Ошибка

ОШИБКА

'из синей книги лесничего в декабре'

Меня зовут Вова, Вовка. И это моя соседка по подъезду — Наташка Перфильева — вытащила меня из нашего старого, уютного, в четыре этажа, панельного дома, и уговорила помочь ей проследить за подростками. А у меня и в мыслях ничего не было. Ну, нашли они какой-то там хлам, или, как утверждает Перфильева — колбу, потерявшуюся либо, вероятно, выкинутую в какой-то лаборатории... И что? У нас в городе этих лабораторий... Чуть ли не при каждом институте и университете. Да, еще и по несколько штук. А, ежели добавить к этому лаборатории разных производственных центров и прочих, так вообще... Короче, много лабораторий у нас, столько, сколько, наверное, и должно быть в приличном городе.

Так-то наш Древск, город довольно древний и не очень большой. И застроен, в основном, зданиями в 3-4-5 этажей. Хотя, уже и высоток — от 9 до 20 этажей хватает. Правда, выше, почему-то не строят, чтобы, как утверждают сидящие на лавочке у подъезда и знающие про все на свете, бабушки — 'не портить архи-тек-турно-природный ландшафт города'. Ведь, у нас одно здание не похоже на другое и все здания раскрашены — каждое в свой цвет.

А еще город у нас очень солнечный и зеленый — многие дома, особенно старые, укутаны в тени деревьев — яблонь, дубов, каштанов и других, и повсюду, где нет асфальта или плитки, расстилается мягкий густой травяной ковер с аккуратно подстриженными кустами. Кроме того, у нас в городе великое множество озер и даже речка своя есть, протекающая почти через центр города. И, пусть в мире есть реки и больше и шире нашей Ислути, и один берег нашей реки затянут в бетон и экопластик, и являет собой набережную с вело и пешеходными дорожками, кафе и лодочной пристанью, зато второй, с песчаным пляжем, растущими рядом с берегом плакучими ивами, березами и соснами — это мечта любого горожанина летом...

В общем, уговорила меня соседка помочь ей. Мол, лабораторий у нас, действительно, в городе много, но, вот, только часть из них работает на космическую, то бишь — ракетную промышленность и используемое ими оборудование довольно опасно. А найденная мальчишками колба-не колба, явно, принадлежит какой-то из этих 'космических' лабораторий. И, лучше всего, побыстрей забрать эту колбу-не колбу у парней, пока она не причинила никому вреда, и вернуть ее обратно в лабораторию... Ну, или отдать ее, колбу, в какую-нибудь из ближайших лабораторий, а, там, уж, они сами разберутся — откуда сей предмет и что с ним делать. Проблема, собственно, состояла лишь в том, что Наташка понятия не имела, где мальчишки прячут ее, эту — темную, по словам Наташки, и очень подобную длинной реторте, из тех, которые используются для демонстрации опытов на уроках химии в школе — колбу... А, проследить за мальчишками, в одиночку, Перфильева не могла. Подростки были весьма шустрыми и стоило только Наташке увязаться за ними, как ее мгновенно обнаруживали и 'отшивали'. Вот, она и попросила меня помочь ей, так сказать — оказать 'силовую поддержку'. Хм, мой куратор в институте, а мы с соседкой еще оба учимся, только она в 9 классе нашей 24 городской школы, а я на первом курсе института — таких, как Наташка называет — 'общественная деятель'. Что-то, вроде того, что, мол, людям, похожим на мою соседку, никогда спокойно не живется и им все всегда надо! Кстати, Перфильева этим здорово напоминает свою мать, Анну Томашевну, такую же 'живчик' — по словам уже моей мамы — как и Наташка...

Вообще-то, Наташка, появилась в нашем доме недавно, да, и в нашем городе тоже недавно. Переехала со своими родителями откуда-то из Польши, вроде, как из-под Аушвица. Вернее, ее оттуда, вместе с мамой — Анной Томашевной, привез Семен Кириллыч, отец Наташки. Сам Семен Кириллыч — военный, родом, как раз, из Древска, и служил где-то там, под Аушвицем. Там же и женился на Наташкиной маме, полунемке-полуполячке. А потом решил выйти в отставку и вернуться с семьей в родной город. Купил квартиру в нашем доме и... Так я и обзавелся новой соседкой. И уже целых три года, как 'обзавелся'. Тогда я еще сам учился в 10 классе нашей 24 городской школы. Мою же новую соседку зачислили в 7 класс этой школы. И, наверное, все могло бы сложиться иначе, не заступись я на соревнованиях за свою новую соседку перед Светкой Труханович, моей одноклассницей и капитаном школьной спортивной команды. На ежегодных межшкольных соревнованиях, в которых участвовала уже и Перфильева, Наташка, в беге на сто метров, уступила своей сопернице-семикласснице из 22 школы...и сидела, после этого, в сторонке от всей школьной команды, тоненькая и нахохлившаяся. Кто знает, возможно не влезь я тогда со своим заступничеством, Наташка больше бы сдружилась со своими сверстниками, обитавшими в нашем подъезде — семиклашками из параллельного 7 'Д' Егоркой Дупановым и Кристей Варенич? Однако, что случилось, то случилось... Перфильева часто проводила время со своими ровесниками и даже занимала какую-то общественную должность в своем классе, но... Но, доверяла она полностью только мне — я стал, как бы, негласным ее другом, с которым она советовалась по всем важным для нее вопросам и которому она всегда все рассказывала. Я был для нее нечто, вроде, и друга, и покровителя одновременно.

