Хогвартс. Альтернативная история. 3

17.

Незадолго до начала учебного года Хагрид сообщил мне, что будет вести уход за магическими животными. Я сперва пожалел, что не записался на этот курс, но потом решил, что вряд ли узнал бы там что-то новое. Хагрид расстроился, услышав, что я не буду посещать его уроки, но я ответил, что за два прошедших лета достаточно узнал об уходе за магическими животными и наверняка узнаю еще больше в следующие каникулы.

Шла последняя неделя августа, и в Хогвартс начали возвращаться преподаватели. Я старался лишний раз не попадаться им на глаза, предпочитая гулять и помогать Хагриду, благо все мои домашние задания были выполнены, и даже Снейп вряд ли мог придраться к виду своей драгоценной лаборатории — настой сквозного видения не взорвался и не испортился. Он стоял на его столе в прозрачном фиале, поблескивая синими и фиолетовыми искорками, что означало верное исполнение и качественное приготовление. Однако за пару дней до первого сентября Снейп нашел меня в библиотеке и пригласил пройти к нему в кабинет. Оказавшись там, он указал мне на стул, а сам встал напротив.

— Вероятно, вы уже в курсе, что из Азкабана сбежал особо опасный преступник, — сказал он, ставя акцент на трех последних словах. Я кивнул. — На его поимку, помимо сил министерства, посланы дементоры. Они будут охранять Хогвартс и следить за тем, чтобы на прилегающих территориях не появилось никого подозрительного. Я хочу предостеречь вас, Ди, — тут он посмотрел мне в глаза, словно желая предостеречь не только силой слов, но и вколотить мне это прямо в мозг. — Не вздумайте к ним подходить. Не вздумайте их провоцировать. Никаких попыток общения. Не приближаться. Ясно?

— Да, сэр, — ответил я. Но Снейп не отводил от меня глаз, и я на всякий случай представил свое сознание в виде неподвижной черной, блестящей водной глади, по которой, как написано в учебнике по окклюменции, сознание вторгающегося будет скользить, не в силах ни за что уцепиться. Это было чрезвычайно приятное ощущение — меня накрыла волна покоя и тишины, словно на секунду я выпал из суетной реальности и оказался в мире, свободном от мелочных тревог.

Некоторое время мы молча смотрели друг другу в глаза, после чего на худом лице Снейпа появилось нечто вроде кривой усмешки. Он отодвинул кресло и уселся за стол, откинув со лба длинные волосы.

— Скорее всего, — продолжил он, — я вас не убедил, а напротив, только раззадорил. Вы полагаете, что сможете... — он, наконец, позволил себе усмехнуться, — проверить свои силы на дементорах. Извольте. Проверяйте, если хотите. Но помните, что ваше безрассудство будет стоить вам души. Никто не знает, что происходит с душой человека, которую высосал дементор. Исследований на эту тему по понятным причинам не проводилось. — Снейп снова взглянул на меня. — Остается только надеяться, что ваша душа вам дороже, чем бессмысленное геройство.

Я молчал. Все факты, что Снейп мне поведал, я уже знал из энциклопедий, но было чрезвычайно странно слышать от него те потайные мысли, что скрывались в глубине моего сознания и не всплывали оттуда даже во время сбора информации об этих существах. После неудачи с василиском я действительно хотел себя испытать, но ни на секунду не задумывался о том, что в результате этого могу лишиться души.

— Я не буду к ним подходить, — сказал я. — Обещаю.

Вечером первого сентября я расспрашивал вернувшихся приятелей о дементорах. Мы устроили свою собственную вечеринку, утащив с праздничного стола побольше еды, и уселись на полу в спальне, разместив добычу в центре круга.

Нотта было не узнать. За лето он вымахал на голову выше меня, снова загорел, а его голос начал ломаться. Пирс убирал отросшие волосы в хвост, а Флетчер еще больше растолстел. Однако именно он с заговорщической улыбкой вытащил из сумки непочатую пачку сигарет и положил ее рядом с яблочным пирогом.

— Ого! — воскликнул я. — Я сто лет не курил!

— Как будто ты вообще курил, — хмыкнул Флетчер.

— Я бы тебе рассказал, что я еще делал, да ты пока маленький.

Флетчер раздал всем сигареты и закурил первым. Пирс и Нотт делали это впервые — оба закашлялись, Нотт поморщился и замахал рукой:

— Ну и гадость! Как это только можно...

— Дело привычки, — сказал я. Сигареты были дешевыми и вонючими, но они снова напомнили мне мое отчаянное прошлое.

— Нас учуют, — заметил Пирс, скептически поглядывавший на свою сигарету.

— Не проблема, — сказал я и взял с тумбочки палочку. Запах дыма исчез, его сменил густой и резкий аромат сандала.

— Ты тут зря времени не терял, — проговорил Флетчер, выпуская дым. — Зато мы видели дементоров, а у Пирса появилась подружка.

— Заткнись! — разозлился Пирс. Нотт и Флетчер засмеялись. — Она мне не подружка, она уже сидела в купе, когда я вошел!

— То-то вы болтали так, что даже нас не заметили.

— Расскажите про дементоров, — попросил я.

— Короче, едем мы, уже подъезжаем к Хогвартсу, — начал Нотт, сразу оживившись. — Вдруг поезд останавливается, свет выключается, и становится ужасно холодно, прямо как зимой. А потом дверь в купе открывается, и входит дементор. Такой, знаешь, в драном плаще, а из рукавов торчат руки, по-настоящему гнилые, как у мертвеца. Как будто он и в самом деле труп.

— Фу, — сказал Флетчер. — Гадостное зрелище. К тому же не видно, что у него под капюшоном.

— В общем, посмотрел он на нас, развернулся и ушел. Говорят, они по всему поезду прошлись. Всё из-за Сириуса Блэка. Они его ищут, — закончил Нотт.

— А правда, что когда рядом дементор, ты вспоминаешь все самое ужасное, что с тобой было? — спросил я.

— Вроде правда, — с некоторым сомнением ответил Нотт. — По крайней мере, на душе становится мерзко.

Флетчер кивнул, а Пирс только затянулся поглубже и тут же снова закашлялся.

— Что это за тип у нас будет преподавать защиту? — спросил я. — Вроде он прилично выглядит...

— Какой-то Люпин, — хрипло произнес Пирс, откашлявшись.

— Прилично? — удивился Флетчер, закончив уминать очередной кусок пирога. — Да он одет как нищий. Мантия драная, сам какой-то... как из ямы вылез.

— Слушай, а ничего, что у меня дырка вот здесь на джинсах? — саркастически спросил я, ткнув себе в ногу. — Что-то я раньше не замечал за тобой такой разборчивости.

— То ты, а то — преподаватель, — ответил Флетчер. — Тебе можно одеваться как угодно, а ему — нельзя. Он официальное лицо и должен какой-то вид соблюдать.

— Да ладно, пусть мантия драная, главное, чтобы не второй Локхарт, — философски заметил Пирс.

Все мы выбрали разные дополнительные предметы: Пирс предпочел то же, что и я — прорицания и руны. Флетчер пошел по наиболее легкому пути — уход за магическими животными и никому не нужное маггловедение, а Нотт, как ни странно, решил изучать арифмантику, добавив к ней уход за животными. На следующее утро мы разделились — Флетчер с Ноттом и остальными слизеринцами, выбравшими этот предмет, отправились к Хагриду, а мы с Пирсом пошли на руны к профессору Асвинн.

Профессор Асвинн вела свои занятия не в классе, а в собственном кабинете, который был достаточно большим, чтобы вместить всех третьекурсников, изъявивших желание изучать руны. Их набралось не так уж много — руны, как и арифмантика, считались сложным предметом. Мы уселись за круглый стол, во главе которого расположилась профессор. Все стены были заставлены шкафами с многочисленными книгами, а стол завален свитками и какими-то коробочками. Позади профессора висела квадратная черная доска.

— Итак, мы с вами приступаем к изучению рун, — начала профессор Асвинн, усевшись за стол после того, как все мы вытащили учебники "Введение в рунологию", рабочие пособия к ним и, наконец, угомонились под внимательным взглядом преподавателя. — Слово "руна" означает "тайна". С помощью рун люди не только записывали тексты, но и проводили магические ритуалы, гадали и узнавали волю богов. В этом семестре мы вкратце изучим историю возникновения рун, поговорим о символике магических знаков до-рунного периода, а также о руническом мышлении, которое поможет вам лучше понимать эти древние символы. В следующем начнем исследовать сами руны.

К моему удивлению, Нотт и Флетчер оказались правы — Пирс и впрямь завел себе подружку. Перед началом урока по древним рунам он приветствовал темноволосую девушку из Равенкло, которая с улыбкой кивнула ему и села за круглым столом неподалеку от нас. Направляясь на трансфигурацию, я заметил Пирсу:

— Кажется, я ее знаю. Вы в прошлом году сражались на дуэли.

Пирс отчего-то не разозлился, как тогда, в комнате.

— Да, было дело... По крайней мере, у нее в голове нет тараканов насчет нашего факультета.

— Но ведь мы и правда сволочи, — сказал я, шутя лишь отчасти, однако Пирс только рассмеялся.

У дверей класса уже толпились вернувшиеся с улицы слизеринцы. Нотт и Флетчер что-то горячо обсуждали.

— Ну как вам Хагридов урок? — поинтересовался Пирс. Флетчер и Нотт переглянулись.

— Нам бы, конечно, не хотелось тебя расстраивать, — начал Нотт, обращаясь ко мне, — но учитель из Хагрида... — тут он покосился на стоящего неподалеку Гойла, — как из Гойла зельевар.

— Неужели все так плохо? — недоверчиво спросил я. — Хагрид, конечно, своеобразный, но...

— Для начала, его учебник кусается, — сказал Нотт. — Но это полбеды. Он привел к нам из лесу стадо гиппогрифов.

— Гиппогрифы прикольные, — воодушевился я. — Мы их кормили. Только им надо поклониться.

— Ага, поклонился один такой, — усмехнулся Флетчер. — Гиппогриф ему как двинет... кровища во все стороны. Хагрид его сразу в больницу потащил.

— Не преувеличивай, — сказал Нотт. — Не во все. Ну цапнул чуток, за наглость. Ему полезно.

— Да кому — ему? — воскликнул я, чуя недоброе. — Только не говорите, что Малфою!

Нотт с Флетчером снова переглянулись.

Ну и начало года, подумал я. Что теперь будет с Хагридом? Папаша Малфоя его живьем съест, только повод дай... Слизеринцы выглядели не слишком веселыми. Вскоре Макгонагалл пригласила нас в класс. Мы сдали ей наши летние задания и весь урок слушали теоретическую лекцию по трансфигурации составных предметов.

Вечером, решив проведать Хагрида и подбодрить его, я едва не столкнулся с гриффиндорской троицей, резво направлявшейся в сторону его берлоги. "Ну нет, — я остановился и подождал, пока они пройдут. — Теперь Хагрид отменяется". В досаде я отправился в Выручай-комнату — в одной из старых книг мне наконец-то удалось обнаружить информацию о месте, в котором я тренировался уже второй год. Сбросив мантию и сняв свитер, я вызвал плеть и начал упражнения. Постепенно плавные движения и изящные изгибы плети утихомирили мои эмоции. Что ж, размышлял я, выполняя "прыжки рыси", совмещенные с "выпадом Бэкона", они лучше смогут его утешить. Их трое, убеждал я себя, к тому же, они его поддерживают, а я бы просто предложил натравить на Малфоя кожистую мухоловку, чтоб он узнал, что такое кровища во все стороны.

Плеть скользнула в опасной близости от моего лица, и я попытался оставить эти размышления. Все пустое. У Хагрида есть отличница Гермиона, есть Поттер — любимчик директора, есть Уизли, интеллектуальный коэффициент которого вряд ли выше, чем у Крэбба... Ярость вспыхнула во мне ярче огненной плети; что есть силы я хлестнул по стене, оставив на камнях черный след. Я опустил руку, автоматически убрав плеть, и уселся на пол, прислонившись спиной к холодным камням. Ну и ладно, подумал я, пусть сами разбираются. Я махнул палочкой, и с полки ко мне прилетела книга по визуальной магии. Продолжим, пожалуй, учиться.

Как ни странно, почти половина представленных в книге готовых заклинаний были посвящены целительской магии. Я совершенно ею не интересовался, однако такие заклинания были проще тех, что могли бы использоваться в схватке или для защиты, и я решил начать свои тренировки с них. Но кого мне было исцелять, кроме самого себя? Поднимаясь в зал в свободное от занятий время, я нещадно резал себе руки и ноги, чтобы потом накладывать на порезы кровоостанавливающие заклятья; исцелял себя — иногда далеко не с первого раза, — от легких проклятий, но чем дольше я работал, тем больше мне хотелось сделать что-нибудь серьезное, не ограничиваясь обычными порезами или фурункулами по всей ноге. Поэтому я очень обрадовался, найдя в одной из книг проклятье, которое, как там было написано, "распечатывало тайные болезни".

То, что надо, решил я. Тщательно изучив целительские заклинания, я нашел то, которое, по моему мнению, смогло бы избавить меня от действия сильного проклятия. Мне потребовалось несколько дней, чтобы научиться без колебаний изображать в воздухе рисунок символа с одновременным произнесением тибетских слов, после чего я счел себя готовым. По здравому размышлению, у меня не было никаких тайных болезней. Я никогда не болел ничем серьезнее простуды, а если что-то пойдет не так, то до мадам Помфри я уж как-нибудь доползу.

Впрочем, сперва я решил поэкспериментировать с мышами. Я мог создать мышь из любого предмета, но такая мышь была големом, муляжом без истории и памяти, а значит, ничем болеть не могла. Оставалась послойная трансфигурация, которая хотя и выходила у меня все лучше и лучше, но точные анатомические подробности соблюдать пока не удавалось, так что "тайных болезней" у моих мышей наверняка было более чем достаточно.

Когда я впервые наложил проклятье на слегка скособоченную мышь, созданную из фасолины, она истошно запищала и повалилась на бок, отчаянно дергая лапками. Я остолбенел — ничего подобного я не ожидал. Мучающаяся мышь ввела меня в ступор, из головы вылетели все нужные заклинания и символы. Наконец, я взял себя в руки. Золотистая, похожая на цветок фигура окутала мышь, исчезла, и писк прекратился. Мышь резво вскочила на лапки и, как ни в чем ни бывало, побежала по полу, то и дело принюхиваясь. Ее кривоватость тоже куда-то исчезла. Ого, подумал я, ради такого можно помучиться.

Я провел эксперименты еще с несколькими мышами и в один из выходных решился испытать заклинание на себе. Положив перед собой учебник по визуальной магии и книгу с проклятием, я немного расслабился, подумал о близости больничного крыла, а потом взмахнул палочкой, направил ее на себя и мысленно произнес заклинание.

В ту же секунду мои легкие и спину пронзила острая боль. Я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Что-то быстро задвигалось в горле, и через мгновение я выплюнул на пол сгусток крови. Потом еще один. Попытка сделать вдох вызвала новый виток резкой боли — казалось, внутри мои легкие и сердце раздирают тонкие ледяные лезвия. Кровь струилась по подбородку, я оперся рукой о пол, понимая, что ни до какой мадам Помфри мне в таком состоянии не добраться. Что за кретин, пронеслось в голове, однако вскоре я собрался с мыслями и выпрямился, привалившись к стене. Боль не уходила, но того кислорода, что поступал в легкие с краткими, неглубокими вдохами, мне пока хватало. Подняв руку, я начертил в воздухе нужный символ, скосив глаза к учебнику, прошептал слова заклинания и махнул палочкой.

Когда кожи коснулись золотистые витки тибетского знака, мне показалось, что тело оплела огненная плеть. Символ словно прожигал насквозь. Я стиснул зубы, зажмурил глаза и сжал в руке палочку. Через секунду жжение прекратилось, и боль в легких поутихла. Весь дрожа, я сделал осторожный вдох. Потом начертил еще один такой же знак, произнес заклинание более отчетливо и снова наложил на себя символ, уже готовясь испытать воздействие золотой сети.

Однако мне так и не удалось наложить заклятье достаточно хорошо, чтобы боль совсем исчезла. К тому же, кровь потихоньку шла, а это означало, что внутреннее кровотечение не останавливалось. "Опять, — раздраженно думал я, сжигая кровавые пятна на полу и очищая от них футболку, — опять у меня ничего не получается. Что же за фигня такая! Теперь снова идти к мадам Помфри, а там припрутся Снейп с Макгонагалл... Снейп тут же поймет, чем я занимался! Не хватало еще, чтобы они устроили мне какое-нибудь разбирательство — вдруг это те самые Темные искусства, которые они так не любят?"

Я потащился в больницу, прижимая ко рту носовой платок и не желая попадаться на глаза преподавателям. Но, по закону подлости, то, что случилось один раз, случилось и второй. Спускаясь по лестнице на пятый этаж, я увидел, что мне навстречу поднимается профессор Люпин.

18.

На первом же уроке по защите от темных искусств профессор Люпин, которого едва ли не все слизеринцы встретили презрительными или недоверчивыми взглядами из-за его залатанной, выцветшей мантии и болезненного вида, повел нас на практическое занятие.

В пустой длинной учительской стояла простая, довольно старая мебель: длинный стол, с полдюжины стульев, пара старых продавленных кресел и небольшой шкаф. Профессор Люпин попросил нас собраться у стола напротив шкафа и указал на него волшебной палочкой.

— Поскольку на этой неделе ваш класс занимается у меня последним, вы, вероятно, уже наслышаны о том, кто прячется в шкафу, — сказал он, без тени смущения глядя на настороженных слизеринцев.

— Наслышаны, — ответил Пирс. — Там сидит боггарт.

Я подумал, что об этом ему наверняка рассказала подружка из Равенкло.

— Правильно, — улыбнулся Люпин, и я невольно улыбнулся следом. У него была очень располагающая улыбка, искренняя и открытая. Даже Флитвик по сравнению с ним улыбался более официально.

— Итак, — продолжал Люпин, не обращая внимания на то, что некоторые ученики отодвигаются от шкафа подальше. — Наше сегодняшнее занятие будет посвящено работе с боггартом. Это существо обладает очень интересным защитным механизмом — оно принимает форму того, кого противник больше всего боится. Боггарты умеют настраиваться на наше сознание, а опытные боггарты и на бессознательное, то есть на те мысли, которые хранятся очень глубоко в душе. Таким образом они обнаруживают главный страх и принимают его форму. Возможно, кто-то из вас уже знает заклинание, способное прогнать боггарта?

Как ни странно, Малфой сразу же вскинул руку. Люпин вопросительно взглянул на него.

— Это заклинание Riddiculus, — уверенно сказал Малфой. — Когда боггарт принимает форму чьего-то страха, нужно представить то, во что боггарт превратился, в какой-нибудь смешной форме, и произнести заклинание. Тогда он исчезнет.

— Молодец, Драко, — похвалил его Люпин. — Десять баллов Слизерину.

Малфой приосанился.

— Что ж, — сказал Люпин. — Может, ты и продемонстрируешь нам, как управляться с боггартом? Хочешь быть первым?

Ну конечно, так он и разбежится, мысленно усмехнулся я, однако Малфой без колебаний вышел вперед. Люпин проговорил:

— Для начала всем вам надо представить то, чего вы боитесь больше всего, а потом попытаться придать ему какие-то комические черты. Станем работать по очереди. В любом случае, даже если у вас что-то пойдет не так, я буду рядом и помогу.

Малфой приблизился к шкафу. Боггарт внутри застучал по дверце.

— Готов? — спросил Люпин. Малфой кивнул. Люпин направил палочку на шкаф, сверкнула вспышка, и дверца распахнулась. В ту же секунду из шкафа выпрыгнуло огромное всклокоченное существо. Оно стояло на двух полусогнутых ногах, однако голова его была головой животного — вытянутый череп, острые уши, усеянная желтоватыми зубами пасть. Тело и длинные руки с черными когтями покрывала свалявшаяся темно-серая шерсть.

— Оборотень! — выдохнул Нотт. Все, кто стоял ближе к шкафу, шарахнулись назад. Малфой, однако, не дрогнул. Он вытянул палочку и крикнул:

— Riddiculus!

Внезапно боггарт-оборотень оказался сидящим в широком деревянном кресле. Его лапы были прикручены к ручкам, на голову надет металлический колпак. От тех мест, где оборотня касались ремни, поднимался дым. Больше всего дыма шло из-под колпака. Все тело оборотня дрожало, но ремни прочно удерживали его на месте.

Это зрелище не рассмешило ни меня, ни кого бы то ни было еще. Даже профессор Люпин на секунду растерялся — он опустил палочку и побледнел еще сильнее обычного. Впрочем, скоро он взял себя в руки, быстрым движением загнал дымящегося боггарта обратно в шкаф и захлопнул дверцу. Малфой обвел победным взглядом испуганно притихших слизеринцев.

— У нас в подвале однажды завелся один такой, — объяснил он. — Не оборотень, конечно, а боггарт. И папа научил меня, как правильно с ним обращаться.

— По-твоему, электрический стул — это смешно? — Ко мне, наконец, вернулся дар речи.

— Посмотрим, что будет у тебя, — отрезал Малфой. — Профессор, — обратился он к Люпину, который до сих пор был очень бледен. — Мне случайно не полагается еще баллов?

— Конечно, — сказал Люпин и постарался улыбнуться. — Десять баллов Слизерину. А теперь выстройтесь в очередь. Я больше не буду загонять боггарта в шкаф. Как только вам удастся придать ему смешной вид, просто отходите в сторону, и он переключится на следующего...

Я решил не слишком торопиться на встречу с боггартом и занял одно из последних мест. Прежде всего, мне никак не приходило в голову, чего же я боюсь. Моя очередь постепенно приближалась, а я все еще не мог представить свой страх. Выяснилось, что Нотт и Пирс боялись одного и того же — собак. Боггарт Нотта принял вид здоровенного коричневого бульдога с длинными клыками, а боггарт Пирса оказался черным ротвейлером. Передо мной стояла Панси Паркинсон, чей боггарт — длинная блестящая многоножка, — резво побежала прямо на нее.

— Riddiculus! — завизжала она. — Riddiculus!

Но многоножка припустилась еще шибче. На помощь Панси пришел Люпин. Раз — и вместо многоножки перед нами возник серебристо-белый шар, который Люпин, вопреки своему обещанию, быстро загнал в шкаф.

Настала моя очередь. Я остановился поблизости от шкафа и взглянул на Люпина.

— Открывать? — спросил он меня. Я кивнул. Люпин снова махнул палочкой, дверь распахнулась... и ничего не произошло. На всякий случай я сделал шаг вперед, однако боггарт все еще ни в кого не превращался.

— Такое иногда бывает... — начал Люпин, и тут из темноты шкафа кто-то показался.

Это был старик с грязными седыми волосами и спутанной седой бородой, в которой застряли кусочки пищи. На нем были испачканные мешковатые брюки и такая же грязная синяя холщовая куртка. Вся его рубашка с расстегнутым воротом была залита темной, почти черной кровью. В руке старик сжимал кривую палку.

Боггарт посмотрел на меня из-под грязных косм и неверным шагом направился в мою сторону.

В первую секунду я даже не понял, кто это. Какой-то старый хрыч... и это мой боггарт? Но от взгляда его светлых, водянистых глаз во мне шевельнулись неуловимые воспоминания, давно позабытые эмоции. Боггарт был уже на расстоянии вытянутой руки, когда я, наконец, его вспомнил.

Невольно я отшатнулся назад и наткнулся на стоящего рядом Люпина. Казалось, он тоже пребывал в недоумении. Ледяной страх сковал мое сердце; я даже не пытался колдовать. За меня это сделал профессор. Видя мою реакцию, он не слишком уверенно направил на боггарта палочку.

Я схватил его за руку:

— Нет! Нельзя!

