Глава 21
На одиннадцатый день ко мне подъехала черная автомашина. Остановилась. Открылась дверца и из глубины салона выглянуло приветливое лицо моей учительницы испанского языка донны Марии.
— Буэнос диас, дон Антонио. Позвольте вас довезти, — предложила она. Заметив, что у меня у меня нет никакого желания садиться в автомашину даже к такой хорошенькой женщине как она, сказала, как бы умоляюще, — я вас очень прошу, дон Антонио.
Ну, как можно отказать такой женщине? Я наклонил голову и стал садиться в салон. Резкий запах ударил мне в нос и чьи-то сильные руки прекратили мои попытки сопротивления.
Очнулся я в комнате. Голова кружилась, во рту был вкус хлороформа и немного поташнивало. Что за дурацкие приемы с похищениями? Разве нельзя было сесть в ресторане и поговорить по душам, не обостряя сразу всех отношений и не обрубая пути к дальнейшему сотрудничеству? Однотипные действия людей, страдающих комплексом неполноценности.
Судя по обстановке в комнате, кружавчикам, нахождению всего в тех местах, которые определены сразу после строительства дома, жилище было немецкое. Даже запах был немецкий. Что-то мне кажется, что это Kriegsorganisation. И я не ошибся.
— Кто вы такой? Кто вас направил в Аргентину? С какими задачами? Какие у вас полномочия? Докажите их. — Вопросы задавал мужчина лет сорока пяти, которого с большой натяжкой можно назвать немцем.
Расовую проверку он не прошел бы точно. Фрау-донна Мария стояла в сторонке. С ответом торопиться не нужно, нужно точно выделить, кто из них резидент абвера. И нужно что-то сделать, чтобы переподчинить их себе. Но что я им мог предложить для доказательства того, что я имею право ими командовать?
Я моложе их по возрасту. Стоит начать выяснять у меня вопросы нацистского движения, истории Германии, истории земель, фамилии должности лиц, которые должны мне быть известны, и я поплыл. Любой немец скажет: э-э-э, земляк, а ну, колись, откуда ты заброшен к нам, казачок молоденький?
Как товарищ Штирлиц сидел в камере и думал, как же объяснить наличие отпечатков его пальцев на чемодане радистки? Положение как у Штирлица. Эти ребята цацкаться не будут. Пуля. Сырая земля. И никто не узнает, где могилка твоя. Так и хочется сказать: постойте, ведь мы же так не договаривались. А как мы договаривались? Надел кольцо, а теперь давай, исполняй все, что тебе положено по законам этого времени.
Одно меня утешало, что в 2008 году я был жив. Значит, я смогу выйти выход и сейчас. Выход, конечно, есть. Напирать на то, что я советник президента? Изуродуют, но жить оставят, скажут: проверка, однако, была. Что-то нет у меня желания пройти испытание пытками. Штирлицу было легче. Он был Штирлицем, а у меня до сих пор паспорт без биографии, справка, что податель сего является советником президента Аргентины по особым вопросам, да мой паспорт в непроницаемом пакете спрятан в занимаемой мною квартире. Найдут при обыске. Можно, конечно, попробовать отвертеться, сказать, что готовили к заброске в СССР, но почему в двадцать первый век, это уже никак не объяснишь. А вот мы и будем оперировать аргентинским паспортом. Он мой главный козырь. Других нет.
— Мои полномочия подтверждены президентом Аргентины, который назначил меня своим советником по делам спецслужб. Полковнику Перону было известно, что я направлен к нему для решения важных вопросов. Вы тоже должны были получить сообщение, что переходите в подчинение специальному представителю Центра. Где это сообщение? Кто его получал и по какому паролю он должен перейти в подчинение спецпредставителю? Донна Мария, я к вам обращаюсь, — повысил я голос.
Мне в моем положении все едино, что понижать голос, что повышать голос. Но, кажется, вопросы были поставлены правильно. Только правильно ли я обратился к донне Марии?
Донна Мария стояла и молчала. Наконец она подошла ко мне и спросила сама:
— Почему вы выдаете себя за немца?
— А за кого же я еще должен выдавать? И почему вы мне задаете такой вопрос? — я снова стал брать инициативу разговора в свои руки.
— У вас не чистый немецкий выговор и какие-то старинные словарные обороты, — как будто вы всю жизнь прожили в глухой деревеньке, которой не коснулась цивилизация, — сказала женщина.
