| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Но это аффект. Не умысел, — начал Роберт. — Волку здесь не место...
— Ну, что ты от меня хочешь, Зверь?! — возмутился Чип. — Ну да, мне тоже жаль, Волк не Акула. Но человека нет — он так его отделал, что восстановиться было невозможно, и парню вызвали Санитарную службу. Понимаешь? Глупый ребенок посмеялся и все... Вот это как?!
— И как долго они смеялись? — после паузы спросил Роберт.
— Да кто же знает, — пожал плечами Тернер. — Судя по всему, года два...
Роберт сокрушенно покачал головой. Ему была нужна Элис. Немедленно! Она могла использовать свои связи... Могла обратиться к консулам... В конце концов, если они боялись срывов Волка, он мог работать ландшафтным дизайнером и садоводом Арены — здесь было где развернуться. Но Элис была завалена работой и не звонила. Хотя, почему обязательно Элис? — задумался Роберт. Кое-что подготовить мог и он сам.
— Когда у Волка фотосессия? — резко спросил он.
— Никогда! — откликнулся Тернер.
— Это еще почему?
— Да потому что есть ты, — откровенно ответил куратор. — Ты в зеркало смотрелся? Ну и кто выглядит лучше — ты или Волк? Фотографы сделали выбор. Волк им не интересен.
— А если я сделаю так, что он вновь станет им интересен? — медленно проговорил Роберт. Чип скептически хмыкнул. — Позвоните на студию и пригласите фотографов сюда, скажите, что их ждет сюрприз.
Куратор покачал головой:
— У нас нет условий для фотосессии...
— Какие к чертям условия? — отмахнулся Роберт. — Будут работать на натуре. Они профессионалы или нет?! Волк среди цветов — где еще они увидят подобное? Кавендиш уверяет, будто людям нужен брутальный и опасный зверь, притягательный своей непредсказуемостью. Так вот, это все чепуха! — с силой заключил художник. — Ваш мир угорает по сентиментальности. Да он слезами обольется, когда увидит Волка, склонившегося над цветком. Знаешь, как он их называет? "Крылья ангелов"...
Чип молчал, что-то сосредоточенно обдумывая.
— Иди к Кавендишу и предложи мой план, — уже спокойнее проговорил Роберт. — Он умеет считать деньги и наверняка его одобрит.
— Это не сработает, — возразил Чип. — Ты ведь думаешь не только о плакатах?
— Не хочешь идти, я могу сходить к Кавендишу сам, — ответил Роберт.
— Спятил?! — совершенно непедагогично куратор покрутил пальцем у виска. — Да после твоих выходок со Змеем и Быком, он тебя сначала выпорет, а уже потом выслушает.
— Плевать... — Роберт отвернулся и направился к двери.
— Стой!
Попаданец остановился. Повернулся к куратору. Чип несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. С силой провел рукой по подбородку.
— Хорошо, я схожу к Кавендишу. Но если ничего не выйдет...
— Постарайся быть убедительней.
— Дело не во мне. Это все не так легко провернуть.
— Можно сделать серию плакатов, а потом пригласить на презентацию прессу, — предложил Роберт.
— Волк не умеет говорить.
— Ничего, я его разговорю.
Чип на мгновение прикрыл глаза.
— Ладно. Попробуем. Но ты...
— Мне уже говорили, — перебил Роберт. — Совершеннейший псих.
Куратор устало отмахнулся. Предчувствия сбывались, сюрпризы начались. Предложенная Зверем фотосессия могла войти в историю Арены, а еще могла стоить ему хорошей головомойки. И все-таки чувство ответственности гражданина оказалось сильней опасений.
* * *
На этой фотосессии Роберт выложился полностью. Ему пришлось столько говорить, что уже к середине съемок он основательно охрип, зато на лицо Волка вернулось выражение нездешнего вдохновения, которое сразило свободного Атвуда наповал и заставило развернуть бурную деятельность.
