Хроники Корпоративного Целителя 1: "Белый Карлик" (Full)

— Как ваше самочувствие, Роман Валерьевич? — врач осторожно приблизился, сцепив пальцы в замок на уровне груди. Этакий старик Хоттабыч, только без бороды.

— Сегодня намного лучше, — щелкнув пультом, я выключил телевизор. Смотреть его оказалось сплошным расстройством. Как я втайне ни надеялся, но об инциденте в участке все упорно замалчивали, то ли Хмельницкий со товарищи постарались, то ли смерть рядового полицейского уже не представляла никакого интереса у зрителей. И правда, где кровища, где куски мяса? Поперхнулся и умер — не самая героическая смерть при исполнении, что ли? Мне становилось обидно: а где же толпы 'журналюг', выпытывающих у меня подробности драмы, разыгравшейся в комнате дознания, где приглашения на ток-шоу? Я бы мог рассказать много интересного, но слегка сник, вспомнив, что, кроме меня, свидетелей у той драмы не было и быть не могло... И дело даже не в ФСБ, закрутившем все краны утечки информации, Инферналов не видел никто, кроме меня, а значит, для окружающих со своими россказнями про пришельцев из иного измерения я обычный псих. Назойливый голос лечащего врача вернул мне чувство реальности:

— Хорошо, что уже идёте на поправку, но если хотите, можем провести вам дополнительные обследования, они, правда, не входят в стоимость общего нахождения в стационаре...

Он затянул до боли знакомую песню. Ну точно Хоттабыч, только желания строго по прейскуранту.

— Ой, нет, спасибо, — я погладил урчащий живот, покосился на дверь. — Что-то по утрам здесь сквозит и невероятно голодно. Скоро там завтрак?

Врач проследил за моим взглядом, не сразу поняв сарказм.

— Ах, да, еду начнут разносить через пятнадцать минут.

— Хорошо, — я вежливо улыбнулся. Разнести бы вас всех за ту баланду, которой приходилось давиться. Как и во все времена, деятельность кухни в 'больничках' пользовалась успехом только у бездомных собак, и это даже несмотря на мой особый статус. Нет, я, конечно, не привередничал, задрав нос, но расходы фирмы отчасти и мои расходы.

— Ну, если вам от меня больше ничего не нужно, тогда я вас оставлю, — врач уныло вздохнул, в коридоре послышались цоканье каблуков и шелест колёс походной кухни. Разносить завтрак начали даже раньше графика, я с любопытством заглянул в открывшийся вслед за уходящим доктором проём. Увидел одетого в штатское мужчину, он сидел на стуле недалеко от двери. ФСБ оставило смотрящего, ох, чую, вынесут они мне мозг за того толстячка. Так мне и надо, не смог спасти... Хотя вот спас бы я его, что бы тот сержант наговорил, в чём бы обвинил меня? Мертвые и спокойнее, и тише, как говорил Яр. Вспомнив о Яре и пропавшем осколке, тихо завыл. За окном солнечный денёк, главное, чтобы не пошёл дождь, мокрую землю тяжелее копать, а копать придется. Осколок не исчез, он по-прежнему в теле, замаскировался, так же, как и в том уличном фонаре в центре Филёвского парка. Он холодный, ему всё равно, кто будет носителем: бездушный предмет или человеческое тело. Ход моих мыслей прервала вкатившаяся в палату тележка с фуражом. Запах больше отпугивал, чем манил, но деваться было некуда. Голод — не тётка, из человека зверя делает ловко.

— У вас первое меню, — женщина лет пятидесяти сверилась со списком и разложила на поднос тарелки, заполняя их первым и вторым блюдами. Я, как заворожённый, смотрел на её фигуру. Уставшее лицо не выражало ничего, кроме отстранённой безразличности, движения заучены и исполняются на автомате. Я видел, что с ней случилось, видел пробитую защиту, тонкие красные нити исходили из тела. Лимб пил её, настолько остервенело, словно хотел иссушить до дна. Такое я видел впервые, нервно сглотнул. Когда медсестра поставила поднос на тумбочку и повернулась ко мне спиной, я вздрогнул от омерзения. А вот и виновник её проблем: Инфернал, свернувшийся калачиком, удобно устроился на теле и стал похож на буро-серый рюкзак. Он вонзил невидимые когти в плечи бедной женщины. Это было не моё дело, она не работник компании, и мои услуги на такие случаи не распространялись, но я окликнул её в последний момент.

