Дозорный

— Моем?.. — повторил удивлённый Браэн.

— Да. Судя по тому, что я услышал о вас за последнюю неделю, в дозоре вас считают неуживчивым, упрямым, вздорным, но при этом — щепетильным, смелым и на редкость бескорыстным человеком. Подобные качества встречаются нечасто. Было бы ужасно жаль, если бы они пропали даром. К счастью, сестры утверждают, что, когда вы окончательно поправитесь, то сможете вернуться к службе в страже. Я намеревался предложить вам выбор: либо вы займете место вашего бывшего капитана здесь, либо я устрою для вас перевод в Адель и сделаю вас десятником стражи Северной стены. Вы будете служить под началом капитана Валька. Думаю, он вам понравится. Во всяком случае, к своим обязанностям вы относитесь одинаково серьезно.

Браэн считал, что чувствует себя уже гораздо лучше, но сейчас он снова ощутил головокружение — то ли от переутомления, то ли от открывающихся перед ним блестящих перспектив.

— Дело серьезное, так что подумайте спокойно, — посоветовал сэр Ирем. — Время у вас есть. Примерно минут пять.

Ниру беззвучно шевельнул губами, ошарашенно уставившись на рыцаря. Лицо у коадъютора было серьезным, даже, может быть, преувеличенно серьезным, но в серых глазах светилось затаенное веселье.

— Да шучу я, Ниру. Думайте, сколько угодно, — хмыкнул Ирем. — Кстати, если вы решите все-таки выбрать Адель, придется что-то делать с вашим чувством юмора. Если вы будете служить на Северной стене, то видеться мы с вами будем часто, а я не хотел бы видеть это выражение лица всякий раз, когда у меня будет хорошее настроение.

Рыцарь поднялся на ноги и небрежным движением расправил смятый плащ.

— На первый раз достаточно. Завтра пришлю к вам орденского дознавателя. Расскажете ему обо всем, что знаете. Учитывая, что вашего капитана уже допросили с ворлоком, вы вряд ли сможете добавить что-то новое, но порядок есть порядок.

Ирем вышел, а Браэн ожесточенно почесал зудящий лоб под шапкой из бинтов. Ну и дела... А соблазнительно, конечно, одним махом превратиться из обычного дозорного — в капитана стражи! Стать начальником всех своих бывших сослуживцев и не подчиняться никому, кроме городского капитула или орденского претора... Товарищи по койкам уже бросились поздравлять Ниру и призывали по такому случаю все же истребовать у целительниц подаренную Браэну бутыль домашнего вина, которую сестры унесли на кухню. С этим предложением Браэн охотно согласился, и несколько добровольцев из числа ходячих пациентов отправились препираться с сестрами. Но вот идея насчет капитанской должности не только грела его самолюбие, но и смущала Браэна, причем чем дальше, тем сильнее. Капитану стражи нужно разбираться в городской торговле, знать таможенное дело... тогда как образование самого Браэна кончалось на умении читать, писать и знании строго определенных уложений и законов. Этого было вполне достаточно, чтобы на совесть выполнять свои обязанности в дозоре, но определенно не достаточно, чтобы занимать должность капитана.

Кроме того, Браэн не горел желанием видеть своих старых товарищей. Уничижительная характеристика, которую им дал сэр Ирем, словно вскрыла нагноившийся нарыв, и Браэн понял, что, хотя он никогда не позволял себе обдумать эту мысль с начала до конца, бездействие этих людей все это время вызывало в нем обиду, удивление и гнев. Ниру боялся, заняв место капитана, не сдержаться и начать срывать досаду на всех тех, кто много месяцев спокойно наблюдал за его безнадежными попытками добиться справедливости.

По всему выходило, что разумнее всего будет отправиться в Адель.

