На первых же фото я с удивлением обнаружил пидораса, который явился на этот шабаш с маленьким ребенком на плечах. Являться в толпу с ребенком — уже опасно. Ну а если заведомо знаешь, что будет потасовка с дубинками и может еще с каким весельем — то втройне опасно. Никто и не заметит, как мелкого затопчут. Ну и соответственно тот, кто пришел с ребенком — пидорас с моей точки зрения в самом худшем смысле этого слова.
Далее этот пидор старательно оказывался в самой гуще. Тщательнейше подставлял детеныша в смешной и милой шапочке с ушами, как у медвежонка, под дубинки. Но ментовское зверье так и не ударило эту парочку ни разу ( а кто-то ведь все снимал и снимал и наверно чертыхался, что все никак по ребенку никто не долбанул хотя бы кулаком). Тогда, чтобы видно отработать деньги пидорас стал изображать страдания и боль, типо вот меня стукнули, но снять не успели. Вышло крайне убого, не то, что Станиславский, даже я не поверил. Тем более детеныш сидел спокойно и с интересом за всем этим наблюдал. Хорошо, что этот пидорас тупой как пробка и не догадался надрать детенышу задницу для достоверности.
Потом попались снимки с задержания китайскими полицейскими какого-то хмыря. Хмырь при задержании пытался застрелиться, но в итоге прострелил одному из полицейских руку.
Еще были снимки из Мексики — там при подобном наоборот пара полицейских получила пули в животы, а задерживаемый утек.
Вот мы уже с час вместе, а омоновцы так драку и не затеяли.
Мне кажется, и Саша озадачен тем же.
Худощавый омоновец замечает Сашин взгляд и ухмыляется широчайшим образом:
— Удивляешься? Что у нас не волчачьи клыки и зрачок не вертикальный?
Саша, пойманный на горячем, смущается.
Подозреваю, что ему так и хочется ляпнуть что-нибудь вроде: "И рога и борода! И ухи вразнос!", но парень воспитанный и потому отвечает обтекаемо:
— Ну, так репутация-то у вас соответствующая.
— Зато в ряде случаев и физического воздействия потому не требуется. Причем часто. Иначе — была бы у нас другая репутация — и потери бы были, и калечить бы пришлось всерьез. Человеку нужно кого-нибудь бояться, иначе человека закидывает.
Страх — лучший цивилизатор. Проверено. Особенно при жестком задержании.
— Ну, есть же и другие вещи, делающие человека человеком?
— Есть. Но страх — самый результативный. Тем более нас же не в детские сады посылают.
— Ага, против пенсионеров... — ехидно отмечает Дарья.
— Хозяюшка — а вот хоть кого из пенсионеров тогда обидели? Когда зурабовские реформы начались?
— То есть перед нами ангелы?
— Этого я не говорил. Но разница есть — антифу разогнать, чтоб Невский не перекрывали или стариков ограничить. Толпа-то все равно толпа, cама себе опасна, но к разным толпам и отношение разное.
— Опять таки — ангелы?
— Не. Люди, как и остальные. И должен доложить — что по сравнению с теми же американскими копами мы куда мягче действуем. Не потому, что ангелы. Да, воровства в милиции много — новые установки работают, но отношение к людям — пока еще то, советское. Это еще изжить не успели.
— Слушай, а вот ты зачем в ОМОН пошел?
— А чего не идти? Я здесь живу. Хочу, чтоб тут был порядок. Почему я должен это поручать кому другому? Другой тут свои порядки установит. Мне свои милее.
— А напарник твой?
— А он оружие любит.
— И как с порядком?
— Дык все в сравнении же познается. Верно? Если с точки зрения идеального общества — то это одно, а с точки зрения реальности — другое. Вы Вторую Гражданскую ведь застали?
— Это ты о чем?
— О "лихих девяностых", как игриво это время называли журналисты. Нормальная такая гражданская война получилась.
— Это через край хватануто. Где ж война-то?
