Маталыга идет несколько жестче БТР, нас потряхивает в салоне, который куда здоровее БТРовского, но вроде как сильно ниже — сидеть приходится бубликом. Зато видно, что тягач — кроме лавок никаких загадочных ящичков и коробочек с проводами и шлангами нет. Пока едем — по совету Надежды Николаевны вынимаем пластины из броников. Дышать сразу становится легче.
На месте оказывается, что все не так плохо — раненых четверо, но к счастью все не тяжелые — один с гордостью показывает каску с содранной краской — морф не шибко разбираясь, хапнул парня за голову, а голова оказалась в шлёме, что и выручило. А так — переломы. Сильные ушибы, ссадины и царапины, у одного возможно — повреждение внутренних органов, очень похоже на тупую травму живота, но тут все равно — эвакуация, не боец он со сломанной ногой. Санинструктор у них в команде оказался неглупый — так что в шесть рук обрабатываем и шинируем быстро.
У них оказывается и носилки есть. Курсантеры хватаются за ручки и бодрым галопом тянут первого раненого. Успеваю вспомнить про Марка и рявкаю, чтоб остановились. Остановились — а на меня все уставились недоумевающе.
Когда нас дрессировали на военной кафедре и учили эвакуировать раненых, мы на своей шкуре убедились в том, что это сложное и тяжелое действие. Майор Сухов, подтянутый, голенастый и ироничный поручил первой четверке носильщиков пробежать с "раненым на носилках" кружок по стадиону. После чего загрузить пострадавшего в угрюмую приземистую транспортерину. Жертвой выбрали Марка — как самого легкого. Не учли того, что в нем явно был актерский талант, и он нередко веселил однокурсников различными репризами, особенно ему удавались сцены из постановок Жмеринского драматического театра оперного балета.
— Э, Мепистохэл! Вам зовут из подземелье!
— Кому, мине? Чичас иду!
Калитка пипскнула и Мепистохэл явился.
Вот тут во время таскания Марк и смешил и бесил своих таскателей, вовсю играя роль раджи на прогулке. Ржать, неся бегом тяжесть (а Марк все-таки был в сапогах и с автоматом) — не сахар. Когда ребята подбежали, наконец, к транспортному средству и закинули передние ручки на борт, передняя пара залезла в кузов и все облегченно рывком вдвинули носилки с телом в кузов.
Тело неожиданно прервало свою тираду о "нерадивых и нелепых слугах" таким мощным ревом, что все чуть не подпрыгнули. Марк коряво вывалился из носилок, спустил свои портки и стал корячиться, пытаясь глянуть, что у него на тыльной стороне организма. На тощем заднем фасаде оказалась здоровенная ссадина и быстро наливающийся мрачной синевой не меньших размеров синячище.
— Вы видите — невозмутимо пояснил майор Сухов — одну из характерных ошибок при загрузке раненых в транспорт. Самая нижняя часть при переноске раненых в брезентовых носилках естественно провисает и выдается за уровень ручек, что при резкой загрузке в кузов или салон сантранспорта вызывает дополнительную травматизацию раненых.
Мне тогда показалось, что майор это объясняет уже в сотый раз, и такой ход событий нимало его не удивил, наоборот — все шло по накатанной колее.
Раненых загружаем быстро — но аккуратно.
Возникает короткий спор с полканом, который командует этой группой — он безапелляционно требует эвакуировать раненых, чтоб под ногами не болтались, а мне надо на морфа глянуть. К слову — и вывезти тушу отсюда — если не сделаю, мне Валентина этого точно не простит — отращивание дополнительных конечностей некрофауной обязательно нужно изучить как можно быстрее.
Полкану эти премудрости — как зайцу барабан, так, суемудрие.
