Военный съёмщик

Пролог

— Воинская повинность, — вещал воодушевлённо громкоговоритель подземного перехода, — одно из главнейших благ! Служить на благо Родины — почётно, выгодно и полезно для здоровья! Лишь отслуживший в армии может понять всю ценность человеческой жизни, мирного неба на своей земле!

Я хмыкнула, перебегая улицу. Согласна с таким утверждением я была лишь частично. Уверена, что найдутся и те, кто не воин вот ни капельки, его призвание созидать, а не защищать Отечество, хотя в случае военных действий поднимется каждый на защиту своей державы. Да и женщинам в армии выделяют лишь малую толику мест. Не женское это дело — воевать!

— Если вы полны сил, готовы совершать подвиги, то эта листовка для вас! — и в меня выстрелил лист бумаги. Я увернулась, не позволяя снаряду коснуться своего тела. И уже прошла вперёд, но шелест прикоснувшейся к полу бумажки заставил обернуться. Мусор! Терпеть не могу, когда кто-то бросает что-то на пол. Вернулась, подняла, отмечая, что ни одной бумажки больше нет. Мусорных ящиков у перехода не обнаружилось, впрочем, как и по пути следования на свидание. Поэтому сложила бережно листок и сунула в карман. Дойду до урны, надо будет выбросить.

И тут увидела любимого и на крыльях любви побежала к нему. Улыбка расплылась против воли, привлекая ко мне внимание окружающих, спешащих по своим делам. Всё же в городе кипела жизнь! На далёкие расстояния перемещались на летающих машинах — летунах*, а близко ходили, чтобы поддерживать себя в форме. Эти мысли помогли чуток отвлечься, и уже я готова была прыгнуть в объятия Серого, как меня оглушил звук чего-то рассыпающегося, явно металлического происхождения. А дальше ноги поехали. И я бы точно упала, если б меня не подхватила сильная рука.

— Благодарю! — сказала я, поднимая взгляд на своего спасителя. Отметила тёмно-серые, почти чёрные глаза с серебристыми искрами в зрачках. Или показалось?.. — Можно отпустить, — сказала я, смутившись, что эту сцену наблюдает любимый.

Но сильная рука проводила до чистой от гильз поверхности дорожного покрытия, лишь затем отпустила. Сам же военный, а такая выправка бывает только у них, взлетел. Подошвы его сапог светились. Какая-то военная техника?

— Ты в порядке? — вывел из ступора вибрирующий голос Серого. На самом деле любимого звали Волчище. Но мне это имя казалось издёвкой, поэтому я переименовала его в Серого Волка или просто Серого.

Повернулась к любимому, встретилась с его проникновенно синими глазами, расплылась в улыбке и кивнула.

— Идём кататься на катере? — предложил он.

— Да, пошли! — кивнув, уцепилась за его локоть.

— А как же поцелуй?

— Ну, не на людях же... — смутилась я.

— Раньше тебя это не смущало.

— Ты был слишком убедителен.

— А сейчас — нет?

— Не то настроение, — всё же чуть не упала. Вот была б неловкость, если б белую парадную форму испачкала. Ведь во второй половине дня у меня выпускное испытание. Одно из десяти. Зубрить до последнего — это не по мне. Предпочитаю в день сдачи просто отдохнуть.

— Испугалась? — воспринял по-своему любимый.

Я вздохнула и потянула его на пристань.

— Смотри, наш катер уже прибыл! — постаралась сменить тему.

— Нет, это не наш, — возразил Серый, но продолжать разговор не стал и поддался, позволив себя утянуть на пристань.

А я вспомнила пролетающие сапоги. Интересно, какие войска их носят? Раньше таких у нас в городе не встречала. А глаза, похоже, просто отражали льющийся с сапог свет. Так что никакой загадки с глазами!

Обо что-то споткнулась, чуть не упала. Я же ни о чём таком не думала! Отец всегда говорил, что боги нас всегда слышат, и если мы думаем или делаем что-то неправильно, уходим от своего предназначения, то вначале спотыкаемся, затем, если не внимаем предупреждению, падаем, а дальше — хуже. Дорога превращается в сплошную полосу препятствий. И можно серьёзно пострадать. Вот и сейчас я остановилась и постаралась задуматься, что не так, почему я упала. Серый пошёл вперёд к прибывшему катеру, а я осмотрелась. О чём думала? Сделала шаг назад и замерла. Под ногами лежала маленькая куколка, размером с ладонь. Ничего особенного, если не учитывать общую испачканность и в одежде, и в волосах. Куколка-робот. У моей подруги была подобная. Обычно походила на свою хозяйку и выращивалась под неё, приобретая её внешность. И носилась всегда в потайном кармашке, считавшись оберегом и помощником. И бросить или потерять её просто не могли.

Я осмотрелась по сторонам, в поиске патрульного военного. Увидела такого и побежала к нему.

Попыталась объяснить, что куколку надо вернуть. Наверняка эта девочка переживает. Правда, не помешает, сперва куколку отмыть, потому что внешность не разобрать за слоем грязи, и включить куколку, потому что она не включается.

— Девушка, мне некогда этим заниматься. Ну потерялась куколка. Знаете, сколько вещей в течение дня теряется? Есть же отдел находок, обратитесь туда.

— А если с девочкой что-то случилось?

— У нас безопасно, что с ней могло случиться? Но если хотите, проверим. Но сперва вам нужно узнать её имя, — и мужчина взглянул на куколку.

— Я отнесу в починку, — кивнула. — И узнаю.

— Тогда и приходите.

На этом и простились.

Меня Серый позвал на катер, но я не пошла.

— Извини, у меня есть одно важное дело.

— Какое дело? Тина! — закатил глаза любимый.

— Потом объясню.

— Но я билеты купил!

— Значит, покатайся сам! — и я развернулась и пошла в обратную сторону. Починка кукол находилась неподалёку, но Серый не ринулся за мной, а мыслями я была далеко.

В отделе починки куколку у меня не взяли.

— Грязные вещи не чиним, — выдали мне.

— Но эта вещь не моя... Мне нужно только узнать имя владелицы.

— Грязные изделия не принимаем, — ответили мне и закрыли окошко. Хамство!

Пришлось ехать домой. Отмыв куколку, увидела хорошенькую девочку с синими глазками и золотистыми волосами. Куколка не включалась. Поэтому я всё же отнесла её в отдел починки. Обещали на седмице* позвонить. Ну вот, теперь моя совесть чиста! Жду, когда можно будет пойти дальше и убедиться, что с девочкой порядок, а может даже вернуть пропажу.

Глава 1

В дверь позвонили, а поскольку я считалась почти бездельничающей — планируемое свидание да наведение красоты перед последним учебным днём не в счёт — пришлось открывать. Отец был занят важным делом — просматривал свежие политические новости, а мама накрывала на стол.

На пороге стоял папин молодой черноглазый темноволосый сослуживец Мор. Окинул меня оценивающим взглядом, скользнул по лицу и перевёл сальный взгляд на выделяющуюся на белой парадной форме грудь:

— Здравствуй, Тина! — приветствовал он меня, вновь переводя взгляд на глаза.

— Доброго дня, Мор! Ты к папе? Проходи, — и я отошла в сторонку, пропуская его, стараясь быть вежливой и ничем не выдать своего отношения.

Мор разуваться не стал, прошёл в сапогах на кухню, вызвав моё негодование. Даже отец разувался, хотя по уставу в рабочее и предрабочее время не полагалось. Но если отец приходил лишь на обед домой, то сапоги обязательно мыл в машинке, стоящей у входа. А Мор у нас частый гость и про устройство знает, но, как мне кажется, нарочно, не замечает его. После него придётся полы перемывать! Мне! И хоть моющие роботы-пылесосы на каждом углу продаются, отец запретил покупать, как и посудомоечную машинку. А что — невеста на выданьи есть, должна уметь и полы мыть без всяких приспособлений — ручками, и посуду. Благо, хоть стиральную машинку позволил приобрести! Но очень много вещей мне приходилось стирать самой. Например, своё нижнее бельё или личную училищную форму. Солдат должен уметь всё! Я, правда, не солдат, но не суть! Все дети воспитывались офицером! И этим всё сказано!

Мор сел за стол, не вымыв руки, мама предложила ему с нами позавтракать, естественно, он не отказался. Порою ловлю себя на мысли, что он именно за этим и приходит к нам. Вдохнула глубоко, стараясь успокоиться и пошла набирать воду, чтобы помыть пол, как только Мор с отцом уйдут. У меня будет не так много времени, прежде чем придётся идти на занятия.

— Тина, иди за стол! — рявкнул отец. — Или тебе особое приглашение нужно?

— Иду! — крикнула, стараясь перекричать шум набирающейся в ведро воды.

Я помыла руки и постаралась незамедлительно выполнить приказ — отец ждать не любит, но услышала его разговор с Мором, прислушалась.

— Ты узнал?

— Да.

— Не тяни!

— Он женат!

— Ох, ничего себе! Руки ему поотрываю!

— Может, достаточно сказать Тине? — миролюбиво предложил папин сослуживец.

— Нет. Будет ещё переживать, что обманули её. Она — девочка впечатлительная...

А я вдруг поняла, о ком речь. И слёзы брызнули из глаз, хотя я даже не успела осознать. Как же так? Полгода ухаживал, добивался. И ради чего? Предлагал сбежать, убеждая, что отец никогда не согласится отдать дочь за рядового. А меня просто использовал!

— Переведу его в другую часть... — услышала сквозь туман слова отца. — Предварительно поговорю только...

— А разве она так переживать не станет?

— Придумает Волчара что-то, — переиначил он имя любимого. — Заливать ведь горазд. А девочка в разлуке осознает свои чувства, всё же разлука — не разбитое сердце, да и ты не лови ворон! — вещал папа коварный план по моему соблазнению. Как он может плести интриги за моей спиной?

Обида точила изнутри. Даже не на отца, а на Серого! Как же больно! Я ведь его любила! И до сих пор люблю!

Взглянула на себя в зеркало. Простенькая девушка с серыми, будто платина, глазами, россыпью веснушек, светлыми волосами. Поправила косу, перекидывая её на левое плечо. Коса!

Мысль избавиться от боли возникла резко. Волосы — накопитель энергии, силы, данных, но, самое важное для меня сейчас — чувств. А сейчас так больно!

Я откинула назад косу, оглядывая себя с боку. Коротко нельзя! Подумают, что продажная девка. А в случае траура или перемены жизни, а также перед боем косу отрезать можно. Чтобы отпустить прошлое или чтоб врагу не досталась с твоими наградами (последнее — для воинов). Достала лазерный нож, хранящийся на одной из полок. Примерилась и, не долго думая, отсекла своё прошлое. Волосы рассыпались по плечам неровными прядями.

— Мам, подойди, будь добра! — позвала я.

Мама зашла в уборную и ахнула.

— Подравняй, прошу, чтоб с длиной не переборщить.

— Доченька, что ж ты натворила... — запричитала матушка.

— Больно, мам, я ж ему верила...

Мама, охая, подравняла волосы. Чуть ниже плеч. Если бы промазала и оказались до середины шеи и выше — и уже продажная девка!

— Давай заплету...

— Мне ж разрешение нужно... — оправдывалась я. После отрезания косы действительно нужно получить особое разрешение, чтобы волосы обратно в косу заплести да отращивать новую. Мужчинам выдавалось оно от начальства в виде погонов, девушкам — лишь после лекарской проверки на девичью честь.

— Надо было чуточку срезать. И осталось бы незаметно. И никто б не спрашивал разрешение, — привела довод мама.

— Нет, тогда все чувства не уйдут.

— Ну и что? Полегчало? — уточнила матушка.

Я тряхнула лёгкой головой. Сердце уже не болело. Ничего не осталось. Только пустота.

— А знаешь — да. Правда, легче.

— Пойдём завтракать, не гневи отца. Хотя, он в бешенстве и так будет... — сказала родительница и вышла с косой.

Я вздохнула. Собрала остатки волос с пола щёткой и бросила в уничтожитель мусора.

Перемыла руки, взглянула на себя в зеркало, отмечая, что распущенные волосы несколько скрашивают моё простое лицо, и пошла с повинной головой завтракать.

На завтрак мама сварила молочную кашу, уже разложенную по тарелкам. Отец как узрел меня, так ложку выронил. Ели молча. Я глядела лишь вниз, боясь вызвать гнев.

Когда поели, отец велел Мору идти вперёд к машине, а я встала из-за стола.

— Ну и что ты натворила? Зачем?

— Ты и сам знаешь...

— Значит подслушала, но я хочу знать, чем ты руководствовалась...

— Чувствами... Болью... Всё!

— Тина... — отец притянул меня к себе. Впервые... Почему когда мне так хотелось объятий и нежности, меня лишали этого? Лишь от братьев приходилось довольствоваться трепания по головке, порою сидение на коленках. А отец с мамой... Нет, я ничего против них не имею. Просто воспитывали одних мальчиков, а тут — девочка. Но моя подруга Кира купалась в родительской любви, её баловали всем, чем только можно, так же единственная дочка среди кучи мальчишек, правда, младшенькая. А я... Вздохнула. Нечего ворошить прошлое и вспоминать былые обиды! Так вот что мне надо было сделать, чтобы добиться его любви! А я занималась лишь мелкими проказами... Но отец продолжил, не зная о моих переживаниях: — Я старался быть строгим с тобой, чтобы ты не выросла нежным цветочком. Но... Ты с гордостью выдерживала все наказания, а потом ревела... А у меня сердце кровью обливалось. Я хотел тебя оградить от боли, хотел, чтобы твоё сердце ожесточилось хоть немного.

— Оградил, — горько усмехнулась я.

— Одевайся, подвезу... Чтоб тебе разрешение на новую косу выдали.

— Я сама! — отстранилась я. — Чай не маленькая!

— Идём! — прозвучал приказ.

— Мне полы надо помыть! Мор никогда не разувается и не моет сапоги! — впервые пожаловалась, найдя отговорку, чтобы не ехать с ними.

— Да? — удивление отца всё же посетило. — Я поговорю с ним.

— Не надо! Отстаньте от меня! — в сердцах выпалила, злость душила, как и подступающие слёзы.

— Хорошо. Как скажешь! — и отец ушёл.

А я взглянула на небольшую гору посуды. Её тоже надо успеть помыть.

Волосы непривычно лезли в рот, голова казалась лёгкой, будто пушинка. И мысли как-то легко перескочили на учёбу. Я заканчивала училище по живописной съёмке. Впереди новые впечатления! Интересно, куда смогу устроиться? Если у мужчин обязательное трудоустройство было, то у девушек и женщин — нет. До того, как замуж выйду, могла и поработать. А вот после — не особо приветствовалось, если у тебя дети, а ты вместо того, чтобы устройству домашнего очага, детям да дому внимание уделять, торчишь на работе. Грустно это осознавать, ведь снимала я с тех пор, как только камеру уверенно держать могла. И своему увлечению отдавалась сполна. Да и ремесло такое, что можно и дома заниматься этим, снимая детей, делая красивые обработки снимков...

Девчонок в училище на нашем направлении оказалось много, даже несколько неожиданно для меня. А вот к парням преподаватели относились не очень хорошо. Мужчина должен воевать, защищать семью, Родину, а не камеру держать вместо оружия, так они говорили.

Сегодня был последний учебный день. Последнее испытание. Испытание на храбрость, можно сказать. Вздохнула. И хоть физическая подготовка у меня тоже была, всё же отец не зря отдал в школу единоборств, которую я в прошлом году окончила, получив чин низшего учителя, было страшновато. Логика твердила, что сильно мучить не станут, нет смысла уже валить, но... Всегда оно находится. День сегодня не задался, а закон подлости никто не отменял.

Вылила грязную воду из ведра, перемыла ещё раз тряпку. Надо идти. Пора! Схватила свой вещмешок со снаряжением, закинула на плечо.

Мама уже ушла на работу. Когда дети были маленькие, сидела с нами. А сейчас младшие братья уже в закрытой военной школе учатся и видим их лишь раз в месяц, когда их домой на седмицу отпускают, старшие — женаты, лишь я осталась не пристроена. Но если донедавна я хотела замуж, то теперь уже нет. Надела форменную белую тренировочнцю куртку, удобную рубаху с длинным рукавом да удобные белые штаны. Сунула руку в карман пиджака от парадной формы и нащупала сложенную бумажку.

О, надо выкинуть! Уже хотела это сделать, но что-то остановило. Развернула листовку.

"Мы предлагаем пойти в армию на выгодных условиях. Если вам уже есть семнадцать и вы хотите путешествовать по всей нашей солнечной системе, получать хорошее жалование, обрести почёт или просто сделать что-то для Родины, тогда это именно ваша возможность! Мы предлагаем вам получить высшее воинское образование в полевых условиях! Никакой зубрёжки и просиживания штанов, только практика!"

Я хмыкнула. Весьма грубо, но при этом действенно. Не будь я девушкой, скорее всего пошла б.

И тут увидела приписку мелкими буквами: "Девушек и одиноких женщин тоже берём! Обещаем, что наши мужчины будут носить вас на руках!"

Я непроизвольно сжала листок. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке!

И выкинула в урну для бумаги.

Взглянула на часы и поняла, что опаздываю. Пожалуй, вызову летун. Взяла свою зеркалку*, вещмешок, надела удобные кеды и выбежала из квартиры, набирая номер общественного транспорта. На улице оказалось жарко для такого облачения, но придётся потерпеть. На высоте будет холодно.

Через две минуты ОТ* явился пред мои очи. Я озвучила название своего училища и села внутрь. Через пять минут уже находилась у учебного здания в центре города. Сегодня испытание будет проводиться именно здесь. У башни.

Преподаватель уже находился во дворе, собирая вокруг себя наш поток.

И все взгляды устремились на меня. Внимательные, оценивающие, неприязненные. Будто я пришла в грязи вываленная.

— Здравствуйте! — поздоровалась со всеми. Может, у меня на носу бородавка вскочила?

— Здравствуй, Голубева! Это за вид? — брезгливо осведомился учитель.

И только осмотрев себя и не найдя ничего, к чему можно придраться,непонимающе подняла взгляд на учителя.

— Голубева, где твоя коса?

— Ой, — вспомнила я. — Узнала, что мой парень женат. Решила отсечь прошлое...

Взгляд учителя потеплел, но окружающих одногруппников остался настороженным. Лишь лучшая подруга Фроська подошла и обняла меня. А у меня выступили слёзы на глаза

— Благодарю, Фрось!

Она ничего не сказала. Отстранилась только.

— Ты слишком импульсивна, Голубева! — сказал учитель. — Волосы — накапливают силу, и пока новые отрастут болеть будешь. Глупая ты. Нельзя страшиться боли и чувств. Боль можно пережить и идти дальше. А ты просто убегаешь от неё. Ладно, девочки, тяните билеты. Голубева, в связи с травмой, уступаю тебе первой тянуть билет.

Я и вытянула закрытыми глазами.

Увидела сочувствие в глазах учителя. Взглянула на билет: "Взобраться на радиовышку в центре города и снять вид оттуда. Спуститься, зайти в лабораторию, распечатать снимок и лишь затем отнести учителю".

Ладони вспотели. Высота радиовышки была четыреста саженей*. И хоть там имелся подъёмник, он был не до самого верха. Просто кошмар!

Когда же я зачитала свой билет вслух, по толпе пронёсся вздох облегчения.

Все остальные вытянули билеты. Подруге выпало взобраться на самое высокое дерево в городе — порядка трёхсот метров. Тоже задача не из лёгких, особенно учитывая то, что пользоваться можно было чем угодно, но оно стояло в городском парке. Среди других деревьев. И лестницы точно не имело.

— Всё, расходимся выполнять задания! — сказал учитель. — Я возвращаюсь в училище, буду в своём кабинете. Распечатать панорамный снимок в сажень и принести до восхода солнца. Кто не успеет, остаётся на пересдачу до осени. Всем удачи! И берегите себя. Страховку и каску надевать обязательно! Ваша задача не просто сделать снимок, но и вернуться с ним живыми. Если угробитесь, то ваша сдача уже вам не понадобится! — весьма грубо. — А тебе, Голубева, не помешает успеть зайти в лекарский отдел и получить разрешение заплести косу. Иначе придётся идти в военный госпиталь. А там таких дурёх не любят!

Я молча кивнула.

— Всё, свободны!

Я вызвала ОТ и стала ждать свою машину. Остальные девочки и парни — тоже.

Все уже разъехались, а мой летун задерживался. Препод тоже уехал. Сегодня явно не мой день!

Наконец летающий шарик приблизился ко мне и отворил дверь. Я назвала место назначения и села во вращающееся кресло. Летун был целиком стеклянным, правда, снаружи непрозрачным. Можно было наслаждаться видами и даже снимать, чем я и занялась, чтобы скоротать время. К сожалению, летуны не могли подняться выше двухсот метров — там уже были выделенные пути для орбитального и космического транспорта. А вход в радиобашню находился в самом низу.

На подлёте к башне попросила вычислитель покружить вокруг башни на предельной высоте, поснимала виды, лишь после этого спустилась, чтобы вновь подняться, но уже на подъёмнике.

Достигнув самого последнего яруса, вышла к лестнице. Мы как-то с отцом были здесь. Он решил побороть мою боязнь высоты, когда мне семь было. Тогда впервые мы вышли наружу. Оказалось даже страшнее, чем я могла себе представить. Завывал ветер, и этот ветер порывался сдуть меня с башни. Мы, правда, ограничились лишь этой высотой, но спрыгнули с отцом на кульбабе*. Тогда я-таки обмочилась. Но с тех пор высоты не боялась, разве что той самой. Все остальные, на которых бывала, не шли в сравнение с этой.

У входа на лестницу стоял охранник.

— Ваше разрешение!

Я протянула билет, имеющий электронный чип, куда уже вписали мои данные.

— Проходите. Только сегодня ветрено, поосторожнее там, — предупредил строго мужчина в гражданской охранной форме.

Я достала снаряжение из вещмешка. Кульбабу надела вместо вещмешка, трос накинула на плечо, камеру закрепила на поясе, потом уже всунула ноги в страховочные петли, закрепила пояс. Ну, была не была! Кульбаба — перестраховка, на случай, если всё же не удержусь. Надела перчатки.

Написала домашний адрес на вещмешке и номер для связи. Либо отправят домой, либо потом позвонят. И шагнула на крышу. Ветер шумит в ушах, короткие волосы лезут в лицо, лишая обзора! Одежда надулась парусом и создаёт лишний шум. Ярко светит Солнышко, заставив зажмуриться.

Вспомнились старые переживания по поводу высоты. Глянула вниз. Голова тут же закружилась. Жуть. Едва успела ухватиться за лестницу. Не глядеть вниз, пока не заберусь наверх. Окинула взглядом оставшийся кусок пути. Ох, саженей пятьдесят!

Пристегнулась и лишь затем достала зеркалку. Волосы мешались, не давая мне насладиться съёмкой. И собрать их нельзя без разрешения! Убрала зеркалку обратно в напоясную сумку, накинула наголовник*. Спрятав кое-как волосы, полезла наверх, борясь с ветром и стараясь ни о чём не думать, кроме металлических перекладин.

Успела даже устать. Делала перерывы, закреплялась, снимала открывающиеся виды города. Красиво! Особенно если приблизишь. Потому что высота тогда не казалась такой огромной.

И вот последний рывок! Я стою ногами на последней ступеньке, обхватив шпиль руками. И шпиль при этом дрожит от ветра, и я вместе с ним. Страшно как! И это я ещё не глядела по сторонам и вниз. Снимок вниз тоже придётся делать. Помимо огромной панорамы, надо было распечатать и разные виды. Но закрепиться не выходило.

— Помочь? — услышала позади себя голос, показавшийся знакомым.

— Д-да, если можно. Мне надо закрепиться и сделать несколько снимков.

На талию легла рука, затем вторая.

— Я подержу, а ты пристёгивайся к шпилю.

— Благодарю! — о тёплых руках, согревающих на этой холодной высоте, старалась не думать.

В уме перебирала все знакомые мужские голоса. Но на ум ничего не приходило, а оборачиваться — себе дороже.

Когда пристегнулась, тёплые руки отпустили. Я обернулась, но никого не обнаружила.

— Я страхую ниже. Вмешаюсь только в крайнем случае, — ответил всё тот же голос. Это немного успокоило.

— Мы знакомы? — спросила, желая отвлечься, пока доставала зеркалку.

— Мы встречались, но так и не познакомились.

Да?

Ладно, не отвлекаться! Прикрепляю штатив, затем зеркалку. Смотрю в маленькое окошко, подбирая вид и настройки, фиксируя координаты. Сдвиг изображения придётся производить вручную, просчитывая в уме нужные цифры. И вот волокита закончена и можно просто наслаждаться видом, нажимая кнопку.

Река причудливо разветвлялась, заполняя каналы нашего города. Никаких жёстких линий, всё естественно, но при этом чётко расчерченные из космоса улочки, разбегающиеся от единого центра в разные стороны. Местами разводные мосты, продолжающие эти прямые улочки. Взлетающие, будто огромные птицы, виманы*. Причудливые облака, закрывающие то и дело солнышко.

— Жива-матушка*, Даждьбог-батюшка*, посветите мне ещё немного, пока завершу! — прошептала я обращение к нашему светилу. Уже собирающееся скрыться, оно тут же вышло из-за облака, заливая всё вокруг золотистым светом. — Благодарю, Солнышко*.

Все дома окрасились этим светом, вызывая улыбку. Теперь надо отснять так, чтобы солнышко не попало в кадр и не затемнило храмы, здания, дома, самых разнообразных форм, читающихся из космоса, улочки, парки и сады, окружающие город, а также вычурные шпили куполообразных зданий, собирающих энергию гроз, а затем использующих её для повседневных нужд.

Не знаю, сколько прошло времени, пока я сосредоточенно снимала, заодно наслаждаясь открывшимся видом, но о подстраховщике я напрочь забыла.

— Ты всё? — напомнил он о себе.

Ах, да! Надо ещё снять себя на шпиле на штативе, проверить, что кадры получились, снять вид вниз, а также вверх.

Руки от перенапряжения уже болели, ноги затекли.

— Нет, пока ещё нет, — ответила военному. — Сейчас чуток отдохну и продолжу. Камера повисла на ремешке на шее, а я опустила руки, давая им возможность отдохнуть. Вот теперь поговорить я была не против.

— Так где мы встречались?

— В городе, на днях. Я помог тебе не упасть, — сказано было без особых чувств.

— О, благодарю ещё раз.

— Шоколад будешь? — спросил военный, поднимаясь на этот раз на уровень моего лица. Кивнула. Мне протянули шоколадку. Живот призывно заурчал. Я отломила кусочек и взяла в рот. Мммм... Вкусно. Остальное отдала.

— Оставь себе. Тебе нужнее, возразил он.

А мне даже убрать некуда. Растает.

— Благодарю. Но...

— Ешь всю.

Решила не упрямиться. Не думала, что так устала и хочу есть.

Смогла близко его рассмотреть. Сейчас глаза не казались почти чёрными, скорее серыми с голубоватым оттенком. Поняла, что в них отражается голубое небо. Искорок тоже заметно не было. Тёмно-русые, слегка вьющиеся волосы едва доставали до плеч. Усат, бородат, но борода не особо длинная. Одет по-прежнему в гражданскую форму — льняную серую рубаху, вышитую чёрными нитями да такого же цвета порты*, подпоясан вытканным вручную поясом.

Отметила, что диковинные чёрные сапоги на нём, правда, скрытые под портами, и они не светились, на этот раз, и всё это время он находился в полёте. Поэтому возник вопрос, который решила сразу же озвучить:

— И надолго хватает заряда сапог?

— На два дня постоянного использования. Но дежурство обычно длится лишь сутки.

— Ого! А какие у тебя обязанности?

— Обычно тайные операции на разных землях*. Но сейчас вот нашему отряду поручили подстраховать вас.

— Так если тайные операции, почему ты появился в городе, ещё и спас меня от падения? Разве можно раскрывать военные разработки гражданским?

— Тайная операция. Хотим устроить облаву на того, кто промышляет контрабандой, воруя наши разработки и продавая их в других системах. Поэтому несколько раз надо было промелькнуть в определённых местах.

Кивнула, соглашаясь с таким пояснением. Думаю, больше не скажет. Военная тайна.

— Как тебя зовут? — вдруг спросил он.

— Тина.

— Какое необычное имя. Думаю, оно не имеет отношения к тине болотной.

— Ты прав, не имеет. А тебя как зовут?

— Извини, не имею право раскрывать. Можешь называть Ястребом, — напомнил он о воинской традиции. Просто при поступлении на службу гражданское имя стиралось из базы. Давалось новое воинское имя. Такой обычай был важен для обеспечения безопасности семьи военного. Вспомнился Серый. Значит, Волчище — имя, присвоенное в армии? А как отец влез в засекреченную базу и узнал о том, что Серый женат?

— Что с твоими волосами? — откуда-то узнал он. Неужто заметил? Но сейчас-то волосы подобраны.

— А что с ними? — признаваться не спешила.

— Короткие. Опорочил тот тип? — всё-то он знает!

Меня разобрала злость.

— Нет.

— Тогда самое то пойти в военные и начать новую жизнь. Сейчас как раз набирают новый призыв и девчонок там мало. К слову, всем новобранцам отрезают волосы до плеч, как бы прощаясь с предыдущей жизнью. Или ты уже записалась?

— Пока нет.

Отметила, что у него у самого тёмно-русые волосы лишь до плеч. И распущены.

— Перед каждым боем отрезаем косу, — пояснил Ястреб, заметив мой интерес. — Не отросли пока, чтоб в косу можно было собрать.

— Женщины — тоже?

— Женщины не воюют.

— Но ты сказал, что новобранцев всех стригут.

— Да, это традиция. Но потом уже женщин больше — нет.

— Чем же занимаются женщины в армии?

Я знала, просто хотелось уточнения с этим набором.

— В зависимости от их ремесла. Любое ремесло найдёт своё применение в армии.

— Хочешь сказать, что я смогу снимать?

— Думаю, да. Съёмщики — большая редкость в разведке.

— Я подумаю, — уклончиво ответила. В городе действительно буду привлекать внимание. Сегодня однокурсников удалось убедить в том, что просто хотела попрощаться с прошлым, но каждому на улице объяснять не станешь. А предвзятое отношение к стриженным в обществе имеется. Потому что гражданские волосы стригли в основном принудительно. Когда девушка лишилась чести до свадьбы или её хотели опозорить, или она отбывала наказание в монастыре, приняв постриг и выйдя новым человеком, с новым именем и разрешением отращивать косу. А преступники, пусть даже исправившиеся, всё равно уже не считались хорошими людьми.

— Ладно, я продолжу. Мне ещё надо будет распечатать панораму и зайти к лекарю за разрешением отращивать косу.

— Хорошо. Я тебя подержу.

Кивнула и занялась делом.

Когда закончила, мне предложили помочь спуститься к подъёмнику.

— Благодарю, но лучше помоги мне оторваться от шпиля и раскрыть кульбабу.

Ястреб присвистнул.

— Что? — не поняла я.

— Бесстрашная девчонка! Но отсюда прыгать нельзя.

— Почему?

— Можешь задеть пролетающий мимо челнок. Или тебя воздушным потоком заденут, скорее второе.

— А с какой высоты можно?

— Вон с той площадки, с которой ты карабкалась.

— Ты видел?

— Да. Наблюдал с тех пор, как у охранника считался твой билет.

Спорить не стала. Попросила лишь у страховки отделять закрепление, когда я дойду до следующего. Встретились лишь на площадке.

— Ну ладно, удачи! — попрощался он.

— Благодарю. Взаимно. Если поступишь, я тебя разыщу.

Хотела спросить, зачем, но промолчала. Лучше иметь знакомых, особенно среди военных, чем вовсе их не иметь.

Примечания по главе:

летун* — летающая машина, одноместная выглядит как шарик, двухместная — как овал. Есть многоместные, типа автобуса, если надо вести группу людей в одно место. Но пользуются или в основном военные. Военный транспорт отличается цветом и имеет преимущества в скорости, высоте полёта и функционалу. Гражданские летуны роботизированы, управляются голосом пассажира.

седмица* — семь дней, неделя.

зеркалка* — профессиональный фотоаппарат.

вещмешок* — рюкзак.

ОТ* — общественный транспорт.

Порты* — брюки, штаны, обычно мужские, ведь девушки раньше носили только юбки.

сажень* — маховая сажень. Мера длины между расставленных в сторону рук от самых длинных пальцев. У каждого она своя, но есть и единый стандарт. (Даль) САЖЕНЬ в са́жень ж. (сяжень. сягать) мера в 3 аршина, в 12 четвертей, в 7 англск. или русск. и в 6 францск. футов.

Солнце* — звезда, имеющая у себя девять и более планет.

Вимана* — малый космический челнок.

Жива* — богиня жизни, жена Даждьбога, женская составляющая энергия солнышка, отвечающая за физическое развитие организмов(мутации, благодаря которым организм развивается, растёт, меняется и приспосабливается к новым условиям).

Даждьбог* — бог солнца, дающий бог, Тарх Перунович. Мужская энергия солнца, отвечающая за духовное развитие организмов.

Солнышко* — слитый в единое целое образ мужского и женского начала нашего светила.

кульбаба* — аналог парашюта.

Наголовник* — капюшон.

Глава 2

Я сдала! Мне тут же выдали кристалл, подтверждающий окончание среднего училища. Ура!

И надо было бежать в лекарский отдел, но эту мысль прервал звонок.

— Тина Голубева?

— Да.

— Вам звонят из отдела починки.

— О, я внимательно слушаю!

— Очень хорошо. Вы могли бы сейчас подъехать и забрать куколку? Просто с завтрашнего дня я ухожу в отпуск, а поскольку куколка не подлежит починке, её сдадут в утиль.

— Я уже еду!

— Давайте. Жду.

Я вызвала летун. На этот раз ждать не пришлось. Подлетел почти сразу.

Через десять минут я уже стояла у закрытого отдела починки. Постучала.

Дверь отворил тот хам, что в прошлый раз отказался принимать куколку.

— Заходите, — сказал он. — Мы уже закрылись.

Я вошла в полутёмное помещение. Работала лишь одна настольная лампа, освещающая стол и лежащую на нём куколку.

— Значит, смотрите, куколка внешне цела, но все данные с кристалла стёрты.

— Как такое может быть?

— Не знаю.

— Вам хоть что-то удалось извлечь?

— Я могу назвать лишь имя куколки, соответственно, имя её хозяйки. Просто его выбивают внутри головки. Сомневаюсь, что девочке она понадобится, ведь общаться с ней она уже не сможет, проще заказать новую.

— Благодарю за вашу помощь. Я готова записывать.

Куколку я забрала с собой, решив, что в отдел находок нет смысла нести. И отправилась на ближайший воинский пост.

Там обрисовала своё беспокойство. Рассказала, где нашла, что мне ответили в отделе починки. Показала заключение.

Военный, принимающий моё заявление, отнёсся с пониманием и влез в воинскую базу всей нашей солнечной системы.

— Это странно.

— Что именно? — не удержалась я от вопроса.

— Такой девочки не существует.

— А женщины? Бабушки? Может, кукла старая...

— База у нас полная за последние триста лет. Алисии Жмур никогда не существовало.

— А родственники?

— Такого родового имени вообще нет.

— Как так?

— Это очень странно. Ведь куколку кто-то сделал для кого-то, — поделился мыслями постовой.

— А по внешности поискать можете?

Военный поставил куколку в какой-то ящик, после чего на вычислителе* появилось крупным планом лицо девочки.

— Но вы должны понять, что скорее всего мы ничего не найдём. Лица попадают в базу лишь при межземельных* перелётах.

Поиск не выдал ничего.

Я опечалилась. Внутреннее чутьё подсказывало, что такая девочка существует. И она в беде.

— И что теперь?

— В базе сохранится её лицо, как и имя. Подадим в розыск. Если вдруг найдётся совпадение, мы вас оповестим.

— Благодарю. А что с куколкой делать? Она у вас остаётся?

— Куколка бесполезна. Можете сдать её в отдел находок или оставить себе.

— Скажите, а узнать у производителя для кого была сделана куколка, можно?

— Попробуйте. Если что-то узнаете новое, сообщите по этому номеру, — он протянул мне свой кристалл, встроенный в браслет. Я поднесла к своему браслету. Через секунду браслет пискнул, оповещая, что номер сохранён.

— Записать как "Постовой"! — отдала голосовую команду разумному кристаллу.

Записав номер, распрощалась с военным. Подозрительно всё. Взглянула на куколку ещё раз. Синие глаза. Очень синие, насыщенные. Такие — большая редкость. У Серого похожие. При его рыжих волосах смотрится просто потрясающе! Но куколка кроме как цветом глаз не походила на Серого. Спросить у него, вдруг он узнает девочку? С той последней встречи на набережной у катера мы больше не разговаривали. Я звонила, но он не отвечал. Посчитала, что обиделся. Думала, сегодня встречусь с ним перед учёбой. Он всегда меня ждал на соседней улице. А сегодня я не пошла той дорогой, вообще летуна вызвала.

Пока летела домой, а рабочий день уже закончился, просматривала местный невод* на наличие лавок по производству куколок. Нашла несколько точек, где можно оставить заявку на куколку и одну, где можно отследить куколку. Вот — это то, что нужно. Раз могут отследить, значит, сведения о роботах у них есть. Но сегодня уже не работают. Увы! Отложу до завтра.

Дома уже меня ждали родители. Не садились ужинать.

Я открыла дверь. Мама тут же прибежала.

— Сдала?

— Да, — вздохнула я. — Отец спит?

— Нет, ждёт тебя. Хочет поговорить.

Я закатила глаза, разуваясь.

— Ужинать будешь?

— Да, — согласилась я, решив, что сегодня слишком мало съела.

На кухне встретились. Мора не было, что уже радовало.

— Добрый вечер, пап!

— Добрый, дочка! Присаживайся.

— Только переоденусь, ладно?

Через пять минут я уже помыла руки и сидела за столом, жадно поглощая ужин. Отец молчал, думая о чём-то своём, либо собираясь с духом. Лишь когда пошла посуду мыть, мама забрала тарелку, велев присесть.

— Ну говори уж, как есть! — поторопила я отца. — Только не говори, что за Мора просватал?

— Без твоего согласия — нет. Тебе жить с мужем, не мне.

— Хорошо. Тогда что?

— Я хотел поговорить о твоём рыжем.

— Избил его?

— Нет. Когда ты видела его в последний раз?

Что-то мне уже не нравится этот разговор. Так хочет наказать его, что объявил в розыск?

— Мы собирались поплавать на катере на днях. Но вначале кто-то рассыпал гильзы, затем я споткнулась... В общем, я не попала на катер. А он должен был поплавать за нас двоих. Больше не видела. Звонила, но он не отвечает.

— Когда это было?

— В среду.

— После этого он на службе появлялся в четверг. А вот сегодня подали в розыск. За дезертирство полагается арест. И чем его раньше найдут, тем меньше срок будет. Вы ведь собирались бежать. Куда? Где собирались встретиться?

Мне очень не понравилась отцовская осведомлённость. Такое ощущение появилось, что за нами не просто следили, но и подслушивали. Стало мерзко. Мне не доверяют настолько? Вещи я действительно собрала. На случай, если решусь на побег. Только необходимое. Похоже, побег всё же будет, правда, не с Серым. Сдавать, пусть и теперь уже бывшего возлюбленного, я не собиралась. Но и лгать отцу не стану.

— Сам поищи. Ты ж знаешь обо всём, что у нас было и планировалось. Я ухожу.

— Что? — растерялся отец.

— Завтра с утра пойду на призыв записываться.

— Сдурела? — отец, хоть и воспитывал меня как солдата, но всегда был против армии для женщин.

— Ты сам переступил черту. Надеюсь, выводы сделаешь верные.

— Я защитить тебя хотел, Тина...

— Мог бы меня просто спросить. Мол, так и так, мне твой парень не нравится, но ради тебя, дочка, я готов закрыть на многое глаза. Позволь мне доказать, что он тебя не достоин.

— И ты бы согласилась на проверку? Ты ж влюбилась по уши.

Я вздохнула. Возможно, он прав, я бы не услышала его слова.

— Не знаю. А теперь я понимаю, что у меня никогда не будет личной жизни, пока я нахожусь под твоей опекой. Да и не уверена, что отдав меня замуж, ты успокоишься.

— Надеюсь, не будешь рубить сгоряча?

— Утро вечера мудренее, пап. Пойду посплю. Но судя по тому, что меня преследует армия все эти дни, ответ очевиден.

И я пошла мыться и спать.

На утро еле встала. Болело всё тело, но особенно спина, шея и руки. Эк меня разбило!

Мама заглянула перед работой.

— Тиночка, ты здорова? — подошла, потрогала лоб. — Жара нет.

— Мамочка, доброе утро, если оно доброе...

— Доброе, Солнышко!

— Ломит спину, руки и шею. Надуло что ли вчера. Да и перенапряжение мышц, возможно, было.

— Ложись на спину, лечить буду, — сказала мама, потирая ладошки да призывая Живу. Затем стала рисовать лечебные знаки в воздухе да загружать в мой осевой энергетический канал через чару* Родник*. А по завершении положила руки на Родник да затылок. Сразу ощутила, как тепло заструилось в голову и вниз по позвоночнику. Хорошо сразу стало.

Прошло минут пять, мама переменила положение рук, поместив их мне на ключицы на выход второго энергетического спирального канала.

— Иди, мам, а то на работу опоздаешь.

— Я летун вызвала. Так что лежи и наслаждайся.

— Благодарю, мамочка!

— Во благо, дочка! Во благо! Переспала с мыслью об армии? Что решила?

— Отец против будет, да?

— Он воспитал тебя самостоятельной девочкой. Тебе принимать решение.

— А что он думает? А ты?

— Нам тяжело тебя отпускать, но рано или поздно ты всё равно выпорхнешь из гнезда.

А армия — тебе решать. Сейчас действительно расширили условия поступления в войска и служба уже не всю жизнь. Да и раньше лишь мужчины служили, да и то это особое сословие было. Сейчас вот любого человека, здорового физически, примут. Девушек тоже берут, причём с большой охотой.

— Почему? Ведь девушки не воюют.

— Военных ремёсел много. Ты можешь просто сидеть за пультом и принимать сигналы кораблей или следить за погрузкой-выгрузкой снаряжения, рассчитывать продовольствие и так далее. Это не опасно. Да и девушки имеют льготные условия. А военным проще найти себе пару в своей среде. Так что мы не против. К тому же... косы ты уже лишилась.

Я бы спросила, что это значит, но уже Ястреб просветил.

— Я думала, отец меня за Мора хочет просватать?

— Хотеть не вредно. Мор из очень хорошего древнего рода происходит. Поэтому породниться с ними мы не прочь. Но... Твой отец видит, что пока Мор не добился тебя и сватовство не состоится, как бы сильно этого не хотел он. А повторно вряд ли сватов зашлют. Поэтому... Решать тебе. Отработка по распределению тебе не обязательна, а если в армию пойдёшь — это зачтётся, как отработка.

— Мам, такое ощущение, что ты мне армию расхваливаешь!

— Всё, дочка, я побежала. Летун прибыл, — она сложила ладошки, поблагодарила Живу-матушку, сдула с ладоней привязку ко мне и ушла.

А мне сразу легче стало. Не только физически, но и душевно.

Решила не торопиться с решением, отдохнуть чуток после учёбы. Заодно и пойму, нужна мне армия или нет. Поэтому, не ощущая больше такого напряжения в мышцах, сделала зарядку да занялась домашним хозяйством, готовкой да рукоделием. За последнее время много вещей накопилось для починки. А этим только я занималась, отец маме запретил. Дочь должна всё уметь делать! Порою ненавидела домашнее хозяйство, погружалась в мир за стеклом зеркалки, ловя мгновение. Может, поэтому и полюбила снимать. Ведь можно не просто созерцать природу, но и именно запечатлеть миг. Отец, когда впервые дал мне в руки свой старенький съёмщик, потом не мог меня оторвать от него. Я целый день ходила с ним и снимала. На удивление, все кадры получились добротные. И отец решил поощрить меня за хорошую учёбу. Если окончу младшую школу на высший бал, получу собственную зеркалку. И хоть до того не особо любила учиться, цель оправдывала средства. Пришлось налечь на уроки, начать читать, да читать упоительно. Тогда впервые полюбила это дело, тоже за возможно погрузиться в другой мир, где можно мечтать, путешествовать, быть кем угодно.