— Интересно, у кого же чистый немецкий выговор? — спросил я, удивленно подняв брови. — У господ Гитлера и Кальтенбруннера или у господина Розенберга с его прибалтийским акцентом? А вы не заметили, что я говорю так же, как говорят немецкие эмигранты здесь, приехавшие намного раньше вас? Вы попробуйте так поговорить? Мне самому пришлось ломать себя, чтобы научиться такому разговору.
— Где это вы ломали себя? — менее уверенно спросила донна Мария.
— Где надо, — ответил я, — там, откуда пришла радиограмма о моем прибытии.
— И как вас зовут? — спросила донна Мария.
— Меня зовут Солнце, — сообщил я присвоенный мне в Германии в канцелярии партайляйтера Кельна псевдоним. Получалось, что я человек Бермана и не имел отношения ни к гестапо, ни к абверу, который в 1945 году курировался ведомством Гиммлера.
В послевоенное время объединителем всех интересов немцев оставалась только национал-социалистическая рабочая партия Германии — НСДАП, которая затеяла авантюру с мировым господством, но она осталась в сознании немцев и приверженцев фашизма как партия рабочих и трудящихся масс. Я посланец этой партии. И, возможно, мои похитители тоже члены этой партии.
Кто скажет, где сейчас Борман? В числе убитых не значится. В числе пленных его тоже нет. Он где-то сидит и готовит партию к новому появлению на сцене, но в виде реванша. Не такой уж Борман дурак, чтобы одеваться в одежды призраков и пугать нормальных людей. Это будет новая партия национал-интернационализма. И будут группенфюреры в набедренных повязках, чалмах, в гаремах и золоченых кадиллаках.
В новой империи будет цениться только арийское происхождение, но не цвет кожи. Происхождение будет определяться партийным билетом. Вот это будет партия. Коммунисты со своим лозунгом о праве наций на самоопределение сами под себя заложили мину, которая взорвалась, как только партия коммунистов начала загнивать. А новая партия гнить не будет, потому что будет находиться в авангарде мирового прогресса, тонко улавливать и возглавлять все социальные процессы. Время учебы на своих ошибках прошло.
В комнате наступила тишина. Донна Мария о чем-то тихо переговаривалась со своими сообщниками в противоположном углу комнаты. Вероятно, я угадал счастливое число или наоборот, не угадал его и сейчас похитители решают мою судьбу.
Затем ко мне подошла донна Мария.
— Вы можете гарантировать, что SIDE не будет преследовать нас, и никого не подвергнут уголовному преследованию за ваше похищение? — спросила она.
— Если вы переходите в мое подчинение, то я не буду поднимать вопроса о похищении, — ответил я.
Донна Мария кивнула головой. Один из мужчин развязал мне руки и отвязал ноги от ножек массивного стула.
Глава 22
— Сколько сейчас времени? — спросил я.
— Половина одиннадцатого после полудня, — ответила донна Мария.
— Мы далеко от столицы? — поинтересовался я.
— Порядка сорока километров, — сказал похититель, ведший допрос.
— Это не менее часа езды, — начал я размышлять, — потом поздно ночью брать у консьержа ключ, смотреть на заговорщические взгляды. Здесь есть свободная комната, где я мог бы переночевать? А вернемся мы завтра на машине вместе и приготовьтесь, донна Мария, к тому, что на вас будут глядеть как на любовницу Антонио де Гомеса, — улыбнулся я.
Почему бы не улыбнуться, когда нашелся выход из довольно сложного положения. Честно говоря, донна Мария хороша как женщина и как специалист по нелегальной работе. Такую женщину лучше иметь любовницей, чем заклятым врагом.
— Конечно, мы найдем для вас комнату и постараемся разместить как можно лучше. Только мне нужно знать, кто мы сейчас такие и что нам делать, — спросила донна Мария.
— Вы — резерв новой партии и будете находиться в моем подчинении, — сказал я и прочитал ей краткую лекцию о перспективах этой партии, о чем я уже рассуждал выше.
Что-что, а поговорить я умею, особенно когда рядом красивая женщина смотрит на тебя полными восхищения глазами. Как говорили классики — "и тут Остапа понесло". Жаль, что у меня не было простенького диктофона, чтобы записать мою речь на магнитный носитель. Не знаю, как бы я отнесся к ней при повторном прослушивании, но в любом случае это был бы шедевр ораторского искусства.
Я говорил это для донны Марии, а у дверей стояли несколько человек из ее группы и внимательно слушали меня, представляя, как они в сомбреро, в ковбойских костюмах с револьверами и скандинавскими рунами в петлицах будут гарцевать на центральных площадях их родных городов и поселков, вызывая восхищенные взгляды сеньорит и степенных сеньор...
