Кш 1. Небесный бродяга. Часть 3. Время теории

Часть третья. Время теории

Глава 1. Кто виноват

Как бы я ни хорохорился и ни торговался, больше десяти тысяч гривен вытрясти из контр-адмирала так и не удалось. Да и не увидел я этих денег вживую. Несдинич пообещал перечислить их на счёт дядьки Края, а тот, заметив мой взгляд, клятвенно заверил, что сразу по получении денег переведёт их на мой депозит... ещё не существующий, между прочим. Ладно... разберёмся.

А вот следующий вопрос, затронутый контр-адмиралом, меня напряг куда сильнее. Да-да, та самая защита. В том, что хозяева Гросса смогут нас отыскать, я ничуть не сомневался. Было б желание... а желание у них наверняка есть, и самое горячее. Ладно дядька Край. Вернёт себе прежнее имя, и фиг кто о чём догадается. Со мной же так не получится. Даже если я сменю имя, слишком много документов придётся делать заново. А отследить человека по новому комплекту документов даже здесь, как мне думается, проблема небольшая.

— Рик, ты ведь мечтаешь о полётах, а? — вдруг прервал мои размышления Край, как-то странно поглядывая на своего начальника.

— Мм, да... конечно, — кивнул я.

— Матвей Савватеевич, слышал?

— Слышал, слышал... — проворчал тот, на миг задумался и покачал головой. — А с учёбой как быть?

— Так Рик клятвенно обещал, что сдаст выпускные испытания досрочно. Обещал ведь? — повернулся ко мне Край.

Подтверждаю. А что, действительно обещал, не открестишься же!

— Не знаю, не знаю... — протянул контр-адмирал, с сомнением глядя на меня. Хмыкнул и, положив передо мной лист и карандаш, скомандовал: — Пиши! Сейчас проверим, какой ты грамотей...

Дроби, простейшие уравнения... ску-ука!

— Хех, ты бы ему ещё таблицу умножения подсунул, — фыркнул через четверть часа Край, с интересом наблюдавший за тем, как я щёлкал простейшие математические задачки.

— Ну давай, удиви меня, умник болтливый! — вспылил контр-адмирал.

— Рик, у тебя что-нибудь из поделок твоих с собой имеется? — поинтересовался дядька Край, с усмешкой покосившись на начальника.

Я выудил из кармана жилета пластинку светильника и молча протянул её Бронову.

— Вот, взгляни, Матвей Савватеевич. — Пластинка перекочевала в руки контр-адмирала.

Тот заинтересованно покрутил в руках рунированный металл, щёлкнул шестерёнкой-переключателем, замкнул контур и, полюбовавшись скользнувшим по столу пятнышком света, удивлённо хмыкнул. Ещё один щелчок, и пятнышко приобрело чуть синеватый оттенок, поворот второй шестерни — и свечение меняет интенсивность... Вволю наигравшись с цветом и яркостью луча, Несдинич аккуратно выключил пластину и, передав мне её, задумчиво вздохнул.

— И сколько здесь рунескриптов? — словно нехотя поинтересовался контр-адмирал.

— А это как считать, — пожал плечами я.

— Не понял, — признался тот.

Хм, такого заявления от человека, носящего знаки различия инженер-контр-адмирала, я не ожидал и... растерялся.

— Не тушуйся, Рик... — по-своему понял мою заминку дядька Край и подтолкнул в спину.

Ну ладно... попробую объяснить по-простому... для инженер-адмиралов, ага.

— В общей сложности здесь работает от одного до трёх рунескриптов одновременно. Из них один классический четырёхрунный "излучатель". Тот самый, что принят за единицу измерения ёмкости. На шестернях-переключателях нанесены свои рунескрипты, описывающие девять степеней интенсивности свечения и шестнадцать различных цветовых оттенков... — Я еле притормозил, чтобы не сболтнуть об инфракрасном и ультрафиолетовом режимах, и, переведя дух, заговорил снова: — При включении активируется стандартный режим, поворачивая шестерни и замыкая контур стандартного "излучателя" с разными рунескриптами, мы, таким образом, изменяем интенсивность и цвет излучения.

— И сколько же этот фонарик "кушает"? — поинтересовался контр-адмирал, хитро поглядывая на меня.

Да он издевается! Точно! Всё он прекрасно понял и без моих объяснений.

— В любом режиме не больше полутора стандартов.

— Вот как? Ты посмотри, у тебя на шестернях рунескрипты в два стандарта каждый!

— Во-первых, — ощерился я, — рунескрипты в шестернях незаконченные, сами по себе работать не будут, а при замыкании контура с основным рунескриптом "излучателя" становятся с ним единой системой... вводя, таким образом, уточнения в основную схему вторым и третьим уровнем... А во-вторых, об аксиоме уточняющих описаний вы забыли? Так я напомню! Любое описание не может потреблять больше трети энергии несущего его рунескрипта!

— Рик, откуда ты это знаешь?! Это ж теруно! Его раньше второго курса даже будущим инженерам-артефакторам не читают! — откинувшись на спинку кресла, воскликнул Несдинич.

— Теруно? — переспросил Край.

— Теория рунного оперирования, — вздохнул контр-адмирал, рассматривая меня с интересом энтомолога.

Подумаешь... я что, виноват, что для понимания энергетической составляющей здешней системы рунного конструирования мне пришлось лезть в университетский курс? Хотя... какой он университетский?! Там это самое теруно больше чем на программу старшей школы не тянуло бы. Говорю же, здешний прогресс хуже улитки... та хоть ползет в одну сторону, а этот сразу во все... как квашня из кадки. А уж скорость... та же улитка на раз обгонит!

— А я тебе говорил, Рик руны разбирать стал раньше, чем алфавит выучил! — гордо, будто в этом есть и его заслуга, провозгласил Край и незаметно мне подмигнул.

— Уговорил, чёрт языкастый. Жди вестового, вечером пришлю с бумагами, — после недолгого размышления махнул рукой контр-адмирал и, покосившись на меня, усмехнулся. — Поздравляю... Вот голова садовая! "Бумаги... поздравляю..." Имя-то, имя какое вписывать в документы будем?

Мы с Краем переглянулись и одновременно пожали плечами.

— Может... Кирилл? — предложил я. Вот захотелось мне оставить что-то от того прошлого...

— Почему бы и нет? — кивнул Край. — А фамилия... будешь пока значиться под моей, а как шестнадцать исполнится, сам выберешь.

— Что ж, полагаю, с этим вопросом мы разобрались. — Контр-адмирал черкнул пару строк в ежедневнике и, отложив перо в сторону, улыбнулся. — Вот теперь могу и поздравить тебя, Кирилл Миронович Завидич, с поступлением на службу в Вольный новгородский флот.

Ик! Это что сейчас было?!

— Ты ведь помнишь, что у "Феникса" судовая роль закрыта? — улыбнулся дядька Край, заметив моё недоумение. — Вот и пойдёшь туда на службу. Юнцом... юнгой то бишь. Там тебя точно никто не сыщет.

Я буду летать?! Улыбка выползла на лицо сама собой, и от её вида и Несдинич и дядька Край еле удержались от смеха. Полагаю, зрелище было идиотское, да... Но я счастлив!

— Спасибо... — наконец опомнившись, поблагодарил я контр-адмирала, и тут мне в голову пришла одна интересная мысль. — Извините, а... заочного отделения в Новгородском флотском училище нет?

— На ходу подметки рвёт, — покачал головой Несдинич.

Дядька Край выжидающе уставился на своего начальника, и тот сдался:

— Будет тебе направление на учёбу, но при условии, что выпускные гимназические испытания сдашь не меньше чем на "превосходно"! Чтоб никто и слова не мог сказать, будто я любимчиков за уши тащу. Всё... Рик, то есть Кирилл, свободен! Погуляй пока по кремлю, а мне ещё нужно с твоим опекуном переговорить.

Ну и ладно... Я кивнул и выкатился из кабинета, где, попрощавшись с секретарём, натянул свой бушлат и, схватив с полки берет, устремился на выход. Дежурный возник рядом, словно только и дожидался, пока я из приёмной выйду. Проводил меня до лестницы и, лишь убедившись, что я оказался на первом этаже, вернулся за свой стол. А здесь эстафету перехватил его коллега, доблестно отконвоировавший меня по безлюдному коридору к входным дверям.

Кремль, кремль... ну что тут интересного? Туда не ходи, сюда не лезь... башни для посещений закрыты... на Софийском дворе монахи шарятся... злые и неприветливые. В храм разве что зайти?

Оглядевшись по сторонам, я, так и не определившись с выбором, плюнул на всё и двинулся к кремлевским воротам. Гулять здесь негде. Не служки архиепископа, так люди посадника обязательно привяжутся...

А вот город за стенами кремля это уже действительно интересно. Шум, гам... мальчишки, вдвое меня младше, газетами торгуют, а те что постарше... Ку-уда грабки потянул, рожа?!

Врезать по наглым ручонкам, скользнувшим к моим карманам, и добавить ускоряющего пинка под зад вору. Только его и видели...

Убедившись, что до моих денег ушлый ровесник так и не добрался, я огляделся по сторонам и, поняв, что никого из снующих вокруг людей эта маленькая пантомима не заинтересовала, довольно кивнув, пошёл на дразнящий запах свежей выпечки.

Маленькая кофейня на пять столиков... скорее даже кондитерская лавка, в которой особо нетерпеливые сладкоежки могут насладиться покупкой, что называется, не отходя от кассы.

Мм... пирожные... когда я в последний раз ел пирожные? Года два назад? Да... Мы тогда были в гостях у отцова мастера цеха на именинах. Или это были именины его сына? Не помню. Забыл... А вот пирожные помню, их жена мастера — тётка Ирма сама готовила. Вафельные трубочки с заварным кремом. Вот, и здесь такие же есть! Точно, пару трубочек и кофе... Мечта!

Хм, а вот с кофе облом. Обширная дама за стойкой, в крахмальном фартуке и огромном поварском колпаке, явно перепробовавшая весь ассортимент своего товара, отказалась продавать мне кофе. Дескать, по возрасту не положено. А какао? Сто лет не пил обычного какао!

Я только-только устроился за маленьким чугунным столиком с мраморной крышкой, втянул носом аромат горячего какао, к которому примешивался запах выпечки, перебиваемый ароматами корицы и имбиря...

И именно этот момент выбрала некая сволочь, чтоб толкнуть меня в спину. Я налетел на стол, чашка качнулась, и какао выплеснулось аккурат на пирожные... мои пирожные!

— Осторожнее надо, клоп... — буркнул этот... этот смертник и уселся за соседний стол.

Я окинул взглядом хама... добротно, даже с некоторой претензией одетого молодого человека лет двадцати пяти, с покрасневшим лицом и набрякшими веками... похмелье? Сейчас вылечим!

Дождавшись, пока страдающее от абстинентного синдрома хамоватое нечто возьмёт в руку большущую чашку чёрного кофе, явно щедро сдобренного каким-то бальзамом... запах аж сюда добивает... я сосредоточился и, ощутив, как по ладони пробежало тепло от активирующихся рун, направил указательный палец на ногу своего обидчика. Незаметно.

Воздух — отвратительный проводник? Ха! Не для адепта этой стихии. Электроразрядом хама сбросило со стула. Он, кажется, даже сознание на миг потерял. Другое дело! Полюбовавшись на залитого "антипохмелином" парня, я довольно улыбнулся.

— Осторожнее надо... — протянул, глядя прямо в ошарашенное лицо хама и, не дожидаясь, пока он переварит мои слова, прошмыгнув между обернувшимися на поднятый шум покупателями, выскользнул через любезно приоткрытую очередным посетителем дверь, на улицу.

М-да... развлёкся, конечно, неплохо, но вот пирожных так и не поел... Электричество? Руны? Какое электричество, какие руны? Их и не видно давным-давно... это всё хна была и ничего больше, честное слово!

А ведь там я бы не рискнул пойти на такой шаг, как нанесение рунескриптов на тело. Но это там... а здесь это был оптимальный выход, учитывая неподатливость Эфира. Заодно и воплотил старую задумку, связанную с ускорением мышления. Кстати, один из немногих работающих здесь эфирных приёмов. И кажется мне, работает он лишь потому, что завязан не на внешнее воздействие, а на работу с собственным сознанием и телом. А задумка была проста. Когда отец... тот отец, учил меня ускорять восприятие, он не единожды предупреждал о необходимой осторожности. Дескать, с непривычки, пребывая в состоянии ускоренного восприятия, при неудачном движении можно и руки-ноги поломать, а то и связки порвать. До такого, к счастью, у меня никогда не доходило, но вот вывихи случались... и не раз. Потом уже, когда немного подрос и заинтересовался рунами, я нашёл способ убрать подобный риск, но воспользоваться им так и не решился. Да-да, то самое нанесение рунескриптов на собственное тело. Даже создал необходимые рунные цепочки... сколько времени убил на проверку их работоспособности и безопасности, вспомнить страшно! Про то, как я мучился, пока не нашёл способ сделать татуировки невидимыми, вообще молчу. Та ещё эпопея была...

