Низы не хотят

7 января 1905 года, С-Петербург, Петроградская сторона

Начало января 1905 года в Санкт-Петербурге было туманным и тревожным — вести с фронтов русско-японской не радовали народ, со снабжением города продовольствием неожиданно возникали необъяснимые перебои, так что и в салонах высшего света, и в пивных самого последнего разбора на Пяти углах обсуждали и ругали высшие власти все кому не лень. А тут еще началась эпидемия непонятных и зверских убийств, слухи о которых бродили по самым разным слоям населения и настроения массам тоже не поднимали.

Вот и сегодня прямо с раннего утра на стол начальника Петербургской сыскной полиции Владимира Гавриловича Филиппова легла сводка о совершенных за сутки преступлениях, где ярко-красным карандашом был отчеркнут абзац о тройном убийстве в боковом флигеле строящегося особняка балерины Кшесиньской, особо отмечалось, что все трое убиенных были найдены без нижней части одежды, не было на них ни штанов, ни подштанников.

Опять поди содомия, да еще балерина эта непростая приплелась зачем-то, вздохнул Филиппов и вызвал дежурный экипаж. Ехать было не сказать, чтобы очень далеко, с Литейного на Петроградку, но не совсем уж и рядом — всю дорогу полицмейстера одолевали самые неприятные мысли и предчувствия... ну да, прима Мариинского балета, ну да, крутит по 30 фуэте подряд, но связи-то у нее какие, боже милостивый, какие связи... начиная с действующего венценосного Николая 2-го и заканчивая стройной шеренгой великих князей, все какое-то время были ее любовниками, так что тут нужна сугубая осторожность, и как бы не в тройном размере, а то не успеешь моргнуть, как отправишься ловить карманников и разбирать пьяные драки в какой-нибудь богом забытый Минусинск или Ачинск.

Перед входом в особняк балерины на Большой Дворянской было небольшое столпотворение, причем отдельно Владимир Георгиевич с большим неудовольствием узрел двух репортеров с фотографическими машинками в руках.

— Репортеров убрать, — тихо скомандовал он городовому.

— Да как жеж я их уберу-то, ваше благородие, — взволновался тот, — они же люди интеллигентные, не чета мне, к тому же удостоверение у каждого имеется.

— Ну хорошо, не убирай, но чтобы внутрь дома ни одна собака не проникла, головой отвечаешь, — строго сказал Филиппов, а потом добавил приставу, — веди, показывай.

Пошли гуськом сначала вдоль заборчика справа от дома, потом в зеленую калитку и в недостроенное правое крыло, строителей почему-то не было видно, вот кстати, надо поинтересоваться, почему их нет, сделал себе зарубку в памяти полицмейстер. Все трое убиенных лежали в большом зале с огромными окнами в сад, окна уже были застеклены, но все остальное находилось в процессе, так что остатков строительного мусора, козел и стремянок тут было предостаточно. Практически по центру этого зала правильным треугольником стояли три венских стула, на которых и находились убитые в разных позах, штанов на всех троих и правда не было, кровь у всех была в районе сердца, а у одного еще и голова прострелена, и у двоих в руках было зажато по револьверу системы 44 Смит-и-Вессон русский, точно такому же, что был в кобуре почти у каждого российского полицейского.

— Кто обнаружил тела? — спросил Филиппов.

— Дворник Матвеев, вон он в углу стоит. Матвеев, подь сюды.

Дворник подошел почти бегом и почтительно согнулся в поклоне.

— Рассказывай, браток, как дело было, — спросил его Филиппов, рассматривая между делом одежду убитых.

— Значится я и говорю, ваше высокоблагородие...

— Просто благородие, — поправил его полицмейстер.

— Ага, ваше благородие, иду это я с утреца снег сгребать, его ночью ужасть скока нападало, глядь, а калиточка-то эта вот, зеленая, распахнута настежь, а так-то она завсегда закрытая, ну я думаю дай думаю зайду, вдруг непорядок какой, гляжу — и дверца в эту недостройку тоже открыта, я и сюда зашел, а тут сами видите что...

— Ну, что остановился, продолжай... они так вот и сидели, как сейчас сидят?

— Истинная правда, ваше выс... благородие, все так же, как когда я их значится увидал... я конечно побег в участок, он тут у нас недалече... потом обратно пришел с господами городовыми, более ничего не знаю, — упавшим голосом закончил дворник и вытянулся по стойке смирно.

— Ну ладно, иди пока, — смилостивился Филиппов, — тебя вызовут, если понадобишься. — А хозяйка дома где? — это он уже у пристава спросил.

— В отъезде, ваше благородие, — отвечал вытянувшийся в струнку пристав, — горничная сказывала, неделю как в Москву уехала.

— Горничную допросили? Может кто еще кроме нее что-то видел или слышал?

— Так точно, горничную допросили, не знает она ничего, да если б и знала, наверно не сказала бы ничего путного, потому что дура она круглая, прости господи. Еще в штате у госпожи Кшесиньской числятся повариха, лакей и кучер, но по случаю отъезда она их всех распустила по домам, так что ночью не было никого в этом доме, кроме горничной.

— Ну хорошо, — задумчиво сказал Филиппов, раскуривая толстую гаванскую сигару, — что с убитыми — выяснили, кто такие?

— У одного, вот того, что слева сидит, с собой документ был на имя... сейчас посмотрю... Азефа Евно Фишелевича, у остальных двух ничего, выясняем...

— Ух ты, — не смог сдержать эмоций Филиппов, — то-то я смотрю, его физиономия мне знакома, это ж известный революционер и террорист, глава эсеровской боевой организации, то-то сейчас хлопот еще больше прибавится... да, а тот, что справа сидит, я могу конечно и ошибаться, но кажется это еще один революционер, Гапон его фамилия, на днях он собирался народ к Зимнему дворцу вести, проходил по нашим ориентировкам. Среднего не знаю...

— Дозвольте обратиться, вашбродь, — вмешался околоточный, спокойно стоявший до этого у входной двери, — я знаю, кто это.

— Ну и кто же это, любезный? — уныло спросил Филиппов, не ожидая ничего хорошего от ответа околоточного.

— А это Гришка Распутин, старец-чудотворец такой, моя сестра прошлым летом ходила к нему на Крестовский остров исцеляться от женской болезни, а я значится ее сопровождал, вот и запомнил значится...

— Ну и как, вылечил он твою сестру?

— Точно так, вашбродь, как рукой все сняло.

— Час от часу не легче, — подумал Филиппов, — эсер, проповедник-фанатик плюс полоумный старец-целитель... это же жандармы должны вмешаться, на две трети их контингент, если не на все сто процентов.

Вслух же он сказал следующее:

— Пристав — осматриваешь комнату, ищешь улики, околоточный -на тебе территория вокруг дома, и до забора и за забором, ищи следы... хотя их наверно давно затоптали... потом вы вместе организуете перевозку трупов в морг, медики пусть там заключение о смерти нарисуют. Теперь ты, Краснов, — обратился он к только что подошедшему следователю с фотографической машинкой в руках, — снимаешь все с четырех сторон, потом забираешь револьверы и везешь снимать с них дактилоскопию. На мне умственная работа — подтверждать личности убитых и размышлять над мотивами и вероятным убийцей. Ты, Краснов, как думаешь, что могло собрать трех таких разных людей в одном месте, причем довольно странном месте?

— Не могу знать, господин полицмейстер, — браво отрапортовал тот, впрочем тут же добавив, — может женщина замешана?

— А штанов на них почему нет, женщина утащила? Кстати, пристав — штаны обнаружены?

— Никак нет, в комнате и в окрестностях не было ничего такого, — отозвался он.

— Всё, — хлопнул в ладоши Филиппов, — за работу, дел много, до вечера бы управиться...

По приезде в управление Филиппов с удивлением увидел у входа новейший автомобиль компании Даймлер с поднятым парусиновым верхом, шофер, прилагавшийся к оному агрегату, сосредоточенно копался в его кишках под задранной к небу крышкой капота.

— Кого это там еще черти принесли? — с раздражением подумал он, заходя в свою собственную приемную. А принесло это ни много, ни мало начальника штаба столичного отдельного корпуса жандармов Никольского Владимира Павловича.

— Накаркал, — подумал Филиппов, а вслух сказал:

— Сколько лет, сколько зим, драгоценнейший Владимир Павлович, по какому поводу решили посетить нашу юдоль скорби и страданий?

— Зайдемте в кабинет, любезный Владимир Георгиевич, и я вам немедленно и подробно все объясню, — ответил тот.

— Располагайтесь, Владимир Павлович, — кивнул Филиппов на кресло для посетителей, — чайку не желаете ли? Цейлонский, прямые поставки из Ливерпуля.

— Благодарствуйте, Владимир Георгиевич, но давайте уже ближе к делу, время, знаете ли идет, часы тикают...

— Ну к делу так к делу — со всем вниманием слушаю вас, — с построжевшим лицом сказал Филиппов и начал слушать.

Он не ошибся, шеф жандармов прибыл именно по сегодняшнему тройному убийству и желал бы ознакомиться со всеми материалами как можно подробнее, причем безотлагательно. Полицмейстер вздохнул, воздев очи горе, и начал излагать существо дела, с жандармами ссориться себе дороже ведь выйдет.

— Таким образом, — вывел он в итоге своего изложения, — скорее всего мы имеем дело с несчастным случаем в ходе неустановленной ссоры между частными лицами, и посему к государственным делам, подотчетным Особому жандармскому корпусу, это касательства не имеет.

Жандарм посидел минутку, размышляя о чем-то своем и ответил:

— Да, скорее всего вы правы, милостивый государь, делу сугубо частное, однако же поскольку в нем замешаны весьма известные в столице персоны, надо соблюдать сугубую осторожность в формулировках... а давайте-ка мы сейчас совместно отточим в деталях заявление для прессы, она кстати уже тут как тут, ожидают возле входа, изволите видеть. Непрезентабельные подробности вроде отсутствия штанов у потерпевших, я так думаю, нужно сразу оставить за скобками, равно как и фамилию владелицы помещения, где это произошло — зачем нам преподносить на блюдечке этим репортеришкам жареные факты? Да и лишние осложнения с власть имущими совсем ни к чему ни моему ни вашему ведомству, ведь правильно?

И тут он показал в окно на две пролетки, в которых сидели явные представители петербургских печатных изданий, судя по обилию у них фотографической аппаратуры. Филиппов также посмотрел в окно и согласился с существом речи жандарма, а затем они кликнули секретаря из приемной и начали диктовать заявление, временами поправляя и перебивая друг друга.

Ой ошибался начальник Петербургской сыскной полиции, и совершенно напрасно ему так стремительно поверил шеф Жандармского особого корпуса, потому что на самом-то деле никакой ссоры между убитыми лицами не было и в помине, а дела обстояли совсем как бы противоположным образом...

Двумя днями ранее, все та же Петроградская сторона

Зима этого года в Питере была достаточно мягкой, никаких сорокоградусных морозов, ни одного обморожения, сплошные оттепели и капели. Однако Нева замерзла в положенные ей сроки до того состояния, чтобы по ней можно было пустить ледовые трамвайчики. Их и пустили в самом конце декабря, как и десять лет до этого, четыре ветки. По одной из них, которая начиналась на Суворовской площади, а заканчивалась на Петроградке справа от Петропавловской крепости, в вагончике на 20 человек ехал достаточно молодой осанистый господин в каракулевой шапке и драповом пальто с каракулевым же воротником. Роста он был не большого и не малого, средний, прямо так скажем, был у него рост, пенсне не носил, имел бородку клинышком по тогдашней петербургской моде и выдающиеся скулы, говорящие о его финно-угорских родственниках, в руках он держал дорогой даже на вид кожаный саквояж. На Суворовской площади он заплатил кондуктору положенные три копейки, сел на свободное место в середине вагона и под тревожный перезвон водителя отправился в это недолгое путешествие. Рядом с ним сидела толстая баба базарного вида в многочисленных юбках и платках, укутанная ими по самые брови, в руках у нее был узел с какими-то тряпками, судя по тому, как она его легко ворочала. Через проход на соседнем сиденье устроился очень ловкий и юркий молодой человек одетый как бы по последнему слову столичной моды, но неуловимо похожий на какого-нибудь ипподромного жучка, такой же вертлявый и скользкий даже на вид. Первым разговор начал именно этот жучок:

— Издалека к нам прибыли? — спросил он у господина в каракуле, заискивающе улыбаясь и весь извернувшись в почтительном полупоклоне.

— А с чего вы взяли, что я не местный? — ответил господин.

— Очень просто, милостивый государь... курите? — предложил он папиросу Ада из красивой картонной коробки.

-Благодарствую, бросил недавно.

— И правильно, а я вот пока нет, — продолжил жучок, закуривая, — так значит почему вы не похожи на петербуржца... в пальто с каракулем у нас никто не ходит, это раз, выговор у вас интересный, гласные проглатываете, это два, ну и... — задумался он на секунду, — взгляд слишком задумчивый, у нас, знаете ли, задумываться некогда, только поспевай поворачиваться, это три. Достаточно?

— Вполне, — ответил господин, — Иван Александрович Носов, частный предприниматель из Тюмени, приехал по коммерческим делам. А с кем имею честь, позвольте поинтересоваться?

— Охотно, охотно, дорогой Иван Александрович, меня зовут Игорь Апполинарьевич, фамилия Алмазов (да-да, не смейтесь, хотя к алмазам я никакого отношения не имею), по профессии биржевой маклер, петербуржец во втором поколении. А по какой части вы предприниматель, если не секрет?

— Не секрет, у меня небольшая механическая мастерская в Сибири, производим самодвижущиеся экипажи и все, что с ними связано.

— А с какими же целями прибыли в столицу Российской империи, позвольте узнать?

— По делам компании, сударь, надо утрясти кое-какие бюрократические формальности... ну и просто развеяться, зима, знаете ли, это мертвый сезон для нашего бизнеса.

— Для чего? — недоумевающе переспросил Алмазов.

— Для бизнеса, в переводе с американского это значит дело... что, неужели в первый раз слышите?

— А вот представьте себе... имели дела с американцами?

— Да, и не раз, манеры у них конечно отвратительные, но что касается этого самого бизнеса, тут уж им палец в рот не клади, есть чему поучиться. Слышали например такие имена, как Морган, Рокфеллер, Форд? Саблезубые тигры какие-то, а не бизнесмены. Но мы между делом уже доехали, — закончил он свою речь, когда трамвайчик уткнулся в упор железнодорожного тупика, просигналив об этом звонком.

— Вам далее куда? — поинтересовался жучок. — Я к тому, что вдруг нам по пути, тогда дорога дешевле обойдется.

— Мне далее в Лахту, — немного подумав, ответил Иван Александрович, — по делам моего бизнеса.

— Что вы говорите, мне собственно почти туда же, в Лисий Нос, давайте вместе поедем.

— Охотно, — сказал предприниматель и вскинул руку, подманивая ближайшего извозчика.

Они быстро столковались за полтинник с каждого и покатили по Каменноостровскому проспекту по направлению к Крестовскому острову. Когда проезжали мимо телеграфной станции, Алмазов попросил притормозить.

— Тысяча извинений, всего один телефонный звонок — нужно отдать распоряжения по управлению капиталом на бирже.

А тем временем уже порядком стемнело, городская застройка незаметно закончилась, пошли низкорослые рощицы и перелески, из которых чуть ли не волчий вой раздавался. Наконец лес кончился, пошли деревенские дома.

— Лахта, — объявил кучер, — приехали, тебе в который дом, барин?

— Да прямо здесь выйду, на тебе, любезный, обещанный полтинник, а с этим господином сам разбирайся.

Господин же разбираться с кучером не пожелал, а лихо свистнул, засунув в рот два пальца. На его свист с противоположной стороны дороги выдвинулись две мутные тени, которые, приблизившись, оказались довольно зловещего вида мужичками, причем у каждого в руке было по длинному и кривому ножу. А кучер тем временем, видя разгорающийся конфликт, лихо стегнул коня и умчался в морозную ночь, только снег из-под полозьев засверкал.

— Ну и что это значит, господин Алмазов? — с кривой усмешкой спросил предприниматель.

— Тысяча извинений, дорогой Иван Александрович, но жизнь сейчас сами знаете какая, приходится добывать средства к существованию кто как умеет... отдайте кошелек и идите себе своей дорогой.

— А если не отдам?

— Тогда разные варианты возможны, драгоценный Иван Александрович, но увы, все они будут неблагоприятными для вас и для вашего здоровья.

— Сука же ты последняя, Алмазов, — перешел на более народный язык Носов, — однако ж у меня тоже для тебя и этих вахлаков предложение есть.

— И какое же?

— Твои кореша тихо и медленно кладут ножи на землю, потом вы все вместе можете беспрепятственно уйти...

— А если нет?

— Тогда я вас всех нет, не убью, но серьезно покалечу, сначала их, а тебя на закуску последним, так сказать.

Алмазов кивнул мужикам, те аккуратно начали окружать предпринимателя:

— Я так думаю, что мы не договорились, — начал он фразу, но закончить не успел, потому что Носов сделал сбросил пальто на снег, присел на напружиненных ногах и вдруг сделал неуловимое движение влево-вправо и вокруг оси, выбросил одну ногу горизонтально — один грабитель захрипел и осел вниз.

— Это только начало, Алмазов, не передумали еще? — спросил он.

— Митяй, бей его, — заорал во весь голос тот, лихорадочно шаря в кармане. Митяй, второй вор, бросил нож, достал из-за спины дубинку. Носов мягко переступил туда-сюда, потом доброжелательно сказал Митяю:

— Ну чего встал-то? Давай подходи, я жду.

Митяй потерял видимо самообладание, размахнулся дубинкой и прыгнул вперед с одновременным ударом сверху и справа, целя в голову. Носов поднырнул ему под правую руку и, падая на левый бок, успел коротко, но сильно ударить того в корпус. Митяй захрапел и уткнулся носом в снег. Носов подошел к нему, врезал для надежности ребром ладони по основанию черепа, то же самое сделал и второму грабителю, после чего повернулся к Алмазову.

— Ну что, драгоценный вы мой Игорь Апполинарьевич, вот и твоя очередь приспела, иди сюда, дорогой — и он поманил его указательным пальцем.

Алмазов ошарашенно посмотрел на поле боя, потом рухнул на колени как подкошенный и пробормотал:

— Простите, ваше благородие, ошибка вышла, я не хотел... — и натурально зарыдал горючими слезами.

— Фу, как некрасиво, когда мужчины плачут... но ладно, считай, что я тебя понял и вошел в положение, калечить не буду, но за это ты будешь мне должен одну услугу, чуть позднее, расскажи, как тебя найти... — Алмазов рассказал.

— А теперь забирай своих бойцов и чтоб я тебя через 2 минуты здесь не видел.

— Да куда ж я их заберу-то?

— А вон наша повозка на краю села стоит, дожидается поди окончания наших разборок, на ней и увози их от греха.

Носов помахал рукой вознице, тот быстренько подкатил к месту стычки, вместе они уложили побитых грабителей на пол саней и укатили по направлению к городу. А Носов тем временем накинул на себя пальто и пошел к крайней избе, весело помахивая саквояжем. Постучал в калитку, немедленно залилась лаем собака, через полминуты из двери избы показался седой мужик с окладистой бородой, впустивший его в дом. Там Носов разделся и присел к столу, на котором уже стояла нехитрая крестьянская еда — кислая капуста, вареная картошка, пареная репа и четверть с мутноватой жидкостью типа самогон. Мясного ничего не было по случаю поста.

— Выпьешь по маленькой? — спросил мужик.

— Нальешь, так выпью, — быстро отозвался Носов. 'Маленькая' в понимании мужика оказалась граненым стаканом на полные 200 грамм — Носов махнул ее не глядя, закусил, чем бог послал и начал содержательную беседу.

— Достал?

— Достал, вашбродь, две штуки, все в масле, все из длительного хранения.

— Покажи.

Мужик вышел в сени и быстро вернулся оттуда с тряпицей в руках, в кою было завернуто что-то тяжелое.

— Вот, — начал он осторожно разворачивать тряпицу, — новые, непользованные.

На свет божий появились два револьвера Смит-и-Вессон так называемой 'русской' модели образца 1880 года, калибр 4,2 линии, барабан на 6 патронов, спусковой механизм одинарного действия, вес без боезаряда кило сто грамм, прицельная дальность 50 метров.

— А патроны где? — спросил Носов, внимательно рассмотрев каждый револьвер со всех сторон и попробовав ход спицы курка и спуска.

— Есть, конечное дело, и патроны, как же без их-то — помедлив, ответил мужик и достал две картонные коробки из сундука в темном углу. — 50 штук, хватит?

— Вполне, — ответил Носов, — сколько я должен?

— 75 рубликов, ежели с патронами-то...

— Побойся бога, Ерофеич, — так оказывается звали мужика, — в лавке они по четвертаку идут.

— Что же ты в лавку-то не пошел? — ухмыльнулся Ерофеич, — там и взял бы подешевле.

— Есть некоторые причины... давай за 60 и по рукам?

Некоторое время поторговались — мужик уступил оружие за 65, чтобы никому обидно не было. Потом спать легли, но перед сном Носов попросил керосинку и полчаса примерно сидел, перенося на бумагу что-то свое, всего три листочка исписанных образовалось. Наутро Носов быстро умылся, позавтракал и отчалил обратно в столицу, Ерофеич ему нашел попутку до города всего за 20 копеек.

— — — — — — — — —

Первым в недостроенный флигель зашел Григорий Ефимыч Распутин — он довольно долго стоял у зеленой калитки, вглядываясь в темные окна, потом все же решился и быстро прошел внутрь. Там было пыльно и темно, у Распутина в голове промелькнула мысль, что зря он сюда пришел, ой зря, но эта мысль была последней из всех, которые могли прийти ему в голову, потому что через пару секунд после того, как входная дверь закрылась автоматической пружиной, мозги Григория Ефимыча вылетели наружу через пулевое отверстие. Он опрокинулся на спину, нелепо взмахнув руками, сказать же что-либо не успел.

Из темного угла подошел темный человек с закутанным до глаз платком по образцу американских гангстеров, пнул для начала Распутина ногой, тот не подавал признаков жизни, потом он подумал и сделал контрольный выстрел в область сердца, тот опять даже не дернулся. Далее он поднял Распутина, усадил на один из стульев в центре зала, устроил его поудобнее, чтобы тот не сваливался, и быстрыми движениями расстегнул и стащил с него сначала портки, потом подштанники. Потом поискал в карманах свое письмо, нашел и спрятал в карман пальто.

— Вот и ладушки, какой красивый натюрморт у нас получается, — сказал гангстер, — врали значит Юсупов с Пуришкевичем, какой это к чертям дьявол, если с первой же пули откинулся, — после чего он опять ушел в тень поджидать следующего посетителя.

Ждать пришлось не очень долго — через 15 примерно минут появился Георгий Аполлонович Гапон, он был в рясе, в высокой ритуальной шапке и сильно смазанных сапогах, которые скрипели на весь переулок. Все повторилось в точности так же, как и с Распутиным, за исключением той детали, что умер Гапон не после первой пули, потому что оказался весьма проворным. Незнакомец стрелял в него трижды, прежде чем проповедник успокоился на своем стуле.

Ну и самым последним во флигель пожаловал Евно Фишелевич Азеф, глава тайной Боевой организации эсеров, о которой в народе ходили самые страшные и зловещие слухи и на совести которой было более сотни покушений и взрывов, из них почти половина удачных. Евно Фишелевич был очень осторожным человеком, но и он потерял голову от письма самой Матильдочки — ну еще бы ее не потерять, когда тебя такая звезда высшего общества зовет на тайную встречу. Однако револьвер Азеф конечно с собой взял и держал его в руках, когда открывал дверь во флигель. Внутри было темно и пыльно, так что он даже чихнул, поднеся руку ко рту, в этот момент чихания из самого темного угла комнаты бахнул выстрел, попавший прямиком в барабан его револьвера, его вырвало из рук Азефа, сильно ушибив ему всю ладонь. Азеф быстро нагнулся, но некто из угла сказал ему:

— Не советую, Евно Фишелевич, руку прострелю.

Азеф быстро разогнулся и осмотрел помещение. Осмотр ему определенно не понравился — положение двух тел на стульях явно указывало на то, что тела эти неживые.

— Кто вы такой, сударь? — отрывисто спросил он, — и кто эти господа на стульях?

— На первый ваш вопрос отвечу, что я человек, искренне болеющий за судьбы России, а на стульях расположились следующие господа: справа проповедник Гапон, слева старец Распутин.

— Это вы их убили?

— Откровенно говоря да...

— Зачем?

— А они вредят России вообще и будущей русской революции в частности, без них все проще будет.

— Меня вы тоже убьете?

— Непременно, дорогой Евно Фишелевич.

— Ну так что же вы медлите, стреляйте...

Однако ж нервы у него железные, подумал незнакомец.

— Вы куда-то торопитесь? Давайте побеседуем, у меня есть свободных 15 минут, вот как раз свободный стул, присаживайтесь.

Азеф молча подошел к единственному пустому стулу, сел, медленно достал из кармана пальто пачку папирос.

— Я закурю?

— Ради бога.

Азеф достал из другого кармана зажигалку, прикурил папиросу, спрятал пачку обратно в карман и наконец задал волнующий его вопрос:

— И чем же, позвольте узнать, я так навредил России вообще и грядущей революции в частности?

— Извольте, — с расстановкой ответил незнакомец, — извольте. Вы целиком и полностью дискредитируете ту организацию, кою возглавляете. Самую могущественную оппозиционную силу России между прочим.

— Откуда вы знаете, что я возглавляю?

— От верблюда. От каракумского двугорбого верблюда — устраивает вас такой источник информации?

— Ну не хотите говорить, ваше дело... и чем же я ее так дискредитирую?

— А то вы сами не знаете... вы же полицейский осведомитель с десятилетним стажем. Сидеть между двух стульев чревато, знаете ли, чревато для ягодиц и для простаты. Короче, оревуар, Евно Фишелевич, до встречи на небесах, — сказал он и поднял руку с револьвером. Грохнул выстрел, Азеф упал на пол. Незнакомец проверил у него пульс, потом посадил на третий стул, стянул штаны, проверил внутренние карманы, взял себе им же написанное недавно письмецо и отошел к двери, посмотрев издали на натюрморт из трех мертвецов.

И уж совсем напоследок он тщательно протер все металлические части своих револьверов, а затем вложил один в правую руку Гапона, а второй в левую руку Азефа, револьвер же Азефа он поднял из темного угла и положил себе в карман, после чего сказал себе под нос: 'все отлично, финал трагедии почти как у Вильяма Шекспира получился, а я удаляюсь со сцены'.

— Извините, ребята, — на прощание бросил в воздух неизвестный, который, сняв наконец платок, оказался предпринимателем Иваном Александровичем Носовым, — личного у меня ничего к вам нет, чисто интересы бизнеса, в смысле общественного развития России... вы в этом развитии совершенно лишние люди, рудименты, как этот... аппендикс или этот... придаток хвоста у приматов, так что я просто провел хирургическую операцию по удалению вас с политической сцены... далее двигаемся в светлое, надеюсь, будущее без вас.

И Носов вышел на морозный дворик, не забыв протереть за собой ручки дверей как изнутри, так и снаружи — хотя дактилоскопия и находится сейчас в зачаточном состоянии, осторожность, граждане, не помешает... равно как и конспирация. Не забыть бы с Алмазовым связаться, это последнее, что он подумал, прежде чем растворить настежь зеленую калитку и самому раствориться в предрассветной тьме.

4 февраля 1905 года, Москва, Красная площадь

Носов подъехал к Спасской башне примерно к двум часам дня, на козлах у него сидел тот самый жучок Алмазов. Да, как раз два часа — куранты начали отзванивать 'Коль славен наш господь в Сионе'. Надо же, заметил он себе под нос, почти как у нас, очень похоже на 'Славься, славься'. Далее Носов указал Алмазову, где дожидаться его возвращения (вон там, справа от входа ближе к Никольской башне, есть местечко), сказал, что вернется скоро и возможно не один, так что дождись непременно, а не то на дне морском найду и в морской узел завяжу. Алмазов согласно кивнул головой — Носов его деньгами не обижал, вот и за сегодняшнее дело пообещал аж пару червонцев, ну если оно удачно закончится, почему бы и не помочь хорошему и щедрому господину?

А Носов тем временем вздохнул, перекрестился на всякий случай на Покровский собор и медленно вошел на территорию Кремля через ворота Никольской башни. Никто его не остановил и не проверил, ну и беспечно же вы тут живете на заре своего 20 века, мысленно заметил он, ни тебе охраны, ни тебе рамок металлоискателей, ни пропусков даже не придумали, хотя, казалось бы что может быть проще пропускной системы?

— Так, где же у нас Николаевский дворец-то? — спросил он сам себя. И тут же сам себе ответил: — А, вот же он, на углу Ивановской площади стоит, с красивым закругленным эркером, а вон и богатый экипаж с двойкой гнедых, не иначе как на нем Сергей Александрович в свой последний путь скоро и тронется.

В Кремле было достаточно людно — помимо городовых на каждом углу (хоть какая-то охрана), совсем простого народа-то конечно не было и никто не торговал вразнос, как за Кремлевскими стенами, там этих торговцев хватало с избытком, но достаточно большими группами фланировали какие-то неплохо одетые праздные люди. Непорядок, опять же себе под нос заметил Носов, лично я бы доступ сюда резко ограничил, но будем работать с тем что есть, чего уж там... о, да это похоже и есть господин Каляев, подумал он, увидев явного студентика в худой шинели и с саквояжем в руке. А в саквояжике у него явно бомба и лежит...

Носов прошелся туда-сюда по Ивановской площади, копируя стиль фланирующей публики, чтобы не отличаться от масс, глазами же он непрерывно сканировал две вещи — парадный выход из дворца и господина Каляева. Время текло медленно, отщелкивая секунды в голове. А примерно через полчаса все и началось...

Парадный вход в Николаевский дворец раскрылся наружу, обе половинки двустворчатой двери, и из них вышел представительный осанистый вельможа в богатой шубе, явно соболиной, шапка впрочем у него была не менее шикарной. Его сопровождали двое военных чинов, один из них помог взобраться князю в экипаж, потом сел напротив, второй просто сопроводил их до пролетки, отдал честь и вернулся обратно. Экипаж тронулся и поскакал по кремлевской брусчатке по направлению к Никольской башне. Каляев, как Носов мог увидеть со своей позиции, напрягся, расстегнул свой саквояж и сунул туда правую руку. Носов плавно, но быстро стал смещаться по направлению к месту будущего преступления, потом резко замедлился и спрятался за постаментом Царь-колокола. В этот момент прозвучал взрыв...

— — — —

Когда клубы дыма несколько осели, Носов резко рванул по направлению к останкам кареты, орали и голосили в это время кажется все, кто находился внутри Кремлевских стен, нашел взглядом Каляева (ну и видок же у тебя, дружок, подумал Носов, вся шинель на полоски похоже порвалась), схватил его за рукав и сказал:

— Ходу, Иван Платонович, пока есть время.

— Откуда вы меня знаете? — медленно спросил тот, по инерции отряхиваясь от пороховой пыли.

— Потом расскажу, бежим, за воротами нас пролетка ждет!

— Я никуда не пойду, — гордо ответил Каляев, — это будет нечестно. Сдамся властям и пойду на эшафот.

— Вот идиот, — ели сдерживаясь отвечал ему Носов, — твоя жизнь сейчас тебе не принадлежит, ты нужен будущей революции.

На это Каляев не нашелся, что ответить, и поплелся к выходу через Никольскую башню, ежесекундно понукаемый Носовым. Выбрались на площадь они беспрепятственно, еще никто не успел ничего сообразить, там сели в повозку к Алмазову и неторопливо (Носов шепнул кучеру, чтобы не гнал) покатили мимо недавно построенного здания Верхних торговых рядов (он же в дальнейшем ГУМ) к Лубянской площади, вслед понеслись многочисленные трели очнувшихся городовых.

— Куда вам надо, молодой человек? — через несколько минут, когда опасность осталась довольно далеко позади, обратился к Каляеву Носов.

— В Марьину рощу, — буркнул сквозь зубы тот. — Вы кстати так и не представились — кто я, вы знаете, а вот вас я в первый раз вижу.

— Пожалуйста, — легко согласился Носов, — меня зовут Иван Александрович, предприниматель из Нижнего Новгорода, занимаюсь производством и эксплуатацией самобеглых экипажей, мне не нравится царский режим и я сочувствую борьбе любых прогрессивных сил против него. Достаточно? А, чуть не забыл — в Москве я по делам фирмы, остановился в номерах Белоглазова на Большой Сухаревке, под своей фамилией, там меня всегда можно найти. Вот вам моя визитка, надеюсь, она пригодится вам лично или вашей организации. А засим ауффидерзеен, милостивый государь, мы приехали.

Повозка остановилась на въезде в Марьину рощу, в самом начале Шереметьевской улицы.

— Дальше мы, извините, не поедем, уж больно дурная слава у этого района.

Каляев еще раз буркнул что-то похожее на 'благодарю', выпрыгнул из экипажа и пошел вглубь деревянной застройки, механически продолжая отряхиваться от чего-то несуществующего...

6 февраля 1905 года, где-то в Москве

Носова нашли через два дня, прямо на Сухаревке подошел малолетний оборванец, сказал, что его через полчаса вон в том переулке ждут серьезные дяди, а ты дай малому копеечку за важные сведения, не скупись. Носов дал ему две копейки, а через положенные полчаса подошел в показанное место, это была какая-то из Мещанских улиц (о них через 70 лет споет Высоцкий), вся грязная и загаженная на полметра от земли. Там его действительно ждали двое серьезных дядей, сидя на обычной крестьянской телеге.

— Носов? — спросил тот, который повыше.

— Ну да... — осторожно ответил тот.

— С нами поедешь, садись... а лучше ложись на дно телеги, а глаза мы тебе, извини, завяжем, если ты не против конечно.

— Завязывайте, я же все понимаю, — ответил Носов и выполнил все, что они требовали.

Ехали не менее получаса, телегу сильно трясло на неровностях и ямах, коими московские дороги всегда были очень богаты. Наконец телега остановилась, Носову сказали встать и идти, куда покажут, повязку пока не снимать. Завели в подъезд доходного дома, судя по каменному крыльцу, поднялись на второй этаж в какую-то квартиру, там уже и открыли ему глаза.

В большой комнате с плотно задернутыми шторами (бархат, с кистями) стояли по углам комод с зеркальным шкафом, посередине же был большой круглый стол, за столом сидели пятеро серьезных мужчин среднего и ниже среднего возраста и одна очень-очень серьезная дама весьма привлекательного возраста, невзирая на ужасную одежду по тогдашней моде. Носов всмотрелся в их лица и узнал каждого, все-таки он немного в теме был. Итак начиная с дальнего края по часовой стрелке за столом сидели такие члены Боевой организации эсеров:

— Борис Савинков, после ареста Гершуни и смерти Азефа видимо руководитель этой конторы, лысина, подкрученные усы, хитрый прищур глаз, тертый похоже товарищ...,

— Моисеенко, тоже Боря, участник недавнего покушения на Великого князя, очочки, прилизанные волосики, здесь он скорее всего за мозговой центр проходит,

— Кудрявцев Женя по прозвищу Адмирал, русый, коренастый, на крестьянина похож, прославится чуть позже убийством градоначальника Петербурга,

— Петя Куликовский, еще один участник позавчерашнего покушения, обеспечивал наблюдение за князем, он постарше всех остальных, под сороковник, лысый как колено и плотный до той степени, за которой уже сразу идет жирность,

— Иван Каляев, он в представлении не нуждается,

— ну и последним номером здесь шла Зиночка Коноплянникова, молодая и красивая, да... но взгляд у нее конечно колючий, как и у всех прочих собравшихся здесь граждан.

— Присаживайтесь, господин Носов, — сказал Савинков, пододвигая ему стул, между собой и Каляевым. — В ногах правды нет.

— Благодарю, — ответил тот и сел. — Рад встрече со столь значительными и ответственными товарищами.

— Иван рассказал нам все, что было в Кремле — поведайте теперь нам честно и откровенно, зачем вы спасли его? — начал допрос Савинков.

— Не вопрос, — сказал Носов, — все расскажу, только сначала можно закурить?

— Конечно, вот папиросы, вот спички, — вступил в диалог лысый Куликовский, пододвинув все это добро ближе к Носову, — закуривайте и начинайте.

Носов неторопливо зажег спичку, прикурил папиросу Ада, Савинков и Зиночка сделали то же самое, остальные воздержались.

— Дело в том, что я патриот России и хочу ей только самого лучшего, а царский режим, сколько я могу составить себе представление о нем, толкает нашу страну на край пропасти. Спасти ее могут только честные и бесстрашные люди, коих я вижу в составе вашей уважаемой организации. Поэтому я сделал то, что смог — спас одного из ваших честных и бесстрашных товарищей от неминуемой кровавой расправы. А теперь хотел бы вступить в ваши ряды, чтобы бороться плечом к плечу с вами за лучшее будущее России и русского народа. Вкратце как-то так...

— Что вы делали в Кремле? — спросил похожий на крестьянина Кудрявцев.

— У меня там было рандеву с партнером по бизнесу.

— И что, оно состоялось, рандеву? Как зовут вашего партнера? Что у вас за бизнес? — задал сразу три вопроса Моисеенко, который до этого помалкивал.

— Отвечаю по порядку спрошенного: 1)нет, партнер почему-то не пришел, 2)зовут его Сергей Владимирович Бусыгин, он так же, как и я, из Нижнего Новгорода, поставляет мне кое-какие детали, необходимые для сборки конечного продукта и 3)у меня механический заводик по производству и эксплуатации автомобилей или, как их еще зовут, самобеглых колясок.

— Расскажите свою биографию, можно вкратце, — попросил Савинков.

— Хм... — закашлялся Носов, — вообще-то это наверно будет очень вкратце, потому что помню я себя с января прошлого года, очнулся в лесу под Нижним Новгородом, раздетый до исподнего белья и без копейки денег... меня выходила солдатка из Благовещенской слободы, но что было со мной до января, я совершенно не помню... врачи сказали, ретроградная амнезия, может с течением времени что-то и прояснится, но пока не прояснилось...

— Тааак, — с нехорошей ухмылкой протянул Савинков, — не очень-то здорово начинать знакомство с такой вот биографией...

— А мне он нравится, — неожиданно вступил в разговор Каляев, — другой бы наворотил с три короба, а этот честно все рассказал. Охранка вряд ли заслала бы к нам человека с такой дырявой легендой.

— Это верно, — легко согласился Савинков. — Надеюсь вы понимаете, господин Носов, что если вы засланец из 3 отделения и мы успешно это докажем, вы будете немедленно ликвидированы?

— Вполне, — кивнул Носов, — это такая специфика вашей работы, надо либо ее принять, либо держаться от вас подальше. Я вот принимаю...

— Хорошо, расскажите, что вы делали после января 1904 года и как оказались успешным предпринимателем?

— Это все очень просто — я так думаю, что приехал я в Россию откуда-то из-за границы, где изучал основы механики и металловедения, а здесь на меня видимо разбойники напали, хорошо дали по голове, вызвав амнезию и отобрали одежду и деньги. А потом, когда та солдатка меня выходила, я вспомнил, где зарыл свои ценности, накопленные, как мне представляется, за границей, откопал их, отблагодарил солдатку и купил небольшую механическую мастерскую в Канавино. Дальнейшее, думаю, понятно — автомобили мы собираем поштучно, взяв за основу изделия господина Форда (слышали наверно?), профит получается не сказать, чтобы большой, но на жизнь и некоторые удовольствия хватает.

— Что же вы в Москву-то не приехали на своем этом изделии господина Форда?

— Ага, — быстро ответил Носов, — и выглядел бы я тут как белая ворона посреди черной стаи, в Москве всего-то таких изделий меньше сотни... большинство из них на приколе кстати стоит, так что бегает пара десятков.

— Ну хорошо, понятно... но что же послужило, так сказать, толчком к вашему решению начать бороться с властями? — спросил Савинков, нервно крутя в руках коробок спичек.

— Охотно, — быстро откликнулся Носов, — когда я валялся без памяти в этой вот Благовещенской слободе, насмотрелся на жизнь и мучения простого народа. Ну и понял, что так, как они живут, жить не надо. Можно устроить и им, и себе новую, более благоустроенную жизнь, вот ради этого и стоит наверно жить, уж простите за тавтологию.

— Понятно, — после некоторой паузы сказал Савинков, — нашу программу, цели и задачи вам, как я понимаю, рассказывать не надо?

— Правильно понимаете, — ответил Носов, — я в курсе.

— Ну что, товарищи, голосуем? — подытожил разговор Савинков. — Кто за принятие в наши ряды господина... товарища то есть Носова, прошу поднять руку.

Руку подняли все, кроме похожего на крестьянина Кудрявцева.

— Вы почему против, Евгений Федорович?

— Он мне сразу не понравился, слишком чистенький и говорит чересчур складно...

— Ну хорошо, ваша позиция мне понятно, но у нас демократические порядки, верно? Мне лично жаль было бы ликвидировать вас, у нас и так каждый человек на счету. Большинством голосов вы, Иван Александрович, приняты в ряды Боевой организации эсеров условно с испытательным сроком. В ближайшее время вы получите свое первое боевое задание, если справитесь успешно, испытание мы будем считать законченным...

— Окей, — ответил Носов, — все абсолютно понятно. Как будем связываться?

— Мы вас найдем, когда понадобится — не уезжайте из Москвы в ближайшие три дня. Это для вас не составит проблемы?

— Совсем нет, у меня еще некоторые вопросы бизнеса не решены, так что займусь между делом.

— На этом собрание закончено... нет, глаза ему можно не завязывать, — сказал Савинков Куликовскому с усмешкой, — он же теперь наш человек.

Когда начали выходить из комнаты, Носов случайно оказался рядом с Зиной Коноплянниковой, единственной женщиной здесь, и как-то само собой предложил ей помочь одеться, а она не отказалась. На улицу вышли вместе.

— Может быть скажете, как вас зовут, а то вы меня знаете, а я вас нет? — спросил у нее Носов.

Она исподлобья посмотрела на него, но все же ответила, что Зинаидой Васильевной ее зовут, можно просто Зиной.

— Ну и меня тогда можете Ваней называть, возраст у нас с вами где-то рядом. Позвольте проводить вас до дому — время уже позднее, в Москве по ночам, знаете ли, разные людишки пошаливают.

— Не боюсь я людишек, — резко ответила она, — у меня браунинг для них есть.

— Ух ты, — восхищенно сказал Носов, — а стрелять-то из него вы умеете?

— Хотите проверить? — ответила она, потупив глаза, — так я это могу устроить. Специально для вас.

— Ну что вы, что вы, верю вам на слово, — быстро ответил Носов.

— Однако мы уже пришли, — сказала Зинаида, остановившись перед входом в изрядно потрепанный погодой и временем двухэтажный каменный дом. — Мерси за приятную компанию.

Совсем было собравшись уходить в свой подъезд, Зиночка вдруг передумала и повернула обратно:

— А вы и правда собираете эти... самоходные коляски?

— Хотите перекрещусь? Ну не хотите, не буду — истинная и беспримесная правда. Две модификации — с металлическим верхом и с кожаным, который надо руками поднимать, ну если вдруг дождь или снег...

— Прокатите меня как-нибудь?

— Непременно, любезная Зинаида Васильевна, как только перетащу хоть один экземпляр в столицу, дороги-то у нас сами наверно знаете какие... или приезжайте в гости, в Нижнем покатаемся сколько захотите.

— Хорошо, я подумаю, — нерешительно промолвила Зина.

— На чай не пригласите? — набрался наглости Носов, но в ответ услышал, что в следующий может быть раз.

Ну в следующий, значит в следующий, делать нечего, подумал он и решительно зашагал по направлению к Соболеву переулку. Там у него нашлось дело в заведение, обозначенном на вывеске как 'Рудневка'.

— Что, — спросил он, переступив порог этого заведения, — Жозефина сегодня принимает?

— А то как же, — ответила ему скучавшая до этого мамка, — у нас и Турецкая комната свободна, займете?

— Сегодня пожалуй да, — весело ответил Носов, — бутылку шампанского и коробку конфет получше туда доставьте. О, а вот и Жозефиночка! У меня сегодня удачный день был, так что гуляем! А это кто так активно веселится? — спросил Носов, указывая на веселого молодого господина, разливающего за столиком вино сразу трем дамам.

— А это известные писатели-с, — ответила с придыханием мамка, — Куприн Александр Иваныч пожаловали, очень обходительный и щедрый господин.

Ну да, ну да, подумал Носов, собирает материал для своей 'Ямы' наверно... пообщаться что ли с известным писателем? Нет, не сегодня.

— Ну так что же мы стоим и никуда не едем, Жозефиночка, Турецкая комната с нетерпением ждет нас!

9 февраля 1905 года, утро, опять Москва

— Сегодня в районе полудня проводим экс... знаете что это такое?

— Конечно, продолжайте пожалуйста.

— В 11.15 на Николаевский вокзал из Питера приходит литерный поезд, на нем по нашим сведениям перевозится около 400 тысяч рублей в Московский Госбанк на Неглинку.

— Какие там будут купюры?

— А это имеет значение?

— Да, и большое, если они все по 100 или по 500 рублей будут, номера наверняка переписаны и со сбытом начнутся определенные трудности.

— Я точно не знаю, как в этот раз будет, но обычно купюры самые разные кладут, от рубля и выше. В случае чего мелкие сначала будем расходовать.

— Хорошо, какая будет охрана?

— Внутри дилижанса скорее всего кроме кассира будет двое вооруженных охранников, кроме того сзади и сбоку пустят конных казаков, не меньше четырех штук.

— Солидно... маршрут следования известен?

— Обычно они едут по Орликову-Мясницкой, потом сворачивают Бульварное кольцо.

— Где предполагается засада?

— Вернее всего было бы прямо возле Госбанка, но там есть вероятность подключения местной охраны, так что мы решили где-то посередине, на углу Мясницкой и Милютинского...

— У вас карта Москвы есть? Черт, как же вы на такое дело и без карты... ладно, у меня где-то была... вот, сами смотрите... да, наверно на Мясницкой хорошо будет. Сколько бойцов будет участвовать в эксе?

— Вы, я и еще Каляев с Кудрявцевым, четверо.

— Бомбы готовы?

— Конечно, две штуки, на всякий случай.

— Не подведут? Собирали надежные люди?

— Обижаете, все проверено десять раз.

— Моя задача?

— Вы должны кинуть свою бомбу под колеса дилижанса, после чего контролировать действия казаков и конвоиров, можно пристрелить их, центр дал добро.

— Пути отхода?

— Два экипажа, тоже для надежности, будут дожидаться на параллельных улицах — один в Кривоколенном переулке, ответственный Каляев, другой в Милютинском, за ним Кудрявцев проследит.

— Ваша задача какой будет?

— Контролирую бросок вами бомбы, если не получится, активирую свою бомбу, но надеюсь, неожиданностей здесь не возникнет... затем мы вдвоем забираем мешки с деньгами.

— Сколько их кстати будет?

— От трех до пяти. Далее бежим к одному из двух экипажей... к какому, определимся по обстоятельствам.

— На экипажах потом куда едем?

— А этого я, уж извините, вам не скажу, потом сами увидите.

— Почему так поздно меня известили, через час же уже выдвигаться надо?

— Из осторожности, Иван Александрович, из осторожности — у нас пока нет гарантий, что вы не агент охранки и не сдадите нас с потрохами. А так вы все время под моим контролем будете и не сможете нас сдать, даже если очень захотите.

— Убедительно. Одежда какая на нас будет? Повседневная или камуфляж какой?

— Я принес вот целый мешок — выбирайте, что-то должно подойти.

Носов вывалил содержимое мешка на диван, там были очень простонародные штаны, рубахи, валенки и пара полушубков из овчины.

— Мы в этом как два кучера будем выглядеть, — недовольно сказал Носов.

— Так даже лучше, в глаза не бросается...

— Кстати, знаете такое простое правило маскировки — какая-нибудь яркая деталь, шапка необычная, яркая заплата на треть шубы, метла или лопата, еще лучше молоток в руках. Тогда люди запомнят то, что выбивается из привычного ряда, а на лицо внимания совсем не обратят. Давайте сварганим что-нибудь этакое, — сказал Носов, примеряя веселенькую поддевку из сатина.

Савинков с интересом выслушал его, почесал в затылке и согласился — давайте. Общими усилиями сумели пришить большими суровыми стежками по заплатке на оба полушубка, одну ярко-красную, другую ярко же, но синюю, две рубашки не пожалели располовинить для этого дела.

— Да, а с бомбой-то как обращаться, объясните? А то сделаю что-то не то, — вспомнил самое главное Носов.

— Пожалуйста, — легко согласился Савинков, доставая из наплечной торбы круглый шарик, — смотрите, это фитиль, его надо поджечь, лучше прямо здесь, в торбе, поставьте ее на землю и поджигайте. Фитиль горит 30 секунд, ну плюс-минус сколько-то, подождете, пока он разгорится прямо в торбе секунд 15 и бросайте. Спички на дне, две коробки.

— Не сырые? — уточнил Носов, — дайте я проверю.

Спички из обеих коробок зажигались и горели исправно.

— Ну кажется все детали обговорили, присядем что ли на дорожку? — спросил Савинков.

Присели, посидели минутку.

— Не страшно?

— Я свое уже отбоялся... страшно то, что вдруг не справлюсь и подведу товарищей.

— Однако у вас нервы хорошие, мне бы такие... ну все, поехали — вот ваша торба, вот моя. Да, если попадетесь в руки полиции, молчите обо всем... ну или скажите, что вы одиночка и ненавидите режим и все такое, тогда вам будет обеспечена самая широкая поддержка. Если расколетесь и сдадите наш комитет, тогда пеняйте на себя, это понятно?

— Да уж чего тут непонятного... скажите лучше насчет этих котомок — а чего они такие страшные-то?

— Сами посудите, мы же два кучера, какая еще поклажа у них в руках может быть, не кожаные же портфели?

И они вышли из конспиративной квартиры и спустились на улицу. Половой на первом этаже посмотрел на них достаточно расширенными глазами, особенно на две огромные заплатки, но сказать ничего не сказал.

— Пешком пойдем, тут всего минут пятнадцать, а то кучеры, ловящие пролетку, будут выглядеть подозрительно.

Савинков не соврал, ровно через пятнадцать с половиной минут они были на углу Мясницкой и Милютинского.

— Я проконтролирую Кривоколенный, а вы сходите в Милютинский, стоит ли там пролетка с нашим человеком, — попросил Савинков, — разговаривать с ним не надо, просто кивните издалека.

Они разошлись на пару минут, потом опять встретились на Мясницкой.

— Ну как?

— Все окей, — ответил Носов, — пролетка на месте, Кудрявцев прохаживается рядом и по-моему сильно нервничает. А у вас как?

