх начал уничтожать сам себя и постепенно проходил.

Новый всплеск неестественных, неживых звуков раздался так близко, что все инстинктивно пригнулись. К счастью, атаки не последовало.

— Как вы поняли, источник почти рядом, — уже почти спокойно произнес Химмирдарн.

— Да поняли, поняли, заткнись! — проревел Гаротар и выхватил топор.

Воющие голоса слились в один непрерывный хор. Неизвестные звери приближались и, похоже, окружали добычу. Путники достали оружие и приготовились к нападению.

Неожиданно вой прекратился столь внезапно, что над встревоженным лесом повисла звенящая тишина. Все участники экспедиции недоуменно оглядывались, пытаясь понять, что происходит.

В кустах раздался какой-то шорох. Чуткий слух Риалонда уловил его, и воин поднял руку, показывая, что-что-то не так. Риалонд, неслышно ступая, приблизился к насторожившим его зарослям.

Вдруг все кругом ожило. Между деревьями забегали черные тени, и послышалось характерное шипение клинков, вынимаемых из ножен. Движение теней стало упорядоченным, они создали собой кольцо, внутри которого оказались Риалонд и "его отряд". Кольцо сомкнулось, и тени начали приближаться к ним. Когда они наконец приблизились настолько, что неяркий свет факелов смог коснуться их, Риалонд увидел, что тени оказались высокими людьми в странных черных доспехах без каких-либо знаков или нашивок. Их было около дюжины. Эти люди двигались столь плавно и бесшумно, что и вправду казались бесплотными духами. В их гибкой грации угадывалась затаенная угроза, от них веяло опасностью, как от остро наточенного тусклого лезвия кинжала. "Ассассины," — догадался воин.

Люди в эластичных черных доспехах подняли короткие мечи, неясно блестевшие, когда на них падал лунный свет, и одновременно бросились на небольшой отряд. "Какие ж это ассассины, если они так вот, в открытую, налетают, как тупоголовые риглакоры? Настоящие ассассины просто подошли бы сзади и перерезали нам глотки. Да уж, хорошо, что эти какие-то странные," — настигла Риалонда запоздалая мысль. Он, как и остальные, уже давно ожидал атаки и потому лишь покрепче сжал рукоять меча.

Кольцо стремительно сжималось, странные "ассассины" нападали молча и решительно. Воинов, способных отбиваться от них в открытом бою, было всего трое: Риалонд, Гаротар и Аскироц. Поэтому Толстяк Лорос, скорее всего, не дождался бы свою экспедицию, участники которой погибли бы в самом начале своего путешествия, так как довольно трудно втроем отражать атаки дюжины врагов, нападающих со всех сторон. Но в жизнь Риалонда снова вмешалась судьба, которая снова избрала своим орудием Гаротара.

Он, не дожидаясь, пока "ассассины" подбегут, сам вышел им навстречу, раскручивая двумя руками свой огромный топор. Гаротар широко размахнулся и ударил. Лезвие его топора описало полукруг и сокрушительно врезалось в не ожидавших такого поворота событий "ассассинов", задев сразу четверых. Один из них упал на колени, зажимая руками разрубленный живот, из которого, как увидел Риалонд, выпадали склизко блестящие в лунном свете внутренности. Двое отлетели на добрые пять шагов назад и неподвижно замерли у корней огромного дерева. Еще один из них, страшно завопив, отскочил и тоже повалился на землю, рыдая от боли и держась левой рукой за обрубок, на месте которого раньше была кисть правой. Все это произошло за несколько мгновений, но эти события почему-то накрепко врезались в память Риалонда, и он отчетливо видел каждую мелочь.

Люди в черных доспехах, казалось, не обратили внимания на то, что произошло с их товарищами. Они обогнули опасного гиганта и продолжили нападение. Но планы "ассассинов" уже были разрушены: их стройное кольцо расколото, и сейчас они бежали уже без прежней уверенности, давая небольшому отряду вполне определенный шанс на победу. Еще один из атакующих упал, судорожно пытаясь выдернуть торчащую из горла тонкую стрелу. Вскоре за ним последовал и другой, которому стрела вонзилась в сердце. Зарита била без промаха.

Но бесконечно это продолжаться не могло. Расстояние между "ассассинами" и обороняющимися неуклонно сокращалось. Надо было что-то предпринимать.

— Скорее! Расходимся! Зарита, вставай за мной! Старик, ты за Аскироцем! Гаротар! А, ладно, ты справишься! Осторожнее! — прокричал Риалонд. Его опять послушались, потому что в этой ситуации вряд ли можно было придумать что-то лучшее.

Быстро отбежав в сторону, воин увидел, как Зарита всаживает стрелу в живот очередному "ассассину", который все равно продолжил свой бег, лишь слегка сбавив скорость. Девушка метнулась куда-то в сторону, едва избежав удара клинка.

Люди в черных доспехах, которых осталось, по подсчетам воина, примерно шесть-семь, не сговариваясь, разделились на три группы. Трое "ассассинов" направились к Риалонду и Зарите, которая, как выяснилось, уже успела встать за его спиной. И вот их клинки со звоном обрушились на поднятый меч Риалонда. Один из них скользнул по лезвию, задев пальцы воина. Сжав зубы, он сделал короткий выпад, и меч вонзился в плечо одному из нападающих. Зарита, словно издеваясь над "ассассином", пробила другое его плечо длинной стрелой насквозь. Человек выронил меч и вынул из-за пояса короткий кинжал. Наблюдать дальше, что он собирается делать, воин предоставил Зарите, а сам парировал новый удар двух других, бивших опять одновременно. На этот раз блокировка получилась отлично, и воин снова сделал осторожный выпад, стараясь не открывать свое тело для ударов. Клинок Риалонда вошел в грудь человека в черных доспехах, как в мягкое масло, наверное, удар пришелся между ребер. Тот захрипел и, потеряв равновесие, откинулся назад.

Риалонд услышал, как вдруг вскрикнула Зарита. Он стремительно обернулся. Оказалось, что раненый "ассассин" всего лишь сильно порезал ей руку, которую она вовремя подставила под кинжал, метивший в бок. Воин быстро ударил его в спину, но промахнулся, и человек в черных доспехах скрылся в зарослях.

Смотреть, куда он побежал, времени не было, и Риалонд всецело сосредоточился на еще одном "ассассине", который уже занес меч над головой, намереваясь атаковать. Впрочем, как выяснилось, воин мог бы не беспокоиться: сделать удар человек в черных доспехах не успел. Все решила стрела Зариты.

Тяжело дыша и вытирая со лба выступивший пот, Риалонд оглянулся, подняв вверх факел, который не выпускал из рук. Гаротар довольно ухмылялся, поставив ногу на окровавленные трупы, и вытирал топор о свои доспехи. Аскироц, по-видимому, тоже давно решил свои проблемы. Взглянув на то, что осталось от его противников, Риалонд едва сдержал рвотный позыв.

— Э-это что? — заикаясь, как Химмирдарн, спросил он. Кстати, Химмирдарн сейчас стоял, пошатываясь, около дерева, и тоже, наверное, приходил в себя, оправляясь от новых впечатлений.

— Это? — пнул ногой какую-то отрезанную часть тела "ассассина" Аскироц. — Это я называю "работа профессионала".

— Да уж... Не хотел бы я испытать это на себе, — попытался улыбнуться Риалонд, но получилось это не слишком успешно. Хорошо хоть, в темноте плохо видно. — А, вы видели — один из этих людей убежал? Куда он мог деться? — сменил тему воин.

