Найди меня в Поднебесье

— Не возражаете, если я подсяду? — послышался вдруг приятный голос.

Фануй поднял глаза и поперхнулся. Темноволосая изящная девушка держала в руках дымящееся блюдо и улыбалась.

— Ко-конечно! — Фануй отодвинул стул, едва не сшибив кувшин с вином.

Елена и Кусинг незаметно перемигнулись.

-Я Джэки, — улыбнулась девушка. — Приятного аппетита.

Когда они вышли из таверны, уже совсем стемнело. На Севере темнело рано.

— Может, возвращаться пора? — неуверенно предположил Фануй, с неохотой косясь на Скальный замок.

— А! — махнул рукой вазашек. — К перекличке все равно не успеем, тренировок нет, а дежурит сегодня Шахига. Он не заметит, а если и заметит... ну выпорет завтра, подумаешь! Не Мейетола ведь — эта мымра еще та, ей лучше не попадаться!

— Я вам вот что предложу, — сказала Елена, глядя в сторону навеса, из-под которого неслась музыка, режущая слух. — Вы к танцам как относитесь?

— Отличная идея! — воскликнул Фануй, а Елена бедром подтолкнула парня к Джэки, которая вышла следом за ними.

Под навес, где шли танцы, друзья ввалились, обросшие уже внушительной компанией.

Потом была еще одна таверна, какие-то недовольные лица...

— Елена! — тормошил ее Фануй. — Ты чего это? Что нос повесила?

Девушка шмыгнула носом над чашкой.

— Я...Фануй, ты не поверишь! Ты смеяться станешь...

— Да чтоб меня нежить сожрала и кости не выплюнула!

— Я...я люблю...

— О-о! Ну это дело не такое страшное! Подумаешь! Я вон Джэки уже люблю и не реву ведь! Правда, Джэки?

Девушка сделала глазки вихрастому парню.

— Нет! — стукнула кулаком по дощатому столу Елена. — Фануй, ты не понимаешь, чтоб мне провалиться, не по-ни-ма-ешь!

— Согласен! Куда ему! — подсел с другой стороны Кусинг. — Не обращай внимания на этого идиота, мне расскажи! Я на любви этой сорок арбузов съел и не подавился!

— Кусинг! — подняла она на вазашка невинные круглые глаза. — Я, кажется... Арэнкина люблю!

Вазашек поперхнулся пивной пеной и закашлялся. Фануй с опаской заглянул в чашку Елены.

— Э-э, не перегибай! Ты чего там намешала такого?!

— Слышь, Фануй, — с опаской зашептал Кусинг за спиной Елены. — Ей не наливай больше, она по ходу бредит, заговариваться начала!.. Этот... Белый крыс ей пришел!

— Дураки! — всхлипнула Елена.

— Не, правда, с крысом шутить нельзя, не такого еще наговоришь! — авторитетно сказал вазашек, отодвигая чашку. — Ладно, забыли, завтра пройдет! Кхм... А не пойти ли нам проветриться?..

Затем снова была таверна, звон битой керамики, чей-то яростный вопль, непонятное квохтанье под ногами, хлопанье крыльев...

А потом темнота.

'Ох...опять вчера у костра напились. Чтоб я еще раз с геологами куда-то пошла...Ох-х...какой спальник-то холодный. Хватило же ума в одной рубашке уснуть...что?..'

— Что-о?!

Елена тут же пожалела о попытке крикнуть. Из горла вылетел невразумительный хрип, зато голова чуть не взорвалась.

Перед глазами сфокусировался серый до безнадежности потолок, наверное, для особого шарма подернутый слоями паутины, в которых копошились пауки. Она взлохматила волосы и внимательно разглядела черное покрывало, зажатое в руке.

-Доброе утро! — гулко ударило в уши.

Она медленно повела взглядом в сторону голоса, но на пути возник высокий глиняный кувшин. Не раздумывая, она схватила его и поднесла к губам. Ледяная вода сработала, как чудодейственное средство — ленивая кровь побежала по жилам, туман в голове начал рассеиваться, мысли прояснялись. Елена отняла кувшин от губ и рассмотрела гладкую поверхность — почти зеркальная жидкость мерцала и переливалась. Елена еще раз, с подозрением принюхалась, глотнула. Чистейшая, ключевая, студеная вода.

