— Тогда упокойте ее. Мало ли что, нехорошо мертвую за спиной держать.
Смотрю на Николаича.
Он утвердительно кивает.
Скорее для набившихся в комнату людей, чем для себя задаю девчонке несколько вопросов. Чуда не происходит. Обычная зомби. Вытягиваю "Марго".
Сапер морщится от гулковатых в помещении выстрелов. Потом стягивает с вивисектора держалку для кляпа.
— Последнее желание какое будет?
— Покурить дайте, суки!
— А нету. Не свезло тебе.
— Суки! Суки!!! — и найдя меня глазами, кричит во всю мощь легких:
— Вы ничем не отличаетесь от меня! Вы такая же мразь! Совершенно такая же!
Крик осекается. Немного звенит в ушах и потому глуховатый голос майора-танкиста похож на шепот:
— Да, мы тоже люди.
Тело вивисектора не хочет умирать. Борется за жизнь изо всех сил. Я чуть не пропускаю момент, когда наступает клиническая смерть — и Мутабор рыком указывает мне на это. Странно, он просто стоит, но как-то видит и чувствует момент остановки сердца. Странно, очень странно.
— Руки поднять вверх, так чтоб я видела. Всем на шаг назад от стола — командует Надежда — разряд!
Тело на столе дергается, сердце заводится тут же — раздышать вивисектора удается тоже без особой проблемы...
Морф пьет глазами это зрелище.
Еще раз.
И еще раз. Тут уже начинаются пробемы. Удается реанимация, но солоно нам она приходится.
— Доктор, растолкуйте Мутабору, что нам не нужно превращать вивисектора в умника. Время поджимает — пора к хирургии переходить.
Я начинаю растолковывать морфу точку зрения Старшого, неожиданно легко мертвяк соглашается. При этом добрая половина нашего отряда быстро и не сговариваясь выкатывается из помещения. Вроде бы — взялись Вовке помогать таскать матрасы, но вижу, что рады сбежать. Другие наоборот — приближаются и дышат в затылок.
Вивисектор приходит в сознание. Пытается что-то мычать, таращит глаза.
Вздрагивает, когда Мутабор, смакуя, откусывает ему пальцы с правой руки. На пол прыскает кровь. Николаич начеку и накладывает старательно жгут.
— Время наложения жгута писать не буду. Хорошо?
— Да, конечно.
— Вы в двух словах — как ампутировать-то?
— Так я сделаю. А вы посмотрите.
— Нет, лучше вы растолкуйте — вдруг нам придется вскорости такое на своих отрабатывать... Те, кому страшно смотреть — не смотрят. Кто в обморок мог упасть — уже слиняли.
— Ну. Если просто... Выше места разреза — тоже жгут кладем. Режем между двумя жгутами. Это понятно? Хорошо. Грубо говоря, есть такой способ, как гильотинная — это быстро и любой может сделать. Нож лезвием от себя — и перерезаем ткани до кости в ближней к себе половине, потом нож перекладываем лезвием к себе — и так же одним разрезом — дальнюю от себя часть тканей. Мышцы тут же сокращаются, открывают кость. А кость пилим.
— А если отрубить одним махом? Без жгутов?
— Кровопотеря будет большая. И осколки костей останутся. Потом трудно лечить будет. Вот еще стоит перед тем как резать — выкроить лоскут кожи. Чтобы культю прикрыть. Заживать будет лучше, но это уже не гильотинный способ.
— Ясно. Начали!
Краем глаза замечаю, что столпившиеся смотрят внимательно. Как студенты-зубрилы. Ну это понятно. Если выйдет — окажется, что не любое ранение смертельно при укусе. Уже как-то легче на душе будет, когда в драку полезем. Если конечно получится.
Ну, Ларрея мы вряд ли посрамили. Однако, что наметили — выполнили. Одна рука лежит отдельно от туловища. Вторая — уже с откушенными пальцами зажгутована. Танкист тоже влез в это дело — прикидывают, как лоскут кожи отсепарировать. Как могу — советую.
С улицы слышен женский визг, потом ор в десяток глоток.
Когда грохает несколько выстрелов, Николаич подхватывается на выход.