Выследив, а точнее просто спросив у Сереги Одинцова, моего однокурсника, живущего через три дома от меня и, примерно, в том же дворе, где Наташка видела компанию мальчишек с колбой — не знает ли он таких-то и таких-то ребят, и получив ответ, что знает и, более того, часто видит их в дальней беседке, там, где заросли дикой малины примыкают почти прямо к дому, я, сразу после занятий в институте, вместе с Наташкой направился в Одинцовский двор. Конечно, ребят могло там и не быть, ведь, не все же время они в беседке сидят, но шанс есть шанс.

Обогнув, по узенькой тропинке, вьющейся между выкрашенным в разные цвета забором детского садика и небольшими клумбами с яркими цветами, клумбами, перемежавшимися с яблонями и грушами, Серегин дом — чтобы нас нельзя было издалека заметить, мы, специально, пошли с тыльной стороны дома — мы подобрались к упомянутому строению. Старая беседка не пустовала. Группа подростков 13-14 лет оккупировала ее. И подростки были именно те, кого Наташка и искала.

— Привет! — поздоровался я с парнями.

— Здравствуйте! — сказала вслед за мной Наташка.

На нас с соседкой уставилось пять, недовольных нашим появлением, мальчишеских физиономий. Заранее упреждая все вопросы, я произнес, обращаясь ко всем парням сразу: — Нужно поговорить. — И уточнил: — Моей соседке нужно поговорить с вами.

Недовольные взгляды подростков моментально скрестились на Наташке.

— Мальчишки, — бодренько начала Перфильева...

— Девчонка, — тут же передразнил Наташку рыжеватый пацан, сидевший в дальнем углу беседки и забравшийся с ногами на лавку-сидение, опоясывавшую всю беседку изнутри по периметру, вдоль стен.

— Мальчишки, — сделав вид, что не слышала рыжего, повторила Перфильева... — я тоже решил не обращать внимания на слова передразнившего Наташку мальчишки... — я знаю, — продолжила соседка, — что вы нашли некий прибор, потерянный в лаборатории. Такую большую длинную и темную колбу...

— Ничего мы не находили, — перебил Наташку красивый темноволосый паренек в выпачканных чем-то шортах, находившийся ближе к нам с Наташкой и сидевший не, как рыжий, с ногами на лавке-сидении, а просто на лавке. Перфильева открыла рот, чтобы оспорить это утверждение мальчишки, но тут я уже не дал соседке застрять в бесполезном и бессмысленном споре. — Хорошо, — обронил я, — не находили. Но послушать девчонку можно?

Наступила некая пауза. Подростки, уже готовые все отрицать и до конца утверждать, что никакой такой-сякой колбы в глаза не видели, неожиданно осознали, что, пришедшие к ним, конечно же за этой колбой, взрослый парень и девчонка — немного старше их, вовсе не требуют в чем бы то ни было признаваться. Взглянув на Наташку, я понял, что, к ее чести, и она, хоть вначале и растерялась, однако все сообразила правильно... Наконец, темноволосый, сидевший близко к нам парень, видимо, негласный лидер, сидевших в беседке мальчишек, произнес: — Ладно, пусть говорит.

Наташка сделала шаг вперед и... Я не особо прислушивался к тому, что говорила парням Перфильева. Мне, как-то, это не очень надо было. Так, иногда, ловил ее слова, не особо задумываясь над ними — ведь, в конце концов, ее просьба была найти мальчишек, а не поговорить с ними. К тому же, и в отличие от соседки, я не верил в то, что, найденный мальчишками предмет — действительно нечто столь важное и опасное, что подлежит немедленному, тотчас же, возврату в лабораторию. Думаю, если бы сие, в самом деле, было так, уже по всему городу бы рыскала милиция и объявление бы висели на каждом столбе и подъезде...ну, в нашем микрорайоне точно бы висели, ведь колба-то потерялась у нас. А, раз кругом тишина и благолепие... Кое-что, я, разумеется, из слов соседки слышал, не мог не слышать, не глухой же я в конце концов, да и находился рядом. Наташка, вроде как, вещала ребятам о том, что предмет, который они, конечно же, не находили, очень-очень важная штука и очень-очень опасная. И бог знает какие последствия может иметь ее пропажа и то, что некие, само собой разумеется, абстрактные мальчишки, найдут эту колбу и будут играться с ней. Я еще запомнил, что соседка говорила им о том, будто данная колба может даже использоваться для создания машины времени — весьма популярная тема у нас в городе в связи с недавней аварией в институте темпоральной физики — в результате сей аварии, над зданием лабораторного корпуса института несколько часов стоял мощный, уходящий в атмосферу, столб, похожего на северное сияние, света. А, городские власти, на всякий случай, в экстренном порядке, эвакуировали жителей ближайших к институту домов. Впрочем, довольно скоро выяснилось, что никакой опасности авария не представляет и жители быстро вернулись обратно. Однако...однако, нашелся-таки, один небесталанный супер-пупер умник-интернетблогер, объявивший эту аварию следствием безответственного эксперимента институтских профессоров по, якобы, созданию машины времени. К сожалению, его домыслы и по сию пору являются одной из самых популярных тем для разговоров в городе...

