Действительно, в редковатой, но толпе зомби отчетливо видно несколько совершенно голых мужиков и баба. Видок у них мерзопакостный — возможно еще и потому, что нынче в баню молодые не ходят, а голые пенсионеры — то еще зрелище, не 'Плейбой'. А эти грязные, изрядно погрызенные горемыки еще и мерзнут куда сильнее других зомби, потому вообще не двигаются. Надо же — и в зомбомире социальное расслоение — у голого и тут нежизнь тяжелее, чем у обутого — одетого...
Тьфу. Развел хвилософию. Зато когда солнышко пригреет — голяки согреются быстро и всех одетых обставят. А вот что действительно интересно — зомби из старика по силе и скорости — хуже, чем зомби из молодых? Физическая форма у них влияет на их нежизнь? А интеллектуальный уровень? Зомбопрофессор умнее зомбобомжа? Зомбосадист свирепее зомбогуманиста?
— Странно, чего влево-то свернули? Нам же вправо по Металлистам надо?
— Вовчик, спроси чифа — куда это мы?
— Тут региональное управление МЧС — видно туда.
— И?
— Вообще-то нам бы пригодился склад Росрезерва. А МЧСники об этом должны бы знать.
— Не знают они нихрена. Их потому Змиев в черном теле и держит, что думает — они в несознанке, а они и впрямь не знают. Это ж гостайна...
— Ну, так наши МЧС — они ж низовые, пяхота. А тут — генералы. Может если и живы — так в курсе... Или там по сейфам покопаться...
— Ага. Прям в холле стоит сейф, а на нем крупно — 'Тута все Гостайны'. И открывается этот сейф ногтем...Или пинком...
— Ну, не так конечно... Но все равно о складах должны в МЧС знать. И в ФСБ.
— Ага. Да в ФСБ тебе который час — и то не скажут, потому как вообще все секретят... И что тут из складов с харчами такую тайну делать? Вот грянуло — и сидим на жопе ровно, свистим в две дырки.
— Ну, знаешь — вон про Бадаевские склады и про склады на Американских горках в Ленинграде все знали. И немцы знали. И спалили эти склады моментально... чуть не в первую бомбежку...
— Это да...
Действительно, доезжаем до Управления МЧС. Здание настолько явно покинуто, что и говорить не о чем. Правда, машин на стоянке мало. Видимо кто-то успел и уехать.
А вот зомби — много. Немудрено — сюда раненые и укушенные ломанулись ровно точно так же, как в больницы, поликлиники, военные училища и вообще — во все заведения, где есть медпункты и где могут оказать медпомощь...
Все-таки стоим несколько минут. На пущенные ракеты старательно таращатся мертвяки — их действительно даже жидковатый свет сигналок словно завораживает.
Разворачиваемся, катим обратно.
— Я вот чего не могу понять — сколько промзон проехали — а там ни работников, ни зомби. А у нас в Петропавловку сбежалась куча народу. Ну, артмузейские — понятно — старые боевые кони, у них рефлекс по тревоге в часть бежать. А монетодворские — то с чего семьями прибежали — вот проезжали 'Игристые вина' — так там и ворота настежь, значит, если кто и был — так разбежались...
— Так Доктор, Монетный Двор — это вещь в себе! Это не просто завод какой-нибудь.
У нас же династии рабочие — и поощрялось это с давних времен. И жили все рядом — вот с какой радости, например, называются Большая Монетная и Малая Монетная улицы? Вот потому и названы, что там наши люди жили. Реформаторы, надо отдать им должное, почти совсем было всех разогнали и все угробили, но как-то Монетный Двор устоял. Так что тут ничего мудреного нет — и коллектив устоялся и охрана вооруженная и крепость в крепости — куда ж еще бежать? На дачу? А там что делать? Без оружия? Без поддержки? Тут со своими спокойнее, хотя... Это сейчас мастером по металлу считается быть стыдно — все больше супервайзоры с мерчандайзерами нужны, а не слесаря — инструментальщики.
— Э, тут ошибаетесь — нам мерчандайзеры очень нужны!
— Это зачем?