Мы продолжаем. Прислушиваясь вполуха. Cпрашиваю у седоватого сапера:
— А вот когда я в обществе кавказцев начал взмущаться трагедией в Беслане и тем, что терроры захватили и убивали детей — мнение кавказских приятелей было таким: "Все верно — детей выбивают сначала — тогда потом мстить некому, безопасно можно гадить". Вы вроде с юга — это так?
— Так. Есть дети — народ жив — нет детей — и народ кончится. Такого лоскута достаточно?
— Ну, чтоб срез ампутационный прикрыть — не великоват?
— Великоват... С запасом взял. Перестарался. Но это же не страшно?
— Сейчас — не страшно. Своего кромсать — лучше лишней резни не делать. Больно же ему будет, своему-то.
Пила повизгивает по розоватой кости. Все.
— Зря такой огрызок оставили — будет потом болеть — тут при ампутации надо, чтобы он из мышц не торчал.
— Ага, понял.
— А ручной болгаркой не проще будет кость пилить?
— Проще. Только все попытки применить электропилы и механику разную показали, что кость обгорает и потом культя не заживает вовсе — гноится, остеомиелит добавляется — так что все вручную не просто так.
Тянет холодком — зашел кто-то.
— Доктор, Старшой зовет! Можете оторваться?
— Зашьете без меня?
— Зашьем, зашьем!
Ловлю себя на том, что радуюсь возможности оторваться от этого действа.
Не лежит душа.
Нет, все понимаю, умом — заслужил вивисектор еще и не такое, его бы потрошить и потрошить, но вот будь моя воля — врезал бы по нему очередью — и все. Без изысков. Жить такому ублюдку — нельзя. Но и потрошить его в лучших английских традициях — лишнее. То, что Мутабор меня вынудил это делать — не добавляет ничего.
На улице уже сильно потемнело. Народу прибавилось. Причем народу озлобленного — вижу с десяток мужиков, судя по всему из освобожденных, которые наперебой чего-то требуют, наши — уже со вскинутыми автоматами — полукругом охватывают эту группку. Ор стоит серьезный — громче всех надрывается мужик, которого я не видел раньше. Ну да, воняет от них, как от Севастьянова. Из цеха значит. Сняли саперы мины.
Николаич — пожалуй, единственный, кто стоит спокойно, хотя мужик орет ему чуть ли не в лицо. Замечаю, что сбоку от Старшого стоит веселый Филя. Такой веселый рыжий всегда перед потасовкой — он вообще не дурак подраться, мы и познакомились то случайно — когда он из любви к искусству за меня вступился. В одиночку против трех гопов я бы точно не справился, а вот Филя уравновесил стороны.
Когда я подхожу, замечаю, что и с нашей стороны прибавление — за Вовкой жмется девчонка в замурзанном милицейском наряде. Интересное кино...
Подхожу так, чтоб не перекрывать никому направления стрельбы если что.
Николаич поворачивает голову ко мне и спрашивает:
— Вы можете помочь в одной проблеме?
— Постараюсь.
— Мне не нравится рожа вон того кента — третий слева стоит. Не пойму чем — но не нравится.
— А этот — который вам в лицо орет?
Притихший было мужик от такой беседы аж подпрыгивает и начинает орать снова, из бурной речи кроме матерщины успеваю понять только, что они тут настрадались. А мы тут суки, а они тут за справедливость, а мы тут суки...
Николаич кивает головой, и Филя со счастливым выражением лица выдает мужику в ухо отличный прямой. Мужика сносит как пух ветром.
— Считать не надо! — гордо заявляет Филя.
— Этот, который мне в лицо орал — обычный дурак. Остальные, полагаю — тоже. Кроме этого кента — морда у него шибко грязная и противная.
Попытки мужиков с палками как-то возмутиться тут же давятся несколькими очередями в воздух над головами. Кому-то из них попадает прикладом по спине — в общем слабые они еще. После трехдневного стояния на ногах — немудрено. Через пару минут они уже стоят рядком у стены, палки валяются на месте происшествия. Одному еще и нос разбили — стоит, утирается.
— Отвечать, когда спрошу. Начнете орать опять — получите люлей. Вы — кто? Ты -отвечай!
