Engel: Мини-рассказы

Инграм в последний раз взглянул на обнаженное неуклюжее тело в машине. В этот раз все будет в порядке, он был уверен в этом. Он нажал на пластиковую кнопку и начал крещение.

Зажужжав, машина ожила. Рывком она приподняла тело ангела, и его крылья расправились. Механические руки с блестящими иглами пришли в движения, вонзая эти самые длинные иглы в точно высчитанные места на теле, крыльях и голове. Ангел застонал, его веки вздрогнули, но он все же не пробудился от своего глубокого сна. В следующие несколько часов всемогущество Господа начнет растекаться по всему его телу, и когда он наконец очнется от своего сна, то станет истинным ангелом церкви. Его дары будут улучшены и превратятся в сверхъестественные способности. Он станет одним из немногих существ, способных сражаться с Повелителем Мух и его тварями.

Сам же Инграм тем временем безмолвно молился...

Понтифик Максимус

Руфус Андреани прежде шел этим путем лишь однажды. Тогда, пятнадцать лет назад, ему было всего десять, и мать взяла его на Dies Liberorum, День Детей, в Ватикан. Путешествие туда было для него полно чудес, однако он помнил, что встреча с Понтификом Максимусом напугала его. И даже теперь он чувствовал себя неприятно, хотя на этот раз Понтифик пригласил его лично.

"Будьте благословенны, дети. А когда вы станете взрослыми, совершите паломничество в Рома Аэтерна вместе со своими семьями, как прежде ваши отцы и матери. Я буду рад вам. Поступив так, вы будете дважды благословлены".

Это были единственные слова, которые Петр Второй сказал им на их родном языке пятнадцать лет назад. Руфус хорошо его помнил, мальчика в белом одеянии, что ниспадало до земли. У Руфуса не было семьи, так как он присоединился к монахам. И привели его сюда не поиски второго благословения, а тайна вечной молодости, которой обладал Понтифик Максимус. Некоторые говорили, что он руководит церковью вот уже четыреста лет и не состарился ни на день. Эта мысль не давала Руфусу покоя с тех пор, как он увидел столь юно выглядящего Петра Второго много лет назад.

Его память об этом месте не затуманилась, зал остался таким же. Здесь все также высоко на стенах мерцая висели чаши с огнем, а под ними можно было увидеть храмовников, частично сокрытых тенями. Они были тщательно отобраны, чтобы стать личной охраной главы Ангельской церкви. Руфус не видел их лиц, но был уверен, что они постоянно за ним наблюдают. Пятнадцать лет назад здесь толкались тысячи детей, но все они держались на расстоянии от этих могучих воинов. Тогда ему было некомфортно от тесноты и запаха всей этой детворы, но в какой-то мере он даже был рад этому, так как думал, что окажись он здесь один, то умер бы со страха. Сегодня же Руфус понимал, что это место было специально сделано так, чтобы внушать страх посетителям, но даже зная это, он все равно был немного напуган.

В конце зала располагался огромный вход с казалось бы непреодолимыми вратами. Перед их двумя мягко сияющими створками стояли два стража, странно бледных и в блестящих золотых доспехах. Неуверенно он пошел к ним и показал пожелтевший свиток, что передал ему писчий Понтифика Максимуса давным-давно. Этот свиток будто бы и правда обладал чудесной силой. Ни говоря ни слова стражи отступили и отворили врата, которые также не издали ни звука.

По сравнению с предыдущим помещением тронная зала была ярко освещена. Под потолком здесь располагалось единственное окно из выпуклого стекла, которое напомнило Руфусу гигантскую линзу. Когда его глаза привыкли к свету, он обратил внимание, что здесь, похоже, ничего не поменялось за прошедшие пятнадцать лет. Широкие ступеньки, вырубленные из лучшего мрамора, вели к простому трону, на котором до сих пор не было каких-либо украшений или орнаментов. И он по-прежнему оставался единственным предметом мебели в этой огромной зале. Сперва Руфус был удивлен, когда заметил, что здесь есть и другие люди, но потом понял, что Понтифик не стал бы устраивать встречу лишь ради него одного. Он не был уверен, сколько здесь собралось людей — несколько десятков или сотен? Размеры залы делали подобные подсчеты невозможными — прибывшие выглядели здесь лишь небольшими группками, затерявшимися на огромных просторах.

Руфус пошел по ступеням, ведущим в помещение, и присел на последней из них. Белый мрамор был скользким и холодным, весь в зазубринах от тысяч ног тех, кто веками приходил сюда, чтобы увидеть Понтифика Максимуса.

После того, как все посетители прибыли, стражи также вошли внутрь и закрыли врата за собой. Затем вперед вышли Сариилиты, что появились будто бы из ниоткуда. Они заняли предназначавшиеся им места и чистый звук заполнил помещение. А затем огромные двери за троном отворились и в залу вошел сам Понтифик Максимус.