Но нанести их себе я тогда так и не решился, прежде всего потому, что одним из последствий такого воздействия на организм была убыль доступного к оперированию Эфира. Естественно, ведь довольно большая его часть будет уходить на поддержание рун... А учитывая, что там я и так был слабосилком, это был шаг, на который я пойти не мог. Лишаться единственного козыря ради увеличения скорости и реакции? Да любой сильный стихийник просто накроет меня "площадной" техникой, и никакая скорость передвижения вкупе с молниеносной реакцией не спасут. Всё равно переместиться за секунду на сотню метров я и в состоянии ускорения не смогу...

Но здесь-то оперировать Эфиром без рун и вовсе нереально, да и о стихийниках я ничего не слышал. В общем, после долгого размышления я всё-таки решился на эту... операцию. Но на одном физическом укреплении организма и эфирном "разгоне" нервных тканей не остановился. Собственно, каких-то специальных рунескриптов я не создавал, хватало и тех рун, что были задействованы в нанесённых на тело цепочках. Мне оставалось только активировать их в нужном порядке, связывая струящимся по телу Эфиром и получая таким образом тот или иной эффект. Благо с оперированием внутренней энергией проблем здесь не наблюдается. Ну а к активированному таким образом рунескрипту внешняя энергия потечёт сама собой. Это был очень приятный бонус... и несколько неожиданный. Конечно, даже в этом случае на полноценный огневик, например, мне лучше не замахиваться, как минимум отделаюсь ожогом... пробовал, знаю. С электроразрядом получается лучше. Воздух действительно помогает избежать неприятных инцидентов. По крайней мере, сам себя током я ещё ни разу не ударил.

Ну а в случае ускорения я просто задействую все цепочки разом. Учитывая возможность подпитки внешней энергией, мне даже истощение не грозит... Хотя окружающие артефакты могут сбоить. Жрёт эта система немало, так что, находясь в том же дирижабле, вблизи от его систем жизнеобеспечения на "внешнее питание" лучше не переходить. Во избежание, так сказать... С другой стороны, это тоже своеобразный козырь... если подойти к делу с умом. Надо только как-то уточнить радиус его действия... хотя бы примерный.

— Рик! Вот ты где!

Я повернулся на голос и увидел стоящего в нескольких шагах от меня явно переволновавшегося дядьку Края.

— Я тебя обыскался, парень! Ты чего? Это ж Новгород! Тут же пропасть, как раз плюнуть!

— Дядька Край, да что со мной могло случиться? — удивился я. — Вот, в кофейню зашёл, какао с пирожным захотелось...

Я обернулся, чтобы указать на ту самую кофейню за моей спиной, и... увидел решительно шагающего в нашу сторону похмельного хама. Ой.

— Чего замолк? — Мне показалось, или в голосе Завидича послышалось ехидство?

— Эм... дядька Край, а может, пойдём? Мне тамошние пирожные не понравились. Ты не знаешь здесь другой кофейни, а? Покажешь?

— Ри-ик... — Мой будущий опекун покачал головой, и я вздохнул. Поздно. Надо было сразу его уводить отсюда, а теперь... этот урод уже слишком близко.

— Эй, клоп! Да-да, я к тебе обращаюсь, мелкий! — зарычал хам, тыча в мою сторону пальцем. Ещё и осклабился... а амбре! Да его впору на неприятеля сбрасывать, как ОМП, на страх агрессору!

— Что вам нужно, уважаемый? — Дядька Край как-то неожиданно оказался между мной и "тряханутым". Да так быстро, что тот еле успел остановиться, едва не налетев на Бро... Завидича.

— Хочу уши надрать этому поганцу! Он меня разрядником ударил! — рявкнул хам, но чуть отступил назад, видимо оценив стати Завидича.

Ещё бы, дядька Край, хоть и не особо высок, зато в плечах, пожалуй, будет как бы не вдвое шире этого похмельного типа.

— Рик, разрядник? — прищурившись, покосился на меня Край.

— Откуда? — Я натурально удивился и принялся выворачивать карманы. Ещё и бушлат расстегнул. — Нет у меня никаких разрядников, и не было никогда! Что я, виноват, что этот господин с похмелья в обморок упал?!

Край втянул носом воздух и, поморщившись, прихлопнул кулаком по открытой ладони.

— Значит, разрядник, да? Залил зенки, пить не умеючи, и на дитё кивать вздумал, ухарь. А ну-ка, иди сюда... я тебя сейчас уму-разуму поучу!

Собравшаяся у кофейни кучка зевак довольно загоготала, подзуживая дядьку и награждая хмыря затейливыми эпитетами. Тот затравленно огляделся и... под смех зевак задал стрекача. Хм, как-то даже неловко получилось, честное слово.

Глава 2. Думать и делать

Домой возвращались в тишине, только тихо урчал двигатель "емельки", да изредка что-то взревывало под днищем. Я чувствовал себя немного не в своей тарелке. Привык за год отвечать за себя сам, и то, с каким рвением дядька Край вступился за меня перед неизвестным человеком, несколько обескуражило. С другой стороны, беспокойство Бро... тьфу, Завидича, конечно, приятно грело душу. В общем, полный раздрай чувств. И куда только подевалась моя уютная отстранённость?

Я вздохнул и... вынужден был признаться самому себе, что объяснить происходящее со мной иначе, как последствием недавнего срыва, не могу. Очевидно, прав был незнакомый доктор, утверждавший, что такое давление не могло пройти бесследно для психики. Эх... Вот не было печали...

Обещанные документы прибыли с вестовым аккурат перед ужином... и одновременно с возвращением Хельги со службы. За столом она осведомилась о доставленных документах, но вскользь и явно без большого интереса. А дядька Край не стал вдаваться в объяснения. Только ухмыльнулся в усы, незаметно для дочери. Сюрприз решил ей сделать, как с оформленным опекунством, там и с моим грядущим назначением... Ну да, с трудом могу представить себе реакцию Хельги, когда она узнает, что меня определили юнцом на пресловутый "Феникс"...

Впрочем, насчёт назначения это я погорячился. Пока речь шла только о представлении моей кандидатуры капитану Вольного новгородского флота, Владимиру Игоревичу Гюрятиничу. Сам же вопрос о включении Кирилла Завидича, меня то есть, в судовую роль "Феникса" должен быть решён только после предоставления капитану "кита" итогового листа гимназических испытаний.

А это значит... это значит, что пора идти в комнату, разбирать переданные из гимназии и составлять собственные списки учебников, необходимых для повторения материала. А кое-что нужно будет учить с нуля, например программу прошлого года, которую я на свалке благополучно проигнорировал, заменив куда более интересной литературой по рунике, артефакторике и воздухоплаванию...

В комнату заглянул дядька Край.

— Рик... Кирилл, учти, через два месяца "Феникс" вновь будет в строю. Выход в рейс уже назначен, так что времени на подготовку у тебя мало, и шанса на пересдачу не будет... если, разумеется, ты не хочешь ждать, пока корабль вернётся в порт... тогда у тебя есть целых полгода. Как минимум...

— Минимум? — переспросил я. К моему удивлению, в памяти не нашлось ни единого воспоминания о примерных сроках, на которые "киты" уходят в рейс.

— Именно. "Феникс", как и любой другой торговый "кит", берёт не один груз, а целую цепочку заказов, рассчитанную таким образом, чтобы в каждом порту, куда будет доставляться товар, он не только разгружался, но и брал следующий заказ... Нынешний рейс будет из длинных, то есть в Новгород "Феникс" вернётся не раньше, чем через полгода. Карго-мастера уже составили список заказов, Хельга сказала, — с готовностью объяснил дядька Край, присаживаясь на колченогую табуретку у трюмо. Глянул на меня испытующе. — Не передумаешь?

— Нет, дядька Кр... то есть дядька Мирон. Не передумаю, — улыбнулся я. — Это ж такая возможность увидеть, как работает дирижабль. Самому поучиться...

— Мечтатель, — буркнул Завидич, но явно наигранно. Кажется, ему самому нравилась моя тяга к небу. — Тебе, Кирилл, с твоим талантам в рунах, нужно на инженера идти учиться, а ты в матросы рвёшься, р-романтик... Эх, если бы не удобство идеи спрятать тебя на "Фениксе"...

— Так ведь надо же с чего-то начинать? — пожал плечами я. — Пока юнцом похожу, одновременно на заочном в училище учиться буду. Глядишь, лет через пять-семь и патент капитана получу. А что? Буду самым молодым капитаном на флоте...

— Что ж... тоже цель. Достойно, — после недолгого размышления кивнул Завидич. А то ж...

— Хм, дядька Кр... Мирон? — осторожно начал я. — А про те шкатулки... ты узнал?

— Ох, Кирилл, — покачал он головой. — Оно тебе надо, любопытный ты наш?

— Ну интересно же! — развёл руками я.

Дядька Край... тьфу ты! Мирон вздохнул.

— Ладно. Особого секрета здесь нет... уже нет. Аккумуляторы это, Кирилл. Экспериментальные аккумуляторы, подобные тем, что используются для запитки рунных кругов парящих городов. Только в тысячи раз меньше по размерам и... не особо удачные.

— И как же они оказались на свалке? — удивился я.

— Как-как... — проворчал Завидич. — Война. Бардак. Головотяпство... жадность.

— Кхм... — Я выразительно взглянул на своего будущего опекуна.

Тот намёк понял и заговорил:

— Тридцать лет назад, незадолго до "приземления" Зверина, артефакторы одной из венедских судостроительных компаний, работая на военный заказ, заложили на верфях несколько линкоров, планируя снабдить их такими вот аккумуляторами. Это не было лихорадочной попыткой создать некое оружие, способное переломить ход уже проигранной войны. Заказ они получили задолго до её начала. Но, построив первый экспериментальный образец, компания столкнулась с проблемой — заказчик приказал долго жить. Правительство-то Венда "приземлилось" вместе со Зверином, так что представлять образец стало некому, да и денег на дальнейшее исполнение заказа можно было уже не ждать. Верхушке Венда стало резко не до многолетних планов по модернизации флота... Ну а общий обвал экономики очень быстро привёл изрядно вложившуюся в этот проект компанию к закономерному краху. Единственный построенный линкор, снабжённый аккумуляторами, отправился в свой первый и последний полёт на знакомое тебе китовое кладбище, где с него быстро демонтировали всё оборудование, пошедшее в оплату кредитов и обязательств компании. От когда-то огромного предприятия с добрым десятком верфей осталось лишь небольшое конструкторское бюро. А три с половиной года назад это самое бюро было выкуплено у нынешних владельцев концерном Круппа. Скорее всего, разбирая архив бюро, крупповцы и наткнулись на описание так и не воплощённого в жизнь проекта.

— Ты хочешь сказать, что германцы устроили в Меллинге бойню, а затем превратили город в клоаку только для того, чтобы найти эти чёртовы аккумуляторы?! — изумился я.

— Думаю, это было побочной целью, — пожал плечами Завидич. — Китовое кладбище — это же огромный и ценный ресурс, само по себе. Сотни тысяч, если не миллионы тонн стали, требующей минимальной обработки... и минимальных же затрат, при правильном подходе к делу, разумеется. Поверь, уж что-что, а деньги люди Круппа считать умеют. Удивительно, что за столь долгое время они были первыми, кто осмелился на такую наглую операцию. Аккумуляторы же... думаю, это был неплохой довесок и... морковка для германской инженерной разведки. Иначе как бы они смогли получить в своё распоряжение армейское подразделение, ставшее гарнизоном Меллинга?

— И всё-таки, как они узнали про сами аккумуляторы? — нахмурился я. На самом деле плевать мне сейчас было на эти шкатулки. Я и спросил-то об этом, просто чтобы не молчать. Мысль о том, что треть жителей Меллинга... и мои родители были убиты только потому, что некие воротилы пожелали хапнуть свалку мёртвого железа, меня откровенно покоробила. Сердце резануло тупой болью, так что ответ Завидича я почти прослушал.

— ...скорее всего, из тех же архивов владельцев компании... Кто-то решил приберечь дорогие игрушки на всякий случай. А свалка была великолепным местом, чтобы спрятать сокровище.

Я слушал, кивал, а мысли... мысли были далеко отсюда. В Меллинге, на пепелище родного дома, каким я его увидел после той бомбежки. Почему-то пришло сожаление о том, что у родителей даже могилы не оказалось. Прилетевший с капера снаряд разнёс их в пыль вместе с домом. Хоронить было нечего... Вспомнились синие скрещённые палаши на куполах изрыгающих огонь и смерть дирижаблей... Зарево пожаров и долгий бег среди завалов свалки... мусора, ради которого умеющие считать деньги "деловары" убили маму и отца... а вместе с ними ещё почти тысячу человек. Уничтожили маленький уютный город, мой дом...

Инженером? Не-ет... только капитаном собственного корабля. Для начала. Слона надо есть по кусочку. Вот я и начну с самого простого. А концерн Круппа? Дайте срок, доберусь и до него и до тех уродов, что курировали этот чёртов проект...

— Кирилл... Ри-ик!

— А? — Я вскинулся и тут же наткнулся на обеспокоенный взгляд дядьки Края.

— Ну слава богу... Я уж думал, ты опять отключился, как в прошлый раз, — с явным облегчением проговорил Завидич. — Ты меня так не пугай, ладно?

