Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
− Так может, объяснишь мне, что он тут плел?
− Позже. − Он подошел ближе и, поглядел на Ульгаэля, повержено лежащего у моих ног. Потом осторожно взял у меня клинок, воткнул его в бревно и протянул мне тряпичный мешок. — Тут одежда и обувь. Переоденься, а то выглядишь как беженец.
− Это я-то беженец!? — изумленно прошептал я, разглядывая средневековые шмотки Гальтена.
Взяв мешок, я отошел от паренька, который хотел отомстить какому-то колдуну за убиенных родных, а напал на меня.
Очень странно. Мое состояние было каким-то нестабильным. Будто лихорадка то владела мной, то отпускала. Только что я готов был его растерзать и вдруг разом сменил гнев на милость: уже испытывал не злость, а сочувствие и даже жалость.
Нет. Что-то совсем ненормальное со мной творилось. Никогда прежде я не чувствовал таких быстрых изменений своего настроения. А тут оно скачет как у беременной женщины.
Наверное, я бы на его месте поступил точно также. Без всякой надежды рванул бы в бой, мстить за любимых и родных. Хотя.... Постарался бы узнать, кому точно мстить, чтобы не было промашки. А-то убил бы кого-нибудь невиноватого. И что тогда? Убийцей был бы уже я! Короче постарался бы выстроить более надежный план. Впрочем, не знаю...
В мешке, который мне дал Гальтен, имелась серая рубаха, тонкая кожаная куртка и замшевые туфли с бантиками. Честное слово, вся эта одежда вызывала у меня некоторое отупение.
Если, например рубаха, даром что была на несколько размеров больше чем мне нужно, так еще и имела вид, прямо скажем, не модный. Не хочу сказать, что я модник, но такого носить мне еще не приходилось. Сомнительной белизны, на шнурках вместо пуговиц и с манжетами на руках. Но, да ладно, черт с ней. И с грязно-красной курткой тоже, пусть и она была крайне удивительного дизайна. А вот коричневые замшевые туфли на высоком каблуке и бантиком из черной шелковой ленточки на пятке, заставили меня крепко задуматься. И вопрос мой был до крайности прост и для меня лично очень важен: куда же я попал?
В голове сразу замелькали картинки из виденных мною фильмов про старое время.
Вот, кажется, то что нужно!
Именно там я и видел подобную обувь и одежду. Мне вспомнилось, что и холодное оружие, за неимением огнестрельного, тоже было естественным атрибутом прошлого. В доказательство этого меня сегодня чуть не убили именно холодным оружием.
Гальтен с парнем, так же одеты в какие-то, будто средневековые шмотки. Про лошадей и старую телегу с крышей, я вообще молчу. Так же как и про неизвестные мне деревья...
Да, кстати, про "тигровые" деревья с синей листвой я бы сказал, что такие не росли в прошлом. Как и в мое время. По крайней мере, таких деревья я не видел и даже не слышал, что подобные бывают. И никаких картинок по поводу этого мне память не подсовывала. А, жаль.
В принципе хватало и одежды с мечами и лошадьми. То есть получалось, что я попал в прошлое. Хм!
Я весело хмыкнул, понимая, что такого просто не может быть. Что за сказки? Научным путем доказано, что попасть в прошлое или будущее невозможно. Это же... Как его там? Противоречит всем законам физики и вообще моровому устройству. Но вещи у меня в руках уверенно говорили об обратном. Нонсенс, чтоб его.
Я вертел в руках правый туфель, бывший уже в чьем-то пользовании. Разглядел вышарканные места по бокам, толстую подошву из нескольких слоев грубой кожи и большое темное пятно на тупом носке.
Может туфель и был бы удобен для ходьбы. Мягкий такой. Но не вызывал он у меня доверия, и к тому же не подходил по размеру. Да и вообще, туфель имел вид весьма потрепанный и неказистый. Поэтому я решил остаться в своих кроссовках. Пусть они и потеряли свою форму, побывав в морской воде, но пока вроде по швам не расползались. А то что, когда они высохли, на черной коже кроссовок появились соленые разводы, так кто на это смотрит? Зато я к ним привык, да и крепкие они были. Собственно потому и не видел смысла их менять.
