Эти слова немало удивили полковника, и он пожелал узнать подробности, благо Мурсиа не был на них скуп:
— Ещё будучи молодым человеком Книпхоф увлекся странными идеями в одном студенческом кружке, а по окончании обучения со своими приятелями и коллегами стал по ночам осквернять могилы.
— Зачем? — изумился полковник.
— Вот и я не понимаю, зачем анатому, в чьем распоряжении всегда имеются мертвые тела, ещё и тревожить погребённых. Но факт остаётся фактом, во имя своих идей он не брезговал святотатством. Это продолжалось несколько лет. Не скажу, что городские власти бездействовали, но застать на месте преступления Книпхофа и его товарищей им долго не удавалось. Бургомистра крайне беспокоили истории о ночных разорителях могил, но дальше словесных баталий с Книпхофом его борьба с осквернителями не заходила. И вот, вскоре бургомистр умер. Его похоронили с почестями, а через два дня к его могиле явился Книпхоф с приятелями. Неизвестно, какие опыты они намеревались произвести с телом покойного, потому что как только медики открыли крышку гроба, они увидели бургомистра, скорее испуганного, нежели мертвого. Видимо этот несчастный впал в летаргический сон и был погребен заживо, и Книпхоф в силу случая предоставил ему шанс жить дальше, а не почить ужасной смертью от удушья глубоко под землёй. Тем не менее, оживший бургомистр остался верен своим принципам, и всех, кто участвовал во вскрытии его могилы, отдал под суд, так как они были застигнуты на месте преступления.
— И кем же? Самим бургомистром?
— Очевидно. Не очень благодарно с его стороны, не так ли? Но, кто знает, что бы сотворили с телом бургомистра, не приди он вовремя в себя. — Мурсиа внимательно посмотрел на полковника и заметил, — Удивительно, что вы знакомы с Книпхофом.
— Удивительно, что и вы его знаете.
— Так ведь слухи о тех событиях дошли до Ватикана и Книпхофа отлучили от церкви. В последнее время подобное происходит нечасто.
Странная история заставила полковника задуматься, что же за сущность скрывается за образом маленького старичка, окружившего себя внуками и студентами? При случае он намеревался расспросить Книпхофа о той давней кладбищенской истории.
— Что ж, граф, — сказал Мурсиа и глянул в сторону выхода из парка, — приятно было с вами побеседовать. Увы, мне пора.
— Благодарю, что не отказали во встрече, — искренне произнёс полковник. — Только скажите, что я могу сделать? Я знаю, как противодействовать белым в их играх с людьми, но что делать, если игру завёл сам дьявол?
— То же, что и любой добрый христианин — молитесь и не дайте ввергнуть себя в грех. Дьявол не всесилен, нужно только искренне в это верить. И в трудную минуту не забывайте о Боге, ведь он всеблаг и всемогущ. Стоит только искренне обратиться к нему, и он обязательно поможет.
Из-за горизонта начали пробиваться долгожданные лучики холодного солнца. Полковник смотрел, как преображается утренний пейзаж, а в голове крутилась лишь одна мысль: как жаль, что Инквизиция больше не интересуется ведьмами и магами.
35
Настал момент, когда в парижском распорядке дня полковника Кристиана настало время посетить самое интересное для Общества по изучению проблем инженерной геологии место — оссуарий.
Дождавшись, когда в катакомбы спустится последняя на этот день группа туристов, полковник затесался в толпе, пройдя на экскурсию без билета. Ему вовсе не было жалко денег за посещение места, которое он видел уже не раз, просто по окончании экскурсии полковник не собирался подниматься на поверхность. Зачем же волновать гидов тем, что один из туристов потерялся в катакомбах и поднимать из-за этого панику? Лучше просто войти незамеченным, и сделать это, пока оссуарий открыт для посещения, потому что договориться с ночным сторожем об открытии входа всегда тяжелее.
