Книга 1. Креация тропы

Я стоял в воде по самую шею и пытался нашарить руками в мутной воде полу контуженую рыбину. В какой-то момент я зацепил ее хвост, но он так же выскользнул у меня из рук.

Вода была мутная из-за того что я поднял со дна ил и прочий сор. Я отчаянно погрузился с головой под воду и, не открывая глаз, начал искать ее, разводя руки в стороны. Понимая, что времени у меня немного и что местная щука, придя в себя, мигом уплывет, я ускорил свои поиски. Если она очнется раньше, чем я ее поймаю, пиши, пропало. И мой обед будет только завтра утром!

Проискав ее минут двадцать, я так ничего и не обнаружил.

− Тварь! — от отчаяния заорал я во все горло.

То, что кто-то мог услышать это, меня не беспокоило. Меня в тот момент волновало только то, что я не мог ничего поймать.

Я понимал, что мне сейчас необходимы силы для восстановления организма после ограбления. А откуда взять энергию на поддержание сил, кроме как не из пищи? Я, к сожалению не йог, чтобы питаться солнцем.

Выбравшись из воды, я устало опустился на траву и чуть не разрыдался от своего положения.

Ну, подумайте сами: в животе было пусто, в карманах голо. В голове, на предмет того чтобы заполнить желудок, тоже ничего не появлялось. Вот, был сейчас шанс рыбкой полакомиться, а поймать ее, я не сумел! Как ее поймать, если она такая скользкая? Были бы у меня когти, я бы уже ел ее, облизывая жирные пальцы. А так, только слюну глотал.

Еще так глупо дар отца профукал и вернуть его вряд ли смогу.

Гальтена попробуй, разыщи, если у меня денег нет, даже на то чтобы купить себе кусок черствого хлеба. Комната в трактире снята только на десять дней. А все это значило, что домой я вернуться не могу и жить мне, скоро будет негде. Из всего этого я делал печальный вывод, что сдохну где-нибудь в подворотне, как голодный и безродный пес!

Пока я рисовал себе картину своей недалекой смерти, жалел себя и злился на весь свет, прошел почти час. Вещи за это время почти высохли. Только джинсы и обувь были еще влажные.

Я поднялся, чтобы натянуть рубаху и услышал, как в воде опять забулькали рыбы. Даже сначала не поверил что слышу, думал мерещиться.

Вне себя от злости, я бросил одеваться, чтобы идти в трактир и кинулся в воду. Огромным прыжком с места я бултыхнулся прямо в ту точку, где пускали пузыри хвостатые твари.

Погрузившись в воду в трех метрах от берега, прямо в водоросли, среди которых на это раз булькали серебристые паразитки, я остервенело зашарил руками, надеясь на удачу. И, о чудо! Я обеими руками схватил по рыбине и, вытащив их из воды, сразу же кинул на берег. На это раз они благополучно упали в траву.

Выбравшись на место стоянки, я нашел обеих рыбин, размером с две ладони и, довольно скалясь, поднял их за хвосты. Они не шевелились, не разевали рты, не извивались. Они просто висели у меня в руках. На каждой рыбке я заметил по пять дырочек в блестящей шкуре. Из каждого отверстия стекала тоненькая струйка бледной крови.

Сравнив дырки на трупиках, я сообразил, что они от моих пальцев. Посмотрев на свои пальцы, я заорал и откинул рыбок в сторону, словно боясь от них чем-то заразиться. Затем снова, глянул на руки и испустил удивленный вдох.

Из моих пальцев, вместо ногтей, торчали острые коготки.

− Это что еще за ерунда? − спросил я сам у себя, изумленно таращась на когти. Они выставлялись из пальца на пару сантиметров и чуть загибались к низу. Обычного бело-розового цвета и только кончики были черными.

Я провел одним коготком себе по ладони и легко порезал кожу. Потом оцарапал ствол дерева, оставив на нем глубокий след. Когти, будто в песок, беспрепятственно вошли в древесину.

