— Вот это... подарок из-за гор.
— Да. Особенно, если учесть, что было до него.
— Я должен извиниться? Но, ведь и вы меня...
— Обманула?
— В общем-то, да.
— Я с тех пор очень сильно поумнела. И дала личный обет — не врать правителям Тинарры. Даже, если они...
— Не утруждают себя церемонией представления?
— В общем-то, да.
— И что нам теперь делать? Ведь нас даже... — глянул Стах на опустевший ковер перед камином. — представить друг другу некому?
— Евсения Мира Ата.
— Евсения... Мира... Ата, — медленно повторил он. — А вот теперь я уже ничего не понимаю, — и, опустившись на стул, обхватил руками голову. — Скажите, Евсения Мира Ата, а с вами бывает такое: видишь кого-то, слышишь его голос и, вдруг, начинаешь понимать, что знаешь его уже очень давно. Знаешь до последней черты, до самой маленькой родинки, — поднял он на меня глаза. — У вас ведь есть родинка между лопаток? Или вы меня сейчас опять пошлете?
— Нет. То есть, да. "Нет" — не пошлю. И "да" — родинка у меня там есть... Стах... Сивермитис, — зажмурила я глаза. — Мне очень нужно с вами поговорить. Наедине и желательно, подальше отсюда.
— А Адьяна подойдет? — недоуменно уточнил он. — Или, надо совсем далеко?
— Адьяна? — серьезно задумалась я. — Да — у водопада. Там никто не подслушает.
А вот теперь Стах честно попытался не удивиться. Лишь усмехнулся, уже вставая:
— Ну... пойдем.
Мы шли быстро и в полном молчании. Мимо пустого фонтана, через коридор из ивовых прутьев и все дальше и дальше от дома. Пока я не услышала знакомый шум падающей воды. А где-то там, под ней сейчас был грот с такой красивой скульптурой. Но, нет, только не думать... Не об этом...
— Я очень перед вами виновата. Я не смогла уберечь то, что мне дороже всего на свете. И что самое ужасное, исправить свою ошибку уже не смогу.
— У вас, что, — опешил мужчина от такого начала. — Кто-то умер? Погиб? Или... а я тогда здесь причем?
— Причем? — открыла я рот... Ох, как же это трудно — начать с самого главного. И какое начало здесь самое важное? — О-о-о, — теперь уже я схватилась за голову. — Я говорю про нас с вами. Вы меня помните, потому что мы, еще недавно, были вместе. Любили друг друга. Жили в Адьяне и готовились к свадьбе. И я обещала пойти за тобой на край света, а потом... потом предала. Потому что думала, ты сам меня предал — изменил мне с Фроной. Я была в этом уверена. И была уверена, что поступаю единственно верно. И я наложила на тебя заклятие, которое стерло тебе память обо мне. А сама сбежала в Медянск. И там жила, пока меня не попытались... А вот это уже, наверное, и есть — главное. И... — замерла я, увидев, что мужчина стоит ко мне спиной. — Стах... Стах!
— Я тебя люблю и готова пойти за тобой хоть на край света, — тихо произнес он. — Значит, это ты писала мне. Я эту записку нашел случайно, в кармашке своего жилета. И все думал: кто это мог быть? Все время об этом думал.
— Стах, ты меня не слышишь. Я...
— А еще эти сны. Смутные. И меня в них постоянно кто-то звал. Но, там, куда я приходил, было пусто, — произнес он, не глядя на меня. — И все, кто меня окружает, они постоянно отводят от меня глаза. Будто я — чужой. Или смертельно болен, но не знаю об этом.
— Стах! Я люблю тебя. Посмотри на меня. Я тебя очень прошу.
— И еще твой голос... Евсения, я помню твой голос.
— Стах, любимый. Прости меня. Я — дура. Я — такая дура. Я сделала тебе больно. Скажи мне, как я смогу загладить свою вину?
— Что?
— Я люблю тебя больше всего на свете. Я готова всю жизнь тебе отдать, лишь бы ты меня простил...
— Уходи.
— Уйти?
— Уходи, — глухо повторил он и, наконец, поднял на меня глаза. — Ты сама сказала, что предала меня. Разве так любят?