Полковник шёл в самом конце группы, намереваясь в любой момент сойти с экскурсионного маршрута и нырнуть в непроглядную темноту коридоров, которые никогда не решатся показать туристам. Но тут же его ждало разочарование — первое из известных ему ответвлений было наглухо закрыто решеткой, чего не наблюдалось в этом месте еще пятьдесят лет назад. Полковнику подумалось, что решетка появилась в этом месте, после того как в один из дней рабочий или сторож решил исследовать это ответвление и больше его не видели. Так это было или нет, но проход оказался закрыт, и нужно было искать другой. Для этого полковнику пришлось идти за туристами дальше через самый нелюбимый им участок катакомб.
Впереди показались стены, доверху выложенные человеческими черепами и костями — именно это манило тысячи людей со всей Европы в подземелья Парижа. Больше всего полковника поражало не циничное отношение к мертвецам, а та скрупулезность, с которой косточка к косточке, череп к черепу была выложена стена. Будь в одном из залов катакомб вывалена груда костей, она бы произвела на него куда меньше омерзения, чем костяная мозаика вдоль стен.
Невольно полковнику вспомнились слова Иды о тяге некоторых людей к пристальному разглядыванию мертвых тел и того, что от них осталось. Туристы впереди определенно были именно такими людьми. Полковник даже слышал, как разом все они затаили дыхание при виде зала мертвецов. Восхищение, смешанное со страхом на гране экстаза — вот зачем все эти люди спустились в оссуарий. Кто-то из них наверняка задумался о собственной бренности, глядя на освободившиеся от плоти кости, и представил, что однажды он и сам станет таким. Но полковнику такие фантазии были чужды — он давно свыкся с мыслью, что плоть его вечна. А кому-то из туристов наверняка не хватало острых ощущений в повседневной жизни, раз они посетили подобное место. Но впечатлений полковнику было предостаточно и без лицезрения старых черепов с огромными глазницами.
На его счастье, второе ответвление оставалось не замурованным, и мужчина поспешил скрыться в нём подальше от завороженной толпы. Отойдя на достаточно большое расстояние, чтобы его присутствие не обнаружили бдительные гиды оссуария, полковник зажег фонарь. Помня свой последний спуск в подземелья Лондона, он не питал иллюзий о доброжелательности белых кровопийц под-Парижа. Оссуарий они посещать не любили, то ли из-за чуждости им самим тамошней атмосферы смерти, то ли из-за брезгливости. Их обиталищем стали старые каменоломни, что были в сотни раз длиннее туристических подземелий и лежали дальше в непроглядной тьме.
Внезапно в конце коридора возник огонек, и полковник замер в ожидании. Свет вдали тоже прекратил движение навстречу. Постояв с минуту, мужчина все же двинулся вперед, гадая, кто же ему вскоре повстречается.
К полковнику приближался молодой человек, на вид лет двадцати, слишком худой и высокий. Непослушные кудри вихрами торчали в стороны, а серые глаза не скрывали озорного характера. Помимо фонаря, в другой руке молодой человек держал объёмный саквояж.
— Вы из тех британских туристов? — наконец заговорил он по-английски. — Отстали от группы?
— По-вашему, туристы всегда ходят в подземелья с собственным фонарём?
— Ну да, — кивнул парень, поняв, что сказал глупость, — в оссуарии же провели электричество. Тогда что вы здесь делаете?
— То же самое я хотел бы узнать от вас, — невозмутимо произнёс полковник.
— Ну... — словно оправдываясь, начал парень. — Наверное, властям бы не понравилось ни мое присутствие здесь, ни ваше.
— Очевидно.
— Хотя в моих намерениях нет ничего плохого.
— Как и в моих.
— Правда?
— Безусловно.
Молодой человек немного помялся, и все же решил задать немаловажный вопрос.
— Наверное, нам следует представиться? Я Франк Петерс.
— Фред Райли, — произнёс полковник Кристиан.
