Легче пёрышка

Здоровый эгоизм подсказывал, что в этом мире, отставшем от моего на добрую сотню лет, я буду смесью Эйнштейна, Теслы и Эдиссона, толкну цивилизацию вперёд, обеспечив себе не просто безбедное существование, а заставив местных богатеев плакать слезами зависти. При этом мои знания не должны попасть в руки махткригеров, знающих только войны. И уж если говорить о знаниях, было ли сказано в мультфильме и комиксах, кто, когда и зачем уничтожил родину Штайна? Даже если мой мозг пропустят сквозь мясорубку, выковыряв каждый бит информации, поможет ли это? Вирбельблау ведь не беспечные идиоты, значит, раз они были уничтожены, то силы превосходили многократно, а союзник — Блаттшлосс — либо не смог, либо не пожелал прийти на помощь. К тому же, миры могут отличаться, японский автор мог, заглянув в другую вселенную, взять лишь канву событий, а остальное придумать сам. Может быть всё это сходство вообще лишь огромное многоступенчатое совпадение!

Разум победил чувства с разгромным счётом. Так почему же так погано на душе? Почему я чувствую, словно каждая возможная смерть из-за моего малодушия многотонным грузом давит мне на плечи?

Я прочёл много легенд, мифов и преданий, в них постоянно упоминались пророки, предсказывающие разные беды и происшествия. Многие из них были безумны, и теперь я знал почему. Знание будущего, о котором время от времени мечтал, наверное, каждый, было тем самым желанием, которого нужно бояться более всего. Всё чаще и чаще я жалел, что Пробудился, всё больше и больше мне хотелось быть простым маленьким мальчиком Лави, живущем в Дубравице — городе прекрасных людей, где никогда не видели магов. Но это были пустые мечты.

* * *

Шло время, одни за другим мелькали дни. Тёплая солнечная осень сменилась мерзкими холодными проливными дождями. Затем выпал первый снег и наступила зима, завалив перевалы и дороги.

Постепенно я успокоился и сумел себя убедить, что бездействие — это лучший из возможных выходов, что таким образом я спасаю мир, давая возможность белобрысому идиоту и его хвостатому другу победить в величайшей войне всех времён и спасти человечество.

Постепенно жизнь вошла в свою колею, учёба и работа заняли всё внимание, отодвинув произошедшую встречу в глубины памяти, заставив всё, кроме насущных дел, казаться глубоко второстепенным. Мне действительно стало легче. Сила самоубеждения — великая вещь!

А затем я стал богачом! Ну, по крайней мере, получил первые серьёзные деньги.

Не знаю, что именно произошло на лесопилке, но паровая машина, приводившая в действие пилораму, вышла из строя. Зима — самый сезон для заготовки и распиловки, поэтому остановка работы была величайшей трагедией. Занесённые снегом дороги не позволяли оперативно вызвать из столицы специалиста, к тому же, установка, ремонт и наладка всегда стоили баснословных денег, чего уж говорить о самом агрегате. Посетителей в таверне многократно прибавилось, а вот настроение было хуже, чем на похоронах. Я вскользь заметил шефу, что, скорее всего, смог бы это починить. Мне и в голову не пришло, что положение настолько отчаянное. Но нет, Мило передал мои слова владельцу лесопилки и поручился за "этого сопляка, который с закрытыми глазами переберёт любой механизм". На следующий день ко мне подошёл дородный розовощёкий дядюшка в клетчатом жилете и с аккуратно подстриженными усами и мы начали обговарить наш бизнес.