Волк, раскинувшийся среди цветов... Им с Тернером пришлось основательно поломать головы, чтобы воплотить идею фотохудожника в жизнь, не потоптав при этом цветы и скрыв несколько специальных подставок, с помощью которых Волк ухаживал за садом.
Волк, сидящий рядом с какой-то нежной и хрупкой пурпурной ромашкой и вдыхающий несуществующий аромат... Роберту тоже пришлось участвовать в съемке и даже не спорить, когда свободный Атвуд выбрал для него тонкую и длинную белоснежную рубашку. Он лишь мысленно чертыхнулся на привычку обитателей свободного мира излишне буквально понимать метафоры, но безропотно позволил подкрасить себя, подвить волосы, и уложить на рубашке складки.
Волк, в одной набедренной повязке, разрыхляющий землю вокруг цветка мечом... Роберт полагал, что использовать меч в качестве садового инструмента было на редкость неудобно, но отрицать зрелищность такого подхода не мог. А еще им пришлось последовательно брызгать на лоб, плечи и спину Волка воду, какой-то гель, глицерин и опять воду, чтобы имитировать тяжкий трудовой пот.
Волк, мечтательно рассматривавший новый план сада... Этот план был начертан Волком и Робертом буквально на коленке, и, в любом случае, попаданец и не догадывался, что у товарища может быть такой меланхоличный и поэтичный вид.
Волк в красной рубашке... Волк в белой рубашке... Волк вообще без всего, зато с венком на голове... Атвуда несло, и он радостно сообщил, что намерен сделать с Волком цветочный календарь.
Роберт решил, что его участие в съемках подошло к концу, и постарался незаметно скрыться, но был заловлен ассистентами фотографа и отконвоирован назад. Обнаружив столь неожиданный источник вдохновения, свободный Атвуд сиял как новая звезда, взахлеб делился планами, а потом осчастливил Роберта сообщением, что желает сделать календарь и с ним, но отправит его не в царство Флоры, а в царство Фауны, потому что если он смог поладить с двуногой тварью, то, несомненно, справится и с четвероногими. К счастью, Волк не расслышал последней реплики фотографа, иначе это мнение основательно подпортило бы ему настроение.
Выбравшись, наконец, из цепких лап свободного Атвуда и переодевшись в нормальную рубашку, Роберт оставил Волка мечтать о будущих проектах, а сам отправился в душ. Острые струи воды должны были смыть усталость и избавить Роберта от краски и дурацкой завивки. Прихваченная по дороге банка с соком смачивала горло и утоляла жажду. Роберт сосредоточенно размышлял, что "нечаянная" утечка информации в добавлении к необычным плакатам и календарю будет достаточным основанием для любого сенатора вмешаться в судьбу Волка. Ради такого дела Роберт готов был вытерпеть даже нравоучительные беседы с младшим племянником. Достаточно было намекнуть Ричарду, что неизвестный опекун не смог обеспечить специалисту А-Плюс нормальные условия существования, а потом и вовсе спихнул на Арену, как Ричард помчится выяснять подробности и наводить порядок.
Роберт поискал глазами урну и выбросил опустевшую банку. А, возможно, поправил себя попаданец, выгодней обратиться к старику Данкану. Правила Арены не уточняли, к кому из бывших опекунов может обратиться боец — Роберт подозревал, что составителям и в голову не приходило, что у питомца может быть такое количество опекунов — но факт оставался фактом, никаких уточнений в правилах не было и, значит, Роберт спокойно мог обратиться к Тернеру и уже через него передать приглашение Данкану.
Насколько Роберт знал старика, тот должен был явиться на Арену разве что не бегом. И он обязательно захочет посмотреть цветник Волка, а потом проверит все факты и начнет действовать. Роберт не знал, обратится ли сенатор к консулам или же лично внесет частный билль, но не сомневался, что как старейший сенатор Данкан сочтет для себя невозможным не вмешаться.
