Кочевые дороги

С купцами быстро не получилось. Один из них спал возле двери, и, когда её попытались открыть, проснулся. Криком разбудив своих подельников, он отчаянно начал обороняться. Трое бойцов ворвались в помещение, успели зарубить одного купца, но двое умело оборонялись. Саблей было неудобно махать в узких коридорах караван-сарая и они орудовали длинным кинжалами. На шум, крики и лязг оружия начали прибегать другие люди, в суматохе Эрхан уронил масляный светильник и начался пожар.

— Все уходим! — заорал Мангут, когда понял, что им не удалось втихую сделать дело.

В зареве разгорающегося караван-сарая они выскочили во двор, попрыгали на коней. Народ с вилами и цепами прибывал со всех концов аула, и, похоже, нухуров собрались убивать. В шуме, криках, сутолоке и суматохе отряду удалось вырваться из окружения, прихватив всех коней из конюшни. За ними образовалась погоня, но крестьянские клячи не смогли догнать отряд. Отъехали, как им показалось, достаточно и остановились. Развели костёр, расположились на отдых.

— Ты не знаешь. На Тойона нападали, после вашего ухода. И у нападавших нашли такие же бляхи, — сказал Мангут Эрхану, — это какие-то комиссары с ячейка.

— Это что за бандитское гнездо, ячейка? — спросил Эрхан.

— Не знаю. Объявились какие-то. На землях рода Чёрного Медведя их схватили. Пытали, но толком ничего не узнали. Вот наш Тойон и ищет всех, у кого такие бляхи. А это не деревня, это какое-то змеиное кубло. На нас все накинулись.

— Но получается, что бандиты — это мы. Напали на мирных караванщиков, чуть не убили. Никто же не знает, кто они такие, — возразил Эрхан

— М-да... Об этом я и не подумал, — почесал затылок Мангут, — но и пусть. Что сгорит, то не сгниёт.

На рассвете к ним примчался мальчонка, на взмыленном коне, сам запыхался и, видно было, что держался из последних сил

— Там! Напали! — не успев остановить коня, он начал кричать.

— Кто напал? Куда напал? Кому напал? Расскажи подробно. Успокойся, на вот, выпей кумыса, — Мангут не торопился. Куда торопиться. Раз напали, значит уже убежали.

Малец слез с коня и начал рассказывать. Оказалось, что накануне на кочевье напали какие-то люди. Отец и братья отбивались, но погибли. Сам мальчишка успел вскочить на коня и удрать за подмогой. Скакал день и ночь. Костёр он увидел издалека и сразу направился к отряду. А басматчи погнали коней к Пяти Пальцам.

Мангут скомандовал подъем. Надо было ехать разбираться, что случилось. Давно уже разбойники не нападали на стойбища. Хоть разорвись. И к Пяти Пальцам надо, и в кочевье надо, и отряд разделять нельзя, неизвестно сколько разбойников напали.

Как только окончательно рассвело, в костёр подбросили дров, и Мангут высыпал в огонь порошок. К небу поднялся ровный белый столб дыма. На земле бойцы оставили знаки в виде стрелы, направленный в сторону Пяти Пальцев. Тронулись. Ехали день и ночь, с короткими остановками на отдых. Ещё в темноте, на фоне светлеющего неба, показались каменные столбы. Что творилось у их основания, там, на возвышенности, снизу видно не было. На расстоянии пяти полётов стрелы от холма Мангут дал команду спешиться, рассредоточиться и охватить кольцом это место. Бойцы оставили коней, приготовили луки и стрелы и стали подкрадываться к старому оазису. Уже виден табунок коней. Тишина. Мангут ожидал увидеть горы распотрошенных трупов, с вырванными глазами и сердцами. Страшно! Подкрались и увидели двух спящих человек. Мангут махнул рукой и щелкнули тетивы. Каждому из басматчи досталось по три стрелы. Тихо подошли к трупам, осмотрели. Этих людей никак нельзя было назвать абаасы. Воры и конокрады. В полной тишине собрали коней и стали уводить их от оазиса. Надо было побыстрее уходить из этих мест, подальше от всяких абаасы, так думал Мангут, а для очистки совести всем сказал, что коней надо вернуть хозяевам.