В моей душе были сомнения — ведь вполне возможно, что в этом мире с магией и переселением душ, что-то не так с физикой и механикой, что местные винты и гайки имеют левую нарезку, в машинах циркулирует теплород, а котлы греет флогистон. Все мои стимпанк-фантазии были разрушены при виде агрегата непривычных очертаний (неудивительно, учитывая, что паровые двигатели я видел только на картинках и они друг на друга походили весьма условно), в котором я с приятным удивлением опознал двухцилиндровую компаунд-машину, использующую схему Вульфа. Никто не ожидал, что такой сопляк как я будет ворочать огромные железки, поэтому в моё подчинение были переданы двое заросших бородами здоровяков под руководством ещё одного громилы, выполняющего на лесопилке обязанности слесаря и кузнеца.

Нашей небольшой команде понадобилось полторы недели, чтобы сменить сальники, изготовить новые бронзовые втулки взамен сносившихся, поправить заклинившую планетарную передачу и изготовить новую шестерню взамен старой со слизанными и частично осыпавшимися зубьями. Мне казалось, что с подобной задачей (используя помощь кузнеца и двух громил в подчинении) может справитья любой — ведь поломки были до обидного очевидными и их сумел бы устранить любой школьник нашего мира, не прогуливающий уроки трудов. Для моих новых соотечественников это было чем-то сродни той самой магии, они слушали мои указания с тем же видом, каким когда-то я пялился на "повеление сидром" Штайна. Как это могло сочетаться со вполне ухоженным и ни капли не менее сложным механизмом пилорамы — выше любого моего понимания.

После того как мы провели ремонт и профилактику, механизм, по словам рабочих, заработал лучше, чем когда-либо раньше. Либо Алеш, хозяин лесопилки, оказался очень принципиальным человеком, либо сыграл роль авторитет дяди Мило (ну а может имела место быть совокупность факторов), но деньги, которые я получил, равнялись средней стоимости вызова спеца из столицы. А они брали немало.

Я не стал внезапно богачом, но в деньгах нуждаться перестал. Но не это было главным. Я увидел ясный путь в своё будущее, смог ощутить открывающие возможности, отблеск того, чего может достичь приличный инженер, попав не в какое-нибудь магическое средневековье, а в мир, стоящий на пороге технологического рывка, в аналог нашего 19 века, в то время, когда были совершены открытия, определившие развитие всей цивилизации.

Но почему же при подобных блестящих перспективах, я чувствую себя последним дерьмом, ощущаю, словно долг, огромной горой давит на мои плечи, грозит переломить позвоночник, раздавить под своей тяжестью. Почему человек, который вполне равнодушно слушал новости об очередных сражениях африканских царьков, с интересом следил за использованием новых дронов для прекращения подзатянувшегося конфликта на Ближнем Востоке и не проливший ни слезинки по всем чернокожим жертвам лазеров автономных катеров, патрулирующих акваторию Аравийского моря, внезапно начал тяготиться судьбой других совершенно ему незнакомых и явно не невинных людей?

Проклятие Кассандры? В отличие от дочери троянского царя, моему пророчеству бы поверили.

Невозможность предотвратить грядущее? Все трое человек, в которых когда-либо был запечатан Великий Лис являлись соотечественниками Штайна. Мета Вальдунг, первая тюремщица, обладающая достаточной силой и знанием зимбелькрафта, чтобы запечатать огромную тварь, скорее всего, уже стала вдовой, а значит, зная о предстоящей гибели Вирбельшлосса, не отказалась бы вернуться на родину. И этот простой и незатейливый способ изменить ход истории на ходу придумал сопляк, обладающий смутными отголосками памяти и поверхностным знанием реалий своего нового мира. Чего уж говорить о людях, досконально информированных о местных раскладах и обладающих фантастическими силами, включая способности ментата?

Что ценнее, одна жизнь парня с безоблачным будущим, или тысячи и тысячи жизней незнакомых ему людей? Кто я — дрожащая тварь из книги Фёдора Михайловича, или тот, кто в будущих жизнях сможет считать себя человеком?

Сотни вопросов, доводов, аргументов "за" и "против" роились в моей голове. Я стал беспокойным, дёрганым и рассеянным, не мог сосредоточиться ни на чём.

