Джасс (Ворон - 2)

— Эй, Гарик, ты что такое говоришь? — возмутился Салапетян. — Как это нет дальше пути? Куда же тогда, по-твоему, делся чурбан? Его что, на самом деле шайтан забрал?

Амбарцумян задумался. Про таджика он действительно забыл. Теперь, во-первых, стало понятно, что съехав с этого склона, нельзя разбиться. Тем более, на смерть. Разве что умереть от страха. Тогда тело, набрав разгон, могло скользнуть в воду и проехать дальше по сузившемуся лазу.

Гарик аккуратно ступил в воду и, убедившись, что та лишь чуть скрыла подошву, утвердился второй ногой. После нескольких попыток заглянуть дальше по проходу он понял, что сделать это не замочив коленей, не получится. Тогда попытался предельно наклониться, крепко ухватившись за капроновый шнур. Однако он не знал, что расслабленный до сего момента шнур зацепился за один из вбитых штырей выше по склону. И вот, когда, повиснув почти параллельно земле, Гарик все же ухитрился заглянуть под низкий свод дальнейшего хода, штырь не выдержал напряжения и выскочил из непрочного мелового грунта.

Потеряв опору, Амбарцумян плашмя рухнул в ледяную воду и тут же был буквально вбит в проход свалившимся сверху Авведисом, которого столкнул Салапетян, на мгновение отключившийся из-за врезавшегося в каску штыря.

В свое время и Тофику, и Гарику довелось прослужить два положенных года в рядах Советской Армии, где их знание русского языка значительно расширилось, став практически идеальным. И теперь Аведис, стоя на четвереньках в холодной воде, с удивлением узнавал невероятные вещи, которые, по словам его старших товарищей, они проделывали с родственниками какого-то неизвестного персонажа, чье имя почему-то не упоминалось. Разумеется Аведис и сам, обучаясь в московском ВУЗе, узнал много нового о русском языке, но у него не было за плечами многолетнего опыта его использования в различных критических ситуациях. Потому сейчас покраснел и, несмотря на холод подземелья, даже слегка вспотел.

Наконец ругательства стихли, и после секундного молчания Тофик спросил:

— Что это было, а?

Ощупывая свой поцарапанный нос и ощущая, как одежда набухает от ледяной воды, Амбарцумян зло ответил, что это был некто в кожаном пальто.

— Я кажется что-то слышу, — прервал Аведис начавшую было разгораться перепалку. Ему действительно что-то послышалось во время мгновения тишины.

Теперь замолчали все. И действительно из лаза доносилось будто бы даже два звука — негромкое журчание воды и жуткое подвывание.

Гарик попятился, желая поскорее выбраться из тесной норы, и установить мировой рекорд по выскакиванию из мокрых и холодных меловых пещер, в которых живут воющие монстры, пожирающие провалившихся таджиков. Однако путь ему преградил Аведис. Впрочем, тот и сам не прочь был составить пару Амбарцумяну в скоростном передвижении на четвереньках, но в лаз пытался протиснуться Салапетян. Тому пока ничего не было слышно, и он непременно хотел разобраться, что там такое творится в принадлежащей ему пещере. А так как общий вес Гарика и Аведиса был несколько ниже веса номинального владельца местных подземелий, то они застопорились на одном месте, усердно буксуя руками и ногами по скользкому, покрытому слоем ледяной воды мелу.

Целую минуту с упорством профессиональных сумоистов армяне пытались перетолкать друг друга и вот, выбившись из сил, затихли, тяжело и шумно дыша.

— Там... Там... — пытался что-то произнести Гарик, но ему не хватало дыхания, чтобы завершить фразу.

— Что там? — прохрипел Тофик.

— Там кто-то воет, — дрожащим голосом ответил Аведис.

— Кто? — отдышавшись, Салапетян снова попер вперед. На этот раз его спутники благоразумно вжались в края лаза, и Тофику кое-как удалось протиснуться мимо них. Через несколько метров, он приподнял отогнувшую уши каску и прислушался.

— А-яалла-алла-акба-а-а, — заунывно неслось из глубины подземелья.