Наташка прилежно пугала парней тем, что лучше всего данную колбу, от греха подальше, ликвидировать, чтобы, не дай бог, кто-нибудь, по глупости, не вздумал ее как-нибудь использовать. Например, для создания в домашних условиях, для попытки создания в домашних условиях, все той же, пресловутой машины времени...и прочая, прочая, прочая. По ходу 'переговоров' Перфильевой с мальчишками, я совсем отключился от того, что соседка вещала им и, где-то, начал, чуть-чуть, сомневаться в способности соседки уговорить мальчишек отдать ей колбу...да, и само это предприятие все больше казалось мне бредом. Но, к моему удивлению, не прошло и получаса, как мальчишки извлекли откуда-то эту самую черную колбу и вручили ее Наташке. От неожиданности я даже чуть не закашлялся! Похоже, я здорово недооценивал Перфильеву и ее способности к контакту, и она сумела-таки найти нужные слова и убедить мальчишек вернуть, то есть — отдать ей колбу...

Когда мы, опять-таки, в обход дома — почему опять в обход, я и сам не понял — направились в обратный путь, я смотрел на Наташку с определенным уважением. Черт, я совсем не предполагал, что она может меня еще чем-то поразить. Я так задумался об этом, что даже не заметил, как путь нам преградили какие-то невесть откуда взявшиеся не то военные, не то не военные... Опомнился я лишь тогда, когда Перфильева дернула меня за локоть.

— Молодые люди, — окликнули нас преградившие дорогу 'военные-не военные', — вы не сильно спешите?

— А что? — агрессивно спросил я, прикрывая спрятавшуюся за меня Наташку — почему-то, появившиеся на пути непонятные субъекты, доверия у меня не вызвали.

— Да, в общем-то, ничего, — ответил один из них, выступивший на шаг вперед и, видимо, являвшийся старшим. Странно, как только я попытался сосредоточиться и рассмотреть его получше, мой взгляд, моментально, соскользнул с его фигуры в сторону. Словно, фигура была чем-то 'намылена'. Я перевел взгляд на остальных 'спутников' условного 'старшего', но произошло то же самое. Вместо людей я наблюдал сплошь какие-то размазанные силуэты в плохо различимом камуфляже. Тогда я сделал еще одну попытку сосредоточиться на 'старшем', но не прошло и пары секунд, как поймал себя на мысли, что, вместо 'военного-не военного', таращусь на дерево рядом с ним. Слава богу, хоть по голосу, я понял, что передо мной — мужчина, и не просто мужчина, а довольно молодой мужчина ...

— Мы, если честно, — произнес 'старший', — за той колбой, что у вас в руках. Специально прибыли за ней.

Я почти инстинктивно почувствовал, как Перфильева, за моей спиной, задвинула руку с колбой еще и себе за спину. А еще я, каким-то седьмым чувством, ощутил, что противостоять этим странным расплывчатым 'военным-не военным' мы не в силах и они в любой момент могут забрать у нас искомую колбу, и...и, вряд ли, мне удастся, хоть что-то сделать, как-то заболтать их и не отдать колбу им. Но я, все же, рискнул.

— А, кто вы такие? — спросил я у невнятных фигур... Спросил, не особо рассчитывая на ответ. Однако...однако, ответ был. И такой... Какого я, точно, не ожидал.

