Изумруд

— Застрелился?..

— У Поля был пистолет. Он нашел его и... там, в саду у ручья, он... вряд ли тебе следует знать подробности.

Я устало прикрыла лицо рукой.

— Ну хватит уже, это жестоко. Я не поверю в это все, но продолжать спектакль этот — жестоко. Мой брат в своем репертуаре.

Чак достал из своего спортивного рюкзака конверт и протянул мне. На конверте было написано "Для Клер". Я не знала почерк Максима, но может это был и его почерк. Очень похожий на мой собственный. Конверт был не заклеен. Я достала оттуда лист бумаги с короткой запиской. Пока я проделывала эти нехитрые манипуляции Чак успел уйти в ванную.

"Милая Клер. У меня не был другого выхода, я загнал себя в ловушку. И все потеряло смысл. К тому же я понял, что единственный способ заставить тебя уехать — это избавить тебя от моего общества. Теперь, зная что меня нет, ты же не сможешь отказать мне и не уехать, верно? Мертвым не отказывают. Прости, я не знаю что писать. Так глупо и пошло все получается, это совсем не в моем стиле, ты же знаешь. Прости за боль, которую испытаешь (я знаю, что не поверишь сразу, решишь, что это очередной мой розыгрыш). У меня не было другого выхода, не было. Ты поймешь со временем. Я люблю тебя и ребенка, будь хорошей мамой ему, я тебя умоляю. И уезжай отсюда скорее. Милая, прощай".

Я быстро пробежалась глазами записку и отбросила ее от себя. Как трогательно, кажется он переиграл даже. Впрочем, чувство меры у мальчишки всегда отсутствовало. Нет, чушь. Чушь!!! Он не мог. Я не поверила, ни на секунду. Интересно, что он придумает с похоронами? Ляжет в гроб чтобы убедить меня? И что дальше? Я все равно раскрою весь их спектакль, даже если он обмажет себя гримом с ног до головы и нарисует страшную рану на дурной своей лживой башке. Я все равно все пойму! И что дальше? Какой в этом смысл?!

Чака я так и не смогла выгнать. Весь день он таскался за мной следом по квартире, ходил в магазин за едой, готовил всякие вкусности, от которых меня воротило и капал в мой чай вонючее лекарство (Клер, тебе нельзя волноваться, ты не должна потерять ребенка, я хочу привезти тебя к твоим старикам здоровой. Эти капельки помогут тебе успокоиться). Я покорно пила отравленный чай, хотя и не волновалась вовсе. Не знаю, может его капли действовали, может то, что хоть какая-то живая душа рядом появилась, но настроение мое перестало быть таким депрессивно-подавленным, как в предыдущие дни. Ну и еще конечно же грела мысль о предстоящем разоблачении моего братца. Мне страшно хотелось показать ему, не так-то просто провести меня. Короче, время благодаря Чаку пролетело незаметно. Через день утром он разбудил меня пораньше и приказал собираться потихоньку. Типа, на похороны пора. "Потихоньку" мое заняло полдня, почему-то с утра меня мучил сильнейший токсикоз, и я побоялась отходить далеко от туалета. Когда все-таки вышли, время перевалила уже за полдень. Чак куда-то позвонил из дома, потом вызвал такси и сказал, что в церковь мы уже не успели благодаря мне, придется ехать сразу на кладбище. Сели в машину и поехали. Я не волновалась совершенно. Даже умудрилась задремать в такси. Чак разбудил меня когда мы уже приехали. Помог мне выйти из машины и попросил таксиста подождать. Я стояла, прикрывая зевки рукой. Кладбище мне было знакомо, здесь бабушку хоронили. Иногда мы с отцом и сестрой приезжали сюда. Кладбище было еще новое, за низеньким заборчиком, вдоль которого росли высокие кусты, начиналась большая-большая поляна, кое-где, рядом с могилами, росли молодые деревца. Чак взял меня за руку и повел. Мы прошли через калитку и остановились. В пятидесяти метрах от нас единственная группа людей... Я увидела... Одного взгляда мне хватило, чтобы выхватить из толпы Джула, Лаки, Глену, кажется это она так громко плакала... Людей было немного, человек двадцать, наверное я многих узнала бы там, но взгляд мой зацепился за край страшного черного гроба, видневшегося в просвет между людьми...