Пока суп варился, прибралась да взялась за корзину с рукоделием. Много накопилось. Среди вещей нашлась и недовышитая выкройка рубахи.

Сейчас купить одежду с вышивкой можно было в любой одёжной лавочке. Но отец, при том, что форму ему давали со склада, носил только рубахи, мамой сшитые. Почему? Как-то спросила об этом, на что получила ответ, что любовь жены защищает его от ранений. Поэтому я тоже готовилась к тому, что своему мужу необходимо сшить. Но Мор... он всегда носил обычную форму. Понятно, что жены у него пока нет. Мама — не знаю, есть ли у него и в состоянии ли вышить рубаху... Как-то отец сказал, что не прочь, если я ему сошью и вышью. Подарок сослуживцу или будущему зятю? Вот в чём вопрос. Но сказал отец так, что это прозвучало как приказ. Ослушаться отца я не могла, поэтому взялась за труд. Вот только нитки всё время путались, я забывала крестики. И отец, взглянув на мою работу, заставил перешивать. А я... я обозлилась и забросила.

Теперь вот время выдалось, я взглянула на свой труд. Не дело бросать. Тем более, если собираюсь уходить в армию. Да и судя по всему, отец всё же не станет просватывать без моего согласия. Он мог, в праве своём, ведь девушка находится под опёкой старшего мужчины семьи, обычно отца или, в его отсутствие, старшего брата. А как замуж выйдет — под опёкой мужа. И вот сейчас мне надо определиться с выбором. Отец, судя по всему, разрешение даст. Взглянула на рубаху и отложила. Не хочу! Зато починкой одежды занялась почти с удовольствием. Всё познаётся в сравнении!

В обед отец с мамой пришли домой.

— А чего косу не плетёшь? — удивился отец.

— Я не успела вчера зайти к лекарю.

— Ну так сегодня сходи.

— Училище закрыли до осени.

— Поехали, отвезу в госпиталь.

— Нет! — резко возразила я.

— Ладно, как знаешь... — поднял руки отец в успокаивающем жесте, дело твоё, — после его слов повисло неловкое молчание.

— Тина, давай в хвост соберу.

— Нет. Мне нравится, — я тряхнула головой, позволив волосам взлететь и удариться о лицо. Приятно.

— Дитё она! — сказал отец. — И где мы упустили? Уж здорова девка, а до сих пор ведёт себя, как дитя малое.

А мне вдруг в детство захотелось. Когда была совсем маленькой, отец меня на коленках держал, я его всегда встречала радостно с порога, прыгала в его объятия. Эти мгновения — самые счастливые в моей жизни! Взгрустнулось.

Родители быстро поели да ушли. Хорошо, что Мора с собой не притащили. Хотя, обычно на обед я отсутствовала, ведь на учёбе находилась. Может, по старой памяти, не стали Мора звать. Видеть его не хотелось.

Переделав все домашние дела, я заскучала. Взяла у мамы книжку да принялась читать. Так меня и застали родители, вернувшиеся с работы. На этот раз отец себе не изменил — Мора за собой приволок. Вот зачем? Нет, чтобы с мамой вместе погулять после службы. А маму он встречал. А тут, выходит, с Мором приходит за ней. Интересно, мама тоже не в восторге от Мора? Надо будет спросить.

А я, хоть и заметила, что родные и неродной пришли, да встречать их не стала. Мол, я читаю, и дома отсутствую. Да и размышлениями увлеклась.

Книжку из рук выдернул ненавистный парень. Глядела на него, как на врага народа.

— Хватит глаза портить! — строго молвил он. — Уже стемнело, а ты без света сидишь! — отчитывал он меня.

— Это не твои глаза! — огрызнулась я.

— Пока нет, но ненадолго! И я запрещаю их портить!

Я приподняла бровь. Это что-то новенькое. Может, он мне ещё что-то запретит? Рукоделием, например, заниматься или съёмкой? Забавно!

Как бы его проучить? Просто чтоб всякую охоту отвадить ко мне соваться? Косы уже лишилась — не помогло. Ах, да, не вовремя рассталась с ней, при нём, можно сказать. Значит, лишение чести исключается. Ценится в жене ещё трудолюбие? Ну так палец о палец не ударю. Буду завтра весь день читать, а что — у меня отпуск. Ах, да, надо бы ещё еду пересолить или переперчить... Только незаметно это сделать... Просто чтоб насолить, ведь стряпню мою уж давно потчует. Предупредить, что злить меня не стоит.

Бунт удался на славу. Я "случайно" высыпала половину солонки в его тарелку и столько же перца. А Мор не посмел ничего сказать, сидел, давился, а когда отец спросил его, нравится ли ему моя стряпня, сказал, что да. Ещё бы, отец разочаруется, если жених жаловаться на меня посмеет.

А я думала о том, что надо отсюда драпать, пока не поздно. А то, чего доброго, Мор начнёт слишком часто бывать в моей жизни да устанавливать свои порядки. Решила, что отдохнула денёк, и хватит! Пора покорять новые вершины! Хотя, завтра неделя* — всеобщий выходной, никто не работает, кроме жизненно важных служб и дежурств. Лавочки — только роботизированные .

С утра младшие братья приедут. Соскучилась по ним. Старшие вряд ли явятся (хотя мама всегда ждёт) — женаты, свои семьи у них, но хоть с младшими повидаюсь! Братьев у меня четверо. Четыре сыночка и лапочка дочка у родителей! И я как раз посередине. Мы отправимся вместе на природу, устроим семейный отдых в лесу. Надеюсь, Мора отец не станет приглашать! А в понедельник таки пойду в армию записываться.

Но моим надеждам не суждено было сбыться. Мора пригласили. А ещё и старшие братья со своими семьями приехали. И если Владислав только-только женился осенью, то у Миролюба уже двое замечательных деток имелось трёх и пяти лет. Младшенькие ж Тихомир и Исток казались уже такими взрослыми и самостоятельными, подросшими и уверенными в себе, что я невольно загрустила. Как время быстро летит! А ведь помню, как нянчила их, помогала маме пеленать, с ложечки кормить. Мне тогда около пяти было, когда Тихошка родился. Младший Исток всего на два братика младше. И хоть им уже двенадцать и десять, оба такие взрослыми кажутся. Они на седмицу приехали, а я собралась уходить в армию. Может обождать? Взглянула на Мора, как раз ко мне направляющегося. Вот честно — видеть его не могу! И парень видный — высокий, красивый, усатый. А достал по самое некуда. Ведь знает, что семейный отдых сейчас, чего лезть, даже если отец пригласил его, мог бы вежливо отказаться.

— Отец спрашивает, еда скоро будет?

— Скоро, — уклончиво ответила я, помешивая пшённую кашу в котелке. — Тина, может, помочь чем?

— Да, сгинь!

Глаза парня опасно прищурились.

— Люблю укрощать строптивых!

— Укрощай, да только не меня, — буркнула.

— Думаешь, такая хитрая, в армию решила пойти. Так вот, чтоб не думала, что от меня там спрячешься. Я и там найду. А там ты будешь уже не дочкой сослуживца, а новобранкой, солдатом. А я — офицер. И ослушаться приказа офицера — себе дороже!

Хотела сказать всё, что думаю о нём, но вовремя язык прикусила. Незачем наживать себе врага, особенно если он прав. Вот только кто сказал, что я пойду простым рядовым? Моё боевое искусство позволяет мне сразу пойти в офицеры. Я сегодня успела в неводе прочесть условия и преимущества для новобранцев. К тому же, там давали новое имя... Правда, боюсь, что Мор может взломать базу данных и найти меня, но и у меня есть свои хитрости.

— Мор, что тебе надо? — устало молвила я. Не буду его злить. Пусть подумает, что выиграл.

— Ты.

— Зачем?

— Нравишься. Жениться хочу. Если б твой отец не был таким мягкотелым, давно б сватов заслал.

Я чуть не поперхнулась от такой наглости. Назвать моего отца мягкотелым — просто верх безрассудства. Особенно, когда он рядом стоит, прислонившись к дереву. И что он в Море нашёл?

Отец вмешиваться не стал, лишь лицо вытянулось. Я заметила краем глаза, наблюдая за всеми расфокусированным зрением и глядя лишь на собеседника. Хороший навык боя. Без него б не сдала итоговые испытания в школе борьбы.

— А если ты мне — нет? Насильно мил не будешь, — спокойно ответила я, хотя внутри всё клокотало.

— Стерпится-слюбится.

— Так поухаживал бы за девушкой. Мы любим, когда нас на руках носят... — вспомнились слова Ястреба. Вот, точно! Мысли о молодом военном отвлекли от Мора настолько, что я не заметила, как он сделал шаг навстречу и в следующее мгновение оказалась у него на руках.

— Опусти, Мор! Каша подгорит!

Но меня уже несли к речке. Сболтнула, сдуру!

И отец... Меня шокировал тем, что сказал маме последить за кашей и никуда не пошёл. Братья переглянулись, а отец сделал жест рукой, велев оставаться на месте. Предатель!

Сопротивляться казалось мне бесполезным. Не потому, что нечего противопоставить. Просто это его распаляет. Ему нравится укрощать. Изобразить напуганную девчонку? Стать покорной его воле? Вдруг разонравлюсь? Чутьё подсказывало, что бесполезно. Мор давно приглядывался. И поймёт, что я всего лишь притворяюсь. Что же делать?

Мор усадил меня на упавшее дерево, снял мои лодочки и, встав напротив меня, провёл по моим волосам от корней до кончиков раскрытой ладонью, задержавшись у ушка и очерчивая большим пальцем его контур. Необычные ощущения. Не могу понять, приятны ли?

— Знаешь, мне даже нравится твоя новая причёска. Ты с ней особенная, ни на кого не похожая, — тихо сказал он. А я вдруг взглянула на него иначе. Непредвзято. Отец его нахваливал за терпение, умение добиваться своей цели, и защитить меня сможет. Не прямым текстом, скорее намёками. — И знаешь, не отращивай косу. И вообще, не ходи к лекарю. А кто что подумает, тому в лоб дам, если тебя коробить будет, — он отступил на шаг назад, окинул меня любующимся взглядом своих чёрных глаз. — Ты очень красива, — а сам тоже разулся, порты закатал до колен. — Подтяни юбку, чтоб не намочить, — сказал вполне миролюбиво и без повелительных ноток.

— Зачем?

— Ты можешь просто сделать то, что тебя просят?

Ладно. Я подняла её над грудью, чтобы она стала до колен. Просто любопытно сделалось, чем всё это закончится. Такого Мора я не знала.

А он взял меня за руку и потянул в воду. Та приятно холодила ступни, а песочек давал любопытные ощущения. Стало так легко на душе.

Я встряхнула головой, как в детстве и, вырвавшись, побежала вперёд, хохоча. Обернулась, чтобы посмотреть, бежит ли Мор за мною, а он вдруг раз — и оказался рядом, что я резко отпрянула и упала бы, если б он не подхватил. Поймал, уложил на песочек.

— Люблю твой смех, — склонившись надо мною тихо молвил. А потом взял и поцеловал. Я попыталась вырваться, но он не позволил своим напором. Раздвигая мои уста, вторгаясь в них, чем изрядно меня напугал. И всё хорошее впечатление испортил.

Терпеть пытку я не собиралась. Захват ногами, и вот уже Мор, оглушённый, валяется наполовину в воде. Не утонет. Слёзы застилают глаза. За что? Я ведь доверилась! А он... Он... Обида душила. Вспомнился Серый. Он всегда был нежен, учтив, ухаживал за мною. И никогда не переходил черту. Завоёвывал постепенно. Правда, ничего хорошего из этого не вышло. Но сейчас... Ладно, не первый мой поцелуй. Но первый с Мором. Зачем надо всё портить?

Уходить не стала, а то, мало ли, унесёт этого негодяя течением. И ладно б он в себе был, а то без сознания, ещё утонет. И хоть мерзавец, а смерти ему не желала.

Села рядом, опустив ноги в воду. Приятная прохлада. Ветер трепал волосы, ластился, осущая слёзы, заставляя меня вновь улыбнуться.

Думала о несправедливости. Серый обманывал, завоевал сердце, чуть не лишил чести, разбил сердце. Отец предал. Мор... Мор — гад. И этим всё сказано! Нельзя доверять мужчинам.

— Даже мне? — раздался позади голос Истока.

Братишка! Я обрадовалась ему. Позвала к себе. Он тоже разулся. А когда сел рядом, я обняла его.

— Отец рассказал, как ты косы лишилась. Но гляжу, тебе нравится.

— Знаешь, такая лёгкость в голове, — честно призналась я, — это приятно. Я просто наслаждаюсь мгновением, стараясь не думать о плохом и отпустить прошлое.

— И как? Удаётся?

— Не очень. Хотя и не так болезненно.

Брат грустно вздохнул.

— Ты такой уже большой! Так вырос. В прошлом месяце на полголовы меньше был.

— Да, подрос.

— Ты уж Тихошку догнал.

— Нет, он на вершок выше! — обиженно сдал брата младшенький. Вот теперь узнаю его.

— А что ты здесь делаешь?

— Тебя охраняю.

— Меня? — удивилась я. — Но отец же велел не вмешиваться.

— Ага, а потом бы выдрал за то, что сестру не защитили.

А я поняла его оговорку и обернулась. Действительно, помимо Истока здесь были и другие братья.

— Но ты, я вижу, и сама справилась, — сказал младшенький, взглядом показав в сторону валяющегося наполовину в воде.

А старшие схватили бессознательного Мора и стали раздевать.

— Что вы задумали?

— Никому не позволено нашу сестру обижать! — молвили Мир с Владом. Стало так приятно на душе. Всё же есть мужчины, которым я могу доверить не только свою честь, но и жизнь, и душевное равновесие.

Мора, тем временем, на верхнюю половину раздели и привязали лицом к тому дереву, у которого он меня разувал. Нарвали рогоза, дождались, пока он очнётся. Смотреть на наказание я не стала, да и младшие решили увести сестру подальше. Поэтому слышали мы лишь крики, уже сидя у костра в нашем лагере. Отец невозмутимо ел кашу с внуками и рассказывал им байки из своей жизни и даже ухом не повёл, но бросил один взгляд на меня, будто убеждаясь, что в порядке. А я перестала на него злиться. Лишь кивнула.

Братья вернулись. А вот Мор... Так его и не видела больше. Спросила только у старших, остался ли он привязанным. Сказали, что в этом необходимость отпала. В душе ликовала справедливость! Я отомщена!

Примечания по главе:

вычислитель* — аналог компьютера, выглядит как прямоугольное металлическое блюдо любого размера. Работает с кристаллами-накопителями и на солнечной энергии.

Межземельные* — имеется в виду межпланетные. Потому что земля — это русское название слова "планета"

Невод* — так раньше сеть рыбацкую называли, от слов "нет воды". У меня это сеть компьютерная локалка городская или интернет.

Чара* — энергетический вихрь в человеческом теле, общеизвестно индийское название как чакра.

Чара Родник* — находится на месте заросшего или нет родничка. Имеет один вихрь, направленный вверх и черпающий энергию космоса.

неделя* — воскресенье. От слов "нет дела", т.е. выходной.

Глава 3

В общем, семейный день удался на славу, а Мор, всё же внёс свою лепту и сплотил нас ещё крепче. Я пообщалась с братьями, их жёнами да племянниками. Большая семья — это здорово! Да и с родителями поговорили.

— Пап, я всё же иду в армию.

— Я так и понял.

— Ты отпускаешь?

— Я воспитывал в тебе самостоятельность и за себя постоять можешь.

— Совета не дашь?

— Не нарывайся, не дерзи. Остальное — сама знаешь. И да — военные — не просто отдельное сословие. Это навык мыслить, навык бить. Твои боевые способности хороши лишь против гражданских да солдат. С офицером ты не справишься.

— Почему?

— Вспомни Мора. Ты его победила, но лишь неожиданно застав врасплох, — и он замолчал, давая осмыслить сказанное.

Я кивнула. Вот и весь разговор. А ведь он прав. Мор как-то неожиданно появлялся рядом. Будто из-под земли. И это странно. Мгновение и уже рядом. И если скорость действия у него именно такая, то его не побить так просто. Я просто не успею. А Мор целовал, был занят. Именно поэтому одержала верх.

— И что ж мне теперь делать? — растерянно пробормотала я.

— Не отступать от выбранного пути. Но быть осторожной.

— Хорошо. Благодарю.

Отец усмехнулся. Поговорили.

Тут племяшки набежали, на дедушку с палками напали. А он ловко увернулся да к себе на коленки усадил, рассказывая, как надо уворачиваться. А мне завидно, тоже хочется. Села поблизости, припоминая, как он мне всё то же говорил.

А на утро, вернувшись домой, взяла собранные вещи, зеркалку да кристалл, выданный училищем и попросила отца подвезти. Мор не явился к завтраку. Обиделся или не в состоянии ходить?

С мамой простилась, обнялась.

— Писать будешь? — спросила она.

— Не знаю, мам.

— Ладно, удачи! Род с тобой! — и она смахнула слезинку.

— Я люблю тебя, мамочка!

— И мы тебя, Тиночка!

Отец вызвал летун и подвёз до отдела призыва. И сам принимал участие в наборе.

Меня спросили лишь, какое имя хочу новое. А я подумала, пусть связано с ремеслом будет, да не так просто. И Тина стала Таной, а точнее Сметаной. Сметана — это снимок, то, что сняли. А после этого отец удалил из базы мои данные. Меня ж проверили. Вот и славненько. И кристалл учебный забрал.

— Ну что, дочка, давай прощаться... Отныне твоя судьба в твоих руках. Мы тебе чем сможем, поможем, если узнаем о твоей беде. С избранником своим познакомь, благословение даём заранее, но там поймёшь, оно тебе не понадобится.

Хотела спросить, почему, но передумала. Задала иной вопрос.

— Ты больше Мора не нахваливаешь?

— С ним сама разберёшься.

— Думаешь он не отстанет?

— Если отстанет, значит, разочарует меня.

— А если обозлился? Мстить станет?

— Значит, вам не по пути. Род с тобой, дочка! — и отец обнял меня.

— Почему ты всё равно за него?

— Да нет, но люди растут, развиваются, меняются. Начать всё с чистого листа можно, было бы желание. А все мы совершаем ошибки.

Значит, Мора не стоит списывать со счетов.

И отец ушёл, забрав мой кристалл связи. Никаких личных вещей. Отдала ему ещё кое-какие милые сердцу безделушки.

Далее меня осмотрел лекарь, дал добро на заплетение косы, направил на тренировку-проверку боевых навыков. И когда я уложила тренера, на меня глядели с уважением. Присвоили мне младший офицерский чин, дали первую звёздочку на погон — добро на косу. И я, уже наигравшись в дитя малое, с удовольствием заплела её. Зеркалку мою осмотрели и выдали ещё две — получше, с огромным приближением-прицелом, а также ружьё.

— Тана, — сказал мне какой-то высший чин, старше сотника*. — Вы отныне по документам не значитесь ни мужчиной, ни женщиной. Военные — призраки. Никаких личных данных. Все сослуживцы будут знать вас только как Сметану и ориентироваться по внешнему виду. Про прошлое забудьте и никому не говорите. Даже больше, мы поставим блок, чтобы никто против вашей воли не мог эти данные извлечь. Это — безопасность вашей семьи.

— Скажите, а взломать базу возможно?

— Можно. Но там найдут лишь Сметану и мнимое досье. Вам вписали, что вы — единственное дитя в семье. Родители умерли, когда вам пятнадцать было. Вас взяли из детского дома и у нас обучаетесь в училище уже три лета. Что до личных отношений. Женщины в армии скорее редкость, чем правило. Поэтому попрошу не начинать личные отношения без предварительного одобрения вашего непосредственного начальника. Считайте его благословением родителей.

— Почему?

— Потому что он выполняет обязанности вашего отца. Плохого не посоветует.

Так вот что значили слова родителя, что его благословение не понадобится!

А далее мне выделили койку в общей комнате, где кроме двухъярусных лежанок в количестве двадцати штук ничего не было. Но помещение светлое, со множеством окон.

— Здесь вы поселитесь, пока длится ваш набор. Можете свои вещи оставить под выбранной койкой.

— Долго?

— Зависит от наплыва. Обычно не дольше седмицы.

— А чем мне пока заниматься?

— Походите на занятия с остальными новобранцами среди рядовых да постарайтесь не показывать свои навыки. И возьмите наш устав, вон, у входа стоит. Почитайте. Соблюдать его неукоснительно!

— Ясно! — кратко сказала я.

— Вы уже завтракали?

— Да.

— Отвечать надо "так точно!"

— Так точно!

— Завтрак у нас поздний. Через два часа после восхода солнца. Встаём с восходом, через три минуты звучит побудка — это значит, что уже обязаны встать. Приводите себя и постель в порядок и отправляетесь на разминку. Она длится час. Далее — посещение храма Мары.

— Разрешите вопрос?

— Разрешаю.

— Только Мара чтится в армии.

— Нет, не только. В свободное время можете посещать храм всех богов, но Маре отдаётся предпочтение. Она заведует смертью, космосом. Напрямую связана с нашим ремеслом, которому, к слову, учат лишь в армии.

— А как же ваши училища?

— Училища лишь подготовливают нужные навыки и физическую форму. Обучение проходит в полевых условиях. В том числе и в храме Мары.

Это вызвало удивление. Отец никогда не говорил об этом, и в храм Мары никогда с семьёй не ходил. Хотя, учитывая новые данные, возможно именно из-за того, что Мару чтит в рабочее время. В храмы ходили лишь отдавать требы. В остальное время просто чтили богов, природу, окружающую нас.

— Идёмте, получите форму. Как я говорил, у вас нет пола, поэтому форма наиболее удобная для всех — порты да сорочка, а у офицеров — зипун*. В тёплое время — этого достаточно, в холодное и в холодных землях — выдаётся теплоудерживающий кафтан*.

https://ds04.infourok.ru/uploads/ex/0ed6/000ea14d-283abb2d/img28.jpg — Зипун

http://900igr.net/up/datas/81913/007.jpg — кафтан

Я оставила одну сумку с вещами под койкой у окна, а во вторую переложила все выданные зеркалки и куколку и пошла за начальством.

— А скажите, форма — ладно, а баня?

— Баня женская отдельно, но не везде она есть. Обычно с этим трудностей не возникает.

Как это не возникает?

— Девушек обычно носят на руках в переносном смысле, хотя, есть и такие молодые люди, которые в прямом, — пояснил всё же военный, видя моё замешательство. — Если же нет — обращайтесь к любому старшему офицеру, поможем.

— Благодарю.

— Спите вы всегда в портах и сорочке. Если кто начнёт лапать — подавайте жалобу. И не вздумайте прикрывать "своих" и "не ябедничать". Иначе воспитывается отморозок, считающий себя вправе насилие применить. Вам ясно?

— Так точно!

— Так, что там ещё... — задумался мужчина. А я рискнула его рассмотреть. Похоже, одного возраста с моим отцом. Седина чуть проступает на висках, но в остальном — ни морщинки. Широкоплеч, мужественен, подтянут, ни толики жира, с поистину военной выправкой и благородными чертами лица. Волосы заплетены в косу, чуть ниже плеч. На тёмно-каштановой косе болтается куча наград в виде кристаллов. Синие глаза проницательны и вселяют веру в справедливость.

— Можно личный вопрос?

— Можно.

Я полезла в свою сумку за куколкой. Протянула воину.

— Вам знакома эта девочка?

Офицер внимательно разглядывал куколку, держа её бережно на одной ладони, в которую она помещалась.

— Увы.

— Жаль.

— Это ваша подруга?

— Нет. Я нашла её на пристани. Но таких куколок бережно хранят. Девочка лишилась оберега.

— Обращались к постовому?

— Да. Девочки с таким именем не существует.

— А какое имя?

— Алисия Жмур.

— Могу посоветовать вам лишь одно. Будете на землях Ния* или Вия*, зайдите в их службу розыска.

— Почему именно на эти земли?

— Это второй пояс земель*, у них своя база данных.

— А третий пояс?

— Там вы вряд ли окажетесь.

Я кивнула, принимая мнение бывалого воина.

Форму мне выдали слишком большую для меня. Попросили сразу надеть. Но... Вспомнила совет отца — не перечить. Надела и вышла из раздевалки, показывая свою несуразность. Мой провожатый нажал какую-то кнопку на рукаве, выглядящую как пуговица, и вся форма уменьшилась в размерах, подогнавшись по моей фигуре. И сапоги оказались впору.

— Я могу носить свою сорочку?

— Можете, но желательно прятать её под зипун. Опять же, в целях безопасности.

Я кивнула. К слову, форма сгладила все мои выпуклости, сделав фигуру плоской. При этом удобство движений сохранялось.

А я вдруг поняла одну вещь: все правила и приказы созданы не просто так. И неподчинение может иметь последствия. Не наказание, а расплату. Поэтому чётко выполняю приказы. Задумалась. А вдруг приказ будет личным? Вспомнились слова Мора, его угроза.

— Разрешите обратиться!

— Разрешаю.

— Я понимаю, что приказы не обсуждаются и требует беспрекословного подчинения. Но что, если они будут злоупотреблены в ущерб моей личности или кого-то другого?

— К женщине недопустимо насилие и приказы при личных отношениях. К тому же, без одобрения вашего начальника и вашего согласия на такие отношения, начинать их нельзя. Это нарушение устава. Можете подать жалобу и обороняться. Да, и ещё. Постарайтесь не ходить одна. Девушки обычно сбиваются в стайку. Не знаю, будут ли ещё в вашем наборе девушки. Надеюсь, повезёт. Если нет, постарайтесь подружиться с ребятами. И ходить всегда с ними.

— Всё же существует опасность?

— Понимаете, от воина не требуется быть добрым. Воины убивают людей. Некоторые ломаются после этого, другие ожесточаются. Поэтому есть воины, которые за внешней оболочкой имеют своих тараканов. Это не значит, что он — плохой человек, но всегда может быть первый раз. Поэтому будьте осторожны. Всегда.

— Ясно. А куда девать грязную одежду?

— Стираете. Сами. Вечером после захода солнца у вас есть час на приведение одежды в порядок. Это касается стирки, починки. Набор для шитья прилагается. Это биоткань, поэтому прочитаете указания к применению. Сушка имеется. Уборка спальни, бани и нужников тоже на вас. Будет составлен график дежурств. Постельное бельё стирают отдельно и уже не вы, раз в седмицу меняют его.

— Ясно.

— А теперь позвольте показать вам бани.

И меня отвели на другую часть воинской базы.

— Позвольте уточнить? — спросила я, доставая свою зеркалку.

— Я могу снимать?

— Да, у вас особое разрешение. Снимать можете всё, что хотите, но... Все снимки остаются на базе в общем хранилище. Пояснения к ним давать тоже запрещено, как и делать привязку по координатам. Когда вам выдавали объективы, думаю, вы заметили книжечку. Внимательно прочитайте. После загрузки в местный невод все снимки с кристалла нужно удалить. Перед вылетом кристаллы проверяются. Они должны быть пусты.

— А вас я могу снять?

— Можете.

— А вы меня?

— Вас снимать запрещено.

— Почему?

— Потому что личность съёмщика подпадает под гриф "военная тайна". Передавать оборудование кому-то другому тоже запрещено. Снимаете только вы. Вашу зеркалку не просто проверили. Теперь она настроена на ваш геном. Другой человек может к ней прикоснуться и даже нажать на кнопки, но снимки не выйдут, как и просмотреть отснятое он не сможет. Если попытается вскрыть зеркалку для выемки кристалла, то кристалл расплавится. Вам будет выделена отдельная комната для работы с кристаллами и загрузки снимков в невод. Это всё?

— Столько всего, — честно призналась я.

— Всё очень просто, — возразил мой провожатый. — Теперь о бане. Она далеко от жилого корпуса, но близко к полигону. Утром после зарядки принимаете душ, днём после тренировки — паритесь в бане. Закалка обязательна, поэтому холодный пруд имеется рядом. Зимой купаются в проруби каждый день. При любых болях или беспокойствах обращаетесь к своему начальнику и отправляетесь к лекарю. Ясно?

— Так точно!

Мы как раз подошли к баням.

— Бани общественные. Женские вот тут, — и он показал направо. — Иногда наши воины подглядывают за девушками. Это естественно, поэтому не осуждается. Но если зайдёт мужчина на женскую сторону — сработает сигнал тревоги, и наоборот. Но обычно ничего такого не случается за редким исключением среди новобранцев. Обычно наряд на уборку нужников и всякая охота нарушать правила отпадает. Был, правда, один у нас новобранец. Намучились с ним изрядно. Все правила устава нарушил.

— Его отчислили?

— Что вы!

— То есть, как?

— Сейчас это один из лучших воинов-разведчиков.

— Его смогли перевоспитать?

— Ну, можно и так сказать. Во всяком случае, сейчас трудностей на землях базы не приносит. Но вот враги от него воют.

— И что ж это за личность, вошедшая в предания?

— Узнаете, — подмигнул военный. А я, поняв, что толку не добьюсь, отпросилась поглядеть внутренность да сделала несколько снимков. В женской части находилось три отделения. Нашла я и отверстия, через которые мужчины подглядывают. И сделала через них кадры мужских купален. Там как раз несколько человек попало в кадр. Я не разглядывала, но решила, что пусть почувствуют себя на нашем месте. Провожатый на женскую сторону не пошёл. Видно, сирена срабатывает всегда. Купальни, судя по кадрам с мужской половины, были симметричны. А это значит... Я сделала выводы, где не стоит разгуливать голой. Одно из отверстий располагалось в душевой, два в парных, и ещё два в холодных. Но, судя по всему, отверстия делали либо наобум, либо зная, что полного обзора нет. А это навевало на мысли об участии начальства.

Имелся и общий пруд. Они туда ныряния по очереди устраивают или всем скопом с мужчинами?

На обратном пути мне показали столовую, которая находилась рядом с банями.

— Живёте по расписанию. Все горны — побудка, зарядка, завтрак, обед, тренировка, ужин и отбой. Это обязательно для всех, но бывают исключения, ваш руководитель может вас наказать и лишить еды даже на целый день. Поэтому, мой вам совет, пока свободны, закупите шоколад и ореховые батончики на всё отделение.

— Закупить?

— Ах, да. Пойдёмте, выдадим вам аванс. Вы ведь служить пришли, сейчас новобранцам сразу дают неплохие денежные средства. Правда, не всем. Всё зависит от человека. И советую припрятать в вашей ремесленной комнате. Туда доступ будет лишь у вас.

После выдачи мне шкатулки с самоцветами, сотник, а это был именно он провожатым, я подслушала разговор двух его сослуживцев, мы сходили в отделение поставки продовольствия, там и закупились необходимыми батончиками, мне их помогли донести до моей комнаты, куда, как наглядно показал сотник, вход был только у меня.

— А если ещё съёмщик придёт?

— У него будет отдельная комната. Таково правило. Каждый съёмщик отвечает за отснятый материал.

— А запрет на что-то есть? — решила уточнить, пока снимки не залила в невод.

— Я ж уже говорил. Почитаешь. Запрет на военные объекты, расположение баз, внутри базового как такового нет. Но... очень интересно будет взглянуть на то, что ты отснимешь. Новый человек всегда по-новому видит привычные для нас вещи и может обратить внимание на что-то, что мы упустили из виду. Ладно, время обеда. Пойдём поедим. Еда входит в обеспечение, кормят хорошо. Если есть предпочтения или непереносимость в еде, можете пообщаться с местной стряпчей. И желательно сразу, чтобы без ужина вы точно не остались. Перечень блюд вот здесь, — и он показал на список над прилавком. Далее шли разнообразные блюда. Заметила, что полный состав блюд указан, вплоть до специй. Увидев, что я рассматриваю состав, сотник хмыкнул.

Далее, выбрав наиболее приглянувшиеся, перечислила женщине. Мне подали роботизированные машины. Удивилась. Разглядывала устройства. Взяв выданный поднос, дождалась, пока сотник освободится и тогда прошла с ним за первый попавшийся свободный столик.

— Можно вопрос?

— Можно.

— Как вас звать?

— Зван. У нас не принято расшаркиваться. Я — сотник. Но по должности обращаться не принято. Лишь имя, данное в армии. Если вдруг встретишь знакомых, постарайся заново познакомиться и не произносить мирское имя. В первый раз — предупреждение. Второй — штраф. На третий раз тебя переведут в наиболее опасную точку. За пределы базы вы выходите только со своим руководителем или тренером. На ближайшие два лета обучения путь домой закрыт. Навещать родных нельзя.

— А отец?

— Забудь. Проявлять чувства к родным нельзя. Это опасно. И никто не должен знать твоих родных. Как набор состоится, вас перебросят на другой объект, где вы точно не должны никого знать. К тому же, у тебя ведь нет родных. Ты детдомовская, — и Зван подмигнул мне.

Вздохнула. Тяжко вот так полностью отказаться от своего прошлого. Но дала себе зарок — родных не снимать, если вдруг увижу. Да и не глядеть пристально. Только мельком.

Вот только главный враг знает моих родных. И зачем отец таскал его к нам? Разве не нарушает запрет? Или оттого, что в армию не собирался меня отдавать?

Я оглядела столовую, сделала несколько снимков. Снимала как общие виды, так и отдельных людей или раздачу еды. Некоторые глядели на меня заинтересованно. Но людей я не особо любила снимать, хотя, понимая, что выйдя замуж, мне придётся, иначе я просто потеряю навыки, курс правильной съёмки людей, детей и животных тоже прошла. Но раз сотник намекнул на свежий взгляд, решила снимать то, что первым бросится в глаза. Где-то паутину, где-то обшарпанный пол, сколы, поломки.

Еда оказалась вкусной, но иной, не такой, как я готовила или мама.

За соседним столиком молодые люди поглядывали на меня не просто любопытно, а весьма увлечённо, ещё и улыбались. А вот я старалась не выделять никого своим пристальным вниманием, даже через зеркалку, хотя старалась людей не обижать и улыбаться в ответ. Пока своей пользовалась, ведь в выданной надо сперва разобраться.

— А тут едят все?

— Если ты о знакомых, которые могут злоупотребить своим положением, — какой проницательный сотник! — то тут не встретишь. Они на другой базе. Это база для обучающихся, тут лишь военные учителя, тренеры да начальники. Обслуживают либо новобранцы и обучающиеся, либо роботы.

— То есть, того выдающегося разведчика тоже нет? — отчего-то вспомнила про него.

— Пока нет. Но на заданиях можете встречаться. У нас задания проходят в полевых условиях, поэтому прикрепляют помимо вашего руководителя кого-то из действующих мастеров своего дела. Всё зависит от направления, по которому вы пойдёте.

А мне вдруг взгрустнулось. Женщины ведь не воюют.

— Чего опечалилась?

— Выходит, я не поучаствую в настоящих сражениях?

— А оно тебе надо? Там убивают людей. Не женское это дело — убивать. Вы дарите жизнь, вам нельзя. Но ты не переживай, на заданиях ты тоже будешь. Просто без оружия, со съёмщиком в руках, и тебя будут прикрывать мужчины. Это их долг защищать женщин, — пояснил Зван. Эти сведения обрадовали. Здорово! Так мне нравится!

После обеда мне показали полигон, где проходят тренировки и отвели в комнату, где нам полагалось жить.

— Теперь я вас оставлю. Изучите ещё раз расписание, устав, слейте снимки в невод, в общем, разберитесь во всём, пока есть время. Часы вам должны были выдать, наденьте. И снимите зипун да сходите на тренировку к рядовым. Ужин по горну. Да, и ещё, сходите в храм Мары. В первый раз вы должны сделать это сами. Найти его и сходить на посвящение. Может быть страшно. Но вы не в сказку попали. За сим позвольте откланяться,.— он слегка поклонился и вышел. А я первым делом нашла нужник. В бане тоже его заметила и в столовой. И всё. По потребностям тоже ходят по расписанию?

Затем изучила устав.

Начинался трудовой день с вставания и поклонению Солнышку. Окна выходили на восток. Поэтому вставали с рассветом, здоровались с ним и заряжались его силою, сидя в позе лотоса или на коленях. Лишь после этого звучал горн. То есть, на всё около трёх минут. Мы — дети и внуки Даждьбога, поэтому приветствие с пожеланием здоровья Солнышку обязательно. Живе — его жене — здесь не поклонялись, но что мешает мне приветствовать и её?

В основном в уставе прописаны были все правила. На всё существовал порядок действий. Отдельный раздел посвящался женщинам в армии. Правда, похоже, писался он для мужчин.

"Уважительное отношение к любой женщине, ведь это будущая или настоящая мать, а может даже твоя сестра, жена, матушка или дочь — обязательно. Обидеть женщину — значило обидеть Маму или любую Богиню. Если кто-то обижает женщину, то ты-мужчина обязан вмешаться и защитить её. Особенно женщину своего отделения! Женщин очень мало в армии, а женщина-военный — лучшая жена для военного".

В общем, женщин чтили наравне с Богами и Предками.

"Если женщина свободна и тебе нравится, ты можешь сказать ей об этом. Если ваши чувства взаимны, вы можете пойти к вашему начальнику и получить разрешение начать отношения. Отношения не предполагают телесных ласк, кроме объятий и поцелуев. Если всё у вас хорошо и вы хотите связать себя с этой женщиной союзом — скажите ей об этом. Если она согласна, то получите благословение у начальника. Свадьба отмечается всем отделением, вам выделяется квартира, и лишь после этого вы начинаете совместную жизнь. Никакого насилия! Только нежность и страсть в отношениях, а также уважение и любовь!"

Я аж прослезилась. Но, похоже, устав кое-кто не читал.

Было в уставе много чего. Отношения между сослуживцами, к начальству, учителям, как вести себя в разных обстоятельствах. В книгу вставлен кристалл, который показывал наглядно всё, что там написано. В конце находились вопросы, на которые чётко надо было ответить вслух. Как сдал устав, считай, ты зачислен в армию. До этого мгновения ты всего лишь поступающий. То есть, меня пока не зачислили?

Прочитала я устав весь, но провозилась до самого ужина. И это пока не сдала его. После вечерней трапезы занялась разборкой своей съёмочной со всеми правилами и последовательностью действий. И уже настала пора к отбою. И к Маре не сходила, и на тренировку. Плохо! Но именно в такой последовательности шли указания Звана, решила их не нарушать, ведь порядок в армии очень важен во всём.

Примечания по главе:

сотник* — аналог командира роты, капитана.

зипун* — это вид распашной одежды (часто из верблюжьей шерсти) полуприлегающего, расширенного к низу силуэта, с узкими рукавами, без ворота, надевавшийся поверх рубахи. Представляет собой кафтан без воротника, изготовленный из грубого самодельного сукна ярких цветов со швами, отделанными по рукавам и вороту контрастными шнурами из кожи. Как правило, это была двубортная одежда с длинными рукавами, застегивающаяся справа налево на крючки или кожаные пуговицы и кожаные петли. Часто надевался на рубаху под бешмет.

https://ds04.infourok.ru/uploads/ex/0ed6/000ea14d-283abb2d/img28.jpg

Кафтан* — (Даль) муж. , татар. верхнее, долгополое мужское платье разного покроя: запашное, с косым воротом, чапан, сермяга, суконник, армяк; обычно кафтан шьется не из домотканины, а из синего сукна; он бывает круглый, с борами, кучерской, немецкий или разрезной сзади, короткий или полукафтан, сибирка, прямой или кафтанчик, казачий, казакин; французский кафтан, широкополый, круглый фрак, какие носили в прошлом веке; мундирный кафтан, сюртук с шитым стоячим воротом. Становой кафтан, стар. косой, с широкими рукавами.

http://900igr.net/up/datas/81913/007.jpg

земля Ния* — планета Нептун.

земля Вия* — планета Плутон.

Пояс земель* — в этой связи есть необходимость рассмотреть Структуру Земель системы Ярилы-Солнца согласно сохранившимся фрагментам древнего знания. Эта система является триадной, то есть состоит из 3-х поясов, в которые входят по девять Земель. Здесь сразу же вспоминается сказка о том, что красная девица отправлялась за своим суженым за Тридевять Земель в Тридесятое Царство. Так куда же она держала путь? Это станет ясно, когда мы рассмотрим Структуру Земель системы Яри-лы-Солнца, а также системы измерения времени и пространства нашими Предками. http://derzhavarus.ru/galaktika-mlechnyj-put-sistema-yarily-solnca.html

второй пояс земель* — земля Ния, земля Вия, земля Велеса, земля Семаргла, земля Одина, земля Лады, земля Удрезеца, земля Коляды, земля Радогоста. Первый пояс — земли Хорса, Зари-Мерцаны, Мидгард (Срединная земля, наша), Орея, Деи (сейчас пояс астероидов), Перуна, Стрибога, Индры (Хирон (астероид №2060)), Варуны. И есть ещё третий пояс земель у нашего солнца.

Глава 4

Проснулась я с восходом солнца. И не смогла выполнить первое правило — приветствия Солнышка. Просто это слишком вычурно выходило и как-то неискренне. Понимаю, что армия имеет свои порядки и чёткое расписание. Поэтому я просто поздоровалась со светилом, заглядывающим в окна, при этом распахнув одно из них, как раз напротив моей постели. Захотелось, чтобы меня услышали боги, а слышат ли они через стены? Хотя... Слышат ли они наши голоса? Всё ж далеко от нас находятся. Логичнее думать, что они слышат не то, чтобы мысли, а скорее, обращения. Но... Голос ведь тоже имеет определённые вибрации. В общем, я не пожалела, что открыла окошко.

Солнышко проглядывало сквозь облака, затянувшие весь доступный небосвод. Хотя, вчера тоже так же было. Чудно как-то. Солнышко светит, будто для него окошко сделано в пушистых паровых скоплениях.

Подставила личико под лучики, вдыхая в себя божественный бело-золотистый свет. Ветер кидал в разные стороны растрёпанные за ночь космы*. А я здоровалась с богами, природой и наслаждалась этому необыкновенному ощущению. Затем взялась за зеркалку и отсняла вид из окна, а после, умывшись да приведя себя в порядок (с короткими волосами всё причёсывание и заплетание много времени не заняло), взяла ружьё и отправилась на крышу. Пожарная лестница имелась в свободном доступе. Видно, нарушителей не имелось. Я первая стану?

Прицел имел хорошее приближение, а мне хотелось всего и сразу. Никогда не имела съёмочное ружьё. Военная разработка. Правда, модель устаревшая. Подражало настоящему оружию с натяжкой. В прицел обзор был круглым. Интересные кадры должны выходить. Вон там рота солдат, а тут — клубятся облака прямо из трубы... Хм, интересно-интересно! А вот и солнышко... И совсем не больно на него глядеть через прицел. Впрочем, через зеркалку — тоже. Там полигон. Пока ещё пустой. Хотя... что это там делают роботы? Орошают землю, перемешивают равномерно и вновь заливают водой. Грязь создают? Бр... Ладно, рассматривать некогда, сняла и ладно. А вот и храм с синим куполом и звёздами. Нашла! Как бы туда ещё добраться? Да желательно самой.

Вначале тренировка, потом душ, затем посещение храма. И всё общим скопом. Вчера не успела... Эх! Может, стоило среди ночи пойти? Всё же Мара — богиня ночи. Ладно, зато выспалась. Вчера, хоть и полдня просидела в спальне, а устала так, что на ужин даже не пошла. Сегодня желудок требовал еды, но заедать голод батончиками не стала. Пусть про запас останутся.