Не знаю, чем там дело бы кончилось, если б не Надежда, которая спокойно влезла в беседу с совершенно штатским заявлением, что пока я гляну неидентифицированное метаморфированное некрообразование она задержит отправку "этой машинки" и обещает присмотреть за пострадавшими мальчиками. Все это выговаривается так, что любого военного может Кондратий хватить — все-таки каждая женщина в душе актриса — тут Надя может и хватанула через край, но спорить с такой гражданской интеллигентной дурой — явно бессмысленно, полкан смотрит на нее — и право если б он сплюнул это было бы менее оскорбительно, но наша сестричка отвечает ему настолько безмятежным взглядом, что офицер теряется.
Отыгрывается он на мне, тыкнув пальцем в ту сторону, где эта падаль валяется.
— Совсем рядом с боковым охранением. Охранение вон там, у сарайчика, а туша чуть дальше.
Припускаю туда мелкой рысью.
На полдороге соображаю, что вообще-то надо было бы взять ребят с собой для переноски. Когда собираюсь бежать обратно — соображаю, что на коробочке проще было подъехать. Да и не стоит тут в одиночку гонять. Ну да ладно — авось обойдется, тем более, что боковое охранение в случае чего прикроет.
Около сарайчика никакого боевого охранения нет. Видно, что тут была пальба — гильз до черта. Прикидываю, в какую сторону стреляли — и действительно совсем рядом нахожу кучу прострелянных тряпок. Морф сравнительно невысок, зато широк в плечах, скорее антропоморфен, рук вижу только две (или это уже можно назвать лапами?), на теле — одежда и обувь, грязная конечно, но вполне по размерам, что странновато.
Башку ему расквасили добротно, потому переворачиваю его на спину без опаски.
Чертыхаюсь.
Из расстегнутого драпового старомодного пальто действительно торчит еще пара рук. Маленькие такие ручки — причем очевидно, что падая морф их своим весом поломал. "Ничего не понимаю, шеф! — Аналогично."
Расстегнув пуговицы пальто, чертыхаюсь еще раз. Морфы не дошли еще до того, чтоб отращивать себе дополнительные конечности. Просто я не взял в учет того, с кем мы имеем дело. Ночная смена пришла, действительно.
Обе руки пришиты в области середины грудины. Просто пришиты. По виду — руки принадлежали ребенку лет 6 — 7, потом ампутированы в области плечевого сустава и вшиты в грубо сделанный разрез на груди... Всего — навсего.
Даже без особого разбирательства видно, что они нефункциональны — тот, кто этим занимался — не заморачивался с иннервацией, созданием суставной сумки и так далее. Топорная работа, хотя, пожалуй, какая— никакая медицинская практика имеется. Но не выше третьего курса. И по качеству исполнения — троечная.
Мда... Что еще можно сказать. А можно сказать, что пришивалось прижизненно. Безусловно. По потекам крови видно — лежашему на спине. Грудь еще выбрита, хотя человек при жизни был волосат изрядно. Но никаких следов нормальной обработки хирургической операционного поля — и в помине нет.
Ладно. Надо побыстрее эвакуироваться. Побыстрее рассказать Николаичу, что видел. Противничек у нас еще тот, даже и не знаю, какой гадости от него ожидать.
Встаю, осматриваюсь по сторонам.
Несмотря на безлюдность — почему — то остро ощущаю себя мишенью. Пухлой, здоровенной мишенью. Слева слышу голоса — азартные такие и молодые похоже. Высовываюсь аккуратно из-за сарайчика — впереди метрах в тридцати в низинке растет дерево. Там скучилось четыре солдапера — судя по снаряге и повязкам на руках — наши.
Мне кажется, что они окружили что-то висящее на суке дерева, ну да веревку вижу точно. Увлеклись ребятки так, что подхожу совершенно беспрепятственно, они дергаются только когда я начинаю говорить.
— Это вы — боевое охранение?
— А тебе какое дело?
— Такое, что вы лихо несете службу. Достойно. Немного удивляет ваш повышенный интерес к дамским трусикам. На память взять хотите, или поносить?
— А не пойти ли тебе ...!