— А сейчас, если вы не возражаете, сеньоры, — обратился я к ним, — мы бы хотели переговорить с донной Марией с глазу на глаз.
Когда мы остались одни, я попросил рассказать о составе группы и выполняемых ею задачах. Как я и предполагал, это была группа военной разведки, обеспечивавшая прохождение военных грузов в Германию, сбор информации о военном потенциале латиноамериканских стран, новых технических разработках, которые возможно использовать в военных целях. В последние год-полтора добавилась еще одна задача — изучение деятельности шаманов и колдунов, их феноменальных способностей и возможности передачи этих способностей по наследству или возможности обучения этими знаниями других людей.
— Кто противодействовал деятельности вашей группы? — спросил я.
— Как такового противодействия не было, потому что группа была хорошо законспирирована, и только я была известна ограниченному количеству руководителей как представитель немецкого военного командования и посредник в нелегальных контактах со спецслужбами Германии. Когда Аргентина объявила войну Германии, мы начали ощущать, что SIDE более активно стала выявлять наши связи, не препятствуя выполнению нашей главной задачи.
Настоящим врагом, с которым мы схватывались в прямом смысле слова, была компартия Аргентины. Она немногочисленная и активность ее невысока, но на ее базе формировались группы людей, агитировавшие докеров не обрабатывать грузы для Германии. То, что они говорили, очень было похоже на сводки Совинформбюро и передачи инорадио из СССР. Связи этих людей уходили в посольство Советского Союза. По нашей информации специалисты SIDE изымали на кораблях магнитные и зажигательные мины, но все равно было зарегистрировано свыше ста подрывов военных грузов. На профашистских представителей местной элиты совершались отдельные покушения или расклеивались листовки с данными компрометирующего содержания.
Чувствовалось, что это рука НКВД и работой руководил опытный и энергичный человек. Кстати, я не исключаю, что и в нашей группе могут находиться агенты советской разведки, потому что некоторые члены нашей группы иногда в разговорах как бы невзначай говорят, что раз война закончилась, то и нам нужно тоже заняться мирными делами. Во всех осмотровых группах в портах есть наши люди, но я не могу исключать, что они могли специально пропускать мины. Поэтому, дон Антонио, я не исключу, что о вас давно известно и НКВД.
Да, донна Мария хороший руководитель и тонкий психолог. Мне действительно пришло именное приглашение на прием в советское посольство по случаю парада в честь победы над фашистской Германией. Почему я оказался в составе приглашенных, хотя моя личность и род моих занятий нигде не афишируется? Отказаться от приглашения — моветон, если нет причин форс-мажорного характера как то: цунами, землетрясение, извержение находящегося рядом вулкана или снежного завала на дороге от моего дома к советскому посольству. Идти придется. Посмотрим, что обо мне уже известно. Как говорится, назвался груздем — полезай в кузов.
— Правильно говорят эти люди, — подытожил я. — Задачи несколько изменились. Разбейте свою группу на три части: актив, который может быть использован для проведения любых операций, вплоть до боевых; пассив — их задача сбор информации о настроениях в обществе и деятельности политических движений и, главное, создании новых политических групп, пусть даже маленьких из трех-четырех человек, но мы должны знать о них все; балласт — эта группа подлежит проверке на надежность. Все люди должны быть разбиты на пятерки и не контактировать друг с другом. Контакты возможны только в боевой группе, когда возникнет соответствующая ситуация.
— А что делать потом с балластом? — спросила донна Мария.
— А ничего, — ответил я, — пусть будут. Будет даже хорошо, если проявится их связь с советской разведкой, компартией и абвером. В любой нужный момент мы можем выбросить наверх носителя этой информации. Вот смотрите, как работали коммунисты, борясь с фашизмом. Эти люди будут надежнее, чем кто-то и под угрозой компрометации они будут исполнять такие поручения, с которыми не справятся представители двух первых групп. А вам надо отойти от активного руководства группой. Вы будете руководителем, но никто не должен этого знать, даже руководители групп, а тем более руководители пятерок. Я это устрою.
— Вы опасный челок, сеньор Антонио, — задумчиво произнесла донна Мария. — Я вас недооценила. Такое ощущение, что вашим учителем был сам Игнаций Лайола. А сейчас не откажитесь в такое позднее время поужинать вместе с нами.
— С удовольствием, — сказал я, — сегодня день был достаточно насыщен событиями и о хлебе насущном мы как-то и забыли.