Боггарт подошел ко мне едва ли не вплотную и остановился. Я весь дрожал — воспоминания, которые мне в свое время удалось спрятать на самое дно памяти, всплыли вновь, такие же яркие и отчетливые. Мне нужно было преодолеть это, перестать бояться... Но Люпин все же махнул палочкой, и вместо старика передо мной завис серебристый шар с темными пятнами. Шар влетел в шкаф, и дверца за ним захлопнулась.

— Неужели Ди боится стариков? — донесся до меня презрительный голос Малфоя, однако никто не засмеялся.

— Хорошо, — сказал профессор Люпин и обернулся к классу. — На этом наш урок закончен. К следующему занятию прочитайте главу в учебнике, где рассказывается о боггартах — это самая первая глава, — и мы напишем по ней маленький тест.

Все засобирались, заговорили, обсуждая увиденных боггартов, задвигали стульями и потянулись к выходу. Я тоже направился к двери, но Люпин меня остановил.

— Задержись ненадолго, — сказал он, положив руку мне на плечо. И в ту секунду, как он меня коснулся, я вдруг понял, на что был похож его боггарт.

Когда учительская опустела, Люпин сел на один из стульев.

— Я не хочу об этом говорить, — тут же произнес я.

— Ты ведь Линг? — спросил Люпин, не обратив на мои слова внимания. — Присядь пожалуйста. Профессор Снейп немного рассказывал о тебе.

В недоумении я положил рюкзак и уселся напротив Люпина. Он был довольно молод, но в его жестких, густых волосах проглядывали седые пряди, а на лбу и на щеках пролегли ранние морщины. Залатанная мантия была тонкой из-за старости и кое-где прожжена. Мне стало немного неловко за свои новые джинсы и кроссовки, но потом я решил, что это глупо.

— Конечно, говорить или не говорить о том, что сейчас произошло — твое право, — мягко продолжил Люпин, — поэтому просто выслушай меня, а там сам решишь, как поступить. Думаю, ты заметил, что боггарты твоих ровесников представлены абстрактными существами — собаки, многоножки, зубастые клоуны, мертвецы... Твой же боггарт оказался вполне конкретным человеком, которого ты когда-то знал. Я сомневаюсь, что ты боишься абстрактных окровавленных стариков.

Я поджал губы.

— Поначалу мне показалось, что у тебя просто нет боггарта — такое случается на некоторых жизненных этапах, — сказал Люпин. — Но он... — профессор кивнул на шкаф, — не найдя ничего в сознании, пошел глубже и отыскал твой старый страх. Я прав?

— Вы правы, — ответил я, — но я все равно не хочу это обсуждать.

— Я не уговариваю тебя, — Люпин покачал головой. — Но поскольку в свое время ты постарался об этом забыть, значит, для тебя это было очень тяжелым воспоминанием. И теперь оно вернулось. Лет тебе наверняка больше, чем тогда, так что забыть это вряд ли получится. Подумай — возможно, имеет смысл обсудить с кем-нибудь то, что тогда произошло?

Он напомнил мне нашего интернатского психолога, которая в свое время такими вот задушевными беседами пыталась вытянуть из меня признание, будто я слышу голоса и мечтаю причинить кому-нибудь физический вред. Но в чем-то Люпин был прав: тогда мне было девять, а сейчас — почти четырнадцать. Тогда я был уличной шпаной, а сейчас я ученик школы волшебства и чародейства. И забыть это действительно не получится.

Видя, что я задумался, Люпин продолжил ненавязчиво гнуть свою линию:

— Есть такие вещи, память о которых невозможно изгнать одной лишь силой воли. Их надо, что называется, прожить заново и принять как данность. И хорошо, если рядом окажется кто-то, кто поможет тебе пройти через этот процесс, иначе травма, которую тебе нанесли, превратится в нечто более страшное, чем просто пугающее воспоминание.

Я поднял голову и посмотрел ему в глаза:

— Спасибо, что вы хотите помочь мне, сэр, но я справлюсь сам. Впрочем... — я немного помолчал, — если можно, я бы хотел как-нибудь еще потренироваться с этим боггартом. Может, вы его пока не будете выпускать?

Люпин медленно кивнул:

— Хорошо, Линг, я не буду его выпускать. Приходи в это воскресенье, если ты так хочешь; после завтрака я буду ждать тебя здесь. Но обычно это не помогает.

— Что — "это"?

— Не ты первый считаешь, что, глядя в лицо страху, сможешь его преодолеть, перестать бояться. Иногда даже кажется, что это получилось... — На лице Люпина промелькнула тень. — Но в следующий раз оказывается, что страх никуда не делся. Не стоит себя обманывать — вряд ли боггарт поможет тебе справиться с этим воспоминанием.

Я молча смотрел на него и впервые в жизни испытал нечто, похожее на искреннее сочувствие. Мне никогда никого не было жаль по-настоящему: жалость казалась унизительной, как для того, кто ее испытывает, так и для того, кого жалеют. Но сейчас я так не думал. Мне хотелось сказать Люпину что-нибудь хорошее, но я не знал слов утешения, а если и знал, то вряд ли смог бы произнести их убедительно. Поэтому я сказал нечто другое.

— Малфой, — проговорил я, — просто дурак.

Краска сбежала с лица Люпина так стремительно, что я похолодел — вдруг он сейчас потеряет сознание, или у него случится сердечный приступ? Но профессор, как и тогда, при виде боггарта Малфоя, быстро взял себя в руки и только глубоко вздохнул.

— Что ж, — тихо сказал он, — Северус... профессор Снейп был прав. Но он, — Люпин слегка улыбнулся, — недооценил твоей проницательности. Он считал, что ты догадаешься после первого полнолуния.

— Моя проницательность здесь не при чем, просто я узнал вашего боггарта, — ответил я. — Ну и когда Малфой...

Договорить мне не дали — в этот момент дверь распахнулась, и на пороге возникли Макгонагалл и Снейп. Они о чем-то негромко беседовали, но при виде нас замолчали.

— Что ж, — бодро сказал Люпин, хлопнув ладонями по коленям и завершая наш разговор. — В таком случае, мы договорились. Если ты передумаешь насчет воскресенья, сообщи мне, хорошо?

— Хорошо, — ответил я — Спасибо, что разрешили.

Я подхватил рюкзак и поскорее убрался из учительской, однако перед тем, как выйти, не удержался и глянул на Снейпа. Его лицо как всегда было непроницаемым. "Ха! — подумал я, идя по коридору, — До первого полнолуния! Интересно, они что, спорили, когда я догадаюсь, или, может, делали ставки?"

В воскресенье после завтрака я отправился в учительскую. Возвращение забытого прошлого лишило меня душевного равновесия, и теперь вместо тренировок я размышлял о том, как же мне относиться к произошедшему и не согласиться ли на предложение профессора Люпина. Правда, думал я об этом не слишком серьезно — даже если мне захочется обсудить свое прошлое, я не представлял, с кем здесь можно разговаривать на подобные темы.

Люпин ждал меня, сидя в кресле и листая какую-то книгу. Больше в учительской никого не было.

— Здравствуйте, — сказал я, открыв дверь. Люпин отложил книгу и поднялся.

— Здравствуй, Линг, — ответил он. — Проходи.

Я подошел к столу, кинул рюкзак на пол и вытащил палочку из крепления. Люпин с интересом посмотрел на мое приспособление и спросил:

— Это ты сам придумал?

— Да, — ответил я. — Вот смотрите... — я заправил палочку обратно, — ее нужно класть рукояткой к локтю, и тогда в некоторых случаях можно стрелять, вообще ее не вынимая. — Я поднял руку и направил палочку на шкаф. — Поскольку она выходит за запястье, кисть просто опускается, и таким образом мы не рискуем ударить заклинанием самих себя.

— Хм, — сказал Люпин, внимательно осматривая крепление. — У меня есть один знакомый, который вполне мог бы одобрить такое приспособление.

Я улыбнулся. Люпин указал на шкаф и сказал:

— Что ж, прошу. Если ты не передумал.

— Я не передумал, — ответил я и подошел ближе. Боггарт внутри заскреб дверцу. Я вновь вытащил палочку, слегка махнул ею, и дверь раскрылась.

Мне навстречу вновь шел старик. Он был точно таким, как в прошлый раз, но я заметил, что теперь он шевелит губами, что-то бормоча себе под нос. Я ждал, прислушиваясь к своим ощущениям. Помимо знакомой волны страха, я хотел вытащить из себя что-то еще, то, что позволит мне изменить пережитый опыт, примириться с ним или изгнать любые связанные с ним эмоции. Но когда старик подошел, и я услышал, что он шепчет, все мои интеллектуальные построения разрушились, как карточный домик. Из глаз потекли слезы, я закрыл лицо руками и уже не видел, как Люпин превращает боггарта в луну и загоняет обратно в шкаф.

К счастью, профессор не стал меня успокаивать и вообще не говорил со мной, пока я сидел на стуле, приводя в порядок взбудораженные чувства. Не знаю, продолжили бы мы занятие или нет, но не успел я вытереть последние слезы, как дверь в учительскую распахнулась, и на пороге возник Снейп.

Я вскочил. Не хватало только, чтобы Снейп начал свои допросы.

— Северус, — начал Люпин, — ты не мог бы... — но я не дослушал, чего не мог бы Снейп. Схватив рюкзак, я выбежал из учительской и помчался на улицу.

Небеса, под стать моему настроению, были закрыты темными тучами. Уже три дня без перерыва шел дождь. Я спрятал палочку в крепление и отправился к Хагриду, надеясь, что он один и не слишком переживает по поводу своих неудач.

Сейчас я спускался по лестнице навстречу профессору Люпину, держа у рта носовой платок и пытаясь придумать что-нибудь такое, что смогло бы убедить его не лезть не в свое дело. Но видок у меня был еще тот, и Люпин без предисловий спросил:

— Что случилось?

— Я в порядке, — проговорил я, не отнимая платок ото рта.

— Ты весь в крови, — сказал Люпин, и я мысленно отругал себя за небрежность.

— Как раз иду в больницу, — ответил я и продолжил спускаться, чувствуя спиной взгляд профессора. К моему облегчению, он не стал ничего говорить, и я без происшествий добрался до мадам Помфри.

Та целую минуту водила передо мной палочкой, что-то бормотала под нос, а потом сказала:

— Что же все-таки с тобой произошло? Тебя как будто расклеили, а потом склеили заново.

— Расклеили? — ошеломленно проговорил я. Мадам Помфри недовольно покачала головой и бросила:

— Сиди здесь. Я даже диагноз поставить не могу, — после чего направилась к выходу. "Вот попал, — с отчаянием подумал я. — Сейчас позовет Дамблдора. Мне конец".

Но все оказалось еще хуже. Через полминуты мадам Помфри вернулась в сопровождении Люпина и Снейпа. Судя по всему, они и так шли сюда, и целительница встретила их на лестнице.

— Прости, Линг, — серьезно сказал Люпин, подойдя к моей кровати, — но я должен был сказать твоему декану, в каком ты состоянии. Если на тебя кто-то напал, — при этих словах Снейп скептически покосился на Люпина, — тебе лучше рассказать.

— Профессор, — перебила его мадам Помфри, обращаясь к Снейпу, — на него наложены какие-то заклятия, но я с трудом понимаю знаки. К тому же, посмотрите, что с его внутренними органами.

По спине у меня пробежал холодок — что еще я с собой наделал? Снейп подошел ближе, нацелил на меня палочку и, как мадам Помфри несколько минут назад, стал водить ею вверх-вниз. С каждым таким движением его лицо становилось все более сосредоточенным и напряженным. Наконец, он опустил палочку, посмотрел на меня и холодно спросил:

— Кто это сделал?

— Никто, — сказал я. Снейп молчал, не сводя с меня глаз.

— Может, вы скажете, что с ним такое? — раздраженно спросила мадам Помфри. — Или хотите дождаться, пока он истечет кровью?

— Здесь работа не для вас одной, — ответил Снейп. — Тут впору звать Дамблдора.

Я побледнел — только не это! Словно в ответ на мои мысли, Снейп кивнул:

— Вижу, вы не слишком хотите видеть директора, что подсказывает мне единственно возможный ответ на поставленный ранее вопрос. А теперь, — Снейп слегка наклонился ко мне, — извольте объяснить, зачем вы это сделали.

— Северус! В конце же концов! — возмутилась целительница. Снейп выпрямился:

— На нем проклятье распечатывания тайных болезней.

Мадам Помфри ахнула и прикрыла рот рукой. Люпин за моей спиной пробормотал:

— Мерлиновы носки!

Мадам Помфри унеслась в кабинет к своим препаратам и начала что-то быстро искать в столе. Снейп посмотрел на Люпина и язвительно спросил:

— Талант, да? Я бы сказал, самоубийственный.

"Да они, оказывается, знакомы!", ни к селу ни к городу подумал я. Как интересно... Может, Люпин тоже был Пожирателем Смерти? Они вроде вербовали оборотней. Думать об этом было гораздо увлекательнее, чем размышлять о своей дальнейшей судьбе. Снейп и Люпин в молчании стояли у кровати, когда мадам Помфри принесла мне высокий серебряный стакан, наполненный дымящимся фиолетовым зельем.

— Выпей для начала, — сказала она. Я взял стакан и понюхал. Вот гадость-то! Но выбора не было, и я постарался поскорее проглотить горячую кислую жидкость.

— А теперь ложитесь, — приказал Снейп.

Люпин присел на соседнюю кровать. Я улегся, поглядывая на Снейпа. Мне было интересно, как он будет меня лечить, но, к сожалению, профессор использовал невербальные заклинания, склонившись надо мной и молча направляя палочку то на грудь, то на горло. Через несколько минут боль, которую я все еще испытывал, прошла, дышать стало легче, а привкус крови во рту пропал. Снейп выпрямился и провел рукой по лицу — за время работы он побледнел, на лбу выступили капли пота. Мадам Помфри, внимательно следившая за всем происходящим, мигом принесла ему маленький стакан, прозрачное содержимое которого он выпил одним глотком, вернул стакан целительнице, после чего опустился на кровать рядом и положил палочку на колени. Он заметно устал и некоторое время просто молча сидел. Я тем временем осторожно попытался выпрямиться, прислонив подушку к высокой спинке кровати.

— Итак, — произнес, наконец, профессор, — раз уж вы испортили мне выходной, наложив на себя проклятие, способное оказаться смертельным, поговорим начистоту. Это была попытка самоубийства?

— Нет, конечно, — ответил я. Было непонятно, издевался Снейп или спрашивал серьезно.

— Хорошо, — он снова взглянул на меня. — Тогда объясните, для чего вы это сделали.

Я опустил глаза.

— Ну уж нет! — Снейп начал выходить из себя. — Этими вашими штучками вы сегодня не отвертитесь! То, что вы сделали, совершенно безответственно! Вам не приходило в голову, какие у школы начались бы проблемы, если бы вы умерли? Какие неприятности были бы у директора, у меня в конце концов! Министерские только того и ждут... — Снейп внезапно замолчал, буравя меня своими черными глазами. Я не смел на него взглянуть. — Так зачем вы это сделали?

— Не знаю, — тихо буркнул я. — Я сначала на мышей его накладывал, а потом решил на себя. Чтобы вылечить.

— Вылечить? — переспросил Снейп, словно не веря своим ушам. — Ну и как, вылечили?

— Нет, — еще тише ответил я.

— А мышей? — спросил вдруг Люпин.

— Причем здесь мыши! — разозлился Снейп. Но я не собирался отказываться от брошенного Люпином спасательного круга.

— Мышей вылечил, — сказал я, быстро поглядев на Люпина.

— Не смей его поощрять! — резко произнес Снейп. Я подумал, что наверняка он злится на Люпина за тот знаменитый случай с боггартом Лонгботтома, который принял вид Снейпа, а после заклинания Riddiculus оказался в шмотках бабули Невилла, и не смог сдержать улыбки. Снейп растолковал это по-своему.

— Вам еще и весело? — набросился он на меня. — Что ж, если вы планировали в этом году походы в Хогсмид, можете об этом забыть — разрешения я вам не подпишу. А в качестве наказания... — Снейп посмотрел на Люпина. — Насколько я понимаю, вы не слишком успеваете по предмету профессора Люпина, — с некоторой издевкой проговорил он, — иначе с чего бы он назначил вам дополнительное занятие. Кажется, это был боггарт? Обычно их проходят на первом курсе...

— Северус, — произнес Люпин. — Все проблемы, возникающие на моих уроках, я решаю сам.

— Боюсь, что в ближайшее время тебе будет не до уроков, — с заметным сарказмом сказал Снейп. — Кого вы там сейчас изучаете? Загрыбастов каких-нибудь? Так вот, — проговорил он уже другим тоном и посмотрел на меня. — Боггарта, который так на вас действует, что вы льете слезы в три ручья и не можете произнести элементарное заклинание, будете отрабатывать со мной. Не хватало только, чтобы по защите вы были таким же невежей, как по истории, которую регулярно прогуливаете.

На этот раз Люпин промолчал. Снейп встал и сунул палочку в карман мантии.

— Профессор Снейп, — сказал я. Тот бросил на меня предостерегающий взгляд. — Спасибо, что помогли. И вам спасибо, — я взглянул на Люпина. Тот улыбнулся и кивнул. Снейп промолчал и направился к выходу. За ним больницу покинул и Люпин.

Оставшись один, я начал обдумывать то, чему только что стал свидетелем. Эти двое неплохо знакомы и не слишком любят друг друга, вон какую разборку устроили. Наверное, когда они были в Пожирателях — я решил, что Люпин тоже работал на Волдеморта, а потом его реабилитировали, как Снейпа, — то что-нибудь не поделили и с тех пор не выносят друг друга. Воображение рисовало мне самые увлекательные сцены, и я так размечтался, что не заметил, как наступил вечер, и мадам Помфри, еще раз проверив мое состояние, выпроводила меня из больницы, напутствовав советом "больше так не делать".

19.

Ночь после Хэллоуина мы вынуждены были провести в Большом зале, потому что в гостиную Гриффиндора пытался проникнуть Сириус Блэк. Он порезал портрет, закрывающий проход в нее, и до полусмерти напугал Полную Даму. Всю ночь преподаватели обыскивали замок, но, разумеется, тщетно. Блэк исчез и наверняка прятался где-нибудь за пределами Хогвартса.

Когда наступило очередное полнолуние, Люпин сказался больным, и несколько дней его никто не видел. Мне было страшно любопытно посмотреть на живого оборотня, и я отправился к лесу, чтобы поболтать с питонами, которые иногда появлялись на опушке, в надежде, что они расскажут мне, где бродит Люпин.

Снова шел дождь. Некоторое время я бродил у кромки леса, а потом улегся в мокрую траву и несколько раз постучал по земле.

— Эй, где вы? — спросил я. — Есть тут кто-нибудь? Ну же, хватит отсиживаться по норам!

Перевернувшись на спину, я почувствовал, как промокаю насквозь. Вода просачивалась сквозь куртку и свитер, капала на лицо и заливалась за воротник. Но мне было приятно ощущать дождь — он казался живым, дружелюбным и при этом странно необычным. Возможно, потому, что чаще всего я работал со стихией огня.

Мне было о чем подумать в одиночестве, под густой листвой Запретного леса. Пока Люпин пропадал, на защите его заменял Снейп. Он без колебаний заставил нас изучать повадки оборотней, и я подумал, что это, пожалуй, слишком прямолинейное выражение нелюбви к бывшему соратнику. Но что мне было известно об их отношениях? В конце концов, Люпин взрослый мужчина, к тому же оборотень, и если захочет, в клочки порвет любого, кто его оскорбит. Близость такой опасности приятно щекотала нервы — кто знает, вдруг он сейчас бегает где-нибудь поблизости?

Я снова постучал по земле. Обычно через пару-тройку минут кто-нибудь да приползал, но сейчас ни одна змея не появлялась. Внезапно я ощутил какое-то движение в лесу, за моей головой. Я вскочил и направил палочку в темноту. Ледяная вода капала с волос и затекала под одежду, оставляя на коже холодные дорожки. Между деревьями определенно кто-то двигался, но я никак не мог разглядеть, кто это был.

— Хагрид? — спросил я. — Профессор Люпин?

Снова мелькнула тень. Я попятился. Хотя раньше кентавры не подходили к краю леса, мало ли что могло произойти сейчас, и мне совершенно не хотелось получить стрелу от вспыльчивого парнокопытного. А вдруг это хагридовы пауки решили зайти к нему в гости? Я сделал еще шаг назад и наткнулся на дерево. Лесные тени придвинулись ближе и зримо заскользили между стволами. Мне навстречу неторопливо плыли несколько дементоров.

Что они здесь делают, им же нельзя на территорию школы, мелькнуло у меня в голове. И я обещал Снейпу, что не буду к ним подходить... Они высасывают душу! Часть моего сознания говорила, что необходимо бежать к замку, но другая часть соблазняла остаться и узнать, как же дементоры действуют, правда ли, что при их приближении становится тоскливо и не хочется жить? "Тоже мне интерес — будто я раньше тоски не испытывал", убеждал я себя, наблюдая за дементорами и осторожно обходя дерево, чтобы в случае чего быстренько выскочить из леса и добежать хотя бы до хижины Хагрида. Но меня уже обуял азарт. В ту же секунду до сих пор равнодушные к моему присутствию дементоры почуяли это воодушевление, изменили направление и полетели прямо на меня. Я выставил палочку вперед и крикнул:

— Я буду стрелять!

По мере приближения этих существ мне становилось все холоднее, и этот холод был не только физическим: мою душу постепенно сковывал лед отчаяния. Я снова слышал слова того старика, видел кровь на его одежде, спутанные седые волосы и морщинистое лицо...

— Пошли вон! — заорал я, взмахнул палочкой, и из ее кончика вылетела огненная плеть. Дементоры замерли. Я снова попятился и, наконец, вышел под открытое небо. Однако дементоры медлили недолго. Они снова неторопливо двинулись ко мне. Я взмахнул плетью и перерубил ближайший сук, который с хрустом свалился на землю.

— Я не шучу! — крикнул я. — Вам сюда нельзя!

Один дементор отделился от остальных и направился к хижине Хагрида. Да что они себе позволяют! Погань гнилостная! Холод все еще сжимал сердце, а голос старика продолжал звучать в ушах, но странным образом это меня лишь разозлило. Я хлестнул плетью так, чтобы задеть черные одежды летящего к дому дементора. Тот с шипением обернулся.

— Если вас увидит Дамблдор, он вам покажет! Убирайтесь за ворота!

Дементоры остановились. То ли они не решились открыто разгуливать по территории школы, то ли мои угрозы показались им убедительнее огненной плети, но так или иначе, они вернулись обратно в лес, быстро растворившись в подступающей тьме. Я убрал плеть, сунул вымокшую палочку в крепление и зашагал прочь. Хорошо, что Хагрид ничего не заметил, думал я, косясь на освещенное окно его берлоги, а то ему сейчас только дементоров не хватало.

Вернувшись в замок, я направился прямиком в подземелье, надеясь, что Снейп еще не ушел на ужин. Когда я постучал в дверь его кабинета, низкий голос произнес:

— Войдите.

Я вошел. Снейп стоял у рабочего стола, на котором были разложены коробочки с разнообразными ингредиентами. Увидев меня, он опустил коробку, что держал в руке, окинул взглядом мою вымокшую фигуру и спросил:

— Что еще случилось?

— Сэр, я хотел узнать, когда вернется профессор Люпин, — сказал я решительно. Снейп поднял бровь:

— Когда пройдет полная луна, разумеется.

— Я имел в виду... он сейчас в лесу? Его можно как-то позвать?

— В лесу? — Снейп развернулся ко мне. — Вы что-то видели в лесу?

— Дементоров. Я к ним не подходил! — воскликнул я, увидев, как Снейп меняется в лице. — Я просто подумал, что если там профессор Люпин...

— Его там нет. Он у себя, спит, — бросил Снейп, недовольный заботой о своем недруге. — Неужели вы думаете, что мы выпустим оборотня носиться по Запретному лесу? Сколько было дементоров?

— Четверо. Сэр, я еще хотел с вами поговорить...