Засунул туфли поглубже в мешок и бросил его на землю. Потом снял с себя свою порванную рубаху, одел ту, которая была в мешке и заправил ее в джинсы. Да... Ладно, сойдет! Потом натянул куртку и, собрав мешок, сел на бревно.
За то время пока я переодевался и разглядывал странную одежду, Гальтен с Ульгаэлем сидели около костра и тихо о чем-то переговаривались. Над костром, на палке висело несколько приличных кусков мяса. В стороне на кожаном мешке лежал каравай хлеба, четверть круга сыра, пара яблок и две бутылки из темного стекла.
Гальтен поглаживал свою черную бородку и слегка улыбался, поглядывая на Уля. Тот потирал ушибленную щеку и виновато пялился в костер.
Когда я присел, наступило тревожное молчание и продолжалось оно несколько минут. Только Гальтен тихо напевал себе что-то под нос и переворачивал мясо. Ульгаэль бросал на меня редкие, несмелые взгляды. Уж не знаю, о чем они там переговаривались с Гальтеном, но выглядел Уль совсем пришибленным.
− Ты обещал рассказать, почему Уль напал на меня? — обратился я к Гальтену.
Ульгаэль бросил на меня короткий взгляд, потом на своего мастера и тяжело вздохнул.
− Несколько лет назад его семья вместе со всем городом погибла в пожаре, − тихо произнес Гальтен. — Виновным признали мелкого помещика Шои Радаонта, по сути дела сумасшедшего старика, балующегося с запретными знаниями. Схватили и заперли. Суд отложили на этот же вечер, а пока спешно возводили эшафот на площади среди развалин и головешек.
Нахмурившись, я остановил Гальтена жестом руки.
− Подожди! Так, если тот Радаонт был стариком, которого казнили, как я-то им мог оказаться? И что еще за запретные знания, колдовство что ли?
Гальтен весело хрюкнул, но посмотрел на застывшего в печальной позе Ульгаэля и без смешков произнес:
− Можно сказать, что и колдовство. Но штука в том, что когда виселица была готова, обнаружилось, что Радаонту каким-то образом удалось избежать суда. Он просто пропал из закрытой камеры в неизвестном направлении.
Я хмыкнул.
− Ну, так если он был колдуном, мне кажется, ему это было не трудно. Да и как можно поймать и заточить в тюрьму человека с такими способностями?
Гальтен согласно кивнул и легонько похлопал в ладоши.
− Браво, − произнес он и махнул в сторону парня. — Я ему то же самое говорил, но уперся и не хотел мне верить. Мщение туманит ум!
Уставившись на Ульгаэля, я обратился уже к нему:
− И все равно мне не понятно, почему ты меня посчитал тем самым Радаонтом. Услышал мое имя и все?
Парень опустил голову еще ниже и не сразу ответил, но когда заговорил, голос его был достаточно твердым.
− Когда мы нашли тебя в пещере, − проговорил он, поднимая голову смотря прямо мне в глаза, − ты был в бреду, метался и что-то бормотал. В какой-то момент ты очнулся на несколько секунд, и мастер узнал твое имя. Вот тогда я и подумал, что ты тот самый колдун, только омолодился каким-то образом.
− Ясно! — кивнул я. − Можешь не переживать, я к тому колдуну никакого отношения не имею.
Ульгаэль выпятил губы и резко качнул головой.
− Знаю. Мастер мне уже объяснил.
Тот в знак нашего примирения тотчас же предложил нам немного выпить вина, для аппетита и в знак завершения заблуждений. С чем мы с радостью и согласились.
Мясо было отваренным, потому как имело серый, надо сказать, не очень аппетитный цвет. Но когда оно стало покрываться жареной корочкой над огнем, от мяса потянулся изумительный запах.