— Простите, вы плохо выглядите, вам бы к врачу...

Медсестра замерла, сгорбилась. Словно почувствовав на себе чужой взгляд, Инфернал ожил, с сухими щелчками худых конечностей растягивался в полный рост. Он повернул в мою сторону голову, очень глубоко посаженные глаза неприятно блестели. Тварь оскалилась, предупредительно зашипела.

— Да нет, всё в порядке, вам показалось. Приятного аппетита, — ответила она, не оборачиваясь, выдавила улыбку и вышла в коридор. Я видел, как смотрящий от ФСБ оторвался от телефона, проводил её доброжелательным взглядом. Инфернал снова свернулся клубком, красные нити полезли из жертвы с новой силой.

— Это не моё дело, — я повторял как заклинание. — Это не моё дело...

Хмельницкий пришёл именно тогда, когда я уже перестал его ждать. Несколько раз от скуки я хотел выйти в коридор, но каждый раз сидящий на стрёме агент предельно вежливо загонял меня обратно в больничный застенок, а стоило попроситься в туалет, так этот гаврик шёл за мной по пятам, словно я главный подозреваемый, а не свидетель в этом деле. Хотя так они ко мне и относились, пора бы уже и прекратить этому удивляться. Жаль, что он не зашёл вместе со мной в тесную кабинку, с его-то учтивостью можно было бы и помочь подержать. Хмельницкий оказался менее вежливым 'гебешником', вошёл без стука, сходу перешёл к делу, так, словно был тут всё время и отлучился всего на пару минут. В руках всё та же черная папка, меня почему-то коробило от её вида. Наверное, потому, что там собрана вся моя биография вплоть до детских фотографий.

— Собирайтесь, мы опаздываем! — бросил он раздраженно, стоя над душой. Отлично! Я еще не в курсе, но мы уже опаздываем. Я лениво собирал шмотки, обнаружив, что Борисыч оставил 'на выход' один из однотипных строгих костюмов. Молодец. Корпоративный 'дресс-код' надо соблюдать в любой ситуации. Хмельницкий отвернулся, подошёл к окну, вяло проводя инструктаж:

— Сегодня нам придётся навестить как минимум два места. Сначала поедем в морг на опознание сержанта.

Так! Тело в морге! Уже хорошо, может, и не придётся ничего копать. Хотя где ему еще быть, пока идёт расследование? И почему я раньше об этом не подумал, озвучил другую мысль:

— Зачем опознавать-то? Разве всё и так не ясно?

— Ясно, не ясно! Есть протокол, и его надо исполнять, — нахмурившись, буркнул Хмельницкий, продолжил спокойнее: — Потом поедем в участок, расскажете и покажете, как всё было...

— Тот рядовой там будет? — я нахально перебил его, поймал на себе подозрительный взгляд ФСБешника.

— Конечно, Еремеев тоже свидетель.

— Отлично, — я прыгал на одной ноге, борясь с узким голенищем носка. Этот упырёнок мне нужен, главное, чтобы кольцо ещё было при нём. Федерал озадаченно хмыкнул, не ожидал, что я обрадуюсь грядущему перекрестному допросу. Он зажал папку под мышкой, увидев мой представительский вид, тяжко вздохнул:

— Вы что, на работу собрались?

Ну, во-первых, я ещё не видел ордер на свой арест, а во-вторых:

— Я в каком-то роде лицо компании и её представитель и должен выглядеть безупречно.

Я широко улыбнулся, почувствовав свою неотразимость. Да, любовь к строгим костюмам и чёрно-красным галстукам мне привили насильно, я не любил официоз, но, глядя на Хмельницкого и его потёртые джинсы, уж лучше строгий официоз. ФСБешник криво усмехнулся:

— У вас в компании у всех такой представительский вид? — он кивнул, намекая на мои синяки, и не дав возможности ответить на остроту. — Пойдёмте уже, нет времени!

