Найди меня в Поднебесье

Но, как любой женщине, ей часто отчаянно недоставало обыкновенной нежности.

Именно такой, какую она получала сейчас.

Найра разглядывала его в полумраке. Резкий профиль, глубокие тени на скулах. Наг в беспокойном сне дышит прерывисто, иногда кажется, что ему не хватает воздуха. Девушка осторожно тронула давний шрам на его шее, прикоснулась губами. Арэнкин приоткрыл глаза, нежно запустил пальцы в ее волосы. Найра прижалась к нему, зажмурилась, непокорная единственная слеза скользнула на его плечо.

— Найра?

— Не уходи больше. Никогда, — прошептала она, не глядя на него.

— Я с тобой.

— Я не могу ничего требовать. Я...

Она осеклась. Арэнкин чуть склонил голову, поцеловал ее волосы, глаза, щеки, добрался до губ, тихо и ласково провел ладонью по спине, тронул запястье, переплел ее пальцы со своими...

Выла метель, заметала покосившееся зимовье с единственным окошком, где впервые в жизни умирала от счастья гордая бандитка.

Арэнкин умел читать следы легко и безошибочно. Но Ханг, похоже, перестраховался, оценивая возможности Найры. Ориентир был накрепко привязан к ее мозгу, полностью перенять его оказалось невозможно. Он смог взять на себя только часть, всю остальную информацию, самую важную, он видел лишь при тактильном контакте. Достаточно было держать Найру за руку.

Он напал на след, точно охотничий пес. Движение затрудняли сугробы, часто приходилось идти напролом, сквозь лес, через мерзлые болота, обходить опасные незамерзающие топи. Сенгид Арэнкина был недоволен тем, что приходится слишком долго идти — он предпочитал летать. Одна из лошадей подвернула ногу. Пришлось задержаться, а затем тщательнее выбирать дорогу. Наг и бандитка ехали, то и дело соприкасаясь руками, и Найре хотелось, чтобы они никогда не достигли цели.

Глава 6.

Исконные земледельцы, рожденные из самой земли, покровители плодородной почвы, жуны были невероятно изобретательны. Многие сельские культуры они выращивали круглый год, обустраивали огромные парники и теплицы. Существовали сорта, которые росли только под снегом.

Елена нарвала к завтраку охапку зеленых перьев лука, нарезала их, щедро заправила сметаной и рублеными яйцами. Лина сняла с очага сковороду с шипящей свининой. К завтраку наведались родственники Чаньуня. Едва они приступили к еде, как сверху раздался залихватский вопль:

— Эгей, хозяева! А гостей примете?

Следом зазвенел веселый женский смех.

— Четим! — закричала Елена, взлетая по бревну к выходу.

— О-о! — из сарая показался Чаньунь. — Какие гости-то!

Под руку с Четимом стояла Имра в нарядной шубке. Увидев Елену, она ахнула радостно и изумленно, и бросилась ей на шею. Рядом переступали копытами две крепкие лошадки.

— Смотрю, вы неплохо живете! — сказала Елена, когда Четим закончил ее кружить и поставил на землю. — А Токус где?

— Ах Токус, Токус, морда крысиная! — возгласил чарангист, закатывая очи к небу. — Пропал наш Токус для общества, и виной этому одна премилая вазашечка с щечками, точно арбузики...

Имра фыркнула:

— Не обращай внимания, Елена. Этот бабник просто завидует, что эти арбузики растут не на его огороде и не... хмм... не на том месте. Я, кстати, тоже едва не потерялась для общества. Но от того корчмарского сынка так разило горьким маслом, что...

Она не закончила и махнула рукой.

— Вы есть идете, или как?! — прогремело из землянки.

Друзья остановились погостить в селении.

Наступил праздник Поворота к весне. Гулянья шли полным ходом. Жуны водили хороводы, всюду слышались флейты и барабаны. Юная лучница приводила в восторг грациозными танцами местных парней (что очень не нравилось местным же девушкам, за которых, впрочем, активно взялся Четим). Маленькие жунята, вазашки и человеческие детишки катались на санках и коньках по замерзшей речке. Устраивали снежные бои, раздевались чуть не догола и валяли друг друга в снегу. Кто чуть поробее, ограничивались снежками. Излюбленным соревнованием молодых жунов были 'скачки на рогах' вниз головой взапуски. Над селением плыли запахи печева и сладостей.