— У меня тоже, как вы выражаетесь, окей... кстати, откуда у вас эти американские словечки, так ведь в России никто не говорит?

— Видимо из прошлой жизни, которую я не помню, Боря... можно я так буду вас звать?

— Разрешаю, Ваня, — ответил тот, — и можно даже на ты, мы же теперь товарищи, верно? Если поезд не опоздал, остается порядка пяти минут до подъезда конвоя... все помните, что должны сделать?

— Да, конечно, — сказал Носов, но видя требовательный взгляд напарника, счел необходимым повторить свои обязанности вслух, — поджигаю фитиль, жду 15 секунд, кидаю бомбу под колеса, контролирую и нейтрализую казаков, потом вместе с вами берем мешки и уходим. Все верно?

— Да... идем кстати в разные сторону, я на Кривоколенный, ты к Кудрявцеву, так лучше будет и погоню, если что, собьем с толку.

— Хм... — задал давно волновавший его вопрос Носов, — а если события из-под контроля выйдут? Ну вдруг все пойдет совсем не так, тогда же обычно вводится в действие план Б — у нас будет какой-то план Б?

— Будет, — быстро ответил Борис, — действовать по обстановке.

Помялись еще некоторое время, Носов вдруг обратил внимание на афишную тумбу.

— Смотрите-ка, — сказал он, — сегодня 'Три сестры' в Художественном, с Книппер и Андреевой...

— Любите театр, Ваня? — спросил Савинков.

— Да, есть немного, — ответил тот, — хороший если. Сходить что ли, не желаете?

— Если все удачно пройдет, почему бы и нет... однако давайте лучше отойдем в сторонку, а то два кучера, внимательно читающие афишу МХТ, выглядят довольно подозрительно.

В томительном ожидании прошло еще пять-шесть минут.

— Возьмите вот револьвер, я знаю, что у вас свой есть, но еще один не помешает, — сказал Савинков, протягивая Носову сверток из белой материи. Носов взял этот сверток, заглянул в него и ответил.

— Наган кажется? Не люблю я европейское оружие, по мне так американцы гораздо более надежные и удобные устройства делают.

— Кажется едут, — спокойно сказал Савинков, заслышав звонкий цокот копыт по мостовой Мясницкой, — я пошел на свое место, вы оставайтесь здесь. Ни пуха.

— Идите... ну то есть иди ты к черту, — отозвался Носов, теребя в руках торбу с бомбой.

Вдали, от Садового, показалась процессия — карету сопровождало не четверо, а все шесть казаков, по двое спереди и сзади, по одному с боков, причем шашки у них наголо были. Однако, подумал Носов, дело усложняется... он поймал взгляд Савинкова с другой стороны улицы, тот кивнул головой, работаем, мол, по утвержденному плану.

Носова вдруг прошибла холодная испарина, он сам себе удивился — надо же, давно такого не испытывал. А карета все приближалась и приближалась... все, пора поджигать бомбу... он раскрыл торбу, взял со дна спички и чиркнул о боковую грань — спичка сломалась. Черт-черт, без паники, подумал он и взял спичку из другого коробка. В этот момент с криком 'чего тут расселся, дядя' его пихнули в бок, присел-то он посреди мостовой, мешая проходу. От толчка Носов упал на бок, выпачкав в грязной кашице свою красную заплатку на полушубке. Черт-черт, а процессия с казаками тем временем уже поравнялась с ним.

Без паники, поднимаемся, отходим к стеночке и повторяем процесс... спичка на этот раз зажглась сразу, фитиль тоже занялся без вопросов, Носов подождал, пока он хорошо не разгорится, потом вытащил шарик из сумки, прикрывая его другой рукой, но это плохо помогло, народ все равно заметил, что там у него в руках.

— Гля-ка, гля-ка, — заверещал какой-то приказчик, оказавшийся рядом, — у него бонба!

Народ шарахнулся в стороны от Носова, образовав вокруг него небольшое пустое пространство. Ну пора кидать, подумал он, 15 секунд точно прошло, и швырнул бомбу уже вслед проехавшей процессии — пока он ковырялся со спичками, прошло некоторое время и экипаж с казаками уже удалился в сторону Лубянки, хорошо хоть недалеко.

Сам Носов одновременно с броском резко подался назад и замер за той самой афишной тумбой, на которой зазывали на спектакль МХТ. Тумба чугунная, подумал он, личная безопасность не помешает. И тут под крики уличной общественности (про бомбу кричала, кажется, уже вся Мясницкая) и случился взрыв. Сильный, минимум полкило тротилового эквивалента, машинально подумал Носов. Все заволокло дымом с сильным привкусом химии, и улица замолкла, противоестественная тишина какая-то настала.

Ну пора, высунулся из-за тумбы Носов, карета лежала перевернутая вверх дном, из окон ее свисали видимо охранники, эти похоже проблем не составят, а вот из шестерых казаков остались целыми, здоровыми и готовыми к боестолкновениям сразу двое, они дальше от взрыва оказались. Хорунжий и вахмистр, если я правильно помню знаки их различия, оба здоровенные, чубатые и шашки у них в руках серьезные, ну и ладно, а у меня пистолет есть... два даже пистолета, старый добрый Смит-и-Вессон и новомодный Наган, ну подходите, браточки, выясним, что эффективнее, ваше холодное или мое огнестрельное оружие.

Казаки как-то одновременно оскалились и сократили расстояние между нами до нескольких метров, Носов дальше ждать не стал и разрядил в них практически оба полных барабана. Тут подбежал Савинков, в руках у него было четыре мешка, тяжелые, судя по тому, как он сгибался под ними.

— Все отлично, Ваня, вот твоя часть (и он сунул ему половину мешков), ходу, пока народ не очухался.

И Носов дал ходу направо, но через несколько метров споткнулся, идиот, о мостовую и проехался даже по ней носом, мешки вывалились у него из рук. Быстро поднялся, взял один мешок, второй протянул ему высокий горбоносый парнишка, явно студент.

— Спасибо, Россия вас не забудет, — сказал он ему. — Как вас зовут, молодой человек?

— Казимир Малевич, студент училища живописи.

— Хорошо, Казимир, я вас найду.

До пролетки Носов добежал без единой проблемы, вскочил в нее и крикнул Кудрявцеву 'Гони', тот начал нахлестывать лошадь, которая с места пошла довольно резвым аллюром. Народ испуганно вскрикивал и уворачивался от несущейся повозки, где-то сзади загремели выстрелы, но потом быстро стихли. А Кудрявцев тем временем успешно запутывал следы от возможной погони — сначала свернул на Малую Лубянку, потом пересек Большую, сдал чуть назад и по какому-то там Кисельному переулку и Рождественке успешно миновал Трубную площадь. Дальше этого места Носов географию Москвы знал довольно плохо, поэтому запутался в поворотах и отслеживать свое перемещение уже не мог. Через полчаса таки вся эта бешеная езда закончилась, лошадь была вся в мыле и довольно подозрительно хрипела, когда Кудрявцев затормозил ее перед большим постоялым двором. Он кинул поводья какому-то местному служащему, тот увел и лошадь, и повозку на задний двор, а Кудрявцев взял оба мешка, буркнул Носову 'Что встали, идем' и зашагал внутрь.

Там он перекинулся парой слов с половым, получил ключ и повел Носова на второй этаж, в номера. Бросил мешки на стол и сказал:

— Давайте пересчитаем что ли...

Носов согласился и они занялись бухгалтерией... через час выяснилось, что в двух мешках находится 228 тысяч 550 рублей, расклад же по купюрам дал такой результат: 320 штук пятисоток, 411 соток, 348 полтинников, 242 четвертака и оставшиеся 395 купюр были по червонцу, вертикально ориентированные, в отличие от всех остальных. Разложенное в пять кучек на столе, все это выглядело довольно живо и завораживающе.

— Что, не приходилось до этого работать с такими суммами? -весело спросил Кудрявцев.

— Признаться нет... — ответил Носов, — самое большее, что в руках держал, так это тридцать тысяч, и то это не мое было. Сколько же это в долларах будет?

— Делите на два, не ошибетесь.

— 114 тысяч значит... солидно, можно небольшой заводик в Чикаго прикупить, — задумчиво ответил Носов, сразу же впрочем добавив, — у пятисоток и соток номера наверняка переписаны, уж очень они новые...

Он взял по нескольку тех и этих купюр и внимательно разглядел их, пододвинувшись к окну.

— Ну точно, номера подряд все идут, так что примерно... — он сделал в уме необходимые вычисления, — так что около 200 тысяч можно пока не считать, но все равно остается около тридцатки.

— А что тогда с ними делать, с крупными? — обеспокоенно спросил Кудрявцев.

— Самое верное это за границу сплавить, в Стокгольм какой-нибудь или в Вену-Берлин, причем как можно быстрее, а то ведь наши банкиры и туда могут направить депеши с подозрительными номерами. Однако какой же у нас дальнейший план действий?

— План очень простой, Иван Александрович, вы переодеваетесь в цивильную одежду — вон, выбирайте из того сундука, и идете не торопясь к себе домой... ну в номера то есть, где вы там живете. А завтра с утра уезжаете в свой Нижний Новгород и двигаете свой бизнес. Мы вас найдем, когда понадобится.

— Хорошо, — покладисто согласился Носов, — дайте немного денег из этой кучи, а то поиздержался я что-то в этой поездке...

Кудрявцев недовольно потряс головой, но выудил из маленьких кучек десяток билетов по червонцу и четвертаку и отдал их в руки Носову.

— Я запишу, сколько взято из партийной кассы, потом возместите, — сказал он, доставая блокнот из-за пазухи.

— Однако, — улыбнулся Носов, — я же за эти деньги как бы шкурой рисковал, неужели не заработал хоть немного без отдачи?

— Нет, Иван Александрович, это теперь партийные деньги и за ними нужен строгий учет и контроль.

— Бай, хоуп ту си ю сун — сказал Носов, переодевшись, и вышел на улицу.

Да и хер с вами, — думал он, огибая запряженные коляски, — обойдусь без ваших денег. Далее путь его лежал к дому, где жила Зиночка Коноплянникова, кликнул первого встреченного извозчика и назвал ее адрес. За полтинник добрался и через каких-то полчаса уже названивал в дверь ее квартиры. Открыли сразу, горничная видимо.

— Что вам угодно, сударь? — надменно спросила похожая на верблюда горничная в белом передничке.

— Угодно, чтобы вы передали Зинаиде Васильевне, что пришел Иван Александрович.

Горничная кивнула, пропустила его в прихожую и удалилась в глубь квартиры. Однако ж небогато они тут живут, подумал Носов, разглядывая ободранное сиденье дивана и отваливающиеся на стенах обои. А тут и Зиночка вышла.

— Ой, — испуганно сказала она, — а я вас и не ждала.

— И совершенно напрасно, Зинаида Михайловна, был здесь по делам фирмы, как же я мог пройти мимо дома такой неотразимой дамы. У меня к вам деловое предложение — давайте сходим на спектакль в Художественный театр, там сегодня 'Три сестры' дают, Книппер в заглавной роли, говорят, блистает. Ну и Лужский конечно как всегда неотразим.

Зиночка помялась пару секунд, не зная, что ей делать, но потом видимо внутренний голос сказал ей махнуть рукой и не упускать возможностей, поэтому она потупила глаза и согласилась.

— Но мне же надо переодеться, — добавила она, — не в этом же домашнем на публике появляться.

— Конечно переодевайтесь, а я вас пока подожду в чайной, тут напротив как раз — когда выйдете из подъезда, махните рукой, окей?

— Что такое 'окей'? — непонимающе спросила Зина.

— Ну 'хорошо', если с американского на русский перевести.

— Тогда значит окей... минут через 15-20 ждите.

Носов вышел из подъезда и пересек улицу наискосок, до чайной под завлекательным названием 'Бублик'. Там он немного поколебался между водкой и чаем и все-таки заказал стакан индийского чая, нехорошо на даму перегаром дышать, успеется еще выпить. Ну и обещанные на вывески бублики тоже попросил принести. Сел возле окна, чтобы видеть улицу, и стал чай пить, что еще в чайной делать?

Зиночка сдержала слово и вышла почти точно в те сроки, что и сказала, через полчасика, одетая в меховой капор (головной убор, сочетающий в себе черты чепца и шляпы) и английский костюм (прямой удлинённый пиджак и прямая юбка) серого цвета. Обувь видно не было из-за длинной юбки. Ну ничего так конечно, уныло подумал Носов, но юбку можно было бы и покороче. Вслух же он сказал следующее:

— Боже мой, Зинаида Васильевна, более впечатляющего зрелища я не видел со времен... ну короче давно не видел. Вы прямо как богиня, как ее... Афродита, во, сошедшая на землю в пене морской, да.

Зиночка молча взяла Носова под руку и сказала, чтоб он не терял времени на комплименты, а то в театр опоздаем.

— Да, это я маху дал, Зиночка (разрешите вас так называть? хорошо), погнали, значит, в театр, извозчик! — махнул он рукой увиденному вдали экипажу.

Ехать было не сказать, чтобы очень далеко, но и не вот-то рядом, минут двадцать они протряслись до Камергерского переулка.

— А билеты у вас есть? — поинтересовалась по дороге практичная Зина.

— Да что билеты, на месте решим вопрос, — беспечно махнул рукой Носов, — тем более, что это не премьера.

— Ну смотрите, я на вас рассчитываю, — ответила ему Зина, — а то выйдет, что зря я переодевалась.

Билетов в кассе и правда не было ни одного. Там даже кассира не было, его заменяла унылая табличка 'Все билеты проданы'. Ну что же, будем изыскивать другие способы, буркнул себе под нос Иван и пошел искать спекулянтов.

Искать их собственно и надо было, как сразу же выяснилось, они сами нашли Ивана, наперебой предлагая билетики по сходной цене, оставалось только выбрать получше и подешевле. Иван взял два билета на пятый ряд партера по центру, обошлось это ему ни много ни мало в два червонца... однако, однако, подумал он, это ж на деньги 21 века тысяч 20, если не 25... но усилием воли задавил в себе свое скаредное начало и вернулся к Зиночке с сияющей улыбкой:

— Вот, пятый ряд партера, почти в центре — устраивает, Зинаида Васильевна?

— Да, вполне, — ответила она, — но мы же кажется на Зину с Ваней условились, какая еще Васильевна?

— Виноват, сэр, больше это не повторится, сэр! — вытянулся в струнку Иван. — Сэр это почтительное обращение в англоязычных странах, — на всякий случай добавил он.

— Уж это-то я знаю, — смеясь, ответила Зина и потащила его ко входу, — первый звонок уже был, нехорошо опаздывать.

Первое действие Носов отсмотрел с немалым интересом, в свое время он видел этот спектакль в интерпретации Современника и Таганки, сравнить чеховские трактовки Станиславского, Любимова и Ефремова было весьма любопытно. Позже, сидя в антракте в буфете театра (бутылка шампанского плюс дюжина пирожных), он позволил себе пару высказываний:

— Нет, что ни говорите, но все-таки игра Книппер это шедевр актерского мастерства, чего к сожалению нельзя сказать о других сестрах, эээ... о Савицкой и Андреевой, не дотягивают они, к сожалению до высокой чеховской драматургии, да...

Зиночка, к его удивлению, разговор о театре поддерживать не стала, а спросила прямо в лоб совсем про другое:

— Ну как сегодня все прошло?

— В каком смысле? — деланно удивился Носов.

— Бросьте Ваньку валять, знаете вы, о чем я...

— А, вы про это дело... а допуск у вас, я извиняюсь, есть? Хотя что это я говорю, вы же в ЦК входите... ну слушайте, — и он рассказал о сегодняшнем эксе, без лишних подробностей.

— Деньги значит Кудрявцев забрал?

— Точно так. Ну не все, часть мне досталась.

— На них, значит, мы и гуляем сейчас... а и ладно, так даже интереснее. А вот скажите-ка (можно на ты, вставил свою фразу Иван), скажи-ка Ваня, это страшно, когда человека убиваешь?

— Когда первого, очень страшно, да, со вторым уже проще, а дальше эмоции уже притупляются, работа и работа, не страшнее других.

— Значит сегодняшние казаки не первые у вас были?

— Конечно нет.

— Про первого тогда расскажите, — попросила Зина.

Носов закрыл на минутку глаза — перед его внутренним взором проплыло Аргунское ущелье недалеко от Шатоя и снесенный череп боевика, совсем молодого парнишки, у которого даже борода еще не росла, и как он битый час блевал потом между камнями... нет, про это он явно рассказывать не будет.

— Тяжелая слишком тема, Зиночка, может про что-то другое поговорим?

— Хорошо, — согласилась она, — расскажите тогда, что лично вы... ты то есть будешь делать после нашей победы. Мы ведь победим царский режим, верно?

— Ну натурально победим, — задумчиво ответил Иван, — царский режим слаб и обречен, а вот что потом будет... рассказать ей что ли все, как на самом-то деле там будет... реки крови и океаны горя... миллионы эмигрантов, 4 года гражданской войны, а сразу вслед за ней вас, ребятушки-эсеры, по тюрьмам рассуют, и это только для начала... нет, пожалуй рановато.

— Я буду президентом новой России... хотя нет, лучше премьер-министром, царя мы сохраним как декорацию — в Англии примерно так, а ты будешь супругой премьер-министра, а по совместительству начальником департамента культуры...

— Это что, предложение? — удивленно спросила Зина.

— Догадайся с двух раз, — туманно ответил Носов.

— Боюсь не угадаю, так что давай уж прямо выражай свои мысли, — сказала Зина.

— Ну да, это оно самое...

Зина внимательно посмотрела в глаза Ивана, потом не спеша доела пирожное, потом ответила:

— Уж больно ты быстрый, Ваня, может это в Североамериканских штатах так принято, а у нас такие дела немного по-другому делаются.

— Ну научи как у вас тут они делаются, а то так и умру неучем, — пошутил Носов, допивая свой бокал с шампанским.

Зиночка попыталась что-то ответить, но не успела — Иван вдруг обратил ее внимание на осанистого, довольно молодого, но уже с солидной проседью в волосах господина.

— А это не Константин ли Сергеич? Руководитель этого театра в смысле?

— Я его не очень хорошо знаю, но судя по газетным снимкам вроде он, — ответила Зина.

— Режь меня на куски и скармливай койотам, но такой шанс упустить нельзя, — быстро сказал Иван и встал из-за стола.

— Константин Сергеич? — спросил он, подойдя к соседнему столу.

— Да, — удивленно ответил тот.

— Позвольте засвидетельствовать вам свое искреннее почтение и восхищение сегодняшним спектаклем!

— Позвольте узнать, с кем имею честь? — небрежно ответил Станиславский

— Охотно, охотно, — зачастил Ваня, — меня зовут Иван Александрович Носов, я предприниматель из Нижнего Новгорода, а это моя невеста Зиночка.

Зина покраснела, но отпираться не стала и сделала реверанс.

— Ну тогда присаживайтесь за мой стол, молодые люди, расскажите старику, как там в провинции идут дела.

— Ой-ой, — немедленно возразил Носов, — ну какой же вы старик, Константин Сергеич (ему на тот момент было 42 года), вам до старика как мне до балерины Ксешиньской. А в провинции-то у всех по-разному, кто-то черную икру ложками ест, кто-то зубы на полку кладет.

— А что вы скажете относительно сегодняшнего спектакля? — заинтересованно спросил Станиславский, — мне правда интересно мнение провинции, не часто с ней встречаешься.

— Что скажем, что скажем... — пробормотал Носов, собираясь с мыслями, — давайте шампанского сначала выпьем, а потом уж относительно спектакля, а?

Он быстро принес со своего стола бутылку и пирожные, разлил.

— За российский театр! — сказал он стоя и немедленно выпил, а вслед за этим продолжил:

— Игра Книппер бесподобна, Лужский выше всяких похвал, сценическая драматургия крепко сколочена и стоит, не падает, декорации заслуживают отдельного упоминания — классные декорации, однако...

— Что однако, вы говорите как есть, я критики не боюсь, — уточнил Константин Сергеич.

— Однако, если бы я например был режиссером, я бы ввел например в игру ведущих актеров элемент импровизации— пусть они говорят, что думают, а не то, что в тексте написано, тогда каждый спектакль будет уникальным и на них народ будет билеты из рук рвать...

— Интересно, — протянул Станиславский, разглядывая свой бокал на просвет, — налейте что ли немного... еще что-то скажете критического?

— А как же, Тузенбах у вас к примеру не очень сильно отличается от Соленого, ну по внешним признакам, вот лично я бы усилил их отличительные особенности... ну хоть акцент какой дал бы им, Тузенбаху прибалтийский, пусть гласные тянет, а Соленому малороссийский с хеканьем и характерными словечками, вот тогда никто не перепутает. Давайте еще одну бутылку возьму, Константин Сергеич, а то это закончилась, а сказать еще много хочется.

Носов сходил за бутылкой, налил полные бокалы, сказал 'За российскую интеллигенцию' и немедленно выпил.

— Еще что? Есть и еще -ну что они у вас все одеты в одежды прошлого века, так уже в столицах давно не ходят, вот посмотрите на Зиночку, английский стиль, это сейчас самый писк моды. Пусть одеваются красиво и стильно, модного модельера можно какого-нибудь пригласить, чтоб вообще что-то уникальное сделал, по-моему это будет правильно.

Носов еще с полчаса втолковывал Станиславскому все, чему он успел нахвататься по верхушкам театральных знаний в 21 веке, основательно накачав старика. Пришлось помочь ему дойти на кабинет. На второй акт уже не пошли.

Потом Иван проводил Зиночку до дому, на прощание у них состоялся такой разговор:

— Ну так как же, Зинаида Васильевна, насчет моего предложения?

— Мы опять на вы перешли? Мне надо подумать...

— Думайте, только побыстрее пожалуйста... да, по заданию центра я завтра отбываю в свой город, телефона у вас, я так понимаю, нет?

— Это вы про ту новомодную штучку, по которой можно общаться на расстоянии?

— Да, именно.

— Ну что вы, откуда — это же очень дорого, да и очередь на установку по-моему весьма длинная.

— Тогда значит пишите письма, вот мой адрес в Нижнем, а ваш адрес я хорошо уже запомнил, — и он протянул ей листок из блокнота. Поцелуй на прощание был достаточно длительным...

Конец февраля 1905 года, Нижний Новгород

День обещал быть суматошным и сумбурным — Носову предстояло кровь с носу, но выкатить к вечеру, не позднее 6 часов пополудни, из ворот его автомастерской два готовых изделия, которые ему заказал местный богатей Николай Бугров.

По меркам 21 века это был олигарх-миллиардер, старообрядец (в России тех времен абсолютное большинство богачей было из них, только в Нижнем где-то рядом с Бугровым стояли Башкиров, Рукавишников, Блинов и Сироткин), фактический монополист на рынке муки, официальный поставщик хлеба для русской армии, владелец целого флота барж и пароходов, крупнейший домовладелец страны и другая, и прочая. Практически половину прибыли кстати отдавал на благотворительность — куда там нынешним Абрамовичам и Абрамовичам (с ударением на разных слогах)... Но в быту, как ни странно, он был прост и неприхотлив, ни яхты себе не завел, ни замка в Монако не купил, ни даже Ролс-Ройса из Англии не выписал. Но время идет, часики тикают, вода льется, и вот понадобились ему два парадных экипажа на механической тяге — заказал у довольно известного уже в узких нижегородских кругах бизнесмена Носова. Лично приезжал к нему в мастерскую, да не один раз, выслушал миллион слов о продукции фирмы, перелистал тонну рекламных каталогов, и выбрал наконец подходящие ему по размеру, цвету и другим параметрам пару авто...

Было это на исходе прошлого, 1904 года, и вот в феврале пришел срок сдачи объектов заказчику, подписания актов купли-продажи и оформления счетов-фактур. Надо ли вам пояснять, что все дела на Руси испокон веков делались медленно и неправильно, страна-то большая, ехать в любой пункт все равно долго, куда торопиться-то при таких раскладах? Правильно, некуда — поэтому за неделю до дня Ч не было готово вообще ни хрена... а за два дня кое-что сделали, но все равно больше половины оставалось. Поэтому что? Правильно, Носов объявил аврал и военное положение на своем предприятии — с сегодняшнего дня работаем без выходных, перерывов на обед и вообще никто никуда не уходит, пока не закончим работу. Народ поворчал, но в положение вошел, начали работать без перерывов...

Мастерскую себе Носов прикупил на окраине Канавинского поселка, ну окраина она конечно окраиной, но мимо нее электрический трамвай ходил, первый в России... если киевского не считать, который не российский, и питерского ледового, который три месяца в году функционировал. Построили это дело к знаменитой Художественно-промышленной выставке 96 года, ну той, где еще отдельный павильон для Врубеля сделали и куда царь-батюшка с помпой приезжал, выставка благополучно закончилась, павильоны разобрали, а трамвай остался, хоть что-то полезное для города, спасибо и на этом. Ходил он от мастерской Носова мимо железнодорожного вокзала и наплавной мост через Оку до местечка с интригующим название 'Скоба'. А дальше наверх надо бы было ползти, но склоны в Нижнем крутые и высокие, поэтому трамвай их не осиливал — народ пересаживался на фуникулерчик, поднимающий желающих за 2 копейки прямо в Кремль. Носов периодически договаривался с депо, когда что-нибудь тяжелое надо было доставить в мастерскую, деповцы ему охотно шли навстречу, лишняя копеечка в кармане никогда не помешает.

Ну и вот значит в самый разгар работ, Носов как раз регулировал зажигание, которое никак не хотело зажигаться, в открытые ворота вошла Зина Коноплянникова.

— Ба, какие люди, — сказал чумазый Иван, выныривая из недр моторного отсека, — а я уж грешным делом думал, вы про меня позабыли. Какими судьбами здесь?

— У меня к вам деловой разговор, — с ходу включилась Зина.

— Вот так прямо с корабля... в смысле с поезда и на бал? — ответил Иван, — может для начала отдохнете да чайку попьете?

— Пойдемте, Иван Александрович, чайку попьем, а отдыхать некогда.

Носов сделал некоторые распоряжения строгим голосом, мол не расслабляйтесь тут без меня, график сборки остается в силе, а я мол подойду через часик, потом помыл, как смог, руки и лицо в бочке с водой, потом предложил даме руку и повел ее к своему выходному автомобилю.

— Присаживайтесь, Зиночка (может на ты вернемся? Окей), поедем в ресторацию на Рождественской, у меня там дежурный столик всегда заказан.

Зиночка сделала вид, что не удивилась, но получилось это у нее довольно плохо — личные автомобили все же в те времена были такой же диковинкой, как в 21 веке... ну например свой вертолет. Заводилась машина только с помощью кривого стартера, его Носов и вытащил из багажника, потом всунул в отверстие под бампером и покрутил с усилием... слава богу завелась без проблем, а то ведь разное бывало.

— Как там столица поживает, что нового? Константин Сергеич что-нибудь еще поставил?

— Про Станиславского ничего не знаю, а жизнь тревожная, слухи один другого мрачнее ходят, — отвечала Зина, пока они переваливались по ямам, считающимся в России дорогами. Когда добрались до вокзала, стало полегче, булыжная мастерская пошла.

— Как добрались, проблем не было? — продолжил допытываться Иван.

— Все хорошо, только уж очень долго поезд идет, на каждом полустанке стояли.

— Замуж за меня не надумали выходить? — между делом справился Носов, когда они переезжали через Оку по временному ледовому мосту.

— Думаю, — коротко ответила Зина, — не надо меня торопить, дело-то серьезное.

— Окей, думайте, — согласился он, — дело безусловно серьезное. А мы тем временем приехали.

На Рождественской улице, одной из двух парадных в городе, был шикарный ресторан Пермякова, в Блиновском пассаже, известный тем, что отсюда провожали в ссылку писателя Максима Горького (во времена же были — из ресторанов в ссылки провожали, а не из КПЗ и не с Лубянки, как через 15-20 лет), в него Носов и привел Зиночку. Расторопный официант с набриолиненной челкой быстро принял заказ и так же быстро принес холодные закуски и красное вино.

— Массандра, — сказал Носов, разглядывая этикетку, — у вас нет возражений против крымского вина.

Возражений у Зины не было.

— Однако давай все-таки к делу, Ванечка, — сказала она, пригубив бокал, — меня собственно ЦК партии послал, дело очень срочное. Значит во-первых, ты кооптирован в состав ЦК, пока кандидатом, приняли абсолютным большинством голосов.

— Весьма польщен, — ответил Носов, тоже отпивая глоток, — а во-вторых что?

— Во-вторых, Ваня, надо съездить в Европу и разменять крупные деньги, взятые на последнем эксе.

— Ну или поменять на какую-то европейскую валюту... или положить на какой-нибудь счет в каком-нибудь банке, — закончила свою мысль Зина.

— Так-так-так, — забарабанил пальцами по столу Носов, — я так понимаю, что внутри страны эту операцию уже попытались сделать, но неудачно? Много народу спалилось?

— Двое, — ответила Зина, — и десять тысяч рублей потеряли.

— Ну рубли это не беда, еще тысяч триста наверно осталось, а вот что народ впустую потратили, это совсем плохо... а я ведь все это Кудрявцеву озвучил прямо в тот день, а он значит мимо ушей пропустил... ну да ладно, время назад не вернешь, а у меня такой вопрос еще есть — почему я-то, других не нашлось? И потом, а если я сбегу с этими деньгами?

— Не сбежишь, Ваня, я с тобой еду, присматривать за этим буду. Потому что это последняя проверка будет, пройдешь, значит действительным членом ЦК станешь.

Иван продолжил барабанить по столу, не забывая впрочем прихлебывать из бокала.

— Тэээк... у тебя поди и билеты уже куплены...

— Конечно, — хладнокровно отвечала Зина, — завтра в Москву на утреннем экспрессе, послезавтра с Брестского вокзала в Берлин на литерном.

— По своим документам поедем?

— Нет, вот новые паспорта, — и она достала из ридикюля пакет, — это мой, это твой.

Носов открыл свой паспорт, потом ее.

— Очень интересно, я значит теперь Иван, а ты Зинаида Нарышкина. Родственники?

— Да, муж и жена.

— К тем самым Нарышкиным мы отношение имеем?

— Это к боярам что ли? Не знаю, по ходу дела прояснится.

А тем временем официант принес горячие блюда — царскую уху из стерляди. Иван провел руками по лицу, как бы снимая липкую паутину времени, потом моргнул пару раз и весело ответил:

— Ну чо, Зинуля, ударим значит по Европам, да? В Венскую оперу сходим, в Парижский Мулен-руж, в Лондонский Глобус... в Баден-Баден завернем по дороге, знаешь кстати новый анекдот про него?

Зина удивленно посмотрела на Ивана и сказала, что не знает, расскажи конечно.

— Ну господи... подъезжает новый русский к нему на электричке, а тут проводник и объявляет, что следующая остановка Баден-Баден. Зачем два раза-то повторять? — спрашивает новый русский, — я что, тупой?

Зина все это внимательно выслушала, сдвинув брови.

— Смешно... а что такое электричка?

— Поезд на электрической тяге, в Европе уже есть такие.

— А почему он новый русский?

— Видишь ли, Зиночка, скороразбогатевших, но оставшихся с девственно чистыми мозгами русских сейчас в продвинутых кругах принято называть 'новыми'...

— А 'старые' тогда кто?

— Потомственная аристократия, промышленники со стажем, ну еще наверно разночинная интеллигенция.

— Понятно. Ну так какой же у нас будет план?

Носов доел свою уху, вытер рот салфеткой, долил в бокалы винца и ответил наконец;

— План предельно простой — ты едешь ко мне на квартиру и устраиваешься там, у меня кстати ванна с душем есть и даже горячую воду можно сделать. А я заканчиваю свой заказ, кровь с носу, но мне сегодня надо сдать два изделия одному местному товарищу. Завтра же с утра мы оба едем в Москву. Деньги-то, которые менять надо, при тебе?

— Ну что ты, Ваня, зачем их светить лишний раз, они в Москве в надежном месте, когда уезжать будем с Брестского вокзала, нам их подвезут.

— Хорошо... что мы там в Европах будем делать, по каким банкам ездить и что с разменянными деньгами делать, это по дороге придумается, путь у нас неблизкий будет, это не самолетом 2-3 часа.

— Каким самолетом? — удивленно спросила Зина.

— Ну таким... с крыльями, по воздуху который летает (Носов показал руками крылья и изобразил работу мотора) — братья Райт в Америке недавно придумали. Реально не слышала? Ладно, расскажу по дороге, а сейчас труба зовет, если я Бугрову через... через 4 часа не выкачу два готовых экземпляра, он меня живьем съест без соли и не подавится, он такой.

Когда поздним вечером Носов вошел в свою квартиру, громыхая замком, Зиночка встречала его в белом передничке, а позади нее виднелся стол, уставленный закусками и бутылками. Носов не долго думая, схватил ее в объятья и впился в губы длительным поцелуем.

— Экий ты быстрый, Ванечка, — игриво сказала Зина, оторвавшись наконец от него.

— Ну сама посуди, Зинуля, двадцатый же век на дворе, тут поневоле убыстришься, а не то сожрут... без соли.

— Как там кстати твой заказчик-то, остался доволен?

— Бугров-то? Да он никогда довольным не бывает, но жрать не стал... пока по крайней мере, и деньги полностью уплатил, так что теперь мы можем спокойно ехать по своим делам, мастерскую я на помощника оставил, справится.

— Да что же ты какой нетерпеливый-то? — риторически спросила Зина, убирая руки Носова от своей груди, — ты бы хоть помылся сначала, а то весь в этом... в масле машинном.

— Окей, Зинаида Михална, — быстро ответил он, — спину мне потрете?

— — — — —

На следующее утро в восемь часов утра они уже стояли на перроне железнодорожного вокзала, ожидая посадки в скорый московский поезд. Ага, скорый, невесело ухмыльнулся про себя Носов, всего 18 часов идет, это тебе не Сапсан и даже не Ласточка. Билеты у них были во второй класс — не общий вагон конечно, но и до первого класса с мягкими диванами и буфетом в каждом вагоне далековато. Ладно, доедем как-нибудь.

Загрузились в свой вагон желтого цвета (первый класс при этом был синий, а третий зеленый, каковая цветовая гамма постоянно ставила в тупик Ивана). Дорогу до Москвы описывать вряд ли стоит, ничего там не произошло. Единственное, что основательно напрягало Носова во всех этих железнодорожных перемещениях, так это холод зимой — отапливался весь вагон от печки, стоявшей в центре, поэтому в тех купе, что были рядом, было еще туда-сюда, но в крайних (а именно сюда купила билеты Зина) намерзал лед по краям. Знакомый с этой деталью российских железных дорог, Иван предусмотрительно захватил с собой бутылку Шустовки, полуштоф объемом примерно 0,6 литра, ей и согревались. Зиночка поначалу начала от нее нос воротить, мол я такого не пью, но через час езды сдалась и сама попросила стопочку. Ну и раз в полчаса вставали и разминались приседаниями и ходьбой туда-сюда по коридору вагона, доехали короче почти здоровыми и без очевидных обморожений.

Переночевали на конспиративной квартире где-то в районе Таганки, которая представляла собой страшную дыру с облупившимися стенами и рассохшимся полом, но горячей любви это не помешало. Зина была довольно неопытна в этих вопросах, а если уж говорить начистоту, то совсем дремуча, обучение ее доставило Ивану (да и Зине тоже) немало приятных минут.

— Откуда ты все эти приемы знаешь, — допытывалась потом до него Зина, — по бабам небось часто ходил?

— Ну что ты, Зинуля, — отвечал Иван, — какие бабы, все почерпнул исключительно из книжек. Есть такая индийская энциклопедия, Кама-сутра называется, вот оттуда и взял.

— Что за энциклопедия, дашь почитать?

— А то как же, переворачивайся на живот, прямо сейчас еще пару страниц зачитаю...

Наутро пришла пора двигаться на Запад. Добрались на Брестский вокзал на извозчике...

— Да, я ж тебе не сказала, — вдруг вспомнила Зина, — ты же в розыск объявлен.

— Да ну? — усомнился Носов.

— Посмотри на ту стену, — показала она пальцем вправо под дебаркадер вокзала.

Подошли к стене, на ней был стенд 'Опасные государственные преступники', а на нем несколько рисованных портретов, под двумя из которых была одинаковая надпись 'Подозреваются в ограблении экипажа Госбанка и убийстве четырех конвоиров 9 февраля сего года'. Портреты были страшно неумелые, с фальшивыми бородами и клоунскими извозчичьими шапками, опознать ни его, ни Савинкова по этим филькиным грамотам было невозможно.

— Наговариваете вы на меня, Зинаида Михална, тут же каких-то бородатых кучеров ловят, а я отродясь бороды не носил. И рожа у меня совсем не такая перекошенная, как на этом портрете, ведь правильно?

— Да, рожа у тебя, Ванечка, и правда более прямая... но ходить теперь все же нужно с некоторой опаской. Шпиков кругом предостаточно.

— Тут гораздо более опасны внутренние, так сказать, враги, чем банальные шпики, — спокойно ответил ей Носов, — ну тайные осведомители охранки в нашей с тобой организации например...

— Ты о них что-то знаешь? Так не молчи, давай выкладывай.

Носов внутренне усмехнулся — знаю ли о сексотах, конечно знаю, недавно одного пристрелил, но вслух сказал конечно совсем другое:

— Ты знаешь, в Америке сейчас такой приборчик разрабатывают... ну когда я там жил, разрабатывали, сейчас наверно уже действует... так он может определять, правду говорит человек или врет... ну с какой-то вероятностью конечно, но с очень большой.

— И как же он это делает?

— На кожу испытуемого вешаются датчики, несколько штук для надежности, они регистрируют разные параметры, электропроводность там, влажность, непроизвольные движения, вот когда их все вместе соединить, то по совокупности и можно определить степень правдивости человека при ответе на разные вопросы. Детектор лжи он кажется называется.

— И к чему ты клонишь?

— Ну я как-никак инженер и такую штуку смогу воспроизвести, а уж кого и о чем спрашивать, это наверно ЦК будет решение принимать...

— Интересно, — задумчиво сказала Зина, — надо будет поставить вопрос, когда вернемся...

— Если вернемся... — поправил ее Носов, — мало ли что.

— Да, наверно ты прав, если... о, а этот парнишка нам кажется деньги несет, — сказала она, показывая вглубь дебаркадера.

И оказалась совершенно права, по виду явный студентик в очочках и длиннополой шинели прошел мимо нас и на ходу передал Носову из рук в руки потертый саквояж, довольно увесистый. Носов отвернулся к стенке, быстро заглянул внутрь и опять захлопнул его.

— Все окей, деньги на месте. Пересчитывать уж не будем, поверим на слово... а сколько кстати там должно быть?

— 312 тысяч, — отозвалась Зиночка, — 220 тысяч пятисотками, остальные по сто. Пойдемте, уже и посадку объявили.

На этот раз партия расщедрилась на первый класс, синенький, купе было отдельное на двоих и в нем даже было не холодно. Ватерклозет кстати входил набор услуг, правда один на два купе — когда его кто-нибудь занимал, он закрывал обе двери, а выходя соответственно открывал их, освобождая дорогу.

— Душа не хватает, а так был бы олл инклюзив, — со вздохом сказал Иван.

— Что-что было бы? — непонимающе спросила Зина.

— Все включено значит, — пояснил он, — стандартная услуга на южных курортах... ну в Америке конечно. Однако куда же мы едем, я что-то не очень понял — поясните уже, Зинаида Михална.

— А едем мы, Ванечка, в город Вену, столицу Австро-Венгерской империи, если ты вдруг забыл. Через Минск, Варшаву и Краков. Двое суток в пути. В Вене нам заказан номер в гостинице Палас Отель Кобург, говорят, она самая лучшая у них.

— А ресторан здесь есть? — сразу же поинтересовался Носов, — а то у нас еды маловато... да и с напитками тоже как-то не очень густо.

— Успокойся, есть тут ресторан и, как люди говорят, довольно неплохой. Вот тронемся, тогда и сходим.

Прозвенел третий звонок, поезд медленно тронулся и выполз из-под дебаркадера Брестского вокзала, застучал на стыках и стрелках, постепенно набирая ход. Почти не болтает, надо же, подумал Носов. А тут и проводник пожаловал, в этом времени пока что эта профессия не оккупирована толстыми сварливыми тетками. Проводник был в фирменном железнодорожном кителе, штанах с шикарными лампасами и в щегольской высокой шапке с эмблемой императорских железных дорог. Он был сама любезность, ну еще бы, класс-то первый. Мельком просмотрел билеты, потом пригласил на завтрак в ресторан, начнется мол через полчасика, это входит мол в стоимость ваших билетов, но напитки, если пожелаете, за отдельную плату.

— А обед? — сразу спросил Носов.

— Обед в Витебске будет, в центральном зале вокзала, но это тоже за свои деньги, рассчитаетесь на месте.

— Окей, — повеселел Иван, — вы нас порадовали, любезный, вот вам полтинник на счастье.

Проводник, довольный так, что дальше некуда, расплылся в улыбке и исчез за дверью (которая отнюдь не сдвигалась в сторону, как мы все к этому привыкли, а просто открывалась в коридор — очень неудобно кстати, в открытом состоянии она полностью перегораживала коридор).

— — — — —

Завтрак начался в строго обозначенное в расписании время — Иван с Зиной сели за столик, где были аж три свободных места, занятое же принадлежало важному господинув возрасте где-то между 40 и 50 в цивильном и довольно качественном костюме.

— Добрый день, господа, — вступил с ними в диалог Иван, — я Иван Александрович Носов, это моя супруга Зинаида Михална, можно просто Иван и Зина, едем в свадебное путешествие в Вену.

— Очень приятно, — ответил господин, — присаживайтесь пожалуйста. Меня зовут Алексей Александрович Лопухин, чиновник, еду по личным делам в Варшаву.

— Лопухин...Лопухин, — пробормотал Иван, — не тот ли самый вы Лопухин, уж извините за любопытство?

— Тот самый, тот самый, — быстро ответил он, помешивая чай в стакане, — был до недавнего времени, а со вчерашнего дня уже нет.

(Лопухин А.А. — директор департамента полиции в 1902-1905 годах, человек либеральных взглядов, на своем посту решительно выступал против т.н. 'полицейской провокации' и секретных осведомителей в рядах опппозиции. Снят с должности после убийства Каляевым великого князя Сергея Александровича. Потом некоторое время был губернатором Эстляндии. В 1908 году выдал руководству эсеров информацию о провокаторстве Азефа, за что был осужден по обвинению в госизмене. После революции эмигрировал во Францию.)

— Искренне сочувствую, — сказал Носов, наливая красное вино в бокалы.

— Не возражаете, Алексей Александрович? — спросил он у Лопухина, тот не возражал и пододвинул ему свой бокал.

— За процветающую Россию, — с чувством сказал Носов. — Какая однако же увлекательная у вас была профессия — сплошные тайны и детективы, как у писателя Конан-Дойля наверно, правда Зиночка?

Зина не очень-то поняла, куда он клонит, но на всякий случай кивнула.

— Точно, вы вылитый Шерлок Холмс, только трубки не хватает. Я все романы господина Конан-Дойля прочитала не по одному разу.

— Спасибо, — ответил польщенный Лопухин, — только зря вы так думаете, что служба в полиции это сплошная романтика, на 90% это грязь, кровь, нудные процедуры и работа с отбросами общества.

— Ну вот, — смеясь отвечал Носов, — что же вы так обламываете розовые иллюзии у барышень? Однако чем же вы теперь намерены заняться, если не секрет?

— Не секрет, через месяц-другой заступлю на пост губернатора одной из наших провинций, а пока я в нахожусь в краткосрочном отпуске.

— А вот скажите, драгоценный Алексей Саныч, — Носов выпил уже третий бокал подряд, поэтому наверно решил сыграть ва-банк, — каким вы видите дальнейшее развитие событие в нашей многострадальной отчизне? Ну хотя на горизонте года?

— Интересный оборот 'на горизонте' — надо будет запомнить, — задумчиво ответил Лопухин, крутя в руках рюмку. — Извольте, извольте, на горизонте, так на горизонте... войну японцам мы проиграем, причем с треском, далее начнутся народные волнения, поджоги усадеб, забастовки, еще далее наш государь-император пойдет на некие уступки и смягчения... ну например парламент учредит по примеру английского... но это успокоит народ слабо и волнения продолжатся вплоть до общегосударственных стачек. И наконец, когда горизонт этот будет совсем близко, премьер-министром будет назначен решительный человек без комплексов, который и решит все проблемы силовыми, так сказать, методами.

— Очень любопытно... а насчет оппозиции что скажете? Я имею ввиду социалистов-революционеров и социал-демократов, это ведь сейчас две главные оппозиционные силы, верно?

— Легко, — быстро ответил Лопухин, наверно потому что бокал у него в руках был уже четвертым по счету, — с оппозицией можно и нужно работать... с конструктивной конечно. Неконструктивную, которая бросает бомбы, палит из револьверов и грабит банки, следует конечно ликвидировать.

— Каким образом?

— Ну их же методами например — раз они в нас стреляют, у нас должно быть полное право на ответные соразмерные действия. Перестанут стрелять, начнем договариваться, но не ранее...

— Очень любопытно, — сказал Иван, бросив многозначительный взгляд на Зину, — а вот если попытаться сравнить эти две главные оппозиционные силы, то чья программа вам, так сказать, ближе? За кого бы вы, короче, проголосовали на выборах, если бы случилось чудо и их вдруг ввели в России?

Лопухин немного подумал, почесал правый глаз, потом ответил:

— Странные вы вопросы задаете, молодой человек, чисто гипотетические — разве у нас в России такие чудеса случаются?

— Вы наверно будете смеяться, Алексей Александрович, но лично я считаю, что конкретно это чудо случится еще до конца этого года.

— Ну хорошо, на гипотетический вопрос я дам такой же гипотетический ответ — за эсдеков я голосовать не буду никогда, за эсеров наверное, но при двух условиях — если они разберутся со своими террористами и если не появится какая-нибудь более правая партия с внятной политической позицией.

— А позвольте тогда уже последний вопросик — почему за эсдеков нет, а за эсеров может быть? В чем между ними разница... ну лично для вас?

— Хм... ну извольте, слушайте, раз напросились -мне не нравится упор эсдеков на пролетариев, где Россия и где эти пролетарии, это раз, еще мне не нравится их опора на Карла Маркса, только что в угол его не ставят и не молятся на него, а его учение мягко говоря схоластично и так же далеко от существующих российских реалий, как и аргентинские пампасы. Это два.

Лопухин немного подумал, допил свой бокал и продолжил.

— И три еще было у меня в голове, сейчас может быть вспомню... да, еще их внутриполитическая возня меня немного напрягает, большевики какие-то, меньшевики, центристы, не успели организовать свою партию, а уже пошли делиться почкованием. Неправильно все это. Но впрочем что-то я вас заговорил, позвольте откланяться, — и он пошел слегка пошатывающейся походкой по проходу между столиками.

Иван посидел некоторое время молча, потом сказал Зине:

— Умный человек, вот такого бы к нам в ЦК...

Зина после некоторой паузы ответила:

— Может и срастется через некоторое время.

Начало марта 1905 года, Вена

Московский поезд прибывал на Зюйдбанхофф — вообще-то по уму ему надо было бы на Северный вокзал, Нордбанхоф, но почему-то именно российские поезда все загнали именно сюда, на Юг.

— У тебя как с немецким-то? — поинтересовался Носов, — а то ведь я все больше на английском да на английском.

— Не волнуйся, объясниться смогу, — отмахнулась Зина, — ты лучше думай, как наше дело будем делать.

— Думаю непрерывно, но пока ничего путного не придумывается. Может ты посоветуешь?

— Я думаю, надо просто взять и пойти в какой-нибудь банк, лучше не очень большой, меньше вероятность, что туда депеша от нашего Госбанка придет, и поменять на для начала тысяч... ну десять-двадцать на их гульдены...

— У них кроны вообще-то, от слова корона — а если они и в маленькие банчки прислали уведомление, тогда что?

— Над этим я еще не подумала...

— Ладно, сегодня тогда гуляем по Вене, выпьем их знаменитый венский кофе со штруделями, посетим Венскую оперу, давно хотел послушать Дон Жуана в их исполнении, а завтра с утра начинаем действовать, согласна?

Зина была согласна целиком и полностью. В Кобург устроились без малейших проблем, Носова только поразили чересчур показная роскошь и слишком вымуштрованные мальчики-портье. Номер, куда их заселили, был огромным и таким же роскошным, как и все остальное здесь. Окна выходили на парк, где начинала пробиваться первая зелень на деревьях, все же Вена значительно южнее Москвы расположена, не говоря уж о Петербурге. Зине больше всего понравилась необъятных размеров кровать под балдахином.

— Здесь вчетвером можно уместиться, — сказала она, обойдя ее со всех сторон.

— Есть такое мнение, — твердо сказал Носов, — что группенсекс мы пока практиковать не будем. Однако пойдем погуляем что ли, пока погода хорошая.

— Смотри-ка, грязи совсем нет, — заметила Зина, — не как у нас в Москве.

— Да, тут брусчаткой все выложено, вода фильтруется сквозь щели. И газончики ниже, чем остальная дорога, очень по уму сделано, — отвечал Иван, — однако же куда мы пойдем?

— Ты же в оперу хотел, вот ближе к ней и пошли.

— А и верно... а напротив театра как раз кафе знаменитое есть, Захер называется (и не надо скалить зубы, ребята, именно так — скажите еще спасибо, что не Похер), там замечательный венский кофе наливают с замечательными же венскими пирожными. Пирожные любишь?

— Да кто же их не любит.

Некоторое время шли в молчании, разглядывая непривычные вывески и необычно одетых людей.

— А это, Зинуля, так называемый Ринг, кольцо бульваров вокруг центра Вены.

— А почему Ринг?

— Здесь когда-то крепостные стены стояли, когда турки пытались Европу штурмовать, учила наверно в школе про такое?

— Да, вспоминается что-то такое...

— А потом, когда угроза от турок миновала, лет 50-70 назад очередной император постановил стены снести, а на их месте сделать бульварное кольцо, чтоб как в Париже. Но пошире, на случай революции — чтоб революционным массам неудобно было баррикады строить, в Париже-то улицы узкие, там к тому времени три революции уже отгремели, и все с баррикадами.

— Интересно, — отвечала Зина, — но мы похоже уже пришли, вот твоя опера.

Носов сунулся к кассам, но там висела монументальная позолоченная табличка с надписью Аусверкауфт.

— Тут даже моего немецкого достаточно, — невесело сказал он Зине, — чтобы понять про полное отсутствие билетов на сегодня. Чеж делать-то будем?

Безвыходное положение мигом исправил верткий и суетливый человечек во всем черном, он вполголоса на чистом русском языке с одесским акцентом предложил нашей паре любые билеты на любое представление в Венской опере в ближайшую неделю. По умеренным ценам.

