— А мне-то зачем?.. Я свои венки уже отплела, — ну, хоть такая причина.
— Ты-то, да-а, — протянула ей в ответ долговязая Рексана, примеряя свой, с торчащими во все стороны стеблями медвежьих ушек. Потом скривилась недовольно и вновь его с головы стянула. — А вот, Евся чего не старается? Или, тоже... отплела?
Ох уж мне эта "жердь в юбке"! Да пусть она прямо сегодня Леха под ручку уведет. Видная была бы пара — с другого конца веси обоих видать.
— Я так быстро, как вы не умею. Да и лопухи уже закончились. И вообще, мне мой очень даже нравится... Ой... развалился.
— Дай, я скреплю, — со смехом забрала у меня чабрецовую "косу" подружка, на которую занятие наше подействовало, явно, успокаивающе. Однако, пятая наша "купальница", Зорка, неожиданно выдала:
— Ты чёй-то? Нельзя! Жениха у нее отвяжешь. Да, ведь, Омелица?
Мы с Любоней переглянулись на это дело и одновременно с ней прыснули:
— Нужна мне такая... хлопотная оказия, к тому ж, с отбитой метлой головой. Да, Евся?
— Ну, некоторым невестам, головы мужские — не главное. Да, Рексана?
— Вообще не ведаю, про что вы глаголете... Подымайтесь, — нервно подскочив из примятой травы, заслонила та собой закатное солнце. — Тебе, Любоня, еще столб на берегу наряжать...
Обратно мы возвращались уже поголовно украшенные. Правда, у дома Любони пришлось разделиться, по причине очень даже приятной. "Причина" эта, терпеливо отсвечивала лысиной, и в виду отсутствия других достойных объектов, "охраняла" палисадниковую ограду. Подруга же моя отреагировала на нее вполне предсказуемо (надеюсь, только для меня), скоренько залившись румянцем. Мне же пришлось, тоже скоренько, любопытных девиц, вдоль улицы за собой дальше увлечь. Лишь помахав на ходу замершей, напротив друг друга парочке... "Или мне показалось, как тетка Вера на них "тепло" из окна глазеет?.. Да, наверное, показалось"...
А мы дальше двинули. Под приветственное сопровождение всех встречных — поперечных. Только лишь собаки (сталкиваясь с моим выразительным взглядом) от комментариев воздерживались. И по ходу пополнившись еще на четверых, разновозрастных невест и одну, никогда не грустящую вдову, немедля затянувшую песню, наконец, дошли до противоположных весевых ворот.
А вот тут возникла и моя "приятная" причина от шествия отойти — ожидающий у левого воротного створа Лех. И, не скажу, чтоб терпеливо. И совсем уж, ничем не отсвечивая. Разве что, зубами сверкнул один раз, когда оскалился. Да и то, как то, не по-доброму (или, просто, у меня настрой такой?).
— Евся, — выступил он на встречу, перегородив собой проход. — Я дождался. Дальше вместе идем? — вот ведь, оптимист.
— Ага. Только, не к реке. Мы ведь с тобой поговорить должны? — прищурилась я на него сквозь мелкие фиолетовые цветочки. Лех в ответ, сразу сник:
— Ну да... Значит, будем разговоры разговаривать?.. Что ж, пошли, — и первым свернул вдоль внешней изгороди. Я же понуро поплелась следом, успев лишь отметить, как запнулась, провожая нас взглядом Рексана. И где в этой жизни справедливость?..
Вскоре, из высокой травы мы выгребли на обкошенную полянку со стоящим на ней, прошлогодним, "общипанным" стожком. У него парень и приземлился, кивком пригласив туда же меня. А когда оба уселись, друг напротив друга, выжидающе застыл. Так, это и правильно — у него-то на грядущую ночь совсем другие фантазии были. Значит, мне и начинать:
— Скажи, Лех, почему ты ко мне... прилепился? — после глубокого вздоха открыла я, наконец, рот.
— Так, я не только "прилепился". Я ведь жениться на тебе хочу, — обиженно фыркнул тот.
— А жениться почему?
— Почему? — недоуменно переспросил парень, видно, посчитав, сей вопрос — очередной бабьей дуростью. — Потому что ты... пригожая. Самая пригожая в нашей веси. Да и не только в ней. Я же много, где бывал.
— Ну, предположим.
— Чего мы с тобой сделаем?