— Позже поговорите, — отрезал Снейп. — Идите к себе и высушите одежду, а то устроили тут наводнение.

Немного разочарованный, я повернулся к двери, но Снейп вдруг спросил:

— Кстати, а что вы делали в Запретном лесу?

— Я не был в лесу, — ответил я. — Просто гулял с краю.

— Ладно, идите.

Я вышел за дверь и поплелся в спальню. Моя плеть лишь немного напугала этих тварей и вряд ли была эффективна, учитывая, что убить их невозможно. В свое время мне попадалось заклинание против дементоров, но тогда оно не пробудило во мне интереса, а теперь я его забыл. Надо будет узнать у Люпина, размышлял я, или заглянуть в библиотеку. Скорей бы уж кончалось это дурацкое полнолуние.

Я добрался до спальни, где Флетчер, лежа на кровати, листал учебник по истории, стянул промокшую одежду, вытерся и надел сухое белье и свитер с джинсами. Направив палочку на мокрые вещи, я начал их сушить. Флетчер некоторое время молчал, а потом спросил:

— Ты видел подружку Пирса?

— Ну допустим, — сказал я. Уж если мне о чем и не хотелось говорить, так это о девчонках.

— И как она тебе?

— Да откуда я знаю, — ответил я устало, — я же с ней не общался... Поговори об этом с Пирсом.

— Он на меня наорет, — ответил Флетчер. — Я так спросил, из любопытства.

"И что тут может быть любопытного?", думал я, досушивая одежду и забрасывая ее в тумбочку. Надо отдохнуть. Я достал бумагу, карандаши, пастель и погрузился в работу над очередным уродцем из коллекции профессора Снейпа. По сюжету уродец был живым и активно питался, то есть запускал щупальца в позвоночник распростертого на земле человека и вытягивал спинной мозг.

Прогулка дементоров по лесу была лишь первой ласточкой. Целая толпа этих созданий появилась на следующем матче по квиддичу, перепугав учеников и разозлив Дамблдора. Я не ходил на стадион и целый день оставался в комнате, читая книгу по окклюменции. Листая ее на первом курсе, я не понял ни слова, но сейчас, спустя два года, мне было вполне ясно, о чем идет речь. Плохой из меня окклюмент, если я не могу загнать какие-то дурацкие воспоминания куда подальше. И Люпин еще отсиживается у себя в комнате. Сколько можно, луна, наверное, давно уже убывает...

Я перестал накладывать на себя проклятия и стал экспериментировать только на мышах, понимая, что то, что сработало на них, совершенно не обязательно сработает на человеке. Изучать магию бон было довольно интересно, но ее боевые заклятья оказывались настолько мощными, что я редко решался использовать их в сравнительно небольшом зале. Полнолуние, наконец, прошло, Люпин вновь вел уроки, и все, кроме тупых дружков Малфоя, были довольны, больше не обращая внимание на потрепанный вид профессора.

Я не подходил к Снейпу, а он не напоминал о том, что обещал "отработать" со мной боггарта. Может, он забыл, с некоторой надеждой думал я, глядя на то, как он прохаживается между столами во время уроков и по своему обыкновению издевается над Лонгботтомом, Поттером или еще кем-нибудь из гриффиндорцев. Впрочем, было бы наивно полагать, что из головы профессора может улетучиться столь сладкая для него мысль поставить кого-нибудь в неприятное положение, пусть даже ученика с собственного факультета. Но пока он не обращал на меня внимания, и это было очень кстати. Моей следующей целью был визит к Люпину.

Незадолго до зимних каникул я, наконец, разгреб тьму домашних заданий, для разнообразия самостоятельно написав эссе по астрономии, и, собравшись с духом, отправился к профессору Люпину. Еще ни разу я не был в кабинете преподавателей защиты от темных искусств. Стукнув пару раз в дверь, я так и не услышал шагов, когда через несколько секунд она отворилась, и на пороге возник Люпин.

— Линг? — немного удивленно спросил он.

— Здравствуйте, профессор, — сказал я. — У вас не найдется пары минут?

— Проходи, — проговорил Люпин и впустил меня в комнату.

Его кабинет оказался таким же полутемным, как и кабинет Снейпа, но вместо мертвых тварей у Люпина были твари живые. Вдоль стен стояли аквариумы и ящики со всякой живностью, которую он демонстрировал нам на уроках. На подоконнике я заметил несколько хищных растений в горшках, окруженных прочной магической защитой.

Люпин пригласил меня к камину.

— Устраивайся, — дружелюбно сказал он, указав на одно из старых кресел, а сам опустился во второе. Я сел. Люпин махнул палочкой, и в камине заиграл огонь.

— Я тебя слушаю, — сказал он.

— Может быть, вы и так уже знаете, — начал я, — а может быть, и нет... в общем, перед тем, как дементоры прилетели тогда на стадион, они уже бывали на территории Хогвартса. Это случилось как раз в первое полнолуние. Я пошел погулять и увидел, как они выходят из леса — то есть вылетают. Мне хотелось узнать у вас заклинание, которым их можно прогнать. Я когда-то встречал его в книгах, но, честно говоря, совершенно нет времени искать — слишком много заданий. Вот поэтому я и пришел, сэр.

Люпин смотрел на меня серьезно и сосредоточенно. Его потрепанный вид больше не вводил меня в заблуждение — за этими болезненными чертами скрывался зверь-убийца! Не знаю, кому как, но мне нравилась ирония ситуации, когда защиту от Темных искусств преподает оборотень, один из представителей тех самых темных сил.

— Я не знал, — наконец, произнес он. — Ты кому-нибудь об этом рассказывал?

— Профессору Снейпу, — ответил я. — А он, наверное, сообщил только директору.

— Видимо, да, — задумчиво сказал Люпин и провел ладонью по щеке. — Значит, ты гулял в лесу?

— Я гулял не в лесу, а рядом с лесом, — уточнил я. — Тогда еще шел дождь, и рано стемнело. Тут вижу — кто-то за деревьям. Сначала подумал — Хагрид или... или вы. Я еще не знал, что вы на это время остаетесь в замке. А это оказались четыре дементора. Заклинания я не запомнил, поэтому просто накричал на них, и они улетели.

— Накричал? — Люпин недоверчиво улыбнулся.

— Да. Я сказал, что им нельзя находиться на территории школы, и что они должны убраться за ворота. А если они этого не сделают, то ими займется директор Дамблдор. Тогда они развернулись и улетели в лес.

Люпин покачал головой:

— Тебе невероятно повезло, Линг. Обычно они не такие сговорчивые. Видимо, имя Дамблдора помогло... Что ж, — вздохнул профессор, — возможно, в будущем это заклинание действительно может тебе пригодиться, а судя по твоим успехам на чарах и на моем предмете, вряд ли у тебя возникнут с ним какие-то сложности. Дементоров прогоняет заклинание патронуса, и звучит оно так: Expecto Patronum. Но произнести эти слова недостаточно. Патронус — нечто вроде твоего второго "я", то хорошее, что есть в тебе, те положительные воспоминания, что пробуждают в тебе сильные позитивные эмоции. Именно на них ты должен опираться, говоря слова заклинания. Обычно патронусы принимают вид животных-защитников, и в таких обличьях они сильнее всего. Патронусы способны передавать сообщения, а некоторые волшебники могут видеть их глазами, — Люпин помолчал. — В принципе, этого тебе должно хватить, чтобы сотворить заклятье.

Голос профессора был сдержанным и даже немного печальным. Как только я услышал про положительные воспоминания, сердце мое упало — откуда мне их взять, да еще и в сопровождении сильных позитивных эмоций? Но я молчал, не подавая виду и кивая в знак того, что внимательно слушаю.

— А можно спросить? — поинтересовался я, когда Люпин закончил свое объяснение. Тот слегка улыбнулся:

— Конечно.

— Если дементоры поглощают позитивные эмоции, почему они не поглощают патронуса? По логике, они должны быть рады такому количеству энергии.

— Патронус — не просто воспоминания, — сказал Люпин. — В некотором смысле это отображение тебя самого, части твоей души. Животная форма патронуса может меняться в зависимости от внешних обстоятельств, но суть его всегда остается той же. Главное в том, что дементоры не способны справиться с одной-единственной силой, которая воплощается в любом патронусе. Это любовь. Они не могут вытянуть ее из человека, но могут лишить его надежды на любовь, веры в нее, воспоминаний о ней. Так что они вынуждены отступить... — Люпин встал, подошел к столу, на котором лежали свитки и стоял круглый аквариум с финтиплюхом, и взял волшебную палочку. — Я тебе покажу.

Он развернулся к двери, взмахнул палочкой и произнес:

— Expecto Patronum!

Из кончика его палочки вырвалась яркая молния, которая превратилась в животное, похожее на огромного волка. Патронус светился тем же серебристо-лунным светом, что и молния, а его плотное, непрозрачное тело окружало легкое туманное сияние. Волк сделал по комнате пару прыжков и исчез. Люпин положил палочку на стол и посмотрел на меня.

— Круто! — восхищенно сказал я. Профессор засмеялся.

— Большое спасибо, — я выбрался из кресла и сделал пару шагов к двери. Но наш разговор был явно не закончен, недосказанность висела в воздухе, и я нерешительно остановился.

— Послушай, Линг... — начал Люпин. Я тут же обернулся и посмотрел на него. Лоб профессора прорезали глубокие морщины, и казалось, что слова причиняют ему физическую боль.

— Ты не должен так к этому относиться, — произнес он. — Здесь нечем восхищаться; в этом нет никакой силы... или удовольствия... или какого-то необычного опыта. Это проклятие. Оно разъедает, как ржавчина — железо, как болезнь, пока неизлечимая...

— Но разве в этом нет ничего? Совсем ничего? Разве этот опыт — пустой? — осторожно спросил я, пытаясь не спугнуть желание профессора поговорить на эту тему. Люпин покачал головой и вздохнул:

— Для меня в этом давно уже ничего нет. Хотя раньше, когда я был молод... в молодости на все смотришь иначе. Впрочем, есть оборотни, которые предпочли тешить свою звериную сущность — Фенрир Сивый, например... Наверное, с его точки зрения я жалкий трус и в некотором смысле предатель, но выбор здесь небольшой, поверь мне. Возможно, я тебя разочаровал, но надеюсь, у тебя не будет возможности сравнивать... потому что если на твоем пути возникнет такой оборотень, как Фенрир, ты поймешь разницу.

— Просто я думал... — я замялся, почувствовав, что на этот раз лезу не то что не в свое дело, но переступаю все возможные границы общения преподавателя и ученика. Люпин кивнул:

— Давай, говори, не стесняйся.

— Я думал, что во время войны с Волдемортом все оборотни были на его стороне.

— Ах вот оно что, — к моему невероятному облегчению, Люпин улыбнулся. — Были, конечно, но далеко не все. Только Фенрир и его компания. Волдеморт не слишком разбрасывался обещаниями и привилегиями. Приди он к власти, вряд ли он обращался бы с нами лучше нынешних политиков.

— Ясно, — сказал я. — Значит, вы не были Пожирателем Смерти?

— Нет, конечно! — удивился Люпин. — Откуда такая странная мысль?

— Ну... тогда, в больнице, вы и профессор Снейп разговаривали как два старых знакомых. Вот я и подумал...

Люпин расхохотался так, что на глазах у него выступили слезы. Он опустился на стул и вытащил из кармана бумажную салфетку, которой вытер глаза. Глядя на него, я и сам едва не рассмеялся. Наконец, все еще улыбаясь, Люпин произнес:

— Все гораздо проще: мы с Северусом поступили в Хогвартс в один год. Он учился в Слизерине, а я — в Гриффиндоре. Поэтому мы друг друга знаем. Представляю, каких теорий ты напридумывал, если решил, что мы оба были Пожирателями!

— Да уж, — сказал я, спущенный с небес на землю. — Но логика в них была.

— С этим я не спорю, — весело кивнул Люпин. — Некоторая логика в них определенно прослеживалась. Кстати, — сказал он более серьезным тоном. — Как твой боггарт? Вы с профессором Снейпом уже занимались им?

— Еще нет, — ответил я. — Но мне сейчас так некогда, что я совсем о нем не думаю. Так что спасибо за патронуса, и вообще... за всё.

— Не за что, Линг, — сказал Люпин и встал. — Обращайся, если с заклинанием возникнут какие-то трудности.

Я кивнул и вышел из кабинета. Мне хотелось прямо сейчас отправиться в зал и попробовать вызвать патронуса. Интересно, какую форму он примет? Может, змеи? Или леопарда? Или фестрала? Однако приближалось время ужина, завтра нас ожидала контрольная по прорицаниям, и мне нужно было обсудить с Пирсом, как мы будем дурить голову профессору Трелони. Впрочем, благодаря нашему активному воображению, Трелони считала нас одаренными ясновидящими, так что мы вполне могли рассчитывать на положительные отметки.

20.

На контрольной по прорицаниям мы должны были рассказать друг другу какой-нибудь значимый сон и растолковать его согласно учебнику. Трелони ходила от стола к столу, просила нас заглянуть в хрустальный шар и напророчить себе очередной кошмар. Несмотря на присущий слизеринцам скептицизм, все, кто предпочел изучать прорицания, были по тем или иным причинам довольны уроками. Кто-то, как мы с Пирсом, приходил сюда расслабиться, пофантазировать и повеселиться, а кто-то полагал, что "в этом что-то есть".

Пока мы толковали сновидения, Трелони бродила между столиками и внимательно прислушивалась к разговорам. Пирс уже рассказал мне сон о том, как ему в ухо заполз паразит, проник в мозг и начал его контролировать, и теперь я представлял толкование, для виду раскрыв перед собой книжку.

— В общем, — говорил я с серьезным видом, — у тебя есть тайный враг, который пытается тобой манипулировать. Скорее всего, ты этого человека знаешь. Возможно, он хочет подчинить тебя, как с помощью Imperio, и заставить что-нибудь сделать... такое... нехорошее.

Пирс тихо засмеялся.

— Ну-ну, валяй дальше, — сказал он. Я покосился на Трелони, направлявшуюся к нашему столику, и продолжил:

— Паразит, по учебнику, означает... — я полистал книгу, — означает почему-то отдых, развлечение. А, так может, ты просто переутомился? С этой точки зрения у тебя было самое что ни на есть рождественское сновидение. Твой мозг настроен на то, чтобы повеселиться на полную катушку.

Трелони остановилась рядом. Я пожал плечами:

— Вроде все.

— Так-так, — произнесла профессор. — А теперь вы, мистер Ди, что вам приснилось на этот раз?

Пирс улыбнулся и кивнул — начинай, мол.

— Мне приснилось, — я придвинул к себе дневник сновидений, — что в Хогвартсе возникла некая тревожная ситуация. Будто бы я иду по коридору, но там никого нет, все статуи сошли с мест, все портреты и картины опустели. Я знаю, что они находятся в какой-то определенной комнате, и тоже должен ее найти, но хожу уже давно и все никак не могу до нее добраться.

— Очень, очень плохой сон, — трагическим полушепотом сказала Трелони, таращась на меня из-за своих очков. — Мистер Пирс, теперь объясните, почему это так.

— Во-первых, — не слишком уверенно начал Пирс, — во сне Линг один, а это всегда плохо... — он посмотрел на Трелони. Та закивала головой. Пирс приободрился, хотя накануне вечером мы подробно обговорили наши придуманные сновидения и то, как их следует толковать. — Во-вторых, ты сам сказал, что ситуация тревожная, настолько, что даже статуи и персонажи картин сошли со своих мест. Это означает, что... хм... что твои чувства находятся в растерянности, и сам ты не уверен в себе.

— Браво! — прошептала Трелони. — И финальный штрих?

— Финальный штрих... ты никак не можешь добраться до своей цели, то есть не знаешь, куда идти; ты потерялся, боишься и... в общем, все это указывает на страх смерти.

Трелони потрепала меня по плечу.

— Мужайтесь, мистер Ди, — сказала она и отправилась к Паркинсон и Балстроуд, которые склонили головы над хрустальным шаром, тыча в него пальцами и оживленно шепчась.

Уходя от Трелони с оценками "превосходно", мы встретили в коридоре третьего этажа Полину Мазерс, подружку Пирса из Равенкло. К этому времени я был немного с ней знаком, а потому тоже остановился и поздоровался.

— Ну что? — спросил ее Пирс. — Я видел, тебе сегодня сова пришла. Что твои написали?

— Все нормально, — ответила она. — Я могу остаться.

— Отлично, — сказал Пирс и взглянул на меня. — Значит, составим тебе на каникулах компанию.

— Вы остаетесь? — обрадовался я. Нельзя сказать, что я сильно нуждался в компании, но иногда мне было откровенно нечем заняться, и я бесцельно валялся на кровати, не желая ни читать, ни рисовать, ни учиться. А с Пирсом и Полиной такое бестолковое времяпрепровождение свелось бы к минимуму.

Перед самым Рождеством Хагрид рассказал мне, что гиппогрифа, напавшего на Малфоя в начале сентября, будут судить. Его отец подал жалобу в комитет по уничтожению опасных созданий, и теперь над Клювокрылом нависла вполне реальная угроза смертного приговора. Хагрид был безутешен и далек от остальных забот.

— В этот комитет надо нажаловаться на самого Малфоя, — попытался я развеселить Хагрида. — Лучше бы они его уничтожили как опасное создание.

— От них, пожалуй, дождешься, — вздохнул лесничий.

— Почему он вообще у тебя? — спросил я, наблюдая за гиппогрифом. Тот устроился у очага и рвал на части мертвого кролика. — Выпусти его, и все дела.

— Так ведь не улетает, — печально ответил Хагрид. — Привязался ко мне, бедняга... к тому же, теперь он и должен быть здесь, при мне. Вроде как я за него отвечаю. Так что если отпущу, нарушу закон, и привет... не хватало опять в Азкабан загреметь.

— Теперь Азкабан сам к нам пожаловал, — сказал я, имея в виду дементоров, патрулирующих окрестности и улицы Хогсмида.

Хагрид покачал лохматой головой.

— И то верно, — произнес он. — Проклятые твари... Кстати, ты что-то не ходишь в деревню. Я тебя там еще ни разу не видел.

— Меня Снейп не пускает, — сказал я, хотя не был слишком расстроен таким его решением. — Это вроде наказания.

— Наказания? — Хагрид удивился. — Я думал, Снейп своих не наказывает.

Я усмехнулся:

— Смотря за что. Иногда у него просто не остается выбора. Но сейчас мне в Хогсмиде ничего не нужно, а летом ты возьмешь меня с собой.

— Дожить бы до лета... — Хагрид вновь погрузился в тяжелые размышления о судьбе злосчастного гиппогрифа, а я воспользовался моментом и достал бумагу, чтобы сделать пару рабочих набросков Клювокрыла.

Несмотря на мои надежды, Снейп не забыл о своем обещании "отработать" боггарта. На последнем уроке зельеварения, где в качестве контрольной все варили Мертвую припарку — целебный раствор для впавших в кому после заклинания ледяной оторопи, — а я, как-то раз уже ее варивший, мучился над антидотом к яду растения Saliva Vampirus, Снейп вопреки своему обыкновению не травил гриффиндорцев, дав им спокойно работать. Он молча бродил между столами, посматривая на то, что происходит у нас в котлах, и выглядел так, будто думал о чем-то, не касающемся контрольной. В конце занятия, когда мы ставили ему на стол подписанные флаконы, он произнес, не глядя на меня:

— Мистер Ди, задержитесь.

Я отошел в сторону и стал ждать, когда ученики покинут аудиторию. Наконец, дверь за последними из них закрылась, и мы остались одни. Снейп выглядел уставшим и еще более мрачным, чем обычно. Может, он заболел, подумал я, но тут же отмел эту мысль — с его-то арсеналом препаратов можно вылечиться от чего угодно. Снейп поднял на меня глаза и сказал:

— Надеюсь, вы не забыли, что должны пройти со мной защиту от боггарта? Я зарезервировал пустой класс на втором этаже, где раньше проводили занятия по маггловедению, и перенес боггарта туда. Приходите в это воскресенье, после обеда.

— Да, сэр, — сказал я.

— Кстати, о чем вы хотели тогда поговорить? — спросил Снейп. Я понял, что он имеет в виду случай, когда из лесу выбрались дементоры.

— Как раз об этом, — ответил я. — О занятии с боггартом.

— Хорошо, — сказал профессор, однако тон его был далеко не радостным. — Тогда до воскресенья.

Какой-то он странный, думал я, идя на трансфигурацию. Но завтра наступала пятница, последний день занятий перед каникулами, и мне было не до того, чтобы разбираться в нюансах поведения Снейпа.

На рождественский обед собралось не так уж мало человек. Явились все преподаватели, кроме Люпина — стояла полная луна. Пришла даже Трелони в зеленом платье с блестками. За одной половиной стола уселись мы с Пирсом и Полиной, а также Эд Нордманн, наш пятикурсник, известный тем, что однажды на уроке Макгонагалл превратил свою руку в молот и не хотел трансфигурировать ее обратно. Он увлекался древним оружием и много времени проводил в библиотеке, изучая различные техники ковки магических мечей и кинжалов. На другой половине сидел какой-то первокурсник и гриффиндорцы: Поттер, как и я, всегда остававшийся на зимние каникулы в замке, его приятель Уизли и Гермиона Грейнджер. Пришел даже Филч, и было довольно странно видеть его сидящим вместе со всеми.

Мы не решались разговаривать за общим столом так, как это делали, сидя за столами факультетов, зато учителя болтали без умолку. Профессоры Спраут и Асвинн обсуждали статью какого-то Круппа в новом выпуске "Магии сегодня". Макгонагалл общалась с профессором Вектор, бросая недовольные взгляды на Трелони, которую не слишком любила, считая ее мошенницей, а прорицания — лженаукой. Дамблдор тщетно пытался разговорить угрюмого Снейпа. Завтра мне надо было идти к нему на занятие, в класс на втором этаже, где он спрятал боггарта...

Вдруг мне стала ясна причина его мрачного настроения. Раз он переправил боггарта из учительской, значит, вероятно, видел его! Я пустился в размышления, что же за боггарт может быть у Снейпа, и прослушал большую часть спора Пирса и Полины о повадках гигантского кальмара.

На следующий день я вошел в класс, где Снейп решил устроить мне занятия. Всю первую половину дня я пытался настроиться на встречу с боггартом и выработать стратегию поведения, чтобы не опозориться перед профессором. Класс маггловедения оказался большим полупустым помещением со старыми, пыльными партами, сложенными в дальнем углу, и стульями вдоль стен. У доски стоял шкаф из учительской. На одном из стульев у самого окна сидел Снейп.

— Можно? — спросил я, заглянув в класс.

Профессор встал и ответил:

— Заходите.

Я достал палочку и в нерешительности остановился посреди класса.

— Вот ваш боггарт, — Снейп кивнул на шкаф. — Открывайте, выводите и уничтожайте.

Сам он, однако, находился от шкафа на значительном расстоянии. Я подошел поближе и услышал, как почуявший меня боггарт начал шуршать и скрестись за тонкой дверцей. Я сосредоточился, направил палочку на шкаф и распахнул створку.

Моя утренняя настройка возымела действие. Прошло уже довольно много времени, а боггарт все не появлялся. Мой ум был свободен, а эмоции спокойны, как поверхность озера в тихую погоду. Я уже решил, что боггарт так и не выйдет, но Снейп не намеревался тратить время на созерцание пустых шкафов.

— Ближе, — сказал он. — Подойдите ближе.

Я послушался.

— Так вы никогда не научитесь, — заметил Снейп. — Сейчас вы подготовились заранее, но не сможете оставаться в такой концентрации всю жизнь. Прекратите сбивать его с толку и дайте превратиться.

Я понимал, что он прав, и самому мне тоже хотелось избавиться от этого наваждения, но процесс избавления пугал значительно больше, чем любые проклятия и раны, которые я мог нанести себе на тренировках. Боггарт тут же ощутил изменение моего настроя и показался из шкафа в уже привычном облике. Наша третья встреча произвела на меня не такое сильное впечатление, да и старик вел себя иначе. Выбравшись из шкафа, он посматривал на меня, слегка постукивая палкой по полу, и не шевелился. Как сделать его смешным, я себе совершенно не представлял.