Носов повертел в руках билетики, посмотрел на свет, спросил у Зины, берем или как, и согласился, наценка была божеской, в пределах 100%. Вытащил из кармана купюру в 100 рублей, одну из тех самых, протянул ее жучку.

— А австрийской валюты у вас разве нет? — спросил тот.

— Сожалею, но нет, не успели разменять... может ты поможешь? — мгновенно созрел у Носова план в голове, — а мы в долгу не останемся.

Жучок покрутил в руках сотенную и сразу запросил за размен в банке полтинник.

— Однако, — сказал Носов, — думаю, что тебе и червонца достаточно будет.

— За червонец сам меняй, гражданин хороший, — мгновенно среагировал тот со своим гнусавым местечковым акцентом, — банк-то вон он, напротив.

И действительно, через дорогу хорошо была видна вывеска 'Райффайзен Ландесбанк', висевшую над красивым таким строением в духе позднего модерна.

После непродолжительного торга сошлись на четвертаке, после чего жучок перешел через дорогу в неположенном месте и скрылся в дверях 'Кассы взаимопомощи им. Фридриха Райфайзена'.

— Есть такое мнение, Зиночка, что мы здесь торчать не будем, во избежание, а пойдем-ка мы кофе местного попробуем, кафе 'Захер' как раз напротив, из окон все прекрасно видно будет.

Зиночка кивнула головой и они зашли в означенное заведение, где их встретил официант в белом переднике, фраке и с бабочкой — ай, высокий класс, подумал еще Носов.

— Что желают господа? — осведомился официант, выдав каждому по меню в красивой кожаной папочке.

— Зиночка, что тебе заказать, душа моя? — осведомился Носов.

Но Зина как-то заробела от шикарной окружающей обстановки и предложила Носову взять на себя выбор блюд.

— Окей, дорогая... мне Захер Кофе с ликером, даме Захер Меланж со сливками и еще два кусочка Оригинал Захер Кьюбе... да Кубе конечно, — сказал он на смеси английского и немецкого.

Официант умчался за заказом, а Носов тем временем не отрывал глаз от окна.

— Смотри-ка, Зинуля, а ведь не зря мы такие предосторожности-то соблюли...

— Куда смотреть, Ванечка?

— Да на двери этого долбаного банка смотри...

Из этих дверей как раз двое полицейских выводили жучка, взяв его под руки с обеих сторон. Жучок вырывался и громко ругался на смеси трех языков, полицейские крепко держали его и что-то непрерывно спрашивали. Тот наконец показал место, где ему передали злополучную сотню и видимо начал описывать внешность незнакомцев с деньгами. Зина негромко спросила:

— Не имеет ли смысла побыстрее исчезнуть отсюда?

— Сиди спокойно, дорогая, и пей кофе с тортиком, стекла здесь толстые, снаружи ничего не видно, а искать нас здесь и портить отношения с хозяином самого знаменитого венского заведения никому в голову не взбредет.

Так и получилось, полицейские покрутили головами, не увидели никого похожего на описанных господ и потащили жучка к подъехавшему полицейскому автомобилю с эмблемами венской полиции на дверях.

— Однако в Австрии нам ловить больше нечего, — сказал, допив кофе, Носов, — надо двигаться дальше.

— Куда же дальше-то? — взволнованно ответила Зина, — и так пол-Европы проехали.

— Дальше это значит в Швейцарию, страну сыра, часов и независимых банкиров, скромно надеюсь, что туда депеши Российского Госбанка не дошли, а если даже и дошли, то независимые швейцарские банкиры скорее всего спустили их в канализацию. Допивай кофе, Зина, и пошли на вокзал брать билеты в Цюрих... или сразу в Женеву, чтоб подальше от негостеприимных австрийцев.

Ближе всего к Опернринг был Западный вокзал, туда и пошли, а там в кассе оказались только билеты на 'Восточный экспресс' до Женевы.

— Давайте, чего уж там, — со вздохом сказал Носов, — две штуки на завтра в первый класс. Знаешь, Зина, что-нибудь про этот поезд?

— Откуда, расскажи уже, — ответила она, разглядывая на свет только что полученные две картонки, — я в этом мало понимаю, но кажется билеты в порядке.

— На имперских железных дорогах не обманывают... пока, во всяком случае, — сказал Носов, беря Зину под руку, — а Восточный экспресс это самый знаменитый железнодорожный маршрут в мире. Конечные станции у него Стамбул и Париж, но двигаться между ними он может двумя ветками, южная проходит через Белград и Венецию, а северная, которой вот мы сейчас поедем, через Бухарест, Будапешт, Вену и Женеву. Поезд шикарный во всех отношениях, каждый вагон произведение искусства, в ресторане работают повара экстра-класса, короче проехаться на нем входит в обязательную программу любого европейского человека, считающего себя современным.

— Интересно, — задумчиво протянула Зина, — будет что рассказать в Москве. Кофе я допила кстати, пойдем что ли?

Иван расплатился с официантом, отдав ему российский червонец, только что с поезда, разменять не успели. Вопросов у того не возникло, через пять минут он вернулся со сдачей в 15 крон. Иван провел мысленные подсчеты и объявил, что все более-менее правильно:

— Рубль сейчас это 2,5 кроны примерно, стало быть червонец 25 крон, за кофе с тортиком он 8 крон вычел, ну и две себе на чай взял, все по-божески. Пойдем, а то засиделись мы тут.

Наутро они грузились в Восточный экспресс с Южного вокзала, уже знакомого вдоль и поперек.

Пять вагончиков, впереди паровозик, игрушечный какой-то. Первый класс был впереди, чтобы другие через них не ходили наверно, за ним ресторан, далее второй класс, третьего в этом поезде по-моему не было. Носов был знаком с обустройством ориент-экспресса в основном по фильму 'Из России с любовью', где именно в вагоне этого поезда бравый Джеймс Бонд спасал беззащитную Танюшу Романофф от нехороших русских кгб-ников. Ладно, подумал он, по ходу дела разберемся и лихо подсадил Зиночку на подножку первого вагона.

Да, пульмановский первый класс внутри это были далеко не российские железные дороги, настолько далеко, что как бы в вышине растворялись — натуральный гостиничный номер, два диванчика вдоль (!) вагона, а не поперек, как привыкли, два огромных окна, на одной стене картина, на другой необъятных размеров зеркало, возле столик с цветами, на полу ковры, как бы не персидские, отделка стен ценными породами дерева, в дальнем углу дверь в туалет-умывальник. Высокий класс.

— — — — — —

— А вот мы и в Женеве, Зиночка, — сказал Носов, глядя в окно. — Стоянка 15 минут, давай-ка поторопимся.

В Женеве был всего один железнодорожный вокзал, Хауптбанхофф по-немецки или Гер Принсипаль по-французски, все-таки это франкоязычная часть Швейцарии. И был он расположен в самом центре города на площади Корнавен, пять минут до Женевского озера со знаменитым стометровым фонтаном (черт, его же еще не построили) и десять минут до старого города с достопримечательным собором Сен-Пьер. Носов не заметил, как почти все это сказал вслух.

— А что достопримечательного в этом соборе?

— В соборе хранится стул Кальвина... ну этого, реформатора католичества, в Германии был Лютер, а здесь значит Кальвин, а на стуле этом он очевидно сидел, когда занимался реформаторством...

— И что это за фонтан, который не построили?

— Были такие планы у городских властей, Зинуля, — вывернулся Носов, — но пока не осуществились — то ли 100, то ли все 150 метров в высоту он должен быть... зачем?... странные ты вопросы задаешь, как приманка для путешественников конечно, чтоб приезжали и тратили тут побольше своих денег. Однако нам бы надо устроиться тут хотя бы на одну ночь да заняться своими прямыми обязанностями, деньги разменять...

Гостиницу они быстренько нашли на той же привокзальной площади, называлась она незатейливо 'Женева Хотель', стоила недорого, завтрак правда с ужином предлагала только за отдельные деньги.

— Обойдемся, — твердо сказал Носов, — тут ресторанов и ресторанчиков до чертовой бабушки.

— А теперь пошли по банкам, дорогая, чего зря время терять, по крайней мере разведку сделаем.

— Деньги брать? — спросила Зина.

— Конечно, не бросать же их здесь. Насколько я помню из своего курса по финансам и кредиту (а ты обучался? — да, было дело), в Швейцарии сейчас два главных банка, два заклятых конкурента, Банк Сюисс и Сюисс же, но Кредит, оба большие и могучие, оба независимые ни от кого, ну кроме акционеров конечно. Давай по очереди их оба посетим, а там видно будет. Вот как раз отделение Банка Сюисс, давай уже ничего изобретать не будем, а просто тупо зайдем... нет, лучше все-таки по одному будем заходить, если прокатит, тогда уже в следующее место вдвоем пойдем, ладно?

— А что мы там с деньгами будем там делать, менять? — поинтересовалась Зина.

— Ну натурально менять...

— Это будет довольно подозрительно, если крупную сумму принесем, а вот если счет откроем и положим туда наши денежки с конвертацией, это подозрительно не будет... по-моему...

— Умница, дай я тебя поцелую (неудобно, люди же кругом — да ладно, один раз и в щечку), так и сделаем, я беру 100 тысяч разными купюрами, а ты идешь вон в то кафе напротив, заказываешь там себе кофе... ну вина закажи, если кофе не хочешь... и ждешь меня... если меня под белы руки выведут, как того жучка на Опернринг, действуешь по обстоятельствам, но я очень сильно надеюсь, что все будет окей.

Предчувствия Носова оправдались, вопросов у работников Банк-Сюисса не возникло... ну как не возникло, были конечно, но все они касались лишь деталей открытия счета, процента за комиссию и оформления чековой книжки. Носов наврал им на английском (его понял и перевел один местный клерк), что он крупный русский промышленник, наследник знаменитой династии мучных королей... нет, царей, у нас же королей нету... России и имеет поручение закупить в Швейцарии некоторое оборудование для расширения мукомольной империи. После этого банкиры забегали вокруг него, как ошпаренные, а он, желая ковать железо, пока горячо, тут же заявил, что завтра-послезавтра приедет жена и подвезет еще немного наличности. Обрадованные банкиры выкатили ему в виде бонуса два билета в Большой театр Женевы (ничего себе, у вас тоже есть Большой театр? Ну давайте конечно, сходим) и еще пару билетов на прогулочный пароходик, он вдоль берега до Шильонского замка у нас ходит. Дайте четыре, зачем-то попросил Носов. Дали и четыре.

— Ну что, Зинуля, — сказал Иван, плюхаясь на стул рядом с ней, — все прошло как по маслу...

— По какому маслу?

— Неважно, по оливковому допустим. Деньги на счете, завтра мы им заносим остаток, я сказал, что супруга подвезет, вечером мы идем в оперный театр на 'Вильгельма Телля', а завтра прокатимся на пароходике вдоль да по берегу Женевского озера. Учись, пока я живой.

Из всей этой речи Зина зацепилась за одно слово:

— Ты меня уже и в супруги определил?

— Конечно, а ты разве против?

— Я подумаю, — кокетливо ответила она и пригубила вино.

— Что пьем?

— Местное какое-то, красное, неплохое кажется...

— Возьму того же...

В этот момент, когда Носов делал заказ гарсону, к кафе подкатил велосипедист на допотопном бренчащем всеми деталями велосипеде. Велосипедист прислонил свое средство передвижения к стеночке, сел через два стола от наших героев и подозвал официанта, причем голос его показался Носову удивительно знакомым... бы, да это же...

— Владимир Ильич? — спросил он у незнакомца, приподняв шляпу.

— Да, — ответил он, ухитрившись скартавить даже в такой коротенькой фразе, — с кем имею честь?

— Носов Иван Александрович, предприниматель из Нижнего Новгорода, а также человек, сильно сочувствующим идеям современной российской оппозиции. А это моя супруга Зинаида Михайловна, мы тут с деловыми целями. Вы ведь возглавляете одну из партий оппозиции, если не ошибаюсь?

Зина довольно удивленно воззрилась на Ивана, но тот сумел подмигнуть ей тем глазом, который не был виден Ульянову, мол подыгрывай, так надо.

— Да, вы не ошибаетесь, молодой человек (сам-то старый что ли? — подумал Носов, — всего 35 лет... даже 34), я один из руководителей социал-демократической партии, а как меня зовут, как я вижу, вы и так знаете.

— Любому думающему и читающему гражданину России стыдно не знать имя господина Ульянова... одно время я зачитывался вашим трудом о капитализме в России, захватывающая вещь. Ничего нового не написали по этой тематике?

— Да-да, 'Развитие капитализма в России'... я ее три года писал, когда в ссылке был... в Сибири... эх, золотые денечки были, — мечтательно посмотрел в потолок Ульянов, — а с тех пор я много чего еще написал, если вам любопытно, могу дать почитать.

— Очень любопытно, Владимир Ильич, вы даже не представляете, в какой высокой степени это мне любопытно!

— Вы где остановились?

— Отель Женева, рядом с вокзалом.

— Я вам туда занесу свои труды... завтра, если не возражаете.

— Отлично, до 12 мы будем в номере, а после у нас прогулка по Женевскому озеру...

— Местные жители говорят Леманское озеро, а не Женевское, — поправил Ульянов.

— Хорошо, пусть Леманское, не желаете присоединиться к нашей прогулке — у нас 4 билета на пароходик, заодно побеседуем о стратегии и тактике революционных действий на нашей многострадальной Родине, а?

— Охотно, охотно, а то все сидишь за книжками, света белого не видишь, эх, жаль Лёва Бронштейн уже уехал... но ничего, мы тогда с Наденькой прокатимся, во сколько говорите пароход отходить будет?

— В час от второго причала, это совсем недалеко отсюда.

На этом Носов и господин Ульянов раскланялись, приподняв свои свои шляпы.

— Я что-то про него слышала, — сказала Зина, когда они уже шли по улице дю Гарр к своей гостинице. — Действительно лидер одной из фракций партии эсдеков, но к нам-то это как относится? По-моему никак, эсдеки нас, эсеров, на дух не переносят, мы для них мелкобуржуазные соглашатели, злейшие враги их любимых пролетариев, разве не так?

— Так-то оно конечно так, — отвечал Иван, — но вода течет, камень точится, времена меняются, глядишь, и перестанем мы быть врагами, тем более у нас революция на дворе, верно?

Начало марта 1905 года, Женева

Колесный пароходик отчалил от второго причала в ровно обозначенный срок — в час пополудни. На борту оказалось не так уж и много народу, кроме Носовых и Ульянова (Крупская не смогла, сказалась больной) там было еще человек десять, все, как нетрудно было заметить, иностранцы, швейцарцам такие тематические прогулки видимо неинтересны были.

— Любопытная все же страна Швейцария, — говорил тем временем Ульянов, прогуливаясь вдоль борта, обращенного к ближнему берегу, — никаких событий вообще не было, пока я тут живу, а живу я тут больше года уже.

— Нейтралитет, Владимир Ильич, это очень полезная вещь, но к сожалению очень штучная — двух Швейцарий в Европе уже никому не надо... а может и во всем мире не надо, одной хватит. К сожалению России швейцарский сценарий не грозит.

— Да, вы наверно правы, батенька, у нас свой путь. Так что вы там говорили насчет стратегии и тактики революционных действий?

— Пока еще ничего, но сейчас полностью готов выложить все, что у меня накопилось... хотя страна у нас и большая, но умных, честных и готовых к реальным действиям людей, не так уж и много. Можно сказать, что каждый на счету. К чему это я... не гоже в минуту решительного противостояния с режимом заниматься мелочными внутри и межпартийными дрязгами... нужно объединение оппозиции, широкий фронт революционных сил, так сказать...

— То есть вы хотите сказать, что нам, большевистской фракции РСДРП, нужно блокироваться не только с меньшевиками, но и даже с эсерами, и с этими... анархо-синдикалистами?

— Да, — просто ответил Носов, — именно это я и хочу сказать. Цели у этих партий примерно одинаковы, свалить царя и учинить справедливое общественное устройство, детали конечно немного отличаются, но это все мелочи и их можно решить в рабочем порядке, разве не так?

— Не так, — с вызовом ответил Ульянов, — пока наши коллеги-оппоненты не согласятся с решающей ролью пролетариата и установлением его диктатуры, как написал великий Маркс, мы с ними блокироваться не будем.

— Но помилуйте, Владимир Ильич, где Россия и где пролетариат — сколько сейчас кстати в нашей стране пролетариев? Вы же написали классический труд по истории капитализма в России, должны знать эту цифру.

— Пять лет назад было 2%, — с неохотой ответил Ленин, — сейчас наверно больше.

— Хорошо, пусть 4, даже все 5 — и вы собираетесь установить диктатуру этих 5% над остальными 95%? Что-то мне это очень сильно напоминает...

— Да вы, батенька, как я посмотрю, ничего не понимаете в марксизме — пролетарии это единственный революционный класс по умолчанию, потому что у них нет никакой собственности, кроме цепей. Поэтому они пойдут до самого конца, терять-то им нечего. А с кем вы приглашаете блокироваться, с крестьянством? С этим вдоль и поперек мелкобуржуазным классом, среди которого полным-полно и собственно буржуазии, кулаков. Да они будут держаться за свое, по большей части неправедным образом нажитое имущество, за своих батраков, за свою землю наконец — ну как с таки контингентом построишь справедливое общество?

— Ну хорошо, — сказал Носов, делая очередной круг по палубе, — вот в России сейчас разгорается революция, по всем признакам разгорается... хотелось бы услышать от вас хотя бы кратенький сценарий развития событий... и как социал-демократы планируют участвовать в ней, может быть и я тоже на что-то сгожусь.

— Охотно, — легко согласился Ленин, — охотно... в первую голову надо тотчас же организовать отряды от 3-х до 10, до 30 и т.д. человек. Пусть тотчас же вооружаются они сами, кто как может, кто револьвером, кто ножом, кто тряпкой с керосином для поджога и т.д. Проповедники должны давать отрядам каждому краткие и простейшие рецепты бомб, элементарнейший рассказ о всем типе работ, а затем предоставлять всю деятельность им самим. Отряды должны тотчас же начать военное обучение на немедленных операциях, тотчас же. Одни сейчас же предпримут убийство шпика, взрыв полицейского участка, другие — нападение на банк для конфискации средств для восстания, не бойтесь этих пробных нападений. Они могут, конечно, выродиться в крайность, но это беда завтрашнего дня, а сегодня беда в нашей косности, в нашем доктринерстве, ученой неподвижности, старческой боязни инициативы. Пусть каждый отряд сам учится хотя бы на избиении городовых. Отряды должны вооружаться сами, кто чем может (ружье, револьвер, бомба, нож, кастет, палка, тряпка с керосином для поджога, пироксилиновая шашка, колючая проволока, гвозди против кавалерии. Даже и без оружия отряды могут сыграть серьезнейшую роль: забираясь на верх домов, в верхние этажи и т.д. и осыпая войско камнями, обливая кипятком и т.д. К подготовительным работам относится раздобывание всякого оружия, в том числе кислот для обливания полицейских. Как можно скорее переходить и к военным действиям, в целях добычи средств на восстание, конфискации правительственных денежных средств. Начинать нападения, при благоприятных условиях не только право, но и прямая обязанность всякого революционера. Убийство шпионов, полицейских, жандармов, взрывы полицейских участков, отнятие правительственных денежных средств. Отряды революционной армии должны выступать и вооруженной силой, избивая черносотенцев, убивая их, взрывая их штаб-квартиры и тому подобное... как-то так примерно, — наконец выключил он свой фонтан.

Ээээ, подумал Носов, а ведь ты, батенька, маньяк... как этот... Джек-потрошитель — тебе просто нравится убивать (ну не прямо вот убивать, но учить других этому делу... настоящим образом), как барышням кушать пирожные... каши с тобой, дорогой ты мой Владимир Ильич, ни разу не сваришь, даже из быстрорастворимого пакета. Но вслух он сказал немного другое:

— Очень любопытно, очень, вы мне прямо глаза открыли, уважаемый господин Ульянов.

— Можете называть меня товарищ... и кстати, не ссудите ли немного денег на неотложные нужды революционной борьбы? А то мы с Наденькой порядком поиздержались в последнее время, а деньги от наших товарищей из России задерживаются и задерживаются.

— Это без проблем, Владимир Ильич, как только вернемся в Женеву, сразу и ссужу... тысячи на первое время хватит? Вот и славно, а мы тем временем кажется приплыли... в смысле доехали — вот он, знаменитый Шильонский замок-то, он же Шато де Шильон, узнаете?

— Честно говоря, ничего про него не знаю, голова другим занята, так чем, говорите, он так знаменит?

— Резиденция графов Савойских, заложен где-то в 9-10 веке, тыщу лет назад короче, потом какое-то время был тюрьмой, но уже сто лет как здесь что-то похожее на музей. А знаменит он в основном тем, что здесь происходит действие поэмы Байрона 'Шильонский узник', её-то вы наверно в школе изучали, Владимир Ильич?

— Да-да, вспоминаю, здесь сидел Франсуа Бонивар, один из первых, кстати, революционеров, наш коллега, можно сказать...

— Отлично, пойдемте пройдемся по замку, ноги разомнем.

И они все втроем спустились по сходням на маленькую пристань и пошли берегом озера к мостику. На экскурсию, кроме них, возжелали сходить еще трое. Носов с компанией стоически выслушал, что им там говорила на французском пожилая тетенька в длинной юбке, а потом предложил компании отстать и посмотреть все самим. Спустились в подвал — там вместо пола были натуральные скалы, так что видно было, что это все не муляж и не пускание пыли в глаза наивным туристам, а кондовая такая и сермяжная правда. В дальнем углу подвала зачем-то стоял грубо сколоченный стол и рядом две лавки, на улицу было прорублено что-то наподобие окна, поэтому в подвале было довольно светло..

— По-моему подойдет, — сквозь зубы сказал сам себе Носов и врезал Ленину по макушке рукояткой его любимого Смит-и-Вессона модели 'русский'...

Тот рухнул на пол, как подкошенный. Носов внимательно осмотрел его, потом приподнял за воротник пальто и усадил за стол.

— Ты чего это? — испуганно спросила Зина.

— Устраняю главного конкурента по революционной борьбе, чего, — сквозь зубы ответил Иван, — с ним мы бы наплакались еще, кровавыми слезами, это я тебе точно говорю.

— Подожди, а как же пароход? Нас же там ждать будут и все поймут, когда его тут найдут...

— По пунктам значит — А. ждать не будут, я перед уходом сказал распорядителю, что мы втроем тут остаемся, погулять по берегу и Б. найдут нескоро, а даже если и найдут, все будет сделано очень чисто, сейчас сама увидишь.

А тем временем Ленин очухался, покрутил головой и увидел наставленный на него ствол револьвера.

— Что это значит, господин Носов? Зачем вы меня стукнули? — возмущенно спросил он.

— Какой еще господин, мы же кажется на товарищах остановились, — мягко ответил Иван.

— Уберите револьвер, тогда может и на товарищей перейдем, — вполне логично продолжил Ульянов, — и объясните мне в конце концов, что здесь происходит.

— Хорошо, — Носов присел за тот же стол, держась впрочем на почтительном расстоянии от Ленина, — объясняю на пальцах. Вы, Владимир Ильич, очень грубый и конфликтный человек, раскалывающий оппозицию и мешающий ходу революции, вся деятельность ваша сугубо неконструктивна, поэтому вы должны навсегда покинуть политическую сцену, так доступно?

Ленин покрутил головой, потом негромко заметил:

— А если я кричать буду?

— Во-первых не успеете, пуля быстрее, а во-вторых кричите на здоровье, стены-то сами видели, трехметровые они, графья Савойские на века строили, так что никто ничего не услышит.

Ленин помолчал еще минутку, потом продолжил:

— Нехорошо это как-то, не по-товарищески, мы же с вами по сути одно дело делаем, да и нечестно оно, убивать безоружного человека... хоть бы шанс мне дали какой-нибудь...

Тут уже немного помолчал Носов, после чего ответил:

— Убедили, Владимир Ильич, я дам вам шанс — сыграем в русскую рулетку и пусть наш спор решит божья воля.

— Что такое русская рулетка? — спросил, запинаясь Ленин.

— Да господи ты боже мой, что ж вы таких элементарных вещей-то не знаете, про это даже дети малые знают — вот смотрите, — и он выщелкнул из барабана револьвера все патроны по очереди.

— Вытаскиваем все патроны, потом вставляем один, — он показал его со всех сторон Ленину, — потом крутим барабан, — он раскрутил барабан, — и стреляем себе в висок. На чьей стороне божья воля, тот и останется живым... да, очередность определяется вот так...

И Носов раскрутил револьвер вокруг оси на столе, он указал дулом на Ленина.

— Так не пойдет, — быстро сказал Ленин, — вдруг вы смухлевали при раскрутке, пусть вот она это сделает, — и он показал пальцем на Зину.

— Я не возражаю, — спокойно ответил Носов, — Зина, давай крути динаму... и еще одно, не настолько я уж вам доверяю, поэтому когда вы возьмете в руки револьвер, я буду вас контролировать другим, а то мало ли какие мысли у вас в голове возникнут.

И Иван вытащил из внутреннего кармана пальто наган.

— Здесь все патроны на месте, будьте уверены, — и он отщелкнул барабан нагана и продемонстрировал его Ленину, действительно все 6 патронов сидели в своих гнездах.

— Ну что, похоже на роман Достоевского или как? — спросил он у Ленина.

— Да уж, напоминает... — ответил тот, — только в очень дурном исполнении провинциальных актеришек.

— Ну не обессудьте, других актеров, как говорится, у меня для вас нет — Зинуля, твой выход.

Зина твердой походкой подошла к столу и крутанула револьвер, тот после нескольких оборотов свалился на пол.

— Не считается, — хладнокровно заметил Носов, — Зиночка, еще раз, только не так резко.

Зина подняла с пола револьвер, обтерла его полой своего пальто и запустила вертушку вторично. Остановился он дулом напротив Носова.

— Есть все же на небе бог, — с надеждой сказал Ленин, — начинайте.

— Пожалуйста, — пожал плечами Носов, — начинаю, Зинуля, подержи наган.

Он взял револьвер, крутанул барабан об рукав, взял его левой рукой, упер в висок, потом перекрестился и быстро спустил курок... тот сухо щелкнул. Носов бросил револьвер на стол.

— Ваша очередь, Владимир Ильич... Зиночка, давай сюда наган.

Тот нехотя взял его в руки, Носов при этом фиксировал каждое движение Ильича, но тот даже не дергался. Напоследок он сказал:

— Вот же достоевщина какая на мою голову свалилась, — после чего крутанул барабан и щелкнул курком... и опять случилась осечка.

— Все правильно, — заметил Носов, — гнезд-то шесть, а патрон один, так что вероятность самоубийства одна шестая, вот оно и не случилось. Продолжаем банкет?

— Может разойдемся вничью? — без всякой надежды спросил Ленин.

— Ненене, — быстро ответил Носов, — вничью нам никак нельзя, Боливар, знаете ли, не вынесет двоих, только одного...

— Какой Боливар?

— Ну это фраза из рассказа одного американца, вы наверно не читали — короче двоим нам на этой земле места не хватит, надо, чтоб один остался. Моя, значит, очередь...

И Носов снова взял в левую руку револьвер и покрутил барабан об рукав, на этот раз не так быстро, барабан пощелкал и остановился.

— Ну что же, с богом, как говорится... и не поминайте лихом, если что, — сказал он и щелкнул курком... и опять выстрела не случилось.

Носов открыл зажмуренные глаза, покрутил головой влево-вправо, потом сказал:

— Три из шести однако и все мимо — теория вероятности начинает лажать... ну что, Владимир Ильич, не желаете проверить её, теорию эту?

И он подтолкнул револьвер Ленину. Тот посмотрел на него отсутствующим взглядом и натурально заревел как маленький мальчик.

— Иван Александрович, дорогой, не заставляйте меня стрелять еще раз — я нутром чувствую, что сейчас мой конец придет!

— Хм... — задумался Носов, — так-таки прямо и чувствуете? А давайте проверим — крутите барабан, а я потом выстрелю в стену.

Ленин послушно сделал, что ему сказали и протянул револьвер Ивану. Тот щелкнул курком, раздался оглушительный выстрел, пуля отбила от гранитной стены небольшой кусочек.

— То есть предчувствие вас не обмануло, дорогой Владимир Ильич... хорошо, я изменяю условия нашего соглашения — вы сейчас берете бумагу и пишете согласие работать тайным осведомителем третьего отделения, я ее сохраню, но она никуда не уйдет, если вы будете выполнять мои требования. Не волнуйтесь, требований будет немного и все они не пойдут во вред нашему освободительному движению...

— Так вы из охранки? Так бы сразу и сказали...

— Нет, дорогой Ильич, я из ЦК партии эсеров.

— Ну надо же, — ошеломленно сказал Ленин, — и каким же например будет первое ваше требование?

— Немедленно прекратить раскол партии социал-демократов на большевиков и меньшевиков — ну сядьте и договоритесь, сложно что ли? Подвиньтесь со своей стороны, меньшевики, я уверен, тоже пройдут свою часть пути, когда у вас там следующий съезд намечен? Вот в мае и договоритесь обо всем. А теперь пишите бумагу, — и Носов вытащил из своего саквояжа блокнот и ручку с чернильницей, предусмотрительно положенные им туда еще в гостинице.

— Что именно и в каких выражениях писать? — механическим голосом спросил Ленин.

Иван продиктовал — 'Я, ваше ФИО, добровольно и без постороннего давления даю согласие информировать Департамент полиции города Москвы о всех ставших мне известными сведениях, могущих принести ущерб Российскому государству. Я извещен о том, что мне устанавливается жалование в 100 (хватит столько?) рублей в месяц. Подпись. Дата.'. Деньги я вам выдам, как в Женеву вернемся, в этом пункте все соответствует действительности.

— Окей, все замечательно, — резюмировал Носов, внимательно изучив бумагу, — а теперь пойдемте выпьем что ли чего-нибудь, а то в горле пересохло. Да, очень жалко, что ваш этот... Бронштейн да?... уехал, к нему у меня тоже некоторые вопросы есть...

Конец марта 1905 года, Санкт-Петербург

Стенограмма заседания ЦК партии социалистов-революционеров. Кронверская улица, дом 28, второй этаж, 17.45.

Чернов В.М. На повестке дня собственно один главный вопрос — о продолжении индивидуального террора либо сворачивании его в условиях разворачивающейся русской революции. Какие будут мнения?

Савинков Б.В. Мнение тут может быть только одно, зачем резать курицу, несущую золотые яйца? Если даже в условиях мирного, так сказать, времени наши действия по устрашению режима были весьма эффективными, то какой смысл их сворачивать во время революции, которая сама по себе есть не что иное, как один большой террористический акт.

Гоц М.Р. Вы неправы, Борис Викторович, сейчас как раз самое время отойти от этих ваших бомбистских игрищ — зачем раздражать общественность, когда все то же самое мы вполне можем осуществить мирными способами?

Авксентьев Н.Д. Давайте дадим слово нашему новичку, господину Носову, все задания ЦК он выполнил с блеском, наверняка ему есть что сказать по этому вопросу.

Носов И.А. (откашливается) Спасибо, Николай Дмитриевич. Я хотел бы так сформулировать свою точку зрения... террор сейчас необходимо сворачивать, но не моментально, нужно совершить последний, так сказать, генеральный террористический акт, чтобы содрогнулась не только Россия, но и весь мир, а уже тогда тихо и мирно переходить к парламентским методам борьбы.

Чернов. И каким же по вашему мнению должен стать это генеральный теракт? Убийство Николая 2-го?

Носов. Ну что вы, Виктор Михайлович, царь слаб и недееспособен, в России давно таких царей не было — с ним вполне можно работать, а если его вдруг убить, то на его место может прийти гораздо более деятельный и решительный человек, вот тогда-то мы и наплачемся...

Чернов. И кто тогда, если не Николай? Поясните свою мысль.

Носов. Охотно — кайзер Вильгельм, это раз, ну и плюс премьер-министры Франции и Англии, но это необязательно.

(общий шум)

Чернов. Позвольте-позвольте, зачем нам вмешиваться в дела других государств, у нас что, своих проблем мало?

Носов. Поясняю... Во-первых мы заявим о себе, как о могущественной силе, способной менять политику ведущих держав. Ну кто о нас знает за пределами России? Единицы, а так узнают очень многие. Во-вторых, ни для кого не является секретом, что нас, русских революционеров, считают иудами, продавшимися за 30 серебряников иностранным разведкам типа немецкой или английской, а этим терактом мы докажем, что никакие мы не наймиты, кто же своих работодателей взрывает, правильно? Ну и наконец в-третьих это просто будет очень красиво и эффектно, отвлечет внимание мировых масс-медиа... ну газет и журналов, в том числе российских... на очень длительный срок, во время которого нам проще будет выполнять свою работу.

Выкрик из зала. Но тогда же на нас начнут охоту все разведки Европы, всех же поймают и посадят, если не хуже.

Носов. Предусмотрел. Ответственность за эти теракты должна взять на себя отколовшаяся от эсеров часть с названием... ну неважно каким названием, хоть эсеры-анархисты например, это будет камуфляж конечно, но качественный камуфляж, а наш ЦК естественно осудит это дело со всей решительностью.

Чернов. И как же вы, Иван Александрович, предполагаете технически осуществить задуманное? Кайзера и премьер-министров охраняют очень хорошо, подобраться к ним, как к нашему князю например, будет весьма непросто, если не невозможно...

Носов. На этот счет у меня тоже все продумано — удары будут наноситься по воздуху, с помощью новомодных таких штучек под названием аэропланы...

(шум в зале стал еще сильнее)

Савинков. Вы что-нибудь понимаете в аэропланах?

Носов. Конечно, я же инженер, все сделаю в лучшем виде. Значит делаем самолет... ну аэроплан, грузим туда пару кило динамита... да, господин Нобель его прекрасно делает на своем заводе в Баку... и направляем самолет на интересующую нас персону, да, нужен наблюдатель-корректировщик на земле, но это нетрудно.

Савинков. Пилот-самоубийца? И кто на такое подпишется?

Носов. Ненене, никаких самоубийц, аэроплан будет беспилотным... ну управляться с земли радиоволнами...

Чернов. Вы и по радиоделу специалист?

Носов. Конечно... ну как я вижу, особенных возражений против моего плана нет, так что можно наверно переходить к следующему пункту повестки, а детали вполне можно доработать и в рабочем порядке...

Вечер того же дня, Санкт-Петербург, Забалканский проспект

— Зачем мы сюда пришли, Ванечка? — недоуменно спросила Зина.

— Сейчас все поймешь... подыгрывай мне, если что.

— А что это вообще такое?

— Это двор Константиновского артиллерийского училища, тут в доме одного врача квартирует сейчас нужный мне... нам нужный господин, подождем его немного, окей?

— И что за господин, расскажешь? Все равно делать пока нечего...

— Хорошо, Зинуля, слушай, если ты такая любопытная — это Лев Давидович Бронштейн, партийный псевдоним Троцкий, один из лидеров партии эсдеков, до февраля месяца жил в Женеве, жаль мы его немного не застали, пришлось перенести свидание сюда.

— Ты что, с каждым лидером эсдеков будешь отдельно разбираться, как с этим... с Ульяновым? Что за пристрастия у тебя странные?

— Нет, Зиночка, не со всеми, после Троцкого еще один только останется... только для встречи с ним надо будет прокатиться по стране... через месяц-другой примерно.

— И чем же тебе например не угодил этот господин Троцкий?

— Он очень, очень опасный человек, плюс талантливый оратор, плюс имеет несомненные организаторские таланты. Короче он может завести социал-демократов совсем не туда, куда требует революционная ситуация...

— Ты убьешь его, Ванечка?

— Не знаю... не решил еще, побеседуем для начала... о, а вот это кажется он идет... Лев Давидович? — обратился он к высокому худому человеку в пенсне и каракулевой шапке.

Тот дернулся было назад, но потом успокоился и ответил:

— Да. А с кем имею честь?

— Носов Иван Александрович, предприниматель и человек широких прогрессивных взглядов из Нижнего Новгорода. У меня к вам есть небольшое дело.

— Видите ли, — затеребил свою бородку Троцкий, — у меня сейчас мало времени и вообще я не очень настроен разговаривать с незнакомыми людьми.

— Ну видимо для меня вам придется сделать исключение, — спокойно ответил Носов, доставая из кармана наган и взводя курок, — соглашайтесь, Лев Давидович, вам же лучше будет...

— Ну хорошо, уговорили, — Троцкий было сделал попытку что-то достать из кармана, но видимо ничего равноценного носовскому нагану у него там не было, — говорить прямо здесь будем?

— Ну что вы, дорогой Лев Давидович, у меня на улице авто стоит, сейчас мы все в него сядем и поедем в одно хорошее местечко... только я вас умоляю, глупостей не надо, это будет очень неполезно и вам, и мне, окей?

— Окей, — согласился с ним с кривой усмешкой Троцкий, — куда идти?

— Да прямо туда, откуда вы только что сюда зашли.

Все трое вышли через арку на Забалканский проспект (сейчас он называется Московским), слева неподалеку виднелась набережная Фонтанки, а справа примерно на таком же расстоянии, как прикинул в уме Носов, через 50 лет появится метро 'Технологический институт', а пока там один этот институт стоит, без транспортной составляющей. Автомобиль стоял чуть в стороне — это был Рено AG1, прозванный в народе 'браунингом', наверно из-за черного цвета, да просто похожи были. Место водителя там было открыто всем ветрам, на зато два пассажирских сиденья сзади закрывались матерчатым верхом.

— А я еще когда сворачивал во двор, подумал — кто это такой богатенький к нам заехал, — нехотя сказал Троцкий. — Ваше личное?

— Нет, Лев Давидович, это аренда. У меня есть пара примерно таких, но они далеко, пришлось вот арендовать. Залезайте назад, Зина, проконтролируй пожалуйста процесс, а вас, Лев Давидович, я вторично умоляю не делать резких движений, Зина девушка довольно нервная, всякое может случиться, — и Носов передал ей наган.

Сам он сначала вытащил из-под сиденья кривой стартер, покрутил им в моторе, а когда тот запыхтел, сел на водительское место, возвышающееся над дорогой на добрый метр, и тронулся по направлению от центра, отчаянно пыхтя выхлопной трубой. Детище Луи Рено хотя и выглядело довольно неказисто, но свои обязанности по перевозке пассажиров от пункта А до пункта Б выполнило вполне исправно, и примерно через полчаса, пропрыгав положенное расстояние по булыжникам столичного города, все трое уже выгружались возле доходного дома недалеко от Обводного канала.

— Ну и дыра, — с возмущением сказал Троцкий, разглядывая ободранные стены и выбитые стекла, — зачем вы меня сюда притащили?

— Ничего более подходящего не нашлось, так что придется согласиться с тем, что есть, — рассеянно ответил Носов, — сюда, на третий этаж.

На третьем этаже второго подъезда было две двери, они вошли в правую, украшенную табличкой 'Адвокатъ Кони Анатолий Федорович'.

— Ничего себе у вас знакомые, — изумленно сказал Троцкий, — Кони это же тот самый адвокат, который Веру Засулич из тюрьмы вытащил, я все верно понимаю?

— Понимаете верно, только он здесь давно не живет, табличка просто как наследство осталось. Ну что, садитесь, располагайтесь, что будете пить?

— А у вас что, разные напитки есть?

— А то как же, — Носов открыл шкаф, — вот Смировка, это Шустовский коньяк, а это американское виски Джек Дэниэлс, горячо рекомендую. Есть еще впрочем кубинский ром и французский кальвадос...

— Кальвадос, кальвадос... — пробормотал Троцкий, — что-то я про него слышал...

— Яблочная самогонка, все то же самое, что и водка, но в основе не рожь и не ячмень, а яблоки. Весьма оригинальный напиток.

— Уговорили, давайте кальвадоса рюмочку.

— Рюмок, извините не завел, недавно в столице, есть граненые стаканы — вот, — и он налил в три стакана примерно по 50 грамм кальвадоса.

— Неплохо, — сказал Троцкий, отпил половину, — однако давайте к делу, вы ведь меня привезли сюда не напитки распивать, правильно?

— Эбсолютли, как говорят наши друзья американцы, то есть вы совершенно правы, драгоценный Лев Давидович, привез я вас сюда совсем не за этим, а чтобы поговорить о революционных процессах в России вообще и взаимодействии политических партий в ходе этих процессов в частности. Позвольте представиться — Носов Иван Александрович, член ЦК партии социалистов-революционеров, а это моя невеста Зиночка.

— Мне видимо представляться не надо, — усмехнулся Троцкий, — так что давайте по существу. Что именно вы хотите от меня услышать, Иван Александрович?

— Как именно революцию будем делать, Лев Давидович, в сотрудничестве или в противоборстве? И как после победы планируем действовать...

— То есть в победе революции вы не сомневаетесь, я правильно понял?

— Конечно... царский режим обречен — это только с виду он крепок и непрошибаем, кичится своей 300-летней историей, а внутри прогнил весь, ткни и развалится. Но на развалинах же надо что-то строить, а не продолжать их разваливать до ровной бетонированной площадки, верно?

— Ну извольте... извольте — вот мои основные мысли относительно текущего российского момента, которые я планирую скоро издать на бумаге... итак, надеюсь вы не будете спорить о том, что Россия сейчас это страна второго эшелона капитализма, отсталая и неразвитая, причем так было с самого начала возникновения Российского государства. О причинах этого печального положения сейчас спорить не будем, примем это как факт, да?

— Полностью согласен с вами.

— Мы всегда догоняли Запад и как правило безуспешно. Государство при этом все время росло и забирало все большую долю накопленных обществом богатств... ну это понятно в конце концов, когда все время приходится обороняться то от монголов, то от поляков, то от французов.

— Да, в общих чертах это понятно, однако давайте все же ближе к текущим событиям.

— Хорошо, ближе значит ближе... буржуазия в России, увы, но сформировалась как паразитический класс, неспособный к самостоятельной политике, там выживал только тот, кто близок к власти и имеет доступ к госзаказам и государственной казне. А значит что? Да, это значит то, что этап капитализма в России может не возникнуть совсем, ну или возникнет, но на очень краткий период, от нынешнего свинцового феодализма страна быстро перейдет к социализму, об этом говорит моя теория так называемой 'перманентной революции'.

— Да, слышал об этом. И что же дальше будет, после победы этой вашей революции?

— Как что, мировая революция конечно, в полном соответствии с учением Карла Маркса.

— То есть вас, если я правильно понял, судьба жителей России волнует не очень сильным образом.

— Поймите же наконец, что значит Россия по сравнению со всем миром... практически ничего, российская революция должна стать запалом, ну или бикфордовым шнуром, сели угодно, к социальному переустройству в мировом масштабе. Вот когда социализм победит, пусть не везде, но хотя бы в половине стран, тогда и закончится перманентная революция.

— Вы знакомы с новейшими исследованиями в ядерной физике? По делению ядер урана?

— Да, слышал что-то об этом, Мария Складовская-Кюри и тд, но при чем тут физика?

— Физика тут вот при чем — если достигнута критическая масса урана, то далее возникает самоподдерживающаяся ядерная реакция, дающая на выходе ужасающей силы взрыв. В тысячи тонн динамита, если переводить на наши реалии, даже в десятки тысяч тонн. Плюс световое излучение, сжигающее все в радиусе нескольких километров, плюс радиация... не знаете, что это такое? Ну и ладно, лучше вам и не знать. Короче говоря массовое применение такого рода оружия (а что из делящихся ядер урана быстро сделают оружие, у меня никаких сомнений нет) вполне может сделать невозможной существование какой-либо жизни на нашей планете... это не считая тех, кто погибнет сразу в результате ударных волн.

— Мда, пугающую картину вы тут нарисовали, Иван Александрович, но мне все равно несколько непонятно, при чем тут я и моя перманентная революция?

— Очень даже при чем, Лев Давидович, ваша теория революции очень схожа с процессами деления урана — и там, и здесь нужен запал, и здесь, и там последствия будут самыми ужасающими для всего мира. Ведь вас же не смущает количество жертв, которые должна будет принести Россия на алтарь этой перманентной революции?

— И что вы намерены делать? — с некоторым испугом спросил Троцкий, наблюдая за носовской экспрессивной манерой разговаривать.

— Ничего особенного, просто пристрелю вас сейчас, как бешеную собаку, — ответил Носов, доставая из кармана свой старый добрый Смит-и-Вессон модели русский.

— Ненене, — только и успел сказать Троцкий Бронштейн, привставая со стула, — меня нель..., — и тут раздался оглушительный выстрел.

— Готов, — сказал Носов, проверив пульс у Троцкого, — но контрольный выстрел таки не помешает.

И он выстрелил ему в висок. Голова Троцкого дернулась еще раз, после чего он успокоился, лежа на грязноватом полу посреди цветастых половичков.

— Что-то ты разошелся, Ванечка, — сказала от окна Зина, — с тобой рядом уже страшно находиться.

— Ерунда, Зинуля, — отвечал Носов, — это пока одни цветочки... лютики или васильки например.

— А ягодки?

— Ягодки впереди нас ждут, надеюсь, что не горькие. Ну что, вперед к новым приключениям?

— А этого так тут и оставим?

— Так и оставим... вместе нас никто не видел, квартиру эту я снял через двух подставных лиц... да и обнаружат его очень нескоро, в подъезде практически никто не живет. Так что все продумано, Зинаида Михална...

Они неторопливо вышли на улицу, Носов покрутил стартер, потом сели руль, Зина уселась рядом.

— И что у нас дальше в программе? — спросила она.

— Дальше я еду в свой Нижний, надо с мастерской вопрос решить...

— Продавать будешь?

— Наверно, надо в столицы перебираться, да и профиль сменить, у нас на повестке аэропланы, так что...

— А потом?

— Потом одно из двух, если ЦК утвердит аэропланный вариант, занимаюсь вплотную им, если нет, едем в Тифлис.

— А в Тифлис-то зачем?

— Дело одно есть, а какое, извини уж, скажу непосредственно на месте, перестраховка не помешает.

— Может ты один туда поедешь?

— Бросаешь меня, Зинуля? И потом, это же Кавказ, киндзмараули, хачапури, лезгинка и прочая экзотика. Художника там одного навестим, очень хороший художник, не пожалеешь.

— Ладно, уговорил, трогай уже что ли, а то на нас люди подозрительно начинают смотреть.

— — —

Спустя неделю, Москва, Курский вокзал

На перроне Курского вокзала было немноголюдно, кого попало сюда не пускали, только по билетам. В углу, прислонившись к стеночке стояли Носов и Зиночка, ожидая посадки в курьерский поезд в Тифлис и тихо разговаривая.

— Значит отставили твою аэропланную идею? — спросила Зин.

— Так точно, ЦК осторожничает вовсю... ну да я его понимаю — на кону возможная будущая власть в нашей необъятной России, тут трижды подумаешь, прежде чем на что-то решиться.

— Индивидуальный террор тоже отменили, как я слышала?

— Да, такая инструкция сверху пришла, но как уж поведут себя люди на местах, я, например, не берусь предсказать. Может кто-то где-то и продолжит взрывать и стрелять.

— Понятно... ну а зачем мы в Тифлис-то едем, Ванечка? Сейчас наверно уже мог бы мне рассказать...

— Охотно, Зинаида Михална, с большим удовольствием, только вот загрузимся да в вагон-ресторан зайдём, сразу всё и расскажу.

А тут и посадку объявили, а нашей пары был второй вагон — первый класс, все дела. Купе было оббито веселеньким ситцем, диваны вполне себе мягкими, на столике стояла вазочка с живыми тюльпанами и лежало ресторанное меню. Носов забросил свой портфель и зиночкин ридикюль на багажную полку и раскрыл меню.

— Так, что они там нам приготовили на этот раз, — сказал он, наморщив рот и шевеля губами. — О, я пожалуй возьму фазана, запеченного с картошкой. А ты, Зиночка?

— Мне всё равно... ну давай яйцо-пашот что ли и греческий салатик к нему. Так что там насчет наших целей в Тифлисе? — спросила она, когда они уже сидели в вагоне-ресторане.

— Объясняю на пальцах — значит послезавтра, 7 апреля на одной из центральных улиц Тифлиса (точнее, извини, не скажу) произойдет экс наших коллег-эсдеков. Будут грабить кассу Госбанка, грубо говоря.

— А нам что до этого, Ванечка?

— Нас, ну то есть меня в основном, интересует один из грабителей по фамилии Джугашвили и по имени Иосиф.

— Ладно, не буду спрашивать, откуда у тебя такие сведения, всё равно не скажешь, но скажи хотя бы, что в этом грузине такого интересного?

— А интересного, в нем то, дорогая Зиночка, — сказал Иван, доедая своего фазана, — что это весьма перспективный и интересный товарищ, способный подняться очень высоко и сыграть одну из ключевых ролей в будущей русской революции. И лучше бы иметь его в качестве соратника, нежели противником, это я тебе абсолютно точно могу сказать...

— А какая будет наша роль в этом эксе? Просто постоим в сторонке и посмотрим? Или более активная?

— Нет, стоять конечно не будем — план у меня примерно такой...

И Иван, сдвинув на затылок шляпу, начал подробно излагать Зине, что, как и в какой последовательности они будут делать в городе Тифлисе на Эриванской площади 7 апреля 1905 года в 12 часов 15 минут пополудни.

Поезд тащился до Кавказа весь остаток этого дня, потом следующие сутки и только послезавтра в начале девятого утра он въехал под своды недавно отстроенного Тифлисского вокзала, удивительно напоминающего старый Курский.

Утром Иван расстелил на столике карту города и начал диктовать инструкции Зине:

— Значит так, драгоценная моя подруга, сначала я делаю один телефонный звонок с вокзала, будки там стоят в двух местах, здесь и здесь примерно (он показал точки на карте), где будет свободно, оттуда и звоним. Затем мы едем в район левого берега Куры, сюда куда-то, улица Джавахишвили, 17, на конспиративную квартиру, хозяева предупреждены, оставляем там вещи, меняем внешность... ну то есть ты меняешь, мне не надо, и в ровно в полдень выдвигаемся к Эриванской площади (тут Иван вспомнил, что в 21 веке она будет называться площадь Свободы) через мостик... да, мостик Бараташвили, а дорога через него упирается как раз в искомую нами площадь.

Далее, слушай внимательно — ты занимаешь позицию вот на этом углу площади, слева от тебя будет проходной двор на соседнюю улицу Котэ Абхази, понятно? Ты не молчи, если что-то не усвоила...

— Да ясно мне всё, Ванечка, только до сих пор не пойму, зачем нам во все эти дела ввязываться, опасно же, а выгод я тут совсем не вижу.

