— Зато гробы у крутых из ценных пород дерева с инкрустациями...
— Толку — то. Из роскошных погребений малая часть не ограблена. Чем выше курган — тем больше шансов, что его тогда же в древности и обобрали. Фараонов — считай всех обнесли, отличный был бизнес у тех, кто их землю захватил. Впрочем, обычные египтяне тоже влипли — наверное, не знаешь, что мумии их продавались в промышленных масштабах?
— Для музеев что ли?
— Не. Хорошо просушенные и крепко просмоленные мумии древних египтян шли как дрова — пароходы на них ходили, поезда. Древесина в тех местах дорогая, а мумий было запасено до черта. Семейный склеп обычной средненькой древнеегипетской семейки — это тесная коробка с десятками стоящих стоймя мумий. Так что торговля у арабов шла отлично. Ну и бальзамы всякие из них делали аптекари...
— Хренасе. Теперь-то с трупцами такой возни нету...
— Ну, почему ж нету. Я даже не буду говорить о тех случаях, когда санитары деньги вымогали специально — но и бальзамирование не только Ленину делали, да и у косметологов работы полно. Вот очередная несовершеннолетняя дура в приступе суицида хряпнется скажем с высоты — так чтоб ее расплющенную физию привести хоть в мало-мало надлежащий вид поработать надо было много и усердно. Покойник красивым не бывает, смерть всегда несимпатична, это в кино да литературе навыдумывали красивостей... Ну, ты ж воевал, видел сам...
— Да, нагляделся. И рваных и горелых и гнилых и все сразу... Хорошо в мирное время такого не бывает.
— Ну, еще как бывает. Автотравма — вполне себе огнестрельной соответствует. Впилятся молодые придурки на скорости в 200 километров куда-нито — и ровно то же, что ты видел. И рваные и горелые...
— Пожалуй. А что за вымогательство?
— Ну. Это когда коллектив морга оборзеет в край — или, скажем, отощает, а клиент простоват и не скупится — труп ведь можно поставить на голову — будет тогда лицо чугунно-синее, или положить лицом вниз — нос помнется, опять же лицо посинеет — ну и так далее. Потом показывают родственнику такого жуткого кадавра и толкуют — вот де, разложение далеко зашло, работать много надо — родственник в ужасе — ой — ой! Сделайте хоть что — нибудь, я заплачу! Ну и платили. Наши санитары из морга за зарплатой даже в кассу не ходили — не интересовали такие гроши, а морг у нас в институте — смешно говорить, какой был, ни разу никому не конкурент...
Нашу милую пасторальную беседу грубо прерывает Дарья — ей надо готовить обед, а мы тут ей мешаем.
Нас изгоняют из рая. Тем более жестко, что часть нашего разговора она слышала.
И он ей явно не понравился.
Наверху Андрей начинает возиться с охотничьими винтовками, мне приходится по его настырному предложению чистить свой ТКБ. Сидим, копаемся. Пахнет смазкой и металлом.
— Знакомца моего винтовка — говорит задумчиво Андрей и усмехается.
— А что он ее сдавать решил?
— Это не он. Вдова.
— Лихо.
— В верхних сферах вращался. А там пить много надо. Думали — пьян, а у него инсульт. Утром после банкета и не проснулся. А так — хороший был человек. Я с ним разок на барскую охоту летал — зарекся потом.
— Что так?
Андрей опять усмехается.
— Мне собственно не по чину там было быть, но знакомец мой меня рекомендовал как охотника-профи. Для настоящего сафари дескать такой нужен. И поехали. На сафари.
Прибыли в очень северный городишко. Тем же вечером пришлось пить пиво. На троих оказалось 9 литров. Это мой знакомец так сказал. Мне это не очень понравилось — завтра на охоту лететь, а тут столько пива. Но мне говорят: "Донт, грубо говоря, ворри, лучше ты бе хеппи, потому как тут полный орднунг!" И ставят на стол канистру с пивом. Нормальную такую, белую пластиковую, двадцатилитровую. Я удивился — вот же говорю — на канистре русским языком написано: "20 Liters". Друг моего знакомца удивился очень — он оказывается всегда считал этот жбан девятилитровым и платил соответственно за 9 литров.
