— Обо мне... Значит, виновата я. Получается, так.
— Евсения, послушай меня, пожалуйста. Тебе сейчас ни к чему брать на себя ответственность за поступки других. Мир, в котором я живу, построен на указах и законах. И я с детства привык, что политика с навязчивой неизменностью вторгается в сокровенную жизнь моей семьи. Да и в мою тоже. И мне самому это долгие годы претило... до сих пор претит. Мои родители семь лет не могли пожениться лишь из-за того, что мама не имела тинаррского гражданства по праву рождения. И первый указ, который издал отец, став Сивермитисом, эту проблему решил. Я сам с детства избегал учить право, чтобы быть как можно дальше от всех этих хитросплетений проблем и интересов. Поэтому и болтался по миру. Все эти годы, кроме последнего своего раза... — вдруг, замолчал Стах. — Позволь мне кое-что тебе рассказать? Я надеюсь, тогда ты лучше меня поймешь.
— Хорошо, — вздохнув, мотнула я головой. — Я тебя слушаю.
— Это касается в первую очередь истории нашего государства. И истории Омеги. Дело в том, что изначально, еще на территории Ладмении существовало два кентаврийских клана — Южный и Северный, которыми правили братья. Кланы эти, хоть и жили по одним и тем же законам, имея символические границы между собой, но, разительно друг от друга отличались. Это как раз в двойственной природе моего народа. И у Северного клана был свой "кумир", почитаемый наравне с иными богами — Хитон. Прославленный своей мудростью еще в предтечном мире. А у Южного, свой — Евритион. Символ буйного нрава и проявления чувств во всей их... неприкрытости. Но, как бы там ни было, кланы между собой дружили и роднились. А когда пришла пора сниматься за Рудные горы, решение было принято быстро — образование единого кентаврийского государства на той же основе двоевластия. Однако вскоре между братьями вышел разлад. Причина его до сих пор остается тайной. Одни говорят, что виной всему стал дележ новых, наиболее плодородных земель. Другие — жена Северного Сивермитиса. Но, как бы там ни было, спор решался личным поединком, а закончился половиной Кентаврийской Омеги... Ты, наверное, заметила выведенные на ней слова?.. Первоначально они звучали на кенво, как: "Иката да мэйда". То есть, "Двое в единстве". Теперь же там осталась лишь вторая их половина. Она и стала новым девизом молодой Тинарры — государство целиком отошло бывшему Северному Сивермитису. Но, здесь существует своя, как говорит отец, цепкая заноза: юридически Южный клан, сохраненный сейчас лишь в рамках отдельной провинции, может в любой момент оспорить свои права на верховную власть. Если там найдется достойный претендент.
— Потому что у Сивермитиса отсутствовал символ его верховной власти? — открыла я рот.
— Да, любимая. Именно по этой причине.
— И именно поэтому ты срочно сорвался на его поиски? Иначе бы твоему отцу пришлось...
— Личный поединок, — пожал мужчина плечами. — Дело в том, что, чуть меньше семи месяцев назад в южные земли из-за границы вернулся брат Фроны, который в "родственной" поездке сюда недвусмысленно выразил свои претензии на "объединение семьи".
— А причем здесь Фрона?
— Фрона? — удивленно посмотрел на меня Стах. — Так вы же, вроде как, познакомились?.. Она — моя очень дальняя родственница. И тоже из Южного клана. Хотя, прожила половину своей жизни у отца во дворце, а училась и вовсе в Куполграде. Она сейчас занимает некий, символический пост "столичного представителя от Южных земель". Поэтому и имеет право на участие во многих... церемониях.
— Это я уже поняла, — хмуро воззрилась я на собственные подогнутые ноги, а Стах очень скоро продолжил:
— Так вот, после визита ее брата мой отец решил во что бы то ни стало, принять бой, потому как надежды найти Омегу не было вовсе. Да и народ, который его уважает, не понял бы отказа. А передо мной встал выбор — либо принять у него бремя верховной власти, чтобы выйти против соперника самому, либо...
— ... снова сбежать из дома, но уже под благородным предлогом, — покачала я головой.