— Просто поверь на слово, дорогая, это будет очень, очень выгодно нам в самом скором времени. Поехали дальше — как только ты увидишь вот этого господина (и Иван передал ей карандашный набросок небритого грузина) в косоворотке, делаешь то, что мы вчера с тобой обговорили, главное при этом, чтобы он тебя не увидел, а если увидит, то камуфляж поможет, надеюсь. И медленно, не обращая внимание на то, что там на площади будет твориться, уходишь назад к этом скверику. Потом идешь в какое-нибудь кафе, смываешь там в туалете камуфляж, переодеваешься в обычную одежду и где-нибудь через час-полтора возвращаешься на конспиративную квартиру. В общих чертах всё...

— Хорошо, я верю тебе, Ваня, — и она крепко пожала ему руку, — я тебя не брошу.

Тут же впрочем добавила следующее:

— Между прочим, дорогой, ты мог бы уже на мне и жениться, а то что мы в грехе с тобой живём...

— Так-так-так, — весело ответил ей Носов, — с каких это пор революционеры заговорили поповскими терминами?

— Про других не знаю, а у меня дед священником был, от него что-то и осталось. Ну так что насчет жениться?

— Охотно, моя ненаглядная Зиночка, вот это дело сделаем, вернемся в Москву и сразу же — даю честное благородное слово. В свадебное путешествие куда поедем?

— Я в Баден-Бадене ни разу не была, но много о нём слышала, давай туда.

— Договорились... а вот мы уже и к перрону причаливаем, вперёд, навстречу приключениям!

И они быстро вышли из вагона, Носов при этом сунул гривенник проводнику за хорошую поездку, и они направились к будке вокзального телефона.

— Вот чёрт, — выругался Иван, — занято, пошли к другому... или нет, оставайся здесь, если освободится, позовёшь меня.

Второй телефон оказался свободен. Носов опустил в приемный лоток пятиалтынный (дорогие нынче звонки, подумал он), набрал номер, заранее записанный в его записную книжечку и, когда на том конце взяли трубку, сказал две недлинные фразы, после чего быстро повесил трубку и вернулся к Зине.

Далее они взяли пролётку с вороной лошадью в упряжке и носатым-усатым грузином на облучке, сказали адрес, и лошадка бодро зацокала по булыжной мостовой Левой набережной Куры.

— Да, это другой мир,— сказала через десяток минут Зина, оторвавшись от изучения города, — у нас так не живут, друг на друге сидючи.

— Горы же кругом, — рассеянно ответил Иван, — свободного места мало, вот и стараются застроить как можно плотнее. Мы с тобой в местную кафешку вечерком зайдём, там ты ещё больше удивишься.

— Ловлю на слове, — кокетливо ответила Зиночка, — но вот о грузинской кухне я как раз немного в курсе.

— Тем лучше, тем лучше, — рассеянно пробормотал Иван, — но мы кажется уже приехали судя по тому ,что лошадь остановилась.

Извозчик на очень ломаном русском подтвердил, что да, это тот самый адрес и есть, вход через арку, а там сами разберётесь, получил полтинник, поклонился и укатил за угол. Конспиративная квартира была с отдельным входом, крепкая дубовая дверь и табличка 'Адвокат Николо Жвания'. Носов позвонил в звоночек, открыл очередной носатый грузин с большими вислыми усами, Иван сказал ему кодовое слово и услышал правильный ответ.

— Проходите, располагайтесь, квартира в полном вашем распоряжении на ближайшие два дня, — сказал грузин, — а я исчезаю, дела, знаете ли, адвокатские. Если нужно будет связаться, позвоните вот по этому номеру, спросите меня.

И он быстро исчез, как и было сказано.

— Давай шевелиться, дорогая, всего час остался, — сказал Иван Зине, — переодевайся, я помогу тебе накраситься

Ровно через час они вышли из дома, Носов тщательно запер за собой дверь, дальше их путь лежал к мостику имени того самого Бараташвии и мимо садика Пушкина на площадь, где и должно было сегодня произойти представление...

Носов сначала поставил на место Зину, сказав ей прогуливаться туда-сюда в пределах 50 метров, но чтобы не создалось впечатление, что она проститутка и ловит клиента.

— Это будет сложновато, — невинно заметила Зина, — но я постараюсь.

— Вон в том дворе будет стоять нужный нам товарищ, — и Иван указал, где именно расположен этот двор, — он скорее всего папироску курить будет, но может и просто так стоять или тоже прохаживаться взад-вперёд.

— А твоя роль какая будет? — поинтресовалась Зина.

— Я сейчас нанимаю пролётку, ставлю её на соседней улице и занимаю позицию с той стороны проходного двора. Да, на площади сейчас шумно будет, бомбы наверно бросать станут, ты на это дело не реагируй... ну по возможности, нас оно не касается. Кстати, стрелять лучше всего, когда бомба взорвётся, никто выстрела не услышит. Всё понятно? Хорошо, я пошёл за пролёткой, а ты будь в полной боевой готовности.

Сначала всё было тихо-спокойно... ну как спокойно, так, как это обычно бывает на главной площади города — шум конечно был, но обычный, продавцы-разносчики свой товар расхваливали, мальчишки газеты продавали, громко оглашая главные новости дня, по мостовой не так, чтобы очень часто, но регулярно катились в обе стороны дилижансы, фаэтоны и двуколки, один раз даже черный автомобиль проехал, Даймлер, судя по всему. А ровно в 12.15 со стороны садика показалась серьезная процессия — конные казаки впереди и сзади, посередине дилижанс, за ним фаэтон, это наверняка оно, подумала Зина.

Посмотрела во двор, которые ей указал Носов, а не было там никого — план начинает давать сбой, что же теперь делать-то, Иван никаких инструкций на этот счёт не выдал? На счастье очень похожий на рисунок грузин тут же и обнаружился, он неспешно вошел с площади во двор, занял наблюдательную позицию сразу у выхода и закурил. А дорогу процессии тем временем перегородил ещё один фаэтон, где сидел кавалерийский, судя форме, капитан с большими вислыми усами, очередной грузин. Передние казаки синхронно подняли нагайки и заорали, чтоб им освободили дорогу. В этот момент всё и началось...

Первая бомба взорвалась под вторым экипажем, в ушах у Зины сразу заложило, но она не растерялась, забежала в двор, саданула грузина по затылку рукояткой нагана и выпустила в него две пули, обе в одну ногу, но тут тоже всё пошло немного криво — грузин отключаться от удара не собирался и начал громко орать, что-то типа 'шайзи, бози, траки' (дерьмо, проститутка, жопа на грузинском) и отползать в сторону от площади. Ну делать нечего, Зина честно выполнила оставшуюся часть своего плана — быстро, но не торопясь, вышла со двора, на площади тем временем творился ад кромешный, валил густой белый дым и раздавались выстрелы, громко орали кажется вообще все присутствующие. Зина не обратила, ну то есть постаралась не обратить на это никакого внимания и ушла в направлении садика Пушкина.

А тем временем с другого конца двора появился Носов, он быстро подбежал к лежащему и спросил:

— Нужна помощь, биджо?

Грузин некоторое время продолжил ругаться, но быстро притормозил и ответил, что да, конечно помощь нужна, не видишь что ли, э? Носов приподнял его, закинул его руку себе на шее и тот попрыгал на одной ноге. Так они и допрыгали до соседней улицы, полиции в окрестностях не обнаружилось.

— Садись, генацвали, — сказал Носов, подсаживая грузина в пролётку, — надо отсюда ноги делать.

— Спасибо, — наконец-то поблагодарил Носова грузин, — а куда мы едем?

— У меня тут квартира недалеко, отлежишься пару дней. Меня Иваном зовут.

— А меня Иосифом. А почему ты меня спас?

— Я сочувствую революционным идеям, Иосиф, и не могу спокойно смотреть, как власти давят оппозицию.

— Ясно. Я из партии социал-демократов, — добавил он. — Знаешь такую?

— Как же, слышал... у вас кажется Ульянов за главного?

— Сейчас партия раскололась на две, в той, к которой я примыкаю, руководит Ульянов, да.

— А мы уже и приехали.

Они выгрузились из пролётки и с горем пополам загрузились в квартиру. Носов тут же положил Иосифа на кровать, снял ботинки и штаны и осмотрел рану.

— Пуля навылет прошла, сейчас я завяжу, чтобы кровь не шла, а дальше доктор должен поработать — у меня есть знакомый, вызову.

— Надёжный человек? Болтать не станет?

— Надёжнее не бывает.

А доктор через десять минут подошёл — именно ему звонил Носов с вокзала.

— Тааак, — сказал он, изучив ситуацию. — С Эриванской площади привезли?

— Какая разница, Семён Палыч (именно так его звали), вылечите товарища?

— Конечно, затем и пришёл, — рассеянно сказал доктор, раскладывая инструменты.

Через час примерно заявилась Зина, позвонила в звонок и тут же вытащила Носова на улицу.

— Он меня видел там во дворе, — сходу заявила она, — может узнать, несмотря на твой камуфляж.

— Плохо дело... — ответил Иван, — давай тогда так сделаем — идешь в гостиницу, не очень близко отсюда, например 'Тифлис' возле вокзала, и снимаешь там номер, я тебя вечером найду

Носов вернулся в квартиру — врач тем временем закончил свои дела и собрался уходить.

— Ну как он, Семён Палыч? — спросил Носов, — жить будет?

— Конечно, — рассеянно ответил доктор, — рана сквозная, надо будет перевязки раз в два дня делать и принимать вот такие порошки. Через неделю-полторы заживёт.

Носов дал доктору червонец и проводил на выход, потом вернулся и пересказал его слова Иосифу.

— Да, а кто ж в вас стрелял-то? — как бы случайно вспомнил Иван, — случайная пуля что ли какая?

— Ничего случайного, — глухо ответил грузин, — меня какая-то шмара целенаправленно подстрелила, сначала наганом по башке стукнула, потом в ногу выстрелила.

— Что за шмара, предположения есть? Может амурные какие-то дела?

Джугашвили надолго погрузился в раздумья.

— Нет, не похоже, у меня в Тифлисе амурных дел не было, да и совпало уж очень нехорошо с этим ограблением, таких случайных совпадений я в своей жизни не встречал...

— Ладно, оставим вопрос о шмаре на потом, а сейчас вам наверно надо связаться со своими соратниками — дело в том, что у меня дела в Тифлисе заканчиваются сегодня или завтра в крайнем случае, а пролежите вы неделю минимум.

— Да, — после некоторого размышления ответил он, — надо связаться. Дайте перо и бумагу, я напишу телефон.

Носов протянул всё это и получил назад короткий номер и имя Камо.

— Если его самого там не будет, передайте, что Коба ранен и лежит по этому адресу, — добавил Иосиф и отключился.

Носов пожал плечами и пошёл на улицу искать телефон. Ближайший оказался в здании почтамта, даже целых два — он позвонил по написанному номеру, ответила женщина, тогда он всё аккуратно ей передал и вернулся в квартиру.

Ждать пришлось около часа, в дверь позвонили. Носов выглянул в окно кухни, оттуда вход был виден, там стоял бородатый кавказец, но не похожий на грузина. Оружия, по крайней мере на виду, у него не было. Носов открыл дверь.

— Здравствуйте, — сказал бородатый, — мне сказали, что здесь находится Коба.

— Точно так, заходите. Меня Иваном зовут.

— Симон, — коротко отозвался тот и прошёл внутрь.

— Здравствуй, Коба, ещё раз, — сказал кавказец, садясь на стул возле дивана. — Как это тебя угораздило?

— Девка какая-то подстрелила, не знаю зачем и почему.

— А это кто? — и Симон показал на Носова.

— Мимо проходил, помог мне сюда обраться и врача вызвал.

Носов счел нужным прокомментировать эти слова:

— Носов Иван Александрович, предприниматель из Нижнего Новгорода и человек прогрессивных взглядов. Здесь по делам до завтра. Не смог пройти мимо...

— Хорошо, — ответил Симон, — сейчас подъедет фаэтон, на нём мы увезём Кобу, а вам большая благодарность от лица социал-демократов. Оставьте свои координаты, возможно мы с вами свяжемся позднее.

— Охотно продолжу знакомство, — сказал Носов, отдавая Симону свою визитку, — у меня есть некоторые идеи относительно развития революции в России и я охотно бы поделился ими с людьми, непосредственно делающими эту революцию.

После этого они помогли Иосифу доковылять до дилижанса, который остановился возле арки, и Иван распрощался с революционерами. А затем отправился искать Зину...

Гостиница Тифлис действительно располагалась недалеко от вокзала, на входе сидела грузинка с усиками и жевала табак.

— Здравствуйте, — сказал ей Носов, — в каком номере остановилась Зинаида Коноплянникова?

Грузинка на секунду перестала жевать свой табак, посмотрела в толстую амбарную книгу и с важным видом ответила:

— В восьмом.

— Спасибо большое, — приподнял шляпу Иван и прошёл внутрь.

Восьмой номер оказался на втором этаже, Иван постучал и вошёл, услышав слова 'войдите'. Зина сидела у зеркала и приводила в порядок макияж.

— Всё окей, дорогая, — с порога заявил Носов, — с ограблением и революционерами мы на сегодня закончили, пойдем выполнять культурную часть нашей программы.

— И что же в неё входит, дорогой, в эту часть? — с невинным видом спросила Зина.

— Знакомство с одним местным живописцем, зовут его Нико, фамилия Пиросманишвили.

— А что в нём такого необычного, что ты захотел вдруг с ним познакомиться?

— Уместнее было бы спросить, что в нём есть обычного, — ответил Иван, — а так-то в нём вообще всё необычно. Но лучше, как говорят, один раз увидеть, так что докрашивайся и поехали.

Взяли пролётку прямо возле гостиницы.

— Там кстати не возникло проблем с тем, что он меня узнал? Ну этот грузин?

— Пара вопросов была, но я сумел их снять, так что не волнуйся.

— А если не секрет, зачем тебе вообще сдался этот грузинский бомбист? Рассказал бы своей невесте, а?

— Ладно, слушай... в том, что в России революция победит, причём не позже конца этого года, у меня сомнений нет. А у тебя?

— Я тоже так думаю.

— Так вот, после победы революции и возникнет главный вопрос, что дальше делать, правильно?

— Наверно, тебе виднее...

— Страной надо будет как-то управлять, лучше всего для этого по моему скромному мнению будет подходить парламентская республика с двумя... максимум тремя главными партиями, которые были бы примерно равно по весу и влиянию и побеждали бы на выборах по очереди.

— А у нас и выборы будут?

— Обязательно, и тоже в этом году. Так вот на роль этих партий я примеряю нас, эсеров, в первую очередь, потом эсдеков с Ульяновым и Джугашвили во главе, ну и наверно какую-то правую партию, отражающую интересы зажиточных классов, я слышал, недавно кадеты какие-то образовались..

— Кто-кто?

— Конституционалисты-демократы, сокращенно кадеты, вот они бы третьей силой стали. Но мы уже кажется приехали — смотри, нравится тебе такая вывеска?

По центру на вывеске было прыгающими буквами написано 'Молочная лавка Пиросмани', а с боков на прохожих тоскливыми глазами смотрели две породистые коровы, причём коровы были изображены в профиль, но глаза у них были, если б они глядели анфас — короче всё, как на древнеегипетских фресках.

— Оригинально, — ответила Зина, — а у коров человеческие глаза по-моему, я не ошибаюсь?

— Не ошибаешься, самые что ни на есть. Нарисовал всё это дело, а ещё и полсотни других вывесок в этом и других грузинских городах этот самый товарищ по фамилии Пиросмани и по имени Нико. Сейчас мы с ним познакомимся... ну конечно если он на месте, а не пьёт где-нибудь вино с друзьями.

— Лавка-то открыта, значит кто-то там должен быть, а поскольку вид у заведения явно не зажиточный, тут все функции должен один человек выполнять, хозяин, а это в свою очередь значит, что мы его найдём внутри. Логично?

— Да, ты, моя радость, всё по полочками разложила, добавить нечего.

И они вошли внутрь, колокольчик при этом жалобно звякнул.

— Добрый день, господа, — с чудовищным грузинским акцентом произнес человек в белом переднике, стоявший за прилавком.

Слева и справа от него горками был выложен сулугуни и круги творога, ещё были бутылки с чем-то явно кисломолочным, а два больших бидона, с молоком очевидно, стояли в дальнем углу.

— Желаете приобрести чего-нибудь? У нас самый большой выбор местных сыров в городе. Вот, исключительно рекомендую имеретинский сыр, из него получится великолепный ташмиджаби. А это овечий сыр тенили, только что доставлено прямиком из Месхетии. Или дамбалхачо, с плесенью, нисколько не хуже французского дор-блю. Есть ещё коби, надуги и чечиле, прекрасный выбор в это время года.

— А что такое ташмиджиби? — решила почему-то уточнить Зиночка.

— Вах, если вы не знаете ташмиджиби, вы не знаете Грузии! — с пафосом произнес хозяин и приготовился к долгой и содержательной лекции, но тут его перебил Иван.

— Извини, кацо, мы не покупатели, мы конкретно к тебе прибыли, как к самобытному грузинскому живописцу.

Из Нико как будто воздух выпустили, так резко он сдулся.

— Ты не шутишь, генацвали? — всё-таки решил уточнить он.

— Какие шутки, друг, услышал краем уха в Москве, что есть в Тифлисе такой Пиросмани, делающий весьма оригинальные вещи, а теперь, когда деловая поездка сюда подвернулась, решил совместить, так сказать, полезное с приятным. Иван Носов, предприниматель и меценат, — Иван приподнял шляпу и поклонился, — а это моя невеста Зина. Ваше имя мы знаем.

— Твоё имя! — с восторгом отвечал Нико, — твоё, давай на ты!

— Легко, — согласился Носов. — Может ты тут всё закроешь, всё равно покупателей не видно, и пойдём посмотрим на твоё творчество, а потом посидим в каком-нибудь местном заведении, заодно и об искусстве поговорим.

Нико быстро сорвал с себя фартук, бросил его в угол и быстрым шагом проследовал к выходу.

— Вино пить будем, сациви кушать будем, об искусстве говорить будем! — сказал он восторженным голосом, — вперёд, мои неожиданные гости!

— А почему у твоих коров человеческие глаза? — спросила вдруг Зина.

— Э, как ты не понимаешь, — быстро ответил тот, — это не коровы, это символы грузинской души, а какие глаза могут быть у грузинских душ, коровьи?

— Глубоко, — серьёзно отвечал Иван, — а куда мы идём.

— Тут недалеко, у нас тут всё недалеко.

И они свернули раза четыре, путаясь в маленьких узеньких улочках, потом пересекли по мостику какую-то речушку, явно не Куру, судя по ширине, и упёрлись в натуральную развалину, Носов вытащил из глубин мозга слово 'сакля'...

— Ты тут живёшь, дружище? — ошеломлённо спросил он, — однако...

— Э, дорогой, надо смотреть на вещи шире — художник должен быть голодным и неприкаянным, тогда он творит лучше, верно?

— Ну в определённых пределах да... но не до такой же степени.

Они вошли внутрь, электричества там конечно никакого не было, Нико отдернул занавески, и вниманию вошедших представилось порядка полсотни картин, картиночек и рисуночков, в основном на жестяных листах.

— Шикарно, — вырвалось у Зины, — а почему всё на жести сделано?

— На холсты у меня денег нет, да и какая разница... ну как — нравится?

— У меня нет слов, — ответил Носов, разглядывая сцену грузинского застолья, — продавать не пробовал?

— Как не пробовать, продавал даже, только давали копейки, потом бросил, работаю для души, так сказать.

— Короче так, генацвали, — наконец сформулировал резюме Иван, — я беру вот это (застолье), это (певица) и то (олень), по сто рублей за каждую. Идёт?

— За сколько? — переспросил, не веря своим ушам, Пиросмани.

— За сколько слышал, за триста, — повторил Иван.

— За эти деньги всё забирай.

— Низко ты себя ценишь, всё это вместе взятое даст тебе особняк в Москве и ещё останется. Продавай свою лавку, если сможешь, и на следующей неделе приезжай к нам, вот тебе адрес, вот телефон на всякий случай. Я тебя познакомлю с несколькими столичными художниками и меценатами, а дальше всё от тебя будет зависеть. Устраивает такая дорожная карта?

— К-какая к-карта? — спросил, запинаясь, художник.

— Калька с английского выражения 'road map', то есть план мероприятий на ближайшее время с целью достигнуть поставленных целей, понятно?

Нико всё было понятно, он быстро сложил стопочкой выбранные Носовым картины, и они зашли в ближайшую кафешку...

— — — —

Когда Носов с Зиной распрощались с Пиросмани и ехали в гостиницу, она сказала:

— Спасибо, милый, за доставленное удовольствие. А можно узнать, какая тебе выгода будет от этого переезда?

— Можно, сейчас всё объясню, — ответил Иван, но так ничего и не успел, потому что пролётку окружили вооружённые люди, один из них взял лошадь под уздцы, а второй удивительно знакомым голосом скомандовал:

— Приехали, вылезай!

— Довольно странное у вас гостеприимство, сакартвело, — сказал в пространство Носов.

— Закрой рот, — посоветовал ему всё тот же знакомый голос, — я не сакартвело, я айер.

Его с Зиной вытащили из пролётки, проверили на предмет оружия, причём обшарили, нимало не стесняясь, и Зину с головы до ног, потом завели в длинное одноэтажное строение, судя по запаху, это была конюшня. Сейчас впрочем там никаких лошадей не осталось, были только стойла по левому краю, а в дальнем конце большое свободное пространство со столом и лавками по бокам.

Носов наконец разглядел своих похитителей — он не ошибся, главным у них был тот самый Камо, которого он вызвонил по листочку Джугашвили. Кроме него имели место ещё трое молодых кавказских мужчин самого разбойничьего вида.

— Садись, — приказал Камо, кивнув на лавку.

Носов с Зиной сели, ожидая дальнейшего развития событий. И это развитие не заставило себя очень долго ждать.

— Мы провели маленькое расследование, — сказал Камо, усевшись напротив них, — и по всему выходит, что ты, дорогой, подсадная утка охранного отделения, такие дела...

— С чего такие выводы? — Носов попытался сохранить покер-фейс и ему это кажется удалось.

— Сам посуди, дружище, — неспешно начал Камо, — Иосифа подстрелила какая-то девка, зачем, почему, совершенно непонятно. И тут же откуда ни возьмись вдруг возникает человек, горячо желающий придти ему на помощь. А дальше горячая благодарность спасённого, теплые дружеские отношения, слив всех сведений о нашей организации, ну ты сам можешь продолжить. И самое интересное, что человек этот приехал в Тифлис только сегодня утром, цели приезда непонятны, а рядом с человеком женщина, очень сильно смахивающая на ту, что подстрелила Иосифа. Я логично рассуждаю, кацо?

Носов подумал, что сейчас ему понадобятся все резервы мозга плюс очень много удачи, чтобы уйти из этой конюшни на своих ногах.

— Не очень-то и логично, айер, — наконец собрался с мыслями он. — Давай по пунктам пройдёмся.

— Давай, — охотно согласился Камо, — ты вроде симпатичный товарищ, убивать тебя мне лично будет жалко.

— Итак, приехал я в Тифлис действительно только сегодня утром, но цель приезда очень даже понятна — встреча с местным живописцем Пиросманишвили. Я услышал о его таланте от одного знакомого в Москве и решил немного заработать на этом, картины Нико будут стоить очень немало в самое ближайшее время.

— Доказательства? — агрессивно потребовал Камо.

— Вон в нашем багаже лежат три его картины... дада, в тряпочку завёрнутые — разворачивайте и убеждайтесь сами.

Один из присутствующих бандитов встал, положил на стол свёрток, медленно развернул его и вниманию всех предстали три картины Пиросмани.

— И что, вот эта мазня будет стоить каких-то денег? — это спросил второй бандит. — Никогда не поверю.

— Вах, дорогой, — спокойно ответил Носов, — приезжай в Москву или сразу в Париж через пару лет и сам во всём убедишься... можете кстати спросить самого художника, если мне не верите, он живёт на Бараташвили где-то в конце.

— Хорошо, допустим тут я тебе поверил, — сказал наконец Камо, — давай дальше по пунктам.

— Пункт второй, — ответил ему Носов, — почему я оказался на той площади и при чём здесь Зина... С утра мы заселились в гостиницу Тифлис, это рядом с железнодорожным вокзалом, можете уточнить у хозяйки, во сколько. Зина не выходила из номера до трёх часов дня, так что она никак не могла оказаться на Эриванской площади в полдень, это два. Я же ездил к старому знакомому Николо Жвания, у нас одно дело было по моему бизнесу, на его же квартиру кстати я и отвез Иосифа. Возвращался к гостинице за Зиной, а тут слышу взрывы и выстрелы, остановил пролётку и сразу наткнулся на Иосифа.

— У хозяйки гостиницы мы обязательно справимся, — отвечал Камо.

— И ещё один, наверно самый главный вопрос остался — если чисто гипотететически предположить, что я из охранки, то не кажется ли вам, друзья, странным объект вербовки? Ну Иосиф этот ваш Джугашвили. Кто он такой — лидер какой-нибудь фракции? Нет. Руководитель подпольной организации? Тоже нет. Мелкая сошка, называя вещи своими именами...

Камо дернулся было за кинжалом, но передумал и дал возможность Носову закончить.

— Получается, что вся эта операция, гипотетически организованная департаментом полиции, придумана для человека по имени 'Никто'. Не слишком ли жирно?

— Врёт он всё, Камо, — угрюмо сказал третий бандит, молчавший до этого времени. — У него на роже написано, что он из охранки, давай поскорей прирежем их обоих и пойдем вино пить.

— Помолчи, — прикрикнул на него Камо. — Отвечал ты довольно убедительно, но я тоже тебе не поверил, вот такая штука... а если есть хоть один процент сомнения, то лучше перестраховаться. Так что, извини, но мы вас сейчас ликвидируем.

— Стоп-стоп, — быстро ответил Носов, прокручивая в уме всё, что он знал о Камо из предыдущей своей жизни. — Дай напоследок в игру сыграть, должно же у нас быть последнее желание, верно?

— В какую игру? — заинтересовался Камо.

— В очень простую — я встаю вон к той стене, ты в меня стреляешь с расстояния... ну метров 5-6, я уворачиваюсь. Если убьёшь, значит такая у меня судьба. А если нет, отпустишь — божье провидение значит обо мне таким образом позаботится.

— Ранение как будем расценивать? — продолжил допытываться Камо.

Эге, да ты азартен, Парамоша, отметил Носов.

— Если я на ногах останусь, в мою пользу, если упаду, в твою, — ответил он.

— А мне эти условия нравятся, — неожиданно сказал первый бандит, — давай дадим парню шанс.

Камо некоторое время покрутил в руках наган, потом коротко бросил Носову 'Договорились'.

— Deal, как говорят наши американские друзья, — ответил Иван, — что в переводе означает 'сделка состоялась'.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Камо, — что там американцы говорят.

— Жил в Америке несколько лет, — ответил Носов, — однако давайте приступать, не до ночи же мы здесь сидеть будем.

Камо показал Носову свой наган, зарядил его полностью шестью пулями и произнес:

— Если не попаду ни одной из шести, значит счастлив твой бог. В Америке каким богам молятся?

— Разным, кацо, разным, там народ со всего света собрался. Лично я одной с тобой веры, православный.

— Ну становись тогда к стенке, православный, — и Камо жестом показал, куда ему надо встать.

Но тут пришёл черёд выступить Зине, до этого она сидела, не открывая рта, а тут вскочила и повисла на шее у Носова, заливая его лицо горькими слезами.

— Не волнуйся, Зиночка, всё будет хорошо... и у нас с тобой скоро свадьба, не забыла?

Через минуту примерно он смог оторвать её от себя, посадил на скамейку, а сам снял шляпу, пальто и ботинки, оставшись в одних носках. Потом подумал и снял ещё и пиджак с галстуком.

— Мешать будет, — объяснил он бандитам. — И мне надо три минуты, чтобы размяться, дадите?

— Конечно, разминайся, — сказал Камо и тут же добавил, — на том свете особо не поразминаешься.

И зашёлся неприятным скрипучим смехом. А Носов тем временем сделал несколько приседаний и прыжков, размял руки и шею, отжался с десяток раз от стоявшего рядом пенька и начал ритмично двигаться, пританцовывая, влево-вправо со рваным ритмом.

— Я готов, кацо, начинаем.

Камо встал на линию огня, как и договорились, ровно в шести метрах от стены и поднял руку на уровень глаз.

— Сейчас мы посмотрим, кто из нас был прав, — сказал он, ведя ствол вслед за движениями Носова. — А ты не можешь двигаться помедленнее?

— К сожалению не могу, биджо, — ответил тот, — жить очень хочется.

Тут же прогремел выстрел, мимо, только посыпалась щепка от досчатой стены. Еще выстрел, Носов сложился почти вдвое, пропустив пулю в сантиметре от правого плеча.

— А хорошо держишься, я не ожидал, — сказал Камо, — четыре выстрела осталось.

Он поменял тактику и выдал быструю очередь из трёх выстрелов, перезаряжая курок левой рукой. Последним он едва не завалил Носова, пуля чуть задела левую ногу, вырвав клок из штанов.

— Последний остался, — сообщил он, взяв револьвер двумя руками, — ну держись, американец.

Камо водил стволом, прицеливаясь, целую минуту, Носов при этом неутомимо танцевал свою пляску смерти, не забывая улыбаться. Наконец раздался этот последний выстрел и опять мимо.

— Ты выиграл, — в сердцах сказал Камо, швыряя наган на стол. — Свободен. И девку свою забирай, но только учти — больше мне на глаза не попадайся, второй раз будет для тебя последним.

— Да не вопрос, сегодня все поезда из Тифлиса уже ушли, а завтра рано утром мы уезжаем на курьерском в Москву и больше здесь никогда не появимся. Ну а если уж в Москве или Питере случайно встретимся, тогда извини, это не по моей вине будет.

— Ты где так уворачиваться-то научился, — спросил Камо, когда они были уже в дверях.

— А в Америке и научился, от одного старого китайца, это искусство называется у-шу, в переводе просто 'боевое искусство', тот китаец мог поймать на лету выпущенную в него стрелу.

— Ладно, прощай.

— — — — —

А в Москве на квартире, которую Носов снял еще зимой, его ждала почта в виде толстого конверта. Отправителем значился 'Краснопольский Арнольд Станиславович', а обратным адресом 'Пречистенка, 15'.

— Это из ЦК, — сказал Иван, разглядывая письмо на свет.

— Что ты там ищешь? Деньги думаешь вложены?

— Нет, деньги вряд ли, а вот маленькая бомбочка вполне может быть, так что лучше перестраховаться.

Бомбочки, судя по всему, он там не обнаружил, поэтому открыл конверт, внутри была записка из двух предложений 'Ваш план утверждён с некоторыми поправками. Ждём вас 30 мая в 18.00 на Кронверкской, 18', ещё же там лежала брошюрка с названием 'Город Лондон и его достопримечательности'.

— Если я ничего не путаю, то скоро нас ждёт поездка в Великобританию, дорогая. Ты когда-нибудь была в Лондоне?

— Нет, не доводилось. А что насчёт свадьбы, дорогой? Как раз за свадебное путешествие и сойдёт твоя поездка в Лондон.

— Уже бегу устраивать, — ответил Носов, снимая шляпу и пиджак, — вот только чайку попьём...

— — — —

Хлопот с обустройством свадьбы на пятерых бы хватило, поэтому после нескольких часов беготни по инстанциям Носов вытер пот со лба, хряпнул стопочку очищенной в ближайшем трактире и пошёл с повинной к Зине.

— Быстро не получится, моя радость, — сказал он, виновато глядя ей в глаза, — предлагаю свадебное путешествие авансом, так сказать, совершить.... А что, прокатимся в город Лондон, погуляем по Трафальгар-скверу, выпьем эля в пабе на Пикадилли, заглянем на огонёк к писателю Конан-Дойлю... знаешь наверно такого?

— Как не знать, — спокойно отвечала Зина, — все его книжки про Шерлока Холмса прочитала. В принципе я согласна, но ведь тебе, насколько я понимаю, сначала подготовиться надо к лондонскому вояжу? Железки какие-то там сделать, верно?

— Ути моя умница, — отвечал Носов, — всё ты правильно понимаешь, но с железками я за неделю наверно управлюсь. Если ты конечно поможешь.

— Помогу конечно, всё равно ж мне пока делать нечего. Ты газеты читал? — неожиданно сменила она тему.

— Нет, не успел ещё. Опять какие-нибудь гадости пишут?

— Там всем гадостям гадость — наши с треском проиграли морское сражение с японцами, полюбуйся вот, — и она бросила на стол 'Московские ведомости'.

Носов взял газету в руки, на первой же странице было огромным шрифтом напечатано 'Цусима — гибель русского флота'. Дочитав до конца, он забросил газету на шкаф и сказал:

— Этого собственно следовало ожидать... сейчас и начнётся основной этап первой русской революции...

— А почему революция у тебя первая? — быстро отреагировала Зина, — ещё и другие подразумеваются?

— Ну что ты, так далеко я не заглядываю, а первая, просто потому что до неё у нас революций не было. То ли дело Франция, там их уже с десяток произошло. Мне нужно съездить в Нижний за инструментами и приборами, это пара дней, поедешь со мной?

— Да нет, — рассеянно ответила Зина, — здесь останусь, по магазинам пройдусь, надо же модной одежды прикупить для Лондона.

— Окей, а когда вернусь, сразу в Питер на заседание ЦК поедем...

30 мая 1905 года, Петербург, Кронверкская набережная

На конспиративной квартире собрались почти все действующие члены ЦК партии эсеров. Основной вопрос был о плане Носова конечно, но тот сразу предпочёл ограничить круг посвящённых.

— Господа, — сказал он собравшимся, — товарищи то есть теперь надо говорить. Я безусловно доверяю всем вам, однако в силу элементарной безопасности детали выполнения утверждённого ЦК плана раскрывать всем подряд не стоит. В помощники себе я попрошу товарища Савинкова... и мне для выполнения задания немного не хватает оборотных средств, порядка двух тысяч рублей, надеюсь партия их предоставит. На этом наше короткое заседание я бы посчитал закрытым.

Эсеры удивлённо переглянулись, но спорить ни у кого охоты не возникло, требуемую сумму прямо здесь же отсчитал Чернов. И на этом Носов с Савинковым покинули заседание.

— Я снял помещение для мастерской на Васильевском, может туда проедем и я всё на месте покажу и расскажу, — сказал Носов.

Через полчаса покачивания на ямах и ухабах пролётка въехала в арку доходного дома на Среднем проспекте, позади дома имел место сарай из криво сколоченных досок весьма немаленьких размеров.

— Это она и есть, моя мастерская, — с гордостью сказал Носов, распахивая дверь, — не смотрите, что неказистая, всё, что нужно для работы, тут есть.

И он включил электрическое освещение, четыре ярких лампочки осветили всё помещение.

— Это вот то самое и есть? — спросил Савинков, подходя к деревянной модели самолёта с размахом крыльев примерно в метр. — И оно летать будет? С бомбой.

— Не сомневайтесь, Борис Викторович, — успокоил его Носов, — летать будет, никуда не денется, а вот относительно бомбы хотелось бы консультаций у специалистов, всё-таки по таким специфическим вещам я раньше не работал ни разу.

— Проконсультирую, не волнуйтесь, Иван Александрович, — ответил Савинков, — у ж о чём — о чём, а о бомбах я всё знаю. Покажите лучше свою работу поподробнее.

И Носов в деталях показал и рассказал, что он уже сделал и что ему ещё предстоит.

— За базу я взял один из удачных образцов американцев братьев Райт...

— А где вы его видели, этот образец?

— Странный вопрос, они сами мне его и показали, и рассказали обо всех деталях, в Кити-Хоке, я же из Америки сюда приехал, — пояснил Носов и продолжил, — биплан, горизонтальное оперение типа 'утка', хвостовой руль стандартный. Мотор моей системы, из Нижнего привёз, не бог весть что, но и поднимать ему придётся не человека, а всего лишь планер из дерева плюс бомба... сколько она у вас там в среднем весит-то?

— Два-три килограмма, если помощнее надо, — быстро ответил Савинков.

— Ерунда короче говоря. Теперь про управление — рядом с мотором укреплен приёмник радиоволн, вот он... мотором он не управляет, он работает на постоянных оборотах, управляет направлением движения планера в трёх осях, крен, тангаж и рысканье... вот видите маленькие ременные передачи на каждый элемент управления. Это пульт управления...

— И какая же будет дальность действия вашего пульта?

— Около километра... не верите? Завтра будет генеральное испытание, вон там, ближе к берегу Финского залива есть отличная ровная площадка, приходите.

Назавтра Носов с Зиной встретили Савинкова именно там, на берегу Финского залива, у Ивана в руках был планер, у Зины довольно большая черная коробка с экранчиками и верньерами.

— Что это такое? — тут же спросил Савинков, показывая на коробку.

— Система радиоуправления модели самолёта, — ответил Носов, — я, когда жил и работал в Нижнем Новгороде, неоднократно сталкивался с Александр Степанычем Поповым, слышали про такого?

— Дадада, — пробормотал Савинков, — это кажется такой инженер и изобретатель?

— Точно, передачу сообщений по радиоволнам изобрёл, хотя этот факт и оспаривает итальянец Маркони, но это неважно. Так вот, Александр Степаныч во время наших бесед в дворянском собрании посвятил меня в некоторые, так сказать, детали своих работ по радиоделу. Кое-что я ещё дополнительно почерпнул из переводных журналов — Флеминг в Англии и Форест в США очень хорошо продвинулись в деле создания усилителей радиосигналов... так вот представляю вашему вниманию то, что у меня получилось на основе уже изобретённых вещей и частично придумано мною, пульт дистанционного управления модели самолёта. Зина, я запускаю двигатель.

И Носов крутанул пропеллер — самолётик начал разгон и через пару десятков метров взмыл в воздух. Зина отдала Ивану пульт.

— А зачем нужна сеточка вокруг пропеллера? — спросил Савинков.

— После объясню. Вот смотрите, тут сделано управление по всем трём плоскостям, вверх-вниз, это рули высоты (и он подергал ими, самолёт послушно снизился и снова набрал высоту), а это руль направления, совмещенный с креном (самолёт лег на круто вираж, сделав круг возле собравшихся). Управления двигателем я, уж извините, не стал делать, есть только отключение после посадки.

Савинков смотрел на всё это, открыв рот.

— Керосина там хватит примерно на пять минут полёта, это при скорости в 60 км/час будет пять же километров, должно хватить для наших целей. Посадку я тоже не стал изобретать, она нам ни к чему будет при наших-то задачах, а этот экземпляр посадим в сеточку.

Чуть далее между двух деревьев была натянута рыболовная сеть, самолёт и врезался в неё, а потом повис, запутавшись.

— Для этого и нужна сеточка, чтобы не ломать винт лишний раз. Ну как, нравится?

— Колоссально, — только и смог произнести Савинков, — а бомбу куда тут класть?

Иван выпутал самолёт из сети и показал его внутренности:

— В хвостовой части много места, сюда и поместим. Всё взрывное дело на вас, напоминаю.

— Я думаю, что собирать бомбы лучше будет на месте, в Лондоне, зачем себе лишние проблемы с перевозкой создавать?

— Согласен. А что думаете насчет взрывателя?

— Думаю, что нажимного действия вполне подойдёт. Но проверку конечно сделаем... можно даже завтра, на этом же месте.

— Хорошо, ради такого случая придётся угробить один экземпляр. Теперь про действующего премьер-министра Англии...

— Зовут его Артур Бальфур, 57 лет, в этой должности с 1902 года, дела у него, между нами говоря, идут не очень, после Гулльского инцидента его положение стало весьма шатким и скорее всего его скоро сменят на высоком посту. Резиденция его находится по адресу Даунинг-стрит, 10, распорядок его работы, время приезда-убытия придётся определять на месте. Думаю это будет несложно... акцию лучше всего проводить либо возле резиденции, либо возле места проживания — его тоже вычислим в Лондоне.

— Окей, — ответил Носов, — тогда встречаемся завтра на этом же месте, и если испытания пройдут удачно, ориентировочно наметим отбытие в Великобританию на... на 10 июня.

— Не возражаю, — ответил Савинков и собрался было откланиваться, но его удержал за рукав Иван.

— Может введёте меня в курс дела — почему не кайзер, а английский премьер? Я не очень этот момент понял.

— Охотно, — ответил Савинков, — но может быть не здесь, а в каком-нибудь более располагающем к беседе месте?

— Да, сворачиваемся, Зина, — отдал короткий приказ Иван.

Они отнесли планер и коробку в неподалеку расположенную мастерскую, после чего Носов сказал:

— На Малом проспекте, совсем недалеко отсюда, есть неплохое заведение с незамысловатым названием 'Ресторация', пойдёмте туда.

И они пошли туда — это было буквально в пяти минутах ходьбы. Носов заказал себе и Савинкову по кружке пива, Зине красное вино, ну и какое-то мясо каждому.

— Итак, почему не кайзер? — сказал, отхлебнув из кружки Савинков, — тут всё очень просто. Германия наш старинный союзник, хотя в войне с японцами они нас напрямую и не поддержали, но и гадостей за спиной не делали. К тому же родственные связи царя и кайзера. С Великобританией же вопрос стоит совсем в другой плоскости — Крымскую войну наверно помните? Да и с японцами они нам подгадили изрядно, запретили заход Тихоокеанской эскадры в свои порты, нейтралитет у них видите ли, но почему-то этот нейтралитет не помешал поставить Японии новейшие броненосцы и крейсеры. И вообще, если глядеть стратегически, то Англия всегда была, есть, да и наверно будет главным оппонентом России на всех рынках. Таким образом убийством кайзера мы наживём себе нового противника, а англичане и так наш вечный противник...

— Но почему не Франция например?

— Они в последние 50 лет работают вторым номером, несамостоятельная держава — так что и связываться не стоит.

— Убедительно, — ответил Носов, отхлёбывая пиво из кружки, — но кайзера я всё-таки имел бы ввиду. На будущее, мало ли что...

— Окей, — сказал Савинков, — как говорят ваши любимые американцы, оставим его в очереди на будущее. А сейчас я с вашего позволения откланяюсь, надо взрывное устройство смастерить. Встречаемся завтра на том же месте к примеру... к примеру в три пополудни, идёт?

— А если вы не успеете, дело-то сложное? — уточнил Иван.

— Ждите меня полчаса, если я не пришёл, значит всё переносится ровно на сутки, — хладнокровно сказал Савинков и сделал попытку расплатиться, но Носов быстро её пресёк.

Завтра в три часа на место встречи конечно никто не пришёл, Зина с Носовым прождали его ровно полчаса на свежем морском ветерке с Финского залива, а затем вернулись в ангар.

— Я как-то и не сомневался, — рассеянно заметил Иван, — ну и ладно, у меня есть время сделать ещё одну копию планера. А ты, Зиночка, можешь развеяться, по магазинам например пройтись...

Но не успел он закончить свою мысль, как в дверь ангара постучали.

— Входите, не заперто, — громко сказал Носов, а себе под нос добавил, — кого там ещё нелёгкая принесла?

Дверь со скрипом растворилась и внутрь вошёл полицейский, подслеповато щурясь в полутьме после яркого дневного света.

— Городовой пятого городского округа Васильевского острова Хрякин, — доложил он громким командным голосом, — я извиняюсь, ваше благородие, но на вас вчера жалоба поступила.

— Носов Иван Александрович, инженер и изобретатель, — ответно представился Иван, — а какого рода жалоба и от кого?

Городовой вынул из папочки бумажку, исчерканную лиловыми чернилами и продолжил:

— Вот, изволите видеть, жалоба от мещанина Степанцова Евграфа Силантьевича в том, что по соседству с ним разные непотребства творятся.

— А что за непотребства, он не конкретизировал? — спросил Иван, но, видя непонимание городового, поправился, — что ему не понравилось-то, поясните...

— Запускаете незнамо что в небеса, вот что ему не понравилось... соблаговолите ознакомить представителя власти с вашими работами, — наконец сформулировал он просьбу.

— Пожалуйста, — быстро ответил Носов, — никаких секретов, тем более для представителей власти, у меня нет. А делаю механические игрушки для продажи в европейские страны, смотрите сами.

И он откинул покрывало с ряда планеров, всего он их уже четыре штуки собрал.

— Это маленькие модели модных сейчас аэропланов, слышали про такие?

Городовой очумело покрутил головой и ответил:

— Газеты читаю, вашество, так что немного знаю.

— Это аппараты для передвижения по воздуху, но в отличие от воздушных шаров, они тяжелее воздуха. Держатся и не падают они благодаря натекающему потоку воздуха, который создаёт подъемную силу.

— А зачем делать маленькие модели этих аэропланов?

— Есть спрос, дорогой господин Хрякин, есть заказы из Германии например, а еще из Франции и Австрии. Ещё вопросы есть?

— Никак нет, вашбродь, отпишу по жалобе всё честь по чести... а можно посмотреть одним глазком, как они летают?

— А почем нет... пойдём, Зина, покажем представителю власти наши аппараты.

— — — —

Вечером, когда Иван с Зиной ехали к своей гостинице, Носов задумчиво сказал:

— Однако проверять бомбы придётся в другом месте — здесь слишком опасно.

— Я знаю такое место, — ответила Зина, — на берегу Финского залива за Ораниенбаумом. Туда поезд ходит, правда пешком пройти придётся с полчасика.

— Отлично, переносим испытания значит туда. Но надо бы Савинкова предупредить — у нас кажется был запасной канал связи.

— Да, надо дать телеграмму до востребования на его имя с Центрального телеграфа. Давай по дороге и заедем туда.

Телеграмма дошла вовремя, поэтому завтра все они встретились в полдень на Балтийском вокзале. Планеры (а их Носов взял с собой две штуки) в разобранном виде прекрасно уместились в один большой чемодан, к которому Носов приделал сбоку колесики — получился легко передвигаемый багаж, очень популярный в 21 веке.

— Интересная конструкция, — сказал Савинков, глядя, как Носов ловко катит за собой чемодан, — надо бы запатентовать, не помешает...

— Точно, — отвечал Носов, — вернемся из Лондона, сразу и займусь. Вам 10% от доходов за подсказку.

— Думаете, откажусь? Ни за что, — весело ответил тот, когда они грузились в вагон пригородного поезда.

Место на берегу Финского залива и вправду было подходящим — ровная площадка без камней и ни души на километры вокруг.

— Давайте вашу бомбу, — сказал Носов Савинкову, — сейчас я её прикреплю куда надо, а вы взведёте взрыватель. Надеюсь никаких неожиданностей не случится, надеюсь на ваш боевой опыт.

А Савинков ничего на это не ответил, а только вынул из своего саквояжа продолговатую черную коробку из жести, судя по внешнему виду, одна грань у неё была открыта и там виднелся стерженёк из металла.

— Крепим эту штуку вот сюда, — показал Савинков пальцем, а перед ней я ставлю вот такой экран, — и он вытащил металлическую пластинку из стали.

— Когда ваш планер ударится о землю, бомба сорвется со своих креплений и ударится взрывателем об экран, и тут-то всё и должно сработать.

— А если она не сорвётся? — тут же поинтересовался Носов.

— Я рассчитал необходимое усилие — должно сработать при остановке со скорости 50 км/ч, а у вас, как вы упоминали, 60... но естественно надо бы испытать, и лучше пару раз для надёжности.

— Я как раз с этими целями и взял два планера, будем испытывать, — со вздохом ответил Носов, помогая Савинкову укрепить бомбу наилучшим образом.

Через полчаса возни запустили в небо первый экземпляр, причём Иван доверил управление Зине. Она сначала плавно вывела планер на полкилометра примерно вверх, над морем, а потом заложила крутой вираж через левое крыло и бросила его в пикирование на облюбованный Иваном участок, он его заранее обозначил кругом из камешков. Зина таки немного промахнулась, но не больше, чем на два метра, самолёт со смачным звуком врезался в землю, однако более ничего не произошло.

— Что-то пошло не так, — бросил Носов Савинкову, — пойдёмте проверять.

— Давайте я один, — сразу же возразил тот, — а вдруг оно сработает, лучше потерять при этом одного человека, чем двух.

Носов подумал и согласился... через пяток минут Савинков вернулся назад, держа в руке своё устройство:

— Не сорвалось оно с креплений, вот и вся загадка, надо ослабить винты...

— Однако планер-то у нас последний остался, давайте уж постарайтесь, чтобы на этот раз никаких случайностей не возникло.

Савинков постарался и на этот раз всё прошло более, чем удачно, даже Зина направила модель точно в центр круга из камней. Взрыв был приличной силы, потом все трое подошли к его месту, Иван замерил глубину воронки.

— Полметра есть, вполне достаточно для наших целей... однако ж, Борис, вы уж постарайтесь, чтобы такие случайности более нам не мешали — в Лондоне второго шанса нам наверняка не дадут.

11 июня 1905 года, Берлин

Поехали на место порознь, Иван с Зиной в первом классе поезда Петербург-Берлин, а Савинков решил сэкономить партийные деньги и выбрал себе второй класс. В Берлине должна была быть пересадка на курьерский до Брюсселя, а там уже предстояло как-то добраться до Кале.

— Ну вот мы и в Берлине, — сказал Иван, когда они сошли с подножки вагона на Хауптбанхофе, — давай в гостиницу устраиваться, до завтрашнего курьерского нам еще битых 18 часов.

— Давай, — ответила Зина, — какие будут предложения? Борис кстати сам по себе так и поедет дальше?

— Да, лучше нам с ним не пересекаться лишний раз для пущей конспирации, а гостиницу всё равно какую выбрать, только чтоб не клоповник был, давай спросим вот у полицейского что ли.

Зина обратилась к толстому и важному полисмену, который с монументальным видом стоял в начале перрона, тот немного задумался, а потом выдал её сразу три разных названия, где они расположены, он тоже показал рукой.

— Савойя, Регент и Рома, выбирай, все недалеко.

— Давай в Рому, название нравится больше всего.

И Носов покатил свой чемодан на колесиках к выходу, народ смотрел на такой вид багажа с изумлением. Название 'Hotel de Roma' они увидели сразу же, надо было только перейти привокзальную площадь. Ценник устроил наших героев, они быстро заселились, после чего Носов спросил:

— Чем займемся до вечера, дорогая?

— Пойдем перекусим для начала, а там видно будет.

И они спустились в гостиничный ресторан, называвшийся точно так же, как и отель. Зина выбрала бифштекс с картошкой, добавила, что лучше бы его хорошо прожарить, с кровью не надо, и французское вино, Иван же взял жареные сосиски плюс баварское пиво.

— В Германии надо есть местную еду, когда ещё такая возможность выпадет.

Пока они переговаривались, заказывая обед, к их столику вдруг подошёл господин средних лет с прилизанными волосиками, которых на голове осталось совсем немного.

— Прошу прощения, господа, — приподнял он шляпу, — услышал русскую речь и не смог пройти мимо, Парвус Александр Львович, антрепренер и публицист.

— Носов Иван Александрович, — ответно представился Иван, — а это моя невеста Зиночка, присоединяйтесь к нам, вместе веселее будет...