Мой первый испуг прошел, и я уже с благодарностью думал об этих коготках. Без них я бы не поймал ни одной рыбки. Которую, кстати, пришлось есть сырой, так как развести огонь было нечем. Я думал только о том, как бы поймать себе обед, а про зажигалку совсем забыл. Вернее, забыл о том, что у меня ее сперли.

Разрезав кинжалом брюшки у рыб, я вымыл из них внутренности, счистил чешую со слизью и, наплевав на микробов, принялся лопать сырую рыбу.

Ел с трудом, постоянно посматривая на коготки, которые начали быстро уменьшаться в размерах. Они будто всасывались в ногти. При этом я не ощущал никакой боли, только под ногтями потом слегка зудела кожа.

Пока я ел суши без риса, думал над тем, как можно заставить когти вылезать по собственному желанию. И через некоторое время додумался, что стоило мне только разозлиться, как когти тут же вырастали. Даже поэкспериментировал немного. Но все же хотелось, чтобы они появлялись не от злости, а по желанию − подчиняясь моей мысленной команде.

Научился я этому, уже, когда шел в город. Настроение немного поднялось. Легкая сытость позволяла теперь не думать о голодной смерти. Тем более, когда я мог поймать рыбу когтями. Конечно, я прекрасно понимал, что когти меня не отправят домой и, вообще, не сделают мою жизнь сладкой аки мед. Но все-таки, я надеялся, что хоть в чем-то станет легче.

Я направлялся в город и, то доставал, то убирал когти обратно, не переставая им поражаться. Неужели это еще один подарок от отца, вдобавок, к выносливости, скорой заживляемости и силе? Еще бы научиться пользоваться этими дарами нормально, а не так как я. Только когда припрет — доверяюсь на автомате инстинктам. Нет, надо было меняться!

В город я вошел уже часа в четыре по внутреннему будильнику и, глазея по сторонам и на прохожих, поплелся в трактир.

Не доходя до рынка квартала два, я увидел телегу, нагруженную какими-то мешками. Он стояла поперек дороги, почти загораживая всю улицу. Заднее колесо валялось рядом, с некоторыми мешками, упавшими на мостовую, видимо, в результате утери этого самого колеса. Около телеги стояли четыре человека и смотрели по сторонам, словно кого-то выискивая. Так и оказалось.

Когда я проходил мимо них, один из них окликнул меня густым басом:

− Эй, парень!

Я обернулся и увидел того кто меня окрикнул. Это был невысокий бледный мужчина, одетый в добротную красную куртку, с блестящими побрякушками на рукавах. Он был гладко выбрит и коротко острижен. В ухе у него блестела крупная серьга, хорошо сочетаясь с темными хитрыми глазами и массивными перстнями на больших пальцах. Было видно, что это человек небеден и знает себе цену.

− Оглох что ли? — зло произнес он. — Я спрашиваю, хочешь заработать пятьдесят медяков?

− Как? — тут же спросил я.

Мужик улыбнулся и показал на стоящих рядом двух человек. Это были такие же оборванцы, как и я.

Худосочный человек, лед сорока с хитрыми и злобными глазками и в противовес ему бугай с наивным детским взглядом. Бугай слегка походил на гориллу, по самые глаза заросший густой черной бородой. Худосочный наоборот, был похож на лысую сморщенную мартышку, с зажатым за спиной ножом. Они хорошо дополняли друг друга.

− Надо перетаскать мешки с овсом на рыночный склад, − пояснил он и, засунув пальцы за богато украшенный ремень, добавил: − Берешься — плачу пятьдесят медяков. Если нет — пошел вон!

Я подумал и принял предложение хозяина телеги. Все-таки хоть какие-то деньги будут. А с моей выносливостью я эти мешки разом перетаскаю.

Через час я уже проклинал свое решение заработать. Разом перетаскал... Как же! Я таскал мешки, а они все не кончались и не кончались. Бугай таскал сразу по два и, похоже, что он вообще их не замечал. Худосочный оказался жилистым и весьма крепким на спину мужиком. Он лихо закидывал мешок себе на спину и резво шагал по булыжной мостовой.