Мужик с краю смотрит изподлобья и бурчит, но достаточно отчетливо:
— Из цеха мы. Выпустили нас токо что.
— Девушку чего гоняли?
— Так она мент. Нас тут менты и кошмарили. Мы решили наказать.
— Девушка была в охране лагеря? Вас кошмарила?
— Вроде была.
Остальные что-то помалкивают.
— Ты конкретно ее видел.
— Я — нет.
— Кто видел?
— Да вот Кузин вроде говорил...
— Кто Кузин?
— Вот — он.
Мужик показывает пальцем как раз на того, подозрительного.
— Стукач! А еще свой! — выдает грязный Кузин.
— Старшой, а что вам не нравится в клиенте?
— Держится по-другому. Не как остальные. Двигается не так. Выделяется.
Вот и поди ж ты.
Начинаю с опаской подходить к шеренге.
— Если кто хоть какой вред доктору причинит — пришьем вас тут всех к стене. Ясно?
Мужики ежатся от этих слов Николаича.
— Похоже, ясно.
Осмотр коротенький выходит — морда у подозрительного вблизи четко отличается от стоящих от него справа и слева. Щипаю за щечку его и его соседей. Возвращаюсь к Николаичу.
— Он не обезвожен. Тургор кожи — нормальный. У остальных — снижен.
— Получается так, что последние три дня он ел и пил?
— Так точно.
— Я мочу свою пил! Лицо отекло! — вякает подозрительный.
— Глупости — отвечаю на вопросительный взгляд Николаича.
— Ага. Ну-ка, давай сюда курсантку. Вы откуда тут взялись?
— Я из третьей группы. Нас сегодня привезли на усиление — старший группы этот, как его... То ли Кугушев. То ли Кутушев. А с берега направили сюда. А эти как увидели — так на меня и напали.
— Не поломали ничего, не отбили?
— Не, бушлат толстый...
Николаич задумывается на минутку.
— Получается так, что доктор — свободен, а вы все сейчас под охраной — обратно. Там разбираться будем.
— А я?
— И вы, девушка. Как подтвердят, что вы сюда прибыли сегодня из Кронштадта — вопрос будет снят.
— Вы мне не верите? Я документы могу показать!
— Милая, мне эти документы даром не нужны. Я сам какие угодно документы сделать могу за полчаса. Хоть Президента Земного Шара или Командира Дивизии тяжелых пулеметов.
Девчонка надувается, но Николаич на это не обращает ровно никакого внимания.
Видя, что расстреливать их уже не будут, один из мужиков не выдерживает:
— Опять нас под замок, значит? Так что ли?
— Я б вам еще и морды набил — неожиданно опережает Николаича Филя — и по жопам бы пинал, пока в разумение бы не пришли.
— Это за что это так? — офигевает мужик — и вроде не он один.
— Пальцы загибай, дурило — взяли вас тут теплыми как маленьких? Эт раз. Сидели вы и не петюкали? Эт два. Вместо спасиба вы своим освободителям хай устроили? Эт три. Какого-то мутного корефана послушали? Эт четыре. Девку зря обидели? Эт пять. С дубьем на автоматы полезли? Эт шесть. Хамы вы неблагодарные, вот что скажу. И тупари.
— Ну и я добавлю — силы бегать по заминированной территории за девками — у вас есть, а помочь своих же в порядок приводить — нет. Эт, как говорилось выше — семь.
Пришедший за это время в себя мужик, лежавший на снегу, привстает и злобно глядя на Филю заверяет:
— Я тя укопаю!
— Ты по национальности кто? — необычно серьезно спрашивает Филя.
— Русский я. Сволочь! Сбоку бил!
— Ну, тогда живи — успокаивается рыжий водолаз.
Группу только собираются конвоировать, как девчонка милиционер (ну вообще-то курсантка еще зеленая) отдает вынутые из бушлата наручники Николаичу и, показывая глазами на подозрительного Кузина говорит:
— Как бы не удрал по дороге. В браслетиках ему неудобнее будет.
— Хорошо. Надень ему браслетики.
