| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Это звучало уже интереснее.
— А что умеешь?
Бан Жабек на миг свел мохнатые седые брови к переносице.
— Все. Я этот, как его, бывший солдат. Вдобавок умею хорошо пить и кашлять носом.
— Это как?
— Это когда набираешь вино в рот и через нос его — хлюсть, хлюсть! Очень потешно выходит. Умею и драться, и убивать тоже умею хорошо я. Страха во мне нет ни к людям, ни к Запретным, ни к созданиям разным прочим, какого бы облику они ни были. Я бывший солдат.
Зато во мне есть, чуть не сказал Ренго. Перед внутренним взглядом вдруг, небрежно отодвинув лютню Аенниры, образовалась Бездна, которую он распахнул как-то по совершенному недомыслию. Внутренности Бездны напоминали окровавленное складчатое горло, заполненное острыми костяными выростами; горло спазматически сжималось, выросты сталкивались, скрипуче терлись друг о друга, втыкались в стенки, кровавя их еще больше, а из глубины Бездны неслось голодное чмоканье, будто там находился бездонный и вечно голодный желудок. Но там был не желудок. Там был ад. Тот самый, которым пугали церковники и инквизиторы. Тот самый, который бард едва не впустил в верхний мир.
Ренго стряхнул видение, растер горячее лицо дрожащими руками. Очень хотелось вина, но пить больше нельзя. Он дал слово жрицам. Он, конечно, не сдержится, выпьет, и не раз, но на этот случай у него припасено верное средство, так что нарушением слова его питье не станет.
Бан Жабек смотрел на него в ожидании. Взгляд его голубых глаз был наивен и чист. Меррик, напротив, сверлил спину Ренго, нетерпеливо покашливал. За две недели в "Огневке" бард успел его выбесить, и сейчас напоминал дотошную болячку на срамном месте, которую как не присыпай лечебными порошками, не натирай ртутью — не вывести.
— Ну, — сказал бард, решившись, — сопровождай, почему бы и нет, раз уж так хочется... Сейчас я у жриц на иждивении?
— Да, велели оплатить твои долги и купить все, что тебе в дорогу потребно будет. Я, как бы сказать, это, их мирской кошелек, вот. А лошака они тебе привели. Хороший, крепкий.
— Так передай на кухню — пусть мне нарубят свиных котлет и подадут с пюре из толченой репы. И баню пусть истопят. Я хочу вымыться и побриться. Чертовы колокола... Что они трезвонят-то спозаранку? Разве сегодня праздник? Да и какой сейчас день?
— Среда, бан Ренго. Месяц — июнь. А праздника нет. В городе инквизитор из столицы, сам М. О.** Гор Аердан. Он изловил в болотах пророка Разъединения, адепта Зверя, конечно же, хоть тот и яро отрицает, и созывает народ на его вечернюю казнь.
— Так передай, пусть мне нарубят котлет, — повторил бард. — Как город-то называется?
— Вестерин близ Моря. Это Уланды... Сосны да топи. Здесь влажно.
— А...
Ренго не помнил, как его занесло в Уланды и Вестерин. Ну вот ни капельки не помнил. Но ведь занесло как-то! Скитался по гостиницам и тавернам, затем прочно обосновался в "Огневке".
— Бан Ренго, — сказал осторожно книжник, едва бард начал выползать из-за стола. — Я хотел давно спросить... Твои глаза разного цвета... Это с рождения?
— Нет, — сказал Ренго. — Дай-ка мне немного денег.
Получив несколько серебряных кехинов, он ушел.
*Порченые деньги — деньги с уменьшенным весом драгоценных металлов. Обычно порченные деньги чеканились самим государством.
**М.О. — Магистр Оберегающий (звание инквизиции).
3.
В парилке Ренго был один, что обошлось ему в лишнюю монету. Кто-то недавно выцарапал на досках возле каменки стигму раздвоенного копыта. Знак Зверя, что грянет, как только случится Разъединение. Стигму еще не успели затереть и Ренго сделал это сам, пользуясь куском пемзы. Как бы хорошо не работали инквизиторы, адепты Зверя всегда находили себе последователей в любом городе.