Ответ последовал незамедлительно. В гуще деревьев снова собрались тени, и снова они завели смертельный хоровод вокруг "отряда Риалонда". Только теней на этот раз было минимум в три раза больше. "Что за невезение! И к стражникам, и к этим... ассассинам подкрепление прибывает! Мне бы кто лучше его прислал! Я знал, что путь будет опасным, но чтобы уж так — буквально с первых шагов!" — мысленно возмутился воин.

Люди в черных доспехах без лишних разговоров просто бросились в атаку, как и первая группа, нашедшая здесь свой бесславный конец. Но Риалонд не мог не отметить, что эти "ассассины" были не в пример организованнее. Часть их сразу осталась на месте и вытащила метательные ножи, а остальные разделились тоже на три группы, но на этот раз неравных — на Гаротара направилось в примерно два раза больше человек, чем на остальных.

— Ох, как все плохо, — тихо процедил Риалонд, когда к нему устремились чуть ли не десять "ассассинов". Такую атаку он явно был не в силах сдержать даже вместе с Заритой. Кстати, где она?

Вдруг двое нападающих мгновенно куда-то исчезли. Риалонд успел лишь заметить в неярком лунном свете, как, закружившись, взлетели вверх опавшие листья там, где только что пробегали "ассассины". Размышлять над этой загадкой воин не стал, так как сейчас его больше заботила собственная жизнь.

Еще двое человек пропали прямо на глазах. Один даже успел вскрикнуть. Но странных людей в черных доспехах это не остановило. Они продолжали свое смертоносное движение.

Нет, это все-таки более чем странно. Еще один "ассассин" с диким криком исчез в ночной тьме, и Риалонд даже успел заметить, что он взмыл куда-то вверх. "И почему те, другие, не кидают свои метательные ножи? Пора бы уже. Хотя это к лучшему", — размышлял воин.

Люди в черных доспехах будто бы и не заметили странных исчезновений. Лишь их движения стали более осторожными. Трое "ассассинов", ловко уклоняясь от стрел, приблизились к Риалонду и, как и прежде, одновременно замахнулись. И тут произошло нечто настолько невероятное, неожиданное и ужасающее, что воин напрочь забыл о том, как страшно выглядят выпавшие блестящие кишки в лунном свете.

Ему показалось, что у двоих атакующих вдруг отросли еще по четыре руки. Руки эти показались откуда-то из-за спины "ассассинов", и совершенно не были похожи на человеческие. Они были странно худыми, длинными и какими-то кривыми. Черные, как ночь, когти тускло блеснули в свете факела, и вдруг начали разрывать грудь и живот "ассассинов". Те завопили так, что царапающий мороз пробежал по телу застывшего Риалонда, и захлебнулись собственной кровью, которая, булькая, лилась из разодранных артерий. Один из них тоже взмыл вверх, в шелестящую листву, и воин увидел, что его втащило туда какое-то белесое существо. Второй же, давясь кровью и конвульсивно пытаясь вдохнуть влажный прохладный воздух, безвольно осел на гниющие листья.

За агонизирующим "ассассином" стояла какая-то тварь, странно похожая на уродливого изможденного человека. Неровный свет факела выхватил из тьмы ее тело, тощее настолько, что из-под кожи выпирали острые ребра, и полностью лишенное волос. Наиболее же странным выглядело то, что у мерзкого существа было четыре руки. Две из них, покрепче и помощнее, росли, как и полагается человеку, из плеч, а другие, потоньше и более кривые, высовывались из того места, где первые руки переходят в грудь. Маленькая голова зверя с широкой пастью, из которой показались удлиненные острые клыки, склонилась над шеей человека и впилась в нее. Послышалось чавканье и утробное урчание, тварь вгрызлась в свежую, еще живую плоть.

Риалонда опять чуть не стошнило. Ничего более отвратительного он в своей жизни еще не видел. Воин издал тихий стон, и челюсти твари, с хлюпаньем рвущие теплое мясо, мгновенно прекратили свою страшную работу. Существо подняло мерзкую голову и настороженно прислушалось, шевеля при этом узкими щелями ноздрей. Лунный свет упал на его глаза, и Риалонд понял, почему зверь не замечал его до этого момента. Крохотные провалы глазниц были затянуты толстой бледной кожей. Тварь была абсолютно слепой.

Осознав это, воин затаил дыхание и застыл, боясь пошевелиться. Существо вертело головой, пытаясь определить, где находится новая добыча. Слух никогда еще не подводил его, и зверь отлично знал, что совсем рядом находится что-то, что должно стать пищей. И самое главное — хищник не мог не чувствовать запах человека, а особенно — вонь трескучего и чадящего промасленного куска дерева, который этот человек держал в руке. Хотя, возможно, именно эта вонь пока и спасала от обнаружения — частично забивала собой запахи живого тела, не давала понять, где именно оно находится, и при этом пока не могла быть опознана зверем как запах добычи, скорее уж она означала опасность — четырехрукому наверняка были знакомы лесные пожары. Но зубастая пасть уже приближалась вместе с ее страшным обладателем, который точно знал, что поблизости есть чем поживиться, и воину нужно было действовать. Он медленно поднял руку с мечом, готовясь сделать замах. Тварь по-прежнему лишь принюхивалась, но ее чуткое обоняние все так же перебивала сотня других непривычных запахов, из которых отчетливее всего для нее выделялся запах горячей крови, аппетитный запах, от которого безгубый ее рот наполнялся тягучей зеленоватой слюной... Этот запах витал повсюду, он смешивался с почти таким же сильным запахом горелого дерева и легкими оттенками прелых листьев, растоптанной травы, пота вкусных двуногих, мокрого железа... Мокрого железа?

Риалонд, аккуратно примерившись, с силой взмахнул мечом. Прежде, чем зверь успел понять, откуда же взялся запах железа, его жуткая голова уже с мягким стуком упала на влажную от росы и крови землю. Воин, вздрогнув от брезгливого чувства, взглянул на место, ставшее ареной смерти в эту лунную ночь.

То, что он увидел, его отнюдь не обрадовало. Четырехрукие твари сновали повсюду, насколько только мог осветить лес тусклый огонь факела. Они подбегали к свежим трупам, выдирали из них огромные куски мяса, урча от наслаждения, пожирали их, дрались из-за пищи, полосуя друг друга черными когтями. Существа соскакивали с деревьев, затаскивали наверх тела, ловко и очень быстро перепрыгивали с ветки на ветку, цепляясь всеми четырьмя руками. Время от времени какая-нибудь из тварей издавала тот самый ужасающий вой, который так напугал путников. Впечатление было очень гадким, хотя страх уже почему-то почти не ощущался, уступив место тягостному напряжению. Но где же остальные участники экспедиции?

Внимательно приглядевшись, Риалонд понял, что они никуда не делись, а просто погасили свои факелы, видимо, еще не зная о слепоте тварей. В отдалении замерли старик, Аскироц и Гаротар, причем Аскироц показывал верзиле жестами, что нужно стоять и не дергаться, и так выразительно, что, наверное, понял бы и сам четырехрукий, если бы мог это увидеть. Зарита, как оказалось, стояла буквально в двух шагах от Риалонда и огромными от ужаса глазами наблюдала за страшными зверями. "О боги, хоть бы этот безмозглый громила не начал снова размахивать своим топором... Это ж верная смерть — тварей здесь не меньше полусотни. А для того, чтобы расправиться с человеком, с лихвой хватит двоих. Они появились только после наступления темноты, наверняка уберутся с рассветом", — с надеждой думал воин.