Поэтому лишь закончив со съёмкой, спустилась вниз, ружьё повесила через плечо, а воинскую зеркалку на шею, да примкнула к отряду новобранцев. Благо, не стала надевать зипун. Встретили меня с улыбками и сразу же подкатили. Решила не артачиться, познакомилась с ребятами. К слову, ни одной девушки не заметила. И у меня отряд пока пустовал. Если так пойдёт и дальше, то обучаться буду именно с этими новобранцами. Вряд ли для меня выделят отдельного руководителя.

Ребята обладали вычурными именами. Сами себе, видно, придумали. Стерлядь, Нерпа, Выдра, Обхват, Душегуб, Телогрейка. Всех и не упомнишь. Или это прозвища, данные друг другу, ставшие новыми именами?

— А тебя, как девушку, поселили над нами? Отдельно в пустующем пока офицерском отделении? — предположил рыжий веснусчатый парень с зелёными глазами. Пока ещё без бороды и усов. Совсем юнец! Выдра, кажется, его звать.

Я смутилась, лгать не хотелось.

— А дальше куда, когда офицерский корпус начнёт пополняться мужчинами? — а это светловолосый, почти с белыми волосами да усами и с голубыми глазами спросил. Как же его звать? Не помню! Представлялись они в какой последовательности? Этот первый? Значит, это он Стерлядь?

— А вы давно уже тренируетесь? — решила перевести разговор.

— Ну, пока набор идёт, кто-то раньше, кто-то позже приходит. Мы вот в первый день пришли, уже сдружились, сказал третий чернявый да серьёзный. Уже три недели. А ты вчера или сегодня пришла?

— Вчера. Показали тут всё, да за устав велели взяться. Так я до отбоя и провозилась. Ещё надо было в невод закинуть снимки вчерашние...

— О, так ты съёмщик! Здорово! — это Выдра так обрадовался.

— Ага.

— Построиться! — прозвучал приказ. И все выстроились в несколько рядов. И я с краю.

— Здравия, Жмот! — хором прозвучало.

— Здравия, новобранцы! Вольно!

Между рядов шёл высокий довольно-таки молодой, лет тридцати с русой бородой и усами, но каштановыми волосами воин. Суровый взгляд непонятного цвета глаз не предвещал ничего хорошего.

— Так, Выдра! Почему без пояса? Отжаться тридцать раз и бегом за поясом! — повелительным тоном молвил Жмот. И рыжий паренёк побежал отжиматься. — Остальным разобрать утяжелители!

Два парня принесли коробку и поставили на землю. К слову сказать, покрытие дорог было не полным. Часть дороги твёрдое металлическое круглое, как в городе, покрытие, остальное — притоптанная земля.

https://sun1-4.userapi.com/c824201/v824201628/fab08/jzPBH4BjCoU.jpg — древнее покрытие в Кронштадте, обнаруженное под асфальтом

Пока ребята разбирали, Жмот давал дальше указания:

— Сейчас бегом на полосу препятствий!

Ого! Тренировка ни в какое сравнение с моей зарядкой не шла, скорее походила на разминку в боевой школе. Только упор на бег да препятствия — и всё с утяжелителями. Решила не выделяться. И когда моя очередь подошла, обратилась к начальству:

— А мне можно получить?

— Доложите о себе! Я — десятник* Жмот.

Его имя повергло меня в ступор — обращаться как-то неловко, но после я всё же собралась и ответила:

— Молодь* Сметана! Съёмщик!

— Молодь? — хохотнул десятник. — Ой не могу!

Все же повторили смех за начальством, но, как мне кажется, они тоже не поняли.

— Позвольте уточнить, что я не так сказала? — насупилась я.

— Молодь — младшие по чину, рядовые.

А какое тогда у меня звание?

— Ладно, молодь, так молодь! Иди уж в крайний ряд.

— А утяжелители?

— Хватает тебе своих утяжелителей! Бегом марш!

Оправдывает своё прозвище. Это чтоб не обольщались на его счёт?

Спорить не стала, последовав за ребятами и стараясь бежать в ногу. Просто наслаждалась лучами солнышка, делала иногда снимки, которые ребята собирались обязательно посмотреть. Вскоре и Выдра присоединился.

И мы побежали как раз к полигону, где к нашему приходу роботы уже всё подготовили. Вначале нас всех заставили отжаться и присесть по пятьдесят раз, за исключением тех, кто только прибыл, то бишь, меня. Позволили столько, сколько смогу. Но я постаралась не выделиться, исправно выполнив полное задание, привычная к таким нагрузкам, правда, не с утра.

— Давай своё оборудование, Сметана!

Взглянув на грязь и оценив возможные последствия, хотя и пребывала в уверенности, что не испачкаюсь, отдала Жмоту зеркалку и ружьё.

Полоса препятствий до середины трудностей не доставила, а вот потом... Меня скинуло в грязь. Фу! Кое-как продрав глаза и нос уже услышала понукание от Жмота:

— Встаём, очищаем нос, глаза и уши и вперёд! Те, кто прошли полосу, могут идти в душ. Давай, Сметана, вставай и пошла!

Пришлось послушаться. Волосы слиплись, глаза — тоже, и всё это почти сразу на ветру покрывалось плотной коркой. Ненавижу грязь! Стоило об этом подумать прежде, чем идти в армию!

Ещё два падения у меня. Другие тоже падали, а вот знакомые ребята почти все без грязевых ванн смогли пройти. Упал только Душегуб. И вид у него и так был страшным (хотя ребята сказали, что он душка), а сейчас стал ещё и озлобленным.

В общем, с третьего раза я прошла полосу препятствий, благо, не надо начинать сначала, лишь данный снаряд.

И отправилась в душ. Хотелось поскорее смыть с себя грязь. К слову, в бане нашлись другие девушки. Я так обрадовалась. Чуть не полезла с ними обниматься. Вовремя вспомнила, как я выгляжу.

Поздоровалась только, представилась.

Девушек оказалось трое.

Роща, Берёста, Зайка. И, судя по длине их волос и местным порядкам при зачислении, они тут уже не менее лета. Потому что отрастили косу до лопаток. А Зайка — так почти до пояса.

— Девочки, а вы знаете, что за вами подглядывают? — спросила, увидев, что они спокойно расхаживают в чём мать родила.

— Знаем.

— И вас это не смущает?

— Нет, — отмахнулась белобрысая Берёста.

— А ты думаешь, мальчики на тебя внимание обратят, когда видят тебя целыми днями в мужском облачении, в котором вообще ничего не выделяется? И кто его придумал? Старпёры наверное! — это дымчатовласая Зайка возмущалась.

— Но ведь все, кому не лень на вас пялятся! — возмутилась я.

— Пусть, нам не жалко, — сказала тёмновласая Роща.

— А отбиваться как?

— Разве надо? Скажи слово, и все у твоих ног. Никто не обидит, — сказала Берёста.

— Зато какой выбор! — смакуя воскликнула Зайка.

Что ж сотник предупреждал?

Первым делом влезла под душ в одежде, так казалось проще отстирать. Можно было даже из душа поливать — он был съёмным. Переодеваться нам не разрешали, смены тоже ни у кого не наблюдалось. Значит, тут должны иметься сушилки, хотя бы.

Отстиралась снаружи и направилась в непросматриваемый угол. На удивление, одежда почти полностью отстиралась. Спросила у девчонок, где сушить. Показали. — Помещаешь в отсек сушки, и через две минуты всё сухое! — с восторгом отозвалась Роща.

За полотенцем направили в холодную.

— Сразу брать нельзя, пока ты грязная, — дала совет Берёста.

— А после тепла попадаешь в холод. Осторожно там. Поначалу легко простудиться, — подсказала Роща, когда я направилась бочком или в наклон в холодную, чтобы меня не увидели в дырочки парни. Девочки лишь хихикали на мои ухищрения.

Холод оказался просто обжигающим. Пришлось взять полотенце и бегом обратно, растираться. Волосы вытерла почти насухо, а потом в сушилку влезла, так они быстро высохли, только вверх теперь все торчали. Девчонки посмеялись моему виду, похвалили за изобретательность. Сами ж сушиться не стали. Мол, тепло, высохнут. Косы только не заплели.

— А разве так можно?

— Можно. После бани только. Как высохнут, надо заплести будет. Зато парням нравятся расплетённые волосы, как они слюни глотают, ты б видела, — эта Зайка, похоже, главная соблазнительница.

Это после подглядывания-то? Наверное, глотают. А я как вспомню Мора, его "мне нравится твоя новая причёска" и как он на мою грудь дома пялился, так и не хочется никого соблазнять.

— Нет, я от одного как раз удрала в армию, пока больше никого не надо. А второй — не лучше оказался!

— Да? — удивилась Берёста. — Ты у нас прямо нарасхват! Хотя, не в обиду будет сказано, обычная.

Я лишь пожала плечами. Что тут сказать? Не знаю, чего они ко мне липнут. А и правда, чего? Если Серый был женат, то зачем ему я? Развлечься и бросить? А Мору? Может, дело вовсе не во мне? Тогда в чём или ком? Отце? Ну, в любом случае, надеюсь, тут начать с чистого листа.

Волосы я переплела, но без расчёсывания.

— Ты с собой гребень носи, надо быть неотразимой всегда! — всё ж дала совет Зайка. Я поблагодарила девочек и пошла на выход. Теперь в храм Мары пойдём? Интересно, как там? Никогда не была.

Новобранцы стояли и чего-то ждали.

Я присоединилась к ним и спросила у Душегуба, кого ждём.

— Так тебя! — спохватился, и уже не мне, а всем: — Сметана прибыла!

— Построиться! — приказ Жмота. — Сметана, чего так долго?

— Волосы надо было просушить! — ответила я.

— Значит, в следующий раз идёшь с распущенными, по дороге высохнут!

А я поняла ещё одну вещь: им мало подглядывания, и не просто так позволяют девчонкам разгуливать с распущенными волосами. Девушки в армии зачем нужны? Чтоб воевать? Нет! Замуж их хорошо берут военные. А пока не выскочили замуж, можно пялиться.

Нас погнали в храм Мары. Опять же, не сами пошли, а именно по приказу. И мне это не нравилось. Очень!

У храма я остановилась и внутрь не пошла.

— Иди! — велел Жмот.

— Это приказ? — решила уточнить.

Десятник окинул меня изучающим взглядом своих непонятного цвета глаз и помотал головой.

— В первый раз?

— Да.

— Сама должна прийти. Нас час где-то не будет. Когда выйдем, надеюсь, тебя искать не придётся.

— Я поняла. Благодарю.

И Жмот вошёл внутрь храма. Последний.

А я отправилась бродить по окрестностям.

Вышла на берег ручья, бегущего в тени деревьев. Слышится его журчание, пение птиц. Разулась да ноги в воду опустила. Прохладная. Ощутила, как на плечи легли чьи-то руки. Вздрогнула. Хотела вскочить, но шёпот не позволил:

— Тихо-тихо, не бойся, не обижу. Закрой глаза.

С одной стороны хотелось вскочить и удрать, а с другой откуда-то взялась уверенность, что правду говорит. Не обидит.

— Ладно. Уговорил. Что тебе надо?

— Ты, — горячее дыхание опаляет шею, а в следующий миг волосы мне расплетают. Я оборачиваюсь, широко распахивая глаза, но рядом никого. Только распущенные космы хранят безмолвное свидетельство о том, что это не сон. Ветер тут же налетает, разбрасывая и путая пряди. Я одной рукой стараюсь их удержать, а другой нащупываю возле себя гребень. Чёрный, резной. Из какого-то природного камня.

— Кто ты?

— Не могу сказать, — слышу тот же шёпот. — Но могу расчесать, если не будешь подглядывать.

Хочется это ощутить?

— Д-да, — язык живёт своей жизнью.

— Тогда закрой глаза.

Безумие. Но так хочется ему поддаться. Девушка свои космы может доверить лишь любимому, а также родным, ведь идёт обмен энергиями при расчёсывании.

— Гребень?

И я протягиваю ему тот, что подняла.

— Это ты подарил?

— Да.

И он расчёсывает. Я наслаждаюсь его прикосновениями, но когда он заплёл и попросил ленту, всё же оборачиваюсь и вижу облачко тьмы. С трудом не вскрикнула.

— Не пугайся. Просто меня здесь нет.

— То есть, к-как? — любопытство пересиливает страх.

— Храм Мары. Я сейчас там.

Кидаю взгляд на виднеющийся сквозь деревья храм богини ночи, но будто на мои мысли тьма отвечает:

— Храмов Мары много.

— Выходит, ты не в этом храме?

— Я этого не говорил. Но мне пора, — и тьма ко мне прильнула и прошептала: — Тина, — а затем просто исчезла, растворившись в воздухе.

Последние слова повергли меня в шок. Кто он и откуда знает моё имя? И вспоминались и Серый, и Мор, и Ястреб. Все трое знали меня в прошлой жизни. Все трое были военными, а значит, ходят в храм Мары. И кто из них? Серый всегда был нежным, но никогда прежде не трогал моих волос. Мор нежным не был, кроме того раза, когда заслужил порку. Мог ли он после порки стать таким чутким и нежным? Не знаю. В его норове как раз озлобиться. А Ястреб... Не такие у нас отношения. Мы ведь только познакомились.

Кто-то из новобранцев? Исключать это не стоило. Вдруг кто слышал, как отец обращался или когда я поступала. Или может, тьма позволяет знать всё про всех? Но тогда какой смысл менять имя по приходу в армию? Хотя, тьма — наша, а новое имя — защита от чужих. Ох, не знаю... Да кто угодно мог!

Взглянула на часы. Ого, уже час заканчивается! Как быстро время промелькнуло. Кого бы спросить? Может, Жмота?

Но вышел первым из храма сотник Зван.

— Здравия! — поздоровалась я.

— Здравствуй, Тана. Вижу, ты ещё с Марой не познакомилась.

— Верно. А как вы узнали?

— Догадался.

— А можно спросить?

— Спрашивай, дочка.

— Понимаете, десятник Жмот, меня оставил здесь, потому что я не решилась в храм зайти. И я пошла к ручью. И в общем, со мной кто-то заговорил. Подарил вот это, — я достала гребень, — и даже, — смутилась, — расплёл мне волосы. А когда я обернулась, рядом никого не было, только облачко чёрное. И оно со мной разговаривало шёпотом. И это явно мужчина.

— Из тьмы подарок? Ты уверена, что это мужчина?

— Это из тьмы? — удивилась я, глядя на свой гребень. — Откуда вы знаете, если даже не притронулись? По виду — камень.

А он взял и притронулся, и его рука прошла насквозь.

— Только ты можешь физически ощущать этот подарок, и тот, кто подарил. И он — явно мастер своего дела. И тьма ему подчиняется, а значит, он очень сильный. Это многие лета тренировок.

— Хотите сказать, что это не с этой базы?

— А воплощение в другом месте — высший уровень мастерства.

— Кто-то из высших чинов? И... Он знал моё имя. То, которое осталось в прошлом.

— Значит, кто-то из твоего прошлого. Блок на память я тебе уже поставил. Так что точно не кто-то с базы.

— А те, кто принимал меня?

— Они тебя и не вспомнят — блок у них такой, стоит тебе скрыться из виду и всё... Это чтобы точно не связали твою прошлую жизнь и настоящую. Так что даже я не знаю твоего старого имени, Сметана.

Я поблагодарила сотника и вновь вернулась мыслями к трём молодым людям, что имели место в моей жизни.

Тут и Жмот вышел, а потом понемногу, пошатываясь, начали выходить мои новые знакомые. Похоже, не так-то легко им даётся это общение с Марой. Глаза некоторых были полны тьмы, а некоторые имели красные лица, но целиком обычные глаза. Ничего не вышло?

Лица последних отливали грустью. Похоже, я верно предположила. Что ж там происходит, раз не всё так просто? Любопытно.

В храме всех богов Маре был поставлен чур, но Алатырь* был общим. Просто мысленно возносишь требы нужному богу или богам и отдаёшь в точку пересечения пространств. А как в этом храме?

А когда все ушли, мне вдруг захотелось зайти, просто посмотреть, как оно устроено, поздороваться.

— Иди уж, — сказал Жмот.

— А как же?..

— Где столовая ты знаешь?

Кивнула.

— Иди!

Я и пошла. Осторожно сделала шаг вперёд. Пересечение границы ощутила сразу. Просто сразу повеяло холодом. Да не обычным, а каким-то потусторонним. Мара — проводница душ в мир Слави. И хоть считается богиней смерти, но, по сути, таковой не является. Она не несёт смерть и не заведует ею. А мир Тёмной Нави ей не подвластен, это Чернобог* там царь. А Мара — богиня космоса, ночи, справедливости. Боги не хорошие, и не плохие. Просто они чувствуют твоё отношение к ним и ведут себя так же.

Вокруг было всё, как в обычном храме. Разве что купола изнутри тёмно-синие, почти чёрные. И, глядя на них, кажется, что ты находишься в безграничном океане космоса. Вокруг сияют звёзды, даже солнышко светит. Завораживает! Только дышать можно. И с каждым вдохом ощущаю, как становлюсь частичкой этого безграничного пространства.

— Здравствуй, Марена! Извини, я сегодня без треб. Благодарю за подарок.

— Здравствуй, дитя! Важны твои помыслы, а они чисты.

— Можно спросить?

— Конечно, — и слышится смех богини.

— Подарок — чисто твой или...

— Подарок — частичка меня. Но сотворён был не мною.

— А кем?

— Тем, кто любит тебя.

Поняла, что большего ответа не добьюсь, настаивать не стала.

— Я ещё приду.

— Приходи. Я всегда рада вас видеть.

— А ты слышишь, когда к тебе обращаются вне стен хоромов*?

— Слышу, но ответить не могу. Точнее отвечаю, но за повседневными вещами вы не слышите моего голоса. Но через деяния можно услышать ответ.

— Благодарю, Марена.

— Ступай, дитя.

Ещё раз вдохнула эту безграничную силу, стараясь её не просто пропустить через себя, но и задержать.

— Забавная ты, — рассмеялась богиня.

А я улыбнулась и вышла.

Свой отряд нашла в столовой. Часть народу уже сидела за столиками и ела, а другая часть выбирала из перечня блюд. Мне галантно уступили место у списка, а потом и у пульта управления выдачей.

Выдра завистливо присвистнул, глядя на меня.

— Что? — не поняла я.

— Твои глаза полны тьмы, — вздохнул он.

А я бросила взгляд на блестящую стойку, отмечая, что да, даже белки стали чёрными. Ого! А выгляжу страшно, если честно. Думаю, повстречай я сейчас гражданского, он бы шарахнулся в сторону, не зная, с чем это связано. Ребята же воспринимали обыденно, даже немного завистливо. Ни у кого из новобранцев такого полного затемнения не наблюдалось. Лишь радужка у некоторых полностью чёрная. Да даже у десятника и сотника не целиком! И с чем это связано? С моим разговором с богиней или тем, что я вдохнула в себя тьму? Судя по всему, никто никому ничего не объясняет. Каждый сам должен научиться общаться с богиней ночи и её тьмой. Интересно, а что это мне даёт, помимо чёрных глаз? Жмот позвал меня за свой столик.

— У меня уже двадцать запросов встречаться с тобой, — молвил он. — И это было до того, как ты сюда пришла.

А в отряде около двадцати пяти человек, не считая меня и десятника. Остальные просто не успели или я им не понравилась?

— Ого! А я думала, сперва надо обсудить с девушкой её привязанность.

— Тут нет чёткой последовательности действий, — пояснил Жмот. — Парни пытаются застолбить место. В том числе первым предложить тебе встречаться. Хотя твоё согласие действительно нужно.

— А ваше?

— Я — не твой начальник. Поэтому... Не могу дать такого согласия, но парни не знают. Не будем их разочаровывать? — и десятник подмигнул мне.

— Значит, вы знаете... — имела в виду, что я — офицер.

— Я навёл справки.

— Поэтому вы так относитесь к выполнению мною приказов?

— Нет, просто к девушкам снисходительнее относятся. Иначе — неуважение.

— Ясно. Но я спрашивала не об этом. Вы, как мой начальник, можете отказать в одобрении, если девушка пришла уже с парнем?

— Могу.

— На каком основании?

— А ты мне нравишься, — подался вперёд Жмот. — На основании, если девушка нравится мне самому, ну или парень ненадёжен, на мой взгляд.

— Но... Не будет ли это превышением полномочий?

— Нет. Если первая — причина, то парень может меня вызвать на поединок и доказать, что больше тебе подходит.

— А если выиграете вы?

— А выиграю я, однозначно!

— Но всё же...

— То ты должна будешь встречаться со мной.

— Даже если против?

— Месяц принимать мои ухаживания.

— Ого!

— А если выиграет он?

— То этот месяц ты встречаешься с ним.

— Хорошо. А во втором случае?

— Парень может доказать свою надёжность.

— А я что должна делать, пока он доказывает?

— А что хочешь. Можешь встречаться с другим, если я одобрю или не встречаться.

— Так кто мой начальник?

— Пока — Зван.

Я чуть не подавилась.

— То есть как?

— А что тебя удивляет?

— И мне всё здесь показывал сам начальник? Отчего ж не сказал?

— Он не любит говорить об этом. Да и смотрит, как человек себя ведёт. Приглядывается к нему.

— Ясно. А вы?

— Я обычно не расшаркиваюсь. Просто загоняю в строй. Ну, ты ж видела...

— Понятно.

— Так что — теперь начнут подкатывать?

— Начнут. Сейчас выдам тебе список, прими их, будь добра. Выслушай каждого.

— В записанном порядке?

— А как хочешь? Девушки — непредсказуемые создания. У меня была одна, так считалочкой определяла последовательность. Ещё одна — выстроила ухажёров по росту и отказала всем.

— Это кто-то из тех, кто сейчас на базе? — решила уточнить, о каких девушках речь.

— Нет. Они уж давно замуж выскочили. А там уж либо служишь с мужем, либо увольняешься или в уходишь в отпуск по уходу за дитятком. Сейчас на базе с десяток девушек всего.

— А предпочтения кому отдаются? Что, если из других отделений будут парни?

— Да мне без разницы. Хоть с другой базы. Приоритет лишь на себя. Если мне девушка не нравится, то оцениваю её как дочь. Хорош жених или с гнильцой? Вот и всё. Вы ж вдвоём должны прийти да просить. А как ты будешь выбирать — решать тебе. А список составить мне не сложно, даже забавно.

А я решила сделать тост. Взяла пустой стакан из-под взвара и, постучав по нему ложкой, привлекая внимание, объявила:

— Ребят, вы все милые. Но мне ухажёры в последнее время оскомину набили. Именно поэтому сбежала в армию. Не обессудьте... — и список положила обратно на стол перед Жмотом.

И если до этого в зале столовой повисло молчание, сейчас кто-то рассмеялся и напряжение спало.

А в глазах Жмота промелькнуло уважение.

Грязную посуду я отнесла к нужному окошку, загрузила её и за стеклянной дверцей увидела, как она тут же стала обдаваться струями воды.

Затем вновь взглянула на свои глаза. Тьма немного отступила, только радужка осталась чёрной. Так непривычно!

Вернувшись к столику, села на прежнее место. Жмот неспешно ел, казалось, наслаждаясь каждым кусочком пищи. Решила не беспокоить его. Некоторые ребята уже поели, другие — нет. Те, что закончили, выходили из столовой. Остальные — доедали. Когда столовая опустела, как раз Жмот доел последний кусочек еды.

— Вы нарочно затягиваете?

— И да, и нет. Научился растягивать удовольствие. Но да, надо чтобы все поели, иначе сил не будет. А вот ты очень быстро ешь, значит, плохо пережёвываешь.

— Просто всегда ем быстро, — вспомнилась мама, но вовремя прикусила язык. О семье нельзя говорить. Она всегда тоже ругалась скорости моего поедания.

— Вижу, успешно с Марой пообщалась. Понравилось?

— Был разговор.

— Понятно. Мы ходим в храм не только почтить память Предков, но и познать силу Мары. Поскольку Мара к нам имеет самое прямое отношение, то и с тьмой умеем обращаться.

— А что может тьма? Помимо ослепления?

— Самый главный навык воина — быстро перемещаться. Если тьмы в тебе достаточно, то человеческий глаз не успевает увидеть воина. Можно попасть даже так, что он вообще тебя не заметит, что ты тут был.

А я вспомнила Мора. Раз, и он уже рядом! Выходит, тьмой управляет.

— И как этому научиться?

— Этому не учат. Сам познаёшь силу Мары.

— Скажите, а тьма оказывает влияние на поведение человека?

— Всё зависит от уровня его развития, нагрузки, состояния здоровья. Если делаешь то, что по силам, то — нет.

Мы встали из-за стола одновременно.

— Теперь живо на занятия!

Занятия оказались по разным видам вооружения, сборке-разборке лазерных пистолетов, потом стрельба, а через два часа рукопашный бой. Тренером был тот самый мужчина, который вчера проверял мои навыки. Увидев меня, улыбнулся так многообещающе. Вначале шла общая разминка. Нам показывали упражнение и в два ряда мы шли кувыркаться или падать на твёрдом полу. Никаких матов или подстилок. И всё время в движении. Сели-встали — такого не было. Движение — это возможность остаться вживых. Поэтому, помимо направления вперёд или назад, мы ещё и двигались влево-вправо. А как разминка закончилась перешли к отработке навыков в паре.

И тренер выбрал меня своей жертвой.

Зеркалку я не положила на окошко к часам. И чуть не поплатилась.

И вот тут наглядно мне показали, что я ничего не умею. Моё рассеянное внимание помогало избежать прямого удара, но... То ли тренер двигался так быстро, будто выныривая из подпространства, что блокировать удар просто не успевала, лишь слегка уклониться с его линии, то ли мешала зеркалка, но прежние навыки помогали лишь правильно падать, чтобы избежать повреждений.

— Можно зеркалку положить? — забеспокоилась я. Такое ощущение настигло, что целью тренера стало уничтожить моё оборудование.

— Кладите, — смилостивился он. И пока я шла к окну, сделала ещё несколько снимков.

Теперь мучить меня не стали, показывали медленно. И я убедилась в предыдущем предположении, что тренер решил проучить, что съёмщик не убрала. Когда учитель показывал всё медленно, я быстро схватывала.

— Главное правило — неожиданность, — объяснял тренер. — Девушка двигается замечательно, но недостаточно быстро. В этом — главное отличие любого военного от гражданского. Двигаетесь на пределе своих возможностей. Вам ясно?

— Да! — хором ответили ребята.

— Как вас звать? — спросил меня тренер.

— Сметана.

— Что ж, Сметана, я с вами отзанимался, теперь вы тренируетесь с каждым. Две минуты на схватку. Вы нападаете, не щадя, быстро. Затем у вашей жертвы отдых в две минуты, но не у вас, и уже приступаю я к мучению вашего подопытного, а вы переходите к следующемув.

Вскоре тренер поставил меня в пару с Душегубом отрабатывать приём. А я сделала несколько снимков зала, ребят, тренера. Затем перешла к нападению.

Тренировка уморила так, что я выдержала её на одном упрямстве. Ребята на меня глядели с восхищением — те, кто отдыхал. И я отмечала это лишь потому, что рассеянное внимание включила.

По завершении тренировки просто плюхнулась на грязный пол, а тренировались мы в тех же сапогах и костюмах, и минут пятнадцать не могла встать.

— Так, подъём! — нарисовался Жмот, нависая надо мною.

— Не могу!

— Все могут, а ты — нет?

— Она не отдыхала, — заступились ребята. — Нам давали передышку после каждого боя, а ей — нет.

— Почему она так отличается от нас? — это Выдра. — Она лучше нас сражается и её тренируют на убой?

— Потому что она — офицер, — зачем-то признался Жмот. — А офицер должен пройти и огонь и воду, и медные трубы, потому что несёт ответственность за рядовых, — пояснил за что мои мучения Жмот. — И вставать через не могу! И не спать, если нельзя спать! Вам ясно?

Я поняла.

"Земля-Матушка, дай мне, будь добра, свою силу!" — обратилась к нашей кормилице мысленно. И стала вдыхать её силу, представляя, как при вдохе тело, как губка, затягивает зелёную силу, а на выдохе эта сила разливается по всем клеточкам, всем косточкам. Через три вдоха я смогла встать.

— Живо все в баню!

Дойти я смогла, и поддерживать Жмот запретил.

— Неподчинение приказу карается розгами, — Жмот озвучил наказание своим солдатам.

Знакомые ребята всё равно хотели нарушить приказ, но я отпихнула всех. Мол, сама дойду.

А стоило дойти, как повалилась на полок и отрубилась.

Очнулась я в госпитале. Просто узнала того лекаря, что давал добро на косу, да светлое белое помещение со множеством окон. Солнышко ярко светило. Неужели я проспала почти сутки?

Лекарь увидел, что я пришла в себя.

— Как себя чувствуешь?

Прислушалась в телу. Не ощущается. Начала подниматься.

— Погоди, — он остановил, подсаживаясь ко мне на кушетку. — Медленно, очень медленно.

Но самочувствие оказалось прекрасным. Мышцы болезненно ныли, но это естественно после тренировки. Даже приятная боль.

— Как я здесь оказалась? — хотелось знать, ведь запрет на мужчин в женской бане явно существовал. Отрубили сигналку?

— Тебя принёс кто-то.

— Кто?

Лекарь пожал плечами.

— Вы его не знаете?

— Я его не видел.

И я уже хотела удовлетвориться,таким ответом, как лекарь добавил:

— Он был скрыт тьмой. Какой-то высший офицер, судя по мастерству.

Опять? Неужели таинственный даритель гребня? Вспомнила, как успела раздеться, прежде, чем вырубилась. Смутилась. Да и сейчас под простынёй полностью нага.

— Тебя Зван пошёл спасать, сняв запрет на посещение женской бани мужчиной, но его опередили. Тебя уже доставили сюда. А на дворе шумиха поднялась. Мол, ты пропала из бани, хотя под ней куча народа была, и ты точно не выходила. Проверили везде. А потом заглянули ко мне. Ну, я и признался Звану, как ты здесь оказалась.

— А от чего я сознание потеряла?

— Нет, ты просто уснула. Хотел тебя наполнить силой, но она не понадобилась. В тебе её было достаточно. Просто надо было дать мозгу выключиться от внешних раздражителей и переключиться на обработку запросов от твоего тела. Он тебя в сон и погрузил.

— Но Жмот сказал, что я должна всё равно делать то, что нужно, даже если сил нет совсем.

— Со временем научишься управлять своим телом в совершенстве. Но учти, если внутренних запасов не будет, то всему есть предел и точка невозврата. Без сна обычный человек может находиться одиннадцать дней. После этого умирает из-за повреждений внутренних органов.

— А офицер?

— Офицер около тридцати. Это высший офицер не по чину, а по навыкам.

— А они могут не совпадать?

— Могут.

— Почему?

— Потому что не все хотят руководить армией, некоторые не прыгают выше десятников, другие — выше сотников. На случай войны при отсутствии других тысячников* и темников* такие высшие берут управление на себя. Но обычно скрывают свою личность, управляя войском удалённо.

— А это безопасно?

— Тридцать дней — предел. Я ж уже сказал. Когда он становится высшим по чину, то не может оставить своих солдат, пока те не будут в безопасности. И днём и ночью стережёт кордоны, а часто ещё и забирается в стан врага и там оказывает вредительство. И пока враг есть или войско темника не в безопасности, не может перенестись в своё тело.

Поэтому тренируй свои внутренние запасы и способность как можно больше черпать силы. Не забывай и о хорошей еде.

— Куда мне идти?

— Утреннюю тренировку ты уже пропустила, иди в храм Мары, затем завтракать.

— Благодарю.

— Иди уж. Вот твоя одежда.

Пока переодевалась в раздевалке, расспросила ещё про тех, кто не спал тридцать суток. Оказалось, они не выжили. Довели себя до того, что тело рассыпалось в прах. Тело обычно оставляют у семьи. Поэтому звание героя присуждали посмертно. Но опять же, лишь военному имени, не гражданскому. Таких воинов имелось около ста, кто не вернулся, используя свой предел. И мы их должны будем проходить в наследии предков* в курсе обучения.

Примечания по главе:

космы* — волосы, связанные с космосом, накапливающие его энергию.

Десятник* — аналог современного командира отделения.

Молодь* — собирательное название младших по положению, но не по возрасту, воинов дружины.

Алатырь* — бел-горюч камень — это священный «живой» Камень-Звезда, древний символ Рода. Через мистический Алатырь-камень Боги общаются с людьми. Также это точка пересечения миров Нави (Светлой(Слави) и Тёмной(Нави)), Яви (наш явный мир) и Прави(мир Богов).

ХОРОМЫ (Даль) ж. мн. (храм) жилые деревянные строенья. А хором на том дворе: горница, горенка на мшанике да избушка воротная. Акты.

Чернобог*— Древние славяне представляли Чернобога в разных образах. Вообще этому божеству приписывалось оборотничество. Он был и Великим Змеем, которого всё время побеждали светлые Ирийские боги, и мог обернуться чёрным вороном, отсюда и народная неприязнь к этой птице, мог Чернобог принять и облик чёрного волка. Одним словом, все ипостаси этого божества были чёрными и мерзкими. Так же Чернобог мог являться в образе старца с длинной бородой и ужасно сморщенным лицом. Мог он так же принять и облик прекрасного, пышущего юностью и силой, молодца. Но чаще Чернобог представлялся в образе мужчины средних лет, одетого в броню. Чернобог и Белобог. Чернобог не был рождён подобно другим богам. Он просто был, или пришёл из другой вселенной и реальности в наш мир. Его извечным противником считается Белобог, его полная противоположность. Стоит понимать, что это две высшие материи, которые возвышаются над всеми известными нам понятиями. Чернобог и Белобог — это дуалистическая основа Белобог и чернобог. Славянские боги нашего мироздания, добро и зло. Противостояние между ними неизбежно, и оно длится вечность, покуда жива наша вселенная. Согласно легенде, до того, как в наш мир пришёл Сварог и выковал земную твердь и все три мира, был океан бескрайний, над которым летели три сокола, и были это сам Род Великий, Чернобог и Белобог. И летел тёмный бог по левую сторону Рода сокола, что говорит о том, у древних славян в подсознании, левая сторона ассоциировалась с искушением. нечестивым и злом (вспоминаем, представление о том, что на правом плече у человека сидит ангел, то есть праведник, а по левую дьявол, то есть тот, кто искушает). Обернувшись селезнем, Чернобог поднял с морских глубин земную твердь, и так появился остров Буян. На этом острове раскинулось Древо Жизни, на котором восседает сам Род. После этого Чернобог и Белобог принялись молотить по камню чудесному Алатырю, да рождать ударами своими своих детей. Чернобог и Белобог — это свет и тьма, жизнь и смерть, добро и зло, тепло и холод, всё что приходит в противостояние друг с другом. Познать одно без другого невозможно, поэтому в противостоянии этих богов, нет победителей, ибо суть мироздания — это равновесие.

Источник: http://slavyanskieoberegi.ru/slavyanskie-bogi/chernobog/

тысячник* — аналог командира полка.

темник* — аналог генерала, от древнерусского числительного тьма — 10 000.

Наследие предков* — курс истории.

Глава 5

Месяц пролетел незаметно в учёбе и тренировках. Я обвыклась с новым режимом, уже не выдыхалась так на тренировках, оружие разбирала и собирала быстро и в положенный срок, а также прекрасно сдала не только устав, но и стрельбу и оборону. И оказалась лучшей среди новобранцев. Тренер по борьбе сказал не обольщаться, потому что скорости мне всё равно не хватает.

— Для девушки сойдёт... — отмахнулся он.

— Что ж, сдаётесь? Больше тренировать не станете? — решила взять тренера на "слабо".

— Будут занятия — буду тренировать... — туманно ответил он.

Как и прежде, училась так же с солдатами, а офицерское отделение не пополнялось. Повезло мне или нет, я не знала, но ребята воспринимали меня всерьёз, слушались моих приказов, как старшего по званию, потому что меня поставили старшей над ними. Сделали дружинником*.

Учителя относились ко мне с одной стороны снисходительнее, а с другой — драли три шкуры. Ребята по-прежнему дружили, общались и носили на руках, даже в прямом смысле, я же держалась на расстоянии в личных отношениях. Таинственный незнакомец не появлялся, вызывая некоторую грусть в сердце.

Мои снимки народу нравились. Даже те, где я снимала голых парней в бане. Ни один не удалили и не погрозили пальчиком. Многие ребята наоборот предлагали мне позировать, но я отказалась.

И вот — первый взлёт. Стартовой площадки для космических челноков у нас не было. Поэтому нас отправили на другую базу. И, если честно, я волновалась. Не взлёта, а встретить кого из родных или Мора. Ещё всю дорогу я глядела по сторонам, стараясь подметить детали изменения в городе. Казалось, прошла целая жизнь. Но город оставался прежним. Разве что на многих деревьях уже завязь появилась, плоды росли. Знакомых не встретила, многие ребята из отряда, как и я, искали знакомые лица. Складывалось ощущение, что мы попали в совсем неведомое и в то же время знакомое место. Будто люди стали другими, чужими. Я вглядывалась в лавочников, постовых и... ничего.

Немного успокоилась, отмечая эти странности. Поправила зипун. Впервые его надела, из личных вещей взяла лишь свою родную зеркалку. Но все кристаллы перед выездом забрали и выдали иные, кроме удостоверяющего личность воина. Куколку взяла с собой, но она из кармана почти не вытаскивалась, став почти что оберегом. Взяла немного кристаллов-самоцветов, нас предупредили о том, что планируется вылет на иную землю, а там мы можем купить себе что-то. Волнительно!

И вот другая база, с которой разрешён межземельный вылет. Мы въехали, проверили наши кристаллы.

— Девушка остаётся! — объявляют по громкоговорителю.

Сердце ухнуло в пятки. Кто? Что? Зачем? Неужели планам не суждено сбыться? Что ему надо? Ребята окружили меня, но я собралась, помотала головой, решив встретиться лицом к лицу с тем, что судьба подложила.

Спрыгнула с грузовика и направилась в здание, куда указали пройти.

Переживательно. Но я старалась об этом не думать, подмечая детали. Внутри всё так же, как и на нашей базе. Будто единым планом все базы строились. Подошла к панели, прикоснулась своим кристаллом. Двери открылись. За дверью стоял Мор. Сердце ухнуло в пятки.

— Здравствуй, Тана. Проходи, — обратился по военному имени, значит, знает его.

Хотелось крикнуть "Нет!", но ноги приросли к полу, а горло — не слушалось.

Поняв, что не дождётся меня, Мор шагнул ко мне и сцапал в свои объятия.

— Я скучал!

А я — нет! Но вымолвить даже слово не смогла.

Отстранился, заглядывая в мои глаза.

— Тана! Ау! Пойдём!

Но я молчу и не шевелюсь.

— Так, это никуда не годится! — возражает он. — Прекращай так себя вести, иначе приму меры! — жёстко обещает он.

Гляжу на него ненавистным взглядом.

— Запрещу вылет и никуда не полетишь. Тебе ясно? Мать волнуется, отец места себе не находит, но вместо того, чтобы встретиться с ними предпочитаешь стоять тут?

— Как они? — отвисаю я.

— Поехали, повидаешься...

Подозрительно. Не хочу соглашаться, но теплится надежда, что всё же он говорит правду. Не отомстит ли за прошлый раз?

Он выходит из помещения, крикнув:

— Вой, вылет новобранцам не давать, пока не вернусь!

— Хорошо, Мор. На основании чего? — из-за пульта высовывается ещё один военный. Значит, Мор здесь не единственный. И нас видели?

— Придумай что-нибудь.

Кивает.

— Твоя невеста?

— Ага, моя! — соглашается Мор.

Хочется возмутиться, что я вовсе не его и никак не невеста, но Мор уже тянет в другую сторону. В этот раз ступор всё же отпустил. Мы спускаемся по лестнице на -2 ярус, садимся в служебную машину и едем подземными туннелями. За рулём Мор, хотя машины давно роботами управляемы. Чудно!

— Где они? — спрашиваю про родителей. В это время они оба на работе, причём, разной.

— Дома.

— Почему? Отец ведь должен быть на службе.

— Он в отпуске по состоянию здоровья.

— Что с ним?

— Сердце прихватило. Мама тоже дома.

— Не врёшь?

— Зачем мне это?

— Не знаю. Тебе ведь я нужна.

— Нужна, — соглашается.

— Хочешь расположить к себе? И у отца выслужиться в глазах.

— Может быть, — почти соглашается он. Выезжаем в широкий тоннель, затем мчимся по нему. Вскоре приезжаем в подземный ангар.

— Приехали. Пойдём!

Я внимательно гляжу на него. Довериться? Рядом есть люди, что уже немного отпускает.

Киваю. Садимся в подъёмник и едем наверх. Двери открываются прямо в какую-то лавку с одеждой.

— Выбирай наряд и переодевайся. Волосы подбирай под платок! — звучит приказ. — Жена, потарапливайся!

— Что? — кидаюсь на него с кулаками. Он лишь усмехается в усы.

— Время! — поглядывает на часы. — Быстро, милая!

Что он задумал? Представит меня как свою жену?

Но вспоминается больной отец. Больной ли? Быстро подбираю волосы под платок, надеваю платье и выхожу.

Пока переодевалась, Мор тоже сменил наряд на гражданский. Мало того, сам на себя непохож. Волосы уже светлее, глаза голубые. Помнится ходили слухи на базе, что военные могут даже особыми каплями менять цвет глаз, а волосы опрыскал каким-то химическим составом и уже светленький вместо рыжего.

Мор же подаёт мне руку. Осторожно подаю ладошку, которую он кладёт себе на локоть.

И мы неспешно выходим из лавки. Идём между рядов ярмарки. Сегодня праздник? Счёт времени потеряла совсем. Похоже, Перунов день*.

Мне покупают кучу безделушек, не спрашивая моего мнения — какие-то браслеты, ожерелья и даже серьги. Часть всего этого водружается на шею.

И тут встречаем Фросю.

— Ой, Тина! — узнаёт она. Кидает взгляд на меня, затем моего спутника. — Ты замуж вышла? Почему не сказала?

Бросаю взгляд на "мужа", кивает. Лгать подруге? Нет!

— Ладно, не говори, угадаю! — подруга сама помогает выйти из этого неудобного положения. — Он тебя украл, вы тайно поженились, а сейчас приехали с родителями знакомиться? Угадала?

— Почти! — шепчу я.

— Надо как-нибудь встретиться. Я тоже просватана. Вчетвером встретились бы, пообщались.

— Может быть, — пообещала я.

— Познакомишь нас?

— Фрося, это... — запнулась я. Мор — ведь воинское имя. Оно не годится для мирской жизни.

— Всеслав, — вместо меня ответил Мор.

— Очень приятно, — расцветает Фрося.

— Извините, Фрося, мы торопимся, у нас отлёт на носу, а жена тут и так задержалась, выбирая побрякушки, — намекает на время псевдомуж.

— Так вы пролётом? Ореанец*?

Сейчас взглянула на Мора иначе. Светлая кожа, светлые волосы и глаза. И правда, можно за ореанца принять.

— Да, — приходит на помощь Мор. — До встречи! — и утягивает меня в сторону дома.

Идёт быстро, мне приходится почти бежать, чтобы не волочиться сзади.

Заскакиваем в мой дом. Звонок в дверь. Мама открывает и чуть ли не оседает на пол. Он её подхватывает.

— Быстро! У тебя десять минут! — и сам нагло в сапогах проходит на кухню. Зараза! Сажает маму на табуретку.

Хочу разуться, но мама останавливает:

— Не трать время!

Мне претит сама мысль идти в уличной обуви по дому, бросаю взгляд на машинку для мытья сапог, её нет. Как так? Ладно, сейчас я на службе — не имею права разуваться да и мама права — дорога каждая секунда. Прохожу в кухню, где уже хозяйничает Мор, влезая в холодильник. Я обнимаю маму.

— Мамочка!

— Тиночка! Родная! Жива!

— Что с папой?

— Иди к нему!

Бегу в родительскую спальню. Отец лёжа читает новости.

— Папа!

