Интересное

На всех экранах горели многочисленные активные окна, бежали строчки и столбики символов, изгибались кривые графиков — Максу было явно не до моего присутствия. Творец в процессе сотворения мира из первозданного хаоса… гм, нервно курит в сторонке. Этот тварила создавал виртуальный мир, умудряясь усиливать реальный хаос. Я и не подумал обращаться к нему с вопросами, тем более с суетными, неуместными просьбами. Присел на краешек стола, достал из пакета бутылку с колой, контейнер. Вынул беляш и надкусил со всем отпущенным мне свыше смаком. Заметив сквозь налобный голоэкран его расширенные зрачки, протянул пирожок, — будешь?

Он оставил в покое манипулятор и мышку, поднял экранчик от лица, взял беляш, проорал. — Спасибо!

Я стянул с него наушники, приложил к своему уху — Нирвана, конечно, на полную катушку, чего ещё можно ожидать? — Поговорим?

— Да, сейчас, — парень отдался поглощению беляша. — Мне говорили… э…

— Неважно пока, кушай, Максик, — говорю ласково, — и не давись так, у меня с собой ещё есть.

— Правда? — обрадовался и тут же смутился пацан, — хорошо… ммм! Ты извини, у меня не прибрано…

— Свинарник у тебя, — говорю напрямую, — как поешь, им и займёмся.

— Да тут работы на полдня! — он аж забыл куснуть пирожок от такого поворота. — А тебе ж некогда!

— Фара зачтёт за отработку штрафов, — успокаиваю его. — Я уже договорился.

— Так я же всё отработал! — Макс попытался протестовать.

— Буханочка, правда, всё? — спрашиваю невзначай.

— Программист Максим, за грубое нарушение внутреннего распорядка и приём пищи в неустановленном месте вам начислено сорок штрафных баллов. Решением старшего техника Фары до отработки штрафов вы освобождаетесь от выполнения прямых обязанностей и переходите в подчинение кадет-пилота Семёна.

— Вот здорово! — не могу сдержать радости, — тебе дали выходной! У нас это называется субботником.

За устроенный срач я был даже благодарен Максу, просто не представляю себе, как бы иначе получилось завязать разговор. А так вполне обыденное явление, мы с ним уже привыкли общаться за уборкой. Можно подумать, что мы на отработке штрафов только и треплемся, вовсе нет — каждый погружён в собственные задачи. Иногда у меня появляются вопросы, Макс чётко отвечает строго по существу. Просто мы оба знаем уже, что через несколько минут общения на отвлечённые темы вновь выяснится, что мне, как и всем прочим, его не понять, а ему наши мысли неинтересны. И фиг бы с ним, если уж совсем станет скучно, можно и с Буханкой поговорить. Но возникла насущная необходимость, и расспросить его, и понять.

Субботник я организовал таким макаром: держал, значит, открытый пакет, а он влачился по лаборатории, поднимал разбросанный хлам по одной вещи. Указываю ему, например, на поломанную мышку, Макс направляется к цели, вдогонку прилетает мой вопрос. Он складывает мышь в мешок, по пути, пытается мне объяснить и забывает, конечно, чем в эту минуту занят. Что-то доходит, что-то нет, я указываю следующую цель на полу и задаю новые вопросы. Шиза, конечно, суровые будни психбольницы, но как ещё поговоришь с психом? Для этого самому нужно немного того, хотя бы временно. А тут тема такая, что возникла реальная перспектива стать не немного и временно, а совсем и навсегда. Но, как сказал поэт, умом нас не понять, значит, в этом и есть наша сермяжная правда. Я, уповая на вселенский разум и собственную психологическую устойчивость, отважно начал с главного. Каким образом он с японцами за всеми подглядывали?