Четырехрукие уже суетились неподалеку от Риалонда. Внезапно один из них уловил какой-то запах, который ему совсем не понравился. Он, продолжая принюхиваться, с трудом приблизился, осторожно переступая тонкими ногами. Все ближе... Тварь остановилась, склонилась над землей и уперлась незрячим лицом в отрубленную голову сородича. Сразу отскочив, зверь опять взвыл, но вой уже не был тоскливым и жалостным — в нем звучала дикая ярость и боль. "Все", — обреченно подумал Риалонд.

Все четырехрукие оглушительно застонали, зашипели, защелкали окровавленными челюстями, и ринулись на поиски убийцы. Они снова шаг за шагом обшаривали весь небольшой участок леса, на котором произошло сражение. И очень верно приближались к своей цели...

Гаротар не выдержал. Хотя это было уже неважно. Он сорвался с места и с ходу снес голову твари, подползавшей к его ногам. Брызнула синеватая кровь. Затем, бодро махая топором, он разрубил еще нескольких четырехруких, благо, это не составляло большого труда. Ошметки сине-черных внутренностей со звучными шлепками разлетались от его ударов.

Услышав влажный хруст перерубаемых костей, звери, четко определив источник этих звуков, вмиг перестали казаться беспомощными. Они могли с легкостью охотиться, полагаясь только лишь на слух, и это качество еще никогда не подводило тварей. Мгновенно сориентировавшись, четырехрукие все, как одно существо, начали запрыгивать на деревья и перемещаться к Гаротару. Леденящий вой наполнил лес.

Риалонд, поняв, что скрываться больше бессмысленно, тоже побежал к Гаротару, размахивая факелом. Сверху к нему протянулись четыре когтистые руки. Как легко они способны подхватывать добычу, воин уже видел. На бегу отсекая одну из рук, он закричал:

— Гаротар! Убирайся оттуда, ты не сможешь перебить их всех! Бежим! Бежим отсюда, все! Недалеко, на север отсюда, должна быть река! Эти твари наверняка не умеют плавать!

Воин отметил, что туда уже направился Аскироц — наверное, тоже знал о реке, — почти беззвучно скользивший по мягкой траве. Мысленно позавидовав четкости и слаженности его движений, Риалонд устремился туда же. За ним слышалось еще чье-то теплое дыхание, и воин был уверен, что это бежит Зарита. Где-то позади слышался и громкий топот Гаротара.

Перед Риалондом неожиданно возникло омерзительное безглазое лицо твари, свесившейся с ветки и протягивающей к нему свои тощие руки. Не отвлекаясь, воин просто ткнул в зверя факелом. Противно взвыв, тот скрылся в листве.

Люди давно уже свернули с мощеной дороги и теперь просто бежали сквозь чащу деревьев. Ветки хлестали их по лицу, но они не обращали на это внимания, лишь прикрывая глаза руками — за ними по деревьям неслась воющая и стонущая смерть.

Риалонд почувствовал, как его плечо резанули скользкие холодные когти. Вскрикнув от боли, он вслепую отмахнулся мечом, и по протяжному воплю понял, что попал. Лес теперь заметно поредел — сказывалась близость реки, и в плотном пологе древесных крон появились широкие прорехи. Кажется, почему-то стало светлее. Бежать, бежать...

С кряжистого дерева, раскинувшего свои кривые ветви прямо над бегущими людьми, вдруг посыпались на землю четырехрукие. Они встали на пути небольшого отряда, оскалив зубастые пасти. Бежать больше было некуда.

Внезапно жуткий вой позади затих, а твари, вставшие на пути воинов, наоборот, взревели так, как будто их что-то мучительно жгло. Впрочем, так оно и было. Риалонд с изумлением заметил, как начала пузыриться их мертвенно-белая сухая кожа. Пузыри лопались, наливались снова, из них тоненькими фонтанчиками брызгала склизкая кровь. Одарив растерявшихся людей на прощание пронзительными всхлипывающими стонами, твари сгинули в зеленой гуще крон. Они уходили восвояси.

А посветлевшее небо слегка порозовело на востоке, и на горизонте, едва просвечивая через частокол тысяч деревьев, показался краешек восходящего солнца. Тревожная ночь закончилась.

VIII. Беспокойные тени столицы

Той же ночью, когда отряд Толстяка Лороса рубил лапы лесным тварям, спасаясь от воющей хищной стаи, по глухому и немыслимо извилистому переулку в окраинной части столицы Юсейнорской империи шел по своим делам человек в светлых просторных штанах и расшитой сорочке свободного покроя. Слепые стены домов не освещали изрытый глубокими черными лужами тротуар перед ним ни единым огоньком, светлая ткань одежды сильно забрызгалась грязью, да и время уже было, мягко говоря, не самое подходящее для работы, но человека в расшитой сорочке это не смущало. Как совершенно не волновало его и то, что место было самое разбойничье — теснота, темень и безлюдье. Вполне понятное дело: никому трезвому и здравомыслящему не придет в голову шататься ночью в тупиках кривых безликих улиц. Этого человека звали Найвенд, и его лицо знали почти все, кто промышлял в столице мало-мальски серьезной торговлей и всем, что обычно сопутствует ей — грабежами, например. А если бы не узнали в темноте, то тем хуже было бы для них — "Сборщики податей" на службе Энганты, каким и был Найвенд, отлично умели за себя постоять и жалости ко всякому сброду не испытывали.

Ведомый одному ему известным маршрутом, свернув за угол, "Сборщик податей", к своему удивлению, почти столкнулся с компанией из троих невзрачных парней. Те словно кого-то поджидали здесь, что, впрочем, тоже странным не было. Но неожиданность оказалась неприятной, потому что они могли серьезно помешать делу. Найвенд недовольно прошипел, тыча пальцем в сторону парней:

— Э, вы кто такие? Ну-ка, пошли вон отсюда!

Невзрачные люди, вопреки ожиданиям, не вжались в стены, не расползлись по щелям между домами и даже, на худой конец, не вступили в гневную и шумную перепалку, а молча разошлись кольцом и за доли мгновения окружили "Сборщика податей". Тот немного опешил от такой наглости, но тут же пришел в себя, отточенным движением выбросил припасенный нож из левого рукава в бок одному из них, полоснул другого по животу лезвием, выхваченным из-за пазухи, и всадил его в основание шеи третьему. Вернее, попытался всадить, потому что лезвие наткнулось на непонятную преграду и вылетело из руки, порезав Найвенду пальцы. "Что за дрянь, он же в обычной рубахе", — подумал было "Сборщик податей", но осекся, потому что под рубахами у всех троих успел увидеть облегающую серую ткань, совершенно непонятным образом защитившую их от ударов. А в следующий миг сильные руки схватили его, скрутили и прижали к стене.

— Да как вы смеете, голытьба вонючая! Да вы хоть знаете, кто я?! — завопил Найвенд, теряя остатки самообладания, но еще не успев потерять нажитую за последние несколько лет спесь.