Завывающий голос показался знакомым, и Тофик, нахмурив брови, задумался.

Аведис и Гарик, видя бесстрашие земляка, оставались на месте, хоть и готовы были в любую секунду рвануть вверх по склону.

— Эй, так это же Джелех воет, — все-таки узнал голос Салапетян, и решительно полез дальше.

— Какой Джелех? — не понял Амбарцумян.

— Тот чурбан, который пропал, — пояснил Аведис, прислушался внимательнее и подтвердил: — Точно он, — после чего, осмелев, двинулся вслед за дядей.

— Осторожней там! — предостерег товарищей Гарик, оказавшийся теперь позади цепочки.

Постепенно лаз стал расширяться и вскоре превратился в небольшую, не более трех-четырех метров в ширину и десяти в длину, пещеру, заканчивающуюся тупиком. Неровный потолок не превышал двух метров, отчего угнетающе давил на сознание, заставляя людей чувствовать себя жалкими букашками под занесенной подошвой сапога великана.

В разных местах со стен сбегали небольшие струйки воды и, образуя ручейки, бежали по испещренному маленькими руслами полу к темному водоему, расположенному у дальней стены.

Посреди подземного зала возвышалась полуметровая меловая кочка. На ней, поджав ноги и раскачиваясь взад-вперед, сидел пропавший таджик и заунывно тянул:

— А-яалла-алла-акба-а...

Когда луч фонарика коснулся лица Джелеха, он закрылся руками и громко запричитал почему-то уже по-русски:

— Вай, шайтан, не забирай мою душу-у! Я все для тебя сделать буду! Аллахом кля-анусь!

Глядя на это запуганное существо, Тофик вспомнил, что пообещал таджикам совершенно незаслуженную премию, и что самое обидное, часть которой уже выплатил. А тут еще его нога попала в канавку, и он плюхнулся в воду, поднявшуюся в этом месте уже выше щиколоток. Подскочив, бросился к таджику.

— Значит, говоришь, все для меня делать будешь? — и Салапетян звонким подзатыльником сбил несчастного с кочки.

— Все сделаю, все сделаю, — тараторил тот, упав ниц и не поднимаясь.

Все сделаешь, — зловеще подтвердил Тофик, схватил Джелеха за шкирку и поволок на выход, размышляя над тем, как заставить того отработать не только выплаченную его землякам премию, но и сегодняшний простой.

Задерживаться для подробного осмотра пещеры у Салапетяна не было абсолютно никакого желания, так как он зверски замерз от всей этой возни в ледяной воде и желал как можно быстрее оказаться под жарким июльским солнышком. Однако, минуя товарищей, бросил:

— Посмотрите тут, что да как. А я пока с этим чурбаном разберусь.

Аведис продрог не менее дяди, да и посиневшая кожа Амбарцумяна покрылась частыми пупырышками. Но все же они прошли вперед, оглядывая пещеру.

Гарик прошлепал к дальней стене, где, уже совершенно не обращая внимания на доходившую в этом месте до колен воду, обнаружил настолько узкий ход, что пролезть в него вряд ли смог бы даже ребенок. К тому же ход был почти полностью скрыт под водой, которая, скорее всего, через него и вытекала из пещеры.

Меж тем Аведис остановился у меловой кочки и, посмотрев на потолок над ней, недоуменно хмыкнул.

— Странно, — задумчиво произнес он. — Откуда здесь взялось это... образование? Если это сталагмит, то почему над ним нет даже следа от сталактита? Да и не похоже это на наплывы. Такое ощущение, будто вода, вымывая пещеру, старательно обтекала этот кусок.

— Давай посмотрим, что это, — предложил подошедший Гарик и, замахнувшись киркой, предупредил: — Берегись!

— Погоди! — крикнул Аведис разошедшемуся земляку, когда после нескольких ударов к его ногам отлетел кусок мела с каким-то черным вкраплением.

Подняв мел, армянин принялся его разламывать, и в скоре в ладони оказался угольно-черный шарик, размером с крупную горошину.

