Не бойся, я с тобой

— Добрый вечер! — сказала я, испытав желание нарушить тишину.

— Вечер добрый, — живо откликнулись несколько голосов из задних рядов, члены же Совета не шелохнулись, и их позы, лучше всяких слов выражали порицание. Я выхватила у Геры заколку, которую он до сих пор сжимал в кулаке, быстро заколола растрепавшиеся волосы, оправила платье.

— Как вы очутились в Башне? — папочка дождался, пока я закончу туалет, и только после этого заговорил.

— Это мы, — с готовностью отозвалась Победа. — Мы с Героем хотели узнать, кто из волшебников виновен в этих неприятностях. А потом пришли Мариша и Сибилл... Правда, Сибилл недолго пробыл с нами...

И она метнула ехидный взгляд в Болиголова, прячущегося за чужими спинами. Я тоже его заметила, но выяснять с ним отношения в данный момент не представлялось удобным.

— Вот как?! Это делает честь его уму, — проговорил папочка.

Я виновато потупилась. Победа поглядела так, будто не поняла его слов. Герой, как всегда, промолчал — он вообще не мог уловить логики в речах моего папочки.

— И что же выяснили? — после паузы поинтересовался папочка, впрочем, довольно пренебрежительно.

— Мы говорили с Его Мертвейшеством, — затараторила Победа, не желая упускать инициативу. — Он хочет для своих мертвых подданных таких же прав, какие есть у живых. Он сказал, что на этот раз нам не выкурить их запросто из нашего мира. И Башня — символ их могущества. Теперь ясно, кто так пошутил на празднике — это Его Мертвейшество предупреждал нас о своем появлении!

— Вот как?! — воскликнул папочка, и озабоченные советники сбились в кучку. В такие же кучки сбились и прочие волшебники. На меня никто не обращал внимания, и я воспользовалась минутой, чтобы обдумать положение.

Его Мертвейшество утверждает, будто Башня — выражение его могущества, и никакие чары не способны разрушить ее. Пусть так. Но Спиногрыз говорит, что и Башня, и Эти — побочный эффект какого-то его Ужасного Заклинания, сработавшего неправильно. Что же получается? Два Великих Волшебника оспаривают друг у друга величие. Если прав Его Мертвейшество, то мы попали в переплет. А если прав Спиногрыз — тогда все поправимо. В голову прочно засели его слова о том, что Башню можно уничтожить мановением руки. Казалось, это не красивый оборот, а слова, обозначающие физическое действие. В нашем общество, которое не любит меняться, кое-что со временем выходит из употребления. Раньше волшебники придавали большое значение своему положению и подчеркивали его, пользуясь магией там, где этого не требовалось. Но в последние лет сто, эта манера уходит — видимо, дает себя знать обособленность от Большого Мира. Как-то не интересно колдовать без восторженных поклонников. Свой брат-волшебник скорее раскритикует каждое движение, завалит непрошенными советами и, в конце концов, испортит все удовольствие. Вот простецы — другое дело! Они благодарная публика, легко поддающаяся и восторгу, и ужасу. А в последнее столетие численность простецов на Острове упрямо движется к нулю. Нет зрителей — нет и представления, и волшебники обзавелись привычкой вершить повседневные дела с помощью ловкости рук.

Это первое соображение. А во-вторых, испорченный бал. Не вязалась эта шутка дурного тона с Его Мертвейшеством. Как ни крути, но он король, и есть у него понятие о королевском достоинстве. А эта шутка больше подходит какому-нибудь мелкому пакостнику. Например, волшебнику, формально представляющему Благородный Дом и страдающему от этой формальности.

И, в-третьих, Спиногрыз — живой. Пока еще живой. Неприятная смерть, но его постигнет справедливость, а эта штука безжалостная.

Итак, найдя три аргумента в пользу своей теории, я подошла к советникам.

— Там, в Башне, ЭТИ держат в клетке Спиногрыза Пигмалиона, — громко сказала я.

— Спиногрыза?! — папочка переглянулся с другими членами Совета. — Вот как!