— Молодой человек, — произнес выступивший вперед безликий 'старший', — сумеете ли вы поверить, что мы из будущего? И, что мы патруль времени? — 'Старший' выдержал паузу, видимо, чтобы я проникся услышанным... А, затем, продолжил: — А весь смысл этой встречи в том, чтобы забрать у вас и уничтожить тот предмет, который сейчас старательно прячет за спиной ваша спутница? Я знаю, — смотря на мой 'ошарашенный' вид и, как бы предупреждая мои, возможные, слова о том, что мы и сами хотели уничтожить колбу, — чуть повысил голос безымянный 'старший', — что вы и сами хотели ликвидировать колбу, вернув ее в лабораторию, но...— Голос 'старшего' снова стал ровным и спокойным: — Но мы сделаем это лучше. К великому сожалению, — как бы пояснила 'фигура', — в той лаборатории, в которую вы отнесете эту колбу, сегодня ее уже не отправят на утилизацию, и она останется там на ночь. А вечером в лаборатории будет дежурить один...э-э, — 'военный-не военный' замялся на секунду, видимо не зная, как сказать, затем продолжил, — не совсем нормальный физик, помешанный на некоей идее 'фикс'. И, именно этим вечером, он, в очередной раз, попытается воплотить свою идею в жизнь. Воплотить, используя, при этом, оставленную на ночь в лаборатории и попавшуюся ему 'под руку', вашу колбу... — "Старший" размазанных силуэтов замолк, явно ожидая, пока сказанное им доберется до нашего с Наташкой сознания... После чего, с некоторой долей иронии и, как бы, обращаясь только ко мне, обронил: — По-моему, ваша спутница, буквально пять минут назад, в беседе с молодежью, назвала это — 'сооружение в домашних условиях машины времени'. — Патрульный опять замолк, но не надолго, ибо не видя никакой реакции с нашей стороны, резко бросил: — В общем, вам придется передать колбу нам!

Позади меня пыхтела, чуть-чуть, едва слышно, Перфильева, а я все также ошарашенно-тупо таращился на смутные фигуры...и в моей голове судорожно металась мысль...нет, не: — Блин, пришельцы из будущего! Рассказать кому — не поверят... — а: — Кто бы мог представить, что то, чем Наташка стращала подростков, сооружением в 'домашних условиях' машины времени, вдруг окажется правдой?

Объяснить, почему я сразу и безоговорочно поверил в рассказ пришельца из будущего, да, и в него самого, я бы, наверное, не смог.

— А, — преодолевая внезапную сухость в горле, решился, все-таки, на вопрос я...

— А говорить о нас можно, — ответил 'старший', — если вы об этом. — И, чуть смягчив тон, добавил: — Все равно вам никто не поверит. После ваших-то писак...

Неожиданно пришелец что-то сделал, воздух над ним на пару секунд загустел, затем 'растаял' и я ясно увидел совсем молодого мужчину немного старше меня и на полголовы выше. Чисто выбритого, с короткими рыжими волосами, с носом с легкой горбинкой и прозрачно-серыми глазами. Обычного человека, только одетого в тускло-зеленый комбинезон.

— Понимаете, — произнес пришелец и шагнул ближе ко мне. — Понимаешь, — перейдя на 'ты' — видимо по праву старшего, повторил он, — все дело в том, что сегодня вечером, вечером 21 августа две тысячи двадцать... года, в лаборатории института квантовой физики, куда вы отнесете колбу, этот долбаный лаборант, по совместительству являющимся еще и гением-самоучкой, попытается, как я уже говорил, в очередной раз удовлетворить свое 'эго'.

— Он хочет изобрести машину времени? — осторожно спросил я пришельца.

— Нет, — уронил рыжий патрульный. И быстро добавил: — Его мечта сделать 'перпетум мобиле', вечный двигатель. И на этот раз, к сожалению, — вздохнул патрульный, — его попытка будет удачной...

— Что-о-о? — перебив пришельца, едва не заорал я...заорав от переполнившего меня восторга. — Сегодня будет создан вечный двигатель?! Этот лаборант сегодня создаст 'перпетум мобиле'?! — И, только, спустя минуту, чуть-чуть успокоившись, поинтересовался: — А, при чем здесь машина времени?

— Лаборант не сделает 'перпетум мобиле', — неожиданно неприязненно покосившись на мою радостную физиономию, сухо опустил меня 'с небес на землю' патрульный. А затем неторопливо, почти по слогам, произнес: — Вместо вечного двигателя сегодня, 21 августа две тысячи двадцать...года, физик-лаборант института квантовой физики в городе Древске Леон Кропаль создаст машину времени. И главной деталью, из-за которой этот, на коленке собранный, вечный двигатель превратиться в машину времени, будет ваша, так и не утилизированная колба. Колба, подвернувшаяся лаборанту под руку. А, спустя неделю, — рыжий патрульный перестал изображать серьезность и снова, просто, по-человечески, вздохнул, — спустя неделю будет совершенна первая попытка изменить, с помощью машины времени, ход истории... — Патрульный миг помедлил, словно раздумывая — говорить нам об этом или нет, после чего, будто снимая тяжесть с груди, буркнул: — И в мире, в котором ты и твоя соседка живете, эта попытка уже совершенна!

Наташка подозрительно завозилась за моей спиной.

— То есть, — не сразу, но сообразил я, а сообразивши опешил, — вы...ты... — от волнения я тоже перешел на 'ты', хотя парень...мужчина и был мне не ровня по возрасту... — ты хочешь сказать, что я, что мы...уже живем в измененном, благодаря машине времени, мире? — Спрашивая, я чуть не задыхался — все от того же, охватившего меня, непонятного волнения — но, все равно, продолжал: — ...и это все, — развел я руками, показывая на окружающие меня и Наташку кусты, деревья и видневшуюся за ветвями деревьев стену Одинцовского дома, — все эти деревья, дома и кусты, это небо, — я задрал голову вверх, — это небо над головой должно...может выглядеть по-другому?

