| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Элис могла помочь с поисками, но Элис исчезла и не звонила, а обращаться к Ричарду Роберт не хотел. Воображение художника разыгралось, коварно подсовывая ему то вид разбитого автомобиля, то смятую тарелку, а то и вовсе нечто невообразимое. В попытках восстановить душевное равновесие Роберт полностью выкладывался на тренировках, безропотно снялся в рекламных роликах шампуня и геля для душа, штудировал язык дикарей и читал учебник по антропологии, но тревога нарастала, находя все новую пищу. А когда Роберт вспомнил рассказы родственника о Закрытом кодексе свободных и судьбу Джейка, он ощутил настоятельную потребность что-то немедленно предпринять.
На вопрос о сенаторе Дженкинс Лесли Дайсон недовольно оглядел Роберта с головы до ног и ледяным тоном сообщил, что сенатор не звонила, и это большая удача, потому что если кому-то не хватает мозгов не связываться с женщиной столь сомнительной репутации, то надо радоваться хотя бы тому, что сенатор потеряла к нему интерес и, наконец-то, оставила в покое. Роберт сжал и разжал кулаки. Судя по ответу, Элис была жива и здорова, а на мнение Дайсона можно было привычно наплевать. Роберт только опасался, что многочисленные сенатские ричарды взвалили на бедняжку столько работы, что ей и вздохнуть-то некогда.
Недовольный Дайсон погнал Роберта на тренажеры — вышибать дурь из головы — затем велел отжиматься, а потом поставил в пару к какому-то волосатику отрабатывать прием в условиях физической усталости и отсутствия оружия.
Роберт встал напротив рыжего верзилы, но волосатик не спешил начинать тренировку. С любопытством уставился на Роберта, облизнулся:
— Слышь, Зверь, у тебя что — девчонка капризы разводит?
— Попридержи язык, — любопытство волосатика выглядело нездорово, и это нездоровье вызывало отвращение.
— А что такого-то?! — гладиатор искренне не понимал. — Ты просто не умеешь с ними обращаться. Учись у знающих людей! Ты ее на полчасика одолжи и я покажу, что делать. А потом мы вместе...
Роберт ударил от души, так что волосатик сложился пополам. Постарался разогнуться, ринуться на Роберта и оказался на полу.
— Прекратить! — Дайсон вырос как из-под земли. — По порке соскучились?!
— Я-то причем? — волосатик с трудом поднялся. — Это он... Совсем сбрендил, Зверюга ненормальный!..
На мгновение на лице Дайсона проступило изумление, но уже в следующее он обернулся к Роберту.
— Драки устраивать?!
— Драка, свободный Дайсон, подразумевает длящийся обоюдный процесс, — с холодной злостью отвечал Роберт. — А я просто врезал скотине. В воспитательных целях.
Тренер скрестил руки на груди:
— И что же он сотворил? — с закипающим гневом поинтересовался бывший управляющий.
— Я не собираюсь повторять гадости, — отрезал Роберт. — Получил за дело, вот пусть и помалкивает.
— Та-а-ак, — Дайсон ткнул пальцем в волосатика: — Что ты натворил?
— Да ничего я не творил! — разобиделся боец. — Я помочь хотел. Я всего-то сказал...
Роберт устремил на волосатика тяжелый взгляд, и под этим взглядом боец закрыл рот.
— Ну, так что?! — поторопил Дайсон.
— Ага, я скажу, а он мне шею свернет, — пожаловался гладиатор.
— Ну, хватит! — взорвался глава тренерской группы. — Вы оба — раздевайтесь! Дежурные! — возвысил голос Лесли. — Этих двоих на Малую арену и к столбу. Всыпать каждому по пять горячих и как следует!
— Да меня-то за что?! — волосатик чуть не плакал.
— За лень! — вызверился Дайсон. — На тренировках надо работать, а не языком трепать. Позорище! Новичок уложил ветерана... Дежурные, — повторно рявкнул он, — уберите этих идиотов с глаз долой!