"Если вы будете служить на Северной стене, мы с вами будем часто видеться" — сказал сэр Ирем. Браэна такая перспектива совершенно не прельщала. Не то что бы Ирем ему не понравился. Напротив, его рассуждения о справедливости и соблюдении закона отозвались в Браэне радостным удивлением. Вплоть до сегодняшнего дня он еще никогда не встречал человека, чьи мысли об этих предметах были бы настолько же созвучны его собственным. Но в то же время общество мессера Ирема было довольно-таки неуютным. Он... обескураживал. И Браэн ощутил, что чувствовал бы себя не в пример спокойнее, если бы знал, что перевод в столицу не потребует от него слишком частого общения с главой Ордена.

Но, к сожалению, тут ему выбирать никто не предлагал.

2.

Вопреки заверению мессера Ирема, в первые месяцы в Адели Браэн видел коадъютора не слишком часто, но в дозоре его все равно считали "человеком коадъютора". По-видимому, капитан не стал скрывать от остальных, что Браэн переведен в Адель личным приказом лорда Ирема. О причинах этого перевода Петер Вальк то ли ничего не знал, то ли не пожелал делиться этой информацией с подчиненными.

Браэн, конечно, мог дождаться подходящего момента и как бы случайно рассказать о своей службе в Мелесе, а также объяснить, что с Орденом он столкнулся всего один раз в жизни — когда разговаривал с мессером Иремом в больнице Дома милосердия. Но природное упрямство взяло верх над здравым смыслом. Если его сослуживцы так уж сильно хотят знать, что его связывает с Орденом и почему его перевели в Адель — пусть подойдут и спросят сами. Не хватает смелости задать прямой вопрос?.. Тогда Браэна это не касается!

Его товарищи, похоже, думали иначе. Стоило Ниру усесться где-нибудь в углу казармы чистить и точить свой меч или чинить перетирающийся подбородочный ремень у шлема, как его соседи принимались беспардонно сплетничать о личной жизни коадъютора или горланили очередную песенку о том, как орденские рыцари, рискуя жизнью, несут героическую службу в пиршественных залах и у дверей спальни короля, пока на долю стражи достаются мелочи вроде убийств и поножовщины. То ли его товарищи надеялись, что он не выдержит и выдаст самого себя каким-нибудь неосторожным замечанием, то ли, напротив, наслаждались, представляя, как он будет пересказывать услышанное лорду Ирему.

В подобные моменты Браэн неизменно притворялся, будто он оглох — и, вероятно, снова делал что-нибудь неправильно, поскольку это раззадоривало шутников сильнее, чем открытая досада.

В такие моменты Браэн думал, что, вообще-то, будни стражи с Северной стены включали в себя куда больше посиделок в караулке и в трактирах, чем стычек с опасными преступниками, а гвардейцы Ордена, как показал его недавний опыт, вовсе не проводили дни и ночи в пиршественных залах и дворцовом парке, охраняя лебедей, фонтаны и пруды. Наоборот, они готовы были мчаться в Мирный и на месте разбираться с тем, что какому-то безвестному дозорному из местной стражи проломили голову, когда он шел к себе домой. Но заступаться за гвардейцев было глупо, да и во всех этих песенках, высмеивавших Орден и превозносящих городскую стражу, не чувствовалось настоящей злости. Совершенно рядовые, где-то даже добродушные насмешки подчиненных над начальством.

После окончания дозора его сослуживцы расползались по трактирам, но Браэн, привыкший держаться наособицу и не любивший многолюдные компании, предпочитал проводить время в одиночестве. Дозорные, конечно, тут же вбили себе в голову, что после службы Браэн отправляется куда-то по секретным орденским делам, а пара человек даже пытались за ним проследить — но Ниру быстро обнаружил "хвост" и посоветовал шпионившим за ним парням бросить эту затею и присоединиться к остальным в корчме — если они, конечно, не хотят впустую прошататься по столице несколько часов, а потом винить Браэна за погубленный вечер.