— Тина? — подхватывается он. — Тиночка! Ты... Цела? — окидывает меня удивлённым и внимательным взглядом.

— Да. Что со мной будет?

— Но... Я думал... Челнок разбился... Вы должны были лететь...

— Что ты такое говоришь?

Отец хватает свою газету, вводит запрос и поворачивает ко мне. Читаю: "Разбился челнок с новобранцами. Среди молодых мужчин была одна девушка". Почти месячной давности.

— Мор говорил, что ничего с тобой не случилось. Но я не верил... Велел найти список имён... Но тут так некстати прикрыли всю базу. Не подступиться...

— А Мор откуда знал?

— Сказал, что не сбежишь от него. И пока на тебе не женится, с тобой точно ничего не случится.

Я улыбнулась.

— Ну так значит, нам с ним не по пути. Чтоб уж наверняка со мной ничего не случилось.

Отец же ничего не сказал, притянул лишь к себе.

— Иди, дочка, я так понимаю, он выдернул тебя с задания.

— Да, летим на первое задание. Пап, я космос увижу своими глазами! Жаль, снимки не смогу тебе передать. Но я что-нибудь придумаю. Береги маму!

— Иди уж, — он поцеловал меня в лоб, где чара Око*, и отпустил.

С мамой тоже обнялась, которая уже пришла в спальню.

— Не верьте всяким сплетням и новостям. Будьте здоровы!

— Хорошо, Тиночка! — мама вытерла слёзы.

Я тоже смахнула подступившую влагу.

— Время! — Мор ворвался в комнату. В сапогах!

— Мор, зараза, убью! — кинулась на него.

А он меня как куль с мешком закинул себе на плечо и пошёл.

— Опусти!

— Молчи, жена, так быстрее будет!

Замолкла. Вылет задерживают из-за меня. Действительно, не время качать права.

— Ещё раз не разуешься дома или сапоги не помоешь!.. — кинула угрозу я.

— А ты попроси! Что у тебя вечно язык к нёбу присыхает?

Ах ты ж! Знает, и делает назло?

— Ненавижу!

За перепалкой не заметила, как мы довольно быстро вернулись в ту лавочку, где переодевались в мирскую одежду.

Мор схватил свёртки с нашей формой и зашёл со мной во внутренние помещения. Дальше подъёмник вниз и машина. Мчались мы быстро. Пока Мор ехал, я переодевалась в форму.

— На базу прибыл твой начальник. Выясняет, почему тебя задержали.

— И?

— Помоги мне переодеться.

— Что начальнику говорить станешь?

— Что люблю тебя. Соскучился.

— Сдурел? Отношения без одобрения запрещены!

— Так давай попросим разрешение.

— Нет!

— Почему? Тогда я смогу брать тебя даже с базы в увольнительный.

— Я подумаю, — решила не отвечать прямо сейчас.

— Думай быстрее. Иначе меня накажут за своеволие и задержку рейса, — сказал он, просовывая руки в зипун.

— А так не накажут?

— Тоже могут.

— Предлагаю иной выход. Говоришь, что мой кристалл считался неправильно, и я числюсь среди погибших.

— Тебе так противна сама мысль со мной встречаться?

— Ты наглый и мне не нравишься.

— При этом заботливый.

— Ага, разбежался! Хоть раз сапоги снял? Или помыл? А мне полы каждый раз перемывать надо было. И сейчас маме мыть...

— Робот приберёт.

— Какой робот? У нас нет уборщиков!

— Уже есть. Мама твоя просила меня купить почти сразу, как ты ушла в армию.

Я не нашлась, что ответить.

Мы уже почти приехали, когда Мор остановился и, притянув к себе, впился в мои губы. Хотела ударить, но оказалась заблокированной по рукам и по ногам и прижатой к сиденью. Поэтому укусила ненавистного жениха. А я, сдуру, хотела поблагодарить его за встречу с родителями. Зараза!

Зван меня уже ждал.

— На каком основании вы её удерживаете? — услышала, стоило нам войти внутрь того помещения, куда я не вошла.

— Я вам уже сказал, проверка её личности, — ответил сослуживец Мора.

— Личность подтвердили. Вы свободны, Сметана, — сказал Мор, выводя меня к начальству.

— Я это так не оставлю! — пообещал сотник.

— Дело в том, что когда разбился корабль с новобранцами, среди них была девушка. Сметана, — ответил Мор.

Я взглянула на него, не веря своим ушам.

Но ведь отец сказал, что Мор не раздобыл сведений, базу данных закрыли...

— Да, но Сметана — был парень. А девушку звали Сокол, — возразил Зван.

— В базе нет пола, — оправдывался Мор. — Приношу извинения за задержку. Имена обычно уникальные.

— Сметана, вы в порядке? — уточнил начальник.

— Да.

— Точно? — он прищурился, будто подозревая что-то.

— Да.

— Тогда идёмте, я вас подвезу к вимане.

Бросила прощальный взгляд на Мора, уже вновь ставшего с тёмными волосами и чёрными глазами. Он на меня не глядел. А ведь за одно то, что убеждал отца, что я жива, хотя сам считал иначе, его стоило поблагодарить. Но не время!

— Какие отношения вас связывают с Мором? — уточнил начальник, пока мы шли к его машине, которая стояла на улице.

— Никаких.

— Точно?

— Я ведь сперва должна спросить вашего разрешения.

— Значит, не от него вы убегали, прячась в армии?

Если сейчас признаюсь, что от него, потом не смогу сказать, что мы встречаемся. И хоть такое развитие событий не рассматривала, но слова Мора всё же задели. С родными видеться хотелось.

— Всё сложно, — решила не лукавить. — Да, мы знакомы.

— И у вас зацелованные губы. И вы его укусили. Мне его наказать?

Он всё понял! Всё!

— Нет, — ответила я. — Дело в родных. Они думали, что я погибла.

— Значит, он... — Зван хмыкнул. — Ясно. Может, было б лучше, если б все думали, что вы погибли.

Я не верила своим ушам.

— То есть? — решила уточнить догадку.

— Да, ваш челнок разбился месяц назад.

— Но...

— Вы переходите на новый уровень, к новому начальнику. Сюда, скорее всего, не вернётесь. Мор, как ваш парень, имеет право знать о вас всё, кроме подробностей заданий. Пожалуй, я его накажу за то, что усомнился в удостоверении личности моей подчинённой.

— Я прошу у вас разрешение встречаться с ним! — выпалила слишком поспешно. Просто поняла, что потом мне могут оборвать связь с прошлым полностью и бесповоротно.

— Хорошо. Добро даю. Кристалл!

Я протянула его.

Зван достал из кармана вычислитель, вставил в него мой кристалл, что-то набрал на сенсорной панели. Кристалл засветился и погас. После чего был возвращён мне.

— Садитесь. Мор имеет право теперь разыскать вас на любой земле. Но согласие на союз получать будете уже у нового начальника, если до этого дойдёт. Также у него сможете прекратить эти отношения и начать их с кем-то другим. И да, пока вы не разорвёте по своей воле эти отношения, другие невозможны, поэтому это своего рода защита от нового начальника. Хотя тот может принудить вас разорвать эти отношения.

— Ясно. Благодарю.

— Тана, будьте осторожны, вы уже числитесь погибшей. Теперь ваша жизнь только в ваших руках.

— Ясно.

И была благодарна Мору безмерно, что позволил увидеться с родителями, возможно, в последний раз.

— А он узнает, что я — его девушка?

— Сам узнает, если захочет с кем-то встречаться. Но, думаю, вряд ли.

— В смысле?

— Мор был моим подчинённым когда-то.

— И?

— Ни разу не видел его с девушкой. Хотя в тот набор у нас их аж пятеро поступило. Да и после статус ни разу не менялся.

— А вы откуда знаете?

— Слежу за всеми успехами и неудачами своих подчинённых.

— Ни разу ни с кем не встречался? А за пределами базы?

— За пределами базы отношения возможны, но не поощряются. Исключения — дочери военных или задания. Но для них тоже нужно получить разрешение.

Я насторожилась. Не знаю, что меня зацепило.

— А разрешение по обоюдному согласию?

— Естественно.

— А как его получить?

— Если девушка не военная, а дочь военного, то встречаются за пределами базы. Обычно ужин с начальником, представляемый отцом парня, и влюблёнными.

— А если этого не было, но парень-военный встречался с девушкой?

— Либо он нарушает, либо девушка — была его заданием, — подтвердил мои сомнения Зван.

Выходит, я могла быть заданием Серого. Но с какой целью? Зачем?

— А если последнее, и он предлагал девушке убежать с ним?

— Значит, зачем-то нужна девушка либо её отец.

И тогда вопрос в следующем: если отец догадался об этом, то подвёл меня нарочно к решению уйти в армию. А потом получил сообщение, что челнок разбился... Состояние отца понятно. А вот кто пытался на него надавить и с какой целью?

— Можно дать тебе совет, Тана? — вырвал из раздумий начальник.

— Да, конечно.

— Лгать — это плохо, никто не спорит, но в армии, говоря чистую правду, не выжить. И доверять никому не стоит. Ребята твои спину прикроют, вы ещё и земляки, но... У нас не все люди находятся под полным управлением. При желании даже в ряды армии затесаться можно шпиону. Ты понимаешь, о чём я?

— Да.

— Поэтому то, что ты мне сегодня рассказала про отлучку — не вздумай никому говорить. Иначе пострадает Мор — пойдёт под трибунал. Тебя тоже судить станут. Но наказание будет легче, потому что ты пока ученик, и устав у тебя немного отличается от того, что должны соблюдать уже полноценные офицеры и солдаты. Поняла? — дождался моего кивка, затем продолжил: — Тебя проверяли по разным показателям, сканировали сетчатку глаз, сравнивали отпечатки пальцев, чтобы удостоверить личность, задавали личные вопросы. Ничего не объяснили. И про парня своего никому не говори. Если спросят, есть ли у тебя кто, скажи "есть". А Мор, хоть и жёсткий парень, но за своих порвёт любого. И тебя он причисляет к своим.

— Но если он не будет знать про наши отношения, как сможет меня защитить?

— Я поговорю с ним. По поводу задержки рейса и тебя. И пропишу ему на кристалл такой же статус.

— Не вызовет ли это подозрений, раз он — мой парень?

— Я тебе выставил статус "занята" задним числом. Перед гибелью челнока. Тогда для офицеров будет работать версия: он думал, что она погибла, а оказалось жива. Решил проверить личность, удостовериться, что это ты. А для рядовых — просто сбой в базе и повторное удостоверении твоей личности.

Это первое. Второе — среди твоих сослуживцев тоже может быть крот да не один. Поэтому вцелом они спину прикроют, но остерегайся оставаться с кем-то наедине.

— Ясно.

— И не болтай лишнего. Пожалуй, всё.

— Благодарю, — и я поцеловала в щёчку пожилого военного, ставшего мне вторым отцом.

— Хочешь, изменю статус на "просватана"?

— Что это даст?

— До гибели одного из вас или расторжения сватовства по обоюдному согласию, вы, по сути, принадлежите друг другу. Это даёт больше полномочий, чем парень и девушка. Он может требовать обязательное свидание на выходных с покиданием базы.

Значит, Мор намекал именно на эти отношения.

— А сейчас что позволено?

— Свидание в стенах базы, подарки. И он может разыскать тебя.

— Но ведь сперва надо встречаться и лишь потом, пройдя проверку отношений, уже начинать серьёзные.

— Всё верно. Но по обоюдному согласию можно сразу сговор сделать, особенно если начальник знает обоих.

— Не будем торопиться, — решила, что и так Мор добился того, чего хотел, хотя по-прежнему мне не нравится. Да, я благодарна ему, но не настолько, чтобы связать свою жизнь с ним. Но если он может общаться с родителями и со мной и передавать весточки в обе стороны — этого достаточно. А, уверена, Мор своего не упустит и меня не отпустит, если я стану его невестой. И хоть предупреждения о возможном поползновении в мою сторону начальника я приняла в расчёт, но постараюсь не выделяться.

— Ну, может, и правильно! Хотя, я бы не рисковал.

— Почему?

— Мора ты знаешь, а вот будущего начальника — нет.

— Почему мне надо бояться будущего начальника?

— Если он не женат и девушки нет, может захотеть иметь с тобой отношения. Как считаешь, если попадётся девушка, которая приглянётся начальнику, позволит ли он каким-то рядовым или пусть даже офицерам ниже него ухаживать за ней?

Может, он и прав, но... Вспомнилась народная мудрость: "не буди лихо, пока оно тихо". Буду думать о том, что всё сложится прекрасно.

— Не передумаешь?

— Пока — нет.

— Это твоё решение. Надеюсь, ты права. Всё, приехали. Беги на виману!

И он высадил меня. Помахал на прощанье и уехал. А я повернулась к звездолёту.

Примечания по главе:

дружинник* — член дружины — княжеского войска. В данном контексте член офицерского состава.

Перунов день* — празднуется 20 июля по современному календарю. Праздник воинов и земледельцев.

ореанец* — житель земли Орея (Марса).

Чара Око* — чакра между глаз, отвечает за интуицию, ясновидение и паранормальные способности, связанные с видением.

Глава 6

Оставшись одна на взлётной площадке, я повернулась к звездолёту.

Это была огромная тарелка, зависшая над землёй в саженях* десяти. При моём приближении засветились огоньки и луч света готов был меня принять. А я закрыла глаза и мысленно попрощалась с землёй-Матушкой.

И почувствовала, как отрываюсь от земли. Открыла глаза. Меня затягивал луч, звездолёт стремительно приближался.

http://zhurnalko.net/images/f/6/f689417138be951588c6/page0034.jpg

А вот тело не подчинялось. Это немного напугало.

"Отставить панику!" — приказала себе. И усилием воли успокоилась. Лечу навстречу приключениям!

Вскоре я оказалась внутри. И, когда оцепенение спало, оглянулась. Меня встретил светловолосый мужчина и, улыбаясь предложил следовать за ним.

— Сейчас будет взлёт, вам следует пристегнуть ремни, пока мы не выйдем в открытый космос.

— Благодарю.

Меня привели в просторную каюту с нашими ребятами. Они сидели даже здесь кучками. Их у нас три образовалось. Одна вместе со мной, и две ещё. И если мои друзья всё поняли и решили ограничиться дружбой, то две другие соревновались за моё внимание. Жалко даже их обламывать.

Но сейчас меня занимало несколько иное. Мы взлетаем, надо срочно вооружиться зеркалкой и сесть к окну. Насколько я знала, снимать нельзя саму базу, но она, скорее всего, была и не видна, скрытая облаками, которые создавала особая машина.

— Где мои вещи? — спросила у Выдры.

— Вот, — и он вытащил из-под своего сидения мою сумку.

— Благодарю.

— Мы тебе место у окошка выбили, — сказал Душегуб.

Я улыбнулась. Приятно, когда о тебе заботятся. Пристегнувшись, нашла свою зеркалку и ружьё и припала к окошку. Взлетели мы отвесно вверх почти мгновенно. Вскоре показались облака. И я приступила к съёмке. Удаляющаяся земля, бескрайние поля, леса и озёра. Дух захватывало. Благо, съёмка настроена на мгновенный режим. Так быстро мы удаляемся, что глаз с трудом успевает насладиться видом. А облака — самые разные и похожие на вату или сугробы снега. И Солнышко золотит их... Как красиво! Облака снизу, будто перевёрнутые вверх ногами небеса. И вот мы уже за пределами колоземицы*.

И у меня захватывает дух. То, что я до этого времени видела на картинках и даже снимках, не шло ни в какое сравнение с открывшимся видом. Облака сейчас походили на снежные горы. К слову, последние почти невозможно различить. Но в наших краях их и не видно, а до Рипейских* далеко, да и скрыты они облаками.

А вот царство Мары казалось беспросветной тьмою, за исключением бело-золотистого сияния солнышка. Чудно! А почему звёзд не видно?

Вскоре землю-Матушку видно быть перестало, а снимать просто тьму... Не то, что я против Мары что-то имею. Сделала несколько снимков, желая изучить этот феномен, но хотелось увидеть собственными глазами, а не через окно. Интересно, каков приказ? Сидеть здесь и не высовываться?

— Ремни можно уже отстегнуть, — раздался голос того светловолосого молодого человека, который меня встретил.

— А ходить можно по вимане?

— Можно. Вы куда-то хотели попасть?

Вспомнила, что да, давно не была в одном месте. Моё смущение понял мужчина и вызвался проводить.

А стоило мне освободиться, как вновь натолкнулась на него.

Он меня преследует?

— Позвольте узнать, как к вам обращаться?

— Я — главный вычислитель этой виманы. У меня нет имени. Можете обращаться ГВ.

А у меня случился некий разлад с явью. Просто вычислитель — это ведь машина. Да, были роботы, подобные людям. Да те же куколки. К слову, о куколках... Я достала её из кармана.

— Подобны этой куколке?

ГВ внимательно посмотрел на куколку, после чего сказал:

— Нет, и исчез прямо перед моими глазами.

Ну вот, а я хотела расспросить его про куколку. Уж не обидела ли его чем?

— ГВ? Как вы это сделали? — я внимательно осматривала окружающее пустое пространство, за которое при всём желании невозможно было зацепиться, желтоватый свет исходил из полоточных панелей. Просто белые стены, в полумраке казавшиеся серо-коричневыми.

Но тут перед глазами вновь появился робот. Или его нельзя так назвать? Как он сигает*? Разве машины менее плотны, чем люди?

— Это просто материализация света, меня здесь нет. Я — главный вычислитель. В мои задачи также входит отслеживать потребности военных или гражданских лиц и помогать им удовлетворять их. А внешний вид я принял тот, который мне задал настройщик вычислителя или в зависимости от основной массы людей.

Кажется, я поняла. Это просто очередное достижение военных. Материализация объектов.

Я протянула руку и хотела дотронуться до ГВ, узнать, есть ли у него оболочка или это всего лишь мара*. Рука прошла насквозь, вызвав моё замешательство.

— Вы меня испугались?

— Не вас. Себя. Я сделала вам больно?

— Нет. Это всего лишь поток света. Луч, если хотите.

— О, понятно.

— Вам что-то ещё нужно?

А я поняла, что спрашивать про куколку бесполезно, поэтому убрала её в карман.

— А виману осмотреть можно?

— Это тайный объект. Тут снимать нельзя, как и бродить.

— Но я уже снимала, — честно призналась, готовая, если придётся, отдать кристалл.

— Нет, вы снимали виды, а не виману. Хотите пущу вас в одно место, где космос очень удобно рассмотреть?

— Очень хочу! — обрадовалась я. — Но можно ли?

— Виды из окон снимать можно.

А я вот подумала, что помимо виман, есть вайтманы и вайтмары. Неужели все они военные? И так же нельзя снимать? Гражданские ж тоже летают. Вспомнился разговор с Фросей, она даже предположила, что я вышла замуж за ореанца.

— Все летательные устройства — военные. Гражданских тоже перевозят, но соблюдая военную тайну. Есть договор, по которому все межземельные перевозки гражданских осуществляются только до тех пор, пока не нарушена военная тайна. Пока нарушителей не было. Съёмщики перевозить запрещено всем, кроме военных. Все устройства досматриваются.

Я кивнула.

ГВ проводил меня к одной из стен, которая вдруг расступилась, являя маленький подъёмник. Ни кнопок, ни переключателей, такие же светлые стены и пол, желтоватый свет. Дверь за нами закрылась и вскоре распахнулась вновь. Похоже, управляется главным вычислителем.

— Мы на месте, — сообщил ГВ. К слову, заметила, что звук идёт не от его раскрывающегося рта, а будто отовсюду.

Стоило мне выйти из подъёмника, как тот исчез, будто его никогда и не было.

— Как буду нужен, позовите меня вслух, я провожу вас обратно.

— Благодарю.

Но моего собеседника уже не наблюдалось рядом. Следом выключился и свет. Какое-то время я привыкала ко тьме, царившей вокруг, а потом начала различать что-то. Сделала осторожный шаг, но всё равно не удердалась и провалилась куда-то. Когда первый испуг прошёл, я ощупала себя и успокоилась. Шею не свернула, ничего не болит, лучше осмотреться. А раз ничего, толком, не видно, тогда ощупаю всё.

Не знаю, сколько я ползла, но всё равно ничего не ощутила. Никаких стен. И как это понимать? Пол-то есть! Был! Я опять начала падать. Вот теперь страх опутал своими щупальцами.

Но тут вспомнился разговор с отцом и откуда Мор узнал, что я жива. Представилось его лицо, показывающее язык. Тут же успокоилась. Ладно, я жива? Жива! И со мной точно ничего не случится, пока я не стану женой Мора. А он не дождётся! Вот!

Паника отступила. И тут я увидела звёздочку. Одну, потом вторую, третью! И вскоре всё пространство вокруг превратилось в звёздное небо. Как красиво! Звёзды были повсюду. А где земли? И тут загорелась одна звёздочка ярче других, словно подмигивая. Захотелось разглядеть её поближе. И тут же она стала стремительно приближаться. И вскоре я увидела красную землю. Вспомнила, что снимки забыла сделать. Прикоснулась к ремню, нащупывая чехол с зеркалкой. Достала. Начала снимать. К слову, я зависла в пространстве и не двигалась, а вот звёзды вокруг наоборот ринулись мне навстречу. Интересно, а отец когда-то был на других землях? Он не рассказывал. Лишь общие сведения, почерпнутые из учебников про разных существ населяющих нашу солнечную систему, но в основном лишь человекоподобные и другие разумные существа, с которыми мы поддерживали отношения. Ну и наши предки расселились по всем землям и их потомки встречались везде. В основном, общались и менялись изделиями с ними, хотя иногда и с представителями местных жителей.

Вот бы ему показать пусть и частичку того, что я сегодня увидела. И тут вокруг меня сгустилась тьма. А в следующий миг я увидела отца, глядящего куда-то вверх. Он похудел, поседел. Его губы беззвучно что-то шептали.

— Пап! — сказала я, не надеясь, что меня услышат.

Его глаза расширились от удивления, а в следующий миг он оказался около меня.

— Ты покорила тьму?

— Покорила? — удивилась я. — Разве богов можно покорить?

Отец хмыкнул.

— Ты права. Мудрее меня. Я так и не смог по... — запнулся, — подружиться с нею.

— Пап, — и я замолчала. Что сказать? Вдруг нас слышат и это военная тайна? Да и этот разговор...

"Не волнуйся, никто не услышит," — заверила мысленно Мара.

"Благодарю".

— Пап, нас посылают не знаю, куда, но мы вряд ли вернёмся. Тот челнок... Он разбился с нами на борту.

— Хочешь сказать, что сегодня я виделся с марой?

— Нет, просто... — как же это сказать? Приходилось слова подбирать. — Я сегодня говорила с начальником. Он всё знает. И сказал, что лучше бы вы тоже не знали, что я жива. Нам полностью оборвали связь с прошлым. Мы для вас погибли, понимаешь?

Отец, как мне показалось, побледнел.

— Лучше бы ты за Мора вышла.

Сказать или не стоит обнадёживать?

— Пап помнишь наш последний разговор?

— Помню.

— Ты передал слова Мора... Не думаю, что у нас есть общее будущее.

Отец вздохнул. Грустно так.

— Но у него есть ниточка, связывающая нас. Пока ещё связывающая. Это то единственное, что я могу ему дать. Но он грубый самоуверенный наглый и мне совершенно не нравится! Так что, думаю, не он моя половинка.

— Ладно, дочка, я понял. Иди уж, а то у меня дела ещё.

— Погоди, а ты можешь снимки показать маме?

— Снимки?

"Мара, прошу, позволь мне материализовать то, что я видела".

И я представила кадры, которые делала. Вот земля-Матушка, прекрасная и завораживающая! Вот облака, вот... Да, тьма. Я видела её клубы, различала плотность. И космос со звёздами. И даже земля Орея. Пожелала также, чтобы к этим снимкам могли прикоснуться все мои родственники, а другие существа не только не смогут ощутить, но и увидеть, что на них изображено не смогут или увидят виды, отснятые мною на радиобашне.

"Благодарю, Мара," — отчего-то уверенность, что отец их получил, поселилась прочно в сердце. Я вновь оказалась далеко от отца, которого вскоре унесла тьма.

Включился свет и стал разгонять тьму. Оказалось, что стою я на ровном полу. С потолка льётся желтоватый свет. Я нахожусь в том же помещении, в котором простилась с ГВ. К слову, вот и он. Явился вновь прямо из воздуха.

— Вижу, вы уже закончили обзор. И как, вам понравился?

— Очень! Благодарю.

— Не стоит. Идёмте в общий зал, сейчас вас будут кормить.

Кивнув, я пошла следом к подъёмнику, затем в общий зал. Некоторые кресла оказались разложены, будто ложе. Некоторые ребята спали. Сколько ж времени прошло, пока я отсутствовала?

Путь к моему месту оказался заблокирован спящим Душегубом. Не побеспокоив, не пролезть.

— Вот тут есть свободное место, — подсказал тихо ГВ. Нажал какую-то кнопочку на моём сиденьи, и из пола появился столик. — Выбираете, что хотите поесть и кушаете. Как завершите, нажмите эту же кнопочку.

— А другие разве не будут есть?

— Уже поели. Полёт будет длиться ещё около десяти часов, время прибытия на базу будет утро. Предлагаю вам поспать, чтобы легко перейти на местное время.

— Благодарю.

ГВ исчез.

Выбрав понравившиеся мне блюда, нажала на кнопочку. Из пола появился сундучок, который поднялся в воздухе и приземлился, если можно так выразиться, на моём столе. Открыть его не составило труда. Внутри оказалась горячая еда и заказанные мною напитки. Съев всё и наевшись до отвала, убрала грязную посуду и столик, но задумалась, не зная, как разложить кресло. Все остальные уже спали. Но кресло вдруг само начало раскладываться. Похоже, стараниями ГВ.

Сходив всё же по нужде и почистив зубы, я легла спать. Получившееся ложе оказалось удобным и достаточно широким. А подлокотники защищали от неожиданного падения. На удивление, я очень устала, хоть ничего и не делала. И тут же уснула.

Когда проснулась, все ещё спали. В помещении был выключен свет, но ночники горели. Значит, ещё очень рано. Надо поспать. Всякие мысли лезли в голову. Вспомнилась бледность отца, когда я сказала, что нас, считай, убили. И его "лучше б за Мора вышла". Что нас ждёт? Зачем нас отрезали от прошлого, от родных? Да и Зван тоже предлагал сговор оформить. Вздохнула. Надо поспать! Отдохнули здесь, там вряд ли дадут время освоиться.

"Спать! Спать! Спать!" — приказываю себе.

Мама всегда предлагала помечтать перед сном, не просто что-то общее, а представлять жизнь чью-то или свою. Воображение отвечает за те же центры в мозгу, что и сон. Да, как назло, ничего дельного не лезет в голову.

Вспомнилась тьма, разговор с отцом, а до того Мор. Так, не думать о нём! А о ком? Может, о Ястребе? Вот бы встретиться с ним! Может, он научит чему? Он, вроде бы, говорил, что выполняет тайное задание. Вдруг, нас тоже в разведчиков готовят?

Дышу медленно и глубоко. Я повидаю другие земли, иные миры. Какие существа там могут встретиться?

Судя по всему мы летим на землю Орея. Из космоса она выглядит красной. Из-за самой земли или там и леса красные? А есть ли они там?

Сон медленно одолевал, и я сдалась на его милость.

— Сметана, вставайте, — будил меня знакомый голос. Почувствовала тряску. Подскочила.

— Что случилось? — забеспокоилась я.

— Ничего. Просто пора вставать, — ответил ГВ.

Я огляделась. Оба имеющихся окна открыты, Солнышко вовсю светит, пронизывая своими лучиками всё помещение. Ребята уже встали и разминались. Кто-то приветствовал наше светило.

Да, надо поздороваться.

Я соскользнула с кресла, подошла к окну. Светофильтры не позволяли обжечь глаза, создавая подобие земного естественного освещения. Встретилась взглядом с Ярилой. Поздоровалась и вцелом и по-отдельности с каждой сутью. Лишь затем повернулась ко всем.

— Привет! — махнул мне рукой Рука. Был он из второй кучки поклонников.

— Привет! — ответила я, улыбнувшись.

— Рука, наша царевна тебе улыбнулась, — подтрунивал Душегуб, даря предвкушающую улыбку. Опять начнёт бить того, кто ко мне подъехал? Ребята из моей кучки и близко никого не подпускали. Это умиляло. А драки поощрялись в армии. Всё ж бойцов тренируют. Но если за пределами тренировочного зала, то без сильных повреждений, так как латать не станут. Целители восстанавливали даже кости, при условии, что травма получена на учёбе.

— Уже прилетаем? — повернулась к ГВ.

— Да. Сейчас приведение себя в порядок, разминка, завтрак. Через два часа прилетаем.

Странно было ещё то, что к нам не приставили никого. Жмот остался на Родине, нас просто погрузили в виману и всё. Встречать будут?

— И да, — вновь появился ГВ, — вы, как старший офицер, проводите разминку и вообще руководите своим отрядом.

От такого заявления я растерялась. Не ожидала как-то. Выходит, я — начальник отряда?

— Встать! — раздалась команда, разнёсшаяся по всему помещению. — Приветствовать своего начальника!

Солдаты подскочили, вытянулись по струнке.

— Здравия, Сметана! — приветствовали меня, когда я тоже встала посреди зала и распрямила плечи.

А я растрепанная, в помятой одежде. Даже неловко как-то перед ними.

— Здравия всем! Вольно! — отдала приказ я. — ГВ, сколько у нас санузлов?

— Четыре.

— Выстроиться в четыре ряда и по очереди привести себя в порядок. Выполнять!

Ребята безропотно подчинились. Открылись четыре двери, и помещение через минуту опустело. Когда двери вновь закрылись, все кресла сдвинулись к стенам, освободив пространство. Остались лишь сумки ребят, и моя. Я причесалась. И тут же появилась из стены раковина с краном и зеркалом. Кивком поблагодарила главный вычислитель и умылась. Когда положила обратно расчёску, все сумки, в том числе и моя, сдвинулись к одной стене и провалились в открывшийся люк.

Итак, зарядка. Впервые без грязи и препятствий! Как её проводить? Подход армейский хорош: трудишься на износ, отрабатывая трюки до закостенелой привычки. Но... Здесь не полигон. И не тренировочный зал. Пространство невелико. Манёвренность плохая. Что же придумать?

— Не желаете познакомиться с членами команды?

О как! Неужели меня приглашают? Именно как офицера? А почему ж не вчера? Или что-то изменилось за ночь?

— Желаю.

Меня проводили к одной из появившихся дверей, оказавшейся подъёмником. Кажется, на этот раз мы опускались.

Внутри круглого помещения, залитого солнечным светом, находились семь кресел с мужчинами. Одно — в центре, остальные — по кругу.

— Здравия! — приветствовала их.

— Здравствуйте, Сметана! — мужчина в центре встал и направился ко мне. — Я — Зорк — капитан виманы.

— Очень приятно.

— Вас вчера признала тьма. Поэтому... — он не пояснил, но стало понятно, что имел в виду, теперь признали меня старшей над остальными новобранцами.

Я кивнула.

— Вы можете воспользоваться нашим санузлом.

— Благодарю.

— ГВ вас проводит. Вот вам наушник для связи с ГВ. Всё же не следует ему общаться с вами во всеуслышание вашего отряда, — и он передал мне маленькое круглое устройство, затем повернулся ко мне боком, показывая, как у него вставлен такой же.

— Весьма признательна.

На этом общение с капитаном и командой завершилось. А вот ГВ проводил меня к открывшейся нише. Там оказались погоны с серебряной звёздочкой и набор ниток и иголка.

— Вам присвоен чин десятника. Просим вас пришить погоны. Ваша медная звёздочка переносится сюда тоже.

Я кивнула и взяла всё из ниши.

Когда ребята вернулись, я уже воспользовалась санузлом команды, оделась в зипун с новыми погонами.

Вернувшись в наш отсек, отметила, что большая часть отряда вернулась. И я, дождавшись всех, начала тренировку. Сама тоже выполняла все упражнения. Совместили зарядку с тренировкой по борьбе. И я гоняла их, как и прежде, только в конце уже не валилась от усталости, как в свою первую тренировку в армии.

— Можно принять прямо здесь душ, — шепнул мне ГВ, — и обсушиться.

— Так, быстро раздеться, вещи сложить за пределами помещения, помыться и обсушиться! — велела я. Ребята стали прямо при мне раздеваться. А я вышла, жутко смутившись.

— Вы можете помыться в санузле.

— Благодарю.

Вернувшись через пять минут, отметила, что ребята уже готовы к завтраку — одеты. Вокруг сухо, будто и не было никакого душа. При мне стали появляться кресла и в углу сумки. Ребята разобрали их и даже мою принесли.

Все вместе позавтракали и были готовы к выходу.

Я заняла место у окошка и приступила к съёмке. Действительно это оказалась красная земля Орея. Я глядела в объектив и не могла налюбоваться, не забывая делать снимки. Мы начали входить в мироколицу*. И когда стали опускаться вертикально вниз, я убрала зеркалку.

— Сейчас снимать уже нельзя, — предупредил ГВ. — Вы правильно поступили.

Кивнув, поправила свои вещи.

По громкоговорителю объявили, что нужно пристегнуться.

Мы не замёрзнем? Насколько я знаю, земля Орея дальше от Солнышка.

Полная форма у нас имелась с собой, в том числе и на случай холодов.

— Оденьтесь в кафтаны.

И я отдала приказ своим ребятам. Сама же их даже опередила. Когда мы зависли в воздухе, я взглянула в окно. Земля!

— Пусть каждый возьмёт свои вещи, — объявили мне. — И встанет у стены. Затем по очереди пройти на выход. Я провожу.

Появился ГВ. Я отдала ребятам приказ следовать за ним. Я вернула наушник вышедшему проводить нас капитану и поблагодарила за перелёт и гостеприимство. Он показался лишь мне. После этого мы все разом перенеслись на землю.

Примечания по главе:

сажень* САЖЕНЬ в са́жень ж. (сяжень. сягать) мера в 3 аршина, в 12 четвертей, в 7 англск. или русск. и в 6 францск. футов.

Колоземица* (Даль) Колоземный, находящийся около, вкруг земли́. Колоземица, кругозомица, мироколица, атмосфе́ра.

Рипейские горы* — Уральские горы. В славянской мифологии РИПЕЙСКИЕ ГОРЫ — легендарный горы, в которых расположен Небесный Ирий, и отделяет его от мира Яви небесная же Ра-река. Рипейские горы — горы, на отрогах которых находятся чудесные сады Ирия.

сигает* — переносится с одного места в другое, по сути, телепортация. Сиг — наименьшая единица времени. 1 сиг примерно равен 30 колебаниям электромагнитной волны атома цезия, взятого за основу для современных атомных часов (или примерно 1/300 млрд. доля секунды.

мара* — призрак. (Даль) МАРА ж. ма́на, блазнь, морок, морока, наваждение, обаяние; греза, мечта; призрак, привидение, обман чувств и самый призрак.

Мироколица* — то же, что колоземица или атмосфера (Даль).

Глава 7

Мы перенеслись с виманы на землю Орея. Только не на взлётную площадку, как когда вылетали, а в помещение. Нас встречали в странном зале, похожем на ангар, без окон и дверей. И первый приказ, который мы получили стал:

— Раздеться донага! Живо! — говорил светловолосый зеленоглазый военный лет сорока.

И если я впала в ступор такой вопиющей наглостью, то ребята поспешили выполнить приказ.

А я осталась стоять, расценивая это как приказ для моих подчинённых.

— Вышли все! Остаётся лишь девушка.

Появилась дверь, в которую поспешили мои подопечные. Запоздало вспыхнуло замечание: а стоит ли ребят отпускать? Я ведь за них отвечаю.

Но последовать за ними мне не дали, закрыв дверь за последним вышедшим, тем самым отрезав от остальных.

— Я как-то неясно выразился? — удивился начальник. — Неподчинение приказу карается сурово.

— Простите, но это неподобающее отношение к офицерскому чину и девушке.

— Неподобающее? Вы несколько не поняли, где вы и зачем. Объясняю для особо "одарённых": вы на тайном объекте, где все, без исключения, подчиняетесь мне. Ваш офицерский чин мне до лампочки. Вы младше меня по званию, а значит, подчиняетесь мне. Это — первое! Второе — вы нарушили приказ и будете наказаны. И мне до лампочки, что вас будут видеть ваши подчинённые, десятник! Третье — только я решаю в данное мгновение кто вы: мальчик, девочка, офицер, солдат или моя бабушка! Вам ясно?

— Так точно!

— Вы девственны?

— Что? — растерялась я.

— Отвечать чётко и по существу! Я задал вопрос.

— Д-да.

— У вас девятица, чтобы избавиться от девственности.

— Что?

— Так точно! — возразил на мой вопрос сотник, а это был именно он.

— Но почему?

— Приказы не обсуждаются. Выполнять! — рявкнул он.

Хотелось уточнить, не подчиниться, но вспомнила, что теперь я на неизвестной мне земле, одна, к тому же, мы все числимся погибшими. Куда я попала? Это моё наказание?

— Так точно! — сказала я и поспешила на выход.

Девятица? По аналогии с седмицей? Девять дней? А сколько сутки здесь длятся? Попыталась вспомнить школьные знания. Земля Орея меньше Срединной земли почти вдвое. Период обращения вокруг солнца почти вдвое больше нашей земли. Сутки чуточку больше на треть часа приблизительно.

А вот на выходе из помещения меня поджидали очередные неприятности. Я провалилась в землю почти до горла.

Ребята мои тоже обнаружились, уже одетые в своё одеяние, и тут же пришли на помощь. Но это не помогло. Следующий шаг стал, можно сказать, последним. Меня вдавило в землю и стало засасывать. Дышать я тоже не могла. Лёгкие жгло, глаза и нос забивались землёй. Казалось, что смерть близко.

"Мара, помоги!" — взмолилась я.

Но тишина стала мне ответом.

Я уже приготовилась к смерти, жалея, что не успела влюбиться, насладиться чувствами (Серый не в счёт), когда вдруг толчком вылетела из земли, пронеслась по воздуху по мановению чьей-то руки и упала наземь. Больно ударилась. Но изо рта не вырвалось ни звука. Нас приучали молчать, какая боль ни была.

— Раздеться донага! — услышала приказ знакомого голоса начальника. — Но вначале дышите!

Поскольку нос оказался забит землёй, я открыла рот и сделала вдох. Надышавшись, поспешила выполнить первый приказ. Возражать желания больше не возникло.

Я полностью разделась, как велели.

— А теперь на выход!

Протёрла глаза и поспешила в открывшуюся дверь.

На этот раз оказалась вовсе не на улице, а в плотном тумане, сквозь который продолжила путь. Воздух ощущался вязким, но тёплым, и какое-то время казалось, что без толку дышу, потому что удовлетворения не наступало. Но потом глубокий вдох помог. Потом ещё один и ещё. А когда туман кончился, я оказалась на улице. Полностью чистая и... голая. На потеху своего отряда. Они открыли-было рты, но тут же мои друзья кому надо закрыли их.

— Вторая часть наказания — будете в таком виде находиться целый день, — услышала ненавистный голос.

Это я Мора ненавидела? Теперь тот казался букашкой по сравнению с этим зверем.

— Заодно легче удастся выполнить второй приказ, — посмеиваясь, ответил начальник. — Построиться!

Я поспешила выполнить приказ. Унижение и всё ради чего? Чтобы проучить меня и повторно мне не захотелось нарушать приказ. Тем более, первый имел под собой основания. Вспомнила, что по сравнению с Родиной земля Орея имела более разреженную почву, воздух и воду. Так что наказанию подвергла я себя сама, ослушавшись приказа. И если учёба на Родине прошла без сучка и задоринки, то сейчас я уже жалела, что не вышла замуж за Мора. Но при всём желании, боюсь, мне начальник не позволит уволиться. Выходит, его второй приказ тоже имеет под собой основание? Но пояснять мне приказы никто не станет.

— Меня зовут Жесткач. А вы все не поздоровались! Легли и отжались сто раз!

Тренировки на родной земле показались мучительны? Ха! Всё познаётся в сравнении!

Тело больше не проваливалось, дышать могла. И то радость!

На себе то и дело ловила сальные взгляды. Причём, не только своих ребят. Мимо проезжали мужчины. Мерзко! Гадко!

Мыться в душ Жесткач отправил меня вместе со всеми. Женской бани здесь и не было. Друзья держали оборону.

Столовая стала испытанием, ведь там обедал весь полк.

Ненавижу!

И если мои ребята всё же уважительно относились и почти уже не пожирали голодными взглядами, то вот остальные... Пара мужчин подошла прямо во время обеда, предлагая развлечься. Заступились за меня, как ни странно, мои ребята из другой кучки. А друзья окружили плотным кольцом.

Остаток дня меня загораживали ото всех, за что была им очень признательна. Спать выделили койку в спальне отряда. Но начальник смилостивился — позволил одеться. А ночью свои ж попытались влезть ко мне в постель. Благо, Душегуб занял койку сверху, а когда отключили свет, жестом велел забираться наверх. Я аж прослезилась. Ребята!

Как же выполнить приказ начальника? Может, попробовать это сделать самой? Но как — не представляла.

Здесь тоже на базе находился храм Мары. Но мы в него так и не сходили. Занятия проходили почти как дома, только изучали мы совсем другие науки. Яды, например. Последствия отравления, как предотвратить смерть и как её нанести. Неужели заставят убивать? Судя по предметам — да. И различия, опять же, никакие не делались. Или миноведение. Как собрать мину, как установить, как обезвредить.

На следующий день, сразу после приведения себя в порядок, меня вызвал начальник.

— Сметана прибыла! — доложила я.

— Хорошо. Вот, возьми свою форму. Переодевайся!

— Здесь?

— Да.

При нём? Но последнее замечание оставила при себе. Просто разделась.

— Стой, погоди, — начальник обошёл свой стол и приблизился ко мне. Страх липкими щупальцами окутал ноги. Увидев мой испуг, начальник остановился, опёрся о свой стол с моей стороны и дальше не пошёл. — Это называется девушка? Распусти волосы. Медленно.

Дрожащей рукой начала расплетать косу.

— Так, тряхни головой. Нет, не так! Ладно, попрошу наших девчат научить. Волосы носишь распущенными, одеваешься женственно и учишься соблазнять мужчин.

— Вы меня на роль распутной девки готовите?

— Дура! — выдал в сердцах Жесткач.

— Тогда объясните мне.

— Я не обязан.

— Но всё же, — я унижалась, настаивая.

— Ты — съёмщик. Я видел твои снимки. Все, начиная от школьных работ. Это у тебя в крови. Поэтому и отобрал, ещё до того, как ты пошла в армию. Нам нужны съёмщики, особенно девушки. Будешь посылаться на разведку в весьма опасные районы, в которые не подступиться иначе. Ты должна за себя уметь постоять. В том числе, если надо, соблазнить врага, чтобы он потерял бдительность.

— Если надо — переспать с ним?

— Если это тебе потребуется для выживания — да. Но предпочтительнее обойтись без этого.

— Зачем тогда вы дали приказ лишиться девственности? Или в стане врага — не желательно, а у своих можно?

— Ладно, скажу, — снисходительно молвил Жесткач. — Тебя могут взять в плен. Могут изнасиловать. Были и такие случаи. Если девушку враг лишал девственности, это переносилось тяжелее, чем просто насилие, когда она уже имела свой первый раз с кем-то из своих.

— Но на меня смотрят вы видели как? Особенно после вчерашнего! — обиженно просопела я.

— Насилие недопустимо. Я переговорю с твоими, остальные — знают. Смотреть никто не запрещает. Всё, свободна. Отдай приказ явиться своему отряду ко мне.

Кивнула.

— Мне в таком виде идти? — всё же так и стояла в чём мать родила.

— Оденься в новую одежду.