В мозгу у Носова тотчас же защёлкали и закрутились барабаны, как в игральном автомате, а потом они замерли, образовав ряд из букв 'Парвус'... что я там про него помню, подумал он?

Парвус Александр Львович, — услужливо оттарабанила память, — одна из важнейших фигур всех трёх русских революций, финансист социал-демократов, особо был дружен с Троцким, он же и подарил Троцкому идею так называемой перманентной революции. Японский агент, брал деньги у японского генштаба на организацию подрывной деятельности в России во время русско-японской войны... правда большую часть из них присвоил, но на остатки организовал 3 съезд РСДРП и еще кое-что. Финансовый гений революции 17 года, на его деньги и благодаря его связям был организован так называемый 'пломбированный вагон' с эсдеками через территорию воюющей с Россией Германии. И ко всему этому клубку надо ещё добавить, что был Александр Львович литагентом Максима Горького, организовывал например постановки 'На дне' в Германии, кои пользовались бешеным успехом, больше 500 спектаклей. А деньги, вырученные за прокат, традиционно присвоил... ну не все, но большую часть. Вот об этом мы пожалуй и поговорим, закончил свои мысленные изыскания Носов.

— Парвус-Парвус... — пробормотал он под нос, имитируя бурную мозговую деятельность, — позвольте, не тот ли вы самый Парвус, который литературный агент Горького?

— Да, тот самый, — сказал, усаживаясь на стул, он, — мы с ним тесно работаем уже который год.

— Не познакомите? Давно мечтаю поговорить с мэтром русской литературы.

— Всенепременно. Только сейчас он в Соединенных Штатах кажется, вот вернется на родину, тогда уж. А вы куда путешествуете, если не секрет?

— Да какие в наше время секреты, мы с Зиночкой едем в свадебное путешествие, сначала в Брюссель, потом в Париж (ну его, подумал Носов, пока лучше не раскрывать свои цели), а дальше может быть ещё куда-нибудь. Средства позволяют.

— А по профессии вы кто? Чем на жизнь зарабатываете? — продолжил допытываться Парвус.

— Инженер-механик я и немного радиодело знаю, в Нижнем Новгороде у меня была своя мастерская по ремонту и доработке автомобилей...

— Доработке чего?

— Ну самобеглых колясок, если по-русски, а в Америке их называют автомобилями.

— Понятно, — пробормотал Парвус, допивая свой бокал с пивом. — Может это и нескромно, но не могу не спросить о ваших политических взглядах, сейчас вся наша жизнь чрезвычайно политизирована — какой линии придерживаетесь?

— Наиболее близка мне позиция эсеров, — быстро ответил Носов, — методы правда у них не очень, но если они уберут из своей практики покушения и ограбления, то я на вероятных будущих выборах (а они ведь у нас будут, причем очень скоро, да?) проголосовал бы за них. А у вас какие политические взгляды, Александр Львович?

— Мне нравится партия социал-демократов, — ответил тот.

— Какая именно из них? У них же, как я слышал, произошёл раскол и сейчас этих партий то ли две, то ли три.

— Сначала склонялся к меньшевикам, но в последнее время эволюционировал в сторону большевиков...

— Это где господин Ульянов руководит?

— Да, именно так. Хотя там и Бронштейн с Красиным не меньшую роль играют.

— Бронштейн-Бронштейн, — опять сымитировал воспоминание Носов, — у него ещё псевдоним какой-то звучный есть...

— Да, подписывается он Троцким. Кстати пропал он куда-то, уже месяц на связь не выходит, может вы знаете про него что-нибудь.

Конечно знаю, подумал Иван, он лежит с дыркой в голове в квартире адвоката Кони в Петербурге, но знать тебе об этом ни к чему.

— Кажется видел пару раз в Питере, но даже ни единым словом не перекинулся, так что увы, не смогу удовлетворить вашего любопытства.

На прощание Иван с Парвусом обменялись визитками, после чего разошлись в разные стороны. Зина недоумённо спросила:

— Ну и зачем тебе нужен этот антрепренер? С Горьким чтобы познакомил?

— Да при чём здесь Горький — это один из самых опасных людей на земном шаре, включаю его в свой список, следующим номером после английского премьер-министра будет.

— И чем же он опасен?

— Всем. Это как змея тайпан, самая ядовитая на планете, от одного её укуса 200 человек сдохнуть могут... так вот от укуса этого Парвуса умрут несколько миллионов, если его вовремя не остановить.

— Значит будем останавливать, — сказала с невинной улыбкой Зиночка, и они пошли гулять по Унтер-дер-Линден, рассматривая зеркальные витрины модных магазинов. — План-то у тебя какой-то есть по его остановке?

— Пока нет, но что-нибудь придумаю, — ответил со вздохом Носов, — смотри какая классная шляпка, по-моему тебе пойдёт...

13 июня 1905 года, Лондон, Пикадилли

Сегодня утром Иван с Зиной добрались наконец до цели своего путешествия, столицы Британской империи. Заселились в какую-то среднего пошиба гостиницу в Квинсе и пошли гулять по городу в район Даунинг-стрит.

— Какие будут предложения? — спросил Иван, — ну по выполнению нашего задания. Нам же теперь надо как-то отследить перемещения этого господина, верно?

— Ни ты, ни я шпиками работать не умеем, я правильно понимаю? — спросила Зина. — Правильно, значит надо искать другие пути...

— Ну чисто теоретически можно попрогуливаться напротив его резиденции утром и вечером, не больше, чем по полчаса, а то заметят, — неуверенно внес предложение Иван.

— Вот именно, могут и заметить, и на карандаш взять, а то и в полицию сведут, так что я думаю, это отпадает. Давай лучше местные газеты поизучаем, там наверняка должна быть рубрика 'Светская жизнь', наверно там встретится имя премьера, причём не только в прошедшем времени, а и в будущем... куда и когда он должен прибыть например завтра или на неделе.

— Умница, — поцеловал её в щёку Иван, — так и сделаем, а за интересную идею можешь прикупить себе что-нибудь в гардероб.

И они двинулись на Пикадилли-стрит, где, как хорошо известно всем модникам, располагалась масса магазинов верхней и нижней одежды. А по дороге в газетном киоске Носов купил с десяток сегодняшних газет, от респектабельной Таймс и до желтой Дейли миррор.

Вечером, когда они наконец добрались до своего номера в гостинице, нагруженные покупками (для Ивана Зиночка выбрала костюм из натуральной шотландской шерсти, ну а себе обновила гардероб почти полностью), Иван снял пиджак и завалился в кресло со свежей английской прессой. Зина проследовала в ванную комнату, она тут одна на этаж была, а когда вернулась, спросила:

— Что пишут?

— Главная тема во всех газетах одна — катастрофа русского флота под Цусимой и предстоящие мирные переговоры России с Японией.

— Это понятно, а ближе к нашим делам есть что-то?

— Есть немного... вот в Дейли телеграфе заметочка на последней странице, говорят, что послезавтра благотворительный концерт в Ковент-гардене, среди приглашенных имеется и наш Артур Бальфур.

— Во сколько начинается?

— В семь вечера... слишком много там народу будет, не хотелось бы лишних жертв...

— Тогда читай дальше...

Носов некоторое время шелестел страницами, и через полчаса удовлетворённо воскликнул:

— Есть!

— Что там есть? — спросила Зина.

— Сплетни о высшем обществе в Дейли мейл, здесь описан неприглядный случай с неким Артуром Б., ну они всегда сокращают фамилии, чтобы по судам не затаскали, судя по всему это наш Артур.

— И что там с ним стряслось?

— Ездил на прогулку в Риджентс-парк и задавил по дороге несчастную молодую особу.

— Что, насмерть?

— Тут не уточняется, наверно нет, но нам важен сам факт поездки — в его возрасте привычек не меняют, раз он один раз был в этом парке... в прошлое воскресенье, да... в районе полудня, значит есть очень немаленькая вероятность, что в следующее воскресенье он тоже там будет. А это значит что?

— Что это значит?

— Нам можно планировать операцию, вот что. Надо дать телеграмму Савинкову... пиши — главпочтамт, до востребования, текст 'дядя серьезно заболел, нуждается вашем присутствии, Бейкер-стрит, 221б, завтра полдень'.

— Написала... а что это за Бейкер-стрит?

— А говоришь все книги про Шерлока Холмса прочитала — это же его лондонский адрес, где он с доктором Ватсоном квартировал.

— Аааа, — протянула Зина, — вспомнила. А почему именно она в телеграмме?

— Во-первых это рядом с Риджентс-парком, а во-вторых мы так с Савинковым договорились, это одна из точек встречи.

— Так я иду отправлять телеграмму?

— Иди, моя радость, а я посмотрю, в каком состоянии мои планеры...

14 июня 1905 года, Лондон, Риджентс-парк

Савинков подошёл к точке рандеву ровно в 12 часов.

— Точность — вежливость королей, — сказал, приподняв шляпу, Носов. — Давайте пройдёмся в том направлении, а то стоящие на мостовой люди привлекают больше внимания.

И они медленным шагом проследовали мимо музея мадам Тюссо ко входу в парк.

— Кстати слева от нас музей восковых фигур мадам Тюссо, не слышали? — спросил Носов у Бориса.

— Честно говоря, нет, — ответил он.

— Если время останется, зайдём, говорят, весьма любопытно. Но сейчас план операции, запоминайте.

Борис согласно кивнул.

— Артур Бальфур по имеющимся у нас предположениям каждое воскресенье ездит на прогулку в этот самый парк, — и Носов тростью ткнул по направлению ко входу в него. — На противоположном конце парка расположен местный зоопарк... хороший кстати зоопарк, очень большой, у Англии ведь на всех континентах колонии есть, вот и свезли живность отовсюду.

— Интересно, но давайте ближе к теме.

— Даю... вы располагаетесь у входа в парк... хотя бы вот на этой скамейке (они как раз прошли мимо красивой парковой скамеечки, крашенной виньетками), и когда увидите премьера, вытаскиваете носовой платок из кармана и протираете им лоб. Платком озаботьтесь заранее пожалуйста, лучше, чтобы он беленьким был.

— Хорошо, продолжайте.

— Я по вашей команде запускаю планер с поляны рядом с зоопарком — я прошёлся там утром, место пустынное, любопытных нет. Радиоуправление самолётом на Зине, она сидит вон на той скамейке с блоком управления, замаскированным под мольберт... маскировку я на себя беру. Ну а дальше надо будет только точно направить планер на гуляющего Альберта. После взрыва (второго шанса у нас не будет, так что надо сделать всё точно) начнётся паника, все будут кричать и бегать, в это время нам надо уйти из парка в разные стороны и как можно скорее скрыться из Лондона. Лучше кстати сразу не бежать из страны, отсидеться пару дней, а то ведь на границе проверять усиленно будут. Ну как мой план, прокатит?

— Хороший план, мне нравится, — задумчиво ответил Борис, — но на деле конечно всё пойдёт не совсем по нему... или совсем не по нему, уж я-то знаю, не одну операцию спланировал. Поэтому что?

— На запасные варианты намекаете? — ответил Носов.

— Да, именно на них... надо будет сочинить хотя бы один, а лучше два... а сейчас давайте пройдёмся по указанным вами местами и засечём время, которое нам понадобится для этого.

От входа, куда должен был бы войти премьер, до центра сквера оказалось две с половиной минуты неспешной ходьбы, а от забора зоопарка до противоположного выхода полторы минуты.

— Давайте хоть в зоопарк зайдём, — предложила Зина, — раз уж мимо всё равно ходим.

— Я не возражаю, — ответил Носов, Савинков тоже кивнул, и они втроём обогнули ограду, вход в зоопарк был с противоположной стороны от Ольстер-террас, билеты стоили по два фунта для взрослых и один фунт для детей.

— Однако недёшево стоит посмотреть на слонов, — пробормотал прижимистый Савинков, но билет таки купил.

— Здесь, как я читал в какой-то газете, — сказал Носов, вышагивая по посыпанной щебёнкой дорожке, — самый большой в мире серпентарий, что-то около двух тысяч змей, такого нигде больше нет.

Подошли к змеючнику, Зина не отрываясь, смотрела на королевскую кобру, а та точно так же смотрела на Зину, раздувая капюшон.

— Что, нравится? — спросил Иван, — прекрасный экземпляр, из Индии наверно привезли.

— На тебя чем-то похожа, — ответила Зина, — тоже очень опасная и ядовитая.

— Ну спасибо на добром слове, а тут вот у них кошачьи — тоже есть на что посмотреть, тигр-альбинос например, единственный в мире по-моему.

— Да, интересно, — ответил Борис, — однако давайте вернёмся всё-таки к своим баранам... к премьер-министрам точнее. Как будем легендировать отход? Это надо точно просчитать, а то закончить свою жизнь в Тауэре мне совсем не улыбается.

— В Тауэр уже лет сто как сажают только высокопоставленных особ, — уточнил Иван, — так что там вы точно жизнь не окончите, вас скорее всего в Брикстон посадят.

— А вас? — переспросил язвительный Савинков.

— И меня конечно тоже, куда ж я денусь... относительно отхода — пару дней точно надо пересидеть здесь в Англии, причём лучше сменить дислокацию... даже из Лондона съехать можно, не очень далеко, в Брайтон какой-нибудь или Бристоль.

— А давайте в Оксфорд, — предложила Зина, — всю жизнь хотела там побывать. И Стратфорд недалеко от него, заодно на родину Шекспира поглядим.

— Годится, — ответил за всех Иван. — Значит так, Борис, сегодня вечером у нас сборка изделия... даже двух изделий сразу, и проверка их в тестовом режиме. С вас две бомбы, с меня два планера. Проверять будем вот здесь...

И он вытащил из кармана карту Лондона и отметил крестиком место на северной окраине города.

— Это Лутон, рабочее предместье, рядом большой и малопосещаемый лес, туда идет автобус номер 14 от центра. Встречаемся завтра... в полдень в этой й точке. Окей?

— Окей — эхом ответил ему Савинков и они разошлись в разные стороны.

16 июня 1905 года, Лондон, и снова Риджентс-парк

Утренние сборы были недолгими — уже в десять часов Иван с Зиной выехали на фаэтоне к месту сбора. Модели самолётов в разобранном виде надёжно покоились в большом чемодане, вчера они были испытаны в круговом полёте, а бомбы надёжно установлены на соответствующие им места. Пульт управления был встроен в купленный вчера вечером мольберт и очень неплохо замаскирован. Зина серьёзно волновалась, это выливалось в непрерывное мельтешение руками в разные стороны, постоянно она что поправляла, приглаживала и одергивала. Да и Носов, если честно, тоже был неспокоен, было у него предчувствие неудачи... даже и не неудачи, а полного провала, а он привык своим ощущениям доверять. Он попытался проанализировать подготовку к акции и ничего неправильного или забытого в ней не нашёл... ну и ладно, неприятности будем переживать по мере поступления, а пока улыбнёмся Зине и постараемся успокоить её.

— Зинуль, ну ты что в самом деле, в первый раз что ли в серьёзном деле? Вспомни Монтрё и Тифлис — всё же отлично прошло. Так что волнение отставить, а уверенность приставить. Да, кстати — ты рисовать-то хоть немного умеешь?

Зина пожала плечами:

— В гимназии пятёрки ставили на рисовании, но если честно, то получалось у меня плохо.

— Ладно, тогда будешь косить под новомодных сейчас супрематистов, рисуй разноцветные квадратики и овальчики, сойдёт для полиции, если что...

— Если что? — предпочла уточнить Зина.

— Если спросят, но я сильно надеюсь, что до этого не дойдёт.

Короче говоря ко входу в парк они добрались к одиннадцати часам в весьма взвинченном состоянии, там они очень неторопливо разделились и отправились каждый к своему месту — Иван к ограде зоопарка настраивать модели, а Зина на скамеечку в центральном круге, называющемся Розовый сад королевы Марии. Там Зина разложила свой мольберт, вытащила кусок холста в рамке, краски, палитру и кисточки, на ощупь проверила состояние пульта управления и принялась изображать бурную художественную деятельность.

Получалось, если честно, у неё не очень — проходящие мимо англичане периодически поглядывали на её квадратики и овалы и непонимающе посмеивались, а один пожилой джентльмен в котелке даже снизошёл до беседы с ней

— Добрый день, мисс, как поживаете?

Зина поживала неплохо.

— Подскажите ради бога, как называется художественный стиль, в котором вы работаете? Мне правда это интересно.

— Всё очень просто, мистер... ээээ

— Мистер Браун, — представился он.

— Мистер Браун, — повторила она, — стиль называется супрематизм, от латинского слова supremus, доминирование, превосходство, значит... в данном конкретном случае это доминирование цвета над содержанием.

— И кто же является основателем этого стиля? — иронически осведомился англичанин.

— Я, — скромно ответила Зина, — меня зовут мисс Кандинская, — бодро соврала она.

— Вы полячка?

— Да, из Кракова, — так я тебе всё и выложила про себя, индюк старый, подумала Зина, продолжая старательно закрашивать красный квадратик

На этом их содержательная беседа и закончилась, но скоро ей стало не до художественных направлений, потому что она увидела, как в главный вход зашёл Савинков и демонстративно вытер большим белым носовым платком лоб. Буквально за ним проследовал ещё один пожилой англичанин в дорогом даже на вид смокинге и резной тростью в руке, его сопровождал видимо секретарь, возрастом поменьше лет на 20. Зина также вытащила платочек и продублировала жест Савинкова на всякий случай, это если вдруг Носов не заметил первого жеста.

Иван всё прекрасно увидел и с первого раза, модель у него была уже собрана и дожидалась своего часа в кустах роз, которые в изобилии тут росли вдоль зоопарковой ограды. Запустить моторчик 5 секунд, раскрутить пропеллер ещё три, снять предохранитель и придать модели пинка сзади, при этом махнуть платочком в ответ Зине — и вот самолётик уже парит над парком, а Зиночка принимает управление на себя. Гуляющий народ с недоумением смотрел в небеса на странную птицу, издающую равномерный гул.

Зина заложила крутой вираж и начала набор высоты, как учил Носов, но тут случилось непредвиденное. К премьеру быстро подбежал курьер и прошептал ему на ухо что-то, в ответ на это тот быстрым шагом двинулся обратно к выходу. Чёрт-чёрт-чёрт, пробормотала Зина, что теперь делать-то? На бульваре, куда они выходят, сплошные провода сверху, там омнибус ходит — самолёт просто повиснет на них и толку от его взрыва (если он произойдёт конечно, торможение же там плавное будет, взрыватель может не сработать) никакого не будет. Что делать? Что делать?

Она заложила очередной вираж, пустив самолёт по кругу, и тут к ней подошёл Носов.

— Спокойно, дорогая, первый блин у нас похоже комом вышел, но ничего страшного в этом нет... посадить его нам конечно не удастся, рыболовную сеть я не захватил, так что выводи его на курс строго на юг и пусть летит до моря и там падает. Если долетит конечно... если нет, будем думать, как жить дальше...

— — —

Не долетел самолёт до моря, упал где-то в районе Брайтона, об этом наши герои узнали из утренней Дейли телеграф — газета задавалась вопросом, что это такое взорвалось вчера вечером в районе поместья герцога Йоркширского, предположения делались самые разные, вплоть до катастрофы с кораблём марсиан, в конце же было бодрое 'газета будет следить за развитием событий, оставайтесь с нами'.

— Мда, — сказал Носов, складывая газету, — ничего страшного, собственно, и не произошло, а накладки у каждого бывают. Надо повторить эксперимент в следующее воскресенье, я думаю.

— А может упростим нашу задачу? — неожиданно внес свои пять копеек Савинков, — маршрут премьера мы теперь хорошо знаем, на его пути до центра парка будет не меньше шести урн для мусора, я вчера подсчитал. Заложить туда бомбу и взорвать её дистанционно... ну как сейчас Зина управляет самолётом, так же дистанционно послать сигнал на подрыв бомбы — и всё на этом... как предложение? А с повторным запуском самолёта слишком большие риски, я считаю.

Носов наморщил лоб, анализируя новую вводную.

— А что, мне нравится, идея богатая... только надо бы натурный эксперимент провести — теоретически-то я всё рассчитаю, но на практике обычно разные отклонения случаются. А тебе, Зина, как — нравится мысль Бориса?

— Хорошая мысль, — ответила Зина, — а проверку бомбы можно будет провести где-нибудь в заброшенных каменоломнях, я читала, что здесь во многих местах добывали разные минералы, а когда жилы истощаются, шахты обычно бросают бесхозными.

— Окей, — живо ухватил мысль Носов, — сегодня мы ищем информацию про старые каменоломни, а завтра с утра выезжаем на природу.

Подходящее место опять вычислила Зиночка, проштудировав десяток местных газет — каменоломен ей не встретилось, но зато вместо них нашлось упоминание о заброшенных тоннелях, которые остались от прокладки первых линий лондонского метро. Она выписала три адреса на всякий случай, вдруг в первом что-то не понравится или вход будет закрыт, то в одном двух остальных точно должно повезти.

Повезло сразу, когда они подъехали к Паддингтону, отсюда, сказал начитанный Носов, и до Фаррингдона тянется самая первая линия лондонского метро, а при проходке строители всегда делают какие-то ответвления от главной линии, вот их-то мы сейчас и поищем. И как это ни странно, что-то, очень похожее на вход в подземелье, обнаружилось почти сразу же. Это была каменная будка домиком, огороженная деревянным хилым заборчиком, с надписью 'Вход строго воспрещен, идут земляные работы'. Носов оглянулся влево-вправо — никого.

— Давайте я сначала разведаю, что там, а вы тут прогуляйтесь пока, — сказал он и решительно перепрыгнул через заборчик.

Внутри оказалась наклонная галерея, уходящая глубоко и далеко. Хорошо, что фонарик догадался с собой взять, вытаскивая его из кармана. Фонарик осветил неровный земляной пол и укрепленные брёвнами стены и потолок, всё было как будто крепко и надёжно. Носов прошёл вперед, запинаясь о неровности пола и крупные куски земли, их тут немало было разбросано, пока не упёрся в развилку, и налево, и направо, сколько было видно в слабеньком свете фонарика, было всё то же самое, тоннель, укреплённый брёвнами.

Носов выбрал право — через полсотни метров коридор закончился довольно большим помещением, высота тут уже не полтора метра была, а все четыре, отсюда были две железные двери, запертые на висячие замки. Носов выбрался обратно на свет божий и позвал остальных членов команды.

— По-моему подходит, — сказал он,— Борис, давайте бомбу, я её заложу в самом конце хода, это добрых сто метров от поверхности, слышно не должно быть.

Савинков только сунул руку в сумку за бомбой, как вдруг сзади раздалось:

— А что это вы здесь делаете, мистеры?

Носов обернулся — это был по виду строительный рабочий в замызганной куртке и тяжёлых грязных сапогах, на плече у него лежала кирка.

— Мы из коммунальной службы Паддингтона, — нашёлся Носов, — проверяем качество строительных работ.

Далее он вытащил из нагрудного кармана удостоверение Российского электротехнического общества (один бог знает, как оно оказалось у него там) и быстро открыл и закрыл его перед носом рабочего.

— Аааа, ну тогда ладно, проверяйте, — протянул рабочий, — а то я смотрю, лазят сюда какие-то посторонние.

— Где у вас старший-то? — продолжил разговор Носов.

— А нету его, у нас сегодня на этом участке работ не будет, я просто вчера рукавицы здесь забыл, вот и зашёл за ними.

— Ну забирай свои рукавицы, — буркнул Иван, а Зина с Борисом тем временем расслабились.

Рабочий отодвинул заборчик в сторону, зашёл за ограду и сразу увидел свои рукавицы, они сушились на верёвочке.

— Вот же они, — обрадовался он, — ну я пошёл... да, а как качество наших работ, соответствует? — напоследок решил поинтересоваться он.

— Разбираемся, — ответил ему Иван, — на первый взгляд все хорошо.

Испытания бомбы прошли удачно, причём для надёжности Носов повторил их дважды — он с пультом радиоуправления прятался за поворотом, не забывая открывать при этом рот. Всё сработало на ура, а на поверхности, как сказал Савинков, были слышны только слабые хлопки.

— На сегодня наша работа сделана, разделяемся и ждём следующей субботы — правильно? — спросил Носов.

— Всё верно, — отозвался Борис, — я сделаю на всякий случай три экземпляра, заложим их в разные урны по парку, мало ли по какой траектории ему придёт в голову гулять?

— Хорошо... что будем до субботы делать? — это Иван уже к Зине обратился.

— Я даже не знаю, — задумчиво ответила она, — ты кажется хотел с Конан-Дойлем познакомиться, вот и давай познакомимся.

— Точно, забыл я про него в горячке последних событий — только надо найти сначала, где он живёт... или хотя бы бывает...

— А газеты на что? Он же публичный человек, должен засветиться в хронике.

— А вы, Борис, чем займётесь?

— Я наверно на Всемирную выставку съезжу, она недавно только открылась.

— В Лондоне?

— Нет, в бельгийском Льеже, но это отсюда совсем недалеко на пароме

— А что там такого интересного, чтобы срываться в другую страну?

— Посмотрю на оружейные новинки, что там приготовили Наган с Максимом, меня особенно интересует.

— — —

Вечером, проштудировав с десяток сегодняшних газет, Зина резюмировала прочитанное:

— Значит так, дорогой, сэр Артур Конан-Дойль сейчас проживает с супругой и двумя детьми в собственном доме под названием Андершоу в графстве Сюррей... это не очень далеко, но не в Лондоне, километров 20 на юг. Работает, точнее подрабатывает в газете 'Дейли телеграф', редакция которой находится по адресу Букингем-пэлэс-роад, 111. Это совсем рядом с нами. Что будем делать?

— Я думаю, что в поместье его мы явно не полезем, а вот в редакцию наведаться вполне можно, завтра с утра и сходим... точнее я один схожу, чтобы народ не пугать, — ответил Иван.

18 июня 1905 года, Лондон, редакция 'Дейли телеграф'

На следующий, позавтракав в соседнем пабе под завлекательным названием 'Белая роза' и отправив Зину на прогулку по магазинам, Носов взял в руки трость и отправился пешком на эту самую Букингем-роад. Судя по карте, это было совсем недалеко, но на деле он проплутал в закоулках и переулках Белгравии довольно длительное время. Рядом оказался вокзал Виктория, а само здание редакции газеты размещалось в ничем особенным не отличавшемся стандартном доме 19-го века. Даже без лепнины и колонн, сбоку над левым подъездом висела вывеска 'Daily Telegraph', и в этот подъезд непрерывно входили и выходили большие группы и одиночные посетители.

— Экскьюз ми, — сказал Иван одному из посетителей, показавшемуся ему более-менее приличным, — где мне найти главного редактора газеты?

Уж спрашивать, так у главного, подумал он, а посетитель почему-то задумался, а потом ответил с резким шотландским выговором:

— Прошу прощения, сэр, я у него никогда не был, но кажется на втором этаже надо свернуть налево, там приёмная.

Вход никем не охранялся, никто у Ивана ничего не спросил, так что до главного редактора он добрался без малейших проблем, подумав по дороге, что сто лет спустя здесь бы три поста вооруженной охраны стояло. В приёмной сидела страшненькая чопорная секретарша глубоко бальзаковского возраста.

— Добрый день, — поздоровался Иван.

Она в ответ буркнула что-то невнятное, а на вопрос, на месте ли редактор, уже более внятно ответила, что нет и не предвидится в ближайшее время.

— Тогда может быть вы сможете мне помочь? — пришла Носову в голову мысль, — у меня есть деловое предложение для вашего сотрудника. Для Артура Конан-Дойля. Как бы мне его увидеть?

Секретарша посмотрела на него уже совсем осмысленным взглядом и сказала оставить свою визитку, она передаст её Артуру, а там уж как он сам решит.

— Окей, — по-американски ответил Иван, отчего секретаршу всю передёрнуло. Ой, не любят здесь своих заокеанских братьев, подумал он.

— Визитка у меня, к сожалению, только на русском языке, да, я из России приехал с деловым визитом, я напишу на обороте пару фраз для него, ладно?

Секретарша молча сунула ему карандаш. А когда Иван уже практически вышел из неприветливой редакции, ему навстречу попался удивительно знакомый господин, спешащий внутрь по каким-то своим неведомым делам.

— Сэр Конан-Дойль? — спросил Иван, приподняв шляпу.

— Да, — отрывисто ответил тот, — что вам угодно?

— Я русский, Иван Носов, приехал сюда по делам, так вот мы с моей дорогой супругой являемся поклонниками вашего литературного таланта, и нам было бы очень приятно поговорить с автором знаменитого Шерлока Холмса за чашкой чая... или кофе... у нас есть одно небольшое предложение для вас.

Конан-Дойль ненадолго задумался, а потом быстро произнёс:

— Хорошо, вы меня заинтересовали, сегодня вечером, кафе Rules, Ковент-Гарден, шесть часов вечера, буду вас там ждать.

— Замечательно, — ответил Носов, — давно хотел побывать в этом знаменитом месте, заодно и посмотрю, где обедают Чаплин с Диккенсом.

С Зиной он встретился уже глубоко после обеда, она вернулась, увешанная покупками в модных магазинах.

— Обедать сегодня будем в Рулсе, вместе с Конан-Дойлем, дорогая, — встретил её Иван.

— Что-то я слышала про это место... там, кажется, не очень дёшево, — ответила Зина.

— Ничего, партийная касса выдержит.

— А для чего тебе нужен этот писатель? — спросила вдруг она, — ведь ты же не просто посидеть и поговорить с ним о литературе собрался, верно?

— В точку попала... есть у меня к нему одно деловое предложение, но я его заранее озвучивать, уж извини, не буду. Во время обеда услышишь. Переодевайся и надо бы уже выходить, нехорошо опаздывать на встречу со знаменитостью.

Не опоздали и пришли за пять минут до назначенного времени... Носов оглядел зал, писателя пока не было. К ним подбежал услужливый официант в белом передничке.

— Что будет угодно господам? — склонился он в полупоклоне.

— Столик на троих, к нам скоро присоединится ещё один наш товарищ, — ответил Носов.

Официант проводил их к столу в дальнем левом конце ресторана.

— А здесь уютно, — сказала Зиночка, устраиваясь за столом, — видно, что заведение с длинной историей.

Носов открыл меню, пробежался по страницам.

— Смотри-ка, здесь такая экзотика, как куропатки, оленина и фазаны — попробуешь что-нибудь?

— Да, всю жизнь хотела съесть фазана, — смеясь ответила Зина, — но как-то не получалось. Так что заказывай.

— Хорошо, а я тогда оленя съем... а запивать возьмём что-нибудь местное... грог тебя устроит? А эль? И ещё наверно виндзорский суп, его ни в одном другом месте не найдёшь... о, а это наш драгоценный собеседник появился... добрый вечер, дорогой сэр Артур, как поживаете?

Зина глядела на знаменитость широко открытыми глазами.

— Здравствуйте, мистер Конан-Дойль...

— Можно просто Артур, — не чинясь, сказал тот.

— Хорошо, тогда я просто Зина, а он просто Ваня. Мы... то есть я прочитала все ваши книги про великого сыщика и его помощника и хочу сказать, что это было замечательно. Скажите, как вам в голову пришла такая идея писать детективы?

— Знаете, Зина, — отвечал Артур, одновременно делая заказ официанту, — я в детстве увлекался творчеством Эдгара По... слышали про такого?

— Да, конечно, Дюпен тоже неплохой разгадыватель тайн и секретов, но Шерлок это что-то невообразимое...

— Так вот, после прочтения рассказов По мне захотелось усовершенствовать так сказать фигуру такого разгадывателя... на выходе получился Шерлок.

— Но у него наверно был какой-то прототип? Просто из головы такой живой образ вряд ли вышел бы.

— Да, конечно, вы необычайно проницательны, мисс...

— Миссис, — твердо сказала Зина, глядя на Ивана, — миссис Носова.

— Миссис Носова, да... был и прототип, профессор Эдинбургского университета Джозеф Белл, тоже очень хорошо умел разгадывать загадки. Я там учился, в этом университете, — добавил он, отпивая из бокала эль.

— Если быть до конца честным, то мне этот герой несколько надоел и я всерьёз подумываю покончить с его приключениями... других тем немало.

— Прошу вас, не делайте этого, — вступил в разговор Иван, — Холмс любим миллионами читателей во всем мире и могу вас уверить, что это любовь сохранится и через сотню лет, так что не надо его убивать — пусть живёт и радует нас, читателей.

— Да, мне это не раз уже говорили и писали... жалко конечно такого героя... хорошо, я подумаю над этим вопросом.

— Вот в том числе и в связи с этим вопросом у нас есть к вам маленькое деловое предложение, — продолжил Иван.

— Да, что это мы всё обо мне и обо мне, расскажите уже и о себе немного — кто вы такие, что делаете в Лондоне?

Так мы тебе всё и вывалили, подумал Иван, но сказал немного другое:

— Я русский предприниматель... бизнесмен по-американски, занимаюсь разработкой и продажей разных технических устройств, очень широкого профиля, от автомобилей до радио... слышали наверно об опытах профессора Маркони?

— Конечно, о нем все слышали.

— Так вот, кое-что из того, что я изобрёл и сделал, пользуется неплохим спросом на рынке...

— Например?

— Ну радиоуправляемые модели самолётов например, так называемые планеры — очень много заказов на них в последнее время, — вдохновенно врал Носов. — Накопил немного денег, женился вот на Зиночке, сейчас у нас в Лондоне что-то типа медового месяца.

— Поздравляю, — тепло сказал Артур, — в России очень красивые женщины.

— Да, неплохие, — согласился Иван, — так переходя к сути нашего предложения. Вы наверно в курсе последних политических событий в России?

— Газеты почитываю, да...

— Так вот, всё движется к революции и смене режима. По моим скромным прикидкам это произойдёт в течение ближайшего года, возможно даже полугода.

— Вы знаете, я думаю примерно так же, — ответил Артур, откинувшись в кресле, — неплохой эль, надо заказать ещё кружечку.

Иван подозвал официанта и сделал заказ.

— Так я продолжаю... в ближайшее время в России будет очень интересно... даже очень-очень... вы не хотели бы поработать у нас? Например выездным корреспондентом газеты Дейли телеграф? Заодно может быть сочинили бы пару-тройку рассказов о приключениях Шерлока Холмса в России.

Носов доел наконец виндзорский суп, сказал Зине, что слава его несколько преувеличена и продолжил:

— А по окончании смутного периода вы возможно пригодились бы в России и других качествах... знаете наверно поговорку про то, что революция это миллион новых вакансий.

— И в каких же качествах я например пригодился там?

— Например в качестве министра культуры...

— Вы имеете полномочия раздавать такие обещания?

— Ко времени окончания революции буду иметь, это я вам твёрдо могу сказать...

Обед закончился в атмосфере дружбы и сердечности, как пишут в газетах. Конан-Дойль обещал подумать над предложениями своих русских друзей, а русские друзья засвидетельствовали ему своё почтение и самую высокую степень признательности...

23 июня 1905 года, Лондон, и опять Риджентс-парк

Ну вот и наступил день Х... или Ч... наступил короче тот самый день, когда английский премьер должен был совершить свой последний променад по Регентскому парку. Назван этот парк так, если это кому-то вдруг интересно по имени принца-регента Джорджа 4-го, будущего короля, он в период своего регентства над спятившим папашей Джорджем (сами понимаете) 3-м решил сделать что-нибудь полезного для жителей столицы, вот и написал указ про этот парк. В 21 веке прямо в нем или совсем рядом есть две достопримечательности — особняк посла США и центральная лондонская мечеть, и ещё в романах Флеминга про Джеймса Бонда тут почему-то располагалась резиденция секретной службы МИ-6, а в начале 20-го к достопримечательностям можно отнести один зоопарк... да еще гуляющего премьера...

Миссию по закладке взрывных устройств взял на себя Савинков, рано-рано утром (парк на замок никто не закрывает) он привёз это дело в большом кожаном саквояже, прогулялся вдоль главной аллеи и заложил в три урны с примерно равным расстоянием друг от друга.

— На бумажке зарисуй, — сказал ему вечером Носов, они уже прочно были на ты, — чтобы потом не было мучительно больно, если перепутаем урны и промахнёмся.

Савинков всё и зарисовал на бумажке, а через час примерно вручил её Носову.

— Мда, Репина из тебя не получится, — протянул Иван, разглядывая савинковские каракули, — даже и Пиросмани вряд ли выйдёт?

— Что за Пиросмани? — заинтересовался Борис, — не знаю такого.

— Ничего, скоро узнаешь, он по всему миру загремит через полгодика... ну может через год. В Москву приедем, познакомлю. Однако нам пора выдвигаться, друзья мои, бомбисты.

Прибыли на место в районе 11 часов, Зина уселась на своё привычное место и раскрыла привычный мольберт, где у неё хранилось уже штук пять рисунков с разноцветными геометрическими фигурами. Савинков сел на ближайшую к Риджентс-стрит скамейку и закурил, Носов же прошёл вглубь парка и задумчиво начал смотреть на пруд с лебедями. На этот раз план управления операцией был немного другой — у каждого члена команды была своя кнопка управления одним зарядом — у Бориса тем, что был в ближайшей к выходу урне, у Зины в середине главной аллеи, а уж Иван должен был вступить в дело, если премьер минует предыдущие заряды и выйдет к центральному пруду.

— Подрываем все три заряда в любом случае, — напутствовал напарников Иван, — два запасных после срабатывания основного, через несколько секунд. Незачем оставлять лондонской полиции такие улики. Дирижировать буду я, мне из центра лучше видно будет, запоминайте: белый платок — работает Борис, красный платок — Зина, черный платок, значит это моя зона ответственности, а вы можете расслабиться.

— Откуда у тебя столько платков? — поинтересовалась Зина.

— Вчера специально купил в магазине, моя радость... ну всё, по местам...

Ждать пришлось не слишком долго, где-то в половине двенадцатого Артур Бальфур вместе со своим секретарём вышел из автомобиля (вот это да, подумал Носов — прогресс налицо), который немилосердно чадил дымом из выхлопной трубы, и направился ко входу в парк. Носов аж взмок от напряжения, Борис с Зиной скорее всего тоже...

Артур оживлённо о чём-то беседовал с секретарём, направляясь на центральную аллею, но неожиданно вдруг сменил траекторию и двинулся направо по дорожке, ведущей к зоопарку. Вот же блин, подумал Иван, опять весь план к чертям летит... и какой же мне платок теперь использовать?

Подумав, он решил платки пока отставить и понаблюдать. А премьер никуда, чувствовалось, не спешил и разливался соловьём о чём-то своём, премьерском. Через десять минут он достиг ограды зоопарка и сел на скамеечку, секретарь рядом пристроился. Носов решительным шагом проследовал до зининой скамейке и шепнул ей на ходу, чтобы не волновалась и ничего пока не предпринимала, та кивнула, продолжая закрашивать очередной квадратик цветом индиго. Далее был Савинков — ему Иван негромко сказал то же самое, сам же вытащил из кармана часы Павла Буре, хлопнул себя по голове, имитируя некое забытое действие и быстрым шагом вернулся в центр парка.

Может урну к ним перенести, думал по дороге Иван... нет, слишком заметное действие... думай давай быстрее, а то они сейчас поговорят и по тому же маршруту назад двинут, а нам ещё недель здесь куковать... ну попробуем хоть так что ли...

И он решительным шагом направился прямо к скамейке, где сидели премьер и его верный секретарь-референт...

— Добрый день, господа! — сказал он, приподнимая шляпу.

Те в ответ тоже поздоровались, в глазах их, впрочем, появилась некая настороженность.

— Дело в том, что я являюсь сотрудником зоопарка, который находится за вашими спинами, — премьер с референтом синхронно обернулись назад и посмотрели на ограду зоопарка, — и у нас только что случилась одна маленькая неприятность...

— Какая же? — выдавил из себя премьер.

— Из клетки вырвался бенгальский тигр... его конечно ловят, но пока поиски его не привели к успеху, он где-то спрятался на территории зоопарка.

— Вот как? — наморщил лоб Артур Бельфур, а Носов подумал, что долго же он соображает для руководителя государства.

— И я хотел бы вам предложить покинуть территорию парка как можно скорее... во избежание... идти лучше кратчайшей дорогой к пруду и далее к выходу.

— А прочих посетителей парка вы почему не предупреждаете? — заподозрил что-то неладное референт.

И точно, почему? — подумал Носов... ну соображай быстрее, а то сейчас засыпешься...

— Там работают другие наши сотрудники, все посетители будут извещены о происшествии в кратчайшие сроки...

Ответ видимо удовлетворил обоих, так что они поднялись и достаточно резвым шагом двинулись к пруду, как раз мимо одной из заряженный урн. Носов вытащил из кармана чёрный платочек и демонстративно вытер им лоб — это было кстати в обоих смыслах, пот у него со лба катил градом. Борис с Зиной кивнули, мол видим сигнал. Носов тем временем нащупал пульт дистанционного управления, убедился, что премьер со спутником находятся в зоне поражения его урны и нажал на кнопку и ... и взорвалась другая урна, та, что у входа была, снеся соседнюю вазу с цветами, кто-то перепутал кнопки, блин!

Начался переполох, громко закричали в разных концах парка, в основном женщины, наметилось общее движение к выходу. Иван растерялся буквально на секунду, но потом собрался и вытащил оба оставшихся платка — белым начал протирать левую половину лица, красным правую. Сигнал был замечен и еще через пару секунд грохнули два новых взрыва, почти одновременно. Премьер оказался серьёзным тугодумом, так как никуда он не убежал после первого взрыва, а остался на месте, присев и выпучив глаза. Урна рядом с ним взорвалась на это раз как надо, оставив его без головы и одной руки... референту тоже не поздоровилось, но он кажется остался в живых.

Плохо, ой плохо, подумал Носов, переходя на бег — побежал он не в сторону главного выхода на Ридженс-стрит, а в другую сторону, на Принс-Альберт-роуд, там было относительно тихо и безлюдно. А ведь этот референт вполне может соотнести странного господина из якобы зоопарка и последующий взрыв, думал на бегу Иван, ой может... а это значит что? Правильно, надо менять внешность это раз и залечь на дно это два.

Точка рандеву у команды бомбистов была назначена через час возле памятника героям Крымской войны (Crimean War Memorial), это в конце Риджентс-стрит, где она переходит в Пэлл-Мэлл... Носов сел на лавочку в углу мемориала, отдышался, а тут и Зина с Борисом подошли.

— У меня плохие новости, — с ходу объявил им Носов, — я сымпровизировал перед ними обоими, пулю насчет сбежавшего из зоопарка тигра прогнал — премьер-то мёртв, а вот референт его вполне живой и сольёт эту информацию полиции на первом же допросе. Значит действуем так — вас там никто не видел, но не факт, что полиция не размотает ниточку — в гостинице мы с Зиной вместе жили, в подземелье когда залезали, этот рабочий нас всех троих видел, да и сэр Конан-Дойль вполне может припомнить кое-какие детали. Поэтому разделяемся, меняем внешность, одежду в первую очередь, грим на лицо во вторую. В гостиницы свои не возвращаемся, это опасно, паспорта у нас с собой, остальное пусть там остается... Уезжаем на поездах в разные концы — ты, Зина, на север, куда-нибудь в Кембридж, Лутон, можно даже в Ливерпуль. Борис — ты на запад, Бристоль, Плимут, ну а я на юг, в Брайтон или Гастингс. Через неделю... да, ровно через неделю в это же время встречаемся на этом же месте, к тому времени шумиха должна закончиться. Всё, расходимся...

Но напоследок Зина всё-таки задала один вопросик:

— А это что такое, в тени чего мы тут стоим?

— А это, Зинуля, монумент победе английского оружия в Крымской войне... да-да, это где они наш Севастополь штурмовали. Вот бы и его заодно взорвать к чёртовой бабушке. У вас случайно лишней бомбы не осталось, Борис Викторович?

— К сожалению нет, — ответил тот, — всё, что было, только что в парке взорвалось. Но если очень надо, могу сделать новую.

— Ладно, обсудим этот вопрос через неделю... да, а закамуфлироваться я вам предлагаю под простых местных жителей, поглядите внимательно на них и будьте таким же... ну по возможности — а сейчас оревуар, господа хорошие.

Носов решил всё же забрать вещи из гостиницы — риск небольшой, пока чрезвычайный сыск не раскрутился, а если они бросят всё вот так и уйдут, это будет очень подозрительно и даст лишнюю зацепку полиции. Хозяин гостиницы был немного удивлён преждевременным отбытием гостей, у них было оплачено ещё два дня, однако вернут деньги не предложил и спокойно наблюдал, как портье вынес два чемодана, один Носова, другой Зины. Погрузили всё это на пролётку и Носов незамедлительно отправился на вокзал Виктория, все поезда южного направления оттуда отходили.

Там Носов с помощью носильщика сдал оба чемодана в камеру хранения, а сам отправился в ближайший универсальный магазин, где и приобрёл себе комплект одежды, характерный для типичного английского работяги — куртка и штаны из джинсовой ткани (да-да, не надо удивляться, джинсы вовсе не Леви Стросс изобрёл, он просто моду на них ввёл, а так-то эти прочные штаны для моряков и землекопов шили аж с 17 века в Италии и Франции, а название джинсы произошло от франкоязычного именования города Геную, Джинос), огромную клетчатую кепку, ботинки решил не менять, сойдут. Ещё он посетил парикмахерскую, где сбрил себе волосы и усы, совсем, оставшись с бильярдным лысым шаром вместо головы. Потом он подумал и еще очки себе купил, с огромной роговой оправой, стекла попросил поставить с самыми маленькими диоптриями.

Переоделся он в туалетной комнате вокзала, старую одежду сложил в саквояж, потом посмотрел на себя в зеркало, результат осмотра его удовлетворил, ничего общего с господином из России, приехавшим с бизнес-целями на туманный Альбион, больше не существовало, а налицо был типичный английский мистер Смит или Браун с доходами явно меньше прожиточного минимума. Ещё бы с произношением не проколоться, подумал Носов, и решил говорить как можно меньше, при этом сильно шепелявя, как будто нескольких зубов во рту не хватает. Прорепетировал — как будто неплохо. Ну а теперь займёмся билетами и отъездом...

Вокзал Виктория был шикарным, чего уж там скрывать, монументальное здание в стиле классицизма, огромные внутренние пространства, посадка на все поезда производилась под крышей дебаркадера, а не как в Москве, первые три вагона. Назван он был, как легко догадаться, в честь королевы Виктории, от неё ещё пошла идиома 'викторианская эпоха'. Билетные кассы тут находились в правом крыле, к каждому окошку стояла небольшая очередь. Носов встал туда, где было поменьше народу, терпеливо дождался своей очереди, а потом сказал кассирше, старательно шепелявя:

— Один билет до Брайтона, обратный не надо, третий класс, будьте любезны.

Кассирша с недоумением посмотрела на него, но пробила на своей машинке картонку билетика и затребовала с Носова полтора фунта. Что-то во мне видимо не очень соответствует образу забулдыжного работяги, подумал Носов, расплачиваясь за билет, как бы не засыпаться...

— — —

Но добрался Носов до города Брайтона на удивление без единой проблемы — в третьем классе все примерно такие же были, как и он. В рабочей простой одежде, причем все курили, и мужчины, и женщины тоже. В гостиницу он конечно не пошёл, потолкался на вокзале, потом зашёл в паб на улице, которая примыкала к вокзалу — выбрал попроще и позамызганней. И там за бокалом холодного брайтонского пива он завёл разговор с одним посетителем, сначала на тяжелую жизнь пожаловался, потом про женщин поговорили, ну и на закуску спросил, не знает ли он кого, кто сдает комнату на недельку. Тот спросил, почему на недельку, а Носов быстро придумал историю, как он сбежал от подруги, желавшей потащить его под венец, и надо немного отсидеться, пока у той запал не пройдёт. История удовлетворила местного жителя и он привёл Носова на соседнюю улицу к старинному... нет, просто к древнему, слово 'старинное' тут не подходило... дому, где хозяйка, чопорная дама в черном платье (вдова, шепнул знакомый из пивной) сначала расспросила Носова, кто он такой и что тут будет делать, а потом согласилась сдать ему комнату на втором этаже за 3 фунта в неделю. Но чтоб девок не водил, строго добавила она, и не нажирался как свинья каждый день, хотя бы через день чтоб нажирался. Носов на всё это легко согласился.

Наутро Носов первым делом сходил на местную почту, она совсем недалеко от его нового жилья была, и там приобрёл пяток газет — Дейли телеграф, ясное дело, а кроме того еще Таймс, Гардиан, Газетт и какую-то местную газетёнку. Вернувшись домой, начал изучать их с пристрастием... ну понятное дело, что вчерашний теракт стал брейкинг-ньюс номер один, описанием случившегося и огромными фотографиями с места трагедии были заполнены все газеты без исключения. Премьер-министр умер не приходя в сознание, а вот его референт выжил и дал подробные показания полиции, которые, впрочем, содержались в строгой тайне. Газеты почти в одинаковых словах удивлялись необычному устройству взрывных устройств, заложенных в урны, и высказывали самые разнообразные предположения и по технической стороне дела, и по цели неизвестных террористов. Неизвестных, потому что до сих пор никто не объявил себя причастным к этому делу.

Самой ушлой оказалась конечно Дейли телеграф, которая связала с этим терактом странный взрыв неделю назад в поместье к югу от Лондона, причём автором огромной статьи про эту связь явился тот самый сэр Конан-Дойль. Он же каким-то образом сумел выведать некоторые тайны у лондонской полиции, среди которых алмазным бриллиантом блистала версия о таинственных террористах славянского происхождения. Почему славянского? Референт премьера описал человека, который сказал им о якобы сбежавшем тигре из зоопарка (версию проверили — никто ниоткуда не сбегал), и этот человек говорил с явным славянским акцентом.

Ещё одна газета сумела раскопать историю о странных взрывах в шахте паддингтонского метро и нашла рабочего, который разговаривал рядом с этой шахтой с тремя господами, одна из которых была женщиной, и акцент у одного из них был явно славянским, даже скорее русским. Наконец третья газета поместила рисунок предполагаемого террориста, составленный по описанию референта — там был изображён огромный звероподобный громила в котелке и с золотым зубом (зуб отдельно был описан пострадавшим). В нём Носов никак не смог бы узнать себя даже если сильно захотел бы.

Ну что, дорогуша, сказал сам себе Носов, похоже, что ты допрыгался — сейчас на всех выездных пунктах из Соединённого Королевства совершенно точно введён двойной, если не тройной контроль, не выберешься, тем более с российским паспортом, тем более, что за нашу поимку наверняка назначена солидная награда. Надо думать, что делать...

Раздумья у него заняли несколько дней, во время которых он занимался прогулками по городу, пару раз искупался на пляже, да каждый день сидел в соседнем пабе с кружкой эля, благо цены здесь были весьма дружественными к посетителям. Решение созрело накануне запланированной встречи с соратниками, когда он изучал очередную газету.