— Нет. Так не любят, — отпрянула я от него. — Ты прав. Когда любят, верят безоглядно и лишь одному — своему любимому.
— Ну, вот видишь, — горько усмехнулся он. — И ты опять это сказала сама. А теперь уходи, Евсения Мира Ата.
Все поздно. Все безнадежно поздно. И, наверное, я в глубине души знала, что так и будет. Ведь, я знала Его, своего любимого. Но, оставалось еще одно. И, набрав в грудь воздуха, я сначала выдохнула, а потом повернулась к нему:
— Я хочу, чтобы ты знал, зачем я сюда приехала.
— А разве, не в качестве подарка?
— Нет. Но, подарок, все же, есть. Правда, он такой же малоприятный, как и я сама со своими поздними раскаяниями. Но...
— Так может, тогда не стоит и начинать?
— Фрона?
Фрона вышла под фонарь из темени ночи. И первое, что я заметила, черкнув по ней отстраненным взглядом: наряд она так и не сменила. Бледно красная уродливая клякса до сих пор украшала ее шикарное серое платье. А в руках был столовый нож... Мания у них, что ли на эти ножи. А потом я посмотрела в ее глаза. И увидела все остальное — в глазах госпожи Кави был загнанный в ловушку зверь. Зверь, которому больше нечего терять. И мне, вдруг, вспомнилась молодая волчица с моста через Козочку, и я еще успела подумать: "Вот это оно и есть — самое главное. С этого надо было начинать".
— Фрона! — крик Стаха и его холодные пальцы, лишь вскользь мазнувшие по моей ладони. А за мгновенье до этого — резкая боль, там, где сердце. И долгое-долгое падение с большой высоты...
И меня не стало...
Девушка сидела на самом краю. Свесив вниз ноги. За ее спиной были размытые серые скалы, уходящие в лазоревую высь. А перед глазами — сизый, клубящийся над темнотой туман. До самой линии горизонта. Туман показывал ей картины. Он, то вскидывался вверх изогнутым облаком, то опадал. Туман будто с ней разговаривал. Но, она не понимала его знаков. Она очень хотела, но... не могла. А порой свои хороводы начинали водить огни. У самой дальней грани. Они тянулись вереницей, вспыхивая поочередно и тут же угасая. И, наверное, это тоже были знаки. Непонятные ей.
Девушке все время казалось, если она будет смотреть неотрывно, то обязательно что-то поймет, вспомнит. Что-то очень важное, особенное. И тогда, наконец, сможет покинуть это пустое размытое место: взлететь ввысь или провалиться сквозь туман. Ей это было уже не важно. Лишь бы понять: заполнить своим пониманием собственную пустоту внутри.
А иногда приходили тени. Такие же, как она сама — пустые и одинокие. Они ненадолго замирали за ее спиной. Некоторые — совершенно безмолвно или тихо вздыхая. А иные что-то пытались спросить, но, не получив ответа, отступались. Уходили дальше, вдоль края за каменные выступы. А девушка продолжала смотреть вперед. И ей до них не было никакого дела. Но, однажды, что-то изменилось. И одна из теней сначала долго стояла, будто приглядываясь. А потом опустилась на край, совсем рядом. И, вдруг, начала говорить. Не громко рассказывать. Словно бы, сама себе, а не девушке.
Но, ее это не раздражало. И не отвлекало. Она просто смотрела в туман, на огни и... слушала. А тень все рассказывала. Про другие места, другие цвета и много еще про что. Она не замолкала, словно в этом было ее нынешнее предназначение — рассказать как можно больше. И постепенно девушке стало казаться, что знаки, которые она ждет, таятся не в таинственных картинах перед глазами, а в рассказах тени. И она все меньше смотрела. И все больше слушала. Пока однажды тень не начала свой последний рассказ. Про мост над рекой. Про людей на этом мосту и еще про другую. И та, другая на этом мосту тоже могла разговаривать, но, только не с тенями, с животными. И что-то, вдруг, всколыхнулось внутри девушки. Словно пустота ее неожиданно ожила — потеплела. Она повернула голову:
— А что было дальше?
