— Списки приглашенных на эту церемонию и свадебную. Первый составлен согласно традиционному уставу. И вы его уже утвердили. А вот по поводу второго, просмотрите, пожалуйста, еще раз представителей от гномьей диаспоры из Ладмении. Потому что, если там останутся те же самые, то мне нужно тоже принять... заблаговременные меры. Ибо, по их "традиции", они, я думаю, у нас так на два месяца и... зависнут.
— Зависнут? — удивленно уточнил Кир. — То есть...
— Совершенно верно, Неос Сивермитис, и мне тогда нужно будет обеспечить их на этот срок гостиницей.
— Хорошо, я гляну. А на сегодня — всё, — вновь отодвинулся стул, став первым в "хоре" согласно застучавших на выход копыт. И я, выждав еще несколько долечек, уже радостно подпрыгнула с дивана...
— Стахос. Можно тебя?
А вот этот спокойный голос, заставил меня очень сильно удивиться.
— Что ты хотела? Мне кажется, вопрос по пошлинам с ваших внешних контактов мы уже решили? — в полной тишине поинтересовался у этого голоса Стах.
— Я вижу, ты до сих пор на меня злишься.
— С чего бы, Фрона?
— Ведь, я уже сказала тебе, зачинщики тех массовых выступлений против коронации Кира найдены и наказаны.
— Фрона, — вздохнул мужчина, — Я на тебя не злюсь. Это глупо. Просто, не вижу больше смысла для таких вот... разговоров. Или у тебя какая-то личная ко мне просьба?
— Просьба? — задумчиво протянула женщина. — Да, и она — очень личная. Стах, пообещай мне, что между нами вновь возникнут прежние теплые отношения.
— Насколько "теплые"? — осторожно уточнил он.
— Настолько, что мы снова станем говорить друг другу только правду. Ведь, мы — взрослые умные создания и нам ни к чему играть в эти "недосказанные игры".
— Фрона, я не знаю, какие игры ты имеешь в виду, но, мы с тобой, действительно... — начал мужчина, а потом, вдруг, резко сменил направление разговора. — Позволь, я тебя провожу? — и, не дожидаясь ответного согласия, застучал сапогами в сторону выхода.
— Ты думаешь, у нас во дворце ночью небезопасно? — доверительно отозвался удаляющийся туда же женский голос... И в кабинете за дверью вновь воцарилась тишина.
— Теплые доверительные игры... — обхватив руками голову, прислонилась я спиной к двери. — И что же тебе до сих пор неймется, госпожа Кави?
Хотя, если уж быть с собой совсем честной, то я слабо представляла ее, как собственную соперницу. Возможно, причина — в отсутствии у меня каких-то, отвечающих за женскую ревность "частей мозга". Или все дело в отсутствии жизненного опыта по таким вот, "болезненным" вопросам. Но, главное...
— О-ой! Стах!
Мужчина, внезапно дернувший за дверь с той стороны, и так удачно меня словивший на этой, удивленно вскинул брови:
— Евсения, вот это да! — да, все дело в этом мужчине. И в его взгляде, говорящем лучше любых слов. — А я сюда за курткой вернулся. Ты давно меня ждешь?
— Только что нарисовалась, — извернувшись в объятьях, обхватила я мужскую шею руками. — Неос Сивермитис, ночи в августе такие короткие, а ваше "мытарство" так долго тянулось. Имейте совесть (может, хоть у него она зааплодирует?).
— То ли еще будет, любимая. Ну, что, как обычно, в окно?..
Ожидающий нас по ту сторону дворцового парка, Тишок, только лишь не пританцовывал:
— Где вас носит то?! Меня два раза уже собаки на этот забор загоняли! — отозвался его писк в примыкающей гулкой улочке.
— Все вопросы — к Его Высочеству. Я сама целый час на подоконнике в спальне проторчала, — тут же направила я праведный гнев по нужному руслу. — Давай, напускай туману.
— Значит, опять в Адьяну? — подбоченился бес.
— Угу, — обхватил меня сзади Стах.
— И мне опять всю ночь мороком имитировать здоровый высочайший сон?
— Угу. А что, мои перины тебе уже надоели? Ну, Тишок, потерпи еще немного... До января. Друг ты нам или нет?