Парень нагнулся к земле и, поставив фонарь и саквояж, произнёс весьма неожиданную и странную фразу:
— Простите меня, за то, что я сейчас сделаю.
Полковник не успел поинтересоваться, что такое задумал его собеседник, как тот с размаха полоснул его по кисти руки невесть откуда взявшимся ножом и тут же отскочил в сторону. Полковник взвыл и двинулся на обидчика. Он схватил парня за грудки, но тот даже не стал сопротивляться, лишь направил свой фонарь на разгневанного мужчину.
— Чёрная, — улыбнулся парень и выдохнул.
— Какого черта? — сквозь зубы прорычал полковник.
— У тебя кровь черная, — сказал Петерс, указывая глазами на порезанную руку полковника, что сжимала воротник его пальто.
Черная кровь была присуща исключительно кровопийцам, и Петерс это знал заранее. Либо он видел кровопийц и раньше, либо...
— Ты мне руку порезал, гаденыш, — только и сказал полковник, отпуская обидчика.
— Хочешь, и ты порежь мою, — тут же предложил тот. — Убедись, что я такой же, как и ты. — В заключение своих слов он протянул полковнику свой швейцарский нож, но мужчина его не принял.
— Ты точно не такой как я, потому что ты идиот.
— Ну, прости, — буркнул кровопийца, назвавшийся Франком Петерсом. — А как бы я ещё понял, что ты тоже вечноживущий?
— А спросить напрямую было нельзя?
— А что бы я спросил? "Мистер Райли, вы случайно не попиваете кровь время от времени? Я сам, знаете, порой делаю то же самое". Да что ты так переживаешь. Рана уже должна была затянуться. Зато я теперь абсолютно уверен, что ты такой же, как и я.
Полковник достал из кармана платок, чтобы оттереть тёмное пятно с руки, и действительно, пореза под ним не оказалось.
— На самом деле, это здорово, что я тебя здесь встретил, — продолжал Петерс.— Мне очень нужна помощь. Если ты согласишься, то я буду тебе очень обязан.
— Ты совсем страх потерял? — всё еще сердился на него полковник. — Сначала устраиваешь дурацкую проверку своим ножом, а теперь просишь помочь?
— Ну да, — и глазом не моргнув, признался тот.
— Не боишься, что я тебе сейчас двину по физиономии? Ущерба здоровью ведь не будет, и следов не останется.
— Если хочешь ударить, пожалуйста, бей, я тебя прекрасно понимаю, — и он умоляюще добавил, — А после, ты мне поможешь?
Полковник хмуро смерил взглядом кровопийцу, ибо такое простодушие его окончательно обезоружило. Ему лишь стало любопытно, сколько же Петерсу лет, и подумалось, что вечноживущему с замашками авантюриста никак не может быть больше трёх веков.
— Я надеюсь, ты не собрался выяснять отношения с белыми на их же территории? — на всякий случай поинтересовался полковник.
— Вообще-то, собрался. Вернее, с одной белой. Хочу её отсюда забрать.
— Я, конечно слышал, — с усмешкой заметил полковник, — как белые утаскивают кровопийц с поверхности в свои подземелья, но чтобы наоборот... А она на это согласна?
— Пока не знаю. Но вместе мы её убедим.
Энтузиазм собеседника не порадовал полковника. Ему не хотелось провести всю ночь в каменоломнях, гоняясь за несговорчивой женщиной, которую он даже не знал, в то время как у него самого были дела. Но внезапно в голове возникла идея, и полковник произнёс:
— А знаешь, я помогу тебе. Но только при одном условии.
— Конечно, всё что угодно, — поспешил кивнуть Петерс.
— Прямо-таки всё?
— Ну, — смутился он, — в пределах разумного, конечно.
— Когда поймаем твою белянку, я задам ей несколько вопросов, и ты позаботишься, чтобы она мне на них честно ответила.
— Идёт, — и он протянул руку, — кстати, на самом деле меня зовут Эйнар Гримссон.
