Найди меня в Поднебесье

Он вытащил из тоненькой бородки застрявшее перо, расчесал пятерней выгоревшие спутанные волосы и изрек:

— Окунуться бы на ночь. Пройдусь-ка до ручья.

Вазашек уже начал разрывать когтями ямку для ночлега в массивном корневище. На поясе у него висел кривой нож и деревянная флейта.

Четим скинул с себя жилет с рубахой и взял котел — набрать свежей воды.

— Эй, погоди!

— Чего? — оглянулся чарангист. Токус настороженно принюхивался в сторону ручья, подергивая влажным черным носом.

— Люди недалеко! Запах человеческий...

— Мало ли народу путешествует? — пожал Четим плечами.

— Нет-нет, запах резко появился! Я чувствую людей гораздо раньше... странно.

— Ничего странного. Это от меня смердит, как от целой толпы. Все, я к ручью!

Токус вернулся к обустройству ночлега, но только-только разложил траву, как раздался изумленный вопль Четима:

— Ого! Токус! Сюда, быстро!

Вазашек вскочил и помчался на голос товарища. Четим стоял на коленях у спуска к ручью. Токус заглянул ему через плечо и не отличился оригинальностью:

— Ого! — и, подумав, добавил. — Живая?

— Да. Вроде, спит.

— Наверно, путешественница...

— А вещи где? И без костра...

— На одежку глянь! Откуда такая? Рваная...

— Понятия не имею! Вот, лихой забери! Эй, дамочка! — Четим потряс девушку за плечи. — Крепко спит. Вот те раз... Надо ее к костру перетащить.

— А вдруг она колдунья?

— Какая еще, к жунским лешим, колдунья? Пошли к костру, там разбираться будем.

Четим поднял девушку на руки и двинулся к месту ночевки.

Чарангист и вазашек, подперевшие в задумчивости подбородки ладонями, представляли собой живописную картину. Просыпаться девушка упорно не желала. Кожа ее зарумянилась от кострового жара, и выглядела она вполне здоровой и обычной. Только спящей. На холодную воду, легкие пощечины и крики в ухо не реагировала. Зато дышала мирно и спокойно, даже чуть улыбалась.

— А ничего так... — протянул Четим.

— Да ну! — скептически скривился Токус. — Совсем странная какая-то. И руки грязные.

— На свои лапы посмотри.

— Делать-то что станем?

— А что тут сделаешь? — чарангист зевнул. — Я вот спать хочу. Фу, и мыться уже лень идти. Пусть она спит себе, утром разберемся!

Он укрыл девушку плащом. Вазашек передернулся, пригладил шерсть на загривке.

— Фр-р-р... Странно все это, но ты прав — решать надо утром.

Костер потихоньку угасал, и, наконец, превратился в светящиеся, подернутые пеплом угли. Маленький табор постепенно погрузился в отдых. Четим поглаживал во сне чаранго и что-то бормотал. Далеко в лесу переухивались совы. Яркие и близкие звезды переливались в небе.

Теплая, сонная, мирная ночь завладела поднебесным миром.

Елена пришла в себя посреди глухого леса. Казалось, на теле нет живого места. Руки покрыты ссадинами. Она приподнялась, закашлялась, потянула за собой ногу. Мышцы больше не болели и слушались. Мучила жажда, на коже скрипела сухая земля. Монотонно пели над ухом комары.

Из дупла напротив на нее уставилась пара круглых желтых глаз. Глаза сморгнули и заявили:

— У-гу!

— Чтоб тебя... — ответила Елена сквозь зубы.

— Ух-ух! — подтвердили из дупла.

Она посмотрела наверх. Небо сплошь затянуто тучами, ни одной звезды. Прислушалась. Лес наполнен вечерними звуками. Шумел ветер, кто-то стрекотал, кто-то шмыгал по лесной подстилке. Орала полоумная ночная птичка. Девушка прислушалась тщательнее. Журчания воды не слышно. Пить хотелось все сильнее и сильнее.

— Ух-ху!

— Что 'ух-ху'? — вздохнула Елена. — Лучше бы к ручью отвела...

Она встала и огляделась. Ровный, густой лес. Никаких признаков горы.