Не знаю, то ли торговцы там считать не умеют, то ли это из-за того, что принимающий нас был в этом городишке шишкой крупного калибра. Утром он не полетел — ноги у него от пива отекли сильно.
Остальная часть компании полетела — потому что пила водку. Правда они и подраться успели по пьяной лавочке. Зачинщика драки засунули в шкаф, где он благополучно и проспал вылет, его потом уборщица выпустила.
Утром встретились у вертолета. Багажа оказалось невиданно. Грузили конечно местные работяги, ну а начальство стояло, наблюдало и руководило.
Впихнули в оранжевый вертолет два снегохода "Буран", сани — прицепы к ним же, американские ледобуры, вкатили мечту Козлевича — бочку с бензином, потом пошли ящики с консервами, колбасами, булками, прочей снедью, которой бы хватило не на девятерых на три дня, а на взвод спецназа на месяц, сумки, спальные мешки, какие-то вещи. Десяток винтовок и ружей, ящики с патронами. Еще что-то. Ящик водки "Пшеничная", покрытой слоем пыли — видно из глубоких тайников и еще ящик — если этот кончится, три двухлитровых бутыли со спиртом — на тот случай, если и второй ящик кончится внезапно. Сверху водрузили эхолот для определения рыбы в воде и полезли сами. Командовавший всем этим действом Генеральный собственноручно выкинул из салона мэра городка, который что-то неправильное сказал — и взлетели.
Итого полетело семь человек высокого руководства, да я впридачу.
Летим. Стали пить за успешную охоту. За лес. За лосей. За медведей.
Вдруг куча вещей зашевелилась, и не успели все толком испугаться, как оттуда вылез начальник городской милиции — пришел проводить начальство, да сморило. Прилег отдохнуть на минутку в винтотрясе — а работяги видно не разглядели — ну и завалили всякой мягкой рухлядью.
— Летим назад — говорит — мне на службу надо!
— А штуку баксов за час полета оплатишь?
— Не, вы чо?
— Тогда летим до точки. Вернешься через четыре часа.
— Ну ладно.
Пьем дальше. Закусываем соответственно.
Долетели до места, где сторожка и посадочная площадка. На 250 километров — ни одного дома вокруг.
Стали выгружаться — на этот раз без работяг. Тут и "егерь" местный толчется — мужик лет 60. (На самом деле оказалось — ему 36 годков.)
Милицанер походил, посмотрел и говорит:
— А ну ее на хрен, службу. Я тут с вами останусь.
И остался.
Вертолет затрещал — и убыл.
А мы с площадки, где десантировались — отправились в избушку. Опять стали пить.
А водка, зараза, густая и не льется толком. Этак неохотно вылазиет из бутылки.
Генеральный посмотрел, как она из бутылки вылезает и тоном знатока:
— Точно сейчас градусов тридцать. Холодно, однако. Пошли ловить рыбу!
Наделали бензобурами дырок во льду речки — "егерь" только глазами хлопал — у него на лунку в полутораметровом льду неделя ушла. А как посмотрел на эхолот в деле — совсем очумел. С этого момента вся его речь стала сугубо матерной, хотя и раньше чистотой не блистала.
В общем — жрем, пьем. Чтоб не переводить ценный продукт — "егерю" дали спирт.
Пьет, все нормально.
— Я ж говорю, что не метиловый! А мне не верили. — это Генеральный опять в экспертах.
С чего-то вдруг компании мяса захотелось свежего.
"Егерь" засуетился как триста хомяков и говорит:
— У меня тут лось неподалеку. Я тут счас. Живым духом!
Милицанер хоть и пьян — а тут же прочкнулся, профессионал, ничего не скажешь:
— Эй, а чем это ты лося завалил? Топором что ли? Ты ж птомственный алкоголик. Тебе ружье иметь запрещено!
"Егерь" заюлил и предпочел исчезнуть.