Имра подошла к Елене, которая помогала маленьким жунятам строить снежный замок, и спросила:

— Как ты здесь оказалась-то?

— Долгая история, — Елена пристроила плотную башенку, критически оглядела ее.

— Я не просто так спрашиваю. Меня в Бохене наг нашел. Арэнкин, помнишь такого? — тихо сказала лучница, присаживаясь рядом. Елена вздрогнула, но промолчала. — Я танцую, мне аплодируют, хохочут. Тут дверь распахивается, и он на пороге. Прошел, аж воздух заледенел. И говорит: 'Прошу прощения, что прерываю, но мне нужно поговорить с танцовщицей'. Вежливо так говорит, а сам черный весь, и глаза, точно каменные. Я перепугалась, Четим в другой таверне был. Кто-то из мужиков начал протестовать, а наг как глянул на него, едва к стулу не приморозил...

Елена слушала, занимаясь замковыми окнами.

— Вышли мы с ним на улицу. И он начал меня выспрашивать: где ты, да что с тобой. Я тогда за тебя испугалась ужасно. Пока сегодня не увидела, что ты жива, места себе не находила. Он рассказал мне о том обрушении. Говорит, ты сбежала, а след твой как в воду канул. Меня выследил, думал, ты ко мне кинулась, в Бохен. А я и не знаю ничего. И тут вспомнила, Четим говорил, что ты про медиумов расспрашивала. Тут он взбесился прямо. Стоит, вроде спокойный, а энергия злая так и пышет стрелами. Поблагодарил меня и скрылся.

— Он же страж, — прошептала Елена. — Почему он не мог отследить меня?

Имра распахнула глаза.

— Ты что, Елена?! Ты не догадываешься?

Елена немедленно почувствовала себя глупо.

— А что, должна?

— У тебя энергия... не наша. Ох, ты ведь человек, тебе сложно понять. Стражи чуют энергетические следы, которые оставляют все живущие в Халлетлове. А у тебя след настолько другой, что просто не читается. Ты идешь, будто тебя и нет вообще. Тебя можно найти только обычными способами — ну по следам, или по запаху, например. А твою энергию вряд ли может засечь хоть кто-то.

— Имра, но откуда ты...

— Я ведь лучница, — улыбнулась девушка. — Мы тонко чувствуем такие материи. Ну что ты так испуганно смотришь?

— Так неужели я для каждого — открытая книга?

— Нет, напротив! Кроме лучников почти никто этого не чувствует. Да и нам надо целенаправленно изучать тебя, а это, согласись, не всем нужно.

Жунята увлеченно рыли ров и укладывали через него мостик.

— Я действительно была в Доме Медиумов, — сказала Елена. — И бежала оттуда, — в подробности она решила лучницу не посвящать. — Скажи, Имра... А как Арэнкин про меня спрашивал? Он не сказал, что ему нужно?

— Шутишь, — усмехнулась Имра. — Чтобы наг что-то рассказал?! Но эмоции его я чувствовала, тут много от меня не скроешь...

Елена внимала, прочерчивая борозды по фундаменту замка.

— Он был в ярости, — Имра понизила голос, и Елена наклонилась к ней. — В такой ярости, как зверь затравленный. Он не знал, куда кинуться... Ты зачем-то нужна ему, очень нужна. Ах ты, а ну стой! — вдруг звонко закричала лучница и погналась за вазашком, вытряхивая снег из-за шиворота.

А на третий день праздника в селение пожаловали гости...

В полдень снежная пыль взвилась клубами на дороге, и на белом снегу заплясали яркие пятна. Селяне сиганули прочь в свои дворы. По главной дороге галопом пронеслись вычищенные лошади и резко остановились. Маленький отряд вела стриженая девушка в алой шапочке с золотой брошью и дорогой курточке на меху. Трое разбойничьего вида мужчин скалили зубы, разглядывая прятавшихся селян.