Ренго тер себя мочалкой, пока кожа не стала розовой и зудящей, а волосы из светло-пегих от въевшейся пыли не обрели природный светло-каштановый оттенок. Затем он тщательно побрился, то и дело протирая осколок зеркала ветошью. Лицо его постепенно обретало человеческий облик — вытянутое, скуластое, с заостренным подбородком лицо мужчины тридцати с небольшим лет. Он не успел еще пропить данные природой черты, они не сгладились, как бывает это у возрастных алкоголиков. Глаза — один карий, другой зеленый — смотрели на отражение с горькой насмешкой, узкие губы тоже улыбались недобро. Сложно сказать, почему, но бард чувствовал горькое удовольствие от вмешательства в его беспутную жизнь. Сам бы он никогда не осмелился прервать ее течение таким образом, и, скорее всего, сегодняшнюю ночь уже коротал бы в долговой тюрьме. А дальше... Сточная канава, наверное. Ну, после оставалось только сдохнуть. Может быть, это был бы лучший выход. Может быть...
Бездна!
А может, и нет. Может, он сделает то, за чем его наняли, возьмет лютню Аенниры Воительницы и пойдет по миру петь свои песни...
Бездна.
Ну а пока — моемся, едим, собираемся. Грех не воспользоваться чужими деньгами, коль тебе их суют прямо под нос.
Бездна... Ты ведь скормил ее Бездне...
Колокола продолжали трезвонить, сообщая горожанам и жителям окрестных сел о вечерней экзекуции.
— Чертовы колокола... — бормотал Ренго. — Чертовы хреновы колокола.
Скормил. Да, ты скормил ее Бездне. Так было нужно. И, случись это повторно — ты бы снова скормил ее Бездне. И снова. И снова.
В окошко бани заглядывало тусклое красноватое солнце и Абнор, его упырь размером в пять раз меньше, но куда более яркий, однако такой же красный. Длинные золотисто-карминовые прожилки, которыми звезда-паразит присосалась к солнцу, мерцали, красиво переливались, словно раскаленная золотая проволока.
Хороша брачная пара — солнце и его упырь. Бард криво усмехнулся. Никогда они не разделятся, что бы не говорили пророки, ведь если случится Разделение — так говорит церковь Единого — наступит конец света, а его допускать уж никак нельзя. Хотя на деле — конец света случился уже очень, очень давно...
* * *
Катаклизм произошел тысячелетия назад. Никто не мог назвать точную дату теперь, по прошествии времени...
Но люди помнили главное.
Солнце состарилось и умирало. Болезненно-красное, оно давало все меньше тепла, и мир погрузился в красноватые холодные сумерки. Но люди все еще могли жить на Земле... Однажды на фоне холодного закатного неба проявилась новая звезда. Сине-стальная, зловещая. Она росла, она приближалась, а вместе с нею росла и паника на старой Земле. Комета? Астероид? Что близится? Неужели это врежется в Землю?
Это не врезалось в Землю. Малая бродячая звезда — если таковые звезды вообще возможны во Вселенной и не являют собой частную флуктуацию странного стечения вселенских обстоятельств — обошла Землю стороной, едва не сорвав Луну с орбиты и вызвав разрушительные приливы и землетрясения, и устремилась к красному умирающему солнцу. Размером эта звезда была с планету Юпитер. Она выпустила мириады синеватых щупалец-нитей — во всяком случае, так это увидели в телескопы ученые и обычные люди — и оплела частой их сетью умирающее Солнце.
По серо-стальным щупальцами звезды пробежали красные сполохи. Бродячая звезда — карлик рядом с гигантским солнцем Земли — быстро покраснела и разбухла, как набравшийся крови клещ. Это был упырь, вселенский паразит, страшный нарост, присосавшийся к телу ослабленного, умирающего земного Солнца, которое не нашло сил его отторгнуть. Оно потускнело, но зато звезда-упырь набрала красноватого света, который теперь освещал Землю ярче, чем солнечный свет. Освещал уже несколько тысяч лет.
