— Красиво, — открыв рот, выдохнула Любоня. — Ой, а чёй-то мы так медленно с тобой едем? Солнце то уже — скоро полдень. Дуля, а ну, пошла! Пошла давай, оказия пятнистая... Евся, держись крепче, а то свалишься у меня за спиной, а я и не замечу. Как потом тебя на дороге искать?
— По крику возмущенному, — в ответ усмехнулась я, однако, руки на мягкой Любониной талии сцепила...
Лес вскоре закончился, и с пологого берега Козочки ощутимо потянуло прохладой с привкусом мокрого песка. А, минуя утоптанный коровами луг, дорога и вовсе взяла влево, нырнув с пригорка сразу на узкий мост. Любоня, как только мы выехали из-за последних деревьев, натянула поводья разогнанной Дули, а за поворотом и вовсе ее остановила. И, выждав немного, спешилась сама, вслед за моим незримым, но, хорошо слышным "съездом" с лошадиного крутого зада. Нет, если я и дальше так поеду, то и ходить тоже так придется... и хорошо, что меня сейчас никто не видит... Хотя...
— Ты его видишь, мага этого? — приложив ладошку ко лбу, наморщила Любоня носик в сторону моста.
— Ага, вижу... Тогда, как и договаривались: давайте, выдвигайтесь потихоньку. Я — рядом, с другого боку. Тишок, удачи...
В жизни простых охранников, с утра до вечера и с вечера до утра, торчащих на продуваемом ветрами мосту между двумя ничем не интересными, лесистыми берегами, развлечений мало. Не больше их и у мага, в чьи обязанности входит просто бдить за тем, чтоб с местного прииска не выносились через обозначенный мост неучтенные драгоценные камушки. По этой самой причине, все трое сейчас откровенно скучали в его пустой середине, облокотившись на перила и ведя меж собой вялую, ни к чему не обязывающую беседу. В жизни водяного беса развлечений, напротив, много. И одно из них — чистая провокация, заведомо обреченная на успех. Так как расстояние от "провокатора" до "жертвы" — безопасное... Почти... Однако, на всплеск мутной воды вблизи моста обе стороны отреагировали одинаково — распахиванием ртов. Хотя, конечно, у беса — пасть:
— Чё вылупились, рожи похмельные?! — расплылся он своей, козлиной физиономией, нагло маневрируя вдоль течения с торчащим мачтой хвостом. — Черта никогда не видали... не зеленого?
— Хобья жуть! Вот гад оборзевший, — даже подпрыгнул один из охранников, вцепившись руками в перила. Второй же, действительно, протер пятерней глаза:
— Мун, да мы ж вчера не вливались... вроде?
И один лишь маг, скоро оправившись от хамства, зло усмехнулся, а потом подкинул в руке небольшой огненный шар, на который бес среагировал моментальным заныриванием. Правда, ненадолго, обозначившись уже под мостом, у одной из опор:
— А сюда домахнуть слабо, урюк косоглазый?! Или продул всю свою магию в кости?.. С моста не послетайте, чучела наряженные! Йё-хо!!! — эхом понеслось по реке, заставив несколько особо впечатлительных крачек вспорхнуть с воды. — На гнилом мосту торчат рожи лошадиные! Подметают сор с моста языками длинными! Йё-хо-хо!!!
А вот такого явного поклепа не смог вынести и прекрасно знающий о бесстыжей бесовской сути маг, подорвавшись с места на берег, быстрее побагровевших блюстителей... И мост опустел окончательно...
Мы с Любоней, уже забегая в подлесок с другой его стороны, еще слыхали отдаленные крики оставленной за нашими спинами жаркой перепалки. А потом, вдруг, обе с подругой остановились:
— Как думаешь, на этот раз все так же "гладко и незаметно" вышло? -проявляясь на фоне старого вяза, выдохнула я.
— А то, — в ответ уверенно заявила Любоня. — Как он их, твой дружок... Только знаешь, Евся... К нему привыкать мне, наверное, дольше придется.