— Я-то вам друг, — безнадежно вздохнул тот. — Но, что ж вам самим на тех перинах то...
— Высокие моральные традиции, — дружно процитировали мы со Стахом один из пунктов предсвадебного договора. Также дружно полагая, впрочем, что распространяются они лишь на те самые "перины". — К тому же, тебе сегодня не до самого рассвета храпеть.
— Это почему? — недоуменно глянула я на мужчину, на что тот выразительно скривился:
— Дело у меня здесь... Очень раннее. Так что, веди, проводник, не теряй время, — а, уже выныривая у гостеприимно подсвеченного фонарями дома, уверенно мне сообщил. — Зато, я к тебе днем сюда вернусь и все выходные — наши.
— И на лавандовые поля? — открыла я на такое дело рот.
— Угу.
— И в заброшенный замок у реки?
— Угу.
— И в ту деревню, где варят пятьдесят три сорта сыра?
— Все, как договаривались, любимая.
— И...
— Давай, для начала, до нашего собственного дома? — со смехом потянул меня Стах в сторону родного закругленного крыльца...
ГЛАВА 9
Дорога гладким булыжником неспешно текла под песочные копыта Коры. Кобыла моя, спокойная без присутствия Капкана, благодушно глазела по сторонам и иногда громко вздыхала (разве нас, женщин, поймешь?). Да и наездница ее никуда не спешила, не меньше лошади крутя головой, повязанной по случаю выезда, черной траурной косынкой. А зачем было торопиться, если впереди — целый день без любимого? Оный, как и было обещано, честно исполнил всю "выходную программу", а сейчас до вечера смотался вон из Шарана по своим государственным делам. Меня же вверил тоже, явно томящемуся в тиши Адьяны (а может, в обществе собственной тетушки) Храну. Вот именно с ним мы и ехали теперь по главной столичной улице. Очень медленно ехали. Тем более, для разговора тем хватало:
— ... Да я уж думала, все у них наладилось с этой фурией психованной, но... — скорчив недовольную гримасу, покачала я головой, а Хран в ответ усмехнулся:
— Степная бесовка.
И уж не знаю, что он имел в виду под данным "научным" определением, но, по моему стойкому мнению, Гуля эта совсем других "определений" заслуживала. Да мне от одного взгляда на Тишка, вернувшегося в дом вскоре после Стаха, плохо сделалось. Ведь, мало того, что синяки по всему тельцу, так еще и ожог на боку. Но, наш герой лишь вздохнул тяжко и под этим моим взглядом, уплелся в сторону кухни — уж там его Руфа без лишних досмотров сразу и накормит и приголубит.
— Евсения, а Любоня то пишет тебе? — провожая глазами, плывущую по тротуару дородную темноволосую горожанку, вдруг, спросил Хран.
— Ага, — в ту же сторону расплылась я. — Еще как пишет. Они с Русаном в Медянске обосновались. И на деньги по векселю Сивермитиса подружка моя открыла свою цветочную лавку. А назвала ее, знаешь, как? "Адьяна".
— Да что ты?
— А то. Зря что ли она последние здесь два дня, хвостом за Тагиром таскалась. Все у него выспрашивала и записывала. Видимо, тогда еще решила, — сделала я логическое умозаключение, скромно при этом умолчав, что "вторым хвостом" таскалась сама. — А Русан пошел служить в городскую стражу. У него там знакомец оказался. Точнее, не в саму стражу, а, как это... что-то по бою с оружием и без.
— Боевым тренером, — прищурился на солнце Хран. — Бьется он и в правду, грамотно — мы с ним "попрыгали" в Адьяне. Да и мужик хороший, сдержанный. Как раз для твоей многодеятельной подруги... Евсения, а от Адоны новостей нет?
— Есть. Любоня с Русаном, когда в Купавную ехали, завернули на всякий случай в заповедный лес. И столько было радости, когда ее там нашли — в нашем доме на озере.
— Так она там осталась?!