Почти сразу после пленения Солнца Земля разом погрузилась во мрак невежества. Навсегда. Говорят, звезда-упырь испускала разрушительный свет, который убил прежнюю науку, ту, что еще оставалась кое-где после землетрясений и приливных волн размером с гору. Не работал ни один электронный прибор, и даже порох не мог по какой-то причине взрываться. Развитие прекратилось. Человечество рухнуло в каменный век. Земля ушла в сумрак. Из сумрака родились Запретные твари, родилась и окрепла магия и те, кто умеет ею пользоваться. Говорили, что все это — следствие волн, которые постоянно испускает упырь, имя которому дали — Абнор.
Двери в тонкие миры истончились и все больше существ оттуда проникало в мир людей. А некоторые души не могли попасть из мира людей туда, куда им полагается попадать.
Таков был Катаклизм, навсегда изменивший лик Земли.
* * *
Бард хорошо разбирался во флоре. Он разбирался в травах, в цветах, в соцветиях, листиках и корешках, даже в таких, о которых иная ведьма не имела понятия. После бани он отмесил по уличной грязи триста ярдов и явился к аптекарю, у которого купил корневище выхлюста, сушеные цветы зверобоя, красницы и чертополоха. Составив тайный, известный лишь ученикам Лиона Глодиуса сбор, он заварил его на кухне "Огневки", оставил на час настояться, потом выпил маленькими глотками. Напиток здорово горчил. Голова постепенно стала ясной, будто ее вымыли изнутри. И такой же звонкой, так что любой резкий звук отражался в ушах пронзительным медным гулом.
Затем он сел завтракать, хотя ел через силу — но так было нужно. Бан Жабек устроился напротив, ему принесли двойную порцию рубленых котлет. Без вина или пива. Книжник был не дурак, и хотя выглядел простаком, все понимал. В его изуродованных руках крылась природная физическая мощь, усугубленная военными упражнениями. Ренго подумал, что Жабека приставили к нему еще и для того, чтобы он, отъевшись и взяв несколько кехинов про запас, не сделал ноги. Доверять слову алкоголика нужно с осторожностью. Пусть даже он, алкоголик этот, слово никогда не нарушал.
А ведь он и правда не нарушал.
— Теплое лето в этом году, — сказал бан Жабек.
— Угу, — сказал бард.
— Комаров, правда, здесь многовато.
— Топи, — сказал бард Ренго.
— Да уж... По ночам не дают спать.
— Тут продают специальную мазь.
Вместо вина, пива или горькой, он выхлебал целую кварту воды, куда попросил добавить огуречного рассола. Потом занялся покупками. Обносился ибо. Дважды на пути встречались жрицы Йездиры. На тусклых и грязных улицах Вестерина в сиреневых плащах с накинутыми клобуками они напоминали остроклювых птиц. Сходство усиливалось тем, что все трое для передвижения по грязи использовали чопины — деревянные боты на платформе высотой с локоть. Жрицы шли гуськом, делая важные — а по другому не скажешь — шаги и глядя себе под ноги, будто высматривая в грязи лягушек или мелких рыбок, или чем там питаются цапли.
Следили за ним.
Как бы невзначай попадались, но ясно — следили.
Бард криво усмехнулся.
Колокола надрывались. Город был набит инквизиторами. Делая покупки, бард старался не приближаться к центру Вестерина. Заметив черный плащ инквизитора с двумя золотистыми звездами — Абнором и Солнцем — он переходил на другую сторону улицы.
Он приобрел новый вещевой мешок, плащ, две пары свежих подштанников, сапоги специально для Уландов — с высокими голенищами, хорошо заточенный засапожный нож, и еще массу всяких утраченных в странствиях мелочей, включая мазь от комаров и гнуса. Бан Жабек купил двойную порцию мази и тут же втер ее в лицо и руки. Мазь исторгала густой скипидарный дух, отгонявший не только комаров, но, пожалуй, и вампиров.
Добыв все необходимое и отобедав через силу, Ренго улегся спать в своей каморке, поставив рядом жбан с рассольной водой. Набатный гул здорово мешал, но Ренго все же уснул. Спал крепко, без снов. Казалось — только сомкнул веки, как на его плечо вкрадчиво, но тяжело опустилась лапища бана Жабека.
— Вечер, бар Ренго, пора выдвигаться!
Ренго ответил ему непечатно.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