— Эй, вы! — зычно крикнула девушка, упираясь руками в бедра. — Так нынче жуны встречают гостей?! Что-то у вас невесело! Ну ничего! Мы живо поправим!

Их боялись. Боялись гораздо больше, чем карликов. Все знали о влиятельных связях Найры и не рисковали переходить ей дорогу — это могло кончиться печально. Селяне предпочитали терпеть нечастые набеги банды с закрытыми глазами. Несколько раз им довелось увидеть, как бандиты скоры на расправу. Это окончательно отбило охоту ссориться с разбойниками.

Бандиты спешились напротив трактира. Шумная четверка ввалилась внутрь.

— Самогону! — провозгласила Найра, облокачиваясь о стойку. — Всем! Два...нет, три раза! И пока хватит. Да пожевать чего-нибудь пожирнее.

Она повернулась спиной к хмурому трактирщику и опрокинула в рот стакан. Обвела зал ярко подведенными глазами. В середине дня здесь почти никого не было, только дремал в углу, подрагивая усиками, пожилой вазашек в шляпе, сдвинутой на нос.

— А что, друг, — протянул Минж. — Новости какие есть?

— Да какие ж новости? — буркнул трактирщик. — Живем помаленьку.

— Что-то уныло у тебя. Гости в селение не захаживают?

— Не... какие ж гости по зиме. Ни торговли ведь, ни шиша.

— Да пес с ними, с гостями! — Найра расстегнула пояс и расселась на скамье, вытянула ноги на стол. — Мы жрать будем сегодня или как? И холодно у тебя! А ну, натопи шибче!

Разбойники на вечернем гулянье вели себя прямо-таки образцово. Сидели себе под навесом, пили, играли в кости, травили байки. Вскоре селяне даже перестали на них коситься с опаской. В конце концов, это Поворот, в такой светлый праздник утихают и приостанавливаются самые отъявленные разбои.

Буйно шумели барабаны, завертелся, закружился хоровод, замелькали яркие шапки, платки, накидки. На возвышении восседал, скрестив ноги, пожилой вазашек в палантине, украшенном бахромой и вышитым орнаментом, одобрительно кивал мохнатой головой в такт музыке. С одного бока от него сидел огромный бородатый жун в коричневом плаще, с другого — старая женщина с седыми косами почти до колен.

Круг хоровода разорвался, превратился в яркую змею, во главе которой оказалась Лина в нарядном ожерелье поверх шубки. Барабанный бой разом стих, все смолкли. Молодая жунка топнула изящным копытом об утоптанный снег, вскинула руки и мелодично закричала гортанным голосом. Десятки глоток с точностью повторили ее крик, десятки рук вскинулись в таком же жесте. Лина уперла руки в бока, встряхнула головой и повела живую змею по причудливому пути, выплетая узор, все быстрее, быстрее, быстрее...

Никто ни единого разу не сбился с ноги, не запутался, не столкнулся с другим танцором. Чаньунь с гордостью глядел на дочь. Вот она остановилась у помоста, на котором сидели старейшины, склонилась перед ними. Ей в руки быстро сунули глиняный горшок, полный свежего молока. С поклоном Лина поднесла горшок вазашку, затем седой женщине и жуну. Старейшины кивнули молча, возвращая сосуд. Лина вознесла его над головой и изо всех сил швырнула о камень под помостом. Горшок разлетелся на сотни мельчайших черепков. Молодежь с визгом бросилась поднимать их. Считалось, что эти осколки приносят удачу.

После обряда празднество пошло совсем уж весело. Снова завертелись хороводы. Четим, в чаранго которого нужды пока не было, подхватил одновременно под руки Имру и Елену, вылетел с ними прямо в центр хоровода и завертел их в танце.

— Девять... десять... так-так... тринадцать... Ровно пятнадцать, Найра! — подытожил Минж. — Как в бохенском банке! Качественные! Одна к одной!

На блестящих выделанных шкурках серебрился снежок, переливался в свете коптящего факела.

— Отлично! — бандитка и не глянула на мягкую рухлядь. — На чем сойдемся?

Фануй сидел на поваленном дереве, то и дело сплевывая шелуху от семечек.

— Как обычно. Соболь — пятьдесят. Рысь — сотня.

— Барыга! — бросил Минж.