— У нас тут. Сорок тысяч только обнаруженных и зарегистрированных криминальных трупов в год — вполне себе военные потери. А сколько вообще не нашли? Химоружие в расчет не беру — там тоже еще та цифирь. И не один год такая развлекуха была, десяток лет...
— Так то ж бандитские разборки, криминал. А химоружие — это как?
— Ну, хозяюшка — а Петлюра, Махно — тож ведь бандитские разборки, а? Да и белые с красными друг друга тоже бандитами величали. Просто такое количество убитого народа — это уже война. А уж Чечня — как там не называй — гражданская война по всем признакам.
— А химоружие?
— Да наркота же. Уже сейчас от нее больше народу передохло, чем от всех ипритов с люизитами.
— Это да — соглашается Дарья пригорюнившись.
— Ну а сейчас что? — вмешивается Саша в разговор.
— А сейчас — Третья Гражданская... И пожалуй что почище двух предыдущих будет...
— Лёнь, не морочь людям голову — отрывается от кулинарной книжки маленький омоновец.
— Тебе хорошо, тебе вон наконец книжку дали — обиженно отвечает худощавый.
Оба прыскают.
— О чем это вы? — настораживается Дарья, как всякая женщина, тонко чувствующая какую-то подкладку и недоговоренность во фразе.
— Гм. Это хозяюшка — тоже баян.
— Тем более не понимаю.
— Так на компьютерном жаргоне называют анекдот с бородищей. — поясняет Саша.
— И что за анекдот? Пошлый, наверное?
— Ну, немного...
— Рассказывайте, рассказывайте, раз начали.
— Гм. Не взыщите, если что, люди грубые, служивые, воспитание никакое... Короче говоря — дежурство. В полной боевой готовности. А выезда нет и нет. Сидим, ждем. Долго ждем. Должны нас послать — а не посылают. Запарились сидеть.
Ну и поставили в видак эээ... жестковатую эротику. Стоял там в комнате для личного состава телевизор и видак.
Сидим — смотрим. Дело к кульминации идет, все актерам сопереживают, увлеклись, смотрят напряженно — а тут распахивается дверь и входит Высокое Начальство с командиром. Решили проверить боеготовность.
Боец с пультиком — ленивкой отреагировал моментально и каналы переключил.
Высокое Начальство посмотрело на кучу напряженно всматривающихся в экран мужиков и говорит тихо командиру:
— Ты б им книжек каких дал, что ли...
Ну и вышли они. А на нас ржач напал. Боец-то переключил на другой канал, только там передач не было. Была сетка настройки. И вся орда в эту сетку настройки внимательнейшее пялилась.
— Точно — баян. — разочарованно говорит Саша.
— А ты что от служивых ждал? Любое военизированное образование — одновременно склад бородатых анекдотов. С времен Древнего Египта. Положено так.
В дверь просовывается голова Демидова.
— Доктор, на выход, пациент явился!
— Кто?
— А этот, пчеловод.
Спускаюсь на первый этаж.
Аккуратный скромный старичок азиатской внешности. Держится с достоинством, но немного скособочен. Здороваемся. Спрашиваю, что случилось.
Говорит практически без акцента. Но объяснить толком не может — голова болит, спина, спать нельзя. Раньше такое было? Было. Долго болело. Говорили, что лишай.
Глазки-то у него блестят, температурит явно. По пульсу — к 38 градусам товарища Цельсия... А со спиной что? Ну-ка посмотрим.
Везет мне все-таки последние дни, все как-то хрестоматийные проявления болезни попадаются — так и тут, ломать голову с дифференциальным диагнозом нечего — от позвоночника по краю ребра кожа отекла полосой с неровными краями, даже на взгляд — надута, резко покраснела и по этой вздутой коже пузырьки с прозрачной жидкостью гирляндами — и уже язвочки, там где пузырьки сорваны или лопнули...
— Опоясывающий герпес у Вас.
— Эх, так не ко времени. Беда... Месяц в прошлый раз спать не мог.
