Иная вероятность

Иная вероятность

Annotation

Marquensis Иная вероятность

Глава 1 ==========

Глава 2 ==========

Глава 3 ==========

Глава 4 ==========

Глава 5 ==========

Marquensis Иная вероятность

Публикация на других ресурсах: разрешено только в виде ссылки.

========== Пролог ==========

Он чувствовал боль, которую не испытывал никогда в жизни, а ведь она была его вечной спутницей с рождения. Нестерпимый жар опалял его кожу, несравнимый с огнем драконов, и тем более костром, на котором сжигают заживо. В этом Шарриастэр был уверен, так как в прошлом ему довелось испытать подобные муки. О тех временах он предпочитал не вспоминать, но зеркальные поверхности изредка ему напоминали о том опыте, отражая уродливые шрамы, несводимые ни одним заклинанием.

Драконий огонь... Никто, как ему известно, кроме него, не выживал под струями пламени, способном расплавить камень, как масло в зажженной печи, но щиты Астэра выдержали десятиминутный поток огня, чтобы в конце, когда большая рептилия отчаялась поджарить наглого двуногого и, уже ни на что не надеясь, в последний раз открыла пасть, изрыгая оранжевый поток полымя, по магическому защитному куполу пошли трещины. Не прошло и минуты, и ему довелось пережить, как тогда казалось, самые болезненные мгновения своей долгой жизни. Пламя дракона оставило отметины на его теле, изуродовав его, но подарив, как в насмешку, неуязвимость к огню. Костер, с помощью которого его пытались убить намного позже встречи с крылатой рептилией, не доставил даже дискомфорта, ввергнув в панику его врагов. Их смерти еще долго вызывали улыбку на его испещренными шрамами лице. Лишь многими годами позже, достигнув небывалых вершин в исцеляющей магии, он свел уродство со своего лица. Но память о нем до сих пор его не оставляла.

Казалось его сожгли заживо, превратив в мириады пылинок, дробя его плоть и сознание, а потом, когда Шарриастэр ощутил, что сходит с ума от разделенности, восстановили и окунули в ледяную, и от того обжигающую, воду. Она просачивалась в легкие через рот и нос, перекрывая дыхание, но он не умирал. Смерть кому-то другому могла показаться избавлением, но не Астэру, он цеплялся за жизнь и приветствуя боль с распростертыми объятьями. Ведь ее наличие позволяло надеяться на то, что это не конец и когда-нибудь она завершится.

Мир в котором он родился пришел к закату, люди, эти безмозглые букашки, его уничтожили, оставив после себя агонизирующую планету. И Шарриастэр собственноручно уничтожил ядро земли, чтобы дать себе шанс на жизнь в новом мире. Имел ли Астэр право приговаривать целую планету и будущую цивилизацию, которая, возможно, возродится из пепла недобитых, но безмозглых существ? Умершие от раскола земного шара будут утверждать, что не имел. Но ему, как всегда, чужое мнение было безразлично.

Сколько времени прошло в кромешной темноте и в череде разнообразных пыток, словно кто-то неведомый решил проверить на нем все возможные способы болезненного умерщвления, он не знал. Но вскоре, будто эта забава наскучила, все прекратилось. Тишина, не нарушалась даже криком — Астэр, конечно, не молчал, испытывая страдания, но его не было слышно. То ли магия не позволяла нарушать спокойствие этого места, или, возможно, в самом начале у него повредился слух и из-за этого он оглох — для Шарриастэра это было вторично, когда его кости дробили чем-то огромным. В воображении ему виделся гигантский молоток, похожий на тот, который маг видел в избушке за день до уничтожения Астэром ядра, где покоилась семья крестьян, убитая глупостью смертных: покрытый ржавчиной, но надежный, он методично, одна за другой разбивал его руки, ноги...