— Ага. Представь: помотала Ольбега с его наймитами мороками, а потом, когда они ни с чем убрались, решила остаться. Я думаю, после стольких лет жизни с людьми, нянька моя теперь тоже — не совсем дриада. И ей среди своих лесных подруг скучно станет... Но, и ко мне она вряд ли решится переехать, — подумав, добавила со вздохом.
— Да-а, а место там хорошее. Не хуже Адьяны. И озеро... А на свадьбу вашу...
— Приедет. Вместе с Любоней, Русаном и теткой Свидой. Все уже приглашены. Там и повидаетесь.
— Это, конечно, — неожиданно расплылся мужчина, всколыхнув в памяти наше последнее с Адоной застолье. И как нянька моя подливала Храну бесконечный смородиновый чай. И...
— О, боги! Лишь о вдохновении молю. Ведь остальное в силах я украсть! Мое глубочайшее уважение, досточтимый Хран! — худощавый мужчина с патлами льняных волос, поддернул на плече траурную ленту и тут же пришлепнул руку к груди. Слушатели его, толпящиеся на тротуаре у уже знакомого мне столба с листами, кентавры и пара людей, тут же повторили движение. — Досточтимый Хран! — величаво продолжил "поэт", глядя на моего, насмешливо прищуренного спутника. — Не могли бы вы от меня лично и всех здесь собравшихся, — взмахнул он в сторону оных рукой. — засвидетельствовать божественной висеште наше общее восхищение и почтение. Ее послали небеса через дремучие леса! В том месте, где пути сошлись, сквозь камни розы прорвались! — заставил он меня невольно открыть рот.
— Досточтимый Барнабас, а нельзя ли что-нибудь попроще? — уже во весь свой рот усмехнулся Хран. — А то, боюсь, исказить ваш слог при повторении.
На что тот, шустро сменив позу, ответил:
— О, я силен и в прозе. И да простит мне мой дерзкий нрав Каллиопа, моя верная поэтическая муза, но я иногда ей изменяю и с Талией и с Мельпоменой. И не далее, как вчера они посетили меня на пару, одарив очередным прозаическим шедевром, шепнув на оба уха сразу, что с этим шедевром я могу смело претендовать на выступление в честь свадьбы нашего героического будущего Сивермитиса Стахоса, правда, тогда он уже будет настоящим и...
— Достаточно, — умоляюще выставил руку Хран. — Я и этот поток не осилю.
— Ну, так позвольте мне сразу перейти к делу? — ничуть не смутился многогранный автор. — Я могу вам продекларировать лишь небольшой отрывок, чтобы ваш суровый военный мозг смог без проблем его усвоить и... воспроизвести.
— Откройте же ваш рот, — видно, смирился с долей мой спутник и пожал мне плечами: мол, я его знаю и уж лучше сейчас, чем всю дорогу до дворца, даже если поскачем галопом. Мне же, напротив, стало интересно. Да и Барнабас ждать себя не заставил:
— Прошу, прощения. Передайте от меня, — для начала прочистил он горло, а потом набрал в тощую грудь воздуха. — И служили ей духи лесные и водяные и звери могучие! — сорвало с ближайшей крыши парочку голубей. — Первые охраняли покой и сон девственный, вторые омывали ноги и косы плели, а третьи врагов истребляли! А более других был могуч медведь, коий с детства берег дриаду от покушений! Но, лишь однажды не успел, за что изуверы оба жестоко, хоть и с опозданием поплатились! — закончил Барнабас в полной тишине и под стук моего собственного сердца.
— Надеюсь, это все?
— Я могу и продолжить, досточтимый Хран.
— Не надо, — а вот теперь уже шарахнулись все стоящие на тротуаре. Я же, опомнившись, выдохнула и развернула к дороге лошадь. — Хран?
— Ёшкин мотыляй, довыступался. Козий сын, — припустил тот за мной, а, едва мы отъехали по улице в полголоса спросил. — Евсения, а ты чего так в лице изменилась? Я понимаю — сомнительное удовольствие. Надо было знак мне подать.
— Да мне самой... — начала я, а потом с ужасом впялилась в глаза мужчины. — Хран, про то что меня в детстве изнасиловали "два изувера", а медведь их потом убил, знали лишь: алант, бывший в шкуре этого медведя, Стах, при котором тот похвастался, да еще Тишок, которому я недавно, уже в Адьяне, рассказала. Так откуда это знает еще и тинаррский горожанин?