Ужин был простой. Хлеб. Сыр. Овощи. Фасоль с кусочками мяса. И бутылка прекрасного местного вина, которое, судя по виду бутылки, выдерживалось в подвале лет двадцать, не менее.
В отведенной мне комнате я лег на кровать, закурил и стал обдумывать ситуацию. Главное — не терять инициативу и глубоко спрятать людей, чтобы иметь в рукаве карту, которую придется разыгрывать в борьбе за влияние на законно избранного президента Перона. В том, что он будет избран, я не сомневался, потому знал это точно из курса всемирной истории. С одной стороны, хорошо, когда знаешь, что произойдет, но сам процесс не известен, а в этом процессе столько много подводных камней, что неизвестно на какой и наступишь.
Я потушил сигарету. Задул свечу и с удовольствием растянулся в чистой постели.
Вдруг дверь в мою комнату тихонько скрипнула. Я насторожился. Женская фигура в белой длинной рубашке неслышно проскользнула к моей кровати и впорхнула под мое одеяло. Донна Мария. Как она чувствует энергию мужчины, у которого долго не было женщины.
Глава 23
О полученном приглашении на прием в советском посольстве я проинформировал президента Перона.
— Я тоже иду, — сказал мне он, — сейчас раздумываю, что мне надеть по такому случаю.
— Только парадный военный мундир — вы же представитель воевавшей и победившей страны, — посоветовал я.
— Но ведь они же коммунисты, — немного поморщился Перон.
— Господин президент, все мы в молодости грешили левыми взглядами и мечтали совершить собственную революцию, — сказал я. — Вам это удалось. Им тоже, поэтому ничего страшного не будет, если посольству страны Советов будет оказано такое же уважение, как и любой другой стране мира, аккредитованной в Аргентине
— Эта возня с мундиром. Мадам Перон нравится военный мундир, но ей не нравится, когда приходится его отглаживать, пришпиливать ордена, соблюдая сантиметры и миллиметры. Придется все делать мне вместе с моим адъютантом, а она занята своим вечерним нарядом, — посетовал президент.
— Поэтому дипломатия является не развлечением, а тяжким трудом, когда человек с обворожительной улыбкой протягивает правую руку для дружеского рукопожатия, а левой рукой нащупывает булыжник поувесистей, — пошутил я то ли своим афоризмом, то ли уже где-то слышанной истиной. Вот и получается, что при путешествии в прошлое говоришь афоризм, а потом автору афоризма в нашем времени говорят, что этот афоризм вот с такой огромной бородой.
— Кстати, сеньор Гомес, приготовьтесь получить советскую медаль за победу. Посольство попросило заранее сообщить список приглашенных на прием и список должностных лиц, рекомендуемых для награждения этой медалью. Я внес и вашу кандидатуру, потому что мне докладывают об интересе советского дипломатического представительства к вашей персоне, — сообщил мне президент Перон.
Так вот кому я обязан приглашением в советское посольство. Ход можно назвать хорошим. Зачем дразнить кого-то игрушкой издалека? Вот вам игрушка, играйтесь, но после приема мы ее заберем с собой.
Посмотрите, какая создалась ситуация вокруг меня. Неизвестно откуда взявшийся советник президента Перона по особым вопросам, контактирующий со всеми спецслужбами и с возможными агентами немецкой военной разведки. Характеристика — клейма ставить некуда. Посольство СССР — это дверца на родину. Только бы добраться до Москвы, а там ... Даа, а там если не повесят или не расстреляют как пособника, то уж двадцать пять лет лагерей будет однозначно.
А кольцо? Кольцо снимут в первую же минуту и приобщат куда-нибудь или потеряют. Честно говоря, у Советской власти всегда была презумпция виновности гражданина перед этой властью. И весь народ это поддерживал — а не шали. Никто и разбираться не будет.
Наша власть тоже не сахар. Перед деньгами закон отступает. Но если ты не наш, и если ты покусился на "семью", то никакие деньги не помогут. Для этого человека персонально поменяют законы о выплате налогов, посадят за неуплату налогов и пустят по миру, насчитав такую пеню за неуплату, какой удивятся сами счетчики.
Это не цивилизованность, это средневековая дикость. Найти для человека статью? Да никаких проблем. Был бы человек хороший. Лучше с государством не связываться. Пусть оно живет само по себе и не лезет к гражданам.