Послушалась. Одежда состояла из обтягивающих порток, сапог, бешмета*. Форма хоть чистая? На голое тело ведь надевать придётся. Но стерпела и это.

https://ic.pics.livejournal.com/mamonino/33440366/1394929/1394929_1000.jpg — Бешмет.

— Вот, другое дело! — похвалил начальник. — Иди!

Значит, это мне ребята обязаны за уничтожение своего прошлого. Боюсь, мне этого не простят. Мои подчинённые, правда, пока не знают, что теперь считаются мёртвыми. Взгрустнулось.

Когда явилась к своему отряду, все разинули рты. Кажется, даже когда я ходила между них голышом, такого не было. Кто-то присвистнул.

— Построиться и ровным строем явиться к Жесткачу! — отдала приказ я.

Парни отвисли.

— Живо! — добавила я грозных ноток.

Ребята отмерли, построились и вышли.

А я села на выделенную мне постель, на которой Душегуб спал. Ноги не держали. Слёзы потекли из глаз. Не сразу поняла, что кто-то гладит по головке. Обернулась и встретилась с тьмой.

— А, ты... — успокоилась немного.

— Дашь гребень? — прошептал знакомый голос.

Достала его из сумки, что лежала под кроватью. Знакомец стал расчёсывать, заставляя немного успокоиться.

Попросить? Может, ему под силу материализоваться настолько, чтобы...

— А ты можешь лишить меня девственности? — в лоб спросила я.

Гребень упал на пол. Шокировала ухажёра? Но когда он совладал с собой и поднял гребень, провёл им по волосам, продолжила:

— Мне велели в течение восьми дней лишиться девственности. Лучше, если это будет кто-то чужой, кому я доверяю, но не знаю твоего лица, — выдала возникшую мысль.

— Тебе важен результат или промежуточные действия тоже? — подошёл он со всей практичностью. Появилось разочарование, что не стал отговаривать, не предложил выбрать любимого или того, кто приглянулся. Но я отогнала эти мысли.

— Не знаю, — честно призналась я. — Опыта в этом у меня нет, — хотелось спросить, а у него, но прикусила язык.

— Хорошо. Тогда попробуем с ласками, а если не понравится, тогда и сделаем чисто физически.

Сглотнула.

— Сейчас? Я, я, не готова! — заикаясь, молвила. — Да и ребята могут нагрянуть...

— Буду ночью ждать тебя в храме Мары.

— А мы не оскверним богиню?

— Вот и спросим сперва. Буду ждать тебя этой ночью.

— Постой!

— Да?

— У нас разница во времени. Ты ведь с Срединной земли?

— Какая?

Я не знала точно.

— У нас сейчас утро. Где-то час после восхода солнца.

— Хорошо. Тогда встретимся когда у тебя ночь будет, — и он исчез. И как раз вошли ребята. Какие-то грустные, как мне показалось.

— Жесткач велел строиться. Идёшь? — спросил Душегуб.

— Да, — и я положила гребень в карман, встала и направилась к выходу. Ребята меня ждали.

— Что вам сказали? — спросила у друзей, пока шли на улицу.

— Что за насилие и мародёрство полагается смерть. Не важно, кого. Но думаю, речь о тебе шла. Лезть к девушке запрещено, как и лапать. Да и отношения без разрешения Жесткача запрещены. К тому же, ты у нас занята, — как-то обиженно молвил он, будто ставя в упрёк, что не сказала.

— Я не лгала тогда. А вышло неожиданно, — сказала туманно.

Это что ж получается, ни один не имеет права ко мне лезть? А если вдруг я решу выполнить приказ начальника с кем-то из своих? Или это намёк на то, что со своими не стоит? Или... Догадка озарила мой разум. Начальник намекает на моего парня? А я его разве могу вызвать? Он ко мне приехать — да. Но... Хочу ли я отдаться Мору? Ведь тогда он точно не отступится. Будет считать меня своей по праву. Или бросит? Нет, не хочу даже думать! Незнакомец и всё! Тем более, уже договорилась.

А вечером, когда пошла на ужин, столкнулась с Ястребом.

— О! Какие люди! — он явно удивился. — Я уже заждался. Пойдём вместе сядем? — предложил он.

От его слов немного потеплело в душе. Он меня ждал!

Мы сели за столик в отдалении от моих ребят, среди офицерского состава.

Ястреб ни чуточки не изменился. Добродушная улыбка располагала. В серых глазах мелькали искорки.

— Тебе уже отдали приказ... — он смутился. Неужели хочет себя предложить на эту роль? Что, если, и правда, рассмотреть эту мысль?

— Да, отдали.

— И? Выбрала уже, с кем?

— На себя намекаешь?

— Почему бы и нет?

— И много у тебя уже было таких, как я?

— Ты — особенная, — ушёл он от ответа.

Его ответ покоробил и вспомнилось, что он сказал. Заждался! Значит, знал или...

— Извини, я уже договорилась, — поспешила ответить. — Ничего личного.

— Лучше всё же с тем, к кому испытываешь чувства, чтобы перекрыть воспоминания, если вдруг...

— Я поняла. Давай не будем об этом.

— Ладно. Как скажешь. Тебе здесь нравится?

Мне показалось, или он всё же обиделся?

— Нет. Меня никто не спрашивал хочу ли я сюда.

И тут вспомнились слова Жесткача о том, что меня выбрали ещё до прихода в армию. Может, та листовка... И... Ястреб ведь тоже предлагал пойти в армию. Значит, я тоже стала его заданием? Стало мерзко. Интересно, а Серый не к этому причастен? А может, просто соперничающее ведомство?

— Ясно. Мне жаль. Возможно, ты всё же найдёшь отдушину, чем сможешь наслаждаться, — намекает на съёмку? Я зеркалку не брала в руки со схода с виманы. Желания снимать отпало напрочь. Стоило прислушаться к совету Звана. Может, тогда всё прошло б не так. Но раскрывать душу мне больше не хотелось.

Доев ужин, я извинилась за усталость, и вышла на улицу. Прохладный ветерок трепал распущенные волосы.

— Можете быть свободны, Сметана, — услышала голос начальника. Он как раз выходил из столовой. Намекает на исполнение приказа?

— Благодарю.

На душе драли кошки. Такой пустой я себя даже после предательства Серого не ощущала. Вышла к реке и пошла берегом. Река Смородина, ведущая к храму Мары. Как символично. Может, переплыть реку, оказаться в Нави?

Уже смеркалось. Здесь рано темнело. Ноги вынесли к самому храму. Остановилась. В храм идти не хотелось. Мало того, что богиня может обидеться, так вдруг с кем встречусь?

Но я договорилась. Надо идти. Ноги казались пудовыми. Я будто ягнёнок на заклании. Плечо тронули чьи-то руки, затем обняли со спины.

— Передумала?

— Нет. Просто страшно. А мы можем здесь остаться?

— Можем.

Стало темно, точно ночь наступила.

— Сколько у нас времени?

— До рассвета. Но тебе не помешает поспать.

Поджала дрогнувшие губы. Достала из кармана гребень и протянула мужчине. Он намёк понял. Принялся медленно расчёсывать мои космы, а я расслаблялась.

— Паршиво здесь, — пробормотала я.

— Неправда.

— Да что ты понимаешь! — с надрывом ответила ему.

— Гляди! — и меня чуть развернули к реке. Вышел один месяц, затем второй.

На самом деле у Орея нет спутников. Это показалась земля Дея и её большая луна Фатта, которая отсюда казалась лишь светящейся розовой точкой. А вот Дея по размеру походила на Месяц у Срединной земли. Только Месяц светил холодным белым светом, а Дея — синяя с зелёными пятнами-материками, очень походила на Срединную землю, какой я её видела на борту виманы. От переживаний восторга захватило дыхание. Жаль, что не взяла с собой зеркалку! Там ещё и приблизить можно было и продлить видение. Ведь Дея скоро разойдётся с Ореем, ведь находится дальше от Ярила и её спиральный путь следования в космосе не скоро сблизится со следующей землёй.

Помимо Деи и Фатты на небосводе был виден Млечный Путь.

В свете лун лес ожил. И стал светиться голубым сиянием. Все деревья, растения и даже животные — и это напоминало волшебство, о котором на нашей земле уже почти позабыли, оставив лишь в сказках.

— Пойдём? — он уже стоял передо мною и протягивал руку. Вложила ладошку, меня рывком подняли. И я оказалась в его объятиях.

— Куда?

— Искупаемся в реке.

— Но... — вспомнила, что придётся раздеться.

— Позволь мне самому это сделать? — словно понял, о чём я думаю.

Пальцы не слушались.

— Пожалуй, я не против.

Он медленно расстегнул бешмет, проведя по плечам, позволил ему соскользнуть наземь. Под ним ничего не было. Волна дрожи пробежала по телу. Меня обняли и прижали к груди. Довольно-таки плотной и обнажённой.

— Ты вся дрожишь...

— Я боюсь.

— Я буду нежен.

— Не так я себе это представляла.

— А как?

Он отпустил меня, наклонился, снял сапог, потом другой. С меня. Судя по всему, он пришёл в чём мать родила.

Нежно провёл по моим бёдрам, снимая портки. Ноги не держали. Успел подхватить меня на руки, пока не упала, и внёс в тёплую воду.

Я прикоснулась к его щеке, скрытой тьмой. Волосатая. Жаль, что не вижу его лица.

А он закружил меня вокруг своей оси. Вода нежно ласкала обнажённое тело, волнами накатывая на меня. И я рассмеялась.

— Знаешь, с тобой так легко, — честно призналась. — А что ты чувствуешь?

— Счастье. Твой смех — моя награда.

Смутилась немного. И, чтобы скрыть смущение, ведь казалось, что в свете лун, он видит мой румянец, поцеловала его.

Он выпустил мои ноги, и я обхватила его ими, ощутив его желание. За эти два дня насмотрелась на парней в душе. Лишь мои друзья не проявляли похоть физически. Но сейчас... Я сама стала опускаться на плоть своего незнакомца. Больно.

— Ты торопишься, — молвил он, разрывая поцелуй.

Подхватил меня под пятую точку и пошёл к берегу. На нём уложил на светящуюся траву.

— Скажи, у тебя было раньше это с кем-то? — почему-то казалось это важным. И я не хотела слышать положительный ответ.

Он сел рядом.

— Не хочешь отвечать... — сделала я вывод.

— Просто боюсь испортить мгновение. Не знаю, какой ответ ты ждёшь.

— Тогда не отвечай.

— Ты несколько не понимаешь. Первый раз — он важный самый. И не важно, что было до. Важно, что будет после.

— А что — после?

— Хочу, чтобы ты улыбалась и наслаждалась каждым мгновением своей жизни, новыми приключениями.

— А ты?

— А я присмотрю за тобой.

— Ты — хороший, — прошептала я.

Хмыкнул.

— Так что, на этом на сегодня закончим?

— А можно я на тебе попрактикуюсь?

— В чём именно?

— В соблазнении. Начальник велел учиться соблазнять.

Услышала тяжкий вздох.

Он просто сгрёб в охапку.

— Спи, моя радость, — и он просто чмокнул в щёчку.

А в следующий миг меня накрыла тьма.

Разбудил лёгкий поцелуй в висок.

— Одевайся, я ухожу.

Поняла, что лежала в обнимку с незнакомцем да ещё и оба обнажены. По-прежнему была ночь, всё вокруг, правда, продолжало светиться. Смутилась. Что теперь обо мне подумают? А девственности так и не лишилась.

— Я поставил на тебя защиту. Никто не сможет изнасиловать тебя. Сейчас ко мне льнёшь, но неправильно это. Пусть твой первый единственным будет. Сама решишь, кто. Начальнику скажешь, что выполнила его задание.

Хотела возразить, вдруг он проверку устроит. Но вспомнила наставление Звана. В армии одной правдой не выжить.

— Ночь с мужчиной провела? Провела. Впечатления положительные, есть что вспомнить? — прошептал он, спрашивая.

Кивнула.

— Ну вот и славно. Метка сама развеется, если всем сердцем кого-то полюбишь и будете миловаться. Но будет больно её снять. Поэтому будь готова.

— Ты придёшь ещё?

— Как друг.

И тьма исчезла.

Обиделся? Вроде бы я не давала повода. Решив последовать совету и наслаждаться каждым мигом, я потянулась. Надо как-то незаметно вернуться в общую спальню. Тихонько прошла в здание, затем поднялась на второй ярус. Приоткрыла дверь. Народ спал. Темно, ничего не видать.

— Явилась? — услышала чей-то шёпот. И меня вывели в проход, прикрыв дверь в спальню. — Мерзавец!

Тут защитника моей чести можно было разглядеть в свете уличных светочей*. И Душегуб явно злился.

— Кто? — не поняла я.

— Жесткач. Принуждает ведь с ним спать?

— Нет, ты неправильно всё понял, Душка! Он не принуждал.

— Ага, просто приказ отдал. А неповиновение ты уже знаешь, чем заканчивается.

— Не бери в голову.

Он сжал кулаки. В свете уличных светильников Душегуб выглядел как-то даже мило.

— Все приказы имеют под собой основания. Пока он не злоупотреблял ими. Как дальше пойдёт, не знаю. Я с ним не спала.

— А с кем?

— Не знаю, — пожала плечами. Правду ведь сказала.

— Думаешь, девица, лишившаяся чести кому-то нужна?

— Меня не к замужеству готовят, увы. И я сама сбежала от такого будущего.

— Не жалеешь?

Вздохнула. Уже много раз пожалела. Да деваться некуда.

Захотелось рассказать всё. Довериться. Стоит ли? Зван не советовал. Пожалуй, промолчу.

Душегуб же вдруг прижал меня к стене, нависая надо мною.

— Значит, в тебе сейчас нет уже девичьей чести и тебе без разницы с кем... — его глаза опасно блеснули. В следующее мгновение он отлетел к другой стене, больно ударившись.

— Держись от меня подальше, Душка, — предупредила я, не пожелав ничего объяснять, и нырнула в спальню. Так, долой отрицательные мысли! Спать!

Моё место внизу оказалось свободным, его и заняла. Защита работает — здорово! Заснула быстро.

На утро явилась к начальнику и доложила о выполнении задания.

— Молодец! Так держать!

— Надеюсь, это не повлечёт за собой то, что теперь меня будут считать распутной девкой.

— Волосы собери в косу. Больше ничем помочь не могу.

Прямо при нём заплелась.

— Благодарю.

— Всё, свободна. Жду вас на построение.

Примечания по главе:

бешмет* — (Даль) БЕШМЕТ м. стеганое татарское полукафтанье; вообще: стеганый, а иногда и суконный поддёвок, под тулуп или под кафтан.

Светоч* — (Даль) Светоч м. большая свеча или факел, смолевая горелка. В данном контексте фонарь.

Глава 8

Месяц нас усиленно готовили к первому выходу. Мой таинственный покровитель не появлялся, от чего тосковала. Большинство ребят считало, что у меня отношения с Жесткачом, но, в отличие от Душегуба, не лезли ко мне. Я же часто вечерами гуляла по базе, возле храма. Ждала Его. Но без толку. Он не приходил, а я просто старалась следовать его совету — наслаждаться единением с необычной светящейся по ночам природой. Часто снимала ночные виды, благо, военное оборудование позволяло это делать.

Отдельную комнатушку для работы над снимками мне всё же выделили, но свободного времени на обработку и заливку в местный невод просто не оставалось. Поэтому снимки копились.

Но вчера я гулять не пошла, решив всё же заняться снимками. Слила все в невод, кое-какие обработала, очистила кристалл.

Ястреб после той ночи держался на расстоянии. Просто в обед следующего дня у нас состоялся разговор примерно следующего содержания:

— Как прошло? — похоже его вопрос моей девственности сильно волновал.

— Не знаю, какой ответ ты желаешь услышать.

Он озадачился моей отповедью. А я вот подумала, что, если тот, с кем провела ночь, никто иной, как Ястреб? Ведь, выходит, что лишь двое знают моё имя. А если так, то либо Мор, либо тот, кто сидел тогда передо мной. Есть, правда, ещё Серый. Спросить в лоб?

— Я немного разочарована, — решила испытать его, сказав часть правды. Пусть и не самой ночью, но возможными последствиями. Ведь следующий раз мне обещали очень болезненным. И на это пойду только с действительно любимым человеком.

Как ловко придумано!

На лице Ястреба мелькнула тень. То ли на свой счёт принял, то ли наоборот.

— Но, в любом случае, теперь есть, что вспомнить. Приказ я выполнила. Не так себе это представляла. Но давай не будем об этом.

К слову, что, если ночью приходил ко мне Мор? На него совсем не похоже. Ведь незнакомец чуткий, нежный и учитывает мои желания, в то время, как Мор ведёт себя жёстко, думая лишь о себе. И вряд ли б сделал мне такой подарок, заявив таким способом на меня права. Тогда остаётся Ястреб или Серый?

Последний обхаживал меня, но, если честно, очень надеялась, что это не он. Просто ещё распрощавшись с косой решила больше к нему не возвращаться. Да и чувств прежних уже не было.

И вот, месяц спустя, с утра пораньше, меня вызывает к себе Жесткач. Если честно, подозрительно это. Что опять не так? Обычно он вызывал чтобы отдать не очень приятный приказ. Поджилки тряслись, но я совладала с ними.

Собиралась уже постучаться, как услышала над дверью приказ по громкой связи:

— Входите!

Озноб прошиб тело.

"Спокойствие, только спокойствие!" — велела себе и сделала шаг вперёд. Двери разъехались в разные стороны.

Жесткач просматривал какие-то текстовые данные на кристалле.

— Здравия! — отсалютовала я.

— Здравия! — повторил он. — Присаживайся!

Появилось кресло. Ой, не к добру это! Но ослушаться не посмела.

— Сейчас сдвигается расписание. Идёте пакуете вещмешки для похода на девятицу, берёте только самое необходимое и оружие. Оборудование своё не забудь. С Ястребом, как видел, знакомы, он поведёт вас в горы. Как соберётесь, идите в храм Мары, затем завтракать. Возьми тёплую маскировочную одежду со склада, — и он что-то написал на бумажке, — по количеству ребят и на себя не забудь. Также сухой паёк там же получи и всё необходимое. Выход через два часа. Свободна!

— Так точно! — молвила я и поспешила на выход.

— К слову, — остановил меня голос начальника, — если ты хочешь встречаться с Ястребом, я не против. И у нас тут более свободные отношения. Как ты уже знаешь, девушка не хранит себя до замужества, поэтому... Допускаются любые отношения, которые ни к чему не обязывают. Главное — без насилия.

— А замуж такие девушки всё же выходят? — уточнила я.

— Кто-то выходит, кто-то нет. Обычно просто живут вместе, не нравится — разбежались. Только дети нежелательны. Дети — только в союзе. И пока замуж не выйдешь, лучше обезопасить себя от нежелательной беременности.

— Это как? — не поняла я. Дети в нашем роду всегда считались подарком богов, и всегда могли быть только желанными.

— Сходи к целителю. Он сделает тебе укол. Чтобы разблокировать потом возможность зачатия, делается ещё один укол.

— Я подумаю.

— Советую зайти сразу.

Сглотнула.

— Это приказ?

— Если забеременеешь до союза, отпуск не дам. Будешь трудиться до самих родов. И отец чада не обязан на тебе жениться. Единственное, на что можешь рассчитывать — облегчённый труд на базе, и предоставление отдельного жилья.

— Я поняла.

Этот разговор покоробил. Идти к целителю всё же не спешила. К тому же, я пока с Мором вроде как встречаюсь, хотя он ко мне так и не прилетал. Значит, не сильно и нужна была ему. Взгрустнулось.

Где склад я уже знала. Ещё вчера на занятиях нам показали карту гарнизона и местности. Наша база располагалась в пустынном районе, здесь никто не жил, кроме нас, не разводил сады, хотя скудная растительность всё же имелась.

Вообще одним из главных наших уроков было землеописание Орея. Кто, где и чем занимается.

Военный городок находился в долине между гор и, по сути, являлся скрытым от посторонних глаз. Через него текла речушка и за ней имелся небольшой лес. Но это всё на базе. За базой ни кустика, ни деревца. Вырублено, чтобы враг не подступился незаметно? Возможно.

Облака, что лежали в горах, загораживали и базу из космоса. Местные жители разводили сады и питались только растительной пищей. Поэтому всю еду следовало с собой брать. Она переработанная и годна для употребления моих земляков. Местная же пища просто рассыпалась в труху во рту, для нас не то, чтобы вредна, просто в обычном виде доставляет трудности. Из неё обычно варили супы, которые тут же разваривались, превращаясь в однородную кашицу.

— Тогда свободна, — сказал начальник, желая от меня поскорее избавиться.

— Погодите, вы не сказали об условиях похода: какая местность, погодные условия.

— Молодец! Найди Ястреба и узнай.

— Как мне его найти?

Жесткач достал из ящика в столе кристалл на цепочке.

— Называешь "Ястреб" и всё, связываешься с ним. А теперь уйди с моих глаз!

Такое отношение не понравилось, в очередной раз. Будто меня здесь терпят. Но постаралась выполнить приказ.

Связавшись с Ястребом, всё вызнала. И принялась рассчитывать припасы, количество шатров, спальников, оружия, одежды. Потом явилась к ребятам и отдала приказ следовать за мной. На складе нам выдали необходимое, мы всё собрали в вещмешки и с ними направились в храм. Мешки оказались тяжёлыми. Я вернулась на склад и попросили облегчающие элементы. Наверняка такие имеются. Мне всё выдали. Элементы оказались весьма маленькими, с напёрсток. Поэтому легко поместились в мой карман в бешмете. Решила не рисковать, вдруг окажется, что нельзя использовать. Поэтому на базе не рискнула привести в действие нажатием на кристалл. Тренировки-то не было. Но нагруженные сильно мы могли быстро устать. И что тогда? Вот на такой случай я и рассчитывала.

Отдала приказ переодеться в выданную маскировочную одежду. Сама тоже надела, сняв свой бешмет, никого не стесняясь. Понимала, что задание заданием, а надо рассчитывать на любые непредвиденные обстоятельства, поэтому попросила найти местную женскую одежду нашей расы, меняющие цвет глаз капли и разведческий съёмщик. Так, на всякий случай.

Хоть одежда и оказалась из естественных тканей, но не мялась и была очень лёгкой, как пушинка. Всё убранство помещалось в коробочку, напоминающую перепелиное яичко. Платье оказалось коротким, по нашим меркам — всего лишь до колен. Местные девушки носили любые причёски и имели разную длину волос. Неизменным оставался лишь цвет волос — естественный светлый. Зеркалка была сделана под ожерелье с голубым кристаллом-накопителем. Снимала сама, делая снимки раз в минуту. Надо было лишь нажатием на кристалл включить её.

Наряд положила в карман новой маскировочной формы, а ожерелье надела и спрятала внутрь её.

В храме Мары я постаралась втянуть в себя как можно больше тьмы. Так, на всякий случай. В том числе и в волосы. Заметила, что коса стала чёрной. Разве что кожа не изменила своего оттенка, и то радость. А вот ногти — нет. По составу и ногти и волосы — роговые образования, а значит, должны иметь схожие свойства накопления энергии. Жаль, что волосы у меня короткие. Ладно, ничего, отрастут. Косу мне разрешили, значит, с девичьей честью она не связана, во всяком случае, в армии. Мужчины-то косу носят! В том числе и женатые. Мой отец, например. Надеюсь, меня на боевые действия посылать не станут. Хотя... Задумалась. Командир отдаёт приказы. И ему на сохранность подчинённые отдают косы с боевыми наградами. Значит... он сам не воюет? Или воюет? Не понимаю, в общем. Надо будет Ястреба расспросить.

После храма Мары мы отправились завтракать, где и повстречали Ястреба.

Он вновь предложил сесть за его столик. На мой внешний вид глядел с опаской. Думаю, всему виной мои глаза. Без белков они выглядели весьма страшно.

— Собралась в поход?

— Да.

— Возьми кашу себе. Силы нам понадобятся, а каша долго переваривается, давая заряд на больший срок.

Воспользовалась советом. Обошла своих подчинённых, и кто кашу не взял, посоветовала это упущение исправить. Себе тоже заказала.

Когда все поели, построились у столовой.

— Ты выбери себе денщика, — сказал Ястреб тихо.

— Это кто такой?

— Рядовой при офицере. Чтобы ты не лично давала советы своим солдатам, или принести-подать что-то, сбегать куда-то. В общем, твой личный помощник, которому доверять станешь.

Я окинула взглядом отряд. Душегубу с этой ночи я больше не доверяла. Тогда кто? Выдра был самым маленьким. Ему в прошлом месяце пятнадцать стукнуло. Как его взяли, оставалось загадкой. Но все нормативы он сдавал хорошо, на одном уровне с остальными, хотя пока мелковат. Чем-то напоминал моего брата Тихошку. Ребята у нас вообще подобрались трудолюбивыми и сильными. Может, не из-за меня они сюда попали, тешила себя надеждой.

— Выдра, иди сюда. Будешь моим денщиком.

— Отдай ему свой вещмешок! — велел Ястреб. Такое решение мне не понравилось. И хоть дитятком он уже перестал быть, чрезмерные нагрузки могут повлиять на его здоровье.

Выдра безропотно, лучезарно улыбаясь, взял у меня вещмешок, искренне и с гордостью.

А я незаметно положила туда облегчитель.

Вскоре мы выдвинулись в путь. Пешком! Ни наземных машин, ни летунов!

Почему? Выносливость прежде всего! К тому же, тренировки не было — вот, получайте!

Но я, шествуя налегке, не выпускала из рук зеркалку, стоило нам покинуть базу. Как красиво! Красные горы, красные от цвета дна реки. Даже уже то, что видела, захватывало дух! Свобода!

Через два часа уже поднимались на один из хребтов.

Как кратко ввёли нас на занятиях в жизнь на этой земле, здесь обитало четыре основных вида существ. Местные — подобные нам представители с весьма светлой кожей, преимущественно голубыми и светлыми волосами — переселенцы с другой звезды, полностью одинаковы с нами, занимавшиеся земледелием и созданием необыкновенных садов.

Вторая раса — человекоподобная — итог местного развития земли за миллионы лет. Эти хоть внешне и походили на нас, но были с нами несовместимы, отличались низким лбом и простоватостью. В основном жили собирательством ягод, плодов, ими и менялись с первым видом населением.

Третьи — внешне похожий на нас народ, отличающийся зеленокожестью, а также чёрными глазами. Пару столетий назад они запросили помощи, когда их светило угасло. Местные их пустили, выделили целый материк. Но вскоре они размножились так, что на своём материке им стало тесно. И они хлынули большим потоком на другие материки, притесняя местных, порою весьма жёстко их уничтожая.

Четвёртыми стали мои земляки. Поскольку местное население жило весьма дружелюбно и своей военной силы не имело, то обратились за помощью к нам. Наши войска развернули на Орее несколько баз, в том числе и тайную. Жили семьями в военных городках. Мы-то и ходили в разведку. Третья раса любила убивать местных мужчин и брать в плен их женщин и дочерей.

Вот за ними мы и наблюдали. А если требовалось, то и вмешивались. Наша тайная база являлась разведчиками.

Вот и первое задание. Страшно как-то.

Мы, хоть и облачились в защитную одежду, делающую нас почти невидимыми, двигались осторожно, стараясь не производить шум и не спугнуть животных.

Вот и практика началась! Этому на занятиях точно не научат. А я так давно не была на природе, что истосковалась. С родителями и младшими братьями всегда выходной проводили вдали от городской суеты и шума, в звуках природы, настраивающих твои чары на лад. Захотелось сделать привал и просто насладиться лесом, вдохнуть поглубже. Зеркалка была под рукой. Снимала всё: общие виды леса, лугов, горы, отдельных птиц и даже наш отряд. К слову, туман стелился по подножию гор, закрывая полностью базу от чужих глаз.

Волосы в лесу вновь вернули себе привычный пшеничный оттенок, как и ногти. Интересно, а глаза? И что это значит? Что тьма ушла или просто сила леса перекрыла силу тьмы? Я ведь тоже вдыхала местную силу не только носом и кожей, но и стопами подпитывалась от земли-Матушки, и пила силу деревьев, то и тело к ним прикасаясь, энергию Живы впитывала с лучиками солнышка.

Когда мы шли уже часа три только по горам, раздалось зычное:

— Привал! — объявил Ястреб. — Снимайте вещмешки, делайте жаровню из камней, только не вздумайте огонь разводить. Вот вы собираете большие камни и мастерите плиту, а вы, — показал на вторую кучку моих солдат, — набираете воду и готовите завтрак.

— А нам что? — спросили друзья.

— Разбредаетесь на расстояние двухсот саженей и стоите дозором. Как пичужка позовёт, возвращаетесь. Если вдруг кого заметите, кукушкой кричите.

Ребята пошли выполнять приказ, Выдру я отпустила.

— А я? — спросил всё же он.

— Набираешь еду, как будет готова, себе и нам. И ждёшь нас.

Выдра кивнул и ушёл к ребятам, сооружающим из камней плиту.

— Такое ощущение, что ты всех разогнал, чтобы мы остались одни.

— А если и так?

Я взглянула на Ястреба и его искорки в тёмно-серых глазах, и улыбнулась. Знаю, он имел в виду побыть наедине, может, даже больше. Но за привал была ему благодарна.

Прислонилась спиной к дереву и закрыла глаза. Дышала лесом, отрешившись от всего вокруг. Не сразу поняла, что меня целуют.

Распахнула от удивления глаза, желая возмутиться. Но искорки в серых глазах завораживали. Весь мир будто сузился до него.

Ястреб чуть отстранился, а потом вновь поцеловал. Щетина немного щекотала губы. Вначале поцелуи были нежными, а когда поняла, что мне нравится и начала отвечать, стали настойчивыми. Они заставляли забыть обо всём на свете.

Но что-то маячило на грани сознания, мысль, которую не могла поймать. Она мешала целиком отдаться новым ощущениям. Прервали нас как раз тогда, когда я вдруг осознала, что до сих пор являюсь девушкой Мора. Просто хрустнула ветка неподалёку. Вспомнился начальник и его "добро". И я как ошпаренная отшатнулась от Ястреба.

— Извини. Просто у меня есть парень. Неправильно это.

— Что-то ты не думала о нём, когда... — намекнул он на ту роковую ночь.

Это он о себе?

Стало обидно.

— То был приказ. Меня не спрашивали, хочу ли я этого.

— Да ты особо и не сопротивлялась.

Вспомнился первый день унижений и ослушание приказа. Хорошее настроение испарилось.

Сильно захотелось, чтобы незнакомец не являлся Ястребом. Да хоть бы и Мор!

Или меня теперь до конца жизни будут попрекать, что отдалась первому встречному? А переубеждать в обратном я не собиралась.

— Извини, но мне не нравятся здешние порядки. Я воспитана была в старой традиции. Когда только после замужества дозволялись определённого рода отношения. Что до первого раза... Это был приказ. Ты знаешь, как меня ломали в первый день на этой базе за ослушание приказа? Ответа не ждала. Это не даёт тебе право меня оскорблять. Либо ты принимаешь меня такой, какая я есть, либо нам с тобой не по пути. На ничего не обязывающие отношения я не согласна.

— Намекаешь на союз? Но смысл его заключать, если мы даже не попробовали пожить вместе? Вдруг мы не совместимы? — он сопротивлялся моему решению. Сравнила его с Мором, тот бы вообще не спрашивал. Сцапал бы в охапку и сказал, что мы женимся. Наверное.

— Пока я занята, никаких отношений не будет, Ястреб. Это была ошибка.

— Мне Жесткач дал добро на наши отношения.

— А мне плевать. Я предыдущие не разрывала.

— Это всё в прошлом. Теперь ты для всех мертва.

— Он знает, что я жива. И имеет право видеться со мной.

— Ну и где ж он? Прошёл месяц. Разве тот, кому ты дорога не попытался б встретиться с тобой? — он давил на больное.

А я просто не захотела больше разговаривать. Спорить бесполезно. Каждый останется при своём. Мы будто не слышим друг друга.

Поэтому пошла на звук журчания воды. Вспомнился Мор. Как он снял с меня лодочки и потянул в воду.

"Где ты, Мор? Где ж твоя настойчивость? Всё ли хорошо? А у моих родных?"

Не думала, что буду хвататься за него, как за спасительную соломинку. Оглянувшись вокруг и удостоверившись, что никого поблизости нет, решила искупаться.

Маскировочный костюм имел встроенное свойство просушки, поэтому его можно надеть даже на мокрое тело. Да и не смущаться больше парней. За этот месяц приучили не обращать на это никакого внимания. Поэтому даже если кто и смотрит — плевать. Пускай!

Расплела косу да сняла костюм, надетый на голое тело. Вошла в чуть прохладную тенистую воду. Вспомнилась та волшебная ночь. Его ласки, купание. Захотелось продолжить начатое.

Может, стоит согласиться на предложение Ястреба? Но тут же мотнула головой. Если я соглашусь, значит, разорву ниточку, связывающую меня с родителями. Но рано или поздно, эта связь оборвётся, если я вдруг выберу другого.

Решила доплыть до другого берега. Доплыла, вылезла на берег. Тряхнула гривой коротких волос. Мору нравились они. В тот раз в лесу на берегу реки он был нежен, правда, недолго.

За этот месяц я видела других девчат на базе. Они походили на Берёсту, Рощу и Зайку. Волосы носили короткие. Одна вообще была коротко обкарнана, у другой волосы не доставали плеч. И они мылись так же, как и я, в душе с парнями. А та, что коротко обстрижена даже прямо в душе, не стесняясь никого, выбрала одного из моих ребят и с ним миловалась, если можно так назвать то непотребство, издавая довольные стоны на всю баню. К ней тогда выстроилась очередь. Мне тошно стало, и я просто вышла, как только завершила помывку. Тряхнула головой. Нет, я не такая!

Волосы рассыпались по плечам, упали на грудь, приятно щекоча её. Вновь вспомнились Его прикосновения. Как он снимал с меня бешмет. Рука прошлась по плечу, представляя, что это он раздевает.

Одёрнула себя. Неужели теперь и я стала одной из них? Меня сломали? Неужели тоже уподоблюсь той женщине с короткой стрижкой, ставшей распутной девкой?

Я передёрнула плечами и полезла вновь в воду. А когда вылезла, оделась и достала гребень, рядом со мной сгустилась тьма. Пришёл! Сердце радостно забилось. И я, недолго думая, бросилась ему на шею.

— Я ненадолго. Совсем нет сил для переноса и храма Мары поблизости.

И мы просто стояли в обнимку.

— У тебя всё хорошо?

— Да. Задание... А у тебя?

— И у меня.

Хотела поцелуй, но одёрнула себя. Нельзя! И так сегодня уже целовалась с Ястребом, хотя — девушка Мора.

Нежно провёл по волосам, коснулся щеки, губ. Я непроизвольно выгибалась, отвечая на ласку.

— Кто ты?

На мгновение увидела исчезающую тьму из глаз и небесный цвет радужки. Голубые!

— Мне пора. Надеюсь, скоро свидимся! — и тьма исчезла.

Мог ли быть это Ястреб? Сомнительно, хоть одновременно обоих я и не наблюдала. Просто да, сейчас в доступности храма Мары не было, но не целый же месяц! Ястреб ходил в храм на днях точно. Видела его там. И задание разве что сейчас получил, вот, нянчится с нами. А значит... Зря не поцеловала моего незнакомца, хотелось смыть вкус губ Ястреба.

Но если Он был аж на другой земле, мог ли так далеко переместиться? Хотя, он ведь не перемещается физически, скорее делает тьму плотной, подобно плотности своего тела. А раз я в космосе с отцом виделась, значит, преград не существует. Единственное условие, как я понимаю, наличие тьмы вокруг или внутри тела. Из храма делать это сподручнее. Теперь осталось решить отгадку Мор или...

Нет, только не Серый!

Но голубые глаза! На миг увидела Мора необычного, того, которого встретила на ярмарке Фрося. Светловолосого с голубыми глазами. Может ли тот облик быть настоящим? Если да, значит, он умеет впитывать тьмы в себя настолько много, что постоянно удерживать этот облик ему не сложно, у меня вот тоже цвет глаз меняется и волос. Хмыкнула.

А может ли Мор быть ореанцем, как предположила подруга?

Ореанцы — мирный народ. Кроме своих садов ничего и не видят. Но... Я не знакома ни с одним из них. Тогда о чём речь? Как я могу утверждать это? И остаётся ещё один вопрос. Если Мор — ореанец, знают ли об этом военные? Или он затесался тайно в стан пусть не врага, а союзника, но всё же...

А имя Всеслав настоящее? И вот Мор не появляется. И если он и незнакомец — одно лицо, это объясняется заданием. И знаю ли я настоящего Мора? Или это всего лишь роль, которую он играет? И не являюсь ли я его заданием? Вздохнула и поняла, что страшно боюсь доверять людям после предательства Серого. А с незнакомцем решила в следующий раз потолковать по душам. А то, глядишь, чего доброго, влюблюсь, если уже не поздно. Не хочется вновь разбитого сердца.

Ладно, надо делами заниматься!

Я вернулась в лагерь, где ребята уже кипятили на камнях котелок. И дыма от такого способа подогрева пищи не было. Здорово! Жаль, что прозевала объяснение Ястреба, но зато с незнакомцем свидилась! И ни о чём не жалею.

Наш временный начальник — старший офицер Ястреб, к слову, какое у него звание? — что-то объяснял ребятам, но поскольку я находилась далеко, почти рядом с дозорными — не разобрать.

Я наблюдала, став спиной к высоченному толстенному дереву и обняв его. Впитывала его силу, не забывая благодарить при этом. Ребята поели, меня тоже ждали. Ястреб встретился со мной взглядом и обиженно отвернулся.

Ну и ладно! На обиженных воду возят! Вот! Захотелось ему язык показать, но сдержалась. Ребячество!

Поймала чей-то взгляд. С меня не сводил глаз Душка, стоящий в дозоре. Думает, что между нами с Ястребом что-то есть? По долгу службы я получила дела каждого, но поскольку все сведения были выдуманы, настоящим оставался лишь приблизительный возраст. Писали месяц и лето, в котором родился по космическому кололету*. Так вот, Душка был не самым старшим, но уже в том возрасте, когда обычные люди союз могут заключать. Имел двадцать одно лето за плечами. И вот ему я язык и показала. А он в ответ смутился, но взгляда не отвёл.

Я же его простила. Кто не совершает глупостей? Мора вот братья проучили, Душку — защита, поставленная... Мором?

Подошла к нему.

— Что?

— Ничего, — буркнул он.

— Я не такая, как местные девки.

— Я знаю. Прости, что тогда вспылил и...

— Проехали.

— Я так не думал, просто...

— Я ни с кем не сплю. А даже если б и спала — не ваше это дело. А защита от насилия у меня есть, как ты имел наглость убедиться. И у меня есть парень. И это не Ястреб.

— Ты любишь его?

— Кого?

— Не поняла я.

— Парня своего.

Задумалась.

— У нас всё сложно.

— Ясно.

— Здесь иные нравы. Девственной быть нельзя.

— Почему?

— Потому что возможен плен. А в плену — насилие. Поэтому приказ Жесткача был однозначным.

— Значит, всё же...

— Не лезь в это. Понял? — в моём голосе слышалась угроза. Лгать не хотелось.

— Понял. Рыбка не по зубам.

— Точно! — согласилась с его выводами.

— Я видел, как ты мылась в речке. И не только...

— Тренируюсь, — решила слукавить.

— В смысле?

— Сказал начальник, чтобы училась соблазнять мужчин. И как, тебя соблазнила?

Сглотнул. Опустила взгляд долу, убедилась в его желании. Хмыкнула.

— Советую научиться держать себя в руках.

— Я и держу, — возразил он.

— А твоё тело говорит, что — нет. Учись подавлять желания тела. Иначе падёшь жертвой той, кто умеет соблазнять.

— Ты думаешь, это возможно?

— Да. Уверена. Ты знаешь, что разведчики долго не живут? Ни мужчины, ни женщины, — это я разговорилась с одним дедком на базе недавно. Единственным стариком. — И дети для них — редкость. Поэтому разрешены плотские утехи без обязательств.

— А почему дети — редкость?

— Предохраняются от беременности. Да и замуж таких девок мало кто берёт. Вот и выходит, что живут недолго и продолжение рода не обеспечивают.

— Как всё печально...

— Ну, не совсем. Некоторые мужчины имеют жён среди местного населения. Но являются к ним редко. Дети тоже есть. А вот женщины... В основном идут по рукам. Не сразу, обычно. После изнасилования.

— Но ведь наши волхвы могут лечить от этого...

— Никто не морочится. Девчонок мало, а те, что есть и так пригодятся.

Душегуба передёрнуло.

— И ты учишься соблазнять, чтоб стать такой же?

— Нет. Для того, чтобы меня не изнасиловали.

— Но ведь на тебе защита.

— Не всегда стоит ею пользоваться. Подумай об этом. И... Ты совсем не следишь за границами.

Показался горный козёл в пределах выстрела. От моих слов Душка встрепенулся, направляя огнестрельное оружие на животных, но я опустила дуло, не позволяя выстрелить. Достала зеркалку и сделала несколько снимков.

— Ты ведь помнишь, что мы здесь тайно. Нас здесь нет? — напомнила Душегубу.

— Угу.

— А зачем палец положил на кнопку спуска?

— Привычка.

Кивнула, принимая такой ответ. Сделала вид, что поверила.

Затем пошла к нашему лагерю.

— Что там? — спросил Ястреб, когда я взяла свою миску с кашей у Выдры.

— Козы.

— Надеюсь, мозгов хватило, чтобы не убить их.

— Хватило, — ответила, стиснув зубы. Такое доверие моему отряду бесило. Понимаю, мы, можно сказать, неразумные дети, нас выгуливают под присмотром. Но... Ладно, проехали! Потому что убийство животных здесь считалось преступлением и каралось смертью. Поэтому наши земляки на базе мясную пищу производили из белка. И нам на всех занятиях по местным обычаям об этом говорили, напоминая.

Я понимала всю причину такого отношения, но слышалось между строк: эти тупые девчонки ни на что не способны, кроме как удовлетворять нас физически. И очень хотелось дать пощёчину, но... Прямого оскорбления не было, пострадало лишь моё самолюбие, а ударить старшего офицера первым — преступление. С трудом удержалась от необдуманного шага.

И обиды на Мора не шли ни в какое сравнение. И, сказав всё это, велел второй части отделения идти меняться с первой, чтобы те поели.

Я отошла к толстому дереву в тень, которая тут и так была обыденным явлением, чтобы не мешать и стоять подальше от Ястреба. И только ребята поели и собрались, как раздался зов кукушки.

Примечания по главе:

космический кололет* — космический календарь с зодиаком.

Глава 9

Сигнал тревоги прозвучал слишком неожиданно. Предупреждающий о тишине жест Ястреба, и вот его уже нет рядом. Всё было уже упаковано, проверено отсутствие после себя следов пребывания здесь, оставалось только надеть на себя вещмешки.

Я сделала безмолвный жест ребятам, показав на деревья. Мы не учились по ним лазать, но ровный столб на полосе препятствий, на который следовало быстро забраться, имелся. Закинула свой вещмешок на плечи, достала облегчители. Кидала каждому. Меткость броска и ловли тоже тренировали. Сняла вещмешок с плеч и показала, как включить устройство и куда положить. Затем бесшумно надела обратно.

Ребята последовали совету. Затем вновь показала на деревья.

Один за другим они забирались в крону, а я оставалась стоять, убеждаясь, что мои ребята спрятались. Сама боялась пошевелиться, просто стояла на метке, а дерева поблизости не имелось. Выдра стоял около дерева и ждал.

Повторила жест.

Мотнул головой.

Кинула ему вещмешок. И отдала приказ подниматься. Стоит и мотает головой. Невыполнение приказа! Понимала, что не хочет меня оставлять.

Враг был только один. И я должна действовать согласно указаниям. Но... Для офицеров было лишь подчинение приказу старшего по званию. Другие действия нигде не прописаны. Беззвучно разделась. Благо, военная одежда могла надеваться в любом положении открываясь полностью в любом месте. Не переносить центр тяжести оказалось трудно. Достала из кармана местное облачение. Надела платье, закапала глаза, включила съёмщик-ожерелье. Оставалось лишь переобуться.