— Допустим. То есть, хорошо, — спешно поправилась я. — А еще почему?
— Ну-у... — на этот раз на обдумывание ответа ушло времени больше и парень, в пылу старания, даже выдернул из стожка соломину, а потом ее в рот засунул. — Потому что ты... бойкая. И-и... Да, Евся! Неужто, тебе мало? Ведь всем дОлжно когда-нибудь обженяться? Вот я тебя и выбрал, давно, еще в десять лет. Всем надо от родичей своих отходить, жить своим домом и детей делать. Потом, хозяйство свое завести. Какие еще тебе нужны причины?
— Действительно... — сдвинула я брови. — А если я не хочу?
— Чего не хочешь? Ты себе кого другого приглядела? Евся, говори! Кветана этого, прыщавого або Лесьянку — дудкодува голоштанного?!
— А что это ты так раскричался? — вскинулась и я в ответ. — А если я вообще, в принципе, да, тьфу, просто, не хочу обженяться? Ни с кем?
— Евся, ты часом, не рехнулась, против бабьей судьбы переть?
— Бабьей судьбы?.. Может и рехнулась. Да только, это мое окончательное и бесповоротное решение.
— Да неужто? — недоверчиво сощурился на меня Лех. — Ты гляди, я тебе все одно, здесь ни с кем любоваться не дозволю.
— Да больно надо. Я, может, вообще, в отшельницы уйду, на Охранное озеро. И буду там одна жить. А ты, лучше весь свой пыл к другой примени. Лех, я тебе по дружбе советую. Вон, взять, хоть, Рексану. Ведь она давно с тебя глаз не сводит. И тоже хочет и детей... наделать и дом, и хозяйство чтобы. С тобой, Лех. А про меня забудь. Иначе, я уже по-настоящему разозлюсь. Так и знай.
— Рексану? — рассеянно переспросил парень. — Нет. Она мне не люба. У нее твоих глаз нет и... волос и... губ и... — медленно опустил он взгляд еще ниже. — Евся, мне ты нужна.
— Лех, ты чего? — попятилась я от нависающего надо мной мужчины. — Лех, зашибу ведь.
— А пусть, — решительно ощерился он. — Пусть, хоть один раз, хоть последний, но, будешь сегодня моей. В такую-то ночь все зароки нарушаются. Да ты и сама, после моих ласк от дурости своей уж точно избавишься.
— И ты ради этого готов насильником стать? — как можно спокойнее уточнила я, уперевшись спиной в стог.
— Насильником?.. Я?.. — видно, это был очередной мой "дурной" вопрос, поставивший под сомнение его могучие мужские чары.
— Лех, ты ведь знаешь, что силой со мной не выйдет. Я еще в детстве от тебя всегда угрем выскальзывала. И знаешь, что обязательно поплатишься потом за свою пох... прихоть. Но, раз уж сегодня такая ночь... Погоди! Дай договорить... Раз уж сегодня... Давай, чтобы все по хорошему было?
— Евся, так я к тебе со всей моей...
— Да погоди же! Мне от тебя слово надо — настоящее. Нерушимое.
— Все, чего пожелаешь. Хочешь, на Сварожьем обереге побожусь? — сунул Лех пятерню в ворот рубахи.
— Нет, просто пообещай... что, в любом случае, доволен ты мной останешься или нет, со следующего утра навсегда от меня отлипнешь.
— Так мы с тобою всю эту ночь? До самого рассвета?.. Евся... Евсения, клятвенно тебя заверяю, что отстану от тебя... если ты, конечно, сама этого потом захочешь. А теперь...
— Лех!
— Да что еще то?!
— Погоди. Чай, не каждый день я себе такое позволяю. Мне надо... настроиться. Настоем любистника(2). Он у меня с собой.
— Евся, так, ежели, ты меня сегодня решила "побрить", для кого ж тогда зелье прихватила? — пораженно распахнул рот парень, глядя на мои манипуляции с извлеченным из узелка флаконом.
— Лех, рот свой закрой. Какая теперь-то разница? А лучше, присоединяйся, чтобы уж, наверняка всё... удалось, — сделала я первый, мелкий глоток...
Священная купальная ночь окутала своим благосклонным покровом всю округу. Да что там, округу? Весь большой мир она сейчас "благословляла". Вот только не знаю, горят ли еще где-нибудь в эту ночь так же жарко, как на здешнем берегу, уходящие в небо, костры. И слышна ли еще в каких других краях такая же, эхом разносимая по реке музыка, хохот и много иных, допустимых лишь сегодня звуков. Кто его знает? Уж точно, не я.