— Не волнуйся ты так, прекрасно знаем, — исподлобья глянул на него третий парень, который сейчас расхаживал из стороны в сторону, в то время как двое других по-прежнему крепко заламывали руки "Сборщику податей". — Вот и встретились. Нет, сразу мы тебя не казним — мы так не поступаем, иначе ты уже был бы мертв. Ты — Найвенд, состоишь в Энганте. Красиво называешься там "сборщиком податей", а на деле — обыкновенный бандит, как у вас и заведено. Золотишко выбиваешь из разных ростовщиков и лавочников, вроде как за защиту. Ну, за защиту от вас же, наверное. Не то, что бы это нас особенно беспокоило, но ты собираешься устроить кое-что, чего мы никак допустить не можем — во имя памяти ушедших и во имя самой жизни. Всей жизни, которая существует. Для того, чтобы нашим детям не пришлось снова увидеть кипящее небо...

— Да что это за... Ты знаешь, кто за мной стоит и кто на меня лично работает? — взбеленился Найвенд. — Наши "Созерцающие" тебе...

— Ваши "Созерцающие" без особых затруднений отправятся удобрять благодатную почву под городскими стенами, если их тоже угораздит влезть, куда не просят. Станут замечательной пищей для трупных личинок. Очень качественный получается компост, даже самые прихотливые травы отлично растут. Жаль, сам не убедишься.

— Да ты...

— Даже тебе нельзя совать нос всюду, куда пожелаешь его засунуть, — не слушая его, продолжил неприметный парень. — Дай-ка посмотрю на тебя напоследок, на мерзавца... Итак, за преступные намерения против всего живого ты приговариваешься к смерти. Твоя блистательная карьера окончена, сожалею. Осторожней, ребята.

В следующее мгновение в руках у парня оказалось диковинное оружие — очень толстая укороченная рукоять, с обеих сторон которой торчали узкие зазубренные клинки. Потрясенный Найвенд уставился на невзрачного человека и сморгнул.

— Что ты несешь, падаль... э... э... а-а... — гневный возглас человека перешел в предсмертный хрип. Необычный нож, с силой брошенный в его грудь, крутанулся в воздухе и пробил ребра, надежно засев между ними. И сразу же, обретя точку опоры, развернулась в сторону тела половина толстой рукояти, оказавшейся разделенной надвое. Второй клинок мощно рубанул рядом с первым, рассекая кость и пронзая сердце. Найвенд дернулся и замолк.

— Все, — задумчиво протянул парень. — Нож оставляем ему, закон последнего дара. Нам пора.

— Группа Лороса уже вышла... — тихо напомнил один из его товарищей.

— Знаю. Придет и их черед. Мерзкая Цитадель Тьмы будет уничтожена, невзирая ни на что. Пойдемте.

Подождав четверть часа, неподалеку от стены отделились две темные фигуры и, ловко лавируя в тенях, никем не замеченные, скрылись в пухлой черноте между низкими зданиями.

— Так, ну что, понятно. Убирают потихоньку... — приглушенным баритоном сказала одна из этих ночных персон.

— Да. Конечно, легко было предположить, что так и поступят, но удостовериться — никогда не излишне. Хорошо, что они все еще так предсказуемы, — последовал ответ.

— Договариваться не умеют и, надо полагать, не будут, уж точно — не в ближайшее время. Оно и к лучшему. Кстати, ты обратил внимание? "Мерзкая цитадель тьмы"! Интересно, кто их учит такой дурости? Нашли тоже "цитадель тьмы", кто вообще это придумал? Нет там никакой тьмы. Разве что в коридорах уже темно, наверное, — хохотнул баритон. — Совсем уж мракобесие началось...

— И не говори. Ну ладно, завтра встретимся. У тебя?

— Да, конечно. Давай, до встречи.

Промозглым сонным утром место убийства привычно оцепил наткнувшийся на мертвеца патруль. Рядовые стражники равнодушно топтались на месте и изредка позевывали — дежурство выдалось раннее. Без особенного интереса разглядывали потеки запекшейся крови на утоптанной земле и редких камнях тротуара. Но вот бородатый десятник озадаченно прохаживался рядом с трупом прилично одетого, хоть и забрызганного грязью человека, на груди которого красовались две чистых, совершенно параллельных друг другу раны. И раздумывал над тем, могли ли настолько свихнуться местные голодранцы.

Он долго приглядывался к торчащим из ран спаренным рукоятям, затем все-таки протянул к ним руку и резким движением выдернул клинки. Легко ударил ногтем по плотному, похожему на камень материалу и изумленно присвистнул, потому что услышал характерный громкий и сухой щелчок.

— Да это ж глостилит! Слышишь, Исвад, подойди-ка ко мне, поговорить нужно, — обратился он к пожилому стражнику, прихватив ножи и отходя в глубину переулка. — Остальные пока несут караул у трупа.

— Прибыл по вашему приказу, командир, — устало выдохнул Исвад, оказавшись рядом с десятником.

— Да брось ты, сколько лет с тобой знакомы, и не слышит никто, — поморщился тот. — Ты лучше посмотри, какая штуковина занятная. Я не часовщик, но с первого взгляда понятно, что механизм тут очень сложный. Похоже, разводится, а при ударе поворачивает второе лезвие. И, ты погляди только — рукояти, литые из глостилита! Такого вида, как будто сразу были так сделаны, не переплавка! Значит, сами ножи, скорее всего, тоже ископаемые, из старого железа. А как сохранились! Ты представляешь, сколько это может стоить?

— Я тоже на нем нашел кое-что, парням пока не стал показывать. Вот, — мрачно добавил Исвад, протягивая командиру ладонь, на которой лежал крохотный кошель. По его гладкой шелковой поверхности чья-то искусная рука вышила серебряными нитями рисунок: широко раскрытый глаз с тремя изломанными ресницами сверху, из зрачка выползает пятнистая тонкая змея. Красиво и жутковато.

— Кошелек... "Сборщик податей", значит. Как его к нам-то занесло, в нашей дыре и из приличных торговцев-то никто не живет, шелупонь одна... — покачал головой десятник.

— Да демоны его знают... Нашел тоже место, чтобы сдохнуть, раздери его ящеры, — сплюнул пожилой.

— Слушай, а может, его сама Энганта... это самое? Ну, не угодил чем-то или что-то нарушил. Или просто не нужен стал, мало ли, всякое бывает.

— Нет, точно не то. Они пользуются гораздо более простыми и дешевыми... гм, средствами. Веревкой и ножом. Они бы не то, что глостилит выковыряли... Еще бы и раздели до исподнего. Бережливые, так их да эдак.

— Мда... Может, эти тут были... ну, как их... которые вроде как за чистоту крови? Тоже плюют в последнее время на все, недавно вот вельможу одного пристукнули. У него какая-то прабабка, оказалось, черных мужиков любила очень. Земли у их семьи были чуть ли не в джунглях, а может, и на глубоком севере. Аккурат рядом с деревней, где мирное племя жило, торговали. Вот она и хаживала.

— Не-е, ты что, — протянул Исвад. — Совсем не то. Те, в основном-то, риглакоров под корень вырезать хотят. Ну и, само собой, выродков их, хоть этих и так полтора в полсотни лет рождается. А у покойника ни капли риглакорской крови нет, это ж видно сразу. И крови черных тоже не намешано. Тоже видно. Вот глаза темные — значит, даже не из Флороса он. Если так посмотреть — его чистотой крови вообще гордиться можно.

— А ну и что, — обрадовался десятник, явно что-то вспомнив. — Слыхал я, по вине... э-э, Энганты недавно рейд в риглакорские леса отложили. Невыгодно Им такое чем-то сейчас стало. Наверно, и мертвяк наш при жизни руку приложил. Вот нашли его и поквитались.