Адрес сопляк называет конкретный. И, похоже, что из них четверых — он самый борзый. Лидер, скорее всего. Так с веткой в руке и стоит. То ли забыл, то ли наглый. Вот те двое, что слева — засмущались. Четвертый пока не ясен. Значит надо быстро чморить лидера и дробить группу, а то, не ровен час, в спину пальнут. Не думаю, что их сотоварищи очень одобрят то, что вместо боевого охранения эти придурки старательно тянут веткой с подвешенной за ногу зомбячки ее трусы. Значит, могу пострадать за свое необдуманное вмешательство.
— Зачем девчонку подвесили?
— Это не мы, она уже висела так. — отозвался слева крайний, значит я не ошибся в оценке.
— А подумать, кто и зачем ее подвесил — не судьба? Вы вон стояли — меня не увидели, так увлеклись. Вас с ножа можно было б снять, не то, что очередью. Автоматы у вас — за спиной, пока дотянетесь... Думаете тут морф один на всю округу?
Кажется, проняло — заозирались. Кроме лидера. Тот подходит ближе и цедит:
— Вали отсюда, сами разберемся!
— Не вопрос. Уже валю.
А вот теперь не ошибиться — начинаю поворачиваться как бы уходя, замечаю движение оппонента и опережаю его — с разворота в челюсть. Он явно этого не ожидал, да еще похоже собирался мне пинка дать на прощание — хорошо ему влетело, душевно. Башку о мерзлую землю не расшибет — она у него в каске, а вот в себя приходить будет долго. Надеюсь, что я ему ничего костного не поломал. Ну да рукой бил, хотя хотелось врезать прикладом по наглой тупой роже.
— Ты чо, охерел?
— Товарищ попросил меня, чтоб я валил. Я его просьбу выполнил. Теперь я вас убедительно прошу — заняться не некрофилическими забавами, а вести, черт вас дери, наблюдение за окрестностями и прилегающей местностью, для чего вас сюда и направили. Я сюда за ранеными приехал и мне тут еще калеки не нужны. Все, дискуссия окончена — автоматы в руки — поделили зону контроля на сектора — и наблюдать.
— А с Тимуром что? Ты ж его убил!
— У Тимура нокаут. Всего-навсего. Хамить не надо незнакомым докторам. Да и не докторам тоже не надо. Меня ваш полкан попросил глянуть, как вы службу несете — раз я морфа обследовать сюда пришел. Так что автомат этого дурня я с собой возьму — у командира пусть заберет. Ясно? Ответа не слышу.
— Ясно...
— Вот и молодцы.
Так, вроде они в драку лезть не собираются. Ну, это знакомо — выбил лидера — остальные теряются, а они еще и не банда, так, сброд малорослый. Теперь — что с зомби.
Красивая была девушка. А теперь висит вниз головой, нелепо растопырившись из-за того, что веревкой подтянута за ногу к суку. Тяжелые роскошные волосы с набившимся в них мусором метут по грязному насту — она пытается дотянуться руками до стоящих неподалеку салобонов. Лицо классических пропорций, только чугунно-черное из-за прилива крови и резко выделяются белки глаз — как на древнегреческих бронзовых статуях, где вставлялись кусочки серебра в глазницы. Стрелять в такую красоту из ПМ как-то совестно, вот тут и пригождается "Марго". Приседаю, не теряя из виду этих балбесов, вот она поворачивается виском... Тап-тап. Все, обмякла, руки шлепаются на снег. Теперь вместо "Марго" — "Копуша" — перехватываю лезвием веревку сразу над высоченным каблуком — девчонка полуодета, из зимнего на ней только сапоги на каблуках. По уму надо бы глянуть — от чего умерла, но какая собственно сейчас разница.
Прихватываю калаш с вяло возящегося Тимура и, не слишком поворачиваясь спиной, откатываюсь за сарайчик.
То, что совсем рядом появляется урчащее рыло МТ-ЛБ с серыми полосами — радует очень сильно. Оказывается, ребятам пришло в голову, что поговорка про гору и Магомета имеет возможные варианты. Это замечательно.
Морф оказывается не слишком тяжелым и ребята сначала держатся отлично, только вот когда мы его затягиваем на верх агрегата одна из ручонок отрывается. Званцев — младший стремительно бледнеет, что особенно по ушам заметно и прыгает с машины долой. Мне тоже мерзко на душе, но надо держать фасон — подбираю ручонку и запихиваю ее морфу в карман пальто.
