Александр. Великий поход - 4

Желая погубить своего мучителя, Антигона решилась подыграть Филоте и стала задавать каверзные вопросы, как бы сомневаясь в правдивости слов своего господина. Подстегнутый столь неожиданным вниманием от Антигоны, Филота поспешил полностью развеять ее сомнения в столь важном для всех вопросов.

На следующий день обо всем случившимся уже знал Эвмен. Потрясенный открывшейся ему правдой, кардиец поспешил поделиться столь важно новостью с Пердиккой и Нефтехом в преданности, которого он уже мог неоднократно убедиться. Столь большая открытость начальника царской канцелярии с бывшим жрецом, обуславливалась полной зависимостью последнего перед греком и его мало значимостью в царском лагере.

— Необходимо известить царя о тех гнусных делах, которые творит Филота за его спиной, и, арестовав предателя сорвать его черные дела — пылко доказывал Пердикка своим собеседникам.

— Не стоит спешить, господин, — отговаривал его египтянин. — Как бы плохо относился царь к Филоте, он может не поверить нам на слово, даже если мы приведем в качестве свидетеля Антигону.

— Как не поверит, когда все сказанное ей полностью объясняет все последнее поведение этого предателя?

— О, господин, все это наши с тобой слова, а их нельзя пришить к рукаву. Филота спокойно может отказаться от этих слов, объявив себя жертвой наших происков. Ведь очень легко модно доказать, что ты Пердикка стремишься на его место или просто завидуешь его боевой славе.

— Нефтех прав, — поддержал своего выдвиженца Эвмен, — даже если царь поверит нам, он не захочет обострять отношения с Пармерионом, за которым стоит часть войска.

— Македонцы любят своего царя и беззаветно верят ему, — парировал его слова Пердикка. — Войско поддержит своего полководца, как поддержало его в день смерти Филиппа!

— Красивые слова, — протянул Нефтех, — но ты господин забываешь о стратегах в совете, а они также любят Пармериона, как и царя.

— Что же ты предлагаешь молчать? — гневно спросил македонец и в сердцах крепко сжал свой меч.

— Ну что ты, — миролюбиво ответил египтянин, — царю необходимо донести о возможном заговоре, но и только. Никакого подталкивания его величества к действиям, только одни слова и не более.

— Он прав Пердикка. Давай сделаем так, ты доложишь Александру о внезапно открывшейся тебе тайне, а рассказывать буду я, как лицо мало заинтересованное в удалении Филоты с его постов — предложил Эвмен и македонец с ним согласился, опасаясь испортить своей горячностью всю интригу.

Все произошло так, как и предсказывал бритоголовый жрец. Царь вначале отказался верить в услышанное им известие и Пердикка сильно обрадовался, что не он все это озвучил.

— Я не верю тебе кардиец! — гневно объявил Александр, с такой яростью как будто его уличили в чем — то нечистоплотном. — Да Филота во многом не согласен со мной, но он мой старый друг и сын всеми уважаемого стратега Пармериона. Наверняка Антигона наговаривает на своего господина, у многих слуг есть такая подлая привычка.

— Все может быть государь. Возможно, Филота на свой страх и риск ведет тайные переговоры с сатрапами и держит все в тайне, что бы, никто не мог присвоить лавры пленения Дария. Все может быть. Но сдается мне, что этим самым он хочет разом закончить эту войну, которая уже столь долго длиться по всем нашим меркам.

Хитрый грек бил царю не в бровь, а в глаз ненароком касаясь самого чувствительного места Александра, планов мирового господства. Александр с опаской посмотрел на него уж, не подслушал ли Эвмен его недавний разговор с Гефестионом, в котором о вопросе, когда будет заключен мир, царь доверительно ответил, что только на берегу великой реки Океан у впадения в него индийского Ганга.

Однако, посмотрев в честные глаза начальника канцелярии, отогнал подобную дикую и фантастическую мысль. Разговор с другом происходил в постели, и никого из посторонних близко не было вокруг его шатра.

— Спасибо за заботу дорогие мои друзья, но всего этого очень и очень мало для серьезного разговора с Филотой. Продолжай слушать Эвмен и может в следующий раз тебе повезет больше.

Прекрасно поняв все, что не сказал повелитель, Эвмен почтительно поклонился и быстро удалился из шатра. Ничего из желаемого им не случилось, но теперь у царя будет большой узелок на память о его друге Филоте.

Дарий торопился с выступлением из Экботан. Он уже собрал под свою руку около пятнадцати тысяч человек новых воинов еще не знавших горечи поражений и собирался со дня на день выступить к Мегабизу, который основательно засел в горах. Полководец внимательно изучил свои новые позиции и пришел в полный восторг. Закрыв перевал, он мог длительно обороняться от численно превосходивших его сил противника. Единственным слабым место в его позиции заключалось в возможности обхода его заслона через соседнее ущелье, которое и должны были наглухо закрыть ведомые Дарием силы.