Роберт швырнул рубаху на пол. Злость кипела в крови, так что даже удары ремня ощущались смазанными, словно через толстое одеяло или после лошадиной дозы обезболивающего. И это безразличие к наказанию подсказало бойцам, что "ежик" Зверь — совершеннейший псих, с которым лучше не связываться. Само по себе умение больно бить и нежелание делиться было гладиаторам понятно, но отношение к порке как к обычному почесыванию спины пугало. На Акулу в случае чего можно было хотя бы пожаловаться — жаловаться на Зверя было бесполезно. Только волосатик Бык не мог смириться с тем, что вчерашнее "мясо" способно вызывать больший страх, чем он сам, и в своей излюбленной манере постарался втолковать новоявленной звезде, в чем тот неправ.
Последующие события окончательно убедили бойцов, что Зверя лучше не трогать. Недавний "домашний любимчик" не звал на помощь, не пытался использовать тревожную кнопку и уж тем более не признал старшинство и главенство Быка, а совершенно непонятным образом взял того на болевой прием. Гроза Дайсон всыпал нарушителям дисциплины уже по десять ударов ремнем, но Зверь и здесь повел себя не так, как все нормальные люди — не жаловался, что Бык напал первым, не молил о снисхождении, не вопил "А причем тут я?!" и даже не плакал, а просто объявил, что проучил волосатика за дело, так что тому нечего теперь выть. Враждовать с психом никому не хотелось, и бойцы поняли, что пора учиться обходить Зверя стороной. Проверять, какая еще блажь может ударить в голову свихнутого, было себе дороже. Да ну его, зверюгу ненормального!
* * *
Церемония похорон совершенно вымотала Элис, и она с ужасом думала, что до оглашения завещания надо продержаться еще шесть дней. Вилла была забита до отказа. Вечером и в ночь перед похоронами в имение прилетели четырнадцать действующих сенаторов с супругами, три государственных секретаря, из которых один был действующим, и четыре бывших консула. Слуги трудились не покладая рук, и Элис могла только устало размышлять, что если они справились с подобным наплывом "гостей" сейчас, то и с существованием в условиях пансионата справятся. Утром на виллу прибыл мэр близлежащего города с двумя помощниками, а потом заявились и репортеры, но последних Элис безжалостно выставила за ворота. Сенатор даже договорилась с полицией, чтобы наглецам закрыли вход на кладбище, объясняя это тем, что последние годы ее бывший супруг жил уединенно и потому не хотел бы, чтобы его похороны превращались в зрелище. Конечно, Элис понимала, что современная техника позволит репортерам следить за похоронами издалека, но они хотя бы никому не будут мозолить глаза.
Первое же выступление доказало Элис, что она правильно указала репортерам на дверь. Бывший консул Пэйдж произнес над могилой прекрасную прощальную речь — возвышенную и трогательную, но при этом так переволновался и так часто хватался за сердце, что сенатор испугалась, как бы он не довел себя до инфаркта. Бывший сенатор Солсберри тоже был красноречив, зато Аддерли, Нэш и Фишер не смогли произнести ни слова, потому что так рыдали, что их пришлось увезти обратно на виллу. Вздохи, всхлипы и слова соболезнования неслись со всех сторон, а местный мэр что-то нудно говорил о большой чести, оказанной сенатором городу, и о том, что он хотел бы продолжить полезное знакомство.
Нет, репортерам на кладбище делать было нечего!
Правда, по окончании похорон ситуация развивалась не лучше. Большинство политиков, наконец, покинуло виллу, но старики вынуждены были остаться, потому что Пэйдж слег с сердечным приступом, у Аддерли и Солсбери подскочило давление, у Фиша на нервной почве случилось расстройство желудка, а у Нэша почечные колики. Вилла стремительно превращалась в филиал больницы неотложной помощи, Честер сбился с ног, и Элис обратилась в ближайшее медицинское агентство для краткосрочного найма еще двух сиделок. А на третий день после похорон Честер подошел к ней и внушительно заявил, что ей тоже следовало бы отдохнуть и лучше сделать это немедленно.