— А-а! Так вы знакомы?!

— К несчастью. К несчастью для него, — ответил он со смесью легкой грусти и самодовольства. — Когда-то он доказывал мне, что кровь ничего не значит, что он будет самым Великим Волшебником на Зачарованном Острове. Я же говорил ему, что любое честолюбие должно иметь под собой прочные и глубокие корни... Впрочем, его уже можно скинуть со счетов... — добавил он с легким вздохом, с каким мы встречаем известия о смерти дорогих нам врагов.

И он снова повернулся к советникам. Печально, но, кажется, папочка теряет хватку. Эта новость вызвала у него только удивление и сожаление, а следовало задуматься. Я решила не отходить далеко и, заодно, засечь время.

Между тем, Советники явно находились в замешательстве и не могли договориться между собой. Одни твердили, что ничего не поделаешь, и придется перебираться на новое место, другие предлагали немедленно создать отряды и начать отстрел Этих серебряными пулями, третьи думали, как уничтожить Башню. И никто никого не хотел слушать.

Пока Советники спорили, Нижняя палата, обожавшая голосовать по любому поводу, большинством голосов приняла решение договориться с Его Мертвейшеством. Их подкупило слово 'равноправие'. О чем они и сообщили советникам.

— Да-да, — кивнули те. — Кто пойдет к Его Мертвейшеству парламентером?

Каждый вспомнил о карточных долгах, недовязанных на спицах носках, об организации эпидемии свинного гриппа в Большом мире и еще каких-то неотложных обязательствах и сделал шаг назад. Советники немедленно вернулись к спору.

Где-то спустя минут пять папочку, наконец-то, осенило:

— А как там очутился Спиногрыз? — вопросил он.

Я улыбнулась. Наконец-то! Папочка внимательно изучил мое лицо.

— То есть, ты считаешь, что это он морочил нас загадками и плохими шутками?

— Он так сказал.

— Значит, он до самого конца лелеял мысль доказать собственное превосходство.

— Да, это он тоже говорил.

— Какое замечательное упорство! Теперь уж не найти такого в молодых людях...

— Но ведь это же глупость! — вмешалась Победа. — Как он мог выпустить их, если они его съели?!

— Мертвецы также неблагодарны, как и живые, — вздохнула я. — Больше никогда не буду участвовать во всех этих поминальных обедах! А достижения Спиногрыза можно назвать замечательными, во всяком случае, его волшбу мы все заметили.

Волшебники вокруг закивали, выражая согласие.

— Еще он сказал, что Башня держится на краеугольном камне, — добавила я.

— Так и сказал?! — переспросил папочка. — На краеугольном камне? Тогда все просто...

Вполне довольная результатами, я смешалась с толпой, выглядывая знакомых. И тут увидела Чорта. Я многое могу вынести, но только не чужое самодовольство. Он стоял, окруженный молодыми людьми, раздуваясь от гордости за своего змея. И рядом с ним, как луна в полнолуние сияла, Кара. Нет, такое бы никто не стерпел! Я поискала глазами мамочку. Она была поблизости и явно получала удовольствие от похвал в адрес сына.

— Мамочка, — начала я громко, — а знаешь, когда я заходила к нам в дом, там хозяйничали мертвецы. Кстати, дедушка передавал всем привет. Так вот, мертвецы сидели за столом и ели нашего Христю, нашего старого, доброго Христю. Видно, Чорту некогда было позаботиться о слугах... И еще, они ели его на твоей любимой скатерти...

— Чооорт?!

— Я не виноват, — быстро проговорил он, и его самодовольную улыбку задушил Убийственный Взгляд мамочки, как коршун цыпленка. — Я спасал свою жену!

— Что?! Жену?! — воскликнула мамочка вне себя от гнева. — Милый мой мальчик, жену найти пара пустяков, а вот ты попробуй отыщи хорошего слугу! Не смей оправдываться и сравнивать такие вещи!