— Все равно никак не подходит, — разрушил его надежды пожилой патрульный. — Пролома у него во лбу нет, это главное. Еще эти, которые за чистоту крови, любят кишки по земле размотать и кровью какую-нибудь гадость на стене написать. Ну и пролом, конечно. Дескать, каждый, кто против них — все равно, что поганый риглакор трехглазый...

— Эх, ну что ж ты, так хорошо придумалось...

— Что ж я сделаю, если не годится? Гляжу вот я на эту штуку и думаю: больше похоже на то, что у нас в городе опять какие-то культисты шастают. Сволочи.

— Так что же нам, получается, делать? — чуть растерянно спросил десятник. — Что доложим коменданту? А что... Им? Ну... Энганте?

— А что мы можем им... всем доложить? Что в городе завелись сказочно богатые культисты, которые разбрасываются глостилитовыми механическими ножами? И что они потихоньку вырезают столичную верхушку Энганты? Догадываешься, чем это пахнет? — Исвад захохотал, запрокинув голову, но, увидев недоумение на лице командира, сразу же оборвал смех. А затем продолжил, уже серьезно:

— Я считаю, не стоит нам со всем этим связываться. Ни с императором, ни с сектантами, которые набрались дури полезть на Них, ни с Энгантой. Особенно — с Энгантой. У меня семья, ты женишься скоро... Да и парней наших не будем под беду подставлять. Погуляем еще все у тебя на свадьбе! — он подмигнул и незаметно для остальных похлопал десятника по плечу.

— А с этим что делать? — тот слегка потыкал носком сапога распростертое на земле тело.

— С ним что? Да ничего, не было нас тут, в таверне мы все пьянствовали по случаю, хм... Да просто так, по случаю новой недели! Пусть лучше за пьянство на посту получим плетей от командования, чем будем кормить падальщиков за городской стеной. Не слышали ничего об этом убийстве, о трупе посреди улицы никто нам не донес. Ничего не знаем. Мало ли проходимцев по городу шляется и прохожих режет? И без внимания к чинам и званиям? — негромко, но уверенно проговорил пожилой стражник. — Заодно и от этого доклада мутного избавимся. Ну что, разрешите действовать?

Дождавшись кивка командира, Исвад аккуратно вытер о рукав сдвоенные ножи, завернул их в грязную тряпицу и сунул в голенище своего сапога. Подошел к убитому и нагнулся, пристально рассматривая его. Остальные рядовые на всякий случай отвернулись, кто-то начал негромко посвистывать. Стражник умело обыскал тело, достал увесистый кошель и передал его десятнику. Затем Исвад вынул из другого голенища большой охотничий нож и сильным ударом перерубил горло трупа. Выжал из тканей в месте разреза немного крови, потом несколько раз ткнул лезвием в грудь покойника, сильно распорол одну из небольших ран от спаренных клинков, а во вторую глубоко всадил свой нож. Резко дернул вбок рукоять — влажно хрустнули ребра, а лезвие обломилось. После чего десятник коротко махнул рукой в сторону ближайшей сточной канавы, куда мертвеца сразу же и оттащили.

— Кровь с мостовой уберите как-нибудь, ну, песком присыпьте, что ли... — обратился десятник к патрульным. — А потом все по тавернам и трактирам, но много не пейте. Во избежание, так сказать, чтобы язык не разгулялся чересчур. Совсем тупых на службу не берут, так что вы должны понимать, что к чему. Убитый был 'Сборщиком податей' Энганты. Так что всем лучше забыть, что мы сегодня тут были. Иначе с вами непременно пожелают поболтать и узнать все поподробнее. А после разговора... ну, ясно. Для сохранности авторитета и секретности. Всем понятно?

— Так точно, командир! — почти стройно ответили стражники и кто поодиночке, а кто и с приятелями, осторожно разошлись в разные стороны.

Десятник удовлетворенно качнул головой и почесал подбородок.

— А зачем ты сломал нож? — спросил он у старого друга, шагая вместе с ним к приглянувшемуся кабаку.

— Ну как же, нам надо, чтобы тот, кто все-таки найдет тело, подумал, что человек был убит именно этим ножом. Однако ж, при всем том, грабители свои ножи в трупах не оставляют, потому что эти ножи им еще понадобятся. Ну, не трупам, а бандитам понадобятся, само собой, — улыбнулся Исвад. — А так — нож сломался, не будут же они клинок из раны выковыривать. Мне ножа не жалко, он был старый и дрянной, недаром же так легко переломился. Да и вообще, ради такого дела...

Между тем, в другой, богатой и куда более чистой части города, встретились те двое, кто мог бы очень поспособствовать расследованию, но совсем не горел желанием помогать патрульным на этот раз. Два уже немолодых человека удобно расположились на плетеных креслах посреди заросшего сада во дворе солидного особняка. Обсудив наиболее важные задачи, ночные свидетели позволили себе пропустить бокал-другой редкой настойки. По ее тонкому и непривычному аромату можно было подумать, что бутыль вынута прямиком из личного погреба императора, но хозяина такие вопросы совершенно не интересовали.

— Нет, ну ты слышал этих фанатиков! — продолжал посмеиваться он. — Я вчера устал удивляться, как они фразы заворачивают и какими словами пользуются! "Цитадель тьмы", "преступные намерения против всего живого"! Ну и ну!

— Да ладно, бывает. Сами ведь такими были, не помнишь, что ли... Хорошо, что поумнели, остальные ведь такими и остались. Великое знание, а они все за вымогателями бегают. Впрочем, сейчас нам это только на руку, — щурился второй, побалтывая в руке крохотный бокал, наполненный густого янтарного цвета напитком.

— Это да, спорить глупо, — поднял свой бокал хозяин дома. — Стало быть, пока все идет так, как задумано? Ну что ж... Как там говорят во Флоросе? "На бога надейся, да сам не плошай"? Так вот, за то, чтобы никто из наших не оплошал. Выпьем.

IX. Земли молчаливого народа

Солнце уже мелькало в просветах между ветвями деревьев где-то над головой, а они все шли и шли, не останавливаясь ни на минуту. Бессонная ночь и битва с лесными тварями наложили вполне очевидный отпечаток на участников похода. Риалонд заметно устал и запыхался, но, судя по всему, привала в ближайшем будущем не предвиделось, и приходилось двигаться, подстраиваясь под темп шагов Аскироца, маячившего далеко впереди, как серая тень. Молодой воин с неприязнью подумал, что обязан этому скользкому человеку жизнью. Такой была первая ночь, а ведь их путь только начинался.

— Да уж... Ну и ночка выдалась. Страшно представить, что нас ждет дальше, если подобное началось сразу, как только мы вышли из города, — нарушил молчание Риалонд.

— Я как только вспомню морды этих четырехруких тварей и их поганые вопли, так и хочется снова им всю эту морду стрелами утыкать... — зябко поежилась Зарита. — А потом вернуться к Толстяку и сделать с ним то же самое, — продолжила она.

— Наплевать на него... Пока что наплевать. Меня вот что беспокоит — уж не Энганте ли мы перешли дорожку? — задумчиво спросил Риалонд.

— Сильно сомневаюсь... Ассасины Энганты приходят ночью, работают быстро и красиво, а потом бесследно исчезают, не оставив никаких шансов возможным преследователям. К тому же, я не разглядел на доспехах этих сожранных недоумков символику Энганты. Хотя, конечно, ее могло и не быть, но почти всегда где-нибудь на плече, груди или животе у них красуется это... "змеевзирающее око". Они считают, что это честно, когда жертва видит, с кем имеет дело, да и вообще чуть ли не молятся на свои знаки. Вообще, странные какие-то у съеденных доспехи... были, — с недобрым огоньком во взгляде добавил Аскироц.