Мы вышли из палаты по очереди, Хмельницкий впереди. Он остановился возле агента:

— В палату никого не впускать.

Я изумленно обернулся на дверь своего временного пристанища. Повышенное внимание льстило моей скромной персоне, но с другой стороны — по коже бегали мурашки: кто это, интересно, хотел пробраться в мою палату? Соглядатай охотно кивнул, проводив нас до лифта. Они о чём-то втихаря перешептывались, и мне, оставшемуся в стороне от всего этого, стало смертельно скучно. В лифте ФСБешник также предпочёл молчать, кто-то позвонил ему на 'мобилу'. Закатив глаза, Хмельницкий сбросил вызов. Интересно, кто это мог быть, навязчивая поклонница? По внешнему виду федерала и не скажешь, что у него много таковых, но всё может быть. В вестибюле больницы я снова увидел ту женщину с Инферналом на спине, она пила чай у регистратуры, медленно размешивала ложкой сахар, всё с таким же отстраненным взглядом. Бегло оценил, что процесс шел не так уж долго. Я бы, наверное, мог ей помочь, но не мог так просто подойти и навязать свои услуги. Нет, я так не привык!

Хмельницкий вышел на солнце, поморщился, опустив лицо и дёрнув из нагрудного кармана очки, нацепил на нос. Он повернул налево к стоянке автомобилей, и я облегченно выдохнул, что не придётся добираться по такой жаре на общественном транспорте.

— Вы на машине? Как хорошо... — оставалось надеяться, что до морга не придётся пилить на другой конец Москвы.

— Да-да... — федерал странно изменился, осунулся и воровато оглядывался по сторонам, словно от кого-то скрываясь. Больше не проронив ни слова, мы ступили на парковку. В руках ФСБешника блеснули ключи с дорогим брелком, на нажатую кнопку центрального замка отозвался и замигал бортовыми огнями возвышающийся над пузотёрками новенький хромированный 'Гелентваген'. Я присвистнул от удивления. Ни в жизнь не поверю, что этот шустрик купил его на свои кровно заработанные. Ого! Да у нас тут явно коррумпированный элемент, и не удивительно, что шёл он до своего сокровища на полусогнутых. Начальство, наверное, и не знает, на чём рассекает по Москве их скромный подчинённый.

— Это подарок, — на всякий случай пояснил Хмельницкий, увидев издёвку в моих глазах. Ну да! А те девять миллиардов в квартире — это всё моей мамы...

— Отличник службы? — сдержанно поинтересовался я.

— Можно и так сказать.

Федерал окончательно замкнулся в себе и, когда мы сели в машину, всем своим видом показал, как рад возить меня на личном транспорте. Я решил дать заднюю, дабы не усугублять и без того щекотливую ситуацию, расположение Хмельницкого мне надо сохранить любой ценой.

— Да, вы правы, это совсем не моё дело.

— Дело, дело... — он тронулся, выезжая с парковки, кинул папку на заднее сиденье. — Вот всё это — точно не моё дело...

Странное откровение, которое Хмельницкий так и не удосужился пояснить, осталось витать в воздухе немым вопросом.

— И где этот ваш морг? — я азартно выгнул шею, внимательно запоминая дорогу до этого чудного места, благо высокая посадка 'Гелика' позволяла просматривать улицу далеко вперёд.

— Он тут недалеко, скоро приедем, — Хмельницкий вальяжно раскинулся в кресле. Уже привык к авто, значит, владел им давно. Интересно, кто мог подарить скромному служителю закона столь нескромную машину?

— Поговорим о деле. Вы сказали, что сержант поперхнулся, попытайтесь вспомнить, что именно он положил себе в рот? — ФСБешник включил диктофон, положил его на панель. Опять завёл старую шарманку...

— Я так и не понял, что это было, когда рядовой ушёл по распоряжению того сержанта, он начал вести себя как-то странно, всё говорил о каком-то душегубе из парка, потом достал что-то из кармана. Оно сверкнуло пару раз в его руках, но освещение в комнате никудышное, может, стекло какое-то...