— Это точно, — расплылся в ответ мужчина. — Хотя и... грубо... И боги моему порыву, я тебе скажу, благоприятствовали, подарив новую зацепку в поисках подковы. А остальное ты уже знаешь. Это, что касается поисков Омеги... — неожиданно смолк Стахос. — Теперь о тебе и моем "неблагородном" сокрытии факта собственного происхождения... Я ведь тебе уже говорил, что принадлежность к роду Сивермитисов неминуемо вторгается в жизнь моей семьи. И у нас с отцом перед отъездом был разговор о моей дальнейшей судьбе в том случае, если я возвращаюсь с Омегой. Он пообещал, что не будет упорно готовить меня себе на смену, и что я сам в дальнейшем смогу распоряжаться своей судьбой. Это, хоть и не отказ от своего рода, но, полное снятие причитающихся к нему обязанностей. А когда ты ее нашла...
— Спёрла.
— Ну, спёрла, — мотнул головой Стах. — Я ведь тебе сказал тогда, что это — судьба. Ведь тем самым ты сберегла и меня и себя от золотого венца власти, раз уж он так не желаем нами обоими.
— От чего я нас... сберегла? — тихо уточнила я.
— От золотого венца. Так корону Сивермитисов называют... А что, я не прав? Ты мечтаешь стать королевой Тинарры?
— Я?!
— Ну да, — видя мое лицо, в полный голос захохотал мужчина. — Так скажи мне теперь, любимая, зачем мне было тебя пугать своими корнями, когда ты и так всего на свете боялась?
— Ну, надо же, какой ты радетельный, — уже сдавая свои шаткие позиции, из последних сил напыжилась я. — Благородный рыцарь — скиталец. Заступник дремучих дриад.
— Угу, — видя такое дело, перешел в контратаку "противник" — А теперь раскрой мне свою тайну — какой ты представляла нашу совместную жизнь?
— То есть, ты по-прежнему уверен, что она у нас будет?
— Хм-м... У тебя, конечно, был шанс этого избежать, если бы ты меня, все-таки, грохнула. А так... — скривился наглец. — Евсения, ну, давай, рассказывай. Иначе я помру уже от любопытства.
— А это будет считаться убийством? — заинтересованно уточнила я. — Хотя... все мои мечты ты уже знаешь. Я очень-очень хочу посмотреть мир вокруг нас.
— Вместе со мной? — на этот раз уточнил Стах.
— Ага. С тобой. Куда же я без заступника.
— Ну что ж, — в раздумье скривился мужчина. — Пожалуй, это возможно. С одной лишь поправкой.
— Какой?
— Существенной, Евсения — если сопровождать тебя будет не заступник, а муж.
— Какой еще муж?!
— Законный. Потому что до свадьбы нам улизнуть точно не удастся.
— А когда у нас свадьба? — ошалело выкатила я глаза.
— О, любимая, ты так нетерпелива. Хотя, я тебя прекрасно понимаю.
— Чего?! Нет, я тебя точно сейчас грохну! — живо подскочила я с досок, и со всех ног припустила за улепетывающим Стахом...
К моему возвращению в комнате, с гостеприимно распахнутым окном, стояла тишина, интимно скрашенная ночником у кровати. Да я бы и так их разглядела — пару следов от копытец, оставленных на самом краю подоконника. Ну что тут скажешь? Прохиндею опять не свезло — "Круг четырех ветров" та еще защита. И здесь даже заячьи уши не в помощь. А потом, с ехидным прищуром прислушалась к сопению. На этот раз вполне убедительному, даже с задушевным писклявым подхрапом. Хотя, что уж так-то стараться?
— Вам бы с номером певческим выступать: "Как бес деву уговаривал"
— А-а-а... Евся... это...
— Чего?! Кто тут кого...
— Что так сразу-то палиться?
— Да ты еще раньше "спалился", — подбоченясь на середине комнаты, успокоила я беса. — Когда следы свои хвостом не замел, — на что бывшие спящие среагировали обоюдным отдергиванием балдахина:
— Вот ведь, Тишуня — следопыт.
— Да не может этого быть. Я сейчас сам гляну.