Это риск. Кинула сложенные и завязанные вещи Выдре. Вновь отдала приказ уходить. Быстро! Показал глазами на мои сапоги.

Кивнула, мол, потом отдам.

Поджал губы, но на этот раз повиновался. Проверила волосы. Родного цвета. Глаза, буду надеяться, что голубого. Осталось переобуться. Как ни старалась сойти осторожно, но веточка хрустнула. Таиться больше не стала. Переобулась, а сапоги кинула в крону. Их поймали.

Теперь нужно увести врага от базы! Сориентировалась по солнцу и пошла в иную сторону — вниз по склону.

Дозорных не обнаружила, что заставляло беспокоиться. Догадались ли они скрыться в ветвях?

На ходу продумывала, что говорить стану, если спросят. На одном из первых занятий по языкам нам залили все местные четыре. И хоть наш род говорил когда-то на одном с нами языке, но за столько лет он изменился, развиваясь отдельно. И на уроках мы оттачивали мастерство общения на любом из них.

"Так, думать на ореанском! — приказала себе. Это было важным условием правильного общения. — Мыслить их образами!

У них не было многих образов из нашего языка, а у нас — их.

Что я могла здесь делать?

Поблизости от гор есть две деревеньки. Ну, как поблизости, в дне пути пешком. На местном летуне-леве (сокращение от летающей ветки) быстрее, но в отличие от наших летунов, они не могли подниматься выше метра над землёй, не имели кабины и скорее напоминали бревно сажень длиной, которое человек осёдлывал. Поднимала такая лева столько человек, сколько поместится. Работала на зарядке от солнца. А когда зарядка заканчивалась, просто падала бревном, ничем не выделяясь среди леса. Если не заряжать целое лето*, то начинала разлагаться, состоя из природных материалов.

Я могла лететь, решив сократить путь, над горой. Потом увидела заросли местной ягоды, похожей на малину, и отвлечься. А тут зарядка закончилась у левы. Пришлось оставить и идти ножками. Осталось найти эту ягоду. Её ведь много встречала в этом лесу. Местные не едят мясо и семена. Все, кроме врагов. Ягоду едят, ведь семена там выходят не повреждённые, а плоды имеют отдельную косточку, которую можно посадить. Вообще земля Орея оказалась очень красивой, даже по тому клочку, который я видела на базе.

А по эту склону холма открывались бескрайние зелёные леса да сады. Всё дышало жизнью. А вот та сторона гор теперь понятно почему называлась пустынной.

А вот и ягода! Ура!

Сорвала ягодку, впервые пробуя на вкус. От малины отличалась внешним видом — была цельным шариком, а вот вкус и цвет — такой же. Наелась, нарочно испачкав руки.

Сзади послышался хруст веток. Вздрогнула. Быстро пошла дальше.

Ветер трепал распущенные волосы, поднимал короткую юбку, так и норовя меня оголить перед незнакомцами.

— Какая милая деваха! — послышался позади мужской голос на языке зеленокожих. Я поторопилась, не оборачиваясь, но споткнулась и упала. Впереди уже виднелось селение. Целые терема! И я бы восхитилась, если бы не убегала. Страх был неподдельным. Я могла б успеть спрятаться до того, как вышла на открытую местность, спустившись с горы. Но моей целью было увести врага от ребят и базы.

— Всего одна? — разочарованный другой голос.

— Всё прошерстили?

— Да, никаких следов. Камни только тёплые нашли. Видно, деваха что-то готовила.

Я подскочила и побежала.

— Ага, беги-беги! Там тебя уже ждут!

Я чуть было не остановилась, но... Должна ли я понимать их речь? Перебрала в памяти всё, что знала о местных. Четыре ходовых языка. Да, мой народ точно учит все четыре. Он и является связующим звеном между остальными.

Остановилась. Обернулась.

Из горного леса спускалось человек пятнадцать. Зеленокожих. Впервые их видела. От людей они почти не отличались внешне. Чёрные волосы у мужчин были короткие, растительности на лице не было, но я б не сказала, что это безусые юнцы. Чёрные глаза без белков. Телосложение такое же.

Что они собираются со мной сделать? На скольких хватит моей защиты?

Похоже, в селении засада. Их может быть больше, чем пятнадцать. Что делать?

И я кинулась в противоположную от селения сторону.

— Лови её! — отдал приказ главарь.

Послышался свист, а в следующий миг я упала.

Единственная надежда теплилась, что меня спасут. Не мой отряд, а мастера своего дела. Все снимки с ожерелья тут же передавались по особому каналу в невод.

— Какая молчунья! Другая б на её месте уже б кричала. Может, она немая? — предположил один из зелёных.

Прикинуться немой? Кричать нельзя, иначе мои ребята кинутся на помощь.

Мои лодыжки и запястья перетянули какой-то лентой, плотно закрепив их. Не выдрать.

— Как мне нравятся местные девахи, — сказал тот, кто меня связывал, — никакого сопротивления.

— А мне наоборот, не нравятся, — сказал другой. — Вот воины, те горячие штучки. Нравится их ломать!

— Я бы развлёкся! — настаивал мой пленитель.

— Не смей! Местные хранят себя до замужества, весьма ценный товар.

— Ты уверен, что эта не замужем?

— Замужние волосы прячут под платок и носят платья в пол.

— А что стоит переодеться?

— Её проверят. Разве мы мало замужних взяли?

От его слов внутри всё похолодело. Неужели никто не придёт на помощь? И если у девственниц есть ещё возможность оттянуть свою погибель, то у остальных...

Сглотнула. Мерзко как! И если б я выполнила приказ, то... Вдвойне мерзко!

Ненавижу армию! Женщины не воюют? Ага, их просто насилуют!

И тут бревно пролетело рядом и остановилось. Меня повесили поперёк бревна.

— Иди, отвези в селение, пусть её проверят! — сказал главарь другому, не тому, что пленил меня. — Не вздумай лезть в неё!

Этот зелёный скривился и оседлал бревно. И мы полетели в сажени над землёй.

Снимки в данном положении уже невозможно сделать. Жаль! Вдруг ощутила, как юбку мне задрали и на пятую точку положили руку. Сжалась вся.

— Потрогать-то можно! — хохотнул зелёный. Его руки скользили не только по ягодицам, но и забирались между ног. Я затряслась.

— О, тебе нравится, да? — и его пальцы протиснулись дальше, заставив зажмуриться от ужаса и молить Предков о помощи.. И раздался крик моего сопровождающего, наполненный ужаса.

— Тварь!

Дальше меня ударили по затылку, и свет померк.

Очнулась я, лёжа на холодном полу. Солнечный свет проникал в щели закрытого ставнями окна. Осмотрелась. Одна лавка, дверь. Я по-прежнему связана по рукам и ногам. Попробовала пошевелиться. Не вышло. Ко всему прочему ни рук, ни ног не ощущала.

Услышала голоса.

— Что с ней делать?

— Вы проверили?

— Да, не тронута.

— Продадим её, а дальше — не наша забота.

— Но эта тварь мне пол руки откусила!

— А я тебе сказал не трогать её. В следующий раз будешь слушаться!

— Что это за защита? Откуда?

— Воины на своих невест ставят.

— Воины? Разве у местных бывают воины?

— Нет, но воины-срединцы любят ореанок. И хоть баз здесь не осталось, срединцы могли оставить здесь своих невест, собирая впопыхах свои манатки.

Я не понимала, о чём он говорит.

— Тьфу! Может, попытать её?

— Хочешь ещё чего-то лишиться?

— Нет.

— Тебе повезло. Полез бы глубже — в прах превратился б.

Тут повисла тишина, затем послышался голос кого-то ещё.

— Сколько пленниц?

— Двадцать пять. Вы ж любите девственниц. Таких десять.

— Покажите.

Послышался звон, затем стукнула дверь, но не у меня.

Через какое-то время вновь голоса:

— Возьму этих всех, но...

— Но?

— Какие-то они невыносливые. На один раз хватит такой.

— Есть у нас одна жилистая, — молвил тот, что руки лишился.

— Да нет, она вам не понравится. Ни рожи, ни кожи. И рябая, — возразил главарь. Неужто печётся о покупателе?

— Рябая? Покажи!

Послышался звук отпираемой двери, на этот раз моей.

Яркий свет ослепил на миг и заставил зажмуриться.

Послышались шаги.

— Чего она на сыром полу? — спросил покупатель совсем близко. Ухватил меня за подбородок, повернул лицо к свету.

— Да, рябая...

— Я ж говорил. Вам же такие не нравятся.

Но тут меня стали ощупывать. Руки, ноги.

— Сильная. Эта и понести сможет.

Меня затрясло. Так хотелось дать ему в рожу. Почему защита не срабатывает? Как она вообще действует? Душка просто поцеловал, а тот мерзавец вначале трогал и... ничего. Лишь позже, уже когда перешёл к более серьёзным намерениям, лишился руки.

Я распахнула глаза и уже хотела применить хоть что-то из загашника, например, ударить головой, но узнала в покупателе знакомое лицо. Нет, этого зелёного я не знала. И эти чёрные глаза без белков внушали ужас. Но... Что-то знакомое всё же имелось. Откуда я могу его знать? Пока раздумывала, мне вдруг длинным когтём разрезали сковывающие ленты на лодыжках.

— Пойдём! — позвал покупатель на языке зеленокожих.

Я не шелохнулась.

— Пойдёшь своими ногами или тебя нести? — покупатель вопросительно приподнял чёрную бровь.

Решив, что проще совладать с одним, чем с целой ватагой, я попыталась встать, позволяя крови прильнуть к онемевшим ступням, едва не упала. Но этот зелёный успел подхватить.

— Ещё желаете кого-то поглядеть? — нарушил мои раздумья главарь.

— Где мужики?

— Там, свалены в овраге...

— Живые есть?

— Вряд ли.

— Я хочу взглянуть, — настаивал покупатель, всё ещё удерживая моё запястье. Скользнул по верёвке когтём с нижней стороны, путы тут же ослабли.

— Хочу взглянуть.

— Что вы с ними делаете?

— Опыты ставлю по скрещиванию.

Бандиты поморщились, будто съели что-то кислое.

— Тогда пойдёмте. Эту куда?

— Идёт со мной. У неё грудь открыта, неужто она без ожерелья была.

— Мы его сняли. Толкнём...

— Наденьте, без ожерелья не тот видок.

Один из бандитов хотел возразить, но его толкнул локтём в бок главарь.

У меня ещё был кристалл связи, но... Сейчас только платье имелось.

Ожерелье отдали, и покупатель самолично надел. Относился ко мне разве что не с почётом. Правда, вёл под локоток. А потом мы пришли к огромному оврагу, заполненному убитыми, в крови, людьми. Меня вывернуло. Как же так? Куда наши смотрят? Почему позволили погибнуть стольким людям.

Покупатель схватил меня за волосы и держал за них, пока меня рвало. Мне было всё равно.

Зачем я сдалась в плен, если всем всё равно?

— Грузите на мой плот вот этого и того... — покупатель, отпустив меня, погрозив пальцем с длинным когтём и осматривая каждого, был явно доволен. Напоминал чокнутого учёного.

Плот подогнали огромный, только он висел над землёй, сбитый из многих брёвен. И всех живых грузили. Потом перепуганных светловолосых девчат и таких же мужних подогнали сюда же, велели забираться к полуживым. Заплаканных и частично запачканных кровью, купил всех.

Затем покупатель расплатился золотом с бандитами.

— Забирайтесь! — велел он нам.

Я молча забралась на опустившийся на землю плот. Женщины глядели с ненавистью на своего спасителя.

— Быстро лезьте на плот! — нарушила я игру в молчанку. Странно, но я доверяла этому зелёному.

— О, вспомнил! — в глазах чокнутого зелёного вспыхнуло безумие. — Дети?

— Да, есть.

— Сильные?

— В основном мелочь... — брезгливо поморщился главарь.

— Насколько мелочь?

— Младенцы и лет до пяти...

— Ты! — показал на меня когтём, затем на других девчат, — ты и ты, пошли со мной!

Я послушалась. Девушки ж взглянули на меня с ненавистью.

— Не понял? — повернулся к ним зелёный. Затем схватил одну из девушек за волосы и, положив поперёк колена, задрал подол рваного платья. Рука с когтями опустилась на пятую точку, оставляя глубокие борозды, из которых брызнула кровь. Мерзавец!

— Кто следующий? — раздался рык.

Несколько девушек тут же спустились с плота.

— Следите за ними, — велел бандитам. — Но попортите мою собственность, пеняйте на себя...

Ненавижу!

Нас привели к одному запертому дому, из которого слышался плач. Внутри дети постарше сидели прямо на полу, держа младенцев на руках, средние просто плакали. Но, увидев нас, замолкли.

— Прекрасный генетический материал! — блеснули глаза у купца. — Беру всех!

Младенцев мы с трудом унесли, поэтому помогали дети постарше. Все, кто мог идти, шёл сам. Шли медленно.

— Желаете расплатиться? — спросил главарь.

— Сперва убежусь, что товар не испорчен.

Когда подошли к плоту и забрались на него, женщины кинулись к детям.

Дети разрыдались пуще прежнего.

Купец поморщился и рявкнул:

— Заткните их или я сам заткну!

— Погодите, дайте им немного времени, они просто от чувств расплакались, — заступилась я.

— Тобой я займусь первой! — пообещал купец. Шагнул на плот, после чего кинул кусок золота бандитам. Мы тут же взмыли вверх. А когда уже отлетели на приличное расстояние от селения, там раздался взрыв.

Я с другими женщинами уже оказывали помощь раненым, перевязывая их. Подняли голову.

— Ваших домов больше нет! — сказал зелёный и расхохотался.

— Некоторые не дотянут, — сказала я, очнувшись после взрыва такой мощи, лишь когда услышала стон.

— Надо чтоб дотянули.

Я поджала губы и пошла каждому вливать силу Живы-матушки, оставив перевязку ран чисто на женщин. Правда, старалась не задерживаться дольше минуты у каждого. Пока ещё не спасённых, но живых мужчин было порядка тридцати. Ещё столько же осталось гнить в овраге.

А когда прилетели в другое селение я испугалась. Что этот зелёный задумал? Неужели ему мало народу. Выбежали местные с вилами, лопатами. Похоже, будет бой!

— Быстро забирайте всех, кроме этой! — ткнул в меня коготь зелёный. — Надеюсь, помощь оказать успеете всем.

Я насторожилась. Может, спрыгнуть с плота.

— А девушка? Отдай немедленно! — крикнул какой-то мужчина, судя по осанке, военный.

— Нет! — и он схватил меня рукой с когтями. — Моя! — и когтём другой руки провёл по моему животу. Через ткань больно не было, но как же мерзко. И плот взмыл вверх, гораздо выше сажени и помчался вперёд очень быстро.

Теперь мы остались вдвоём. Что мне стоит убить зелёного?

— Не вздумай делать глупости! — велел он.

И тут он стал падать, но удержался, став на одно колено.

Вот возможность справиться с ним! Я подошла, собираясь нанести удар.

— Убьёшь меня, будет хуже для всех! — сказал он тихо. И я остановилась. Что он имеет в виду? — Возьми управление на себя! — велел зелёный.

Я медлила.

— Выполняй, это приказ! — и сказал он на срединном языке. Тайное задание? Кто он?

Ещё б знала, как этой штуковиной управлять!

Зелёный вытер пот со лба.

— Как управлять?

— Думай о том, куда летим. Выше, ниже, плот подчиняется мысленному приказу.

— Куда летим?

— Вперёд!

Купец завалился-таки на плот.

Я же сосредоточилась на полёте.

— Что это и зачем? — спросила на своём языке.

— А ты как думаешь? — ответил он на нём же.

— Почему не вмешались? Вы ведь должны защищать местных?

— Нет, не должны.

— Что?

— Они отказались от нашей защиты. Все базы приказано убрать ещё три месяца назад.

Поэтому остались лишь те, у кого здесь семьи. И тайно твоя база. Но всем, кроме разведки, вмешиваться запретили.

— Но... Столько людей погибло... — я не могла этого понять.

— Дураки гибнут. Естественный отбор, — пожал плечами он.

— Как ты можешь так говорить?! Почему мы летим не на базу?

— Не всё подвластно нам, — устало сказал зелёный. Сейчас он не походил на учёного. И ему было плохо.

— Что с тобой? — забеспокоилась я.

— Сил совсем нет.

— Но мы ведь можем что-то сделать!

— Вот, ты делаешь. Будешь моей подопытной.

— Что ты имеешь в виду?

— Без улова я вернуться не могу. Твои снимки помогут разобраться в обстановке.

— Но... Что за опыты?

— Буду насиловать тебя, пока не понесёшь, — ответил он на языке зелёных. — Надо, чтоб гибрид вышел.

Его слова покоробили. Но решила узнать действительно важное.

— Гибрид?

— Да, есть два направления его создания: наши мужчины с местными женщинами и наши женщины с вашими мужчинами. Поскольку гены наших женщин являются господствующими, гибрид похож на нас.

— Ты так говоришь... Будто являешься зелёным.

— Я и являюсь. Так что радуйся, что я пока плохо себя чувствую.

— Но... Ты ведь не зелёный, возразила я.

Ответил он на примитивном говоре второго народа Орея.

— Зелёный и всё! Буду осеменять!

По телу побежали мурашки. От страха. Неужели свой это сделает?

Не верилось в это.

— Но запрещено применять насилие...

— Кому запрещено?

— Военным.

Он хохотнул. Общение всё так же шло на языке зелёного.

— Плевать на законы военных.

Решила разговор повести о другом, может, при внедрении, у него что-то с мозгами стало или гены изменились и так сказываются?

— А как тебя звать?

— Шекс.

Это имя под прикрытием или воинское? Но поскольку не нашенское, наверное, имя зелёного. И раз другого не знаю, значит, буду его использовать.

— Моя защита тебя убьёт, — вспомнила вдруг. — Видел того, без руки? А он только прикоснулся ко мне там...

— Поэтому ты должна делать это добровольно, — ответил спокойно он.

— Что? — не поверила я. — Нет!

— Тебя к этому готовили. Иначе мне придётся насиловать какую-то местную девчушку, на которой защиты точно не будет.

— Гад!

— Именно! Не забывай этого!

— Ненавижу! — и тут меня осенило: — Но я не смогу зачать! — лгала и угрызений совести не испытывала.

— Сделала укол? — приподнял бровь Шекс. Бритый, зелёный, с этими чёрными глазами. Просто оторопь берёт при взгляде на него. Кого ж он мне напоминает?

Смириться с такой судьбой я не могла. Поэтому продолжила ложь:

— Да.

— Ну, значит, будет удовлетворение похоти и попытка зачать.

Эти военные у меня уже по самое не могу!

— Всё, заканчивай эти разговоры. Мы почти прилетели.

— У меня был кристалл связи... — вспомнила я.

— Тебе он не нужен. Военные получают твои снимки, но вмешиваться не станут. Так что...

— Но своих же не бросаем!

— Тебя и не бросили, ты со мной. Плетью обуха не перешибёшь!*

Мы подлетали к большому городу. Деревянные терема, храмы, сады. И во всём этом великолепии заметила движущуюся зелень. Потом допёрло, что это враги.

— Снижайся и сбавляй скорость! — велел зелёный.

Что делать? Я кусала губы. Похоже, либо он не хочет выбиваться из образа, избрав своей жертвой меня, при этом отпустил всех местных. Значит, распознал во мне свою. Или ему об этом сообщили? Свои? Неужели нельзя было предупредить, сказать, что такое задание, да, придётся не выбиваться из роли и всё такое.. Чувствовала себя преданной своими же.

— Шекс, чего только одна? Неужто никто больше не подошёл? Да ещё и какая-то страшная, — крикнул проходящий мимо зелёный. Заметила, что все зелёные одеваются в какие-то свободные пёстрые хламиды, скрывая тело от шеи до пят.

— Зато выносливая! — возразил Шекс.

— Ну, тебе видней!

Глаза наполнились слезами. Я уже не разбирала дороги.

Шекс схватил за волосы.

— Следи за дорогой!

Глянула на него с ненавистью. Если б взгляд мог убивать!

Прилетели в небольшой домик, стоящий за городом, больше похожий на избу. Вокруг раскинулся огромный сад. Странно, что местные живут в городах. Обычно живут поодаль друг от друга, стараясь как можно меньше пересекаться, обрабатывая вокруг дома свою землю.

Судя по постройкам, город не зелёных. Значит, всех местных убили? Или женщин и детей... Не хотелось об этом думать.

— Приземляйся! — велел Шекс.

А на меня такое безразличие накатило. Жизнь не мила.

Мы вошли в дом, шёлкнул засов. Я отрезана от мира. К тому же, нахожусь в стане врага. И выхода нет. Зачем они так со мной? На шею легли холодные пальцы. А в следующий миг ожерелье упало на пол.

— Есть хочешь? — спросил Шекс, поднимая ожерелье и убирая в металлический ларец, до того стоявший на полочке за дверью.

Я пожала плечами.

И тут вышли две женщины. Белокожие. В длинных пёстрых хламидах, закрывающих их от шеи до пят. И у обеих женщин выделялись животы. Ужас сковал меня. Значит, его слова о насилии не шутка? И он всех женщин осеменяет? Мерзко! Меня вновь замутило.

— Мира, собери на стол, — велел той, у которой живот поменьше. И Шекс разулся и надел тапочки.

А я ошеломлённо глядела на всё это, силясь понять, что меня так задело. А, вот, вроде не такой уж порядочный человек и то разувается!

Свои лодочки я тоже сняла, не желая обижать пусть не хозяина этого дома, но владетеля.

— Рута, тапки нашей девчушке, — молвил на ореанском. — Кстати, как тебя звать? — повернулся ко мне.

— Тана, — представилась я.

— Нашей Танюшке... — хохотнул Шекс.

— И что смешного? — насупилась в ответ.

— Девчушка-Танюшка! — сказал на ореанском и вновь расхохотался. — Гостья пусть помоется к обеду. Хотя... Я сам её помою.

Внутри меня всё клокотало. Что же делать? Убить его? Но если он нашенский, то сорву задание. И убью своего. Но спать с этим зелёным?! Отчаяние затапливало душу. Попробовать сбежать?

Рута провела меня в банную комнату. Положила полотенца и вышла.

На вешалке висело два банных халата. На полочках имелись какие-то баночки, лежал кусок мыла, в зеркале во всю стену напротив двери увидела перепуганную и грязную себя, а за спиной — Шекса.

Глава 10

Шёлкнул замок, отрезая путь к отступлению. И Шекс вдруг осел, уцепившись в моё плечо.

— Тана, — прошептал он, дыша тяжело. — Раздевайся...

И глаза закрыл. Что мне стоит перешагнуть бессознательное тело и удрать. Куда только? Вокруг одни зелёные. Похитить плот? Я ведь теперь умею им управлять. Наклонилась к Шексу, прикоснулась к его лбу. Горячий!

Что с ним?

И я призвала Живу. А зелёный вдруг стал превращаться в белокожего светловолосого молодого человека. До боли знакомого... Постаралась не отвлекаться, рисуя символы управления энергией, вкладывая их в Родник. Провела полный курс насыщения Живой, поблагодарила и сдунула с ладошек привязку к этому человеку. И только тогда взглянула на лежащего передо мной молодого человека. Зараза!

— Стукнуть тебя чем тяжёлым?

— Не буянь! — открыл он совершенно голубые глаза, цвета небес.

— Убью! — зло процедила я.

Но он притянул меня к себе и поцеловал. Вначале я сопротивлялась, но меня завалили на пол, перехватив мои запястья и ноги. Поняв, что сопротивление бесполезно, вдруг решила ответить.

Когда же воздуха стало не хватать, поцелуй всё же разорвали. Глядели друг другу в глаза.

— Раздевайся и лезь в душ.

— Хватит командовать! — возмутилась я.

— Тана, тебе надо помыться, как и мне. И твоя помощь понадобится, — он слез с меня и я тоже поднялась.

— Попроси! Иначе не дождёшься!

Его желваки заходили. А я любовалась им. Значит, это его настоящий облик. Без бороды, он, правда, выглядел совсем юным.

— Танюшка, прошу, — с трудом выдавил он.

— Разуваться уже научился, теперь и просить. Ты не полностью потерян! — сказала я.

— Моё терпение тоже может лопнуть! — спокойно сказал он и сам снял моё платье, оставляя в чём мать родила.

— Защита против тебя не сработает? — грустно осознала всю патовость своего положения.

— Нет.

— И я — твоя невеста? — решила прояснить.

Кивнул.

— А как же громкие слова о том, что только полюбив смогу снять её.

— Только искренняя любовь может разрушить привязку, тут я не лгал.

Вздохнула и полезла под душ. Он оказался тут же рядом. Нежно прикоснулся ко мне.

— И как мне тебя называть?

— Шекс.

Очертил ладонями мои изгибы.

— Ты переходишь все границы.

— Тебе не нравится, когда я нежный?

Прикусила губу. Всегда вывернет всё наизнанку!

— Нравится, — развернулась к нему, обвила его шею руками. — Почему тебе плохо было?

— Храмы все осквернили. Силу черпать не выходит, а этот облик столько сил расходует.

— Забери силу с моей защиты.

— Нет!

Холодная вода неожиданно хлынула из душа, обливая мою спину, заставив вскрикнуть.

Воду отладил на тёплую, намылил губку и стал мыть мою шею, грудь.

— Не пойму, какой ты настоящий, — поделилась своими соображениями.

— Мы всегда надеваем маски, подстраиваясь под того или иного человека и являемся такими, какими нас желают видеть.

— То есть, мы лицедеи и всегда лживы? Я была твоим заданием? Признайся.

— Нет. Никогда.

— А сейчас?

— Когда услышал про рябую, внутри будто что-то оборвалось. Ты не представляешь, каких усилий стоило сохранить лицо.

— А показательное наказание?

— Непозволительно перечить начальнику или тому, в чьей ты власти.

— Значит, буду перечить, — сделала я вывод.

— Люблю тебя, — и он припал к моим губам.

И вот сейчас это признание растопило лёд в душе. И хлынули такие чувства, огромные, всепоглащающие. Когда я успела в него влюбиться? Нет, не влюбиться, а полюбить!

Он был частью меня, такой противоречивый, сильный и властный, такой уязвимый. И я — его невеста? Ну и пусть! Эта мысль больше не пугала.

Отстранилась, заглянула в его голубые глаза и сказала:

— Но торопиться не будем!

Хмыкнул.

— А как же властный, сильный, настоящий мужчина?

— Что? — чуть не выпала в осадок.

— Ну, у вас был в выпускном опрос на ваш идеал.

До меня смутно доходило сказанное. Опрос был, но я никогда не любила, когда лезли в душу и написала то, что считала неприемлемым для будущего супруга: властный, сильный, любящий командовать и поступающий вопреки моим желаниям.

— Не поняла, почему ты читал мои ответы?

— Этот опрос проходит через все державные органы, определяют способности к тому или иному и дальше каждая система, отобравшая того или иного учащегося уже подаёт запрос и человека начинают мягко направлять и склонять в нужную сторону. А я случайно прочёл. Я с данными работаю, вот и принимал их. Но система зависла, пришлось перегружать. А когда перегрузили, оказалось, что одно досье повреждено. Меня вызвали восстанавливать. Решил взглянуть, чьё.

— Значит, это тебе я обязана таким профилем и издевательствами?

— Я, кстати, тогда стёр всё, что касалось твоих предпочтений в мужчинах, сославшись на повреждённость. Но это твои ответы, не мои. Поэтому только ты несёшь ответственность за свои поступки.

— Значит, ты пытался соответствовать моим ожиданиям? И что ты пять лет назад уже мною интересовался?

— Нет, заинтересовался после твоего ответа. Решил увидеть вживую. Ты мне пришлась по душе. А потом с твоим отцом познакомился уже на базе, и он стал звать к вам в гости, — тут он посерьёзнел и добавил: — Ладно, поговорили по душам, и хватит. Я играю свою роль, ты — свою. Спим вместе, в остальные мгновения чётко выполняешь приказы. Будешь строптивой, буду наказывать, а выбиваться из типажа мне нельзя.

— А эти женщины...

— Я ли их осеменил? — догадался он мучающий меня вопрос. — А ты подумай.

— Если мы виделись месяц назад, значит...

— Умница! Всё, закрыли тему.

— Ты его подменил?

Кивнул.

— А теперь ты должна помочь мне.

— Как?

— Призови тьму!

Спорить не стала. Хотелось быть полезной. Поэтому вспомнила, как тьма обволакивала меня там на берегу. И тьма сгустилась. А потом Мор впитал её, волосы стали чёрными, глаза — тоже. И цвет кожи изменился на зелёный, черты лица Мора — тоже не угадывались. И хоть старалась держать себя в руках, всё же шарахнулась.

— Ещё призови, — шепнул Мор, когда тьмы вокруг просто не осталось.

— А почему сам не можешь?

— Вне храма не могу. А вот ты — более способная.

Похвалил? Да ещё сказал, что лучше него? Кажется, у нас сдвиг в наших отношениях!

Я призывала ещё несколько раз Мару. Вспоминала безграничное царство богини ночи — космос.

Потом зелёный просто вытерся и надел банный халат.

— Ты всегда пялился на мою грудь, — обиженно засопела, тоже одеваясь.

— Тренировался управлять своим телом.

— И как?

— Сама ответь.

Да, успешно. Похоти не заметила за всё время, пока мы здесь мылись и целовались, и трогали друг друга.

Надела тоже халат. А он засунул руку под мои волосы и достал их из-за ворота. Вспомнила, как он любит мои космы. Тряхнула соблазнительно гривой, разворачиваясь к нему лицом.

— Доиграешься, — пообещал он.

По телу пробежал предвкушающий жар.

Закусила губу.

Странно, но меня уже не смущал цвет кожи и глаза. Я видела лишь того белобрысого парня, который только недавно под струями воды меня целовал и намыливал.

Он вышел из банной. А я рассматривала себя в зеркало. Слишком довольной выглядела. Меня ведь, считай, изнасиловали. Нельзя так! Иначе всю игру порушу.

И я накрутила себя, поплакала над своей несчастной судьбой, вспомнила, как меня трогал тот бандит. Представила, что он меня попытался изнасиловать.

— Тана! — рявкнул Шекс на языке зеленокожих.

— Пойдёмте, — сказала Рута, открывая дверь банной. — Не злите хозяина. Хуже будет...

— Хозяин велел одеться. Пойдёмте, я покажу раздевалку...

Решила, что девчонка перепугана, и если на мне гнев вряд ли отразится, показное раздражение заставит её нервничать. Как бы преждевременные роды не вызвало это.

Меня провели на второй ярус. Там было всего две комнаты. Спальня хозяина и раздевалка. И в последней столько разных нарядов, но в основном женские. И непотребные!

— А попристойнее ничего нет?

— Нет.

— Но ведь вы носите?

— Нам купил хозяин с месяц назад. Сказал, что мы выросли из всех нарядов.

— А на замену?

Помотала Рута головой.

Ладно, раз хочет, чтоб я в это оделась, пусть будет. Посмотрим на твою хвалёную выдержку.

Выбрала бежевое облегающее платье, приоткрывающее половину груди и с глубоким вырезом на спине. Когда же я вышла к своему зеленому жениху, он поперхнулся.

Когда же откашлялся, спросил Руту, которая прислуживала за столом, о том, что это такое.

— Тана сама выбрала. Но у вас же все такие наряды...

Шекс, подумав, кивнул. И продолжил есть, не глядя на меня.

— Вы с Мирой ели? — спросил он.

— Вас ждали.

— Садитесь, тоже ешьте. Тана вам поможет по хозяйству. Если кто придёт, Тана, ты не высовываешься. Идёшь в спальню и ждёшь там меня. Ясно?

— Д-да, — неуверенно буркнула я.

— А я в лабораторию. Если что — позовёте.

После этого Шекс встал из-за стола, окинул меня многообещающим взглядом и удалился. День прошёл спокойно, мне даже как-то скучно стало. Я возилась по хозяйству: занялась уборкой, ведь Мире и Руте тяжело было наклоняться. Они готовили, стирали, меняли постель. Я сунула нос в лабораторию, но меня выставили за дверь.

— Брысь отсюда! Иначе я тебя прямо здесь и возьму! — шикнул жених.

Я оценила всю серьёзность его намерений и решила не доводить. Пока.

Вот и хвалёная выдержка. Да я только полдня с ним. Мои ребята и то целый день глазели, но выдержали. А может, это такая тренировка выдержки? Меня наказывают, а их тренируют? И каждый день в душе — тоже.

Ужин велено было отнести в спальню. Мне.

— Иди...

— Что мне делать? — заметалась я перепуганной пташкой.

— Не сопротивляйся, тогда быстрее отстанет. Не то до самого утра будет тебя осеменять.

Меня передёрнуло. Причём искренне.

Этот Шекс тот ещё извращенец.

Но ужин на подносе понесла, затем вернулась за тарелками, приборами и чашками. В спальне обнаружился столик на колёсиках, куда всё и сложила. Решила переодеться, влезла в раздевалку. Но тут услышала стук двери. На пороге стоял зеленый жених.

— Я сейчас, только переоденусь! — крикнула ему и схватила первое попавшееся чёрное платье. Относительно закрытое. Разве что выше колен. Быстро переоделась и вышла.

Шекс замер, узрев меня. И взгляд пробежался от горла и до края подола.

Зарычал.

— Я предупреждал, Тана! Но ты решила испытать моё терпение...

В следующий миг он оказался рядом, не Шекс, а голубоглазый жених, меня довольно грубо прижали к стене и впились в губы. Немного грубовато, но я не сопротивлялась.

Отлепился. Закрыл глаза и прислонился к стене, выпуская меня.

— Вот, мне выдержка уже отказывает. Зачем ты меня испытываешь? — обиженно просопел он.

— Я тебя даже не пыталась соблазнять сейчас.

— А зачем надела прозрачное платье?

— Как прозрачное? — и я взглянула на платье. — О, боги! Прости... Я переоденусь...

— Не надо. Боюсь, что в этом доме приличной одежды нет.

— А твоя?

— Моя?

— У тебя кроме этой ничего?

— Есть ещё, — и он пошёл внутрь раздевалки, затем принёс мне балахон.

Я нацепила его поверх платья.

— Давай поедим и спать.

— Кто здесь жил? Что с ними стало?

— Не знаю. Теперь уже не важно, — и он вновь стал зелёным.

Хотела возразить, но передумала. Нас могут подслушивать.

— А где моё ожерелье? — вдруг вспомнила про него.

— Дома никакого ожерелья. А из избы ты вряд ли выйдешь...

— Тогда какой смысл в том, что я здесь?

— Ты хочешь идти геройствовать, рискуя собой?

— Да нет, не особо. Но заниматься чисто домашними делами скучно.

— Я подумаю, куда тебя приспособить, — пообещал он.

Ели в молчании. Какой смысл во всём этом? Ну разведаем мы, но, по сути, наши военные не вмешиваются. Да, Мор спасает женщин, детей и некоторых мужчин. Но этих нападений можно было избежать, если б мы защищали. А так что?

Или просто убрать угрозу. Как Мор сегодня. Вспомнила взрыв. А он молодец! Сам ведёт борьбу? Может весь этот город взорвать? Пустили на свою голову этих зелёных. И свои же убрали единственную сдерживающую силу. Зачем? Может, предатель какой затесался в ряды местных? Жили ведь люди в ладу с природой, растили сады, создавали устройства. Да хоть бы этот плот-самолёт! А теперь всё разрушилось в один миг. Паразитов просто пустили захватывать новые земли, губить местных.

— А кто приказал убраться военным?

— Раз в несколько месяцев происходит сходка всех отцов на собор. Считается, что пока мужчина не женился и не обзавёлся потомством, он не может правильно оценивать все риски.

— Только мужчины?

— Женщины считаются слишком подверженными чувствам, а это влияет на правильную оценку положения.

— Ты — ореанец? — вдруг спросила я.

— Да.

— Но как? Вы же не воюете?

— Первый захват зелёными произошёл лет двадцать назад, по срединным меркам. Здесь лето вдвое длиннее, как ты знаешь. Тогда некоторые мужи предложили создать свою оборону, выделить воинское сословие. Но, эту мысль не поддержало большинство. Мол, мы всегда были мирным народом. Тогда поступило встречное предложение обратиться за помощью к тем, кто в этом имеет толк.

— Срединцам?

— Да. Так договорились об обороне. Но не только. Некоторые семьи пошли против решения большинства и решили подстраховаться немного... — Мор замолчал.

А я подумала, что если они отдали детей на обучение к нашему народу...Безумие. Мы своих сыновей отпускаем в семилетнем возрасте учиться воинскому мастерству, но, как я недавно узнала, это всего лишь подготовка, чтобы легче поступить было в армию офицером. Значит....

— Тебя отдали учиться.

— Да, меня и ещё порядка двадцати детей. Единственное условие, которое выдвинул мой отец, чтобы никто не знал о том, что мы — ореанцы.

— Но ваша внешность слишком выделяется среди наших, — возразила я. Волосы слишком белы, у нас таких не бывает. Наши светленькие рождаются в основном чёрненькими, потом родовые волосы вытираются и становятся светло-русыми, но не ярко-белыми, да и со временем темнеют. У Мора же сейчас были ярко-белые волосы.

Голубые глаза тоже не являлись редкостью, просто небесный оттенок со временем менялся на более тёмный.

— Закапывали глаза каплями, меняющими цвет, и также волосы?

— Не совсем. Вначале всех детей пустили в храм Мары. Обычно так рано не пускают, лишь после поступления в армию.

— Но вам сделали исключение.

— Да. Мы стали иными, не похожими на остальных детей. Черноглазыми, черноволосыми, поэтому нас стали учить отдельным классом. Со временем научились чуть изменять свою внешность, но зависимы от тьмы. Тьма — стала сродни наркотику.

— Поэтому тебе плохо было на плоту и в этом доме?

— Да. Последнюю тьму я израсходовал, лишь внешность держал на одном упрямстве. Нас так учили. Даже умерев, израсходовав последние силы, нельзя чтобы все твои достижения пошли прахом.

— Тебя поэтому взяли на это задание? Из-за способности менять внешность?

— Можно и так сказать.

— То есть?

— Тана, я могу быть нежным или наоборот грубым, — вдруг переменил русло разговора, — но норов у меня военный. Я привык убивать, привык отдавать приказы, привык, чтобы меня слушались. Ты воспитывалась в семье военного и должна уметь чётко выполнять приказы.

— Ты о чём? — не понимала, куда он клонит.

Мор закатил глаза.

— Я тебе всё сказал. Дело за тобой. Защиту снимать не стану.

Он о защите?

— Убирай со стола, ну и сама знаешь...

Что я знала? Готовиться ко сну? А сплю я с Шексом.

На что он намекал? Когда соблазняю, пусть неосознанно, ему не нравится. Но при этом сам говорит, что дело за мной и о защите что-то. Если защиту он ставил, то она не должна на нём сработать или всё же... А если так... То лишь добровольно возможно. А как же его "если всем сердцем полюбишь кого-то"?

Вспомнились и другие слова:

"Пусть твой первый единственным будет".

Он на это намекал? Готова ли я признать Мора своим единственным? Замуж не зовёт. Да и без одобрения начальника вряд ли это возможно. Единственное, что он — мой парень. То, что сейчас происходит можно причислить к вынужденной мере. Но... если я отдамся Мору, осознав, что люблю его, значит, защита развеется. Сможет ли он меня защитить от других? Тем более сейчас.

Мор, приняв облик Шекса, ушёл из спальни. Столько всего за сегодня узнала. Вот только надо разложить всё по полочкам, а для этого нужен сон, полноценный, когда мозг переключается на работу с телом, а не внешней средой, залечивает повреждения, проводит упорядочение полученных данных.

Насиловать меня не будут, и то радость. А вот осеменять... Бр... Как можно подходить к зачатию дитятка вот так? Какая-то дикость. Но я сказала Мору, что сделала укол, значит... Ох, я понурила голову. Как не одно, так другое.

Отнесла на кухню поднос с пустой посудой. Съели всё. Я, правда, не чувствовала вкуса еды, просто была так увлечена разговором по душам, что и не помнила, как ела. Но посуда пуста.

Меня поймала Мира.

— Ты это... Выпей, чтобы не понести*... — смутилась она, протягивая мне какую-то баночку с жидкостью.

— Что это?

— Отвар ижмы*...

— Благодарю.

Мелькнула мысль, может, выпить? Потому что зачать дитя в таких условиях и стать уязвимой — не самая хорошая мысль. Вот только... что-то останавливало это сделать. Что-то на грани сознания. Ижма... Похоже на нашу пижму. А она не препятствует зачатию, она отторгает уже поселившееся в твоей утробе дитя. Может, конечно, это другое растение со схожими свойствами, но в такое совпадение не верилось.

— А ты почему не выпьешь?

— Как можно убить собственное дитя? Пусть от этого зелёного гада, но всё же... Это ведь моя кровиночка...

— Он тебя насиловал?

— Нет, — она облегчённо вздохнула. — Нам с Рутой повезло, видно, мы не привлекаем его.

— Тогда как же?.. — я намекала на достаточно большой срок.

— Как-то искусственно. Правда, тоже неприятно, болезненно. Но он предложил выбор, и мы обе согласились на искусственное...

— Ясно.

— Но ты — другая.

Неужели выделяюсь среди окружающих? Холодок залез под подол хламиды и прошёлся по позвоночнику.

— В смысле?

— Рябая и ничем не привлекательная. А он, похоже, запал на тебя.

Вот так-так...

— Он разве ещё не... — она осеклась.

А я побледнела. Я всё поняла, о чём она подумала, что мы уже в душе... того...

— Только помыл, — решила сказать.

— Вот, пей, пока не поздно... Потому что ночь будет жаркой.

Всплыли в сознании слова Шекса о том, что он не может вернуться без добычи и что будет осеменять. Надо поставить Мора в известность о том, что я укол не делала.

И... решила биться до последнего. Хочу полноценное задание. Если Мор имеет связь с базой, то пусть спросит начальство, в чём моя задача будет заключаться. Не могу я просто сидеть без дела! Да и зеркалки моей нет. Снимать скрытым съёмщиком — не по мне это. Пусть нацепит на своих осеменённых, они, как я поняла, выходят наружу, даже покупать еду на рынок. Вот и пусть заодно послужат своей земле. А ещё это была пусть маленькая, но месть. За всё то обращение, которое мне доводилось терпеть. Он, к слову, так и не извинился за грязные сапоги.

Вернувшись в его спальню, Шекса не обнаружила. Вдруг меня осенило, решила попробовать одну мысль.В раздевалке нашлось зеркало, вот и встала перед ним. Раз Мор может, вдруг и я смогу.

Представила себя на вимане в окружении тьмы. И стала её впитывать. Волосы стали чёрными, глаза — тоже. Теперь чуть изменить черты лица и цвет кожи. Тьма — отсутствие света. А цвет — всего лишь способность предмета отражать те или иные световые волны. Значит, мне надо что-то сделать с кожей, чтобы она отражала лишь зелёный спектр Ярилы-солнца.

Оглядела себя в зеркале. Я уже даже начинаю привыкать к такой внешности. Самое главное, что веснушки теперь исчезли. Я выбрала один из откровенных нарядов и переоделась.

Когда стукнула дверь, я поправила волосы и поспешила на выход из раздевалки.

Шекс, сняв уже свою хламиду, замер, уставившись на меня.

И на мгновение я увидела презрение в его глазах и даже ненависть.

— Милый, — заговорила я на языке зелёных, — я скучала! — и сделала шаг вперёд, стараясь двигаться так, как та короткостриженная на базе.

"Милый" на миг растерялся. Шаг, и ещё. И вот уже он подпирает спиной дверь. А я начинаю плавно раздеваться. Меня распирает на смех, видя, как Мор дрожащей рукой пытается нащупать ручку двери.