— Ты это серьезно? — нахмурил брови мужчина. — Так, может, он просто так брякнул, сам не ведая о чем? Я с ним сто лет знаком. К нему все перечисленные музы лишь после третьей бутылки анисовки приходят. С четвертой подмышкой. Дочка, ну ты сама подумай, откуда ж ему о твоем потаенном знать? Тишок в таких кругах не вертится, да и вообще трепать про подобное не станет. Алант, наверняка, сам в бегах до сих пор, а Стах...
— Я знаю, — глянула я на Храна. — Мне хочется в это верить. И... наверное, ты прав.
— Да, конечно, я прав... Евсения.
— Что?
— Выше нос. Ты же — будущая жена Сивермитиса.
— Ага, — расплывшись, вздохнула я... и подняла нос...
Однако, дальше мы ехали уже молча. А во дворце у меня неожиданно поднялось еще и настроение:
— Стах!
Его Высочество, стоящий прямо посреди пустынного холла, резко ко мне развернулся:
— О, вы уже здесь, — растаяли на его лице тени прежнего недовольства, а из-за широкой мужской спины выступила Фрона... И настроение мое также неожиданно упало. — А я вернулся раньше срока, — забыв про свою собеседницу, подхватил он меня за руку. — Пошли обедать. Я с утра голодный.
— Стахос! Я надеюсь... Приятного аппетита.
— А ты что, к нам не присоединишься? Мы со Стахосом были бы очень рады.
— Евсения.
— Кхе-е. Я, пожалуй, пойду. У меня дела, — подорвался в правый коридор Хран. Я же, бросив ему в спину взгляд, вновь открыла рот:
— Так что, мы идем?
— Конечно, идем, — потащил меня туда же Его Высочество...
Остаток дня я провела за чтением под кружевным балдахином. И, толи книжка попалась неинтересная (раз я ее название даже не вспомню), толи мои собственные мысли скакали, обгоняя эллинские пузатые буквы, но за этим чтением я и уснула. А когда открыла глаза, то первым делом, в предрассветной серости увидела тележку с едой и фикус в углу...
— Ну, уж нет! По второму кругу этого помешательства я не понесусь! — и, спрыгнув с кровати, понеслась в купальню смывать с себя дурные мысли.
А на утро была свежа и бодра:
— Дорогой, подай, пожалуйста, масло.
— Да, дорогая, — хмыкнув, придвинул Стах тарелку.
— Спасибо, дорогой.
— Евсения, ты что вчера читала?
— Не помню... Я знаешь, о чем подумала? — засунула я в рот намазанный хлеб. — Мне нао каким-ниудь деом заняться. Поэзным.
— А что ты умеешь? Из полезного? — всерьез заинтересовался мужчина.
— Ну... А помочь подруге будет считаться полезным делом?
— К нам что, Любоня приезжает?.. Других то подруг у тебя здесь нет, — под мою выразительную гримасу оскалился он.
— Нет, она не приезжает. Я хочу ей посылку собрать с семенами цветов из Адьяны. На развод, для ее одноименной лавки.
— Так это очень полезное дело. Можешь, любимая, даже фикус наш ей отправить, — решил, видно и он подстраховаться от моих возможных "рецидивов".
Да я и не против, только, боюсь, Тагир расстроится... Однако, через три дня он от меня и прятаться начал. По всей Адьяне: подумаешь, все здесь — особо ценное, по всему миру собранное. Так ведь и я их не для оформления помойки собираю. А на четвертый, уже отправив курьера прямиком на столичную почту, сама, неожиданно получила письмо... А потом его распечатала...
Смысл безымянного послания дошел до меня не сразу. И сначала я лишь тупо переворачивала пожелтевший газетный лист "Бадукского глашатая", явно, давности многолетней, а потом увидела его... заголовок, большими буквами в самом верху страницы: "ДРИАДСКОЕ ДЕЛО. ВЫНЕСУТ ЛИ ИЗ НЕГО УРОКИ ИЛИ КОМУ НА РУКУ ПОДОБНАЯ МАГИЯ"... Дальше можно было не читать...