Кара обиделась, надула губки, но не посмела возразить мамочке. И правильно! Ведь она не владела Убийственным Взглядом. Вместо того Кара требовательно поглядела на мужа. Чорт, поняв, что попал меж двух огней, поспешно отступил.

— Не огорчайся, — утешила я, — когда-нибудь гнев мамочки пройдет, и она захочет взглянуть на своих правнуков!

Лицо Кары исказила безумная ненависть. Наконец-то на ее кукольном личике появилось выражение!

— Моя сестра ненавидит мою жену, моя жена ненавидит мою сестру — традиционные отношения нашей семьи! — с горечью проговорил Чорт.

— Уверена, милый брат, пройдет время, и ты поймешь и согласишься со мной, что любить ее, в общем-то, не за что, — убежденно заявила я.

Дождь и ветер за окнами обрывали последние листья с деревьев, мокрый сад глядел уныло. Уныло было и в комнатах. Целыми днями горели свечи, пахло воском и слабым дымом. На улицу выходить без дела никому не хотелось, и мы собирались в гостиной. Я и Бесик играли в карты. Он проиграл свой горный замок, правда, довольно запущенный, и карманные деньги до совершеннолетия, и новую игрушечную машину, подаренную папочкой на день рождения. Машину ему было жаль больше всего, и он кон за коном заставлял меня выставлять ее против карманных денег, замка в горах...

В общем, на нас опять навалилась мутная, слякотная тоска.

Чорт и Кара переехали в свой новый дом, не дожидаясь окончания ремонта, и с тех пор Чорт посылал нам записки каждые три дня, в которых вежливо спрашивал о моем здоровье.

Городской Совет уладил проблему с мертвецами, и в тот же день об их присутствии напоминали только груды мусора и следы зубов в самых неожиданных местах. Точнее сказать, проблему улаживал не сам городской Совет — они предоставили это добровольцу, от которого требовалось единственное умение — перемещаться. К удивлению публики, вызвался Чорт. Он так расстроился из-за домашней ссоры, что хотел покончить жизнь самоубийством. Наши кузены рассказывали потом, как он надеялся погибнуть мучительной, но героической смертью, чтобы мы пожалели о несправедливости. Но к его разочарованию, все оказалось просто и неопасно, и даже не прибавило ему славы. Он проник в Башню, в тот самый зал, где нас держали в клетке, и вытащил краеугольный камень из центра пентаграммы. На этот камень, разумеется, были наложены страшные заклятья, и даже все члены Совета не расколдовали бы его. Но, если подковырнуть ножом... Что и проделал Чорт. В тот же миг Башня начала уходить под землю. Нашлись любопытные, наблюдавшие, как она исчезает прямо на глазах. Они говорили: мертвецы, поняв, что Башня вот-вот исчезнет, бежали к ней со всего города. Как выяснилось, она поддерживала их существование магией. Те, кто не успел, (я бы сказала 'съедены 'заживо' червями', но 'заживо' вызывает сомнения), пострадали, и их похоронили во второй раз. Горожане, наученные горьким опытом, сожгли останки, пепел собрали в осиновые гробы, смешали его с серебром, закопали и наложили двухсотпудовые заклятья.

Его Мертвейшество, благоразумно не удалявшийся от Башни, не пострадал и, надо полагать, будет искать другие пути возвращения в мир живых, но специалисты утверждают, что этих ходов не так много и за ними следят.

Гораздо больше хлопот городу доставили Болиголовы. В этот раз они полностью обчистили зал Редкостей. За ними отправили отряд вооруженный самыми серьезными намерениями, но Болиголовы затерялись в родных горах, и отряд домой вернулся, как и уходил, с одними намерениями. Тогда Совет послал письмо главе дома Болиголов, Всеславу, сообщив, что решено построить несколько отелей в горах и на побережье для туристов из Большого мира. Пусть замки принадлежат Болиголовам, но земля, на которой они возведены, — Зачарованному Острову. Болиголовы запаниковали. Их извращенное воображение нарисовало живописные картины, как любопытные и назойливые туристы прогуливаются по их замкам, повсюду мелькают цветастые рубашки, и, о, ужас! шорты. А в скором времени потомок славного, но захиревшего в невыносимых условиях рода, поведет за звонкую монету экскурсию по мрачным, пыльным залам, распахивая двери спален и выволакивая за остатки волос забытые скелеты из шкафов. Тут же они засыпали Совет извинениями и возвратили незаконно присвоенные редкости.