— Не переживай, он нас лишь проводит, а потом — обратно, в заповедник... Рожи лошадиные. Ну, надо же, — обе с подружкой тут же залились мы. Да так, что не заметили выскользнувших с разных сторон от дороги мужчин:
— А занятное это зрелище, — с усмешкой констатировал Хран, смахивая со своих коротких седых волос лесную паутину. — Ему б с артистами выступать — озолотился бы своими стишками.
— Евсения...
— Да, — с вмиг потухшей улыбкой развернулась я к Стахосу.
— У вас все нормально? — внимательно посмотрел он мне в глаза. Да как же нормально то, когда я уже сейчас стою своими ногами на дороге, которую ни разу в жизни еще и в глаза не видала, потому что не заходила так далеко от дома. А дальше будет еще страшнее, потому как впереди — одни неизвестности с опасностями. Или в обратном порядке.
— Да-а.
— Хорошо, — качнул мужчина головой. — Сколько у нас еще форы осталось... времени в запасе?
— Думаю, до вечера Ольбег проспит точно, — задумчиво скосилась я в небо.
— Тогда сейчас к нашим коням. Они — в сторонке, на поляне. Там распределим груз. Любоня заберет к себе свою поклажу, а ты, пока сядешь ко мне. Пошли... Евсения, ты чего? — уже на ходу, развернулся он.
— А как-нибудь... по-другому нельзя?
— Нет, — даже не подумав, отрезал Стах. — Пошли. Вот в Монже купим тебе лошадь и будешь ехать дальше вполне самостоятельно... Если, конечно, умеешь.
— Конечно, умею, — опомнившись, припустила я вслед за мужчиной.
Хотя, все остальное для меня сейчас было новым. И слово это, "путешествие" всегда рифмовалось в голове либо с "происшествием" либо с "концом света"... Второе совсем не в рифму, конечно. А сам принцип выбора нашего пути?.. Сначала Хран с пристрастием допросил меня на предмет: "Куда бы я направилась, если б дала дёру в одиночестве?", а потом, крякнул удовлетворенно и произнес: "Понятно. Значит нам — строго на север, а потом — по прямой на запад". То есть, совершенно в противоположную сторону. Зачем тогда вообще было спрашивать?.. А еще давила на сердце разлука с Адоной. И хоть нянька моя крепилась до последнего и пыталась даже улыбаться, мы с ней обе понимали, что, возможно, видимся в жизни в последний раз:
— Евся, ведь ты б все равно из этого леса ушла, рано или поздно: с Лехом этим, горемычным или с... другим мужчиной.
— Да почему? — упрямо заныла тогда я.
— Да потому что ты — не лесной дух. Ты — хранительница. А хранительнице нужен не только свой лес, но еще и свой дом в этом лесу.
— Хранительница... Я вообще не представляю, что это за "птица" такая и чем она от обычных ворон отличается.
— Со временем поймешь, — щелкнула меня по носу нянька и вернулась к собиранию моего дорожного мешка, а потом, прямо над ним замерла. — На свадьбу то пригласишь?
— А как? — от неожиданности выдала я. Адона же в ответ рассмеялась:
— Да очень просто — пустишь с "лесным вестником". Шепнешь ближайшему дубу, только обязательно, ему, потому как дуб — дриадское исконное дерево. До меня и долетит.
— Ага... Долетит до нее... Адона, ну как я без тебя? Кто мне косы будет плести? Это ж для меня — вопрос жизни.
— Ох, и избаловала я тебя... Ты, лучше, вот что послушай. О настоящем "вопросе жизни", — вдруг, присела она рядом и сделала "секретное" лицо. — Помнишь, тогда, на капище...
— Евся... Евся, глаза то к земле спусти!
— Ты чего орешь? — выпала я из своих воспоминаний и уставилась на Тишка, стоящего сейчас прямо передо мной. А потом одумалась — момент то, торжественный, прощальный. — Да, Тишок. Спасибо тебе за геройство и за все, что ты мне сделал. И еще...
— Да, пожалуйста, — нетерпеливо отмахнулся тот лапкой. — Это я всегда — за милую душу. Только... Евся, вы сейчас какой дорогой двинете?
— А это... — растерянно развернулась я к Стаху, занятому подпругой своего буланого Капкана.
— В объезд Букоши — лесом. Потом — по мосту через Вилюй и до Монжи.