Когда граждане начнут верить государству, особенно его правоохранительным органам, то тогда государство может стать защитником гражданина не только в своей стране, но и в любой точке мира. Это государство будет поддерживаться всеми гражданами, которые каждый день во дворе своего дома будут поднимать государственный флаг, если только государство, наконец, поймет, что государственные символы это не принадлежность и не привилегия чиновников, а принадлежность каждого российского гражданина.
Только до этого вряд ли мы доживем, поэтому я буду держаться от советского посольства на таком расстоянии, чтобы меня ненароком не захватили и не вывезли в СССР в чемодане как ручную кладь. Я уже понял, как я буду выбираться из Аргентины, но в российское посольство я тоже не пойду.
Прием прошел на славу. Торжественная часть была торжественной. Тавтология, но по-другому не скажешь. Речь о советском народе-победителе, ведомом вождем и учителем всех народов тов. Сталиным и ленинско-сталинской коммунистической партией. Наше дело правое — мы победили. Все как положено на празднике Победы. День Победы до сих пор является самым главным праздником в нашей стране. Нет других, которые главнее.
Посол по поручению и от имени Президиума Верховного Совета ССР вручил медали "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.". Для каждой медали была сделана обтянутая красным дерматином коробочка. Не массовое награждение, а посольское. Удостоверение с дерматиновыми корочками красного цвета с номером, отпечатанным типографским способом на задней стороне удостоверения внизу. Медаль символичная. Сталин в маршальской форме в профиль лицом на Запад. "Наше дело правое — мы победили". Неплохой символ.
Дипломатические работники были в темной парадной дипломатической форме с узенькими погонами с просветами и звездочками с золотистыми лучиками. Почти у каждого на кителе сверкало по нескольку государственных наград в виде орденов или медалей. Интересно, за какие подвиги? Хотя, если признаться, дипломатические работники одерживали такие победы, которые сопоставимы со сражениями на поле боя. Вывести из войны страну — это не каждый маршал может сделать, а вот эти люди в дипломатической форме обеспечивали усиление коалиции и ослабление сил противника.
Меня сопровождал сотрудник посольства некто Григорович или Григоревич. Судя по погонам — на серебряном поле два золотистых просвета и вдоль погона две большие звездочки с лучиками — первый секретарь второго класса с орденами Отечественной войны и Красной Звезды на кителе. Невысокий такой мужчина, темненький, плотного телосложения. По данным SIDE, именно он является главным резидентом советской разведки в Аргентине и руководил всей агентурно-подрывной работой по срыву поставок товаров военного назначения в Германию. Разговор шел сразу обо всем и ни о чем. Мы были как два человека, каждый из которых прекрасно знает, с кем он имеет дело и поэтому могущий немного похулиганить, чтобы несколько охладить пыл своего собеседника.
Пьянка на приеме намечалась грандиозная. Высшие чины пробавлялись "Советским шампанским", принимая после него выдержанный армянский коньяк. Представляю их самочувствие на следующий день.
Мой спутник предложил на выбор, что будем пить за победу. Остановились на водке. Выпили мы с ним крепко.
— Вы были на Восточном фронте? — спросил меня Григоревич (буду его так называть). — Водку пьете привычно и закусываете по-русски.
— Где я только не побывал, — ответил я, — возможно, поездил не меньше, чем вы.
— Что поделаешь, работа заставляет, — вторил Григоревич.
— А вернее, начальники-сволочи, — говорил я.
— Да и война, — добавлял Григоревич.
— Война. Но она закончилась. Может, пора и саблю в ножны вложить, — предложил я.
— А ваше начальство позволит вам это сделать? — спрашивал Григоревич.
— Значит, ваше вам не позволяет, а мое что, глупее вашего, — отвечал я.
— Но ведь воевать можно по-разному, — говорил как бы безотносительно Григоревич.
— Можно, — поддержал я, — всегда существовали рыцарские правила ведения сражений. Вы будете их придерживаться?
— Мы же из рабочих и крестьян и рыцарских правил не знаем, — отшучивался Григоревич, — можем и оглоблей огреть.
— А если кулаком в нос получите? — вопрошал я.
Разговор принимал несколько крутой оборот, потому что каждый выпад завершался довольно солидной рюмкой и обильной закуской.
— Давай, по последней, — по-русски сказал Григоревич.
— Давай, — по-русски ответил я.
Это достаточно сильно озадачило Григоревича, и мы молча выпили.
Я заметил, что Перон стал прощаться с советским послом. Это явилось сигналом для всех гостей, чтобы организованно дать хозяевам возможность отдохнуть перед следующим рабочим днем.
