— Черт, это я ж полдиска выпулила! — ужаснулась про себя.
Джип светил фарами, стоял совершенно неподвижно посреди дороги, а вот фургон шустро пытался развернуться, резко сдав задом и прикрыв от огня кабину кузовом. Спохватившись, Ирина долбанула несколькими короткими очередями по грузовику, надеясь, что пули достанут через кузов до водителя.
— Из джипа с нашей стороны кто-то вывалился! — звонко крикнула Верка.
Ирка только чертыхнулась в ответ, продолжая стрелять по кубическому черному силуэту.
Грузовик как-то перекосило.
— За джипом кто-то мелькнул! Из грузовика водитель выскочил! Они как тараканы разбегаются! Да стреляй же ты, стреляй!
Диск щелкнул и пулемет замолк.
Обламывая от спешки ногти, Ирка выцарапала из рюкзачка сменный диск, каким-то чудом ухитрилась вставить его на место, лязгнула затвором.
Две машины тихо стояли на дороге.
Светили фарами, джип еще и габаритами подсвечивал.
И слышно было только, как кто-то тонким голосом воет — вроде бы в салоне джипа.
Не удержавшись, Ирка дала пару коротких очередей в лес, куда утекли беглецы.
Потом опомнилась.
— А дальше что? — спросила Верка.
— Дальше яйца не пускают — грубо отрезала на правах старшой Ирина и подумала: "А и действительно — дальше-то что?"
— Ждать будем?
— Да. Ждать.
Верка пошмыгала носом, поерзала. Не удержалась и снова спросила:
— А чего ждать-то? Я уже до костей продрогла!
Ирка промолчала. Ее тоже колотило чуть-чуть — то ли от холода, то ли от волнения. В разных книгах после такого — пальбы по живым людям — полагалось задаваться высокими материями, переживать, страдать и самоедствовать. Но Ирина думала совсем о другом — те, по кому она стреляла — частью удрали. И это было печально, потому что вылезать к машинам — значило подставляться уже под выстрелы удравших, а воспоминания о раненом муже как-то не воодушевляли. Очень не хотелось валяться простреленной на этом дурацком поле. Сидеть на холмике — пока безопасно, но замерзнешь. Тихонько смотаться — значит отдать обе машины удравшим — и не факт, что это потом не рыгнется.
— Чего молчишь-то? Ждешь, чтобы они удрали подальше?
— А думаешь — удрали? — с некоторой надеждой в голосе спросила Ирина.
— Некуда им. Без машин-то. Думаю, выжидают — что дальше будет. Могут, конечно, по лесу — в деревню сразу выбираться, тоже вариант. За час — другой доберутся. Если не ранены, конечно.
— Надо их как следует напугать! — решительно сказала Ирка.
— И как ты предлагаешь это сделать? — с некоторым сарказмом уточнила напарница.
Тут ответить было сложно.
Оттарабанить несколькими очередями в лес последний диск? Так видно будет, что пулеметчик лепит в белый свет как в копеечку. Да и жалко впустую патроны жечь, еще пригодятся.
Посуетиться, пошуметь? Ну да, женские голоса — они конечно напугают. Держи карман шире.
Можно вообще-то тихо-тихо красться по лесу, выйти во фланг уцелевшим и героически перестрелять их в упор. Но Ирка прекрасно понимала, что она не литературный герой, не Бешеная и не Лара Крофт и потому, скорее всего это ее подловят. Валяться простреленной в лесу тоже не хотелось.
Тягучий вой из джипа, давивший на нервы, сменился отчаянным визгом, таким, которым визжат последний раз в жизни. Резануло по ушам и нервам — затихло.
— Вот, дождались. Ты кого-то хорошо продырявила в джипе. И этот кто-то превратился в упыря и заел недобитую бабенку. Вроде по визгу, это Мэри-Сью.
— Ты о чем — повернула голову Ирка.
— Да одна из ихних девок была такая вся на понтах, гонористая дура, кликуха у нее была Мэри-Сью. Дружки еенные так ее обзывали. Она бесилась, на нас потом вымещала, сука крашеная.
Верка перестала озираться на шуршащий под ветром бурьян, опять взялась за бинокль.