Я замолчал и уставился на патрульного из будущего.

— Хм, забавно... — задумчиво протянул пришелец, в свою очередь уставившись на меня. — Но нет, не думаю, — после короткой паузы, добавил он. — А, если честно... Я не знаю...да, и никто не знает. — И, вдруг, наклонившись, рыжеволосый сорвал травинку. — Я могу лишь предполагать, — выпрямляясь, как бы продолжил пришелец, — что, вероятней всего, конкретно вот это, — патрульный из будущего повторил мой жест, показывая на те же, окружающие тропинку, кусты и деревья, — вряд ли будет выглядеть по-другому. Ну, может, — он положил травинку в рот, — вместо того дерева, — пришелец из будущего слегка повел головой, в направлении раскидистой яблони, — стояло бы другое, менее раскидистое, вместо вон тех желтых цветов росли бы другие, желтее или светлее... С природой, в какой-то степени, все проще, — доверительно сообщил он мне. И засунув в рот травинку, попробовал жевать ее, однако, тут же, скривился: — Фу, гадость, — и выплюнул. — А, вот, с людьми, — голос гостя из будущего внезапно стал хриплым и каким-то смазанным и он, пришелец, каким-то одним, неуловимым движением оказался рядом со мной...я увидел, что радужка глаз у 'старшего' вовсе не серая, а, почти, бесцветно-голубая, — а, вот, с людьми, — сипя, будто выталкивая из себя слова, повторил он, — с людьми все сложно...

— Наташ... Отдай им колбу, — полуобернувшись, неожиданно для самого себя — словно подчиняясь чьей-то команде, сказал я соседке.

Девчонка вышла из-за моей спины и протянула колбу 'старшему'... И, вдруг, мне показалось, что весь мир остановился... Даже воздух, там, где стояли остальные пришельцы, застыл и стал прозрачен. И я увидел их облик — молодые мужчины-парни, такие же, как и их старший, и в точно таких же тускло-зеленых одеяниях...

'Старший' взял колбу из рук Наташки...

Время снова пошло вперед...

Рыжеволосый шагнул к патрульным и отдал им колбу. А потом, зачем-то, вернулся к нам. Обращаясь одновременно и к Наташке, и ко мне, будто прося прощения, он произнес: — После вмешательства машины времени история человечества изменилась. Почти на 100 лет возник, так называемый, "временный" или "параллельный" путь развития. Однако, как природу нельзя заставить терпеть хаос — она, всегда, стремиться упорядочить его и восстановить порядок, так и закономерности развития общества нельзя отменить и, тем более, изменить извне. Дыры во Времени, вызванные физическим вмешательством в Прошлое стали затягиваться, а искаженная, 'параллельная' история вернулась в свое естественное русло. И, хотя гений-лаборант, изобретатель машины времени, осознав, что натворил — после нескольких 'путешествий' — и уничтожил свое 'детище', но 'временное' или параллельное' изменение истории и проколы во Времени не прошли бесследно. Жуткие природные катаклизмы — обусловленные затягиванием дыр во Времени, дополняемые, а часто и предваряемые, мощными социальными потрясениями, обрушились на планету. Сопровождаемые множеством жертв ушли на дно морское Нью-Йорк, Венеция, Майями и Петербург, часть Голландии и часть Юго-Восточной Азии. Вдвое сократились территории Японии и Гавайев. Продолжительный холод сковал Китай и Индию и наоборот, тропическая жара установилась на севере России, в Скандинавии и Сибири. Засуха и непрекращающиеся дожди прокатились по миру, а следом за ними человечество вкусило все прелести десятков новых, смертельно опасных вирусов, прошедшихся по планете частым гребнем. И, как только, в 2120-ом повторно изобрели машину времени и человечество узнало, кому и чему оно всеми этими катастрофами и проблемами обязано, правительства всех стран, единогласно, приняли решение о запрете любого, кроме обычного наблюдения, вмешательства в дела Прошлого. Спустя же некоторое время приняли и второе, весьма трудно давшееся и очень непростое решение — несмотря на активное противодействие ряда организаций и государств — о недопущении, в вашем мире, 21августа две тысячи двадцать... года в городе Древске, появления машины времени.

Рыжий глава пришельцев замолк, а затем опять, словно извиняясь, добавил: — Именно за этим, мы к вам и прибыли...

