Книга 1. Креация тропы

Мы все вместе посмотрели вниз на берег, откуда забрались.

− И, как это сделать? — один за всех спросил Пашка. − Сразу по этой скале спускаться до земли, или сначала до камней и уже потом на землю?

− Ты что ли скалолаз? − нервно усмехнулась рыжая. − Я лично нет! Забраться сюда смогла, но спустится, вряд ли получится.

− Получится! Я тебя скину, − ехидно засмеялся Пашка, подтрунивая над рыжей. − А потом мы тебя съедим. Или продадим туземцам.

− Не смешно! — произнесла девушка дрожащими губами.

Пока Пашка старательно изображал из себя сумасшедшего людоеда, я искал выход из сложившейся ситуации. Это же, какими надо быть идиотами, чтобы не подумать о том, как мы будем спускаться обратно. Спуститься с этой скалы без специального снаряжения, наверное, раз в десять сложнее, чем подняться сюда.

Я ругал себя за опрометчивость и одновременно обводил взглядом площадку, на которой мы стояли. Небольшое плато, почти правильной круглой формы, метров пять в диаметре. С одного уступа имелся бордюр где-то в метр высотой, окаймляющий половину плато. В одном месте в нем выбитым зубом зиял пролом. Очень удобно смотреть на потухший вулкан...

"Стоп! − одернул я себя. − Так не бывает!"

Только сейчас при внимательном рассмотрении, я заметил, что это плато выглядит как-то неестественно. Слишком прямая верхушка у этой скалы, да и бордюр чересчур ровный. Как будто балкон получается. Это явно дело рук человеческих. Может кто-то сделал здесь смотровую башню? Наблюдать за... За кем? Или, за чем?

Не обращая внимания на разрастающийся спор среди ребят, я решил пройти по краю площадки и почти сразу наткнулся на выдолбленные в камне небольшие ступени. Они находились на левом боку скалы и вели снизу, как раз, к пролому в бордюре (или можно сказать, что это парапет?). Я лег на живот и высунул голову в пролом. Вот почему мы их не увидели сразу, ступеньки заканчивались в полуметре от самой площадки. А вот куда они ведут отсюда, было пока не ясно.

Долго не мудрствуя, я перелез через дыру в бордюре и попробовал ступеньки на прочность, не забывая при этом держаться руками за уступ. Сначала поставил одну ногу и надавил со всей силы на ступеньку. Держит! Сосредоточенно улыбаясь про себя, добавил второю ногу к первой. Опять держит! Тогда я перенес весь вес на ноги, продолжая держаться руками. Не падаю! Весьма хорошо! Наконец полностью отпустил руки и похлопал себя по плечу за отличную работу.

Повернувшись в сторону ребят, увидел, как одни все еще спорили о том, как спускаться, а другие, облокотившись на бордюр, просто смотрели на кратер и манящее озеро внизу.

С моря дул легкий ветерок, принося к моим ноздрям пряный аромат. На меня никто не обращал внимания. Похоже, что вообще никто не заметил моих экспериментов.

"Ничего, − подумал я, решаясь спускаться по ступеням вниз, − потом их обрадую".

Было немного страшновато, но я справлялся.

"Главное, не смотреть вниз! − говорил я себе, и тут же бросал туда невольный взгляд".

Чтоб тебя! Пальмы шевелились, подталкиваемые ветерком и изредка между ними виднелись раскидистые кусты и камни, выросшие из почвы. Острые, наверное? Если приглядеться, то можно увидеть насколько...

"Э-э-э, − одернул я себя, − нечего там смотреть. Все равно не увидишь! И что вообще за глупые мысли? Так и свергнуться недолго. Смотри лучше, куда ступаешь ногами. Ступеньки хорошие, прямые, твердые и удобные, − начинаю я себя успокаивать. − Бояться нечего, Родя!"

Ступени, надо признаться, были мелкие. То ли сразу такие вытесали в скале, то ли они уже после сточились обильными дождям и грозными ветрами?