Помня свои прежние успехи, Мегабиз не сомневался в будущей победе и требовал только одного присутствие царя. Если они смогут остановить македонцев сейчас, то с наступлением жаркого периода в Персиде резко менялась не в пользу Александра. Возникала реальнейшая угроза его коммуникациям и тогда для спасения положения, царю пришлось бы отступать к Евфрату, опасаясь быть полностью отрезанным от воды и пропитания.

Все это с жаром рисовал Мегабиз в своем послании к своему царю, отправляя его с надежным гонцом прямо со своей засадной позиции. Через два дня разведка донесла, что появились македонские конные разъезды, а еще через день подтянулась и пехота.

Не считая македонцев совсем дураками, перс приказал отдельному отряду своих кавалеристов атаковать противника и после короткого боя отступить. Фразикез выполнил все как замысливал его командир и вот ободренные столь быстрым успехом, македонцы бросились преследовать врага. Стоя в засаде, Мегабиз дал возможность проследовать легкой кавалерии шедшей в погоню за его всадниками, и ударил с обеих сторон дороги только, когда по ней потянулась извилистая речка пехоты.

С криком и свистом обрушили персы на своих врагов стрелы, копья и заранее приготовленные в большом числе крупные камни. Удар был настолько неожиданным, что македонцы даже не успели перестроиться для защиты. Упавшие в большом числе камни спереди и сзади отрезали от остальных большое число воинов, число которых стрелы и камни быстро сокращали до минимума.

Добившись успеха, персы сразу покинули свои позиции, и отошли к большому каменному завалу, который они любовно сооружали все это время. Когда Аминта доложил Александру о новой, непредвиденной задержке, царь гневно сверкнул глазами и торжественно пообещал вырезать всех горцев за подобные действия. Эти слова красиво смотрелось в шатре, но совершено по-другому выглядело воплощение слов в дело.

Войска встали, они непрерывно атаковали каменный завал и несли обычные при таких боях потери три к одному. Два дня кровавых штурмов здорово охладило пыл александровых солдат, и тогда стратеги начали искать обходные пути.

Отбиваясь от наступавших гоплитов, Мегабиз полностью втянул в действия все свои наличные силы и с каждым днем с нетерпением ожидал прихода Дария, который своим солдатами окончательно снял бы все вопросы. Вчера взмыленный гонец привез известие, что великий царь уже покинул Экботаны и со всем своим войском находиться в двух днях пути. Это значительно успокоило полководца, но присутствие свежих сил было бы, несомненно, лучше.

Разведчики доносили, что македонцы отказались от лобовой атаки, и ведут активные поиски тайных троп в обход позиций Мегабиза. Уже произошли первые стычки разведчиков, и следовало ожидать усиление активности в этом направлении. С тревогой засыпал в эту ночь Мегабиз, словно ощущая ту опасность, черные крылья которой уже распростерлись над его головой. В эту ночь, в шатер великого царя Дария ворвался бактрийский сатрап со страшной вестью.

— Великий государь измена!

— Что в ужасе!? — воскликнул царь только, что отошедший ко сну.

— Измена господин! Парфяне и согдийцы отказываются покидать свои сатрапии и не желают больше драться за твои интересы.

— Собаки!— закричал испуганный повелитель, — так они исполняют свои клятвы и обязанности.

— Это еще не все господин. Я точно знаю, что подобные настроения у арахозийцев и гирканцев.

От этих слов, из царя разом выпустили воздух, он стал оседать на кровать.

— А ты?

— Я полностью с тобой господин — преданно заявил Бес и, преклонив колено, поцеловал царю руку.

— Что же делать!? — испуганно спросил его Дарий, у которого известие об измене разом отбило всякую способность к мышлению.

— Не медли, разворачивай войска и возвращайся в Экботаны. Там вместе с моими бактрийцами и греческими наемниками, мы сможем привести негодяев к покорности.

— А Мегабиз?

— Я сейчас же отправлю к нему гонца, с приказом, что бы, не мешкая, отходил на новые позиции. Так он сможет надолго задержать македонцев и выиграет нужное нам для маневра время.

— Да ты прав. Прикажи войскам сниматься с лагеря. Я поеду со своей охраной впереди, а ты проследи, что бы обязательно отправили гонца в горы.

— Не волнуйся могущественный, все сделаю — твердо заявил сатрап, и Дарий вновь пустился в бега.

Дождавшись, отбытие царя, Бес вызвал к себе командиров персидских отрядов и под большим секретом сообщил им, что царь получил предсказание от своих жрецов о неблагоприятном исходе возможной битвы и, испугавшись этого, бежал. С огромным злорадством наблюдал он, как вытягивались в обиде и возмущении лица персов откликнувшихся на царский призыв и так жестоко обманутых человеком, которому доверяли и любили. Теперь он был полностью уверен, что в Экботаны за Дарием последует очень малая часть тех солдат и командиров, которые стояли сейчас перед ним.

Отдав приказ сниматься и двигаться к последней царской резиденции, Бес внимательно следил, что бы никто, не поехал к Мегабизу, а сам оправил тайного гонца к Филоте, с описанием случившегося и указанием скрытого прохода в горах.