— И сколько вы собираетесь так стоять? — с легким раздражением поинтересовался Снейп.

— Я не могу увидеть его как-то иначе, — ответил я. — И к тому же, сейчас он ничего не говорит и не идет ко мне. Наверное, я его уже меньше боюсь.

— Дело не в том, боитесь вы или нет, — скривился Снейп, — а в том, сможете ли продемонстрировать нужное заклинание. Извольте что-нибудь придумать. Для этого у вас достаточно фантазии.

Я вытянул палочку, помедлил и подумал: "Riddiculus!"

Боггарт-старик начал превращаться, но не слишком активно. Сперва из его головы выросли два рога, одежда исчезла, а тело приобрело получеловеческий-полузвериный вид. Вокруг шеи образовался металлический ошейник, с которого свисала длинная цепь. Я не знал, что еще можно сделать. К тому же, боггарт и не думал пропадать, оставаясь на том же месте, переступая с ноги на ногу и продолжая постукивать палкой по полу. Снейп с недоумением спросил:

— Это, по-вашему, смешно?

— Нет, — сказал я.

Снейп махнул палочкой, и боггарт мгновенно оказался в шкафу, а дверца за ним захлопнулась.

— Еще раз, — произнес профессор и сел на стул.

Во второй раз мой боггарт имел еще менее уверенный вид, однако избавиться от него я так и не смог, сколько ни бился. В конце концов он обрел гротескные, сюрреалистические черты, достойные кисти Сальвадора Дали. Снейп фыркнул и загнал боггарта обратно в шкаф.

— Что ж, — сказал он. — Зайдем с другого конца. Что это за человек, который так вас пугает?

— Никто, — буркнул я, однако на самом деле меня раздирали противоречивые чувства: с одной стороны, мне не хотелось обсуждать этот эпизод, а с другой я был уверен, что никто, кроме Снейпа, который когда-то служил Волдеморту, не смог бы разделить со мной этот опыт.

— Сядьте, — приказал Снейп и указал на соседний с ним стул. Я послушался. — Не могу сказать, что мне доставляет большое удовольствие проводить с вами время за изучением простейших темных созданий, — продолжил он, не спуская с меня глаз. — Учитывая ваши успехи на чарах, можно было бы ожидать, что подобных существ вы будете прогонять одним взмахом палочки. То, что какой-то примитивный боггарт вгоняет вас в ступор, свидетельствует о вашей эмоциональной уязвимости, а это, можно сказать, ключ к вашему поражению.

Я удивленно взглянул на него. К какому еще поражению?

— Итак, кто этот человек? — повторил Снейп. — Что он вам сделал?

— Ничего, — сказал я. Профессор уже приготовился выдать очередную гневную тираду, но я его опередил:

— Он действительно ничего мне не сделал.

Снейп молчал, и я очень надеялся, что он уже все понял и не будет пытать меня дальше. Но даже если Снейп и понял, отпускать меня он не собирался.

— Он ведь умер, — утвердительно сказал профессор. — Я прав?

— Правы, — сказал я, стараясь скрыть волнение.

— И вы видели, как он умер, — продолжил он. — Это так выбивает вас из колеи? Сколько вам было лет?

— Девять, — ответил я. — Но меня выбивает из колеи совсем не это.

— Что же тогда?

— То, что он умер от моей руки.

Видимо, я слегка переоценил проницательность профессора. Наверное, он считал, что я оказался свидетелем смерти старика, а не ее причиной. Некоторое время Снейп потрясенно смотрел на меня и молчал.

— Вы его убили? — наконец, проговорил он.

Признавшись, мне стало немного легче, но поскольку наша беседа не закончилась, и надо было объясниться, я собрался с духом и ответил:

— В общем, да.

— Что значит "в общем"? — воскликнул Снейп и вскочил, глядя на меня так, словно я превратился в василиска. — Нельзя убить "в общем"!

— Я был не один, нас было несколько, — ответил я, глядя ему в глаза. — Вы же читали мое дело!

— Там не было ни слова о том, что вы убийца! — выдохнул Снейп.

— Ну еще бы! — я покачал головой. — В этом случае я находился бы совсем в другом интернате.

— Значит, вот чем вы занимались в этой вашей подростковой банде... — Теперь Снейп смотрел на меня со странным выражением, напоминающим отчаяние.

— Мы много чем занимались, — ответил я. — Мы не были простой шпаной, которая рисует граффити на поездах и целыми днями болтается без дела. Мы работали со взрослыми, с той лишь разницей, что нас было сложнее поймать, а если нас и ловили, то не сажали за решетку. Но дело совсем не в том, что я тогда делал. Речь о моем боггарте, а не обо всей криминальной карьере.

Казалось, Снейп не знал, что сказать. Он опустился на стул, сжимая палочку и не меняя выражения лица. Он больше не смотрел на меня, уставясь невидящими глазами в дальний угол комнаты. Я молча ждал.

— Знаете, что происходит с душой волшебника, если он кого-то убивает, особенно если убивает так? — спросил Снейп, продолжая глядеть в угол. — Она раскалывается. Расщепляется. Перестает быть целой. И это не метафора. — Он повернулся ко мне. — Не метафора. То, что этот человек — ваш боггарт, дает надежду, что вы хотя бы отчасти понимаете, что натворили.

— Понимаю, — ответил я. — Это единственное, что я бы изменил в своей жизни, будь у меня второй шанс.

— У нас нет вторых шансов, — с непонятной горечью произнес Снейп. — Мы не можем писать черновики. У нас есть только чистовик. Все наши действия необратимы.

— А хроновороты?

— Хроноворот — игрушка близкого действия. — Снейп горько усмехнулся. — Но вы говорите, что все остальное не стали бы менять...

— Не стал бы, — ответил я. — Это ведь совсем другое. Здесь мы напали на человека, который не мог себя защитить. И не ради денег или шмоток. Просто так, для эмоций, чтобы почувствовать свою силу. Мы не хотели его убивать, но слишком увлеклись. Подумаешь, какой-то старый бомж, кому он нужен... — Я помолчал. — Но это все изменило. Мне стало казаться, что он на самом деле жив и следит за мной. Бывали времена, когда я действительно его видел, этого старика, хотя тогда он точно умер. В общем, я просто хочу принять это и жить дальше. Боггарт тут и правда не поможет, но вряд ли у меня получится сделать его смешным.

— Принять и жить дальше? — Снейп уставился на меня, не веря своим ушам.

— Я не собираюсь вечно таскать его за собой! — разозлился я. — Да, я раскаиваюсь в том, что сделал, и больше никого не убью ради удовольствия, но это не значит, что он, — я указал палочкой на шкаф, — должен портить мне жизнь! Я уже один раз забыл о нем, когда мне было меньше лет. Но теперь я не собираюсь забывать! Я должен перестать бояться того, что совершил, принять это как факт... ну и так далее. — Я махнул рукой. — Мне казалось, вы меня поймете!

— Я? — потрясенно переспросил Снейп. — Да с какой стати я должен такое понимать?

— Вы прошли через то же самое! Вы служили Волдеморту, у вас тоже есть опыт...

— Я не убийца! — заорал Снейп и вскочил со стула. — Не смей! Не смей произносить его имя и лезть в то, чего не понимаешь! У тебя нет права так говорить и... и считать, что я пойму тебя!

Впервые я видел взбешенного Снейпа, без этой его маски холодности и сарказма. Он собирался добавить что-то еще, но в этот момент дверь в класс распахнулась, и на пороге возник директор.

— Профессор Снейп, — холодно сказал Дамблдор. — Ваш крик слышен по всему коридору. Что здесь происходит?

Все еще задыхаясь от ярости, Снейп обернулся к нему. Я встал.

— Мистер Ди, — произнес Дамблдор. — Вы свободны.

Я молча вышел из класса и прямиком отправился в спальню.

Остаток дня я никуда не выходил, лежа в постели и обдумывая, что же мне теперь делать. Пирс вернулся только после ужина и уселся напротив на пустующую кровать Флетчера.

— Ну и что случилось на это раз? — спросил он.

— На какой еще на этот? — устало сказал я.

— Я же вижу, что происходит. Лежишь тут в депрессии, рисуешь свою расчлененку... а там, наверху, — Пирс указал на потолок, — тоже не все ладно, между прочим.

— Наверное, теперь меня выгонят. — К этой версии развития событий я склонялся в первую очередь.

— За что? — безо всякой иронии поинтересовался Пирс.

— За многое, — я принял сидячее положение и взглянул на него. — Как говорится, язык мой — враг мой.

— Очень верно. И раз ты об этом знаешь, зачем болтать?

— Дурак потому что. Все время нарываюсь на одно и то же.

— Дамблдор на ужине был такой... — Пирс задумался. — Из серии "молчи и бойся".

— А Снейп был?

— Был твой Снейп.

— "Мой" Снейп на меня наорал, — ответил я. — Потом пришел Дамблдор и выставил меня за дверь. Наверняка они поговорили, и теперь меня выгонят. Или что похуже.

— Еще хуже? — удивился Пирс. — Палочку сломают?

— Что?! — Я выпрямился. — Сломают палочку? Я не позволю!

— Ну конечно, — Пирс фыркнул. — Я посмотрю, как ты не позволишь Дамблдору.

— Мне плевать. К моей палочке никто не прикоснется, — резко сказал я и встал. Такая ужасная мысль не приходила мне в голову. Действительно, если они соберутся исключить меня, как Хагрида, то и палочку могут сломать! Ну нет.

— Могу я узнать, что ты натворил? — спокойно спросил Пирс. Я вздохнул и ответил:

— Мы со Снейпом обсуждали моего боггарта, и я напомнил ему, что одно время он служил Волдеморту.

— Ты совсем? — воскликнул Пирс и тоже поднялся с кровати. — О таких вещах не говорят! Тем более заявить это Снейпу! — Он покачал головой. — Теперь он точно будет настаивать, чтобы тебя исключили.

— Но я не имел в виду ничего плохого! — возразил я. — Просто хотел сравнить наше положение — ведь я тоже когда-то был в банде.

— Сомневаюсь, что твоя банда делала хотя бы приблизительно то же, что творил Темный Лорд, — скептически заметил Пирс.

— Знаешь, мы тоже не шоколадки воровали, — обозлился я. — И вообще, это неважно. Просто упомянуть о его принадлежности к Пожирателям показалось мне в тему, вот и все.

— Вот и все, — повторил Пирс. — Точно, Ди, вот и все. Остается одна надежда — иди к директору и поговори с ним.

— Ни за что, — ответил я. — Только не с Дамблдором. Ненавижу просить за себя у сильных.

Пирс снова покачал головой и сел.

— Гордый, да? — спросил он. — Ну и вернешься опять в свой интернат.

— Не вернусь, — сказал я. — Я теперь маг.

— Ты не имеешь права колдовать за пределами Хогвартса, а если будешь, тебя отправят в Азкабан.

— Пусть попробуют, — я усмехнулся. — Пусть сначала доберутся.

— Ты вообще соображаешь, что говоришь? — в изумлении произнес Пирс. — Ты третьеклассник! Да ты даже не заметишь, как они тебя схватят! Ты хоть раз был под Imperio? Не был, и даже не знаешь, как при этом люди себя чувствуют. И он собрался сражаться с профессиональными аврорами! Ха! Иди лучше к Дамблдору, пока не поздно.

Но не успел я ответить, как дверь в спальню открылась, и к нам вошел Нордманн.

— Значит так, — сказал он, быстро обежав глазами комнату и остановившись на мне. — Тебя вызывает директор. Велено доставить прямо к кабинету, так что заканчивай разговоры и пошли.

— Ну вот, все само разрешилось, — сказал Пирс и добавил без тени улыбки: — Только не дерись с ним.

Я нашел в себе силы усмехнуться и вышел в коридор. Нордманн повел меня на седьмой этаж к директорскому кабинету с каменной горгульей у входа.

— Я даже не спрашиваю, что ты наделал, — мрачно сказал он, поднимаясь по лестнице. — И дураку ясно, что Дамблдор в бешенстве. Видел бы ты его за ужином... никому кусок в горло не лез. Так что мой тебе совет — лучше не нарывайся. Говорят, вы со Снейпом серьезно поцапались?

— Кто говорит? — спросил я.

— В этом замке всюду уши, — заметил Нордманн. — На будущее имей это в виду.

— Если оно у меня есть, — хмуро ответил я. Больше мы не разговаривали до самой горгульи.

Как только мы оказались перед статуей, она отпрыгнула в сторону, открыв за собой движущуюся лестницу. Нордманн похлопал меня по плечу и подтолкнул вперед. Хотя его неожиданное дружелюбие нисколько меня не утешило, я все же решил, что даже если меня выгонят, я не пропаду. Восстановлю старые связи, зайду к китайцам, позвоню двум-трем знакомым... У тяжелых дверей в директорский кабинет я помедлил, собираясь с духом, а потом уверенно постучал. Дверь медленно отворилась, и я вошел внутрь.

21.

В кабинете Дамблдора было тепло. В камине тихо гудел огонь, кое-где стояли свечи. Феникс по имени Фоукс, нахохлившись, сидел на большом насесте у двери. Однако несмотря на весь этот огонь, атмосфера в директорской точно соответствовала тому, что Пирс назвал "молчи и бойся". Дамблдор стоял у окна, глядя на залитые лунным светом леса и горы. В кресле у стола сидел Снейп. Когда я вошел, он не взглянул на меня — впрочем, как и директор. Я сделал шаг от двери и остановился, бессознательно заложив руки за спину. Некоторое время в кабинете было слышно только потрескивание поленьев в камине да шуршание крыльев Фоукса. Если эта немая сцена предназначалась для того, чтобы поселить в моей душе (точнее, если верить словам Снейпа — в моей расколотой душе) страх, сомнения и чувство вины, то затея провалилась. Огонь был моей стихией: я любил его и опирался на его силу во время тренировок, так что сейчас напряжение, которое было во мне перед дверьми кабинета, исчезло. Я успокоился и ждал, что же будет дальше — и чем бы все ни закончилось, я знал, что справлюсь.

Наконец, Дамблдор обернулся. Лицо его было таким же непроницаемым, каким обычно бывало лицо Снейпа, а в очках отражался огонь камина. Для разнообразия, Снейп сейчас представлял его полную противоположность. Не знаю, что за разговор был у них до меня, но Снейпу явно пришлось несладко. Он сидел почти на краю кресла, сгорбившись и сцепив руки на коленях; длинные черные волосы закрывали пол-лица, и весь он был похож на неопрятную ворону.

Дамблдор уселся в свое кресло и посмотрел на меня. В его взгляде трудно было что-то прочесть, но мне бы тоже кусок в горло не полез, окажись я сейчас с ним за обеденным столом.

— Профессор Снейп рассказал мне суть произошедшего на ваших дополнительных занятиях, — негромко произнес Дамблдор. — Не буду скрывать, все это крайне печально. Вряд ли вас может извинить тот факт, что бессмысленное убийство несчастного старика было коллективным, и что вам тогда исполнилось всего девять лет. Вы, безусловно, были способны отличать хорошее от плохого и отдавали себе отчет в том, что совершаете преступление. Остается лишь надеяться, что ваше раскаяние искренне, и всю свою энергию вы будете направлять в конструктивное, положительное русло. — Дамблдор помолчал. — Я не судья, Линг, и не собираюсь выносить вам приговор, взывать к вашей совести или требовать от вас демонстрации чувства вины. Я убежден, что у человека всегда есть возможность и силы изменить себя, попытаться исправить то, что он совершил, и сознательно выбрать правильный путь. Не буду читать вам лекций о морали и нравственности — они наверняка набили вам оскомину. Ответьте мне только на один вопрос: какого понимания вы хотели добиться от профессора Снейпа?

Снейп сжал кулаки. У меня создалось впечатление, что речь Дамблдора относилась не ко мне одному.

— Дело в том, — начал я, осторожно подбирая слова, — что я, скорее всего, неверно выразил свою мысль. Я не имел в виду ничего плохого и не хотел оскорбить профессора Снейпа. Я лишь хотел сказать, что у нас схожий прошлый опыт в смысле... — Кажется, я опять попался в ту же ловушку. Снейп поднял голову и смотрел на меня с ненавистью, с которой, бывало, смотрел на беднягу Поттера. Это было крайне неприятно, но мне ничего не оставалось, как продолжать. — В смысле работы на плохих парней. И всё.

— На плохих парней, — задумчиво повторил Дамблдор, переплетя пальцы и внимательно разглядывая их так, будто в данный момент они занимали его больше всего. — Что ж, с этой точки зрения у вас с профессором действительно много общего. Но это совсем не означает, что он должен был проявить понимание. — Дамблдор посмотрел на меня.

— Я и не считал, что он должен, — ответил я, начиная слегка заводиться. Мне не нравилось, что мы всё сводим к Снейпу. — Я вижу, что мне не следовало об этом говорить, и больше не намерен этого делать. Равно как и обсуждать то событие. Это было ошибкой, и она не повторится.

— Это не было ошибкой, Линг, — возразил Дамблдор. — Но, возможно, вам следовало поговорить об этом с кем-то другим.

— С вами, сэр? — спросил я.

— Со мной, — спокойно кивнул Дамблдор. — И это еще не поздно сделать. Я не могу, да и не хочу заставлять вас, понуждать к разговору. Это слишком тонкие материи, и здесь требуется ваше желание. Поэтому, если вдруг в какой-то момент вам по тем или иным причинам захочется это обсудить — я всегда готов вас выслушать. Есть вещи, которые невозможно вывести из собственного жизненного опыта, тем более что у вас он не такой... хм... продолжительный, как, скажем, у меня. Иногда человеку требуется совет, иногда — тот, кто умеет хорошо слушать, а иногда — обычная дружеская поддержка. Я заметил, что вы не склонны подпускать людей слишком близко. Безусловно, у вас есть товарищи, но их, насколько я могу судить, нельзя назвать вашими лучшими друзьями. — Дамблдор встал из-за стола и подошел ко мне. — В общем, Линг, надеюсь, мы друг друга поняли, — закончил он, без тени улыбки глядя на меня сверху вниз. — Если вы захотите о чем-то поговорить, вы приходите ко мне.

— Да, сэр, — сказал я.

— Вот и хорошо. А теперь идите, а то время... — Дамблдор бросил взгляд на какой-то сложный механизм, висящий на стене рядом с одним из портретов. Перед тем, как выйти, я покосился на Снейпа. На его месте я чувствовал бы себя униженным, и скорее всего, так оно и было. Возвращаясь в спальню, едва веря в то, что меня не только не выгнали, но, по сути, и не наказали, я не испытывал ни малейшего облегчения. Снейп меня возненавидел, а Дамблдор ясно дал понять, чтобы все свои проблемы я либо держал при себе, либо обсуждал только с ним. Это значило, что теперь он за мной следил. Я бы не удивился, если б однажды он спросил, чем это я каждый день занимаюсь в Выручай-комнате. Быть под наблюдением Дамблдора — не слишком приятная перспектива, и если из произошедшего можно было вынести какой-то четкий и однозначный урок, то он был таков: держи рот на замке.

Все каникулы я был в расстроенных чувствах, и даже Пирс с Полиной не могли меня развеселить. Я почти не проводил с ними время, понимая, что с их стороны приглашать меня кататься с ледяной горки, которую соорудил Хагрид, или дразнить Дерущуюся Иву являлось, скорее, одолжением. Впрочем, иногда я ходил с ними на горку, но не получал и десятой доли того удовольствия, которое получали они.

Из-за своей подавленности я даже не пытался изучать заклинание патронуса, оставив его на время, когда начнется следующий семестр, и я вернусь в привычное для себя рабочее состояние. Однако я надеялся зря. Новый семестр не принес никаких позитивных сдвигов, и прежде всего из-за того, как вел себя Снейп.

А вел он себя так, будто меня вообще не существовало. Он больше не давал мне дополнительных заданий, не просил на уроках варить по два зелья за раз и даже не смотрел в мой котел. В остальном его поведение не изменилось: он все также придирался к гриффиндорцам, издевался над Поттером и Лонгботтомом, поощрял Малфоя, одобрительно кивал Пирсу и скептически заглядывал в котел Крэбба. Но я для него превратился в пустое место, и это совершенно выбило меня из колеи. Лучше бы его ненависть проявлялась так, как она проявлялась в случае Поттера. Лучше бы он издевался надо мной, ставил низкие оценки, критиковал за пустяки и говорил всякие гадости. Выдерживать полное отсутствие внимания было невероятно тяжело и обидно.

— Говорят, ты серьезно поругался со Снейпом? — спросил меня Нотт после первого же урока зельеварения, когда мы направлялись на чары. Я воздел глаза к потолку:

— Это что теперь, достояние всей школы?

— А ты как думал, — Нотт усмехнулся. — Наша школа — маленький замкнутый мирок, в котором обычно ничего интересного не происходит, так что любые сплетни и новости разносятся со скоростью, близкой к скорости света. А учитывая, что ты ему наговорил...

"Неужели Пирс — такое трепло", подумал я разочарованно и спросил:

— Откуда ты знаешь, что я ему наговорил?

Нотт повел плечом:

— Я же тебе объясняю: Хогвартс — это тесная община, здесь всё про всех знают. Тем более о личных скандалах. Если тебе это так важно, мне рассказал Малфой. А кто ему — понятия не имею.

"Вряд ли это был Пирс, — решил я. — Они с Малфоем не общаются. Наверное, Нордманн как-то разузнал, по своим каналам".

— Ну и что ты хотел сказать? Учитывая, что я ему наговорил, он что теперь, стал моим врагом?

— Примерно, — сказал Нотт. — Снейп — мужик злопамятный, так что старайся его больше не злить и вообще веди себя тихо.

— Да он и так на меня смотрит, как на пустое место, — уныло произнес я. — Уж лучше б ругал.

— Он знает, как достать, — ответил Нотт. — В твоем случае ругань не помогла бы — ты слишком хорошо учишься. Так что ругает он Поттера с Лонгботтомом, которые в зельях ни бум-бум. А тебе, Ди — полный игнор. И нельзя сказать, что это не эффективно. Вон ты в какую депрессуху впал.

Это было верно. По мере приближения весны я все сильнее чувствовал, что из-за такого поведения зельевара лишился чего-то очень важного для себя. Однако наступил день, когда я, наконец, по горло был сыт своими переживаниями и решил: нечего так убиваться из-за того, что Снейп на меня смертельно обижен. Я постарался отвлечься тем, что загрузил себя под завязку учебой, наверстывая астрономию и историю, и однажды, пребывая в особенно хорошем настроении, отправился в зал учиться вызывать патронуса.

Первую половину занятия я посвятил концентрации, разогревающим упражнениям и изучению тибетского знака, насылающего на объект плесень. Теперь я испытывал все тибетские заклинания на мышах, которых наловчился делать, и заклинание плесени, как ни странно, можно было с успехом применять в качестве боевого. Рисовать его было секундным делом, а эффект оказывался сногсшибательным в буквальном смысле слова. Плесень прорастала внутри и снаружи мыши, лишая ее притока воздуха, и вызывала паралич сердца. Я так увлекся этим занятием, что на некоторое время позабыл о патронусе, а когда вспомнил, свободного времени до отбоя оставалось уже очень мало. Ладно, решил я, попробую хотя бы разок...

Я освободился от мыслей и эмоций и постарался найти воспоминание, на которое можно опереться в заклинании патронуса. Что вызывало во мне положительные эмоции? В детстве я радовался, когда меня оставляли в покое. Живя на улице, я радовался часто, но сейчас эти радости казались мне слишком незначительными. Здесь... возможно, тот момент, когда Дамблдор подарил мне первый подарок на день рождения?

Я постарался точно вспомнить свои ощущения, вытянул палочку и крикнул:

— Expecto patronum!