В первые мгновения, услышав звуки, схожие с ударами от молотка, промелькнула мысль, что он наконец-то обезумел и его разум, истосковавшись от безмолвия, породил этот стук. Отсутствие боли, признаться честно, привело Астэра в замешательство, но не так сильно, как нарушение тишины. Если его психика сломалась под гнетом постоянной боли, нет ничего удивительного в том, что в этом странном забытье она, хоть и искореженная, но все же позаботилась об отсутствии неприятных ощущений.

Резкий запах пота, донесшийся следом за звуком, уже не удивлял. К нему присоединился аромат неизвестных цветов, сырости и земли. Холод последовал за ним, но не ставший уже привычным неестественный мороз, а легкая прохлада, словно от снега, которую он успел позабыть. А потом его кинуло в жар, словно Астэр в который раз подвергся сожжению. Ноющая боль в спине, после пережитого, не доставляла неудобств.

Не прошло и десяти секунд, как его посетила дикая догадка: звук, который он слышит — это биение его сердца, а жар — лучи палящего солнца. Не успела зародиться надежда, как послышался, словно издалека, чей-то голос, говорящий на незнакомом языке, но оказавшись для него понятным из-за перевода от того, чье сознание Астэр делил:

— Мой принц, вы не ушиблись?

— Разве не видишь, что да? — из горла вырвались слова помимо воли, и он открыл глаза. Над ним возвышалось безобразное лицо, покрытое шрамами, как и у Астэра после драконьего пламени, вокруг стояла какофония из голосов, и только женский голос был хорошо различим в этом гвалте, крича что-то похожее на "Джоффри". — Пес, помоги подняться, — последовал приказ от соседа.

Пока, ухватив за руку мужчину со шрамами, с кряхтением и мысленными ругательствами вставал принц, маг успел догадаться, что отныне он делит тело с ребенком, но Астэр не обрадовался наличию чувств и ощущений, а также не огорчился существованию второго жильца, который являлся изначальным хозяином. Его переполняло ликование, ведь он смог вырваться из своего мира и у него появился шанс на новую жизнь. Позволил радости заполнить свое сознанием, он отметил, что губы тела приподнялись в улыбке, хотя для этого и не было повода. Подавив их ради эксперимента, и принц нахмурился, захныкал, привлекая к себе внимание — вернулась боль в спине, которая не чувствовалась под влиянием радости. Похоже, эмоции Шарриастэра влияют на Джоффри. Это хорошо.

Немного поразмыслив, Астэр понял, после попытки с ним поговорить, что изначальный хозяин тела не может слышать его мысли и прямое обращение. Личность мальчика одиннадцати лет от роду установить оказалось легче легкого, поскольку важная информация, отвечающая за самоидентификацию всегда лежит на поверхности. Мысли и память принца по имени Джоффри для него оказались открытой книгой. Являясь мастером магии разума, только вопрос времени, когда он будет знать жизнь кронпринца Семи Королевств лучше его самого. Ведь сам Шарриастэр ничего не может забыть, если единожды что-то выучил, в отличие от Джоффри.

Контроль над телом Шарриастэр пока не мог захватить, как и мысленно общаться с принцем, но он надеялся, что это временная трудность. Он, как всегда, что-нибудь придумает для того, чтобы ее разрешить. А сейчас его клонило в сон, последнее, что он запомнил — объятья высокой светловолосой женщины, матери принца, прежде чем потерять сознание в первый раз за, казалось, тысячелетия.

==========

Глава 1 ==========

Бледно-красный камень, из которого была построена резиденция короля в столице Вестероса, во время заката казался ярче, чем был в действительности. Монументальное сооружение с семью башнями, носило простое и невычурное название — Красный замок. В разные времена им владели короли и королевы: жестокие и милосердные, справедливые и бесчестные, но назвать их поименно может, наверно, только мейстер, а Замок пережил их всех. Расположился он на холме Эйгона, надменно возвышаясь над городом, а его южные стены смотрели на реку Черноводная, которая впадала в одноименный залив.