— В Бохене все втридорога сбудете, — Фануй поковырял в зубе. — Будто я не знаю.

— Не спорь, Минж! — сказала Найра. — Давай дальше.

От костра, к которому они стояли спиной, раздался хохот. Найра приказала эту ночь провести в лесу, сделать вид, что они уходят. Приказы атамана, отдаваемые таким тоном, обсуждению не подлежали.

— Так-с. Рыбьи шкуры...выделанные, мягкие.

— По тридцать, — зевнул Фануй.

— Грабеж! — возмутился Минж.

— А ты иди да поколоти их сам. И так, чтоб никто не видел. Тогда по-другому запоешь.

— Пояса с серебром...хм-м...откуда?

— Откуда взял, там уже нет. Ты, Минж, вопросов не задавай, лучше пересчитывай тщательней.

— Не хами, трепло!

— Заткнитесь оба! — оборвала Найра.

Минж сосредоточенно бормотал под нос, высчитывая.

— А что, Фануй, — небрежно произнесла Найра, стряхивая снежинки с меховой опушки рукава. — Гостей в селении много?

— Постоянно кто-то гостит, — хмуро сказал Фануй. — А тебе что?

— Да, заметила вчера новые лица...

— Хорошая у тебя память. Так и помнишь, кто в каком поселении живет?

Тут вмешался Минж, огласил общую сумму. Ударили по рукам. Фануй взвесил на ладони тяжелый мешочек и спрятал его за пазуху. Спрыгнул с дерева, поправил на вихрах бесформенный теплый берет.

— Погоди! — сказала Найра. — Еще заработать хочешь?

— Я много, чего хочу. Ты не спрашивай, а предлагай.

— Фануй... — Найра чуть прикрыла подведенные глаза. — Я хочу купить не вещи, а пару слов.

— Слова бывают разные. И по разной цене.

Найра подбросила в воздух мешочек. Фануй ловко поймал его, раскрыл. Внутри оказалась россыпь аметистов. Парень присвистнул.

— Ого! Прям и не знаю, что такого ценного может у меня изо рта вылететь.

— Дело следующее. Заметила я вчера одну особу, меня интересующую. Жаль, та скрылась быстро, а мне хотелось бы с ней поговорить кое о чем... Такая сероглазая, в нарядной шубке, с косой и веснушками. Все около того песняра малахольного и его лучницы отиралась. Знаешь такую?

Фануй пожал плечами.

— Тоже мне, описала! С веснушками да с косой! Да таких девок больше половины!

— Учись врать, Фануй, По глазам вижу, что знаешь, о ком я.

Фануй смерил бандитку взглядом, небрежно скривил губы и выплюнул шелуху.

— Да хоть бы и знал. Тебе-то что, спрашиваю?

— Поговорить с ней хочу, — повторила Найра. — Приведешь ее ко мне сегодня. Я здесь буду ждать.

— Ты говорила о словах, а не о людях.

— Ну да. Что тебе — только пару слов ей сказать, да за прогулкой сам не заметишь, как приведешь сюда.

Фануй кинул взгляд на огни, что потихоньку гасли один за другим между деревьями. Из селения доносилась одинокая песня. Внимательно рассмотрел аметисты на ладони, аккуратно ссыпал обратно в мешочек. Протянул бандитке.

— Вот что, Найра. Шкурки шкурками, деньги деньгами, а людьми я не торгую. Не ко мне этот вопрос.

Она, не шелохнувшись, стояла со скрещенными на груди руками. Чуть надула накрашенные губы.

— Подумай Фануй. Я ведь по-хорошему предлагаю. И с выгодой. Ты ведь знаешь, я все равно возьму, что захочу и так, как захочу. Договоримся — и мы уйдем. Ты при деньгах, селение цело, мы с добычей. Без сучка, без задоринки. Не договоримся — пеняй на себя. Я много раз говорила, зарекайтесь строить дома из соломы. Минж факела ой как метко швыряет. Верно, Минж?

Минж многозначительно оскалил зубы. Среди них было несколько золотых. Вожделенно покосился на факел.

— Кого надо мы все равно заберем. А вместе с ней и еще много чего прихватим. Подумай о селении...