Прихватываю тушу к какой-то выступающей детали поданным водителем шнуром.
Теперь не свалится.
Водила очень недоволен тем, что мы ему погрузили, но уж не знаю как — Надежда его угомонила. Бурчит, но вот даже шкертик нашел.
Все — едем на берег.
Вкратце рассказываю все, что видел.
— А я таким всегда место уступал — немного непонятно заявляет младший Званцев.
— Каким — таким?
— У кого каблуки высокие. Они всегда с радостью садились — а вот старухи вечно какую-то щемоту разводят — то выговоры устраивают "что я по-вашему такая старая, что вы мне место уступаете!", то кота за хвост тянут мокрым полотенцем, пока какой — нибудь тин без комплексов на пустое место не плюхнется, стоишь потом как дурак. Даже беременные не всегда садятся — а вот у кого каблуки — те очень рады и благодарны.
— Походил бы ты на каблуках — вопросов бы не возникало — немного свысока заявляет Надежда.
— Не, боюсь мне это не светит — с искренним огорчением заявляет лопоухий.
И заливисто хохочет, видя удивленное лицо медсестры — купилась Надя как маленькая. Раненые тоже посмеиваются и по мере возможности участвуют в разговоре. Каждому не терпится рассказать о своей героической схватке с нежитью. Как я понимаю контакт был внезапный, но шумный. Заметили его поздно — тихарился где-то.
— А он мне как даст — так я кувыркаться устал! — хвастливо говорит тот, у кого подозрение на тупую травму живота. Мы посматриваем за ним — но вроде пока признаков внутреннего кровотечения — во всяком случае бесспорных — нет, и это замечательно.
Не замечательно то, что старший машины, после некоторого бубнения рации, высовывается в салон и говорит:
— Подполковник этот требует, чтоб мы вернулись. Говорит — необходима ваша помощь, причем немедленно.
— Что у них там стряслось?
— Не сказал. Ну что, поворачиваем?
— Поворачиваем. Своим сообщи. Ну, нашим в смысле.
— Ага.
Бойко развернувшись на левой гусенице, отчего нас сложило в кучу, маталыга поперла обратно. Раненые бухтят, пытаясь донести до водителя массу интересной информации о нем и его манере езды — и по — моему настроение у них упало — вот уже совсем близенько было оказаться в безопасности, ан приходится возвращаться, куда не надо.
Сунутый в угол тимуровский автомат во время боевого разворота вывалился и больно стукнул стволом по колену лопоухого курсанта. Естественно тот заинтересовался — откуда тут ствол. Вкратце объясняю.
— Да, тут только ипатьевский метод поможет — соглашается сосед лопоухого.
— Это как?
— А был такой передовик производства — Ипатьев. Сталин часто рекомендовал использовать его метод для улучшения показателей.
— И какой это метод?
— Ипать, ипать и еще раз ипать!
— А что, хороший метод. А то разборзелись салобоны, края не видят, застариковали!
— Ну, да, в общем.
Тут лопоухий снимает крышку затворной коробки и ахает как-то по — женски удивленно.
— Не, вы гляньте — этот мудиль только сверху смазку обтер — а внутри все как было, так и осталось в консервации. Как он стрелять собирался?
К моему несказанному удивлению вместо того, чтоб вытереть замасленную руку об штаны паренек достает из кармана носовой платок и старательно обтирает пальцы. Потом брезгливо ставит оружие обратно в угол.
— Пяхота!
Прибытие наше оказывается настолько долгожданным, что нас тут же встречают букетом матюков — какого лилового мы так долго ехали?
Водитель и старший за словом в карман не лезут — лай стоит добротный. Мы с Надеждой тут же оказываемся утянутыми от машины — по пути видим, что тут что-то произошло — причем нехорошее — достаточно благодушный раньше народ словно ощетинился, оружие под рукой держит, все какие-то нервные.