А мне стало плохо. Просто плохо. Я еще успел, перед тем, как грохнуться на землю, услышать заполошный вскрик Наташки...и отключился. На сколько отключился, понятия не имею, может на пару секунд, а может и на пару десятков минут, но в себя я пришел уже лежащим на тропинке позади Одинцовского 4-этажного дома. Со 'скрипом' я 'собрал себя' с земли, и сел, пытаясь прийти к какому-то консенсусу с самим собой и со своей головой, и понять, где я и что я. Все мысли в моей черепушке от падения разлетелись куда-то по углам и теперь я никак не мог свести их воедино. Но еще до того, как я сообразил, что со мной произошло, я ощутил некую пустоту и понял, что рядом кто-то должен быть, что не хватает соседки. О том, что она могла уйти, оставив меня лежать на тропинке, и речи не могло быть. Сие, да еще для Наташки, было нереально. Однако, поблизости ее не было... Еле ворочая головой, я стал осматривать деревья и кусты возле тропинки. Все было на месте — и серый забор детского садика, и оборванные кусты крыжовника с малиной, и деревья... Правда, все в непонятном клочковатом тумане и, как бы, подернуто дымкой... — Стоп, а разве здесь был крыжовник? — мелькнуло у меня в голове. — И дубы с кленами..? А-а, впрочем, неважно. Где соседка?

Всякие следы недавнего Наташкиного пребывания, словно испарились и так надежно, что мне на мгновение почудилось, будто Перфильевой, вообще, никогда не существовало! Меня аж в дрожь бросило... Странное чувство какой-то неправильности окружающего меня пространства овладело мной. Я явственно ощутил испарину на лбу и, прокатившуюся по жилам горячую волну...тут же сменившуюся ледяным холодом. Я опять почувствовал себя очень плохо...

— Ты кого-то ищешь? — услышал я спокойный голос.

Я повернул на голос голову и увидел перегораживающих тропинку парней, незнакомых парней...ан, нет, знакомых. — Черт, — отозвалось мысленно мое сознание, — ведь это же 'патруль времени' из будущего и их рыжеволосый предводитель! — Пришельцы снова выглядели мутными силуэтами, и лишь, стоявший ближе ко мне старший, сохранял прежний вид. Хотя, и это тоже уже было неважно...

Рыжий внимательно наблюдал за мной.

— Ага, — ответил я дрожащим голосом, кое-как совладав с самим собой. — Девчонка со мной была, мелкая такая, соседка, и куда-то пропала...да, ну та, что колбу передала тебе.

— Хочешь найти ее? — спросил пришелец.

— Э...у-у, конечно, хочу! — не совсем внятно пробормотал я и неожиданно меня кольнуло какое-то, внезапно вспыхнувшее, недоверие к смутным фигурам и их предводителю. И я ляпнул главе патрульных: — Хочу. Но сам справлюсь. А вы, это, спасибо.

— Сам...мм? — несколько удивленно уронил-уточнил пришелец. И, видимо, поскольку я никак не отреагировал на его неразборчивое толи 'сам', толи 'ммм...', будто успокаивая сам себя, произнес: — Ну, сам, так сам. — 'Старший' пришелец развернулся в сторону стоящих на тропинке размытых фигур. А в следующее мгновение я отчетливо услышал его последнюю, брошенную мне, фразу: — Ты скоро ее забудешь, все забудешь. Извини, такая, уж, у твоей соседки судьба... — И патруль из будущего исчез, растворился в воздухе. А я остался. Остался ждать Наташку...

С тех пор прошло три года. Но Наташку я не забыл, как не забыл и саму встречу с патрульными из будущего на тропинке позади Одинцовского дома. Может, я урод какой-нибудь, и у меня не все в порядке с психикой, но я, вообще, несмотря на слова рыжеволосого пришельца, ничего не забыл из того, что было со мной до этой встречи. Наташку я, естественно, больше никогда не видел, она так же исчезла, растворилась в воздухе, как и этот патруль Времени. Я тогда долго, до самых сумерек, искал ее, и все думал, что же я скажу ее отцу — Семену Кирилловичу и ее матери — Анне Томашевне... А потом я вернулся домой и в Наташкиной квартире... Нет, квартира была и Семен Кириллович был, только... Только не было Наташкиной мамы, Анны Томашевны. А вместо нее в квартире находилась другая женщина. И возле Семен Кириллыча стояла какая-то новая девочка, совсем не тоненькая Наташка, а полная, пухлая и кареглазая. Я, откуда-то, знал, что эта девочка тоже семиклассница и ее зовут Инна...и, почему-то, пребывал в уверенности, что школьница Инна и ее мама имеют полное право находиться в Наташкиной квартире... Притом, находиться, одновременно, с Наташкой и Анной Томашевной. Несмотря ни на что, я, все же, попытался рассказать Семену Кирилловичу о том, что Наташка, его дочь, пропала и нужно идти ее искать... Однако...однако у Семен Кириллыча было такое равнодушие во взгляде, такая скука... Словно я пересказывал ему сюжет детской сказки. Он явно не понимал, о ком я говорю. И абсолютно не помнил никакой своей дочери — Наташки. А когда я попробовал что-нибудь выяснить о Наташкиной маме, Анне Томашевне, в его глазах появилось столь неподдельное удивление...что я сразу прекратил всякие расспросы. И больше в разговорах с ним я вопросы о Наташке и ее маме никогда не поднимал... Но это потом, позже. А тогда все это показалось мне страшно чудовищным и я кинулся расспрашивать о Наташке соседей по подъезду, ведь они же знали ее, и Анну Томашевну знали. Я чуть не заработал в ту ночь славу умалишенного и мне едва не намяли бока — все соседи в один голос утверждали, будто понятия не имеют, ни кто такая Наташка, ни кто такая Анна Томашевна и мои вопросы воспринимали не иначе, как 'крыша поехала' от учебы, или как 'дебильные шутки'... Узнавать что-либо, после этого, в школе, где училась Наташка, я уже поостерегся. Прослыть, на весь город, совсем сумасшедшим мне не хотелось. Школа, это, все же, не подъезд родного дома... Хотя, хотя в надежде достучаться хоть до кого-нибудь, зацепиться хоть за какую 'ниточку' и найти Наташку, узнать, куда она вместе с Анной Томашевной пропала, я даже в интернет, потом, писал — рассказывал о нашей, той, жизни, о встрече с патрулем, о злополучной колбе и исчезновении Наташки и Анны Томашевны... Но все мои рассказы проходили по той же графе, что и встречи с НЛО — 'фантастика'...