Лучи заходящего солнца, по-летнему горячие, падали сквозь витражи с орнаментом оленя с ветвистыми рогами, составленным из цветного стекла всех оттенков золота. Легкий ветер колыхал шелковые шторы цвета запекшийся крови, обрамляющие большие окна кабинета принца Джоффри. Раньше это помещение служило в роли игровой комнаты, но капризом кронпринца, при поддержке королевы, Серсеи Ланнистер, тут все поменяли согласно предпочтениям наследника престола.

Томмен с любопытством уставился на брата, читающего очередную скучную книгу за огромным дубовым столом, заваленным фолиантами. Его золотистые волосы, отдавали краснотой из-за заходящего солнца, а зеленые глаза быстро перескакивали со строчки на строчку. Стройный, красивый, он казался принцем из сказки и в прошлом являлся объектом зависти и ревности. Томмен, страдающим от полноты и неуверенности в себе, был мальчиком добрым, но не святым. Волей-неволей он сравнивал себя со старшим братом и находил в себе все больше изъянов. Но сейчас его чувства к брату переменились.

После прошлогоднего неудачного падения с лошади принц Джоффри превратился в тень себя прежнего. Его кожа потускнела, словно утратила все краски, время от времени его кидало то в жар, то в холод, и часто он придавался забытью, как при лихорадке. Мейстеры разводили руками, не зная причины болезни и советовали молится Семерым.

Томмен боялся, что Неведомый вскоре заберет брата в свои чертоги. Хоть они не были особо близки, но смерти он ему не желал. Однако его опасения оказались напрасны, и со временем к Джоффри вернулся румянец и все симптомы, мучавшие принца, исчезли, словно сама Мать сжалилась над наследником престола и одарила своей милостью.

Год назад мальчик даже не мог вообразить, что Джоффри станет для него любящим и заботливым братом. Выздоровев, он, казалось, подобрел. Раньше, без наставления леди-матери, от него невозможно было услышать доброго слова в отношении Томмена и Мирцеллы, но недавно все изменилось. Сознаться, впервые столкнувшись с добротой, он ждал подвоха от старшего брата, но шли дни и младший принц расслабился и принял, что Джоффри перестал быть прежним эгоистичным и, не покривив душой, сказав, жестоким человеком. Видать его тоже посещали мысли о Неведомом, ведь по иной причине кронпринцу не было смысла меняться. Успокоившись этой мысли, больше Томмен не пытался заниматься анализом, а наслаждался общением с братом, который открывался с новой для него стороны.

— Пропускаешь занятия? — спросил Джоффри, поднимая глаза от книги.

— Нет, сегодня раньше закончили, — заверил его Томмен, неловко садясь на удобное, но слишком для него громоздкое кресло напротив брата. — Точнее матушка приказала закончить раньше.

— Что случилось? — заинтересованно склонил голову набок кронпринц, закрывая книгу и перекладывая ее на высоченную стопку похожих на нее рукописных текстов.

— Отец снова ругался с матушкой из-за даты отправки на Север, — выложил все Томмен, расправив плечи. Ему нравилось с каким вниманием слушает его Джоффри. — Но сегодня отец, похоже, больше не желает слышать, что тебе еще нельзя путешествовать. Ведь все уже подготовлено к пути и завтра мы выезжаем, — глаза младшего принца сверкнули в предвкушении.

Джон Аррен скончался больше двух месяцев назад, практически сразу после именин Джоффри, и королю Роберту понадобился новый десница. А кто как не лучший друг, лорд Эддард Старк, справится с этой почетной должностью? Но Серсея отговорила своего мужа от поспешной поездки, мотивируя возможным рецидивом болезни наследника из-за холода севера и переутомления от длительного путешествия. Запрет повидать Утес Кастерли, наложенный до смерти лорда Джона, добавил весомости ее доводам. Тогда Томмен, мать, сестра и дядя Джейми, в сопровождении лорда Тайвина, отправились в родные края королевы без наследника престола. Весть о смерти десницы пришла с черным вороном, когда они гостили у деда.