— Точно, превращаются! Тот, кто из дверцы вывалился там так и лежал кулем — а сейчас встал и стоит. По куртке — ихний дизайнер.
— Ага. Трое значит в минусах. Уже легче.
— Знаешь, мне кажется — их целых двое осталось. На списание мне думается — пятеро пошло. Что делать будем? Надумала, как их отпугнуть?
Ирка не могла признаться, что в голову ничего не приходит. Потому ответила вопросом на вопрос: "А ты?"
— Есть идея! Смотри!
И замерзшая напарница вытянула из кармана тощего рюкзачка три длинных цилиндрика — наполовину из тонкой жести, наполовину картонные.
— Это что?
— Это — сигнальные ракеты. Вот тут снизу колпачок отвинчиваешь — вываливается веревочка — дергаешь, и ракета вылетает.
— А нам-то это что даст?
— Так эти — которые в лесу — увидят, что тут какие-то злые люди — из пулемета стреляют, ракеты пускают — и сдрейфят. Они не герои, что есть — молодцы против овцы.
— Ракеты откуда? — подозрительно осведомилась Ирка.
— У самогонщика местного нашла. Когда они самогон варили, поленья таскала — в дровах и увидела. А как пользовать — на них написано.
— Тогда так. Ты сейчас пригнувшись убегаешь метров за двести туда, назад. Пускаешь ракету. Я отсюда — другую. А ты еще отбеги — и давай третью.
— Зачем бегать-то?
— Ну не отсюда же все пулять. А так вроде бы народ тут в трех местах сидит. Может все с пулеметами.
— А что, вполне. Достаточно идиотское представление, чтоб сработало.
Шмыгнув еще раз носом, Верка тихонько свалила в темноту. Посматривая по сторонам, Ирка как могла, ознакомилась с девайсом. Вроде бы все достаточно просто.
Ждать пришлось долго, Ирка уже забеспокоилась, вертясь на коврике, когда, наконец, далеко сзади бахнуло и красная ракета, рассыпая шлейф искр, достаточно косо взлетела в небо. Ирка завозилась, потом вовремя вспомнила, что ракету надо направлять вверх, мысленно перекрестилась и дернула со всей силы за веревку, так что чуть не вырвала цилиндр у себя из ладони, но удержала. Грохнуло, красный свет озарил поле, кромку леса, заметались тени, потом угомонились, поплыли, как положено. Немного погодя третья ракета взметнулась неожиданно далеко — ближе к деревне, на дороге, наверное.
Смотрелось это как-то внушительно, и Ирка повеселела.
Шмыганье носом было слышно раньше, чем шаги.
— Чего не окликаешь-то? — удивилась напарница, сильно запыхавшаяся, видно бежала бегом.
— Ты фырчишь так, что тебя за версту слыхать.
— Честно?
— Стопудово!
— Надо же... ну что, пошли?
— Сейчас. Слушай, а ты вообще стреляла когда — нибудь? С ружьем справишься?
— Наверное. Знаю, что за эти крючки надо дернуть.
— Ты на меня-то не направляй, стволы убери в сторону. Целиться умеешь?
— Ирэн, все равно ты меня сейчас не обучишь. Пошли, а?
— Погоди, торопыга. Мы ж от леса видны будем хорошо, фары, подфарники — и мы как на витрине.
— А можно фары побить на фиг. Вжарить из этого ружья — и все.
Бухгалтерша с некоторым уважением показала на стоящий в охотничьей стойке пулемет.
Минутку Ирка думала на эту тему, и вообще-то ей показалось соблазнительным такое предложение. Но жаба одолела — еще продырявишь джип наповал, грустно будет. Нет, придется рискнуть.
— Слушай, Верк, ты машину водить умеешь?
— Неа.
Тоже хорошо. Значит и стрельчиха одна и водительница — тоже одна. "Я и пела и плясала и билеты продавала!" — невесело подумала про себя Ирина.
— Ладно, пошли. Только все же насчет ружья — слушай, что скажу и запомни.
Минут пять ушло на лекцию. Впрочем, уверенности в том, что напарница, сильно уже окоченевшая, хоть что-то запомнила, у Ирки не возникло. Горе луковое, а не напарница. Хорошо хоть слушается и не выпендривается каждую минуту. И то хлеб.