— Извини, дядька Край. Я просто задумался, честное слово, — слабо улыбнулся я.

Хм... нет, что-то нужно делать с этой чувствительностью. Откуда только взялась? Год с лишком был спокоен, как удав, а стоило оказаться в мирной обстановке... Может, в этом всё и дело? Организм почувствовал свободу и расслабился? Не вовремя... совсем не вовремя.

Утро выходного дня началось с того, что Хельга не дала мне сесть за стол в пижаме. Точнее, подстроила дело так, что я вынужден был прямо на пороге столовой развернуться и топать обратно в свою комнату... одеваться, чтобы не выглядеть белой вороной в компании наряженных, словно для выхода в город, дядьки Края и его дочери.

Хорошо ещё, что портной пока не выполнил заказ, иначе вместо брюк, сорочки и жилета мне пришлось бы надевать утренний костюм... к завтраку! Убиться веником. Да даже в той жизни меня никто никогда не заставлял надевать галстук перед тем, как сесть за стол! А здесь ещё и обычных галстуков нет, одни шейные платки и "бабочки"... и воротники у сорочек крахмальные... шею режут. Жуть.

В общем, за стол я садился в изрядно подпорченном настроении. А глянув на ряды надраенных столовых приборов, не удержался от сердитого взгляда в сторону Хельги. Который та встретила с абсолютно невозмутимым лицом. Только бровь приподняла вопросительно... якобы. Ла-адно. Мы тоже, чай, не лаптем щи хлебаем. Хм... надеюсь, здесь правила застольного этикета не отличаются от тамошних. А впрочем, даже если и накосячу, всегда смогу отмазаться тем, что меня так дома учили.

Больше всех в шоке от происходящего была кухарка. Кажется, раньше Хельга таких представлений не устраивала.

Завтрак прошёл в почти полном молчании. Ну не считать же разговором просьбы передать солонку и перечницу? А после... хм... приёма пищи, расстроенная тем, что не удалось прихватить меня на неподобающем поведении, Хельга усвистала из дому, оставив нас с дядькой Краем в чисто мужской компании. Если не считать кухарки, но тётушка Елена, категорически не желающая слышать от меня обращение по имени-отчеству, уже скрылась на кухне и, закончив с уборкой и мойкой посуды, вскоре тоже ушла по своим делам.

— Дядька Кр... Мирон... — покрутив в руках список книг, заговорил я.

— Да, Кирилл? — Завидич отвлёкся от чтения каких-то бумаг, что он принёс в столовую сразу после завтрака.

— Мне бы в город съездить. Учебниками обзавестись...

— Хм... съездим, — кивнул он. — Мне как раз нужно в банк заглянуть, открыть для тебя депозит... департамент должен был уже перевести твой гонорар на мой счёт. Кстати, не хочешь и остальные сбережения поместить на свой депозит?

— Чтобы до совершеннолетия не иметь возможности ими распоряжаться? — фыркнул я. — Ну уж нет. В такой ситуации я лучше свои сбережения в кубышку сложу. Оттуда их хотя бы в любой момент достать можно.

— А зачем тебе их доставать? Что-то покупать собрался? — пожал плечами Завидич. — Так скажи мне, что, я не выделю сумму на необходимую вещь? Опекун я или как?

— Не о том речь. — Я поморщился. — Ну, сам посуди, дядька Край... вот уйду я в рейс, на полгода, между прочим. Что, у юнца такое уж большое жалованье? Вряд ли... А я расту. Мне одежду чуть ли не раз в три-четыре месяца новую покупать надо либо старую перешивать... Про обувь вообще молчу, больной вопрос. И что, из-за каждого носового платка прикажешь отписывать тебе в Новгород или бежать к Хельге, чтобы получить денег на обновки?

Да и вообще, привык я уже, что у меня всегда есть несколько лишних монет в кармане... или не лишних, но есть обязательно! Да я даже по китовому кладбищу без десятка марок в кармане комбинезона не ходил. Привычка...

— Хм... — Дядька Мирон отложил бумагу, что до сих пор держал в руке, и, задумчиво покивав, вздохнул. — Твоя правда, Кирилл. Извини... опять я твоим возрастом обманулся. Знаешь, а у меня есть хорошая идея. Таскать все накопленные сбережения с собой в рейс — не самая лучшая мысль, согласись...

Вот тут спорить не буду. Имеющиеся у меня почти семнадцать тысяч марок, то есть тысячу семьсот новгородских гривен, возить с собой в матросском рундуке было бы верхом глупости. Ничего не могу сказать об экипаже "Феникса", я с ним пока не знаком, но каперы и пираты водятся не только в Венде, и риск, что шальной снаряд, проломив рунную защиту, разнесёт в клочья кубрик вместе со всем добром, отличен от нуля.

— Ну, нормальный счёт в банке мне ведь тоже не светит... по возрасту.

— Это да. Никто не откроет обычный счёт несовершеннолетнему, — согласился Край. — Но я говорю немного о другом. Дорожные чеки. Переведи необходимую тебе сумму в эти самые чеки, допустим, Первого Новгородского банка, их принимают по всему миру. А остальные деньги оставишь дома. Красть чеки бесполезно, обменять их на деньги может только владелец. А в случае утери вернуть средства не составит проблем. Правда, только в том банке, что тебе их выдал. Но есть и минусы. Во-первых, расплачиваться самими чеками за покупки нельзя, сначала их нужно обменять на деньги в любом банке. А во-вторых, в самом Новгороде ты сможешь превратить их в наличность только в том же отделении, где получил. Ни один другой местный банк их не примет.

— Э-мм... а с чем это связано? — удивился я.

— Политика банков. Извини, большего не знаю, не интересовался, — пожал плечами Завидич. — Но ни в одном иностранном банке тебе в обмене не откажут, это точно. Я сам этой услугой не раз пользовался, так что знаю о чём говорю.

— А мой возраст? — уточнил я.

— Роли не играет, — покачал головой дядька Мирон. — Хотя, конечно, обменивать наличность на чеки тебе лучше в моём присутствии, меньше возникнет вопросов у банковских конторщиков.

— Что ж, идея мне нравится. — После недолгого размышления я согласился с доводами опекуна. — Когда едем в город?

Завидич бросил взгляд на огромную башню часов в углу столовой.

— Да вот сейчас и поедем. Аккурат к ужину вернёмся.

Вот тут дядька Край ошибся. Нет, в банке мы действительно управились довольно быстро, так что уже через час после приезда в Новгород, когда мы вышли на широкое крыльцо Первого Новгородского банка, в саквояже Завидича покоились документы на мой депозит, сразу пополнившийся десятью тысячами гривен, переведённых Седьмым департаментом Русского географического общества, и десять чеков на куда более скромные суммы — по десять гривен каждый. Но оперативность "географов" меня откровенно порадовала. Вот не думал, что государственная контора так скоро выполнит своё обещание...

А потом мы дошли до огромного книжного магазина, расположившегося почти точно напротив Софийских ворот Новгородского кремля. Вот там-то я и завис.

Опомнился, только когда дядька Мирон взвыл от количества набранных мною книг. А что я? Дорвался, да... Понимание того, что у меня уже есть деньги на исполнение мечты о полёте, подвигло меня на приобретение массы ранее недоступной литературы по воздухоплаванию вообще, и всего что мало-мальски касалось рунного конструирования в частности. А там ещё и книги по мобилям на глаза попались... вовремя.

В общем, если бы не опекун, думаю, гривен сто я бы в этом книжном оставил, точно... А так ограничился всего тридцатью новгородками... а, и ещё две потратил на учебники для подготовки к гимназическим испытаниями. Тоже опекун напомнил...

Провожать нас вышел хозяин магазина лично. Ещё бы, думаю, дневную выручку мы ему точно сделали. Собственно, когда, оказавшись в открытом ландо "емельки", я всё-таки сообразил подсчитать потраченные сегодня деньги в марках, то невольно охнул.

— Мне начинает казаться, что идея поместить сбережения на депозит была не так уж и плоха, — заключил я, приняв наконец тот факт, что за одно посещение книжного магазина потратил денег больше, чем зарабатывал в среднем за два месяца копания на китовом кладбище.

Дядька Мирон покосился на меня, потом на четыре огромных, увязанных шпагатом стопки книг у нас в ногах и весело расхохотался.

Так, под его смешки, мы и прибыли домой, где нас уже дожидалась жутко чем-то недовольная Хельга.

— Что случилось, дочь? — обратился к ней за ужином Мирон.

Та нервно передёрнула плечами.

— Так, небольшие неприятности на службе, — делано небрежно отозвалась она.

— Хм, уточни, будь любезна, — мягко попросил Завидич, отложив в сторону вилку, которой только что намеревался подцепить с тарелки соленый груздь.

— Владимиру навязывают матроса в экипаж...

— И что такого? Обычное же дело. Гюрятинич — уважаемый капитан, неудивительно...

— Юнца, пап! Малолетку! Кто ему там сопли утирать будет?! — возмущённо выпалила Хельга, зло сверкнув глазами.

Глава 3. Здравствуй школа, мордобой

Причину столь странной реакции Хельги опекун растолковал мне, когда та уже выскочила из-за стола и скрылась в своей комнате.

— Она же по факту самый младший офицер на "Фениксе", да ещё и барышня, — усмехаясь в усы, проговорил дядька Мирон. — Вот и подумай, на кого капитан скинет обязанность присматривать за юнцом... помимо боцмана.

— О-о-о... — понимающе протянул я.

— Именно. Вот и бесится дочка, что из неё няньку делают. Глупая, — фыркнул Завидич.

— А почему глупая? Я бы тоже был не в восторге от такой перспективы, — пожал плечами я.

— Тебе позволительно. Ты службы ещё не нюхал, — отмахнулся дядька Мирон, словно закрывая тему. Я нарочито внимательно взглянул на опекуна, и тот, очевидно сжалившись, всё-таки соизволил объясниться: — За всех матросов ответственность несёт боцман. И только боцман. Он им папа, мама, бог и воинский начальник. Но! Частенько офицер на корабле получает... хм, подопечного матроса. Обычно из новичков. А уж если офицер сам новичок на корабле, так и вовсе в обязательном порядке обзаводится подопечным. Так и команда быстрее притирается, и капитан имеет возможность оценить командные качества нового офицера... Обычное дело на флоте, можно сказать, традиция, освящённая десятилетиями. Но вообще-то ты не о том думаешь.

— В смысле? — не понял я.

— Лучше бы обратил внимание на то, что капитану "Феникса" уже рекомендовали тебя как кандидата в экипаж, — поднял палец вверх дядька Мирон. — Не дожидаясь результатов твоих испытаний. Смотри, не подведи меня. Будет очень неприятно, если в твоём табеле будет не хватать хотя бы одного "превосходно".

— Кхм... по-моему, это обещание касалось поступления в училище, разве нет? — нахмурился я.

— Да? А я и запамятовал, — делано удивился Завидич, но тут же посерьёзнел. — И Несдинич мог запамятовать. Понимаешь?

— Понимаю, — вздохнул я.

— Вот и славно. А теперь... — Опекун демонстративно взглянул на часы. — Тебе не пора начинать готовиться к испытаниям? Или мы зря тащили все эти книги?

— Уже иду, — улыбнулся я, поднимаясь со стула. На пороге обернулся. — А что, Хельге о моём трудоустройстве говорить не будем?

— А ты разве уже на службе? — вопросом на вопрос ответил Завидич. — Приказ покажи.

— Нет, но...

— Вот и не беги впереди паровоза, — отрезал опекун, вот только его улыбка напрочь убивала всё впечатление от деланой грозности. — Рано, Кирилл. Вот сдашь испытания, представишься капитану, тот впишет тебя в судовую роль, тогда уж и сообщим дочке об этом радостном событии. А пока... не стоит, право слово.

Ну не стоит так не стоит. Опять же, настроение у Хельги сейчас совсем не располагает к нормальному восприятию подобных новостей. Так что лучше действительно подождать, пока она повеселеет. Всё равно, насколько я помню, долго злиться Хельга не умеет. Отходчивая...

И побежали дни... Повторение гимназического материала, изучение того, что пропустил за год, тренировки и штудирование литературы по воздухоплаванию и рунике... мой график оказался забит настолько плотно, что не было возможности даже выбраться в город. Хотя бы на полдня... да что там! Я в ближайший сквер на часовую прогулку раз в два дня и то не выходил без книги под мышкой. Так, за всеми своими занятиями я и не заметил, как подошло время испытаний.

Этим утром, как и много раз до того, меня разбудил звонок будильника. Поднявшись с кровати, я прогулялся до ванной и, лишь приведя себя в порядок и окончательно проснувшись, вспомнил, что сегодня мне предстоят два первых экзамена.

Мандража не было. Здешняя математика уровня выпускника гимназии не вызывала у меня ничего кроме лёгкой зевоты. Словесность? Да, тут могли быть кое-какие сложности, но... ничего такого уж пугающего. Обязательный минимум литературы я знаю, благо в меллингской школе упор делался именно на русских писателей, всё ж таки Венд до сих пор считается этакой неофициальной частью Русской конфедерации. Ну а если вдруг здешних знаний не хватит, то... недаром же там меня учили риторике? Учитывая, что экзамен предстоит устный... выгребу.