Множество раз я принимал решение, наполненное, помимо иррационального желания жить, ещё и самыми разумными доводами. Ведь нельзя менять историю (пусть само моё появление, не говоря уже о наполеоновских планах её безнадёжно изменят). Нельзя лишать мир возможности навсегда покончить с войнами. Известная опасность, с которой заведомо справятся — намного лучше неизвестных. Множество таких же мудрых мыслей мелькало в моей голове, но разбивались об один немудрёный факт: из-за моего бездействия погибнут тысячи людей.

Как же хорошо ничего не знать! Как же прекрасно, когда твой сон не омрачают воспоминания прошлой жизни. Как же хорошо быть ребёнком! Как жаль, что мне этой радости не познать никогда.

Дядя Мило открыл дверь своей комнаты до того, как я в неё постучал. Увидев меня, одетого в тёплую куртку, плотные парусиновые штаны, и с брезентовым рюкзаком за плечами, он лишь кивнул каким-то своим мыслям.

— Куда? — лишь коротко спросил он.

— В Линдау.

— Далековато.

— Даже не представляю насколько!

— Заходи! — он развернулся ко мне спиной и прошёл вглубь комнаты.

Я без колебаний послушался.

Он выдвинул ящик старого комода и долго рылся в его глубинах. Наконец, он повернулся и протянул мне небольшой кожаный планшет. Я раскрыл его и вынул изнутри сложенные бумаги — одна из которых была картой... ну, если не мира, то изрядной части континента. Длинный костистый палец ткнулся в точку, находящуюся на побережье.

— Линдау.

— Спасибо, дядя Мило! И кстати! — я полез в глубины куртки и вытащил перевязанный шпагатом бумажный свёрток. — Передайте пожалуйста...

— Передам. Но Фирца тебя любит, деньги ей будут слабым утешением. Ты вернёшься?

— Сильно сомневаюсь. Но вы не слишком удивлены.

— Пф, ты себя видел? После встречи с тем магом тебя было не узнать. Это как-то связано с твоим прошлым?

— Да.

— Ну, тогда удачи! Хотя какая тут к демонам удача? Я даже не буду спрашивать, будет ли с тобой всё в порядке, понятно, что не будет. Я видел подобные глаза неоднократно. Ты идёшь умирать.

Это не было вопросом, но я всё равно кивнул.

— Скажи, Лави... Скажи, Славен, это того стоит?

Ещё один уверенный кивок.

Дядя Мило шагнул ко мне и сграбастал в свои медвежьи объятья.

— Мне будет тебя не хватать, малыш.

Плотину прорвало, и слёзы, подобающие не пятидесяти-сколько-там отцу и деду, а маленькому мальчику, обильным потоком полились из моих глаз.

* * *

Я любил путешествовать, бывал во многих городах и странах. Мы с семьёй не только грели животы на морях, но частенько забирались в лес, в горы, объездали достопримечательности многих мест на авто, бывали в самой разной глуши.

Но к тому, что предстоит, я оказался не очень подготовлен. Из таверны Мило я отчалил на попутном фургоне, направляющемся в ближайший большой город. Затем, сверяясь с картой, отправился со следующей попуткой. Несмотря на все опасения, мало кто отказывал взять с собой малолетку. И несмотря на то, что я заранее придумал множество историй, объясняющих, почему путешествую один, без родителей, мало кого это по-настоящему интересовало.

Даже деньги, часть которых я оставил на путешествие, оказались не очень нужны, чаще всего ценились свежие уши, в которые извозчики, крестьяне, всадники, и прочие путешественники были рады выплеснуть бородатые опостылевшие друзьям и коллегам истории. Я не оставался в долгу, помогал в дороге, чем мог, пусть от ребёнка пользы было не слишком много. Так, натаскать воды, помочь с лошадьми, последить за кашей, подежурить и посторожить. За возможность путешествовать со сравнительным комфортом это было ничтожной ценой.

