Глава 8
Пришла ко мне женщина одна из бедняков. Сын ее ногу порезал осколком стекла. Уже несколько дней прошло, а кровь все никак не останавливается.
— Чего ж ты к врачу не идешь? — спросил я женщину.
— Врачу, батюшка, платить чего-то надо, а у меня ничего нет. И врач-то мне тоже скажет, а чего ж ты сразу-то не обратилась, — отвечала женщина, — а что я ему скажу? Пойдем, батюшка, посмотри, сыночка, кровь-то никак не уймется, — запричитала женщина.
Что сделать, пошел. Ходил я на курсы по медицинской подготовке для историков и археологов, которые ездят по экспедициям. Врачи в экспедициях не предусмотрены, вот и занимаемся самолечением.
Порез у парня не сильно глубокий, рана в целом чистая, воспаления нет, что-то с кровью у него. Есть у людей кровь жидкая, палец порежет, а он дня три-четыре сочится. Здесь именно это. Рану у парня промыл спиртом (водкой), наложил повязку с толчеными плодами шиповника, применяют его при вялозаживаемых ранах, дал таблетку "Викасола", усиливает свертываемость крови, положил матерчатый валик в подколенную область, голень с бедром притянул матерчатой лентой поближе к животу и приказал в таком положении лежать на спине, пока кровь не остановится. Сильно ничего не стягивал, чтобы застоя крови не было, и ушел домой. Утром проверил и сменил повязку. Вроде бы кровь перестала сочиться. Дал еще таблеточку "Викасола" и посоветовал лежать, подняв раненую ногу. Еще через два дня рана начала затягиваться. Что значит шиповник. Для Сибири это универсальное лекарство и при простудах и других заболеваниях.
Народное радио работает быстрее, чем электронные средства массовой информации. Уже и говорить начали, что я и кровь заговариваю, и кровь останавливаю, и вообще умирающих на ноги поднимаю.
В конце года 1904-го меня пригласили в губернское правление и представили чиновнику министерства внутренних дел, прибывшему из Петербурга с инспекционными целями. Не надо думать, что МВД того времени исполняло только полицейские функции, оно еще ведало и делами губернского управления, так что все губернаторы шли по линии этого министерства.
Меня встретил пожилой чиновник с погончиками действительного статского советника, по-военному — генерал-майора, судя по знаку об образовании — специалист по лесному хозяйству. Не обязательно специалисту работать по своей линии. В современной России это сплошь и рядом — агрономы занимаются внешней торговлей, экономисты занимаются проблемами колесного транспорта, транспортные работники руководят учреждениями культуры и над всеми стоят лесники и мелиораторы, как главные специалисты во всех вопросах. Главное, чтобы мелиораторы и лесники не назначались стоматологами в бесплатных клиниках.
— Проходите, проходите, отец Петр, — ласково встретил меня чиновник, — присаживайтесь вот сюда, на мягкий стульчик, наслышан о вас, наслышан, решил вот лично познакомиться, засвидетельствовать свое уважение человеку, который обладает несомненными способностями во всех областях, в которых вам приходится показать свое искусство.
— Ваше превосходительство, все, что у меня есть, все даровано мне нашим Господом Богом, его помыслами я и обретаюсь на земле грешной, стремясь по силе своих возможностей служить людям, аки творениям Божиим, — смиренно сказал я, — да и знания, что передал мне старец, помогают мне нести людям добро. Старец мне говорил, что предназначение мое великое и чувствую я, что предназначение мое сбывается. Ведомо мне, что наследник императора нашего цесаревич Алексей имеет недуг опасный и знаю, что только я и могу исцелить его, потому что медицина нынешняя, да и медицина будущая еще не нашла средств излечения этого недуга. А я это смогу сделать и избавлю надежду трона нашего от мучений, болезнью приносящих. Да только я пока человек маленький и разве послушает матушка наша, Александра Федоровна, разве вверит она в мои руки самое дорогое, что у нее есть? А ведь мое предназначение быть рядом с ними, беречь престол от потрясений, чтобы и после трехсотлетнего юбилея царственного дома Романовых каждые сто лет праздновались последующие.
Чиновник посидел молча несколько минут и сказал:
— Правду говорят о вас, отец Петр, что вы чувствуете все, что должно произойти и знаете многое из того, что недоступно людям простым. А вот скажите мне, что в России произойдет в течение лет примерно так пятидесяти?
— Не посчитайте меня человеком неблагодарным Ваше превосходительство, но предчувствия мои очень нехорошие, и сказать я их могу только тому, кто вершит судьбы наши, и чьими слугами мы являемся. Если к словам моим не прислушаются, то мне придется снова уйти в скит в джунгли амазонские, потому что не смогу я найти здесь спасения от Антихриста, который может появиться, благодаря попустительству и прямому содействию властей, клянущихся в верности императору нашему, — тихо произнес я.