Если бы я шел по ним босиком, полноги бы точно свешивалось. И вся эта лестница была настолько узкая, что приходилось идти по ней полубоком. Ладно, хоть ступени прямые и крепкие и стена справа в глубоких выемках. Держался за них обеими руками, потому как стало вдруг очень страшно. А тут еще и ветер. Пусть несильный и дул прямо в левый бок, прижимая меня тем самым к скале, однако на такой высоте, он совсем не радовал.

Уже пожалел, что решил идти по этой лесенке. Пот заливал глаза, от усердия. Пальцы, белые от напряжения, впивались в трещины на скале.

"Чертово любопытство! Оно ведь может даже и до гроба в этот раз не довести, мать его! Где-нибудь сорвусь и все. Ищите потом, мой хладный труп в этих джунглях. Домой хочу! И особенно в "Пухлую Булку". Литр нефильтрованного пива одним глотком уничтожить. Впрочем, можно и фильтрованного, лишь бы сразу".

При вспоминании о пиве у меня начали вырабатываться слюни с его вкусом. Жаль, чипсов нет. Сырные подошли бы лучше всего!

Пока я размышлял о гастрономических изысках, каменная лестница плавно поворачивала направо. Я уж думал, так и дойду спокойно до земли, как через пару минут увидел правильной арочной формы вход в пещеру. И лестница вела прямо в нее.

"Что же делать? − задумался я, дойдя до арки и остановившись. − Идти обратно и позвать ребят? Или уже с земли крикнуть? Как подумаю, что опять испытаю, тоже "удовольствие", только уже поднимаясь, даже спину сводит. Ну, уж нет! Не пойду обратно, ни за что. Значит, идем в пещеру, − решился я".

Добиться огня из зажигалки получилось только с четвертого раза.

− Дешевое китайское фуфло! − фыркнул я в сердцах.

Увеличил подачу газа, и пламя тут же взметнулось вверх, чуть не опалив мне брови. Зараза! Отрегулировал высоту огня и поднял зажигалку над головой, чтобы охватить мерцающим светом больше площади.

Вход в пещеру оказался немногим шире, чем лестница до нее. Но прямо идти я смог.

Под ногами был ровный пол с толстым слоем мельчайшего песка, принесенного ветром. Стены были гладкими на вид, как стекло.

Я удивленно озирался в тусклом свете, разглядывая полированные поверхности породы. Черный камень со светло-красными и желтыми прожилками вдоль. Очень красивый рисунок открывался в свете зажигалки. А вот снаружи порода скалы была совершенно неинтересной.

Дотронувшись до стены пальцами, я почувствовал гладкий и прохладный монолит. Потолок тоже был ровный. Арочный. До него немного я слегка не доставал рукой, но почему-то был уверен, что он тоже полированный. Что за маньяки тут потрудились? Зачем все так полировать?

Давя подошвами кроссовок скрипучий песок, который со временем стал поскрипывать даже на зубах, продолжал идти вперед. Ветер поднимал в воздух мельчайшие частицы песка, почти пыль, а она оседала на мне. Не пещера, а труба. Или, скорее тоннель!

И вот этот тоннель плавно поворачивал направо и совсем чуть-чуть в низ.

Зажимая нос рукой, дабы не чихать, жалел о том, что у меня в кармане не было противогаза. Столько мелкого песка витало в воздухе, что я уже с огромным трудом себя сдерживал. Боялся, что начав чихать, остановиться мне будет трудно. Помимо того что забрызгаю всю красоту выделениями своего носа, так еще нахватаю полные легкие тяжелой пыли. Там и так-то от курения мало чистых мест осталось.

Чувствуя, как нагрелась зажигалка, остановился и... И мне стало страшно оставаться в полной темноте. Входа уже не видно, а выхода и подавно.

Но как бы то ни было, я понимал, что придется постоять в темноте, пока зажигалка не остынет. Потом пойду быстрее — зажигалка, не ровен час, накроется медным тазом. И тогда уже я буду в этом тазу, в анатомическом смысле этого слова.