За размышлениями Роберт не заметил, как дошел до сектора гигиены. На мгновение задумался, выбрать ему сауну или все же пройти в душ. Остановился на душе. Доброжелательно кивнул трем бойцам, один из которых только что вылез из кабинки, а два других собирались пройти в свои. Принялся раздеваться. Роберт как раз складывать рубашку, когда ощутил, что кто-то прижался к нему всем телом. Инстинктивно отшвырнул наглеца и обернулся на обиженный крик "Ну, почему?!"
Незнакомый волосатик, совсем молоденький и глупый, обиженно таращился на Роберта, повторяя все тот же вопрос "Ну, почему?".
— Будем считать, что ты ошибся, — сдержанно заметил Роберт и сделал шаг к кабинке. — Постарайся держаться от меня подальше, — бросил он через плечо.
— Но ты же сам завился, значит, хочешь! — выкрикнул парень. — Так почему не я?!
Роберт остановился. Объяснять что-либо юнцу было бессмысленно, однако необходимо было решить проблему раз и навсегда.
— Твои вкусы, парень, это твои проблемы, — уже жестче произнес он. — Еще раз сунешься — зашибу!
— Ну, да... как же, — мальчишке море было по колено. — А то я не слышал, чем занимаются домашние любимцы... И с Волком ты все время... Так почему он, а не я?!
И тогда Роберт от души двинул его в челюсть.
* * *
Лесли Дайсон рвал и метал. Кавендиш досадливо морщился. Остин Кук старательно делал вид, будто его в кабинете нет. Три стажера печально размышляли, не ошиблись ли с выбором места работы — возможно, переоценили свои возможности и, значит, не смогут должным образом выполнять обязанности на Арене и служить обществу. "Но ведь служить обществу можно и в другом месте?" — робкий вопрос все явственней проступал на их лицах, но никак не мог сформироваться в какой-либо ответ. Эрнст Тернер упрямо мотал головой и, наконец, произнес: "Я против".
— Вы и так выпороли парня, — говорил он, — а второе наказание за один и тот же проступок это перебор. Две недели карцера — это тяжко даже для здоровых, а уж для наших психов и вовсе...
— Не надо себя обманывать! — Дайсон грохнул кулаком по столу, а потом осуждающе уставился на собеседника. — Нет у него никакой психопатии! И карцер это не наказание, а возможность для Зверя задуматься, кем он собирается стать: вторым Быком, еще одним Змеем или, может быть, новым Акулой?!
— Ну, что вы несете, Лесли?! — "Чип" Тернер тоже начал горячиться. — Вы бы хоть посмотрели данные с камер слежения. Так вот, я — смотрел, — объявил куратор. — Змей оскорбил женщину, между прочим, уважаемую женщину...
Дайсон скривился, словно отведал что-то кислое. Кавендиш усмехнулся.
— Бык вообще на Зверя напал. Павиан начал приставать. Ну, и что вы хотели после этого? Зверь самым убедительным образом дал им понять, что подобное поведение недопустимо.
— Вот-вот, именно об этом я и говорю, — почти обрадовался тренер. — Нельзя использовать насилие как инструмент управления, но Зверь делает именно это!
— Мы тоже это делаем, — напомнил Тернер.
— Разве можно сравнивать? — с досадой отмахнулся бывший управляющий. — Уж вы-то должны это понимать. Мы выполняем порученную нам работу, а Зверю таких полномочий никто не давал.
— Да вы... Вы просто... — Чип пытался вспомнить нужное слово, что-то полузабытое и безнадежно устаревшее, но удивительно подходящее к ситуации, и, в конце концов, возмущенно выпалил: — Да вы просто ханжа!
Дайсон и Кук во все глаза уставились на Тернера, стажеры приоткрыли рты, и только Кавендиш сохранил самообладание:
— Ну, все, парни, довольно! — внушительно объявил он. — Спустили пар и успокоились. Лесли, я не собираюсь подрывать ваш авторитет перед бойцами и отменять наложенные вами взыскания — парень в карцере, и он останется в карцере, но две недели это слишком. Двух суток будет достаточно. Давайте не будем создавать проблемы на пустом месте.
