| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Так вот, сюрприз. В общем, не зря чародей настоял, чтобы внешность мне кардинальным образом изменить. Потому как на репутации молодого человека променад в компании посторонней девушки, не невесты, никак не отразится, к тому же чародеям больше позволено, чем обычным людям, а вот для барышни — позорное клеймо на репутации.
Но дело даже не в этом.
Женка главы-то, как оказалось, с песиглавцем каким-то все ж таки сбежала! По крайней мере, видели ее на выходе из города вместе с ним, а означать это могло только одно.
Эх, Малена, Малена! Не послушалась меня, точнее бабулю Стефу! Бросила сынишку от нелюбимого мужа, сбежала к вольной жизни...
Глава, говорят, от такого известия разумом помутился — он же только приехал, разыскал для женки любой крем тот самый, который просила, да еще гостинцев понавез... Не успел до дому доехать, как уже почувствовал на себе массу сочувствующих, и при этом очень хитрых и любопытных взглядов. А как домой зашел — обомлел. Вся прислуга на коленях стоит, умоляют пощадить, помиловать. Мужик, грешным делом, подумал, что с женкой или сынишкой худое что приключилось. А когда разобрался, что оба живы-здоровы, только вот ее уже сутки как дома нету, некоторое облегчение даже испытал. А потом осел — хорошо догадались стул пододвинуть, и с тех пор ни на что больше не реагирует. Смотрит в одну точку, и молчит...
Все это сударь Лиодор рассказывал мне по пути к дому главы. Едва лишь услышав, что с мужиком беда приключилась, тут же вытащила чародея из-за столика, куда он вернулся со своим багажом, и потащила к выходу.
Облопавшийся коловертыш злобно сверкнул на меня глазами, ведь один крохотный эклер остался недоеденным, а я быстро расстегнула саквояж чародея, бесенок проворно в него запрыгнул, а я сунула туда ему пирожное. И те маковые пироги, что с собой завернули нам, заодно.
Про выражение лица наследного герцога рассказывать лучше не буду: он оказался возмущен моей наглостью сверх всякой меры, но я настояла на том, что об этом мы позже поговорим, а сейчас главное — главу спасти. По всему видать, хороший мужик, а симптомы у его внезапно случившегося заболевания весьма тревожные. Сомневаюсь я что-то, что это помешательство. Что поделаешь — дар волшбы жизни так просто мимо недужного пройти не позволит.
*
Все оказалось точь-в-точь, как рассказывали люди, и как передал мне чародей. К слову, ему бы тоже личина не помешала, потому как кто давеча целую роту песиглавцев с собой в Штольград привел? То-то и оно. В лицо княжескому чародею сказать никто ничего не посмеет, а вот оставаться сейчас здесь нежелательно. Не посмотрят, что боевик, а какую-нибудь подлянку устроить попытаются. Чтоб неповадно было сюда песиглавцев ротами водить, да честных женок с дома сманивать. Правда, к женке главы этот эпитет не подходил, ну так и не знал никто про прошлый ее позор. А пожалуй, и к лучшему.
Не обращая внимания на возмущенный взгляд лакея, или кто он там главе-то — мужик этот в ливрее, на охи, ахи и шепот горничных за спиной, сударь Лиодор решительно направился в покои, где находится глава. Я скромно следую за ним. Так договорились: он опытный княжеский чародей и пришел попробовать спасти главу, а я так, прогуляться вышла.
— Моя помощница, — высокомерно бросил чародей лакею, даже не глядя на него, проходя мимо. Сейчас он ведет себя как истинный наследник герцогства. И такая уверенность на лице, что не пропустить нас слуги не посмели. Сударь Лиодор не услышал ехидного бабского шепота за спиной:
— Понятно, какая она помощница, чему помогает, — оглянулась и уставилась прямо в глаза все еще красивой бабе средних лет со слегка оплывшей талией.
— Еще одно слово, и попрошу чародея навеки лысой сделать!
Ужас на лице нахалки и ее стремительно уносящиеся шаги, переходящие в легкую трусцу, были мне наградой.