Я устало пожал плечами, но сосредоточенно повторил всё слово в слово, как уже рассказал ранее в палате. Вчера Хмельницкий пытал меня этим вопросом минут тридцать, главное — не сбиться в показаниях, задавая один и тот же вопрос много раз подряд, федерал лишь выжидал, когда я начну путаться. Так и норовил поймать меня на лжи, сволочь.

— Вы точно уверены, что он положил в рот именно стекло? Может, это было что-то другое?

Хмельницкий не унимался, в попытке докопаться до правды перестал её воспринимать, ведь я ни на мгновение не врал, опустил лишь некоторые детали.

— Не знаю, что еще может так блестеть, может, ключ? А вы точно ничего не нашли в глотке сержанта? — игра в одни ворота порядком поднадоела, Хмельницкий бросил на меня недоверчивый взгляд. Каменное, непроницаемое лицо говорило о том, что я не имею права задавать вопросы по следствию, но вчера ФСБешник уже обмолвился, что они ничего не нашли в теле погибшего, а значит, отпираться нет смысла.

— Нет, вскрытие показало, что сержант Николаев умер от удушья, но причины удушья не были установлены, — сухо ответил он, выждав паузу, перестраиваясь на кольце и уводя машину с 'трёхи' на Шмитовский проезд. Дальше дорогу можно и не запоминать, мы уверенно ехали к Филёвскому парку.

— Труп в парке? — я насторожился, как-то слишком много совпадений. За последние дни они уже натёрли глаза.

— В парке? — отвлёкся Хмельницкий. — Нет, почему? Мы едем в пятьдесят первую больницу на Алябьева, тело Николаева там.

Обычная больница, обычный морг. Я задумчиво потеребил подбородок: интересно, если я прикинусь родственником этого сержанта, мне выдадут труп, ну хотя бы на пару минут? Из размышлений меня вывел Хмельницкий:

— Ну, так вы уверены, что он проглотил именно это ваше стекло? Или может, Николаев скончался от чего-то другого?

Федерал сбавил скорость, парк раскинулся справа, я упёрся взглядом в зелёный массив, устало вздохнул. Вспоминать подробности той ночи становилось тяжко. Авантюра с осколком вышла боком не столько для меня, сколько для людей, которые не имели к ней никакого отношения. Так всегда и бывало, снова вспомнил добрым словом Яра. Но деваться уже некуда, и начатое дело придется доводить до конца, я надеялся, что Яр знал, что делает, и в конце мы получим хоть какой-то положительный результат от всего этого.

— Я знаю, что я не убивал его, — сурово ответил я, предвосхищая очередную попытку ФСБешника вывести меня на чистую воду. Хмельницкий притормозил перед пропускным пунктом больничного корпуса, показал вышедшему из будки охраннику удостоверение и беспрепятственно въехал на территорию пятьдесят первой больницы.

— Вас никто ни в чём не обвиняет, я должен разобраться в том, что произошло, и прошу вас только об одном — помогите следствию. Чем раньше мы разберёмся в этом деле, тем быстрее вас оставят в покое! — Хмельницкий терял терпение, паркуя автомобиль у главного входа в больницу. Он бесцеремонно заехал на газон и заглушил двигатель. Я смотрел на федерала несколько мгновений, при всём желании не мог рассказать ему правду, отчасти не хотел расшатывать нервную систему стражу правопорядка, отчасти берёг и свою.

— Я рассказал всё, что видел, — вырвавшись из плена ремня безопасности, я открыл дверь и вышел на солнце. Хотелось только одного: побыстрее закончить всё это и вернуться в палату. Там скучно, но хотя бы нет этого дотошного следователя, от которого у меня уже начинала болеть голова.

— Артур Павлович, мы ждали вас гораздо раньше! — главврач больницы по фамилии Большаков семенил за Хмельницким, усердно игнорируя моё присутствие. — С утра приходили родственники умершего, они настаивают на похоронах уже завтра.