За время поисков я окончил три курса института... Да, и, наверное, стоит сказать, что, после той встречи с патрулем, у меня ничего не изменилось. Город наш, как назывался Деревск, так и называется. Я, как учился в институте, так и учусь, на том же факультете и по той же самой специальности— математическое программирование. Живу тоже, как и раньше, в том же доме и в том же подъезде, и даже с теми же 'старыми' соседями, которые, однако, как и мои родители, ничего не помнят о Наташке и ее маме. Кстати, я со всеми соседями уже давно помирился...извинился перед ними, сказал, что в тот злополучный день участвовал в научном эксперименте и никто из ученых не предполагал, что у меня будет такой, вот, 'побочный эффект' — я буду искать несуществующего человека.

Ни Наташку, ни ее маму за это время я так и не нашел, и не узнал — куда они исчезли, но, как я уже говорил, вопреки всему, я помнил о них, и Наташка, как это не удивительно, часто приходила ко мне во сне. Вся тоненькая и нахохлившаяся, иногда одна, а иногда с Анной Томашевной...она, они что-то мне говорят, но я не понимаю их...лишь вижу недоумение и обиду на лице Наташки, словно она все время пытается спросить у меня: — За что?

А потом я попал в Польшу.

Я никогда раньше особо не интересовался историей Второй мировой войны, знал, что она была, что мы воевали против фашистов и, что мы победили. То есть, знал то, что преподавали о ней в школе и немного в институте — ведь, все-таки, я учился на математика, а не на историка. Однако, в конце третьего курса, вместе с группой сокурсников, по выделенной деканатом туристической путевке, мне предложили съездить на летних каникулах в Польшу. И одним из пунктов нашей поездки стало посещение Освенцима, огромного комплекса жутких строений, от которых за версту веяло смертным холодом. Именно в печах этого концентрационного лагеря, названного по имени располагавшегося вблизи города, нацисты, во время Второй мировой войны, сжигали пленных красноармейцев и мирных советских и польских граждан. По-немецки территория эта называлась Аушвиц. И, будто, в голове у меня гулко лопнула стеклянная стена, окатив меня градом острых осколков... Я мгновенно вспомнил слова Наташки о том, что... То, что она рассказывала о своих бабушке и дедушке. Немке — бабушке и поляку — дедушке. О том, что ее дедушка жил где-то возле Аушвица или, выходит, по-польски — Освенцима. И что ее бабушка познакомилась с дедушкой, когда в 1943 году приезжала в Аушвиц на слет молодых коммунистов... Только, вот...это все было в той, предыдущей, жизни, до встречи с патрулем времени, в мире, где женой Семена Кирилловича являлась Анна Томашевна и проклятая колба еще находилась у мальчишек с Одинцовского двора. А в этой, новой, реальности, во всех учебниках по истории 20-го века, белым по-черному начертано — я словно видел перед собой эти страницы учебников истории — в Польше, в местности под названием Освенцим...то есть, Аушвиц или Аушвиц-Биркенау, как иногда называла родину дедушки Наташка, в 1943 располагался лагерь смерти. Ибо в этом новом-старом мире, в 1943 еще шла Вторая мировая война, начавшаяся не в 1938, как в той, моей, с машиной времени, истории, а в 1939 году и закончилась она не в1942, а в 1945 году. И на территории Освенцима-Аушвице, с 1940 по 1945 функционировал лагерь смерти... И я понял — в этом мире в 1943 году бабушка и дедушка Наташки никак не могли встретиться. Поскольку мужчина, так и не ставший ее дедушкой и имевший несчастье жить вблизи концентрационного лагеря, скорее всего, как и тысячи других поляков-коммунистов сгорел в печах Освенцима. А, значит, в этом мире не появилась на свет Наташкина мама, и Наташка не родилась... Им просто не дано было никаких шансов! ...В этой новой, а точнее — старой, без вмешательства машины времени, реальности. И... О, господи, им даже не предоставили такой возможности, как родиться...! И зря я ее ищу... Они, Наташка с мамой, с Анной Томашевной, остались там, за пеленой радуги, в том мире, в котором я жил раньше, который существует параллельно с этим, далеко-далеко отсюда...