Сенатор со вздохом признала, что сиделка был прав. Последнее время она жила в режиме Службы спасения, постоянно разрешала возникавшие проблемы, успокаивала, уговаривала, мирила и судила, вела переговоры, отдавала распоряжения и так преуспела в своих хлопотах, что не успевала как следует выспаться. С этим надо было что-то делать, и Элис заставила себя на время оставить все дела и хотя бы часок отдохнуть. Приняв это решения, она смогла провести в покое всего двадцать минут, а потом в ужасе вскочила, некстати вспомнив, что уже два дня не разбирала почту.
Пришедшие послания заставили сенатора вновь погрузиться в работу, отложив отдых на неопределенное время. Прежде всего, надо было составить инструкции для лейтенанта и суб-лейтенанта ее комитета. Поблагодарить временного председателя Сената за перенос двух заседаний. Изучить очередную жалобу на Фрэнка и постараться объяснить директору питомника, что новый проступок питомца связан не со злым умыслом, а с гипертрофированной тягой ученика к познанию. А потом написать письмо уже самому Фрэнку и постараться растолковать воспитаннику, что игнорирование неприятных сторон жизни может сделать существование довольно комфортным, но не позволит в этой жизни чего-либо достичь. Напоследок Элис ждало послание от Роя Гранта, в котором компаньон Фрэнка благодарил ее за покровительство, сообщал, что получил очень выгодное предложение по специальности в освоении новых территорий на Юге и потому хочет продать свою долю в фирме ей.
Элис расстроенно отвернулась от экрана. То, что для Роя раскрашивание автомобилей было только забавой и временной подработкой, было очевидно с самого начала, и все же для Фрэнка это известие должно было стать немалым разочарованием. А, может, это и к лучшему? — размышляла сенатор. Столкновение с реальностью должно было научить воспитанника видеть жизнь такой, как она есть, и, наконец, настроить на серьезный лад и подготовить к неизбежным квалификационным экзаменам.
Очень хотелось поговорить с Робертом, поделиться с ним проблемами, просто услышать его голос... Элис бросила взгляд на индикатор часовых поясов и тяжко вздохнула. В столице была ночь. Попытка разбудить Дайсона могла привести лишь к одному — в следующий раз он откажется передать коммуникатор Роберту. И даже если она отправит тренеру текстовое послание, такой угрюмый человек вполне мог стереть сообщение, полагая, что так будет лучше.
Неожиданно Элис сообразила, что Роберт вряд ли знает, куда она уехала, а Дайсон будет последним человеком на Арене, кто скажет ему правду. Необходимо было немедленно связаться с Робертом, передать ему послание, дать уверенность, что она обязательно вернется. Элис лихорадочно обдумывала ситуацию, а потом с облегчением перевела дух. Не такой упертый как Дайсон, не такой болтливый как Кук, и, к счастью, совсем не злопамятный, в отличие от генерального менеджера... На Арене был человек, на которого можно было положиться. И Элис принялась спешно искать номер его коммуникатора.
* * *
— Вот! Смотри! — Волк махнул рукой. Следуя за его жестом, Роберт вышел в небольшой садик при апартаментах друга и остолбенел. Он не раз слышал, что бойцы-волосатики могут обустраивать квартиры по собственному вкусу, и все же ничего похожего не предполагал. Апартаменты Волка мало чем отличались от типового жилья для специалистов, которое Роберт во множестве видел в Стейтонвилле. Стандартной была и обстановка комнат, разве что одна из стен в гостиной была занята гимнастической стенкой, а угол отведен под спортивные тренажеры. Главным богатством Волка был сад. Роберт ошеломленно разглядывал кустарник и цветы, небольшую горку, рукотворный родник и разноцветные дорожки, и в потрясении видел, что все это складывается в удивительно яркую и жизнерадостную абстрактную картину.