Его тайные действия вскоре дали свои результаты. Через шесть часов Филота уже держал в своих руках послание своего визави, а еще через три часа, высланные вперед македонские разведчики вырезали персидский заслон и скрыто обошли позицию обороняющихся. На этот раз персам повезло гораздо меньше чем ранее. Удар македонцев был одновременным с двух сторон, и у зажатых солдат не было совершенно никаких шансов. Мегабиз сражался со всем отчаянием обреченного человека, который идет в последний бой. Его меч свистел вверх и вниз с немыслимой быстротой и вскоре вокруг него образовался завал из убитых и раненых врагов.

— Уходи господин! Уходи! — хрипло кричал сотник его личной стражи, отбивая удары македонской сариссы своим щитом.

— Нет, я остаюсь, что бы вместе с вами доказать македонским псам силу своего меча!

— Мегабиз! — яростно вскричал старый перс с головы, которого сильным ручьем бежал алый поток крови. — Силу своего меча ты с лучшим результатом покажешь там, в пустыне, когда будешь рвать македонцев зубами своей сотни. Погибни ты здесь, это будет лучший подарок Александру сегодня.

Перс закашлялся, а затем с силой обрушился на ползущих по камням врагов.

— Иди господин!— вновь воскликнул сотник, и Мегабиз хищно скаля зубы, рванулся со своими телохранителями на прорыв. Смельчакам всегда везет, усталые македонцы не ожидали такого ответа от загнанных в угол воинов и отступили, открыв место для прорыва.

Всего вырвалось около сотни всадников во главе со своим полководцем, с головы до ног забрызганного чужой кровью. Филота не решился преследовать их и занялся уничтожением оставшихся. Все они были перебиты, и командир гейтеров прискакал к царскому шатру с вестью, что проход очищен благодаря его личным усилиям. Несомненно, он был героем дня. Все македонцы признавали его подвиг, отчего Филота блистал краской истинной радости. Это был день его личного триумфа, который разом закрывал все его огрехи бывшие при Гавгамелах.

Александр лично поздравил его с блестящим разрешением столь трудной воинской задачи. Его примеру незамедлительно последовали все другие стратеги, и растроганный Филота поспешил пригласить всех к себе на завтрашний пир.

Все веселились и ликовали, один лишь Эвмен многозначительно переглянулся с Нефтехом, который тут же заспешил в сторону палатки Антигоны.

Глава X. Торжество зла.

Персидский царь Дарий совершал вечернюю трапезу. Неуютно и тоскливо было у него на душе от всего происходящего за последние дни. Кругом были сплошные измены, предательства и неудачи. Сообщение Беса о бунте сатрапов оказалось правдой. Не дожидаясь, возвращение царя, они покинули Экботаны, направляясь в сторону Гиркании. В своей резиденции царь застал только напуганный двор и растерянного начальника дворцовой стражи, который трясся от страха перед всем происходящим. Отрадную картину представляли собой греческие наемники, которые твердо дожидались возвращения Дария и никому не позволили поживиться царской сокровищницей.

Смутная надежда шевельнулась у великого царя, когда Бес привел свои войска к Экботанам, но вскоре погасла, когда Дарий увидел, как мало людей пришло вслед за ним из оставленного им два дня назад лагеря.

— Предатели, предатели — сокрушался Дарий, и в очередной раз, подавшись советам сатрапа, двинулся в направлении Бактрии в надежде обрести долгожданный успех в этой провинции. Теперь персидский монарх находился в маленьком городке Рее и предавался меланхолии.

Его основной надеждой был Мегабиз со своими воинами сумевшими вырваться из македонской ловушки и присоединился к своему повелителю. На гневные обвинения воителя в предательстве, Бес сумел оправдаться тем, что представил свидетелей отправки своего гонца к "славному мечу Персии" как уже прозвали Мегабиза за его воинские свершения. Стоя на коленях перед Дарием, двое воинов подтвердили, что сами видели отправку спешного гонца и не вина досточтимого сатрапа, что посланный гонец пропал. Скорее всего, он погиб от мечей македонцев, которые неожиданно прорвались через неохраняемые никем перевалы.

Ободренный прибытием своего любимца, царь на радостях объявил уцелевших воинов, своей личной охраной и приказал неотлучно находиться при своей персоне. Однако даже царский любимец, скрипя сердцем, был вынужден посоветовать Дарию продолжить отход в Гирканию и далее, что бы там дать зарвавшемуся врагу отпор. На вывезенные из Экботан 85 тысяч талантов золотом, Мегабиз советовал нанять скифов массагетов, которые лучше кого-либо могли вести длительные схватки в условиях пустыни Арахосии и Гиркании.

Самым лучшим местом для удара по врагу, Мегабиз назвал Гирканские горные ворота. Несмотря на свои многочисленные победы, македонцы крайне плохо были подготовлены для войны в горах, а если еще пустить им в тыл скифов и бактрийцев, то можно полностью рассчитывать на успех. При ударе по ее длинным коммуникациям, любая военная машина остановиться, и даст сбой. В условиях пустыни тяжелая македонская конница полностью не эффективна в противостоянии с легкими степняками и обречена на большие потери.