Из Польши я вернулся повзрослевшим сразу на несколько лет. И с изменившимся, с бледно-синего на редкий, ярко-фиолетовый, цветом глаз. С точно таким же, редким цветом, какой был у Наташки. Мои родные и соседи по дому первое время очень удивлялись столь непривычному моему 'имиджу'. Однако, спустя пару месяцев, попривыкли и перестали заострять на этом внимание, так же, как привыкли и перестали обращать на это внимание — за исключением девчонок, продолжавших то пугаться, то восторгаться моими глазами — мои сокурсники через пару недель после начала занятий на четвертом курсе. Я, тоже, постепенно привык к этому, своему, фиолетовому взгляду и, какой-то, проявившейся, не совсем свойственной мне, жесткости в лице и перестал шарахаться от самого себя в зеркале. Плохо было лишь, что Наташка с мамой, почему-то, перестали приходить ко мне во сне. А потом... Ближе к Новому году, к нам в институт, известный на весь мир своей математической кафедрой, приехали на две недели, из недавно ставшего побратимом нашего Деревска польского города Свиноуйсьце, входящего в Щецинскую агломерацию, заграничные гости. Группа лучших студентов — математиков Щецинского университета во главе со своим руководителем. И попали гости, как раз, на 'дни' очередного факультета — в данном случае нашего, математического — ежегодного праздника, устраиваемого, по традиции, каждым факультетом в институте. Устраиваемого, естественно, со всем набором полагающихся элементов — театральным представлением, 'концертом-смотром' художественной самодеятельности, выставкой-продажей, сделанных руками студентов поделок и, ими же, выпеченных всяческих вкусностей. И, разумеется, с танцами или по-другому — дискотекой в конце каждого праздничного дня.

Отплясывать на институтских танцах, я не то, чтобы любил, скорее любил сбросить напряжение после трудного дня — практически, ежедневные дополнительные пары по выбранной научной специализации плюс не менее ежедневные волейбольные тренировки — я играл за институтскую команду. Кроме того, хотелось просто 'потусоваться' среди танцующих студентов и посмотреть на девчонок с других потоков и факультетов, ведь, многих из них, я только на дискотеках и мог увидеть. Все факультеты находились в разных корпусах института, и студенты редко пересекались на лекциях и практических занятиях с другими факультетами и курсами. Мы, даже, со своими одногруппниками, специализировавшимися не на аналогичных научных темах, редко встречались. А, тут, еще и 'гости заморские', и из них половина девчонок, и по слухам — среди них есть весьма симпатичные...

Полутемное, искусственно затемнённое, и довольно большое помещение периодически озаряли всполохи разного цвета — то зеленого, то синего, а то и желтого с красным. Быстрая и, какая-то, 'кислотная' мелодия оглушала, заполняла весь дискотечный зал, заставляя танцующих выделывать какие-то, чуть не балетные, 'па' и, при этом, дергано двигаться. Я плохо 'переваривал' подобную музыку. Не знаю почему, но меня она раздражала, может, из-за того, что мне было трудно под нее танцевать, и мне не хватало ритма в такой мелодии. Поэтому я вышел из круга танцующих однокурсников и стоял, дожидаясь более подходящей музыки. Я уже заметил группу появившихся на дискотеке польских студентов и студенток — вот, интересно, почему иностранцев у нас, как и наших за рубежом всегда видно? — но они сразу прошли куда-то вглубь помещения и там 'застряли'. Наконец, 'кислотная' мелодия закончилась и вместо нее зазвучал медленный танец. Я слегка напрягся, так как увидел направившуюся ко мне, с явной целью пригласить потанцевать, хотя это был и не 'белый танец', девчонку с нашего факультета... — я догадывался, что противоположный пол считал меня, если и не красивым, то довольно симпатичным, только мой взгляд отпугивал слегка... И, вдруг, из круга, определившихся в дальнем углу поляков, вырвалась белокурая 'иностранка' и, опередив мою сокурсницу, застыла передо мной. Немножко ниже меня, с длинным хвостом густых и белых, как снег, волос, и широко открытыми, ярко-фиолетовыми глазами...как у меня. И, как они были у Наташки!

— Нет, нет, — я почувствовал, что моя голова, вот-вот, закружиться, — этого не может быть... — Я даже закрыл глаза, чтобы немного постоять так, не открывая их, а потом открыть и увидеть, что я ошибался, что девушка просто очень сильно похожа на Наташку.

— Тебя, ведь, зовут Владимир? — услышал я, искаженный акцентом, вопрос полячки, иностранки. — А меня...

— Наташка, — открыв глаза и убедившись, что ничего не изменилось и возле меня стоит Наташка, — выдохнул я...