Из палочки вырвалась серебристая молния, но никакого животного не появилось. Я сосредоточился, снова подумал о том восторге, с которым встретил подарок, и повторил заклинание. На этот раз серебристая молния оказалась чуть сильнее, но все опять ограничилось только ею.

Несколько минут я экспериментировал с самыми разными воспоминаниями, но большинство из них не вызывали даже намека на результат. В конце концов я преисполнился уверенности, что заклинание патронуса мне попросту недоступно. В моей жизни не оказалось ни одного стоящего положительного момента: либо они были не самыми важными, либо эмоции были недостаточно сильными, но так или иначе, вызвать патронуса у меня не получалось.

— Ну конечно, — говорил я самому себе, в досаде расхаживая по залу. — Хорошо Люпину рассуждать — второе "я", позитивные эмоции, животные-защитники... Вон у него какой волк! Значит, было что-то, пусть даже он сто раз оборотень! А что у меня? Какая-то жалкая молния! И вообще, что за год такой... у Хагрида гиппогриф под судом, Снейп меня ненавидит, у Дамблдора я на заметке, Макгонагалл так выдает задания, будто одолжение делает... Хорошо хоть Флитвик еще не взъелся. И этот проклятый боггарт, ну зачем только он вылез!

Внезапно я замер. А может, стоит попробовать иначе? Если у меня не получается с положительными эмоциями и воспоминаниями, вдруг получится с отрицательными? Я вновь сосредоточился, подумал об убитом старике и махнул палочкой:

— Expecto patronum!

На этот раз молния оказалась фиолетовой, со светло-малиновым сиянием вокруг центральной части. Она тут же начала меняться, и через секунду передо мной возникло темное, почти черное существо под два метра ростом. Существо стояло на полусогнутых ногах и в целом напоминало человека, с которого содрали кожу и мышцы, оставив один скелет и сухожилия. Однако его детальное строение не было человеческим. Из позвонков торчали короткие острые шипы, грудная клетка казалась длиннее, руки, прижатые к ребрам и согнутые в локтях, заканчивались цепкими пальцами с большим, нежели у человека, числом фаланг и черными когтями, как у оборотня. Голова этого существа была очень длинной, слегка изогнутой, вытянутой вперед и назад, как молот, и спереди оканчивалась пастью, усеянной острыми, похожими на акульи, зубами. Недалеко от рта примостились маленькие алые глазки.

Существо зашипело и слегка повернулось в мою сторону.

— Эй, — я поднял палочку. — Даже не думай!

В ту же секунду патронус бросился на меня, сделав это настолько молниеносно, что я даже не заметил его движения. Мощный удар сбил меня с ног. Люпин ничего не говорил о том, что патронусы обладают массой!

Я тут же откатился в сторону и замахал на патронуса палочкой:

— Пошел вон!

К моему невероятному удивлению, патронус исчез — пусть не сразу, не мгновенно, но, тем не менее, он растворился в воздухе, и судя по щелканью челюстей, был крайне недоволен тем, что его прогнали. Слегка повеселев, я поднялся с пола, недоумевая, что это за патронус такой, если он нападает на своего создателя? И как он будет защищать меня от дементоров, если мне самому впору от него защищаться?

Я решил вызвать его еще раз, заранее приготовившись к возможному нападению. У меня создалось четкое впечатление, что патронус запомнил нашу предыдущую встречу и теперь не стремился нападать с ходу. Он осторожно ходил по залу, глядя в мою сторону, а я следил за ним, помахивая огненной плетью и таким образом предупреждая, что приди ему в голову на меня прыгнуть, пусть не ждет пощады.

Однако он все же выбрал момент, когда я на секунду потерял сосредоточенность, подумав, что сейчас, наверное, уже поздно, и мне пора уходить. Я не успел среагировать на его прыжок и снова оказался на полу, а патронус вцепился когтями мне в плечи и занес надо мной длинную голову, словно зубастый топор.

— Вон! — заорал я и махнул палочкой, напрочь позабыв о том, что в данный момент она работает как плеть.

Огненные кольца взвились прямо надо мной — еще немного, и я бы наверняка лишился руки, ноги или даже головы. Но удар пришелся на патронуса. Плеть скользнула по его черепу, не причинив никакого видимого вреда, изменила направление и упала на пол, едва не задев мою ногу. Патронус зашипел и отпрыгнул. Этого оказалось достаточно, чтобы я убрал плеть и наставил на патронуса палочку. Тот присел и снова зашипел.

— Не сметь! — твердым голосом сказал я, медленно поднимаясь с пола. Наверно, вот так и дрессируют хищников. — Ты, черт возьми, патронус и должен меня защищать, а не нападать!

Патронус опустился на четвереньки и придвинулся чуть ближе, явно не согласный с этим утверждением. Я не стал рисковать, махнул палочкой и мысленно пожелал, чтобы он исчез. На этот раз он пропал мгновенно, и я с облегчением вздохнул.

Перед тем, как покинуть зал, я внимательно осмотрел свои плечи. Кровь почти не шла, дырок на свитере не было видно. Набросив на плечи мантию, я осторожно выглянул из комнаты. Коридоры были пусты. Закинув рюкзак за спину, я быстро направился в свои подвалы.

Некоторое время я не вызывал своего странного патронуса, смутно догадываясь, что, вероятно, это существо вообще им не является. По логике, которая стояла за принципом работы обоих вариантов заклинания, патронус-защитник вызывался только положительными эмоциями и ограждал волшебника от внешних врагов, а именно — дементоров. Создание, которое появлялось благодаря отрицательным эмоциям, скорее всего, не защищало волшебника, а наоборот, нападало на него, будучи проявлением разрушительной стороны его личности. Но выбора не было — положительный патронус у меня не получился. Мне предстояло выдрессировать негативное проявление своего "я" и научить его меня слушаться, а не нападать. Я перерыл всю доступную литературу, но так и не нашел информации о подобном использовании заклинания. Наверное, нормальным волшебникам и в голову не приходило создавать патронусов из отрицательных эмоций.

В одну из суббот я отправился к Хагриду узнать, как продвигается дело гиппогрифа, а заодно немного отдохнуть от учебы. Когда я подходил к огороду, где стоял теперь прикованный цепью Клювокрыл, из дома Хагрида вышли его гриффиндорские друзья во главе с Поттером. Поворачивать назад было поздно, да и они уже уходили. Спустившись с крыльца, гриффиндорцы заметили меня.

— Привет, — сказала Гермиона. Она казалась чем-то расстроенной.

— Привет, — ответил я. Они стояли у меня на пути, загораживая проход к Хагриду. — Может, отойдете?

Они расступились, провожая меня странными взглядами. Только я взошел на крыльцо, как Поттер спросил:

— А это правда, что ты назвал Снейпа проклятым Пожирателем Смерти?

У меня аж волосы на голове зашевелились. Я повернулся и уставился на него в страхе и изумлении.

— Что?!

— Все так говорят, — Поттер пожал плечами. — Что в каникулы вы поругались, и ты назвал его проклятым Пожирателем...

— Нет! — воскликнул я. — Я его так не называл!

Уизли ухмыльнулся:

— Да ладно тебе... Думаешь, мы за Снейпа сильно переживаем?

— Но это неправда! — крикнул я. — Я никогда не называл его проклятым Пожирателем Смерти! Вы верите всяким идиотским слухам!

— Я не верю, — покачала головой Гермиона. — Мне кажется, ты хорошо к нему относишься и не стал бы так его называть, даже если б он тебя... если бы он тебя как-то обидел.

— И что же ты в таком случае ему сказал? — спросил Уизли. Я секунду помедлил, а потом ответил:

— Я просто напомнил ему, что когда-то он служил Волдеморту, вот и все. Я не называл его "проклятым".

— Так значит, это правда, что он был Пожирателем? — потрясенно спросил Поттер, единственный из всех, кто не вздрогнул при имени Темного Лорда. Я кивнул.

Гриффиндорцы переглянулись.

— Мы-то думали, ты хотел его... ну... — Уизли замялся.

— Считаешь, я могу назвать человека Пожирателем Смерти просто так? Чтобы доставить ему пару неприятных минут?

На этом этапе нашей беседы дверь хижины распахнулась, и на пороге появился Хагрид.

— А ну-ка, — мрачно сказал он, — что это у вас тут за разговорчики? Гарри, марш в замок, тебе вообще нельзя тут находиться. А ты, Линг, — он кивнул кудлатой головой, — проходи, рад тебя видеть.

Я быстро вошел в натопленный дом, пребывая в полном смятении от услышанного. Если такие искаженные слухи добрались до Снейпа, вряд ли я мог рассчитывать на то, что он вообще когда-нибудь со мной заговорит.

Глядя на Хагрида, изливавшего очередную порцию жалоб на коварство Люциуса Малфоя и горевавшего о судьбе Клювокрыла, который вскоре должен был отправляться в Лондон на финальные слушания, я пил чай и все никак не мог сосредоточиться на словах Хагрида. Гермиона наводила для него справки по аналогичным процессам прошлого, но Хагрид беспокоился, что на слушаниях перед большим количеством народа он все забудет, перепутает и только испортит дело. Я как мог пытался его поддержать, но получалось плохо. Хагрид являл собой живой пример того, как может навредить излишняя привязанность. По моему мнению, гиппогрифа надо было давным-давно, еще до начала судебных разбирательств, увести подальше в лес и забыть к нему дорогу.

Наконец, распрощавшись с Хагридом, я вышел на улицу. Уже стемнело, но в замок возвращаться не хотелось. Я направился к опушке побродить по глубокому снегу. Скоро придет тепло, и он растает, а я любил зиму и хотел, чтобы она задержалась подольше.

Упав на спину в глубокий сугроб, я уставился в сине-черное безоблачное небо с яркими звездами. Все в этом году шло не так. Мне вспомнились слова Дамблдора о том, что я никого не подпускаю к себе слишком близко. Верно, думал я, а зачем их подпускать? Мне и так хорошо. Надежно. Я отвечаю за себя и больше ни за кого... Улыбаясь, я раскинул руки и запустил их в снег, пытаясь докопаться до земли. Неожиданно мои пальцы наткнулись на что-то горячее. Я выдернул руку из сугроба и повернулся на бок.

— Эй! — сказал я. — Там кто-нибудь есть?

Ответа не последовало, и я начал разгребать снег.

— Аккуратнее! — послышался голос снизу. Я обрадовался:

— Привет! Что-то вас давно тут не было!

Снег рядом со мной начал таять, и вскоре я увидел голую землю и яркого магматического питона, выползавшего из своей норы. Он поднял голову и посмотрел на меня.

— А зачем нам тут бывать? — сказал питон. — Ты, кажется, не слишком дорожишь нашим общением.

— Прости, — я почувствовал укол совести. — Я не могу сейчас просить Хагрида покупать мясо, у него совсем другие заботы. Но я попробую достать его на кухне... если хочешь.

— Мы не попрошайки, — заметил питон.

— Я ничего такого не имел в виду, — смутился я.

— Ладно-ладно, — питон, кажется, удовлетворился моим смущением. — Расскажи лучше, что здесь делают дементоры?

— Здесь опять были дементоры? — Внутри меня все перевернулось. — Но им нельзя заходить в лес, они должны патрулировать только Хогсмид и окрестности!

— Объясни это им, — ответил питон. — Что же они забыли так далеко от Азкабана?

— Сириуса Блэка, — сказал я. — Это преступник, он от них сбежал.

— Сбежал от дементоров? — Питон был удивлен. — Хм, вряд ли ему можно ставить это в вину.

— Вас они тоже достают? Вы тоже что-нибудь чувствуете, когда дементоры подходят близко?

— Приятного в них, конечно, мало, но кое-кого из ваших это не смущает, — заметил питон. — Шастают по лесу, будто это их угодья.

— Что значит — шастают по лесу? Погоди, ты случайно имеешь в виду не оборотня?

— Оборотня? — переспросил питон. — У вас опять завелся оборотень?

— Опять?!

— Ох уж эти люди... — заворчал питон. — И куда вы только смотрите... Всё звезды считаете, а что под носом происходит, не видите в упор.

— Ну пожалуйста, расскажи, — умоляющим голосом произнес я. — Здесь уже бывали оборотни?

— Был один, и не так чтобы очень давно, — ворчливо продолжил питон. — Учился в вашем замке.

— А, это наверное профессор Люпин, — догадался я. — Между прочим, с тех пор прошло лет двадцать!

— Вот я и говорю — недавно, — сказал питон. — Но я имел в виду не оборотня. Бродит тут одна ваша парочка — кот с собакой. Будто всё им нипочем.

— Нам нельзя держать собак, — заметил я. — Котов можно, а собак нельзя. Наверное, они из Хогсмида.

Питон снова заворчал:

— Знатоки, ну знатоки... Сами не знают, кто у них живет. Кот — ваш, мы видели, как он выходит из замка и в него же возвращается. А пес — он тоже здесь учился, как и тот оборотень. Раньше они вместе гуляли, а теперь он кота себе в дружки взял. С ними тогда еще кто-то был — то ли лось, то ли олень... и мелочь какая-то, нам на закуску, — питон засмеялся.

Я молча переваривал услышанное, пытаясь перевести этот поток змеиного сознания в понятную для себя логику.

— То есть этого пса тут держали раньше, как Клыка? Он жил у Хагрида?

Питон поднял голову и посмотрел на меня. По его телу пробежали темно-красные разводы.

— Человеческий детеныш, ты плохой ученик, — с легким раздражением произнес он. — Ты совсем не понял, что тебе сказали.

— Не понял, — согласился я. — Так объясни, чтобы было понятно!

— Думай сам, — ответил питон и развернул свои кольца. — А теперь я отправляюсь на охоту.

— Удачи, — пожелал я ему и встал со снега. Только сейчас я почувствовал, что продрог до костей. Вытащив палочку Левиафана, я наложил на себя согревающее заклятье — хватит, чтобы дойти до замка. Несмотря на начало весны, ночи были морозными, и я не находил в себе сил обдумать сказанное питоном до тех пор, пока не добрался до горячего душа. Стоя под жесткими струями воды, я пытался понять, что же имел в виду мой собеседник, однако картина не вырисовывалась, и я решил подумать об этом как-нибудь в другой раз. В конце концов, кому какое дело, если по Запретному лесу шастают замковые коты и неизвестные собаки.

22.

Весна, наконец, вступила в свои права, и мое настроение немного улучшилось. К собственному удивлению, я так поднаторел в астрономии, что профессор Синистра начала хвалить меня за успехи. Мне стало ясно, отчего Пирс так увлекался этим предметом. Иногда мы поднимались на Астрономическую башню поглазеть в телескопы, поболтать о черных дырах, инопланетянах и летающих тарелках. Время от времени к нам присоединялись Полина и Нотт.

— Почему, если инопланетяне существуют, мы их ни разу не видели? — спросил как-то Нотт, направляя телескоп на далекие горы. — Здесь же все время кто-нибудь торчит и таращится в небо. Могли бы уже сто раз заметить.

— Может, видели, да не говорят, чтобы дураками себя не выставить, — предположил я, пытаясь настроить расфокусированный прибор.

— Вообще-то магглы часто их видят, — сказал Пирс, который поднялся сюда, чтобы показать Полине какую-то особо выразительную спиральную галактику. — Я смотрел один фильм, где рассказывается, как американцы летали на Луну и видели там инопланетян. И еще астронавты, которые летают на станции вокруг Земли, регулярно наблюдают их корабли. Только об этом запрещено говорить. Вроде как военная тайна.

— А вдруг это инопланетные волшебники? Вдруг они научились летать в космосе? — спросил я. — Мы, например, можем аппарировать на Луну?

— Что за дикая мысль, — фыркнул Нотт. — Если даже ты сможешь аппарировать, чем ты там будешь дышать?

— Надену скафандр.

— Для того, чтобы аппарировать, ты должен четко знать, куда хочешь попасть. Если ты никогда не был на Луне, то как выберешь себе место?

— По фотографии, — ответил я. — Но хотя бы теоретически это возможно?

— Скорее всего, нет, — проговорил Пирс. — Если бы это было возможно, на Луне наверняка бы уже возникли поселения волшебников.

— Ты же сам говорил, что там инопланетяне, — заметила Полина, отрываясь от телескопа. — Помнишь, ты рассказывал, что там какие-то их базы, постройки? Возможно, они не пустят земных волшебников, даже если мы сможем туда аппарировать.

— Что эти инопланетяне вообще на ней забыли? — скептически усмехнулся Нотт. — Там же один камень, пыль да кратеры.

— Сырье, — пояснил Пирс. — Полезные ископаемые. Может, они там шахты бурят и добывают какой-нибудь никель.

— Я бы аппарировал на Марс, — сказал я, присаживаясь на длинную лавку в центре площадки с телескопами. — Говорят, там пирамиды, как в Египте, и горы высотой двадцать километров.

— Нет на Марсе никаких пирамид, — улыбнулась моей наивности Полина. — Это оптическая иллюзия. Марсоходы там вообще ничего интересного не обнаружили.

— Зато они составляют карту, чтобы однажды Ди осуществил свою мечту и аппарировал на Марс в скафандре, — усмехнулся Пирс. — А мы будем за тобой наблюдать, вот с этой башни.

— Спорим, ты загнешься там в течение минуты, — оптимистически заявил Нотт. — Тебя даже скафандр не спасет.

— А спорим, волшебники способны выживать на таких планетах даже без скафандров? — сказал я. — Я придумаю специальные заклинания, которые приспособят мой организм к жизни на Марсе, и тогда понадобится только моя волшебная палочка.

— Трент, нам еще руны надо делать, — напомнила Полина. Пирс кивнул и сказал:

— Точно. Нам еще делать руны. Только пока никуда без нас не аппарируйте, ладно? — Он кивнул мне и Нотту, и они с Полиной скрылись за дверью на лестницу. Нотт покосился на меня:

— Что значит — делать руны?

— Асвинн нам сейчас рассказывает про Старший Футарк, — объяснил я. — Что значит каждая руна, как ее читать, как она работает... Мы должны сами изготовить себе набор рун, потому что они хорошо служат только тогда, когда человек делает их сам. Надо выбрать подходящее для себя дерево, вырезать из него квадратики, а на них выжечь руны. Это типа зачета перед экзаменом.

— Везет, — сказал Нотт. — Не слишком вас там напрягают, на этих рунах.

— А что у тебя с арифмантикой? Вроде ты тоже не жалуешься.

— С арифмантикой все в порядке. Оказалось не так плохо, как пророчил Флетчер. Изучаем пропорции, золотые сечения, числа Фибоначчи и тому подобные штуки. — Заметив выражение моего лица, Нотт расхохотался. — Не напрягайся! Между прочим, ты как художник должен о таком знать.

— Это еще почему? — удивился я. — Я просто рисую, зачем мне числа?

Нотт состроил загадочную рожу и сказал:

— А я вот знаю, почему. Ладно, может, пойдем уже отсюда, а то и правда прилетят какие-нибудь лунные волшебники и утащат нас к себе на базу.

Приближался квиддичный матч, и Хогвартс в очередной раз стал вместилищем спортивных страстей. Это мне было только на руку — всеобщий ажиотаж отвлекал внимание преподавателей, и я мог больше времени проводить в тренировочном зале. Размышляя о своем патронусе, я пришел к выводу, что он мог бы пригодиться мне как спарринг-партнер: он быстро двигался, был агрессивным, а убить его было невозможно, поскольку он и так не живой. Но для того, чтобы отрабатывать на нем заклинания и технику боя, его надо было хотя бы немного приручить. Полистав книги по дрессуре драконов, я не вынес из них ничего полезного. Интеллект моего патронуса был, конечно же, значительно выше интеллекта рептилий. К тому же, он был моей темной половиной, а значит, обладал какими-то чертами моего характера, и мне предстояло не выдрессировать его, как животное, а убедить в необходимости сотрудничества.

Патронус отлично запоминал содержание наших встреч. Впрочем, раз он являлся частью меня, у него была моя память, так что это быстро перестало меня удивлять. Скоро я понял, что патронусу доставляет определенное удовольствие мериться со мной силами: он принял условия игры и больше не пытался меня убить. Однако заставить его слушаться моих приказов или проникнуть в сознание, чтобы увидеть мир его глазами, пока не удавалось.

К сожалению, отрабатывать заклинания на патронусе оказалось невозможно — они на него не действовали. Конечно, размышлял я, он ведь не живой — плесень в нем не вырастет, и материальность его иная, нежели моя. Золотистые нити тибетских заклятий растворялись в его фиолетово-черном теле, не производя никакого эффекта. Плеть тоже не причиняла моему патронусу заметного вреда — по крайней мере, после ее ударов все его конечности оставались на месте, — однако огненные прикосновения он чувствовал, а потому я худо-бедно мог удерживать его на расстоянии.

Сражаться с патронусом было тяжело — он двигался с удивительной скоростью, и мне приходилось выкладываться по полной программе. Обычно к концу наших тренировок я едва держался на ногах. Но патронус тоже кое-чему учился. Однажды я пропустил его выпад, и тяжелая лапа сбила меня с ног. Я отлетел к стене, выронив палочку. Патронус склонился надо мной, приблизив к лицу зубастую морду.

— Это будет нечестно, — сказал я ему, загнав страх поглубже и медленно садясь на полу. — Сейчас же отойди. Я возьму палочку, и мы продолжим.

Патронус недовольно зашипел, однако в следующую секунду отскочил в центр комнаты. Едва сдерживая ликование, я схватил палочку и вызвал плеть. Несмотря на мое кажущееся превосходство из-за оружия, мне редко удавалось попасть по быстрой твари.

В день матча замок опустел, и я воспользовался затишьем, чтобы без особых предосторожностей добраться до Выручай-комнаты и подольше поработать. В первой части своего занятия я изучал очередное тибетское заклинание, накладывая его на мышь размером с небольшую собаку, а затем, наконец, вызвал патронуса.

Этим вечером все у нас шло просто замечательно. Кажется, патронус тоже это чувствовал: он позволил мне отработать на нем огненный щит, чего не происходило раньше — каждый раз, когда я выставлял перед собой раскрученную определенным образом плеть, превращавшуюся в огромный круглый щит из-за быстрого вращения, патронус забивался в угол и ждал, пока я его уберу. Однако на этот раз он нападал, несмотря на то, что столкновение со щитом явно причиняло ему неприятные ощущения. Наконец, я убрал щит и отогнал патронуса подальше. Матч давным-давно кончился, пора было прекращать занятия, хотя такая физическая нагрузка уже не казалась мне тяжелой, и после небольшого перерыва я был готов заняться чем-нибудь еще.

Патронус замер в другом конце комнаты. Я наблюдал за ним, он — за мной. Он казался достаточно спокойным, и я попытался ощутить его энергии. Когда я делал это раньше, патронус сразу же начинал на меня нападать, но сейчас он лишь раскрыл пасть и согнул руки в локтях, будто готовясь к прыжку. На всякий случай я поднял плеть, но патронус больше не шевелился. Не теряя связи с его энергиями, я скользнул чуть глубже и неожиданно почувствовал, что он не сопротивляется. Еще секунда, и я увидел мир его глазами.

Это было странное, ни на что не похожее ощущение. Я словно раздвоился, осознавая себя в двух концах комнаты одновременно. Мой патронус не различал цветов, его зрение было иным, отличным от человеческого, значительно более совершенным. Судя по всему, он прекрасно видел в темноте, поскольку все источники света представлялись ему сверкающими, почти слепящими серебряными пятнами. Его восприятие отличалось необычайной четкостью: на гладких с моей точки зрения каменных стенах ему были видны многочисленные трещины, выбоины и зазубрины. Столь же отчетливо я видел и себя, сознавая едва ли не каждый волосок на голове и нити, из которых была соткана одежда. Мне захотелось рассмотреть себя поближе, и я попытался сдвинуть патронуса с места. Тот нехотя сделал пару шагов и остановился. Это было потрясающе, но все же гостеприимством злоупотреблять не следовало. Я покинул его сознание и улыбнулся.

— Спасибо, — сказал я патронусу. — Ты классный.