— Живая вода, — оповестил ее Арэнкин. — Не бойся, хуже от нее не станет.

Он стоял у плотно занавешенного окна и играл с мышонком, не глядя на Елену. Сквозь бархат проникал прохладный северный свет.

Она внимательно посмотрела на него, потом еще раз, посвежевшим взглядом, оглядела комнату, поймала свое искривленное отражение в обсидиановой мозаике на стене и отчаянно заскулила, натягивая одеяло на голову.

— Не поможет, — безжалостно ворвался в уютный кокон голос нага.

— Где Фануй и Кусинг? — прогундосила она из-под одеяла.

— Значит, память в порядке? Под недельным арестом. Оба.

— А почему я тогда здесь?! — Елена рывком откинула одеяло и села. Мир опасно покачнулся. — Почему меня не арестовали с ними?! Я что, лучше...

— Слушай меня! — перебил Арэнкин. — Твои дружки — ученики школы Скального замка, и они пользуются определенными привилегиями. И только поэтому они сейчас под арестом, а не на плахе. Тебя же, как человека, мог зарубить на месте первый попавшийся патрульный, и был бы прав. Хорошо, что меня в городе неплохо знают, а ты успела примелькаться рядом со мной. А также, что рядом с забегаловкой, в которой вы устроили настоящий цирк, находится бордель, в который я, на твое счастье, направлялся, чтобы вернуть пару долгов!

Елена застонала и откинулась на подушки. Мир продолжал кружиться.

— Что мы натворили? — спросила она через некоторое время.

— Драка посреди улицы, — губы нага дрогнули в улыбке, — соревнование в метании ножей по бутылкам, два слюдяных окна, три деревянных стола, немерено глиняной посуды и одна ворованная шляпа с перьями. Последняя украдена непосредственно с плешивой головы хозяина таверны.

— О, нет... — Елене хотелось провалиться сквозь облачную грань.

'Вот и думать начала, как местная' — отметила она машинально.

Арэнкин беспощадно перечислял:

— Еще просвещение патрульного по поводу его родословной до пятого колена. Побег от него через местный курятник в разрушенный сарай... Кстати, если не ошибаюсь, я лично его разрушил лет десять назад. Что поделать, хозяину он не особенно дорог. Так на чем я остановился... Продолжать?

— А это еще не все? — прошептала Елена и круглыми глазами уставилась на нага.

Наконец, Арэнкин не выдержал и рассмеялся.

— Нет. Не все. Но я, наверное, проявлю милосердие к хрупкой человеческой натуре. Иди, переоденься и приведи себя в порядок! — он кивнул на дверь в стене. — Прислужницы принесли тебе вещи. Да, ты прости, но я не мог позволить тебе валяться на моей кровати в одежде, пропитанной вином и пылью.

Елена с подозрением осмотрела черную хламиду, в которую была облачена, затем схватила кувшин с остатками живой воды и в ярости швырнула его через всю комнату. Кувшин разлетелся вдребезги, на пол плеснул сверкающий поток. Арэнкин даже не стал уклоняться — настолько она промахнулась, и продолжал смеяться.

— Елена, разреши вопрос?

— Что тебе, гад ползучий?!

— Ты вчера много говорила на незнакомом мне языке...

— Неужели?

— Да. Не подскажешь ли, как перевести на бохенский... Сейчас... 'Червяк земляной'?

Елена вздрогнула. Родные слова из уст нага звучали донельзя жутко.

— А... в каком контексте?..

— 'Пусти меня, 'червяк земляной'! Или вот еще — 'земноводное недоделанное'! Или...

— Хватит! — простонала Елена, снова натягивая одеяло на нос.

— Я жду объяснений!

— Это... — промямлила она. — Ругательства вроде 'лешего' вашего...

— Правда? А как насчет 'тупоголовая гадюка, ничтожное пресм...' Как же там?..

— Пресмыкающееся... — неразборчиво пробормотала Елена.

— Вот-вот! Я так понимаю, это... Елена, что с тобой? Елена... Успокойся, не плачь... что случилось?

— Я... таких слов... — всхлипнула она, утыкаясь носом в его черный воротник с вышивкой, — знаешь, сколько времени не слышала?.. А что я еще говорила?

— Ты во сне кого-то по имени звала...

— Какое имя? — спросила она, успокаиваясь.