Возвращается весь в снегу и злой как черт.
— Сперли лося, суки!
— Кто спер, волки?
— Какие там волки! Следы от вертолета!
Ну, дела. Прилетел хищный винтотряс и сожрал бедного лося, как сказочная птица Рухх.
Милицанер ржет:
— То-то мне вчера предлагали лосиную ногу купить! Вернусь — задам им встряску!
Тем временем "егерь" спалял куда-то по-быстрому и притащил аж две лосиные башки. Сварили из них какой-то национальный "хаш" — язык, мозги, губы и прочее.
Я такого сроду не едал.
Потом с утра поехали тетеревов стрелять. Мне, как охотнику-профи выдали "Тигр" — охотничью версию Драгунова. Признаться, я с утра был немного не в себе после такой пьянки и хорошо, что стрелять не пришлось — а то от тетерева бы только перья и ошметки остались бы.
Ни одного тетерева не оказалось, хотя вчера "егерь" клялся и божился, что там на полянке тетеревов целых 27 штук. Вернулись замерзшие, и приступились к "егерю" с расспросами.
Он удивился и говорит:
— Какие к черту тетерева! Холод же собачий! Они все под снегом отсиживаются!
— А чего нам не сказал, ездили зря черт знает куда!
— Так я ж пьяный. А вы не спросили.
Тогда Генеральный поехал за семгой, а остальные за хариусом. "Егерь" остался спирт переваривать. Поход без аборигена оказался неудачным — ухитрились один "Буран" в промоине утопить, да и ледобуры поломали начав сверлить лед на перекатах. Правда и семгу и хариуса добыли.
Потом оказалось, что у милицанера полно по карманам пистолетных патронов. Устроили стрельбу по бутылкам, благо бутылок уже набралось изрядно. Не знаю, то ли спьяну, то ли и впрямь стрелять они не умели — но попадали по бутылкам метров с трех, не дальше.
С горя сходили в баню. Саму-то баню построили, а вот предбанник — не успели, поэтому ритуал был по принципу "баня — через дорогу раздевалка". Раздевались на снегу и в парную. Там пол ледяной — а выше не вздохнуть от жары. А, помывшись — обратно на снег, одеваться. Сильное было впечатление и ощущения необычные.
Опять жрем — пьем. Уже и спирт в дело пошел.
Публика как может веселиться. Запомнил, как Генеральный на озере кругами ездил — уснул на "Буране" сидя, вот машина по кругу и ездит. А сзади меня — какие-то щелчки.
Поворачиваюсь — а это одна из городских шишек из мелкашки по Генеральному лупит.
— Ты чего, охренел? — спрашиваю, а сам у него винтовку отнимаю.
— Да ладно, говорит — я с него шапку хочу пулей сбить! Чего ты взъелся-то. думаешь, не попаду?
Вот так вот. А там дистанция была — от ста метров до трехсот, это если дальнюю сторону круга брать, да и стрельба по бутылкам с трех метров в его исполнении меня не воодушевила... Хорошо еще, что мне в спину не попал...
Костер уже в снег ушел на метр, хотя его по уму — на мокрых бревнах делали, когда, наконец, винтотряс прибыл.
В городке запомнилось, как милицанер по прибытии узнал, что все в порядке, только вот за время его отсутствия обнесли отделение банка, чего в городе раньше не бывало. Но он это спокойно воспринял, железный человек...
— О, наши прибыли — пошли встречать.
Колонна действительно вползает в ворота и машины встают на площади. Сразу становится многолюдно — из БТРов и грузовиков — а я вижу, что колонна разрослась — еще омоновская техника присоединилась, вываливается публика, в основной массе — гражданская.
Возни для медиков с эвакуированными получается много — работать приходится всем наличным силам. Наконец, заканчиваем. Честно говоря — думал, что ситуация будет хуже, особенно когда увидел, что наш китайский автобабус страшно искалечен — с правой стороны кабины — здоровенная вмятина, стекла частью высыпались, частью висят лоскутами, решетки погнуты и сорваны и даже дверь помята и осталась в полуоткрытом состоянии.