Руфус вздрогнул. Это был он, мальчик в белоснежном длинном одеянии. Понтифик Максимус Петр Второй стал перед своим троном и кивнул собравшимся. Когда он сел, Сариилиты внезапно замолкли, а сам Петр начал молится. И хотя Руфус учил латынь, он не мог уловить, о чем говорилось в молитве — слишком уж он был захвачен видом ребенка перед собой. Он даже не заметил, что Понтифик Максимус уже закончил молиться, и начал обращаться к отдельным группам пилигримов и благословлять их. Лишь когда сиятельный взгляд Петра Второго встретился с его собственным, он понял, что смотрит на него с открытым ртом.

‒ Руфус Адреани! Как хорошо, что ты прибыл сюда.

Битва Эйнхарда

Глаза Эйнхарда сузились. Теперь это должно было произойти в любой момент. Он сделал быстрый кивок, и его электи построились клином, приготовив свои мечи и алебарды. Прозвучал звук рога ‒ и они понеслись вниз по склону, единым отрядом обрушившись на бронированных всадников врага. Эйнхард заметил, что его враги были наемниками, возможно даже основой этой небольшой армии совращенных. Их доспехи были укреплены хитином тварей Семени Кошмара, их лица были закрыты крепкими кожаными масками бледно-зеленого цвета.

Брат Зигфрид возглавил атаку и первым столкнулся с врагом. Он сильно ударил лезвием своей алебарды в нагрудную пластину одного из наемников, оружие соскользнуло и отрубило мужчине руку у самого плеча. Не прекращая двигаться, Зигфрид взмахнул алебардой и пробил им шею другого наемника. Тот упал с коня, не издав ни звука.

Два отряда всадников схватились друг с другом подобно животным, в эдаком смертоносном танце крови и стали. Эйнхард знал, что теперь он уже никак не поможет своим электи. Он готовил их к подобной битве как мог, постоянно тренируя. А теперь он уже ничего не мог для них сделать. Он отстегнул свой длинный изящный боевой молот от седла и краем глаза заметил, что один из наемников вонзил свое копье в плечо брата Августинуса. Лицо юного электуса скривилось от боли, однако он усидел на коне и использовал замешательство нападавшего, чтобы объехать его коня, а затем отрубил голову наемнику точным ударом своего длинного меча. Появилось еще двое наемников, которые пригвоздили брата Августинуса к его коню. Животное заревело от боли и упало, погребя всадника под своим массивным телом.

Эйнхард не думал о мести. Его сердце и подковы лошади стучали в едином ритме, ритме битвы, в его голове было совсем пусто. Его оружие будто бы жило своей жизнью, выписывая замысловатые узоры и нанося удары, от которых кровь врагов разлеталась в воздухе.

Но затем что-то изменилось.

Вокруг незначительно потемнело, свет стал меркнуть, стал доноситься запах серы и паленой плоти. Эти изменения были едва заметны, но Эйнхард знал, что они означают. Он был прав все это время. Его молот пробил нагрудную пластину очередного напавшего на него врага, но четкий ритм боя был уже нарушен. Он бросил быстрый взгляд на частокол и заметил, что теперь в центре вражеского лагеря быстро вращался столб дыма. Он развернул своего коня и посмотрел на своих электи. В большинстве своем они заняли позицию на краю поля битвы, как он и приказывал. Эйнхард подал своим людям знак рукой и приготовился отступать.

Он остановил своего скакуна на небольшом холме и посмотрел в небеса. Их работа сделана, они не в силах предотвратить то, что произойдет дальше. Теперь уже ангелам предстояло столкнуться с новым врагом, который мог появиться на поле боя в любой момент.

Гиганты в воздухе

Они находились в этом проклятом рве уже пять дней. В первую же ночь вода начала проникать в их убежище. На третий день буря сломала крышу, и двое из них провели следующие две ночи безо всякой защиты от стихии. Еще вчера они пытались воспринимать всю ситуацию с юмором, но этим утром, после второго поводья и бессонной ночи никто из них не произнес ни слова. Марик даже не попытался развести костер, а у Ранальфа не было желания просить его об этом.

По крайне мере хоть не было холодно. Инферно, горящее где-то на восточной стороне горизонта, распространяло над землей горячий ветер.

Ранальф поднялся и взобрался наверх рва. Сузившимися глазами он посмотрел на стену огня. Осторожно мужчина вынул длинный сверток из своего рюкзака. Развернув мягкую ткань, он достал из нее подзорную трубу. Скорее всего, это была последняя вещь в его снаряжении, которая еще не намокла. Немного подумав, он обернул трубу тканью, чтобы так оно и оставалось.

Он уже сбился со счета, сколько раз смотрел на красную стену огня за последние дни. Но дождь и усталость были забыты, когда его взгляд снова упал на Инферно. Слишком многое зависело от того, сумеют ли они предупредить город вовремя.

Ранальф почти пропустил темную точку, но теперь сомнений быть не могло: что-то парило в воздухе перед стеной огня.

Несколько мгновений спустя он был уверен: точка растет. Она двигалась — прямо к их позиции.

Будто загипнотизированный, Ранальд смотрел в свою подзорную трубу, наблюдая за точкой, которая становилась все больше. Вскоре стали видны неясные очертания, отдававшие черным блеском. А потом Ранальф заметил, что у этого размытого пятна есть ноги.