— Да, другого выхода наверно нет, попробуем так, — задумчиво процедил сквозь зубы Носов, складывая газету.

30 июня 1905 года, Лондон, памятник героям Крымской войны

Первым на место встречи прибыл Савинков, потом с некоторой задержкой Носов и в самом конце, как это можно было бы ожидать, Зина. Все трое были экипированы в простую рабочую одежду, а Зина вдобавок нацепила на себя самую дешёвую и крикливую шляпку, какаую смогла найти — ни дать, ни взять торговка с местного рынка.

— Я рад снова видеть вас в добром здравии, — сказал Носов, — однако дела наши, если честно, не слишком хороши. Газеты, надеюсь, все читали?

Газеты читали все.

— Тогда знаете, что нас ждёт на вокзалах и в портах...

И это они знали.

— Какие будут предложения?

— Во-первых надо бы как-то заявить о причастности эсеров к этому делу, — осторожно начал Савинков.

— Давайте сначала покинем территорию Англии, а потом уже будем заявлять, — перебил его Иван.

— Хорошо, согласен... тогда у меня есть такая мысль — нанять небольшое судно или даже лодку, до Франции через Ла-Манш недалеко, а во Франции нас уже никто искать не будет

— Думал об этом, — ответил Иван, — есть очень большие риски, что нас сдадут полиции — награда за поимку явно больше тех денег, что мы им сможем предложить.

— Тогда я не знаю, что делать, — уныло продолжил Борис, — других предложений у меня нет.

— А у тебя, Зиночка? — чисто для галочки спросил Иван, не ожидая от неё ничего существенного.

У Зиночки тоже никаких мыслей по этому поводу не было.

— Тогда смотрите, что я нашёл, — и Носов развернул газету, в которой было написано, что известные американские воздухоплаватели братья Райт прибыли в Лондон для демонстрации своей последней модели аэроплана.

— Ну и? — недоумённо спросил Савинков, — дальше-то что?

— Дальше, Борис, то, что мы или убеждаем братьев покатать нас по воздуху, желательно до Франции, или силой забираем их аэроплан и сами скатаемся во Францию...

— А этот вот памятник долбанный я бы всё-таки снёс, — добавил в завершение своей речи Иван, — Борис, ты ещё один заряд сможешь собрать?

— Наверно смогу... тут ведь килограмма три тротила понадобится, дура здоровая. Мне надо сутки, чтобы разобраться с этим делом.

— Тогда давайте так — все расселяемся по разным гостиницам, желательно на окраине, завтра в это же время встречаемся, я устанавливаю устройство дистанционного подрыва на борисов заряд, сумку с бомбой положим... вон там сзади основного монумента есть лючок какой-то, технологический наверно, идеально туда будет сумку засунуть. Но действовать будем строго по обстоятельствам. Зина, а тебе лучше сюда совсем не приходить, ты сразу проезжай вот сюда...

И Носов открыл крупномасштабную карту Лондона.

— Вот сюда, в Челси, там на окраине есть большая пустая лужайка, на ней братья Райт собираются демонстрировать свои изделия. А мы чуть позже подтянемся, ладно?

— Договорились, — сказал Савинков, сопроводив слова крепким пожатием, и они разошлись в разные стороны.

1 июля 1905 года, Челси, Лондон

Нет, известного футбольного клуба на тот момент ещё не существовало, он будет основан только через год, а вообще-то Челси это название лондонского района, в начале 20 века это был пригород. Но военный госпиталь, на территории которого каждый год будет проводиться знаменитая выставка цветов, уже стоял, и там даже военные лечились. Зина приехала сильно заранее, на голове у неё была всё та же до предела безвкусная шляпка, и на неё брезгливо косились гуляющие богатые и родовитые лондонцы, Челси уже и в те времена считался элитным районом.

Примерно через полчаса подтянулись и Борис с Иваном, у обоих в руках было по большому кожаному саквояжу, и вид у них был слегка встревоженным.

— Всё хорошо? — справилась Зина, — как там дело-то прошло?

— Да, более-менее, — туманно объяснил Иван, — могло бы конечно и получше быть, но дело сделано. А теперь у нас в программе полёт подальше с этого острова. Значит братьев зовут старшего Уилбур, младшего Орвилл... да, который с усами это Орвилл, — показал рукой он, самолёт стоял на краю лужайки, а братья лазили вокруг него со скоростью тропических обезьян.

— Самолёт их называется Флайер-3, самая последняя модель их творчества, может поднимать до четырех человек, запаса горючего хватает на сто километров.

— Откуда вы это знаете? — осторожно осведомился Борис, — информация не сказать, чтобы общедоступная.

— Знаю, — просто ответил Иван, — а откуда, не скажу, не мой секрет. Значит как мы будем действовать... предлагаю такой вариант — прямо сейчас, когда белый день на дворе и большое скопление зрителей, захватывать самолёт это самоубийство. Поэтому дожидаемся вечера и тогда уже поговорим с пилотами. Далее по обстановке... годится такой план?

Борис с Зиной согласились, что-то добавить своего у них не нашлось. И компания дружно отправилась в ближайший паб убивать время до вечера.

— — —

— Уж очень он на этажерку похож, — сказала Зина, когда вечером они подошли поближе к летному устройству.

— Какой есть, — коротко ответил ей Иван, — ничего другого на горизонте не наблюдается.

— Добрый вечер, мистер, — сказал он старшему брату, он как раз вылез из недр самолёта, весь забрызганный маслом и бензином. — Не могли бы вы рассказать об устройстве вашего замечательного аэроплана, нам, приезжим коммерсантам из Австро-Венгрии, это было бы очень любопытно. Возможно повторим ваш опыт в Вене.

Уилбур оказался фанатом аэронавтики и говорить о своих планерах он был готов часами, но Носов осторожно направлял его ближе к элементам управления, на что нажимать и что отклонять, чтобы пилотировать эту этажерку. Под конец лекции, когда кое-что прояснилось, Иван попросил покатать их компанию по воздуху, он готов заплатить хорошие деньги. Оказалось, что Носов с компанией были первыми людьми в Англии, готовыми полетать на Флайере-3, Уилбур аж подпрыгнул от радости, согласившись немедленно поднять их в воздух и денег брать категорически отказался.

— Ну а чего, полетели, — подмигнул Носов друзьям, — мы готовы хоть сейчас.

Уилбур подозвал брата, объяснил ему ситуацию, тот тоже обрадовался, после этого они заправили самолёт горючкой под горлышко и пригласили гостей подняться на крыло.

— Ну с богом, — перекрестился Иван, когда самолёт после короткого разбега с натугой оторвался от земли...

— Смотри, смотри, — сказала вдруг в спину Ивану Зина, — а это не по нашу душу полиция прибыла?

Иван обернулся — к краю лужайки, где парковались самолёты братьев, подъехали целых два автомобиля, битком набитые суровыми лондонскими Бобби. Они уже вылезли из машин и смотрели в небо, прикрыв глаза козырьками, и что-то оживлённо обсуждали, протягивая руки примерно в направлении их самолёта.

— Пожалуй ты права, — ответил Иван Зине, — надо бы переходить ко второй части нашего плана и поскорее, пока Уилбур не сообразил что к чему.

— Мистер Райт, — продолжил он, перекрикивая рёв мотора, — видите ли какое дело... нам позарез надо во Францию и как можно скорее, не отвезёте? Мы хорошо заплатим.

Пилот вытаращил глаза на Носова и соображал, что ответить, не меньше минуты, потом наконец сообразил:

— Нам никак нельзя во Францию, во-первых это не было оговорено заранее, во-вторых бензина может не хватить, а в-третьих как же я назад вернусь? Во Франции и бензина подходящего не найдёшь.

— И тем не менее вам придётся полететь туда, — это Носов вытащил из кармана свой любимый Смит-и-Вессон модели 'русский' и упёр его в спину Райту. — Нам очень нужно, понимаете?

Пилот скосил глаза, разглядывая, что там такое утыкается ему в спину, Носов ему помог:

— Это револьвер, семизарядный, заряжен полностью. Как там у вас говорят на Диком Западе — 'Бог создал людей разными, но мистер Кольт уравнял их возможности'.

— Хорошо, летим, — решился Райт, закладывая крутой вираж над Темзой.

— Правильно, — одобрил его действия Иван, — летите всё время вдоль реки, она прямо к Ламаншу выведет, а там и до Кале недалеко.

Следующие полчаса прошли в гробовом молчании, часто попадались воздушные ямы и восходящие потоки воздуха, от которых самолёт болтало, как лягушку в футбольном мяче, так что всем было не до разговоров. Тут показались белые меловые склоны в районе Дувра, отсюда паромы во Францию отходят... ну то есть скоро отходить будут, пока перевозка пассажиров здесь производится обычными пароходиками.

— Всё идёт по плану, — сказал назад Носов, а вперёд повторил, что до Ламанша, слава те господи, добрались, остался небольшой бросок на морем.

А небольшой ветерок, который был над Англией, тем временем крепчал и крепчал, постепенно превращаясь в штормовой ветер. Планер начало конкретно бросать в разные стороны, при этом полотняные крылья начали хлопать погромче, чем выстрелы из того самого Смит-и-Вессона. Носов в очередной раз обернулся назад и увидел, что Зину тошнит прямо на пол.

— Держись, дорогая, — проорал он ей, — скоро всё закончится.

И в самом деле, всё на этом свете когда-нибудь да заканчивается, завершилась и эта болтанка над Ламаншем, показалась сначала береговая линия с белым песком, отмелями и рыбачьими сетями, а затем и совсем твёрдая-претвёрдая суша.

— Садимся, — коротко скомандовал Иван Уилбуру.

Тот пожал плечами и выполнил заход на свободную площадку недалеко от моря. Посадка удалась только при втором заходе, при первом пилот неверно определил направление ветра, но сели и то ладно. Мотор у самолёта немедленно заглох.

— Надо же, дотянули... — вяло сказал Райт, вылезая из кабины и открывая двигатель, — на последних каплях горючего приземлились.

— Вот ваш гонорар, — сказал тем временем Иван, доставая из саквояжа пачку фунтов, — заслужили.

— Оставьте себе, — отвёл его руку Райт, — вам они нужнее будут. Вы ведь те самые русские, которые завалили английского премьера, я не ошибся?

— Вы абсолютно правы, — отвечал Иван, — премьер давно напрашивался на это.

— Я сочувствую революционным идеям, — продолжил Уилбур, — в конце концов мой самолёт это тоже маленькая революция, только не в обществе, а в технике. Если сможете, пришлите сюда транспорт с горючим.

— На каком горючем движется ваше транспортное средство? — уточнил Иван.

— Бензин с октановым числом не меньше 76, — ответил Райт.

— Хорошо, мы сделаем всё, что сможем... и небольшая просьба — если вас будет допрашивать английская полиция, скажите, что мы ушли в северном направлении, вон туда, — и он махнул рукой по направлению к дубовой роще на горизонте.

— Договорились, — отвечал тот, углубившись в изучение материальной части своего планера.

— А мы, дорогие соратники, отправимся вон туда, на юг, там должна быть железнодорожная станция, откуда мы доберёмся до Лилля, а там как бог даст. Да, и бензинчик хорошо бы организовать нашему шофёру...

До станции наша компания добралась примерно за час не слишком быстрой ходьбы. Народ по дороге между кукурузными и картофельными полями попадался крайне редко, пристального внимания на группу господ никто кажется не обратил.

— О, смотрите, — сказал Носов после изучения расписания, — через полтора часа здесь останавливается скорый поезд Париж-Брюссель, стоянка пять минут. Надо ехать.

— А бензин для авиатора? — напомнил Савинков.

— Мне очень жаль, но мистер Райт вынужден будет перебиться без нашей помощи, — ответил Иван, — сами посудите, это же его искать где-то надо, раз, он денег стоит и немалых, это два, а самое-то главное, что полиция, когда допросит того, кто привёз бензин, а она его точно допросит, с необычайной лёгкостью определит наш маршрут. И тогда у нас будут большие неприятности. Так что давайте без альтруизма, господа революционеры.

Зина тут же согласилась с доводами Носова, а Савинков не тут же, немного поморщился, но был вынужден признать его правоту. Билеты купили в кассе, в вагон второго класса, тут ехать-то, сказал Иван, всего часа три, не успеем утомиться.

В Брюсселе друзья вышли на Центральном вокзале — вообще-то там всё равно, где выходить, хоть на Центральном, хоть на Северном, хоть на Южном, все поезда последовательно через них проходят, но Носов решил перестраховаться.

— Едем до Берлина, там пересядем на курьерский в Москву, — предложил он, изучив расписание на стене кассового зала. — Через три часа есть поезд на Берлин, недорого, а нам деньги надо бы экономить.

— А почему не прямо в Москву поехать? — спросила Зина, — вон же рейс вечером есть.

— К сожалению у меня есть ещё одно маленькое дельце в Берлине... а давайте разделимся — вы, Борис, едете напрямую, а мы с Зиночкой с пересадкой, — предложил он.

— А что за дело у вас в Берлине, если не секрет? — осведомился Борис.

— Вам, как родному, расскажу — надо ликвидировать одного чрезвычайно опасного для нашей революции человека.

— И кто же этот опасный человек?

— Александр Парвус, слышали?

— Если только краем уха — он, кажется, ближе к эсдекам, а я в их дела не влезал плотно.

— Тогда поверьте на слово, это очень опасный и инициативный господин, способный причинить много вреда и эсдекам, и эсерам, не говоря уж про всю Россию.

— Тогда я еду с вами.

— Хорошо, только билеты в разные вагоны возьмем для конспирации. А до отъезда можно прогуляться по прекрасной бельгийской столице, шоколад местный попробуем, говорят, это что-то исключительное.

— И ещё я слышал, что местное пиво весьма оригинальное, такого больше нигде нет.

— И пиво заодно выпьем, правда, Зинуля?

2 июля 1905 года, Берлин

— Как будем действовать? — спросил Савинков, когда они выгрузились на берлинском вокзале.

— Будем? — недоумённо переспросил Иван, — вообще-то я один хотел всё сделать, но если вы желаете поучаствовать, пожалуйста... надо выманить Парвуса куда-нибудь на окраину... в парк, сразу сказу, что Тиргартен не подойдёт, он почти в центре города.

— Я знаю тут два уединенных места, — проявил инициативу Борис, — Фридрихсхайн на востоке города и Темпельхоф на юге.

— Темпельхоф... — начал вспоминать Иван и вспомнил, — там кажется аэродром собираются соорудить. Это подойдёт. Значит идём дальше — выманить Парвуса можно либо предложением раскрыть какой-либо секрет либо демонстрацией технической новинки, коя иожет быть применена против царизма например...

— Давайте остановимся на новинке, — это уже Зина предложила, — у нас же в чемодане остался один неиспользованный планер, вот его и скормим Парвусу.

— Отличное предложение, — обрадовался Иван, — тогда так — ты, Зина, берёшь например моторчик от этого планера, и идёшь вместе с ним на квартиру Парвуса... он мне написал адрес при прошлой встрече, так что найдём. Далее предлагаешь ему приехать к назначенному времени в Темпельсхоф, а уж там вступаю в дело я.

— А моя какая роль будет? — обиженно сказал Савинков.

— Подстраховка, Борис, подстраховка — если у меня не получится, вы доделаете дело до конца.

— Хорошо, — согласился тот, но по его лицу видно было, что с большой неохотой.

— Пойдём на почту, я напишу письмо Парвусу, — и Носов повёл друзей за собой, почта тут была прямо в здании вокзала.

— Борис, а вы бы пока билетами в Москву озаботились, — вспомнил по дороге Иван, — встретимся возле конки на привокзальной площади через... через полчаса например.

И они разошлись в разные стороны, а через полчаса снова воссоединились.

— Ну надо ж, у нас в российской провинции, в каком-то там Нижнем Новгороде уже электрические трамваи ходят, а здесь всё по старинке, — пожаловался Носов, — кучи дерьма вот после себя оставляет это транспортное средство, — и он показал на благоухающие отходы производства посреди мостовой.

— Да, отсталый народ, — подхватила Зина, — то ли дело мы, русские. А куда мы сейчас едем?

— Ты, Зинуля, на квартиру к этому самому Александру Парвусу, а мы с Борисом в Темпельсхоф, в переводе это, кстати, означает 'усадебный храм'... ну или 'дворовый', наверно там раньше чья-то усадьба была, а при ней церковь, не иначе... Зина, мы ждём тебя на конечной остановке этой вот конки через два часа... проверь часы, правильно они идут? Ну и хорошо, что правильно... а Парвус, если я всё верно рассчитал, а он не может не клюнуть на предложение в письме, подкатит туда через два с половиной часика...

— —

Два с половиной часа пролетели довольно быстро — Иван прогуливался туда сюда вдоль трамвайной линии, а Бориса он отправил в засаду, мол посиди там, если никаких эксцессов не случится, не понадобишься, а если что-то пойдёт не по плану, я махну платочком, вот этим, и он продемонстрировал беленький платок с красной каёмочкой. Пять трамваев никого из знакомых не привезли, а вот с шестого по счету сошёл искомый Парвус, а с ним и Зиночка. Иван быстро подошёл к ним, вежливо приподнял шляпу и поздоровался.

— Вы меня просто заинтриговали, почтеннейший Иван Александрович, — без предисловий перешёл к делу Парвус, — покажите мне скорее эти технические приспособления, я вообще яростный сторонник прогресса.

— Извольте, Александр Львович, только давайте отойдём подальше от людного места.

И они неспешным шагом удалились от трамвайного кольца вглубь лесного массива, вскоре появилась довольно большая лужайка.

— Здесь вполне можно, — сказал Иван и начал распаковывать чемодан. — Вот сами смотрите — это фюзеляж с управляющими элементами, это крылья, сейчас я их пристыкую, это моторчик, не очень мощный, но для нашего случая в самый раз. Вот сюда закладывается взрывное устройство, видите? Управление полётом производится по радио, пульт управления у Зинаиды Михайловны, Зиночка, продемонстрируй его господину Парвусу пожалуйста...

Зина послушно вытащила из ридикюля пульт и показала его со всех сторон.

— Открывать его, уж извините, не будем.

— Очень интересно... и каким же образом вы планируете использовать это приспособление?

— А мы его уже использовали, — просто ответил Иван, — про английского премьер-министра слышали?

— Так это вы были? — ошеломлённо воскликнул Парвус, — была у меня такая мысль, когда я прочитал в газетах о покушении, но я подумал, что это всё-таки внутрианглийские разборки.

— Нет, драгоценный Александр Львович, его приговорило руководство боевой организации эсеров, а привели в исполнение мы с Зиночкой... но давайте уже покажу вам на практике, как работает наш планер, хотите?

— Да, конечно, — чуть не выкрикнул Парвус, — я могу чем-нибудь помочь?

— Мог вас обрадовать, вы будет главным в нашем небольшом опыте... вот я запускаю моторчик (Иван крутанул винт, одновременно нажав на кнопку стартёра), вот он прогревается... прогрелся, а теперь берите его аккуратно двумя руками... правильно, снизу... и пройдите с десяток метров в сторону вон той опушки.

Парвус всё сделал, как его попросили, потом обернулся и спросил, что делать дальше.

— Поднимите планер над собой... хорошо, Зина, включай пульт...

В этот момент раздался взрыв, который буквально вогнал Парвуса в землю — направленность его Иван предварительно подкорректировал, так что в стороны и вверх взрывная волна была втрое меньше, чем вниз, так что до него с Зиной почти ничего не дошло.

— По-моему всё у нас получилось, — сказал Иван Зине, — но проконтролировать таки не помешает.

И они быстренько обследовали место взрыва — как он и предполагал, травмы от взрыва были абсолютно несовместимы с жизнью, от бедняги Парвуса остались только какие-то ошмётки.

— А теперь нам надо делать ноги, — сказал Иван, — берём Бориса, на трамвай садиться не будем, в километре на север надо взять пролётку, там оживленная дорога проходит и...

— Что и? — спросила Зина.

— Хватит с нас Европы, пора бы и внутрироссийскими делами заняться... хотя нет, ещё по дороге встретимся с господином Ульяновым, а далее сразу в Москву.

5 июля 1905 года, Москва

Телефон в квартире Носова начал трезвонить, ещё когда он с Зиной поднимался по лестнице — успел снять трубку, пока её не положили на том конце. Тут же выяснилось, что Нико Пиросмани уже три дня как прибыл в столицу и очень желает пообщаться — мол, приглашал же в гости, вот я и приехал.

— Что, прямо с картинами приехал? — спросил Иван.

— Да, прямо с ними, продал свою молочную лавку в Тифлисе, как я её продавал, это отдельная и долгая история, может быть расскажу потом, погрузил свои жестянки на повозку и приехал на скором поезде. Остановился на постоялом дворе на Воздвиженке.

— Через час... нет, через полтора часа я за тобой заеду, — ответил Иван, посмотрев на часы. — А у нас новая забота появилась, Зинуля...

— Я уже поняла, — сказала та, — что будешь делать со своим грузином?

— Есть одна мыслишка... знаешь такого Мамонтова?

— Савву Ивановича? Ну как не знать, он же денег на революцию немеряно передал, эсерам тоже перепало.

— А ещё он сильно покровительствует людям искусства, в основном художникам, но и поэтов с балеринами не забывает. Сейчас я сделаю пару звонков, а после обеда нас скорее всего ждёт вояж в усадьбу Абрамцево, это не очень далеко, на север немного не доезжая до Сергиева Посада. Погода хорошая стоит, не вижу, почему бы нам не прогуляться на природу, а революция чуток подождёт...

Зина согласно кивнула и ушла в ванную комнату, а Носов сделал обещанные два звонка, закурил толстую гаванскую сигару и уселся у окна в ожидании, когда освободится душ. На Воздвиженку по тому адресу, что продиктовал художник, они прибыли тютелька в тютельку через полтора часа после разговора с ним.

— Точность вежливость королей, — довольно сказал Носов, глядя на свой Брегет.

— И революционеров, — добавила Зина, — надо бы руководству доложиться.

— А я уже всё сделал — один из двух звонков был господину Чернову.

— Что, прямо по телефону и выложил все детали? — встревожилась Зина, — а если телефонистка подслушала?

— Ну что ты, всё было сказано исключительно намёками и эзоповыми выражениями, так что никто не подкопается, даже если сильно захочет. Нас ждут с докладом на Кронверкской набережной послезавтра, так что сегодня у нас полностью свободный день, а завтра мы выезжаем в Питер.

Пиросмани ждал их сразу на улице вместе с большим баулом, очевидно, это его картины были. Иван обнялся с ним, Зине он ручку поцеловал.

— Рад тебя видеть живым и здоровым, дружище, — сказал Иван, — как тебе Москва?

— И я очень рад, — ответил он, — Москва большая и шумная... и грузинского вина тут сложно найти.

— Ну это не самая большая проблема в этой жизни, — ответил Носов, — клади свои вещи в ящик и залезай к нам, мы сейчас поедем в одно очень интересное место.

— Какое? — тут же поинтересовался он, закинув своё добро на закорки.

— Село Абрамцево, там у нас действующая артель художников, поэтов и оперных певцов располагается. Художественный руководитель Савва Мамонтов, если тебе это имя что-нибудь говорит, предприниматель, очень богатый человек и покровитель искусств. Ты там не самую последнюю роль сыграешь, это я тебе отвечаю.

Доехали часа за полтора — обычная загородная усадьба, вход караулит какой-то помятый лакей.

— Эй, любезный, — сказал ему Иван, — мы к Савве Ивановичу, с утра договаривались — передай, что приехали Носовы и Пиросмани.

Лакей хмуро посмотрел на всю честную компанию и удалился вглубь по аллее из дубов и вязов. Через пять минут вернулся и молча открыл ворота.

— Заходите, вас ждут вон в том доме, — и он показал на двухэтажный дом с резным крыльцом.

Они также прошли по аллее, подойдя прямо к крыльцу, навстречу им вышел дородный господин, одетый почему-то в простонародную косоворотку.

— Добрый день, господа, — поздоровался он, — это вы мне звонили утром?

— Абсолютно верно, звонил я, — приподнял шляпу Иван, — будучи наслышан о вашем покровительстве изящным искусствам, не мог отказать себе в удовольствии представить вам кавказского самородка по фамилии Пиросманишвили.

— Можно просто Нико, — вмешался он в разговор.

— Заходите, посмотрим на вашего самородка... у меня сейчас в гостях Репин и Врубель, втроём и оценим ваше творчество, — сказал Мамонтов и посторонился, пропуская гостей в дом.

В большой гостиной на первом этаже и правда сидели в больших удобных креслах Илья Ефимович Репин, большой с кудлатой головой и бородой и Михаил Александрович Врубель, тоже с бородой, но с маленькой и аккуратно подстриженной. Еще там имел место большой и крепкий мужчина, в котором, слегка поколебавшись, Носов опознал великого оперного певца Шаляпина, а в дальнем углу комнаты сидела некая девица, которую Носов никак не смог идентифицировать.

— Господа, — громко сказал Мамонтов, — у нас сегодня в гостях самобытный грузинский художник Нико... Нико...

— Пиросмани, — подсказал Носов.

— Точно, Пиросмани, а также господа Носовы, которые и обнаружили это дарование... где вы его обнаружили?

— В Верийском квартале Тифлиса мы его нашли, в молочной лавке его имени, — дал справку Иван. — Он в основном на жестянках пишет свои картины, так что вы сильно не удивляйтесь.

— Да мы и не удивляемся ничему, — подал голос Репин, — после творений Михаила Александровича сложно чему-то ещё удивляться. А вы, молодой человек, распаковывайте свои картины, мы их с большим тщанием изучим.

Нико, до сих пор не проронивший ни слова, поставил свой баул на пол и попросил у хозяина ножницы, потому что распутать узлы, кои он там навязал по всему периметру, не было никакой возможности. Но с ножницами всё получилось довольно быстро — Нико с помощью Носова наконец достал свои жестянки и расставил их вдоль длиной стороны комнаты, под узорчатыми окнами.

— Тааак, — сказал вставший со своего кресла Репин.

Он прошёлся вдоль ряда поющих грузинов, ланей с человеческими глазами и пейзажей грузинской столицы, как будто вырубленных топором из большого и длинного полена.

— Мдааа, — присоединился к нему Врубель, надевший по такому случаю очки.

— А мне нравится, — решительно рубанул со своего места Шаляпин, у него видимо хорошее зрение было, поэтому он никуда не перемещался. — Краски очень сочные, поэтому кажется, что жестянки эти кричат громкими голосами.

— Ну у оперных певцов свои ассоциации, — усмехнувшись, сказал Мамонтов, — а ты что скажешь, дорогая Танечка?

Эээ, да это же Таня Любатович, подумал Носов, подруга жизни знаменитого мецената, ради которой он собственно поддерживал много лет провальный проект Новой оперы. А Таня... что Таня — она жеманно вытянула губки и смогла сказать только 'Прелестно' и на этом выключилась из игры.

— Ну так что, дорогие мои мастера художественной композиции? — спросил Мамонтов, когда Репину с Врубелем надоело ходить вдоль ряда картин и они вернулись на свои места, Репин при этом закурил сигару, а Врубель попросил вина.

— Да, правильно, на трезвую голову это сложно оценить, — и Савва кликнул какого-то Прохора, который немедленно принёс две откупоренные бутылки мадеры.

Когда все собравшиеся, включая Носовых, отпили по глотку, первым начал Репин:

— По-моему это не имеет к искусству никакого отношения, народный лубок, у нас в любой лавке книжки с такими рисунками продают.

Продолжил Врубель:

— А мне нравится, у молодого человека, как его... (Нико, подсказал Носов), да у Нико есть определённые задатки... этакая сумасшедшинка в творчестве. Я бы с ним вместе поработал.

— Мне тоже приглянулась манера работы этого грузина, — сообщил Савва, — так что тремя голосами против одного вы, Нико, принимаетесь в нашу свободную артель. Если жить вам в Москве негде, могу предложить гостевой домик. На первое время конечно, а там раскрутитесь и сами решите, как дальше жить. Перевозите вещи.

— Так у меня всё с собой, — ответил Пиросмани, — мне перевозить ничего не надо.

— Отлично, Прохор вам покажет, куда идти, — и Мамонтов снова кликнул Прохора. — А вам, господа, — это он обратился уже к Носовым, — большое спасибо за поиски нового таланта. Если на примете появится кто-нибудь ещё, непременно обращайтесь.

— Да всегда пожалуйста, Савва Иванович, — приподнял шляпу Иван, — да, и у меня к вам есть один конфиденциальный разговор. Буквально на пять минут, очень важная тема.

— Никаких вопросов, пройдёмте в мой кабинет.

— Зиночка подожди здесь пожалуйста, — сказал Носов и прошёл по коридору вслед за Мамонтовым.

— Итак, — сказал Савва, откинувшись в глубоком кожаном кресле, — в чём суть вашего разговора?

— Всё очень просто, драгоценный Савва Иванович, — ответил Носов, устроившись поудобнее напротив. — Дело в том, что я помимо своей основной профессии (а какая у вас основная профессия? Инженер-электрик) в свободное от работы время являюсь членом ЦК партии социалистов-революционеров...

— Во как, — с изумлением отвечал Савва, — от эсеров ко мне никто еще не приходил.

— Ну значит я первым буду... так вот, от имени партии эсеров имею честь сделать вам предложение войти в будущий кабинет министров, который будет сформирован в результате скорой русской революции.

— То, что революция будет и скоро, я не сомневаюсь, но какой же пост вы мне можете предложить в этом кабинете? Министр экономики?

— Гораздо лучше — министр культуры. И средств массовой информации, если введут такое...

— Ну надо же, — с ещё большим изумлением продолжил Савва, — такого мне точно до сих пор не предлагали. А почему вы уверены, что я справлюсь?

— Ну так со своей артелью-то прекрасно справляетесь, надо просто будет немного масштабировать ваше начинание до границ Российской империи и всех дел-то...

— Допустим, я соглашусь... — с некоторым сомнением в голосе сказал Мамонтов, — и что я должен буду делать? Сейчас и вообще в определённой перспективе.

— Сейчас ничего нового, кроме того, что уже делаете. А насчёт перспективы мы ещё не раз встретимся и обговорим всё тоже не раз и не два.

— Что, и даже денег у меня не попросите?

— Просить не буду, но если дадите, не откажусь, конечно — деньги в наши тяжёлые времена лишними не бывают.

Меценат некоторое время барабанил пальцами по ореховому верху своего письменного стола, а затем резко встал, открыл дверцу шкафа, повозился там немного и положил перед Носовым стопку сторублёвых банкнот.

— Вот, изволите видеть — это мой взнос в продвижение русской революции, две тысячи... в лучшие времена дам больше.

— Благодарю от лица русской революции, — ответил Носов, укладывая деньги во внутренний карман пиджака, — лучшие времена, кстати, скоро настанут, это я вам от имени партии эсеров говорю.

— И за грузинского самородка этого отдельное спасибо — я так думаю, на нём хорошие деньги можно будет сделать через год-два...

На этом собственно Носов с подругой и распрощались с гостеприимным хозяином усадьбы Абрамцево... а, нет — напоследок ещё небольшой разговорчик с Нико случился, тот аж светился от радости и только что не подпрыгивал в воздух.

— Спасибо, друг, — долго жал он руку Носову, — без тебя бы я так и продавал в Тифлисе сыр до самой смерти.

— Ты подожди благодарить-то, — остановил его Иван, — вот получишь признание... хотя бы в Москве, тогда и... а в качестве благодарности ещё пару картин мне подаришь, и на этом мы будем в абсолютно полном расчёте.

7 июля 1905 года, С-Петербург, Кронверкская набережная

В ЦК партии эсеров Носова уже ждали с нетерпением. Зину он оставил в гостинице, там такие вопросы будут обсуждаться, которых тебе лучше знать, так что отдохни пока здесь, по магазинам пройдись. Зиночка слегка надулась, но не так, чтобы сильно.

А на Кронверкской (Иван проверился три раза, прежде чем туда зайти — никакой слежки он, конечно, не обнаружил, но конспирацию таки блюсти надо было) собрался весь цвет как легальной, так и конспиративной частей партии. Кроме Савинкова присутствовали Чернов, Гоц, Авксентьев и Каляев, которые были гендерно разбавлены Брешко-Брешковской и Марией Спиридоновой. Начал, конечно, Чернов, как утверждённый лидер.

— Добрый день, Иван Александрович, очень приятно вновь видеть вас на российской земле.

— Взаимно, — раскланялся Иван.

— Операция в Англии прошла более, чем успешно, так что в повестке дня у нас два вопроса — первый, это как будем объявлять о причастности, а второй... второй это всё остальное.

— А что тут думать, — немедленно отозвался Савинков, — объявляем, как и договорились, что теракт произвела отколовшаяся от нас фракция эсеров-максималистов, и всемерно осуждаем его, не забывая между строк подчеркнуть империалистическую и захватническую политику Англии, в связи с которой собственно они и получили... то, что получили. Не так?

— Минуточку, — вступила в диалог Спиридонова, — нам ведь тогда придётся предъявить имена этих отколовшихся фракционеров, что может быть расценено товарищами по партии, да и другими демократическими силами, как предательство. Это раз. А два заключается в том, что власти будут обязаны провести расследование по требованию англичан (а что такое требование поступит, я лично не сомневаюсь), значит будут трясти нас всех, причём неизвестно, что в конце концов натрясут, в полиции не младенцы работают, когда захотят, они многое могут раскопать.

— То есть вы предлагаете промолчать и дистанцироваться? — спросил Авксеентьев.

— Да, именно это я и предлагаю.

— Не понимаю, господа, зачем же мы тогда затевали это дело? — поинтересовался Савинков, — если никаких дивидендов с него иметь не будем. Добавлю от себя, что дело было довольно тяжёлым и грязным, мы уцелели просто чудом, если вы позволите церковные термины.

— Ну что же, как я вижу, мнения разделились — давайте голосовать, — предложил Чернов.

— Тайным голосованием или явным? — справился Гоц.

— Явным, нам от товарищей скрывать нечего... кто за объявление о причастности к английскому теракту, прошу поднять руки.

Руки подняли Савинков, Каляев и Авксентьев... ну и Носов конечно.

— Теперь кто против.

А против были трое — Спиридонова, Брешко-Брешковская и Гоц.

— Значит, всё упирается в меня, — задумчиво сказал Чернов, — ну что же, я воздерживаюсь. Таким образом, большинством голосов четверо протии троих при одном воздержавшемся принято решение объявить о причастности. Детали доработаем в рабочем порядке. Теперь втрое — подъём революционного движения в стране и роль эсеров в этом. Профсоюзы и крестьянские комитеты. Волнения в армии и на флоте. Кстати, для вас, Иван Александрович, у меня будет отдельный разговор по этому последнему пункту — знаете такой крейсер 'Очаков'?

— Это где-то на Чёрном море? — уточнил Иван, — про Черноморский флот слышал только то же, что и все — про броненосец 'Потёмкин', его эпопея недавно закончилась. Судя по вашему вопросу, на этом 'Очакове' либо началось, либо ожидается что-то похожее?

— В точку попали, дорогой Иван Александрович, — ответил Чернов, — ожидается, и очень скоро. И по этому поводу для вас есть весьма подходящее вашему профилю задание...

— Убить кого-то опять надо?

— Упаси бог, пока никого — надо выехать в Севастополь и возглавить восстание на кораблях Черноморского флота, в первую очередь на этом самом 'Очакове'.

— Очень любопытно... — пробормотал Носов, — а какие-нибудь детали предстоящего вы мне предоставите? Расклад сил, действующие лица, противостоящие правительственные силы, где, наконец, брать оружие и взрывчатку, какая в конце концов будет цель у этого восстания? Смею напомнить, что 'Потёмкин' закончил свою эпопею не совсем удачно... а если говорить прямо, то провал это был. Не хотелось бы повторения.

— Я передам вам пакет документов с полным раскладом и перечнем лиц, на которых вы сможете там опереться. Ситуация, скажу вам честно, на флоте сложная и в любой момент вполне может склониться в разные стороны, так что это задание точно для вас, вы же умеете находить нестандартные решения любой задачи, верно?

— Да, я стараюсь выполнить любую задачу максимально быстро и дёшево, поэтому приходится изобретать нетривиальные решения.

— Обратите особое внимание на этого персонажа, — и Чернов протянул Носову фотографию морского офицера с суровым вытянутым лицом.

— Кто это? — спросил Иван.

— Некто Пётр Петрович Шмидт, лейтенант флота и человек очень нестандартных действий, примерно, как и вы.

— Например? — решил уточнить Носов.

— Например, он женился на питерской проститутке...

— Да уж... — чуть не поперхнулся Иван, — надеюсь уже развёлся?

— Конечно, но шум был невероятный.

— И после этого он уцелел на военной службе?

— Всё-таки он боевой офицер, но его обучение были затрачены немалые средства, так что да, уцелел... нам он интересен в основном тем, что сильно сочувствует революционным идеям.

— Понятно, — ответил Иван, — задание принял, завтра-послезавтра выезжаю в Севастополь. Но у меня тоже есть к вам небольшой разговор по другому поводу.

— По какому же? — заинтересовался Чернов.

— Взаимодействие с другими демократическими партиями и состав будущего коалиционного правительства... ну которое возникнет после победы революции — она же ведь победит, вы наверно тоже в этом не сомневаетесь?

— Да, конечно не сомневаюсь. И что же вы хотели сказать по этим двум вопросам?

— Дело в том, что путешествуя по России и Европе в последний год, я завёл немалое количество контактов с очень разными людьми из очень разных партий и течений нашей политической жизни.

— Например? — ответил ему Чернов его же словами.

— Например, Владимир Ульянов и Иосиф Джугашвили из социал-демократов...

— Они же, кажется, откололись от основной партии и сделали что-то своё...

— У вас устаревшие сведения, нет там больше никакого раскола, Ульянов, он же Ленин по псевдониму, и Джугашвили-Сталин сейчас руководители объединённой партии эсдеков и...

— Что же вы остановились, заканчивайте — что 'и'?

— И они оба готовы к конструктивному сотрудничеству с нами. Вплоть до прямой работы на нас.

— Даже так? Ну что же, это любопытно и обязательно будет обсуждено на ближайшем заседании ЦК. У вас всё?

— Не совсем — ещё есть такой Савва Мамонтов...

— Слышал, конечно, известный промышленник и меценат.

— Это тоже практически наш человек, сам бог определил бы ему заниматься культурой в обновлённой России. На этом пока всё.

Вернувшись в гостиницу, Носов обрадовал Зиночку новым назначением:

— Ты знаешь, дорогуша, мы кажется едем на Чёрное море — купаться и загорать в Севастопольской бухте.

— Когда? — деловито спросила она.

— Завтра, если успеем управиться с делами. А если не успеем, то послезавтра.

Зина повисла на Носове, осыпав его поцелуями.

— Я знала, что ты у меня самый лучший! Заодно там и поженимся, я слышала, что в Крыму эти вопросы решаются легко и без волокиты.

— Согласен, — ответил Носов, — прямо в первый же день и поженимся.

— Да, а что мы там делать-то будем? — вдруг вспомнила Зина, — ведь не купаться же в самом деле мы туда едем?

— Ты как всегда права, моя радость — купание это будет маскировкой, а так-то нам надо устроить восстание на Черноморском флоте Российской империи, только и всего...

— Экая ж ерунда, — воскликнула Зина, — вот поженимся и сразу после этого устроим твоё восстание.

— Я рад, что ты так просто всё воспринимаешь, — искренно ответил Носов, — наверно и мне так надо... жаль, что не получается.

— А ты напрягись, милый, и всё у тебя получится.

12 июля 1905 года, Севастополь

После Симферополя железная дорога начала часто петлять и подниматься в гору, виды при этом из окна скорого поезда из Москвы открывались самые увлекательные.

— А это что, туннель что ли? — охнула Зиночка, когда вдруг за окном резко потемнело.

— Да, моя радость, тут этих туннелей штук десять ещё ожидается, так что не пугайся понапрасну.

— А там вон что растёт? Не абрикосы? — указала она на рощицу с оранжевыми плодами.

— Самые они, они тут как у нас липы с берёзами произрастают — подходи и рви, сколько надо. И ещё грецкие орехи с инжиром где-то тут должны быть.

— Мы попали в рай? — спросила Зина, счастливо смеясь, — райских яблок только не хватает. Давай я буду Евой, а ты Адамом.

— Они вообще-то голыми ходили, — уточнил Иван, — Адам с Евой.

— Сейчас заедем в гостиницу и сразу разденемся.

Носов не стал развивать эту захватывающую тему.

— Мы вообще-то здесь немного по другому вопросу, товарищ Коноплянникова, нам как-то боевые корабли захватить надо.

— А я вот всё хотела тебя спросить — ну захватим мы их, а дальше что? Конечная цель-то всего этого представления какая будет?

— Хм... — задумался Иван, — Чернов мне выдал наработки ЦК по этому вопросу, там сказано, что это будет репетиция захвата власти во всей стране, но, если честно, то я с этим не согласен.

— И почему же ты не согласен с Черновым?

— Потому что нельзя всю эту работу просто спускать в унитаз, объявляя репетицией. Если уж получится, надо сразу идти дальше...

— Куда дальше?

— Захватывать не только флот, но и Севастополь, например... а лучше весь Крым и объявлять здесь свободную демократическую республику трудящихся масс, например.

— Лихо, — серьёзно ответила Зина, — а если царь войска пошлёт, чтобы подавить твоё восстание?

— Надо вести разъяснительную работу среди солдат, казаков допустим, вряд ли распропагандируешь, это тяжёлый случай, но обычных солдатиков, почему бы и нет? Это ж на 90% крестьяне и воевать с такими же крестьянами, только в черной флотской форме, им совсем не с руки. Но мы, кажется, уже приехали, вон перрон справа приближается, давай-ка собираться, потом договорим.

В гостиницу они не поехали, потому что в бумагах, выданных Черновым, значилось целых две конспиративные квартиры, готовые приютить эмиссаров из центра на неограниченный срок. Носов немного поколебался между Инкерманом и Балаклавой и выбрал в конце концов первое, поближе к вокзалу и поспокойнее райончик.

— Ну всё, — сказал Носов после заселения (хозяйка, подслеповатая пожилая гречанка, без лишних слов показала всё хозяйство, оставила ключи и удалилась, стуча сандалиями по пыльной брусчатке), — я пошёл по делам, а ты пока обживай помещение... можешь приготовить чего-нибудь к ужину.

— А купаться? — надула губки Зина.

— Точно, забыл я про это — дополнительное задание тебе, выяснить, где тут купаются и что для купания нужно? Там же просто так в воду не войдёшь, тем более, если ты женщина, надо целый церемониал выполнить.

И он пошёл по брусчатке примерно в ту же сторону, что и гречанка.

На сегодня у него было намечено два дела и Носов некоторое время выбирал, какое из них сделать первым, а потом махнул рукой и решительно совместить. Встреча с местными активистами у него была назначена на 14.00 в районе Чёрной речки, возле развалин бастиона, оставшегося от Крымской войны. Но сначала естественно следовало провериться и перепровериться, что он и сделал со всевозможной тщательностью... сворачивание в труднодоступные места, остановки на завязывание шнурков и чтение свежей севастопольской газеты на углу двух не очень оживлённых улиц показали, что никакого хвоста за ним нет даже в теории. Что в общем и целом было предсказуемо, но конспирацию, батенька, никто не отменял.

За две минуты до 14 часов Носов стоял у того самого бастиона, закуривал папиросу (это был условный знак с его стороны) и ждал прохожего, который попросит у него прикурить. Ждать пришлось достаточно долго, почти полчаса, потом к нему подошёл человек в студенческом мундире и сказал:

— Прикурить не найдётся, гражданин хороший?

— Для приличного человека почему не найтись, — ответил Носов половинкой своей кодовой фразы.

— Рад встрече, — сказал студент, пожимая ему руку, — Максимом меня зовут, можно просто Макс.

— Как писателя Горького? — спросил Носов, не ожидая, впрочем, никакого ответа. — А я Иван.

— Пойдёмте, нас уже ждут, — бросил студент и повёл Ивана куда-то вглубь хаотичной застройки из одноэтажного частного сектора.

Зашли они в один из таких домушек — сначала в калитку в заборчике, сложенном из песчаника, а потом и в сам дом, пройдя по кирпичной же дорожке через небольшой абрикосово-черешневый садик. Носов спросил разрешения сорвать пару абрикосов, получил его и съел удивительно сладкие и сочные плоды.

— Живут же люди, — искренне восхитился он, — круглый год тепло, море рядом, да ещё и абрикосы прямо в окно смотрят.

— Мы привыкли, — рассеянно ответил Максим, — не замечаем... хотя вы конечно правы, жизнь здесь поприятнее, чем например в Архангельске.

— Товарищи, — сказал он, войдя в комнатушку с ситцевыми занавесками, — позвольте вам представить эмиссара из центра Ивана. Он прислан координировать наши усилия по продвижению революции в Крымской губернии.

А потом он представил собравшихся, их тут трое было, включая одну женщину.

— Парамон, представитель от флота (он и точно был в матросской форме), Виктор, солдатский депутат (этот в гражданку почему-то был одет) и Ирина, секретарь эсеровской организации губернии.

— Очень приятно, — Иван пожал им всем руки, Ирине хотел было поцеловать, но вовремя передумал. — Очень рад всех вас видеть в добром здравии и хорошем расположении духа.

— Как добрались? — спросила Ирина.

— Замечательно, сели на поезд и доехали. На квартиру заселились в Инкермане, я там супругу оставил, пусть она немного отдохнёт, — ответил Иван и сразу перешёл к делу, — какие настроения в городе? Особенно интересует черноморский флот.

И он с особенным выражением поглядел на матроса Парамона, подумав между делом, что имечко у него то ещё... азартен ты наверно, Парамоша, ой азартен.

— Настроения как настроения, — ответил без малейших эмоций Парамоша, — после броненосца 'Потёмкин' сложно всё стало...

— Почему? — немедленно поинтересовался Носов.

— С одной стороны вроде и получилось у них, корабль-то они захватили, но с другой — сидят они сейчас все в Румынии под арестом и неизвестно когда выберутся. И что с ними будет, когда они выберутся, тоже неизвестно.

— Значит не совсем всё правильно они сделали, а если точнее, то совсем всё неправильно, мы, как сказал один умный товарищ, пойдём другим путём. Совсем другим. Как там крейсер 'Очаков'? — неожиданно перепрыгнул он на другую тему.

— Крейсер как крейсер, — в замешательстве отвечал Парамон, — ничем среди остальных не выделяется.

— У меня есть оперативная информация, что упор надо сделать именно на 'Очакове', — огорошил собравшихся Носов. — Ладно, план мероприятий на ближайшее время я доработаю вечером, завтра оглашу, а сейчас ещё такой вопросик — как у вас тут налажено взаимодействие с родственными революционными организациями?

— На эсдеков намекаете? — спросил Максим.

— Да, на них, и ещё на анархистов. Да и про кадетов можно поговорить...

Собравшиеся переглянулись, было видно, что тема для них не очень хорошо изученная, поэтому отвечать как-то никто не хотел. Наконец слово взял студент Максим.

— У них своя свадьба, у нас своя, — прокашлявшись, начал он, — были у нас переговоры с фракцией социал-демократов, как их... с большевиками, но ничем конструктивным они не закончились.

— Ясно, — коротко отвечал Иван, — дайте мне контакты, с кем вы там встречались, я попробую разрулить этот вопрос. И ещё одно — какие настроения в народе по поводу нашего поражения в войне?

— Ну известно какие, — отозвался матрос Парамон, — хают царя, военачальников и правительство, разворовали, мол, всё, армии ничего не досталось, в том числе и командующих хороших.

— Тоже понятно... завтра начинаем активную подготовку к горячей фазе восстания, — бросил Иван.

— К какому восстанию? — не успела испугаться Ирина.

— К обычному, Ирина, к самому, что ни на есть, стандартному восстанию народных масс против угнетателей и узурпаторов. Я детали раскрою чуть позже, а сейчас у меня к вам будет одна маленькая приватная просьба... если нетрудно, хотелось бы поговорить с глазу на глаз.

Ирина согласилась и они вышли во дворик с абрикосовыми деревьями.

— Хорошо всё-таки тут у вас, всю жизнь бы жил и радовался, — начал Носов.

— Так живите, кто мешает-то? — чисто риторически возразила она.

— Увы, дорогая Ирина, мешает очень многое... так я про что хотел спросить-то? Дело в том, что мы с супругой Зиночкой живём в гражданском, так сказать, браке, а она очень сильно хочет совершить, так сказать, церковный обряд. Связать нас узами по всем правилам и обычаям, дед у неё священником был, вот от него и набралась. Так вот не подскажете ли, где тут это дело можно сделать быстро и без излишней шумихи?

— Так-так-так, — насмешливо ответила Ирина, — а ещё революционеры называются... шучу я — конечно помогу. Дайте подумать... да на том же Инкермане есть маленькая церквушка святого Николая-угодника, её настоятель мой знакомый, не сказать, чтобы близкий, но знакомый. Прямо сейчас пойдёмте туда и обо всём договоримся.

— Хорошо, только попрощаюсь с товарищами.

И Носов зашёл в дом, поблагодарил товарищей за конструктивную беседу, объявил, что о времени и месте следующей встречи он оповестит Максима, а тот уж передаст остальным и откланялся.

С настоятелем церкви святого Николая, как ни странно, но он тоже был Николай, Носов договорился почти мгновенно — церковь маленькая, посещаемость никакая, как он понял, поэтому дополнительные доходы были для отца Николая совершенно не лишними.

— Да прямо сегодня и приходите, — благодушно улыбаясь, сказал о.Николай, — через час-полтора нормально будет.

Зина была огорошена новостью, что через час ей предстоит венчание.

— Надо ж заранее о таких вещах предупреждать! — в сердцах сказала она, метаясь по комнате.

— Сюрпризы тоже хорошая вещь, — заметил ей Иван, — приятные конечно. Ты бы не металась лучше, а надела бы вон то платьице в горошек, оно мне очень нравится, да и дело с концом.

— Платье-то я надену... а горошек пойдёт разве? Белое же кажется надо...

— Это всё условности, дорогая, и пережитки старины, сейчас любое платье подойдёт, лишь бы без декольте.

— А там ведь кольца ещё потребуются? — продолжила свои расспросы Зина.

— Что бы ты без меня делала, — ответил Иван, доставая из своего саквояжа две бархатные коробочки, — я их ещё в Лондоне купил по случаю.

— И короны же там какие-то на голову надевают...

— Ну это нам отец Николай обеспечит... одевайся давай и нужно уже выдвигаться.

— Стой, а свидетели? А подружка невесты?

— Для венчания это необязательные опции, — заметил Иван, помогая Зине застегнуть платье. — Класс, — добавил он, повернув её вокруг оси, — лучше не бывает.

Зина порозовела от смущения. К церкви они подошли в назначенный срок.

— Что-то маловата церквушка, а? — спросила Зина. — Не соответствует...