— Верно ли, что вы предрекли поражение России в войне с Японией и что флот наш будет разбит японским флотом? — спросил чиновник.
Вот оно. Чиновник доложил своему начальству, а то донесло в министерство. Правильно, службу знают, что в делах государственных любая информация имеет цену и ценность. Сегодня она не нужна, а послезавтра ей цены не будет. Вероятно, дела на японском фронте в Маньчжурии совсем уж непонятны и только что не близки к поражению из-за того, что разведка поставлена плохо и не знают наши военные, что японцы сами чувствуют себя побежденными и готовы отойти.
— Я человек русский, — сказал я, — матушке России нашей предан, и как мне горько говорить мне о своих видениях этой японской войны, которая нам совсем не нужна. Китайско-Восточную железную дорогу мы и так защитим. Я был бы рад ошибиться, а, может, я и действительно ошибаюсь, но до конца войны осталось немного, не больше полугода и лишимся мы части Сахалина и островов Курильских. Неудачи на фронте японском будут использованы для того, чтобы возбудить недовольство народа. Он, народ, придет за помощью к царю, а его встретят вооруженные люди, и прольется невинная кровь, которая пятном ляжет на царя. Вот что мне Господь в своих видениях приносит.
— Страшные вещи вы говорите, отец Петр. Нельзя ли молитвами как-нибудь повлиять на эту ситуацию? — спросил чиновник.
— Ваше превосходительство, если бы молитвой все можно было исправить, то все было бы хорошо. Сколько я ночей простаивал у образа Николая Чудотворного, да и Николай ничего сделать не может. Так и хочет сказать святой: на Бога надейся, да только сам не плошай. Все в руках другого Николая, да только советчики как будто специально его в пропасть ведут, и пропасть та на горе находится, как на Голгофе. Вся Россия скоро окажется на Голгофе, и кровавые слезы потекут по ликам святых во всех храмах российских, — подняв указательный палец и как бы дирижируя себе, говорил я. — Пока достаточно. Все в руках Божьих и в руках нашего императора.
— Даже и не знаю, что вам ответить, отец Петр, — сказал чиновник, встав со стула, похаживая по кабинету и нервно потирая руки, хотя печь была хорошо протоплена. — Даже и не знаю, чего мне Его Величествам говорить.
— Старец мне постоянно говорил: если не знаешь, что сказать, то говори правду. Знаю я, что не все цари правду любят, но это не от большого ума, а от нежелания что-то делать для спасения государства, господом Богом врученного для управления. И вы, Ваше превосходительство, плохую услугу ему сделаете, если правду не скажете. Знаем мы все, что нет Пророка в своем Отечестве, так ведь и Бог наставил меня на этот путь как человека другого века, который видит на сто лет вперед, чтобы уберечь вас от несчастий, России уготованных, — я истово перекрестился и замолчал.
Мы оба сидели молча. Чиновник должен был что-то сказать мне, но не решался, потому что я своими словами напугал его. Было бы все благочинно, то и мне сказали бы что-то типа — рады познакомиться, как-нибудь созвонимся. Пусть подумают над теми словами, что говорил, быстрее решение примут.
Встав, я поклонился чиновнику и сказал:
— Пойду я ваше превосходительство. То, что вы хотели сказать, совсем не подходит к тому, что мы обсуждали. Решение должен принимать Сам и матушка тоже, а я помолюсь за страдания телесные и духовные мученика Алексия, пожелаю ему выздоровления. А пока скажите, чтобы докторов от него убрали, а я приеду и завершу лечение. Храни вас Бог, ваше превосходительство.
И я вышел из кабинета. Я шел ва-банк. Не нужно скромничать и думать, что тебя кто-то заметит и оценит способности и возможности. Замечают тех, кто не стесняется подчеркнуть свои качества и предложить свои услуги. Если бы Спаситель наш не пошел на конфликт с первосвященниками из синедриона, то кто бы стал с ним бороться, возбуждая интерес среди народа и властей Рима, и не было бы мучений, ради которых он и был послан Отцом своим к людям.
Я сказал все, что должны знать те, к кому я стремлюсь, чтобы командировка моя не была пустым времяпровождением в прошлом. Опасна моя миссия. Если я нарушу ход истории, то могу исчезнуть и сам, потому что родители могут и не родиться, и тогда не рожусь и я. А с другой стороны, если не будет войн, то родители мои появятся в любом случае, только фамилия у меня будет другая, имя и место рождения и, возможно, биография будет другой. Но я все равно не забуду того, кем я был и из кого я стал тем, кто получился в результате вмешательства в историю.