— До Монжи?! — подскочил бес и изобразил, вдруг, такую умильную физиономию, что, была б я верующей — знамением осенилась. — Евся, а можно и мне с вами, до Монжи... проводиться? Ну, Евсечка?
— Да я ж не одна еду, — растерянно уставилась я на него. — Вон, у остальных спрашивай.
— Ага, — метнулся бесенок к заинтересованно замершим на это дело мужчинам, а потом тоже застыл напротив них, важно подбоченясь. — Ну, это... мужики. Вы, я надеюсь, не против моего сопровождения? — Стах лишь, с улыбкой качнул головой, а Хран от души расхохотался:
— Не-ет, мужик... рогатый, — тот, в ответ, радостно подпрыгнул и, найдя глазками мою дорогую подругу, восседающую уже верхом на Дуле, направился в ее сторону. Ну, Любоня, держись.
— Сударыня, криво поклонившись, начал прохиндей. — Я понимаю, что могу вызвать своей... неоднозначной личностью некоторое у вас смущение. Но, заверяю в полной своей к вам предрасположенности. И в знак этого, позвольте смахнуть пыль с ваших туфелек кончиком собственного хвоста, — и, взметнув, оным, выжидающе замер у Любониной ноги. Та же в ответ, шустро поджав ножку, протрубила:
— Евся!!! Ты... Пусть провожает. Только... подальше от меня, — закончила уже под совместный мужской хохот.
— Давай ко мне, в седельную сумку, — протерев глаза, выдохнул Хран. — Поместишься? — но, беса уже и след простыл. Лишь поклажа на боку у Хранова коня еще больше раздулась. Да-а... А не надо было бесу вслух книжки про галантных кавалеров читать.
— Евсения, нам пора, — настала и моя "счастливая" очередь в виде ожидающего в седле Капкана Стаха. Я окинула их обоих критическим взглядом и со вздохом, двинула в сторону высокого конского... — Ты куда?
— Как это, "куда"? К вам, — праведно распахнула я рот.
— Ну, уж, нет, — и тут же была подхвачена на руки, после чего усажена прямо на седло перед мужчиной. — Мы быстро поедем, а сзади сидеть — вовсе неудобно. — Ага, кто б спорил?.. Зато здесь... вовсе близко:
— Ну, ладно. Только ты...
— Что? — уже трогаясь, уточнил у меня Стах.
— Да, ничего, — сразу безнадежно завалившись боком на мужской торс, сложила я перед собой руки... А потом их еще и сцепила. Стах лишь вздохнул, глядя на это упрямство, выворачивая коня с лесной поляны...
Сидеть в таком положении и в правду, оказалось гораздо удобней. И, вернув свою прежнюю незримость (интересно, как сейчас Стахос со стороны смотрится?), я вскоре смогла, хоть немного, но, расслабиться и даже начала вертеть по сторонам головой. Правда, не долго, потому что к моему, так некстати обмякшему телу, подкралась, вдруг, накопленная последними сутками и бессонной ночью усталость. Ну и что теперь делать? Держись, "путешественница", бди в оба глаза... И нюхай... О чем это я?..
— Ну и чем я так отвратительно пахну? — уточнил в мое правое ухо, мужчина. — Ты мне в шею фыркаешь.
— Что? — оторвала я от его плеча голову... И когда только пристроить то ее туда успела? — Чем пахнешь? — а, действительно, было здесь что-то странное. — В общем-то, "вкусно"... пахнешь — можжевельником и полынью. А еще... чесноком, немножко. И раньше я у тебя этой чесночной "добавки" не замечала.
— Чесночной? — удивленно хмыкнул мужчина. — Так я его и не ел. И вообще... Знаешь, что я хотел тебе сказать?.. Я, когда был ребенком и чего-то очень сильно боялся...
— А с чего ты взял, что я тебя боюсь?
— Ну, не меня, а незнакомой окружающей обстановки, — терпеливо продолжил мужчина. — То, представлял всегда, что я — в домике. Воображаемом домике. И мне сразу становилось легче.
— Ты — в домике?
— Угу...
— С крышей, стенами и окнами?
— Угу. И обязательно с крепкой дверью.