— Тогда я настаиваю, чтобы Зверя вернули в камеру, — непреклонно проговорил Дайсон.
— Но у него же фотосессия, — робко подал голос Кук, и тогда Кавендиш, Дайсон и Тернер в один голос воскликнули:
— Да помолчите вы, Дейл!
Несколько устыдившись своей вспышки, Дайсон отвернулся. Кавендиш пробормотал что-то невнятное, делая вид, будто ничего особенного не случилось. Стажерам неожиданно захотелось провалиться сквозь землю. Тернер уставился на крышку стола, а потом вновь помотал головой.
— Я против. Это нарушает основные принципы взысканий.
Кавендиш с интересом взглянул на куратора.
— Надо ли понимать, Тернер, что вы готовы поручиться за Зверя?
Застигнутый врасплох, Чип побледнел.
— Так как?
Тернер с минуту помолчал, принимая решение.
— Да, готов, — наконец, ответил он.
— Ну, что ж, — менеджер бойцов кивнул. — Значит, с этого часа наказывать Зверя будете только вы. Но если он устроит еще одну драку, Эрнст, я вас оштрафую, надеюсь, это тоже понятно.
Тернер молча кивнул. Кавендиш повернулся к главе тренерской группы:
— Если же вы, Лесли, станете свидетелем нарушения Зверем дисциплины, вы вызовите Тернера и подадите мне на него рапорт. Полагаю, с этим тоже никаких неясностей нет.
На этот раз в стол уставился Дайсон. Кавендиш пару минут полюбовался на спорщиков, а потом строго произнес:
— А теперь работаем, парни, работаем. Попечение требуется не только Зверю, постарайтесь этого не забывать.
* * *
Роберт оглядел место заточения и сел на пол, привалившись к стене. Пустая белая коробка навевала скуку и тоску. Три шага в ширину, четыре в длину — Роберт решил, что даже в клетке было просторнее. Зато в клетке не было унитаза и раковины, а здесь они были — такие же белые, как и все вокруг, и точно так же не привлекавшие к себе взгляд. Здесь вообще не на чем было остановиться глазу — Роберта окружало "белое безмолвие".
Гладкая стена неприятно холодила кожу, и Роберт невольно поежился. Разъяренный Дайсон не дал ему одеться, видимо, полагая это дополнительным средством воздействия, но чужие взгляды уже давно не смущали Роберта, да и где они были в карцере? А вот прикосновение голой кожи к стене и полу было неприятно, но Роберт полагал, что сможет приспособиться к неудобству.
Смотреть в карцере было не на что, и боец поднял взгляд к потолку. Только тренированный глаз художника мог разглядеть там еле заметные линии, образующие квадрат, откуда в карцер спускался подъемник, а потом Роберт заметил в углу над унитазом камеру слежения. Судя по расположению камеры, унитаз попадал в "слепое пятно", но Роберт не мог решить, объяснялось ли это деликатностью работников Арены или же их брезгливостью.
Спина горела, и Роберт постарался устроиться поудобней. Негромко выругался, обнаружив, что удобно расположиться на жестком полу не так-то и легко. Несколько раз сменил позу, а потом решил, что неудобства — это даже хорошо, потому что придают существованию в карцере хоть какое-то разнообразие.
Неожиданно стена, к которой он прислонился, поехала в сторону, и изумленный Роберт отшатнулся.
"Чип" Тернер вошел в карцер, направил на открывшийся проход пульт, и стена почти бесшумно вернулась на место. Только сейчас Роберт заметил, что куратор притащил с собой огромный бумажный пакет.
— Держи, это тебе, — Тернер наклонился и вытащил яркую рубашку и сразу два разноцветных пледа. Роберт в некотором ошеломлении принял одежду, молча положил пледы на пол, но, облачившись в рубашку, все же опомнился:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