— Ну-ну, — проводив бесенка глазами, хлопнулась я рядом с подругой на кровать, а потом и вовсе откинулась на спину. — О-ой... А как спать то хочется.
— Да какое там спать? — вполне бодро возмутилась Любоня. — Давай рассказывай: живой хоть Стах?
— Ага. Вполне. Уж больно быстро он бегает.
— От тебя или за тобой?
— В обоих случаях, — уклончиво уточнила я, облизнув в темноте губы. — А вообще, у меня для вас новость — мы завтра с утра отсюда съезжаем. Правда, куда, пока не знаю. Но, зато знаю, в каком составе.
— И в каком же? — даже подпрыгнула на кровати Любоня. Хотя, с чего бы? Ей ведь тут "сильно нравится".
— Ну-у, один очень лысый и очень каменный грид в нем точно присутствует. Стах сказал, что нам всем понравится, на что я сильно надеюсь. Хотя, ты можешь и здесь остаться.
— Это ты чёй-то? — открыла свой ротик подруга, а потом, возмущенно пихнула меня с кровати.
— Всем ш-ша, — уже через долечку замерли мы в дюйме от выпученных красных "бусин". — Тих-хо. Там кто-то из окна соседского лезет. Хотите глянуть? — и еще бы мы не хотели?..
Хотя, чтоб разглядеть, пришлось поднапрячься. И сначала мы лишь расслышали возню с левой стороны крыла. Поэтому, из нас троих больше всего свезло Любоне, дальновидно приткнувшей нос именно к левой оконной створке. А потом дриадское зрение напрягла и я... Ну, ничего себе. Пожалуй, у них тут в порядке вещей вот так "из гостей" возвращаться. Потому что, судя по отработанной тактике, этот "гость" уж точно проделывал подобное не впервые: мужчина, ловко повиснув на одной руке, оттолкнулся от стены ногами и точным попаданием "ушел" в аккурат за куст сирени, растущий под самым окном. Потом, оглядываясь по сторонам, поправил пустой по локоть рукав куртки... пустой?
— Вы видели? — кивнула я застывшим подельникам. — Он что...
— Похоже на то. И ведь какой... акробат, — с уважением скривился Тишок, а Любоня крайне осудительно покачала головой:
— С одной да еще левой рукой, а все туда же — по чужим окнам лазить.
— Да он еще и не старый. И вполне даже приятный. Так почему бы и нет, если дама сама... приглашает?
— Фрона?
— А ты откуда знаешь? — даже отпрянула я от окна.
— Так это... — стыдливо скосился в ответ бесенок. — Я когда обратно возвращался, с прогулки, видел ее в том самом окне. Третьем слева от нас.
— Это та самая, "унылая"?
— Ага-а... Она и есть, — всерьез задумалась я...
ГЛАВА 3
Безнадежным зрелище назвать было невозможно. Хотя, судя по моему отражению в зеркале: не волос (собранных в длинный русый хвост на затылке), а физиономии, я именно таковым его и считала. И Тишок здесь был совсем ни при чем. Все дело во мне самой. Точнее, в моем сегодняшнем настроении. Ну, а если уж совсем откровенно, в полном его отсутствии. Зато ощутимо присутствовала дрожь в коленках. Да такая, что даже голос в пару к ним, при малейшем повышении сразу взмывал к "петушиным переливам":
— Да йа-а... я их вообще распущу, эти лохмы. И пусть треплются на ветру. Или обстригу, — некстати, вдруг, вспомнилась Фрона с ее, торчащей по болотному живенько макушкой, и от этого сделалось уж совсем безнадежно уныло.
Тишок в ответ состроил моему отражению гримасу, означавшую огромное его, как мастера — цирюльника, оскорбление:
— Ты меня все утро изводишь своими придирками и переделками. Еще чуток и я сам их тебе обстригу. Или спалю, — скосился он на потушенный ночник. — Будешь замуж лысая выходить.
— За-амуж?! — выдала я очередным переливом, но, через долечку опомнилась. — Лысая?
— Та-ак, Тишуня, ша! Я, кажется, все сейчас поняла.