‒ Тревога! Вот оно! — крикнул он и отложил подзорную трубу. — Посланники, по коням. Пусть Перт едет в город, а Гвенча скачет в монастырь Маркхельда и приведет сюда ангелов! Солдаты немедленно начали двигаться. У них всех в городе были семьи и друзья, и они знали, что теперь каждая минута на счету.

Существо стало видно уже четче. На его черной насекомоподобной голове не было глаз, только гигантские жвала, а еще из его тела торчали бесчисленные ножки.

Но оно было одно. Осторожно, чтобы не потерять чудище из виду, Ранальф переместил подзорную трубу слева направо. Не было никаких признаков других тварей.

‒ Подождите, ‒ сказал он посыльным, которые уже седлали коней. Ранальф опустил подзорную трубу и посмотрел на стену огня невооруженным глазом. Точка была уже видна безо всяких приборов. Ранальф закрыл глаза и прислушался. Не было слышно знакомого звука движения крыльев, только тихое жужжание, будто бы исходящее откуда-то издалека.

И внезапно он понял. Это тварь была просто огромная, гораздо больше тех демонов, что напали на город в прошлом году. То были чудища размером с корову, у которых были шипы на панцирях и острые жвала. Эта же тварь была во много раз больше их.

Ранальф снова быстро раздал приказы посыльным, а другим солдатам приказал снова укрыться в убежище и замаскировать его при помощи веток и грязи. Подобное место нередко являлось наилучшей защитой против одного-единственного врага.

После этого он снова поднес подзорную трубу к глазам. Тварь немного изменила свой курс, и теперь он четко видел, насколько же она была огромной. А пока он за ней наблюдал, произошли и другие перемены.

Полет чудовища замедлился, и оно начало корчится и сжиматься прямо в воздухе. Внезапно холодный утренний воздух пронзил нечеловеческий вопль. С последним своим спазмом это гигантское порождение Семени Кошмара развалилось прямо в воздухе.

Ранальф смотрел на это приоткрыв рот. Обнадёживающая мысль закралась ему в голову: возможно, столь огромная тварь просто не могла выжить вне Выжженных земель.

Но надежда на легкий исход умерла тут же. Место твари заняло разрастающееся черное облако, и отдаленное жужжание стало более громким и пронзительным. Оно становилось все больше, и через подзорную трубу Ранальф уже видел адские очертания больших и малых демонов, что вылетали из останков только что издохшей гигантской насекомоподобной твари.

Теперь Ранальфу и его людям уже точно оставалось только бежать...

Глоссарий

Аб — глава Химмеля и единственный, кто может контактировать с архангелом ордена. В церковной иерархии аб эквивалентен кардиналу.

Абт — см. аб.

Абтисса — аб женского пола.

Ангел — один из слуг небес, который внешне похож на ребенка и обладает большими крыльями. Ангелы — Небесное Воинство, состоящее из различных ангельских орденов.

Ангельское крещение — ритуал превращение избранных в посланников небес. Также известен как крещение ангелов.

Архиепископ — сановник церкви, в ее иерархии находящийся ниже кардиналов и Понтифика Максимуса.

Архиепархия — область, принадлежащая архиепископу.

Архимандрит — глава замка-монастыря Сариилитов, аналог аба в Хоре.

Архкомтур — военный лидер, который подчиняется дуксу и командует комтурами, которые, в свою очередь, командуют отрядами мрачных всадников.

Армаментариум — склад оружия.

Арматура — начальники и тренера храмовников в Химмелях и монастырях.

Аэдитус (мн. аэдитуи) ‒ альтернативное название членов ордена храмовников из Рома Аэтерны.

Бегинки — сестры из монастыря или Химмеля, также известны как сороры. [Бегинки — преимущественно женское религиозное движение 12-18 веков. Прим. переводчика]

Братство — небольшой отряд внутри небесной иерархии. Состоит из пяти членов, обычно по одному представителю из каждого ангельского ордена. Иногда братство сопровождают несколько храмовников.

Вестициар — монах, который проводит ангелов через последние этапы их инициации.

Вольные птицы — странствующие наемники, которые часто нанимаются защищать караваны богатых купцов.

Война еретиков — кампания по искоренению, во время которой было убито несколько тысяч людей, признанных еретиками. Она началась с восстания морлоков в начале двадцать седьмого столетия.

Высшие дни — праздник Ангельской церкви в честь окончания года.

Выжженные земли — область выгоревшей земли, дыма и ядовитых испарений, которая остается там, где прошло Инферно.

Гавриилиты — орден, названный в честь архангела Гавриила. Его члены носят черные одеяния и являются наиболее устрашающими ангелами из всех. Этих посланников Бога также порой называют ангелами смерти. Они совершенствуются в различных способах ведения войны и убийствах, так как были избраны, чтобы нести правосудие Господа. Их символ — пылающий меч.

Городской барон — см. диадох.

День Детей — праздник, который Ангельская церковь отмечает в честь тех детей, что помогли Европе оправится от катастрофы Второго потопа.