— Так мерчандайзер — это вообще-то грузчик. А супервайзор над мерчандайзером — это бригадир грузчиков.
— Иопта! А зачем так мудрено-то?
— Ну, как же! Грузчик — это стыдно. А мерчандайзер — престижно.
— Тьфу, стыдоба...
— Прибыли! — сообщает Вовка.
Наши машины стоят в каком-то совершенно обычном дворе. В пределах видимости — не больше десятка мертвяков. У дверей показывается Николаич. Рискованно, правда холодрыга стоит такая, что зомби тоже не показывают чудеса шустрости. Даже через грязное стекло видать хлопья снега... Март, бнах, весна...
— Получается так, что сейчас зачищаем двор — из малопулек. Подъезд — третий, как раз перед вами. Потом командой из четырех человек поднимаемся на последний этаж — и выводим всех, кто там есть. В команду идем — я, мастер-создатель брони, опер и доктор — замыкающим. Вопросы?
— Сколько там живых?
— 16 человек.
— Откуда столько, Овчинниковых там четверо же?
— Получается так, что комендантша вполне достойна своего мужа. Тоже — гарнизон организовала. К ним все соседи с двух верхних этажей собрались — внизу-то мертвяки выход заблокировали...
Порядок действия такой — Вы Геннадий Петрович в своей сияющей броне — впереди. С двустволкой. Но стрелять только по угрозе непосредственно жизни — то есть если будет необычный зомбак.
— Морф?
— Именно. Тогда сразу бухаетесь на коленки, открываете нам директрису стрельбы и стреляете сами. Во всех остальных случаях — основной стрелок — Дима. А то у нас уши порвутся в ограниченном-то пространстве от 12 калибра повышенной мощности. Значит, Дима чистит малопулькой. Я на случчего — с калашом. Пока для меня цели не будет, кидаю зачинки. Заодно проверим их действенность. Доктор — прикрываете тыл и можете помогать Диме — сектор слева сзади на марше лестницы вверх — тоже ваш.
Вопросы?
— Не узнали — сколько внизу зомби?
— Не меньше трех.
— Ясно.
— Тогда начали.
'Марголины' отщелкали. Люди наверху предупреждены. Группа двинулась.
У 'рыцаря в сияющих доспехах' — связка электронных ключей. На четвертом дверь открывается. Аккуратно приотворяем ее, стопоря на случай если кто дернется изнутри.
Желающих что-то не оказывается, и мы двигаем внутрь.
Но рыцарь вдруг резко останавливается в проеме. Шумно принюхивается и внезапно орет в полный голос:
— Все назад! Не стрелять! Никакого огня!
Довольно шустро откатываемся по дорожке на несколько метров прочь от двери.
— Что такое?
— Газом воняет. Сильно. У них утечка. Любая искра — кувыркаться устанем. А подъезд как сдует. Я такое видел — у моей жены в Пушкине по соседству так дом взорвался. Два подъезда ссыпалось кучкой, только тряпки на ветках.
Мда... Это серьезно.
Возвращаемся к остальным. Николаич рявкает на сбежавшихся мужиков:
— Держать периметр! (Мужики недовольно, но быстро возвращаются на свои места,)
И уже к нам:
— Получается так, что можем вместо спасения устроить объемный взрыв, что ни к чему. Какие предложения?
— Из ружей выбить стекла в окнах на лестнице. Дробины и картечь искр не выбьют.
— И сколько ждать придется?
— Неизвестно — мы ж не знаем, какая там утечка. Может и сейчас неопасно. А может — рванет от души и после вентиляции...
— Сидельцам позвонить надо. Чтоб не рыпались и все электричество вырубили.
— Еще какие варианты?
— Можно их сверху вывести — на крышу. Там люк должен быть.
— А на крышу как нам выйти?
— Через крайний подъезд. В таких домах подвал не сплошняком, а секциями изолированными. Значит, загазованность не должна быть везде. А взломаем люк — вентиляция улучшится. Выдует. Тем более если стекла высадим.
— Получается так, что нашумим, тут еще на нас набегут.