— 'Яро-слав'... или нечто похожее... Нежить меня забери, вот что мне с тобой делать?! Иди ко мне, Елена, поплачь, честное слово, заслужила...

— Как спалось? — выросший на пороге Шахига сверкал своей великолепной улыбкой.

— Мне хорошо! — ответила Елена, утирая распухший нос. — А вот местные пауки вряд ли оценили компанию Арэнкина!

В подтверждение ее слов, Арэнкину на плечо спланировал паук размером с ладонь и быстро посеменил прочь. Мышонок помчался за ним.

— Ну да, — проводил их взглядом Шахига. — Арэнк, тебя ждет Вождь. И вооружись зеркалом — он в очень уж плохом настроении...

— Надеюсь, ты понимаешь, что я терплю твои выходки только по той причине, что уважаю память нашего отца, — Гирмэн проговаривал каждое слово медленно, со вкусом. — Надеюсь также, что все это представление на самом деле является частью тщательно продуманного плана, который ты немедленно мне выложишь.

Арэнкин молчал, он стоял и смотрел на брата, скрестив руки на груди.

— Надеюсь, — продолжал Гирмэн, — ты осознаешь, что, стоит мне сейчас сомкнуть ладони, тебя казнят на завтрашнем же рассвете. Причем так, как бы тебе хотелось меньше всего!

Арэнкин побледнел.

— Не перегибай, брат, и не нужно мне угрожать, — тихо отвечал он. — В каком же преступлении ты обвинишь меня перед Кругом?

Тут промолчал Гирмэн.

— Я в точности выполнил приказ, — спокойно сказал Арэнкин. — Разве не так? Я доставил Елену на Север по ее доброй воле. Более я ничего не обещал. Я сдержал клятву — до того момента, как мы переступили порог Скального замка, она ничего не подозревала о своей роли. Много ли нагов Круга знают о твоих планах? Насколько мне известно, никто. Так в чем ты меня станешь обвинять? Поднимешь старые истории, свидетелем которых не был?

— Я доверял тебе! — прошипел Гирмэн.

Арэнкин небрежно пожал плечами.

— Не ты первый, кто совершает эту ошибку.

— Сколько у вас было времени? — Гирмэн испепелял брата взглядом. — Ты что, не наигрался с человеческими женщинами? Я спрашивал, сколько тебе еще нужно? Скажи, я подожду!

— Я не нуждаюсь в твоих оскорблениях, Гирмэн.

— Как ты не понимаешь, сколько всего зависит от твоей выходки! Халлетлов рушится на глазах. Но маори живы, они ждут своего пробуждения! Я жил на Земле, установил эмоциональную связь с этой девушкой, передал ей часть энергии, когда умирал там. Я внушил ей путь, по которому она взошла на Гору. Она преодолела облачную грань, ведомая моей энергией! Ты хоть представляешь, какой это был риск? Я благодарен тебе, Арэнкин, за все, что ты сделал! И я надеялся, что мы и дальше будем действовать совместно.

— Я посчитал это справедливым, — ответил Арэнкин.

— Не оправдывайся!

— И в мыслях не держал.

— Ты — предатель, Арэнкин, — прошелестел Вождь. — Ты предаешь не только меня, но и весь наш мир.

— Битый базальт — цена такому миру.

Наги стояли один против другого, сжигающие друг друга взглядами, разделенные несколькими шагами, смутно схожие и абсолютно разные. И вдруг Гирмэн жестко улыбнулся.

— Что ж, хорошо! Халлетлов ждал сотню лет, подождет еще несколько месяцев. Иди, Арэнкин! Только, я знаю тебя, брат. Пройдет немного времени, и ты начнешь смеяться сам над собой. Иди, я подожду! И помни: скоро ты сам приведешь ко мне Елену, потому что эта игра тебе станет противна. Думаешь, я не понимаю, что руководит тобой?

Арэнкин не отрывал от брата взгляда.

— Страх. Обыкновенный, достойный последнего человека страх. Пока эта женщина глушит твой страх, ты не оставишь ее. Но это скоро пройдет. Так скоро, что, думаю, миру хуже не станет за это время. Я вижу, что ты в ней нашел. Свежая жизнь, незнакомая энергия, новое дыхание. Иди, Арэнкин, наслаждайся этой женщиной. Сильные эмоции и переживания делают кровь сильнее... Устанавливай связь дальше, я понаблюдаю. Тебе снова захочется новизны — тем больнее разрывать, тем больше у нее будет желания вернуться домой, использовать каждый шанс, найти любую связь с Землей. Превосходно!