Унижения переносить я не намерена.
Глава сидит на кушетке в своих покоях, рядом с окном, и луч жаркого солнца падающий на правую сторону лица, вызывает у него испарину. Однако мужчина не шевелится, смотрит прямо перед собой, и совершенно не реагирует на очевидно мешающий ему свет.
В наступившей тишине отчетливо слышно, как стекающие капли пота мерно стучат о половицы. Чародей недобро покосился на слуг, а потом приказал всем выйти из комнаты. Вышли все, кроме городского доктора, который тоже здесь обитался, но, похоже, больше мешал, чем помогал.
Пришлось мне вмешаться — ведь видела же, что доктора не больной задержал в комнате, а мои бедра. Точнее, не совсем мои, а те, которыми чародей наградил. Я церемониться не стала — все равно здесь все свои, а глава никому не расскажет, и усадила городского целителя на креслице в дальний угол, предварительно оглушив стазисом. Сударь Лиодор присвистнул, а я пожала плечами. Мол, и что? Если я целительница, так что мне его липкое внимание терпеть? Нужен он здесь больно.
Попробовала прислушаться к больному особым образом — то есть, услышать, увидеть все так же, что и он.
Плохо. Очень плохо. У него звон такой неприятный, свистящий в ушах стоит. А видит все, как в тумане, только с плавающими звездами. Хочет пошевелиться, но не может.
Я начала плести заговор, махнув рукой на чародея, точнее на его предложение помочь. Пусть с верлиоками да умрунами помогает, а здесь не лезет.
Заговор долгий, очень сложного плетения, я не делала его никогда еще, только в книжках читала и как-то, маленькой еще, видела, как баба Рая плетет. Отчаянно боюсь перепутать чародейские нити, памятуя главное правило целителя — 'Не навреди'...
Впрочем, глава так плох, что я заведомо стараюсь не думать об исходе лечения... У бабули тогда получилось, но не факт, что и у меня сейчас выйдет...
У нас разный резерв силы, а об опыте и образовании и говорить не приходится. Что ж. Практика и только практика, — говорят бабули. Теория хороша, но без практики ничему не научишься по-настоящему. Вот сейчас, стоя за плечами этого почтенных лет, но крепкого человека, сплетая нити чар и пропуская их по энергетическим меридианам ауры, я как никогда благодарна бабулям за суровый подход к моему образованию. За бессонные ночи, проведенные в деревнях с больными селянами и скотом, за особую строгость домашних экзаменов, за самые что ни на есть жесткие, повышенные требования к моим знаниям, пробелов в которых бабули не допускали. Баба Рая рассказывала, что в Университете, или Академии, где целая группа студиозусов сдает экзамен, у последних нет-нет да и проскочит шанс подсмотреть, списать, получить баллы обманом. И потом получаются недоучки, что для работы целителя совершенно недопустимо. То есть внучку свою Йагини натаскивали по полной.
Я недоуменно перевела взгляд на получившийся заговор, разноцветной сетью окутавший главу. Сударь Лиодор с интересом следит за моими манипуляциями. Вот несносный! Сидит тут, отвлекает своими умными голубыми глазами в угольно-черных пушистых ресницах! Вон как зыркает, даже рот приоткрыл. У меня даже дыхание сбилось. Ну, вот почему он на меня так действует? Ведь это нечестно. Я-то, похоже, даже отблеска подобных чувств у него не вызываю. С досады я чуть не сплюнула, как давеча наш лесной друг, вот о чем, спрашивается, я думаю во время такого сложного лечения?
Однако отвлечься на чародея оказалось даже полезным — вернув взгляд к заговору, увидела, что свечение чар-сетки, текущее по одному из важнейших энергетических центров, потускнело — значит, энергия туда уходит больше, и заговор там не помешает укрепить. Исправив неточность, я приготовилась активировать сетку.