— А дальше... я тебя нашел, — свет от ее внутреннего тепла вырвался наружу и ударил в глаза. И она больше не увидела ничего. Лишь услышала. — Руку! Дай мне свою руку!
— Хорошо. Ты только не молчи, любимый...
Сначала я увидела потолок. С остатками копоти от недавнего магического взрыва. Мишка. Это он плохо забелил после... и подскочила на высоком лабораторном столе. А потом уже вспомнила все...
— Жизнь моя, пожухлый лист... Стах! — мужчина лежал рядом и тоже на спине. Только глаза его были закрыты. — Стах! — дернула я зажатой в его холодной ладони рукой. — Стах!!!
— Что же ты так кричишь? Молчаливой ты мне больше нравилась.
— Стах...
— Свинец всему живому... Маестра, поздравляю — эксперимент окончен со счетом "Минус два трупа и один самоиспепеленный палатум".
— Какое "поздравляю"? Ты мне три сребеня проспорил.
— Евся, а я верил, что у Стаха все получится. А я верил, — шмыгнул носом Тишок.
— Стах, любимый...
— Ну, теперь мы с тобой квиты, — выпустив мою руку, сел на столе мужчина.
— Это, в каком смысле?
— Один раз ты меня с того света вытащила. Один раз — я тебя.
— Понятно... Значит, ты меня не простил.
— За что?
— За мое... предательство.
— Евсения, одно дело говорить о тяготах несчастной любви, а совсем другое — их на самом деле испытывать. Когда я тебя гнал, я тебя не любил. А теперь я себе такого позволить не могу. Тем более, после того, как ты мне много чего наобещала во искупление.
— Да?.. Ну, тогда скажи свои волшебные слова. Без них — ничего.
— Волшебные слова?
— Ага...
— Ну, здравствуй, любимая, — засмеялся мужчина, притягивая меня к себе.
— Все, что пожелаешь...
ГЛАВА 16 (вместо эпилога)
Голубое, малиновое, желтое. Синее и нежно-фиолетовое. А еще ветер, бабочки и пчелы. Пчелы, пчелы. Ошалелые от такого небывалого обилия цветов. И это только конец мая. Но, мне их не жаль, побочных жертв балансии, которая и сама "ошалела" от собственной, накрывшей ее гармонии. Ну, или, очень к этому близка. Очень-очень...
Я стояла на закругленном крыльце и смотрела вслед уходящему мужчине. Мужчина шел сутулясь, и казалось, обступившая со всех сторон красота Адьяны его нисколько не трогает. Потому что мужчина уходил навсегда.
— Что ему здесь надо было? — Стах обхватил меня сзади руками, и уперся прищуренным взглядом в спину удаляющегося Макария.
— Приходил сказать, что суд вынес приговор по делу Фроны и попрощаться.
— Да неужели?
— Ага. Он уезжает из Тинарры. И, наверное, станет теперь искать Донатиса. Но, это лишь мои личные умозаключения.
— Да-а, — зло хмыкнул Стах. — Где-то над Алантаром жди природных катаклизмов... А ты ему верный маршрут не задала?
— Я?.. Нет. Хотя, вдруг бы они просто сели и поговорили, в конце концов.
— Без козырей? — с сомнением вопросил мой любимый. — Это, вряд ли. А вообще, я тебя ревную к этому бывшему беру. Ты — в курсе?
— Картину я не выкину... Стах.
— Угу.
— Посмотри вокруг.
— Ну, посмотрел.
— Это вот так я тебя люблю. А там — просто нарисованные цветы. От просто, друга.
От "просто друга" подарок я получила две недели назад. Без обратного адреса и каких-нибудь записок. Но, внутренним своим чутьем угадала — Донатис... "А что можно дарить дриаде?.. Поля? Степи? Мир?" Он подарил мне целое поле цветов. Нарисованных яркими, крупными мазками. Целое поле залитых солнцем синих ирисов. С цепочкой высоких, как свечи деревьев на горизонте и двумя маленькими белыми домиками в центре.
— Чидалия. Страна на южном побережье Моря радуг. Я там бывал.
— Что? — обернулась я к стоящему рядом Стаху.