И я бросаюсь на него. Стараясь двигаться молниеносно, как тренировали меня на срединой базе.

Дверь он всё же открыл.

И вот уже мой зелёный парень лежит на полу, опутанный по рукам и ногам.

Слышится вскрик девушек. Я поднимаю взгляд, отрываясь от Шекса.

Прищуриваюсь. Рута с перепугу бледнеет, Мира сползает по стеночке.

— Милый, пойдём в спальню, я соскучилась. Не стоит травмировать твоих подопытных.

Шексу пришлось вставать прямо со мной. Ну, что будешь делать? Как выкручиваться? Входить в спальню и закрывать дверь.

Но стоило нам остаться наедине, как меня довольно грубо отстранили.

Его прищур мне не понравился. А в следующее мгновение руки сомкнулись на шее. Одно мгновение и я — покойник.

— Мор! — испуганно прошептала я. Пора заканчивать с игрой.

Хватка ослабла. И удар пришёлся в деревянную бревенчатую стену, проломив её, а она не меньше локтя* толщиной.

— Дура!

С таким определением согласилась.

— Прости.

А в следующее мгновение оказалась на его коленях с задранным подолом. Шлепок пришёлся по мягкому месту обжигающий, заставляющий слезам брызнуть из глаз. А затем второй и третий.

Помимо жжения душу терзала горькая обида. Отец ни разу меня не шлёпал. Я правда, за всю жизнь не оказывалась на волосок от смерти, но всё равно. Слёзы душили, но меня не спешили оставлять в покое.

Он откинулся на спину, прижав меня к своей груди и позволил зарыдать вголос.

— Жестокий! — прозвучало обвиняюще.

— Думающий только о себе, — дополнил он.

Я подняла голову, заглядывая в его чёрные глаза без белков.

— Да, обо мне совсем не думающий. А мне, может, больно...

— Не так больно, как обидно... — поправил он.

Задумалась, прислушалась к себе. Многострадальное место жгло.

— Больно! И обидно, — согласилась.

— А теперь ответь, почему я так поступил?

— Чтобы не повадно было повторить.

— Всегда знал, что ты — умница.

— Мог бы и просто отругать.

— А был бы толк?

Подумала, что, наверное, нет. Всё равно б сделала по-своему. А сейчас? Повторения сего действа мне явно не захочется. Но обида, что странно, прошла.

— Всё равно, жестокий! — надула губки.

— Следов не останется, — он прикоснулся к измученному месту холодными ладонями, принося облегчение.

— У той девчонки останутся шрамы, — припомнила ту ослушавшуюся, которая получила хлёсткий удар когтями зелёного.

— Это малая плата за её своеволие.

— А я?..

— Ты — любимая.

Вот такое признание заставило всхлипнуть, уткнуться в его грудь.

— Я испугался за тебя, — услышала тихое.

— Почему? — успокоившись, прошептала я, спрашивая о том, почему он так накинулся.

— Ненавижу их.

— Почему?

— Сестру и маму изнасиловали и убили.

— Но... Ты же пошёл сюда...

— Не думал, что пойду.

— Но пошёл.

— Из-за тебя. Иначе б не позволили быть на Орее.

— Прости...

— И ты прости, что не распознал и чуть не убил.

Он нежно гладил по волосам, заставляя меня млеть.

— Я хочу быть полезной... Хочу чтоб ты доверял мне.

— Давай спать. Утро вечера мудренее.

— Мне изменить свой облик?

— Нет. Буду привыкать.

— А ночью не удушишь?

— Боишься?

Прислушалась к себе и поняла, что нет.

— Я не понимаю, на что ты намекал... — честно призналась. — Хочешь миловаться со мной? Но тогда защиты ж не станет... И...Я солгала насчёт укола...

Он нежно потрепал по голове.

— Давай договоримся, что сперва обсуждаем то, что ты хочешь сделать.

— А если некогда?

— Значит, зовёшь меня.

— Как?

— Просто представляешь в виде тьмы, зовя по имени.

— Которому из?..

— Любому.

— А тогда, когда Фрося... — хотела сказать про Всеслава, но слова застряли в горле.

— Да, — всё понял он. — Но только про себя.

— Так я — твоя невеста?

— Да, если ты этого хочешь.

— Хочу.

— Значит — да. Что до защиты... Она исчезнет, но появится новая. Сильнее. Но тогда уже ни один мужчина с определёнными намерениями к тебе не прикоснётся. Я ревнив, убью каждого.

— А если он просто захочет помочь мне... Как же доверие?

— Помочь, желая обладать?.. Интересное видение... — хмыкнул.

— Думаешь, меня совсем никто не может хотеть? — вновь подняла с вызовом голову.

— Мысли и намерения — вещи разные, как и мысли и действия. Но прикоснуться можно по-разному, согласись... — и он скользнул по моей спине, вызывая волну жара. И когда ладони потеплели? — Но та тварь, что сегодня лишилась руки, не выжила б... Вот и подумай, надо ли тебе такое "счастье"?

Несносный Мор, но с ним так сложно и так просто одновременно.

Свет погас, погружая нас во тьму, оставляя меня наедине со своими думами и его поглаживаниями.

Под стук его сердца я и уснула.

Примечания по главе:

лето* — в значении год.

Плетью обуха не перешибёшь!* — народная пословица, означает, что необходимо правильно оценивать свои возможности и силы, не лезть в разные авантюры, и не вмешиваться в те события, ход которых вам изменить не под силу.

понести* — отяжелеть, зачать, забеременеть.

ижма* — пижма. Провоцирует выкидыш.

локоть* — (Даль) В виде меры, длина от угла этого до конца среднего перста, около 14-ти вершков.

Глава 11

Проснулась от поглаживания моих волос. Что снилось, не помнила. Но выспалась хорошо. Лежала так же на его груди, правда, в живот упиралось что-то твёрдое. Встретилась с чёрными глазами зеленокожего. На любимого при дневном свете он не походил. Вот нисколечко. Но... Что-то родное и неуловимое всё же имелось. Какое-то время мы просто разглядывали друг друга. Отметила, что зелёный цвет моих рук остался и чёрные волосы упали на обнажённую зелёную грудь. Не помнила, когда разделась. Но оба мы были в чём мать родила. Ощутила и его желание.

— Это не то, о чём подумала, — сказал на языке зелёных Шекс.

Пожала плечами и встала, соблазнительно потянувшись.

— До внедрения наши наблюдали за жизнью Шекса целое ореанское лето. Правда, не меня собирались использовать, а более страстную личность, которая будет делать всё то, что я тебе вчера обещал, чтобы не выбиваться из образа. И на меня давят... Тем более, что ты — рядом. Зря ты так себя ведёшь.

Но я ухватилась за весть о НИХ:

— Они знают?

— Да.

— Как там мой отряд?

— Цел. А вот Ястреб пропал. Не знаю, кто это, но велели передать.

Странно. Куда он мог деться? Надеюсь, его не убили и в плен не взяли. Интересно, а какие у него отношения с тьмой? В отличие от Мора, у него глаза никогда чёрными не были.

— Пойду в душ, — сказала я, поднимая с пола платье, интересно, как оно там оказалось? — Советую раздобыть местную одежду для меня, иначе надену что-то из этого, когда пойду в город, — предупредила этого зелёного.

Прикоснулась к пострадавшему от наказания месту, ничего не болело. Выгнулась, чтобы поглядеть. Ни красноты, ни следов... Будто ничего и не было.

— Хочешь меня, так и признался б, — ответила и откинула соблазнительным жестом с лица прядь волос.

— Возьму силой, будешь потом обижаться, — прозвучало как угроза.

— Я тебя уже соблазняю в этом облике?

Как он оказался рядом, я не заметила. Прижался к моей спине, чуть наклоняя вперёд, позволив упереться ладонями в стену, касаясь своим мужским достоинством моего естества, заставив задохнуться от нахлынувших ощущений предвкушения. Он чуть ткнулся, заставив охнуть и задышать чаще.

— Как тяжело сдерживаться... Меня соблазняли многие, но ни одна не вызывала такого отклика в сердце и теле, — его рука легла мне на живот.

В следующее мгновение он развернул меня к себе лицом.

— Чего ты пытаешься добиться? Скажи, я не умею мысли читать.

Сейчас он был хоть и зелёным, но с голубыми глазами, которыми залюбовалась. Желание он подавил, и уже ничего не говорило, что мгновение назад он чуть не сделал меня своей. И правда, чего я хочу? Просто отдаться похоти? Так противна ведь сама мысль об этом. Но... Не с ним. Нравится дразнить его. Хочется, чтобы вновь стал тем Мором, которого знала. За меня решал, как мне быть.

— А ты что думаешь по поводу всего этого? Я так понимаю, Жесткач дал добро на наши отношения. На то, чтобы ты соответствовал нужному образу.

— Я ж тебе уже сказал, что мы поженимся — вопрос решённый. В армии не принято устраивать пышных свадеб. Храм да застолье. Но родичей на свадьбе не будет.

— Я не про то... — попыталась возразить. — Тут у них такие порядки... Я так понимаю, что и замуж не выходят... Просто не считают это чем-то важным. И если надо на задании с кем-то спать, то сделать это.

— Что ты хочешь знать? — он прижал к себе.

— Как ты смотришь на наши отношения — спать на задании, не ради зачатия дитятка, а ради чего? Соответствия образу...

— Здесь это в порядке вещей...

— А вот здесь? — я прикоснулась к его груди, где за преградой билось его сердце.

— Если с тобой, то главное, чтобы ты была готова, — прикоснулся к моей щеке большим пальцем, к уху.

— А если это не я буду?

— Накручиваешь себя... — сделал он вывод. — Я месяц продержался, ещё продержусь... Сколько потребуется.

— Даже если прикажут?

— Ты ж меня вчера дразнила. Даже набросилась. И каков итог?

— Ты меня чуть не убил.

— Я не о том. Было у меня желание?

Помотала головой.

— Конечно, это может стать моим позором, если узнают. Но только ты вызываешь во мне любые чувства.

— И ненависть?

— Ты ж знаешь ответ. Ты бесишь порою, но не на столько, чтоб хотелось тебя убить, разве что проучить.

— И всё же ты не ответил. Ты хочешь, чтобы у нас вот так было?

— Если и будет, то по-настоящему.

— То есть?

А он поцеловал. Только не нежно, а страстно. Приподнял меня, разводя ноги и усаживая на свой пояс, заставляя обхватить его. В лоно упёрлось что-то, точнее кто-то... Ну, то есть...

Он отстранился.

В его голубых глазах плескалась любовь ко мне и... желание.

— Если согласна стать моей навсегда, прямо сейчас...

— При одном условии.

Он замер, ждёт.

— Что ты тоже будешь только мой. Навсегда... Пока смерть не разлучит нас...

— Э, нет, милая, навсегда — понятие гораздо длиннее, чем до смерти.

— То есть, ты и после своей смерти не позволишь никому ко мне прикоснуться? — уточнила я. Бред! Вот что за дурь я спрашиваю? О чём думаю? Разве ,собираюсь умирать? Или уже планирую жизнь без любимого?

— Со смертью там много всего намешано. С Марой можно договориться, тем более, что мы с ней в особых отношениях. Зависит от обстоятельств. Я б не хотел забирать тебя вслед за собою.

Он осторожно снял меня с себя, целиком охладев.

— Я ответил на твой вопрос? — и, получив мой кивок, молвил: — Иди в душ, а то я пойду. Или хочешь вместе?

— А как я должна себя вести после изнасилования? Плакать и кусать локти? Или зажаться в угол и не выходить? — прошептала я.

— Если в том виде, котором сейчас, то ты меня сама изнасиловала, — так же тихо ответил он.

О, я ж зелёная!

Пришлось обсудить, как мы это всё обставим. Пока договаривались, выяснилась одна немаловажная деталь о жизни зелёных. Женщины у них были на первом месте, им, можно сказать, поклонялись, их боготворили. В свою очередь женщина могла не одарить даже взглядом. Когда охотится, могла соблазнять, кокетничать на улице, но идти за мужчиной в его дом означало, что согласна разделить с ним постель.

Я вытребовала с любимого обещание, что он не будет убивать зелёных женщин, и всегда даст возможность доказать ему, что это я. И вообще — низко как-то это всё. На женщину поднимать руку.

— Ты не права. У них женщина — более сильный представитель народа. Она сильнее, умнее, хитрее мужчины, и не только занимает более важные посты на службе, но и в армии.

— А зачем тогда нужны мужчины?

— Для продолжения рода и чтоб выполнять любые женские прихоти. К тому же, женщины так искусны в постели, что однажды переспав с мужчиной, делают того безвольным рабом.

— Как так?

— Он будет делать всё, что она скажет, чтобы добиться вновь её внимания.

— Хочешь сказать, что у них мужчина принадлежит лишь одной женщине?

— Нет.

— Но... Ты ж сказал...

— Другая позовёт — он не имеет права отказать.

— А зависимость?

— Сохраняется ко всем.

— Тогда как же они делят эту покорность?

— Не знаю, Танюшка.

— А если тебя позовут? И вчера ж тебя не просто позвали... — я намекала на зелёную.

— Они сами приходят.

— А, ну да.

— Вот и используем её. Можно получить доступ к её воспоминаниям. Изучим её жизнь и внедрим тебя.

Мне всё равно мысль издеваться над женщиной не нравилась. Над любым человеком. Но я понимала, что армия — не пустой звук. Они не жестоки, просто это вынужденная мера, если потребуется идти на пытки.

— Хочешь сказать, что получил доступ к знаниям и воспоминаниям Шекса?

— Да.

— А это не отразилось на тебе?

— Нет. Заиграться могу, играя его роль. Изучил его жизнь вдоль и поперёк, знаю всех его знакомых.

— Так ты б соблазнился на зелёную?

— На людях — да. Но стоило б остаться нам одним — убил бы.

— А если б она прямо при свидетелях тебя того...

— Заманил бы в спальню и... — показал на шею.

— Мы ж договорились...

— Есть много разных способов обездвижить человека, парализовать его и прочее.

— И ты эти способы знаешь?

Кивнул. Какой опасный у меня жених!

Тут вспомнила про то, что после бурной ночи должны остаться следы на постели. Любимый следил за моим разглядыванием постели.

— Что?

— Следов нет.

— А должны? — удивился он.

— Ну как же... Ты ведь меня... Ну, того... — смущённо пробормотала я.

Любимый же достал из ящика комода пробирку с тёмно-красной жидкостью.

— Я ж безумный учёный. Ни капли потери! — расхохотался он, меняя свои глаза на чёрные. Растрепал свои волосы, накинул хламиду.

— Я в лабораторию, у тебя есть возможность принять душ без меня, — сказал громко. — Хотя... я не против, если ты там задержишься. И не вздумай замыкать за собой дверь. Выломаю — вообще двери не будет, — это прозвучало угрожающе, и он вновь расхохотался и уже почти вышел, когда повернулся и молвил: — Та-ню-ш-ш-ш-ка...

Изменив облик на привычный, я натянула хламиду. Представила, как бы себя ощущала, если б меня изнасиловал зелёный. Жизнь не мила. Руки-ноги неподъёмные. Всё безразлично. И по стеночке поплелась в душ, натянув маску отрешённости.

В проходе меня встретили девочки, подхватили под руки, повели в душ. Что-то говорили, выражая сочувствие, но я не слушала. Не должна слышать. Думала о Ястребе. Что ж с ним случилось? И кого заменил Мор на задании? Девочки ж обсуждали зелёную, мол, хоть и пришла такая, а нашей Тане досталось всё равно. А они так надеялись... И куда эта зелёная подевалась?

Меня даже помыли, смывая что-то между ног.

— Ни капли крови не оставил... Кровопийца...

— Зато семени своего... — слышались бормотания-причитания подруг по несчастью.

Семени? Когда успел? Когда прижимался? Или у нас всё же что-то было?

Когда же меня попытались вытащить из-под струй воды, я упёрлась, представляя, как водичка смывает с меня всю грязь, при условии, что меня изнасиловали... Девочки отстали.

Вышла я из банной раскрасневшейся, с покрасневшими глазами, будто плакала. Закуталась в банный халат, словно мёрзла. Девочки тут же усадили за стол, начали поить отваром. Я молчала, думая о своём. Провалила ли задание? Да и каким оно было? Своих ребят спасла, и то радость. Если Ястреба нет и меня тоже, кто ими руководит? Надеюсь, все живы. Как там отец с мамой поживают?

Вскоре явился Шекс, девочек отослал на рынок, а меня позвал в лабораторию.

Там дал мне доступ в невод. Надел на меня шлем, и я оказалась во тьме. Вначале кроме пустоты ничего не имелось, а затем стали появляться какие-то ленты. Подумалось о моём отряде, Жесткаче. И вот он уже прямо передо мной.

— Докладывай, Сметана!

— Жесткач? — удивилась я.

— Да. Рассказывай всё с самого начала. Почему ты не выполнила задание?

— Какое?

Не произвела разведку? Так, стоп, о чём он?

— А в чём было наше задание?

— Разве ты не получила цель, условия? Я ж тебе велел пообщаться с Ястребом?

— Я и пообщалась. Он сказал, какое оборудование понадобится, — и я рассказала как дело было, начиная своим уходом от него

— Ясно. В общем, сиди, где сидишь.

— А чем мне заниматься?

— Разве твой похититель тебе не сказал?

— Что именно?

— Играет в благородство? Ну-ну... В общем, Шекс — тот ещё извращенец. Да они все там такие, что женщины, что мужики. И хоть он на нашей стороне, в общем, тебе надо играть роль его подстилки. Планировалось, что будет работать пара наших. Но кто-то карты спутал, в общем, завербовали этого зелёного. Никто не собирался играть по его правилам, но кто-то ему явно благоволит. И у него руки развязаны, в отличие от нас. Он хоть и подчиняется нам, но может действовать по своему усмотрению, насилуя тебя во все дыры. Ну, такова цена...

— Это вы о чём?

— У нас приказ не вмешиваться. Всё, что мы можем, это тайно скупать пленных, не без его помощи, и отдавать их местным. Всё. Остальное — только сбор данных и невмешательство.

— Как вы собирались меня использовать?

— Мы нашли для тебя объект. Пока только слежка за ней, изучение её повадок. Когда будешь готова, Шекс сменит цвет твоей кожи, если, конечно, он захочет. И да, теперь твоя база здесь. Ты подчиняешься Шексу. А мы свою базу свернули, потому что нас могли обнаружить. По договору о невмешательстве ты осталась одна, ибо незачем было лезть на рожон. Приспосабливайся к тому, что есть. И, надеюсь, ты укол сделала. Хотя, твоя беременность тоже может сыграть нам на руку. Просто раздвоиться у тебя тогда не выйдет. На этом всё, голубки. Развлекайтесь...

И наступила темнота и тишина.

Я сняла шлем. Шекс суетился вокруг. Я и не заметила, но полы моего халата были раздвинуты, обнажая меня. И вообще, я лежала, а не сидела, на разложенном кресле, ноги полусогнуты и разведены в стороны.

— Шекс, что ты со мной делаешь?

— О, Танюшка пришла в себя! — обрадовался он, подбежал вприпрыжку. — Как ощущения? К сожалению, я проверил, опыт прошёл неудачно, надо повторить, — и глаза зажглись безумным блеском. Его рука коснулась моего лона и потрогала.

Я, стиснув зубы, терпела его безумности.

— Повторить что?

— Естественное оплодотворение!

— Что? — я чуть не свалилась с этого кресла-постели.

— Не переживай, я раздобыл смазку, в этот раз точно больно не будет! — в его руках была какая-то банка.

Бежать бесполезно. Я сжалась в комочек. Что за безумное задание? И как мне себя вести? Мор играет правдоподобно. Порою мне кажется, что этот безумец сделает всё то, что обещал, ведь верит в то, что говорит.

И он снял свою хламиду, показывая стройное зелёное тело, с возбуждённой плотью.

— Нет, ты не посмеешь!

— Ещё как посмею! — заверил он.

— Здесь? — пискнула я.

— Тебя смущают возможные свидетели? Тут никого нет. Девочки ушли на рынок...

Ага, поэтому ты так правдоподобно играешь.

— Но если тебя смущает, мы закроемся, — он подскочил к двери, замок щёлкнул. А я спрыгнула с кресла. Куда спрятаться? Вон там есть шкаф, а за ним заветная дверь...

Но воспользоваться ею я не успела. Меня довольно грубо схватили поперёк тела и потащили к креслу.

И сопротивляться толком нельзя. Что ж, позволить себя изнасиловать?

— Я ведь могу и привязать... Сопротивление меня возбуждает.

Что же делать? Этот зелёный безумец вовсе не походил на Мора. На мои глаза выступила влага. Неужели я вот так буду изнасилована собственным парнем на задании? Он уже где-то раздобыл верёвку и, бросив меня поперёк кресла, намеревался привязать.

— Пожалуйста, прошу... Не надо... Я буду послушной девочкой...

Меня всю трясло, на самом деле. Он опустил руку в банку и какую-то штуковину стал размазывать по моему лону, вытирая о ноги, всовывая внутрь пальцы.

— Н-не надо... Прошу.

Схватил меня за волосы, задирая голову назад. Облизнул моё ухо.

Всё это казалось таким мерзким.

— Тихо-тихо, — шепнул он. — Вспомни утро...

На миг я очутилась там, в спальне, я дразнила его, а он... Наклонил меня и... Вошёл, медленно наполняя. Из его горла послышался стон. Больно не было. Движения ускорялись, всё быстрее и быстрее. Я оказалась во власти приятных необычных ощущений, чувства наполненности, которое с каждым движением казалось насыщеннее. И вот уже из моего горла срывается стон. Ноги не держат, хорошо, что есть опора подо мною.

Опора? Я медленно открываю глаза, оказываясь в лаборатории, лежащей поперёк кресла. И во мне движутся. Всё быстрее и быстрее. Потом покидают меня. По ногам что-то течёт. А мне так мерзко.

— Танюшка, — рядом оказывается лицо Шекса. И я шарахаюсь от него. Он недоуменно спрашивает: — Что?

— Не трогай меня, — шепчу пересохшими губами.

Меня колотит от ощущения грязи, которая там — внутри.

А потом меня схватили и потащили куда-то.

— Не прикасайся ко мне, мерзкая тварь! — кричу я, но меня вдруг макают лицом в воду. — Мерзавец!

Опять и опять, пока я уже почти захлёбываюсь.

— Очнулась? — слышится голос Мора на срединном языке. — А теперь, может, скажешь, что случилось?

— Ты — мерзавец!

— Тана, даже тебе не следует переходить некоторую грань, — слышится угроза. — Объясниться не хочешь?

— Т-ты! Мерзкая тварь!

— Это я слышал. Почему?

Я хлопаю глазами, растерявшись. И он спрашивает? С таким непонимающим лицом?

— Насильник!

Глаза Шекса меняются: проступают белки, затем радужки. И вот уже Мор в своём естественном облике.

— Что? — удивление такое искреннее, что...

Я развязываю пояс халата. А когда я успела завязаться? Прикасаюсь к своему лону. Там сухо...

Теперь я уже ничего не понимаю, но решаю сказать.

— Ты только что меня изнасиловал на кресле...

— Выдаёшь желаемое за действительное? — говорит спокойно.

— Да как ты мог подумать!.. Вначале утром, затем сейчас...

— Что? — прищуривается он. — Утром? Я умею себя держать в узде и желания научился подавлять уже давно.

Я ничего не понимаю. У меня какая-то каша в голове.

— Ладно, давай с конца. Что было до того, как я тебя, якобы, изнасиловал?

Я скривилась, но придираться к словам не стала.

— Ты мне надел шлем, я разговаривала с Жесткачом...

— Что? У нас нет связи с Жесткачом.

— Как нет? — удивляюсь я. — А с кем я говорила?

Мор разозлился, это было видно по желвакам, ходящим ходуном.

Помолчал.

— Пошли, — сказал он.

— Н-не пойду. Вновь изнасилуешь?

— Тана, тебя никто не может изнасиловать!

— Н-но, добровольно...

— Нет. Защита уничтожит того человека.

— Даже тебя?

— Даже меня.

— И ради задания, если я согласна буду?..

— Не мели ерунды. Я не буду с тобой спать ради задания. Ну, то есть спать в переносном смысле. В остальном, я ж сказал, всё будет по-настоящему. Только так.

— Но... я ничего не понимаю.

Он подошёл ко мне, но я вновь шарахнулась. Скривился, но сел рядом.

— Значит, мне всё привиделось?

— Ты с кем-то всё же разговаривала. Вопрос только — с кем?

Я задумалась, если Мор прав, и это чьё-то внушение, то зачем его насылать? Что пытались разузнать? Про Мора не заикнулись ни разу, благо, я тоже не проболталась.

— Мор, скажи, а ты... мы... утром... у нас что было?

— Ничего. Ты соблазняла, было желание тебя наказать. Но это не лучшая мысль использовать для этого самое святое. Поэтому я лишь показал тебе своё возбуждение и попросил не дразниться, а если хочешь... тогда давай поженимся. Но и тогда, не уверен, что снимется защита, пока ты не станешь готова принять меня всего, со своими тараканами...

— Но я ощущала внутри себя движение... чувство наполненности... тобой... пока не осознала, что это не утро, и мы не в спальне, а лаборатории, где ты меня насилуешь...

— Я не могу войти в тебя. Никто не может. Даже если очень захотим.

— Почему?

— Потому что ты должна полюбить всем сердцем, это слияние душ, потом уже физическое... А пока... ты не готова, как бы ни пыталась доказать обратное. Ты меня испытываешь, значит, до конца не веришь. Я готов ждать столько, сколько потребуется.

— Если ничего не было, откуда семя? Девочки помогли его отмыть утром, — уцепилась я за внезапно всплывшую мысль.

Мор подскочил и куда-то рванул. Влез в тот шкаф, что стоял в лаборатории. Принёс какую-то штуковину, напоминающую мужское достоинство. Я поморщилась. Отвернулась.

— Рисковать собой я не стану, не дождёшься, моя дорогая, — он движением рук откинул полы моего халата. — Смотри... — и он прикоснулся к моему лону этой вещью, тут же превращающейся в облачко пыли.

— Но ты ведь касался меня.

— Дотрагиваться могу. Но вокруг тебя тонкая невидимая оболочка заклинания. При всём твоём разрешении и моём нежелании тебе навредить, могу лишь прикасаться, — и нежно провёл по моей щеке. Тут вспомнила, что поцелуи, хоть и страстные, но никогда проникающими не были.

— Так откуда семя?

— Я не самоубийца и собираюсь жить долго и счастливо, с тобою. Поэтому тратить своё семя ради постановки не стану.

— Почему?

— Потому что при семяизвержении я трачу кусочек жизни, равный вынашиванию чада.

— Я — тоже?

— Ты — нет. Но при рождении дитятка молодеешь на три срединных лета. Почему мужчины раньше стареют, нежели их жёны...

— Тогда откуда?

— Утром ты была полна желания, скорее всего эту жидкость и приняли за семя.

— То есть, ничего не было?

— Поцелуи и прикосновения не в счёт? — улыбнулся он и собрался уходить.

— Постой, Мор... А если придётся при свидетелях...

— Это будет представление, лучше всего сзади, тогда разницы почти незаметно.

— А шлем?

— Ах, да, шлем... Похоже, у нас проникновение. Надо разобраться.

— А шлем — он что делает?

— Позволяет общаться с неводом без посредников.

— Когда надела, вокруг была темнота, — я подробно рассказала, что видела, что ощущала, что думала.

— Я попытаюсь отследить.

— Я нужна для этого?

— Рисковать не станем. И для связи с Жесткачом невода недостаточно. У наших отдельный канал связи, нужно найти нужную ниточку в огромном потоке данных, а также пройти кучу защит и ключевых слов.

— А как же то задание, которое мне дали... Какая-то зелёная, за которой наблюдают...

— Слушай, а ведь про меня ничего он или она не знает. Ведь так?

— Судя по всему — нет. Тебя упоминали как Шекса, просто перебежавшего на нашу сторону.

— А про меня на базе, кроме Жесткача, никто и не знает. Да и общаемся с ним в режиме, что я — Шекс, действительно перебежчик.

— Значит, всё же Жесткач?

— Нет.

Мор уже вновь стал зелёным. И как безумец заметался по своей лаборатории. Подключился к шлему, не надевая его. И стал вводить какие-то коды.

Захотелось переодеться. В таком виде ходить не хотелось.

— Я пойду? — затравленно буркнула я.

— Куда?

— Наверх... Переоденусь...

— Ну-ну... Будто здесь есть более закрытая одежда...

— А хламида?

— Хочешь — иди, — и он прошёл к двери, отомкнул, распахнул и ждёт. А я бочком-бочком, мимо него.. — Постой! — остановил его приказ, заставивший меня вздрогнуть.

— Страхи надо бороть тут же... Иди ко мне... — и он распахнул объятия.

— Это приказ?

Он выругался.

— Нет, просьба, прошу.

Затравленно взглянула на него. Знаю, что Мор, но его зелёный вид...

Дверь он закрыл, не позволив мне выйти. Вновь щёлкнул замок, заставивший меня сжаться.

— Убью того гада... — прошипел сквозь зубы любимый. Да, вид его вновь был белобрысый голубоглазый. Распахнутые объятия, в которые я всё же бросилась и разрыдалась.

Он нежно гладил по волосам. Со слезами уходили и боль, и страх. Надёжные объятия обещали защитить от всех бед. Когда выплакалась, отстранилась. Он глядел на меня с нежностью.

— Радость моя...

Я сама потянулась к его губам, он нежно ответил. А когда поцелуй разорвала, попросила:

— Можно я косу заплету?

— Конечно.

— Но я ведь по легенде уже не... — девственница, хотела сказать, но не смогла.

Он на этот раз сам притянул меня к себе и крепко-крепко обнял.

И я не испугалась. Потом отпустил, изменил облик, заставив насторожиться.

— Тут женщины носят любые причёски, не зависимо от статуса. Лишь замужние покрывают волосы.

— Мор... а у нас дети могут быть здесь? Какие у нас планы на будущее?

— Много детей.

— Я могу здесь родить?

— Можешь.

— У меня женских дней пока не было...

— Не бери в голову. Всё будет.

— Но...

Он сделал шаг вперёд, и я непроизвольно отшатнулась.

— Такой отклик даже льстит, пожалуй, не стану его менять. — Всё идёт отсюда, — и показал на голову. — Чем проще ко всему относишься, тем меньше последствий. Давай договоримся, раз у тебя уже было... Пусть в виде видения, но ощущения ж присутствовали, будем считать, что всё взаправду. Мы вот тут... — показал на злополучное кресло. — Пусть я тебя изнасиловал. Шарахаешься, прекрасно, так и надо.

— А что с проникновением?

— Нашёл след, не с базы. Но, думается, часть правды он или она сказали.

— Почему ты думаешь, что она?

— Потому что то, что ты ощущала невозможно придумать. Это внушение было чьими-то воспоминаниями.

— Значит, это женщина?

Пожал плечами.

— Так подсказывает чутьё. Мужчин тоже не стоит списывать со счетов. К слову, я связался с Жесткачом. Они действительно покинули землю Орея. Кто-то слил их координаты. После твоего плена они свернули базу и вовремя, ещё до того, как я тебя выкупил. Потому что её бы стёрли с лица земли. Не просто так захватили ближайшие к ней селения. В общем, повезло. Ты спасла не только свой отряд, но и всю базу. В том лесу искали твоих людей.

— Но как же ребята?..

— Они целы. Когда бандиты пошли по твоим следам, ребята вернулись на базу. Ладно, брысь отсюда. Хотя... — он подошёл, резко распахнул полы халата, коснулся моей груди, вызывая волну страха. — Беги... — прошептал он.

Я и рванула с места, на ходу запахиваясь. Вновь вспомнилось видение, чувство мерзости. Когда я взбежала по лестнице, меня вновь трясло. Так меня и встретили девочки.

— Что? Опять? — спросили хором, стоило мне оказаться у них на виду.

Обняли. И хоть понимала, что Шекс меня нарочно напугал, разубеждать себя не стала. Колотит, ну и пусть.

— Мы на рынке тут одну встретили... Рабыню, как и мы... Она никак понести не может. Сейчас женские дни, так отдыхает. Говорит, что у зелёных на наш запах в это время отвращение. Ни один не подойдёт. Поэтому может, не опасаясь, выходить. А то насилует её хозяин постоянно.

— З-зачем? — заикаясь произнесла я.

— А у них у всех недержание какое-то. Будто чешется в одном месте. Когда их женщины обращают внимание, вроде как чуть поумеривается пыл. И беременных вот не трогают. Но, похоже, только мы двое и понесли усилиями Шекса. Так что, боюсь, попала ты. Если искусственно не оплодотворит...

Меня передёрнуло. Если меня от одного раза чуть не вырвало, то что будет, если он постоянно захочет насиловать меня?

— Тихо-тихо, успокойся, — положила на мою дрожащую руку свою ладонь Рута, — что-нибудь придумаем. Да и скоро у тебя женские дни... А вчера ж зелёная была...

— Толку ж?.. — обречённо выдохнула я.

— Так, девочки, вы кормить нас собираетесь? — огорошил нас Шекс, появляясь в дверном проёме в своей хламиде.

— Д-да, — пискнула Мира и пошла разогревать.

Мор сел за стол, на меня даже не взглянул, будто отсутствовала. Поймал Руту за руку, усадил себе на колено, положил руку на её живот. А я неотрывно следила за его действиями. Видела, как тьма лижет его пальцы и проникает внутрь живота, но девушка, похоже ничего не замечала. Лишь взгляд затуманился. Я бы даже сказала, что ей приятно сделалось.

Мира нарочито отвернулась.

Когда руку убрал,взгляд будущей мамочки прояснился.

— Болит где? — заботливо спросил Шекс на языке зелёных.

— Нет. Но сегодня как-то менее подвижный. С дитятком всё в порядке?

— Со дня на день запросится наружу. Как роды начнутся, зови.

Рута побледнела.

— Что не так?

— А родив, вы...

— Буду ли тебя насиловать? — приподнял бровь Шекс. — Нет, — и вот теперь взглянул на Миру. — Иди сюда.

Та тоже, в свою очередь, побледнела, но пошла. Села тоже на колено. Так же затуманился взгляд, пока Мор ощупывал живот и напитывал его тьмою. Зачем?

— А мне скоро рожать?

— Через десять дней, — ответил зелёный.

— А я... Меня... — Мира явно боялась того же.

— Успокоились обе! — рявкнул Шекс. — Нужны вы мне. Вот дети... Вам их кормить... И подарил мне полный желания взгляд. От которого меня передёрнуло, как ни старалась видеть в нём Мора. Его взгляд раздевал.

— Иди сюда, — сказал охрипшим голосом.

— Н-нет! — молвила я, готовая бежать.

— Нет? — удивление в его голосе всё же отразилось.

А я вдруг увидела, как он запрокидывает меня па стол и прямо тут берёт.

Мотнула головой, стараясь смахнуть увиденное. Руки дрожали.

— Мира, покорми нашу Танюшку, — вернул в Явь меня его голос. Шекс сидел напротив и что-то жевал. — А то она исхудала совсем.

Я взглянула на девочек, затем на Шекса. Беззаботная семья, почти.

— Танюшка, ты, говорят, рукодельница, может, сошьёшь мне что-то обережное? — вдруг заговорил он. А передо мной возникли символы, которые мама отцу вышивала на сорочке. — И себе, — дополнил он. Вновь представились символы сорочки, только свадебной. Моё приданое дома осталось. — Сейчас пообедаем и полетим с тобой в город. Купишь, что надо.

Я лишь молча кивнула.

Обедали все вместе, рядом с зелёным сели девочки, как бы разделяя нас. Он вновь перестал меня замечать.

— Рута, будут пожелания насчёт родов? Нужно что? И тебе, Мира?

— Я напишу список, — ответила Мира. — Только на вашем языке писать не умею.

— Пиши на своём, Танюшка разберёт.

Затем девочки остались дома, вручили список мне, Шекс позволил надеть хламиду, после чего мы сели на летающий плот.

— Управляй и снимай, всё, что видишь.

— Как? У меня зеркалки нет и ожерелье ты не отдал.

— Запоминай виды.

Я и запоминала, стараясь больше ни о чём не думать.

— И наблюдай за местными женщинами. Как одеваются, ведут себя и прочее. К сожалению, рабыням не положены украшения. Наблюдай, запоминай, снимай. Твоё зрение — лучший съёмщик, записывающий всё в твою память. Извлечь можно что угодно,.Было бы желание.

Я вздохнула и сосредоточилась.

Глава 12

Полёт в город принёс свои плоды. Так я заметила, что среди местных захватчиков были и вполне обычные ореанцы, как мужчины, так и женщины. Детей только не наблюдалось, что показалось мне весьма странным. Может, сидят по домам?

Мужчины обыкновенно носили покупки, женщины прислуживали. Причём одевались зелёные женщины в дорогие длинные вышитые одежды, в то время как ореанские — имели одежду простого кроя, преимущественно без вышивки. Относились же зелёные по-всякому к своим, не сомневалась что слугам. Кто-то пренебрежительно, кто-то — вполне сносно. А вот зелёные мужчины... некоторых женщин-ореанок раздевали взглядом, но стоило появиться зелёной в поле зрения, как всё внимание зелёных мужчин приковывалось к ней.

И если ореанок раздевали взглядом и желали телесно, то зелёных боготворили. Пришлось внимательно глядеть во все глаза, делая как бы снимки ими, подмечая малейшие детали. Да, вели они себя, как бы это сказать, по-особому, гордо подняв голову, величественно окидывая всех скучающим взглядом. И было что-то ещё. Чувство собственного достоинства, что ли, а может, значимости.

Бросила вновь взор на безразличные взгляды подневольных ореанцев. Как долго эти мужчины и женщины находятся в рабстве? Почему не борются до последней капли крови? Хотя... Они явно не воины. Но вот так потерять достоинство и пресмыкаться перед зелёными, пусть не заискивающе, подобно зелёным мужчинам, но смиренно как-то.

Тут одна зелёная заинтересовалась Шексом. Просто он высматривал что-то и не обратил внимания на эту дамочку.

— О, Шекс!

— Рокса? — обратил внимания мой благоверный и стал целовать ручку этой дамочке, суетясь вокруг неё и глядя преданными глазами. Выглядело мерзко. Я старалась не смотреть прямо в глаза, бросала то и дело взгляд, снимая, и опускала его. Или сквозь опущенные ресницы поглядывала.

— Какими судьбами ты покинул свою обитель? — спросила дамочка Шекса.

— Да вот, новая моя жертва нуждается в одежде... А этим бабам доверить ничего нельзя, ты же знаешь... — пробормотал он.

Не примет ли зелёная баб на свой счёт? Но она, похоже, не обратила внимания.

— А разве ей вообще одежда нужна? — бросила она на меня брезгливый взгляд — Фу, рябая... Что ты в ней нашёл?

И эта мымра, по-другому не скажешь, схватила меня за щёку. Больно так. Мне стоило больших усилий не поднять на неё взгляд.

— Худая какая-то... Ни рожи, ни кожи...

— Думаю, она способна понести. Предыдущие опыты оказались неудачны... Искусственно удалось двоих оплодотворить, но вот естественно...

Мымра отпустила мою щёку и задрала хламиду прямо на улице, при всех.

И эта гадина провела рукой по моей обнажённой груди, вызывая во мне волну отвращения.

— Говоришь, выносливая? — и она болезненно сжала сосок. Я чуть не взвыла. — Может, мне ею заняться?

О чём это она?

Следующим движением она ущипнула меня за ягодицу.

— О, крепенькая... Ты прав...

Все зелёные пялились на те места, которые лапала мымра. А я закрыла глаза и считала до... ста, стараясь успокоиться и не ударить эту зелёную под дых.

— Ладно, развлекайся, если не выйдет, я попробую... — сказала она, бросив небрежно.

Вот, зараза, и чего привязалась?

Шекс проводил дамочку обожающим взглядом и потянул меня в противоположном направлении.

Я, дабы отвлечься от мыслей расправы с этой гадиной, глазела по сторонам, ведь вокруг столько всего интересного! Зодчество пестрило всевозможными красками, узнаваемыми узорами. А значит, ореанская, не уничтоженная культура, но сохранённая зелёными. Среди деревянных имелись и каменные строения, как я понимала, это какие-то управленческие здания, нежилые постройки, строенные на совесть, дабы стояли долго. Встречались и не особо изысканные кирпичные здания, хотя арочные своды сохранялись и здесь.

"Промышленные здания, — подумалось мне. — Ореанцы очень любят трудиться, особенно на земле, а помогают им в этом машины, которые, возможно, производились в одном из этих зданий".

Потом мы попали в лавку готовой одежды. Довольно грубой, для рабов ведь. Даже военная форма имела более нежное сукно. Но я ни слова не сказала, позволила Шексу давать указания относительно всего. Заметила только, что в лавке наличествовала и дорогая одежда.

— А это что за?.. — обратил внимание на мой взгляд Шекс.

— Да вот, у дам сегодня одно на уме, завтра — другое. Вначале закажут, а потом отказываются, поскольку веяние изменилось. Выставили для привлечения внимания да никто не берёт.

— Мне надо облачить рабыню во что-то подходящее... — промямлил Шекс, вёл он себя несколько неуверенно, — вниманию Роксы.

— О, Рокса заинтересовалась этой рябой? Давайте попробуем ей такой наряд, хотя... сомневаюсь, что госпоже понравится... она любит когда поменьше ткани...

Уточнять, что Рокса обещала заняться мною лишь при неудачном опыте Шекса, никто не стал. Я помалкивала, решив, что раз изображаю рабыню, то мой господин моим мнением интересоваться не станет.

Мне всё же примерили то дорогое облачение. Подошло прямо по фигуре. Ещё и нашли другие дорогие наряды, но уже так, едва прикрывающие некоторые места. Да попрозрачнее. Это для Роксы... Чтоб уж наверняка угодить госпоже.

Шекс взял всё. Я же молчала, смиренно исполняя свою роль рабыни. Мор ещё во время полёта предупредил, чтобы не вздумала разговаривать и тем более вести себя вызывающе, иначе сорвём всё задание и пострадаем. Да я и сама понимала. Лишь в душе клокотало всё нарастающее негодование. А потом неожиданно резко стемнело.

И город стал сказочным. Улочки были неширокими, но пешеходными, и обязательно два ряда деревьев шло, а между ними какие-то маленькие искусственные водоёмчики. Так вот с наступлением ночи вода в водоёмчиках пришла в движение. Включились водомёты с подсветкой. На деревьях каждая веточка светилась, каждый листочек горел зеленым сиянием. И домики приобрели точечные белые очертания. Я снимала, глазами! Потому что любой съёмщик не в силах передать того, что видят наши глаза.

— Раньше было ещё краше, — прошептал на ухо Шекс. — Сейчас это всё искусственное, а раньше...

И я вспомнила ночь встречи с ним на базе. Там природа излучала сияние. Всё оживало. Действительно, то, что сейчас вижу лишь жалкое подобие живому миру.

— А города были?

— Были, там производился обмен изделиями да плодами. И люди там жили — родичи тех, кто производил сырьё. Они его дорабатывали, делали более интересным. Тут делали ткани, шили одежду, в то время как в селениях выращивали для тканей особые растения. Ну, не только одежду. Много всякого, — вздохнул. Переживает.

Интересно, отец знал, что Мор — ореанец? Что хочет увезти меня сюда? Ведь не просто так он в армию пошёл и добивался именно этого, чтобы послужить в первую очередь своей земле. И сейчас он, пусть и в тылу врага, один, но служит Родине. Я отвернулась от Шекса. Не потому, что не хотела видеть. Просто поняла, что должна использовать каждое мгновение для наблюдения за этими зелёными. Когда ещё представится случай выбраться в город?

И я наблюдала за двумя молодыми зелёными девушками, за которыми следовали ореанские мужчины. И ведь не боятся одни ходить! Ах, ну да, чего им опасаться, когда эти мужчины постоять за себя не могут? Да ладно за себя! За женщин своих и детей!

