И.В.С. Глава 2.

Все таки, где взять денег?

Давай судьба, шевелись. На обратном пути в Смольный, можно сказать, повезло. Сбили мы гражданина, невесть как затесавшегося под колеса на полупустой от прохожих улице, где, кроме нас, в конце ташился непонятный экипаж, запряженный парой лошадок. Удачно сбили, гражданин не расшибся, самодвижущуюся повозку нам не повредил, но испугался сильно. Можно сказать, он сам на это пошел, только нас и дожидался, ради дела революции на улицу вышел. Ну, а дальше чего? — крик, конечно. Прохожие собираться стали. Мне много не надо, я покричал (а кто же?) еще чуть-чуть и сопроводили мы заикающегося владельца ссудной кассы на заплетающихся ногах прямо к нему домой, где в беседе о возмещении ущерба и выяснилось, что он владелец. Вообще-то, я так сразу и подозревал, что деньги у этого троцкиста есть, а автомобили вещь редкая, хрупкая и недешевая. Так что, на дело революции и ремонт, забрали семь шестьсот, даже обои отклеивать не пришлось и мебель разбирать, сам вынес. Собственно говоря, судьба — она для всех судьба.

На Троицком мосту уже пришлось копаться в бумажках, искать мандат. Сам себе головняк создал, сказал Троцкому про мосты на свою голову и получай теперь — блок пост. Ну, по крайней мере, все идет своим чередом. Трое матросиков высыпали на дорогу перед одиноким авто, пришлось вылезать и объясняться. С утра крошки во рту не было, есть хочу, а неграмотный матрос держит в руках мою цидулу со штемпелем Военно-революционного центра и пытается что-то понять. Да там сам черт не разберет, неграмотная бумажка, без фото, проще на слово поверить.

— Товарищ, я член Петросовета, еду в Смольный с митинга. Такие дела разворачиваем, товарищ! Ты дай мне сопровождающего, чтобы больше не тормозили, каждая минута на счету...

Нихрена не помогает. И бумажку уже вверх ногами перевернул, а все прочесть пытается. А вон на мосту патруль с офицером, может ему пожаловаться? Забодали эти революционные матросы, сейчас не выдержу и дам в морду. Черта я вас сюда послал, надо было только подъемный механизм контролировать, разводку моста.

— Старшого давай, ему объясню, раз не понимаешь. Тороплюсь, надо срочно в Смольный.

Завываю это "Смольный" как пароль, зомбирую парнишку. Вот ощущение есть, что все матросы из деревенского призыва, не помню уже, почему? Да он и сам не знает, что со мной делать. Сказали — проверять, он и старается.

— Долой Временное правительство, понял?

Опа! Сработало. Понял! Улыбочка заиграла. Ну, не поминай лихом, может еще встретимся...

А может и забуду про тебя, как повезет.

Ладно, уже забыл.

Война — войной, а обед по расписанию. Смольный у меня никаких положительных ассоциаций с едой не вызывает, в ресторан не пойдешь — фигура не та. После толстого намека поехали к Алексею, где и пообедали, благодаря его матушке, вновь обретенному толстому кошельку и лавочнику-мироеду через дом направо. Сто рублей и, надеюсь, неделю Лехе с матерью голодать не придется. И настроение улучшилось. Вечереет. Поеду в Смольный, посмотрю, что там Троцкий ест.

Пока доехали — совсем стемнело, после сумрачных улиц Смольный светился, как во время бала, всеми рядами окон. Костров у входа добавилось, самый большой разложили невдалеке, на газоне — пламя взлетало выше человеческого роста. К дверям пришлось проталкиваться через собравшуюся толпу. Среди шинелей мелькали темные пальтишки рабочих, полушубки и арестантские обноски крестьян, интеллегенция, не задерживаясь. просачивалась внутрь, избегая панибратства и не отвечая на подколы, какой-то матрос, напялив совершенно боярскую шубу, развлекал веселящихся, изображая министра-капиталиста, надувая щеки, выпятив живот и выкрикивая что-то визгливым бабьим голосом. Но уже мелькали кожаные наряды комиссарского типа, раздавались команды и какой-то отряд, вполне пристойно построившись, вдруг зашагал стройными рядами в дождливую темноту. Вслед ему неслись свист, гогот и напутственные крики. Похоже, заседание продолжается. А-а, без нас не начнут.