— Так оно и к лучшему. Зомби из подъезда на шум подтянутся, вниз. Нам легче будет — сверху никого не окажется.
— А если окажется? Кулаками отбиваться?
— По месту видно будет. Взломаем люк на крышу — сориентируемся.
— Принято. Пошли.
Очень не вовремя вырубается телефон в квартире Овчинниковых. Дальше связь идет надежно — но анекдотично — полная молодуха с могучим голосом вылезает на балкон и начинает перекрикиваться с нами. Вот кому-то жена досталась — корабельный ревун переорет легко, не напрягаясь особо.
Внизу тем временем начинается пальба по стеклам из дробовиков, звон, грохот.
Из открытого настежь подъезда вылезают несколько зомби — отмечаю, что только трое в домашней одежде, а остальные то ли шли на улицу, то ли пришли с улицы — в верхней одежде. Что странно — хоть все они мертвы, парочка явно более свежая, чем остальные. Они что, разлагаются все-таки? Очень на то похоже...
Еще несколько бедолаг сползаются с разных закутков двора.
И оказывается несколько живых в квартирах.
Открывается окно в квартире третьего этажа — в одном из крайних подъездов. Тетка бальзаковского возраста. На балкон соседнего дома — четвертый этаж — вылезает мужик в трениках и начинает голосить. И даже на первом этаже в соседнем от нашего подъезда — девчонка — подросток, высунув голову в форточку просит помочь им с мамой..
Ор стоит — дай бог!
Николаич осматривается — первым делом — к мужичку на балконе.
— Стрелять умеешь?
— Умею! Не из чего!
— Вылезать пытался?
— А то! Там внизу их куча собралась.
— По веревке спустится сможешь?
— Я смогу, а жена — нет. Инвалид она. Слышь, помогите чутка, а?
— Чем?
— Ружье одолжите!
— И как я тебе его закину?
— А я веревочку спущу. А ты привяжешь. Слышь, я отработаю! Чесна!
— Ладно, спускай свою веревочку.
В торбочку Дима совершенно спокойно кладет свой ТТ и запасную обойму.
— Эй, в голову стреляй!
— Да я знаю!
— Ну, тяни. И долго не возись — уедем, ждать не будем.
— Ага! — мужик с сумкой исчезает в квартире.
Теперь девчонка на первом этаже. С ней все в порядке, а вот мама чего-то загоревала, сидит молча уже третий день. Поспит немного — и опять сидит.
— В квартире есть еще кто?
— Не токо мы с мамой.
— А ты что ли эмо? Прическа у тебя стремная.
— Не, это так..
— Ну, открывай окно...
Придется лезть, смотреть, что там с мамой... А я последний раз про психиатрию слыхал в институте еще, потом как-то везло без сумасшедших жить.
Подсаживают меня с энтузиазмом. Скорее даже закидывают в окно. Странно — первый этаж, а решеток нет. Квартирка однокомнатная, чистая, но бедная. Впрочем, была чистой — неделю точно не убирали — комья пыли на полу.
Мамашка сидит на кровати, замурзанный халатик, растрепанная прическа. На мое явление не реагирует никак. Попытки добиться от нее внимания ни к чему не приводят...
— Собирайся — бери, что у вас тут ценного — и поедем.
— А мама?
— Что — мама? Здесь я ничего сделать не могу. Заберем как есть. Будете готовы — зови.
Вылезаю из окошка обратно.
— И что там?
— Девчонка нормальная, мамаша в ступоре. Больше сказать нечего.
— Ладно, двинули к пути на крышу.
Двигаем. Состав тот же, все те же.
Эту дверь открывает восьмой по счету ключ в связке. Опять рутинно приоткрытая дверь. Поневоле отшатываемся — вымахнувшая плетью голая рука чуть-чуть не дотягивается до стоящего рядом гнома — рыцаря. В ответ гном лупит дуплетом в щель. Дима, стопоривший дверь ногой недовольно морщится — чудом по нему не влетело.
Николаич смотрит в щель, качает головой, потом стреляет туда дважды. Только после этого слышится шум падения тела.
— Геннадий Петрович! Не надо стрелять. Здесь — обыкновенный шустрик. А Вы еще б немного влево взяли — влепили бы по своему. А мы-то без брони.
— Она по мне чуть-чуть не задела!
— Геннадий Петрович! 'Чуть-чуть' — по-китайски — 'километр'! Осторожнее, пожалуйста. И перезарядите ружье.
— Да, конечно...
Подъезд этой пятиэтажки оказывается не таким уж и сложным — по дороге встречается еще два зомби — но обычные. В квартиру на втором этаже дверь открыта, но свистнув туда и не получив никакого ответа Дмитрий закрывает ее...
На третьем дверь приоткрыта — оттуда торчит голова той самой бальзаковской дамы. Увидев нас, дама выскакивает на площадку вся — и ее оказывается много. Она экзальтированно восторженна и нам стоит немалых усилий ее утихомирить, а до этого она кудахтает и радуется 'чудесному спасению' с такой энергией, что у нас скулы сводит, словно лимон сожрали. Идти вниз в одиночестве она отказывается, мне — как наиболее деликатному и интеллигентному из всей группы выпадает честь ее эскортировать вниз. Заодно еще приходится помочь ей тащить ее багаж — волокла она три здоровенных сумки...
Когда, сдав ее на руки стрелкам возвращаюсь наверх, чувствую, что сыт общением с этой особой по горло...
— Ну, как успехи? — иронично спрашивает Николаич.
— Феерично, феерично!!! — совершенно неожиданно для себя выпаливаю в ответ...
— Забавно, мне героиня Тэффи тож в голову сразу пришла... Ладно, двигаем дальше.
Люк на крышу заперт на пустячный замок. Гном Геннадий Петрович сносит его одним щелчком чудовищной мощи кусачек. Откидываем люк, ждем у моря погоды. Первым на крышу вылезает Дима. Отсутствует минуту, потом видим его физиономию в просвете люка.
— Чисто.
Лезем по очереди. Крыша действительно безмятежно пуста.
Добираемся до нужного люка. Даже тут на крыше — воняет газом.
— Вы отойдите вон туда и лягте ногами сюда. Береженых, знаете...
— Да ничего, мы рядом постоим.
— Мне спокойнее будет, если отвалите. Не люблю, когда кто-нибудь под руку смотрит. Нервничаю.
Отходим. Правда не ложимся, хотя прекрасно понимаем, что если бахнет — то у лежачего куда больше шансов выжить. Не знаю, чего тут больше — глупой мужской гордыни, вечного 'авося' или некоторой солидарности.
Надо заметить, что Геннадий Петрович крут — люк выламывается за пару минут без видимых усилий.
— Такой медвежатник пропал — задумчиво бормочет опер.
Открыв крышку, Геннадий возвращается к нам, таща на себе мешок с инструментарием.
— Ну, как?
— Воняет, аж нос винтом.
— Получается так, что придется часок подождать. Сейчас вызову пару из первой группы.
— Зачем?
— Да так. На всякий случай.
— А мы куда?
— Скатаемся — тут не очень далеко есть магазин 'Карусель'. Глянем что там и как и почем... А тут оставим пост на крыше и БРДМ на связи.
Едем и впрямь недолго — узнаю место — тут под боком у громады 'Карусели' присуседилась станция 'Скорой помощи'.
— Николаич, нам бы неплохо глянуть, что на 'Скорой...'
— Получается так, что думаем одинаково. Промедол?
— И он тоже. Вообще — что там есть по списку 'А'.
— Наркотики?
— Яды в целом. Ну и наркотики тоже.
— Внимание! Вижу признаки живых!
Наши машины стоят с противоположной стоянке стороны. Там, где непарадный фасад покрашенного веселенькой желтой краской здания.
Тут хоздвор крупного супермаркета. И Николаич из своего броника засек машущих тряпкой из окна второго этажа женщин. Его коробочка подъезжает поближе. Уверен — сейчас экипаж броника осматривает — есть или нет угроза. Вовку просят подъехать под окно. До этого, броник сдвигает в сторону неосторожно стоящий там пикапчик, освобождая место. Вовка аккуратно притирает автобус поближе к стене.