С этими мыслями я вернулся в комнату и, со вздохом покосившись на уже ставший привычным набор из брюк, сорочки и жилета, полез в шкаф за костюмом. Боюсь, местные ханжи не поймут, если я заявлюсь на экзамен в неподобающем виде. Ну и чёрт с ними. Вот только галстук... Я покосился на шёлковую узорчатую "удавку" и, снова вздохнув, принялся одеваться. Придётся перетерпеть...

У Хельги мой парад вызвал лёгкое удивление. Ну да, она уже давно оставила попытки как-то поймать меня на незнании этикета, и наше противостояние, которое дядька Мирон находил забавным, само собой сошло на нет. А тут я спускаюсь к завтраку в сером костюме-тройке...

— У меня в полдень испытания в гимназии, — пояснил я в ответ на немой вопрос Хельги.

Та нахмурилась:

— Испытания?

— Окончание гимназии. Я не захотел терять год, дядька Мирон поддержал эту идею и договорился в местной гимназии, так что я буду проходить выпускные испытания вместе со своими сверстниками. Сегодня как раз первые. Математика и словесность, — объяснил я, спохватившись.

Совсем забыл, что раньше на эту тему мы с Хельгой не разговаривали. Она постоянно пропадала на службе, работая с картами и отрабатывая предстоящие нам в скором времени маршруты, и домой возвращалась настолько усталая, что грузить её ещё и своими делами мне казалось просто... в общем, жаль мне её было. Никогда бы не подумал, что у штурмана может быть столько работы вне рейса, честное слово.

— Ты уверен, что сдашь? — с явным беспокойством поинтересовалась дочь Завидича.

Я улыбнулся. Хельга, может быть, и производит впечатление педантки, но она искренний и добрый человек, а уж по отношению к своим...

— Не волнуйся, сестрёнка. Я же не зря столько времени над учебниками корпел, — подмигнул я ей.

Хельга вздохнула и, взъерошив с таким трудом уложенные волосы на моей голове, усмехнулась.

— Да, а я-то думала, что это он в книжки зарылся, словно библиотекарь какой? А он, оказывается, к выпускным готовился... Что ж, удачи тебе... братик, — с толикой язвительности закончила она. Ну хоть сама на себя похожа стала! А то в последнее время Хельга больше на тень походит, чем на человека. Совсем её Гюрятинич замучил...

Вызывать по телефону "емельку" для того, чтобы проехать два квартала, было бы глупо. Так что после завтрака я прихватил выправленные дядькой Мироном документы, надел плащ и шляпу... к счастью, не котелок. Когда речь зашла о покупке головного убора, я, только представив себя в шляпе-котелке, чуть не икал от смеха, и сумел настоять на покупке обычной широкополой шляпы, убедив Хельгу, что тринадцатилетний мальчишка в официальном костюме-тройке и так выглядит как минимум комично, а если на него напялить ещё и котелок, то полчаса смеха будет гарантировано всем окружающим. Хельга тогда долго спорила, но в итоге, хоть и с явным недовольством, уступила. А сейчас окинула меня изучающим взглядом и...

— Всё-таки я правильно поступила, настояв на покупке этой шляпы, — заключила она. — В котелке ты бы выглядел пародией на взрослого. А так... вполне приличный молодой человек, даже щёголь. Девушкам должен понравиться.

И рассмеявшись — так её позабавила моя перекосившаяся физиономия, — вытолкала за дверь. Как это называется, а? Женская логика, да? Оксюморон!

— Он не девушкам сейчас понравиться должен, а гимназической комиссии! — загудел у открытой двери дядька Мирон, как всегда ухмыляясь в усы. — Удачи, Кирилл!

Кивнув, я вздохнул и, приведя в порядок мысли, направился по дорожке к калитке. Миновав сквер, куда в последнее время выходил, чтобы подышать свежим воздухом и отдохнуть от зубрежки, я свернул на Кленовую улицу и, заслышав бой часов на башне управы, прибавил ходу. Одиннадцать. До начала испытаний остался час.

До гимназии идти недалеко, но ведь мне ещё нужно будет отыскать нужный кабинет. Да и приглядеться к другим экзаменующимся не мешает... Посмотреть, послушать... может, что интересное о комиссии узнаю. Тоже полезно.

Гимназия встретила меня гомоном и любопытными взглядами гимназистов щеголяющих тёмно-зеленой формой с надраенными до блеска медными пуговицами.

* * *

Появление в "макарьевской" мужской гимназии незнакомого сверстника, да ещё и в партикулярном платье, вызвало у гимназистов немалый интерес. Правда, лишь учащиеся старшего и выпускного классов демонстрировали его открыто. Младшеклассники старались не высовываться, хотя любопытные физиономии малявок мелькали на пути гостя с завидным постоянством.

— Горский, не видел, что это за фанфарон такой объявился у нас в гимназии? — Уже начавший ломаться голос заставил одного из выпускников отвлечься от беседы с приятелем. Обернувшись, названный бросил короткий взгляд в сторону поднимающегося по лестнице ровесника, прищурился и, мысленно чему-то кивнув, наконец обратил внимание на окликнувшего.

— Нет, — лениво проговорил Горский, сняв форменную фуражку с лакированным козырьком, взъерошил и без того непослушные тёмные вихры и холодно усмехнулся в лицо собеседнику.

— "Нет, не видел"? Или "нет, не скажу"? — ничуть не смутившись под насмешливым взглядом, упрямо набычившись, рыкнул тот.

— Какая разница? — качнул головой Горский и усмехнулся. — А тебе что за дело до него, Кульчич? Ну поселился в нашем конце новенький, пришёл в гимназию устраиваться... должно быть. Что за шум? Беспокоишься о возможных конкурентах? Так выпуск уже... что тебе до школьных дрязг теперь-то?

— Низо-овский, — тихо прошипел Кульчич и, презрительно скривившись, ушёл.

Горский глянул вслед удаляющемуся однокашнику и, довольно хмыкнув, вернулся к разговору с прежним собеседником, молчавшим во время короткого диалога выпускников.

— Ну и чего ты скукожился, Никита? — поинтересовался Горский, заметив попытку собеседника изобразить пустое место. — Всё, кончился Кульчич. Был, да весь вышел. Выдержит испытания, и гимназия его больше не увидит. Можешь расслабиться.

— Ага. Можно подумать, если его не будет в гимназии, так он и по улицам шататься перестанет, — пробурчал Никита. — Не тут, так там допекать будет.

— Э, брат, да ты никак в пессимисты подался? — рассмеялся Горский. — Успокойся. Кульчичу уже приготовлено тёплое местечко в училище, родители похлопотали. Учителей ему наняли, определили в помощники к мастеру, чтобы в тайны будущей профессии вникал. Так что не беспокойся насчёт этого бедняги, скоро ему будет совсем не до развлечений.

— Ох, Миша... и откуда ж ты всё знаешь, а? — чуть повеселел Никита. Слова приятеля его порадовали. Ну в самом деле, если днём Кульчич будет работать у мастера, а вечерами готовиться к поступлению в училище, времени на прежние гимназические шалости, до сих пор доставлявшие огромное беспокойство другим ученикам, у него не останется.

— Не всё, Никита, далеко не всё. Но многое, — с еле заметной ухмылкой заключил Горский, прислушался к чему-то... и улыбка стала явной. — И мои невеликие способности сейчас настоятельно рекомендуют выглянуть в холл. Идём?

— Зачем?

— Новенький знакомится с Кульчичем. Это будет забавно. Давай-давай, шевели ногами, иначе пропустим всё самое интересное!

Горский устремился вперёд по коридору, и Никита был вынужден догонять приятеля, хотя идея полюбоваться на то, как Кульчич унижает очередную жертву, ему совсем не нравилась. Но противостоять энтузиазму Михаила Горского мало кто мог. Даже учителя и те частенько шли на поводу у самого беспокойного ученика гимназии. Они успели вовремя. Кряжистый Кульчич, вечно кичившийся своим "исконным новгородством" уже кружил акулой вокруг бесстрастно наблюдающего за ним юноши в партикулярном платье. В противоположность первому забияке гимназии, крепко сбитому, коренастому тёмноволосому Кульчичу, гость был худощав и довольно высок, и в отличие от гимназиста абсолютно спокоен. В серых глазах, устремлённых на насмехающегося над ним сверстника, застыло лёгкое недоумение, и это явное пренебрежение с каждой секундой всё больше бесило Кульчича. А может быть, его выводил из себя тот факт, что вокруг уже собралось довольно много народу. Наконец Кульчич понял, что стоящий посреди холла гость совершенно не собирается реагировать на его нападки. И ошибся.

— Какая забавная обезьянка. — Слова гостя разбили тишину, словно железный шар упавший на стекло. Такого издевательства Кульчич стерпеть не смог и, не размениваясь более на слова, с рыком кинулся на обидчика.

Со стороны происходящее выглядело так, словно гость лениво шагнул в сторону, пропуская мимо себя несущегося на всех парах гимназиста. Но Горский-то знал, куда нужно смотреть, а потому оказался едва ли не единственным зрителем, успевшим заметить, как гость лёгким мимолётным движением руки поправил траекторию движения противника. Грохот, с которым Кульчич впечатался в задрожавшую под его весом тяжёлую запертую дверь, вызвал у столпившихся на лестнице мальчишек одобрительный гул. Задира отлип от содрогнувшейся двери и мягко осел на паркет, утирая юшку. В глазах муть, координации ноль... грогги.

— Вот так, — удовлетворённо кивнул Горский.

— Миш, ты знал? — дёрнул его за рукав Никита.

— Предполагал, — хмыкнул тот с неизменной полуулыбкой на лице.

— А...

— Окна моей комнаты выходят на сад дома, где он живёт, — объяснил Горский. — Я каждое утро перед уходом в гимназию вижу, как он занимается там какой-то гимнастикой... что-то вроде валлийского бокса, только с ударами ногами, как в шоссоне, знаешь?

О том, что занятия соседа очень напоминали тренировки отца с привезённым им из путешествия стариком-катайцем, Горский умолчал.

— Видел в цирке, — кивнул Никита. — Но это было совсем не похоже на цирковые бои. Интересно, а где и у кого он учился? Ты не знаешь?

— Думаю, где-то на Востоке, — не удержался от очередной демонстрации своего всезнания Горский, но тут же осёкся. — Извини, Никит. Испытание скоро, да и гостю надо помочь...

— Ох, у меня же урок через пять минут начнется! — взглянув на модные наручные часы, спохватился тот. — Если опоздаю, Валерьян Силыч точно "гуся" вкатит!

Никита махнул рукой приятелю и моментально растворился в толпе гимназистов. Тактичный.

* * *

Пришёл сдавать экзамены, называется. Только оказался в здании гимназии, как тут же влип в историю и стал предметом обсуждения всех учеников разом. А в том, что новости о моём обмене любезностями с неприятным типом в форме гимназиста вскоре разлетятся по всей школе, можно не сомневаться. И хорошо, если у этого придурка не найдутся прихлебатели... Ввязываться в капитальный мордобой мне совсем не хочется. Не в новом костюме, по крайней мере. С меня же Хельга шкуру спустит, если я его порву или даже просто испачкаю!

Скинув плащ и повесив его на сгиб локтя, я снял шляпу, вздохнул и, старательно игнорируя любопытные взгляды окружающих, направился к гардеробной. Благо указатель её местоположения висел под потолком холла. Избавившись от верхней одежды и отблагодарив гардеробщика, пожилого бородатого дядьку, куной, то есть сотой частью гривны, развернулся, чтобы отправиться на поиски места прохождения испытаний. Не тут-то было.

— Прошу прощения. — Довольно низкий, но ещё не ломающийся мальчишеский голос заставил меня притормозить.

Передо мной остановился невысокий худощавый паренёк с "умным" лицом, готовым в любую секунду расплыться в насмешливой улыбке. Непослушные тёмные, почти чёрные волосы, выбивающиеся из-под лихо заломленной фуражки, серые, но живые, смотрящие с нескрываемым любопытством глаза, курносый нос... где-то я его уже видел. Причем недавно... хм...

— Вы же гость Хельги Завидич, да? — уже чуть тише произнёс мой визави.

— Можно сказать и так, — медленно кивнул я.

— А я ваш сосед, у нас сады примыкают друг к другу, — улыбнулся парень и тут же хлопнул себя ладонью по лбу. — Ой, прошу прощения, моё имя Михаил Горский.

— Кирилл... Завидич. — Интересно, и что этому "соседу" от меня понадобилось?

Глава 4. Слова и дела

Сосед оказался довольно забавным типом... и настоящим кладезем знаний об окружающем мире. Всё-таки я почти ничего не знаю не только о Новгороде, но даже о жителях нашей улицы! А всё от того, что я, как утверждает дядька Мирон, слишком уж закопался в книги. Настолько, что у меня не нашлось времени даже на то, чтобы исследовать окрестности нашего дома. В общем, на фоне этого удручающего факта, знакомство с Михаилом Горским, кажется, знающим о соседях всё и ещё немного, стало для меня небольшой удачей. К тому же, мы довольно быстро нашли общий язык, зацепившись за интересную обоим тему, а именно воздухоплавание. Михаил грезил о небе, пожалуй, не меньше, чем я, но его привлекал не столько сам полёт, сколько возможность путешествовать, которую тот дарил.