Внутри все кипело. Шатающаяся публика иллюстрировала броуновское движение, никто ничего не знал, все лезли с вопросами и, как только кто-то что-то начинал отвечать, туда сразу устремлялись за новостями. Вот такое мое впечатление от фойе и коридоров штаба революции. Помимо этой случайной публики, набившейся в здание, были заметны пробегающие с деловитым видом порученцы, а может быть и руководители низшего звена, нашедшие свое место в революции. Таки да, что-то такое витало в воздухе, пахло большими переменами и — кто не успел — тот опоздал. Доказывай потом, кричи — За что боролись! Да хоть тельняшку на груди порви — поезд ушел!

Минут пятнадцать я простоял, прислонившись к стене у окна — в торце коридора на втором этаже, неторопливо отвечая на вопросы захваченного моментом, возбужденного Лехи, демонстрируя себя и высматривая зорким оком кого-то из новых знакомых по утренней встрече. Никто ко мне не подходил, никакого интереса моя задрипанная фигура в солдатской шинели c проглядывающими в распахе гимнастеркой и галифе не вызывала. Справедливо, Сталиным еще надо стать.

Но одну толковую точку я все-таки высмотрел. Там тусовались граждане местечково-буржуазной наружности, что-то обсуждали, шептались, спорили, иногда резко переходя на вскрик и снова затихая. Пока наблюдал, несколько человек покинули группу, по деловому скрывшись за дверьми разных коридорных кабинетов, но свои постоянно прибывали, некоторые курьеры целеустремленно сливали информацию тихушникам и резко ускорялись, продолжая нести в даль свои поручения. Мне они напомнили работу брокерской конторы на бирже, с четкой обработкой полученной информации, анализом и рекомендациями своим заинтересованным клиентам. Не открывших клиентский счет и тех, кто рожей не вышел, контора не обслуживала. Как-то им удавалось профессиональным небрежением, повернутой спиной и взглядами поверх голов, пресекать на корню попытки приблизить свой любопытный нос у страждущего информации коридорного большинства. Не разобравшийся в ситуации хваткий мужчина, по виду — делегат от совета из глубинки, пролез почти в середину, пару минут прождал ответа на свой вопрос, повертел головой и, в конце концов, сломив гордость, решил удалиться. Без проблем отсеялся, расступились, и подозрительный на предмет делегатства мужик, заметив мой интерес, направился ко мне.

— Уважаемый, не обскажете, что тут творится? Мне бы на учет встать, с ночевкой решить, я на съезд делегированный.

— Да я сам только подъехал. А эти что говорят?

— Черт знает, не понял, по-немецки, вроде. Сначала по-русски, а я подошел — по-немецки начали. Не хочется рот поганить, сказал бы, прости господи. А вы товарищ, с войны, с фронта, то есть? Да кто же здесь делегированными-то занимается?

Пожав плечами, улыбнулся бедолаге и приступил к открытию дверей на этаже, всех подряд, заглядывая, а, не нарвавшись на гневный окрик — заходя и присаживаясь послушать. Наличие верного адъютанта Лехи, грозно стоящего за плечом присевшего командира, вопросов к командиру не вызывало... в третьем кабинете, в двух меня шуганули с порога. В третьем выясняли, куда делись люди, отправленные еще днем на захват какого-то банка с длинным названием. Судя по всему, не дошли. Или дошли, но не захватили, или захватили, но не сообщили. В общем, гаданием занимались. Я послушал и вышел.

В четвертой кабинке на меня был спрос. В углу за столом, в окружении пяти серьезных товарищей (четверо в кожанках, один — матрос с пулеметными лентами наперекрест), сидел партийный лидер. Вот было в нем что-то... э-э-э... властное в лице. А лицо никакое, хрен запомнишь, может и видел уже, удобное, такое ммм? шпионское. У стены на стульях кемарили в согнутых позах еще двое матросов.

— Коба! Хорошо, что зашел, посоветоваться надо. На мне желенодорожный транспорт, станции, вокзалы, депо, основных людей разослал, все равно зашиваемся. Мои красногвардейцы сделают все для обеспечения контроля, можете на меня положиться. Но связь! На Николаевский отправил роту, связи пока нет, должны связного прислать, но не знаю... У меня две роты в запасе, может, еще одну отправить? Пока никакого сопротивления, берем под контроль, офицерье просто уходит. Или остается, но держат нейтралитет, ни одной перестрелки. Приказа разоружать правительственные войска не было. Ты-то что скажешь?

— Роту надо отправить. Проконтролировать, чтобы этой ночью и завтра движение на дороге, по возможности, прекратилось. Особое внимание на продвигающиеся в сторону Петрограда воинские эшелоны. Но и выпускать от нас боеспособные части не стоит, не дадим собрать мощный кулак на стороне. Возможны попытки вывоза продовольствия. Каждый состав перед отправкой должен быть всесторонне проверен. А то, что все проходит мирно, очень хорошо. Не стоит нам, пока не достигнута главная цель, тратить силы на второстепенные, связывать себя боями в городе, там, где можно обойтись миром и все равно настоять на своем. Нас интересует контроль над городом, ты все правильно решил. Думаю, Владимир Ильич это одобрит. Ладно, я тут посижу у тебя, послушаю, ты командуй.

Расположился в углу, прикрыл глаза и стал наблюдать за разворачивающимся кино. Ведь когда-то смотрел фильмы о революции и не мечтал оказаться в центре событий, в самом сердце восстания. Ну, о чем там будут слагать легенды!

Для начала, мужик оказался Бубновым, фамилия его мне ничего не говорила. Мы с ним вожди восстания. Ленин и ЦК неделю назад организовали Военно-революционный центр для разработки конкретного плана захвата власти, кроме нас в нем Урицкий, Свердов и Дзержинский, все на равных правах. Каждый рулит и разрабатывает, что умеет, общего руководства нет, все на совещательном уровне. Троцкий сам себя в лидеры произвел, как председатель Петросовета, куда, опять же, по настоянию Ленина, меня и Дзержинского кооптировали три дня назад, видимо, на усиление. Центр готовит восстание в стране, а Троцкий у себя в Петросовете создал Военно-революционный комитет по разработке планов мятежа под видом борьбы с корниловцами, туда я, вроде, тоже вхожу, но структура нежизнеспособная, очень много народа от всех партий, всякой твари по паре. В дискуссиях увязли, Троцкий там на коне, оратор. С одобрения временных, кстати. До утра толку от него не было, говорильня и лозунги, но на дневном совещании ожил и рассыпался в распоряжениях (по мнению Бубнова — вполне, вполне). Проявил, так сказать! Ну да, меня на митинг послал. Вообще, мне Бубнов понравился, народ у него горел на работе, изложив информацию и получив распоряжения — не задерживались. Чувствуется технарь, не даром железные дороги на нем. ЗабегАли Подвойский и Дзержинский — тот самый Ленин, с которым я на входе обниматься хотел. На Дзержинского захват почты и телеграфа повесили, советоваться прибегал, а Подвойский отхватил синекуру наблюдения за Временным правительством. Чего за ним наблюдать, чтобы не разбежалось? Иди, работай, я сам из своего угла понаблюдаю.

Все-таки, растормошили меня. Включился в дела, стоя над Бубновым вместе с матросом шарили пальцами по карте, смеялись моим неспешным комментариям происходящего, спать расхотелось. Вместе мы родили идею, что про электростанцию все забыли. Свет дают — и хорошо. Срочно отправили Троцкому порученца, он сидел где-то дальше по коридору, в привычном своем кабинете. (Я, как бы, должен был знать). Совсем у временных мышцА ослабла, ну что может быть проще — вырубить в Смольном свет. Паники бы не было, но пограбили бы всласть. Народу всякого полно, кто-то с часами явился. А вообще — веселье и воодушевление нарастали. Наконец-то прекратились выяснения межпартийных отношений о пользе и недостатках всяческих платформ. Я пару раз выходил в коридор — у людей горели глаза. Даже у забредших зевак и озабоченных провинциальных делегатов все происходящее вызывало воодушевление — в городе шел захват власти! Моего знакомца из глубинки запрягли на захват электростанции — все равно поспать не удастся и теперь СВОЙ!!!, счастливый, он кучковался около назначенного командира. Будет что порассказать, историю — своими руками!!! На выход, товарищи! Вперед, борьбе навстречу!!!