— Поспешим, Клер, его сейчас уже будут закрывать, ты не успеешь проститься, — Чак попытался потащить меня за собой, но я замерла как вкопанная, заворожено глядя на гроб. Я чувствовала себя так, будто на меня опустили тяжелый-тяжелый камень...

— Это правда... — выдохнула я. В глазах у меня забегали мухи, вдруг стал темно и я начала падать-падать-падать в пропасть без дна.

Ниточка боли вытянула меня из темноты. Я резко открыла глаза и оттолкнула от себя Чака.

— Сейчас все будет хорошо. — Сказал он, убирая шприц.

— Что это за хрень? Наркотики? — Пробормотала я.

— Ну что ты! Просто чтобы ты не волновалась сильно.

— Доктор-смерть, блин, идиот, разве можно человеку без сознания колоть успокаивающее, — простонала я, — ты хочешь чтобы я вообще коньки отбросила?!

— Это не совсем успокаивающее, не волнуйся. Это просто поможет тебе продержаться, совершенно никакого вреда кроме пользы. Не беспокойся, Клер, я закончил медицинский, на меня можно положиться в этом плане.

Я посмотрела в окно — мы уже ехали по городу — и тут же бессильно откинулась на сиденье, не в силах сдержать мучительный стон. Я вспомнила ОТКУДА мы ехали. Внутри у меня сразу образовалась пустота. Полнейшая апатия. Я прикрыла глаза, по старой привычке попытавшись уснуть. В мире реальности мне больше нечего было делать.

Ну что ж, подумала я, мальчика больше нет. И на самом деле это к лучшему. Как бы я себя ни убеждала в обратном, мне бы все равно не удалось избавиться от этой моей любви к нему. Рано или поздно я бы вернулась к нему, тем более если он сам этого хотел. И что бы было тогда... страшно подумать! Страшно подумать... такие обнадеживающие мысли не спасали меня сейчас. Пустота, чудовищная ненасытная пустота втягивала меня по капельке, не оставляя сил даже на то, чтобы продолжать успокаивать себя мыслями о том, что "все к лучшему". Благо, мой мозг предусмотрительно не пытался пока поковыряться в теме "я виновата в его смерти". Сработал какой-то защитный механизм. В противном случае... я не знаю что было бы в противном случае.

— Не надо винить себя, — будто прочитав мои мысли, сказал Чак и приобнял меня, — мальчик был немного не в себе, это еще там, во Франции заметили. Рано или поздно он бы сделал что-то подобное, такие люди долго не задерживаются на этом свете.

— Мне так хочется, чтобы ты исчез, — с усилием сказала я, — тебе нужны только деньги, которые обещали за него. Теперь ты хочешь продать меня. Я все это понимаю, пусть будет так. Только молчи, прошу тебя, пусть мне кажется, что тебя нет.

— Значит, ты согласна поехать? — Осторожно спросил он.

— Мне плевать. Я сделаю все что угодно, если ты исчезнешь, оставишь меня сейчас в покое. — Никогда в жизни мне не хотелось так сильно забиться куда-нибудь в нору и тихо там умереть. Наверное он понял. Только сконфуженно произнес:

— Я постараюсь не беспокоить тебя сильно, Клер. Через два дня я смогу уже подготовить все для выезда, если у тебя есть загранпаспорт, но если нет, это тоже решаемо. И мы уедем отсюда. Но эти два дня, прости, я все время буду рядом с тобой. Ты сама понимаешь, я не могу рисковать... все-таки вы — одна кровь, кто вас знает...