— Святой дух не зависит от величины культового сооружения, — замысловато ответил ей Иван, — своему назначению соответствует и ладно.

Технология таинства не слишком отличалась от той, что была в 21 веке — сначала отец Николай предложил молодым обручиться, то есть обменяться кольцами, потом ввёл их в храм, три раза благословил и они взяли по специальной свечке. Далее батюшка троекратно прочитал 'Отче наш' и молодые отпили вино из венчальной чаши. Ну и напоследок надо было трижды обойти вокруг аналоя и положительно ответить на вопрос 'Имеешь ли, Иван, произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, взять себе в жену сию Зинаиду, ее же здесь пред тобою видишь?' и соответственно наоборот. Вот собственно и всё... нет, ещё Иван сунул в карман священнику красненький червонец, вот на этом точно всё.

Когда молодые оказались на улице, Зина с недоумением спросила:

— А документ какой-то нам разве не положен?

— Документ у тебя в душе остался, — рассеянно сказал Иван. — А сейчас давай что ли съездим в небольшое свадебное путешествие. В большом мы уже были недавно, Берлин-Брюссель-Лондон, а сейчас будет облегчённый, так сказать, вариант. На пароходике по Севастопольской бухте.

14 июля 1905 года, Севастополь

— Значит, это и есть тот самый лейтенант Шмидт? — спросил Носов у Максима, рассматривая фигуру флотского офицера, опёршуюся на ограду на набережной Нахимова на фоне памятника погибшим кораблям (собственно памятника ещё не было, был только пьедестал, а всё вместе должно быть сдано к сентябрю, в честь юбилея утонувших кораблей).

— Да, не сомневайтесь — Пётр Петрович Шмид, 1868 года рождения, только что прибыл из Одессы на местный миноносец, старпомом вроде бы назначен.

— А чего в Одессе ему не сиделось?

— Во-первых приказы командования не обсуждают, а во-вторых у него там случилась какая-то неприглядная история с судовой кассой — он вроде бы за неё отвечал и она как будто оказалась пустая. Но скандал кажется замяли, а его услали с глаз долой подальше от судовых касс.

— Ясно, — коротко бросил Носов, — хорошие у нас кадры революции делают, нечего сказать...

— Какие есть, Иван Александрович, к тому же это ваша инициатива была привлечь его к работе, так что сами и расхлёбывайте.

— Ладно, пошёл расхлёбывать, — ответил Иван, — только вы уж меня представьте что ли, а то как-то неудобно получится.

Они подошли к Шмидту, поздоровались, Максим представил ему Ивана как эмиссара из центра с оооочень большими полномочиями, после чего откланялся.

— Пойдёмте в кафе посидим что ли, — предложил Носов, — заодно и пообедаем, а то что-то я с утра ничего не ел.

Шмидт согласился и они зашли в близлежащий грузинский ресторанчик, обещавший, судя по вывеске, замечательную кавказскую кухню по доступным ценам. Заказали по шашлыку и бутылку Саперави, подождали, пока принесут, тогда Носов начал беседу.

— Моя фамилия Носов, как уже сказал Максим, я представитель Центрального комитета партии эсеров, наделён достаточно широкими полномочиями.

— Полномочиями для чего? — счёл нужным уточнить лейтенант.

— Для широкого круга задач, — ушёл от ответа Иван, — наши люди проверили вас и вашу биографию и сочли, что вы именно тот, кого мы ищем.

— Значит и про мою женитьбу, и про судовую кассу вы всё знаете, — горько усмехнулся Шмидт.

— Да, конечно...

— И что же лично вы по этому поводу думаете?

— Про женитьбу и кассу что ли? Да ерунда это, ошибки у всех бывают, главное, чтобы они в систему не переросли — короче из вас мы будем делать лидера крымского восстания, если конечно от вас не последуют возражения.

Шмидт съел очередной кусочек ароматного шашлыка, сделал большой глоток грузинского вина и медленно ответил:

— Нет возражений — лидер, значит лидер, это даже интересно. А что будет входить в мои обязанности?

— Много чего... я буду вводить вас в курс дела постепенно... для начала надо будет выступить на общегородском митинге с зажигательной речью, вы ведь умеете это, да?

— Да, язык у меня неплохо подвешен. А о чём надо будет сказать?

— Тезисы я подготовлю и передам вам завтра... да, а сам митинг назначен на три часа пополудни на Владимирской площади. Он вообще-то согласован с городской администрацией, но по факту возможно всякое, так что оружие с собой берите.

— Сколько народу ожидается? — продолжил расспросы Шмидт.

— Сложно сказать, но по моему предыдущему опыту от пяти до десяти тысяч.

— Тематика-то какая вообще у этого митинга?

— Ну как какая, у нынешних митингов одна тематика — долой прогнивший режим, да здравствует народная власть, ну и там по мелочи, земля крестьянам, фабрики рабочим, мир народам.

— Я всё понял, когда, вы говорите, передадите мне тезисы выступления?

— Завтра утром, приходите сюда же в десять часов, заодно и позавтракаем, я вас с супругой познакомлю.

— Отлично... а кто ещё будет выступать на митинге?

— Записано трое, кроме вас, а там как бог даст — может ещё кто подтянется из собравшихся, мы слово всем даём.

16 июля 1905 года, Севастополь, Владимирская площадь (сейчас пл.Ленина)

Из выступления на митинге лейтенанта Шмидта:

'Откройте ваши глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать. Великие дела совершаются в эти дни. Просыпается народ русский и рвет в куски свои цепи.

Солдаты! Вы долго не понимали требований народа. Ваши начальники и попы лгали и клеветали вам на народ. Они держали вас во тьме. Они натравливали вас на народ. Они заставляли вас обагрять руки кровью рабочих. Они превратили вас в палачей русского народа. Они обрушили на ваши головы страшные проклятия матерей и детей, жен и старцев.

Но вот наступают на Руси новые дни. Просыпается и ужасается совесть русского солдата. Братскую руку протягивает он рабочему народу.

Солдаты русской армии и флота! Великое дело произошло на Черном море. Матросы броненосца "Князь Потемкин Таврический" открыто и смело стали на сторону рабочих. Они сорвали на своем судне царский флаг, флаг унижения и рабства, и воздвигли красное знамя, знамя свободы и братства. "Князь Потемкин" теперь в руках матросов. Нет на нем негодяев офицеров, угнетающих рядового. Управляют броненосцем выбранные всем экипажем матросы. Нет насилий и заушений. Все равны, как братья.

Солдаты! Наше государство — огромный броненосец. На нем насильничают чиновники царские, и стонет измученный народ. Спасение для нас одно: по примеру "Потемкина" выкинуть за борт всю правящую нами шайку и взять управление государством в свои собственные руки. Мы сами направим ход родного броненосца, которому имя Россия!

Солдаты! По примеру черноморцев — становитесь на сторону народа. Пусть каждый солдат даст великий обет: "лучше я сам отрублю по локоть свою правую руку, чем подниму ее на брата моего"!

Честный солдат! Собственной рукой карай негодяя, который станет стрелять в народ!

Солдаты! При встрече с народом — ружья вверх! Офицеру, который скомандует залп, — первая пуля! Пусть от руки честного солдата падет палач!

Солдаты русской армии и русского флота! По примеру матросов — героев с "Потемкина" — в бой за правду, за свободу, за народ!'

Эту речь я честно содрал у товарища Троцкого (ему она всё равно уже не понадобится), записал на бумажку и всучил Шмидту с раннего утра, чтобы выучил, а не по бумажке читал, и с выражением. Лейтенант Шмидт с удивлением перечитал написанное пару раз и сказал, что для начала неплохо. Надо отдать ему должное, сделал он всё на отметку 'четыре с плюсом', полбалла я сбросил за излишнее старание и жестикулирование, скромнее надо быть. Но собравшимся кажется понравилось. Фотоаппараты корреспондентов газет щёлкали своими вспышками непрерывно по крайней мере... этих корреспондентов тоже в основном я обеспечил, лично объехал редакции десятка местных газет, газеток и даже бульварных листков и измозолил себе язык, повторяя набившие оскомину фразы. Пришли конечно не все, у кого я побывал, но явно больше половины — рекламу, таким образом, мероприятию вообще и товарищу Шмидту в частности я обеспечил.

— Всё хорошо? — тревожно спросил он у меня, спустившись с трибуны.

— Более чем, руками только поменьше бы надо махать было, а в остальном практически идеально. Ещё надо будет дать интервью паре местных изданий... а вот и они.

К нам подошли два уже не фото-, а пишущих корреспондента и представились:

— Аскольд Немировский, Севастопольский листок, — сказал один, а второй добавил, — Боян Гусляров, Крымские хроники.

— Это у вас псевдонимы что ли, ребята? — спросил я, — уж больно не по-русски звучит.

— Да, конечно псевдонимы, — ответил за обоих Аскольд, — а сейчас мы хотели бы побеседовать с восходящей звездой Крымской весны товарищем Шмидтом.

— Да-да, пожалуйста, — сказал я, — беседуйте сколько влезет. Пётр Петрович, ваш выход, используйте его по максимуму.

Шмидт кивнул и они отошли в сторонку, а потом, если не ошибаюсь, он их повёл в сторону ближайшего ресторана, на этот раз греческой кухни — ну и ладно, заодно и жажду утолят парни. А у меня пока другие дела есть...

Другие дела заключались в организации будущего восстания в Крыму, как мне и было завещано руководством партии, а для успешного восстания что нужно, спросите вы? А я вам отвечу, что классиков надо читать — во-первых революционная ситуация должна быть, во-вторых организация, которая возьмёт на себя руководство, без этого никак, на волю ветра и волн отпускать ничего нельзя, ну и в третьих техническое обеспечение — обученные и вооружённые боевые бригады плюс возможность вооружить большие массы плюс как минимум нейтралитет силовых структур противника (а лучше переход их на нашу сторону). Но и этого всего мало, для непосредственного начала восстания нужно событие, которое будет спусковым крючком... чтобы лавина с горы спустилась тоже ведь нужно совсем немного, первый камень там чтобы упал или выстрел чтобы прозвучал, правильно? Но без этого никак...

— А теперь давайте по пунктам, — это я уже начал беседу с давешним комитетом в составе Максима-студента, Парамона-матроса, Виктора-солдата и Ирины в красной косынке. — Мне нужен полный расклад по воинским частям, дислоцированным в Севастополе, да и вообще в Крыму. Номера частей, списочный состав, имена командиров, места дислокации. Ну и настроения конечно. Кроме того нужны сведения по местной полиции и жандармерии, всё то же самое, ну без настроений только. Еще где расположены воинские склады с вооружением, обмундированием, съестными припасами и всем остальным. Примерные объемы хранимого, охрана, возможность проникновения на территорию. Далее... связь — почта, телефон, телеграф, вокзалы, где расположены, как охраняются, есть ли там сочувствующие нам люди. Отдельным пунктом идут корабли Черноморского флота, это большей частью вам вопрос, Парамон. Особенно интересует крейсер 'Очаков'.

— А почему именно 'Очаков'? — сгенерировал наконец вопрос Парамон, — так-то в Севастополе базируется больше тридцати боевых кораблей и судов обеспечения.

— Не могу, к сожалению, ответить на этот вопрос, это информация, не подлежащая пока разглашению, — сурово ответил я и продолжил, — это всё, что я сейчас перечислил, стратегические, так сказать, задачи, а в оперативном плане надо пока продолжать агитационную работу в массах... хорошо бы парочку демонстраций провести, да чтоб народу побольше, да чтоб с лозунгами побойчее, да чтоб военные тоже поучаствовали. Кто займётся подготовкой этих шествий?

— Я могу, — подняла руку Ирина.

— Очень хорошо, — ответил я, — тогда флот будет на Парамоне, сухопутные части на Викторе, а мы с Максимом поработаем со связью.

— Кхм, — вступил в разговор Максим, — вопрос один имеется.

— Да, конечно — задавайте.

— Что будет, если наше восстание будет иметь успех? Какие наши дальнейшие действия планируются, если вдруг мы возьмём власть в свои руки?

— То есть вы хотите знать все долговременные цели ЦК партии? — спросил я.

— То есть да, хотим, — просто ответил Максим.

Если бы я сам знал их, подумал я, ну ладно, будем импровизировать.

— Для начала скажу, что вероятность удачного исхода восстания я лично оцениваю процентов в десять... ну пятнадцать. Царизм ещё очень силён, несмотря на последнее неблагоприятное для него развитие событий, поражение в русско-японской войне, позорный мир с Японией, рост забастовочного движения, крестьянские волнения и тому подобное. Так что наше восстание ЦК рассматривает как репетицию перед предстоящим генеральным сражением, если так можно выразиться.

— То есть мы тут, получается, будем в роли подопытных кроликов? — недовольно спросил Максим.

— Ну что вы так низко себя оцениваете, я бы сравнил нашу роль с отвлекающим манёвром на фронте — сковываем силы противника, отвлекая его от главного направления удара, ну примерно как Наполеон в 1805 году оставил Неаполь без защиты и сконцентрировал все свои силы в Ганновере, тогда как союзники считали, что он будет защищать и то, и это. В результате получился Аустерлиц — надо объяснять, что это такое?

— Не надо, — ответил Максим, глядя исподлобья, — расскажите лучше, что мы будем делать в обоих случаях, если восстание победит и если нет.

— Хорошо, слушайте... начнем с поражения, как наиболее вероятного исхода — ничего страшного не случится, временно уйдём на нелегальное положение, временно прекратим свою работу, не больше, чем на пару-тройку месяцев, вот и все дела. Теперь, если мы вдруг победим, я лично считаю, что это нереально, но если... будем устанавливать свою советскую власть в городе и на всём полуострове, выполняя все пункты нашей программы (земля крестьянам, фабрики рабочим, мир народам), это раз, а ещё надо будет её защищать, советскую власть... хорошо, что Крым почти со всех сторон окружён водой, почти что остров, для обороны с моря у нас есть, сколько вы там говорили у нас кораблей на рейде?

— Тридцать три, — ответил матрос Парамон, — включая транспортники и суда обеспечения.

— Отлично, значит на этом направлении нам бояться нечего, в Одессе и Новороссийске боевых кораблей практически не осталось. А с суши будем защищать Перекоп, это единственное и очень узкое место, через которое нас смогут взять за горло.

— И ещё хотелось бы знать, что делать с казаками, — это уже солдат Виктор спросил.

— Вы намекаете, что агитации они не поддаются?

— Да, именно на это.

— С казаками вопрос сложный... лучше всего было бы заблокировать их в казармах, но если не получится, придётся уничтожать... не всех, а хотя бы командиров для начала.

— Теперь что у нас с агитацией и пропагандой? Я имею в виду печатные издания, — спросил Иван.

Отвечать взялся Максим:

— Неплохо у нас с прессой, сейчас же послабления вышли, вполне легально работает газета 'Севастопольская правда', можно зайти и посмотреть, редакция тут совсем недалеко. Правда некоторые материалы цензура всё-таки не пропускает, но это редко случается, раз в неделю в худшем случае.

— Отлично, зайдём и посмотрим, раз можно. И последний по очереди, но не по значению вопрос, денежный. Я привёз некоторую сумму на оперативные расходы, передам завтра Максиму, но я конечно понимаю, что это капля в море — на голом энтузиазме сейчас мало кто захочет работать. Нужно продумать, как нам разжиться серьёзными наличными суммами. Но это в следующий раз. Ну кажется обо всём мы договорились, расходимся, следующая встреча послезавтра в полдень здесь же, а мы с Максимом идём в редакцию.

И они вышли через абрикосовый садик на уличку, круто спускающуюся к заливу.

— Тут всего три квартала прямо и три налево, — почему-то извиняющимся тоном сказал Максим.

— Много народу в газете работает? — спросил Носов, чтобы не молчать.

— Пять человек, включая главного редактора и наборщика.

— То есть статьи пишут трое?

— Нет, там ещё корректор есть, он же ночным сторожем подрабатывает, так что двое.

— Вполне достаточно для старта, — ответил Иван, — какой тираж в среднем?

— Две тысячи экземпляров...

— Продаёте или так распространяете?

— Конечно так, безвозмездно раздаём... уходит все довольно быстро, к обеду ничего не остаётся.

— А вот это зря, деньги никогда лишними не будут.

— Вот мы и пришли.

На двухэтажном здании, построенном из кирпичей, а не из булыжников, как всё вокруг, висела табличка 'Редакция газеты Севастопольская правда'. Редакция занимала целых три комнаты первого этажа, в одной из которых, направо от входа, находилась типография, но сейчас станок не работал, судя по тишине в здании. Свернули налево, тут за столами сидели двое мужчин.

— Здравствуйте, товарищи, — с порога поприветствовал их Максим, — знакомьтесь, это представитель из Центра Иван.

Иван приподнял шляпу и поклонился.

— А это главный редактор 'Правды' товарищ Шапиро и ведущий журналист товарищ Горбач.

В ответ они тоже поклонились.

— Очень приятно, — приступил к беседе Носов, — как идут дела на печатном фронте? Над чем конкретно сегодня работаете?

— Дела идут, — осторожно ответил редактор, — не так, чтобы на отлично, но идут, тираж только с начала этого года вдвое вырос. А сегодня у нас должен быть острый материал по коррупции и разложению местной администрации, ждём второго нашего журналиста, Фаррахов его фамилия, он принесёт текст и фото, сразу в номер поставим.

— Это всё просто замечательно, — сказал Носов, — но хотелось бы отметить одно но — агитация конечно агитацией, но товарно-денежные отношения пока никто не отменял, почему у вас газета бесплатная?

— Так ведь брать же не будут, — извиняющимся тоном ответил Горбач, — это, извиняюсь, бульварные листки с жареными фактами из рук рвут, а наша газета серьёзная, не будем же мы в самом деле скатываться на их уровень.

— Это конечно верно, но ведь среди печатных изданий не одна жёлтая пресса имеет место, вон 'Севастопольский листок' и 'Крымские хроники' вполне уважаемые и солидные издания, однако они небесплатные.

— Ну вы сравнили, — это уже Шапиро начал возражать, — этот листок с хрониками имеет большую и богатую историю, по сто лет с лишним выходят, у них и репутация наработанная, и круг читателей сложившийся десятилетиями, и рекламодатели к ним в очередь стоят. А нашей газете без году неделя, какой с неё спрос.

— А вот не надо искать оправдания — как говорит народная пословица, тот, кто хочет работать, ищет средства, а тот, кто не хочет, ищет причины. Кому сейчас, в конце концов, легко? Всем трудно. Со своей стороны могу дать один деловой совет — найдите бойкого писателя, и пусть он пишет что-нибудь остросюжетное в каждый номер с продолжением. Это для начала. И со своей стороны обещаю подкинуть пару-тройку горячих материалов в ближайшее время. А с вас хотя бы один, а лучше три солидных рекламодателя, чтобы обеспечить хотя бы относительную финансовую независимость.

— И ещё одно, — добавил Носов, глядя в окно, за которым прогромыхал допотопный автомобиль, — надо бы обратить особое внимание на лейтенанта Петра Шмидта, я его приведу завтра... или вы подойдёте на место встречи, там определимся. Этот товарищ распоряжением из Центра назначен на роль лидера в нашем регионе.

— Что за Шмидт, почему не знаю? — встрепенулся журналист Горбач, — я все более-менее заметные фигуры в Севастополе знаю, а это имя первый раз слышу.

— Ничего страшного, ещё услышите... ну если сами приложите некоторые усилия по раскрутке этого персонажа. Итак, мы договорились — завтра или здесь или где-то в Инкермане встреча и обстоятельное интервью со Шмидтом. Какие вопросы задавать, вы наверно и сами знаете, а вот что спрашивать не надо, я отдельно напишу и передам перед началом.

— Ну на сегодня кажется всё, — задумчиво сказал Носов, когда они с Максимом вышли из дверей редакции, — а завтра нам надо объединить все усилия для подготовки массового шествия в ближайшие дни.

— Повода нет, — грустно заметил Максим, — а без него мало народу соберётся, неубедительно плучится.

— Повод я вам до завтра предоставлю, надо будет только его подраскрутить будет, — рассеянно ответил Иван и убыл к своей свежеиспечённой супруге.

20 июля 1905 года, где-то в Севастополе

— Хороший ты материальчик организовал, — сказала Зина, прочитав 'Севастопольскую правду', — убедительный. Уж если после этого никто на улицы не выйдет, тогда я не знаю, что их может пронять.

— Да, — согласился Иван, — я старался. Коррупция и разложение правящего класса всегда близко к сердцу воспринимаются народными массами, а тут сам губернатор попался на этом деле. Надо будет сегодня проконтролировать, как дела пойдут, я пожалуй схожу до нашего штаба, а ты не хочешь прогуляться?

— А почему нет, Ваня? Вот заодно и в обновке покажусь...

Вчера Зина прикупила новую шляпку и тут же прицепила на неё красный бант по нынешней революционной моде.

— Как тебе? — спросила она, крутясь перед зеркалом.

— Убойно выглядит, — серьёзно ответил Иван, — как снаряд большого диаметра.

Они оделись и вышли на улицу, полную летних запахов.

— Как всё-таки здесь хорошо жить, — повторил Иван, — достаточно протянуть руку и сорвать еду с дерева — голодным не умрешь.

И он протянул руку и сорвал оттуда пару крупных крымских абрикосов, один протянул Зине.

— Да, практически как в раю — живи и радуйся, — ответила она, предварительно отправив абрикос в рот. — Я Ева, ты Адам. Змея только не хватает.

— Обойдёмся без змея, — весело ответил Иван, — я вот о чём думаю... — и тут он задумался.

— О чём же, дорогой, ты так напряжённо думаешь?

— С организацией и пропагандой у нас кажется всё налаживается, а вот с финансами пока провал...

— Деньги заканчиваются?

— В точку попала. Из того, что нам в Питере выдали, осталось два червонца, а революция, как ты наверно сама догадываешься, требует непрерывного финансирования.

— Значит надо озаботиться пополнением бюджета, — резонно заметила Зина. — Предложения какие-то есть?

— Есть, — ответил Иван, — поезд грабить будем, как в Америке.

— Звучит очень романтично, можно я тоже поучаствую? — спросила Зина.

— Почему нет, поучаствуешь, а мы кажется дошли до штаба.

Зашли в тот же самый дворик, где росли абрикосы с черешней, дверь в дом была открыта и висела на одной петле.

— Очень интересно, — задумчиво сказал Иван, — что-то мне это не нравится.

— Что именно?

— Что дверь так расхлебянена, стой здесь, никуда не двигайся, — и Иван достал из кармана свой верный Смит-и-Вессон и осторожно проник внутрь.

— Заходи, — крикнул он оттуда через полминуты. — Мы, кажется, немного опоздали.

Зина вошла внутрь и увидела картину полного разгрома — всё было перевёрнуто вверх дном, а на полу лежали истекающие кровью матрос Парамон и Ирина.

— Живые? — хладнокровно спросила Зина.

— Ирина кажется да, а матрос холодный, — мрачно ответил Иван, — надо Ирину хотя бы спасать.

— Ты кажется на курсы медсестёр ходила, посмотри быстренько, что с ней.

Зина нагнулась и оценила ситуацию не только с Ириной, но и с матросом — насчёт него Иван был стопроцентно прав, пулевое ранение в лоб, после такого не живут, а вот Ирине досталось всего-навсего в грудь, причём в правую, так что тут шансы ещё какие-то были.

— Я попробую остановить кровь, — сказала Зина, — а ты карету скорой помощи вызывай.

— Это легко сказать, — мрачно ответил Иван, — ещё бы я знал, как тут вызывают кареты скорой помощи...

— Поспрашивай у соседей, может подскажут, может доктор какой рядом живёт, не стой, короче, столбом, сделай уже что-нибудь. Да, и полицию же наверно тоже придётся вызвать...

Иван вышел на улицу, посмотрел направо-налево и решил начать с дома, который прямо напротив был, почти такой же, как и штабной, только вместо абрикосов в садике рос виноград.

— Здравствуйте, — сказал он хозяйке, по виду типичной крымской татарке, — у нас тут несчастье случилось, подскажите, где можно доктора найти? Ну или больница может какая недалеко есть?

Про больницу хозяйка ничего не знала, а доктор, сказала, чуть ниже живёт, девятый или десятый дом отсюда по правой стороне, Аристархом Павловичем его кличут. Иван послушно отправился искать Аристарха Павловича и, как это не удивительно, нашёл его именно там, куда указали. Доктор выслушал сбивчивую речь Ивана, быстро собрался, взял саквояж со всем необходимым и через пять минут уже осматривал Ирину.

— Тэээк, — сказал он после осмотра, — ранение не смертельное, но надо её в больницу определить, а то до утра не дотянет. А это ещё кто? — показал он на тело Парамона.

— А этому не так повезло, — мрачно ответил Иван.

— Ну вы, надеюсь, понимаете, что обо всём этом я буду обязан сообщить в полицию, — сказал Аристарх, поднимаясь.

— Мы сами её вызовем, не волнуйтесь, а сейчас хорошо бы увезти Ирину в больницу — как это у вас тут делается?

— У меня в доме есть телефон, я сейчас всё сделаю, — отвечал доктор, — заодно и в полицию сообщу.

И он удалился вдоль по улице, а Носов тем временем спросил Ирину, пришедшую в себя:

— Кто это сделал, сможете сказать?

Ирина тяжело дышала, но пару фраз всё же смогла выдавить:

— У них лица были закрыты платками... чёрными... ничего не сказали, ворвались и начали палить из револьверов.

— Вот что, дорогая, когда вас будет допрашивать полиция, а она обязательно это сделает, возможно не сегодня, но допросит, скажите, что мы с Зиной заходили к вам по делам, связанным с организацией филиала моего предприятия в Крыму. Помещение хотели у вас арендовать, больше ничего — запомнили?

Ирина кивнула и закрыла глаза. Скорая помощь прикатила довольно быстро, и пятнадцати минут не прошло, и была она даже на автомобиле марки Рено. Ирину погрузили в носилки и задвинули в кузов автомобиля, после чего они уехали по направлению в гору. Иван спросил напоследок, куда её повезут, сказали в Первую городскую больницу.

Полиция пожаловала чуть позже, через полчасика, и была в количестве двух сотрудников — один в форме, второй в гражданском костюме, представиться они не сочли нужным. Тот, что в гражданке, был, видимо, старшим, так что все команды исходили от него. Когда они обыскали всё помещение и вызвали труповозку для Парамона, полицейский спросил Ивана:

— Значит, вас зовут Иван Александрович, а её Зинаида Михайловна и вы оба приехали сюда из Москвы по своим предпринимательским делам?

— Всё абсолютно верно, — отвечал Иван.

— Что за помещение вы хотели снять в этом доме? — продолжил допытываться тот.

— А вон там, как выйдешь, налево маленький чулан с окном, — махнул рукой Носов, — нам небольшие площади нужны, эти как раз подходят, главное, что электричество подведено.

— А что вы собирались производить в этом чулане, если не секрет? — не унимался полицейский.

— Да какой секрет, — ответил Иван, — собирались мы там делать модели воздухоплавательных аппаратов... такие же, как настоящие самолёты, но уменьшенные в несколько раз. Однако я не совсем понимаю смысла ваших вопросов — вы нас в чём-то подозреваете?

— Пока что нет, а в дальнейшем посмотрим, — уклончиво ответил полицейский, — значит знакомы с потерпевшими вы были очень поверхностно и сказать, кто им угрожал или допустим был врагом, не можете?

— Совершенно верно — не можем.

— Куда увезли вторую потерпевшую, вы говорите?

— В Первую городскую больницу.

— Хорошо, мы её навестим, а вы пока не уезжайте из города, возможно вы понадобитесь следствию.

И на этом Носова с супругой отпустили на все четыре стороны.

— Дорогая, — сказал Иван, когда они отошли на приличное расстояние, — у нас, кажется, нарисовалась крупная проблема. Как ты думаешь, кто это мог сделать и зачем?

— Тоже мне проблема, — фыркнула Зина, — слушай, я тебе сейчас всё расскажу.

— Ты наверно навоображал себе кучу таинственных врагов, обезглавивших штаб восстания, верно? — продолжила она.

— Да, думал в основном в этом направлении, — в замешательстве отвечал Иван, — а что, это не так?

— Всё гораздо проще, Ванечка, — отвечала Зина, — когда мы в первый раз ещё сюда зашли, я отметила некую напряжённость в воздухе, этот самый матрос Парамон и солдат Виктор смотрели друг на друга, как собака на кошку. Дело скорее всего в Ирине, не поделили они её, вот и весь сказ. Как там французы-то говорят — ищите женщину, если что-то вдруг идёт не так.

— То есть ты намекаешь, что член нашего штаба Виктор взял и завалил двух других членов штаба из ревности? Кстати Ирину-то зачем он?

— Ну может под руку подвернулась, может сказала чего не то, что он ожидал услышать, может револьвер вытащила некстати, тут вариантов много.

— И что же нам прикажешь теперь делать? — спросил Носов.

— В связи с этим убийством или вообще? — уточнила она.

— И так, и этак...

— По убийству, я думаю, ничего не надо делать, пусть полиция разбирается, ей за это деньги платят. А вообще... надо продолжать подготовку к восстанию, ты же собирался поезд грабить, вот давай и грабь.

— Окей, — задумчиво ответил Иван, — но в Центр всё-таки об этом деле сообщить надо, я думаю.

— Вон телеграф через два проулка, иди и сообщай, — сказала Зина с самым невинным видом.

Зашли в здание телеграфа, Носов заодно автоматически отметил, что не охраняется оно совсем, кроме пузатого швейцара на входе больше никого там из охраны не было видно. Заказали телефонный разговор с Черновым, их соединили спустя полчаса ожидания. В беседе с ним Иван шифровался, как мог, телефонистка же вполне могла подслушать, но суть произошедшего, кажется, до руководителя донёс. Тот помолчал немного, потом сказал, что пришлёт человека с самыми широкими полномочиями, а вы пока продолжайте делать то, за чем приехали, на этом и распрощались.

— Ну а теперь, — сказал Иван, когда они вышли на залитую ярким южным светом улицу, — у нас в программе экспроприация экспроприаторов. Я знаю, когда в Севастополь прибудет курьерский поезд с прицепленным вагоном от Госбанка, встречать его мы будем где-нибудь между двумя туннелями, помнишь, мы их проезжали три дня назад?

— Всё я помню, дорогой, мысли у тебя абсолютно правильные, надо только проработать детали потщательнее, а то подстрелят тебя, как утку на болоте, а мне этого ужас, как не хочется.

— Да мне этого и самому не хочется, дорогая, — ответил Иван, — так что прорабатывать всё будем с большим усердием.

— — —

Носову всё же пришлось привлечь к делу как минимум ещё одного человека, выбор его пал на Максима, молодой, спортивный, стрелять умеет, что ещё надо, подумал он. Максим загорелся с первой фразы, видно было, что такая работа ему за удовольствие, это не тоскливое агитаторство и не хождение по улицам с транспарантами.

— Значит, работать будем примерно таким образом, — рассказывал Иван, развернув крупномасштабную карту региона, прикупленную в писчебумажном магазине за рубль, — вот первый тоннель, если считать от Бахчисарая, вот второй, между ними порядка трёх с половиной километров... привыкай к метрической системе мер... здесь поезда сбрасывают ход и тащатся еле-еле. Вот в этом месте (и он сделал на карте пометку карандашом) мы делаем завал из брёвен...

— А где мы брёвна возьмём? — сразу поинтересовался практичный Максим.

— Вечером отправимся туда, произведём разведку на местности и найдём мы эти брёвна, это ж не степь и не пустыня, там лес кругом.

— Хорошо, — отвечал Максим, — сделаем завал, поезд остановится, а дальше что?

— А дальше я кидаю бомбу в окно слева, а ты соответственно — в окно справа. Когда дым рассеивается, проникаем внутрь, двери могут быть закрыты, их придётся ломать или взрывать, решим по обстановке, и забираем кассу. Уходим через вот этот перевал (он показал на карте пунктиром) к речке Бельбек, тут надо оставить лошадей, и на них мы спокойно доезжаем до окраины Севастополя.

— Лошадьми надо бы сегодня озаботиться.

— Не волнуйся, Максим, насчет лошадей всё уже оговорено. Да, не забыть закрыть лица — или масками, или платками, как американские грабители делают. Это чтоб нас не запомнили.

— Какая там сумма будет, известно? — спросил Максим.

— Примерно сто тысяч, мелкими купюрами причём, так что проблем с их разменом и тратами не должно быть.

Вечером, как и было сказано, Носов с Максимом выдвинулись на место будущей операции (Зина тоже собиралась, но для неё нашлось отдельное задание), доехали туда на обычной пролётке за рубль, возле Бельбека отпустили извозчика, а сами пересекли гребень скалы и спустились к железнодорожной колее в узком ущелье.

— Стало быть, вот оттуда (и Иван показал налево) из туннеля поезд появится в 10.30, если не опоздает конечно, ехать ему по этому участку примерно две-три минуты, за это время нам и надо всё успеть.

— И где же мы возьмём брёвна? — логично поинтересовался студент. — И потом ведь железнодорожное полотно наверняка периодически проверяется разными обходчиками, завал могут обнаружить раньше, чем подойдёт поезд.

— Всё верно, — задумался Иван, — об этом я как-то не подумал. Есть другие предложения?

Максим с предложениями затруднился.

— Хорошо, тогда можно сделать вот так — примерно здесь вот (и Носов показал на насыпь носком ноги) закладываем мину и взрываем её под паровозом, он сходит с рельсов, начинается паника, тут-то под шумок мы и обделываем наши делишки.

— Посторонние же люди пострадают, — осторожно заметил студент, — нехорошо это как-то.

— Во-первых не пострадают, здесь высота насыпи небольшая, максимум, что будет, так это ушибы и переломы у паровозной бригады и пассажиров из пары головных вагонов. А во-вторых, цель, дорогой Максим, оправдывает средства, как завещали нам классики философии, так что эти жертвы, буде вдруг они случатся, будут оправданы.

— Ладно, я согласен на изменение плана, — пробормотал студент, — но где мы возьмем эти мины... то есть бомбы? Их же в магазинах не продают...

— Бомбами сейчас занимается Зина, к ночи должны быть минимум три штуки.

— Со взрывателями?

— Да, с дистанционными взрывателями, я их довольно хорошо изучил и применял пару раз на практике, так что осечек не должно случиться. А сейчас возвращаемся в город.

23 июля 1905 года, где-то под Севастополем

Носов с супругой поднялись в этот день ни свет, ни заря — около полудня должны была проводиться операция с курьерским поездом.

— А ты знаешь, дорогой, последние новости про происшествие в нашем штабе? — спросила Зина в процесс наведения макияжа.

— Не знаю, дорогая, расскажи.

— Всё было примерно так, как я тебе рассказала позавчера, Виктора арестовали и он уже даёт признательные показания.

— Суд наверно будет, нас свидетелями туда не потащат?

— Пока из полиции ничего не сообщали... но я думаю, что сходить туда разок всё же придётся. Как у вас с Максиком, подготовили операцию, ничего не забыли?

— Как будто нет... бомбы я вчера проверил, взрыватели тоже, револьверы у нас с собой... ах да, платки же нужны, чтобы физиономии закрыть — не одолжишь парочку, у тебя же их много.

— Что бы вы без меня делали, держи, дорогой, от сердца отрываю.

— Значит, на всякий случай повторяю твою задачу — нанимаешь автомобиль, без шофёра, водить я тебя научил ещё в Питере, отвозишь нас к ущелью и стоишь там в укромном месте и ничего не трогаешь. Когда мы возвращаемся с товаром, едем назад, мешки с деньгами прячем в пещере, я покажу где, если с собой возьмём, есть большой риск засыпаться. А так в случае чего скажем, что выехали на пикник... кстати камуфляж для пикника нужно взять, корзинку с едой, покрывала там разные, шампуры тоже не помещают.

— Яволь, эксленц, — сделала под козырёк Зина, — я и так помню, но всё равно спасибо за напоминание.

— Всё, выходим.

Автомобиль производства компании Мерседес-Бенц ждал их возле моста через Чёрную речку, шофёр, весь в коже с ног до головы, мерил шагами пыльную улицу и был крайне взволнован.

— Здравствуйте, господа, — поприветствовал он чету Носовых, — однако меня терзают сомнения, сможете ли вы успешно управлять моим аппаратом? До сих пор у меня таких заказов не было.

— Не волнуйтесь, Альберт Денисович (так звали шофёра), я управлял аппаратами и посерьёзнее этого, — ответил ему Носов.

— Это какими например?

— Например аэропланами. А примерно на таком вот автомобиле не далее, как две недели назад объехал весь Берлин, если вас интересуют такие детали.

— Я надеюсь, назад вы его вернёте в полной исправности, — неуверенно отвечал шофёр.

— Да-да, я помню пункт нашего контракта — если что, мы возмещаем стоимость ремонта и платим неустойку в 50% сверху. А теперь извините, нас ждут коллеги.

И Иван с Зиной уселись на передние сиденья и стартовали навстречу новым приключениям.

Максима они подобрали по дороге, он одиноко стоял на обочине, подпирая спиной шелковицу.

— Всё в порядке? — спросил он, усаживаясь на заднее сиденье. — Ничего не забыли?

— Как будто ничего, — отвечал Иван, отпугивая клаксоном сонную собаку, которая разлеглась посередине Морской улицы. — А если и забыли, то будем импровизировать по обстановке. Поджилки-то не трясутся?

— Есть немного, — честно признался Максим, — а у вас?

— Мы же на ты, кажется, переходили... нет, у меня ничего не трясётся, я уже привык. Вон Зиночка подтвердит.

Зина согласно кивнула головой, что да, всё спокойно, хотя по её лицу этого сказать было нельзя, некоторая напряжённость на нём таки присутствовала. А тем временем закончились городские кварталы, пошли холмы, переходящие на горизонте в довольно крутые горки.

— Южный берег Крыма, — счёл нужным прочесть небольшую лекцию Иван, чтобы разрядить обстановку, — занимает узкую полосу побережья Чёрного моря на южном склоне Главного хребта Крымских гор. Климат здесь субтропический, аналогичный средиземноморскому, круглый год плюсовая температура. Курортный сезон длится с мая по октябрь, больше, заметьте, чем например в Италии или Греции. Эти преимущества оценили древние греки, основавшие свои колонии здесь две с половиной тыщи лет назад. Здесь растут очень редкие растения и обитают очень редкие животные, которых больше нигде нет. Рай, короче говоря, на отдельно взятом кусочке земли.

— А когда мы возьмём власть в свои руки, — немедленно вступил в разговор Максим, — всё будет ещё лучше.

— Несомненно, и даже среднегодовая температура повысится, — сыронизировал Иван, но студент, похоже, его иронии не понял. — И вино здесь отличное делают. Но мы, кажется, уже приехали.

Машина затормозила на повороте горной дороги, слева при этом в небольшом углублении тёк ручей, по всей видимости это была река под названием Бальбек, а справа начинался пологий подъём в горку, не очень длинный.

— Выгружаемся, — скомандовал Иван, — а ты, Зинуля, отгони машину назад, за полкилометра отсюда я видел прекрасное местечко для парковки по правой стороне, закрытое для посторонних глаз. Будешь там дожидаться нас с богатой добычей. А ты, Максим, переодевайся и переобувайся, там городской костюм ни к чему будет.

Носов и сам начал переодеваться в просторные штаны из жесткой синей материи (очевидно лет через 50 они будут называться джинсами) и куртку из того же материала. На голову нацепил ковбойскую шляпу с лихо заломленными полями, чёрный платок сунул в карман, потом проверил состояние напарника — вроде бы всё было в порядке.

— Бомбы здесь, — сказал он, передавая Максиму корзинку для пикника, прикрытую сверху покрывалом.

— А взрывать мы их как будем? — поинтересовался тот, — фитиль запалим что ли?

— Фитиль это прошлый век, мой юный друг, — усмехнулся Иван, — взрывать будем дистанционно, с помощью радиоволн, устройство у меня здесь, — и он показал на чёрный саквояж.

— Любопытно будет посмотреть, — заинтересованно сказал студент, — я про радиоволны только слышал, а близко сталкиваться не приходилось.

— Дам тебе нажать на кнопку, — пообещал Иван, — а сейчас двинулись, время поджимает.

В ущелье, где были проложены рельсы Крымской железной дороги, они добрались через полчаса, по дороге попали в небольшой обвальчик, так что пришлось прыгать между завалами камней.

— Однако до времени Ч остаётся всего минут пятнадцать-двадцать, — сказал Носов, глянув на наручные часы.

— Что за время Ч? — удивился студент.

— Военный термин, означает время начала операции — выдвижение войск в намеченный, район, атака или артиллерийская подготовка к атаке. Мину будем закладывать вот сюда, — и он показал примерное место между двумя шпалами.

Максим достал из мешка сапёрную лопатку и начал копать ямку в указанном месте, дело продвигалось не слишком быстро, потому что грунт был сильно каменистый.

— Дай-ка сюда, я быстрее это сделаю, — сказал Иван, отбирая лопату у него.

И действительно дело пошло быстрее, через пять минут яма была готова — Иван осторожно заложил туда круглую бомбу, перещёлкнул какой-то рычажок сверху и начал так же осторожно засыпать грунт назад.

— Готово, — сказал он, закончив эту работу, — теперь нам надо рассредоточиться по своим местам, разделяться не будем, прячемся вон за тем валуном.

И он показал здоровенный кусок скалы, видимо свалившийся сверху в незапамятные времена, ветке железной дороги он не мешал, поэтому строители его видимо и оставили тут. Через весьма непродолжительное время земля задрожала и из туннеля слева раздались характерные для паровозной тяги звуки.

— Кажется едет наш объект, — сказал Носов, вытирая пот со лба, — завязываем платки и готовимся к бою. Что, страшно?

— Ннничего, справлюсь, — ответил, заикаясь, Максим, — ты главное не забудь мне правильные команды в нужных местах отдавать.

— Не дрейфь, студент, — спокойно отвечал ему Иван, — не забуду. Но если что, действуй по обстановке.

Поезд тем временем выполз из левого туннеля и неторопливо начал одолевать промежуток между ним и вторым, более длинным туннелем. Когда паровоз, активно работая поршнями, наехал на место закопанной мины, Иван нажал кнопку на своём пульте... и ничего не произошло.

— Что за чёрт, — воскликнул он, нажимая на эту кнопку ещё и ещё раз. — Всё же было проверено неоднократно!

Сработала шайтан-машина только на четвёртый раз, уже под первым вагоном, контакты надо было лучше проверять, подумал Иван. Взрыв получился таким, как он и рассчитывал, сразу оба рельса развалились, хоть на этом спасибо — первый вагон неуверенно рыскнул туда-сюда и завалился на правый бок, но не до конца конечно, сцепки мешали. Паровоз тяжело вздохнул и замер, с рельсов сошли ещё два вагона следующие за первым. Ну хоть так...

— Наш вагон предпоследний, с орлами на бортах, — быстро сказал Максиму Иван, — пока всё идёт по плану, ну почти по плану, так что медленно, не привлекая внимания, приближаемся к нему.

Из вагонов тем временем начали выпрыгивать люди, с паровоза тоже спустились парочка кочегаров, особой паники не было, все сгрудились в месте взрыва. Иван и Максим, пользуясь тем, что внимание было отвлечено на другой предмет, приблизились к своему вагону, где по оперативным данным и хранилась касса со ста тысячами. Двери этого вагона были открыты с обеих сторон, из них выглядывали люди в форме, но спускаться вниз они не спешили.

— Что случилось? — спросил Ивана один из них, форма на нём была явно офицерская.

— Авария какая-то, — немедленно ответил Иван, — похоже, что мы тут надолго застряли.

Далее Носов прошёл немного дальше вдоль вагона, убедился, что на него никто не смотрит, вытащил из саквояжа вторую бомбу, взвёл взрыватель и прикрепил всё это примерно к третьему слева окну снизу, для этого у него была припасена оконная замазка. Убедился, что всё сидит правильно и дёрнул Максима, давай мол быстрее. И они, дойдя до конца состава, перешли по рельсам на другую сторону.

Носов нажал кнопку на втором пульте — на этот раз осечки не случилось, взрыв получился вовремя и что надо... раздались громкие крики и вопли.

— Идём назад, быстро, — скомандовал он Максиму.

Они вернулись к открытым дверям нужного вагона, теперь в них уже никого не было, так что путь был открыт, и залезли внутрь — Иван первым, потом помог Максиму.

— Платок надень, — посоветовал он напарнику, — хорошо, теперь внутрь.

Внутри вагона стояла пыль, воняло порохом и чем-то сгоревшим. Надеюсь, что это не наши деньги сгорели. Это был обычный купейный вагон, надо проверять каждое купе, подумал Иван.

— Я открываю дверь, ты страхуешь, — сказал он Максиму, — стреляй без команды, если будет что-то опасное.

Первая дверь — никого и ничего... вторая — то же самое... третья — валяется окровавленный человек, багаж у него самый обычный, не то... четвёртая — она оказалась закрыта изнутри.

— Похоже, что здесь, — сказал Иван, — я попробую прострелить замок.

И он пальнул пару раз в район ручки, подёргал — открывается. Распахнул дверь, прячась за углом, изнутри тоже выстрелили. Студент сзади застонал, видимо попали. Иван достал второй револьвер, резко вынырнул из-за угла и расстрелял всё, что шевелилось в этом купе... на полу у окна стоял тяжёлый даже на вид деревянный ящик с замками по периметру. Ещё пара выстрелов по замкам, откинуть крышку, вот оно... а теперь активируем третий заряд — и он нажал на кнопку третьего пульта, взрыв произошел возле того камня, где они прятались с самого начала.

Одной рукой Носов держал мешок с деньгами, другой поддерживал Максима, ему попала в правую руку, на первый взгляд вроде не очень страшно, спустились из вагона, внимания на них так никто пока и не обратил, другие заботы у людей были, и очень медленно стали удаляться в сторону гребня горы. План был конечно хорош, но в него, как это обычно и бывает, вмешались непредвиденные обстоятельства — через полминуты на них всё же обратили внимание вооруженные люди с поезда, сначала раздались громкие крики с требованием остановиться, а когда останавливаться никто не пожелал, начали стрелять. Носов затащил студента за выступ скалы и выглянул — плохи дела, преследователей было штук пять и вооружены они были винтовками и револьверами.

— Что делать-то будем? — спросил он у студента, — окружают нас.

— Я не знаю, — ответил, тяжела дыша, студент, — ты тут главный, ты и решай.

Носов сделал несколько прицельных выстрелов, один преследователь упал и кажется подниматься не собирался, но остальных это не остановило и они продолжили сжимать кольцо. Иван проверил патроны, их оставалось пять штук... и в тот момент, когда казалось, что всё уже потеряно, вдруг раздались выстрелы с гребня горы — преследователи остановились и залегли, а чуть позже начали отползать назад.

— Ничего без моей помощи сделать не можете, — раздался голос сзади.

Иван обернулся — там в тени скалы стоял именно он, о ком подумал, Савинков Борис Викторович собственной персоной. В сером походном костюме, будто срисованном с одежд Шерлока Холмса, и с двумя наганами в руках.

— Ты как раз вовремя, — только и смог сказать Иван, — помоги вот Максиму, у него сквозная рана правого предплечья.

— Держись, дружище, — весело сказал Борис студенту, — раны украшают мужчин. Много ли денег взяли? — это он уже у Ивана поинтересовался.

— Мои источники озвучивали сумму в сто тысяч, а как по факту не знаю, надо подсчитать.

— Это хорошо, — они уже в темпе пересекали гребень горы, — однако надо бы поторопиться, они ведь и погоню могут снарядить. Где у вас повозка стоит?

— Повозка? — переспросил Иван, — ты отстал от жизни, Боря, нас целый автомобиль дожидается, на трассе в полукилометре в сторону города.

— Да, действительно я как-то отстал, — согласился тот.

Следующие двадцать минут они шли быстрым шагом молча, показалось то самое укрытие, куда Иван загнал Зину вместе с Мерседесом.

— Кажется здесь, — сказал Носов не слишком уверенным голосом, — да, по всем приметам должно быть здесь, на той вон площадке.

Компаньоны свернули с дороги на закрытую почти со всех сторон парковку, но там было тихо и пустынно.

— Может ты ошибся? — спросил Савинков.

— Может и ошибся, — пробормотал Иван. — Предлагаю действовать таким образом — Максима оставляем здесь, чего ему туда-сюда бегать с простреленной рукой, только перевязать его надо, а потом я иду к городу, ты от города и проверяем все возможные места, где может стоять наш Мерседес.

— Годится, — пожал ему руку Савинков.

И они разошлись в разные стороны, усадив студента на плоский камень. Однако поиски ни к чему не привели ни для Ивана, ни для Бориса. Через полчаса они встретились на старом месте, все взмокшие и усталые.

— Ну что дальше будем делать? — спросил Савинков.

— А ты сам-то как сюда добрался и как узнал, что операция здесь проходить будет? — спросил Иван, чтобы не молчать.

— Добрался известно как, на пролётке, как сошёл с поезда на севастопольском вокзале, так и подрядил татарина до Бахчисарая, а по дороге сказал, что прогуляюсь и отпустил его. А как узнал? Позволь мне не отвечать на этот вопрос.

— Ну тогда слушай мой план Б, — ответил ему Иван.

— Что ещё за план Б?

— Это если план А к чертям идёт, тогда задействуется второй... Максим остаётся здесь, деньги прячем... нет, не здесь, а в стороне где-то, половину ты, половину я, а сами идём в близлежащее селение и нанимаем там лошадь. Далее по обстановке.

— Принимается... однако ж, куда подевалась твоя Зина, у меня никаких предположений нет... сам-то что думаешь?

— Тут много чего можно придумать, я пока не буду озвучивать, ладно? Максим, ты как, выдержишь ещё час-полтора?

Максим довольно уверенно кивнул, тогда Иван разделил деньги из мешка примерно пополам, остаток в мешке отдал Борису, а свою часть переложил в саквояж.

— Подсчитывать не будем? — спросил Савинков.

— Некогда, успеем ещё, — ответил Иван, — теперь относительно селений — направо в трёх где-то километрах Верхнесадовое, налево в четырёх км Фруктовое, что выберем?

— Три км лучше, чем четыре, да и название мне больше нравится, пойдём туда, только я переоденусь сначала.

Свои деньги Иван запрятал в дупло сосны, была там по дороге небольшая сосновая роща, а куда дел свою долю Борис, он не видел — они договорились не светить друг перед другом места захоронок, мало ли что случиться может. Село Верхнесадовое оправдало своё название — во-первых оно действительно высоко было расположено, на террасе горы, а во-вторых садов тут было предостаточно.

— Мне нравится, — сказал Савинков, срывая с абрикосового дерево пару плодов, — красиво и поесть всегда найдётся что, однако нам надо решать вопрос со средствами передвижения.

— Сейчас решим, — уверенно отвечал Иван, — тут в каждом практически доме или лошадь или вол есть.