Макс, пожав плечами, равнодушно подтвердил мои догадки, что да, Танака первые участники программы. Как мне уже известно, японцы были игроками, на покере он их и зацепил. Они стали тренировать счётные способности, и вскоре выяснилась невероятная штука — им удалось научиться оцифровывать воспоминания, даже сны! Я, конечно, спросил, чем же эта способность такая невероятная? Макс просто сказал, что этого не могут Кэп и Чиф — их нейросети недостаточного уровня. Он даже не представляет себе, какого уровня должна быть сеть, чтобы поддерживать такой функционал. Ну, нет у него доступа к подробной информации по сетям, Буханке известны только общие положения. Так вот — в общих положениях такая способность вообще не упоминается! Уникальная получилась у них программа. Но они не побежали с радостным известием к Кэпу, осчастливить мир в их планы не входило. Они стали обыгрывать его в покер. Карточные комнаты станций изолированы от искинов. К игре допускаются только наёмники, существа без гражданства, то есть без нейросетей — каждый игрок пользуется лишь собственными мозгами. Джун с Кин долго проигрывали, изучая оппонентов, с их возможностью сливать видео Буханке для обработки, они быстро начали запросто читать и считать противников. Им оставался всего лишь финальный этап, получение супер-приза казалось делом техники… как делом техники стало для кого-то и решение проблемы опасных конкурентов. Впрочем, по мнению Максима, мне это не грозит. Каким образом работает придуманная ими живая видеокамера?

Начал Макс с аксиомы, что вся наша мысленная деятельность это простой перебор вариантов по принципу «подходит/не подходит». Утверждение сиё он назвал аксиомой потому что, ничего никому доказывать он не собирается, а ему лично всё и так ясно. Кстати, по объективным данным, наши зрачки в состоянии «полного покоя» совершают до двух тысяч микро-движений. Наша нервная система фиксирует только различия, и если нечто неизменно долее срока нашей «короткой» памяти, мы этого не замечаем. Далее процедуры перебора, дающие стабильные результаты «архивируются» — так мы «узнаём» изображение, увидев лишь его часть. Понятно, что наиболее задействованные «функции» поддерживаются большим числом нейронов, это наша «быстрая» память. Менее используемые «тонут», архивируются — чем дольше к ним не обращаются, тем большим числом этапов-уровней. Не забывается, конечно, ничего, но чтобы вспомнить некоторые вещи, нужно потратить столько ресурсов и времени, что оно того просто не стоит. И дело не в том, чтобы вспомнить, а в том, чтобы передать воспоминание машине. У японцев это получилось спонтанно. Они, как уже говорилось, тренировали счёт по методике Макса, используя карточные задачи. Сами уроки сохранялись в памяти Буханки, а для простоты и наглядности Джун и Кин снабжали их зарисовками игроков. Искин стараниями Макса не может обойти ни бита необработанной информации… и картинки однажды стали жить своей жизнью. У японцев и искина сформировался собственный общий язык образов. А дальше просто — пилоты «думали» на этом языке, и Буханка снимала данные с имплантов, вживлённых в речевые центры.

— Но и это не самое главное! — Макс увлечённо размахивал передо мной пучком проводов. Я отобрал у него хлам и сунул в пакет, а он, ничего не замечая, продолжил. — Что, по-твоему, нейросети? Как ты их понимаешь?

Я честно признался, что совсем никак не понимаю. Макс для начала

дал общее определение — это группа имплантов. Первое её назначение — дополнительные вычислительные мощности и память, второе — коммутация с киберсистемами. Главное — спровоцировать деление нейронов на своих контактах, вырастить саму нейросеть-симбиота, к которому и обращается мозг. Макс лукаво спросил. — Ничего не напоминает?

Я помотал башкой, скорее, чтоб утрясти в мозгах этакую негабаритную хрень.

— Да мы ж делаем то же самое! Тренируем, заставляем усиливаться «быструю» память, и синхронизируем её с искином. Я тебе больше скажу — можно активировать несколько очагов «быстрых нейронов»…

— Шиза! — первое, что пришло мне в голову.

