Пущенная стрела

— Какое твое свойство? — спросил Чарли.

— Какое еще свойство? — удивилась принцесса. — У меня много свойств.

— Она не анчутка, — сказал Джа. — Вообще не похожа. Она ни на что не похожа.

— Окей, — кивнул Чарли. — Ладно, пойдем другим путем. Какие у тебя планы? Что собираешься делать?

— Ничего особенного, — ответила принцесса. — Моя судьба связана с вами. Куда вы, туда и я.

— Тогда едем в Кузьмицкий лесопарк, — решил Чарли. — Пойдемте.

— А этот? — спросил Огурец и ткнул пальцем в мертвого волосатика.

— Вообще его не знаю, — сказала принцесса.

— Хер с ним, отпишусь как-нибудь, — сказал Чарли. — Не впервой.

Вспомнилась Инна. Тогда отписываться тоже было не впервой, но по-любому труднее чем сейчас, сейчас вообще ерунда, не объект разработки на контроле у председателя, а простой случайный свидетель, то ли наркоман, то ли пидор...

Чарли вздрогнул. Что за вздорные мысли? Нельзя убивать людей, из этого правила есть исключения, но их немного и нельзя стараться их преодолеть, нормальному человеку должно быть противно их преодолевать, иначе сам не заметишь и в самом деле начнешь рассуждать как стереотипная кровавая кобня из кухонных баек и тупых анекдотов. Души, блядь, прекрасные порывы.

— Может, все же избавимся от трупа? — предложил Огурец. — Камер наблюдения не видно ни глазами, ни на сканере, внизу подвал...

— Не прокатит, — возразил Джа. — Обнаружен объект неизвестного типа, набегут эксперты, все досконально изучат, нечего даже и пытаться что-нибудь скрыть. Пойдемте.

Они вышли в коридор, направо тупик, а налево коридор изгибается, а ведь казался прямым, когда сюда шли, странно. Впрочем, Чарли тогда отвлекся на примерещившуюся девицу в другой двери...

Вперед! Первым Чарли, за ним принцесса, Джа и Огурец конвоируют ее плечом к плечу, руки в карманах, пальцы на...

— Твою мать! — воскликнул Чарли и остановился. — Пушку там оставил!

— Забей, идем дальше, — сказал Джа. — Не надо возвращаться из-за такого пустяка.

— Отписываться придется, — сказал Огурец.

— Абзацем больше, абзацем меньше, — сказал Джа.

Чарли подумал и согласился. Пошел дальше вперед, коридор загибается, еще загибается и еще, и еще, будто здание круглое, но снаружи оно точно не казалось круглым, тут вообще хер поймешь, какая архитектура, эти старые дома такие запутанные внутри.

— Стоп, — сказал Джа. — Огурец, что со сканером?

— Засветка, — ответил Огурец. — Сигнал очень сильный, все забивает.

Чарли повернул голову, рассеянный взгляд сквозь открытую дверь скользнул на заклеенное газетами окно, на полу кровавые брызги, в ноздри ударил характерный запах сработавшего огнетушителя...

— Ходим кругами, — констатировал Чарли.

— Справа был тупик, — сказал Джа.

Чарли пожал плечами. Может, был, может, не был. Может, их теперь штырит всех троих, а может, штырило раньше, а теперь приотпустило. Может быть что угодно.

— Огурец, следи, — приказал Джа.

Вышел вперед, вынул пистолет, подошел к одной двери, толкнул — не открывается, дернул — открылась, а дверной проем заложен кирпичом. Подошел к другой двери, толкнул, дернул — то же самое.

— Штырит, что ли... — пробормотал Огурец.

Подала голос принцесса Ариадна.

— У моего папы в подземелье есть одно место, там такая же шняга, — сообщила она. — А разгадка знаете в чем?

— Безблагодатность? — предположил Чарли.

Упоротая принцесса уставилась на него остолбенело. Очевидно, в ее королевстве этот мем неизвестен. Впрочем, он и в реальности уже не очень известен, древний, как говно мамонта.

Джа нахмурился, Чарли смущенно улыбнулся, отвернулся. Взгляд уткнулся в надпись на стене, надпись состояла из трех букв и была банальна. Раньше ее вроде не было?