'Здорово же меня отбросило. И повезло — в таком землетрясении выжить. Если я, конечно, жива'.

Ветер гнал тучи по небу. Похоже было, что скоро прояснится. Между тучами проглядывали невероятно яркие звезды.

Елена осторожно сдвинула косынку на ноге и тронула место укуса. Небольшая припухлость оставалась, но нога работала свободно. Сильно кружилась голова. Она провела пересохшим языком по деснам.

'Наши леса сплошь изрезаны ручьями. Если я пройду хоть немного, услышу звук воды. С утра, под солнцем, будет идти тяжелее'.

Девушка осторожно пошла, касаясь руками деревьев. Шуршала листва под ногами. Вдруг что-то хрустнуло. Елена опустила голову и вскрикнула.

Звездный свет выхватил из темноты скелетик. Он был похож на скелет ребенка, только с несоразмерно длинными руками и огромным черепом. На нем сохранились куски одежды и костяной панцирь.

— Хуу-ух!

Елена по инерции вскрикнула снова. Сова села прямо перед ней на ветку и тоже заинтересованно уставилась на скелет. Девушка попятилась прочь.

Сова перелетела чуть дальше и оглянулась. Елена пошла за ней. Та одобрительно ухнула, сделала оборот вокруг дерева и бесшумно полетела вперед, то и дело присаживаясь на ветки, глядя на Елену желтыми круглыми глазами. Так они и пробирались по лесу, отрываясь друг от друга не более, чем на десяток шагов. И вскоре слух девушки уловил звонкие переливы.

Сова села на ветку и несколько раз моргнула, склонив голову набок.

— Благодарю... — потрясенно прошептала Елена.

Птица расправила крылья и встряхнулась, ощетинила перья.

Елена пошарила во внутреннем кармане и извлекла бумажный пакетик с печеньем. Больше никакой еды у нее с собой не было. Она положила пакетик под дерево. Сова скептически сощурилась, но тут же одобрительно ухнула.

Елена долго пила и умывалась ледяной водой, сполоснула в ручье испачканную кровью косынку, промыла ногу. Потом разрыла лесную подстилку и легла, свернувшись клубком в корневище дерева, поодаль у ручья. И быстро уснула.

Рассвет разбудил ее холодом. Путешественница откинула шерстяное одеяло, огляделась и вздрогнула — из-под капюшона болотного цвета на нее уставился заинтересованный, чуть раскосый глаз.

— Д-доброе утро, — стуча зубами от холода, сказала она.

Девушка решила, что ее нашли туристы.

Капюшон шевельнулся, из-под него появился второй глаз, а следом и все остальное. Человек отбросил плащ, поднялся и подбросил в практически остывший костер хворосту. Раздул угли. Огонь заплясал, озябшая девушка протянула к нему руки, потерла друг об друга.

— Бачигоапу! Аясину? — выдал человек. (Доброе утро! Как вы себя чувствуете?)

Елена удивленно подняла брови:

— Банихан... эмммм... Ая... эпи аясиамби...(Спасибо... Хорошо...)

— Суэ гэрбусу уй? — поинтересовался незнакомец. (Как вас зовут?)

Девушка вспомнила словари и монографии, что лежали на рабочем столе.

— Елена... — вымолвила она. — Суэ гэрбусу уй?

— Четим! — бодро объявил незнакомец. — Бамадижид нагамо. (Странствующий музыкант)

— Четим... — Елена с трудом подбирала слова. — Сумбивэ эчиэ отолиаи...(Я не понимаю)

— Хаядиади дичису? — не отставал тот.(Откуда вы?)

Много лет занятий лингвистикой пошли на пользу. Елена солидное количество времени посвящала изучению вымирающих языков. Она знала элементарные фразы на индейских языках, бегло изъяснялась на ульчском и нанайском, особенно глубоко проштудировала объемные труды, посвященные языку народа оджибвеев.

Теперь она слушала речь, представляющую собой странную смесь нанайской речи, сдобренной древними оджибвейскими словами. Благо, через слово, но понять хоть что-то, и даже ответить она могла.