* * *

Талгат вывел своих людей в степь сразу же после приказа Улахан Тойона. Медлить было опасно — рассерженный Тыгын мог в запале и голову отмахнуть. Смущало одно — сын Тойона, внезапно попавши в немилость и подчинение Талгату. Но вскоре смущение его пропало, и он костерил Данияра так же, как и всех остальных десятников. Отряд некоторое время прошелся по дороге Отца-основателя, пошерстил купцов и путешествующих, но никаких следов бунтовщиков не нашел. Позже Талгат повёл своих бойцов южнее, в сторону Пяти Пальцев. Все ужасы, которые рассказывали про абаасы старые легенды, немедленно вспомнили и доблестные нухуры. На стоянках читали наизусть избранные места из сказаний, где говорилось про коварных злых духов. Напряжение нарастало. Однажды утром дозорный заорал:

— Дым! Белый дым! Чёрный дым!

— Шайтан тебе в глотку, какого цвета дым? — всполошился Талгат.

— Два дыма, белый и чёрный, господин! — ответил наблюдатель.

Немедля отряд сорвался в сторону дымов. Ехали больше, чем полдня. Наконец, нашли бывшую стоянку отряда Мангута и знаки, которые указывали, что все ушли в сторону Пяти Пальцев. Но вдали, на горизонте, виднелся чёрный дым.

— Это горит в Хотон-Уряхе, — кто-то знал эти места и подсказал Талгату.

— Надо разделяться, — сказал Талгат Данияру, — ты пойдешь в Хотон-Урях, посмотришь, что там творится, наведешь порядок. Я возьму двадцать бойцов и мы пойдем на Пять Пальцев. Посмотрим, может кто-нибудь живой остался.

ГЛАВА 13

На берегу ручья валялись два трупа, в каждом по три стрелы. Трава потоптана, местами вообще вырвана с корнями. Похоже, что налетели какие-то отморозки и угнали моих коней! Я рассвирепел. Суки, гады, подонки! Все мои планы коту под хвост. Я подбежал к пленникам и начал их хлестать по спинам камчой.

— Что, мля, доигрались в робингудов? Баб вам захотелось! Смотрите, вот ваши подельники лежат! Я научу вас свободу любить! — я орал, плевался, матерился, чуть не сорвал голос. Остановился только когда выбился из сил. Сел на землю и обнял голову. Все планы прахом! Все пропало! Теперь опять тащиться пешком по пустыне хрен знает сколько, пыль, жажда и песок с камнями. Я этот курортный пейзаж уже видеть не могу. И всё из-за придурков, которые так бездарно пропалились. Это не бандиты, это просто сборище неудачников, а я к ним прицепом. И теперь с ними никуда. Стоит придти в ближайший кишлак или аул, что тут у них, и меня затопчут вместе с ними, просто за компанию. Конокрадов и нынче в степи убивают на месте без суда и следствия, а в эти-то дикие времена и подавно. А за похищенных женщин посадят на кол, сожгут, повесят и вольют в глотку кипящее масло. Короче, мы все умрём.

Ошарашенные таким напором бандиты совсем скисли. Похмельные страдания, пленение, избиение — тут кто угодно прифигеет. Надо им воды дать, пусть потеют. Ща весь хмель из них испарится. Это ж надо ж придумать, по такой жаре водку пить. Ниче, урок им будет. Изображая из себя сержанта-садиста, проорал:

— Та-а-ак! Шагом марш! — и копьём указал направление, а бывшему серому кардиналу добавил плёткой, — шевели поршнями, пидор коматозный!

После трех-четырех падений, гоблины, наконец, сообразили, что ходить в ногу гораздо удобнее. Они шагали, бряцая цепью. Владимирский тракт в натуре. Меня это как-то неестественно развеселило. Бригада каторжников дотопала до бурдюка с водой. Я скомандовал уже на местном наречии:

— Стой! Сидеть!