Я стояла на небольшом, пологом бугре и, усердно щурясь, пыталась разглядеть в толпе танцующих и веселящихся людей дорогую подружку и ее верного грида. Стояла и думала: "А может, прямо сейчас взять, да вернуться в свой лес? Плюнуть на всё и с разбега, голышом, занырнуть в ночное, только мое, озеро. А потом раскинуться на спине, на тихой водной глади и, медленно водя руками, смотреть на луну?.. А ведь, год назад, я, возможно, так бы и сделала. Но, только не сегодня. Не в эту ночь". Ветер, почти ощутимо, подтолкнул меня в спину, и я понеслась с бугра, ворвавшись со всего маху в сумасшедший танец у одного из костров:
— Любоня!.. Лю-бо-ня!!!
— А-ась?! — откликнулась на мой крик, прыгающая у самого огня подружка и тут же подхватила меня за руки в кружение. — Ты где была? И Леха куда дела?
— Я?.. Колыбельную ему пела у стога за Теребилиным огородом, — с удовольствием включилась и я в веселье, залившись беззаботным смехом.
— Колыбельную? — не сбавляя темпа, открыла Любоня рот. — Ох, и злыдня ты, подружка. А как проснется, да виновную кинется искать?
— Неа. До утра не очухается. А как очухается, не вспомнит ничего толком. Сам виноват.
— И в чем же он на этот раз оплошал?
— А, не будет руки распускать, да и вообще, не будет в другой раз пить на пару с внучкой волхва. К тому ж, то, что она сама так радушно подсунула... Ох, голова закружилась, — хватая ртом воздух, остановились мы с подругой. — Да что обо мне? Где Русан?
— Русан? — поправила Любоня сползший с макушки венок. — В сторонке стоит. Где ему еще быть? Охраняет, — прозвучало с явной досадой, а я тут же зашарила глазами по краям широкой поляны:
— Где?.. А-а... — уткнулась, наконец, взглядом в девичью стайку, явно кого-то обступившую. — И не боязно тебе его бросать на растерзание местным купальницам? Они нынче, у-ух, какие, решительные.
— Где?! — махом вытянула шею Любоня. — Да он совсем в другой стороне, у берез... И один.
— Один?.. А кого тогда они... А-а! Раз, не Русана... давай танцевать? — ухватила я за руку Любоню и потащила в самую гущу людей. — Чего ты мне кричишь? Я тебя не слышу.
— Я говорю, там какой-то пришлый. Давно стоит. Всем лыбится, но, с места не сходит. Вот наши его сами и окружили. В горелки звали играть, в рощу. Да он отказался.
— Что?!.. — застыла я в плясовом развороте, пропустив удар дриадского сердца. — Там... чужак?
— Ну-у, это... — скосилась, вдруг, Любоня куда-то, за мое плечо. — Ага, чужак.
— Здравствуй, Евсения. Надеюсь, ты по мне соскучилась. Потому что я по тебе... скучал, — прозвучало над этим же самым моим плечом...
_________________________________________
1 — Старинное зелье, применяемое девицами с целью увеличения груди. Так как иметь оную меньше современного четвертого размера считалось личным позором. В его состав входили: три ложки женского молока, ложка меду, ложка растительного масла и кружка отвара мяты перечной.
2 — Народное средство, повышающее "желание".
ГЛАВА 9
Давненько у меня неприятностей не было. И можно ли вообще по ним соскучиться? Наверное... да. Потому как, не смотря на все свои страхи и важные жизненные принципы...
— Здравствуй... Стахос, — выдохнула, глядя в его бездонные, но такие манящие кострами глаза.
— Евсения... — а вот он, кажется, удивился. Совсем на чуть-чуть. А потом, живо сгреб мое лицо в свои большие ладони и потянулся к нему, не отрываясь от моих глаз. — А я боялся, что...
— Ты... да как ты вообще смеешь... руки свои распускать? — махом все рухнуло на свои, прежние места: и я, и летящая куда-то, мгновением раньше поляна и мужчина, совсем близко, напротив. Недопустимо близко. — Ты... чужак, являешься ко мне, когда тебе вздумается, и творишь, что захочешь, — отдернула я его замершие руки. — Пошел...