— Сударыня, — негромко, видимо, чтобы не испугать меня, проговорил сударь Лиодор, — Заклинание, точнее заговор у вас получился очень сложный. Вы, активировав его, вольете в него весь свой запас. Вам банально сил даже на лавку готового платья не хватит, я не говорю про дорогу.
А он прав. Если сил не хватит, сотворенный заговор выпьет жизненные. А о том, как тяжело потом восстанавливаться, думаю, и упоминать не стоит, итак все ясно.
— Что вы предлагаете?
— Как что? — изумился чародей, — Возьмите часть моей силы.
Я в раздумьях покачала головой. С одной стороны, мне понадобится много сил для активации заговора, наложенного на главу. С другой — непосредственный волшебный контакт, это... Это ближе, чем телесная близость. При этой мысли меня немного качнуло в сторону.
А если физическая близость этого брюнета с его песьим животным чародейнетизмом вытворяет со мной такое... Такое прерывистое, тяжелое дыхание, слабость в коленках, жар и озноб одновременно, то что же может быть от чар?
— Хессения, — прошептал чародей, — Не упрямься. Возьми столько, сколько надо.
Ничего себе! Я еще не согласилась, а этот нахал уже со мной на 'ты'. Быстро, однако.
Брюнетистый чародей, видимо решил, что мои сурово нахмуренные брови говорят о раздумьях, и продолжил:
— Обещаю, я ни движения не сделаю, чтобы помочь тебе, просто откроюсь. Ты сама возьмешь столько, сколько нужно. Все-таки у меня опыта и силы побольше — я Посвященный чародей. И оборотень, забыла? И вообще, я сильнее!
Что сильнее-то — то да. Видели. Рассматривали ауру с пристрастием, так сказать. Тогда еще, в лесу, когда он открылся и позволил мне увидеть, что он оборотень. Я еще раз окинула взглядом сотворенную чар-сетку, главу — крепкого, даже привлекательного мужчину с безучастным, потухшим взглядом, и решилась.
Пусть этот взгляд останется потухшим по той причине, что от него сбежала женка, но не от этой тяжелой болезни, которая постигла из-за горя, предательства. Здоровый мужик — у него подрастает замечательный сынишка, которому нужен пример для подражания, да и просто отец рядом. Еще приведет в свой дом новую женку, лучше прежней, и не такую противную. А если не получится ничего сейчас — придется задерживаться здесь, и возможно надолго...
А мне догонять Йожку с Демкой надо! И оставить этого несчастного я тоже не могу, хоть и чужой, незнакомый человек! Для целительницы все одно... Дивная Макошь, не оставь свою неразумную дочь!
Слегка трясущейся от напряжения рукой я коснулась центра распахнутой ладони чародея.
Приготовилась, открылась, и активировала заговор. Сила привычно хлынула из меня, но на этот раз слишком мощным потоком. Я решила: лечу главу собственной волшбой, и только, когда дело дойдет до жизненных сил, возьму немного у Дарнийского оборотня.
Никогда я еще не плела такой сложной чар-сетки! Сила так стремительно течет сквозь пальцы, что я сама не заметила, как резерв практически опустел... В глазах потемнело, запрыгали звездочки, я поняла, что секунда — другая — и все, теряю сознание, а активацию заклинания прервать никак нельзя. Тогда несмело и неловко потянулась за волшебным резервом чародея...
И вот это да! Я не знала, что на свете вообще бывает такое! Все эти мои подкошенные коленки, жар, испарина, чувство неловкости и красные, как маки, щеки оказались просто детскими игрушками, по сравнению с тем, что я ощутила сейчас!
Кровь бешено запульсировала в висках, в ладонях, и в других, слишком уж потаенных местах. Сердце как будто оборвало свой ритм, проваливаясь в абсолютную пустоту, бездну, и тут же, испуганное, заколотилось, как ненормальное. Коленки не затряслись, нет, они просто стали как ватные и сложились, из-за чего я неловко уселась на пол, рядом с креслом, на котором сидит глава.