— А окна там большие... И чтобы занавески на них прозрачные колыхались от теплого ветра. А на гладких досках пола — узорные солнечные лучи. А за этими окнами — лес. Красивый, с высокими деревьями. И озеро рядом... Или река... И крыльцо высокое. Обязательно, высокое... А еще внутри, чтобы был большой камин... с приступочкой...
— Евсения... Ну ты даешь...
— А что?.. Сам же сказал... "в до-ми...ке"...
Сначала я расслышала громкое гусиное гоготание. И уже на грани яви и сна успела подумать, что, наверное, мы доехали до моста через реку Вилюй. А потом...
— Любоня, а мы... где? — с прищуром огляделась вокруг себя, стягивая с плеч чужую кожаную куртку.
А поглядеть, действительно, было на что — большущая деревня Монжа "радовала" сейчас мои проснувшиеся глаза на все обозримые стороны. Потому как находилась я в самом ее центре: в чужой, устланной соломой телеге, в тени под кленом, растущем на крутом речном берегу, в густой листве которого чирикали сейчас беззаботно воробьи. И то, что спросонья приняла за гусиный гогот на реке... в общем то, им и было. С одной лишь разницей — мост мы, по всей видимости, проехали давным давно.
— О-о, доброго вам утречка, — обернулась ко мне подружка, болтающая сейчас ногами с покатого борта телеги, и закинула в рот семечку. — А я уж думала, ты до вечера продрыхнешь.
— Любоня, да я в жизни нигде не спала, кроме своего леса. А тут... сидя на коне с чужим мужиком, да еще на полном ходу? — зевая, примостилась я рядом, и уже внимательнее вокруг осмотрелась.
Телега, на которой мы с подругой сейчас восседали, стояла, раскинув оглобли, в сторонке от длинной деревенской площади. И по всей видимости, торговой. Потому как с противоположной от дороги стороны, нас сейчас с остальным "миром" разделяющей, красовались в такой же длинный ряд лавки. Хотя, я бы сказала, "настоящие терема" — с высокими крылечками, какие у нас в Купавной есть лишь в Любонином порядничьем доме (да и то — в единичном числе), и ажурными фронтонами. И возле этих лавок сейчас била ключом жизнь... Интересно, если так выглядят обычные ладменские деревни, то какие же тут го-ро-да?
— Евся, ты рот то закрой.
— Что?.. — рассеянно глянула я на невозмутимую подругу. Ну, конечно, она у нас "путешественница бывалая" — два раза аж в самом Бадуке была.
— Спрашиваешь: "Как уснуть могла у чужого мужика под крылом"?.. Я бы, Евся, на твоем месте Стахоса "чужим" звать перестала, — отстранила она рукой потянувшуюся к семечкам Дулю. — После того, как Хран тебя еле от него оторвал.
— То есть как это: "еле оторвал"? — недоуменно уставилась я на подружку.
— А ты во сне его руками намертво обхватила. Думали, вместе с его безрукавкой тебя укладывать на телегу придется, — добавила она масла в огонь. — Так что, какой он теперь тебе "чужой"? Самый, что ни на есть, "близкий".
— Та-ак, — с явным удивлением осмотрела я, поднеся к глазам, свои руки. — Вот стыдобище то... Слушай, кстати, а где они сами? И провожающий где?
— А-а, лошадь тебе уехали покупать и запасы в дорогу. Давно уже. Думаю, скоро вернутся.
— Как это, "уехали"? А деньги? Мне Адона специально для таких целей их дала. Я бы и сама... могла, — в конец затухла я.
— Она бы смогла, — с усмешкой толкнула меня плечом подруга. — Учись жить по-новому, Евся. Учись принимать от других дары и учись им доверять.
— Тебя Мокошь этому научила?
— Ага. И она тоже... А еще жизнь, — многознающе вздохнула Любоня, поправив в ухе сережку с жемчужиной. — А дружок твой усвистел куда-то. Сначала здесь крутился, а потом, будто увидал кого и сорвался со всех ног. Или что там у него?
— Копыта там у него, — вновь завертела я головой.
И как раз вовремя. Чтобы заметить, как здоровенный мужик с корзиной в руке, спустившийся с крыльца одной из лавок, вдруг, хлопнул свою поклажу на землю и басом заголосил: