Легче пёрышка

Нахождение источника пропитания привело к изменению планов. Линдау стоял в устье реки, которая звалась Бёрштром, поэтому я решил игнорировать обычные дороги, сосредоточившись на водном пути. Пробираться вдоль берегов было очень трудно, к тому же существовала опасность наткнуться на дикое зверьё, так что лучшим выходом было бы раздобыть (в моём случае украсть) лодку. Но места были необжитыми, да и я сомневался, что удалось бы уйти достаточно далеко, чтобы не быть отловленным и отправленным, в лучшем случае, в каталажку. Вариант "сделать плот" я отбросил как неосуществмый: пусть у меня и были хороший нож и небольшой топор, но для восьмилетнего соплежуя срубить и ворочать достаточно толстые брёвна было нереально. Да и если бы я, с помощью настойчивости и помощи святого Архимеда, справился с этой задачей, то мне было бы нечем связать брёвна — верёвки, которая у меня была, явно бы не хватило, а длинные лианы, которыми зачастую обходились герои приключенческих книг, остались где-то то ли в другом климатическом поясе, то ли вообще в другом мире.

Когда я пробирался через прибрежные заросли, моя проблема решилась сама собой. Я нашёл готовый плот. Он не был большим, на нём едва хватало места дла небольшого шалаша и ещё меньшего кострища (окружённого округлыми речными камнями круга из закопченной глины), но для моих целей его хватало с лихвой. Я мысленно попросил прощения у владельца, и впервые в двух жизнях пошёл на такое преступление, как угон транспортного средства.

Это потребовало немалых усилий. Не только вырубить длинный шест (который почему-то не прилагался любезным хозяином), не только нарубить нового лапника, чтобы подновить крышу у покосившегося шалаша, и собрать валежника и сухостоя для готовки и обогрева, но и спустить увязжий в прибрежной грязи плот на воду. На это потребовалось больше двух суток, и я очень боялся быть пойманным на горячем. Так что как только неторопливое течение речки подхватило моё неказистое плавсредство, я смог вздохнуть спокойно. Было сомнительно, что владелец хватится пропажи, но беспокойство отпустило меня только на третий день непрерывного полубессонного пути.

Сначала я считал, что мне очень повезло с находкой, но вскоре оказалось, что она была, скорее, закономерностью — пока я мучительно вглядывался в берега, ожидая появления разъярённого хозяина, в прибрежных зарослях пару раз мелькали собратья моего нового плавсредства.

Началась неторопливая, однообразная, холодная и неинтересная часть моего пути. Несолёная печёная рыба стала моей основной (и единственной) диетой, влажный воздух был холоден и пробирал до костей, несмотря на то, что весна выдалась тёплой, а монотонная размеренность дороги оставляла слишком много времени на размышления и сомнения. Правильно ли я поступаю? Не идиот ли я? Не сделалю ли ещё хуже? Не стоит ли прекратить, остановиться и осесть в ближайшем городке или вернуться домой? Я гнал эти мысли, но они неизменно возвращались.

Но рано или поздно, всё плохое и хорошее заканчивается. Реки вливались одна в другую, на берегах мелькали деревни, городки и большие города, мимо проплывали на лодках рыбаки и, время от времени, пароходы и, но до неказистого плота с одиноким маленьким пасажиром не было дела никому, даже то и дело мелькавшим полицейским катерам. И вот, после нескольких недель пути, впереди показалась дельта реки, впадающая в бескрайнее море. Я прибыл.

* * *

Вопреки названию, в Линдау не было лип. По крайней мере, пока я, пришвартовав более ненужный плот к берегу, пробирался по узким извилистым улочкам, сбивая босые ноги (ботинки, уже даже не годящиеся в починку, остались на плоту) об грубую брущатку.

Постепенно я вышел на набережную, где прибавлял и прибавлял шаг, направляясь в сторону порта. Мне казалось, что прошедшие после встречи со Штайном месяцы — слишком долгий срок, что время безвозвратно упущено и я безнадёжно опоздал. Что Вирбельблау больше нет, что Вирбельшлосс прекратил своё существование, что смысла спешить больше нет. Поэтому я сорвался на бег.

Представляю, какое жуткое зрелище предстало перед местными жителями. Маленький мальчик, грязный, оборванный, всклокоченнный, пропахший дымом костра, несётся сломя голову, отталкивая редких прохожих. Мне было наплевать.