Вплотную к стоящим машинам подходить не стали, присели чуть в сторонке, огляделись. Ирка смогла рассмотреть цепочки следов ведущие к лесу. Две — точно, но вроде бы и третья есть — не понятно в темнотище — это там следы, или борозда, а может и следы, да не человечьи.
— Слушай. Даже если они живые и сидят на опушке леса — нам-то что за дело? Ты ж сказала, что у них ружья не дальнобойные.
— Да в основном-то оно так. Только вот у одного карабин был серьезный. Ты вообще их оружие разглядывала?
— Да ружья как ружья. Разница-то у них какая? У некоторых два ствола было в ружье, у некоторых — один. Это точно видела.
Ирка запнулась. Она и сама не очень твердо усвоила все, что ей рассказывал Витька об оружии и тем более не взялась бы объяснить разницу между нарезным и гладкоствольным этой девчонке, которая судя по замеченным острым бабьим глазом приметам, была невероятно далека от всей этой смертоубийственной техники. Вот остатки дорогущего маникюра, желтоватый оттенок кожи от солярия, признаки модной прически, сама манера поведения это подтверждали. Небось, все ночные клубы знала.
Ирка встряхнулась и отогнала некоторую совершенно нелепую сейчас зависть к беззаботному мотыльковому образу жизни своей напарницы.
— Начнем — ка с грузовика. Видишь, двери нараспашку, значит в кабине пусто. Присмотри пока по сторонам, я быстро.
Напарница с омерзением осторожно устроилась на снегу, подложив под себя рюкзачок, а Ирка, сгрузив с облегчением рядом с сидящей пулемет и помповушку, взяла в руку пистолет и перебежала к фургону. Габариты у грузовика не горели, так что сесть сзади и осмотреться было можно. Теперь Ирина точно видела — от грузовика в лес вели следы. Значит, двое все же удрали. Еще немного удивило ее, что заднее и переднее колеса сплющились, торчали лохмотьями рваной резины — потому машину и бросили, что на лопнувших колесах далеко не уедешь — но стреляла-то она по кабине, а досталось почему-то колесам. Ладно, что получилось, то получилось.
Кабина была нараспашку и совершенно пуста, что порадовало Ирку. Еще ее порадовало то, что прямо у двери вертикально стояло ружье — она такие не видала раньше и решила, что это, скорее всего, импортный автомат. Значит, скорее всего, у пары удравших при себе одна пушка всего осталась. И это замечательно.
Когда Ирина уже собралась двигаться к джипу и почти выпрыгнула из кабины, оказалось, что есть еще повод порадоваться. Подняв взгляд напоследок, она обнаружила на потолке кабины самодельные крепления, в которые была вставлена коротенькая двустволка. Прихватив оба ружья, радостная и гордая первым успехом Ирка вернулась к напарнице. Та, уже не шмыгая, а хлюпая носом, жалобно попросила поторопиться, если можно.
— Вот сейчас все брошу и потороплюсь. Ты смотри вокруг лучше, а то еще подберутся, не ровен час.
— Я смотрю. Ой, мертвяк к нам идет!
Верка подскочила, засуетилась.
Покойник, стоявший раньше у джипа теперь неуверенно шел к ним, заплетаясь непослушными ногами в достаточно глубоком еще снеге.
— Ты не суетись, Верк. Ты его завали.
— Как???
— Кверху каком! Он неповоротливый, медленный. Бери ружье, прицелься. Как я тебе говорила — и стреляй. В башку.
— Ой, я не смогу.
— Что этот тебя не обижал?
— Еще как обижал! Они все уроды были.
— Так какого черта выпендриваешься?
— Я не смогу. Он же человек все же!
— Да какой человек, ты что, дура совсем? Он — упырь, мертвяк, и при жизни был гондон! Верка стреляй!
— Не могу! Не могу!
— А, чтоб тебя!
Ирина шагнула назад — мертвяк подошел уже слишком близко и тянул руки — вскинула пистолет, зажмурила глаз, как учили и, прицелившись в темное пятно головы — выстрелила.