— Вы понимаете по-русски? — сделала девушка попытку. — Суэ русский хэсэвэни отолису?

— Русский хэсэвэни? — Четим наморщил лоб. — Ми гвиинави о хэсэвэни...(Я не знаю такого языка)

— Да вы что, издеваетесь?!

— Эчиэ отолиаи! Гиванадиджи! (Не понимаю! Сумасшедшая!)

Тут из-за спины послышалось фырканье. Елена оглянулась.

С десяток птиц, распевавших на дереве утренние песни, с недовольным шумом взлетели, спеша убраться от источника перепуганного визга.

На Елену оценивающе глядели маленькие черные глазки-бусинки в обрамлении рыжего меха. Вазашек спросонья почесывал когтями мохнатую грудь, зевал, демонстрируя острые желтоватые зубки, и подтягивал желтые полотняные штаны.

— Тихо! Тихо, говорю! — Четим перехватил Елену в попытке отползти в костер. — Да успокойся ты!

Существо с неуклюжим человеческим торсом и головой, напоминающей помесь крысы и суслика, обиженно и гордо пожало плечами и отвернулось.

— Вы кто такие?! — закричала Елена.

Четим недоуменно посмотрел на нее, хотел было говорить, но тут девушка снова бросила взгляд на Токуса и потеряла сознание.

— Эктэни! Хей... Эктэни... (Женищина...)

Елена пришла в себя, ощутила на губах вкус крепкого питья, и перед ней сфокусировалось обеспокоенное лицо чарангиста. За его спиной маячила мохнатая морда. Девушка приподнялась, потерла лицо ладонями. Вдруг мохнатый зацокал тревожно и дернул Четима за плечо.

— Сиривам! Хэ! — приказал Четим, указывая Елене на корневище.(Прячься!)

Девушка повиновалась и отползла к теплой ямке, устланной травами.

Четим натянул небольшой, но мощный лук, который носил за спиной. Токус выхватил нож из-за пояса. Под пригорком послышался шорох, среди мха замаячил сухой пучок травы. Вазашек заорал что-то, подобрал камень и метко швырнул его в пучок. Четим присоединился к воплю товарища, пнул с пригорка другой камень. Шорох снова повторился и постепенно затих.

Чарангист опустил лук.

— Тварь трусливая! Уходим отсюда! Еще приведет своих...

И путники дружно уставились на Елену, дрожащую в корневище дерева. Девушка поймала себя на том, что царапает ладонями древесную кору, и, кажется, уже получила несколько новых ссадин. Она сцепила руки перед собой и нервно улыбнулась.

Елена знала оджибвейский и нанайский языки, по меньшей мере, настолько, чтобы не запутаться в словах и продуктивно вести диалог. Совмещала она слова двух практически несочетаемых языков на уровне интуиции. Правда, ее терзали подозрения, что заданный одним из первых вопрос 'А что это за крыса?', вряд ли поспособствовал доброжелательному отношению к ней вазашка. С Четимом разговор кое-как налаживался.

— Суэ...хэсэв... инааджимо гэрбусу? — тщательно подбирая слова, осведомилась она у чарангиста. (Что это за язык?)

— Нани до хэсэвэни, — отвечал он. — Гетэ хэсени. (Это язык людей. Старый язык)

Затем чарангист принялся разъяснять ситуацию Токусу. В ответ вазашек только фыркнул:

— Вот так-так! Надо же, вымирающие языки, видите ли! Да с какой звезды эта дамочка свалилась?!

— Успокойся, Токус, не ерничай, — задумчиво протянул чарангист. — Боюсь, она действительно 'свалилась' не из соседней деревни.

— Да по мне хоть с Горы пришла! А нам идти надо! И позавтракать вначале. А вообще, она, похоже, просто свихнулась.

— Свихнулась или нет, мы не можем ее бросить просто так. Она абсолютно не соображает, где находится. Говорит, змея укусила на каком-то холме... Мы должны ей помочь!

— И как же? — недовольно пискнул Токус. — Дать пинка, чтоб обратно не-знаю-куда улетела? Шла же откуда-то, вот и пускай идет!

— Не дело бросать заблудившегося странника. Да еще и не вполне нормального. Она не опасна, обычная женщина.