Роберт соглашался с женой, что пока старший принц не окрепнет, они никуда не поедут, но приготовления велись. И сегодня его удивительно долгому терпению пришел конец. Принц Джоффри выглядел полностью здоровым и великий Мейстер Пицель заверил, что так оно и есть.

Томмен слышал байки о Тихом Волке и желал познакомиться с героем, который помог его отцу завоевать железный трон. Принц грезил посмотреть на Винтерфелл, на снежные равнины и холмы, а также, он надеялся подружиться с детьми лорда Эддарда.

— Вероятно, нам стоит проверить, все ли взято, — задумчиво произнес Джоффри. — И сообщить Мирцелле.

— Верно, — подскочил Томмен. — Пошли скорее к ней.

Кронпринц усмехнулся и тоже поднялся с кресла, от былой неуклюжести, которой он страдал последние полгода не осталось и следа. Джоффри не спеша последовал за Томменом в покои сестры. Сейчас, по идее, принцесса должна заниматься шитьем.

Движения наследника престола были плавными и возобновившиеся тренировки, скорее всего, тоже пошли ему на пользу. Томмен надеялся, что он тоже перерастет свою неуклюжесть. Хоть и, честно говоря, сомневался в этом, ведь Джоффри болел, а сам младший принц был таким, кажется, с самого рождения. Но чудеса случаются в этом мире, в этом он удостоверился на примере собственного брата.

* * *

Вечерняя трапеза проходила в Большем зале королевы — третий по размеру чертог замка, способный поместить в себя до сотни гостей. Стены, драпированные гобеленами норвосской, квохорской и лиссенийской работы, с изображением вполне реальных львов и сказочных животных, создавали волшебную атмосферу. Золотисто-красная гамма прослеживались и на мирийских коврах, и на шелковых шторах. Большие вазы из Эссоса не уступали красотой белым и ароматным цветам, находящихся в них. Томмен, правда, затруднялся вспомнить их название.

Не успели собравшиеся рассесться — мать и отец восседали во главе стола — как король сообщил всем присутствующим новость, которая не была таковой для детей королевской семьи. Дядя Тирион казался немного воодушевленным, как и другие присутствующие, кроме королевы. Серсея выглядела недовольной, после оглашения королем своего решения.

Запеченный гусь, которого подали к столу в качестве первого блюда, и голос певца не оставили следа в воспоминаниях Томмена, мысленно он уже был в дороге. Спать детей отправили пораньше.

Утро для Томмена пришло внезапно: казалось, не прошло и часа, как голова принца коснулась подушки, а за окном уже багровеет рассвет. Снились ему белые хлопья снега, которые он ловил ртом, на вкус напоминающие молоко, а рядом смеялся Джоффри, кружа красавицу Мирцеллу в танце, и ее смех вторил ему.

Принц потянулся на кровати и сладко зевнул, желая урвать еще немного времени для сна, но стоило ему вспомнить, что сегодня за день, как сонливость тотчас же пропала. Радостно подпрыгнув с кровати, он поприветствовал служанку Арси, и с невиданным энтузиазмом принялся за обязательные утренние гигиенические процедуры.

* * *

Первые дни — да что там дни! — месяца, прибывая в теле Джоффри на правах наблюдателя, он мог все видеть, слышать и ощущать, но никак не вмешиваться.

Память, длинною в одиннадцать лет, не отличалась насыщенностью и знаниями. Она усвоилась всего за семь дней, начиная от рождения, заканчивая вселением. Сколько же грязных, дурно пахнущих тайн, удалось узнать из-за того, что люди считают младенцев безмозглыми. По-крайней мере, ни Серсея, ни Джейме не стеснялись придаваться разврату на глазах грудного малыша. Но это не главный секрет, открывшийся ему.