Это да, не позавидуешь ему. И зудит и болит и проходит с трудом, потому как вирус после такой наглой выходки прячется обратно — в нервные узлы и сидит там до следующего раза, когда организм ослабнет по какой причине и даст этой дряни опять вылезти. Выбить же вирусы из их убежищ невозможно. Вот у старика этого, переболевшего когда-то банальной ветряной оспой с того детского времени вирусы так и ждали момента...
Так что разве что можно помочь организму расправиться с этим наглым десантом и загнать болезнь обратно — сидеть до поры до времени в нервных узлах. Долгая песня, пара недель минимум.
Сейчас могу намазать старичку пораженную зону мазью с зовираксом, а еще ему надо бы дать таблетки с фармвиром — они посильнее зовиракса будут. Есть у нас такие таблетки — только они в медпункте. Можно бы старика послать, но, пожалуй, стоит сопроводить — в знак уважения за проделанную работу — комната, наконец, приобрела хоть немного жилой вид, да и стол складной удачно вышел. А еще не нравится мне, что Надежда хоть и в отряде, а вроде, как и нет. Вот и ужинает она черт знает чем — не пришла на общий сбор. Не по — людски — как-то.
Прошу старикана подождать и быстренько поднимаюсь — все-таки без автомата шастать не стоит, хотя знаю со слов и Андрея и Николаича, что караульная и патрульная служба стараниями Охрименко и Михайлова отработана как минимум на твердую четверку и, в общем, в Крепости — безопасно.
— Что там стряслось? — спрашивает Николаич.
Ну, тут особо хранить врачебную тайну нечего — отвечаю.
— Заразно? — спрашивает Николаич.
— Для тех, кто ветрянкой не болел — да, заразно.
— Получается так, что если я болел, то и у меня такая дрянь может быть?
— Получается так.
— Не было печали. А куда собрались?
— А в медпункт, там есть, что ему нужно. Заодно посмотрим, что его бригада могла бы в медпункте сделать полезного.
— Правильный подход. Только радиоухо возьмите.
Спрашиваю Дарью — не осталось ли у нее чего вкусного.
— У меня вкусное всегда есть. Только вообще-то гордячка эта могла бы и не заноситься и придти. Ноги-то не отвалились бы.
— Это не гордость — мрачно замечает Андрей, протирающий ветошкой детальки мелкой снайперки.
— А что же?
— Она, похоже, в Чечне жила, когда там свобода накатила. Не стоит ее дергать.
Дарья фыркает. Но уже как-то невоинственно.
Омоновцы переглядываются. Потом один спрашивает:
— А этот герпес — это как на губах?
— Нет, вирусы разные. Герпеса две разновидности — один обычно сидит на губах, его зона — красная кайма губ. Которые на лице губы. Другая разновидность — генитальная.
Ну а опоясывающий — вызывается третьим вирусом — ветряной оспы, но картина как при герпесе — вот и назвали.
— А эти две разновидности герпеса — они как — перекрещиваются, или каждый свое место знает?
— Перекрещиваются. Особенно последнее время в связи с легкостью нравов.
— Хватит вам ерунду обсуждать — вмешивается Дарья. И я получаю пару увесистых пластиковых коробок, замотанных в кусок ватина, что тепло не терялось.
Мы уже практически подходим к медпункту, когда оттуда хлестко щелкает несколько пистолетных выстрелов. Сую пакет с едой опешившему старичку и дергаю к двери. Двое патрульных подоспевают практически одновременно — только с другой стороны — значит, стрельба мне не померещилась.
Патруль тормозит мою прыть, и дальше я открываю дверь уже под их грамотным прикрытием.
И ничего не понимаю.
На полу елозит голой задницей мужик со спущенными штанами. Кровищи так много, что я не сразу понимаю, как он ранен. Одной рукой мужик держится за окровавленное лицо, другая плетью на полу в луже. Корячится мужик вяло — и я вижу, что у него прострелено колено и возможно еще пуля в животе, хотя и не поручусь.