Сын известного в определённых кругах новгородского путешественника, он явно унаследовал от отца непоседливость и любопытство исследователя. Об Иване Федоровиче Горском я слышал. Даже читал несколько его очерков о Китае, который тут по-прежнему именуют Катаем. Феноменальный человек... исколесивший полмира, умудрившийся стать своим даже в закрытой Японии, Нихоне по-здешнему. А его описания нравов и традиций жителей разных стран, больше похожие на полноценные научные труды, разве что написанные популярным, простым для понимания языком? Удивительный человек. Должно быть, некогда именно такие люди как Горский-старший открывали новые земли и щедро дарили их своим правителям.

Услышав мою похвалу в адрес его отца, Михаил неожиданно покраснел и признался, что я первый из известных ему сверстников, кто оказался знаком с работами его батюшки.

За разговором мы и не заметили, как оказались у кабинета, в котором расположилась проводящая выпускные испытания комиссия, и отвлеклись, только когда нас одёрнули, попросив вести себя потише, собравшиеся у дверей кабинета гимназисты, сосредоточенно листающие тетради и учебники, словно силясь за полчаса выучить всё то, мимо чего беспечно проходили весь учебный год... или все три. Перед смертью не надышишься...

— Это точно, — хохотнул Горский.

Я что, вслух это сказал? Вон как ученики на меня косятся. Того и гляди покусают.

— Хм, Михаил, а тебя, я смотрю, грядущее испытание не беспокоит, а? — тихо поинтересовался я.

— Математика... фи! — вздёрнул и без того курносый нос Горский. — Меня батюшка учит. По сравнению с прокладкой курса от Новгорода до Берлина выпускные задачи — это такая ерунда!

— Думаешь идти на штурмана?

— Да, — коротко, но веско ответил Михаил. Уверенно так. Хм...

— А я вот задумываюсь о капитанском патенте. — Я поделился с новым знакомым своей идеей.

— Ну, так далеко я не загадываю, хотя мысль интересная... — улыбнулся Горский. Он вообще улыбчивый парень. — Значит, встретимся в училище, а?

— Это вряд ли. — Я развёл руками. — Я буду учиться заочно... если сдам все выпускные на "превосходно".

— Жаль... значит, я окажусь единственным младшим на курсе. И подозреваю, что это будет некомфортно, — вздохнул искренне расстроившийся Горский.

— Намерен поступать в училище в этом году? — Я уважительно взглянул на собеседника.

Одно дело я... с моими знаниями из той жизни. И совсем другое — привыкший к совершенно иному темпу учёбы Михаил. Ему-то приходится учить вдвое больше материала... а всё потому, что уровень выпускного класса здесь совсем не соответствует уровню абитуриента поступающего на первый курс училища. Хочешь продолжить учёбу после гимназии? Будь добр, подтяни знания, позанимайся с репетиторами, а если не хватает денег, то поработай, начни с самых низов в той профессии, которой решил учиться. Учеником мастера, так сказать. Сурово? Зато избавляет от вала желающих получить образование для галочки или поступающих абы куда приткнуться. Собственный пот и расходы на учителей живо отваживают случайных людей. Зато остаются те, кто всерьёз решил идти по выбранной стезе. А это значит, что в стране прибавится крепких профессионалов своего дела... куда ни глянь, одни плюсы, однако.

— Конечно, в этом! — горячо воскликнул Горский, но, поймав на себе укоряющий взгляд одного из лихорадочно листавших учебники однокашников, сбавил тон. — Я отцу пообещал, что закончу училище не позже семнадцатого дня рождения. Точнее, он поставил условие, что возьмёт меня с собой в экспедицию не раньше, чем я получу диплом.

— Ага, решил стать самым молодым штурманом на флоте? — рассмеялся я.

— Точно. А что? — комично нахмурился Горский. — Чем я хуже твоей сестры? Она-то в восемнадцать штурманом стала, да ещё и на "ките". Не знаю, получится ли у меня так же, но уж закончить штурманское раньше неё я точно смогу!

— Горский! Приготовиться Завидичу! — выглянувший из кабинета секретарь огласил следующего идущего на Голгофу, и я пожал своему новому знакомому руку.

— Ни пуха, Михаил.

— К чёрту. — Тот тряхнул головой и решительно шагнул к двери.

Честно говоря, слова Горского заставили меня задуматься о вещи, которую до сих пор я в своих планах упускал. Дирижабли, руны, капитанский патент... это всё замечательно. Но без команды даже самый лучший дирижабль так и останется лишь красиво оформленной кучей металла и в воздух не поднимется. А где взять эту самую команду? Собирать с бору по сосенке, в местах типа той дыры, в которую превратился мой Меллинг? Вот уж нет... Команда у меня будет небольшая, и не хотелось бы в один прекрасный день отправиться вниз головой с собственного корабля только потому, что собранные в команде проходимцы решили попиратствовать вопреки воле капитана и владельца. Хм... Значит, нужны доверенные люди. Вопрос, где их взять.

Ответ один: искать. Благо время у меня есть, и немало.

— Завидич! Приготовиться Колычеву.

Пора. Моя очередь.

— Кирилл Завидич... ваши документы, пожалуйста, — бросив на меня короткий взгляд, попросил директор, он же глава комиссии, полный господин в чёрном вицмундире. Ухоженные усы, седая, тщательно расчёсанная раздвоенная борода, высокий лоб и усталый взгляд над стёклами пенсне. Ну прямо образец достойного директора уважаемого учебного заведения... середины прошлого столетия. Впрочем, о чём я? Он и есть такой директор. Разве что во времени немного заблудился. Лет так на шестьдесят...

— Кирилл, почему вы не форме? — раздалось кряканье слева от директора. Издавал его невзрачный тип в таком же чёрном вицмундире, что и глава комиссии, только шитьё на лацканах было не серебряным, а золотым. Представитель комитета попечения учебных заведений, должно быть...

— Я не являюсь учащимся этой гимназии. Был на домашнем обучении, — ровно ответил я.

— Домашний мальчик, а? — прищурился он, почему-то глянув на меня с явной неприязнью. — Что ж, посмотрим, чему вы смогли научиться, не отрываясь от материной юбки.

Сказал бы я тебе о материной юбке, глиста в кителе, так ведь не выдержишь, развалишься...

— Могу я взять билет? — обратился я к директору, начисто игнорируя представителя комитета.

Тот, бросив короткий взгляд на соседа справа, пухленького господина во франтоватой тройке, лениво следившего за происходящим, получил от него не менее ленивый, едва заметный кивок и повернулся ко мне.

— Прошу, Кирилл Миронович, — подчёркнуто вежливо проговорил директор, указывая на лежащие на столе листы с заданиями... перевёрнутые, разумеется.

Поблагодарив, я взял листок и отправился за парту. Четыре задания и один вопрос, на который нужно будет ответить устно.

На то, чтобы выполнить письменную часть, у меня ушло ровно двадцать две минуты. И я оказался не единственным таким... живчиком. Горский явно уже закончил со своим билетом и теперь смотрел в окно, за которым торжествовало наступающее лето. Но весна пока не сдаётся. Хоть уже и конец мая, но холодный речной ветер и то и дело хмурящееся небо настойчиво не рекомендуют появляться на улице без плаща и зонта.

А нет, решил идти "сдаваться". Я проводил взглядом поднявшегося из-за парты Михаила... Что ж, я тоже не буду терять времени. Пойду за ним.

Это было верное решение. Чёртов "попечитель" промурыжил меня добрых двадцать минут, бомбардируя дополнительными вопросами, пока билет вдруг не оказался в руках толстячка, который всё с тем же ленивым видом, не обращая внимания на обжигающие взгляды и кривящиеся в шипении губы комитетчика, вывел на моём билете и в табеле "превосходно" за устную часть ответа. Приколол билет к листу с моей работой и поднял на меня взгляд.

— Результаты письменной части узнаете после обеда. И... спасибо, Кирилл Миронович, порадовали старика. Отменное понимание материала... порадовали, да... Ну, ступайте.

Отстрелялся... последний экзамен, или испытание, как тут принято говорить, сдан. Ох и попил у меня крови этот чёртов комитетчик. На каждом предмете валил, чуть не загонную охоту устроил, язва такая. И всё равно не у дел оказался. Спасибо хорошей памяти и... ускорению мышления. Правда, после каждого экзамена из кабинета я вываливался взмыленный и уставший. Трудно так часто переключаться из обычного режима в ускоренный и обратно. Вот и сейчас, полюбовавшись на очередное "превосходно", закрывшее последнюю свободную строку в табеле, я привалился спиной к стене и тяжело вздохнул. Голова гудит как колокол...

— Ты как, Кирилл? — Горский "отстрелялся" раньше и уже привычно дожидался меня у дверей кабинета. Как-то так сложилось, с самого начала этой эпопеи с испытаниями, что мы стали дожидаться друг друга после очередного экзамена. Нашли друг в друге достойного собеседника, ха... — Кирилл?

Я открыл глаза и уставился на приятеля.

— Да всё в порядке. Отхожу от боя.

— Это да... Гонял тебя Трезуб знатно, аж тут слышно было, — покивал он. — Не повезло, что в этом году он от комитета в выпускную комиссию вошёл. Зуб у него на домашних.

— Тогда уж три зуба... исходя из фамилии, — фыркнул я, нехотя отлипая от стены. — А с чего он так неровно дышит к нашему брату, не знаешь?

Горский замялся. Что, неужели не знает? Не верю... за прошедшие две недели я уже успел убедиться, что познания Михаила просто бескрайни... когда касаются окружающих людей и событий в нашем тихом пригороде.

— Да была там какая-то тёмная история... я, честно говоря, не интересовался, — промямлил Горский.

— Ну и чёрт бы с ним, с этим "попечителем", — отмахнулся я. Накатила волна расслабления. Организм осознал, что я больше не собираюсь изматывать его многочасовыми зубрёжками, и теперь радовался предстоящему отдыху. — Михаил, у тебя какие планы на остаток дня?

— Хм... вообще-то отец хотел пригласить тебя на ужин... — протянул он и, наткнувшись на мой недоуменный взгляд, пояснил: — Фонарик помнишь? Очень он батюшку заинтересовал.

Фонарик? А, ну да, помню, как-то в ходе очередного спора с Михаилом по поводу руники использовал свою поделку в качестве примера... да так и забыл забрать его.

— И чем он ему так приглянулся? — поинтересовался я.

— Вот уж не знаю, — развёл руками Горский, но тут же спохватился. — В смысле, отец говорил что-то о двух "пустых" режимах, но мне было не до того, так что в детали я не вникал.

— Понятно, — кивнул я.

Вот ведь догадливый Иван Федорович... это ж он, получается, не смог разобраться с инфракрасным и ультрафиолетовым свечением, но само наличие непонятных функций заметил... и заинтересовался. Наблюдательный человек. Хм... Ладно, раз пригласили, схожу, хоть познакомлюсь с мировой знаменитостью. Не шучу. Его действительно знают не только в Новгороде, но и в Европе и на Востоке, что Ближнем, что Дальнем... даже очерки его за рубежом печатают.

Уже стоя у калитки своего дома, я заверил Михаила, что не забыл о приглашении и обязательно загляну в гости в восемь вечера, после чего распрощался с приятелем.

А дома меня ждал скандал. Хельга каким-то образом узнала, кого именно прочат юнцом на "Феникс", и, сорвавшись со службы, явилась домой, чтобы устроить "подлым заговорщикам" большой бэмс.

Крики "Почему не предупредили?!" и "Как вы могли?!" постепенно вылились в выспреннюю речь том, что она-де "не нанималась нянькой к строптивому необразованному мальчишке и не намерена вытирать сопли мелкой помоечной..."

— Договаривай, Хельга... — попросил я, опёршись плечом на дверной косяк. — Мелкой помоечной крысе... ты же это хотела сказать?

Дядька Край... всё не привыкну называть его Мироном, как следовало бы, смачно сплюнул прямо на ковёр гостиной, смерил дочь разочарованным взглядом и молча вышел из комнаты.

— Рик... Кирилл... — забормотала Хельга.