— Черный жемчуг, — то ли спросил, то ли констатировал находку Амбарцумян, и бросился крошить разбросанные вокруг куски. Не обнаружив в них ничего, он снова принялся разбивать кочку, на этот раз лично осматривая каждый осколок. О холоде Гарик забыл, разогретый азартом и физической работой.

Аведиса грел только азарт, потому тот зябко ежился и часто переступал с ноги на ногу, зорко следя за действиями товарища. Свой трофей парень положил в нагрудный карман, надежно застегивающийся на молнию.

— Может, хватит на первый раз? — сказал он Амбарцумяну, когда от кочки не осталось и следа, и подумал о том, что, узнав о жемчужине, в следующий раз дядя вряд ли пустит сюда кого-либо постороннего.

С сожалением осмотрев подземелье, Гарик согласился, и они направились к выходу.

— Аведис, дай посмотреть, а? — попросил Амбарцумян, имея ввиду черную жемчужину, когда они, с ног до головы перепачканные мелом, вышли из строящегося здания.

Аведис достал трофей и выставил его на раскрытой ладони.

И вдруг, блеснув чернотой под жаркими солнечными лучами, жемчужина почти мгновенно истаяла, превратившись в серую дымку, которая вскоре без следа растворилась в воздухе.

— Э-э, — разочарованно протянул Гарик. — Это какая-то ледышка была.

Аведис продолжал изумленно смотреть на собственную ладонь, где не осталось даже мокрого следа от черного шарика. Не будь рядом товарища, он наверное решил бы, что ему все это показалось. Появилась мысль о том, что в подземелье скопился некий галлюциногенный газ. Что, кстати, объясняло поведение таджика. Решив, что надо поговорить об этом с дядей, парень пошел переодеваться.

— 6 —

Бесконечно долгое время в нем жило чувство обиды. Оно выжгло все: память, знания, осознание самого себя. Единственное чувство, которое осталось кроме обиды, это чувство собственного абсолютного бессилия. Он забыл, кем когда-то являлся. Забыл, кто нанес ему обиду. Где-то, в самом отдаленном уголке сознания, плескались крошечные обрывки воспоминаний, будто некогда он был кем-то большим и могущественным, а не тем ныне существующим жалким комочком, многие миллионы лет сжатым в тесной черной оболочке, окруженной чем-то нестерпимо гнетущим и непреодолимым. И он ненавидел Вечность! Ненавидел свое вечное существование. И страстно желал наказать тех, кто сделал его таким и обрек на бесконечное заточение.

И вдруг возникло ощущение свободы, словно окружающая оболочку гнетущая масса раздвинулась, освобождая пространство вокруг него. Однако свобода оказалась мнимой. Несмотря на возникшее чувство облегчения, черная оболочка продолжала сжимать его жалкую сущность. И все же он продолжал прислушиваться к новым ощущениям, породившим давно забытое чувство надежды.

Вот стенки оболочки начали постепенно истончаться, и наконец, — О, хвала Матери Вселенной! — его сущности коснулось ослепительно светлое божественное тепло, изгоняя промозглый холод вечности, проведенной в заточении. И он растворился в этом тепле, отдавшись невероятному блаженству. Вместе с блаженством пришло предвкушение грядущего нового, пока неизвестного, но непременно зависящего от его воли и от его желаний.

Джасс — вдруг всплыло в сознании, и он вспомнил, кем является. Вернее, вспомнил, кем когда-то являлся, ибо сейчас представлял истончившуюся за бесконечное время заточения тысячную часть некогда могущественного создателя. Вспомнил и своих братьев, презирающих его за то, что Мать Вселенная не дала ему способность управлять Временем.

Обида вновь наполнила его сущность. Обида и желание отомстить. Но что он мог сделать в нынешнем жалком состоянии, если оказался бессилен даже тогда, когда был в тысячу раз сильнее? И от понимания собственной беспомощности обида становилась еще горше.

Вспомнилось сладостное чувство мести, когда он неистовым вихрем прошелся по мирам братьев, разрушая, взрывая и превращая в хаос все, до чего мог дотянуться. Это воспоминание несколько охладило нахлынувшую обиду.