Девчонка только приноравливается подойти к объекту, как Старшой окликает ее:
— Не на руки браслетики! На ногу!
— На ногу?
— Получается так, что да. Делай, что сказал.
Пожав плечами, девчонка присаживается рядом с Кузиным и защелкивает браслет на его щиколотке.
— А второй?
— Второй пусть так болтается. Как нибудь на досуге — попробуйте с таким украшением на ноге побегать...
Девчонка сидя на корточках к чему то присматривается.
— Эй, красавица! Что тормозишь?
— У него штаны сухие!
— И что?
— Остальные гадили себе в штаны. А он — нет.
— Умница! Я думал не обратишь внимания, а из тебя толк выйдет.
Публика под конвоем отправляется туда, откуда прибежала, я возвращаюсь обратно. Культи ушиты. Мда... Увидел бы такие швы профессор Баиров... Интересно — потерял бы дар речи, или нет. Вот профессор Камардин — тот бы обматерил круто. У них-то шитье было — загляденье. Токо Баиров — детский был хирург, помнится первым в мире сумел справиться с таким врожденным дефектом как непроходимость пищевода у новорожденных, а Камардин — тот госпитальер, мог оказать хирургическую помощь на манер Пирогова — в любых условиях.
Совсем не к месту вылезает воспоминание, как мы сдавали экзамен по госпитальной хирургии. Естетственно, идя на экзамен узнали от старшекурсников, что профу надо все время говорить о мази Вишневского, как панацее, доценту Петрову (здоровенный дядька с трубным голосом, тоже отменный хирург) — о ней же, но как о вредной дряни, а ассистенты просто слышать о мази Вишневского не могут уже — тошнит их.
А в итоге оказалось, что если придти за час до экзамена, то обеспечивающий старший лаборант просто позволит в поощрение первым зашедшим выбрать билеты. Ну наша группа и приперлась чуть свет. И зашли первыми готовиться. Все копались, выбирали что получше. А я как взял билет, так и оказалось, что именно этот номер я знаю лучше остальных. Старлаб очень удивленно на меня посмотрел, когда я гордо отказался выбирать дальше...
Клиент еще жив. Без сознания, но жив. Теперь надо подождать хотя бы час.
Мутабор опять начинает проявлять нетерпение.
Совершенно ни к чему в голову приходит студенческий стишок:
Бьет копытом, землю роет
Молодой сперматозоид...
Угомонить Мутабора удается с трудом. От запаха мяса и крови он становится дерганым. Да и то, что месть уже почти свершилась — тоже накаляет обстановку.
Делаю пару инъекций, приспосабливаю пакет с кровезаменителем. Клиент плох, пульс частит, дыхание тоже не в норме. Но три клинические смерти и ампутацию обеих рук перенести — это не хухры-мухры.
Вошедший Николаич устраивает тем временем малый военный совет.
— Получается так, что МЧС-ники предлагают помощь. Как бы их профиль работы — и привезти могут много всякого полезного, те же одеяла, например. Но теперь они понятно опасаются свою базу без прикрытия оставлять. Я предложил командованию такой ченч — наша группа вместе с ... с Мутабором отправляется на прикрытие базы МЧС. МЧСники прибывают сюда своим транспортом, помогают в обеспечении и эвакуации соответственно. Потом нас перебрасывают в Кронштадт.
— А технику значит МЧСникам в подарок оставим? — осведомляется хомячистый Вовка.
— Не очень-то и техника была. Пока разжились БТР да джипом.
— Все равно ченч не удачный — решает Вовка.
— Что думают остальные?
— Похоже, от мычысников тут пользы поболе будет. Только как бы потом нас не послали в едриня — типо вас тут не стояло и не ехало.
Николаич поворачивается к танкисту:
— Майор, а вы как к рейду на ночь глядя относитесь?
— Танк без электроники, осталось три заряда. К пулеметам — половина БК. Есть еще повреждения и поломки. К тому же танк не мой. Так что мне поровну, если только доехать сможем, а не сломаюсь по дороге... Я вообще-то не танкист. Просто водить умею, вот и согласился помочь. Но завтра хотел бы уже быть в больнице — ревматизм свой я знаю. Завтра от меня полчеловека будет...