Вскоре показались первые бараки припортовых складов, над которыми возвышались башни кранов. Пробираясь через очередь тяжёлых грузовых телег, я проскользнул мимо лениво окликнувшего меня портового работника и побежал в сторону причалов. Я считал, что опоздал, я хотел опоздать, сбросить груз со своих плеч, заменив чувство долга чувством вины за несделанное. Мне нужны были любые признаки правоты, не важно, насколько неубедительные. Думаю, достаточно было увидеть пустой причал, и тогда я бы смог себя убедить, что сделал всё возможное, сделал больше, чем доступно человеку, а уж тем более восьмилетнему ребёнку, сколько бы лет прошлой жизни он ни прожил.

Но судьба не предоставила мне такого шанса. Среди нескольких кораблей разгружавшихся на причалах, был пришвартован фрегат со спущенными парусами и заглушенной паровой машиной. Полотнище флага, полощущегося под утренним бризом, не оставляло никаких сомнений: на нём была изображена характерная спираль Вирбельшлосса. Возле спущенного трапа, небрежно опираясь на фонарный столб, стояла красотка, с волосами, которые в этом мире я видел лишь однажды. И когда я подошёл на негнущихся ногах поближе, последние сомнения разбились вдребезги — в ложбинке высокой груди блеснул абцайхен, на котором повторялся тот же знакомый герб.

* * *

Меня зовут Славен Назар Боранич, и я очень боюсь.

При виде девушки потрясающей красоты, душу охватывает леденящий ужас, а спину покрывает холодный пот. Мышцы мелко подрагивают, и приходится крепко сжимать челюсть, чтобы не стучали зубы.

Безотчётный страх подкидывает нового топлива в огонь сомнений, и все те мысли, все те доводы, что я вновь и вновь повторял всю дорогу, заполняют мою голову.

Я знаю, что от смерти меня отделяет маленький шажок. И я знаю, что стоит развернуться, стоит уйти, и всё будет в порядке, никто никогда не узнает о моей трусости, и когда-нибудь, на старости лет, я смогу рассказать внукам, что мог спасти тысячи жизней, но героически пожертвовал этой возможностью ради благородной цели — мире во всём мире.

Тяжесть долга? Невыносимая ноша ответственности? Я выдержу, ведь от этого, в отличие от допросных Форм махткригеров, никто не умирал. Да, я буду себя презирать, возможно даже ненавидеть. Но люди умеют приспосабливаться, умеют сживаться с любыми увечьями, физическими или психологическими. Выдержу и я.

Я мотнул головой, отгоняя непрошенные мысли. Собрал в кулак всю решимость, всё то, что прогнало меня через половину мира, дало выдержать тяготы этого долгого пути. Быстро, чтобы не дать своей трусости взять верх, я поднял глаза и тихо сказал:

— Твоей родине грозит скорая гибель.

Моей последней надеждой было то, что она не расслышит. Если расслышит, то не поймёт языка, на котором это сказано. А если поймёт, то не воспримет всерьёз бормотание глупого мелкого сопляка.

Этого не случилось. Быстро, быстрее мысли, девушка сорвалась с места. Прыжком, которому позавидовал бы любой олимпийский чемпион, она преодолела добрых четыре десятка футов. Одна её рука крепко ухватила меня за плечо, а другая взметнулась вверх. С раскрытой ладони сорвался маленький комок огня, взелетел в воздух и расцвёл прекрасным огненным цветком. Оглушительный грохот взрыва больно ударил по барабанным перепонкам. На палубе фрегата возникли несколько рыжеволосых фигурок, мгновенно взмыли в воздух в противоестественно высоком прыжке и через мгновение оказались рядом, окружив неплотным кольцом, в полной готовности отразить любую атаку. Я обвёл их взглядом, втайне надеясь, что среди них будет Штайн — мой единственный знакомый маг. Но, конечно, среди двух девушек и четырёх парней знакомых не оказалось.

Внезапно мой ужас отступил. Когда необратимое свершилось, когда путь назад оказался отрезан, я почувствовал, словно весь тот груз ответственности, что давил на меня последние полгода, падает с плеч. Словно тело моё, свободное от земного притяжения, пытается взлететь ввысь, и лишь изящная женскя рука удерживает меня на месте.

Да я умру. Но смерть — это не конец! Меня ждёт Великая Река, меня ждёт новая дорога, следующее приключение. Красная Кошка, будь добра, приведи меня к тем, кого я любил. Если можешь, пусть в следующей жизни я встречусь с женой и детьми, пусть снова буду с теми, кто дороже мне самой жизни. И, надеюсь, я больше никогда не вспомню своё предыдущее воплощение.

Меня зовут Славен Назар Боранич. И я — человек!