Да, кстати, заколдованных латников отобрали у Болиголовов и назначили на общественные работы по очистке выгребных ям. И город, наконец-то, вздохнул свободно.

Осталось рассказать совсем немного, чтобы завершить эту историю.

В один из хмурых и дождливых дней в нашем доме появился Сибилл. Вид был у него такой, словно он бродил под дождем без калош и зонтика несколько часов подряд.

— Вы плохо выглядите, так бледны, — любезно проговорила мамочка. — Вы смертельно больны?

— Да. Нет, — ответил Сибилл.

— Ах, милый мальчик, неопределенность такое прекрасное состояние. Пребывайте в нем как можно дольше! Вероятно, у вас нет отбоя от невест. Каждая порядочная девушка мечтает выйти замуж за смертельно больного богача.

Сибилл побледнел еще больше, казалось, он вот-вот упадет в обморок. Мамочка, от которой ничто не могло укрыться, тоже это заметила и зазвонила в колокольчик.

— Принесите нюхательной соли, — велела она вошедшему слуге. — И выставьте кровать из черного дерева, ту, что отделана золотом и слоновой костью, в оранжерею. Да поставьте так, чтобы соседи видели. Вдруг Сибилл впадет в кому или летаргический сон... пусть знают, что Чорены умеют принять самых разных гостей!

— Не нужно соли, — слабым голосом попросил Сибилл. — Я хочу поговорить с господином Чореном.

— О-о, это сколько угодно! — откликнулась мамочка. — Христя проводит вас в библиотеку. Мариша говорила, что вы уже посещали нашу библиотеку? Тогда проводите туда нашего нового Христю. Он еще плохо знает дом. Вы знаете, в тех трагических событиях пострадал наш прежний слуга. Я наняла нового. Конечно, его зовут по-другому, но за незначительную прибавку к жалованию он согласился принять родовое имя наших слуг. Ведь проще ему думать, что его зовут Христя, чем нам запоминать разные имена. Итак, мой муж в библиотеке. Он, видите ли, взял привычку работать. Ну да что поделаешь! Все мы слабые люди, боремся со скукой, как умеем.

Слуга вышел за Сибиллом, а потом заглянул обратно.

— Я не понял, госпожа, кровать нужна или нет? Молодой господин, кажется, оправился.

— Ах, ну конечно! — воскликнула мамочка. — Нужна! У молодого господина временное улучшение, он еще не беседовал с моим мужем!

Слуга ушел, озабоченно сопя.

— Вот видишь, Мариша, что я говорила! Где теперь я найду такого слугу, как старый Христя? Они не понимают, они ничего не понимают! — и мамочка упала в кресло, ломая руки.

— Кстати о Христе, — вспомнила я, — вчера ночью выглянула в сад, и мне показалось, что бедный старик бродит под окнами гостиной.

— Чего только не привидится в темноте, — пробормотала мамочка. Затем подумала и добавила:

— Я скажу Упырю, чтобы приготовил пару пистолетов с серебряными пулями.

И тут скрипнула дверь библиотеки, и папочка крикнул:

— Клетемнестра!

Мамочка вышла. Спустя короткое время послышались восклицания, неразборчивые, но ласковые слова, а потом они вместе возвратились в гостиную. Лица у всех были напряженные. Сибилл — белее муки.

— Марена, — начал папочка, — случилось неожиданное, но приятное событие: Сибилл Болиголов только что попросил твоей руки!

— Вот как!

— Благородный Дом Болиголовов столь же древний и благородный как Дом Чоренов, — с нажимом произнес папочка, — вы составите прекрасную партию.