Убрав палец с язычка зажигалки, я тут же окунулся в глухую и тягучую, словно кисель, темноту. С трудом переборов в себе желание снова зажечь свой миниатюрный факел, постарался себя успокоить, как однажды мне советовал опытный спелеолог.

Как-то раз, я и еще несколько человек лазили в пещеры. И в одном из гротов у всей небольшой группы, от жидкой глины, по которой мы пробирались на брюхе, погасли фонари − засорились. Тогда было по-настоящему страшно.

− Так, − проговорил я вслух, − успокойся. Прислонись спиной к стенке. Сделай глубокий вдох и...

И бездумно последовав собственному дурацкому совету, я набрал полную грудь воздуха и чихнул. Да так сильно, что даже перепонки в ушах завибрировали как струны контрабаса. И, наверняка, знатный комок соплей, пролетев со скоростью, как минимум, звука, шлепнулся о противоположную стенку и сразу же от нее отпал. Столько было в нем песка!

Эх! Не посмотришь! Зажигалка по-прежнему была горячая.

Уши нестерпимо заложило и я пару раз глотнул, унимая гул в голове. Потом в темноте вытер нос полой рубашки и прислушался. Ничего не слышно. Хотя нет! Что-то слышно. Я закрыл глаза, сложил ладони ракушкой и приложил к ушам. Вслушиваясь в звук, понял, что его издает, где-то капающая вода.

И хоть я точно знал, что в пещерах на слух полагаться не стоит, мне казалось, что эта капель недалеко. Поэтому чиркнул почти остывшую зажигалку. Пять раз!

Минут десять я достаточно быстрым шагом шел на звуки сочащейся воды. Тоннель все так же плавно, почти незаметно вел меня вправо, но дальше он разъединялся на два хода.

Я прислушался, засек звук падающих капель и смело повернул в левый ход. В отблесках пламени увидел небольшой естественный грот, сравнимый размером с большой комнатой обыкновенной высотки, коих множество появилось в брежневские времена по всей России.

Будто нарочно, у самой дальней стены с какого-то бледного пальца, растущего из потолка (забыл, как называется) довольно часто капала вода и собиралась в естественной, выдолбленной за века, каменной чаше.

− Вода камни точит! − С этой фразой я кинулся к воде и пил, пока мне не стало плохо.

Желудок стал какой-то тяжелый, закружилась голова. Захотелось присесть, а лучше, прилечь. Однако я смог себя заставить потерпеть.

Зажигалку выключил только после того как, тщательно осмотрел, где я нахожусь. Но когда выключил, понял что смотрел не очень внимательно.

Подпирая спиной неровную и холодную стенку грота, в которой и находилась выемка с водой, я смотрел прямо на вход. То есть, как бы смотрел. Не видно же нихрена в темноте! Но когда мои глаза начали привыкать к отсутствию света, я увидел очень слабое, белесое свечение в верхнем левом углу грота. Щелкнул пару раз зажигалкой и ахнул от удивления.

Эта пещера третья на моем жизненном пути и естественно, что я не мог похвастаться особой наблюдательностью. Спелеолог из меня никакой, да и гномом я тоже не являлся. Поэтому сразу и не заметил третьего хода за сегодня.

Этот лаз, очень правильной круглой формы, был бы примерно на границе потолка и стены, если бы они были. Потолок резкими зигзагами и, не всегда понятно где, переходил в стену. До лаза, который я увидел только в темноте, можно было дотянуться, только если подпрыгнуть. Однако, осветив стенку, я увидел четкие следы мелких выбоин, от пола до самого лаза. Казалось, что по ним вполне можно забраться.

В моей голове уже зрел план: проникнуть в лаз и оттуда на свет божий. Благо его отверстие было большое − метр в диаметре точно, не меньше. Оставалось только надеяться, что выбоины на стене не кончатся, когда до выхода останется совсем немного.