— Это слово тут было? — спросил Чарли.

— Вроде нет, — ответил Огурец.

— Вроде да, — ответил Джа.

— Разгадка в том, что за поворотом леший сидит, — сообщила принцесса.

— Чего? — переспросил то ли Чарли, то ли Джа, какая разница, кто именно, это просто ничего не значащая деталь, чтобы плавнее связывать абзацы в длиннотекст.

— Леший сидит, — повторила принцесса. — За поворотом. Сидит и кружит, как в лесу, но по-другому. Не всякий леший умеет, не всякому дано. Нашему дано.

Джа дернул следующую дверь, затем толкнул. Открылось внутрь. Из двери пахнуло теплым душистым паром, как из бани.

— Ни хера себе, — сказал Джа.

Чарли заглянул внутрь. Пол обшит половыми досками, стены и потолок обшиты вагонкой, посреди комнаты стоит здоровенная ванна на кривых чугунных ножках в виде чего-то геральдического, в ванне мокнет женщина. Молодая, лицо симпатичное, волосы длинные, светлые, вьющиеся. Высунула руку из пены, пальчики тонкие, маникюр аккуратный, неброский, кольца и перстни отсутствуют. Улыбнулась, встала в полный рост.

— Хера себе сиськи, — прошептал Огурец.

Молодая женщина нагнулась, оперлась руками о край ванны, осторожно вылезла, снова выпрямилась во весь рост, не стесняясь наготы ни на чуть-чуть.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — отозвалась принцесса Ариадна. — А ты кто такая?

Чарли вспомнилось, что бывает, если положить рядом два телефона и на каждом запустить Яндекс-Алису. А кстати...

— Она кто? — тихо спросил он Огурца. — Человек или нет?

Огурец виновато развел руками, планшет повернулся, стал виден экран. Белый прямоугольник без деталей, засветка полная.

— Тамара, — представилась голая блондинка. — Так меня зовут.

— А я Ариадна, — представилась в ответ Ариадна. — Рада познакомиться.

Тамара протянула руку за пределы поля зрения, за приоткрытую дверь, вытащила яблоко, шагнула вперед. Чарли попятился, Джа тоже попятился в противоположную сторону, Тамара прошла между ними, протянула руку к Ариадне и сказала:

— Откушай.

Ариадна тряхнула головой, будто хотела откинуть челку от глаз, но получилось наоборот, теперь глаз вообще не видно.

— Одна уже откушала, — сказала Ариадна. — Потом дрыхла вечным сном, пока не трахнули.

— Не хочешь — не надо, — сказала Тамара.

Отступила обратно в комнату, сунула яблоко за дверь, вытащила что-то вроде большого карандаша без грифеля, обмотанного серой ниткой.

— У нас что, блядь, вечер сказок? — гневно спросила Ариадна.

Тамара ткнула вперед веретеном (да, именно так оно называется, много лет не знал, а теперь вспомнил), Ариадна блокировала удар стандартным каратешным блоком. Тамара крякнула, хмыкнула и снова отступила в комнату.

— Как дела, Тамара? — спросил Чарли.

— Прекрасно! — ответила Тамара и улыбнулась до ушей.

Зубки у нее мелкие, очень белые и чуть-чуть зазубренные, как у щенка. А глаза шальные настолько, что встроенный бабометр подсказывает: больше трех раз не трахать, опасно для здравомыслия.

— А тебя не смущает, что ты голая? — спросил Чарли.

— Нет, — ответила Тамара.

Помотала головой, с мокрых волос брызнуло, но до Чарли не долетело. Тамара подумала и добавила:

— А тебя да.

Подумала еще и добавила еще:

— Пойду оденусь.

Скрылась за дверью, в том самом загадочном пространстве, откуда только что достала яблоко и веретено. Чарли подумал, что туда, наверное, не стоит заглядывать, есть вещи, которых лучше не знать.

Джа решительно шагнул через порог, посмотрел в то самое место и воскликнул:

— Ну ни хрена себе!

Огурец затолкал Ариадну в комнату и зашел сам, Чарли остался в коридоре один. Постоял немного, пожал плечами, тоже зашел.