Они упали, где стояли. Я подтащил к ним ещё один бурдюк. Сучье племя, из-за вас тут корячится ещё. Разрешил пить. Хорошо, что рядом источник. Жиденький, но какой есть. Я подошёл к воде, намочил свою безотказную куфию с кепариком и заново намотал. Нормальные попаданцы, с калашами в руках завоёвывают королевства и принцесс, а я тут воспитываю всякое отрёбье. Принцессы мне представлялись непременно хрупкими, стройными и белокурыми, в во-от такими огромными и голубыми, как сапфир, глазами и сиськами четвертого размера. Ноги от ушей, походка свободная, от бедра. Я бы непременно спас такую красавицу от местного слонопотама, а она упала бы мне в объятия. И пол-царства впридачу. Я помотал головой. Какие-то юношеские фантазии. Не надо мне этого, ни принцесс, ни фауны. А то как бы не пришлось побегать за местными эндемиками. А может быть, и от.

Пошел забирать женщин из узилища. Поскольку план "А" с грохотом провалился, нужно было придумывать план "Б", который у порядочных людей всегда лежит за отворотом левого ботфорта. За отворотом правого ботфорта должен лежать план "В". Но это у порядочных людей, я к ним не отношусь. Моя предпоследняя жена так и сказала: "Ты, Вольдемар, свинья непорядочная!", потом поправилась: "Ты — порядочная свинья". Заметьте, про людей ни слова не было сказано, но в тот раз я промолчал. Женщин всё равно понять невозможно.

Надо выходить к людям, гоблинам, тьмутараканам, эльфам или что здесь разумное водится. Желательно, чтобы эти разумные не были любителями человечинки. Меня басмачи приняли за какого-то абаасы и рванули прочь. Может, это и есть тутошний хищник для людей, вершина пищевой цепочки в местной экосистеме? С каким-нибудь свойством ментального подчинения. В общем, к ним попадать нежелательно. Надо как-то поговорить с женщинами, может, что доброго скажут. Девушки не выглядели убитыми горем или сильно расстроенными. Более того, они выглядели совершенно счастливыми, сидели на шкурах и щебетали. О своём, наверное, о девичьем. Я подошёл к ним, они меня окружили и начали что-то говорить, да так ласково, и все сразу. Это как понимать? Я стоял столбом, не понимая, что происходит. Потом очнулся, и говорю, дескать, девочки, пошли вперед и с песней. Я увязал шкуры в тюк, вскинул на плечо, они нам пригодятся. По дороге мы прихватили часть вещей из лагеря. Котёл, дрова, мои пакеты, рюкзак. Работящие девочки попались, всё без лишних слов делают. Потихоньку добрались до оазиса, и тут девушки чуть не сорвались с цепи. Как увидели скованных бандитов, так сразу рванулись к ним с криками и воплями. Бить, не иначе. Я заорал на всех, развел по углам ринга. Девахи продолжали шипеть, у них, догадываюсь, много претензий к своим похитителям. Может, удальцы кого из родственников завалили во время налёта, так понятно, что женщины в сильном расстройстве. Отвёл их по другую сторону лужи, расположил на мраморном бордюре. Им надо успокоиться, придти в себя. Пустырника у меня нет, я не знаю, как теперь стрессы лечить. Добрым словом, конечно же. Я понимаю, постель — не повод для знакомства, но дела повернулись так, что тёток придется неизвестно сколько тащить на себе, а это уже другой уровень отношений. Тут я снова произнёс речь, перемежая русские слова и местные:

— Меня зовут Магеллан Атын. Бандиты угнали наших лошадей. Выбираться будем вместе. Как тебя зовут? — ткнул пальцем в любимую жену.

— О, улахан Магэлээн Атын, меня зовут Алтаана, — она сделала подобие реверанса.

Чудесно, меня уже величают "улахан". Симпатичная девчонка Алтаана. Глазки чёрные, круглые, отчего на её лице всегда выражение удивления. Носик кнопочкой, бровки домиком. И губы алые, как маки... в смысле, пухленькие розовые губки. Личико, в общем, премиленькое и ямочки на щеках. Других женщин звали Дайаана, Кэскилээнэ, Ньургустаана, Сандаара. И как это всё запоминать? Ужос. Нет, чтобы по-простому — Зарина, Джамиля, Гюльчатай. Или там Света, Катя, Маша... Гораздо легче было бы. При свете дня я повнимательнее рассмотрел своих подруг. Все разные, это естественно, но разные они по-разному. Хм-м-м... ну ладно, не с лица воду пить. Я поочередно их обнял, помял для порядку и пообещал каждой чупа-чупс. Хорошо, что они не знают этой отравы. Ткнул в каждую пальцем и объявил, что таперича, красотки, будете в целях моего самодержавного удобства именоваться Алтын, Даяна, Киска, Нюрка, Сандра. Они не возражали. Стал спрашивать, что где находится, на чьей мы земле. Старшая Дайана объяснила просто. Махнула рукой направо, то есть на восток, и сказала:

— Улахан Тойон род белый лошадь, — махнула налево, на запад, — Улахан Тойон род чего-то-там чёрный.