Остаток этого дня и следующий Чак держал меня в полусонном состоянии. Делал уколы и заставлял пить чай. Мне было все равно, я бы даже не стала сопротивляться, если бы он решил задушить меня. И дело, наверное, было не только в его лекарствах. Сквозь сон я слышала как он постоянно звонит куда-то договаривается о документах, билетах и тому подобном бреде. Кажется один раз я слышала голос Лолки, наверное она привезла мой загранпаспорт, но дальше порога он ее не пустил. Странно, разговаривал с ней резко, она так же отвечала, но все это длилось недолго и скоро опять наступила тишина. Под вечер сон начал меня отпускать, я встала с постели и уселась в кресло, тупо глядя перед собой. Чак принес какую-то еду, кажется молочную кашу и заставил меня съесть. Я машинально, почти не чувствуя вкуса, проглотила еду и выпила чай. Ему позвонили. Он взял трубу и ушел в кухню. Я не старалась прислушиваться к разговору, но все равно поняла, что его куда-то вызывают. Вернулся он раздраженный, сделал мне очередной свой укол и спросил не хочу ли я поспать немножко. Сказал, что завтра тяжелый день, мы завтра сможем уже выехать и мне надо набраться сил. Хорошо, отозвалась я и послушно легла в постель. Пару раз он подходил и прислушивался к моему дыханию, наверное проверял, сплю ли я. Потом тихонько собрался и вышел из квартиры. Я тут же встала. Зря Чак боялся, что я сделаю что-нибудь с собой. Я не собиралась. По крайней мере пока не рожу своего ребенка. Но одна навязчивая идея у меня все-таки была. Я быстро оделась, нашла в тумбочке в прихожей ключи от машины и выскочила на улицу.

Через двадцать минут я уже неслась по знакомой загородной дороге. Уже темнело когда я подъехала к повороту на Изумруд. Машину оставила тут же, а оставшиеся сто метров прошла пешком. Я долго стояла перед воротами, не зная что делать дальше. Мне нельзя было входить туда, я понимала, что Поль скорее всего просто убьет меня, как он убил мою мать. Ведь мне удалось то, чего не смогла она — я лишила его от Максима. И все равно, я вошла бы в ворота. Если бы только не мой ребенок... Поэтому я только стояла и смотрела. Долго-долго. Потом перед глазами моими возникла картина — солнечное утро, я в открытом платье... девочка красит забор. Моя Рене...

Мои ноги подкосились, я завыла, как раненая волчица и на коленях поползла туда, где я впервые увидела ее... его... Меня будто прорвало. Прижавшись мокрой щекой к недокрашенному забору, я рыдала и повторяла одно и то же — "Мальчик мой, прости меня..." Я повторяла это бесконечно, будто забыв все остальные слова на свете, будто важнее этих слов и не было ничего больше. Не знаю сколько длилась моя истерика, наверное долго. Я прощалась с ним, я прощалась с ним навсегда, прощалась с этой землей, по которой когда-то он ходил. Я прощалась со своей родиной, которая вдруг стала так дорога мне, потому что она была и его родиной. Я жадно вдыхала влажный запах земли, зная, что где-то близко он лежит под такой же землей, один навеки — и навеки не мой. "Пусть время вернется, пусть у меня будет еще один шанс и тогда я все сделаю правильно, я клянусь!" — прошептала я земле. Я была так открыла сейчас из-за своего горя, что готова была поверить в любые чудеса! Мне казалось, сама природа плачет со мной, и если я очень постараюсь, то лишь усилием воли смогу все изменить! Изменить неизменное... "Пусть я забуду все, пусть все всё забудут и вернется тот день когда я ушла от него! Я все изменю..." Но я понимала, что если забуду — то снова совершу ту же ошибку, я вновь оттолкну его, и он погибнет... Нет, не было шансов, никаких... И даже чудо не спасло бы его, потому что стена была во мне. Мне не хватал ЗНАНИЯ, чтобы сбросить с себя оковы предрассудков, но обрести это ЗНАНИЕ я смогла только лишь потеряв Максима... Это был замкнутый круг. Настолько замкнутый, что и бог не смог бы разорвать его. Мой мальчик, он знал это. Он должен был умереть, чтобы я получила это дьявольское ЗНАНИЕ! Такое простое знание... о том, что все цепи, сковывающие нас это лишь несуществующие призраки, иллюзии, исчезающие без следа при малейшем усилии души. При МАЛЕЙШЕМ усилии! Господи, как поздно я это поняла...