Глава 9
Время шло своим чередом. Вокруг моего имени то возникали скандалы по поводу того, как я трехэтажно и как-то не по-современному обматерил купца второй гильдии Кулигина за то, что мне для рясы предложил атлас китайский, да еще какой-то низкосортный, что было совсем не характерно для китайской продукции того времени. Понадеялся, что раз заграничное, то все равно лучше отечественного. Я ему лекцию прочитал о любви к России и в заключение поднес под нос кулак не маленьких размеров.
Позавчера на губернском балу танцевал я вальс с первой губернской красавицей Варенькой С. В рясе. Правда, под рясой у меня были остроносые ботинки с венским каблучком, которые были видны всем, когда я в танце приподнимал Вареньку, и она летела на моей руке. Даже генерал-губернатор края отметил:
— Не знал бы я, кто вы такой, отец Петр, то смело бы сказал, что передо мной кавалергард из пажей. Мы еще услышим о вас.
Слова старого генерала только прибавили мне авторитета и породили немало слухов о том, сколько у меня открытых и тайных воздыхательниц и будто бы тайно рожденные от меня дети носят фамилию Петров.
А тут начали подходить и события, "предсказанные мной". Второго января 1905 года была сдана крепость Порт-Артур. В конце января прошло сражение при Сандепу, в середине февраля началось Мукденское сражение, на очереди была Цусима.
Двадцать седьмого и двадцать восьмого мая состоялось это грандиозное сражение. 2-я и 3-я Тихоокеанские эскадры в составе тридцати боевых кораблей, прошедшие тридцать три тысячи километров от Кронштадта до Цусимы, вступили в бой с ходу с японским флотом адмирала Того (четыре броненосца, двадцать четыре крейсера, двадцать один эсминец, сорок два миноносца, двадцать четыре вспомогательных крейсера). Японцами были потоплены девятнадцать русских кораблей. Три крейсера прорвались в нейтральные порты и были интернированы. Два крейсера и два миноносца дошли до Владивостока. На миноносце "Бедовый" сдался в японский плен командующий русской эскадрой вице-адмирал Рождественский. Это была катастрофа.
Десятого июня пришла телеграмма от действительного статского советника У:
"Приглашаетесь Царское Село тчк Телеграфируйте выезд тчк У тчк"
Проводы вылились во всенародный праздник губернского масштаба. Ресторации установили график проведения вечеринок по случаю отъезда, устраиваемые моими почитателями вскладчину.
Только через неделю я, наконец, сел в вагон второго класса и стал отдыхать от празднества. Кстати, праздность утомляет, и празднества тоже.
В купе уже ехали инженер путей сообщения, инспектор реальных училищ и дама в черной одежде и в шляпке с вуалью.
Я представился, представились и мои попутчики, лишь дама кивнула из-под вуали и ничего не сказала. У всех людей бывают странности и если у каждого человека выяснять, почему он делает так, а не так, как нравится вам, то можно найти немало приключений и хлопот на свою голову.
Уже приевшиеся друг другу пассажиры, я имею в виду мужскую их часть, накинулись на новенького, засыпая меня вопросами о сводках с театра военных действий и моих прогнозах.
— Господа, священнослужитель должен заботиться о делах мирских, а не о военных. Война — всегда нехорошо и упокой, Господи, души рабов Божьих, положивших жизни свои в сражении у Цусимы, — я перекрестился. Перекрестились и мужчины, только женщина не шелохнулась. Странная она какая-то.
— Нет, батюшка, должна же у вас быть гражданская позиция, — упорствовал инспектор реальных училищ.
— Гражданская позиция должна быть у государя-императора, — упорствовал я, — а подданные его должны быть подданными, а не выразителями гражданских позиций. Вот у вас, сударь, какая гражданская позиция?
Чиновник министерства образования как-то вдруг сник и пожал плечами.
— А уж не провокатор ли вы, ваше благородие? — говорил его вид. — Вопросы задаете, а сами ответов не имеете, значит, информацию о настроениях собираете. Лучше бы поинтересовались, что это за дамочка с нами едет.
— Да я тоже, знаете ли, привык доверяться тому, что скажет государь-император. Но ведь все равно хочется, чтобы государство наше было великим и почитаемым в мире. А для этого нам нужно занять главенствующие позиции в науке и использовать научные знания в промышленности и сельском хозяйстве. И чтобы у государств других даже и в мыслях не было, не то чтобы воевать с нами, но и предерзкие слова о Руси на весь мир произносить, — вдруг пылко произнес чиновник.