За дверью оказался стеллаж типа икеевского, на одной полке лежало яблоко, на другой веретено, больше ничего. Сразу за стеллажом полотенцесушитель, вполне разумный порядок, ничего необычного. Около шкафа Тамара натягивала трусы, ее груди размашисто раскачивались, в других обстоятельствах это было бы соблазнительно, а так нет, это как на нудистском пляже.

— Можно я раздвину занавески? — спросил Джа.

— Лучше не надо, — ответила Тамара. — Мало ли что там увидишь.

Чарли обратил внимание, что окно плотно зашторено, не газетами, как в предыдущей комнате, а солидными такими шторами, типа как для светомаскировки. Шевельнулось нехорошее подозрение, вспомнились байки про псилонов, здесь-то псилоны точно ни при чем, признаки не сходятся, но как бы не оказалось, что это новое еще похлеще. Вдруг оно, например, не просто насылает иллюзии, а реально искажает пространство...

Чарли помотал головой, отгоняя опасную мысль. Не то чтобы он всерьез поверил, что она реально опасна, не настолько он суеверный, но...

Тамара тем временем облачилась в эластичный топик-сам-себе-лифчик и розовые штанишки типа кальсон.

— Я оделась! — сообщила она. — Куда пойдем?

Джа критически оглядел ее босые ноги, поднял взгляд на голый пупок, на руки, обнаженные до подмышек, покачал головой.

— На улице холодно, — сказал он.

— Это там холодно, — возразила она. — А там, — она двинула головой вбок-назад, — тепло.

Чарли посмотрел в ту сторону, куда она кивнула. Комната больше, чем кажется, а в дальнем углу что-то непонятное, что-то там точно есть, и Чарли знает, что знает, что именно, но что именно там есть — он не знает, он всего лишь знает, что знает, но это совсем другое дело! А вот комната стала меньше, несостоявшееся пространство сколлапсировало, на его месте нарисовалась деревянная дверь с полукруглым верхом, доски толстые и некрашеные, а вся дверь какая-то гномская то ли хоббичья, то ли еще какая-то, вообще сказочная.

Сбоку-сзади захрустело, Чарли обернулся. Принцесса Ариадна прошла чуть дальше одежного шкафа, между ним и дверью к стенке прилепилось нечто вроде кухонного шкафичка, странно, что Чарли раньше его не замечал, короче, залезла принцесса в шкафчик, вытащила булочку с сыром и кунжутом, вскрыла целлофановую обертку, бросила ее на стол, а булочку сожрала в три укуса.

Тамара подошла к двери, положила руку на веревочную петлю, которая тут вместо ручки (дерни за веревочку, дверь откроется), замерла. Обернулась, оглядела бойцов настороженно, отошла от двери.

— Что-то вы мне не нравитесь, — сказала она.

Ариадна доела булочку, слизала кунжут с пальцев, сказала:

— Открывай, не выпендривайся.

Тамара нахмурилась.

— У себя во дворце командуй, — сказала она.

Подошла к стене, протянула руку, а стена уже не стена, а занавеска. Отдернула, а за ней проход в другую комнату, там письменный стол, телевизор на стене и диванчик как на порнхабе в сериале про кастинг. Села на диванчик, закинула ноги, вытянула, а рядом тумбочка, а на тумбочке пульт от телевизора и пакет с чипсами. Кликнула пультом, телевизор заработал.

— Международный фонд охраны дикой природы в очередной раз призвал к санкциям в отношении Красной Шапочки, — сообщил печальный женский голос. — Популяция волков Срединного королевства сокращается угрожающими темпами. Наш корреспондент обратился к блюдечку с голубой каемочкой, давайте послушаем, что оно сообщило.

На экране появилось эмо неопределенного пола и возраста, оно стояло вполоборота к камере и терло яблоко сорта "Айдаред" о собственную задницу, обтянутую серыми джинсами с блестками. С рукава свисали кружева, ногти на руке были короткими и обгрызенными.

— Люциус, вы в эфире, — произнесла невидимая женщина.

Эмо вздрогнуло, повернулось к камере и произнесло хриплым баритоном:

— Специальный корреспондент Люциус к вашим услугам. Давайте позырим.