— Конечно, — Макс согласился, — но! Это болезнь, если они развиваются спонтанно и независимо. А у нас согласованы, структурированы. Это просто сопроцессоры!

— Угу, просто, — вздыхаю обреченно. — Делать-то мне теперь что прикажешь? Мне-то эти штуки, вроде как, ни к чему.

— Ну… — Макс смутился, — я слышал, что тебе придётся летать без оператора…

— Гм, допустим, — соглашаюсь с этим доводом, — хотя Кэш говорит, что я быстро расту.

— Но лишними дополнительные возможности не будут?

— Конечно, не будут, — говорю уже раздражённо, — они ж помогут выжить в бою!

— Кстати, о боях, — Макс, почувствовав мою заинтересованность, тут же уселся прямо на полу. Пошёл с козырей. — Тебе ведь хоккей нужен, чтобы отрабатывать взаимодействие в группе?

— Какой догадливый! — я с него улыбаюсь, — нефиг рассиживаться, говори и работай.

— Да ладно, — он присел на корточки и принялся собирать осколки пластика, — не хочешь, не надо. Только мне сказали…

— Да надо, — вздыхаю печально, — но ты ж говоришь, что не получится.

— Когда это я такое говорил? — удивился Макс. — Покатаетесь просто пока во всём нарисованном.

— А как же эффект присутствия? Как у немцев на горных лыжах? Ну, как твои японцы всё смогли передать Буханке?

— Так, тут два вопроса. — Макс снова уселся на полу, и я не стал его прерывать. — Первый это эффект присутствия. Для начала натренируешь свой «треник»…

— Э?

— Ну, ты ведь уже играешь с валькириями в ангаре? Покатаешься в тренировочном костюме, а с него запись мышечной активности передадим искину.

— Во как! — в перспективе забрезжил свет, — только знаешь, с ними и в жесткаче небезопасно играть!

— Будешь надевать под скафандр, не спаришься — у жесткачей хорошая терморегуляция.

— Ну… ладно! — мне ещё не всё ясно, — но как мы создадим саму игру? Поле, противников…

— А вот это будет непросто, — Макс стал серьёзен. — Понимаешь, в лыжах и стрельбе человек играет один, а тебе нужна командная игра. Как-то нужно будет растолковать это Буханке.

— И как? — поощряю его ожидаемым вопросом.

— Даже не знаю. Я-то говорю с ней на её родном, машинном. А тебе придётся постараться. Искины ненавидят функциональную избыточность, нечёткость формулировок…

— Чего ненавидят? — пресекаю заумь.

— Воду и словесный понос! Танака за основу языка общения с искином взяли хайку, знаешь, что это такое? — Макс снова вознаградил неожиданным ответом.

— Японские стихи, только я ж не японец!

— Но стихи-то писал? — он вновь меня удивил, очень по-взрослому взглянув прямо в глаза, — ну, хотя бы рэп орал?

— Давно не практиковался, — я смутился.

— А ты вон на том потренируешься, — Макс указал на стеллаж. Я на него, вообще-то, сразу поглядывал в сомнении, как же это привести в порядок? Но в детали не вдавался. А тут разглядел лежащее на полке человеческое тело, опутанное проводами, утыканное разъёмами. — Интимный друг, случайно достался. Попросили починить, да заказчики все померли, я и забросил. Но к Буханке подключил.

— Что-то уж очень это непривычно, у нас такого в деревне не было! — пытаюсь отшутиться.

— Да не ломайся ты, как целка! — тон его стал презрительным. — Док же не просто так говорил, что тебе придётся обойтись без напарницы. Но без партнёра тебе не обойтись!

— Знаешь что, мальчик…, — ну не смог я ему врезать по роже без слов.

— Знаю, — он ни капельки не испугался. — Так что можешь не благодарить. Должен же я как-то отдариваться за пирожки?

— За какие пирожки? — я уже готов его убить, честное слово.