— Достаточно, Гирмэн, — тихо прервал Арэнкин. — Я справедливо считаю себя свободным от обещания, данного тебе. Мне пора лететь, мой отряд ждет.

Не дожидаясь разрешения, Арэнкин вышел из залы. Гирмэн проводил его ледяным взглядом. Потом усмехнулся и залпом выпил кубок яда.

'Одна человеческая жизнь. Одна-единственная жизнь — и мир отступит от той грани, на которой балансирует. Сила крови — мощнейшая из доступных нам. Живительная кровь, поток энергии, нерушимая связь между мирами, которые не могут существовать друг без друга'.

Арэнкин направил сенгида вниз. Море было ясным и тихим, во многих местах между облаками синели глубокие просветы. Стражи черными точками рассеялись вдоль берега. Все спокойно.

'Одна жизнь. Ничего не стоящая, одна из многих. Там таких миллионы. Ни одному из этих миллионов нет входа в поднебесье. Ни одному из нас не вернуться домой. Неужели действительно было время, когда в Халлетлове повсюду виднелся дым жертвенных костров, курящийся с самой Земли, и слышались отголоски молитв? Облачных морей все больше, мир рушится...'

Ошалевшая ворона, залетевшая слишком низко, прохлопала крыльями вверх перед носом сенгида.

'Одна жизнь. И Халлетлов просуществует еще... сколько? Несколько сотен, тысяч лет? Неважно. Главное — просуществует, у него будет надежда. Кто знает, что станется с Землей за это время. Пока мир жив, пока живы земляне и мы — ничто не кончено. И неважно, как было задумано Демиургами. Одна жизнь'.

Арэнкин почти наяву почувствовал притягательную гладкость обсидианового ножа в ладони. Запах теплой крови, жар по руке, еще бьющееся сердце...

'Сколько бы я ни прожил после совершения обряда, народ нагов меня не забудет никогда. Люди считают, что это и есть настоящая жизнь — остаться в памяти. Что мне будет в такой жизни? Ничего. Вечное бессмертие на Заокраинах. Каменное равнодушие и покорность судьбе'.

Сенгид дернулся и взмыл вверх.

'Этого не избежать. Не избежать. Что я ищу в этой землянке? Бессмертие? Смешно. Новую жизнь, надежду? Надолго ли... Любовь? Красивое слово. Ведь Гирмэн прав. Пройдет время, и все снова станет, как обычно. Так прекращает действовать новый наркотик, так осточертевает самая искусная из женщин, так, именно так однажды становится все равно... Мы перестаем жить, не переставая дышать. Так было всегда, так смиряют всех. Не мне это менять'.

— Арэнкин! — окликнул Райго.

Летун вынес его на поверхность моря. На юго-западе меняло очертания серое облако. Арэнкин резко свистнул и приказал:

— В бой!

'Демиурги, пошлите мне смерть!' — как всегда, подумал он, обнажая меч.

Он вернулся в замок ближе к ночи и сходу направился к Елене, попутно сделав знак летуну. Нашел ее сидящей на медвежьей шкуре в компании взъерошенного Гансика. Вазашек учил ее мудреному пасьянсу из ракушек.

— Кандидат, потрудитесь объяснить, почему вы не в своих комнатах в такое время?

Вазашек быстро вскочил и открыл пасть, но Елена опередила:

— Я его пригласила. После тренировок. Не нужно его наказывать!

— Пошел вон! — бросил Арэнкин сквозь зубы. — Я тебя не видел!

Понятливый Гансик мигом вышмыгнул в дверь.

— Я выполню твою просьбу, — обратился наг к девушке. — Идем со мной.

В темном небе свищет ветер, пронизывает холодом. Сенгиды летят плавно, ловят ветер крыльями, подныривают под слишком сильные потоки. Под ними — облака, темно-фиолетовые из-за черного неба, клубящиеся, изменчивые. Всадник держит руку на рукояти меча, зорко следит за малейшим облачным движением. На удаляющемся берегу мерцает холодным отблеском пост стражей.