— Почему Чидалия? — сузил он глаза на пейзаж. — Кипарисы и эти цветы, ирисы. Их масло используют для очень дорогих женских духов. Это Ирисовая долина. А ирисы... древний символ алантов, — и посмотрел на меня...
Нет, Макарию я не сказала. Хотя, он, уже уходя, обернулся и, вдруг, тихо произнес:
— Все дело в женщине. Я когда-то, очень давно ее у него увел. Любовь всей его жизни. Его балансию...
Вот, значит как... И ушел. А Кир остался. Да не просто остался, а ух, как. А мой любимый теперь — только мой. Вот уже целый месяц. И целых два дня, как он вновь наладил с братом отношения. Ну, после того, как у Кира зажила передняя левая нога. После поединка с эвпатридом, обвинившим Стаха в "трусости и государственной импотенции". Это в Тинарре так отречение от престола по-другому называется. Называлось... до исхода поединка. Зато теперь в "смелости и государственной полноценности" Кира никто из наших сограждан не сомневается. А о нас со Стахом в "Тинаррской заре" появилась новая статья. Правда, я лишь заголовок ее видела: "Зов древней легенды. Кентавр и нимфа наших дней".
— Страна по-прежнему нуждается в героях, — изрек тогда многозначительно Стах. — И автор, кстати, тот же.
— О-о. Тогда, даже судьбу чтением искушать не стану. Ты только скажи, любимый: что за легенда такая?
— О кентавре и нимфе? — изобразил Стах задумчивость. — Ну, они полюбили друг друга. Очень сильно. А потом удалились от мира. Он ушел из родового клана, а она — из своего леса.
— А дальше?
— А дальше?.. Нарожали кучу детей. Очень красивых детей. Правда, дети их были лишь внешне схожи с людьми, а по сути своей, иные. И один из их сыновей впоследствии возглавил кентаврийский клан.
— Пусть даже не надеются — я им своих детей не отдам.
— Кому? — обхватив меня, засмеялся мужчина.
— Никому. Наши дети сами будут выбирать свою судьбу.
— Как мы с тобой?
— Ага. Ведь мы им расскажем, как это сделали. Честно и откровенно.
— И про то, как я тебе три раза делал предложение?
— Даже не смотря на все твои явные и до поры скрытые достоинства. Хотя, мне лично третий раз больше всего понравился, — сморщив нос, припомнила я те слова своего любимого и выражение лица, с которым он их проорал: "Да в конце то концов, это когда-нибудь свершится?! Ты замуж за меня пойдешь?!"
И мы тогда обошлись и без важного кентавра — нотариуса, и без уставших от этой неблагодарной роли свидетелей. И, что самое главное, без положенных шести месяцев подготовки. Нам понадобилось лишь два... Вплоть до дня завтрашнего, двадцать седьмого мая...
— Евсения.
— Да? — цепнув в последний раз взглядом по спине Макария, повернулась я к Стаху.
— А может, ну его, всё? Махнем прямо сейчас к нотариусу — я знаю, где он живет. Засвидетельствуем факт, а потом...
— Всю жизнь скрываться от тех, кого наприглашали? Ну, уж нет. Я свою подругу знаю. Они нас с Храном и с того света достанут.
— Это точно, — вздохнул мой любимый мне в шею. — Тогда, веди себя сегодня прилично. Потому что я дорогу туда тоже знаю, — прикоснулся он губами к моей коже.
— Стах, ты о чем?.. Стах... Ведь я же... без тебя... О-о...
— Кх-х! — вот совсем он не вовремя! Мишка замер прямо перед крыльцом и создал видимость смущения. — Ваше Высочество, наше вам. Евсения, я — за тобой. Там все уже готово. И Любоня просила напомнить про... как это называется, — скривился парень. — когда на голову?
— Я помню... Любимый.
— Угу, — разжал тот руки.
— Все будет хорошо. Обещаю. И платье это я надену. Хоть мне и придется ехать в отдельной карете.
— Это явное преувеличение, — довольно расплылся он. — Мишка!
— Понял: подвалом туда-обратно. И еще, Абсентус спрашивал: ТУ, на травах, брать? Храну понравилось... Ага, понял...