Горячие потоки — я не сразу поняла, что это внутренние потоки крови — хлынули по внутренней стороне бедра, верх, к таким местам, о которых говорить вслух совершенно не хочется. Что-то задергало внизу, сокращая низ живота судорогами. И в то же время в расширившейся до размеров Вселенной груди как будто порхали миллионы чар-светлячков, а в глазах затуманилось.
Я подумала, не переняла ли я на себя хворь главы, но потом отогнала эту мысль, как нелепицу. Нет, ну если мужик будет до конца жизни так тащиться, то я ему только завидую...
Перевела взгляд на чародея и поняла, что от того, что я увидела, от его взгляда, тяжелого, глубокого, у меня просто заныло в груди от желания, чтобы он к ней прикоснулся. И все это под такой аккомпанемент бушующих гормонов, что если бы кто рассказал, что такое бывает — не поверила бы.
О том, что чародей чувствует то же самое, что и я, или не то же самое, но очень похожее, поняла только когда оказалась опрокинутой на пол и увидела, как потемнели голубые глаза. Сейчас они темно-синего цвета, и зрачки вытянулись, как у зверя. Чародей подмял мое тело, внезапно ставшее совершенно безвольным, под себя, по-хозяйски сжал талию, опуская руку ниже — на бедро. Чудо! Но другими ладонями, мы продолжали соприкасаться! Эта мысль была последней, прежде чем свет в моих глазах померк и наступила темнота.
* * *
— Хессения! Хессения! — голос чародея доносится как будто издалека.
— Дурья твоя башка! Почему не вмешался? — а это похоже на нашего лесного спутника.
— Я обещал...
— Обещал он! Шалопут несчастный! Девчушка досуха себя выдоила, прежде чем твоей силой воспользоваться! Ты что, не видел?!
— Я...
— Я, я! Знаю я, чем ты думал! — зло верещал коловертыш.
— Но я сейчас, сейчас ей... отдам.
— Наотдавался уже! Она теперь вряд ли возьмет! Ведь видишь, что девке итак нелегко, так нет же! Взял и сам на нее залез!
Дивная Макошь! О чем они? Что произошло? Или я... в общем,
— ...уже не гожусь для праведной войны с темным Князем? Так я и не собиралась... бабули меня убьют!..
— Она бредит, — недовольный голос коловертыша, — Насылай сон. Ей отоспаться как следует надо.
Как отоспаться? Йожка! Демка! Нам нужно продолжать путь! Но тут я перестала слышать их голоса — один недовольный, обвиняющий, и второй оправдывающийся, извиняющийся, и мне почему-то показалось, что я лечу — и у меня за спиной крылья, и так хорошо, в синем-пресинем небе...
Взмах крыльев — и я проваливаюсь в воздушную яму, складываю их, вытягиваю перед собой руки — и стремительно спускаюсь вниз, как будто съезжаю по гигантской воздушной горке. Я вижу отряд воинов в шлемах из огромных, рыжих песьих голов, и в песьих же шкурах на могучих плечах, старательно огибающий человеческий поселок, и... что это?
Две маленькие белокурые головки принадлежат знакомым детишкам! Почему мои мелкие едут на плечах песиглавцев? И почему у них такой счастливый вид, им что, не страшно? Почему у еще одного воина в рыжем шлеме на руках сидит пушистым рыжим комком наш кот Маркиз? И почему такие грустные и усталые, я бы даже сказала скорбные лица у самих песиглавцев, в особенности у тех, на чьих плечах едут маленькие негодяи? Впрочем, почему такие кислые мины у этих, мне как раз таки понятно!
— Но, овцелошадка, тронулись! — кричит Демка, и 'его' лошадка обиженно говорит:
— Я же просил...
— Ну ладно, ладно. Овцебык! — сияет братик. Никодем всегда умел быть великодушным.
А Йожка в этот момент поднимает голову вверх, видит меня и машет рукой:
— Сеня! — кричит она, — Ты получила мое послание? — и тут же забывает обо мне, и радостно кричит брату, — Ну вот, а ты не верил! У меня получилось! Получилось!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