Стоя в темноте, я заворожено разглядывал льющийся свет из этого лаза. Не выдержав больше ожиданий, я засунул зажигалку в карман и на ощупь полез по выбоинам вверх. Как только моя голова оказалась на уровне самого лаза, я попытался разглядеть выход из пещеры. Но опять-таки увидел только белесоватую дымку. В прочем, света в нем хватало.

Я наблюдал за тем как он мерцает, изменяет цвет с белого на желтоватый, затем в изумрудный и обратно в белый. И при этом светло-красные и желтые вкрапления на камне играли такими цветами, что даже радуга по сравнению с ними казалась серой половой тряпкой.

Не раздумывая, я оттолкнулся ногами и буквально влетел в мерцающий лаз.

Глава II

В моем теле разгоралось пламя. Я чувствовал, как тысячи раскаленных ножей впивались в самые незащищенные участки плоти и рвали меня на куски, лишь затем, чтобы создать вновь.

Меня будто перекраивали по новым чертежам. Резали, сшивали.

Периодами, боль завладевшая моим телом, отступала и я начинал чувствовать окружающий мир как никогда в жизни. Все было настолько четко и красочно, что например, не открывая глаз, я точно знал, что лежу на земле, прикрытый до горла каким-то одеялом, а под головой у меня небольшой мешок.

Вглядываясь в себя откуда-то сверху, я видел собственное лицо. Оно было спокойно, глаза закрыты и лишь учащенное дыхание говорило о том, что я еще жив.

Вдруг, я увидел, как мое собственное лицо открыло глаза и посмотрело прямо на меня вверх. Тут же мой взгляд моментально переместился и я, уже всецело я, смотрю на сводчатый потолок, покрытый потрясающими светящимися знаками или письменами.

Я ощущал, исходящую от них энергию и непонятно откуда, знал, что они не нарисованы на поверхности, а являются, как бы самой сутью этого помещения.

Легко, почти без усилия встал и понял, что нахожусь в каком-то старом, почти разрушенном здании. Две его стены отсутствовали напрочь, и крыша в тех местах, лишившись опоры, была обрушена.

У центральной стены, из оставшихся трех целых, находился постамент. На нем замерла каменная скульптура лошади с испуганным жеребенком, прижимающимся к матери и мощным мечом пробившим ее по средине. Будто какой-то великан насадил зверя на меч, как бабочку на иглу.

Лошадь с явными признаками хищника — тонкой мордой, острыми клыками и другими неуловимыми чертами, точно была застигнута в самый неожиданный момент.

На камне бугрились мускулы под, словно, живой и лоснящейся кожей. Она стала на дыбы и ее передние копыта, обрамленные шипами, угрожающе приподняты вверх. Ее большая голова повернута назад и закинута к небу. Хищная морда была раскрыта в беспомощном оскале длинными и острыми клыками. И судя по глазам, устремленным к верху, они смотрели на того, кто причинил ей ужасную боль, пробив ее тело сверху длинным и широким мечом, пригвоздив тем самым невиданного зверя к земле.

Несмотря на то, что животные, изображенные в этой скульптуре, выглядели весьма устрашающе, они не походили на каких-то исчадий ада. Наоборот, весь взгляд жеребенка, обращенный ко мне, излучал доброту и мудрость. И этот меч, как символ несправедливости этого мира, убивает его мать.

Выйдя из этого храма через один из проломов в стене, я пошел по мощеным улицам пустого города. Все пространство, в котором заполнял легкий туман, и из него отдаленным эхом слышались звуки давно минувшей и неизвестной мне битвы.

Узкие улицы теснили каменные двух-, трех -, а порой, и одноэтажные дома. Они все были запущены и порушены. Везде виднелся осадок прошлых поражений.

Уныние и печаль! Ветхость и разруха! Так можно было охарактеризовать этот давно умерший город. И нигде живой души.

Я заглядывал в окна домов и везде видел, одно и то же − здесь давно никто не живет. Только пыль, покрывающая серые дома, осколки окон и, наверное, крыши. Даже улицы утопали в этом ковре забвения.