Надо же, человек, привыкший к чинопочитанию, склоняющий голову в поклоне перед вышестоящим, а в душе-то имеет мысли якобинские. Ведь придет революция, и этот человек разогнется, начнет крушить устои и притеснять притеснителей, но снова согнется в поклоне перед вышестоящим и будет таким же чиновником по министерству просвещения контролировать изучение учебников с изложением наук всяких по версии новых властей. В душе он не будет соглашаться с тем, что кибернетика — продажная девка империализма, но говорить об этом не будет. Пусть власти об этом скажут, и тогда он со спокойной совестью будет контролировать, а все ли строго исполняют новое повеление властей о том, что кибернетика — не продажная девка империализма, а работница, трудящаяся на благо грядущих поколений.
Все измышления теоретиков, типа Маркса, а также учеников его, например, Ленина (Ульянова) о том, что революционная ситуация создается тогда, когда низы не могут жить по-старому, а верхи не могут править по-новому это притягивание формулы за уши для того, чтобы оправдать свою жестокость стремлением к справедливости, сделать весь народ одинаково бедным, отобрав все у имущих и поделив это между неимущими.
Раньше кто-то и что-то имел и давал прокормление другим людям, предоставляя им место работы и оплачивая наемный труд. Кто хотел, открывал свое дело, работая сам или нанимая работников. Чем больше было рабочих мест при приложении государственных средств и предприимчивости активной части населения, тем выше был средний уровень жизни, приближаясь к уровню жизни в развитых странах. Все не могут быть богатыми. Всегда будет разделение на богатых, на средний класс, куда будет входить и зажиточное крестьянство, и класс трудящихся, близкий к среднему классу.
Революционная ситуация или ситуация, в которой возможно совершение государственного переворота, характеризуется нарушением естественного равновесия между злом и добром, являющегося основным условием нормального развития общества. Добро всегда соседствует со злом и вынуждено пробивать себе дорогу через зло, которое отстаивает свои позиции в любом случае, даже если самому злу будет от этого плохо.
Это равновесие между добром и злом имеет такую сложную схему, что касаться ее могут только избранные и знающие, когда нужно что-то предпринять для корректировки системы или лучше вообще ничего не предпринимать, потому что система сама восстановит равновесие. Ведь сколько Грозные и Сталины не гробили свой народ, а система снова поставила все на свои места, даже этих тиранов записала в свою историю в раздел "verboten" чтобы уберечь от повторения этих эпизодов разрушения системы.
В определенные времена под внешними и внутренними воздействиями увеличивается количество зла. Чаша весов начинает уходить вниз, приводя в движение силы добра и силы зла, смешивая между собой добро и зло и создавая вселенский хаос. И вот этим моментом как раз и пользуются представители сил зла, захватывая главенствующее положение, с течением какого-то времени понимающие, что дальнейшее нагнетание зла просто опрокинет систему, погубив в первую очередь их. И уравновешивать систему можно только при помощи добра. А добро люди помнят.
Когда за каждое неосторожное слово можно получить высшую меру революционной справедливости или десять лет без права переписки, то любая улыбка властей воспринимается как высочайшее добро, о ней складываются легенды, поются песни и человек забитый забывает прошедшее зло и кровь, не ведая того, какое изощренное зло ждет его впереди.
Наша дама внезапно встала и вышла из купе. То ли разговор наш не понравился, то ли какие-то надобности заставили ее покинуть нас.
Когда она вышла, мои спутники, молча пожали плечами, и продолжили разговор так, как будто этой женщины никогда не было рядом с нами.
Часа через два в наше купе заглянул жандармский ротмистр:
— Честь имею, господа, соблаговолите показать место, на котором ехала госпожа Синицкая.
— Какая Синицкая? — дружно удивились мы.
— Все понятно, господа, просто укажите место, на котором сидела госпожа в черной вуали, — уточнил ротмистр.
Мы указали. Вошли два человека в штатском, достали багаж нашей соседки и осторожно придерживая, вынесли его из купе.
— Что же сделала эта, как вы сказали — Синицкая? — полюбопытствовали мы.
— Бомбистка, господа. Везла нитроглицерин и армейские взрыватели. Под накидкой наготове револьвер, чтобы выстрелить в саквояж в случае опасности. Долго нам пришлось выжидать, пока она выйдет в ресторан покушать, по дороге и взяли без выстрела, — охотно сообщил ротмистр и ушел.
Не лежала у меня душа к этой женщине. Какое-то внутренне зло шло от нее. Ради партии большевиков она, не задумываясь, отправила бы на тот свет всех, кто оказался рядом. Если сравнить зло и добро, совершенное большевиками в России, то зла они сделали столько, что его хватит еще на сто лет.