— Продолжай. Что замолчала? — поинтересовался я. — Это же правда... я действительно крыса, только не помоечная, а трюмная. Так нас называли горожане, вахтовики и поселившееся в Меллинге отребье, ищущее контракта. Хотя сами они, пожалуй, хуже крыс. У них был выбор, уехать или остаться в той бочке дерьма, в которую превратился Меллинг, и жить по новым, откровенно людоедским законам. У меня такой возможности не было. Близкие мертвы, документов нет, а твоему отцу, уж извини, в начале этой эпопеи я не настолько доверял, чтобы поселиться с ним под одной крышей. Да и сам он тогда почти тут же угодил в гарнизонную тюрьму и вышел оттуда только через месяц. За это время я успел организовать себе вполне приличное жильё... нашёл заработок. Не престижный, да... зато честный. Извини, возможности жить на полном пансионе в каком-то училище, спать на чистых простынях и питаться трижды в день, заодно получая уважаемую профессию, у меня тоже не было. Но я справился... своими силами. Заметь, я никого не грабил и ничего не воровал, хотя мог бы, наверное. Что может быть проще, чем подстеречь какого-нибудь пьяного матроса в тёмной подворотне, пристрелить его и ограбить? Но нет, вместо этого я ползал по ржавым остовам "китов", в любую погоду, в жару и холод, корячился, искал что-то, что может принести мне честный доход. Ты знаешь, каково это, просидеть в двадцатиградусный мороз четыре часа в железном ящике размером метр на три, пытаясь снять чудом уцелевший купольный датчик давления? Я знаю. Наловчился, научился. Работал, и смог сам обеспечить себе всё то, что ты получала на блюдечке с голубой каёмочкой. Одежду и чистую постель, толковые инструменты и оружие... не поверишь, у меня даже ванная и тёплый клозет были, их я тоже сделал своими собственными руками. И имущество своё я отстаивал сам... вполне успешно. Так кто кому сопли должен вытирать? Ты, выросшая на всем готовом, не знающая, с какой стороны браться за гаечный ключ или нож, собираешься приглядывать за мной? Смешно. Трюмная крыса меньше всего нуждается в присмотре домашнего ухоженного котёнка.

Закончив свой спич, я смерил Хельгу взглядом, но, в отличие от Края, не стал портить ковёр и, махнув рукой, отправился в свою комнату. Пора собирать вещи.

А что? Если я правильно понимаю, то обещание выполнено. Все испытания сданы на "превосходно", а значит, пора представиться капитану "Феникса". Надеюсь, мне не откажут в немедленном заселении в кубрик?

Но прежде, чем я добрался до своей комнаты, меня тормознул хмурый дядька Край... то есть Мирон... прямо на лестнице. Не знаю, что хотел сказать мой опекун, настроения вести душещипательные беседы у меня не было. Поэтому я просто протянул ему выуженный из внутреннего кармана табель. Отец Хельги, кажется, понял моё состояние. Взяв листок и пробежав по нему глазами, он слабо улыбнулся.

— Молодец, — тихо проговорил он. — Завтра отправимся в порт, для представления Гюрятиничу. Кирилл, ты...

— Не дурак, понимаю, — вздохнул я, смирившись с тем, что разговора всё же не избежать. — Она вспылила, она так на самом деле не думает... Мне нет до этого дела, дядька Край. Уже нет.

— Я с ней поговорю.

— А смысл? Кому от этого станет лучше? Ей? Вряд ли. Нотации, даже по делу, настроения ещё никому никогда не улучшали. Мне? Как я уже сказал, мне нет до неё дела. Тебе? Сомневаюсь... что бы ты ни сказал, помириться у нас не получится. По крайней мере, в ближайшее время. А о доверии я и говорить не буду. Не знаю, как Хельга, а я ей доверять, как тебе, уже не смогу. Извини. Так зачем тогда воздух сотрясать?

— И что, оставить её с этой дурью в голове? — рыкнул Завидич и вдруг сгорбился. — И когда ж она успела-то, а?

— Что именно? — уточнил я, аккуратно вынимая из ладони дядьки Мирона чудом не смявшийся табель.

— Стать такой... такой ханжой — кое-как подобрав слова, буркнул он и, вздохнув, кивнул в сторону моей комнаты. — Ладно, иди отдыхай.

Пожав плечами, я сложил лист табеля и, убрав его обратно во внутренний карман пиджака, пошёл в комнату. Отдыхать... Ну да...

Испортила мне Хельга настроение. ПМС у нее, что ли? Или она действительно считает меня помоечной крысой, из жалости взятой отцом на попечение?

Да к чёрту! Какое мне дело, что думает эта фифа?! Хочется ей, такой благопристойной и приличной барышне, думать обо мне как о каком-то клошаре? Вперёд и с песней, тем более что последние полтора года именно им я фактически и являлся. Обижаться на правду было бы глупо, не так ли? Но... отчего ж тогда так противно на душе?

Глава 5. Частности и мелочи

Встречу с отцом Горского пришлось перенести на другой день. Идти этим же вечером в гости и непринуждённо улыбаться, поддерживая беседу, я бы не смог. Настроения не было совершенно. Поэтому я просто ушёл на прогулку, едва услышал, как Завидич начал по второму разу отчитывать Хельгу, старательно втирая ей, чтобы не вздумала трещать обо мне и моей биографии где попало. А что, с неё станется... наверное. С другой стороны, да весь экипаж и так наверняка в курсе нашей эпопеи.

А на следующее утро, едва часы пробили восемь, к дому подъехал заказанный дядькой Мироном "емелька", и уже в половину девятого мы были в порту.

Владимир Игоревич Гюрятинич — потомок старого новгородского рода, что, собственно, понятно из его фамилии, капитан Вольного флота и владелец дальнего транспортника "Феникс" — встретил нас в каюте собственного "кита", куда мы долго добирались под присмотром ражего детины в матросской робе и с внушительной "гаубицей", сверкавшей никелем в открытой кобуре на поясе.

Невысокий, подтянутый, с открытым загорелым лицом, одетый в идеально подогнанный чёрный мундир, лет двадцати восьми — тридцати, эдакий плакатный командир со стальным взглядом и волевым подбородком. Капитан "Феникса" поднялся нам навстречу и, поприветствовав со скупой улыбкой, предложил располагаться в креслах у его стола. М-да, а каюта у капитана "кита" не чета тем каморкам, что я видел на каботажниках.

Поздоровавшись со старым знакомым, дядька Мирон представил меня капитану, и в брошенном Гюрятиничем взгляде я заметил лёгкую настороженность. Ну да... навязанный мальчишка... как ещё мог смотреть на меня капитан и владелец корабля? Я же для него источник беспокойства. Ладно взрослые члены экипажа, тут хотя бы знаешь, чего от них ожидать. А вот что может выкинуть тринадцатилетний юнец, не знает никто... Ничего удивительного.

— Полагаю, вы, Кирилл, и есть тот самый молодой человек, что желает начать службу на моём корабле, не так ли? — поинтересовался капитан, когда мы расселись за столом.

— Именно так, Владимир Игоревич, — кивнул я.

— Что ж, похвально... нынче не многие молодые люди отваживаются начать свою карьеру со службы юнцом. Пусть и на "ките", — задумчиво проговорил Гюрятинич. Синие глаза смерили меня долгим изучающим взглядом, задержались на миг на огрубевших ладонях, в которых я сжимал папку со своими документами. — Чего вы ждёте от этой службы, Кирилл?

Вопрос прозвучал неожиданно, но сбить меня с толку таким приёмом?

— Знаний. Умений, — коротко ответил я.

— Надо же... а мне показалось, что вы ищете убежища, — ровным, бесстрастным тоном произнёс капитан. И вроде бы не поддел, но ощущение... м-да.

— Если бы мне нужно было убежище, я бы уехал за Урал, — я пожал плечами, мимоходом отметив мелькнувший в глазах Гюрятинича интерес. — Но там у меня не будет возможности получить нужные знания.

— Мечтаете о карьере воздухоплавателя?

— И о собственном "ките".

— Дерзко... а учитывая ваше нынешнее положение, я бы даже сказал, нагло, — медленно проговорил Гюрятинич, не сводя с меня пристального взгляда.

Хм... Это было завуалированное оскорбление, или капитан решил проверить меня на вспыльчивость?

— Если смотреть только в землю, никогда не увидишь звёзд. Тебе ли этого не знать, Володенька... — А вот в тоне Завидича явно послышалась угроза.

Капитан отвёл от меня взгляд и, нахмурившись, откинулся на спинку кресла.

— Я никого не хочу обидеть, дядька Мирон, — ответил Гюрятинич. — И уж точно меньше всего я хотел бы поссориться с тобой и твоей семьей. Но... кое-кто из моих офицеров вчера был очень недоволен грядущим пополнением экипажа, и это мнение я тоже не могу не учитывать.

— Володя, дела семейные, они в семье и остаются, — проникновенно заговорил Завидич. — И в нашем случае пусть так и будет. Хорошо? А служба пусть идёт как должно. Что же до этого твоего офицера, уж поверь, до вашего вылета я мозги-то ей вправлю. Ремнём по заднице, чтоб чушь не несла!

— Вот за такие сложности я и не терплю кумовства на корабле... — со вздохом заметил Гюрятинич, скинув маску строгого капитана.

— Раньше об этом вспоминать надо было, когда на Хельгу глаз положил... Тоже мне, подарок он ей сделал, штурманом взял! — проворчал дядька Мирон и неожиданно улыбнулся. Вот так новости...

— Младшим, — уточнил зачем-то Гюрятинич, отводя взгляд.

— Да хоть капитаном! — фыркнул Завидич, но тут же посуровел. — В общем так: меньше слушай Хельгу, она о Кирилле почти ничего не знает. А то, что видела, не понимает. Или ты считаешь, что я стал бы ручаться за пропащего человека?

— Нет, конечно, — вскинулся капитан.

Хм, а дядька Мирон для него, оказывается, авторитет... Надо запомнить.

— Вот и славно. А чтоб не было недопонимания, я тебе прямым текстом говорю: за Кирилла я ручаюсь. Понял?

— Понял. — Гюрятинич явно расслабился и, расстегнув верхнюю пуговицу кителя, вдруг предложил: — Может, чаю попьём, дядька Мирон, Кирилл?

— Это дело... а то, понимаешь, с ходу огорошил, подозревать в чём-то начал... — проворчал Завидич.

Чай принёс тот же матрос, что провожал нас к капитану. Белоснежный фарфор на серебряном подносе, на мой взгляд, смотрелся в интерьерах "кита" несколько... хм... неожиданно, но, с другой стороны, в чужой монастырь со своим уставом не ходят, правильно?

Чай оказался отменным, а выпечка — свежайшей... Они что, прямо на камбузе её готовят?! Хорошо живёт экипаж "Феникса", ничего не скажешь.

— Скажи, Володя, неужели ты действительно поверил россказням моей дочери? — поинтересовался Завидич, вдохнув поднимающийся над чашкой ароматный пар.

— Хм... тут, дядька Мирон, просто слишком много всего наложилось. Просьба Седьмого департамента, возраст предполагаемого юнца... тринадцать — это не пятнадцать, согласись? Ну и слова Хельги о найдёныше со свалки тоже сыграли свою роль, не без того. Как-то уж очень мутно всё получается. Даже с учётом интереса Седьмого департамента, — уже куда более расслабленным тоном объяснил Гюрятинич.

— Кстати, как Хельга вообще узнала о личности кандидата? — прищурился дядька Мирон, и капитан неожиданно смутился.

— Мм... я вчера получил письмо от контр-адмирала Несдинича. Ну а когда прочёл фамилию, хотел подшутить над Хельгой...

— Детство в заднице заиграло, да? Владимир, с каких пор письма из Седьмого департамента стали поводом для шуток?! — взъярился Завидич. — Ты в своём уме, капитан?!

— Мирон Куприяныч, да ну что вы!

— Молчать, щегол! Кирилл, выйди!

Честно говоря, я и сам уже подумывал, как слинять из каюты капитана, чтобы не стать свидетелем грядущего разноса. Такого урона своему авторитету Гюрятинич мне не простит точно... особенно учитывая тот факт, что я буду служить под его началом.

В общем, из каюты я исчез со скоростью звука и вернулся, лишь когда выглянувший за дверь дядька Мирон позвал меня... чай допивать, ага. Правда, вопреки ожиданиям, когда я вошёл, в капитанской каюте царила вполне мирная атмосфера, а о бушевавшем здесь урагане напоминали разве что чуть покрасневшие лица собеседников.

— Но под начало Хельги я Кирилла поставить не могу, — как ни в чём не бывало заговорил Гюрятинич, будто продолжая недавно прерванный разговор. Впрочем, может, так оно и было.

— И правильно. Грызться будут. Да и не доросла ещё Хельга до командования. Ветра в голове много, — согласился Завидич.

Видимо, речь шла о той самой традиции, суть которой недавно объяснял мне дядька Мирон.

— Извините, а можно назначить моим куратором второго помощника капитана? — тихо спросил я.

Взрослые переглянулись.

— Ветрова, что ли? — уточнил Гюрятинич.

Я кивнул. Капитан нахмурился, но почти тут же его лицо просветлело.

— Ну да, это же он вёл шлюп... И чем же тебе так угодил наш Святослав Георгиевич, а?

— Мастерством.

Уж не знаю, чем его так зацепил мой ответ, но за идею наставничества Ветрова, Гюрятинич ухватился с немало обеспокоившим меня энтузиазмом и даже пообещал в ближайшее время представить нас друг другу как положено.

— Мирон Куприянович, не возражаете, если сегодня вечером мы со вторым помощником нанесём вам визит? — осведомился капитан у Завидича, и причины такого воодушевления капитана "Феникса" стали кристально ясны. Ну да, нашёл способ напроситься в гости.

— Почему бы и нет? — пожал плечами дядька Мирон. — Буду рад видеть вас к ужину.

— Хм... Владимир Игоревич... — заговорил я, поймав паузу в беседе. — А когда я могу перевезти свои вещи на борт?

Завидич нахмурился, но вмешиваться не стал. И правильно. Спорить с ним, да ещё при капитане, не хотелось, но и оставаться жить под одной крышей с Хельгой я не желал.