— Старый Секей, — ответил на рукопожатие полковник. — Так ты исландец?
— Да. А как ты угадал?
— Имена у вас больно однообразные, что триста лет назад, что сейчас.
На лице Эйнара застыло немое удивление, а полковник лишь произнёс:
— Что, я ещё и с возрастом угадал? Я не прозорливец, случайно получилось. Лучше скажи, где и как искать твою белянку?
Эйнар тут же опустился к саквояжу, чтоб открыть его. Полковник внимательно смотрел, как тот перебирает груду белого полотнища, вытягивает из-под неё шнур, и только потом спросил:
— Это что?
— Веревка и две простыни. Я сшил их вместе, как мешок. Вдруг придется подниматься наверх под солнцем, а Заза ещё будет сопротивляться и брыкаться. Двойная польза.
— Ну, ты и выдумщик, — невольно признал полковник. — Или изувер.
— Да люблю я её, упрямицу! — в отчаянии воскликнул Эйнар. — Места себе не нахожу, зная, что она здесь.
— Белую? — недоверчиво спросил полковник.
— Лет 180 назад, когда я с ней познакомился, она была другой.
На столь удивительную историю полковник сказал лишь:
— Ладно, это твое личное дело. Так где ты назначил ей свидание?
Без лишних слов Эйнар повел полковника вглубь подземелья, и через пять минут блужданий в узких коридорах вечноживущие вышли к обрыву. Вниз вела аккуратно приставленная к склону лестница.
— Ну что, спускаемся? — видя нерешительность полковника, спросил Эйнар.
— А тебя не настораживает, что здесь, в старых заброшенных каменоломнях так просто стоит себе новая лестница?
— А что такого? Если у кого-то из здешних обитателей голова и руки на месте, почему бы ему не сострогать её для себя? Хотя, скорее всего, стащили эту лестницу у кого-нибудь из служащих оссуария. Ну, давай, лезем вниз.
На дне обрыва полковник решил расспросить своего нового знакомца о его пассии:
— Так она вправду белая?
— Альваресса.
— Что это значит?
— То же самое что и "белая" только правильнее. Они здесь так себя называют — альвары.
— Странное слово.
— Что странного? В древние времена они именовались альбарами, это от латинского "albus" — белый. Или от "alb" — гора.
— При чем тут гора?
— Ну как же? В горах есть пещеры, в пещерах есть подземные ходы, в ходах живут белые альвары. Разве не слышал о стоянке под Альпами?
— Слышал.
— Ну вот, а Альпы тоже происходят от слова "alb". Альпы — горы, а вершины их снежные — белые.
— Я понял. Всё же, любят здесь на Континенте выдумывать заковыристые словечки с несколькими смыслами.
— Тут-то любят. Это у вас в Англии нет особой фантазии на названия, говорите то, что видите. А вот у меня на родине альваров именуют альфарами.
— Эльфами? — недоверчиво переспросил полковник.
— Ну да. А что ты так удивляешься? Между прочим, здесь во Франции родственниц эльфов — фей называют просто Белыми Дамами. Лично я между эльфами и феями особой разницы не вижу. Сказки на то и сказки, что и феи и эльфы в них добрые. Но даже в сказках они похищают людей.
— И твоя альваресса?
— Да нет, она хорошая женщина, — с нескрываемой грустью произнёс Эйнар и добавил, — просто не дождалась меня и с горя ушла под землю. Думала, я забыл о ней и больше не вернусь. А в обиталище белых легче забыть о своих мирских печалях, прямо как в монастыре. Но вот, я вернулся, нашел её, объяснился, вроде бы Заза даже простила меня, но упорно отказывается подниматься наверх. Мне уже надоело устраивать ей здесь свидания. Сегодня же вытащу её наружу, хочет она того или нет.
— Знаешь, если женщина чего-то не хочет, порой бесполезно её уговаривать.
— Так я не уговаривать её пришел, а вернуть на свет Божий. Ну, не сразу, конечно, постепенно.