Камера отъехала, стал виден деревянный стол с выщербленной и изрезанной поверхностью. Посреди стола стояло белое фаянсовое блюдо, большое как унитаз, с голубой каемочкой по краю. Люциус запустил яблоко, оно покатилось по окружности, камера приподнялась, чтобы лучше видеть. Блюдо перестало быть белым, раскрасилось как колесо рулетки, затем как барабан в "Поле чудес". Яблоко остановилось на секторе "рекламная пауза".

— Рекламная пауза! — радостно объявил Люциус. — Дамы и господа! Миллионы сказочных созданий страдают от межпальцевого грибка!

— Какая гадость, — сказала Тамара и перещелкнула канал.

— Наслаждение для гурманов! — радостно воскликнул закадровый голос.

На экране появилось изображение булькающего котла. Огурец захохотал.

— Какая гадость, — повторила Тамара и выключила телевизор. — Ладно, пойдемте.

Встала, подошла к хоббичьей двери, дернула за веревочку, дверь открылась. Засветило солнышко, подул теплый ветерок, в комнату влетели добрые насекомые.

— Пойдемте, — сказала Тамара.

Шагнула за порог, а снаружи светит охренеть как сильно, виден только силуэт, вот она шагнула дальше и скрылась из поля зрения. Вот Ариадна вышагнула наружу, а вот Джа и Огурец замялись перед дверью, как два стереотипных джентльмена, соревнующихся, кто культурнее. Вот они решили пройти одновременно, столкнулись, заняли весь дверной проем, в комнате стало темно, а откуда, кстати, раньше было светло? И почему они оставили Чарли у себя за спиной? Почему не боятся, что его опять переглючит?

Чарли подошел к двери, наружный свет ослепил, Чарли зажмурился и шагнул за порог. Пахнет цветами, травой, кругом поют птички, как в финале "Невыносимой легкости бытия", не той, которая книга, а той, которая самая длинная у Летова, и звучит музыка, возможно, та самая, возможно, только в воображении.

Чарли проморгался, огляделся. Тамара уже не в топике и штанишках, а в чем-то вроде ночной рубашки, то ли туника это называется, то ли хитон, то ли как-то похоже. А Ариадна уже не андеграундовая рокерша, а то ли нимфа, то ли феечка, тоже в ночной рубашке и босиком, а волосы не прямые и жесткие, как солома, а мягкие, волнистые и уложены в затейливую прическу. Джа подобен Ахиллесу из фильма "Троя", пистолет превратился в короткий примитивный меч, Джа разглядывает его с недоумением. Огурец одет в нечто рясоподобное, в руках у него не планшет, а волшебный кристалл. А сам Чарли во всем подобен Джа, но без меча. Зашибись.

Джа сунул меч в ножны и то ли спросил, то ли воскликнул:

— Что за херня?

В глубинах подсознания что-то заворочалось. Чарли понял, что не то чтобы знает ответ на этот риторический вопрос, но какая-то часть Чарли имеет кое-какое представление. Вспомнился товарищ Комов...

— Товарищ Комов, — тихо произнес Чарли.

— Ах ты ж еб твою мать, — сказал Джа и грязно выругался. — Нооны, блядь. Целое гнездо.

Стало вдруг ясно, что музыка не мерещится, а реально звучит. Чарли покрутил головой, запеленговал источник — метрах в двадцати посреди чистого поля торчит пенек, на пеньке сидит козложопая девица-сатир и играет на лире, а лира звучит точь-в-точь как электрогитара, что неудивительно — и там, и там струны натянуты на простую деревяшку, ежу понятно, что должно звучать одинаково.

— Не пугайте ее, — сказала Тамара. — Она прекрасна, не правда ли?

Девушка-сатир посмотрела на них, подпрыгнула с пенька и ускакала прочь с невероятной скоростью, ноги у нее сгибались и разгибались как у страуса. Чарли попытался понять, где человеческая часть переходит в козлиную, не понял. Пожалуй, резкого перехода нет, жопа, например, по форме человеческая, но мохнатая, как у козы. Но почему ему приходится размышлять, чтобы понять, где исходный зрительный образ? Что за нелепая херня?