— Куда? — сощурились на меня черные глаза. — Лес сейчас — не твой. Значит, я могу здесь находиться, столько, сколько посчитаю нужным.
— Ну, тогда считай, хоть до зари. Хоть обсчитайся. Да только, без меня. Пошли отсюда, Любоня... Любоня!
— По-шли, — отмерла, наконец, распахнувшая рот, подруга, и послушно двинула за мной прочь, сквозь толпу. — Евся... А это кто?
— Это?.. — тормознула я, лишь по другую сторону танцующих у костра весчан, и нашла наглеца глазами. Он стоял сейчас все там же, скрестив на груди, облаченные в синюю рубаху руки и, все так же с прищуром наблюдал за моей суетнёй. — Это... Помнишь, ты меня оплакивала, как утопшую?
— Ну, да-а, — старательно нахмурила лобик Любоня. — А-а-а! Так это вы с ним с моста того в речку грохнулись?
— Ага. С ним. А потом он меня еще в клеверной низинке подкараулил и еще...
— Евся, а почему ж ты с ним так не ласково? Парень то вон, какой пригожий, хоть и пришлый. Глянь, как наши веселухи вокруг него увиваются. Своих всех перезабыли, — вытянула и подруга свою шейку в том же направлении, что и я. — Видишь?
— Вижу, — почти по-змеиному известила я, наблюдая за возобновившимся вновь непотребством, на которое этот... эта "ходячая неприятность" лыбилась вполне благосклонно. Правда, все с того же, оставленного нами с Любоней места. Да то — дело временное, уверена. — Я пошла.
— Куда? — развернулась ко мне удивленно подруга... А вот это, действительно, был "вопрос".
— Так... в сторонку. Что-то танцевать расхотелось, а домой пока не тянет. Постою... погляжу... Где, ты говоришь, Русан? Может, ему компанию составлю.
— Русан?
— Ага, Русан, — вернулась я, наконец, взглядом к Любоне.
— Русан все там же, у раздвоенной березы.
— А может, вместе к нему подойдем?
— Нет, — с какой-то странной решимостью, качнула головой девушка. — Ты... одна к нему иди. А я еще не наплясалась, — и быстро нырнула обратно, в самую гущу.
— Ну-ну... — проводила я ее внимательно глазами и тут же исчезла сама за гранью освещенных кострами пятен.
Русан, действительно, был там, где ему и положено. Правда, сменил привычную, стоячую позу на сидячую, вытянув ноги на узкой березовой лавочке, в аккурат под обозначенной "рогаткой".
— К тебе можно? — застыла я сбоку от грида. Мужчина скосился на меня, а потом медленно сдвинулся на противоположный край:
— Садись.
— Ага, — с готовностью шлепнулась я рядом и смолкла, насупившись на развернувшееся пред нами веселье. Кто-то, по-прежнему отплясывал под свирельные, залихватские мелодии, выдаваемые сразу тремя местными умельцами. Кто-то под песню водил хоровод у самого крайнего, главного костра, в центре которого уже догорал наряженный Купалой столб. А за нашими спинами, в березовой роще слышался отдаленный женский визг и эхом разносимые оттуда крики — там вовсю носились меж деревьев за своими парами "горельщики". — Русан, а откуда ты родом?
— Я?.. Из Барщика. Это такой городок недалеко от столицы, — снизошел до разъяснений грид.
— О-о, наверное, очень отсюда далеко. А в твоих краях эту ночь... отмечают?
— Отмечают, — с отстраненной улыбкой, кивнул мне мужчина. — Только она у нас Купальником называется.
— И что, тоже костры жгут и венки по воде пускают?
— Наверное... Я всего один раз такое видел. Очень давно.
— Понятно. И, наверняка, через пламя тогда не прыгал. Потому что кто ж, в здравом уме так своими штанами рисковать будет? У нас, вон, в прошлый Солнцеворот один... молодец, — великодушно не обозначила я, мирно дрыхнувшего сейчас под стогом Леха. — так скакнул, что и их в полете по шву порвал и местную вдову, рот открывшую, опрокинул. Нет, она, конечно, не против была такого явного "ухаживания". Да, пока молодец переодеваться огородами бегал, все ж, его не дождалась. Вот, был бы его дом не на другом конце веси, тогда б... — представив себе такой поворот в судьбе своего бывшего ухажера, развернулась я к Русану и увидала, как тот беззвучно смеется. — Ты чего?