— Нам остается только надеяться, что нападавшие и вправду не служат Энганте. Насколько я могу судить из личного опыта, тот, кто вмешивается в Их дела, обычно рано уходит из жизни, — подал голос старик, торопливо ковылявший рядом. Как ему удалось уцелеть среди четырехруких, оставалось загадкой. Наверное, они просто посчитали, что есть всякие сморщенные кости ниже их достоинства.

— Мы тоже рано уйдем из жизни, если не прекратим обсуждать всякую чушь. Подумаем об этом, когда будем возвращаться. А сейчас нас должны волновать слегка другие проблемы, — довольно легкомысленно произнесла Зарита и ускорила шаг.

Неожиданно лес как будто закончился. Отряд оказался на высоком обрывистом берегу неширокой реки, игравшей серебряными бликами где-то далеко внизу, под их ногами. Повеял свежий ветер, словно смыв с людей темную тяжесть леса, а вместе с ней напряжение и усталость, оставшиеся после бессонной трудной ночи. Все как-то расслабились, и даже на скуластом лице Гаротара появилась радостная улыбка. Окровавленные пасти и когтистые руки омерзительных тварей остались позади.

Путникам открылась величественная, хотя и довольно мрачная картина. Прямо перед ними вгрызлось в каменистую землю глубокое русло древней реки, и снизу постоянно раздавалось негромкое журчание и плеск бурлящих прозрачных струй, омывающих огромные валуны. А за рекой раскинулся огромный массив сплетенных ветвей, стволов, вьющихся растений и кустарников. Из вечного полумрака, царившего в этой чащобе, не доносилось ни звука. Словно коренастые корявые деревья не давали никому нарушить их покой и разбить эту суровую тишину.

Люди застыли на краю обрыва, завороженно созерцая неприветливые заросли, в царственном безмолвии раскинувшиеся перед ними. Холодное молчание повисло здесь в те незапамятные времена, когда эти беспощадные земли еще не осквернил след человека. Когда ни один человек еще не видел эти перекрученные и сросшиеся кривые стволы, рваные очертания сливающихся древесных крон, словно обглоданных громадным зубастым зверем, седые космы мха, свисающие с ветвей... Старый лес. Древний.

— Хинрик-Заан, — промолвила наконец Зарита. — Риглакорские земли.

Риалонду сразу показалось, что в переплетении ветвей мелькнуло что-то пепельно-серое. Он присмотрелся внимательнее. Нет, точно показалось. Вряд ли риглакоры станут здесь бродить — все-таки боятся они открытых мест.

— Так вот где... они живут... Серые... — заговорил вдруг Гаротар. От его гулкого голоса все вздрогнули.

Постояв еще немного над обрывом, Риалонд тяжело вздохнул и решил, что переправляться все-таки придется. Но как это сделать?

— Да, а как мы туда попадем? Ведь у нас нет лодок, да и вниз почти невозможно спуститься... — словно отвечая на его мысли, проговорил старик Химмирдарн.

— Ну, можно было бы плот сделать... Только не сильно он нам поможет. Ведь река течет по узкому ущелью, течение очень быстрое, сразу унесет любой плот на камни. Посмотрите, как пенится вода, — с сомнением покачал головой воин.

Аскироц тем временем молча высматривал что-то в густых зарослях кустарника. Потом вдруг что-то невнятно пробормотал, выхватил длинный кинжал и скрылся в высокой траве, вплотную подбиравшейся к обрыву. Не прошло и нескольких мгновений, как он вновь появился перед донельзя удивленным Риалондом. Взгляд сумрачного человека горел торжеством, а в его тонких сильных руках корчилось в предсмертных судорогах огромное длинное тело, покрытое мутно блестящей чешуей. Существо, почувствовавшее горячие солнечные лучи, резко дернулось и начало извиваться еще яростнее. Аскироц с заметным усилием выдернул из плотной шкуры застрявший кинжал и несколько раз всадил его в голову животного. Могучая лента мышц в последний раз судорожно сжалась и безвольно обвисла.

— Что это за гадость ты притащил? Даже не надейся, это я есть не стала бы и в самый страшный голод, — с отвращением поморщилась Зарита.

— Радость моя, такое мясо не смог бы прожевать даже Гаротар, — довольно усмехнулся Аскироц. — Ты что, не узнаешь? Это же озерный длинник.

Здоровенная змея длиной в полтора человеческих роста, носившая столь милое название, бездыханно покоилась на его жилистых руках. Аскироц наконец перестал кромсать голову существа и бросил чешуйчатое тело на землю.

— Вот вам и переправа, ребята. Можете начинать, — сказал он и вытер кинжал рукавом своей куртки.

— В каком это смысле — переправа? Мы что, на мертвой змее поплывем, что ли? — еще больше изумился Риалонд.

Аскироц не удостоил воина ответом, и, отвернувшись, продолжил тщательно вытирать лезвие.

— Непонятно, что ли? Мы с нее кожу сдерем и ремней нарежем, — после недолгого молчания решила пояснить за него Зарита.

— А точно не порвется? — усомнился воин. — Вода там ледяная. Да и вообще, как-то не хочется с такой высоты на камни падать, знаешь ли.

— Дурость какую-то несешь, ты что, про длинников не знаешь? У длинников кожу легко разрезать, но почти никак не порвать. У нас во Флоросе из нее лучшие охотничьи сумки и перчатки делают. Она мягкая очень, если ее правильно выделать, — несколько раздраженно объяснила девушка.

— Но ведь шкуры этой змеи нам при всем желании не хватит, придется убить еще трех-четырех... — оставался в недоумении Риалонд.

— Слушай, ты вообще откуда такой, не из Гнаата ли, случаем? Говорят, там многого нет из того, что у нас растет и водится, — подозрительно покосилась на воина Зарита.

— Дурак, кожа-то у них тянется, — снисходительно ухмыльнулся Гаротар. Он содрал со спины змеи огромный лоскут кожи, небрежно стряхнул с него кровянистую жидкость, слегка помял в мощных руках, а потом резко рванул в разные стороны. От такого рывка лопнула бы и дубленая шкура манхорлоса, но тонкая полоска змеиной кожи лишь растянулась, став раза в три длиннее и при этом почти прозрачной.

— Ого, точно! — по-детски удивился Риалонд.

Тем временем Гаротар, слегка подволакивая ногу, направился к ближайшим кустам со вполне понятной целью. Это не ускользнуло от внимательных глаз Аскироца. Он отложил почти ободранную тушу длинника и позвал:

— Эй, Гаротар, ты чего хромаешь? Зацепили ночью, что ли? Вот ведь дурак, не мог увернуться, что ли, пень неповоротливый? Ну-ка, подойди сюда.

Могучий верзила покорно подошел к Аскироцу и сел рядом с ним на траву. Тот, не теряя времени, начал быстро ощупывать и разглядывать руки и ноги гиганта. Быстро, методично и равнодушно. Как будто осматривал оружие.

— Ну-ну, так... — бормотал Аскироц вполголоса. — Царапины сплошные, ничего серьезного... Перелома ни одного нет... Вроде... Это хорошо. Чего ты морщишься? Больно, что ли? Так я и знал, ничего нормально сделать не можешь, даже полдесятка уродов зарубить... Кто просил так топором-то своим размахивать, демоны бы тебя побрали? Конечно, порвал связки на правой руке. А, на ноге еще опухоль какая-то... То ли перелом, то ли просто вывих... Вряд ли перелом, ногу там негде сломать было. Хотя ты с твоим поразительным везением мог бы, не сомневаюсь. Наплевать, к полудню заживет, подождем.

— То есть как это — к полудню заживет? — недоуменно переспросил Риалонд.

— Парень, достал ты меня уже. Надо внимательнее слушать, что тебе говорят, когда посылают на задание, дольше проживешь. Сказал же тебе Толстяк — риглакоры у тупицы этого в роду были. Ты сам не заметил, что ли? Он, конечно, не такой, как они живучий... Но кое-что от их крови перенял. Надо бы, кстати, и мне подлечиться, кровь давно остановилась, можно делать примочку, — бросил через плечо Аскироц и залепил какой-то подозрительного вида травой довольно глубокую рану у себя на животе.

— Действительно, ты совсем какой-то... не от мира сего. А вот мечом хорошо владеешь, даже, пожалуй, слишком хорошо для твоего возраста. Так все же, откуда ты родом? — задумчиво спросила Зарита и внимательно посмотрела воину в глаза. Риалонд не успел придумать, что бы соврать, поэтому только что-то невнятно промычал, неопределенно помахал пальцами и отошел в сторону — помогать разрезать шкуру длинника. Девушка проводила его удивленным взглядом и усмехнулась.

— Прежде чем кожу тянуть, лучше бы позавтракали, — тихо проворчал старик. Он с опаской подошел к краю обрыва, заглянул туда и сразу же отошел почти к самой кромке леса.

— Длинника лучше разделывать на голодный желудок, особенно, если придется потрошить, слишком уж воняет, одну падаль ведь глотает, — заметила девушка. — Но я бы тоже поесть не отказалась.

— Ну наконец-то! Я уже почти два дня ничего не жрал! — громко выразил свое мнение Гаротар, и в животе у него многозначительно заучало.

— Фи, деревенщина! Такие фразы совершенно не соответствуют облику благородного наемника. По правилам этикета надо говорить "Давно не вкушал пищу" либо "Давно не совершал трапезы", запомни на будущее, — не упустила случая слегка подшутить над гигантом Зарита. Тот недовольно засопел.

— Что, уже откроем запасы? — Риалонду эта идея не слишком понравилась, хотя мысли даже о мясе длинника уже вызывали у него нездоровый аппетит.

— Охотиться сейчас времени нет, да и места для этого не самые подходящие. Ничего, пополним запасы в пути, когда с одной стороны не будет леса с четырехрукими уродами, а с другой — Хинрик-Заана, — ответила лучница. Риалонд не возражал.

Костер разводить не стали: слишком много возни с дровами, да и ни к чему извещать лесных риглакоров о своем приближении. Запах дыма они в сырости Хинрик-Заана вряд ли, конечно, почувствуют, да и из чащи почти не выглядывают, но осторожность редко бывает лишней. Поэтому путники наспех перекусили вяленым солоноватым мясом — скорее всего, при жизни оно было какой-то рептилией. Сразу захотелось пить, но запас воды был слишком уж мал, а когда в лесу еще может встретиться источник — неизвестно. Риалонд уже подумал, что придется продираться через заросли, умирая не только от страха, но и от жажды, но Зарита выудила из своего заплечного мешка длинную толстую веревку, привязала к ней пустой кожаный бурдюк и легла на краю ущелья, пытаясь зачерпнуть воды из реки. Аскироц скептически посмотрел на эти ухищрения, но промолчал, продолжив сдирать шкуру со смердящей на весь лес змеи. Он оказался прав: воды хватило лишь на несколько глотков каждому. Но жажда слегка отступила, и Риалонд проникся к находчивой девушке самой искренней благодарностью.

— Ну что, начнем переправу? — бодро сказал воин, промочив горло.

— Так, и снова наш доблестный, с позволения сказать, командир проявляет чудеса сообразительности и понятливости. Слушай, парень, может, у тебя тоже в роду риглакоры были? — язвительно заметил Аскироц. — Иначе в кого ты такой понятливый? Я же ясно сказал — мы ждем, пока у нашего не в меру вспыльчивого друга затянутся его по дурости полученные раны. Риглакорская кровь это сделает где-то к полудню, а пока можно заняться подготовкой. По правде сказать, наш путь еще и толком-то не начался, а о том, каким он будет, можно судить хотя бы по вчерашней ночи. Так что надо бы вам оружие почистить, мечи, хм... отполировать, — саркастически продолжил он. — В лесу перед зверями покрасуетесь. И будете с изяществом рубить головы н'дизардам в болотах. Так, отвлекся я что-то... Ну, не знаю, если серьезно — доспехи подлатайте, подкрепитесь чем-нибудь... Переправа нелегкой будет, а переход по лесу — еще тяжелее. Двигаться будем так быстро, как только сможем, при малейшем подозрительном шорохе — готовимся к бою, но продолжаем идти. Не забывайте — это Хинрик-Заан.

— К-как это? Неужели ты это серьезно? Я думал, что эта переправа произойдет где-нибудь в другом... более безопасном месте. Мы действительно будем пересекать Хинрик-Заан — вот так вот, впятером, не имея из оружия ничего лучше пары мечей и пращи? Я не пойду, я отказываюсь совершать это самоубийственное действие! Через самое сердце риглакорского леса — впятером! Абсурд и нонсенс! — заикаясь, торопливо выпалил старик.

— Ты что, думал, что мы сюда полюбоваться на тот берег пришли, что ли? Пересекать весь Хинрик-Заан мы, конечно, не будем, но краешек его быстренько перебежим. Надеюсь, нам не встретятся по дороге серые родственнички Гаротара, — с прежней ухмылкой безразлично произнес Аскироц.

— Вообще-то, шансы на то, что мы встретим риглакоров у самых границ их леса, крайне незначительны... — подумав, вяло согласился ученый. — Но наши шансы выжить в случае встречи с ними еще меньше...

— Ну, старик, как хочешь. Я никого уговаривать не собираюсь. Возвращайся обратно, на деревьях тебя уже с нетерпением ждут милашки, с которыми мы познакомились ночью, и они жаждут крепко обнять тебя всеми четырьмя руками. Там, в чащобе, как раз темно и им привольно. А за надежными городскими стенами — добрый Толстяк с его друзьями. Уверен, они окажут тебе теплый прием, — бросил сумрачный человек, отворачиваясь.

— Ну что ж... Другого пути точно нет? — сдался Химмирдарн.

— Само собой, есть, это ведь просто я такой дурень, что хочу лезть через Хинрик-Заан, когда можно приятно прогуляться вдоль восхитительного берега этой прекрасной реки. Горю желанием, знаешь ли, встретиться с серокожими красавцами и получить пару славных ударов дубиной по голове, чтобы мозг через уши вытек. Мечта у меня с детства — умереть в Хинрик-Заане. Так, ага? — с издевкой спросил Аскироц.

Старик смешался и опустил голову, избегая колючего взгляда бесцветных насмешливых глаз.

— Так вот, старый башмак, думай в следующий раз, прежде чем обратиться ко мне с каким-то еще бредом. Если я что-то делаю — значит, так надо, и другого выхода нет, понял? — продолжил Аскироц. — Видишь ли, когда мы сматывались от этих уродов, то сильно отклонились от намеченного Лоросом маршрута. Настолько, что я теперь даже плохо представляю, где мы находимся. Вернуться назад мы не можем — под кронами слишком темно, твари спокойно могут напасть и днем. Вдоль берега тащиться смысла нет — выше река течет через сплошные скалы, там никак не перебраться, стены слишком крутые. Ниже по течению на тысячи майлосов по той стороне тянется Хинрик-Заан, так что нам все равно его никак не обойти. Умнее и безопаснее всего сейчас — осторожно перебраться на ту сторону и пробежать через лес, стараясь не попадаться на глаза его жителям. На карте эта его часть совсем узкая, так что все должно получиться. А потом я разберусь, что к чему, и мы снова пойдем по назначенному пути.

— Ну что ж, если вопрос стоит таким образом... То конечно... — понуро согласился старик и, тяжело вздохнув, отошел в сторону, где склонился над каким-то растением с разрезными тонкими листьями.

Аскироц достал из походного мешка арбалет странной конструкции и толстую стрелу с четырьмя втяжными крючьями на конце, продел ремень из шкуры длинника в кольцо на другом ее конце и несколькими уверенными движениями затянул массивный узел. Затем протянул арбалет Гаротару:

— На, натягивай, только не вздумай стрелять сам.

Гигант послушно принялся за дело. Он так усердно крутил натяжной винт, что чуть не порвал стальную тетиву, за что получил легкий тычок в печень, от которого согнулся в три погибели и закряхтел. "Действительно, знает этот гад "волшебные точки", ничего не скажешь..." — заметил Риалонд.

Сам же Аскироц, закончив прицеливаться, спустил крючок, и стрела метнулась к противоположному берегу, увлекая за собой шлейф из ремней. Она вонзилась в корявое шишковатое дерево с такой силой, что пробила его насквозь и зацепилась крючками с обратной стороны. Зарита тихонько присвистнула.

— Хорошо, — без улыбки отозвался хозяин стрелы. — Первым пойдет Гаротар, за ним — Риалонд, потом старик, потом Зарита, замыкаю я. Начнем.

Потомок риглакора перебрался на ту сторону за считанные мгновения, стерев при этом ладони до мяса. Оказавшись на земле, он с удивлением уставился на красные капли, стекающие по его рукам. Аскироц кивнул и слегка подтолкнул в плечо Риалонда.

Перебираясь по прозрачной кожаной полосе, воин окончательно вымотался, вдобавок ему изрядно пощекотал нервы вид скалистых обломков внизу. Ремень дрожал от ветра и прогибался под весом тела, руки зудели от усталости, но он боялся дать им отдых и отпустить зыбкую опору, хотя и привязал себя к ней петлей из такой же кожи. Каждый раз, когда ремень еще сильнее растягивался и рывком проседал вниз, сердце юноши падало вместе с ним и там надолго замирало, а река казалась бесконечно широкой. Но шкура озерного длинника с честью выдержала испытание, и Риалонд с облегчением ступил на другой берег.

Аскироц сделал все возможное, чтобы старик тоже увидел Хинрик-Заан. Помимо основной поддерживающей петли, он привязал его к ремню за каждую ногу на такую же скользящую полоску, а потом, подумав, повторил это и с его руками. В результате тот стал похож на окорок, подвешенный для копчения. Пару раз руки старика срывались, и он повисал посреди реки на кожаных полосках, вопя от страха. Но все окончилось благополучно.

Зарита перемахнула каменное русло так быстро, что у Риалонда невольно закружилась голова. "Ох, как она так... Ну да, Флорос, конечно, с детства там по деревьям и через реки, но все же..." — потряс головой Риалонд, отгоняя накатившую дурноту. А Аскироц, как оказалось, тем временем начал поочередно отправлять с того берега их вещи.

Переправа заняла добрую половину дня. Уже повеяло вечерней прохладой, когда вся команда окончательно пересекла ущелье. В животе у Гаротара громко урчало, да и Риалонд был бы совсем не против подкрепиться. Похоже, Аскироц думал о том же самом, что было совсем неудивительно.

— Сейчас — последняя возможность чем-то заняться, не опасаясь быть разорванным толпой риглакоров. Так что давайте, делайте все свои дела по-быстрому. Сильно наедаться не советую, иначе придется на бегу избавляться от лишней тяжести в животе. К слову, сходите в кусты, облегчитесь, только где-нибудь совсем рядом. Ночевать здесь нельзя, поэтому на все у нас времени в обрез. Кстати, наш командир ничего не хочет сказать? — насмешливо поинтересовался он у Риалонда.

— Да нет, ты и сам прекрасно командуешь. Удивляюсь, почему сразу отказался от этого, — ответил воин.

— А зачем мне лишняя ответственность? Так только кажется, что Толстяку плевать на это назначение, на самом деле, если что, весь спрос с командира будет, я его знаю. Так что рад за тебя, парень, — Аскироц похлопал его по плечу и отошел.

"Хитро устроился, гад. Ну ничего, посмотрим, кто еще крайним окажется", — попытался подавить волну злости Риалонд. Он вынул из мешка черствую лепешку и принялся торопливо жевать.

Оставаться на месте больше было нельзя. Аскироц первым поднялся на ноги, лицо его стало непривычно сосредоточенным. Молча развернувшись, он углубился в дышащую сыростью чащу. Все последовали за ним.

Под пологом риглакорского леса было душно и промозгло. С поросших слизистыми лишайниками ветвей постоянно что-то стекало, крупные мутные капли, хлюпая, срывались вниз, с глухим плеском разбивались о доспехи и наполняли пресыщенный влагой воздух липким запахом гниющего листа. Над землей стелился дрожащий туман. Ветви переплетались над самой головой причудливыми узорами, а тонкие гибкие корни торчали из земли и тоже сплетались на уровне щиколоток, сильно затрудняя движение. Из каждой щели в потрескавшейся коре изуродованных деревьев остро пахло опасностью, и Риалонд не мог отделаться от знакомого по прошлой ночи ощущения, что за каждым их шагом чутко следит кто-то старый и злобный. Во владениях риглакоров каждый миг приходилось быть настороже, и даже дышать нужно было редко и слабо, чтобы не выдать своего присутствия. Серокожие исполины не прощали людям их появления, и немало отборных императорских отрядов без вести пропало в экспедициях туда.

Риалонд до сих пор не мог поверить в реальность происходящего. Еще несколько дней назад он вечерами пьянствовал в тавернах Элантоса, заигрывал со смазливыми разносчицами, спал под грязным, но теплым одеялом, а днем пытался заработать денег, охраняя товары проезжих купцов или участвуя в боях на городской арене. Потому что с детства его учили только этому. Теперь же он шел по смертельно опасному и очень чужому для человека лесу, каждое мгновение рискуя нарваться на то, с чем справиться не сможет. И смерть была вполне возможной, вполне осязаемой. Но почему-то все равно не казалась реальной.

А еще прошлой ночью он впервые убил человека. Даже не одного человека. Риалонд знал, еще со времени обучения, что когда-нибудь это произойдет. Их, помимо всего прочего, готовили к этому. Но он оказался не готов. И не мог полностью осмысленно воспринимать происходящее как реальность еще и из-за этого. Хотелось проснуться.

Чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, воин начал разглядывать ноги идущей впереди Зариты, а потом сравнивать ее с ней, с той девушкой, из-за которой его ясное и очевидное будущее стало размытым и туманным. "Интересно, что бы сказал Аскироц, узнав, о чем я думаю сейчас? Нас того и гляди риглакоры прибьют, а я размышляю о чем-то совершенно не относящемся к делу... Идиот я все-таки", — обругал себя Риалонд и занял свое внимание изучением окружающих красот природы.