— Бог ты мой...
— Тебе нравится? — глаза Волка сияли.
Роберт еще раз оглядел сад. Теперь он понял, с чего здешний библиотекарь заговорил с ним о книгах по садоводству. А еще он понял, что подобное совершенство не могло быть развлечением любителя, прочитавшего пару другую книг, а было результатом труда мастера. Садовод, ландшафтный дизайнер, художник... Роберту хотелось обхватить голову руками и как следует потереть виски.
— Тебе нравится? — уже с беспокойством переспросил Волк, и Роберт только молча кивнул. Боец успокоился, заулыбался, а потом довольно сообщил: — Если хочешь, я могу разбить сад и для тебя. Ну, когда ты получишь свою квартиру...
Роберт еще раз кивнул.
— А еще можно поиграть с запахами, но это не для всех. Многие не любят... запахи не любят, — пояснил Волк. — И вкусы у всех разные...
Рассказ о любимом деле раскрепостил питомца, и его речь полилась легко и свободно, почти без запинок, лицо осветилось вдохновением, просто бери кисть — и пиши портрет.
— Тебе как сделать с запахами или просто? — расспрашивал Волк.
— Мне и цвета довольно... — пришел в себя Роберт.
— Цветы — они красивые. Это Бог прислал их нам с небес... Это крылья ангелов, — говорил Волк, а Роберт от полного несоответствия слов товарища и жизни Арены сел прямо на узорчатую плитку дорожки.
Волк непринужденно уселся рядом.
— Ты погляди, погляди, какие они нежные, — Волк бережно прикоснулся к цветку, и Роберт вынужден был протереть глаза, не веря самому себе: минуту назад цветок был красным, а сейчас он видел синий. Молодой человек в смятении обернулся и только теперь заметил, что в саду что-то происходит. Красный и желтый цвет заменялся всеми оттенками синего — от светло-голубого до глубокой вечерней синевы.
— Здорово, правда? — Волк смущенно улыбнулся и вновь склонился над цветами. — Они раскрываются в разное время, а ночью откроются белые — как звезды. Знаешь, не все цветы могут расти вместе, их надо тщательно подбирать, зато получается как в Раю — тихо, хорошо, спокойно...
В кабинет Тернера Роберт влетел, чуть не снеся по дороге дверь.
— Как Волк оказался на Арене?! — возбужденно выпалил он.
— И тебе "здравствуй", — вместо ответа поприветствовал бойца администратор. Роберт нетерпеливо отмахнулся:
— Мы уже виделись, Тернер. Так как?
— А зачем тебе это? — Чип подчеркнуто спокойно принялся складывать бумаги. — Здесь, видишь ли, не принято задавать вопросы. Прошлое оно в прошлом — за стенами Арены. А тут у людей начинается новая жизнь.
— Тернер, я ведь все равно узнаю, — возразил попаданец. — Поэтому давай не будем тратить время друг друга понапрасну. Просто ответь на вопрос.
— Он человека покалечил. Доволен? — сухо ответил куратор.
— Почему? — не сдавался Роберт. — Только не говори мне, что ему потоптали цветочки...
— Ну, что за чушь ты несешь! — отмахнулся Тернер. — Хотя... кто его знает. Да нет, вряд ли, — отверг предположение Роберта куратор. — Если бы все было так, опекун сразу навел бы порядок, и тогда вообще ничего бы не случилось.
Роберт продолжал вопросительно смотреть на собеседника.
— Да задразнили его, — со вздохом ответил Тернер. — Ты же слышал, как он говорит... А питомцы — они как дети. Им все смешно. Вот один и досмеялся, — мрачно подвел итог Чип. — Может, все бы обошлось, но у Волка в руках был инструмент. Не знаю, как он там называется, но приятного мало. Кому-то смешки да хаханьки, а человека не вернешь...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