Надежда, такая же белая, как надетый на нее халат держит раненого на прицеле и даже не смотрит, кто тут в двери вломился. По возможности шустро огибаю стол и старательно отвожу пистолет в сторону и вверх. Сделать это непросто, мускулы у сестрички напряжены до каменности, единственно, что пистолет на вытянутых руках — и это позволяет мне использовать методу старика Архимеда, повернув Надежду вокруг ее оси, давя именно на руки, держащие пистолет.
— Уже все, мы здесь, теперь все будет в порядке, спокойно, Надя, спокойно, коллега, а то рикошетами ребят покалечишь. Все, все уже прошло, все в порядке... — плету какую-то успокоительную фигню, главное, чтоб интонация была мягкой и пациентка расслабилась. Но сестричку не так просто уболтать.
— Не надо меня успокаивать, я в порядке — жестко говорит она.
Но пистолет, тем не менее, уже смотрит стволом в потолок. Уже легче.
— Вы его перезарядили?
Удивленно смотрит на меня.
— Конечно.
Теперь ее окончательно отпускает, она словно встряхивается, прогоняя наваждение и становится самой собой — и мне почему — то вспоминается мультфильм "Маугли", там где Багира приходит в себя. Только вот непонятно, что тут за танец Каа был. А что ситуация непростая — ежу ясно.
— Что вы натворили, подлецы? Что, что вы тут вытворяете??? — это орет какой-то незнакомый мне господин, распихавший стоящий в дверях народ. Видно, что он привык к подчинению окружающих, но вид валяющегося на полу выводит его из состояния господинности и он брякается на коленки, нелепо хватая раненого за руку.
— Вызывай своих — говорит мне старший патруля. И сам вызывает на ЧП своего начальника.
К своему удивлению я справляюсь с демонической коробочкой и в темпе докладаю Николаичу, что тут наблюдаю.
Господин на полу поднимает бешено оскаленное лицо, тычет в Надежду пальцем и буквально визжит:
— Ты убийца! Ты его просто расстреляла, сука! Тебе это с рук не пройдет! Ты ответишь!
Странное ощущение у меня от этого субьекта. Не могу понять — почему. С одной стороны — лицо у него мужское, даже бы вроде и мужественное — грубой лепки, такое, с крупными чертами лица, но что-то есть в нем карикатурное — как в образах Райкина — и брови чересчур густые и нос как-то слишком картошкой. Но держится самоуверенно, не отнимешь.
— Что вы все стоите! Человек кровью истекает!
Тут он прав на все сто, помощь оказать надо и быстро. Прошу патрульных удалить лишних. Михайловские, не чинясь, выпихивают за двери всех набившихся в медпункт — и в том числе и этого странного человека, хотя он бьется и орет. Слышно, как и там он орет на них.
— Я напортачила, мне и помощь оказывать — уже достаточно спокойно, но очень странным голосом говорит Надежда.
К моему гигантскому удивлению она начинает с того, что выхватывает из своей сумки жгут и, невзирая на слабое сопротивление раненого, накладывает на бедро. Это странно, при ранениях суставов кровотечение, как правило, минимальное. Вот откуда кровь действительно хлещет — так это из раны на лице. Пуля, на мой взгляд, влетела с левой стороны (маленькое входное отверстие на щеке), раздробив челюсть и потом вместе с кусками кости и выбитыми зубами разодрала язык и противоположную щеку. Вот оттуда и льется. Раненый слабо пихает медсестру рукой, оставляя кровавые отпечатки на белом халате, но сестричка, не прерываясь, коротким тычком в пробитое пулей колено отправляет пациента в обморок.
— Вы не вполне успешно наложили жгут — вполголоса говорю ей.
— Да? А по-моему — нормально.
— Накладывая жгут, Вы передавили и мошонку заодно. Так не рекомендуют делать.
Она поворачивает голову — и я натурально пугаюсь. Такого бешеного взгляда, находящегося на грани безумия я давно не видал.