Нет, в принципе, я не падал наземь от измождения и, даже не сказать, что я сильно устал. Просто, полкилометра тащить на себе килограмм тридцать, сбрасывать в амбаре и идти обратно, чтобы все повторить, было несколько утомительно и нудно.

Чтобы мы не скрылись с мешками в неизвестном направлении, с нами ходил четвертый мужик. Он выглядел совсем по-другому, и я почему-то подумал, что он, скорее всего, охранник. Одетый в высокие сапоги, темные штаны и жилет. Черные волосы зачесаны назад и стянуты в тугой хвостик, с хилой бороденкой, но жестким цепким взглядом. Но самое интересное это то, что у него не было ни меча, ни сабли. Вместо этого у него на каждом плече висело по кнуту.

Он молча ходил за нами, и я прямо кожей чувствовал, как он иногда взглядом сверлил мне спину. Так и хотелось повернуться и спросить, чем я ему не угодил. Однако я понимал что это, наверное, самое глупое, что я мог сделать. Потому молчал и терпеливо носил овес на рыночный склад.

Огромное, по местным меркам, здание было забито всякими товарами. Какие-то ковры, тюки и ящики всяких размеров. И все это запиралась на толстые деревянные ворота с металлическими заклепками с мой кулак.

Мешки все-таки кончились. Мы подошли для оплаты к нанимателю, а охранник отошел от нас на несколько шагов и замер будто статуя.

Хозяин телеги достал увесистый кошель и, со звоном порывшись в нем, дал худосочному и бугаю один серак на двоих. Потом настала моя очередь получать получку. Он отсчитал мне двадцать монеток и снова засунул руку в кошель. Пошарив в нем несколько минут, он ничего не достал и раздраженно произнес:

− Хватит тебе и двадцати медяков.

− Как, хватит? — опешил я, бросив взгляд на неровные и грязные монеты. — Мы же на три договаривались!

− У меня больше нет мелочи, − отмахнулся он и зло процедил: − И вообще Керач мне сказал, что ты медленно таскал и ронял мешки в грязь. Так что будь доволен, а то и это заберу

− Какой Керач? — возмутился я и придвинулся ближе к мужику, зажилившему мои честно заработанные деньги. — Нормально я все таскал! Давай, гони остальное.

Только я это договорил, как услышал сзади щелчок и моментально почувствовал, что моя спина будто разорвалась пополам. Такая волна боли пронзила меня, что ноги подогнулись сами собой и я осел на мостовую. Повернувшись, увидел, что мужик с хлыстами раскрутил один из них. Его металлический кончик в виде стрелки был измазан в свежей крови. Моей крови!

− Ты как со мной разговариваешь, мразь? — заорал наниматель, подбегая ко мне и занося ногу для удара.

Я не дал ему себя пнуть, увернулся и, схватив его ногу, дернул на себя. Тут же мою спину ожгло еще раз. Инстинктивно откатился в сторону и быстро поднявшись, метнулся к обидчику, чувствуя, как ногти превращаются в когти. Но видно я опоздал, потому что охранник достал второй кнут и, отпрыгнув назад, хлестанул мне по груди, распоров рубаху вместе с кожей. Я взвыл и снова дернулся к нему. И тут он заработал по мне обоими кнутами и исполосовал все тело, превратив его в кровоточащий кусок мяса в лохмотьях.

Когда я уже не смог двигаться и просто лежал на холодных камнях, истекая кровью во мне что-то сломалось. Я чувствовал, как оборвалась какая-то нить, соединяющая меня прошлого и меня настоящего. Что-то нарушилось в моих представлениях о человеке. Сломался забор, отделяющий прагматичного зверя во мне от меня цивилизованного и воспитанного человека. Я увидел свою прошлую жизнь и поразился ее бессмысленности и трусливости.

Я жил как овца, от стрижки, до стрижки, где впереди маячил забой. Иногда я был ресурсом, иногда балластом. Но никогда я не был человеком способным на Деяния и Поступки. Пусть за некоторые из них можно лишиться жизни или потерять свободу. Но что такое свобода без высшей цели? Это не свобода, это беспредел, произвол, слепота! Я истинно понял, что есть вещи, ради которых стоит жить и есть вещи, ради которых стоит умереть!