"Улахан тойон" по-русски — большой начальник или великий вождь, как кому будет угодно. Белые и Чёрные. Силы Света и Силы Тьмы детектед. Мы, в силу моего воспитания, конечно же, пойдем к Белым коням. Будем бороться с Чёрным Властелином и спасать Мир. Опять не то. Фэнтэзи вредно читать. По умному, надо идти кратчайшим путём к людям, а не изобретать себе лишних сущностей. Попытался снова разговаривать с женщинами. Оказалось, что если идти во-о-он туда, это северо-северо-восток, как раз выйдем на кочевье этих девчонок, Это если скакать на лошади, то день с гаком пути, но не более двух. Значит, не интуиция меня подвела. Исполнение подкачало.

— Мы, — говорила она, — не род белого коня, бла-бла-бла... Ты убил главный басматчи, быр-быр-быр. Ты какой род? У тебя лицо, — жест вокруг лица, — как быр-быр род.

Надо как-то выкручиваться. Если речь зашла о родах, то соответственно, здесь ниразу не демократия и всеобщей толерантностью не пахнет. В родоплеменном обществе человек не может быть ниоткуда. У каждого свое место в семье, клане, роду, а всякий род всегда имеет своё место в жёсткой иерархии родов. Я сейчас скажу — джучи, это будет для них пустой звук и, соответственно, я — никто. Да и доказательства какие-то надо предъявлять. Я достал цепочку с медальоном. Девушки посмотрели на него. Нет, не знают, отрицательно помотали головами. Тогда я разделся и показал отпечаток вороны на груди.

Алтаана посмотрела, склонила голову на одно плечо, потом на другое и говорит:

— Это суор. А может тураах.

Подтянулись другие девушки, и начался спор, суор* это или тураах*. Две бабы — базар, три — ярмарка. Я только успевал переводить глаза с одной красотки на другую. В ходе дискуссии народ начал переходить на личности. Это обычное явление, главное, рефери не должен нервничать. Я послушал ещё пару минут и скомандовал брек. Кое-как удалось остановить полемику. Исключительно волюнтаристски, только лишь из-за того, что слово суор мне больше нравится, я сказал, что у меня род белого ворона, или, по местному, Урюнг Суор. Мы же на стороне Сил Света, не правда ли? Хотя, если бы я сказал, что у меня род чёрной вороны, не изменилось бы ровным счетом ничего. Мой статус был подкреплён бонусами за убитого басмача, и что-то ещё, я не понял из скороговорки девчонок, но они меня считают старшим и готовы подчиняться.

__________________ ______________________ __________________________

* — ворон и ворона, соответственно.

Я уже знал тридцать с лишним слов, в чем сравнялся в Эллочкой Людоедкой, и это меня несказанно радовало. Есть основания для того, чтобы смотреть в будущее с оптимизмом. Я уже уловил ритмику здешней речи и узнавал многие слова — основа языка, всё-таки была тюркской. Всё довольно быстро укладывалось в голову. Настропалил девок готовить жрачку и набирать воду, а сам пошел смотреть, что ещё можно забрать со стоянки.

На месте падения дома Ашеров я обшарил трупы моих тюремщиков, забрал всё, и что у меня отняли и прихватил боевую добычу. У бугра была нычка, я её видел. Он крысятничал от своих же. Из ямки, из-под камня, я вытащил увесистый мешочек. Развязал тесёмки — ого! Монет двадцать, все золотые и ещё камешки. Тогда я решил провести учёт, если меня ограбят ещё раз, то я буду знать, на какую сумму мне печалиться. В итоге оказалось тридцать восемь золотых, сто двадцать серебряных, триста с лишним меди и камешки. В плюсе куча оружия, обуви и одежды. Я подмёл всё подчистую и перетащил поближе к своим девочкам. К моим малышкам. К цыпочкам. В хозявстве всё сгодится.