Бахнул выстрел, быстро заглохший в сыром воздухе, а мертвяк нелепо рухнул вертикально вниз. Как марионетка с обрезанными ниточками.
Напарница нелепо держа ружье подошла поближе. У нее явно начался мандраж.
— Трусишь? — строго и свысока спросила Ирина.
— Замерзла. Ну и трушу, конечно. Как ты его — раз и все — Вера виновато улыбнулась.
— Ладно. Пошли оставшихся добирать.
Оставшихся Ирка добрала сама — это просто оказалось. Вылезали мертвяки кучей, в одну дверь, мешая друг другу, дальше ползли на четвереньках — не сообразили что ли встать, но Ирка потратила всего четыре патрона на всю троицу.
— Слушай, Ирэн, давай сматываться, а?
— Погоди! В джипе пятеро было, а я четверых успокоила. Пятый там.
— Пятая. Та самая Мэри-Сью.
— Однохренственно! По сторонам смотри, мерзлячка!
Решив рискнуть, Ирка проскочила пространство до джипа. В салоне кто-то возился, но наружу не показывался. Приглядевшись через полуосыпавшееся стекло, Ирина поняла причину — растрепанная окровавленная девка с обгрызанным лицом была пристегнута ремнем.
Подавив первое желание бабахнуть ей в башку, Ирка взяла себя в руки, осмотрелась, прикинула как стрелять, чтоб не повредить чего в уже и так прострелянном салоне, усыпанном битыми стеклами — и, наконец, стрельнула. Мертвячка еще шевелилась и пришлось потратить еще патрон.
Ирка глубоко вздохнула. Справились, все-таки.
— Ладно, тащи сюда железо!
Вера попыталась тащить все стволы, но не потянула, свалила обратно.
— Тяжело очень, Ирэн!
— Погоди, сейчас я подъеду.
Осторожно открыв дверь, смахнула стекла с сиденья, стараясь не порвать перчатку и не пораниться, увидела какую-то тряпку на полу, стряхнула стекла с нее и протерла пропоротое пулями кресло от местами поблескивавшей на нем чужой крови, залезла, выдохнула воздух, и стараясь не смотреть в зеркало на сидящую сзади покойницу, нашла ключи в замке, завела и тихонько тронула с места.
Подъехала к Вере, вместе они выдернули и выкинули из салона Мэри-Сью, сложили на заднее сидение трофеи и покатили аккуратно дальше — к холмику, забрать шмотки и коврики...
Немножко тряслись руки и как-то обессилено колотилось сердце, но такого кайфа Ирка давно не испытывала.
...............................................................................................................
— Ладно, давай все же попытаемся уснуть, а то этот Дункан еще долго будет куралесить...
— Хорошо... Вспомнил вот — в инете кто-то написал — прямо про него:
Быть рыцарем братец полный отстой
Будь пехотинцем парень простой
Чем куртизанить в начищеных латах
Херачь алебардой — будь парень солдатом!
— Вот завтра и глянем, как оно — алебардой-то...
Дункан еще что-то бунчит, но голова как свинцовая — и словно свет выключили, стоило только прижать ухо к подушке...
Утро 11 дня Беды.
Cегодня я точно убью Вовку.
Вот открою глаза — и убью. Взглядом. И он будет помирать медленной и мучительной смертью, а мне его ни капли жаль не будет. Потому что ничего другого мерзавец, заливисто орущий в ухо: "Рота, подъем!" — не заслуживает.
Василиска из меня не получается, Вовка игнорирует мой тяжелый ненавидящий взгляд и только еще и торопит. Внизу у умывальника непойми откуда толпа, сразу вспоминается американская карикатура, где из такой же солдатской кучи — малы доносится возмущенный вопль: "Кто это чистит мои зубы?????"
Ситуация понятна — тут еще несколько из ОМОНа — те, которые прибыли с Дунканом, вот они кучу и создали. Дрыхли — то они в Артмузее, страстно обложившись протазанами и этими, как их там — совнями и бердышами, а на завтрак и умывание к нам прискакали — видать с умыванием в музее еще сложнее, чем у нас. Ну да, народу там много, а туалеты не резиновые. Правда двери в туалетах старинные — еще Арсенального производства, мощные, бронированные, ну да это вряд ли помогает.