Тот шагнул мне навстречу. Невольно я повторил его движение. Мы осторожно приблизились друг к другу; патронус склонился ко мне, и я коснулся рукой его длинного вытянутого черепа. Мои пальцы ощутили не твердую поверхность, а легкое покалывание иной формы энергии, чрезвычайно плотной, но, тем не менее, не похожей на обычное непроницаемое материальное тело.

Наверное, это было странное зрелище, хотя его некому было наблюдать. Краем сознания я понимал, что смотрю сейчас на самого себя, причем дважды: патронус был частью меня точно так же, как и я был частью патронуса. Однако воспринять это целиком было крайне сложно. Наконец, патронус отстранился и отошел в сторону.

— Я пойду, — сказал я негромко. — Уже поздно... Увидимся завтра.

Я махнул палочкой, и патронус исчез. Вздохнув, я поплелся к выходу. Только сейчас мне стало понятно, насколько я устал.

К этому времени стояла глубокая ночь. Очень осторожно, чтобы не нарваться на Пивза, Филча или миссис Норрис, я начал спускаться в подвалы. Проходя по длинному коридору третьего этажа и уже почти добравшись до поворота к лестнице, ведущей вниз, я услышал какой-то странный топот и вжался в стену, понимая, что кто бы это ни был, меня заметят.

Через секунду из-за поворота вылетело огромное лохматое черное существо. Я похолодел. "Собака, — пронеслось у меня в голове, — та самая, что болтается по лесу с котом!" Собака мчалась так быстро, что не сумела вовремя затормозить на повороте, заскользила лапами по каменному полу и врезалась в стену напротив. А потом случилось удивительное.

Ударившись о камни, собака начала трансформироваться. Хотя трансформация длилась считанные секунды, мне казалось, что все происходит будто в замедленной съемке; возможно, необычной четкости восприятия способствовало то, что недавно я побывал в сознании патронуса. Пес изогнулся и начал вставать на дыбы, меняя строение скелета и тканей тела. Вместо шерсти на нем появилась серая разодранная одежда, вместо собачьего черепа — человеческая голова с длинными, спутанными волосами. Возникший человек не заметил меня, поскольку стоял спиной, но мне не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, кто это. Еще миг, и Сириус Блэк обернулся, словно почувствовав мое присутствие.

...Казалось, его сознание само затягивает меня внутрь. Возможно, это было последствием анимагической трансформации, но такая степень раскрытия напоминала смерч, засасывающий в себя все, с чем соприкасается. Даже если бы я хотел, то не смог бы сопротивляться. Несколько секунд мы стояли, не сводя друг с друга глаз. Наконец, Блэк вздрогнул и попятился назад по коридору. Я с облегчением прервал контакт. Видя, что я ничего не предпринимаю, он развернулся и побежал прочь, быстро скрывшись в темноте.

Некоторое время я стоял, переполненный своими и чужими эмоциями, а потом сорвался с места и, уже ни от кого не таясь, помчался вниз.

Добравшись до подвалов, я остановился перед дверью, ведущей в покои Снейпа, и бешено заколотил в нее кулаком и ногой. Секунды казались минутами; я уже думал, что он никогда не подойдет, но вот дверь распахнулась, и на пороге возник Снейп в черной ночной пижаме. Не дав ему возможности что-либо сказать — а судя по выражению лица, сказать он собирался очень многое, — я выпалил, тыча рукой куда-то в сторону:

— Там Блэк! Там Сириус Блэк! Пожалуйста, скажите мне код горгульи! Дамблдор просил!.. Мне нужен код!

Несмотря на эту сногсшибательную новость, Снейп разозлился еще сильнее.

— Молчать! — рявкнул он и раскрыл дверь пошире. Я замолчал, подпрыгивая от нетерпения. Неужели он не понимает, что мне срочно нужно поговорить с директором?

Снейп выглянул в коридор, будто Сириус Блэк мог притаиться где-нибудь в слизеринских подвалах, а потом перевел взгляд на меня.

— Теперь еще раз и спокойно, — сказал он.

— Я шел, а там — Сириус Блэк! — заторопился я, немного сбавив тон. — Он на меня посмотрел, и я все увидел, а потом он убежал, а я к вам, потому что не знаю кода...

— Да какого еще кода! — опять рассердился Снейп.

— Ну пароля! — крикнул я. Мерлин, что за тормоз!

Снейп достал откуда-то из-за двери свою мантию, накинул ее на плечи и ворчливо сказал:

— Ладно, поднимайтесь к директору. Код! Это что вам, пользовательская программа?

Не успев толком удивиться его осведомленности в маггловских технологиях, я развернулся и побежал к лестнице. Однако, несмотря на все свое желание, мне не удалось забраться на седьмой этаж, с которого я десять минут назад спустился, в том же быстром темпе. Я приковылял к горгулье и прислонился к стене, пытаясь отдышаться после путешествия по двум десяткам высоких лестниц. Горгулья недоверчиво покосилась на меня и отпрыгнула в сторону. Все еще задыхаясь, я поднялся к кабинету директора (хоть здесь лестница движется сама!) и постучал в темную дверь.

Снейп уже был в кабинете. Он успел переодеться, как и Дамблдор, который стоял у окна, внимательно наблюдая за тем, как я захожу.

— Что ж, — сказал он без предисловий. — Мы вас слушаем, Линг. Только не торопитесь, рассказывайте все по порядку.

— Я шел, — начал я, решив не уточнять, откуда и куда, — по коридору третьего этажа, и вдруг вижу — собака! А это Сириус Блэк...

— Какая еще собака? — взъярился Снейп, но Дамблдор остановил его:

— Северус, давайте сперва выслушаем.

— Собака, — упрямо повторил я, глядя на Снейпа. — Черная, лохматая собака. Которая потом превратилась в Сириуса Блэка. Он анимаг.

Дамблдор и Снейп переглянулись — судя по всему, об этом они слышали впервые.

— Теперь ясно, как он сбежал из Азкабана, — задумчиво проговорил Дамблдор. — И что произошло дальше?

Только я раскрыл рот, как дверь распахнулась, и в кабинет вбежала профессор Макгонагалл. Увидев меня, она замерла, и тревога в ее взгляде сменилась настороженностью.

— Полагаю, Минерва, вы хотели сообщить нам, что в замок проник Сириус Блэк, — миролюбиво произнес Дамблдор. — Мы как раз обсуждаем это с мистером Ди, который по случайному совпадению оказался свидетелем этого проникновения.

— Свидетелем? — подозрительно переспросила Макгонагалл, подойдя ко мне едва ли не вплотную и не сводя с меня строгого взгляда. — Интересно было бы послушать, при каких обстоятельствах это произошло. Блэк забрался в спальню Гарри... думаю, нам необходимо обыскать замок.

— Сэр, не надо его обыскивать, — я повернулся к Дамблдору. — Я еще не все рассказал.

— Присядьте, Минерва, — Дамблдор указал на кресло. Макгонагалл уселась на краешек и с недовольством покосилась на Снейпа. Наверняка она решила, что он здесь, чтобы меня защищать. Ну конечно, защитил один такой!

Дамблдор кивнул, чтобы я продолжал.

— Ну вот, — сказал я, не слишком обрадованный перспективой делиться своими тайнами с Макгонагалл, которая до сих пор не могла простить мне знания парселтанга. — И когда он превратился...

— Что значит — превратился? — перебила меня Макгонагалл.

— Это значит, что Сириус Блэк — незарегистрированный анимаг, принимающий форму черной собаки, — спокойно объяснил Дамблдор. Брови Макгонагалл поползли вверх, но она ничего не сказала.

— Когда он превратился, — чуть настойчивее продолжил я, раздражаясь из-за постоянных перебивок, — то обернулся и увидел меня. И мы... как бы это объяснить... в общем, он оказался открыт — наверное, это побочный эффект трансформации, — и я... ну... в общем, получил доступ в его сознание.

— Это называется легилименция, — прошипел Снейп.

— Да, легилименция, — кивнул я, не осмеливаясь смотреть на Макгонагалл. Дамблдор спросил:

— И что же вы увидели в его сознании?

— Немногое, — ответил я. — Но, по крайней мере, я узнал, зачем он приходил.

— Это и так ясно! — фыркнула Макгонагалл. — Он проник в спальню Гарри. Его видел Рон Уизли!

Я мысленно воздел глаза к потолку — тоже мне, свидетель!

— Так зачем же он сюда приходил? — спросил Дамблдор.

— Он ищет Питера, — сказал я. — У него еще такая фамилия, вроде Погорю...

— Петтигрю?! — воскликнул Снейп, мгновенно утратив свой невозмутимый вид. — Но Петтигрю погиб!

— Он не погиб, — ответил я. — Наоборот, это он устроил тот взрыв, который приписывают Блэку. К тому же, — добавил я мстительно, — Сириус Блэк, оказывается, был посажен в тюрьму безо всякого суда и следствия. То есть не было официального судебного разбирательства, не было заведено дела и не было предоставлено адвоката. Я, конечно, не знаю всех тонкостей магического судопроизводства, но магглы позволяют себе такие грубые нарушения только если в их стране — тирания и полицейский произвол! Каким бы ужасным ни был преступник, он имеет право на суд, а учитывая, что стакана воды с сывороткой правды было бы достаточно, чтобы признать Блэка невиновным, мне остается только догадываться, почему это ваше министерство так быстро упекло его за решетку.

Дамблдор, Снейп и Макгонагалл молчали. У директора было отрешенное выражение лица, будто он пребывал где-то далеко и даже не слышал моей гневной речи. Снейп, напротив, присутствовал полностью — он сверлил меня черными глазами, в которых отражался огонь камина, но был больше сосредоточен, нежели разозлен.

— Абсурд! — сказала, наконец, Макгонагалл. — Если это правда, зачем он проник в спальню мальчиков? Мистер Ди, а не мог он, скажем, как-то обмануть вас, заставить поверить в то, чего на самом деле не было?

— Не мог, — ответил я, — потому что он меня не видел, а когда обернулся, было уже поздно. Все случилось очень быстро; я сам не ожидал, что проникну в его сознание.

Дамблдор, наконец, вышел из задумчивости, посмотрел на меня и спросил:

— Вы видели, где он сейчас скрывается?

— Нет, сэр, — ответил я. Дамблдор вздохнул.

— Хорошо, Линг, — сказал он. — Я прошу вас пока ни с кем не обсуждать то, о чем вы сейчас нам рассказали. Минерва, и вас тоже. До тех пор, пока мы не найдем Блэка, мальчик ни о чем не должен знать.

Я понял, что речь идет о Поттере. Это уже было неинтересно. И что они с ним так возятся?

— Идите, Линг, — произнес Дамблдор. — Поскольку ваша встреча с Сириусом оказалась такой результативной, мы, пожалуй, не будем расспрашивать, почему вы бродили по замку посреди ночи. Надеюсь, сейчас вы пойдете к себе и как следует отдохнете перед завтрашними занятиями.

— Да, сэр, — сказал я и, больше ни на кого не глядя, вышел из кабинета.

Спускаясь в подвалы второй раз за эту ночь, я думал о Сириусе Блэке. Каково это — столько лет провести в тюрьме без суда и следствия, будто он политический заключенный, а не криминальный, да еще и рядом с дементорами? Что теперь будет делать Дамблдор? А Люпин? Они ведь знакомы... Ну конечно, об этом и говорил питон! Люпин, Блэк и кто-то еще, с кем они дружили, пока учились в Хогвартсе. Люпин — оборотень, Блэк — черный пес... Патронус! Я даже остановился. Вот на кого был похож его патронус! Я-то решил, что это волк, а это, оказывается, был Блэк, его старый приятель...

Я сел на ступеньки. Интересно, что скажет Люпин, когда услышит, что Блэк невиновен? Наверняка Дамблдор поговорит с ним — ведь он не знал, что Блэк анимаг, а Люпин знал, но ничего не сказал. Бедняга Люпин, теперь ему влетит... Я зевнул и прислонился к перилам. Интересно, что это был за кот? Может, миссис Норрис? Или профессор Макгонагалл? Я зажал ладонью рот, чтобы не расхохотаться. Вот было бы забавно, если б это оказалась Макгонагалл...

...Очнулся я от того, что обо что-то ударился головой. Открыв глаза, я чуть не вскрикнул: надо мной навис Снейп, который тряс меня за плечо.

— Проснулись? — саркастически поинтересовался он. — И почему, позвольте узнать, вы спите на лестнице? Не осилили спуска?

Я потер голову, которой стукнулся о перила, и огляделся; действительно, кажется, я так и заснул, размышляя о Блэке и Люпине. Но это совсем не значило, что меня можно вот так бесцеремонно будить. Я поднял глаза и посмотрел на Снейпа.

— Почему вы больше не даете мне дополнительных заданий?

Снейп уставился на меня так, словно я перешел все допустимые границы.

— Потому что я не обязан этого делать! — возмущенно ответил он. — И хватит здесь рассиживаться, иначе я не стану проявлять к вам такого снисхождения, как директор, и выясню, куда это вы шастаете по ночам!

— Я не шастаю, — обиженно сказал я, поднимаясь на ноги. Снейп повернулся и молча стал спускаться по лестнице. Я догнал его и пошел чуть сзади. Мы добрались уже до третьего этажа, когда Снейп внезапно остановился и обернулся:

— Где именно вы его видели?

Я привел его к углу, из-за которого выскочил Блэк, показал место, где он превратился в человека, и куда убежал потом. Снейп походил по коридору, осмотрел все статуи, колонны и стойки для факелов, заглянул в несколько классов и вернулся к лестнице.

— Теперь пошли, — сказал он. В молчании мы добрались до подвалов, и Снейп довел меня до самой двери в слизеринскую гостиную. Я назвал пароль, и дверь открылась.

— Спокойной ночи, — буркнул я и вошел полутемный холл, где горело лишь несколько свечей, да в камине мерцали алые угольки, напоминавшие глаза моего патронуса.

23.

Приближались летние экзамены. Нельзя сказать, что я был сильно поглощен подготовкой — чары, трансфигурацию и зелья я мог бы сдать с закрытыми глазами, а остальные предметы собирался полистать за неделю до экзаменов.

После моей встречи с Блэком профессор Макгонагалл заметно ко мне потеплела. Из нее ушли настороженность и недоверчивость, и даже задания стали чуть более разнообразными и творческими. В такой атмосфере работалось значительно легче.

Снейп, к моему сожалению, не сменил гнев на милость, все также не обращая на меня внимания. Впрочем, варить зелья я хуже не стал. "Подумаешь, какая цаца, ничего ему не скажи", злился я, поглядывая на профессора, расхаживавшего между рядами. Часто я заканчивал работу задолго до конца урока и остаток времени скучал, наблюдая за тщетными попытками Лонгботтома и Крэбба сварить зелье, хотя бы отдаленно напоминающее то, что варилось в котлах Грейнджер, Пирса или Забини. Снейпу явно не нравилось мое безделье, но свое слово я сказал еще тогда, на лестнице, и если он не собирался нагружать меня заданиями, пусть смотрит, как я бездельничаю.

Мне хотелось поговорить с Люпином, но на первом его уроке, что произошел после моей встречи с Блэком, профессор выглядел настолько угнетенным, что я не решился к нему подойти. Наверное, имел беседу с директором, подумал я, выходя вместе со всеми из класса после подробной лекции о кожистой мухоловке. К сожалению, Люпин не принес ее в класс живой, позаимствовав у Снейпа большой стеклянный сосуд с заспиртованным экземпляром, и объяснил, что на экзамене ее не будет. По классу пронесся вздох облегчения.

К лету путем уже привычного подкупа я восстановил утраченные контакты со змеиным населением Запретного леса. Мясо я доставал на кухне у эльфов, потому что Хагриду было ни до кого, кроме своего драгоценного гиппогрифа. Насколько я знал, к концу экзаменов в Хогвартс должна была пожаловать комиссия с окончательным решением. Хагрид совсем приуныл, и общаться с ним стало невероятно сложно.

Наконец, начались экзамены. На трансфигурации я получил отдельное задание, поскольку превращать чайники в черепах-големов наловчился еще на втором курсе. Мне нужно было превратить кусок янтаря с впаянной туда большой мухой в саму муху. Запрещалось просто убирать янтарь и придавать жизненное подобие готовому насекомому. Нечто в этом роде я уже делал, хотя пока что находил такую двойную трансфигурацию довольно сложной. В конце концов муха у меня получилась, но, к сожалению, в воздух она так и не поднялась и опять оказалась раза в три больше нормальной. Макгонагалл покачала головой:

— Мистер Ди, у вас явная склонность к гигантомании. Я понимаю, что вы без труда можете ее уменьшить, однако... она еще и не летает. Давайте-ка снова — и сосредоточьтесь.

Флитвик задал мне проанализировать сломанный магический механизм: предстояло определить, что это за прибор, какие поломки в нем присутствуют, и, наконец, починить его. С чарами у меня не возникло проблем: прибор оказался универсальной ловушкой элементалей. Маги устанавливали их в стихии нужных элементалей, особым образом настраивали, и, если все проходило гладко, на следующее утро в ловушке оказывалось две-три элементали, которых потом можно было приручить — или, при неудачном стечении обстоятельств, загреметь в больницу св. Мунго.

На экзамене у профессора Асвинн мы тянули билеты, где был вопрос по истории рун и изображение одной из рун Старшего Футарка, о которой нам следовало рассказать. С историей у меня, как всегда, возникли трудности, но про руну я рассказал бойко.

Выйдя из класса, я увидел сидящего на подоконнике Пирса с учебником в руках.

— Ну как? — спросил он меня.

— Вроде сдал, — сказал я, останавливаясь рядом. — Полину ждешь?

— Ага.

— Она еще сидит, пишет, — ответил я. — А у нас зелья после обеда.

Пирс помахал учебником:

— Успеем. Обед еще не скоро.

— Ну ладно, — сказал я. — Пойду прошвырнусь на улицу.

— Стой, — сказал Пирс, положил учебник и соскочил с подоконника. — Мы тут с Полиной... в общем, хотели тебя спросить: ты ничего такого странного за Люпином не замечал?

— Странного? — Я сделал вид, что не понимаю, о чем идет речь. — Да нет, не замечал... разве что выглядит он неважно... иногда.

Пирс смерил меня внимательным взглядом:

— Темнишь, Ди.

— Слушай, — я вздохнул. — Ты же понимаешь, что такие вещи не стоит обсуждать. Тем более если препод тебя устраивает, и ты не хочешь ему ничего плохого.

Пирс улыбнулся и снова сел на подоконник.

— Ну и отлично! А то я сперва подумал, что Полина его просто невзлюбила. Я не собираюсь никому ничего говорить, — поспешно добавил он. — По-моему, это даже круто, что он... ну ты понял.

Мимо прошествовал какой-то понурый студент с Хаффлпаффа.

— По-моему тоже, — ответил я. — Но мне с трудом верится, что он останется у нас на следующий год.

На экзамене по зельеварению я постарался сварить идеальное загустевающее зелье, чтобы Снейпу было не к чему придраться. Поставив флакон на стол, я отправился в библиотеку повторять астрономию и историю магии, которую мы должны были сдавать завтра вместе с гербологией. Через день нас ожидал экзамен по защите от темных искусств. Я так и не поговорил с Люпином, однако теперь эта идея казалась мне не слишком удачной. Что я мог ему сказать? В конце концов, теперь он знает, что его лучший друг не виновен, и даже если Дамблдор дал ему втык за то, что тот не сообщил об анимагических способностях Блэка, ничего страшного с ним от этого не произошло.

Экзамен Люпина состоял из полосы препятствий, представленных некоторыми пройденными нами темными созданиями. Перед сундуком с боггартом я помедлил, но потом забрался внутрь, оказавшись в небольшом просторном помещении с комодом у стены напротив. Я стоял, ожидая, что оттуда вылезет боггарт, но того все не было и не было. Подойдя к комоду, я по очереди заглянул в каждый из ящиков, однако ничего, кроме пыли, не нашел. Раздосадованный, я выбрался наружу.

— Думаю, сейчас у тебя просто нет боггарта, — сказал Люпин. — Такое случается время от времени. Будем считать, что здесь ты тоже справился.

Я отошел в сторону и сел на траву, наблюдая за тем, как Флетчер неловко обходит финтиплюха, а потом покосился на Люпина. Приближалось полнолуние, однако профессор держался молодцом.

После Флетчера шла Панси Паркинсон. Лихо расправившись со всеми темными существами, Паркинсон нырнула в сундук, чтобы победить своего боггарта-многоножку, однако, судя по топоту и визгу, доносившимся из сундука, удалось ей это не слишком хорошо. Недовольная, она вылезла на свежий воздух и хмуро посмотрела на Люпина.

— Молодец, Панси, — похвалил ее Люпин. — Мне особенно понравился твой прием с загрыбастом.

Паркинсон сразу повеселела и отправилась к ждущим ее неподалеку подругам. Я тоже поднялся — Пирс, Нотт и Флетчер уже о чем-то совещались. Нотт указывал рукой на замок.

— Эй, — окликнул их я, подходя ближе. Нотт тут же замолчал, и все трое посмотрели на меня.

Я пожал плечами — не хотите как хотите, — и пошел было к замку, но Нотт сказал:

— Да стой ты.

Я остановился.

— Сюда приехал министр, — проговорил Нотт. — К Хагриду прислали Макнейра.

— Какого еще Макнейра?

— Это министерский палач, — объяснил Нотт.

— Палач? К Хагриду?! — потрясенно переспросил я.

— Да не к Хагриду, а к его гиппогрифу! — сказал Пирс. — Очнись, Ди, или у тебя от экзаменов совсем мозги усохли? Клювокрыла сегодня казнят! Поэтому здесь министр, Макнейр и еще какой-то старикашка.

Я перевел взгляд на далекий дом Хагрида. Бедняга. Надо, конечно, сходить к нему, но сейчас обед, а потом — прорицания...

— Ладно, пошли, — сказал Пирс. Мы медленно направились к замку. Недалеко от входа я обернулся. Люпин, будто дирижер, размахивал палочкой, распределяя темных тварей по аквариумам и клеткам. Хоть бы он у нас остался, подумал я и поднялся по ступенькам к открытым дверям.

Прорицания были нашим последним экзаменом. К тому моменту, когда я поднялся в класс к Трелони, мои планы по спасению гиппогрифа приобрели космические масштабы. Я подумывал наколдовать метеорит; ему следовало упасть прямиком на столб, к которому прикован Клювокрыл, и порвать зачарованную цепь, после чего счастливое животное ускачет в лес, и будем надеяться, ему хватит ума не возвращаться.

— Итак, молодой человек, — печально встретила меня профессор Трелони. — Присаживайтесь вот сюда и расскажите, что вы видите в хрустальном шаре.

Я сел и вгляделся в туманный шар. Иногда я даже надеялся, что с помощью шара действительно можно что-нибудь увидеть. Но то ли это была полная ерунда, то ли время для сосредоточения оказывалось неудачным — я никогда и ничего в нем не замечал.

Вот и сейчас я пристально всматривался в туман, но мысли мои возвращались к плану по спасению Клювокрыла.

Вдруг меня осенило, и я резко выпрямился.

— Что, что? — заволновалась Трелони.

— Темная тварь, — проговорил я. — Такая страшная!

— Какая темная тварь? — оживилась профессор.

— Похожа на скелет с очень длинной головой.

— О, — Трелони слегка удивилась. — И что она делает?

Я посмотрел в шар.

— Хм... Она... она нападает на гиппогрифа — наверное, на того, что привязан у Хагрида. Боюсь, что все кончится плохо, — сказал я, не объясняя, впрочем, для кого именно. Трелони воодушевилась.

— Темная тварь с длинной головой... — задумчиво сказала она; глаза ее сверкали за толстыми стеклами очков. — Воистину вы углядели саму тьму, что сгущается над несчастным созданием.

Произнеся еще несколько драматических фраз, я поспешил вниз. Нужно было поспеть к Хагриду и разведать обстановку. Весь план казался мне гениальным и простым, а о том, какие последствия могут у него возникнуть, я даже не задумывался.