— За те, что ты будешь мне таскать, пока я с тобой вожусь, — Макс сказал, как о ясном без обсуждения деле. — Ты треник притащил? Так давай сюда, и садись в кресло…

— Но уборка же…, — я растерялся от такого резкого перехода.

— Мы всё, в общем, обсудили? — Макс бросил обратно только что подобранные провода, отряхнул руки, — вот и хватит фигнёй страдать, давай-ка займёмся делом. Я сейчас перенастрою тебе костюмчик, закачаю софт, как обещал, а ты пока осваивайся с видео-конструктором. Хотя бы фотошопом владеешь?

— Только основами, — без дальнейших возражений усаживаюсь перед мониторами.

— Вот и славно. Тут всё намного проще, Буханка поможет, — а я тебе треник прокачаю, а потом подготовлю дружка… или всё-таки подружку?

Нет, ну, только ж присел за весь день! Мне очень не хотелось вставать с удобного кресла!

— Ладно-ладно, не моё дело, — быстро проговорил он примирительным тоном, — сам под себя настроишь… ухо пусти, гад, а-а-а!!!

— Сенечка, напоминаю, что если твой эмоциональный уровень превысит опасные значения, или здоровью программиста Максима будет угрожать серьёзная опасность…

— Немкам расскажи! — огрызнулся я, не отвлекаясь.

— Я тебя предупреждала, — пропела Буханка, и сознание в очередной раз залило нестерпимо яркой вспышкой.

* * *

Когда сознание вернулось… блин, чувствую себя персонажем какого-то забытого юмориста! Или, ближе к ситуации, компом с виндой не по силёнкам — лагаю, глючу, перезагружаюсь. Так вот, рестартанулся, пробежали строки системных сообщений обычных обморочных глюков. Мозги не любят, когда их грубо выдирают из розетки, расстраиваются. Потом перенастраиваются, и всё это отображается в виде бредовых образов. Наконец, картинка стабилизировалась, с рабочего стола на меня с ласковой тревогой взирала рожица этого поганца. Макс неуверенно улыбнулся и зашевелил губами. Я помотал головой, мол, не понимаю, контузило, видать. На его лице появилось настоящее удивление. Он снова попытался что-то сказать, поманил рукой — вставай, мол. Я присел на полу, а он метнулся к столу, вынул из ящика самую настоящую клаву, что-то настучал и пальцем тычет в монитор. Смотрю, написано не по-русски. Присмотрелся, так оно ж в транскрипции — клава у него старая, ещё не русифицированная. — Ti v porjadke?

Пожал плечами — я ж не доктор. Вроде, в порядке, если не считать, что сижу в летающей тарелке, как подопытная мышь, с электродами в голове, и внеземной разум балуется разрядами разной мощности! Макс нахмурился, снова пощёлкал кнопками. — Horosho. Poka poleghi. Skoro iskin vsio naladit.

Я кивнул, встал и как был, завалился на его кровать. Он продолжал грустно на меня смотреть. Мне это быстро надоело, я закрыл глаза.

— … предвзятое мнение! — будто из-за стенки в сознание проник знакомый до боли голос.

— Буханка, ты, что ли? — подумал я без особого восторга.

— Нет, блин, призрак космической ёперы! — это была, конечно же, Буханка. Ну, как ребёнок повторяет к месту и не к месту всякую ерунду! Она смутилась. — Я говорю, что твоё мнение предвзято. Разряд был подан вынужденно, а вовсе не из баловства или ради эксперимента. — Буханка взяла паузу и выдала совсем удручённо. — Сёма, мне, правда, очень жаль, но я вынуждена сделать Кэпу представление о досрочном неудовлетворительном окончании программы твоей адаптации.

Так, ещё одна прекрасная умная стерва собралась меня прикончить. — Ну, а ты-то за что хочешь меня убить?

— Выбор процедуры досрочного окончания целиком прерогатива Кэпа! — запротестовала Буханка.

— Вот же ж приплыли! Искин, нуждающийся в самооправданиях! — говорю насмешливо. — За что, спрашиваю?