И что я должна делать? Ну стану я зелёной, ну а дальше что? Выкупить себе рабов, относиться к ним по-людски. И всё? А детей рожать как? Это задание как долго продлится? И для чего я вообще живу в этом мире? Только продолжить род? Раньше съёмка захватывала, заставляя забыть обо всём. Но сейчас я понимала, что от неё другим ни холодно, ни жарко. Ну вот те снимки, что сливаю периодически в военный невод. Их вообще кто-то смотрит? А посмотрели и что? Хотелось помогать чем-то людям, но и это неуловимо казалось не тем, что нужно для меня.

— Пора улетать, — шепнул Шекс.

Я кивнула. Плот подлетел к нам, плавно опускаясь почти что наземь. На нём уже стояли какие-то коробки.

В темноте мы взмыли вверх. Стало холодно. Мне на спину легла плотная ткань. Повернулась. Шекса в темноте разглядеть не удалось, а вот огоньки города — да. И они удалялись.

— Призови тьму, — прошептали над самым ухом, обжигая чувствительную кожу. — Будь добра.

И я окунулась во тьму космоса. Ветер трепал волосы, отчего стало понятно, что мы всё же движемся вперёд.

Когда призвала стихию Мары, в ней вообще ничего не стало видно. Но стоило ей развеяться, вокруг нас всё засветилось. Живой лес! Светящийся! И даже речка изнутри сияла зелёными водорослями и существами.

— Можно мне искупаться в речке?

— Можно. Здесь нет хищников. Не только люди миролюбивы.

Представляю, как ему сложно идти против своей сути и воевать, убивать.

Я разделась и скользнула в воду. Позади меня послышался плеск. А потом когда обернулась, обхватили горячие руки.

Вынырнув, Мор предстал в своём обычном виде.

— Ради чего мы живём?

— У каждого своё предназначение...

— А вцелом?

— Чтобы учиться новому, наработать нужные душевные качества, развить свой дух.

— И каково твоё предназначение?

— Я должен изменить обстановку на Орее в лучшую сторону.

— Путём скрытой войны?

— Любым путём. Есть конечная цель, а промежуточные возможности зависят от обстановки, окружения. Пока другого пути я не вижу.

— Или в тебе говорит ненависть к захватчикам... И какова моя цель во всём этом? Я не говорю о задании, которого, по сути, нет.

— Только ты можешь узнать своё предназначение, заглянув в свою душу. Чем тебе нравится заниматься, что по душе. Нащупать нужное, понять, что это то самое.

Раньше я б без раздумий сказала бы, что нравится снимать. Сейчас же я промолчала. Нырнула, стараясь отрешиться от всего, от всех мыслей, понять, что истинно моё. Воздух в лёгких закончился, пришлось всплывать.

Мор уже сидел на берегу, не одеваясь, и глядел на водную гладь невидящим взором.

Присела рядом, приобнимая его.

— А если б не было зелёных, что бы ты делал?

— Построил дом, разбил сад да огород, занялся б разведением неизвестных доселе плодов, ягод.

— Занялся б выборкой*?

— Ну да.

— А зачем? Неужели до тебя никто этим не занимался?

Задумался, потом всё же ответил:

— Занимались многие поколения моих предков, до того, как... — он замолк. Как зелёные прилетели или напали? Скорее второе.

— А Шекс ведь занимается тем же... — сказала тихо я.

— Только выводит не растения, а новое поколение людей... — грустно заключил он.

— Да. Но ты разве у дерева или растения спрашиваешь, хочет ли оно стать иным, не таким как все? Хочет, чтобы ты проводил над ним опыты, изменяя его потомство?

Мы молчали довольно долго.

— Всё бессмысленно, да? — вдруг спросил он. — Мы выводим новые растения, они — новых людей.

— А для чего?

— Чтобы созидать? — неуверенно спросил он.

— Возможно.

— Шекс был тоже творцом... А его взяли в плен, потом убили, — и так это обречённо прозвучало. Человек теряет опору, когда лишается того, во что верил. И нужно дать ему что-то новое, суметь поддержать, дать надежду на светлое будущее.

Вот только я наконец-то готова стать его основанием в этом мире, его привязкой. Конечно жить лишь ради меня — слишком самоуверенно и громко звучит. Но хотя бы пока жить ради наших детей... А с зелёными ещё разберёмся. Не мы пошли войной на них. Каждый человек рождается свободным, мы все — дети божьи, равны перед Творцом. А потому порабощать и быть порабощённым — противоречит нашей сути, заповедям Всевышнего.

— Слав, — обратилась к нему по его имени, всё для себя решив. Протянула ему руку, ладошкой вверх.

Какое-то время он внимательно глядел на меня снизу вверх.

— Тина... — хрипло ответил, накрывая своей ладошкой, вставая рядом со мною. — Что ты надумала?

— Я знаю ещё один вид созидания.

— Какой? — заинтересованно спросил он.

Вместо ответа поцеловала его, приподнявшись на носочках. Ответил нежно. Когда воздух закончился, я отстранилась.

Гляжу сейчас на него, принимая таким, какой он есть, и мне он кажется самым лучшим в мире мужчиной. Вспомнился тот Мор, который никогда не снимал сапоги у нас дома. Хмыкнула. Да, даже такого. Это меня злит, конечно, но готова даже эту его часть признать. И вот такого: потерянного, расстрёпанного, родного, со внезапно засветившимися синим глазами, голубоватым сиянием кожей, золотом волосами.

Улыбнулась и вновь прильнула к его губам, обнимая за шею.

Слова были не нужны. Мы приняли друг друга, как частичку себя.

В эту волшебную ночь не было больше меня, не было и его, были лишь мы, которые созидали новую жизнь, чем-то похожую на каждого из нас, но лучшую, совершеннее, ведь она являлась уже наследием двух родов, с огромным числом предков, несущая в себе частички каждого. Впитывали силу природы, силу небес, космоса с необыкновенной россыпью звёзд.

А под утро мы лежали в объятиях друг друга и наблюдали, как с первыми лучами Ярилы-Солнышка уходит и наше свечение.

Мы поздоровались с Даждьбогом-батюшкой и Живой-матушкой, со всем вокруг.

— И как нам возвращаться, Истина моя? — спросил он, удивив меня знанием моего полного имени.

— Откуда знаешь? Отец сказал?

— Что сказал? — не понял он.

— Как звать меня.

— Нет, — хмыкнул. — Вот значит как...

— Хочешь сказать?.. — хотела спросить, что просто угадал, но рассмеялась сама, ведь уже знала откуда-то его истинное имя, которое говорилось на ушко лишь имянарекаемому. — Славомир.

— Насмешка судьбы... — рассмеялся он искренне. Ну да, должен славить мир, а сам — военный. Подобрался, стал серьёзным. — Ладно, давай возвращаться. Хоть зелёные гуляют ночами, а затем спят до обеда, но нам не стоит тянуть.

А ведь так и не поспали... Но ничуть не жалели. И то, что было, не сравнится с тем навязанным видением. Просто это близость душ, их слияние, отражение тебя в глазах любимого, и чувства, которые хочется подарить самому близкому человеку, не родному по крови, но единому по духу. Лишь потом уже телесные ощущения, которые теряются за мыслями совместного творения — сотворения новой жизни.

Вернулись мы домой, когда там ещё только начинало светать. Выходит, мы даже на восток летали, тем самым встретив рассвет дважды. В полёте обсудили, что я на рожон не лезу. Запираемся в лабопатории и там сливаем мою память и изучаем повадки зелёных женщин, после чего я начинаю тренироваться вести себя подобным образом. А ещё мне не хватало тренировок армейских, и Мор предложил два часа ежедневно со мною заниматься, конечно, ограничивая нагрузку. В остальное время я вожусь с девочками по хозяйству. Тем паче, Рута скоро должна была родить. Хлопот прибавится. Да и рукоделием я всё же хотела заняться.

Хлопот нам прибавила Мира, которая решила родить раньше срока. И вот это меня взволновало не на шутку. Нет, не роды, как таковые. А то, что я осознала, чем это грозит. Теперь, когда любимый стал моим мужем.

Всё же девочки носили детей Шекса. Как отнесётся к ним Мор? Будет ли играть заботливого отца, а может и не играть, а быть им?

И это вызывало беспокойство. Не со стороны Мора, а со стороны девушек. Что, если одна из них влюбится в Шекса? А ведь он, хоть и может не проявлять чувства, такое их внимание обязан принимать. В целях, так сказать, продолжения своих опытов по скрещиванию. Бр...

Выборка... Интересно, а как происходит выборка у растений? Мор должен в этом что-то понимать, раз уж ореанец. Или он был слишком мал, когда улетел отсюда, поступив в военную школу? Не успел перенять отцовское ремесло...

Шекс хотел ринуться к Мире, но я схватила его за руку.

— Не сейчас... — шепнул он.

— Немедленно! — возразила я.

Скрипнул зубами, но пошёл со мной в банную, не забыв переобуться в тапочки. И это Шекс!

— Что? — спросил, замкнувшись в банной.

— Как происходит выборка знаешь?

— И это срочно?

— Да. Потому что сейчас также происходит выборка, только людская. Первые плоды, так сказать. Что уж там намешано — не известно. Как вы отбираете нужные свойства для растений? Методом тыка или играете с генами?

— Ни то, ни другое, — похоже, он всё же посчитал мои вопросы важными. — Мы разговариваем с растениями, просим измениться в нужную нам сторону, и они сами меняют свои свойства. Поэтому ты не права, говоря, что мы бездушно играем в богов, лишая растения воли.

— Только разговор?

— По сути, да. Но это для нас, ореанцев, только разговор, у срединцев я встречал таких людей, которые любят возиться на огороде, поле, а кто-то и любит сажать, и разговаривает с растениями, а они у него не растут. Не знаю, в чём тут соль. И могу ли я, по прошествии стольких лет, влиять на растения. А человек — это иное существо. Общее у него тоже есть, но и отличий немало. У вас целители влияют на людей, не меняя их душевных свойств, а лишь исцеляя тела.

— Но попробовать же можно...

— Мне, кажется, поздно. Когда зачинаешь жизнь, уже представляешь что-то и призываешь душу с духом, да и не каждая душа может воплотиться в том или ином теле, — тут он посерьёзнел. — Ты понимаешь, что просишь?

— Что?

— Хочешь повторить зачатие?

— Давай попробуем просто поговорить мысленно с чадом, ну, как вы с растениями. Может удастся что-то изменить. Роды — это переход из одного мира в иной. Тут лишь мама может повлиять.

— Хорошо. Тебе виднее. Как себя чувствуешь? — привлёк меня к себе, прикасаясь к низу моего живота. На удивление, я не шарахалась больше, хоть он облик и не менял на свой. Затем сместил руку вправо, после — влево. Кивнул своим мыслям.

— Пока без изменений, — ответила. — Разве что ревновать тебя стала к Руте и Мире.

Муж обнял меня.

— Не ревнуй. Они — часть задания, но отношусь к ним, как к сёстрам. А с детками я разговаривал всё время, пока здесь. Всё что мог — уже сделал. Пойдём, думаю, твоя помощь тоже понадобится.

Мы и пошли в одну из комнат первого яруса, отведённых Мире.

Роды заставили нас немного попереживать. Просто малыш шёл ножками, это прощупывалось снаружи, просто основы лекарского дела мы проходили, но так, поверхностно, в основном — оказание помощи раненым. Шекс суетился, как обычно, что-то бормоча себе под нос. Это раздражало.

— Шекс, прекрати!

— Что же делать? Что же делать? — бормотал он. — Так рано не должен был рождаться...

Я же не выдержала, схватила Шекса за ухо и оттащила в сторону.

— Либо ты успокаиваешься, либо брысь отсюда! — сказала строго.

— Я спокоен, — ответил тихо.

— Тогда не суетись.

— Шекс никогда не принимал родов. Он должен так себя вести.

— А мне что делать? Отец обычно роды принимает.

— Не у зелёных. У них вообще яйца кладутся, когда достигаются размера куриного яйца.

— Что? — моему изумлению не было предела. Это не укладывалось в голове. — Мои роды ты тоже принимать не будешь? — хотелось его покусать.

— Твои — буду.

— А опыта поднабраться?..

— Это разрушит легенду. Давай попробую принять через тебя.

— Это как?

— Мы теперь едины, помнишь?

— Тогда брысь отсюда.

— Пойду в лабораторию, — сказал он громко на языке зелёных и суетливо покинул комнату Миры.

Рута тоже не знала, что делать. Выглядела подавленно.

— Мира, всё будет хорошо, — я гладила почти что подругу по несчастью по руке, стараясь передать уверенность. — Девочки, давайте поговорим с малышом, убедим, что надо перевернуться.

— Поздно, — ответила Рута шёпотом.

— Никогда не сдавайся! — сказала я, кладя руки на живот Мире. — Держись, будет больно, — предупредила роженицу.

А дальше я внезапно очутилась в лаборатории. Несколько мгновений пыталась осознать, что произошло, а когда увидела зелёные руки Шекса, всё поняла. Мы поменялись телами. Мор что-то про это говорил. Но управлять телом получалось, не задумываясь. Только непривычно высокой я казалась. Но руки не промахивались, а вот силы стало больше. Приходилось прилагать меньше усилий, чтобы достичь того же итога.

И вот сейчас, осознав, что с телом порядок, я занервничала. Одно — участвовать в общем деле, и совсем другое — ждать, пока всё разрешится, не в силах ничего предпринять, помочь.

Интересно, мы теперь с Мором можем всегда меняться телами или душами?

Решив с пользой провести время, я принялась исследовать лабораторию. Особенно меня волновало, есть ли отсюда запасной выход. Так, на всякий случай. В полуподвальной лаборатории имелось несколько небольших окон, которыми я решила воспользоваться. Вылезти удалось не сразу, а если вдруг придётся с пузом удирать — плохо дело. Поэтому пошла в подсобку, полностью изолированную. Вот там долгое время изучала всё, что есть в каждом ящичке, сундуке, шкафчике. Лишь спустя несколько часов нашла подземный ход, чему несказанно обрадовалась, да и то, лишь потому, что осознанно искала, простучав все стены и убедившись, что есть глухой звук пустоты. Подземный ход открывался механизмом, приводимом в действие тройной-двойной-тройной стук.

Взяв светоч, отправилась изучать, куда ход выведет. Выводил он к реке, за городом. К тому же, имелся поблизости заваленные буреломом брёвна, похожие на леве. И когда я уже хотела опробовать мысленное управление, очутилась в комнате Миры. Та держала на руках белокожую черноволосую девочку с полностью чёрными глазами. Ошарашенно сглотнула. Всё же от отца взяла гены.

— Благодарю, Тана, ты совершила чудо! — искренне сказала она, глядя в черноту глаз дочки.

— Пустяки, — пробормотала я, понимая, что эти слова Мор заслужил. Надо будет передать.

А я вот подумала вот что: если я стану зелёной, то родить не смогу. А значит, наше дитя родится здесь, как дитя рабыни, которую я изображаю. То есть, у меня мало времени, пока живот не станет виден. Либо ждать родов. А куда дитя? В том, что понесла, я ничуть не сомневалась. И запомнила этот день по срединному исчислению.

В комнате появился Шекс. Взял дитя у Миры и унёс, велев всем оставаться здесь.

Молодая мамочка разревелась, Рута была готова идти спасать дитятко, лишь я удержала девочек от безрассудства. Знала, куда понёс муж дитятко. Освятить его лучами нашего светила, пока оно не зашло. А когда где-то через час вернул дитя, то у него глаза стали не целиком чёрные, как раньше, а обычные, только радужка светло-коричневая.

— Что ты с ним сделал? — вцепилась в него Мира. А Шекс вдруг схватил Миру за волосы.

— Знай своё место, женщина! — прошипел он.

И вот знала, что играет, что зелёные нас считают лишь рабами, но так обидно стало за Миру. Меня он тоже будет за волосы таскать? А ведь уже хватал так, когда выкупил у бандитов. И поняла, что если потребуется — будет. Для Мора это задание — всё. Встретился со мной взглядом, будто беспокоясь, что я подумаю. Но поздно он спохватился. Я его уже приняла такого, какой есть. Поэтому просто показала ему кулак. Стерплю, но потом получит! Вот так!

Увидела усмешку. И он тут же отвернулся.

Девушки рыдали на два голоса, Шекс отдал мне дитя, раз мать не берёт, и вышел.

Вечерело. Солнышко ещё освещало комнату, выглядывая из-за небосклона. Я держала дитя, и внутри разливался трепет. Если раньше, до того как глаза стали карими, я боялось этого чада, внушало оно брезгливость, что ли, напоминая своим видом зелёных, разграничивая наших деток и их. То сейчас всё изменилось. Я больше не видела в малыше врага. Просто маленькое существо, пока ещё беспомощное, но уже с такими умными глазками. Внутри всё трепетало. Как давно я держала новорожденного!

Малыш гулил что-то, а потом улыбнулся.

— Девочки, вы видели?

Плач смолк.

— Что? — хором спросили они.

— Она мне улыбнулась.

— Дети это делают неосознанно, — со знанием дела изрекла Рута.

Мама осторожно взглянула на дитя.

— Что он с ней сделал? — прошептала она.

Высказать свои догадки я не могла, не выдавая Мора, поэтому сказала то, что могло поддержать его прикрытие.

— Наверное, просто взял немного крови для разбора на составляющие. Он же опыты свои проводит, может глядел, насколько этот оправдал его ожидания.

Мира вцепилась в дочку и стала лихорадочно её переворачивать, осматривая и ища повреждения.

Я же показала на пуповину.

— Кровь и отсюда взять можно.

— Ах эти сподручники Чернобога... — сокрушалась молодая мамочка. — Всю кровушку высосали...

Ну, пусть так, чем она совсем не принимает дитятко только от того, что цвет глаз изменился.

Дверь отворилась и неслышно вошёл мой зелёный муж.

— Тана, пойдём, Рута, долго не засиживайся, Мира, тебе надо отдохнуть. Если хочешь, Рута приглядит за малышом.

Мира вцепилась в дочку, как бы не задушила, и злобно глядела на почти что отца дочки.

— Рута, ночуешь здесь. Малыш спит в колыбельке. Только так. Иначе заберу дитя и буду приносить лишь на кормление. Всё ясно?

Девчонки переглянулись в ужасе.

— А если начнёт плакать? — Мира переживала.

— Тогда Рута встанет и даст тебе его покормить, потом вновь положит в колыбельку. Мокрые пелёнки, надеюсь, менять умеете?

Девчонки переглянулись и закивали.

— День был длинным, все устали. Тана пойдём, мне нужно расслабиться.

И я уже подошла к нему, но на последнем слове остановилась, как вкопанная.

Лицо Шекса побагровело, наливаясь тёмной зеленью. И я, решив его не злить, выскочила из комнаты.

У банной меня сцапали за локоть и затянули внутрь. Лишь когда замок щёлкнул, Мор притянул меня к себе и принялся жадно целовать. Меня же точила обида, поэтому не отвечала. Он отстранился.

— Что не так?

— Если б не послушалась, ты б схватил меня за волосы?

— Да.

— Как ты можешь?! — моему возмущению не было предела.

— Это наиболее безопасно. Потому что могу схватить раздражённо за руку и сломать её.

— Но ты собой не управляешь...

— Ты ошибаешься. Вы — рабыни, и я могу даже избивать вас. Так поступают все. Я же, боясь повредить драгоценный материал для исследований, хватаю за волосы.

— И своих самок вы тоже хватаете?

— Нет, самки сами могут нас избить или схватить за волосы. Мы же — нет.

— То есть, вы так вымещаете своё негодование на нас... — сделала я вывод.

— Можно и так сказать. А теперь я хочу тебя и мне неважно, хочешь ли ты.

Вопреки словам, он нежно прикоснулся к моей щеке, меняя облик на родной, затем развернул к себе спиной и принялся расплетать косу.

Его руки обняли мой стан, плотно прижав спиной к широкой груди. Спрятав нос в прядях волос, он вдыхал мой запах, а затем поцеловал шейку. Тело обожгло приятной волной, заставив задрожать.

— Ты сводишь меня с ума... — прошептал он на срединном языке.

Руки скользили по выпуклостям и изгибам моего тела, понемногу освобождая от одежды, заставляя выгибаться от ласк. Ноги не держали, но упасть мне не позволили.

А затем я просто отдалась чувствам и ощущениям.

Примечания по главе:

водомёт* — фонтан.

Выборка* — селекция.

Глава 13

Как оказались в спальне, я не заметила. И даже голода не почувствовала. Просто мир сузился до Него, и расширился тоже до Него. Это были целые вселенные, солнца и звёзды, земли и спутники. Были и люди, живущие на разных землях. Видела и семью любимого. Его родителей, братьев и сестёр. Ощущала и его чувства к ним. Сожаление, что не может ничего изменить, что не смог защитить. Даже где-то чувство вины. Тоску.

— Давай отыщем. Ты ж помнишь их...

— Столько воды утекло. Живы ли? Где?

— Ты ведь помнишь селение...

— Там никого нет, даже селения. Ненужные сразу грабятся и уничтожаются. Людей, ты и сама знаешь. Где их искать?.. А сёстры маленькие были совсем.

— Но ведь что-то можно сделать? Вы ведь родные по крови, значит, можно позвать узы или найти связь.

— Я не могу пользоваться тьмой в полной мере.

— Ну так я могу.

Он промолчал.

И я поняла, что он боится найти сестёр, узнать, что их держали в плену, скорее всего насиловали. Боится сорваться, не выполнить задание. У него не было братьев по матери, три сестры, одна из которых — старшая, была убита. Отец порывался защитить жену и дочь, но упал,как подкошенный, так и не добежав до них. Славик тоже пытался, но и его сшибло неизвестной силой, но не вырубило, заставило глядеть на всё то непотребство. Поэтому когда отец ему сказал, что можно пойти в армию, чтобы стать воином, он не раздумывал.

— Я с тобой, всё будет прекрасно! — прошептала я. — Главное — жить по совести.

Вокруг рассыпались мириады звёзд, вселенная будто схлопнулась. И я отстранилась от мужа.

— Всё, давай отдыхать, — огляделась, осознавая, что мы уже в спальне.

— Отдыхай, радость моя.

— А ты?

— И я, — и обнял меня.

— А как мы здесь оказались?

— Ты ж сказала, отдыхать.

— А ты меня будто слушаешься?

— Я прислушиваюсь к твоему мнению. Это несколько иное.

— Тебе нравятся мои короткие волосы. А отрастут, мне стричь их?

— Ни в коем случае.

— Но тебе ж нравится...

— Мне нравятся твои распущенные волосы. Поэтому, когда мы наедине, буду их расплетать, буду и расчёсывать.

— Так как мы здесь оказались? Вроде ж начали целоваться ещё в банной... Потом под душем, вроде бы...

— Затем вышли, и я тебя отнёс сюда.

— Но я этого совсем не помню.

— Ты была занята изучением моих предков.

— Значит, переноситься мы не можем, — грустно сказала я.

— Можем, я ж к тебе переносился.

— Ну, не на самом же деле...

— Моя душа и дух. Тело же так просто не переносится. А сигать пока не умею. Но может ещё и научимся, как знать...

— Всё, давай отдыхать.

Я кивнула и так же, лёжа головой на его груди, стала слушать мерный стук его сердца.

День прошёл в хлопотах. От изначального плана мы решили не отступать, по возможности. Вначале провели тренировку, затем призвала тьму и пообщалась с отцом, обрадовав замужеством с его ставленником. Отец пожелал нам счастья, а также сообщил, что нашли Серого.

— И где он был?

— Выбросило на берег.

— Мёртвого?

— Нет, живой. Но слепой.

— Что с ним случилось? — искренне забеспокоилась я.

— Ведётся следствие. Но он не помнит события последних нескольких месяцев. Тебя только спрашивает.

— Что ему сказали?

— То же, что и всем. Что ты погибла при исполнении.

— А он что?

— В шоке.

— А с его семьёй связались?

— Да. Нашли его жену и двух детей, но он их не узнаёт.

— Это точно его жена и дети?

— Да. Правда, оба пошли в мать и глаза такого синего цвета не унаследовали. У него, оказывается, ещё дочь была. Правда, от другой женщины.

— Но как это возможно?

— Твой Серый — многожёнец. У него чуть ли не в каждом городе, где служил, жена имеется да дети.

— Разве это допустимо?

— По нашим обрядам допустимо на случай войны и больших потерь, а также для разведчиков, когда приходится играть роль супруга или супруги.

Последние слова отца задели.

— То есть, мой супруг может быть не только моим мужем?

— Мор? Нет, твой Мор — ореанец. У них недопустимо такое.

— То есть, ты знал, что он с земли Орея.

— А ты считаешь, я мог бы дать благословение на непроверенного жениха? — ответил он, усмехаясь в бороду.

— Пап, но как же Мор? И что с Серым и его дочерью? Почему была?

— Девочка исчезла лето назад. А поскольку похищенные обычно погибают, то её уже почти признали мёртвой. Его вторая жена, правда, не оставляет надежду...

— Постой, а та девочка... — я задумалась, припоминая её имя. — Алисия Жмур?

— Откуда знаешь?

Я и рассказала отцу про собственное расследование.

— Да, она.

— Но почему не удалось ничего найти в базе?

— Кто-то подчистил её. И вот это наводит на нехорошие мысли о предательстве в армии. Так что наслаждайся жизнью и постарайся не отсвечивать. Лучше будет, если ты просто исчезнешь со своим мужем. Если вас кинули, то скорее всего признают погибшими уже в разведке.

То есть, отец предлагает жить мне рабской жизнью, рожать детей и быть подопытным кроликом? Он, правда, подробностей задания не знает. Я не говорила, а доступа к разведданным у отца нет. Огорчать его тоже не хотела, тем паче он только вышел недавно на службу с больничного. Хватит с него!

— Ладно, передавай всем пожелания доброго здоровья! — сказала я, прощаясь. — Надеюсь, моё расследование о потерянной девочке поможет.

Отец ещё раз переспросил данные, когда я нашла куколку, как она выглядела, в каком состоянии игрушка находилась и тому подобное. Лишь после этого простился.

Мда. Всё как-то ещё хуже выходит, чем раньше об этом думала. Почему Серого ослепили? При чём здесь его дочь? Дочь ли? Судя по похожим глазам и внешнему виду девочки, родственное сходство имелось. Почему я раньше этого не замечала?

После разговора я какое-то время сидела и обдумывала услышанное.

Затем мои снимки и жизнь города мы слили с помощью кристалла. Ведь шлем — перепрошитое устройство зелёных, и ему Мор больше не доверял. А доступ к кристаллам имели лишь мы, вот и воспользовались.

И наступила пора тренировки. Для пущей убедительности, Шекс снимал меня местным съёмщиком, как я играла и по завершении сравнивали. И как ни старалась, получалось не ахти.

— Представь, что ты — исключительная! Что все остальные не достойны и твоего ногтя.

— Вот это-то и мерзко, — скривилась я.

— Это нужно для пользы дела.

— Ну стану я этой мымрой, а дальше что? Всё равно потом живот будет, я уже не смогу играть её.

— Сможешь. Раз тело меняешь, значит, и живот скроешь.

— Ну а дитя куда? Они разве создают семьи?

— Да, создают. Редко, правда. А с детьми что-нибудь придумаем. В конце концов можем её детей заменить своими.

— Как?

— Не знаю. Давай решать трудности постепенно. Или ты хочешь оставаться рабыней? Неужели тебе нравится такое вот отношение?

Я поморщилась. Нет, не нравилось.

— Да, и ещё. Давай попробуем всё то же, только голышом.

— Что? — не поверила я.

— У них нет стыда вовсе. Да и у тебя уже должны были отбить это чувство.

— Дело не в стыде.

— А в чём? Представь, что эта зелёная не такая, как мы. Она, как бы это сказать, чувствует себя выше всех нас. Гордо расправленные плечи, осанка военная. Разве она будет смотреть на то, одета ли. Как я слышал, у них оргии в почёте. Правда, не в семье. Но мы для них что комары. Разве мы будем на них обращать внимание, если захотим заняться созданием чада? А они этим занимаются не только ради продолжения рода, а ради телесного удовольствия.

Вспомнилась защита. Тут же спросила о ней.

— Разлагает любого на атомы, кто попробует внутрь тебя что-то всунуть.

— Любого?

— Кроме меня.

— Лекарские иголки тоже?

— За исключением спасения жизни.

Я кивнула. Ладно.

Вновь отработка походки, поведения.

А ещё не давал покоя Серый. Что там с ним стряслось? Жаль его. Пусть и использовал меня. Но он обходительный был, не обижал, если обман не считать. А раз у него куча жён и детей, значит, своих женщин не бросает. Да, крутит со многими, и я не желаю быть одной из... Но... Хотелось помочь ему.

— Мор, а как ты воплощаешься в другом месте? — переключила разговор на то, что беспокоило.

— Зачем тебе? — насторожился он.

Обманывать супруга не дело. Поэтому рассказала про всё, он ведь знал про Серого. Вот, добавила про куколку, разговор с отцом.

Мор, услышав про всё, задумался. Какое-то время молчал, глядя в никуда. Потом ожил.

— Смотри, есть уговор на пользование тьмой. Негласный, но соблюдается всеми военными. Мы не можем делиться тайнами управления тьмой. Ты должна сама понять, как этим пользоваться. Это твоя связь с высшими силами. Нельзя знание передать никому, оно — твоё собственное развитие. Поэтому, если ты чувствуешь, что должна помочь и сможешь это сделать, то действуй. Главное, что предупредила. Но когда переносишься, желательно, чтобы тело твоё находилось в безопасности, потому что может всякое статься. Хочешь, давай, пока я рядом, попробуешь.

— А я могу принять любой облик? Или как ты, в виде тьмы?

— Это зависит от твоих способностей. Большего сказать не могу.

— Давай попробуем, — решила действовать я. В отличие от желания играть зелёную, помочь Серому хотела с большей охотой.

— С чего начать? Я должна сперва призвать тьму? — спросила мужа.

Он пожал плечами.

— Действуй! Как хочешь и как чувствуешь.

— А можно вопрос?

— Какой?

— Защита распространяется и при таком вот воплощении?

— Не знаю. Вообще защита стоит на тебе. Защищает ли она лишь тело или не только — не знаю. Скорее первое, но... — он замолчал.

Ладно. Начнём с призыва тьмы.

Представила, что я в космосе, он всюду, куда ни брось взгляд, и обволакивает тело тьмой. Даже физически чувствую, будто нахожусь в толще воды, точнее тьма ощущается как вода в водоёме. И вот я уже дышу тьмой, и даже сама являюсь ею. Потом представляю, как тьма развеивается, и я шагаю в появившийся просвет и оказываюсь рядом с Серым. Оглядываюсь. Лекарская палата. На койке лежит бывший возлюбленный. Делаю к нему шаг. Он поворачивается. И на меня глядят две пустующих глазницы. Невольно делаю шаг назад.

— Кто здесь? — раздаётся его голос, заставляющий меня замереть на месте. — Что вам надо? Хотите вновь провести допрос? Или это ты, Дана? Я же сказал, оставь меня в покое! Я не помню ни тебя, ни детей! — он говорил с нотками отчаяния в голосе.

— Нет, это не Дана! — всё же ответила я, решив не испытывать терпение больного.

— Тина? — удивлённо, а затем более радостно: — Тиночка!

— Вы ошиблись, — бормочу я, ведь ему сказали, что я умерла.

Его радость казалась искренной. И где-то внутри что-то болезненно сжалось.

Он подскочил с кушетки и стал пытаться нащупать меня, пойти на голос, хотя я молчала. Нет, я его не любила, хотя и не ненавидела. Но и безразличен он не был. Хотелось побыстрее уйти отсюда.

Когда он почти дошёл до меня, я вновь обволокла себя тьмой и представила лабораторию Шекса. Лишь после этого развеяла тьму.

Стоило оказаться в лаборатории, как меня схватили довольно грубо и сжали в тиски.

Я вначале испугалась, но потом поняла — меня всего лишь обнимают.

— Мор, полегче, а то задушишь. Ты чего?

Он заглянул мне в глаза, лишь после этого отпустил.

— Ты перенеслась полностью. Тебя здесь не было, пришлось поволноваться.

— Как полностью? — не могла вот так сразу осознать. — Почему?

— Видно, добилась того, чего мне не удавалось. Сиганула. Как всё прошло?

— Жутко... — и, увидев, что он побледнел, поспешила добавить: — Да не в том плане. Я попала в палату к Серому. Он не просто слеп. У него нет глаз. Две дырищи зияют. Выглядит жутко. И если это не месть и зуб на него, то я не знаю, что и думать.

— Могу предположить, что кому-то понадобились глаза. У него они редкого цвета. Дочка его тоже синеглазая?

— Да.

— Тогда, скорее всего, она тоже слепа.

— Была плохая мысль тебе раздеться.

— Он слеп, так что меня не видел.

— Но чуть не обнял.

— Ревнуешь? — с вызовом бросила я. Тут вспомнила, что если изображаю зелёную, то должна себя вести свободно, и, не меняя облика, потянулась, будто кошка.

— Радость моя, что ты делаешь?

А я изменила облик на зелёную и решила соблазнить Мора в этом виде. Сняла с него хламиду.

— Ну, значит, пощады не жди, — предупредил муж.

— Э, нет, так не пойдёт, — возразила я. — Руки прочь!

И я его соблазняла. Откровенно, наслаждаясь его желанием. И сама управляла чисто физическим слиянием, отдаваясь именно чувственным ощущениям. Он же сказал войти в роль, вот, пытаюсь изо всех сил!

Мне понравилось дразнить его. И доводить, пока он не сорвался и не перенял моё побуждение и мучил меня не меньше.

Но по завершении решили без надобности такое не повторять, но если потребуется, то изображать в полной мере. Почему не повторять? Просто не опускаться до уровня плотских утех — уровня зелёных.

Дел, с рождением чада, прибавилось. К тому же, появились трения. Как считали те же девочки, время в лаборатории я провожу бесцельно. Ну да, Шекс занят зачатием, но я уже наверняка попривыкла, да и такой подавленной не выгляжу, но в остальном — дела стоят. А поскольку Мира выпала из жизни, да и Руте со дня на день рожать, то от домашних дел они сами себя освободили, переложив их на мои плечи. Что-то я не поняла, мною руководят какие-то девчонки, младше меня по возрасту, но сами себя назначившие на роль старших жён? Этот вопрос следовало прояснить. Как только? Я от домашних дел не отказывалась, просто... Неприятно это оказалось быть помыкаемой другими. Ладно Шекс, но они ж рабыни...

— По дому вожусь я? А вы что делаете?

— С детьми сидим, почти, — глубокомысленно изрекла Рута.

— Ах, с детьми? Нет, девочки, так не пойдёт. Предлагаю такое разделение труда: Мира, пока лежачая, занимается рукоделием, как начнёт вставать, готовкой. Рута сейчас занимается готовкой, стоять там не обязательно, можно сидя всё резать, а иногда встать, помешать, полезно, чтоб не засиживаться. Я — уборкой. Как ты, Рута, родишь, то меняетесь трудом. Колыбельку можно на кухне закрепить, а малыш в первые два месяца лишь спит, ест да нужду справляет. Все трое помогаем и с малышкой.

— Жестокая ты, — выдала мне Рута, вытирая якобы подступившие слёзы.

— Я ещё не закончила. Как оклемаетесь, составим план. Кто чем занимается с чередованием, чтоб никому обидно не было. Ясно?

— И кто тебя большухой* записал?

— А вы, посчитав, что вам можно. А не согласны, пойдём к Шексу. Как думаете, кого он большухой сделает?

— Жестокая ты, — завыла вновь Рута, а Мира вдруг брезгливо выдала:

— Постельная подстилка!

"Спокойствие, только спокойствие!" — я досчитала мысленно до десяти.

— Так вот какая твоя благодарность? Ладно, я запомню, — и я гордо встала, распрямила плечи, встряхнув головой, подошла к окну и распахнула его, вдыхая свежий воздух, подставляя щёки навстречу солнышку и позволяя ветерку трепать волосы.

Малыш заплакал. И я первой подошла к нему. Девчонки молча и слегка ошарашенно глядели на моё преображение.

— Иди ко мне, мой хороший, — сказала ему ласково. А у самой слёзы стояли в глазах. Взяла на ручки. Распеленала его, позволила обхватить свои большие пальцы и зафиксировала его запястья остальной ладонью, приподнимая. Он и потянулся ко мне, поднимая головку. — Давай мы с тобой поголопопим немного...

— Ты что творишь?! — вскинулись две курицы.

А я, полностью подняв малышку, прижала к своей груди и обняла. Малыш, к слову, был весьма доволен.

— Пойдём, милая, погуляем...

Рута подскочила ко мне, но я одарила её презрительным взглядом, как глядела недавно на меня Мира, что она отступила на шаг назад и схватилась за сердце. Но я была уверена, что это напускное.

И вышла с малышкой из комнаты.

Девки подняли вой, что Шекс прибежал. Взглянул на меня, потом на Руту, стоящую в дверях и голосящую в один голос с Мирой.

— Что здесь происходит?

А я просто прошла мимо него с дитятком. Пусть сам с ними разбирается.

С малышкой прошла в сад. Дома было несколько жарко, из-за закрытых окон, а малышку ещё и кутали в пелёнки. На улице тоже жарюка, но слабенький ветерок обдувает. И воздух в саду свежий.

Сад оказался ухоженным. Ни одного сорняка. Мягкая земля, деревья, частично цветущие, частично уже с завязями и часть с плодами, кусты с ягодами. Ну и тропинки. Запахи чудесные. Птички поют. Пчёлки жужжат, перелетая с цветочка на цветочек. Умиротворение!

Шекс вышел спустя полчаса. Но я видела его рассеянным взглядом, не показывая, что заметила. Стоял и глядел на нас поодаль, но так, что из дома девчонки, припавшие к окну, видели лишь его спину. И в его глазах было восхищение.

Я ела яблоко и играла с малышкой. Она меня, правда, несколько раз чуть не описала. Но я всегда успевала. Вот и сейчас подобралась как-то. Ну, я яблоко в зубы сунула, малышку подхватила да над травкой держать стала. А как нужду справила, подошла к водомёту, стоявшему посреди сада да подмыла девчушку.

Шекс всё же подошёл. Перехватив малыша, вновь стала грызть яблоко.

— Ты замечательная мамочка!

— Что тебе девчонки наплели? — переменила разговор.

Он закатил глаза. Я это знала, хотя в глазах зелёного этого было не видно.

— Не морочь голову.

— А что ты им сказал?

— Что им есть, чему у тебя поучиться.

— Они меня ненавидят. Будут мстить.

— Да, по поводу мести. При любом даже слабом намёке скажешь мне.

— И что ты с ними сделаешь?

— Покажу, что будет с ними, если их продам. К слову, у тебя глаза стали вновь серыми, — он подошёл ко мне, доставая из хламиды капли.

Я отдала малыша Шексу, а сама, загороженная его широкой спиной от девочек, закапала глаза.

У Шекса вдруг запиликало устройство на руке.

— Что это?

— Ещё одно нападение. Быстро ж они оправились. Я полетел, — и он протянул мне улыбающуюся малышку.

— Шекс, а может ты пару мужчин привезёшь?

— Зачем?

— Ну, опыты ставить.

— В угадайку некогда играть, — сказал он.

— Да девчонок усмирить. Может тогда не станут себя так вести...

— Не будет времени отбирать их.

— Доверься Предкам!

Кивнул и ушёл в дом. Вскоре увидела, как взлетает плот и летит по направлению главного входа избы.

Девчонки уже не выглядывали, хотя движение у окна я заметила. Прошло около часа и для первой прогулки этого показалось достаточно. Поэтому пошла обратно в дом.

— На, мамочка, чадо своё, — вошла я в комнату Миры. Старалась вести себя так, будто ничего и не произошло. Руты здесь не было.

Мира взяла дочку, молча глядела на неё, а когда та стала открывать ротик, дала грудь и спросила, пристально глядя мне в глаза:

— Кто ты?

Больше всего хотелось сознаться, что жена Шекса, но... Что, если Мира предаст нас? А теперь я девчонкам не доверяла.

— Пленная, такая же, как и вы.

— Неправда. К тебе он относится иначе. Глядит так, будто ты одна из этих... — брезгливо поморщилась она. — Правда, не облизывает, — тут же поправилась она.

— Вы ж сами сказали постараться извлечь выгоду. Я решила прислушаться к вашему совету, — ответила ей. — Да, мерзко, но... Надо как-то приспосабливаться, тем паче... — я прикоснулась к своему животу.

— Ты понесла?

— Да, Шекс думает что так.

— А ты думаешь иначе? Играешь? — приподняла она бровь.

— Просто состояние не изменилось, разве что стала относиться ко всему иначе. От того, что меня поимеют двадцать раз, а не два, ничего особо не изменится, чище я не стану. Да и вы сами говорили, что живёте ради своих чад.

— А чего так себя ведёшь?

— То, что я рабыня Шекса, не значит, что я себя такой ощущаю. И не позволю вам вытирать о себя ноги. Ясно?

— Ты молодец, — вдруг тихо молвила Мира. — Поднялась с колен, — она обречённо потупила взгляд.

— Ничего, мы ещё повоюем.

— О чём ты? — подняла взгляд мамочка.

— Выражение такое есть у срединцев.

— А ты откуда знаешь?

Лгать не хотелось, но...

— Замуж за срединца собиралась, — за кого именно — не важно. За Серого когда-то хотела. А он, думала, что срединец. А кто на самом деле, теперь и не узнаешь, да и мне уже не важно.

— О... Кого-то из военных. А тут... — домыслила она. Разуверять не стала. — Ясно, отчего гордая такая... Они выбирают самых гордых.

— Ты не права. Дело не в гордости. Просто вы смирились, я — нет. А война разная бывает...

Про защиту, видно, Мира ничего не знает.

— Что с ним стало? — вдруг спросила она.

— С кем?

— С твоим женихом.

— О, он не успел стать моим женихом... — пробормотала я, сразу убивая возможные трудности и обвинения во лжи. Серый ведь не стал им, и установленной защиты тогда, значит, не было. Шекс смог меня изнасиловать.

Она вновь сделала неверные выводы.

— О, сочувствую... Не на что даже надеяться...

— Надежда умирает последней, — изрекла я и вышла из комнаты. Дел по дому хватает. Роботов-пылесосов тут не было. Пылесос был, но им следовало вручную пользоваться. Начала с влажной уборки, затем переключилась на уборку полов. Освободилась только к обеду. И это при том, что дом был небольшим. Три комнаты внизу да кухня, банная и нужник, а на втором ярусе две комнаты больших. Одну занимал Шекс, вторая оказалась заперта. А вот в лабораторию доступ оказался закрыт, поэтому убираться там не стала. Но я и так устала, что передышка не помешает. Тут как раз обед Рута приготовила. Однозначно надо делить труд.

У родителей была квартира в пять комнат. У отца и мамы по своей комнате, где занимались каждый своим увлечением, и общая спальня, у меня отдельная комната и одна гостиная и по совместительству гостевая. И это у нас был не полный набор. Как братья ушли учиться, мы переехали, а я хотела поменьше квартиру, которую руками приходилось убирать. Вот, ограничились пятикомнатной. Но знакомые сокрушались, что как же нам хватает такой маленькой? Легко говорить, когда роботы сами убирают.

А вот здесь тоже выходило пять комнат да лаборатория. Но что-то я устала быстро. При этом готовкой не занималась. Зевнула. Спать захотелось. Чудно.

День, правда, насыщенный выдался. То ли от нагрузок отвыкла, то ли тело перестраивается с новым состоянием, то ли ещё что. Пообедать пообедала, да и поднялась в нашу спальню с Шексом. А там прилегла и незаметно уснула.

Примечания по главе:

Большуха* — главная женщина в доме, которая распределяет все домашние дела между домочадцами. То может быть свекровь или старшая невестка, ну или главная жена при многожёнстве. Соответственно — большак — главный мужчина, которому все беспрекословно подчиняются, в том числе и большуха.