Поданную ранее апелляцию Хагрид проиграл, и министр сообщил ему, что казнь гиппогрифа состоится на закате. Мне не хотелось надолго задерживаться в доме лесничего — я как мог подбодрил его и, наконец, сказал, что хотел бы попрощаться с Клювокрылом. Хагрид в отчаянии уронил волосатую голову на руки. Уже стоя у дверей, я повернулся и добавил:

— Перестань так убиваться! Не показывай, что тебе плохо, а то им от этого будет только приятнее... Хагрид! Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?

— Слышу, — глухо ответил Хагрид. — Ты прав, Линг, не надо им этого показывать. Вот и Дамблдор говорит, что я должен быть сильным. Но как... как тут быть сильным!

Он опять спрятал лицо в ладонях.

— Хагрид! — позвал я его. — А твои гриффиндорцы знают, что случилось?

Хагрид поднял голову.

— Точно, надо им сообщить. — Он поднялся с табурета и начал нервно копаться в хламе, собранном на большой тумбочке рядом с кроватью. — Надо написать...

Я потихоньку выскользнул из дома и подошел к гиппогрифу.

Цепь была сделана на славу, крепясь с одной стороны к прочному заговоренному ошейнику, а с другой — к небольшому столбику, вбитому в землю.

— Не знаю, что ты за зверь такой, если не хочешь на волю, — сказал я гиппогрифу. — И охота тебе тут стоять посреди огорода? Тебе этот колышек выдернуть — что мне траву сорвать. Может, все же попытаешься?

Клювокрыл мрачно посматривал на меня, придерживая одной лапой окровавленную тушку кролика.

— Ладно, не собираюсь я отнимать твоего кролика, — сказал я и обернулся к замку. На берлогу Хагрида выходило довольно много окон, и мне следовало занять наилучшую позицию.

Остаток дня я посвятил разведке. Обойдя три последних этажа, откуда открывался вид на лес и огород, я выбрал окно на шестом этаже. Оттуда была видна дверь дома Хагрида, Клювокрыл в огороде и тропа, по которой палач с министром пойдут из замка. После ужина я потихоньку смылся от своих приятелей, поднялся на шестой этаж и устроился на подоконнике в ожидании министерской комиссии.

Впрочем, очень скоро я заскучал. В этой части замка не висело даже картин, а никакой книги я с собой не захватил, поэтому мое внимание постепенно начало рассеиваться, и я довольно поздно заметил подходящую к дому Хагрида группу людей. Вскочив на ноги, я прижался к стеклу, чтобы рассмотреть, кто же к нему идет.

То, что среди членов этой делегации был Дамблдор, меня совсем не обрадовало. Если Дамблдор увидит моего патронуса, кто знает, как он на него отреагирует? Вдруг решит, что это какая-нибудь темная тварь... или даже сам Волдеморт? Внезапно я понял, какую глупость сморозил на экзамене по прорицаниям. И зачем я рассказал Трелони о патронусе, напавшем на гиппогрифа? Если дело обретет огласку, она непременно раструбит о моем предсказании, и тут уж директору не составит труда вычислить, кто за этим стоит... Но отступать было поздно — делегация зашла в дом, и я должен был действовать.

Я прогнал из головы все мысли, попытался утихомирить колотящееся сердце и сосредоточился на клочке земли перед тем местом, где стоял Клювокрыл. Времени было мало — скорее всего, только одна попытка, — и сейчас я был обязан управлять патронусом так, будто он — мое послушное орудие. Не позволяя себе усомниться в собственных силах, я взмахнул палочкой, указав ею на окно, и мысленно произнес заклинание, одновременно направив свое сознание в фиолетовую молнию.

Вопреки моим ожиданиям, патронус не слетел по воздуху с вершины замка, а возник прямо перед гиппогрифом. Мое восприятие снова раздвоилось. И я совсем не ожидал, как мой патронус увидит живой, движущийся мир. Прежде мне доводилось наблюдать только пустую комнату, каменные стены и самого себя на приличном расстоянии. А сейчас я находился в траве рядом с лесом, под восходящей луной и звездами на ясном небе, и ощущения патронуса ошеломляли.

Своим человеческим сознанием я бы никогда не смог воспринять столько информации одновременно. Мир вокруг был полон жизни. Я видел ее настолько отчетливо, что эта отчетливость и ясность пугали. Повсюду шевелились какие-то существа — насекомые, мелкие и крупные зверьки, птицы... Я воспринимал сразу всех, даже не фокусируя взгляда. Спроси меня, где на ветвях сидит дикий филин, я мог бы сходу указать на него, хотя сейчас, в данный момент, вообще не смотрел в ту сторону. Я знал, сколько муравьев карабкается по столбу забора, сколько птиц пролетает над озером позади меня, сколько фестралов, скрытых в теплых сумерках, кружит над Запретным лесом... Даже воздух был живым: патронусу он казался серовато-серебристым, где-то густым и холодным, наплывающим с остывавшего озера, а где-то почти прозрачным. Все это пронеслось сквозь меня за несколько секунд, пока я и патронус привыкали к новой обстановке.

А потом Клювокрыл взбесился.

Увидев моего патронуса, он взвился на дыбы и издал хриплый, протяжный вопль. Если бы цепь позволяла, он бы наверняка на меня бросился. Впрочем, я того и ждал и послал патронуса ближе, чтобы раззадорить ленивого зверя. Клювокрыл рванулся вперед и вбок, пытаясь то ли меня достать, то ли оторваться от привязи. Я прыгнул к цепи и легко выдрал из земли столб, к которому та была прикована. Почуяв свободу, гиппогриф перемахнул через забор и забил крыльями, угрожающе надвигаясь на меня.

Драка в мои планы не входила. К тому же, еще секунда, и делегация в доме Хагрида увидит, что происходит на улице. Не хватало только, чтобы Дамблдора обвинили в использовании Темных искусств... Я бросился вперед и замахнулся на гиппогрифа лапой. Острый коготь прочертил на его груди узкую рану, которая сразу же наполнилась кровью. Гиппогриф попытался долбануть меня клювом, но я легко избежал удара, отпрыгнув в сторону.

— Да улетай же, идиотская зверюга! — заорал я, и к моему изумлению, из горла патронуса вырвался высокий, пронзительный визг. Клювокрыл снова встал на дыбы, замахал крыльями и начал подниматься в воздух, волоча за собой цепь и столбик. В ту же секунду я почувствовал, что на меня смотрят. Резко обернувшись, я увидел раскрытую дверь дома Хагрида и одинокую фигуру, замершую на крыльце — крепкого мужчину средних лет, — но это было все, что я позволил себе рассмотреть. Вырвавшись из сознания патронуса, я взмахнул палочкой, и он исчез.

Это оказалось очень вовремя, потому что как только патронус пропал, на крыльцо вышли остальные члены делегации, в том числе и Дамблдор с Хагридом. Они смотрели, как Клювокрыл делает разворот над опушкой и летит в лес, издавая вопли, которые слышал даже я на своем шестом этаже. Кто-то из делегатов оживленно жестикулировал; палач — тот самый мужчина на крыльце, — что-то говорил остальным. Потом четверка побрела в замок, а Хагрид исчез в доме. Когда я снова взглянул на лес, гиппогрифа уже не было видно.

Я сунул палочку в крепление и потащился в подвалы. "Тупое животное, — раздраженно думал я, напрочь позабыв о том, что моя затея в конечном итоге оказалась успешной, — с чего ему вздумалось на меня нападать?" Потом я начал подробно вспоминать, каким мой патронус увидел окружающий мир, и сам не заметил, как добрался до входа в слизеринскую гостиную.

Наутро все только и говорили, что о побеге Клювокрыла. К счастью, о его причинах никто не догадался. Через час после завтрака, когда мы вчетвером сидели под деревом на берегу озера, к нам подошел Малфой со своими дружками.

— Эй, — сказал он, — слышали новость?

— Про гиппогрифа? Про него только глухой не слышал, — ответил Нотт, приподнимаясь на локте и глядя на Малфоя. Тот бросил на меня косой взгляд и продолжал:

— Значит, не слышали. Ну так вот. Оказывается, Люпин — оборотень.

— Ну да, а Флитвик — вампир, — хмыкнул Флетчер.

— Кто это сказал? — спросил Пирс.

— Люди, — ответил Малфой. — Не все ли равно, кто именно? Дамблдор совсем с ума сошел — нанимать на работу оборотней.

— Он плохо тебя учил? — язвительно поинтересовался Пирс. Малфой скорчил недовольную рожу:

— Я не сомневался, что некоторым это может понравиться. Оборотни ведь тоже в некотором смысле полукровки.

— Прибереги свои комплексы для Гриффиндора, — усмехнулся Пирс. — Люпин хороший препод, а как ты вроде бы знаешь, на эту должность никто особо не рвется. Так что пусть лучше будет оборотень, чем второй Локхарт.

— А может, все дело в том, что оборотень — твой боггарт? — спросил я. Малфой ощетинился:

— А твой — какой-то драный старикашка!

— У меня уже нет боггарта, — сказал я, с удовольствием отметив, что никаких эмоций при словах Малфоя на меня не накатило. "Значит, я все же справился", подумал я.

— Погодите, он что, и правда оборотень? — Нотт уселся на траве, с недоумением переводя взгляд с Пирса на Малфоя и на меня.

— Правда, — сказали Пирс и Малфой в один голос.

— Так-так-так, — Нотт недовольно прищурился. — Вижу, кое-кто об этом давно знает!

— Не так уж и давно, — ответил Пирс. — Но меня Люпин устраивает, будь он кем угодно. Это у Малфоя проблемы с самооценкой...

— Заткнись! — разозлился Малфой. — У меня нет проблем, но они могут возникнуть у тебя!

— Вероятность этого стремится к нулю, — спокойно произнес Пирс. — А ты всегда пытаешься выставить себя лучше других. Это и означает проблемы с самооценкой.

— Иди к черту! — огрызнулся Малфой.

Нотт посмотрел на меня:

— И ты знал?

Я пожал плечами:

— Ну знал... Люпин — нормальный мужик, мне не хотелось, чтобы все начали истерить, писать домой письма, и мы бы лишились преподавателя через месяц после начала учебы. Так что я молчал. И вообще — как это просочилось, хотел бы я знать. Кто растрепал?

— Люпин сам виноват, — сказал Малфой. — Всю сегодняшнюю ночью он носился по лесу, распугивая дементоров, а может, и гиппогрифа сожрал, которого должны были казнить. Если б его казнили, я бы забрал себе его голову, как трофей.

— Его голова была бы трофеем, если б ты ее отрубил, — сказал я. — А поскольку сделать это у тебя кишка тонка, голова тебе не досталась. И вообще, почему это Люпин бегал по лесу? Обычно он остается у себя в комнатах.

— Сбрендил потому что, — сказал Малфой, собираясь отчаливать. — Он сейчас наверняка уже пакует чемоданы, так что его поклонники могут еще успеть получить последние уроки. — С этими словами он развернулся и направился прочь. Его шестерки Крэбб и Гойл потрусили следом. Я поднялся на ноги.

— Ты что, действительно к нему собрался? — спросил Флетчер. — А вдруг он... ну... еще не пришел в себя после вчерашнего? Вдруг он тебя укусит?

Нотт усмехнулся. Я ответил:

— Тогда я сразу же всех перекусаю. Чтобы оборотни больше никого не напрягали.

— Потом расскажи, как все прошло, — Нотт потянулся и лег обратно. — А то такая скука... Может, в Хогсмид сходим?

— Я домой хочу, а не в Хогсмид... — начал Флетчер, но я уже шел к замку и не слышал, о чем они говорили. Люпин уезжает — всю ночь бегал по лесу — а что если они встречались с Блэком? Я припустил быстрее и через пять минут уже стоял у дверей профессора.

Только я поднял руку, чтобы постучать, как дверь резко распахнулась, и из кабинета Люпина вылетел Снейп. Я едва успел отскочить с дороги. Увидев меня, он замер, а потом процедил сквозь зубы:

— Вам что здесь надо?

"Так вот кто рассказал, что Люпин — оборотень! — вдруг догадался я. — Ну ты и гад!"

Возможно, эти мысли каким-то образом материализовались у меня на лице, поскольку Снейп вдруг расплылся в зловещей улыбке, обычно адресовавшейся ненавистным ему гриффиндорцам.

— Ах, ну конечно, — протянул он. — Зашли попрощаться.

Только я собрался ответить, как в дверях возник Люпин. Выглядел он не лучшим образом — всклокоченный, бледный, не выспавшийся, — однако голос его оказался тверд.

— Северус, — сказал он. — Пропусти мальчика.

Снейп резко обернулся и направил на Люпина указательный палец.

— Я тебя предупредил, — прошипел он. — Только попробуй раскрыть рот.

— Заходи, Линг, — сказал Люпин и отошел, пропуская меня в кабинет. Я скользнул внутрь и с грустью увидел стоявшие неподалеку чемоданы, опустевшие аквариумы и клетки, голые полки в раскрытых шкафах. Снейп сказал Люпину что-то еще, потом развернулся и исчез в коридоре. Люпин вздохнул и закрыл дверь.

— Прости за эту сцену, — сказал он. — Ты, что называется, попал под горячую руку. — Он опустился на один из стульев и пригласил меня сесть рядом.

— Профессор, это ведь он всем раззвонил... — начал я с обидой в голосе, но Люпин меня остановил:

— Дело вовсе не в нем. Я подал заявление еще утром, когда вернулся из леса. Все равно к этому всё шло... Линг, я давно хотел поговорить с тобой, но никак не мог собраться с духом. Твоя встреча с Сириусом... ты не представляешь, как это было важно для всех нас — для Дамблдора, для меня, для всех, кто его любит... Ведь мы были друзьями еще с Хогвартса, мы вместе боролись с Волдемортом, и я так и не смог до конца поверить, что Сириус оказался способен предать Джеймса и Лили! А Петтигрю — все были уверены, что он погиб... — Люпин выглядел совсем несчастным, и я почувствовал себя так, словно был в этом виноват.

— Профессор, не расстраивайтесь... — начал я, но Люпин с удивлением поднял голову:

— Я не расстроен, Линг! Я счастлив — счастлив и невероятно благодарен тебе! Сегодня ночью много чего случилось, но по крайней мере сейчас Сириус в безопасности, а Гарри знает правду.

— Вы его видели?! — воскликнул я, разумеется, имея в виду Блэка.

— Да, мы виделись этой ночью, — сказал Люпин. — Он очень хотел поговорить с Гарри, объяснить, что тогда произошло, рассказать правду... ему пришлось схватить Рона, чтобы Гарри пошел за ним в Визжащую хижину... а потом туда пришел я. Сириус думал, что все до сих пор считают его виновным, но когда он узнал, что Дамблдор — благодаря тебе, — знает правду, видел бы ты его лицо!.. Он улыбался, наверное, впервые за эти тринадцать лет.

Мне становилось не по себе — выслушивать в свой адрес такие благодарности и откровения было крайне неудобно. Я бы предпочел узнать только фактическую сторону событий, без лишних эмоциональных драм, однако Люпин рассказывал об этой ночи, скорее, себе самому и не обращал внимания на то, что я чувствую себя не в своей тарелке.

— Питер... он тоже был анимаг, превращался в крысу. И можешь себе представить, что все эти годы он в своем животном обличье жил в семье Уизли!

— Уизли? — переспросил я, изо всех сил стараясь не расхохотаться. К счастью, Люпин на меня не смотрел.

— Этой ночью он был в руках у Рона... Мы превратили его обратно в человека. Он единственный, кто мог бы оправдать Сириуса, реабилитировать его в глазах магического сообщества. Мы решили отвести его в замок к Дамблдору, но когда вышли наружу... — Люпин покачал головой. — Все произошло по моей вине. Я забыл выпить зелье, которое сварил для меня Снейп... Оборотни опасны для людей, и я бы мог запросто напасть, но Сириус отвлек меня, превратившись в собаку, и мы убежали в лес. Потом, говоря откровенно, я мало что помню... Когда я вернулся, выяснилось, что Петтигрю воспользовался ситуацией и сбежал. — Люпин немного помолчал и продолжил: — А Сириус улетел на том самом гиппогрифе, которого испугала какая-то тварь из леса. Вчера вечером Макнейр только о ней и говорил. Правда, кроме него ее никто не видел, но Клювокрыл действительно скрылся на глазах министра и Дамблдора. Сириус нашел его в лесу и улетел туда, где он будет в относительной безопасности. Конечно, министерство продолжит его поиски, да и Питер исчез, но ему было важно, чтобы Гарри узнал правду. Они с его отцом были лучшими друзьями. Гарри — его крестник...

— А дементоры? — спросил я. — Их теперь отсюда уберут?

— Конечно, уберут, — Люпин, наконец, улыбнулся. — Полагаю, этим летом ты сможешь свободно ходить в Хогсмид.

Возвращаясь от Люпина, я столкнулся с Поттером. Тот торопился вниз по лестнице, но при виде меня замедлил шаг. Мне не хотелось с ним общаться, и я целеустремленно прошел мимо. Однако после обеда, когда новость о гиппогрифе отошла на второй план, поскольку ее затмила новость о Люпине, он все же поймал меня и затащил в какую-то полутемную кладовую со старыми стульями.

— Послушай... — начал он. — Насчет Сириуса... и вообще. Почему ты не рассказал мне все тогда, когда встретил его в коридоре?

— Потому что мне запретил Дамблдор.

— Ну и что!.. — начал Поттер, но я его перебил:

— Ты знаешь, что директор меня не слишком любит? Я у него на заметке, и если попытаюсь выкинуть что-нибудь такое — например, нарушить данное ему обещание, — то нарвусь на серьезные неприятности. Так что я не собираюсь его злить.

Поттер с сомнением смотрел на меня.

— А почему он тебя не любит?

— Не все ли равно? Не любит и не любит... Не всех же ему любить.

Мы помолчали.

— Жаль, что Люпин уезжает, — сказал я. — У нас довольно много народу знало, что он оборотень, но до сих пор это никому не мешало.

— А у нас Гермиона догадалась, — ответил Поттер. — И кто мог растрепать?

— Известно кто — Снейп.

— Откуда ты знаешь? А вообще да. — Поттер кивнул. — Наверняка он. Он же их ненавидит.

— Кого это — их? — как можно более равнодушно спросил я, хотя сразу насторожился.

— Люпина, Сириуса, моего отца... Это Сириус рассказывал, — ответил Поттер, присаживаясь на поломанную парту. — Они еще в школе враждовали. И потом, Снейп служил Волдеморту, а они с ним сражались. Сириус очень разозлился, когда услышал, что Снейп здесь преподает.

— Значит, ты видел, как Люпин превращается в оборотня? — поинтересовался я. Поттер слегка удивился:

— Как ты узнал?

— Я к Люпину заходил, и он в двух словах рассказал, что было ночью.

— Правда? — оживился Поттер. — А он тебе не говорил, кто спас нас от дементоров?

— Спас от дементоров? — Тут настала очередь удивляться мне. — О дементорах он вообще не упоминал!

Поттер взъерошил непослушные волосы и вздохнул:

— В общем, когда Люпин превратился, они с Сириусом убежали в лес, а этот Петтигрю обернулся крысой, потому что Люпин выронил палочку... ну и смылся, конечно. У Рона была сломана нога, он никуда не мог идти, и мы с Гермионой сначала не знали, что делать, а потом увидели над лесом дементоров. Мы решили, что они обнаружили Сириуса... — Поттер взглянул на меня. — Ты когда-нибудь видел их близко?

— Видел один раз, у леса.

— У леса?

— Это было перед тем квиддичным матчем, когда они пожаловали на поле. Наверное, выходили на разведку, — я усмехнулся. Однако Поттеру, судя по виду, было не до шуток. — Они, конечно, мерзкие, но ведь против них есть заклинание.

— Да, заклинание патронуса! Меня Люпин научил! — Поттер вновь оживился. — Мы с Гермионой пошли искать, но... в общем, у озера я остался один. — При этих воспоминаниях он вздрогнул. — Они едва не схватили его, но я вызвал патронуса, у меня все получилось, и дементоры улетели. Помню, что сидел рядом с Сириусом, потому что он потерял сознание... а потом всё, я отключился и очнулся уже в больнице, с Роном и Гермионой. Но ведь они ничего не знают, потому что тоже были без сознания. Может, Люпин тебе что-нибудь рассказал? Ведь дементоры могли вернуться.

Я усиленно размышлял.

— Там должен был быть еще волшебник. Может, Дамблдор? Вдруг он увидел слетающихся дементоров и твоего патронуса?

— Он бы мне сказал, — задумчиво ответил Поттер.

— Может, это Блэк сделал? Пришел в себя, пролевитировал вас к мадам Помфри, а потом вернулся и улетел на гиппогрифе?

— Откуда ты знаешь про гиппогрифа? — удивленно спросил Поттер.

— Люпин сказал.

— А откуда об этом узнал Люпин, который всю ночь бегал по лесу? Хотя ты прав, это наверняка был Дамблдор — ведь он утром передал мне, что Сириус улетел. — Поттер улыбнулся. Я пожал плечами. Дамблдоровская таинственность порядком раздражала. Неужели парню нельзя было просто сказать — так мол и так, я за вами наблюдал, а потом, когда дело запахло керосином, помог и тебе, и твоему Сириусу... Поттер, кажется, правильно растолковал мое молчание и закруглил разговор, хотя и весьма своеобразно.

— Теперь Снейп всегда будет тебя ненавидеть, — произнес он. Я остолбенел.

— Это еще почему?

— Потому что благодаря тебе он узнал, что его старый враг невиновен.

Я тут же вспомнил взгляд, которым зельевар следил за мной во время рассказа о нашей встрече с Блэком. Действительно, они же враги... Представив, что оставшиеся четыре года Снейп будет смотреть на меня как на пустое место, мне стало не по себе. Попрощавшись с Поттером, я побрел к Хагриду поздравить его с успешным побегом Клювокрыла и на всякий случай расспросить, что видел Макнейр, однако голова моя полнилась совершенно иными мыслями. Я помог врагу Снейпа. Я помог нескольким врагам Снейпа! Я помог сыну человека, которого он ненавидит. Как мне теперь быть? И почему, в конце концов, меня это так волнует?

24.

Дни, что оставались до прощального праздника перед летними каникулами, я откровенно бездельничал, слоняясь по замку и прилегающим окрестностям, однако меня не покидали мысли о том, что случилось в ночь побега Сириуса Блэка. Сложив всю известную информацию, я преисполнился убеждения, что Дамблдор, скорее всего, здесь не при чем. Негоже директору бродить в темноте по лесу, спотыкаясь о коряги и отгоняя назойливых двужальных комаров, да к тому же рискуя столкнуться нос к носу с преподавателем-оборотнем, когда вместо него это может сделать кто-нибудь другой. Например, Северус Снейп.

По крайней мере, такая версия событий объясняла сцену, увиденную мной во время визита к Люпину. О чем мог предупреждать его профессор? Вряд ли они стали бы ругаться при учениках на личные, никого не касающиеся темы. Значит, Люпин должен был помалкивать именно перед нами, поскольку Снейп не хотел, чтобы мы узнали, как ему по приказу директора пришлось помогать своему давнему врагу.

За день до прощального ужина мы получили листки с результатами экзаменов. Я пробежал глазами по оценкам — привычное "удовлетворительно" по истории... и еще одно? Я был уверен, что за все остальные экзамены получу как минимум "выше ожидаемого". Взглянув на название предмета, я аж подскочил от возмущения.

— Вот сволочь! — заорал я на всю комнату. — Так нечестно! Ну я ему сейчас выскажу!

И прежде, чем ошеломленные Нотт, Пирс и Флетчер успели что-то сказать, я вылетел из спальни, чуть не сбив с ног каких-то старшеклассников, и помчался к выходу. Все внутри меня кипело от негодования. Добежав до двери в кабинет Снейпа, я громко постучал, держа наготове лист с оценками. Скоро дверь открылась, и передо мной возник недовольный зельевар. Я ткнул листок ему в лицо и закричал:

— "Удовлетворительно"! Вы поставили мне "удовлетворительно" за правильную работу! Я подам апелляцию директору! А если он ее не рассмотрит, то подам в Визенгамот! Я этого так не оставлю! Это нечестно, я все сделал правильно! В моей работе нет ошибок!