Прочитавши кучу книг, я ожидал, что вот-вот из кустов выскочит бандитская шайка, или что мы наткнёмся на опрокинутую карету с прекрасной дочерью какого-нибудь аристократа. Но, к счастью, остался разочарован, несмотря на ледянящие душу рассказы попутчиков. Видимо, патрульные егеря, время от времени встречавшиеся на дороге, своё дело знали и путешествие было довольно скучным.

Иногда, когда позволяли обстоятельства, я покупал билет на дилижанс, и путешествовал с немалым комфортом. Дважды удалось воспользоваться услугами железной дороги. Другой мир значил другой путь развития техники, а, значит, и иные конструкторские традиции, так что у локомотива были другие, более агрессивные очертания, поэтому ощущения были непередаваемыми, словно я попал в смесь стимпанка и исторической драмы. Впрочем, к моему разочарованию, само путешествие мало отличалось от обычной железнодорожной поездки, вагоны почти такими же плацкартными, с похожим характерным запахом. Даже стук колёс был почти таким же.

Трудности начались при пересечении второй или третей границы, когда остро встал языковой вопрос. Впрочем, я неоднократно бывал за границей в прошлой жизни, и там не все местные знали русский или английский, так что пришлось обходиться жестами. Здорово помогло наличие карты — ткнуть пальцем в кружочек Линдау было гораздо легче пятиминутной пантомимы.

Но процесс коммуникации оказался не самой большой трудностью. Гораздо сложнее оказалось с деньгами. Чем дальше и дальше от Барвны, моей родины, тем больше и больше возникало проблем. К примеру, финансовый вопрос нанёс несколько неожиданных и подлых ударов. Барвские минче, как и следовало ожидать, не были мировой валютой, и готовность, с которой их принимали в оплату или готовы были обменять в банках, была обратно пропорциональной расстоянию до дома. Впрочем, очень быстро вопрос обмена отпал, так как деньги закончились окончательно.

Только неудержимая решимость покончить, наконец, со всем этим, умноженная на ощущение времени, словно песок, утекающего сквозь пальцы, не позволили мне осесть, обосноваться, заработать денег, подучить язык, и лишь потом либо двинуться вперёд, либо вернуться на родину. Сцепив зубы, я продолжил путь.

Можно много рассказывать о трудностях путешествий для детей, не имеющих денег и не знающих языка, но есть ли смысл? Чем менее аккуратным и более потрёпанным становился мой вид, то с меньшей охотой меня подбрасывали автостопом, к тому же попутчик, не понимающий ни слова из твоих захватывающих историй, ценился гораздо меньше, чем тот, что со старательно расширенными глазами внимает каждому слову. Растрёпанный оборванец имеет гораздо меньше шансов получить случайную подработку, чем приятный воспитанный мальчик.

Я путешествовал вдоль дорог пешком, иногда срезал путь через лес (маленький компас, вшитый в планшет с картами, не мог сравниться с навигаторами моего прошлого мира, которые я вспоминал с тоской). Охота, на которую я так полагался, оказалась безуспешной — животные редко попадались в силки, детское баловство в Дубравице не выдержало столкновения с реальностью.

Местной растительности я не знал, да и для ягод сезон ещё не наступил, так что на собирательство надежд было немного, к тому же, в своих навыках выживания я вполне обоснованно сомневался.

Спасение пришло с неожиданной стороны. Я никогда не был заядлым рыбаком, да и считал рыбную ловлю пустой тратой времени. Но прихваченная на всякий случай снасть оказалась воистину сокровищем. Обычная леса, больше похожая на тонкую верёвку, да несколько грубых разномастных крючков должны, по идее, были отпугивать рыбу, но, видимо, водные обитатели моего нового мира были гораздо менее привередливыми, так что на ловлю ужина (а заодно обеда и завтрака) уходило лишь по паре часов.