Мой желудок бурно отреагировал на это, что в принципе меня не удивило. Я даже не мог вспомнить, когда ел последний раз. Кажется... Нет не мог вспомнить. Но точно несколько дней назад. Хотя вроде и не чувствую такого сильного голода, как могло бы быть.
Странно это. Уж я-то себя знаю. Стоило мне пропустить обед, как мой организм начинал напоминать мне об этом каждую секунду. А тут ничего такого. Да, голод присутствовал и не малый, но не такой смертельный. Я бы конечно мог и потерпеть. Вот только зачем?
Я сглотнул выделившуюся слюну и, чтобы прервать затянувшийся обет молчания, обратился к Гальтену, который как раз взялся за бутылку и с усердием выкручивал из нее пробку.
− Э-э-э... − я почесал висок и решительно выдохнул. Пора было узнавать, где я очутился. — Гальтен, а сейчас какой год?
Гальтен с хлопком вытащил пробку из бутылки и взял вторую.
− Смотря где, − солидно ответил он. Но я заметил в его глазах какое-то извращенное удовольствие, которое он испытывал при общении со мной. Такое желание вывести меня или запутать. Не дождется! Я тоже умею прикидываться дурачком.
− Здесь! — я развел руки и обвел наивным взглядом поляну. — Где же еще?
Ульгаэль оторвался от созерцания костра и удивленно посмотрел на меня.
− Семьсот двенадцатый год от создания мира, − озадаченно сказал он. — Месяц первого урожая. Или просто, − первый урожайный.
Открыв рот, я уставился на него и не сразу смог говорить.
− Как, семьсот двенадцатый? — Во мне зародилось сомнение и подозрение, что Уль меня просто разыгрывает.
Посмотрел на Гальтена и он, подтверждая слова Уля, серьезно кивнул. На их лицах не было ни единого намека на улыбки. Значит, либо моя версия насчет того что я провалился в прошлое верна (тут у меня на спине выступил холодный пот), либо они сговорились и планомерно дурят меня.
− Я серьезно спрашиваю, − произнес я и для пущей убедительности направил палец на Уля.
Гальтен протянул руку к тонкому вертелу и перевернул мясо. Потом посмотрел на меня.
− Думаешь, мы шутим? — спросил он.
− Не знаю, − пожал я плечами.
Мне вдруг стало так грустно. Если это, действительно, окажется правдой, и я попал в прошлое, то что же со мной будет? Меня продадут в рабство или просто убьют как чужака. Могут вообще на костре сжечь. Насколько я знаю, все эти вещи с завидной регулярностью практиковались практически во все времена.
− На вот, выпей "Лучшее Марликанское", — Гальтен протянул мне бутылку. — Может легче станет?
Совершенно автоматически сделал глоток и даже не понял что выпил. На меня навалилась черная печаль, и мне было как-то не до вкусовых ощущений. Я принялся себя жалеть, проклинать пещеру, в которую залез. Надо было с ребятами остаться, а не шляться...
Стоп!
Я вдруг вспомнил, что на этот остров попал не один. Там на горе еще целая толпа людей осталась. Как же я мог про них забыть? Слава богу, что я хотя бы не один буду в чуждом мне времени.
− Там на горе... − я возбужденно показал пальцем за спину, на ту пещеру, в которой очнулся, и привстал, оборачиваясь, − там мои друзья остались. Я в пещеру один спустился. Но они могут заметить, что меня нет с ними, и тоже попадут сюда.
Ульгаэль жевал кусок хлеба и непонимающе смотрел, то на меня, то в направлении моей руки.
Гальтен тяжко вздохнул и отрицательно покачал головой.
− Успокойся, Родион, − спокойно сказал он. — Они не смогут сюда попасть. Ты прошел через "Окно Отцовского Духа". А оно сделано так, что через него возможен только один переход и только в одну сторону. После чего "окно" разрушается.
Скривившись и совершенно не понимая, что говорит Гальтен, я вновь ощутил, как то покрываюсь испариной, то холодею и замираю. И все же жар проступал сильней.