Морф какой-то непонятный атаковал, хорошо, что еще на пути туда, когда в автобусе был только водитель и пара стрелков. Если б на обратном — когда эвакуированных набилось в каждую машину как сельдей в бочку — было б у нас проблем.
Отличился Серега, размочаливший морфа из пулемета. Забрать тушу не представилось возможным, на автобусе еще смогли людей привезти сюда, замотав на скору руку пробоину чем попало, но похоже — это у автобуса был последний рейc — от удара техника пострадала слишком сильно. Все, отъездился.
Серега тем временем топчется неподалеку. Когда заканчиваю — подходит.
— Слушай, тут такое дело... Можешь дать консультацию?
— Запросто. Если не слишком выходит за пределы человеческих возможностей. Ну, или — как говорил Ходжа Насреддин — не слишком далеко выходит за эти пределы. В чем вопрос?
— Вопрос такой — вот как так сделать, чтоб пол будущего ребенка угадать?
— Чего угадывать — в клинике есть УЗИ — смотришь, определяешь.
— Похоже, не так сказал. Не тогда, когда ребенок уже ЕСТЬ, а вот ДО того как он уже ТАМ.
— Что-то ты мудришь. До зачатия, что ли?
— Во-во — до зачатия.
— Ну, такого пока нет еще. Только всякие приметы — но заранее предупреждаю — все это совершенно ненаучно. То есть без фундаментального подтверждения.
— Давай что есть.
— Ну, с моей колокольни наиболее близко такое наблюдение — если сперма свежая — то рождаются мальчики. Если постоявшая — то девочки. Некоторое подтверждение — чисто эмпирически — турецкие султаны. Те, кто в основном сидел у себя во дворце и в гарем ходил все время, обновляя свою сперму — у таких больше рождалось сыновей. А кто воевал и болтался черт знает где, изредка навещая гарем — у тех рождались девочки. Но повторяю — научного подтверждения это не имеет.
— А постоявшая — это сколько по времени?
— Ну, так, на пальцах — сутки — двое — свежая. А больше — уже под девочек заточена. Только тут гарантии слабые — сперматозоиды — не солдаты, чтоб строем ходить. Глядишь какой задержится... Да и к слову — если на вызревание спермы выходит меньше восьми часов — вообще сперматозоиды к оплодотворению не готовы. Не успевают созреть.
— Похоже, как такой способ не беременеть?
— Ну не сказал бы — глядишь, и найдется опять-таки какой завалященький из неторопливых. Но вот тут есть ряд научных наблюдений — это в общем подтверждено — бесплодие при слишком интенсивном сексе... Временное конечно.
— Ага. Слушай. Раз пошли говорить о приметах — а вот есть приметы, чтоб с ходу прикинуть — какая будет жена из конкретной девушки?
Последние слова слышит подошедший к нам Вовка. Вытирая какой-то грязной тряпкой не менее грязные лапы, Вовка безапелляционно заявляет:
— Да как два пальца. Хочешь узнать, какая из девушки жена выйдет — познакомься с ее мамкой. Вот такой и дочка будет.
— Забавно. Но я могу добавить, что есть пара приметок. Считается — опять же строго ненаучно — что чем выше сосок на груди — тем девушка своенравнее. И ровно то же самое — если на ступне большой палец длиннее других.
— Cерьезно?
— Совершенно. Насколько серьезны могут быть приметы.
— А ну тогда по пальцу судя все в порядке. И сосок — это да, гордая она, это есть Серега задумывается.
Вовка перестает тереть лапы. Крутит головой и носом.
— Обед-то готов?
— Еще нет. А вы еще будете людей возить?
— Решили, что хватит на сегодня. Здесь их кучами собирать — резона нет, и в Кронштадте к приему не готовы. В "Бастионе" стало попросторнее, еды им там пока хватит. С топливом беда, так что много не наездишься.
— А что в городе?
— Зомби до черта. Пробок много. Пожаров меньше стало.