Стало темно, сквозь слезы я увидела вспыхнувшие на небе звезды. Кажется я выпала на какой-то миг из реальности. Как сквозь вату услышала голос Чака, потом он меня поднял и понес. У меня совсем не осталось сил, как тряпичная кукла я висела на руках у Чака пока он нес меня до машины, потом безжизненно лежала на заднем сиденье. Я и ощущала себя куклой. Сломанной и равнодушной ко всему на свете. Мне хотелось провалиться в пустоту, нырнуть туда навсегда и забыть об этом мире, так мне все опостылело, но сознание не собиралось меня покидать. Настырно мучило меня и конца этому не было, не было...

Дома Чак раздел меня и положил в горячую ванну. Заставил выпить несколько таблеток и травяной чай. Я делала все как механическая. Пока я пила, лежа в ванне и тупо глядя перед собой, Чак зачем-то копался в моих волосах и бормотал: — "Боже мой, Клер, боже мой... как же так могло случиться... прости, я недосмотрел. Ну ничего, завтра мы уже уедем отсюда, все закончится, Клер, ты все забудешь и все будет хорошо. Хотя вряд ли все будет хорошо теперь уже. Как же так... это так плохо для тебя оказалось, мог ли я знать...". Наверное он был чем-то расстроен. Наверное он увидел два моих седых волоса, сама-то я их много позже нашла...

Дальше все было, что называется, как в тумане. Скомканный конец истории получается, я знаю, но устала я уже описывать свои беды и волнения. Лучше к главному сразу, очень уж хочется поскорее подобраться к тому моменту, когда я встретила человека, изменившего мою жизнь, должно же быть хоть что-то хорошее в этой книжке, верно?

Чак отвез меня в аэропорт, Чак посадил меня в самолет (ну и сам сел, видно за гонораром ехал, заодно и за мной присмотреть). Полет я почти не помню. У меня жизнь закончилась, я как растение в кадке ехала. Смотрела перед собой и ничего не видела. Чак рассказывал про моих бабку с дедом, какие они замечательные и как ждут меня, говорил, что сообщил обо мне позавчера, рассказал все, теперь там все готово к моему приезду. Ждет меня, короче, богатая райская жизнь и любящие родственники. Я слушала и молчала. Мне было все равно. Со вчерашнего дня я стала лишь инкубатором для своего ребенка, единственного существа, которое держало меня еще в этом мире и перед которым у меня были определенные обязательства.

Мы летели и летели. Долго наверное. Я до сих пор не знаю сколько нужно лететь оттуда сюда, не летала больше ни разу. А в тот единственный раз время для меня ничего не значило, я перестала его ощущать.

Потом у меня заболели уши и Чак сказал, что мы приземляемся. Через некоторое время все засуетились, стали отстегиваться и тянуться к выходу. Я сидела и ждала команды Чака. Когда почти все вышли, он взял меня за руку и мы двинулись на выход. Сильный ветер оглушил меня в первую минуту. Воздух, чужой и новый, пах здесь иначе, не так как дома... Это была другая страна.

— Смотри под ноги, — все время повторял Чак пока я спускалась по трапу, — все время смотри вниз!

Я исправно смотрела вниз. Я не собиралась падать, хотя хотелось раскинуть руки и полететь навстречу чужому ветру. Когда последняя ступенька осталась позади, мне не надо было больше смотреть под ноги, и я подняла глаза. Это было слишком. Я тут же провалилась в спасительную пустоту.

Вы уже все поняли, да? Все было ясно с самого начала, хотя я вроде пыталась вас ввести в заблуждение...

Мои глаза были еще закрыты, но я уже пришла в себя. Просто не хотела их открывать. Лежала и думала — как же легко проходит вся эта боль и страдания — секунда и ты уже счастлива. Будто и не было этой мучительной ломоты в сердце... Упала стена — и тебе уже хорошо. Никакого отчаяния — ни капельки!

И еще мне приятно было слушать его. Я знала, что едва открою глаза — он начнет меня целовать и не будет больше говорить...