Разоблаченные "доглядчики" выглядели смущенными, но терять им было уже нечего, так что они прямо спросили, куда он все время ходит. Ниру скрывать было нечего — в дожди и в холод он либо сидел в казарме, либо шел в столичное Книгохранилище, а в погожие дни — обследовал столицу, начиная со знакомых улиц возле Северной стены и постепенно прибавляя к ним все новые и новые кварталы. Стражнику положено знать городские закоулки, как свои пять пальцев. Воры, побирушки и карманники, как тараканы, знают в городе любую щель, и с легкостью проскользнут между пальцев у любого, кто привык изо дня в день ходить по одним и тем же улицам. Все это он изложил двоим "шпионам" и, похоже, оставил их в некотором замешательстве — то ли поверить этим скучным, но, скорее всего, честным объяснениям, то ли продолжать держаться за более интересную идею о таинственных занятиях нового десятника.

Браэн их даже отчасти понимал. В детстве он с соседскими мальчишками тоже выдумал целую историю о том, что живший по соседству пекарь — соглядатай на службе у Призраков, который выполняет поручения аварцев из Айн-Рэма — только потому, что они видели, как какой-то аварец торчал в его лавке и тайно передавал пекарю под прилавком крайне подозрительные полотняные мешочки. Браэн и его друзья чуть ли не целый месяц следили за "доглядчиком из Цитадели", находя все новые и новые нелепые "улики" против пекаря, которым они сами едва верили, но которые на общих сходках признавались за блестящие и неопровержимые доказательства их правоты, пока в конце концов эта игра им не наскучила и они не признали очевидное — что тот таинственный аварец, не иначе, из-под полы продавал пекарю контрабандные специи для его выпечки.

Браэн надеялся, что нынешняя ситуация со временем разрешится так же мирно. Но, когда он уже начал думать, что именно так и будет, судьба — будто в насмешку — снова свела его с сэром Иремом.

Прошло уже два месяца с тех пор, как Браэн поступил в дозор, и в столице настала настоящая зима. Было никак не позже девяти часов утра, и Ниру шел по солнечному, посвежевшему от снега городу, жуя купленный по дороге мясной пирожок, когда его окликнули по имени. Браэн удивленно оглянулся, но, увидев на другом конце улицы светловолосого мужчину в синем орденском плаще, со вздохом выбросил остаток пирожка в сугроб и, незаметно вытирая масляные руки о штаны, направился навстречу Ирему.

— Второй патруль сейчас в казарме?.. — сказал рыцарь таким тоном, словно они разговаривали пять минут назад.

— Да, мы на подхвате, — сказал Браэн. Дозор капитана Валька состоял из четырех десятков человек, из которых два дежурили на Северной стене и патрулировали прилегавшие кварталы, один отдыхал, а еще один числился "на подхвате" — то есть вроде бы тоже отдыхал, но не мог отлучаться из казармы и должен был быть готов по любой надобности примчаться на помощь первым двум.

— Отлично. Мне как раз нужен десяток человек. Идем в вашу казарму, — велел Ирем.

Браэн заколебался.

— Монсеньор, капитан Вальк отправил меня в магистрат — узнать, когда в совете будут обсуждать вопрос о патрулях в дни Зимних праздников, — заметил он.

— Никуда он не денется, ваш магистрат, — отрезал Ирем, направляясь вниз по улице и махнув Браэну рукой, чтобы тот следовал за ним.

Ниру смирился с неизбежным. Хотя глава имперской гвардии и не являлся его непосредственным начальником, о том, чтобы отказать Ирему и идти выполнять приказ Петера Валька, не могло идти и речи. Никто его не похвалит за подобную принципиальность — уж скорее, Старика от такой "исполнительности" удар хватит. Так что оставалось только делать то, что требовал лорд Ирем.

Браэн нагнал рыцаря и зашагал с ним вровень.

— Могу я узнать...

— Сперва в казарму, а потом в один трактир недалеко отсюда. Поохотимся на лиса, — отозвался коадъютор. Браэн вопросительно взглянул на рыцаря, и Ирем пояснил — Нужно арестовать одного проходимца — Лювера по кличке Ловкий Лис. Начинал этот Лювер, как обыкновенный вор и шулер, но недавно дошел до того, что убедительно сыграл аварского купца и... рыцаря из Ордена. Последнего ему, кстати сказать, делать не стоило. За остальные свои выходки мог бы отделаться обычной каторгой. Но у нашего Лиса, несмотря на его ловкость, с обычным житейским здравомыслием — беда.