— А если они заложат нас?

— Значит надо всё быстро сделать, а потом пусть закладывают.

Лошадь с повозкой нашлась в третьем по счёту доме от края посёлка, сговорились за пять рублей, что возница доставит их троих в пригород Севастополя.

— А где ж третий-то? — спросил тот, типичный хитрый украинец по виду с оселком на бритой голове.

— Он ногу подвернул, мы его оставили на дороге недалеко тут, — махнул рукой Иван по направлению к Севастополю.

Сразу же и выехали, а спустя десять минут увидели на дороге вооружённый заслон из троих солдат с ружьями.

— Это ещё что такое? — удивлённо спросил возница, — сроду тут никаких солдат не было.

— Сами удивляемся, — ответил Носов, — может случилось чего поблизости...

Старший поднял руку, повозка остановилась.

— Кто такие? — строго спросил он.

— Носов Иван Александрович, — потянул одеяло на себя Иван, — мы с коллегами выехали на пикник, да машина у нас сломалась, вот подрядили лошадь, чтобы вернуться в город.

— Тут было нападение на железнодорожный состав, — продолжил старший, — ищем преступников, так что извините за беспокойство. И может вам лучше подождать, пока всё не уляжется?

— К сожалению не можем, во второй половине дня у нас назначена важная встреча на Инкермане.

— Ну тогда осторожнее... счастливого пути, — пожелал солдат, и они тронулись в дальнейший путь.

Максима они обнаружили очень скоро на том самом месте, где и оставили, Носов быстро подошёл к нему и шепнул:

— Мы сказали, что у тебя нога подвернулась, так что похромай, когда к повозке будешь идти.

А громко сказал другое:

— Ну как ты тут, живой? Поехали быстрее.

И Максим послушно захромал к повозке, припадая на левую ногу. Носов ему повторно шепнул, чтоб он не забыл, на какую ногу хромает, когда будет слезать. Примерно через два километра Савинков узрел автомобиль, спрятавшийся за выступом скалы.

— Ваня, посмотри — это не ваше ли авто? — сказал он Носову.

Носов сначала сказал лошади тпру, потом слез и осмотрел транспортное средство, уткнувшееся носом в одинокую сосну — это был без сомнения тот самый Мерседес, который они наняли утром, вряд ли во всём Крыму нашлось бы ещё одно такое. Автомобиль был целым, ключ торчал в замке зажигания, но никаких следов Зиночки не было видно. Носов попробовал завести Мерседес, это ему удалось без видимых проблем.

— Так, — начал распоряжаться он, — возница свободен, вот тебе законно заработанная пятёрина (тот тут же спрятал деньги за пазуху, развернулся и ускакал назад), Максим садится на заднее сиденье (тот послушно залез туда), а мы с Борисом осмотрим окрестности в поисках моей супруги. Ты по правой обочине пойдёшь, я по левой, километр туда и обратно осматриваем.

Поверхность тут была из сплошных камней, так что никаких следов на ней Иван, сколько ни пытался, не обнаружил. Осмотр обочин тоже ни к чему не привёл.

— Есть какие-то мысли, куда Зина делась? — спросил Борис.

— Абсолютно ничего в голову не приходит... однако надо бы Максима доктору показать — есть тут у меня один знакомый, который умеет держать язык за зубами. Так что надо ехать в город.

— —

Зину Носов обнаружил в городском морге, после многочасовых поисков... у неё было, как сказал служитель из морга, пулевое ранение в область сердца... тут же и следователь из местной прокуратуры оказался, он сказал, что Ивану надо будет подойти для дачи показаний завтра... или послезавтра, на Морскую, 11... а сейчас я понимаю ваше горе и удаляюсь...

Савинков ничего не сказал, а только сбегал в магазин за водкой и они выпили вдвоём всю бутылку за три приёма... потом Иван всю ночь бродил по проклятому городу, унёсшему у него его любимую женщину, утирая невидимые слёзы и грозя отмщением убийцам...

Предыстория событий, 15 июля 2098 года, Санкт-Петербург

Иван Александрович плавно спланировал с разрешённого горизонта полёта на место приземления возле своего института, сложил три раза гравикомпенсатор, уменьшив его до размера обычного телефона и засунул его во внутренний карман пиджака. Сегодня будет тяжёлый день, подумал он, сегодня защита проекта и подготовка к длительной командировке на холод... если конечно защиту посчитают удачной. И ещё визит в центр разрешения конфликтов, много чего накопилось за полгода, надо разрулить эти вопросы.

Он прошёл мимо солидной чёрно-жёлтой вывески 'Институт экспериментальной истории АН СНР', позволил автомату отсканировать свою сетчатку и оба больших пальца и поднялся на третий этаж в лабораторию ?313, скромно называвшуюся 'История русских революций', сел за свой стол у углу, посмотрел на присутствующих сотрудников.

— Когда у тебя защита-то? — спросил старший научный сотрудник по фамилии Скворцов и по имени Павел.

— В одиннадцать кажется, — рассеянно ответил Иван. — Хочешь поприсутствовать?

— А то как же... а командировка, если что, когда планируется?

— Завтра утром, если что... а до этого надо будет утвердить смету, полномочия и получить квоту на ресурсы, так что дел невпроворот.

— Завидую... меня в командировки пока ни разу не посылали, а ты уже по второму разу пойдёшь...

— Не завидуй, всё у тебя впереди появится... если хорошо вести себя, конечно, будешь.

— —

Защита проходила в актовом зале на втором этаже, аккуратно рядом с буфетом и напротив кабинета Генерального директора. Собралось примерно половина зала, больше сотни сотрудников, оно и понятно — не каждый день посылают человека прямиком внутрь исследуемых периодов. После кратенького вступления Ивана, сопровождаемого показом слайдов из презентации, посыпались вопросы из зала:

— Правильно ли я понял, что вам будут разрешены практически любые способы воздействия на окружающую среду?

— Вы всё правильно поняли — разрешён фулл-контакт.

— Относительно целей исследования хотелось бы чуть больше информации.

— Пожалуйста, — пожал плечами Иван, — главной целью является проверка теории нашего уважаемого завотделением русской истории Степана Аркадьича Болтозонова под кодовым названием 'Солнечный удар'.

— Что за 'Солнечный удар'? — встрепенулось несколько человек, — подробнее можно?

— Вообще-то он проходит под грифом 'Для служебного пользования', но если уважаемый Степан Аркадьич даст добро...

Степан Аркадьич, сидящий на первом ряду, согласно кивнул головой.

— Хорошо, в двух словах это будет так — что будет с нашей историей, если из неё убрать наиболее одиозных лидеров, не поддающихся коррекции, подкорректировать вменяемых и передвинуть по горизонтали людей с целью занятия ими оптимальных ниш во властных и околовластных структурах.

— Не могли бы вы перечислить этих лидеров и попутно отранжировать их по вашей же шкале — от невменяемых до поддающихся коррекции?

— Легко, — сказал Носов, присаживаясь на край стола президиума. — Первым номером у нас идёт Владимир Ильич Ульянов, он же Ленин. Проблемный товарищ и крайне упёртый, но на мой взгляд... и взгляд уважаемого Степана Аркадьича всё же поддающийся убеждению. Вопрос с ним будем решать на месте. Номер два — Иосиф Виссарионыч Джугашвили-Сталин... с ним всё просто, это руководитель от бога, надо просто купировать некоторые неприятные особенности его психического склада, а больше ничего. И наконец номер три — Лев Давидович Бронштейн-Троцкий... опять-таки решение будет приниматься на месте с учётом складывающихся обстоятельств, но с весьма высокой вероятностью он будет физически ликвидирован. Остальные лица не столь значимы, поэтому я бы предпочёл оставить из за скобками.

— И что же вы планируете получить с помощью этих перестановок? — не унимался любознательный сотрудник из лаборатории стран Азии.

— А то вы не знаете? — усмехнулся Носов, — относительно безболезненную трансформацию самодержавия в парламентско-президентскую республику по образцу Англии или Франции.

Подумав, он счёл нужным добавить следующее:

— Надеюсь, все понимают, что действие будет происходить в параллельном нашему временном континууме и на нашей с вами действительности никак не отразится.

26 июля 1905 года, Севастополь

Ну раз вы так со мной, решил в итоге Носов, значит и у меня моральных обязательств остаётся самый необходимый минимум. Будем работать без эмоций и ориентацией на результат. Савинков немало подивился спокойствию Ивана на следующий день после похорон Зины.

— Может тебе отдохнуть недельку? — предложил он, — нервы надо беречь.

— Обойдусь, — коротко бросил Иван, — будем действовать согласно утверждённому плану. Сколько там денег-то оказалось в мешках?

— Сто двенадцать тысяч с копейками, — ответил Борис, — хорошо, что мелкими купюрами, проблем с реализацией никаких не предвидится.

— Да, а с убийством члена нашего штаба что?

— Это с матросом что ли? Который Парамон? Там всё просто — они с Виктором не поделили женщину...

— Ирину? Кстати как она, живой осталась?

— Да, Ирину, она выжила и скоро выходит из больницы... надо кстати врачам денег подкинуть за качественную работу... таким образом штаб у нас одномоментно уполовинился. Я подтянул ещё пару кадров, дело-то должен кто-то делать, потом посмотришь на них.

— А что ещё у нас по плану на ближайшее время намечается?

Савинков полистал тетрадочку, потом перечислил:

— Четыре митинга, один общегородской, один на крейсере 'Очаков', две демонстрации, одна обещает быть весьма многочисленной, послезавтра, организация материалов в поддержку революционных настроений в городских газетах, общегородская забастовка, но это пока под вопросом... о, полёты аэроплана с прицепленными к нему лозунгами и разбросом листовок. Признайтесь, что этот пункт вы единолично придумали и внесли.

— Признаюсь, — нехотя ответил Носов, — когда, говорите, общегородской митинг назначен? И где?

— Да там же, где и предыдущие, на Владимирской площади. А когда... 29 июля в полдень.

— Это значит через три дня... — пробормотал Иван. — Кто в списке выступающих? Меня в основном Шмидт интересует.

— Да, есть такой? — ответил, пошуршав бумагами Савинков. — Вы бы хоть пояснили, откуда этот гражданин взялся и зачем вы его так педалируете?

— Его мне посоветовал Чернов перед отъездом, — разъяснил ситуацию Носов, — а потом я и сам немного поискал информацию и понял, что это именно то, что надо.

— А что надо?

— Позвольте мне ответить на этот вопрос 29-го... да, и еще одно дело для тебя есть, Борис Викторович, снайперскую винтовку сможете достать?

— Интересные у тебя запросы, Ваня, — усмехнулся Савинков, — в кого стрелять собрался?

— Стрелять скорее всего будешь ты... кстати, справишься?

— Если расстояние в пределах 200-250 метров, то вполне, есть небольшой опыт.

— А в кого стрелять, я тебе чуть позже поясню.

29 июля 1905 года, Севастополь, Владимирская площадь

Митинг и вправду собрался немаленький, как минимум пара десятков тысяч пришло. Первым выступал какой-то товарищ Андрей от большевиков, Носов долго вспоминал, кого же он ему напоминает и вспомнил наконец, что товарища Свердлова Яков Михалыча. Говорил он ярко, убедительно и зажигательно, не отнимешь.

— Товарищи, — начал он, — не мне вам объяснять цели и задачи нашей борьбы. Это борьба против капитала, против того строя, в котором может существовать ничтожный по своей численности класс капиталистов-эксплуататоров и необъятный класс рабочих, живущих только продажей своего труда за копейки. Конечная цель борьбы рабочего класса — создание такого строя, при котором не будет богатых и бедных, когда все будут работать, а не наживаться на эксплуатации чужого труда. Осуществить эту цель сможет только сплоченная организованная рабочая армия, руководимая революционной партией.

— Я не буду отрицать, — продолжил он, — что и при существующем буржуазном строе возможны отдельные улучшения экономического положения рабочих, но все это временно и ненадёжно, при первой же возможности капиталисты сделают всё, чтобы снова загнать эксплуатируемые массы обратно в стойло. Расслабляться ни в коем случае нельзя, только в неустанной борьбе с капиталистами они обретут своё счастье. Все на борьбу с продажной коррумпированной властью, да здравствует всеобщая забастовка трудящихся, да здравствуют солдаты и матросы, которые не повернут штыки против своих братьев и сестёр!

Ну и так далее, минут на тридцать.

— Хорошо говорит, собака, — вполголоса сказал Савинков Носову, — у меня бы так не получилось.

— Согласен, неплохо у него язык подвешен, — ответил Иван, — однако до речи Шмидта остаётся совсем немного времени, ты помнишь, о чём мы договорились?

— Да всё я помню, — отвечал Савинков, — уже ухожу.

— Сигнал — платок белого цвета, если будет красный, значит отбой.

— Да помню я всё это, помню, — отвечал немного взвинченный Борис, — хотел бы ещё раз уточнить — ты всё просчитал и это правильный ход?

— Не волнуйся, всё под абсолютным контролем, — невозмутимо сказал Иван, — двигай на свою точку и не забудь про платок. Встречаемся на набережной у фонтана.

А тем временем на трибуну залез очередной оратор, на этот раз в виде разнообразия это был анархист, речь его была непрерывна, глубока и цветаста:

Подобно Римлянам первых веков нашей эры, мы видим, как в умах назревает глубокое изменение всех основных воззрений, и как оно ждет лишь благоприятных условий, чтобы осуществить нарождающиеся мысли в действительности. Мы чувствуем, как тогда чувствовали Римляне, что если переворот стал необходимостью, в хозяйственных отношениях между людьми в их политическом строе, то он еще более того необходим ради перестройки наших нравственных понятий.

Без известной нравственной связи между людьми, без некоторых нравственных обязательств, добровольно на себя принятых и мало-по-малу перешедших в привычку, никакое общество не возможно. Такая нравственная связь и такие общественные привычки действительно и существуют между людьми, даже на самых низших ступенях их развития. Мы находим их у самых первобытных дикарей.

Но в теперешнем обществе, неравенство состояний, неравенство сословий, порабощение и угнетение человека человеком, составляющие самую сущность жизни образованных народов, разорвали ту нравственную связь, которою держались общества дикарей. Нравственные понятия, присущие первобытным народам, не могут удержаться на ряду с современною промышленностью, возводящею в закон порабощение крестьян и рабочих, хищничество и борьбу за наживу; они не могут ужиться с торговлею, основанною на обмане, или на пользовании чужою неумелостью, и с политическими учреждениями, имеющими в виду утвердить власть немногих людей над всеми остальными. Нравственность, вытекающая из сознания единства между всеми людьми одного племени и из потребности взаимной поддержки, не может удержаться в таких условиях. В самом деле, какой взаимной поддержки, какой круговой поруки искать между хозяином и его рабочим? между помещиком и крестьянином? между начальником войск и солдатами, которых он шлёт на смерть? между правящими сословиями и их подчиненными? — Ее нет, и быть не может.

Поэтому, первобытная нравственность, основанная на отождествлении каждого человека со всеми людьми его племени, исчезла. Вместо нее нарождается фарисейская нравственность религий, которые, большею частью, стремятся, помощью обманных рассуждений (софизмов), оправдать существующее порабощение человека человеком, и довольствуются порицанием одних грубейших проявлений насилия. Они снимают с человека его обязательства по отношению ко всем людям, и налагают на него обязанности лишь по отношению к верховному существу, — т. е., к невидимой отвлеченности, которой гнев можно укротить повиновением, или щедрою подачкою тем, кто выдает себя за ее служителей.

Но сношения, все более и более тесные, между отдельными людьми, странами, обществами, народами и отдаленными материками, начинают налагать на человечество новые нравственные обязательства. Человеческие права приходится признать за всеми людьми, без всякого исключения, и в каждом человеке, какого бы он ни был рода и племени, приходится видеть своего брата; страдания этого брата, кем бы они ни были вызваны, отзываются на всех людях без различия. Религии раз'единяли людей: тесные взаимные сношения неизбежно соединяют их в одно целое — человеческий род. И по мере того, как религиозные верования исчезают, человек замечает, что для того, чтобы быть счастливым, ему следует нести обязанности, не по отношению к неизвестному верховному существу, но по отношению ко всем людям, с которыми сталкивается его жизнь.

Человек начинает понимать, что счастье невозможно в одиночку: что личного счастья надо искать в счастии всех — в счастии всего человечества.

Ну и так далее, анархиста пришлось стаскивать с трибуны насильно, иначе он до вечера бы говорить смог. А следом пришла очередь и Петра Петровича Шмидта, лейтенанта и человека — он уже был достаточно популярен в городе, поэтому его поприветствовали достаточно бурными аплодисментами.

'Знайте, что не дальше как завтра, будет начата бойня, будет открыт артиллерийский огонь по казармам, я знаю, что это страшное злодеяние уже подготовлено, что беда неминуемо стрясется и унесет много неповинных жизней, и это сознание не позволяет мне покинуть ту горсть безоружных людей, которая есть на 'Очакове' и которая геройски готова протестовать против ожидаемого массового убийства. Команда знает от меня, что первым условием моего участия в деле было не пролить ни капли крови, и команда сама не хотела крови. Что же давало нам убеждение в необходимости, в полезности нашего протеста, что делало нас восторженными и верующими, когда все кругом было так безнадежно и бессильно?

Как могу я, болезненный и слабый человек, лишенный трое предыдущих суток сна, не только оставаться сильным духом и верующим, но поднять дух и укрепить веру в других? В чем наша сила, идущая, как казалось, в разрез со здравым смыслом?

Сила эта была в глубоком, проникавшем все мое существо и тогда и теперь сознании, что с нами Бог, что с нами русский народ. Да, с нами русский народ, весь, всею своей стомиллионной громадой!

Он, истощенный, изнемогающий, голодный, изрубцованный казацкими нагайками, он, этот народ, с засеченными стариками и детскими трупами, как страшный призрак нечеловеческих страданий, простирал ко мне руки и звал... Мне говорят о статьях закона, о военном положении и т.д. Я не знаю, не хочу, не могу оценивать все происходящее статьями закона. Я знаю один закон — закон долга перед родиной, которую вот уже три года заливает русской кровью. Заливает малочисленная преступная группа людей, захватившая власть и отделившая государя от своего народа. Они из своих хищных расчетов уложили больше ста тысяч трупов в войне с Японией, они же теперь из-за тех же расчетов начинают войну с Россией.

Где же измена?

Кто государственный преступник?

Сегодня в их глазах преступен я, как и весь русский народ, который, пробудясь, осмелился стать на дороге их истребительной резни. Но завтра в глазах грядущего суда преступниками будут объявлены они.

Иван аж прочувствовался от такой глубины и вынул из кармана платок, чтобы вытереть глаза. Белый платочек... и как только он поднёс его к носу, откуда-то справа и сверху грянул выстрел, его не так, чтобы хорошо можно было расслышать в шуме толпы, но можно. Лейтенант Шмидт рухнул вниз, обливаясь кровью...

31 июля 1905 года, Севастополь, все та же Владимирская площадь

Похороны пламенного революционера, злодейски убитого кровавым режимом, вылились в натуральное людское море, никак не меньше половины города собралось, да ещё и с побережья народ подвалил. На помощь Носову с Савинковым руководство партии прислало целый десант, включавший Чернова, Гоца, Каляева. Сюрпризом стало наличие в составе этой делегации товарищей Ленина и Сталина — эсеры быстренько договорились о сотрудничестве с социал-демократами и решили вести дела рука об руку. На ближайшую перспективу, конечно, а самой ближайшей и самой перспективной точкой бифуркации русской революции сейчас вне всяких сомнений являлся Севастополь.

Носов не показал вида, что знаком с обоими эсдековскими лидерами, поздоровался и подождал, пока их представят друг другу, но в глазах у него явственно мелькали весёлые-развесёлые чёртики.

— Очень рад, очень рад, — долго тряс он руку Ильичу, — весьма наслышан о вашей деятельности и давно хотел поработать вместе, а тут вот случай такой представился.

Заседание вновь образованного штаба продолжалось всю ночь накануне похорон Шмидта, наговорились и наспорились до хрипоты, но общие принципы работы на ближайшую неделю таки выработали. Но всё полетело к чертям собачьим почти сразу же — разгорячённый очередными обличительными речами народ не стал дожидаться чего-то ещё, а стихийно повалил вооружаться и занимать государственные структуры. Оружие брали в основном у сухопутного гарнизона, сложно сказать, кто и как оповестил о расположении арсеналов, но винтовки в народе появились сразу и в больших количествах.

— Теперь, раз уж так вышло, — сказал товарищам Носов, — надо использовать творческую инициативу масс. В смысле отправить на все корабли Черноморского флота наши вооружённые делегации — пусть они останутся хотя бы нейтральными, эти корабли. А ещё лучше чтобы на нашу сторону перешли.

Остальные, включая Ленина со Сталиным, согласились с Носовым и тут же делегировали его на крейсер 'Очаков', инициатива, дескать, наказуема — сам предложил, сам и реализуй. В помощь выделили два десятка матросов и солдат в полном боевом облачении. И автомобиль дали грузовой, в кузов как раз все матросы убрались, а Носов в кабинке поехал. Очаков стоял на рейде в Севастопольской бухте и не подавал никаких признаков жизни.

— Ну что будем делать, товарищи? — спросил Носов, оглядывая своё воинство.

— Лодку надо искать, чего, — подал голос один из матросов, — доберёмся до борта, тогда уж видно будет, чего делать.

Поиски подходящего средства перевозки заняли битый час, во время которого Носов мерил шагами причал, смотрел на галдящих чаек и думал, не слишком ли стремительно развиваются события. Ничего не надумал, а тем временем умный матрос подогнал к причалу достаточно вместительную лодку... шаланда, вытащил из памяти её название Носов.

— Забираемся и отчаливаем, — скомандовал он.

Грести там надо было в шесть рук, желающих сесть на вёсла не нашлось, пришлось Носову прибегнуть к административно-командному методу руководства.

— Ты и ты, — показал он на двоих выглядящих достаточно крепко солдат, — садитесь и гребите, третьим я буду, так и быть. Тебе смотреть за обстановкой, — показал он на умного матроса, — и не расслабляться, сигнализируй нам в случае опасности.

Подгребли с горем пополам к борту крейсера, сверху верёвочную лестницу сбросили — дескать, добро пожаловать, товарищи революционеры.

— Так, трое остаются в лодке, остальные поднимаются, я первый, — скомандовал Носов.

Вылезли на палубу, там их встретил вежливый морской офицер с петлицами корпуса флотских штурманов.

— Подпоручик Азадовский, с кем имею честь? — козырнул он Носову, сразу выделив его, как главного.

— Носов Иван Александрович, председатель военно-революционного штаба Севастополя, — на всякий случай присвоил тот себе несуществующую должность. — Как вы наверно знаете, сегодня хоронили офицера с вашего крейсера, лейтенанта Шмидта...

— Да, знаю, — подтвердил подпоручик, — но он уволился с флота месяц назад, насколько я в курсе.

— Это не так уж важно, — отмахнулся Носов, — служил ведь когда-то. Так мы с товарищами прибыли на борт вашего корабля, чтобы объяснить ситуацию в городе и предостеречь от неосторожных действий...

— У нас ничего неосторожного быть не может, — ответил Азадовский, — мы люди военные, с неосторожностями дела не имеем.

— Всё равно необходимо убедиться, — настоял на своём Носов, — мы пройдём по кораблю, чтобы поговорить с командой?

— Конечно, — легко согласился офицер, — идите, куда хотите.

Матросы встретили новую власть довольно настороженно, но в беседе никаких вольностей не позволяли — власти иногда меняются, но кушать хочется всегда. По окончании бесед Носов был представлен капитану — Сергею Александровичу Глизяну, капитану первого ранга.

— Очень приятно, — пожал ему руку Носов, — военно-революционный штаб Севастополя констатирует тот факт, что на вверенном вам корабле всё в порядке. Если не возражаете, мы оставим здесь в качестве нашего уполномоченного вот его (и Носов показал на бойкого матроса), это Парамон Бойцов, опытный и проверенный товарищ.

Глизян не возражал, даже внёс интересное предложение относительно оперативно связи со штабом.

— У нас недавно запустили в опытную эксплуатацию аппаратуру беспроводной связи, могу презентовать вашему штабу один комплект.

— Охотно приму, — обрадовался Носов, — а если мне ещё объяснят, как ей пользоваться, вообще будет прекрасно.

Носову всё объяснил специальный человек из технических спецов, после чего матрос Бойцов остался на Очакове, а все остальные отплыли обратно. А у причальной стенки шаланду поджидал Савинков, и первое же, что он сказал, когда Носов выбрался на берег, было следующее:

— Я нашёл тех, кто убил Зину...

Они отошли в сторону, там Носов начал допрос.

— Первый вопрос, кто это? А второй — как ты их нашёл?

— Отвечаю по порядку... кстати мы можем поехать на место, пока я рассказываю, вот экипаж готовый стоит.

Они забрались в пролётку, кучер хлестнул тощую гнедую кобылу, и они покатились по Инкерману.

— Ответ на вопрос 'кто' простой — это твой старый знакомый Камо с подельниками. Как нашёл? Если тебе это так важно, то пожалуйста... один из подручных Камо проболтался по пьяному делу в одном местном кабаке, как они на днях дамочку попользовали, а потом придушили... а там сидел один мой знакомый по предыдущей работе товарищ, он и сложил два и два, а потом передал содержимое разговора мне.

— Где они квартируют?

— Где-то на Балаклаве, точнее пока не установил... но сегодня вечером на Главпочтамт должно прийти письмо для Камо, и он за ним точно подойдёт, потому что ждёт его очень давно. Откуда я это знаю и что в письме, не спрашивай, всё равно не скажу.

— Значит, надо посадить засаду на Главпочтамте? — логично предположил Иван.

— Значит, надо... тебя он в лицо знает, так что это отпадает... остаюсь я или студент Максим.

— Максим же ранен был?

— Он, кажется, поправился.

— Ну тогда выбираем Максима, а мы с тобой пока разработаем план операции...

— Да чего там разрабатывать — довести Камо до безлюдного места, там и шлёпнуть, — предложил Савинков.

— Сначала хотелось бы провести с ним беседу... узнать, зачем он это сделал и всё такое... и только потом прикончить.

— А что, непонятно разве, зачем он это сделал?

— В общих чертах да, но хотелось бы подробностей...

— Ладно, сейчас зарядим Максима, а потом будем шлифовать план... да, как там с Очаковым?

— С Очаковым всё окей, команда и офицеры остаются нейтральными при любом раскладе, я оставил там на хозяйстве Парамона, на всякий случай, чтобы присматривал.

31 июля 1905 года, вечер, Севастополь, Балаклава

Студент Максим оказался с неплохими задатками филёра, он быстро идентифицировал Камо (и это не было простой задачей, тот сильно изменил внешность и одежду, ничего похожего на дикого абрека), провёл его до места жительства, а потом выложил эту информацию руководству.

— Может привлечём его к операции? — спросил Савинков, задумчиво глядя на студента, — трое лучше, чем двое.

— А давай его самого спросим, — отвечал Носов, — Максим, ты хочешь поучаствовать в ликвидации?

— Если расскажете, кого и за что ликвидируете, то пожалуй, что да, — ответил студент.

Савинков коротко рассказал предысторию событий, Максим молча выслушал и после этого коротко согласился.

— Тогда обсудим диспозицию, — предложил Носов. — Живут они, значит, в этом вот домике.

И он показал на карте города примерную точку.

— С флангов туда никак не проникнешь, у соседей высокие каменные заборы и злые собаки, остаётся, таким образом, фронт и тыл. С улицы вход один, в калитку, потом идёт дорожка из камня длиной примерно 6-7 метров, потом чуть направо и вход во флигель, где они и сидят. Прямой штурм нежелателен, из окон всё просматривается и простреливается. Задняя сторону дома опирается на склон, оттуда в принципе можно проникнуть на чердак, а с него внутрь.

— Крыша там железная? — спросил Савинков.

— Нет, крыша плоская и покрыта чем-то вроде дёрна... железом тут очень немногие кроют, дорого.

— Значит утверждаем план проникновения через крышу.

— Я думаю, что одного из нас надо бы оставить на улице, чтобы отвлекал внимание, помогая остальным...

— Правильно, — подал голос Максим, — на улице я могу остаться, мне по крышам тяжеловато прыгать будет, всё-таки рана не до конца затянулась.

— Хорошо, Максим нас прикрывает от калитки, а мы скрытно проникаем через крышу в дом, там действуем по обстоятельствам, Камо прошу сразу не убивать, до остальных мне дела нет — как план? — спросил Носов.

— Годится, — ответил Савинков, — когда начинаем?

— Как стемнеет, я думаю, это в районе десяти вечера...

Перед началом операции все участники переоделись в неприметную местную крымско-татарскую одежду — шаровары, подпоясанные кушаком, полотняная рубаха, сверху кафтан из полосатой ткани. Ботинки оставили свои, на голову решили ничего не надевать, чтоб не слетело, пистолеты заткнули за кушаки. Носов оглядел зорким глазом внешний вид товарищей, как будто всё в порядке.

— Ничем от местного населения не отличаетесь. Выдвигаемся.

К месту операции добрались на нанятой повозке — возница попытался даже поговорить с ними на татарском, настолько они вжились в роль, но языка, увы, никто не знал. Доехали молча, вышли немного в стороне, во избежание. Справа виднелся залив с пришвартованными судами (это наверно Балаклавская бухта, подумал Носов), а прямо по ходу стояла какая-то церковь, стандартной крестово-купольной архитектуры.

— Не знаешь, что за храм? — спросил Носов у Максима, — ты же местный.

— Знаю, — просто ответил тот, — двенадцати апостолов. Я тут в детстве неподалёку жил, мы с ребятами в войну играли рядом.

— Зайти помолиться что ли? — предложил Савинков.

— Некогда, — отозвался Носов, — можешь отсюда перекреститься на него, если так припёрло. А мы идём к цели.

И они пошли к цели. Искомый дом имел номер 39а по улице Продольной, он действительно задом опирался на склон, а лицом выходил почти что к 12 апостолам. В доме было тихо и темно.

— Мы пошли на гору, — сказал Носов, — а ты пока спрячься где-нибудь в тени. Сигнал к началу операции — крик кукушки, три раза подряд, я прокукую как-нибудь.

И они дошли до конца улицы, а там свернул влево в кусты кизила и ещё чего-то очень колючего.

— Чёрт, — выругался Савинков, — всю одежду тут оставишь на этих колючках.

Носов не нашёлся, что на этот ответить... через пять минут они были у цели — прямо над домиком номер 39а. Крыша у него примыкала к склону не очень плотно, кое-где были просветы и прогалы. Носов осторожно попробовал ногой ступить на крышу, которая и точно была покрыта какой-то растительной дрянью, кажется ничего не зашумело и не зашуршало.

— Можно, — шёпотом сообщил он Борису, — вон там лестница вниз, идём к ней.

На цыпочках они оба прокрались к деревянной лестнице, которая уходила внутрь строения, и там их ждало препятствие — дверь, закрытая на замок изнутри.

— Что делать будем? — спросил Носов.

— Попробуем открыть, — предложил Савинков, доставая из кармана связку ключей, — где-то тут у меня была любимая универсальная отмычечка...

— Не знал, что ты занимаешься домушничеством, — заметил Иван.

— А я и не занимаюсь, — тихо отвечал Борис, — это так, небольшое хобби, иногда выручает... тише, — вдруг прошептал он.

Они замолкли, из-за двери послышался скрип чего-то деревянного, потом хлопнула другая дверь и всё смолкло.

— Значит есть кто-то дома, просто прячутся они, — логично предположил Носов, а Борис тем временем продолжил свои действия по отмыканию двери.

Через пару минут замок скрипнул, и дверь распахнулась.

— Идём... нет, сначала сигнал надо подать — кукуй, раз вызвался, — предложил Ивану Борис.

Тот старательно изобразил, как кукушка в лесу сообщает, сколько тебе лет осталось жить.

— Здоров, я бы так не смог, — восхитился Савинков, — ну погнали...

С лестницы был вход на второй этаж, коридор налево и направо, налево две двери в разные стороны, направо ещё одна лестница вниз. Носов глазами показал налево, мол, сначала надо этот этаж проверить, чтобы не оставлять непоняток за спиной, Борис согласился.

Они осторожно приблизились к первой двери, держа наганы перед собой, Носов приложил ухо к этой двери, ничего не услышал и легонько толкнул её носком ноги... та распахнулась с лёгким скрипом... никого там не было. Они повернулись напротив и проделали то же самое со второй дверью... здесь был один человек, по виду джигит, только что спустившийся с гор, он спал мертвецким сном на кровати возле окна.

— Надо его связать, — шёпотом предложил Савинков.

— Правильно, но сначала оглушить, — дополнил Носов.

И он вдарил джигита по макушке рукояткой нагана, тот обмяк и перестал, кажется, даже дышать. Носов быстро закрутил ему руки за спиной ремнём, который он вытащил из штанов этого товарища.

— Надо ещё к кровати привязать, — внёс предложение Савинков, — чтоб не убежал.

Привязали ещё и к кровати, верёвка нашлась, а заодно Носов всунул ему в рот половину рубашки в виде кляпа.

— А теперь вниз, — сказал Носов, и они серыми тенями метнулись к лестнице в другом конце коридора.

Но в это момент от другой лестницы, коя вела на крышу, отделилась ещё одна тень, которая с характерным кавказским акцентом сказала:

— А я вас давно жду, господа!

Там стоял, ухмыляясь во все свои 32 зуба Симон Аршакович Тер-Петросян, более известный под псевдонимом Камо. И в каждой руке у него было по взведённому нагану.

— Оружие медленно кладём на пол, руки поднимаем и спускаемся вниз по лестнице, — скомандовал Камо.

Иван с Борисом подчинились, потому что стволы его револьверов глядели им прямо в глаза, а им на уровень глаз ещё надо было поднимать своё оружие. Далее они сначала спиной, а потом развернувшись с поднятыми руками спустились в нижнюю часть дома. Там в большой просторной горнице сидели ещё двое бандитов, которых Носов смутно вспомнил по Тифлису, у каждого в руках было оружие.

— О, старый знакомый, — обрадовался один из бандитов, — сейчас мы тебя ещё разок попрыгать заставим.

— Садитесь вон на ту скамейку, — пресёк размышления весёлого бандита Камо, — и рассказывайте, с чем пожаловали.

Носов боком двинулся к указанной скамейке, но тут вступил в действие отвлекающий фактор — студент Максим с улицы (или даже из садика, отсюда не видно было) открыл огонь по окнам дома, одно стекло разлетелось на мелкие осколки, второе пошло длинными неровными трещинами. Иван сориентировался в ситуации самым первым — он схватил со стола кувшин, наверно с вином, и запустил его в рожу Камо, как самому опасному в этой кампании. Одновременно он двинул ногой весёлого бандита, отчего тот свалился с табуретки, а Савинков кинулся на второго сидящего за столом и выключил его из борьбы.

Далее Носов метнулся к Камо — тот получил полный заряд крымского вина в лоб и сейчас мало что соображал, глаза залило. Иван выдал ему прямой удар в нос, Камо повалился на пол, выронив револьвер. Иван схватил его и навёл на весёлого, вылезающего из-под стола, тот дураком не был и дёргаться не стал, а просто поднял руки вверх. И тут же во входную дверь вошёл Максим, сжимающий наган в левой здоровой руке.

— Держи этого, — крикнул ему Носов, указывая на весёлого, — а я займусь главарём.

Через пару минут все бандиты были крепко связаны и посажены рядком за стол.

— Ну а теперь и поговорим, — начал разговор Носов, обращаясь к Камо, — ты зачем мою жену убил, сука?

— Потому что и она, и ты провокаторы охранки, — ответил тот, зло ощерившись, — что, скажешь, это не так?

— Да, скажу, что не так, — отвечал Носов, — и у тебя ни одного доказательства нет, кроме тупого убеждения в этом. Рассказывай, кого ты ещё пристрелил за последнее время.

— А тебе зачем? — спросил Камо.

— Информация лишней не бывает...

— Ничего я тебе не скажу, всё равно же ты меня сейчас убьёшь...

— Правильно понимаешь... ну тогда хотя бы расскажи, как ты меня с Зиной выследил и кто тебе такое задание дал?

— Задания я сам себе даю, понял? Нет надо мной никакого руководства. А выследил очень просто, вы же наследили сначала в Лондоне, потом в Берлине. Потом я навёл справки в вашей эсеровской штаб-квартире и приехал сюда.

— Ладно, толку с тебя, как с козла молока, — решил Иван, — Борис, пристрели этих двоих, а я Камо займусь.

Раздались два выстрела, потом еще два контрольных — бандиты распростёрлись на немытом полу горницы. Носов поднял и свой наган, но тут Камо подал голос:

— Я тебе тогда в Тифлисе дал шанс, если помнишь. Так что ты у меня в долгу... а долги надо возвращать...

— Хорошо, — быстро сориентировался Иван, — я не люблю быть должником, говори, что хочешь.

— Давай с тобой в русскую рулетку сыграем, — предложил Камо. — Если я проиграю, значит так судьбе угодно. А если выиграю, твои друзья отпускают меня целым и невредимым.

Носов пожевал губами, посмотрел зачем-то на Савинкова, тот пожал плечами, мол сам решай.

— Договорились, — наконец озвучил своё решение Иван, — каждому по три попытки, если оба остаёмся живыми после этого, можешь идти на все четыре стороны. Максим, развяжи ему руки, Борис, держи его на мушке, мало ли что.

— Кто первый? — деловито спросил Камо, растирая затёкшие руки.

— Крутанём наган, на кого укажет, тот и первый — Максим, давай крути, ты тут самое незаинтересованное лицо.

Носов с Камо сели за стол напротив друг друга, Камо был возбуждён и поминутно скалился непонятно по каким поводам.

— Я две такие дуэли уже выиграл, — радостно сообщил Камо, — а бог, как говорят, троицу любит.

— А я только один раз в эту штуку играл, с господином Ульяновым, — сообщил Иван.

— И чем закончилось?

— Ничьей.

А наган тем временем покрутился и остановил своё вращение в положении дулом к Носову.

— Мне везёт, — сказал Камо, — ну давай, начинай.

— Сейчас мы посмотрим, кому из нас двоих повезёт, — ответил Носов, вытаскивая из барабана лишние патроны.

— Показываю, — сказал, справившись с зарядкой, Иван, — в барабане один патрон, вот он. Кручу барабан.

И он крутанул его о рукав.

— Стреляю.

Иван упёр ствол в правый висок, зажмурился и нажал спуск... тот глухо щёлкнул.

— Везучий, — с завистью сказал Камо, — теперь моя очередь жмуриться.

Он проделал всё то же самое, что и Иван, но перед тем, как спустить курок, размашисто перекрестился. Всё это время его держали на мушке сразу и Максим, и Борис, мало ли что тому в голову могло стукнуть.

— Стреляю, — наконец сказал Камо... выстрела опять не последовало.

— Второй круг пошёл, — буднично отвечал Носов, — а с кем ты предыдущие дуэли-то вёл, если не секрет.

Камо подумал и выложил карты веером — первый раз у себя в Армении с одним чрезмерно борзым князем, второй в Тифлисе с одним художником.

— Что за художник? — сразу уцепился Иван, — может я его знаю?

— Знаешь, — сказал Камо, — Пиросмани его зовут, ты мне его картины показывал, когда мы первый раз встретились.

— Стой, так он же живой, я с ним недавно в Москве встречался.

— Уже неживой, — глухо ответил Камо.

— Ну ты гад конечно, — в сердцах сказал Носов, — такого артиста завалил.

Второй цикл также прошёл без выстрелов и у Носова, и у Камо.

— Однако теория вероятности начинает подвирать, — сказал Носов, очередной раз прокручивая барабан по рукаву, — четыре седьмых это больше половины, сейчас кому-то из нас точно не повезёт.

Он поднёс дуло к виску, зажмурился, но вдруг почувствовал, что в руке у него больше ничего нет.

16 июля 2098 года, Санкт-Петербург, ИЭИ

Носов сидел в кресле переноса, подняв правую руку на уровень виска, перед ним стояли двое аспирантов ИЭИ и внимательно разглядывали его лицо.

— В чём дело, любезные? — не сразу переключился Носов на другой век.

— Наш компьютер выдал результат вероятностного анализа событий, так вот — с вероятностью 99,5% следующий выстрел был для вас смертельным, Иван Александрович. Поэтому сработала программа аварийной эвакуации, больше ничего.

— Жалко, — в сердцах произнёс Носов, — на самом интересном месте прервали. И что теперь будет?

— Эксперимент закончен, через час состоится разбор полётов в Большой физической аудитории, — сказал второй аспирант. — А пока может принять душ, переодеться и поесть, если хотите.

— — —

Через час в Большой физической аудитории. Присутствует семнадцать сотрудников ИЭИ, е считая Носова.

— Итак, товарищи, — сказал, постучав молоточком по гонгу, старший из присутствующих, заместитель директора по истории России, — сегодня мы разбираем вояж нашего коллеги Ивана Александровича в начало двадцатого века. Старт у него случился 12 декабря 1904 года, а финиш 31 июля следующего года. За это время Иван Александрович... (замдиректора полистал страницы электронной книжки, а потом продолжил) вошёл в состав ЦК партии социалистов-революционеров, ликвидировал порядка двадцати человек из разных слоёв общества, устроил революцию в Крыму, женился, а следом потерял свою жену, поучаствовал в трёх ограблениях, устроил судьбу одного художника и пережил ещё целый ряд увлекательных приключений.

Далее выступающий помедлил немного и выдал варианты дальнейшего хода собрания:

— Мы можем сразу же посмотреть ход событий истории России после изменений, внесённых туда неутомимым товарищем Носовым, эта реконструкция выполнена нашим вычислительным центром, либо сначала заслушаем нашего путешественника, а затем уже увидим результаты его работы.

Собравшиеся посовещались и большинство высказалось, чтобы сначала посмотреть, а потом слушать.

— Прекрасно, — сказал замдиректора, — приступаем к просмотру.

И он щёлкнул пальцами правой руки после чего на большой экран сзади президиума вывелась картинка. Хорошо поставленный голос начал так:

— Ветвь истории России номер 1395-бис слэш 3, вмешательство ИЭИ в декабре 1904 — июле 1905 года, переносимся на сто лет, в 2005 год.

По экрану пополз белый дым, изредка прерываемый чёрными вставками.

— Это что, Россия в 2005 году такая получилась? — негромко спросил один из присутствующих, благообразный старичок в академической шапочке с кисточкой.

— Получается, что да, — ответил ему замдиректора, — сейчас попросим компьютер дать пояснения.

Компьютер пошуршал чем-то внутренним, а потом начал рассказывать хорошо поставленным низким голосом:

— В результате действий сотрудника нашего института Носова Ивана Александровича в начале двадцатого века в России несколько поменялась структура оппозиционных правящему режиму партий, а именно — социал-демократы вообще и большевики в частности (да, раскол всё-таки в этой партии случился, невзирая на усилия Носова) ушли в тень, а на передний план вышли социалисты-революционеры, именуемые в просторечии эсерами. Можно сказать, что они заняли практически весь левый оппозиционный фланг, тогда как на правом фланге аналогичная позиция осталась за кадетами.

— Если можно, то покороче пожалуйста, — попросил замдиректора, — и поближе к нашему времени.

— Поправку принял, — отозвался компьютерный голос, — постараюсь максимально сократить пояснения. Итак, революция 1905 года не в последнюю очередь из-за действий Носова началась и закончилась в городе Севастополе. Из Новороссийска на верных царю кораблях подошёл большой десант, в результате которого город умылся кровью. Заодно были ликвидированы последние лидеры эсдеков Ленин и Сталин. Далее, как и в реальной истории, Николай II пообещал стране парламент, свободу слова, собраний и всего остального, так что протесты в других городах тихо сошли на нет. В парламент прошло очень много эсеров, почти треть состава.

— Переходите наконец к сути дела, — устало повторил председатель.

— Первая Мировая война началась и протекала почти без единого отклонения от реальной ветви истории, события же 1917 года пошли немного по другому сценарию. А именно — февральской революции не было... точнее её попытались сделать, но власти задавили её на корню. Царь усидел на троне, война продолжалась вплоть до октября, а вот в октябре случился дворцовый переворот, организатором и главным действующим лицом которого был Борис Савинков.

— Так-так, — уже благодушнее отозвался председатель, — и каков же был результат этого переворота?

— Николай II был убит, монархия провозглашена свергнутой, вся власть перешла в руки Временного революционного комитета. Который немедленно провозгласил известную программу 'Земля крестьянам, фабрики рабочим, мир народам'. Германский фронт начал понемногу разваливаться, инфляция зашкаливать, контроль за ситуацией в стране терялся. Но всё это продолжалось недолго, через два месяца произошёл контр-переворот, у власти оказался небезызвестный генерал Корнилов и Комитет спасения, тех революционеров, которых успели поймать, судили по ускоренной процедуре и большинство повесили, царя вернули на своё место, но с одним существенным ограничением, он теперь ничего не решал без визы комитета. Война продолжилась с переменными успехами.

— Это всё замечательно, — выдал очередную ремарку председатель, — но когда же мы поймём, что означает этот серо-чёрный дым вместо России?

— Перехожу к главному, — откашлялся компьютер, — по итогам Первой мировой больше всех в итоге проиграла Россия, потому что Германия сумела договориться с Францией по всем основным вопросам, Англия же присоединилась к их союзу. И они пошли в наступление с трёх направлений — Англия с севера, Германия с запада, Франция со стороны Черного моря. В конце 1918 года Россия капитулировала, от неё были отрезаны огромные территории, к тому же её обязали выплачивать в течение 20 лет непомерные суммы контрибуций. То есть Россия оказалась на месте Германии в реальной истории. Следующие тридцать лет Россия и россияне жили мечтой о реванше, в результате чего первую атомную бомбу собрали и испытали на Урале.

— Теперь становится немного понятнее, — протянул председатель, — а затем, очевидно, Россия применила эту атомную бомбу.

— Точно так, товарищ замдиректора, — немедленно отозвался голос, — в 1945 году были сброшены первые три изделия мощностью по 25 килотонн на Берлин, Париж и Лондон. Ответ последовал через год, когда западные союзники справились со своей атомной программой, при этом на Россию было сброшено не три, а пятьдесят зарядов мощностью по сто килотонн каждая. На этом собственно и всё...

— А вот тут хотелось бы подробностей, — сказал председатель, — почему и как России позволили произвести атомное оружие, кто сбрасывал бомбы, самолётами или ракетами доставлялось, на какие города, что Россия предприняла в ответ?

— Никто же не знал, что это такое, до первого применения, поэтому контроля за разработками в ядерной физике в те годы не существовало. Бомбы сбрасывала коалиция противников России, Германия, Англия, Франция, США и примкнувшая к ним Турция...

— Что, и Турция атомную бомбу сделала?

— Османская империя, если точно, она устояла после Первой мировой, хотя и существенно сократилась в размерах. Бомбу они, конечно, не сделали, не тот уровень науки, им Германия выделила несколько экземпляров под новую войну. Доставка осуществлялась бомбардировщиками, ракетная техника находилась в те годы в зачаточной стадии. Бомбардировке подверглись все крупные города России и военные базы. Ответного удара Россия нанести не смогла, потому что практически все носители были выведены из строя.

— И что же было дальше?

— Дальше началась так называемая 'ядерная зима' — в результате выброса в стратосферу огромного количества дыма и сажи от пожаров и огненных смерчей средняя температура на всей Земле снизилась примерно на десять градусов. На срок около года. Результатом всего было гигантское количество погибших, наиболее всего пострадала, как легко догадаться, Россия.

— И всё равно это не объясняет, почему мы не видели на экране ничего, кроме серой черноты.

— Ядерная зима это было только начало — бомбы каким-то образом сумели воздействовать на тектонические силы в ключевых точках земной поверхности, таким образом, что пробудились древние давно потухшие вулканы, особенно сильные извержения случились на Камчатке, в Йеллоустоуне и на Суматре. Земля в итоге погрузилась в вулканический пепел, дым и гарь на десять лет. Вымерло 98% населения, в том числе Россия полностью обезлюдела.

— Мда, — вымолвил председатель, — и всё это произошло из-за действий нашего сотрудника? Причинно-следственную связь можно услышать?

— Пожалуйста, — легко согласился компьютер, — нет ключевых людей российской оппозиции, значит не будет и революции, а убийство английского премьера, распутанное до конца Скотланд-Ярдом, сильно задело правящие круги Англии, отсюда перебрасываем мостик к сепаратным переговорам с Германией и поражению России в Первой мировой войне. Далее, надеюсь, всё понятно — реваншизм, чудо-оружие, отсутствие сдерживающих сигналов в центрах принятия решений в России, начало полномасштабной ядерной войны.

— И ещё раз мда... — задумался председатель, — теперь давайте дадим слово самому виновнику, так сказать, этого торжества Ивану Александровичу, а уж потом будем принимать решения.

Носов встал, одёрнул пиджак и начал:

— Признаю свои ошибки, товарищи, наверно у меня с самого начала не то и не так пошло. Тройное убийство Распутина, Гапона и Азефа было моей главной оплошностью...

— Поясните, Иван Александрович.

— Распутин, несмотря на целый букет своих отрицательных качеств, являлся тем не менее сдерживающим центром для царской семьи, и далеко не все из его действий и советов были неправильными. Гапон, хотя и был провокатором, тоже был важным звеном в цепочке событий 1905 года, а когда мы его вынули из этой цепочки, что-то необратимо нарушилось. Ну и наконец Азеф... насчет него у меня нет определенного мнения, возможно устранение его было правильным действием.

— Что вы предлагаете? — перебил его председатель, — заново провести эксперимент?

— Нет-нет, что вы, — Носов поднял обе руки, как бы не соглашаясь с этим, — я предлагаю вернуть меня в ту точку, откуда меня выдернули...

— На дуэль с Камо? — уточнил председатель, — а ничего, что это будет ваша последняя дуэль в жизни?

— Я бы всё же попросил дать мне возможность закончить дело, как-никак больше полугода этим занимался... дайте мне ещё три дня, и я постараюсь исправить всё, что можно исправить...

— Ставим вопрос на голосование, — скомандовал председатель.

После подсчёта голосов выяснилось, что большинство высказалось за возвращение Носова.

— Ну смотрите, — добродушно сказал председатель, — сами напросились, никто вас за язык не тянул. Ресурсов на повторное ваше вытаскивание у нас в ближайшее время не ожидается.

— Я готов, поехали обратно, — скромно ответил Носов.

Его отвели в лабораторию, усадили в кресло переноса, сказали зажмуриться... и вот он опять сидит за столом в Севастополе, сжимая в руке наган, а напротив скалит зубы Камо.

— Ну что, очко заиграло, сучёныш? — весело сказал Камо, — жми давай, твоя очередь жмуриться.

— Ага, заиграло, — так же весело ответил Носов, — я передумал — получай свою пуля, гнида.

И он развернул револьвер дулом на Камо...