— Дамочка, идти-то сможете? — свысока обратился к ней Токус и тут же перебил сам себя. — А, ну ее! В дороге, может, выясним, что ее просто по голове приложило хорошенько. Авось, память вернется.

Елена только переводила взгляд с одного внезапного попутчика на другого. Упомянутые ею названия населенных пунктов не вызвали у Четима ровным счетом никаких эмоций и привели только к ступору разговора.

Зато вполне результативным оказался завтрак наспех холодной утятиной с горячим чаем. К этому времени уже полностью рассвело, и в чистое небо выплыло огромное рыжее солнце. Елена замерла с чашкой чая в руках.

Солнце, явившееся из-за горизонта, оказалось в добрых четыре раза больше, чем то, которое освещало ее путь еще вчера, у подножия заветной горы.

Так или иначе, но дальнейшая дорога ждала. Придирчиво осмотрев новую спутницу, чарангист вынужден был признать, что ее экипировка вполне позволяет прошагать приличное расстояние. Елена была одета в плотный костюм с множеством карманов и капюшоном от дождя, теплый свитер, подпоясана широким ремнем. На ногах — хорошие кожаные ботинки на толстой подошве. Осматривая карманы, она с сожалением вспоминала рюкзак, сброшенный с плеч под куст. Но их содержимое могло быть и хуже — неплохой охотничий нож, зубная щетка, спички (правда, отсыревшие), моток веревки и иголка с ниткой. В одном кармане оказалось несколько небольших халцедонов, подобранных при подъеме на гору. Она еще раз тщательно промыла ногу. Кроме двух запекшихся пятнышек и шрама от пореза об укусе ничто не напоминало.

Они сошли с пригорка, где провели ночь, и практически сразу же оказались на дороге, усыпанной мелкой галькой. Елена обогнала новоявленных спутников на два десятка шагов и огляделась. Дорога шла под уклон. По обеим сторонам расстилались поля, перемежаемые редкими деревьями. Чуть поодаль виднелись гряды сопок. Вполне привычный красивый пейзаж. Через пару часов неподалеку от дороги показались залитые солнцем поля, а за ними — маленькие треугольные строения.

— Кто здесь живет? — спросила путешественница у Четима.

Чарангист принялся медленно и с расстановкой объяснять. Это небольшое поселение крестьян, или жунов. Сейчас время к обеду, поэтому на полях никого не видно. Между прочим, обед — неплохая вещь!

Елена привыкла решать проблемы по мере их поступления. Сейчас главной задачей стало налаживание общения с ее странными новыми знакомыми. Она благодарила от души свое лингвистическое образование. Вот и интерес к древним языкам наконец-то оказался не лишним.

Она упорно повторяла за Четимом простые слова и предложения. Чарангист же не знал, куда себя деть — новая знакомая желала услышать все — от названия ближайшего дерева до вежливых (и не очень) речевых оборотов. Все еще обиженный на 'крысу', вазашек снисходительно посматривал на них. Елена потихоньку приучала себя не слишком сторониться Токуса. Несмотря на, мягко говоря, необычную внешность, он казался безобидным и даже довольно милым.

Вызнав у Четима, что 'бохенский язык является родным для всех людей, а также жунов и вазашков, невзирая на незначительные оттенки диалектов', она решила, в первую очередь, освоить этот язык хоть как-то прилично. Слова, которые дома казались таинственными и странными, здесь согревали душу.

Через некоторое время они подошли к неширокой вертлявой речушке.

— Привал! — объявил Токус.

— А вот и обед! — сказал Четим, извлекая из своего мешка намотанную на палочку лесу. — Обед всегда рядом! Не ходит, так плавает. А в особо грустных случаях — растет!

— Я разведу костер, — сказала Елена.

— Умеешь? — недоверчиво покосился музыкант.

Девушка кивнула и отправилась по берегу в поисках плавника. Токус и Четим повернули на каменистую косу. Когда они вернулись, над костром уже закипал котелок.

— О-о! Это я понимаю! — одобрил чарангист, бросая на землю связку из десятка хариусов. Елена взяла нож и принялась за потрошение.