Здесь и состоялась моя историческая встреча с Лениным.

— Вот так! Ну не надо, не надо хмуриться, все понимаю, но не мог усидеть. В такое время быть вне Смольного — преступление. Даже дети знают, что восстание развивается успешно. Товарищ Рахья все обеспечил, никакого риска.

Небольшой человечек в огромных темных очках держал меня за руку и пристально, вывернув набок шею, смотрел в глаза. Голова была перевязана белым ситцевым платком в мелкий синий цветочек, из-под которого торчала пацанская челка, у щеки напихано столько ваты, что страшно за болезного, осмелившегося с таким флюсом вылезти из дома на пронизывающий осенний ветер. Его к хирургу надо, спасать. Подтверждая мои выводы, он болезненно дернул щекой (встрелило — а ты не болтай!), едва намеченные усики и бородка страдальчески покривились.

— Пройдемте к Троцкому, там все и обсудим. Не будем раскрывать мое инкогнито, я все понимаю и обещаю продолжать выполнять решение ЦК. Даже стыдно, как мальчишка, но так не терпится узнать, что у вас происходит. Тем более, мое присутствие в решающий момент может быть необходимо.

Ленин!!! Точно!, как говорили — в зубной повязке через всю шеку! Маленький. Здесь коротышек хватает, но этот ниже почти всех, может и метр шестьдесят всего. Как прорвался? В распахе вполне приличного (не рабочего) пальто видны белая рубашка, галстук, пиджак с жилеткой. Этакий адвокат — прислужник империализма. Наверно, пожалели на входе — больной, — пропустили.

— Владимир Ильич, обстановку, конечно, может рассказать Троцкий, но, в целом, к утру город должен быть у нас в руках. Основные объекты — железнодорожная сеть, почта, телеграф — сейчас захватываются под руководством Бубнова и Дзержинского. Временное правительство лишено какой-либо поддержки и захват Зимнего уже становится необходимой формальностью. Но, конечно, может еще произойти всякое. Я организовал новую сеть из десятка конспиративных квартир в районах порта и вокзалов, старые засвечены, пусть и среди надежных людей. Наши обеспечат возможность добраться до них в любой ситуации, поэтому я хотел бы находиться рядом с вами до окончательного прояснения. Подготовка к открытию съезда завершена, мы готовы начать действовать по вашему слову.

— Хорошо, хорошо, пойдемте, батенька, вы мне все объясните. Архиважно использовать революционный порыв масс, но, не менее важно блюсти свой интерес. Сейчас мы втроем все обсудим.

Батенькой назвал. Да мы почти в одном возрасте, в бритом виде ему и сорока не дашь. Может, злится, что в коридоре разговариваем, нервничает, не хочет чтоб узнали? А финн Рахья ни слова не сказал, так и стоит, как не родной. Настоящий финн. Ладно, пошли за лидером.

Интересно было наблюдать встречу двух знаменитых вождей в такой переломный момент. Тема. Увидев меня, Троцкий сразу наехал — где я был и что делал?! Не давая ответить, сообщил, что с утра был арестован тираж "Правды", но, благодаря вмешательству ВРК, ситуация взята под контроль, отправлены люди на захват резервной типографии. Роль Каменева и Зиновьева (этого то что — до кучи?) в этом прискорбном случае не ясна, но, если вспомнить, что Сталин без разрешения ЦК опубликовал их покаяния, то тенденция просматривается. Накляузничал по поводу моей сегодняшней статьи, где я призвал к мирной передаче власти Советам вместо согласованного с вождем и проводящегося другим вождем вооруженного выступления. Сказал, что срываю подготовку к открытию Съезда. Утром не явился на экстренное заседание ЦК и исчез из Смольного, несмотря на принятое на нем решение о запрете всем членам ЦК покидать здание без специального на то разрешения. Скрываю от ЦК свою деятельность, например, не сообщил о произошедшем на меня утром нападении, о котором он узнал от Аллилуева. В общем — люди работают, а этот нарушитель партийной дисциплины где-то шляется, и вообще — что ты здесь делаешь, дай поговорить вождям, иди куда шел! Опа!!