Снейп молча выслушал мои бессвязные выкрики, а потом невозмутимо сказал:

— Зайдите.

Я вошел в кабинет и, насупившись, остановился на пороге. Профессор закрыл дверь и направился к своему рабочему столу, на котором были расставлены какие-то разноцветные склянки. Оказавшись там, он повернулся и с легкой иронией спросил:

— Если вы так уверены, что сделали свое зелье правильно, не все ли равно, сколько баллов вы за него получите?

Я оторопел:

— Но какой тогда смысл в оценках, если ставить их произвольно?

— Ваша оценка — не произвольная, — ответил Снейп.

— Я все сделал правильно, — упрямо повторил я. — Где вы нашли ошибку?

Снейп, кажется, задумался. Он молча разглядывал меня, будто я был очередным экземпляром его коллекции заспиртованных тварей, и в меня медленно начинали закрадываться сомнения. А вдруг я действительно где-то ошибся? Нет, не может быть!.. Но все же — вдруг я недосчитал правых или левых помешиваний, перепутал количество доз толченых голов богомола и толченых крыльев саранчи? Ничего я не перепутал, разозлился я на себя. Это все Снейп, он сбивает меня с толку! Прошло едва ли не полминуты, прежде чем профессор прервал молчание.

— Хорошо, — сказал он, будто что-то решив. — Если вам так сложно понять, почему вы получили низкий балл, я вам объясню. Вот котел, в том шкафу возьмете ингредиенты... — Он махнул рукой на застекленный шкафчик рядом с письменным столом. — Варите.

— Вы имеете в виду загустевающее зелье? — на всякий случай уточнил я. Снейп спокойно кивнул. Ну ладно, подумал я и начал готовиться. Взяв из шкафа все нужные вещества, я приступил к работе, тщательно взвешивая, отмеряя, мешая и отрезая. Через полчаса напряженной концентрации я перелил голубоватое зелье во флакон и поставил его рядом с котлом.

— Готово, — сказал я. Снейп, который все это время просматривал какие-то исписанные пергаменты, подошел к рабочему столу и взглянул на мой флакон.

— Разве неправильно? — на всякий случай спросил я.

— Правильно, — к моему удивлению ответил Снейп. — Но вы, кажется, хотели знать, за что я поставил вам "удовлетворительно"?

Я кивнул. Снейп опустошил мой котел и повернулся к горелке.

— Возьмите два котелка и налейте в них воды, — приказал он. Не понимая, какое это отношение имеет к моей оценке, я, тем не менее, выполнил его указание. Снейп поставил котлы на низкую каменную полку прямо за рабочим столом и проговорил:

— А теперь смотрите внимательно.

За три года своей учебы в Хогвартсе я ни разу не видел, как профессор работает над зельями. На уроке он никогда ничего не варил, следя лишь за тем, как это делают другие. И сейчас, глядя на то, как он спокойно и без ненужной суеты растирает в ступке головы богомолов, на глаз отмеряет корни бесхребетника и помешивает булькающий серый раствор, я постепенно начинал осознавать степень его мастерства. Зелье было не слишком сложным, но ведь истина проста, и мастеру требуется всего несколько штрихов, чтобы показать главное там, где подмастерье будет кропотливо выводить ненужные детали. К тому же, то, что делал Снейп, немного отличалось от классического рецепта, описанного в учебнике. Чего-то он клал больше, чего-то меньше, что-то не резал, а бросал целиком, а где-то мешал чуть иначе. Это было живое творчество, то самое, которое я так ценил в искусстве рисунка и которое упорно не замечал во всем остальном. Вместо получаса профессору понадобилось всего пятнадцать минут, чтобы загустевающее зелье обрело нужный голубоватый оттенок. После этого он капнул несколько капель из моего флакона в один котел с водой, а несколько капель своего зелья — в соседний. Пока мое зелье неторопливо превращало воду в желеобразную массу, зелье, сваренное Снейпом, трансформировало воду в студень всего за несколько секунд.

— Ясно? — спросил Снейп. Я смущенно закивал головой.

— Еще год назад я говорил вам, чтобы вы перестали механически копировать рецепты из учебника, — продолжал профессор. — Копировать может любой идиот, если проявит хоть немного усердия и внимания. К сожалению, вы не вняли моему совету. Так вот, мистер Ди, если вы и дальше собираетесь заниматься рутинной механикой, вам придется смириться с низкими баллами, которые, впрочем, указывают не на вашу бездарность, а на вашу лень. И если вы решите подать апелляцию Дамблдору... или в Визенгамот, — добавил он с сарказмом, — мне придется повторить перед ними то же самое. Поверьте — в такой ситуации они будут не на вашей стороне. А теперь приберитесь-ка здесь, — он кивнул на стол и на котлы. — Без магии, разумеется.

Наверное, так чувствовали себя ученики Леонардо и Рафаэля, которые были готовы от зари до зари растирать им краски, чтобы иметь возможность наблюдать за творчеством мастеров. К моему восторгу, Снейп, наконец, сменил гнев на милость и теперь едва ли не ежедневно заставлял меня заниматься какой-нибудь черной работой в его кабинете или лаборатории, вроде потрошения живности, сортировки перемешанных по ошибке изготовителя сухих ингредиентов, починки сломанных весов, погнутых котлов и неработающих горелок. Иногда у меня была возможность наблюдать, как он варит какие-то мудреные зелья, о назначении которых я мог догадываться только по их составу, и зрелище того, как ловко профессор это делает, вызывало во мне страшную зависть.

Студенты разъехались на каникулы, но, в отличие от предыдущих лет, преподаватели почему-то оставались в замке. Обычно часть из них в июле или августе покидала Хогвартс, но сейчас ничего подобного не происходило. В замке царила непонятная активность: все куда-то спешили, что-то обсуждали, постоянно аппарировали, выходя за ворота, и столь же стремительно возвращались назад; прилетали многочисленные совы с объемистыми посланиями, то и дело появлялись незнакомые личности, быстрым шагом проносившиеся по коридорам в кабинет Дамблдора и обратно, а в гостиницах и кабаках Хогсмида наблюдался невиданный наплыв посетителей. Я пытался выяснить у Хагрида, что же происходит, но он таинственно молчал, утверждая, что мне об этом знать пока рано.

В один из июльских дней лесничий, наконец, позволил мне покататься на фестрале. Я уже давно облюбовал себе потенциального летуна — крупного, независимого жеребца, которого назвал Файтером [Fighter], имевшего, впрочем, одну полезную слабость: он обожал свежую печенку, и благодаря ней мы неплохо сошлись. Я подкармливал его с рук и однажды получил разрешение Хагрида сделать кружок над замком.

— Ты уж с ним поласковее, — сказал он, трепля фестрала по холке, отчего животное начало шататься и нервно скалить зубы. — И не поднимайся над шпилями, ладно?

— Ладно, — прокряхтел я, пытаясь влезть на здоровенного Файтера, который, к тому же, не желал стоять спокойно и все время отходил от пня, с которого я на него забирался. — Хагрид, ты не мог бы его подержать?

Наконец, я забрался на спину фестрала и постарался усесться так, чтобы тот не задевал меня в полете крыльями. Это оказалось практически невозможно, к тому же, я так и не понял, за что на нем держаться.

— Давай-ка полетаем! — сказал я фестралу. — Сделаем пару кругов, покажешь мне лес и озеро.

Файтер расправил крылья, и я подогнул колени. Сделав несколько подпрыгивающих шагов, фестрал взлетел и быстро начал набирать высоту. Вцепившись ему в шею, я с восторгом следил за тем, как мы поднимаемся над лесом. Скоро передо мной открылась удивительная панорама — огромный зеленый ковер до самых гор, озеро, окруженное лесом, замок, такой маленький с высоты, и далекий стадион. Файтер стремительно направлялся к замку. Он облетел его, едва не касаясь крыльями крыш и выступов, и сделал крутой вираж, развернувшись к стадиону. Хотя к тому времени я уже привык к своеобразной посадке, от резких спусков и наклонов у меня захватило дух.

— Вот кайф! — заорал я. Пролетая над стадионом, я заметил две темные фигурки, идущие по игровому полю. Файтер немного снизился, и я различил профессора Флитвика и Снейпа, что-то обсуждающих и указывающих на ряды кресел одной из трибун. Файтер невозмутимо пролетел над их головами, и я не стал оглядываться, чтобы посмотреть, заметили они меня или нет.

Через пару дней я узнал, зачем Снейп с Флитвиком бродили по стадиону. Когда я появился на завтрак в Большом зале, Флитвик улыбнулся так, будто видел меня впервые после долгой разлуки.

— Линг! — воскликнул он. — Вы-то нам и нужны!

— Доброе утро, — сказал я, адресуя пожелание всем, кто в это время сидел за столом. Дамблдор еще вчера куда-то убыл, Трелони почти не выходила из башни, а остальные преподаватели были в кратком отпуске до начала августа. Меня встречали только Флитвик, Спраут, Снейп и Макгонагалл.

— Какие у вас планы на вторую половину дня? — поинтересовался у меня Флитвик. Снейп скривился:

— Филиус, просто скажите ему, что он должен делать.

— Ну как же, — возразил профессор, — а вдруг у Линга какие-то важные дела — например, с Хагридом или с Помоной?

— Дела, конечно, есть, — сказала профессор Спраут, чистя яйцо. — Линг будет помогать мне выкапывать африканскую сороконожку. Но этим мы займемся прямо сейчас, так что после обеда он в вашем полном распоряжении.

— Что мы будем выкапывать? — настороженно переспросил я, сразу представив себе черное многоногое создание вроде боггарта Панси.

— Африканскую сороконожку. Я закопала ее пару лет назад, — объяснила Спраут. — Настала пора ее отрыть. Наверное, у нее уже детки проклюнулись.

Картина в моей голове преобразилась: я увидел разложившиеся останки, хитиновый скелет и множество вылезающих из этой массы мелких насекомых. Сделав бутерброд с сыром и подвинув к себе чашку кофе, я напомнил Флитвику:

— Профессор, вы говорили о второй половине дня.

— Да! — встрепенулся Флитвик. — Дело в том, что мы с вами должны привести в порядок стадион. Говоря откровенно, он уже давно не в лучшем состоянии. Косметический ремонт — это, конечно, неплохо, но трибуны необходимо укрепить, обновить охранные заклинания, выправить все кресла, починить, подновить, покрасить в какой-нибудь веселенький цвет... В общем, дел невпроворот, а вызывать сюда ремонтную команду бессмысленно — все задействованы на чемпионате мира по квиддичу. Так что бремя ответственности ложится на нас с вами и вот на Северуса. Но я уверен — втроем мы отлично справимся. В конце концов, впереди у нас больше месяца.

— У меня отпуск — две последние недели августа, — напомнил Флитвику Снейп. — Так что процесс желательно не затягивать.

— Не затянем, — ответил Флитвик, — потому что и у меня в конце августа отпуск. Не оставим же мы стадион одному Лингу.

— Я мог бы сам покрасить кресла, — предложил я. Снейп фыркнул:

— В черное и белое.

— Это очень стильно, — возразил я. — Черное и белое — это минимализм, радикальный подход к оформлению пространства. Конечно, надо сделать так, чтобы кресла на стадионе выглядели эстетично, не как шахматная доска или ряды разных цветов, но думаю, я бы это смог.

— Боюсь, гости не оценят вашего подхода, — сказал Флитвик. — Обычно интерьеры для праздников оформляют ярко. Мы могли бы сделать кресла оранжевыми...

— Только не оранжевыми! — испугался я. — Не оранжевыми, не красными и не желтыми! Они будут отвлекать на себя внимание зрителей. Оттенки должны быть холодными. Выберите зеленый, синий или фиолетовый.

Неожиданно меня поддержала профессор Спраут:

— Думаю, зеленый или синий будут смотреться гораздо лучше оранжевого. Оранжевый слишком уж агрессивный.

— Дамблдор сказал — что-нибудь веселенькое, — заметил Флитвик.

"Ну да, — подумал я, — с его вкусом только стадионы оформлять, одни мантии чего стоят!"

— Северус, — продолжил Флитвик, — а вы что скажете?

— Пусть эти вопросы решает Ди, — сказал Снейп, поднимаясь из-за стола. — Он ведь у нас художник, вот и дайте ему творческую свободу.

"Ничего себе", потрясенно подумал я, изо всех сил делая вид, что именно этих слов от Снейпа и ожидал. Флитвик развел руками:

— Ну что ж, Линг — значит, вам и карты в руки. Однако сперва всё надо починить.

Африканская сороконожка оказалась странным растением, привезенным с Мадагаскара, а не из Африки. Плоские изогнутые семена — длинные, коричневые, со множеством отростков, издалека действительно напоминавшие сороконожку, — падали на землю и закапывались в нее на полтора-два года, после чего из них появлялись маленькие побеги. Однако такое происходило только в родной почве и на большой глубине. Здесь, в условиях школьной теплицы, растение, по мнению профессора Спраут, лучше было откопать и рассадить. Пока мы этим занимались, я в очередной раз попытался разузнать, что же затевается в Хогвартсе.

— А много будет гостей? — спросил я, подготавливая нужную почву для пересадки проросших семян. Профессор Спраут, склонившись над большой кадкой, пожала плечами:

— Человек тридцать, я полагаю.

— Где же они здесь разместятся?

— Думаю, гости будут жить не в замке, — сказала Спраут, аккуратно снимая землю слой за слоем. "Значит, в Хогсмиде, — подумал я. — То-то там столько народу. Наверное, уже начали съезжаться".

— Этот год будет богатым на зрелища, — заметил я. — И чемпионат мира, и мы...

— Да уж, — ответила Спраут, упорно не желая вдаваться в подробности грядущего мероприятия. Я не знал, что еще спросить, и продолжил делать смесь для проростков.

После обеда мы со Снейпом и Флитвиком отправились на стадион. По дороге Флитвик представил план того, чем мы будем заниматься в ближайшее время, и объяснил несколько новых заклинаний, которые я испытал, придя на место. Заклинания были несложными, и мы разбили трибуны на три части, зашли под них и начали приводить в порядок опоры, стыки и крепления. Занятие это оказалось довольно скучным, но меня грела мысль о том, что в конце я получу стадион в свое полное распоряжение и смогу придать ему неповторимый вид, раскрасив сиденья в каком-нибудь оригинальном стиле.

Из-за ремонта у меня стало значительно меньше свободного времени. После обеда мы втроем уходили на стадион, а в первой половине дня я обычно работал с Хагридом, профессором Спраут или сидел в библиотеке, выполняя домашние задания, которых, как всегда, было выше крыши. К тому же, я больше не желал давать Снейпу повод ставить мне "удовлетворительно", а потому вместо сказок, легенд и прочей беллетристики читал на ночь новейшее издание "Универсального Справочника по Зельеварению", подшивку "Вестника Зельевара" за последние три года и книгу "С Котлом на "Ты", где давались любопытные задачи на альтернативный подбор ингредиентов и составление новых формул.

У меня почти не оставалось времени на посещение Выручай-комнаты, а постоянные гости, которые то и дело заглядывали к директору и носились взад-вперед по седьмому этажу, крайне меня нервировали. Наконец, я решил временно перенести свои занятия в лес. К тому же, мне хотелось выпустить патронуса погулять и посмотреть на мир его глазами. Я облюбовал себе подходящую поляну, поставил вокруг несколько отводящих глаза заклинаний на случай, если сюда забредет Хагрид или не в меру любопытный кентавр, и начал заниматься до завтрака, вставая для этого ни свет ни заря. По утрам Запретный лес был особенно красив, и я выпускал патронуса, который носился по нему как угорелый, пока я его глазами смотрел на лесную жизнь. Во время этих прогулок мы посетили гнездо пауков, о которых мне рассказывал Хагрид, напоролись на рыскающих в чаще кентавров — к счастью, в лесных сумерках они нас не заметили, — и даже добрались до подножия гор, где жили странные беззлобные существа, напоминающие коричневых чертей размером с крысу.

Несмотря на всю эту благодать, мои рисунки становились все более зловещими. Я перестал планировать композиции и начал делать спонтанные наброски, которые часто превращались в изображения небывалых хищных существ, кровавых сцен насилия и людей, наслаждавшихся своей или чужой болью. В середине лета Пирс-старший прислал мне очередное письмо, в котором хвалил мои успехи, приложив к нему мешочек с деньгами и просьбу о новых работах. Я отправил ему свою графику, и вскоре Лета принесла мне ответ с предложением изобразить все то же самое, но в цвете. "Без сомнения, ваша графика представляет интерес, но темы, которые вы поднимаете, нуждаются в цветовом решении"... Недолго думая, я спросил у Снейпа, нельзя ли мне в эти выходные сходить в Хогсмид.

— Можно, — кратко ответил он. Втроем мы направлялись на стадион доделывать последнюю трибуну. Мне не верилось, что все это занудство, наконец, подошло к концу — осталось еще немного, и я займусь сиденьями! — Кстати, — добавил зельевар, — в этом году вам понадобится парадная мантия.

— Фу, — тихо сказал я, так и не привыкший к одежде волшебников. Снейп, однако, прекрасно меня расслышал.

— Предпочитаете маггловский стиль? — со скептицизмом поинтересовался он, имея в виду, что я все лето одевался в джинсы и футболку, тогда как остальные преподаватели, кроме Спраут, вечно копавшейся в земле, рядились в чопорные мантии.

— Да, — я кивнул. — Он гораздо практичнее. И аэродинамичнее.

— А! — воскликнул Флитвик. — Это, между прочим, ценное замечание, особенно если вы увлекаетесь полетами. Мы с Северусом заметили вас тогда на фестрале! Конечно, в чем-то вы правы — мантия развевается в воздухе, замедляет движение, может путаться в ногах и руках... Но такова наша культура, Линг. Магглы одеваются практично, но не эстетично, а волшебники — непрактично, зато изящно.

Мне было что на это возразить, но я промолчал. Вопросы традиции и культуры принадлежали к числу тех, из-за которых чаще всего разгораются войны.

На следующий день я приобрел в Хогсмиде краски, кисти и плотный картон, решив пока не использовать холст, поскольку не был уверен, что справлюсь с материалом. В магазине готовой одежды толпился народ, в основном степенные колдуны с длинными седыми бородами, как у Дамблдора.

— А где у вас парадные мантии? — спросил я продавщицу.

— Готовишься к турниру? — поинтересовалась она, подводя меня к ряду невероятно помпезных ярких роб с вычурными узорами.

— Готовлюсь, — вздохнул я, подумав, что же это за турнир такой, если на него надо одеваться в подобный кошмар. Однако мне повезло — среди этого многоцветия я нашел черную мантию, отличавшуюся от обычной школьной только качеством ткани и стоячим воротником. Мантия стоила недешево, но выбирать не приходилось. Довольный покупками, я вернулся в замок, оставил их в спальне и отправился к Хагриду.

— Я все знаю! — начал я без предисловий, делая вид, что слегка обижен. — Почему ты не рассказал мне о турнире?

Хагрид, мастеривший кормушку для лесных хвосторогов, смутился:

— Ну так это... сказали пока держать в тайне.

— Но не от меня же! — возразил я. — Я треть стадиона собственноручно отремонтировал, скоро буду кресла красить, а значит, имею право знать столько же, сколько и ты, и все остальные.

— Ладно, ладно, не дуйся, — улыбнулся Хагрид и вновь застучал молотком. — Тремудрый турнир, знаешь ли, проводится впервые за много лет. Это тебе не что-нибудь... тут приедут ученики из других школ, директора, так что событие масштабное.

Я уселся на лавку. Опять, наверное, какой-то спорт, подумал я слегка разочарованно. Ладно, покопаюсь в библиотеке, как всегда...

— Хагрид, — начал я, — а ты не волнуешься за Клювокрыла?

С тех пор, как Хагрид отметил его побег, мы в своих разговорах не затрагивали ни гиппогрифа, ни Сириуса Блэка. Я не верил, что Дамблдор не знает, как поживает крестный отец его любимчика, но спрашивать о Блэке у директора явилось бы вопиющим нарушением субординации. Поэтому я решил зайти с другого конца и разузнать обо всем косвенно.

— Волнуюсь, конечно, — ответил Хагрид. — А ты как думал!

— Но ведь если на нем улетел Блэк, наверное, с ним все в порядке? — спросил я. Хагрид отложил молоток.

— Улететь-то он на нем, конечно, улетел, — проговорил он, — только вот куда? А вдруг там слишком жарко или слишком холодно? Гиппогрифы — они, знаешь ли, нежные существа...

Я вспомнил, как Клювокрыл нападал на моего патронуса, и подумал, что уж кем-кем, а нежным этот зверь точно не был. Что ж, раз Хагрид ничего не знает о судьбе своего гиппогрифа, то и о Блэке вряд ли. Вечером мне предстояло заглянуть в библиотеку и поискать информацию о Тремудром турнире, а потом где-нибудь потренироваться с красящим заклинанием, которое я вычитал в книге ''Магическое строительство от А до Я''.

Через пару дней за завтраком профессор Флитвик с присущей ему радостью объявил, что поскольку завтра они со Снейпом уходят в отпуск, самое время окрасить кресла стадиона.

— Ну что, Линг, вы придумали какую-нибудь цветовую композицию? — поинтересовался он. — Будет очень любопытно посмотреть, как вы работаете... хм... в таком масштабе.

— А вы тоже пойдете? — ляпнул я, не подумав. Макгонагалл немедленно отреагировала:

— Полагаете, мы отдадим вам на растерзание целый стадион? Конечно же мы пойдем!

— Не думайте, что мы вам не доверяем, — дружелюбно пояснил Флитвик. — Считайте, что просто решили вас подстраховать. На всякий случай.

Я смущенно кивнул. Вчера вечером я, наконец, освоил многоступенчатое заклинание, призванное окрашивать однородные предметы в необходимые магу цвета. Помимо него, мне предстояло продемонстрировать матричное заклятье, накладывающее на эти однородные предметы контурный узор, который потом заполнялся цветом, как витраж.

Работая на стадионе, я чувствовал себя словно на экзамене. Три пары глаз — Флитвика, Снейпа и Макгонагалл, — пристально следили за тем, что я вытворяю. К счастью, я ничего не забыл и не перепутал. Остановившись на синем цвете, я окрасил стадионные кресла в несколько плавно переходящих друг в друга оттенков, от светло-голубого до индиго, создав волнистый узор. Судя по всему, мои преподаватели остались довольны. Конечно, не торчи они за спиной, я бы поработал с другими цветами и композициями, но именно этого они и опасались.

Две недели пронеслись незаметно. В отсутствие Снейпа я экспериментировал в классной лаборатории, благо на это у меня было его разрешение. Дамблдор остался доволен стадионом, похвалив меня за одним из завтраков. Всеобщее воодушевление подпортил погром на чемпионате мира по квиддичу, где по лагерю болельщиков пронеслась толпа народу в масках, поджигая палатки и захватив в плен семью магглов. Впрочем, все они аппарировали после необъяснимого появления в воздухе огромной Темной Метки — знака Волдеморта. В то утро, когда вышла газета с сенсационной статьей, все разговоры за столом только и велись, что об этом. Слушая их, я недоумевал — какая-то кучка подвыпивших колдунов навела шороху на сотни и сотни волшебников из многих стран мира! Неужели у них нет службы безопасности? И где были эти хваленые авроры? Что-то они слишком церемонятся, размышлял я, направляясь к Хагриду кормить детенышей взрывастых драклов, которых в этом году предстояло изучать четвертому курсу. Чем занимается министерство магии, если не способно справиться с такой, на мой взгляд, элементарной задачей, как охрана правопорядка? Впрочем, все эти вопросы остались без ответа — взрывастые драклы требовали внимательного отношения из-за несносного характера, а к обеду происшествие в лагере болельщиков уже вылетело у меня из головы.