— В любой день. "Феникс" пробудет в порту ещё две недели, — откликнулся Гюрятинич, явно не заметив перемены настроения дядьки Мирона. Капитан выудил из ящика стола небольшой медальон, демонстративно коснулся его печаткой с изображением феникса и подтолкнул на миг засветившийся металлический кругляш по крышке стола в мою сторону. — Вот, держи. Это пропуск и знак принадлежности к экипажу "Феникса". Надень и не снимай до окончания контракта. В любом порту, при любой проверке, он заменит тебе паспортную книжку. Ясно?

— Ясно. Но... вот контракта-то я до сих пор и не видел. — Я покрутил в руке простенький металлический медальон на цепочке, украшенный своеобразной рамкой из рун и стилизованным изображением феникса. А на обороте медальона по центру выбит двузначный номер. Сорок восемь. В экипаже кита меньше пятидесяти человек?

— Упущение, — меланхолично заметил Завидич, глядя куда-то поверх головы капитана.

Тот хмыкнул... и на стол легла папка с тоненькой стопочкой исписанных от руки листов внутри.

— Ознакомься... юнец, — протянул мне бумаги Гюрятинич, и под его удивлённым взглядом я погрузился в чтение. Уж что-что, а читать канцелярит меня ещё в той жизни научили.

По мере прочтения документа я передавал уже прочитанные листы дядьке Мирону для ознакомления. Ну а что, совет опытного человека в подобных делах не повредит. Тем более что со здешней правовой системой я почти не знаком. В Меллинге было как-то без надобности, а в Новгороде навалились другие дела... но зарубку в памяти о необходимости хотя бы поверхностного знакомства с законодательством я себе сделал.

Матросский контракт, как потом объяснил мне дядька Мирон, штука стандартная, для всего Вольного флота. Отличаются, в основном, лишь суммы жалованья да выплаты "боевых". Ну да в условиях засилья каперов и просто пиратов такой пункт в контракте не кажется чем-то странным.

Подписав прочитанный документ, я уже с полным правом надел на шею флотский медальон, после чего пообещал капитану в течение трёх дней прибыть на борт своего нового "дома". Дядька Мирон в очередной раз недовольно поморщился, но этим дело и ограничилось. Тем временем Гюрятинич уже вызвал боцмана и, кивнув в мою сторону, начал отдавать приказания.

— Знакомься, Кузьма Николаевич. Это Кирилл Завидич — юнец "Феникса". Проведи его по кораблю, покажи, что у нас где, и определи в кубрик. В твоё распоряжение он поступит через три дня. Об обязанностях расскажешь сам, дежурства согласуешь со вторым помощником. Ясно?

— Так точно, господин капитан! — рявкнул седоусый боцман, морщинистый, словно шарпей, но при этом живой и подвижный, будто шарик ртути. Компактный, жилистый такой дядька лет под пятьдесят, с откровенно плутовской физиономией.

— Кирилл, это наш боцман. Его приказы для тебя отныне как божий глас. Выполнять будешь всё, что он скажет, быстро, чётко... и с умом. Кроме него подчиняешься только наставнику. Кстати об уме... Что будешь делать в случае получения двух разных приказов?

— Доложу о противоречии по команде, — пожал плечами я, вспомнив слова дядьки Мирона, когда он рассказывал о традициях наставничества на флоте.

— По команде... ишь ты, — пробормотал в усы боцман, так и оставшийся стоять в дверях.

— Верно, — кивнул капитан. — Ладно, идите оба. А мы тут с Мироном Куприяновичем ещё потолкуем. Да, Кузьма... по окончании экскурсии не забудь вернуть юнца, где взял. Понятно?

— Так точно, господин капитан. — Боцман взглянул на меня и мотнул головой в сторону выхода. — Ну идём, Кирилла... посмотришь, где служить будешь.

Надо же... "Кирилла". Ко мне так разве что дедовы братья в том мире обращались...

Стоило нам покинуть капитанскую каюту и закрыть дверь, как боцман замер на месте и, смерив меня о-очень долгим взглядом, вздохнул.

— Ох и угораздило же тебя, паря...

— Вы о чём, Кузьма Николаевич? — не понял я.

— О наставнике. Чем ты не угодил капитану, что он определил тебя к Святославу Георгиевичу?

— А что, он такой лютый? — напрягся я.

— Да не то чтобы... но высокомерный, это да. Нашего брата-матроса в упор не замечает. Оно бы и ничего, да он и офицеров-то не слишком жалует. Только капитан для него авторитет, — покачав головой, с готовностью объяснил боцман. — Ну да ладно, познакомишься ещё, сам поймёшь. А пока иди за мной. И рассказывай...

— Что рассказывать? — не понял я. Мысленно я уже корил себя за то, что вылез со своим предложением о личности наставника в разговоре с капитаном. Ну что мне стоило промолчать?

— О себе рассказывай, тетеря. Кто таков, что умеешь, каким местом думал, когда в юнцы решил идти... — ухмыльнулся боцман, шагая по глухо звякающим решёткам фальшпола.

Ну, что могу, расскажу... Почему бы и нет?

Из порта мы с дядькой Мироном выбрались только часа через два. За это время я успел лишь пробежаться по основным коридорам и галереям "Феникса", да вдоволь наболтаться со своим будущим начальником и командиром Кузьмой Николаевичем Осташковым.

Боцман оказался крайне любопытным и говорливым типом, совершенно непохожим на сложившийся у меня образ этакого бывалого морского волка... прошу прощения, воздушного, конечно, воздушного волка. Ни тебе затейливого матерка, ни трубного голоса и широких, словно лопаты, ладоней, ни даже курительной трубки в зубах. Наверное, я просто слишком много читал приключенческих романов. Зато корабль и всё его хозяйство Кузьма Николаевич знает от и до.

Показал он мне и кубрик, в котором я буду жить. К моему удивлению, это оказалась отдельная каюта! Да, она больше похожа на половинку вагонного купе, и кроме койки с рундуком под ней и столика с узким шкафом рядом в ней ничего нет... да и не поместится. Но это отдельное помещение! Тогда как я рассчитывал максимум на четырёхместный кубрик.

— Это же дальний транспортник, Кирилл, — усмехнулся боцман в ответ на мой удивлённый возглас. — За полгода в рейсе, не имея личного пространства, матросы и резню устроить могут, от скученности. Ну и почему бы не добавить немного комфорта, если объёмы "кита" позволяют? Всё же не боевой дирижабль, да. Вот там, не только матросня, офицеры и те не все могут рассчитывать на личные "апартаменты".

В общем, экскурсия по кораблю меня искренне порадовала, так что даже мысли о возможно допущенной ошибке в выборе наставника ушли куда-то на второй план. А вот дядька Мирон всю дорогу до дома хмурился. Ему явно пришлось не по душе моё решение съехать на корабль.

— Как же ты намереваешься служить на одном корабле с Хельгой, если даже жить с ней под одной крышей не хочешь? — прервал молчание Завидич, когда до дома оставалось всего несколько кварталов. Ну, что я говорил?

— Служба есть служба, — пожал плечами я. — Да и сомневаюсь, что мы с ней на корабле так уж часто видеться будем.

— Служака... — с неопределённой интонацией протянул дядька Мирон. — Ладно, твоё дело. Ты парень самостоятельный, сам разберёшься. Об одном прошу. Не лезь на рожон. Юнцу с офицером спорить не по чину, а Хельга, как ни крути, офицер. Пусть и младший.

— Не дурак, понимаю. Да и контракт читал, — кивнул я.

Завидич только головой покачал. Может быть, он и хотел что-то сказать, но в этот момент ландо остановилось, и дядька Мирон, так и не сказав ни слова, выбрался из салона.

* * *

— Ну, Кузьма, что скажешь о нашем пополнении? — поинтересовался Гюрятинич.

— Бойкий парнишка и головастый... Железо знает... хотя и не любит. А вот небо обожает.

— Вот как... — протянул капитан. — Небо, значит, ему нравится. Хм, может, и сработается он с Ветровым, а? На почве общих интересов... Как думаешь, Кузьма?

— А может, другого наставника ему определить? Это ж ещё не решено? — чуть помявшись, проговорил Осташков. Но Гюрятинич только усмехнулся и кивком отпустил подчинённого. Выйдя за дверь, боцман вздохнул:

— И чем же ты, парень, так не угодил капитану, а?

Глава 6. Долг платежом...

Вечером того же дня Гюрятинич, как и обещал, явился в гости, притащив на буксире и своего второго помощника. В отличие от фонтанирующего красноречием и остроумием капитана "Феникса", не перестававшего весь вечер сыпать комплиментами в адрес рдеющей от удовольствия Хельги, Ветров оказался весьма неразговорчивым типом. Не угрюмым, нет, просто очень молчаливым.

Оживился он лишь однажды, после ужина, когда Хельга с Владимиром уже напрочь были потеряны для общества, а мой опекун вышел из комнаты, чтобы принести трубку и табак. Второй помощник капитана, прохаживаясь от нечего делать вдоль полок с книгами, наткнулся на какую-то заинтересовавшую его инкунабулу. Покосился в сторону Хельги, млеющей под бормотание капитана и, хмыкнув, вернул книгу на место. Меня же спрашивать о чём-либо господин Ветров явно посчитал ниже своего достоинства... или просто не заметил. М-да, кажется, прав был боцман, когда говорил, что Ветров матросов в упор не видит. Вот оно, наглядное подтверждение... ха!

А томик-то, кстати, знакомый, я его уже обыскался, когда увязывал свои книги, готовясь к отъезду. Вот только что он делает на книжной полке в гостиной?

Дождавшись, пока помощник капитана устроится в кресле и угостится табаком, предложенным вернувшимся в комнату Завидичем, я подошёл к книжному шкафу и, взяв с полки заинтересовавшую Ветрова книгу, направился к двери. Лучше отнести её к себе сразу, чтобы потом не забыть.

— Кирилл, ты же не намерен сейчас читать? — вдруг отвлёкшись от беседы с Гюрятиничем, спросила Хельга. — У нас всё-таки гости...

— Разумеется, не собираюсь, — пожал плечами я.

— Тогда, будь добр, поставь книгу на место.

— Именно это я и собираюсь сделать.

— Кирилл, поставь мою книгу на место, несносный мальчишка, — не повышая голоса, ледяным тоном произнесла Хельга.

Не понял...

— И будь добр, впредь спрашивай разрешения, когда берёшь чужие вещи.

— Чужие вещи? — Я взглянул на обложку книги.

Да нет... "Принципы построения многоуровневых рунных структур. Том II"... ещё типографской краской пахнет. Это точно моя книга! Хельга совсем с катушек съехала?

— Извините, Хельга Мироновна, но вы ошибаетесь. Это второй том трёхтомника, купленного мною не далее как неделю назад в магазине напротив Софийских ворот.

Хельга натянуто улыбнулась, поднялась с кресла и, быстро подойдя, буквально выдрала книгу у меня из рук. Сохраняя на лице улыбку, она поставила томик на полку и вытолкнула меня из гостиной, прямо под ошеломлённым взглядом отца. Да я сам в шоке!

— Извините, господа... дикий подросток. Никакого понимания, что такое собственность! — донеслось из-за захлопнувшейся перед моим носом двери. Да она совсем охренела!

Почувствовав, как вокруг поднимается ветер, смерчем заворачиваясь вокруг меня, я еле успел взять Воздух под контроль. Угомонив стихию, тяжело вздохнул.

С-сука... хитрая. Решила-таки избавиться от нового члена экипажа, да? Не мытьём, так катаньем... Ла-адно. Сыграем.

Ты ведь рассчитываешь, что я ворвусь сейчас в гостиную и попытаюсь забрать книгу, показав себя несдержанным мальчишкой, либо забьюсь в выделенную мне комнату и просижу там до ухода гостей, словно обиженный ребенок? Хм... Нет, но как она шустро сориентировалась, а? И я всё удивлялся, что она на меня весь вечер так поглядывает, словно ждёт чего-то... А Хельга, оказывается, дожидалась удобного случая... шустра, лиса.

— Кирилл... — Пока я приводил мысли в порядок, стоя посреди холла, из гостиной вышел Завидич, и в руках у него была пресловутая книга.

— Да, дядька Мирон? — поднял я на него взгляд.

— Кхм... ты это... чёрт! Да не знаю я, что на неё нашло! — Опекун с досадой дёрнул себя за ус.

— Зато я знаю... Хельге очень не хочется возиться с малолетней помоечной крысой, только и всего. Её, кажется, бесит сама мысль, что коллеги будут ассоциировать её — офицера "Феникса", лучшую выпускницу своего курса — с венедским клошаром... по какому-то недоразумению носящим ту же фамилию, что и она. — И тут мне в голову пришла мысль. Нет, не так. МЫСЛЬ! — Хм, дядька Мирон... а сколько Хельга платит за аренду этого дома?

— Что? При чём здесь это? — не понял Завидич.

— Мне просто интересно...

— Мм... если не ошибаюсь, полторы сотни гривен в год.

— А во сколько обходятся услуги кухарки?

— Кирилл, что ты задумал?

— Сколько, дядька Мирон?

— Тридцать гривен в год.