— Да что ты поняла то?!
— А то, что ты просто трусишь, — прозорливой Мокошью нависла Любоня, и поправив собственную корону из кос, вперилась в меня взглядом. — Нате вам, здрасьте. У нас новые напасти... Евся, ты его любишь?
— Кого? — в этот раз басом уточнила я.
— Стаха, жениха своего.
— Стаха люблю, а жениха... — поджав губы, переместила я затравленный взгляд с подружки на беса. — Понимаете... В общем, я очень сильно сомневаюсь, что мы с ним будем... нормальной семьей. Да и к чему вообще эти церемонии, когда между двумя все самое главное уже выяснено?
— А дети? — праведно изумилась будущая многодетная мать. — Они как без замужа то? Ты ж говорила, что, если от него, то...
— То, да.
— Госпожа души моей, — с глубокомысленным вздохом, почесал расческой свой шерстяной бок Тишок. — Позволь тебе объяснить: дело в том, что у дриад, как свободных лесных духов, — повысил он свой назидательный тон. -дети и замужество так же далеки друг от друга, как... Купальная ночь от гадания по ромашке.
— Да что ты? — с удовлетворением отметила я на щеках подружки румянец, означавший, что разницу оная ощутила. Причем, на собственном опыте. Но, надо отдать ей должное, тут же нашлась. — Так ведь Евся у нас — дриада лишь наполовину. Да и из леса своего заповедного давно слиняла. И вообще, не дело это. Дети должны рождаться под защитой своего рода, а не за забором от него, — ба-бах! Сразила, как говорится, без права на предсмертный писк:
— Ага-а... Должны.
— Ну, а раз, "ага", — решила Любоня успех закрепить. — То, хватит страдать ерундой, потому как, любимый и будущий супруг у тебя — один и тот же мужеский экземпляр. Да и у меня теперь, слава Мокоши, тоже... — вновь подоткнула она пальчиками прядь. — И я уверена, что после свадьбы они в чудищ сквернословных...
— Огнеплюйных драконов?
— В кого?.. Ну, пусть в них, но, точно не превратятся.
— Угу. Скорее уж вы в них... Да, шучу я... Шуткую... Хе-хе.
— Ну-ну, — грозным дуэтом воззрились мы на притухшего вмиг шутника, которому, всего через долечку, очень сильно и вовремя свезло:
— О, конец бабьему царствованию — это за нами... Стучатся ведь. Да-да!..
Длинные дворцовые коридоры мы преодолели очень быстро, соревнуясь в скорости с местными сквозняками. И, выказав хороший результат, финишировали в высокую двустворчатую дверь. И именно поэтому, вначале я увидела ее, мою дорогую лошадку, стоящую как раз напротив входа, у крыльца, в компании с остальным нашим табуном и еще одной, совершенно черной лошадью:
— Кора! Ты моя...
— Евсения!
— О-ой.
Сивермитис, высящийся на крыльце рядом со Стахом и еще двумя нашими будущими попутчиками, от души расплылся:
— Если ты, дитя, всегда будешь на меня так реагировать, у меня, на старости лет разовьется комплекс неполноценности.
— Прошу прощения, — вновь залилась я румянцем. — Мне совсем не хочется, чтобы вы из-за меня заболели, — после чего величественный старец уже, не сдерживаясь, захохотал, а мы с Его Высочеством обменялись взглядами, различными по значению.
Однако ж, сама виновата: надо было, вместо того, чтоб носиться по парку, хотя бы узнать, как тут принято представать пред правительские черные очи. Сивермитис же, протерев их своей широкой ладонью, выдохнул напоследок, а потом изрек:
— Дорогие гости. Мы с вами не прощаемся и увидимся очень скоро. Но, мне, именно сейчас, хотелось бы сделать тебе, дитя, приятное, — взмахнул он рукой в сторону застывшего в сторонке Руда. — Я думаю, это тебе пригодится, в будущем, — и подал мне небольшую, сложенную книжкой картонку.
— Это твой паспорт, — среагировал на мой открывшийся рот, Стах. — Ты теперь — гражданка Тинарры, по праву особых заслуг перед ней.