Пока я истекал кровью и приходил к таким откровениям, хозяин телеги встал и, пнув меня в лицо сапогом, крикнул моим коллегам по тасканию мешков, чтоб они утащили меня куда-нибудь в подворотню и бросили там подыхать. Он кинул им один серак за это и нагнулся оттереть платком мою кровь с носка своего сапога.

Медяки, выпавшие из моей руки и лежащие перед лицом, собрала грязная тощая рука худосочного мужичка. Потом я почувствовал, как меня поднимают и кладут на плечо. Это бугай закинул меня на себя, как еще недавно таскал мешки и легко понес подыхать.

Вскоре, миновав несколько безлюдных переулком они остановились в самом грязном и замызганном тупике. Хоть я и выглядел как безвольная туша, однако я еще был в сознании и мог видеть место, куда меня притащили.

Бугай осторожно положил меня в кучу мусора и, отряхнув руки, собрался уходить. Но его напарник схватил бугая за руку и произнес полушепотом:

− Подожди, Бойчук.

Худосочный присел рядом со мной, вытащил кинжал из моих джинсов и ловко обшарил по карманам. Ничего не найдя он поднялся и, кивнув головой на выход из тупика, пошел следом за бугаем.

Я хотел крикнуть им, что отомщу. Обязательно найду и посчитаюсь с ними. Но крикнуть я не мог и потому просто смотрел им в след.

Когда они почти свернули из тупика худосочный повернулся в мою сторону и посмотрел мне в глаза. Я увидел жестокий прищуренный взгляд, раздумывающий не прирезать ли меня. И точно, как я угадал?

Он опять остановил Бойчука и спокойно сказал:

− Может, прирежем его?

Бойчук, наморщив лоб, посмотрел на меня и махнул рукой.

− Зачем, Золик? Он сам скоро загнется. Пойдем лучше, пива возьмем, — он расплылся в широкой улыбке, предвкушая распитие пива.

− Ладно, − согласился он. — Только... ты иди, а я ему сейчас скажу, что если он выживет, пусть не пытается нас искать. Закажи пива, да побольше!

− Ага, − произнес тот мечтательно, − закажу.

Бойчук ушел, а его напарник, оглянувшись, достал мой кинжал, потрогал его на остроту и, подойдя ко мне, воткнул его в мою печень по самую рукоятку. Я хотел схватить его за руку, чтобы помешать, или увернуться, но тело меня не слушалось. Последнее, что я видел, это презрительный взгляд Золика.

Глава VIII

Мне снился черный океан и кровавые беспросветные облака, нависающие надо мной. Я барахтался в смолянистой, тяжелой воде только с одной мыслью − жить. Временами тонул и разевал рот в немом крике, глотал горькую и вязкую, как желе воду. Страшился, паниковал, и с ужасом бил руками всплывая на поверхность. Дно притягивало меня как магнит без устали и равномерно. Но я не хотел тонуть. До жути не хотел быть притянутым черным, без единого луча света, дном.

Я хотел жить!

Океан бурлил, с хлопками вздымая глянцевые пузыри и разрываясь тлетворным зловонием. Небо изливало на меня кровавый дождь, обжигающий лицо и застилающий глаза вязкой пленкой. Океан смерти не хотел меня отпускать и старался затянуть в пучину ужаса. Его дно, густо устланное живыми трупами, кричащими во тьме, жирными и тягучими щупальцами хватало меня за ноги. Они извивались и жалили меня, дергая вниз на ковер истлевшей плоти и глухой скорби.

Я вырывался из его оков, сучил ногами как сумасшедшая мышь, взбивая в пену его смрадную жидкость. Скользкие секунды отсчитывали вечность, но я не желал сдавался и только сильней алкал жизни. Боль в ногах усиливалась, но я все равно не хотел тонуть. Тогда громкий, отчаянный рев океана накрыл меня с головой и изблевал в небо, приоткрывшее для меня узкую щель света.