Хм, неплохо. Выходит, пятнадцать гривен в месяц... Сто пятьдесят марок! Да на эти деньги в Меллинге обычная семья может три месяца прожить без проблем. Ладно... Я здесь сколько? Полтора месяца, так? Умножаем, округляем... плюс еда... а, ещё же персональный шлюп от Меллинга до Новгорода... и услуги доктора не забыть...

— Дядька Мирон, у меня маленькая просьба. Капитан ведь в курсе твоей службы в департаменте, я не ошибаюсь?

— Кирилл, ты меня пугаешь, — хмуро проговорил опекун.

— И всё же...

— Ну ты же слышал наш разговор на "Фениксе". Разумеется, он в курсе.

— А...

— Да, и Ветров тоже. Иначе в Меллинг пришлось бы отправляться самому Гюрятиничу.

— Замечательно. Подыграешь?

— Я об этом пожалею, — пробурчал себе под нос Завидич, но... махнул рукой и согласился. Кажется, выступление дочурки допекло и его. Ну и замечательно.

— Тогда, будь добр, подожди секунду. Мне нужно кое-что взять в комнате.

Опекун наградил меня долгим изучающим взглядом и кивнул. А я, улыбнувшись, помчался вверх по лестнице в свою комнату.

* * *

Святослав помнил этого паренька. Неучтённый пассажир в шлюпе. Чумазый, измотанный мальчишка в заляпанной чужой кровью кожаной куртке и комбезе механика, несмотря на явную усталость не отводивший восторженного взгляда от обзора, пока шлюп лавировал среди нагромождений мёртвого железа. И провалившийся в сон, едва свалка дирижаблей исчезла, скрытая проплывающими под шлюпом облаками. А ещё он помнил притащенные мальчишкой на стоянке продукты. Кто бы мог подумать, что об ужине для шестерых взрослых будет заботиться тринадцатилетний мальчуган, судя по рассказу Завидича, проживший год с лишним на свалке дирижаблей, вдали от людей... и заслуживший прозвище Отшельник от единственного человека, которого можно было бы назвать его другом? Да, во время того ночного перелёта Мирон много чего рассказал о своём странном приятеле...

Тем неприятнее было увидеть, как ведёт себя Хельга в отношении человека, без тени сомнения бросившегося на помощь её отцу... Не по приказу и не в надежде на награду. Просто потому, что так правильно! Впрочем, чего ещё ожидать от дипломницы? Такая же напыщенная идиотка, как и все её однокашники. Тоже мне, "элита неба"! Гонора больше, чем мозгов... Летуны в белых перчатках, ни разу не бывавшие в машинном отделении... тьфу!

— Так ты считаешь, что этого будет достаточно? — Звонкий голос мальчишки, входящего в гостиную, из которой его недавно выставила Хельга, заставил Ветрова отвлечься от дальнейшего осмотра домашней библиотеки Завидичей.

Тоже, кстати, показательное зрелище. Единственная серьёзная книга среди всего этого сборища слезливых романов как раз и послужила причиной дурной выходки Хельги... И почему-то Святослав ни на секунду не усомнился, что как раз эта самая книга принадлежала отнюдь не вспыльчивой хозяйке дома... Стоп-стоп-стоп. О чём речь? Ветров взглянул на остановившихся у окна Завидича и его сейчас чему-то довольно кивающего подопечного.

— Что ж, тогда так и поступим. Одну сотню гривен я передам в департамент, а вторая пусть станет оплатой за моё проживание здесь... и за услуги доктора.

— Кирилл, это уж слишком... — прогудел Завидич, но мальчишка только плечами пожал.

— Я же не тебе их плачу, а Хельге... так сказать, за хлеб, за соль, за ласку и приют, — проговорил он под ошеломлённо-возмущённое аханье дочери Завидича, да так, что только идиот не понял бы издевки.

И Ветров не сдержал ухмылку. Ай, молодца, парень. Уел дуру!

* * *

Из дома Хельги я съехал тем же вечером, сразу после того, как с вежливой улыбкой вручил девушке десяток червонцев. Ну как вручил... в подол ссыпал, пока она глазками хлопала. То ещё оскорбление на самом деле... если бы взрослый мужик такое учудил. Но мне-то тринадцать лет, и на барчука, откупающегося от забеременевшей девки, я совсем не похож. Кто ж поверит, что мальчишка со свалки о таких вот древних заморочках понятие имеет? Ну а то, что тамошний мой тренер не только бою учил, но и кое-каким тонкостям этикета, а вместе с ним и искусство изящного оскорбляжа, по его же собственному меткому выражению, стороной не обошёл, здесь никто не знает. И не надо. Пусть лучше считают случайностью. Обидной, конфузной... но уж никак не умыслом.

Собственно, так и вышло... правда, в глазах дядьки Мирона мелькнуло на миг сомнение, но, кажется, выходка дочери его так из себя вывела, что он предпочёл ничего не заметить. Ну да я и не рассчитывал, что мне удастся ввести его в заблуждение. За последние полтора года дядька Мирон очень хорошо меня изучил... и уж то, что я не склонен к дешёвым эффектам, да и вообще стараюсь не делать лишних телодвижений, он знает точно.

Большую часть имевшейся наличности, не обращённой в дорожные чеки, я отдал на хранение расстроенному происходящим опекуну. После чего попрощался с тёткой Еленой, договорился с Завидичем о встрече, погрузил в багажный кофр вызванного "емельки" собранные вещи и укатил в порт. Надеюсь, Кузьма Николаевич не обидится на меня за поздний визит.

Не обиделся. Удивился, это да... особенно когда увидел количество привезённых мною книг, нашедших своё новое пристанище в рундуке под койкой. Немного неудобно, конечно, но в шкафу им места точно не найдётся. А мне же ещё нужно и одежду где-то хранить, да и прочие мелочи...

Воспользовавшись тем, что до начала моей службы осталось ещё добрых двое суток, на следующий день после заселения я отправился в город на прогулку... ну и по делам. Не сидеть же мне в пустом дирижабле без толку и смысла? Был бы на месте тот же боцман, я бы, может, напросился на продолжение экскурсии, но, кроме охраны, на "ките" никого не было. Даже ухажёр Хельгин и тот решил посвятить этот день работе в конторе.

Эх, вот вляпался я с этой дурой. Была же нормальным человеком, а тут как вожжа под хвост попала... И ведь чую, чую, что она ещё устроит мне весёлую жизнь на "Фениксе", да куда ж теперь спрыгнешь... и надо ли?

Я почесал в затылке и сплюнул. Да какого чёрта? Вон, там пять лет от дурных родственников отбивался, а здесь только хвост неприятности показался, а я уже задумываюсь о том, как половчее драпать? Ну нет... посмотрим ещё, кто кому в супчик перчика положит.

Дядька Мирон дожидался в той самой кофейне-пекарне, где у меня не так давно произошла стычка с похмельным идиотом...

На этот раз обошлось без эксцессов. Опекун занял столик под "маркизой", и к моменту моего прихода перед ним уже дымилась пара чашек — кофе для Завидича и какао для меня, а на тарелке лежали те самые пирожные, что мне так и не удалось попробовать в прошлый раз.

Никакого желания обсуждать вчерашнее происшествие в доме Хельги у меня не было. Да и дядька Мирон, кажется, совсем не горел желанием поднимать эту тему. А посему мы ограничились текущими делами. Завидич продемонстрировал мне письмо, написанное контр-адмиралом Несдиничем директору флотского училища, и, заметив мою улыбку, еле заметно усмехнулся.

— Матвей Савватеевич — человек слова. Ты сдержал данное обещание, он ответил тем же. Так что допивай какао, и поехали в училище. Только учти, директор может устроить тебе экзамен прямо на месте. Ты к такому готов?

Я уверенно кивнул, одним глотком допил какао и встал из-за стола.

— Шустрый, — одобрительно кивнул Завидич, в свою очередь опустошая чашку. Ну а пирожные... я их ещё раньше съел.

Опекун бросил на стол куну чаевых, тут же исчезнувшую вместе с пустой посудой, и мы отправились в порт. Именно там, недалеко от огромного краснокирпичного павильона вокзала, расположилось небольшое скромное здание, готовящее офицерский состав Вольного флота. Пожалуй, лучшее учебное заведение подобного толка во всей Новгородской республике, и точно одно из лучших в конфедерации.

К моему удивлению, подача документов на обучение в училище много времени не заняла, хотя, как и предупреждал Завидич, мне, не сходя с места, прямо в кабинете директора был устроен форменный экзамен. Вообще-то это было необязательно, поскольку в отличие от будущих курсантов дневного отделения претенденты в слушатели-заочники никаким вступительным испытаниям не подвергаются. Зато первая сессия становится для них сущим кошмаром. Именно на ней происходит основной отсев лентяев и идиотов.

Всё это мне театральным шепотом поведал опекун, пока мы дожидались приёма у директора училища. Ну а после долгой беседы с местным "царём и богом" я получил от секретаря директора список литературы для самоподготовки и сочувственное сетование на то, что нынче ни одного курсанта-дневника в училище не сыскать, а то можно было бы разжиться лекциями за первый курс. Дескать, оч-чень пользительная вещь для слушателя.

Пока я непонимающе хлопал глазами, мой опекун неопределённо хмыкнул, и на столе перед секретарём оказались две серебряные монетки — полугривны. Да, здесь до сих пор ассигнациям предпочитают монеты, да ещё и с жёстко увязанным биметаллическим курсом. Золото относится к серебру как один к пятидесяти... причём серебро считается стратегическим металлом, поскольку широко используется в артефакторике.

Ну а пока я предавался размышлениям об особенностях здешней денежной системы, полугривны исчезли со стола, будто их и не было. Зато вместо них тут же возникла стопка тетрадей, исписанных почти каллиграфическим почерком.

— От одного из курсантов осталось. Знатный был аккуратист... сейчас, наверное, уже капитанский патент имеет, — со вздохом пояснил секретарь.

Завидич покивал и принялся перелистывать тетради.

— Действительно, весьма аккуратные и точные записи.

— О да, у меня, кстати, если нужно, и лекции следующих курсов имеются. Вплоть до выпускного, — с готовностью кивнул секретарь.

Четыре курса... я хмыкнул и, выудив из кошелька нужную сумму, положил её перед "тороватым купцом". Опекун и секретарь взглянули на меня с одинаковым удивлением. Впрочем, дядька Мирон понимающе усмехнулся, а "купец", масляно сверкнув глазками, вытащил ещё несколько стопок тетрадей. Куда более толстых, чем первая...

— Кирилл, ты в своём репертуаре, — покачал головой Завидич, когда мы оказались на улице.

Я перехватил поудобнее связки с тетрадями и улыбнулся.

— Угум. А теперь в книжный...

Опекун расхохотался:

— Идём, книгочей.

Дядька Мирон забрал у меня одну из связок, и мы направились в сторону кремля, к уже знакомому мне магазину.

А вечером я отправился в гости к Горским. Дом известного путешественника встретил меня чучелом вставшего на дыбы белого медведя. Благо потолок в холле был достаточно высок, чтобы зверюга не пробила его своей косматой башкой, сверкающей чёрными агатами глаз. Создавалось впечатление, что медведь смотрит на всех входящих с лёгкой долей высокомерия. Ещё бы, с трёхметровой-то высоты!

Шарахнувшись в сторону от такого вот приветствия, я еле удержался, чтобы не ударить белоснежного зверя электроразрядом. Остановил меня только тихий смешок вышедшего в холл Михаила. Ничего себе шуточки у хозяев дома. Этак можно ведь и с копыт слететь от испуга!

— Здравствуй, Кирилл! — улыбнулся Горский, протягивая мне руку.

— И тебя туда же, — не удержался я от ворчания, но руку пожал.

— Отец должен быть с минуту на минуту, а пока... идём в гостиную. Илона уже накрыла стол к чаю... Венские пирожные любишь?

— Мм... не знаю, не пробовал, — честно ответил я, и Михаил, возмущённо покачав головой, потащил меня в гостиную, ликвидировать столь вопиющий пробел в гастрономических познаниях. Но не успели мы приступить к дегустации, как в холле раздался какой-то шум. Михаил поморщился. Хм, судя по его мимике, смею предположить, что это пришёл не ожидаемый нами Иван Федорович. Дверь в гостиную хлопнула...

— Знакомься, Кирилл. Мой двоюродный брат Валерьян... — кисло произнёс Горский, указывая на вошедшего в комнату явно чуть поддатого молодого человека.

Ну что я могу сказать? Новгород, оказывается, очень маленький город.

ОМП — здесь, оружие массового поражения.

Конец — здесь употреблено в значении "район". Исторически в реальном Новгороде существовало пять концов: Людин, Загородский, Неревский, Плотницкий, Славенский.

Низовский — так жители Новгорода презрительно называли всех живших ниже озера Ильмень или выходцев из тех областей. В данном случае можно сказать, что это новгородский аналог современного "понаехали".

Шоссон — вид французской школы рукопашного боя. В отличие от савата, считавшегося, да и бывшего по сути "уличным" боем, шоссоном занималась знать. Собственно, название "шоссон" происходит от названия обуви, носившейся в фехтовальных залах. Отличительным признаком шоссона был удар ногой в голову. Фактически такой же символ, как в нынешнем тэквондо.

25