Браэн призадумался, перебирая имена и описания преступников, которых им было предписано высматривать среди проезжающих через ворота. Лювера по кличке Ловкий Лис среди них не было. Такое имечко — три Л подряд — вряд ли забудешь или с чем-то перепутаешь.

— Мессер... боюсь, я ничего не слышал про такого человека. Разве его описание не сообщали страже?

— Его описание пришло из Внутриморья этим утром. Я велел принцепсу послать его приметы в магистрат, а сам поехал к старому знакомому на улицу Менял. Но не успел проехать полпути, когда наткнулся на этого самого Лювера прямо посреди на улице. Он как раз вышел из "Вдовы" — помятый, пьяный и страшно довольный сам собой, — голос мессера Ирема звенел от злой веселости. — Сперва я даже не поверил в то, что это Лис. Приметы подходили идеально, но всё-таки трудно допустить, что человек, которого разыскивает Орден, сам притащится в Адель и будет здесь разгуливать средь бела дня. Я бросил у первой же открытой лавки своего коня, а сам пошел за ним. Он явно здорово напился этой ночью, потому что возле Нового моста улегся на парапет фонтана и выпил целый галлон воды. Пока он лакал воду из фонтана, я разглядел шрам на шее возле уха, и тогда уже окончательно уверился, что это Лювер. Потом он свернул на постоялый двор, пошел наверх и завалился спать. А я поговорил с хозяином гостиницы, вышел оттуда и хотел уже послать за стражей, но увидел вас. Кстати сказать, с каких это пор у Валька десятники бегают по поручениям, пока все остальные плюют в потолок в казарме?..

— Да я, считай, сам вызвался... хотелось размять ноги, да и вообще — обидно киснуть в четырех стенах в такое утро, — поспешно ответил Браэн. И, чтобы отвлечь внимание мессера Ирема, спросил — А почему вы не арестовали его сами?

Коадъютор усмехнулся.

— Лювера арестовывали уже трижды. Все три раза он сбежал. Не хочу проверять, удастся ли ему сбежать на этот раз. Не стоит давать Лису повод хвастаться, что он сумел сбежать еще и от меня...

Тон Ирема живо напомнил Браэну день их первой встречи в Мелесе. Тогда приподнятое настроение мессера Ирема объяснялось тем, что Орден сумел одним махом навести порядок в целом городе. Что воодушевляло Ирема в возможности лично поймать какого-то мошенника, Браэн не понимал. Пусть даже этот Лювер натворил немало дел, все равно, не такая он важная птица, чтобы за ним бегал глава Ордена.

Лорд Ирем шагал быстро, и до Зареченских ворот они дошли вдвое быстрее, чем Браэн до ратуши — хотя он вроде тоже не считал ворон. Уже увидев впереди башенку кордегардии, Браэн представил, как он будет выглядеть, когда заявится в казарму вместе с сэром Иремом — и с содроганием подумал, что после такого все прежние домыслы о его связях с Орденом покажутся цветочками. Но делать было нечего.

Отряд поднялся по тревоге с быстротой, делавшей честь Петеру Вальку. Браэн уже успел узнать, что у других капитанов остающиеся "на подхвате" стражники считали это время лишним выходным. В город, правда, никто не уходил — за это можно было вылететь со службы — но в казарме занимались всем, чем заблагорассудится. Валялись среди бела дня на койках, спали или даже пили. Но у Старика для тех, кто оставался "на подхвате", всегда находилось какое-нибудь дело, и он следил за остававшимися отдыхать в казарме так же тщательно, как за дежурившими на стене. За это Валька регулярно поносили за глаза — среди своих, — и с той же пылкостью превозносили перед солдатами из других дозоров, на которых в страже Северной стены смотрели сверху вниз.