Продолжая впитывать льющийся на него теплый свет, Джасс окинул ощущениями окружающий мир, и замер в недоумении... Такого мира просто не могло существовать. Он не мог окинуть ощущениями все целиком, ибо представлял лишь жалкую тысячную долю от некогда могущественного создателя, но даже и то, что простиралось перед ним, не могло быть созданным его братьями... Если только им не стал подвластен лем...

Однажды Росс — один из старших братьев Джасса — экспериментируя с новым миром создал существ, в результате жизнедеятельности которых вырабатывалось белое вещество — лем. Как только этого вещества накопилось некоторое количество, Росс с удивлением заметил, что оно не подвластно его воле. Он позвал всех братьев, даже молодого Джасса, дабы обсудить с ними этот феномен. Каждый из создателей попробовал свои силы на леме — результат оказался тот же, что и у Росса. Тогда они решили изменить существ, вырабатывающих это вещество, и снова потерпели неудачу — существа так же не поддавались влиянию создателей. Единственное, что можно было с ними сделать — это просто физически уничтожить. При этом даже их останки, насыщенные лемом, оставались неподвластными крайне озадаченным братьям.

В дальнейшем каждый из создателей, проводя эксперименты с удивительным веществом, сам создавал подобных существ. И всякий раз результат был неизменен — мир, в котором создавались эти существа, по мере их размножения, выходил из-под контроля, и все процессы на нем замирали, так как находившийся в его пределах создатель не мог управлять временем.

В конце концов интерес к неподдающемуся воле веществу иссяк. Миры, зараженные им, были забракованы и забыты в бескрайних просторах чрева Матери Вселенной.

И вот теперь Джасс осознал, что находится в мире буквально наполненном лемом. Теперь понятно, что так давило на него всю проведенную в заточении вечность. Неужели братья смогли получить власть над лемом, и теперь делают из него свои миры, дабы никто не смог повторить тот погром, который некогда учинил Джасс. А славно он тогда порезвился!

И тут же сущность обиженного создателя, а вернее то, что от нее осталось, затрепетала от появившейся идеи новой мести. Если окажется, что братья все же не получили власть над лемом, а этот мир лишь какая-то нелепая случайность, и если волею Матери Вселенной ему суждено будет когда-нибудь вновь стать достаточно могущественным, чтобы добраться до их миров, то он... Он будет незаметно проникать в созданные братьями миры и создавать в них существ, производящих лем... Да простит его Мать Вселенная. А впрочем, как знать, может, именно в этом и есть его предначертание — сделать вселенские миры неподвластными воле их создателей...

Однако где он в данный момент находится? Мало того, что лем, подобно скорлупе ореха, покрывал ядро мира, но он еще присутствовал в качестве жесткой основы буквально в каждом существе, населяющем видимое Джассом пространство.

Некоторое время Джасс находился в одной точке, окидывая ощущениями и изучая все, до чего мог дотянуться. Но вот звезда, излучающая блаженное тепло, опустилась за край, погрузив осязаемую часть мира во тьму. Недавний узник содрогнулся от воспоминаний о заточении и невольно потянулся вслед за светилом.

И вдруг он ощутил чье-то внимание. То не был кто-то из братьев, Джасс бы сразу узнал присутствие любого создателя. Но кто еще мог ощутить присутствие его сущности?

В следующее мгновение Джасс удивился еще больше. Оказалось, что почуявшая его сущность находилась в физической оболочке одного из существ, населяющих этот мир. Вокруг опешившего создателя, издавая глухие каркающие звуки, кружила огромная черная птица. Она описывала все более сужающие круги, в центре которых находился Джасс. Вот она выставила лапы с мощными когтями и ринулась в атаку, словно на какое-то материальное существо. Естественно глупая тварь пронеслась сквозь Джасса, ничего не ощутив, после чего встревоженно закаркала и еще какое-то время продолжала описывать круги. Попыток напасть больше не делала, а вскоре и вовсе полетела восвояси.