− Что за чушь? — вскипел я.
То прошлое, то какое-то "окно отцовское". Я ничего не понимал. И единственное, что сейчас вдруг захотел сделать, так это вернуться в пещеру и вылезти обратно в свое время и никогда больше не вспоминать этот кошмар. Ведь на самом деле как это жутко очутиться в чужом времени. Где ты никого не знаешь, где ты не приспособлен к этой жизни. — Я должен отсюда выйти. Это не мое время!
− Какое время? — встрял в разговор Уль. Я проигнорировал его вопрос и посмотрел на Гальтена. Не знаю, чего я ждал, но он кивнул и поднялся на ноги.
− Пойдем, − сказал он и направился мимо меня в сторону пещеры. − Сам убедишься, что там ничего нет и мы тебе не врем.
Ульгаэль заинтересованный происходящим, и даже слегка взволнованный, тоже поднялся со своего места и, обтерев руки об штаны, деловым жестом стал прицеплять перевязь с мечом.
Гальтен остановил его жестом и помотал головой.
− Нет, Уль! − Он показал на мясо: — Останься тут присмотри за завтраком, чтоб не подгорел. Мы скоро обернемся.
Парень нехотя кивну и сел обратно, уставившись на мясо, так будто хотел изжарить его взглядом, а мы пошли к пещере.
Как оказалось, в ней действительно не было никакого лаза, из которого я мог бы сюда попасть. И тем более никаких там "отцовских окон".
Я излазил всю каверну. Попытался просунуть пальцы во все щели и трещины, которые только видел. А было их не мало. На что я надеялся? Наверное, хотел их раздвинуть, чтобы можно было пролезть в свое время.
Как это ни парадоксально звучит, но я рвался в свое время, до конца не веря, что я в прошлом. Так сказать, стремился в будущее, которое было моим настоящим, не принимая того, что я в прошлом! Вот так каша из времен получилась.
Шутка ли, когда я еще учился в школе, мне упорно думалось, что родился я не в свой век. Мол, появился бы я на свет лет эдак, триста или четыреста назад, вот где я почувствовал бы себя дома. В своей стихии. А теперь? Как сумасшедший пальцы обдираю об холодный камень, лишь бы вернуться туда — в свое родное время. Ан, нет. Хотел в прошлое? На! Получи и не жалуйся.
Нет, можно было бы, конечно, заикнуться на счет того, что я-то хотел на триста лет назад попасть, где-нибудь в 1700-е года от рождества Христова. Но очутился то я не в 18 веке Р.Х., а в VIII веке (!) от создания мира. Разница, как понимаете, огромная. Но это она огромная, если смотреть на нее со стороны, просиживая штаны в библиотеке и листая страницы учебников. На самом-то деле, это просто катастрофа! Прошлое оно и есть прошлое, каким бы оно ни было. Я для любого прошлого чужой. И тем более, оно для меня чужое. Времени на меня плевать, как мне плевать на трехлетнюю домашнюю свинью по кличке "Тори", которую я видел однажды по телевизору.
Пока я лазил по стенкам в поисках нужного мне выхода, Гальтен раскурил трубку и присел на небольшой камень под сводом у входа. Он смотрел на хмурое небо, так и не порадовавшее нас своим чистым голубым цветом, но и не опечалившее дождем. Пыхтел трубкой и изредка поворачивался в мою сторону, когда я чертыхался, соскальзывая со стены, и падал на пол.
С того самого момента, как я вошел под свод, он ни сказал ни слова, видимо, давая мне возможность убедиться в правоте его слов на горьком опыте. Да. Опыт был горький.
Я довольно умело порезал большой палец, сильно оцарапал локоть и оба колена. Но все это были просто мелочи по сравнению с теми чувствами дикого ужаса, что роились у меня в голове. А уж про чернейшую тоску и сумасшедшее отчаяние в моей душе я промолчу из вежливости перед дамами. Словам, которые могли бы выразить лишь жалкую толику моего состояния, лучше оставаться не высказанными.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |